Межкатегориальные связи в системе неличных форм глагола: На материале русского и таджикского языков

Одним из актуальных направлений современного языкознания является изучение живых процессов и некоторых общих закономерностей функционирования языков, структурных сдвигов в них, понимание языка как целостной системы и глубокое исследование его научных основ.

Введение

понятий системы, ее упорядоченности, структурно-функциональный подход при рассмотрении особенностей языков, изучение специфики языковой системы, ее внутренней организации, обеспечивающей функционирование языка в качестве средства выражения мысли и орудия общения, способствовали возникновению синхронного описания языков. Последнее совпало с вовлечением в орбиту лингвистики множества различных проблем, требовавших упорядочения закономерностей их образования во всех расширяющихся сферах коммуникации.

Наблюдая в языкознании определенные закономерности в смене идей и направлений и изменяющейся исторической действительности, можно определить, что «исчерпывающая лингвистическая типологияэто самая большая и важная задача, которую предстоит решить лингвистике. В конечном счете, ее назначение в том, чтобы ответить на вопрос: какие языковые структуры возможны, а какие нет и почему?. Именно и только с помощью типологии лингвистика поднимется до самых крупных обобщений, становится наукой» (Новое в лингвистике, 1962, 118).

Особенности функционирования системы языков и отдельных ее элементов при выражении определенных категорий вызвали необходимость сопоставительного исследования языков. На фоне возрастающего внимания к коммуникативно-функциональному аспекту это направление лингвистических исследований оказалось весьма плодотворным, поскольку сопоставительная лингвистика характеризуется прежде всего неразграниченностью в ней 3 лингвистических (включая социои психолингвистику) и методических аспектов исследования.

Отмечая важность сопоставительно-типологического метода изучения языков, БЛ. Серебренников писал: «Изучение взаимовлияний языков является одной из важнейших задач лингвистической науки. Важность этой задачи обусловливается тем, что взаимовлияние языков является вполне реальным и объективным фактом действительности, мимо которого не может пройти лингвистическая наука» (Серебренников, 1950, 6).

В связи с этим уровень исследования результатов языковых взаимовлияний необходимо поднять до уровня изучения языковой системы — выделения основных категорий, дифференциации и интеграции их по выражаемым значениям, освещения различных аспектов взаимозависимости и взаимодействия языковых единиц, способствующего решению фундаментальных проблем языкознания и ориентирующего на поиски нового.

На современном этапе развития науки о языке далеко не исчерпаны проблемы, имеющие отношение к сопоставительному методу, использование которого положило начало развитию сопоставительного языкознания на строго научной основе. Каковы границы и условия применения сопоставительного метода, насколько велика степень достоверности языковых закономерностей, опирающихся на внутрисистемные данные, на факты взаимодействия разноструктурных языков — это, на наш взгляд, примерный перечень проблем, являющихся актуальными для компаративиста. Нельзя не признать несомненную ценность того, что уже сделано в результате успешного, но пока еще не завершенного поиска факторов, ограничивающих действие законов своеобразной природы языкового материала.

Обращение к типологии облегчает решение сложнейших вопросов лексики и грамматики, семантики и структуры, функции и отношения 4 лингвистических единиц, способствует уточнению трансформации и, как учет данных компаративистики, служит целям синхронного изучения языков. Главнейшая предпосылка применения типологического метода — определение глотгогенических универсалий: приблизительно одинакового состава элементарных и комплексных языковых единиц и одинаковых или сходных типов системных связей и отношений, многоаспектная лингвистическая направленность которых регулирует и обеспечивает процессы взаимодействия слов, их сочетаемость в структуре тех или иных языковых построений.

Безусловно, богаты новизной и нуждаются в оригинальных способах раскрытия лингвистические проблемы прикладного языкознания, в особенности тех ответвлений его, которые развились в областях, смежных с другими науками.

Сопоставление — мыслительная операция, имеющая чрезвычайно важное значение для всех наук, в том числе и для лингвистики.

В свое время И. А. Бодуэн де Куртенэ особо подчеркнул, что можно сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от различных исторических связей между ними. Постоянно можно находить одинаковые свойства, одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу генетически, исторически и географически.

В современной лингвистике различаются два типа сравнения: внутриязыковое и межъязыковое. Внутриязыковое сравнение позволяет выявлять языковые единицы одного языка, что в свою очередь необходимо для описания системы того же языка. Сопоставление двух или более языков — это межъязыковое сравнение. Оно может быть системным и несистемным. В первом случае сопоставление проводится для сравнения элементов языков в системе и, по мере возможности, многоаспектно, а во втором — для подтверждения достоверности суждений лингвистов в отношении того 5 или иного явления в одном языке и определения особенности того или иного явления в исследуемом языке, наличия или отсутствия того или иного явления в других языках или же для наглядности.

Однако до сих пор в лингвистике не выработан до конца единый взгляд на сущность предмета типологии.

По этому поводу существуют следующие суждения:

1. Лингвистическая типология представляет собой самостоятельную научную дисциплину, включающую в предмет своего исследования все виды сравнения языковых систем. В подобной интерпретации лингвистическая типология отождествляется со сравнительной лингвистикой в полном смысле этого слова.

2. Лингвистическая типология — это часть сравнительной лингвистики. Она функционирует самостоятельно и противопоставляется традиционной компаративистике, характерологии и ареалыюй лингвистике. В этом смысле лингвистическая типология отождествляется со структурной типологией.

