Самоуправление русских провинциальных городов в конце XVIII — начале XX вв

Актуальность исследования. В многовековой истории России, город играл видную роль на всех этапах исторического развития. Эта роль проявлялась в различных аспектах социально-экономической жизни, в политической и культурной истории. Городское самоуправление в России, как особенная часть изучаемого исторического процесса генезиса и развития Русского государства, имеет длительную историю, на протяжении которой оно возникало и упразднялось, создавалось заново и неоднократно реформировалось. В связи с этим, особое значение имеет проблема преемственности и роль традиций в его развитии. Поскольку территории России существенно отличаются, особый интерес представляет сравнительный анализ деятельности городского самоуправления на региональном и межрегиональных уровнях, прежде всего для адекватного учета достижений и ошибок прошлого в совершенствовании современной нам системы местного самоуправления. Как показали региональные исследования последнего десятилетия, из-за значительных исторических и социально-экономических различий российских регионов, проблемы городского самоуправления нельзя изучать унифицированно, руководствуясь лишь одной среднероссийской статистикой исторических явлений: слишком серьезными могут быть расхождения как между уровнями столичных, губернских и уездных городов, так и в массиве формально однородной группы городов, записанных туда имперской статистикой по административным и политическим критериям, зачастую не совпадавшим с реальной типологией этих поселений.

В этом смысле большой интерес представляет изучение развития институтов городского самоуправления в исторически длительном (социально-низкочастотном") интервале времени в нетипичных для остальной России уездных и безуездных городах, типичных для дореволюционной России земледельческих Орловской, Рязанской и Тамбовской губерний. Эти города, возникшие в XVII в. как укрепленные поселения Московско-Рязанской, Белгородской, Козловской и Тамбовской оборонительных (засечных) черт, в начале XVIII в. вошли в состав Азовской (позднее — Воронежской) губернии, а к концу XVIII в. стали градообразующей основой самой крупной из земледельческих — Тамбовской губернии. Во второй четверти XX в. эти города были «поделены» между тремя областями РСФСР: Воронежской, Рязанской и Тамбовской, а в середине прошлого века большая их часть стала градообразующей основой двух важных в социально-экономическом отношении субъектов Российской Федерации северо-восточного Центрального Черноземья — Липецкой и Тамбовской областей, более северные города вошли в состав Рязанской области.

Такой довольно долгий путь административного подчинения и переподчинения этих 17 городов оказал как на них самих, так и на те территории, в состав которых они входили (и в настоящее время входят), серьезное социально-демографическое и экономическое влияние, нашедшее свое отражение в исторической практике городского самоуправления всей эпохи имперского правления. В настоящее время как в целом по России (переживающей уже третью за последние полтора десятилетия своей истории реформу местного самоуправления), так и в вышеназванных субъектах федерации протекают непростые процессы формирования полноценного городского самоуправления, что закономерно вызывает интерес не столько к иностранному, сколько к отечественному опыту его создания, развития и функционирования.

Историография. Историография рассматриваемой проблемы подразделяется на два больших блока исторической литературы: исследования истории возникновения городов Центрального Черноземья и собственно истории городского самоуправления.

Историография городов южной окраины Московского государства XVI в. находила свое освещение в дореволюционной исторической литературе. О ней упоминали в разных аспектах в общих трудах по истории России дореволюционные русские историки Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, К.Д.

Кавелин, С.Ф. Платонов1. Все они считали колонизацию ведущим фактором развития Российского государства.

Рассматривая вопросы государственной колонизации южной лесостепи и степи в XVI—XVIII вв., коротко освещал начало этого процесса Д.И. Багалей2, пытался выяснить роль российской сторожевой службы в XVI в. И.Д. Беляев3.

В дореволюционной историографии проблема заселения южных окраин рассматривалась и на региональном уровне Воронежской и Тамбовской учеными архивными комиссиями4.

Советские историки уделившие большое внимание XVI столетию в истории России, осветили отдельные аспекты заселения южной окраины Московского царства. Сюжеты освоения территории Поля рассмотрены авторами монографий по истории России того времени, в частности И. И. Смирновым, A.A. Зиминым В. И. Корецким и Р.Г. Скрынниковым5. Об организации сторожевой службы на юге в XVI в. писали C.JI. Марголин и В.В.

I• п.

Каргалов. М. Н. Тихомиров, рассматривая историческую географию страны в XVI в., подчеркнул роль «южнорусских степей, подвергавшихся постоянным набегам татар», образно назвал их заселение «не вполне понятным и чудесным».

Важное место в раскрытии проблемы заселения ЦентральноЧерноземного края русскими в XVI—XVII вв. занимают исследования В.П. о.

Загоровского. Им разработаны общие методологические принципы изучения темы, проанализировано взаимодействие различных форм колонизации южной окраины, дана периодизация процесса. В. П. Загоровским проанализирована.

1 См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1842−1844. Кн. 1−3- Кавелин К. Д. Мысли и заметки о русской истории / Кавелин К. Д. Собр. соч., в 4 т. Т. 1. СПб., 1897. С. 611−618- Платонов С. Ф. К истории городов и путей на южной окраине Московского государства в XVI в./ Журнал Мин-ва народного просвещения. Ч. 316, март-апрель 1893 г., отдел наук. С. 93−94- Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. М., 1960. Кн. 3−4.

2 См.: Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. М., 1887.

3 См.: Беляев И. Д. О сторожевой, станичной и полевой службе на польской украйне Московского государства до царя Алексея Михайловича. М., 1846.

4 См.: Вейнберг Л. Б. Материалы для истории Воронежской и соседних губерний в 2 т., Т. 2. Воронеж, 1891- Дубасов И. И. Очерки из истории Тамбовского края, Вып. 1−3. М., 1883−1884. Вып. 4−6. Тамбов, 1887−1897- ИТУАК. Вып. 54,1911.С. 182−281.

5 См.: Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30−50-х годов XVI в. M.- Л., 1958; Зимин A.A. Реформы Ивана Грозного. М, 1960; Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975; Скрынников Р. Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1985.

6 См.: Марголин С. Л. Оборона Русского государства от татарских набегов в конце XVI века // Тр. Гос. Исторического музея. М., 1948. Вып. 20- Каргалов В. В. На степной границе. Оборона «крымской украйны» Русского государства в первой половине XVI столетия. М., 1974.

7 Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М, 1962. С. 418.

8Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969. конкретная история поуездного освоения южной окраины, что позволяет проследить соотношение общего и особенного в колонизационных процессах. В ходе более чем 20-летних исследований и краеведческих научных дискуссий сформировалась научная концепция истории возникновения городов в Центральном Черноземье1, как опорных пунктов грандиозного, не имеющего европейских аналогов оборонительного сооружения Белгородско-Изюмской оборонительной черты, направленной своим южным острием против Крымского ханства и Оттоманской Порты. Последнее создавало военно-экономический плацдарм для строительства Азовской военной флотилии и превращения России в морскую державу.

Тамбовскую черту" всесторонне исследовал Ю.А. Мизис2. В 1983 г. им защищена кандидатская диссертация на тему «Тамбовская черта и заселение Тамбовского уезда в XVII веке». Автор сумел по-новому подойти к истории строительства Тамбовской черты: впервые выделить ее как самостоятельный комплекс оборонительных сооружений, уточнить ее протяженность и географические контуры, подробно рассмотреть ход строительства тамбовских укреплений, процесс заселения уезда, историю появления Тамбовского разряда — нового военно-территориального образования с центром в г. Козлове. Строительство Тамбовской черты, как убедительно показано автором, повлияло на быстрый рост численности дворцовых крестьян в уезде, на направление и темпы миграции населения в данном регионе. По материалам этой диссертации было написано учебное пособие3.

Социальным и хозяйственным проблемам освоения юга России посвятил свои исследования В.М. Важинский4.

Вопрос о роли и значении процесса колонизации юга России в формировании социальной структуры городов был поднят Я.Е. Водарским5. Он.

1 См.: Загоровский В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж, 1992; История заселения и хозяйственного освоения Воронежского края в эпоху феодализма. Воронеж, 1987.

2 См.: Мизис Ю. А. Тамбовская черта и заселение Тамбовского уезда в XVII в. Автореф. дис. канд. ист. наук. Воронеж, 1983; Он же. Заселение Тамбовского края в XVII-XVШ вв. Тамбов. 1990.

3 Мизис Ю. А. Заселение Тамбовского края в XVII-XVШ вв. Тамбов, 1990.

4 Важинский В. М. Торговые связи южных городов России в третьей четверти XVII в. / Города феодальной России. М, 1966; Он же. Земледелие и складывание общины однодворцев в XVII в. Воронеж, 1974.

5 Водарский Я. Е. Население России в конце XVII-начале XVIII вв. М. 1977. справедливо поставил вопрос о выработке критериев для признания того или иного русского поселения эпохи позднего феодализма городом. Однако он, как представляется, без достаточных к тому оснований преувеличивает роль посадской общины в жизни русского города XVII — XVIII вв., считая посадских людей основной и фактически единственной ячейкой городского населения, при этом отказывая в праве считаться городами многим городам засечных черт юга России.

Более взвешенную и обоснованную позицию в отношении городов засечных черт Центрального Черноземья выразил в своём исследовании П. В. Загоровский, рассматривавший военно-служилое сословие южнорусских городов XVII в. как городское1.