В типологическое исследование входит решение ряда задач: а) определение языковых типов, типов форм и отношенийб) выявление универсалий, доминантов, рецессивов или уникалийа) обнаружение особенностей языков одной семьи, группы или типа по отношению к языкам другой семьи, группы или типа.

В силу этого сравнительное исследование двух языков (например, русского и таджикского) может быть типологическим лишь в том случае, если в него войдет рассмотрение указанных выше задач.

Изучение двух языков в синхронно-сопоставительном плане осуществляется с различными целями. В. Г. Гак отмечал, что сопоставительное изучение языков, имеющее целью выявление сходств и различий между языками независимо от степени их родства и всегда выступающее как лингвистическая основа обучения языку, в последние годы сблизилось с лингвистической типологией, отраслью 6 общего языкознания, которое через сравнение языков стремится постичь наиболее общие черты, свойственные языкам (универсалии), на их фоне выявить специфику данного языка" (Гак, 1975, 10).

В последние годы наблюдается более широкое распространение такого подхода к изучению языка, при котором анализ сходств и расхождений, осуществляемый в практических целях, проводится на фоне данных типологии, но особенности сравниваемых языков определяются по отношению к общим средствам человеческого языка. Иначе говоря, сопоставительная типология находится на стыке типологии и сопоставительной лингвистики.

Преобразование языковых систем и подсистем двух языков, их исследование независимо от родства и территориальной распространенности получило название сопоставительной лингвистики.

Основоположниками сопоставительной лингвистики считаются Е. Д. Поливанов и Н. С. Трубецкой, проводившие свои исследования в различных плоскостях: первый — в лингводидактических целях, а второй — в теоретическом аспекте.

Вместе с тем, и поныне отсутствует единое мнение о задачах сопоставительной лингвистики. Некоторые ученые считают, что сопоставительная лингвистика выявляет только различие между сопоставляемыми языками (Р.Ладо, А.А.Реформатский) — согласно точке зрения других лингвистов (О.С.Ахманова), сопоставительная лингвистика должна выявить изоморфизм и алломорфизм между сопоставляемыми языками. В. М. Аврамов расширяет задачи сопоставительной грамматики, считая, что она должна не только выявлять сходства и различия между сопоставляемыми языками, но и определять системные соответствия/несоответствия между языками и, таким образом, выявлять причинные связи между ними.

Стремясь обосновать свое восприятие этой проблемы, мы считаем, что при определении задач сопоставительной лингвистики 7 следует исходить из того, какие цели (известно, что языки сравниваются для переводческих, теоретических, лингводидактических и лингвофилософских целей) ставит исследователь перед собой. В подтверждение целесообразно вспомнить высказывание В. Н. Ярцевой: «В последние десятилетия контрастивные исследования при изучении различных языков занимают значительное место среди работ по общему и прикладному языкознанию. Восходя в своих истоках, с одной стороны, к работам по типологии языка, а с другой стороны, к практическим разработкам по преподаванию иностранных языков, контрастивная лингвистика выделилась в самостоятельную отрасль языкознания со своими методами, принципами, теоретическими и практическими выводами» (Ярцева, 1981, 118).

Основоположником сопоставительного изучения языков в лингводидактических целях в России был известный лингвист Е. Д. Поливанов, однако обсуждение проблем сопоставительного изучения языков в лингводидактических целях началось после появления статьи Б. А. Серебренникова «Всякое ли сопоставление полезно?», в которой представлено объяснение учебного материала при помощи сопоставления (Серебренников, 1957, 13−14).

Вопрос «Всякое ли сопоставление полезно?» является правильным в отношении сопоставления как приема обучения неродному языку, но в отношении сопоставления как метода исследования ставить такой вопрос, по нашему мнению, нецелесообразно.

Сравнение изучаемых явлений всегда было существенной стороной метода познания окружающей нас действительности", -пишет В. Н. Ярцева (Ярцева, 1960, 3). Этот метод, применяемый в лингвистике, помогает обнаружить общие закономерности в развитии языка, их единство и противоположность, а также функциональное сходство, позволяет выявить характерные особенности языка, которые могли бы остаться в тени, если бы они не были освещены методом 8 сопоставления. Исходя из этого, как в нашей стране, так и за рубежом ^ ведутся работы по описанию родного и неродного языков в сопоставительном плане.

В сопоставительных исследованиях для оптимального получения необходимых результатов применяются логический, полевой и номинативный (денотативный) подходы. Для применения логического подхода при сопоставлении языков целесообразно заранее определить все возможные понятийные категории, т. е. «необходимо прежде всего выделить все содержательные функции грамматических форм и отделить в них идиоэтнические элементы от универсальных» (Кацнельсон, 1972, 15).

Применение логического подхода при изучении языка было впервые осуществлено И. И. Мещаниновым. Он отмечал, что «каждая система языка отличается от других не столько различием оттенков передаваемых понятий, что тоже может иметь место, сколько ф используемыми ею грамматическими формами для передачи этих понятий» (Мещанинов, 1975, 323).

Вслед за И. И. Мещаниновым и другие лингвисты говорят о целесообразности применения этого подхода (логического) при описании различных языков. Однако следует сразу оговориться, что логический подход применяется исключительно для сопоставительного изучения языков в теоретических целях.

Также важно заметить, что сопоставительное изучение языков в лингводидактических целях предусматривает системное сравнение для выявления сходств и различий между сопоставляемыми языками, предполагает определение их методической релевантности и характера межъязыковой интерференции, так как цели и задачи обучения языку и их объем ограничивают рассматриваемый круг языковых явлений.

Нельзя не согласиться с В. Н. Ярцевой, что необходимо сопоставить два языка как две равноправные по своему материалу 9 системы.

Научная и практическая значимость сопоставительного изучения языков определяется как необходимостью полного и всестороннего исследования конкретных языков, так и практическими потребностями преподавательской, переводческой и лексикографической работы.

В современной сравнительной типологии, несмотря на ее значительные успехи, остаются нерешенными многие вопросы. Известный шведский лингвист Г. К. Якобсон в конце 70-х годов писал: «Общеизвестно, что, несмотря на растущие усилия ученых в области сопоставительного описания языков в течение 25 лет, мы все еще блуждаем во тьме и не имеем ни общепризнанной лингвистической теории, лежащей в основе этой области науки, ни соответствующего метода» (Якобсон, 1979, 78). Выход из создавшегося положения Г. КЯкобсон видит в создании общей теории системного сопоставления языков. Наиболее значительное достижение в области сопоставительного изучения языков носит именно системный характер.

Сопоставление отдельных фактов не дает ничего, кроме установления банальной истины, что данные формы в наших языках совпадают или расходятся. То, что в первую очередь подлежит систематическому сопоставлению, — это явления категориальные, явления системные" (Якобсон, 1979, 80). Н. М. Шанский заключает: «Среди чрезвычайно важных проблем выделяется по своей исключительной значимости и первоочередности проблема типологического, сравнительно-исторического и сопоставительного изучения систем русского и родного языков, так как оно дает нам ключ к научному решению всех наиболее важных вопросов методики преподавания русского языка нерусским (Шанский, 1976, 15−16).

В. Г. Гаку представляется, что «эффективное преподавание неродного языка возможно только на основе полноценного контрастивного описания систем сравниваемых языков» (Гак, 1974,.

Это определение убедительно подтверждает уже устоявшееся в лингвистике мнение о том, что проблема сопоставительно-типологического изучения разносистемных языков приобретает первостепенное значение.

Сопоставительное изучение русского и таджикского языков, начатое профессором Л. В. Успенской с ее статьи «Основные структурные особенности современного литературного таджикского языка по сравнению с русским языком», получило размах в диссертациях, монографиях, статьях. Сейчас можно смело сказать, что в республике уже сформировалась и плодотворно функционирует школа сопоставительно-типологического исследования русского и таджикского языков, представителями которой являются ведущие типологи РА. Самадова, М. Б. Нагзибекова, А. И. Королева, С. Иброхимов, А. Сайдмамадов, М. Н. Абдуллаева и др.

Сопоставительное изучение разносистемных языков осуществляется на базе выделения актуальных проблем, среди которых наиболее приоритетным является глагол и исследования его многоаспектной системы.

Огромный вклад в исследование русского глагола, в историю становления и развития теоретических вопросов данной части речи внесли фундаментальные труды ученых-русистов В. В. Виноградова, Л. В. Щербы, А. В. Бондарко, Л. Л. Буланина, Н. С. Авиловой, В. В. Богданова, Г. А. Золотовой, Н. Ю. Шведовой, Д. Н. Шмелева, А. И. Брицина и многих др.

Большое значение для изучения глагола таджикского языка, его грамматических категорий, глагольного формои словообразования, появления и истории формирования, т. е. для методологии исследования глагольной системы таджикского языка в целом, имеют исследования Б. Ниязмухаммадова, Д. Таджиева, В. С. Расторгуевой,.

А.З.Розенфельд, АА. Керимовой, Н. Масуми, ДСаймщщинова, Ш. Рустамова, А. Мирзоева, Ш. Ниёзи, рассматривающие наиболее сложные аспекты глагола как одной из основных частей речи. Наиболее полная характеристика глагола как особой части речи, вскрывающая богатство его форм, представлена в трехтомной «Грамматике современного таджикского литературного языка» (Грамматикаи забони х, озираи адабии тоник, т. 1, 1985). Многочисленные статьи, монографии, диссертации свидетельствуют об огромном интересе к проблемам изучения глагола как в русском, так и в таджикском языках.

Глубокое и всестороннее сопоставительное изучение языковых явлений таджикского и русского языков, исследование грамматических категорий каждого из языков с учетом их специфики, стремление установить основные различия между этими двумя индоевропейскими языками заставило исследователей расширить базу своих наблюдений.

Одним из примеров такого изучения двух языков может служить докторская диссертация И. Б. Мошеева «Сопоставительно-типологическое исследование глагольной системы русского и таджикского языков (система личных имен)», в которой в сопоставительном плане освещены основные грамматические категории глагола, отмечены сходства и расхождения глагольной системы данных языков, как в плане содержания, так и в плане выражения (Мошеев, 1979).

В целом, работа И. Б. Мошеева, будучи одной из первых работ сопоставительного характера по проблеме изучения структурно-семантических особенностей глагола таджикского языка и их соответствий в русском языке, положила начало изучения глагола во всей его многоаспектности.

Вопросу передачи на таджикский язык русских префиксальных глаголов посвящено исследование С. Д. Холматовой, в котором наряду.

12 с общей проблемой глагольного словообразования ставится вопрос о конкретных путях выражения в таджикском языке того значения глагола, которое было внесено той или иной приставкой (Холматова, 1969).