В современной историографии освоения юга и юго-востока России, за редким исключением2, отсутствуют комплексные монографические исследования освоения юга и юго-востока России, а большинство работ посвящены отдельным ее аспектам и хронологически охватывают либо XVIIначало XVIII вв., либо вторую половину XIX — начало XX вв. Конкретная история края в XVIII — первой половине XIX вв., отдельные вопросы социально-экономической истории, в частности истории городов и городского населения, нуждаются в дальнейшем изучении для установления научных взаимосвязей и социально-экономических взаимозависимостей между процессами градообразования в городах Центрального Черноземья и обликом сословного и всесословного городского самоуправления в этих городах в период протекания имперских модернизационных процессов.

Исследования проблемы становления городского самоуправления в городах Центрального Черноземья и России в целом можно разделить на несколько периодов: дореволюционный, советский и постсоветский.

В 60-е годы XIX в. среди ученых разных научных школ развернулась полемика в связи с подготовкой и проведением реформ земского и городского.

1 Загоровский П. В. Возникновение и развитие городов в Воронежском крае в XVII — XVIII веках // История заселения и хозяйственного освоения Воронежского края в эпоху феодализма. Воронеж, 1987. С. 62—93.

2 Медведева Г. А., Семенов А. К., Чеглов Д. А. Липецкая городская дума 1789−1917 годы. М., 2004.

3 Колтаков B.C., Чеглов Д. А. Из истории Липецких железоделательных заводов. М., 2005. самоуправления. Результатом дискуссии явилась выработка так называемой общественной теории самоуправления1, которая легла в основу реформы 1870 г. Представители данного направления видели сущность самоуправления в предоставлении местному сообществу возможности самому ведать своими интересами, без вмешательства правительственных органов. Согласно этой теории самоуправление и государство рассматривались как независящие друг от друга общественные структуры.

Теоретической основой необходимости проведения изменений в системе местного самоуправления в 80−90-е гг. XIX в. послужила государственная теория самоуправления2. Наиболее значительными работами в этой области были исследования А. Д. Градовского — историка государственной школы, либерального публициста, разрабатывавшего проблему соотношения местных учреждений с политическим устройством государства3. В противовес административной централизации он выдвигал идею децентрализации.

В период подготовки и осуществления Городовых положений 1870 и 1892 гг. появляются работы, посвященные непосредственно проблеме городского самоуправления. Их авторы, как правило, подвергали критике современную им организацию городского самоуправления, считая ее несовершенной. Сторонники дальнейшего развития городского самоуправления вначале видели недостатки его организации в трехразрядной избирательной системе, затем (после 11 июня 1892 г.) — в излишнем контроле губернской администрации за деятельностью городских дум4. Другой точки зрения придерживались их оппоненты, признававшие оправданной более консервативную систему организации местного самоуправления5.

1 Лешков В. П. Опыт теории земства и земских учреждений по Положению 1864 года. СПб., 1865- Чичерин Б. Н. О народном представительстве. СПб., 1866- Васильчиков А. И. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. СПб., 1871.

См.: Безобразов В. П. Земские учреждения и самоуправление. М., 1874- Он же. Государство и общество. Управление, самоуправление и судебная власть. М., 1874- Головин К. Наше местное самоуправление и местное представительство. СПб., 1884- Градовский А. Д. Начала русского государственного права. СПб., 1883.

3 Градовский А. Д. История местного самоуправления в России. Т. 1. СПб., 1868- Он же. История местного самоуправления в России. СПб., 1899- Он же. Начала русского государства, права // Собр. соч. Т. 9. СПб., 1908.

4 Головачев А. А. Десять лет реформ. СПб., 1872- Дитятин И. И. Наше городское самоуправление // Статьи по истории русского права. СПб., 1895.

5 Демидов В. В. Недостатки нашего городского представительства и меры к их устранению. СПб., 1884- Гурко А. Л. Наши выборы вообще и московские городские в особенности. М., 1889.

В период реализации Городового положения 1870 г. вышла монография И. И. Дитятина, где он провел сравнительный анализ систем городского управления в России и в Западной Европе, придя к выводу о прямо противоположных тенденциях развития городского общественного управления в Российской империи и на Западе1.

Введение

Городового положения 1892 г. оживило дискуссию по проблемам городского самоуправления, которая по времени совпала с нарастанием политизации русского общества, что нашло свое отражение в соответствующей ориентации дореволюционных государствоведов и социологов. Ярко выраженную оппозиционную окраску имели работы Г. И. Шрейдера, впервые применившего термин «контрреформа» к Городовому положению 1892 г. Он противопоставлял общественное управление «на началах самоуправления» «городскому управлению», возникшему после 11 июня 1892 г. 2 Такой же позиции придерживались и другие оппозиционно настроенные авторы3.

Д.Д. Семенов, изучив по материалам Первой всеобщей переписи населения 1897 г. количественный состав, имущественный и образовательный уровень квартиронанимателей, пришел к выводу о необходимости их включения в состав городских избирателей4.

Оппоненты вышеназванных авторов, поддерживая политику властей, считали критерием городского самоуправления его практическую дееспособность, а не соответствие принципам демократии5.

1 Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. СПб., 1875- Т. 2. Ярославль, 1877.

2 Шрейдер Г. И. Город и Городовое положение 1870 г. // История России в XIX в. СПб., Т. 4. С. 1−29- Он же. Городская контрреформа 11 июня 1892 г. // Там же. Т. 5. С. 181−228- Он же. Наше городское общественное управление: этюды, очерки, заметки. СПб., 1902.

3 Гессен В. М. Вопросы местного управления. СПб., 1904; Каменский Г. А. Реформа местного управления. Наблюдения и заметки практика. СПб., 1904; Фесенко И. О. Важный вопрос городского хозяйства. Участие квартирохозяев в городском самоуправлении. СПб., 1900.

4 Семенов Д. Д. Городское самоуправление. Очерки и опыты. СПб., 1901.

5 Дамашке А. Задачи городского хозяйства. Б.М. 1904; Тотомианц В. Ф. Муниципализация промышленных предприятий. М., 1902.

Для работ периода первой русской революции и последовавшей за ней эпохи политической реакции характерна высокая степень политизации и подмена фактологии политическими ярлыками и проектами1.

В ряду работ дореволюционных авторов о городском самоуправлении особой фундаментальностью отличается монография A.A. Кизеветтера «Городовое положение Екатерины II 1785 г.: Опыт исторического комментария», где впервые в исторической литературе рассмотрено влияние закона 1785 г. на жизнь русских городов2. Так же историографический интерес представляют работы A.A. Кизеветтера по истории русского города XVIII в.3. Кизеветтер, следуя западной историографической традиции, отрицает органичность градообразующих процессов в России.

В целом, дореволюционная историография по городскому самоуправлению представлена относительно небольшим количеством работ, поскольку дореволюционные историки уделяли основное внимание земскому самоуправлению4.

В советской историографии до середины 50-х гг. единственной книгой о городском самоуправлении было учебное пособие по коммунальному хозяйству JI.A. Велихова «Основы городского хозяйства», где автор сделал попытку создать обобщающую работу справочного характера по проблемам самоуправления городов России и Западной Европы. В ней впервые в.

1 Веселовский Б. Б. Какое местное самоуправление нужно народу? СПб., 1906; Волин Б. М. Интересы пролетариата в городском самоуправлении. M., 1917; Данилов Ф. А. (Ачадов). Взгляды социалистических партий на общественное управление. М., 1906; Иорданский Н. М. Выборы в городские думы. Новый избирательный закон. М., 1917; Лукомский М. Я. Городское самоуправление в России. М., 1906; Шипульский Ф. П. Город для всех. М, 1917; Тихомиров Л. А. Два типа народного представительства / В сб. Христианство и политика. М, 1999. С. 353- Городское самоуправление вообще и харьковское в особенности. Кн. М. Шаховского // Мирный труд. 1905. № 4, 6.

2 Кизеветтер A.A. Городовое положение Екатерины II 1785 г.: Опыт исторического комментария. М., 1909.

3 Кизеветтер А. А, Посадская община в России XVIII столетия. М., 1903; Кизеветтер A.A. Городовое положение Екатерины И 1785 г. М., 1909.

4 Гессен В. М. Городское самоуправление: дополнение к курсу русского государственного права. СПб., 1912; Головачев A.A. Десять лет реформ. СПб., 1872- Дитятин И. И. К истории городового положения 1870 г. // Статьи по истории русского права СПб., 1895- Дитятин И. И. Наше городское самоуправление // Статьи по истории русского права СПб., 1895- Джаншиев Г. Р. Эпоха великих реформ. СПб., 1907; История России в XIX в. Стенограф, лекции B.H. Бочкарева. М., 1912. С. 370−375- Коркунов Н. М. Русское государственное право. СПб., 1897. Т. 2- Лазаревский Н. И. Лекции по русскому государственному праву. СПб., 1910. Т. 2. Ч. 1. Михайловский А. Г. Реформа городского самоуправления в России. М., 1908; Нольде Б. Очерки русского государственного права Б.М., 1911; Пажитнов К. А. Городское и земское самоуправление. СПб., 1913; Слобожанин П. М. Из истории опыта земских учреждений в России. СПб., 1913; Шрейдер Г. И. История России в XIX в. СПб., 1911. Он же. Наше городское общественное управление. СПб., 1902. Т. 1. Т. 5- Щепкин М. П. Общественное управление в Москве. М., 1906. исторической литературе получила тезисное освещение организация самоуправления русских городов за более чем 130-летний период1.