Ценным вкладом в исследование самой природы глагола в русском и таджикском языках является монография С. Иброхимова «Глаголы движения в русском и таджикском языках» (Иброхимов, 1987). Автор данной работы одним из первых среди таджикских лингвистов уделил внимание многоаспектной проблеме семантики глаголов, обозначающих движение.

Продолжая это направление на материале глаголов речи в русском и таджикском языках, в своей монографии «Семантический анализ глаголов речи микрополя „говорить“ в разноструктурных языках» Н. Р. Ганиева установила внутренние связи и отношения глаголов данного микрополя как во внутриязыковом, так и в межъязыковом соотношении (Ганиева, 2002).

Как видно, достижения в сопоставительном изучении закономерностей глагольной системы имеются. Тем не менее, многие аспекты характеристики глагола, в силу его ёмкости, остаются пока вне поля зрения типологов. К числу неизученных относятся неличные формы глагола, в то время как исследование межкатегориальных связей в грамматике неличных форм, отличающихся сложной проблематикой, представляет особый интерес.

Возникающие при исследовании неличных глагольных форм проблемы сложны и многочисленны, т.к. они тесно связаны с решением кардинальных вопросов полного описания системы устройства языка и его основ, связей и отношений в языке. Кроме того, без решения проблем, связанных с категориальным статусом неличных форм, их места и роли в системе глагола, нельзя признать исчерпывающими исследования личного глагола, его конструктивной.

13 и системообразующей роли в структуре предложения — основной синтаксической единицы, а также в синтаксической парадигматике в целом. Последний аспект проблемы частично нашел отражение в сопоставительных работах, где рассматривалась одна из неличных форм — инфинитив в составе словосочетаний. Мы имеем в виду диссертационные работы В. С. Смолы «Способы и средства передачи конструкций с инфинитивом русского языка на таджикский» (Смола, 1972) и Р. Т. Рахматовой «Диахроническая типология инфинитивных конструкций (на материале персидского, таджикского и английского языков (Рахматова, 1997). В этих исследованиях предпринято описание структуры словосочетаний с инфинитивом и конструкций с ним, определение их значений, выявление их эквивалентов в сравниваемых языках на лексическом и грамматическом уровнях.

До настоящего времени в сопоставительном языкознании таджикского и русского языков (в плане типологии) практически нет обобщающих работ по совокупности неличных форм глагола и межкатегориальных связей и их грамматике. Именно этим определяется актуальность темы данного исследования.

Основой для сопоставительного исследования выбран русский язык. Этот выбор языка-основы обусловлен степенью его изученности, активностью его использования, а также тем, что неличные формы глагола в русском языке имеют более четко очерченный характер. Именно эта идея прослеживается в трудах перечисленных выше известных русских лингвистов, рассматривавших комплексы взаимодействующих категорий морфологии и синтаксиса, грамматики и лексики.

Аналитический обзор существующей научной литературы свидетельствует о том, что проблема неличных форм глагола в таджикском языке разработана больше в диалектологии, чем в грамматиках и пособиях.

Довольно подробное освещение неличных форм глагола г содержится в монографии «Система таджикского глагола».

В.С.Расторгуевой и А. А. Керимовой, где приводится не только история образования данных форм, но и указываются их именные и глагольные свойства (Расторгуева, Керимова, 1967).

Конкретные сведения о неличных формах и их грамматических особенностях приводятся в трехтомной «Грамматике современного таджикского литературного языка», изданной в 1985 г.

Фрагментарные сведения о некоторых способах образования неличных форм встречаются в ранее вышедших грамматиках и исследованиях по таджикскому языку, в частности, в трудах В. М. Григорьева, А. А. Семенова, И. И. Зарубина, О. А. Сухаревой, Б. Ниязмухаммадова, Ш. Ниязи, Л. Бузург-заде и т. д.

Основной целью предлагаемой работы является исследование неличных форм глагола в сопоставляемых языках. Объектом ^ сопоставительного описания послужили языки: русский и таджикский, относящиеся к индоевропейской семье языков и являющиеся наглядным примером языков, генетически максимально близких друг другу, но тем не менее представляющих собой отдельные языковые системы.

В соответствии с указанной целью в исследовании были поставлены следующие задачи:

— определение количественного и номенклатурного состава совокупности неличных форм в изучаемых языках;

— выявление конкретных особенностей неличных форм глагола в русском и таджикском языках;

— анализ структурно-семантических схождений и расхождений в системах межкатегориальных связей анализируемых языков;

— установление языковых универсалий и возможностей их реализации в данных языках.

В выборе аспекта исследования, выработке конкретного подхода к анализу избранного объекта был использован сопоставительно-типологический метод, сущность которого заключается в селекции, сопоставлении и выделении адекватности сравниваемого материала. Наряду с этим применялись приемы контрастивного, дистрибутивного и квантитативного анализа.

Подобный подход к исследованию, естественно, может быть обусловлен сложностью проблемы изучения глагола в русском и таджикском языках. В основу исследования положен материал в объеме 8 тысяч примеров, собранных в результате выборки из произведений художественной литературы, как в оригинале, так и в переводе, а также и научных работ, включая двуязычные словари, грамматики и некоторые лингвистические пособия. Такое привлечение различного в стилевом отношении фактического материала позволяет получить наиболее объективные и точные результаты, в большей степени охватить исследуемое явление с включением всех релевантных для него признаков.