Из специальных исследований особое место занимает монография П.Г. Рындзюнского2, который первым из отечественных историков подчеркнул органическое единство градообразующих процессов в России и Западной Европе, раскрыл противоречивость и неоднозначность политики дворянского государства в первой половине XIX в. по отношению к городам. Эти тенденции периодически усиливались, накладывая отпечаток на государственные акты в отношении городского гражданства и сословного самоуправления. П. Г. Рындзюнский приходит к выводу о существовании двух тенденций в развитии российской городской цивилизации: естественной, обусловленной социально-экономическими процессами, протекавшими в городах, и искусственной, обусловленной правительственными актами.

Это направление получило развитие в другой монографии П. Г. Рындзюнского «Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX в."3.

П.А. Зайончковский уделил внимание Городовому положению 1892 г. в контексте политики Александра III4. Однако, несмотря на негативную оценку городской контрреформы, он отмечал противоречивость ее результатов5.

С середины 80-х гг. XX в. наметился поворот к проблемно-историческому способу исследования. В. А. Нардова впервые предприняла попытку системного анализа процессов, лежавших в основе реформ городского самоуправления второй половины XIX в. Ею были введены в научный оборот практически все документы хозяйственного департамента МВД Российской империи, касающиеся подготовки и проведения городовых реформ 1870 и 1892 гг., включая обширный статистический материал о выборах и составе городских дум межреформенного периода.

1 Велихов Л. А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства. М.- Л., 1928.

2 Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958.

3 Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX в. М., 1983. С. 6.

4 Зайончковский П. А. Городовое положение 11 июня 1892 г. М., 1970.

5 Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970. С. 416−418.

В.А. Нардова выделила два периода в истории становления городского самоуправления. Первый период — десятилетие реализации Городового положения 1870 г., для которого, по мнению автора, было характерным либеральное отношение правительства к городскому общественному управлению. Второй период — городская контрреформа Александра III, для которой было характерным стремление подчинить деятельность городского самоуправления административному контролю1.

Первый опыт регионального исследования избирательного аспекта реализации Городового положения 1870 г. предприняла Л. Ф. Писарькова на материалах Центрального Черноземья, выявившая серьезные противоречия и недостатки применения трехразрядной избирательной системы в малых уездных городах земледельческих губерний2.

В целом, в советской историографии утвердилось критическое отношение ко всем институтам Российской империи, в том числе — к местному самоуправлению.

Литература

вышедшая после 1991 г., посвященная современному состоянию, перспективам развития городского самоуправления, достаточно многочисленна и разнообразна. Исследования идут параллельно с реорганизацией местного, в том числе городского, самоуправления, что обусловило общий интерес к этой проблеме.

Свой взгляд на историю местного самоуправления в России предложили правоведы H.H. Ефремова и М. В. Немытина, рассмотревшие его развитие в России с 1864 по 1917 г. в контексте взаимодействия с реформировавшейся российской юстицией. По мнению авторов, эти две ветви власти были институционально-органически близкими друг другу и, в противоположность коронным органам власти, тесно взаимодействовали на уровне самоуправляющихся территорий. Реформированная российская юстиция была.

1 Нардова В. А. Городское самоуправление в России в 60-х — начале 90-х гг. XIX в.: Правительственная политика. Л., 1984.

2 Писарькова Л. Ф. Городовое положение 1870 г. и социальный состав городского общественного управления в губерниях Центрально-Черноземного региона // Буржуазные реформы в России второй половины XIX в.: Межвуз. сб. тр. Воронеж, 1988. С. 72−81.

3 Ефремова H.H., Немытина М. В. Местное самоуправление и юстиция в России (1864- 1917) // Государство й право. 1994. № 3. важным гарантом прав местного самоуправления, т.к. реформы Александра II установили судебный порядок рассмотрения споров и коллизий между органами местного самоуправления и коронными органами. Исследуя область соприкосновения местного самоуправления и юстиции, авторы детально рассмотрели взаимодействие местного самоуправления с мировыми судьями и институтом присяжных. H.H. Ефремова и М. В. Немытина высказали гипотезу о том, что организация выборов органами местного самоуправления мировых судей и присяжных заседателей, с одной стороны, обеспечивали цивилизованный судебный порядок разрешения споров и коллизий, с другой, создавали эффект взаимопроникновения судебной, земской и городовой реформы, рождая новое качество правовой культуры местных сообществ и органов местного самоуправления и утверждая в них принципы демократии. Этот исторический опыт, по мнению авторов, имеет большое значение, т.к. может помочь избежать многих ошибок на пути становления местного самоуправления в современной России1.

Некоторые российские исследователи пытаются найти в ретроспективном анализе дореволюционного опыта местного самоуправления самобытный российский путь организации муниципальных органов власти, который отвечал бы современным стандартам цивилизованного государства2.

Процесс деидеологизации исторической науки, происшедший после 1991 г., отражается и на позиции признанных авторитетов в области историографии исследуемой проблемы. В связи с этим определенный интерес представляет эволюция взглядов на Городовую реформу В. А. Нардовой от безусловной оценки Городового положения 1892 г. как городской «контрреформы» до.

1 Ефремова H.H., Немытина М. В. Местное самоуправление и юстиция в России (1864−1917) // Государство и право. 1994. № 3.

2 Барабашев Г. В. Местное самоуправление — трудное дитя России // Местное самоуправление: состояние, проблемы, перспективы. М., 1994; Гильченко JT.B. Из истории становления местного самоуправления в России // Государство и право. 1996. № 2- Ефремова H.H. Из истории становления городского самоуправления в России // Городское самоуправление и государственная власть. М., 1994; Лаптева Л. Е. Государственное самоуправление и местное самоуправление в России // Городское самоуправление и государственная власть. М., 1994; Институты самоуправления: историко-правовое исследование / Отв. ред. Л. С. Мамут. М., 1995; Щербакова H.B., Егорова Е. С. Местное самоуправление в России: теория и практика. Ярославль, 1996.

3 Нардова В. А. Городское самоуправление в России после реформы 1870 г. // Великие реформы в России. 18 561 874: Сб. под ред. Л. Г. Захаровой, Б. Эклофа, Дж. Бушнела. М., 1992. С. 221−238. признания целесообразности ряда его ограничительных положений с учетом российских социально-экономических реалий того времени1.

Заслуживает внимания работа юристов-государствоведов Н. В. Щербаковой и Е. С. Егоровой «Местное самоуправление в России: теория и практика», в которой впервые предпринята попытка обобщить историко-юридический материал о местном самоуправлении в России. Они поднимают теоретические проблемы местного (в том числе городского) самоуправления, дают интересную классификацию теорий самоуправления, их историческую эволюцию под воздействием практики Городовых реформ XIX в.

В этот же период появляются диссертации, посвященные исследованию городского самоуправления пореформенной России на региональном и губернском уровнях. Несмотря на актуальность, всем им присуща узость исторических рамок, охвативших лишь одну фазу — становление всесословного городского самоуправления России в период действия Городового положения 1870 г., что представляется явно недостаточным для понимания особенностей процессов эволюции форм и методов деятельности провинциальных городских дум3.

Серьезный вклад в анализ региональных особенностей реализации Городовой реформы последней трети XIX — начала XX вв. внесла Е. Ю. Апкаримова, исследовавшая с точки зрения урбановедения процессы зарождения и развития структур городского самоуправления в городах губерний Среднего Урала в контексте обоих Городовых положений. Однако, за рамками исследования остались проблемы взаимодействия городских дум с властью, что делает его также не вполне законченным4.

Новую для современной российской историографии оценку Городового положения 1892 г. дала Л. Ф. Писарькова в монографии, посвященной истории Московской городской думы. По мнению автора, ограничение числа.

1 Нардова В. А. Самодержавие и городские думы в России в конце XIX — начале XX в. СПб., 1994. С. 17.

2 Щербакова Н. В., Егорова Е. С. Местное самоуправление в России: теория и практика. Ярославль, 1996. С. 92.

3 См.: Бурдина Г. Ю. Городские органы самоуправления в Среднем Поволжье в пореформенный период: Дис.. канд. ист. наук. Самара, 1993; Мясников А. Ф. Самоуправление уездных городов Вятской губернии в 70-хначале 90-х гг. XIX в.: Дис. канд. ист. наук. Казань, 1998.

4 Апкаримова Е. Ю. Городское самоуправление на Среднем Урале в последней трети XIXначале XX в.: Автореф. дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 1999. избирателей и усиление контроля за работой городского самоуправления со стороны правительства было вполне адекватным и отражало реальную ситуацию в российском обществе, которое еще не созрело для введения всеобщего и равного избирательного права1.

На рубеже нынешнего и прошлого столетий появился ряд работ обзорного характера по истории городского самоуправления ряда крупных городов Тамбовской губернии2, в которых анализируются процессы становления городского самоуправления в губернском центре. Особенности реализации Городовой реформы в малых уездных городах земледельческой губернии авторами не изучались.

Первой попыткой обобщить имеющийся материал на массиве группы провинциальных городов явилась работа самого автора, где в исторически кратком периоде был комплексно изучен процесс становления всесословного городского самоуправления в Тамбовской губернии в последней трети XIX в. в контексте двух Городовых положений 1870 и 1892 гг. Вместе с тем, за рамками исследования остались особенности формирования городского самоуправления в уездных городах земледельческой губернии3.

Эта лакуна на уровне уездного г. Липецка была восполнена диссертацией Г. А. Медведевой, где был дан системный исторический анализ процессов зарождения, становления, развития и обретения устойчивости городским самоуправлением г. Липецка в контексте всех имперских Городовых положений конца XVIII — начала XX вв.4.

1 Писарькова Л. Ф. Московская городская дума. 1863−1917. М., 1998.

2 Зайцева О. М., Стрекалова H.B. Некоторые аспекты взаимоотношения общества и власти на примере выборов в Тамбове в конце XIX — начале XX в. // Избирательное право и избирательный процесс в России: прошлое и настоящее (региональный аспект): Матер, науч.-практ. конф., Тамбов, 2000; Семенов А. К. Муниципальные выборы в городах Тамбовской губернии // Избирательное право и избирательный процесс в России: прошлое и настоящее (региональный аспект): Матер, науч.-практ. конф., Тамбов, 2000; Туманова A.C. Выборы в Тамбовскую городскую думу в 1913 г. // Избирательное право и избирательный процесс в России: прошлое и настоящее (региональный аспект): Матер, науч.-практ. конф., Тамбов, 2000; Семенов А. К. Городское самоуправление в Тамбовской губернии во второй половине XIX в. // Вестник Тамбовского центра краеведения. 1999. № 2- Семенов А. К. Феномен муниципальной кредитно-финансовой системы замкнутого типа в России. История и современность // Вестник Тамбовского университета. 1999. Вып. 4.

3 См.: Семенов А. К. Эволюция городского самоуправления в российской провинции в последней трети XIX в. (на материалах Тамбовской губернии): Дис. канд. ист. наук. Тамбов, 2001.

4 См.: Медведева Г. А. Самоуправление русского провинциального города (конец XVIII — начало XX в.). Дис.. канд. ист. наук. Воронеж, 2003.

Аналогичную по своим исследовательским параметрам задачу на материалах губернского Орла решила М. В. Ковалева. В 2003 г. ею защищена диссертация, в которой сделана первая попытка системного анализа процессов становления самоуправления в губернском городе в контексте всех городовых положений Российской империи. Последнее открыло новую страницу в региональных исследованиях этой тематики1.

Несмотря на серьезный «региональный прорыв» в исследованиях по истории дореволюционного городского самоуправления всем им присущ один и тот же недостаток — повышенное внимание губернским центрам и поверхностный, анализ процессов становления городского самоуправления на уровне подавляющей массы российских городов — уездных и безуездных. К недостаткам концептуального характера вышеперечисленных работ следует отнести неоправданное сужение временных рамок исторического исследования, что, в известном смысле, является наследием стереотипа исследования дореволюционных либеральных историков-государствоведов конца Х1Х-начала XX вв., сосредотачивавших свое внимание на изучении результатов «Эпохи Великих Реформ» и «контрреформы», при этом не замечая процессов эволюционирования элементов городского сословного самоуправления, созданного Городовым положением 1785 г. и его социокультурную имплантацию в ткань нарождающегося буржуазного общества провинциальных городов, повлиявшую на формирование кадровой базы пореформенного городского самоуправления.

Проблему городского самоуправления в России исследовали зарубежные авторы. Их работы традиционно ориентированы на продолжение европейской исторической школы2. Наибольшую известность получили труды американских историков Дж. Брэдли, В. Ханчетта, Т. Пирсона, Р. Тарстона, Д. Бровера, которые тесно связывают проблему городского самоуправления с историей России в целом, рассматривая эту тему через призму соотношения общества и.

1 См.: Ковалёва М. В. Орловская городская дума (1787−1913). Орёл, 2003.

2 Вебер М. Город. Пг., 1923; Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993; Sumner В.H. Suervey of Russia History. London, 1966; Seton-Watson H. The russian, empire: 1801−1917. Oxford, 1967; Starr S.F. Decentralization and self-government in Russia, 1830−1870. Princeton (N. V.), 1972. власти, эволюции сословий и изменения структуры населения пореформенных городов в конце XIX — начале XX вв.1.

Среди вышеназванных работ особого внимания заслуживают книги американских авторов В. Ханчетта «Города в русской истории"2 и Д. Бровера «Российские города между традицией и модернизацией. 1850−1900"3.

Первая представляет собой своеобразный справочник по городскому законодательству России XIX в. В оценке Городовых положений 1870 и 1892 гг. автор традиционно следует в русле либеральной русской публицистики, применяя к ним хорошо известные термины «реформа» и «контрреформа». Вместе с тем следует отметить, что данный взгляд автора на историю городского самоуправления в России претерпел известную эволюцию: в своей диссертации он высказывал другую точку зрения, считая, что и после 1892 г. правительство не препятствовало городскому самоуправлению наращивать активность в развитии муниципального хозяйства, хотя и не стремилось при этом усилить его независимость от коронных властей4.

В своей работе Д. Бровер рассматривал русские города как арену постоянного конфликта между прошлым — «традиционализмом» — и будущим -«модернизацией». Характеризуя отношение общества к городскому самоуправлению, автор отмечает низкую избирательную активность, связывая ее с притоком в города сельского населения. По его мнению, русские реформаторы, включая H.A. Милютина, переоценивали роль самоуправления, когда видели в нем способ преодоления упадка не только городов, но и страны в целом5.

1 Bradley J. Muzhik and Muscovite. Urbanization in Late Imperial Russia. University of California Press. 1985; Bradley J. Moscow from Big Village to Metropolis // The City in Late Imperial Russia / M.F. Hamm. Indiana ed. University Press. 1986. P. 24- Brower D. The Russian City between Tradition and Modernity. 1850−1900. University of California Press. 1990; Hanchett V. Tsarist Statutory Regulation of Municipal Government in the Nineteenth Century // «The City in Russian History» / M.F. Hamm. ed. The University Press of Kentucky /1976. P. 91−113- Person T.S. Russian Offisialdom in Crisis Autocracy and Local SelfGovernment, 1861−1900. Cambridge, 1989; Thurston R. Liberal City, Conservative State. Moscow and Russia’s Urban Crisis. 1906;1914. Oxford University Press. 1987.

2 Cm.: Hanchett W. Tsarist Statutory Regulation of Municipal Government in the Nineteenth Century // «The City in Russian History» / M.F. Hamm. ed. The University Press of Kentucky / 1976.

3 Cm.: Brower D. The Russian City between Tradition and Modernity. 1850−1900. University of California Press. 1990.

4 Hanchett W. Moscow in the Late Nineteenth Century. P. 1II-IV.

5 Brower D. The Russian City between Tradition and Modernity. 1850−1900. Universiti of California Press. 1990. P. 97.

Британский исследователь Дж. Хоскинг в работе «Россия: народ и империя» отмечает слабость городских институтов Российской империи на всем протяжении ее развития. В этой связи автор считает, что Городовая реформа 1870 г. опережала уровень развития городов. По его мнению Положение 1892 г. сократило социальную базу избирателей и усилило надзор за деятельностью городских дум, но вместе с тем «основа для городского самоуправления была заложена"1.

Высокий исследовательский уровень зарубежных авторов контрастирует с известной односторонностью: преимущество в них отдается исследованию столичного городского самоуправления, в котором, в свою очередь, превалирует политологический подход к проблемам взаимодействия либеральной верхушки столичных городских дум с правительственными чиновниками.

Таким образом, несмотря на наличие большого числа интересных работ, где проанализированы многие исторические сюжеты возникновения и развития русских городов в колонизуемых землях северо-восточной Руси и Поле, а также значительного числа специальных работ, где исследованы многие аспекты становления и развития городского самоуправления в России в последней трети XIX в., в дальнейшей методологической разработке нуждаются: исследование влияния процессов градообразования в колонизуемых землях Российского государства на процессы зарождения и развития форм сословного и местного самоуправления в контексте всех имперских актов о городах, принятых, начиная с эпохи «просвещенного абсолютизма» до становления Советской властивыявление особенностей становления и развития городского самоуправления в уездных городах аграрных губерний центральной России в период конца XVIII — начала XX вв.- определение степени влияния социокультурных и экономических факторов на процессы формирования городских социумов, традиции и персональный состав органов городского самоуправления.

Реализация данной концепции определяет цели и задачи диссертационного исследования, а также способствует появлению качественно нового.

1 Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552−1917) / Пер. с англ. Смоленск, 2000. С. 273. направления в исторических исследованиях процессов становления и развития городского самоуправления.

Цели и задачи диссертации — исследование влияния градообразующих процессов в колонизованных землях Европейской части России (засечных чертах Поля и сопредельных территориях) на становление сословного и всесословного городского самоуправления в провинциальных городах на основе «Жалованной грамоты на права и выгоды городам империи» 1785 г., Городовых положений 1870 и 1892 гг.

В рамках исследования автор предполагает решение следующих задач: выявить социокультурной типологии городских поселений в колонизуемых землях Юго-Восточной окраины Российского государствавыяснить степени влияния истории, социального состава и традиций городского населения «польских» городов на процесс зарождения и становления сословного и всесословного городского самоуправлениярассмотреть роль Городовых положений 1785, 1870 и 1892 гг. в изменении социальных взаимосвязей в сложившихся и складывающихся городских обществах вышеназванных городовизучить особенности реализации в городах типичных земледельческих губерний всех имперских Городовых положений ХУШ-Х1Х вв.- проанализировать влияние имперского законодательства на кадровый состав и кадровую базу городского самоуправления в уездных городах аграрных губернийскоррелировать периодизацию деятельности городского самоуправления в уездных и безуездных городах с периодизацией истории городских обществсформулировать критерии оценки деятельности городских думобобщить практический опыт деятельности городского самоуправления с точки зрения его применимости в современных условияхвыяснить причины дифференцированной эффективности уездного городского самоуправления в аграрных регионах России, что, в свою очередь, может способствовать разработке такой дискуссионной проблемы, как самодержавная власть и реформы в дореволюционной России.