Новизна исследования определяется тем, что оно по существу представляет первый опыт семантико-стилистического истолкования единиц русского и таджикского языков с позиции контрастивного метода, базирующегося на двуплановой интерпретации языковых единиц.

Впервые исследована вся совокупность неличных форм глагола и межкатегориальные связи в их грамматике. Установлено соответствие между неличными формами глагола русского и таджикского языков по смысловому содержанию и функциональному значению. В данном случае наблюдается частичное совпадение анализируемых формв.

16 результате сопоставления впервые выделены в сопоставительном аспекте основные типы конструкций неличных форм глагола, регулярно функционирующих в данных конкретных языках.

На основании выделенных в диссертации основных типов дается опыт типологической характеристики русских конструкций в их сравнении с таджикскими и определены черты сходства и различия этих конструкций в исследуемых языках.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Существует значительная степень структурной близости неличных форм глагола в русском и таджикском языкахпри этом имеются многочисленные типы этих соответствий. Однои двухкомпонентные конструкции тяготеют к эквивалентным моделям, многокомпонентные — к контрастивным.

2. Среди слов, входящих в инфинитивную конструкцию, весьма часто реализуются композиты, содержащие вербализованные, введенные внутрь значения слова, синтаксические связи.

3. Одна из наиболее важных функций композитов заключается в развертывании, углублении и создании стилистической перспективы инфинитивных, причастных и деепричастных конструкций.

4. Можно установить определенные причины разного рода соответствий глагольных конструкций в сопоставляемых языках.

5. Проведенное исследование дает основание для выделения различных синтаксических уровней в сопоставляемых языках.

Теоретическое значение работы сводится к тому, что в ней практикуется и получает дальнейшую интерпретацию контрастивный метод описания, рассматриваемый с позиции сравнения.

Концепция, выдвинутая выше, заслуживает здесь особого внимания и представляет теоретический интерес не только потому, что.

17 она в определенной мере разрешает теоретико-практические трудности семантико-синтаксических исследований, но и потому, что она позволяет выявить реально наличествующие и потенциально возможные структурные элементы в языке. В данной работе подобным образом выявлены структурные типы, представляющие собой причастные и деепричастные конструкции. Следовательно, изучение потенциально возможных конструкций может способствовать определению диапазона допустимых вариаций и сферы структурных модификаций, что, дает в свою очередь, возможность выяснить ряд аспектов стиля и особенностей речи.

Предпринятое исследование и его результаты могут быть использованы при разработке теоретических курсов по сопоставительной грамматике русского и таджикского языков, а также при составлении словарей, в практике перевода, в процессе других типологических исследований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Глагол — часть речи, выражающая грамматическое значение действия (т.е. признака подвижного, реализующегося во времени) и функционирующая по преимуществу в качестве сказуемого. Рассматривая две части приведенного определения в общетипологическом плане, можно заметить, что значение действия и функционирование в качестве сказуемого не связаны между собой жесткой логической связью. Само по себе выражение «по преимуществу» означает, что в принципе глагол может функционировать и не в качестве сказуемого, а грамматическое значение действия может выражаться и независимо от предикативной функции.

С морфологической точки зрения, глагол во многих языках (в том числе в таджикском и русском) представляет собой сложную систему грамматических форм. Сложность этой системы определяется, прежде всего, тем, что именно в глагольных формах выражаются так называемые предикативные категории, т. е. категории, связанные с содержанием всего предложения (время, наклонение и лицо). С другой стороны, коль скоро глагол может выступать не только в функции сказуемого, в языке могут существовать специальные морфологические механизмы, обеспечивающие непредикативное использование глагольного слова.

Соответственно, в рамках глагольной лексемы в разных языках объединяются не только предикативные формы, т. е. формы, используемые в функции сказуемого, но также и целая система непредикативных форм, описываемая такими терминами, как инфинитив, причастие, деепричастие, герундий, герундив, супин, масдар и т. п.

Центром глагольной системы практически все исследователи.

249 признают личные формы, обладающие полным набором глагольных морфологических категорий и выполняющие синтаксическую роль сказуемого. Неличные формы трактуются как периферия, а иногда и выводятся за пределы глагольной системы, получая различную интерпретацию. Такое решение более чем традиционно. Известно, что древние греки, создатели александрийской системы грамматики, легшей в основу традиционной грамматики, считали причастие самостоятельной речью (Античные теории, 1936, 118).

Преобладающей в русской грамматической традиции является широкая трактовка глагола, при которой неличные формы включаются в состав глагольной парадигмы.

Разумеется, обсуждаемая проблема носит отчасти терминологический характер, поскольку при всех различиях в подходе исследователи опираются на одни и те же свойства рассматриваемых форм. Широкая трактовка состава глагольной парадигмы позволяет дать более целостное представление о глаголе и обладает преимуществом системного подхода. Неспрягаемые, или неличные, формы образуются от определенных глагольных основ. Основные глагольные категории являются общими как для личных, так и для неличных форм глагола, хотя и проявляются в последних особым образом. Для русского языка общеглагольными (т.е. характерными для всех форм глагола) являются категории вида и залога.

Помимо неличных глагольных форм, в системе рассматриваемых языков широко представлены глагольные дериватысуществительные, прилагательные и наречия, образованные от глагольных основ. Несмотря на принципиальное отличие этих лексем от неличных глагольных форм, они иногда привлекались к рассмотрению, поскольку при сопоставительном изучении оказывается более важной возможность выразить то или иное значение, чем формальная принадлежность к той или иной части речи.