Хронологические рамки работы охватывают последнюю четверть XVIIIначало XX вв. Это период возрождения элементов городского самоуправления, созданного ещё при Петре I и становления юридически обособленного от коронных властей городского самоуправления на основе Городовых положении 1785, 1870 и 1892 гг.

В царствование Екатерины II началась работа над документами, призванными преобразовать Россию из отсталой крепостнической страны в державу европейского образца с широкими (для того времени) гражданскими правами подданных. В частности, ею была поставлена задача: хотя бы внешне «европеизировать» отношения «просвещенного абсолютизма» с городским населением, которое (несмотря на атрибутику городского управления, внешне схожего с Лифляндским самоуправлением) было задавлено отношениями государственного крепостничества. Одним из немногих удавшихся продуктов конституционных экспериментов Екатерины II стало первое в истории Русского государства кодифицированное Городовое положение, где впервые декларировалось разграничение компетенции государства и городского общества по ограниченному кругу вопросов городской жизни и вводился институт городского гражданства. Последнее превращало городскую часть подданных империи в де-юре свободных (не крепостных) людей, могущих осуществлять свои гражданские правомочия без специального разрешения государства. Однако, из-за быстрого развития капиталистических отношений в России в первой половине XIX в. эти прогрессивные новации быстро устарели и стали тормозом в развитии городского хозяйства и городских обществ.

Во второй половине XIX в., по указанию Александра II, началась разработка основ местного самоуправления в России, отвечавших потребностям буржуазного развития страны, что нашло воплощение в Городовом положении 1870 г. Его реализация выявила недостатки, которые попытались устранить в Городовом положении 1892 г. В начале XX в., в ходе реализации последнего Городового положения в России система дореволюционного городского самоуправления в основном сложилась, в связи с чем проявились его существенные системообразующие признаки.

Территориальные рамки исследования определяются границами Российской империи (без Финляндии и Польши). Выбор данных территориальных рамок обусловлен тем, что именно в этих границах в дореволюционный период последовательно создавались, существовали и сменяли друг друга на основе единого законодательства структуры городского самоуправления. В то же время конкретизация анализа функционирования дореволюционных систем городского самоуправления проведена на основе регионального подхода, в рамках которого выступает Центральное Черноземье России на примере городов Борисоглебска, Елатьмы, Ельца, Данкова, Кадома, Кирсанова, Козлова, Лебедяни, Липецка, Моршанска, Орла, Ранненбурга, Спасска, Тамбова, Темникова, Шацка, Усмани — типичных провинциальных городов земледельческих губерний России.

Источники диссертационного исследования можно подразделить на архивные и опубликованные документы. Определенный пласт документов был извлечен из центральных архивов, однако, основной упор автор сделал на местные источники, наименее используемые в монографических исследованиях, в которых, во-первых, содержатся не только формализованная переписка и имперская статистическая отчётность, зачастую «подгонявшаяся» губернскими чиновниками под некий желаемый им результат, но и подготовительные материалы, включавшие проекты, рабочую переписку и первоначальные варианты отчётных форм городского управления. Во-вторых, местные источники не только раскрывают суть того или иного явления, но и показывают конкретную ситуацию в контексте которой оно имеет место быть. В-третьих, местные источники позволяют реконструировать личностные характеристики непосредственных участников исторических событий и сделать вывод об их отношении к происходящим вокруг них событиям — то, чего зачастую лишена казённая имперская отчётность, отложившаяся в центральных архивах.

При подготовке диссертационной работы изучено 26 фондов 5 архивовГосударственного архива Воронежской области (ГАВО), Государственного архива Липецкой области (ГАЛО), Государственного архива Орловской области (ГАОО), Государственного архива Рязанской области (ГАРО), Государственного архива Тамбовской области (ГАТО). Для полноты реконструированной картины процессов преобразования городского самоуправления в провинциальных городах пореформенной России привлекались отчётно-статистические материалы МВД Российской империи, отложившиеся в фондах Российского государственного исторического архива.

Среди документов, важных для понимания процесса вхождения территории современного Центрального Черноземья в состав Российского государства, также можно выделить публикацию материалов о южнорусской сторожевой службе в книге «Акты Московского государства», выполненную в XIX в.1.

Также использована мемуарная литература при изучении истории южнорусских окраин. К жанру мемуаров примыкают донесения русских послов, посланников, гонцов, проезжавших через Поле и их рассказы, записанные после возвращения в Россию, а также воспоминания иностранцев (С. Герберштейна, Г. Штадена, Д. Флетчера, Ж. Маржерета и др.).

Все опубликованные источники в первую очередь использовались для воссоздания конкретной истории возникновения городов в южнорусских землях в конце XVI — XVII вв., результатом чего стало вхождение территории современного Центрального Черноземья в состав Российского государства.

По истории самоуправления исследуемых городов основным источником являются документы Государственного архива Тамбовской области, т.к. 12 из этих 17 городов после административной реформы Екатерины II вошли в состав самой большой земледельческой губернии Центральной России — Тамбовской. Значительная часть документов Государственного архива Тамбовской области впервые вводится в научный оборот, в частности, все имеющиеся фонды дореформенных городских дум и пореформенных городских управ Тамбовской губернии пореформенного периода.

1 См.: ПСРЛ. М., 1965. Т. 9−13- Иоасафовская летопись.

Особый интерес представляет фонд 157 «Козловская городская дума», в котором полно и систематично представлены журналы заседаний Козловской шестигласной городской думы — протоколы, отражающие порядок ведения заседаний, содержание выступлений («рассуждений») городских голов, гласных дум и приглашенных лиц, процедура принятия постановлений, проекты постановлений и их окончательная редакция, ход и итоги голосования.

Менее полно представлены документы Моршанской городской думы в фонде 899. Вместе с тем, в делах двух описей содержится достаточный материал, характеризующий процесс выборов и функционирования органов дореформенного, сословного городского самоуправления г. Моршанска.

В фондах 17, 158, 159, 237 «Городские управы» содержатся постановления Тамбовской, Козловской, Моршанской, Кирсановской городских дум и документы городских управ пореформенного периода. В них также отложились делопроизводственные акты городских управ по реализации постановлений этих дум — дела управ по выборам городских гласных, должностных лиц городских дум и управ, различного рода городских депутатов в государственные органы управления губернии, директоров и членов попечительских советов реальных и городских училищ, присяжных заседателей и членов сиротских судовдела управ о выдаче жалованья городским служащим, различного рода вознаграждений и социальных пособий выборным от города лицам и малоимущим горожанамдела управ, связанные с выполнением городских подрядов и закупок для нужд городов, строительством и ремонтом городской недвижимости, ее аренды и продажи.

В этих же фондах содержатся рабочие документы учетных комитетов городских общественных банков, благотворительных комитетов, санитарных комиссий, военно-учетных столов, распорядительных и бухгалтерских отделов городских управ, окладные книги, налоговые ведомости, списки недоимщиков, ратников, квартальные списки, распоряжения и инструкции, издаваемые городскими управами. Сохранились также сведения о финансовой деятельности городских общественных банков, обществ взаимного кредита, ссудных касс и ломбардов, располагавшихся на территории городов.

Однако большая часть материалов о деятельности городских дум Лебедяни, Липецка, Усмани и Борисоглебска в Тамбовском государственном архиве отсутствует, т.к. эти города в 1938 г. не вошли в состав Тамбовской области, а материалы этих фондов были в разное время переданы в государственные архивы Воронежской и Липецкой областей. В 1952;1953 гг. также часть материалов городских дум уездных городов была подвергнута экспертизе, списана и уничтожена. Так, в Тамбовском государственном архиве было списано и уничтожено более тысячи дел, содержащих материалы, в основном иллюстративного характера, о деятельности дум и управ Тамбовской губернии.

Для воссоздания достоверной картины деятельности городского самоуправления привлечены материалы фондов 4 «Канцелярия Тамбовского губернатора» и 24 «Тамбовское губернское по земским и городским делам присутствие», в которых отложились дела городского стола канцелярии губернатора, содержащие переписку городских дум с губернатором, губернским по городским делам присутствием и правительственными органами, кассированные постановления Тамбовской, Козловской, Моршанской, Липецкой, Борисоглебской, Лебедянской, Усманской, Елатомской, Темниковской, Шацкой, Спасской, Кадомской дум, сметы городов, делопроизводственные акты Тамбовского губернского по земским и городским делам присутствия по поводу пересмотра постановлений городских дум, определения губернского по городским делам присутствия о принятых думами постановлений, переписка губернатора с МВД и правительствующим Сенатом по поводу обжалуемых думами определений губернского по городским делам присутствия.

Степень достоверности некоторых архивных источников оценить сложно, т.к. до организации всесословного городского самоуправления документация шестигласных городских дум в отдельных городах велась их канцеляриями небрежно, бессистемно, со множеством пробелов, к тому же многие документы вообще не сохранились, что предопределило выборочный характер анализа, обусловило необходимость реконструкции отдельных направлений деятельности городских дум и управ.

С началом Городовой реформы делопроизводство более или менее упорядочилось. Все, что можно было выразить количественно, стало фиксироваться столами городских управ (численность городских налогоплательщиков, списки избирателей, объекты налогообложения, доходы-расходы городских бюджетов, сметы на благоустройство и благотворительную деятельность, образование, здравоохранение и прочее). Это позволило осуществить системный и всесторонний анализ исследуемой проблемы.

Материалы субъективного характера (жалобы, прошения, переписка должностных лиц) рассматривались критично, сопоставлялись с другими источниками.

Дополнительный источник — материалы Тамбовской ученой архивной комиссии, содержащие сведения о городском быте, деятельности администрации городов и состоянии городского хозяйства Тамбовской губернии XVII — первой половины XIX в. Они позволяют воссоздать дореформенную ситуацию в городах Тамбовской губернии.

Были также использованы отчетно-статистические материалы Тамбовской губернии: протоколы собраний Тамбовского губернского статистического комитета, статистические обзоры Тамбовской губернии, сборники статистических сведений по Тамбовской губернии, отчеты городских общественных банков и обществ взаимного кредита, материалы к оценке промышленных заведений, статистические данные к оценке недвижимых имуществ Тамбовской губернии, финансовые отчеты городских управ, городские и губернский отчеты по благотворительным учреждениям, городские росписи доходов и расходов, годовые отчеты попечительских обществ и Тамбовского благотворительного общества, отчетные материалы общества по устройству народных чтений, памятные книжки губернии и адрес-календари служащих в Тамбовской губернии лиц. Привлечены также материалы, содержащиеся в Кратком очерке 50-летней деятельности Тамбовского городского общественного банка.

Автором изучена периодическая печать Тамбовской губернии: журнал «Епархиальные ведомости», газеты «Тамбовские губернские ведомости», «Тамбовская жизнь», «Листок Липецких Минеральных Вод», «Козловская газета». В этих изданиях систематически публиковались отчетные доклады городских голов, проекты бюджетов городов Тамбовской губернии и отчеты об их исполнении, обязательные постановления всех городских дум Тамбовской губернии, финансовые отчеты и балансы подчиненных им банков, материалы городской хроники, статьи и заметки горожан о жизни городов губернии, проблемах городского хозяйства, образования и культуры, что позволило воссоздать реалии и колорит эпохи.

Особое значение имеют материалы госархива Липецкой области. Фонды госархива сформированы относительно недавно — в 1955 г., после образования Липецкой области. В них отложились документы и печатные источники, переданные туда из Государственных архивов Воронежской, Рязанской, Орловской и Тамбовской областей о деятельности 5 городских дум.

В фонде 14 «Липецкая городская дума» полно и систематично представлены журналы заседаний Липецкой городской шестигласной думы — протоколы, отражающие повестку дня, порядок ведения заседаний, содержание выступлений городского головы, гласных думы и приглашенных лиц, процедуру принятия постановлений, проекты постановлений, их окончательная редакция, ход и итоги обсуждения. В других делах фонда представлены документы о выборах в органы городского самоуправления, о сдаче думой в оброчное содержание земель, городских мельниц, бань, питейных заведений, книга записи приходов и расходов городской думы, указы и предложения думы, списки выборщиков в Думу.

В фонде 35 «Усманская городская управа» содержатся документы городской управы: постановления городской думы, сметы доходов и расходов г. Усмани.

В фонде 87 «Ранненбургская городская дума» отложились документы городской управы об исполнении постановлений городской думы, сметы доходов и расходов г. Ранненбурга, деловые бумаги и переписка городской управы.

Фонд 103 «Данковская городская управа» содержит сведения о городских гражданах г. Данкова, составе недвижимого имущества, находившегося на территории города в конце XIX — начале XX вв., списки купцов и мещан, занимавшихся коммерческой деятельностью, документы учета промысловых свидетельств, сведения о благотворительных капиталах г. Данкова, сметы на содержание городских учебных заведений, сведения о личном составе гласных Данковской городской думы, сметы исчисления городских доходов.

В фонде 115 «Данковская городская дума» отложились протоколы заседаний Данковской городской думы, переписка городского головы с имперскими чиновниками различного уровня.

Фонд 116 «Усманская городская дума» состоит из документов дореформенного и пореформенного периода деятельности городской думы: журналы заседаний, сметы доходов и расходов, заключения комиссий гласных по сметам расходов думы.

Фонд 162 «Елецкая городская управа» содержит книги входящих и исходящих документов, телеграмм, документы об извлечении городских доходов, наряды Елецкой городской управы, указы из Орловского губернского правления, журналы заседания городской управы, журналы об отчете городского общественного банка, журналы о недвижимых имуществах, сметы городских расходов, книги о благотворительных капиталах и отчеты благотворительных заведений г. Ельца, списки выборщиков в городскую думу, выписки из журнала Елецкой городской думы, материалы Орловской ученой архивной комиссии по истории Ельца.

В фонде 181 «Липецкая городская управа» представлены выписки из журналов Липецкой городской думы, наряды городской управы, сметы расходов Липецкой городской думы, делопроизводственные документы столов городской управы, журналы заседаний управы, окладные книги, раскладочные ведомостидела Липецкой городской управы по выборам: городских гласных, должностных лиц городской думы и управы, различного рода городских депутатов в государственные органы управления, членов попечительских советов, присяжных заседателей и членов сиротских судовдела управы о выдаче жалованья городским служащим, различного рода вознаграждений и социальных пособий выборным от города лицам и малоимущим горожанамдела управы, связанные с выполнением городских подрядов и закупок для нужд города, строительством и ремонтом городской недвижимости, ее аренды и продажи.

В фонде 254 «Лебедянская городская управа» отложились постановления Лебедянской городской думы и городского главы, списки гласных и кандидатов к ним, сведения о выборах в городскую думу, протоколы заседаний городской думы и управы.

Фонд 167 «Елецкая городская дума» содержит журналы Елецкой городской думы, сметы расходов г. Ельца, список выборщиков в гласные городской думы, наряды об отдаче в оброчное содержание городского имущества и земли, документы об извлечении городских доходов.

Дополнительно исследовался Фонд 42 «Елецкая женская гимназия», из которого, для воссоздания более полной картины участия городской думы в образовательной деятельности, были привлечены журналы исходящих бумаг, отчет о финансовом состоянии гимназии и требовательные ведомости на оплату расходов гимназии, устав общества вспомоществования беднейшим гимназисткам.

Привлечение этих материалов позволило воссоздать достаточно полную картину деятельности городских дум и управ уездных городов, в настоящее время входящих в состав Липецкой области.

Для обеспечения достаточной полноты исследования привлекались источники из Государственных архивов Воронежской области и Рязанской областей.

Ввиду того, что в состав Воронежской (ранее — Азовской) губернии входили все города исследуемой группы, автор посчитал полезным привлечь документы ряда фондов Государственного архива Воронежской области.

В фонде 135 «Борисоглебская городская дума» отложились протоколы заседаний городской думы дореформенного и пореформенного периодов, отчеты о приходах и расходах городских сумм, журналы регистрации входящей документации, дела о рекрутах, о городской больнице, о паромной переправе через р. Ворону, о поземельных и подушных сборах с городских граждан, ревизские сказки по г. Борисоглебску, именные списки горожан и именные ведомости купцов, документы о выдаче земельных участков разным заведениям, клятвенные обещания гласных думы, перечень вопросов к докладам на думе.

Фонд 291 «Белоколодская приказная изба» использовался иллюстративно для выяснения административного статуса выборных таможенных голов в приказных избах городов засечной черты.

В фонде 314 «Кадомская воеводская канцелярия» привлекались материалы дела о розыске бежавшего от городовых дел Степана Максимова, сына Разгильдеева, для иллюстрации правового положения выборного лица городского управления по городовой реформе Петра I.

Использовались материалы Воронежской ученой архивной комиссии.

Значительная часть архивных документов впервые вводится в научный оборот.

Также использовались материалы Государственного архива Орловской области, в частности, дела описи 1 фонда 580 «Канцелярия Орловского губернатора. Городской стол». В научный оборот введены Памятные книжки и Адрес-календари Орловской губернии. Также использовались материалы Орловской ученой архивной комиссии.

Из материалов Государственного архива Рязанской области привлекались документы дел описи 1 фонда 172 «Губернское по городским и земским делам присутствие», фонд 1049 «Елатомская городская управа», где отложились кассовые книги городской управыфонд «Спасский городовой магистрат» с журналами заседаний городового магистрата за период с 1852 по 1863 г.- фонд 1281 «Кадомская городская дума», где представлены журналы заседаний городской думы за 1825 г.- фонд 1542 «Шацкий городской магистрат» с делопроизводственными документами городского магистратапечатные статистические и справочные материалы, в частности Адрес-календари Рязанской губернии пореформенного периода.

Из всего массива опубликованных документов наибольший интерес представляют отчетно-статистические материалы: протоколы собраний губернских статистических комитетов, статистические обзоры, сборники статистических сведений, отчеты городских общественных банков и обществ взаимного кредита, материалы к оценке промышленных заведений, статистические данные к оценке недвижимых имуществ по губернии, финансовые отчеты городских управ, городские и губернские отчеты по благотворительным учреждениям, городские росписи доходов и расходов, годовые отчеты попечительств и благотворительных обществ, отчетные материалы Тамбовского губернского общества по устройству народных чтений, памятные книжки губерний и адрес-календари служащих в губерниях лиц.