В ходе сопоставления было определено, что для глагола в обоих языках, помимо общих признаков, характерны отличительные свойства, выражающиеся преимущественно в синтаксических особенностях и, в меньшей мере, — в структурных. Динамика развития названных форм в этих языках различна.

В рассматриваемых языках неопределенная форма глагола вне словосочетания называет действие безотносительно к наклонению, времени, лицу, числу.

С глаголом инфинитив в русском языке связывает: общность основы, наличие у инфинитива глагольных категорий вида, залога, переходности и непереходности, его участие в образовании описательной (сложной) формы будущего времени (в качестве ее знаменательной части) и способность выступать в функции форм наклонения.

Глагольная форма инфинитива (масдара) таджикского языка особенно отчетливо проявляется в том, что ему свойственна такая чисто глагольная грамматическая категория, как залог. Основная форма инфинитива используется всегда в значении активного залога, сложная форма инфинитива, образуемая при помощи глагола шудан -'делаться', 'становиться', имеет пассивное значение.

Основная форма инфинитива сама по себе не выражает времени. Однако всей системе форм инфинитива в целом не чужды категории видо-временных отношений, поскольку имеется специальная «длительная» (или определенная) форма инфинитива с вспомогательным глаголом истодан — 'стоять', 'пребывать в какой-то определенный момент в прошлом или настоящем'.

Из специфических синтаксических особенностей, присущих глаголу, инфинитив в таджикском языке сохраняет глагольное управление. По своему значению инфинитив таджикского языка равняется имени действия: гуфтан -' говорить', 'говорение'- хондан — '.

251 читать', 'чтение'.

В качестве определения при инфинитиве, эквивалентно любому другому имени, может быть использована местоименная энклитика: забони хорицй донистанам кор дод — знание иностранного языка оказалось полезным.

В отличие от русского языка, в таджикском существуют две формы усеченного инфинитива. Второй вид усеченного инфинитива, внешне относимый с причастием прошедшего времени, употребляется только с личными формами глагола тавонистан — 'мочь'. Для русского языка подобные формы инфинитива не характерны, поэтому их значения передаются глаголами в спрягаемой форме.

Глагольные свойства инфинитива в таджикском языке по сравнению с русским более ощутимы, что выражается в способности инфинитива проявлять себя подобно личным глагольным формам, иметь прямое, косвенное дополнение и обстоятельство. В то же время он вступает в изафетную связь и с именными частями речи.

Инфинитив в русском языке при определенных условиях, оставаясь названием глагольного признака, может и не вызывать представление о производителе признакаэто имеет место там, где инфинитив выступает в качестве дополнения, где он имеет значение объекта. Благодаря этому можно различать субъектное употребление инфинитива и объектное его употребление. Объективация инфинитива не есть переход его в название субстанции: это только результат зависимого его положения, при котором он не сохраняет всей полноты своего значения.

Своеобразным свойством инфинитива в русском языке является адвербиализация, в случае, когда он не сочетается как с сопутствующим, с представлением о субъекте, производителе действия: он, видать, болен.

Так как инфинитив в русском языке потенциально содержит в себе.

252 отношение к лицу, то возможны модальные употребления его в функции всех основных наклонений глагола.

Различия и сходства между таджикским и русским языками больше всего наблюдается в образовании инфинитивных словосочетаний. Инфинитив таджикского языка со своими глагольными свойствами может образовывать различные типы конструкций: пд и.

1 2 кд и — инфинитив hi — изафет кд — косвенное дополнение ов — обстоятельство времени ом — обстоятельство места оод — обстоятельство образа действия пд — прямое дополнение оод ов ом.

3. пд кд и 1.

В современном таджикском языке инфинитив обладает функцией соединения постпозитивных членов двумя способами связипосредством изафета и предлога, что не характерно для русского языка. Схематически этот тип конструкций может быть выражен следующим образом:

12 3 4 рс — распространенное слово.

Таджикский язык характеризуется широким распространением инфинитивных словосочетаний с послелогами, которые не свойственны русскому языку.

В обоих сопоставляемых языках встречаются конструкции, представляющие собой сочетания инфинитива или инфинитивного оборота с глаголами, выражающими начало и длительность действия.

Общность инфинитива в сопоставляемых языках проявляется также в способности сочетаться с модальными глаголамив таджикском языке хостан — 'хотеть' и тавонистан мочь'. Инфинитив в русском языке чаще всего сочетается с глаголами, лексические значения которых однородны или с видовыми, или с модальными значениями (не мог сказать, он намерен приехать). Инфинитив в сочетании с глаголами модальной окраски передает прежде всего многообразие и богатство модальных значений, выражаемых в русском языке обычно формами косвенных наклонений.

В таджикском языке широкое развитие получило сочетание инфинитива с модальными словами и оборотами долженствования.

Можно также обнаружить асимметрию в способности инфинитива в русском языке приобретать все более широкие права экспрессивного, переносного замещения личных форм глагола, например: И царица — хохотать, и плечами полсимать (Пушкин). Подобное явление не свойственно таджикскому инфинитиву.

Что касается причастий в сопоставляемых языках, то следует отметить, что они рассматривались в качестве адъективной репрезентации глагола. В настоящем исследовании идея категории репрезентации, сформулированная А. И. Смирницким, впервые применяется к таджикскому материалу. При этом наиболее важным является то, что, в отличие от русского языка, в котором адъективная и адвербиальная репрезентации глагола (причастия и деепричастия) морфологически резко противопоставлены, в таджикском языке обнаруживаются формы причастий и деепричастий, характер которых выявляется лишь синтаксически. Таковы в таджикском языке формы прошедшего времени наа (хонда) и настоящего определенного времени наа.

255 хонда истода). Можно утверждать, что в этих формах наблюдается, с точки зрения морфологии, нейтрализация адъективной и адвербиальной репрезентаций глагола.

Данное явление, по-нашему мнению, тесно связано с общей структурно-типологической характеристикой сопоставляемых языков. В русском языке, относящемся к синтетическим языкам, причастия, подобно прилагательным, обладают целым набором согласовательных грамматических категорий: род, число, падеж. В силу этого причастия резко противостоят деепричастиям. В таджикском языке (преимущественно аналитическом) причастия отличаются от деепричастий, прежде всего, своей синтаксической функцией.

В русском и таджикском языках причастия образуются от основ настоящего и прошедшего времени. В то же время причастные формы таджикского языка производятся также от инфинитива.

Формальными показателями причастий в сопоставляемых языках являются специальные суффиксыущ ,-ющ, -ащ, -ящ, -ом, -ем, -им, -вил, -ил, енн, -ни, -т — в русском языке ианда, -янда, -гй, -й, -а — в таджикском.

Двойственная глагольно-именная природа причастий определяет многообразие их форм, множественность синтаксических функций.

По количеству грамматических форм причастия таджикского языка намного богаче, чем причастия русского языка. В таджикском языке насчитывается 7 причастных форм (причем, три формы образуются при помощи суффиксагй), в русском — 4 формы.

В характере синтаксического функционирования причастий в русском и таджикском языках обнаруживается значительный параллелизм: причастия в обоих языках выполняют однородные синтаксические функции, а также имеют сходные по грамматической структуре синтаксические синонимы (определительные придаточные предложения с глаголом-сказуемым, соответствующим причастию).

Первичной синтаксической функцией причастия, как и имени прилагательного, в исследуемых языках является функция определения, при этом характер связи определения с определяемым словом неодинаков. Если в русском языке атрибутивная конструкция оформляется при помощи синтаксической связи (подчинительной), то в таджикском языке согласовательные именные категории отсутствуют и атрибутивная конструкция оформляется при помощи изафета.

Одиночное необособленное причастное определение в русском языке помещается обычно в препозиции к определяемому слову, а причастный оборот тяготеет к постпозиции. В таджикском языке как для одиночных причастий, так и для причастных оборотов, более характерна постпозиция.

Что касается реализации грамматических категорий причастий, то в русском и таджикском языках они резко различаются. Временные парадигмы русского и таджикского причастий асимметричны. В таджикском языке причастия могут выражать временные значения более дифференцированно, чем в русском. Это связано с тем, что в русском языке оттенки временных значений могут передаваться посредством категории вида, собственно временная парадигма причастий исчерпывается лишь формами настоящего и прошедшего времени.

Подобного рода асимметрия обнаруживается и при сравнении причастий русского и таджикского языков с точки зрения выражения в них морфологической категории залога. Если в русском языке практически любое причастие может быть одновременно квалифицировано как действительное или страдательное независимо от контекста, то в таджикском языке наряду с причастиями, в которых залог выражен морфологически (хондашуда), имеются формы, залоговое значение которых может быть однозначно установлено лишь в контексте.

257 духтари хондагй, китоби ман хондагй). Естественно, что данные формы могут использоваться для перевода русских причастий лишь в том случае, если в контексте имеется однозначное указание на направленность действия, обозначенного причастной формой. В противном случае может возникнуть нежелательная омонимия.

В русском языке аналитические формы глагола с использованием причастий служат лишь для выражения залогового (страдательного) значения глаголов совершенного вида, причем единственный тип причастий, используемый в этих формах, — это краткое страдательное причастие прошедшего времени. В таджикском языке аналитические формы с использованием причастий распространены гораздо шире. Они используются не только для выражения страдательного значения, но и при образовании ряда временных форм.

Исследование выявило способность причастий в обоих языках утрачивать процессуальное значение, отрываясь тем самым от глагольной парадигмы. Выступая в определительной функции, причастия переходят в разряд имен прилагательных. Данный процесс может иметь место и в причастиях, выступающих в составе аналитических глагольных форм пассива, т. е. в причастиях, выполняющих не атрибутивную, а предикативную функцию.

В этом случае возникает конструкция статива (пассива состояния), в значении которого нельзя обнаружить глагольной процессуальности. Теория статива, разработанная на русском материале Л. Л. Буланиным, нашла подтверждение и в таджикском языке. Стативные конструкции обоих языков могут быть синонимичны конструкциям с именами прилагательными, что проявляется и при переводе.

Рассмотренные впервые в сопоставительном плане случаи перехода причастий в разряд имен прилагательных и существительных (адъективация и субстантивация) позволили установить факт.

258 расхождений между русским и таджикским языками в том, что в них тенденция к переходу в другие части речи свойственна разным морфологическим типам причастий. Адъективации в русском языке в той или иной степени подвержены все морфологические типы причастий. Наиболее активно адъективируются страдательные причастия прошедшего времени, образованные от глаголов совершенного вида. В таджикском языке причастные формы настояще-будущего времени подвергаются процессу адъективации крайне редко. Практически совсем не переходят в имена прилагательные причастия настоящего определенного времени и аналитические страдательные причастия, образованные при помощи глагола шудан.