Среди документов Российского государственного исторического архива наибольший интерес представляют статистические данные отложившиеся в делах описи 38 фонда 1287 «Хозяйственный департамент МВД», содержащие кроме переписки губернаторов с министерскими департаментами и столами итоговые отчётные формы губернских властей о выборах в органы местного самоуправления, составе гласных городских дум, личном составе городских управ и формулярные данные городских голов. Эти формы, разработанные Хозяйственным департаментом МВД уже в ходе подготовки Городового положения 1892 г., содержат сведения об имущественном цензе, образовании, вероисповедании, семейном положении, сословной принадлежности, имевшихся взысканиях, наградах и чинах гласных и деятелей городского самоуправления, дают богатый для статистического анализа материал, позволяющий взглянуть на процессы формирования органов городского самоуправления с достаточно высокой реконструктивной точностью. Среди указанного массива материалов особый интерес представляют донесения и запросы губернаторов в Хозяйственный департамент МВД, анализ которых позволяет выявить отношение представителей губернской чиновной элиты к органам и деятелям городского самоуправления.

Методологическую основу диссертации составили принципы объективности и историзма. Принцип объективности даёт возможность избежать политической и идеологической предвзятости в оценках и выводах, реконструировать историю провинциального городского самоуправления в рамках рассматриваемого периода на основе анализа количественно и качественно репрезентативной совокупности достоверных фактов, раскрыть объективные закономерности исторического развития городского самоуправления как процесса поэтапной смены систем городского управления. Придерживаясь принципа историзма, автор стремился к изучению конкретных явлений как взаимосвязанных и изменяющихся во времени, избегал анахронизмы, модернизацию и архаизацию в анализе и оценке отдельных этапов развития дореволюционного городского самоуправления.

Третьим фундаментальным принципом, на основе которого строится методология исследования, является принцип системности, предполагающий анализ изучаемого объекта как структурной целостности, взятой во взаимосвязи и взаимодействии составляющих ее компонентов. Принцип системности даёт возможность рассматривать городские общественные учреждения на каждом этапе их развития в рамках взятого для исследования периода как целостную систему, компонентами которой, выступающими в качестве отдельных подсистем, являются представительные и исполнительные органы, контингент избирателей и гласных, избирательный процесс, органы контроля, материальное обеспечение. Это позволило установить, что в рамках каждой системы городского самоуправления осуществлялись лишь такие изменения, которые не затрагивали систему в целом, а новый этап развития начинался тогда, когда одна система самоуправления в целом сменялась другой. С другой стороны, сама система городского самоуправления рассматривается в исследовании как компонент общей системы социума. Это дает возможность показать, что поэтапное чередование систем городского самоуправления выступало составной частью общего процесса социально-политического, социально-экономического и социокультурного развития России. Этот процесс осуществлялся по модели «догоняющего развития», когда периоды ускоренной модернизации чередовались периодами стабилизации и даже стагнациисоответственно, и в истории городского самоуправления за сериями реформ следовали серии контрреформ, и за либерально-демократическими преобразованиями следовали консервативно-охранительные.

Из числа общенаучных методов в исследовании чаще других были задействованы исторический метод, на основе которого факты и явления рассматривались не статично, а в динамике развития, логический метод, на основе которого делались выводы по отдельным частям исследования и работе в целом, методы анализа и синтеза, с помощью которых было осуществлено рассмотрение систем городского самоуправления как целостных объектов, характеризующихся внутренним единством и взаимосвязанностью своих составных частей, индуктивный и дедуктивный методы, позволившие обобщать массивы исторических фактов и прослеживать в отдельных событиях и явлениях действие общих закономерностей, а также метод классификации, с помощью которого был осуществлен обзор и составлен список использованных источников и литературы.

В диссертации были использованы такие специальные методы, как проблемно-хронологический, сравнительно-исторический, статистический, диахронный, ретроспективный. Проблемно-хронологический метод стал основой структуры диссертационного исследования, в каждом разделе которого, посвященном рассмотрению определенного исторического периода, исследуется повторяющаяся группа проблем, таких, как цели и задачи городского самоуправления, управление городами, структура органов городского самоуправления, порядок финансирования, практика городского самоуправления.

На основе сравнительно-исторического метода в диссертации проводятся диахронные и синхронные сопоставления и выявляются сходства и различия исторических событий и явлений, что значительно расширяет информативный потенциал отдельных фактов и их совокупностей. Например, при анализе проблемы материального положения служащих магистратов сравнивались оклады жалования, они, в свою очередь, сопоставлялись с доходами купцов, что позволило установить покупательную способность имперского жалования городского служащего.

Статистический метод использовался при анализе экономического положения городов и бюджетно-финансовой политики городских дум.

Диахронный метод использован при выделении этапов исторического развития дореволюционного городского самоуправления на протяжении исследуемого периода.

Ретроспективный метод позволил автору воссоздать картину развития городского самоуправления в России конца XVIII — начала XX вв. и концептуализировать ее как процесс последовательной смены либерально-демократических и консервативно-охранительных систем управления.

Научная новизна. Впервые предпринята попытка комплексного изучения факторов и тенденций развития городского самоуправления в уездных и безуездных городах, расположенных в черноземных уездах трех земледельческих губерний в период реализации имперских проектов модернизации городского законодательства. В исследовании выяснена степень влияния истории, социального состава и традиций городского населения «польских» городов на процесс зарождения и становления сословного и всесословного городского самоуправления. Изучено влияние имперского законодательства на кадровый состав и кадровую базу, городского самоуправления в провинциальных городах Центрального Черноземья.

В диссертации дается системный анализ деятельности городских общественных учреждений, включая бюджетную и кредитно-финансовую сферыпоказано взаимодействие уездных городских дум с государственными органами в контексте всех Городовых положенийвыявлены наиболее эффективные формы и методы городского самоуправления, представляющие интерес с точки зрения современных городских проблемсформулированы теоретические положения об исторической типологии провинциальных городов и населяющих их социумов, определявшей разные уровни реализации самоуправленческих функций городских сообществ империи.

Практическая значимость работы. Фактический материал, обобщения и выводы работы могут использоваться в научной и педагогической деятельности, в преподавании спецкурсов по истории государственного управления и городского самоуправления, в практике реформирования современного городского самоуправления, в краеведении и пропаганде исторических знаний среди населения.

Апробация исследования. Основные положения исследования отражены в 27 авторских публикациях, докладывались на региональных научно-практических конференциях (г. Тамбов, июнь 2000 г., Липецк, май 2003 г., июнь 2003 г., октябрь 2004 г.), на заседаниях кафедры Отечественной истории нового и новейшего времени Воронежского государственного пе^'гогического университета. Тематика и методы исследования автора, научные выводы исследований оформленные в виде монографий прошли конкурсный отбор и были поддержаны грантами Администрации Липецкой области (2003 г.), Липецкого городского Совета депутатов (2004 г.) и Российского гуманитарного научного фонда (2005 г.). Результаты исследования опубликованы в 4 монографиях, 1 учебном пособии и 6 статьях в изданиях утверждённых в ВАК.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведённое исследование показало, что выявление особенностей реализации имперских городовых положений правомерно начинать с выявления типологии городских поселений, ввиду отсутствия научно-абстрактного, универсального понятия «город». Город как категория урбанологии понятие конкретное и историческое. Исходя из выявленных в исследовании критериев, подавляющее большинство городов, возникших на территории Центрального Черноземья (в границах Поля) в конце XVI — первой половине XVII вв. как крепости, к началу реализации петровских модернизационных проектов лишь условно могли считаться «городами» (протогородами), а их военно-служилое население — «горожанами» (протогорожанами). Политика «окрестьянивания» населения этих городов в конце XVII — начале XVIII вв. исказила его «городской облик», ввиду чего оно стало внешне похожим на сельское население по роду занятий и бытовым атрибутам своего существования. Но этот критерий, являясь чисто экономическим, не может быть признан исчерпывающим, так же как экономический детерминизм не может претендовать на безусловный теоретический охват всего спектра проблем функционирования человеческого общества. Как показывают исследования современных социальных историков, наиболее продуктивным является социально-экономический, системный подход к описанию таких сложных исторических явлений как градообразование в процессе колонизации земель, представляющих собой источник постоянной военной опасности. Системный подход к процессу градообразования в Центральном Черноземье выявил компенсаторные возможности процессов формирования городских обществ. Последние, при недостатке чисто экономического компонента, имели развитые социальные механизмы формирования городских обществ, обусловленные человеческим фактором колонистов. Эти социальные механизмы-факторы обуславливали не стихийное (под воздействием рыночно-экономических факторов), а целесообразное и целенаправленное воздействие как на среду непосредственного обитания, так и на самих участников градообразующих процессов, создавая, при этом, устойчивые социальные связи аналогичные городским. В процессе осмысленного, до известной степени планомерного выстраивания этих связей в поселениях-крепостях менялась и экономическая ситуация, выстраивались экономические параллели городских социальных связей, которые диалектически усиливали первоначальные чисто социальные стимулы городской организации и с течением времени превращали протогород в полноценный субъект городских социально-экономических процессов, протекавших в стране. Этот, во многом «догоняющий», искусственно-естественный тип градообразования, с характерными для него параллельно протекавшими процессами социального и экономического конституирования горожан, в исторически кратчайшие, неизвестные для Западной Европы сроки, и был характерным для подавляющего большинства городов, возникавших на Поле, в процессе его колонизации. Соответственно выявленной типологии, роль государства в процессе реального градообразования «на Поле» была чрезвычайно высока: оно могло замедлить, ускорить и вовсе прекратить эти толчково-эволюционные процессы в начальный период существования городов-крепостей. Отсюда: социальная типология исследуемых нами городов — продукт внутренней политики российского самодержавия, являвшейся прямым продолжением его внешнеполитического курса в исторически длительном периоде становления российского абсолютизма.