Субстантивированные формы в сопоставляемых языках могут принимать в той или иной степени все морфологические типы причастий. В русском языке чаще других субстантивируются действительные причастия настоящего времени и страдательные причастия прошедшего времени, однако ни один тип причастий не подвержен массовой субстантивации. В таджикском языке массовый характер носит субстантивация причастных форм настоящего времени наанда {-янда).

Анализ перевода русских конструкций с причастиями на таджикский язык выявил основные закономерности, связанные с передачей категориальной семантики этих специфических глагольных форм. В зависимости от того, в какой степени в причастии сохраняется процессуальная семантика, велик или, напротив, мал удельный вес случаев, когда причастие может переводиться описательной конструкцией, т. е. посредством личной формы глагола в сочетании с относительным местоимением.

Замыкающая номенклатура неспрягаемых форм глаголадеепричастие — в обоих языках выполняет общую функцию, т. е.

259 обозначает добавочное второстепенное действие, сопутствующее основному глагольному действию:

В русском языке имеется два типа деепричастий, в основу деления на которые положен видо-временной признак: а) деепричастие совершенного видаб) деепричастие несовершенного вида.

В таджикском языке выделяется три типа деепричастных форм: а) деепричастие прошедшего времени, образующееся от основы прошедшего времени глагола при помощи суффиксааб) деепричастие настоящего определенного времени, образующееся от деепричастия прошедшего времени основного глагола с помощью вспомогательного глагола истодан в форме причастия прошедшего временив) деепричастие настоящего времени, образующееся от основы настоящего времени глаголов при помощи суффиксаон.

Своеобразие деепричастной формы в таджикском языке наблюдается в употреблении деепричастных оборотов прошедшего времени, где у нее также выявляются глагольные свойства. Это может быть показано в следующей схеме: 2 пд — прямое дополнение дпв — деепричастие прошедшего времени кд — косвенное дополнение.

Деепричастие настоящего времени в таджикском языке в большей мере сохраняет свои глагольные свойства, о чем свидетельствует образование деепричастных словосочетаний, где деепричастию предшествует слово, выражающее в предложении функцию дополнения и обстоятельства. В отличие от русского языка, таджикское деепричастие прошедшего времени может образовывать сложные обороты, в которых деепричастия выступают как однородные члены: пд ДПВ Дпв ДПВ.

Кд 2 3 4 1.

Асимметрия наблюдается также в выполняемых деепричастиями синтаксических функциях. Деепричастия в русском языке способны употребляться в составе: главного сказуемого настоящего времени, главного сказуемого прошедшего времени, главного сказуемого сослагательного наклонения.

Имеется также немало примеров, где деепричастия входят в односоставные предложения, образуя вместе с ними в составе придаточного предложения предложение сложное.

В русском языке (если речь идет об областном языке) встречаются деепричастия и в составе главного члена односоставного предложения, причем, имеются обороты, где субъект действия, выраженного деепричастием, представлен формой родительного падежа в сочетании с предлогом у или деепричастием, образованным от безличных глаголов.

Для русского языка характерна интенсивность процесса адвербиализации деепричастий. Сильный налет наречности лежит на.

261 деепричастиях несовершенного вида, и притом на формах безся (-сь) в большей степени, чем на формах сся (-сь) (конечно, только в том случае, если те и другие деепричастия имеют непереходное значение).

Можно констатировать, что процесс адвербиализации деепричастий в современном русском языке более активно протекает внутри форм несовершенного вида. Формы прошедшего времени совершенного вида еще настолько глубоко и органически слиты с системой глагола, что наречия бессильны втянуть их в свою сферу.

Синтаксическая роль деепричастий в сопоставляемых языках сводится к выражению значений обстоятельства времени, образа действия, причины, условия, уступки. Кроме того, дополнительное (добавочное) действие, выраженное деепричастием, всегда относится к тому же лицу, что и действие сказуемого.

Таким образом, система неспрягаемых форм глагола в двух языках (русском и таджикском) была рассмотрена нами в трех аспектах: а) в плане выраженияб) в плане содержанияв) в плане функционирования.

В плане выражения неспрягаемые формы глагола таджикского языка характеризуются более явным аналитизмом. Аналитизм захватывает прежде всего реляционные категории, то есть те, что отражают связь слов в предложении. Вообще, глагольная морфология в таджикском языке более сложна, чем именная (в русскомнаоборот). В глаголе аналитизм проявляется в наличии членимых грамматических форм. Таджикскому языку менее свойственно и совмещение означаемых при выражении грамматических категорий. В плане содержания оба языка характеризуются примерно одинаковым набором грамматических категорий, однако внутреннее членение категорий весьма различно.

В плане функционирования морфологических категорий таджикский язык характеризуется менее жесткой связью между.

262 грамматической категорией и лексическим значением слова. Форма времени и залога также имеет меньше лексических ограничений, чем в русском языке. Вместе с тем, грамматические формы и конструкции используются для дифференциации значений, выражаемых в русском языке словообразовательными средствами.

Во многих особенностях неличных форм глагола сопоставляемых языков проявляются общеязыковые тенденции — если не универсальные, но такие, которые часто обнаруживаются в языках самых разных систем. Среди них, например, общность происхождения неспрягаемых форм, процессы субстантивации, адъективации и адвербиализации. Эти и многие другие факты подчеркивают, что в особенностях таджикского и русского языков проявляются многие общие тенденции языка.