Согласно выявленной типологии исследуемых городских поселений, правомерна группировка исследуемых городов в 4 социально-возрастные группы.

Первая. Города, возникшие вновь либо возрожденные из ранее разрушенных в Мещерском крае, на границе с Полем и на самом Поле в XVI в.: Данков, Елатьма, Елец, Шацк, Темников, Кадом, в процессе преимущественного «переведения» (добровольного переселения) Разрядным приказом боярских детей, дворян и других служилых людей из старых московских и рязанских городов в XV—XVI вв. Вокруг этих крепостей к концу XVII в. уже сложились традиционные для Московского царства посады, сформировался слой посадских людей — носителей государственного тягла. Эти города в исследовании классифицированы «традиционными русскими городами-крепостями».

Вторая. Города, возникшие (либо возрожденные из древних и более старых городищ) в период строительства сплошных оборонительных сооружений в XVII в.: Борисоглебск, Лебедянь, Моршанск, Козлов, Орел, Тамбов, Усмань. Заселение их происходило добровольным и принудительным путем, смешанным «переведением» и «сведением» не только служилых людей, государственных крестьян, но и вольных (зачастую — беглых) переселенцев, в том числе тех, кто уже ранее колонизовал южные земли Черноземья. Посады в таких городах к концу XVII в., как исключение, возникли лишь в Козлове. Чисто посадское население в двух этих городах было немногочисленным, в основном смешанным, состоящим из традиционного тяглового посадского населения и потомков служилых людей, имевших казенные привилегии. В исследовании они классифицированы как «русские города-колонии».

Третья. Города, возникшие в результате реализации азовского направления в политике Петра I военно-крепостные поселения — Раненбург и Липецк. Население этих городов комплектовалось исключительно принудительным путем по разнарядке Адмиралтейства исключительно из различного рода обязанных, зависимых и крепостных людей, присланных -«сведенных» принудительным путем для выполнения государственных оборонных программ. Посады в таких городах изначально отсутствовали и долгое время не появлялись в связи с полузакрытым административным характером этих военно-крепостных поселений. Отдельные представители посадского и купеческого населения там появились после опубликования указа Екатерины II о свободе предпринимательства. Такие города в исследовании классифицированы как «военно-крепостные города».

Во второй половине XVIII в., в связи с предпринимательской реформой Екатерины И, возникает чисто экономическое понятие города, которое получает фактическое и формальное признание в результате административной, а затем губернской реформ. Все вышеназванные города получают государственные атрибуты городских поселений.

Четвертая группа городов. Города возникшие из дворцовых сел в процессе проведения самой административной реформы Екатерины II, указным порядком из больших дворцовых сел, никогда не бывших ни городами-крепостями, ни военно-крепостными поселениями городского типа. Таковыми стали Спасск (село Спасское) и Кирсанов (село Пурсованье-Кирсаново). Такая группа городов в исследовании классифицируется как «квази-города».

Таким образом, в течение более чем 200-летней политики Московского государства, направленной на колонизацию Поля и сопредельных с ним земель на территории нынешнего Центрального Черноземья, возникли городские поселения, имевшие к концу XVII в. разную социальную типологию, определявшуюся конкретной социальной историей города. Вместе с тем, доминирующей социальной группой, давшей демографический импульс развитию городских обществ в группе исследуемых городов, за редким исключением, были представители обедневшего дворянства и служилых людей, сведенных (переведенных) туда из гарнизонов более северных городов Рязанской и Польской Украины Московской Руси. Последнее предопределило специфический колониально-служилый традиционализм социумов исследуемых городов, наложивший характерный отпечаток на практику городского самоуправления.

Экономико-политические реалии внешнеполитической среды России последней трети XVIII в., начиная с петровских реформ интегрировавшейся через европейский товарно-сырьевой рынок в клуб европейских держав, требовали от властей создания приемлемой для международных и внутренних торговых операций городской инфраструктуры. Последнее было невозможно без реформирования всей социальной системы в городах, перевода ее в состояние хотя бы формально подобное представлениям посещающих Россию европейцев о характере внутригородских отношений и своем месте в них. Другой — внутриполитической составляющей концепции городских имперских актов екатерининской эпохи было стремление императрицы создать в среде жителей городов стабильную социальную опору абсолютной монархии, всю первую половину XVIII в. державшейся лишь на штыках гвардейских полков. Наиболее завершенным, целостным и юридически формализованным документом, регламентирующим городские отношения той эпохи, стала «Грамота на права и выгоды городам империи», переводившая в разряд имперских граждан гораздо более многочисленный, чем дворянство, слой городских жителей. Городскими гражданами так же признавались и иностранные купцы, ведущие дела в российских городах. Последнее, как представляется, нельзя было гарантировать институтами правового пространства империи при прежнем — петровском хозяйственном и городском законодательстве, не поступившись при этом государственным суверенитетом. Отсюда — весьма радикальное для России заимствование норм городского магдебургского права и перенесение его на почву российских городских отношений, без учета реалий военно-крепостного государства. В результатенесовпадение буквы и духа городской реформы Екатерины II, приведшее к раздвоению концепции реформы на юридическую — оглашенную в имперских документах и предназначенную, главным образом, для «витрины» «просвещенной монархии» и фактическую — действующую в умолчаниях петровско-екатерининского законодательства. Такого рода концептуальная дефективность (неопределенность) замысла законодателя предопределила паллиативный, временный характер реформы городского управления и создала встроенное в бюрократические иерархии и звенья городского имперского управления, слабое подобие сословного городского самоуправления, которое с начала своего фактического существования уже отставало от уровня фактически складывающихся в городских обществах социально-экономических отношений. Самое большее, на что оказалась способна система сословного городского самоуправления екатерининского образца, так это создать своеобразный имперский городской инкубатор по ускоренному выращиванию крупной торговой буржуазии, пожизненно обязанной своим привилегированным положением российскому монарху.

Вместе с тем, место, определенное городским думам в системе губернской иерархии присутствий, зачастую оказывалось функционально пустым, по причине полной либо частичной недееспособности этого института власти. Однако, несмотря на общие отрицательные результаты реализации Жалованной грамоты городам, в массиве исследуемых провинциальных городов реализация ее положений дала различные, в том числе и позитивные результаты, определявшиеся социальной историей конкретного городского общества. Эти результаты в традиционных русских городах-крепостях и некоторых русских городах-колониях выражались, в том числе, в создании элементов муниципального хозяйства и социальной защиты городов, складывании системы управления им, возникновении кадровой базы муниципальных управленцев. Однако эти позитивные моменты в развитии городов, соответствовавшие состоянию общества конца XVIII в., отставали от реалий эпохи пара и железных дорог.

В свою очередь, не соответствие норм Жалованной грамоты текущим потребностей управления государством в эпоху наполеоновских войн и последовавшей за ней эпоху политической реакции требовало от правительств пост екатерининской эпохи регулярного административно-правового вмешательства в социальные отношения городских обществ империи, доходившего до мелочной опеки деятельности городских дум, в среде деятелей которых, как следствие, наряду с удобным бюрократии конформизмом, развивались интеллектуальное иждивенчество и управленческий паразитизм. Это приводило к упадку городского хозяйства и деградации муниципальной деятельности в тех городах исследуемой группы где, в силу социально-экономической слаборазвитости, имелись низкие компенсаторные возможности городских обществ, состоявших из маргинальных элементов и их ближайших потомков. Последствия более чем 30-летней реализации положений «Жалованной грамоты городам», регулярно «подправляемых» правительством Александра I, показали полную бесперспективность сохранения системы городского управления в прежнем виде. Это стало формальным основанием для пересмотра в 20−30-х гг. XIX в. правительственной политики в отношении городов: акцент в деятельности городских дум был смещен в сторону регулирования правил эксплуатации городского экономического пространства и фискального надзора в ущерб социальной стороне управления. Такой поворот правительственной политики привел к еще более катастрофичному результату: обнаруженный ведомством H.A. Милютина в 40-х гг. XIX в. развал городского хозяйства был уже не эпизодическим, а повсеместным явлением. Понятно, что такого рода социальные результаты реализации Городового положения 1785 г. как по всей России, так и в провинциальных городах Центрального Черноземья не могли удовлетворить технократическую часть правительства, стремившуюся модернизировать городскую инфраструктуру империи до минимальных европейских стандартов. Нетерпимое положение дел в городском хозяйстве империи вынудило Николая I поддержать идею очередной городской реформы, подготовленной H.A. Милютиным. Вместе с тем, концепция очередной городской реформы, реализовавшейся в С.-Петербурге, представляла собой лишь модернизированный вариант Городового положения.

Екатерины II и не могла дать требуемых эпохой результатов: сама государственно-крепостническая система управления препятствовала полной реализации любой идеи общественного самоуправления. Для ее осуществления требовались системные реформы во всем российском обществе, а не только в среде городских граждан.

Непоследовательная и противоречивая политика российского самодержавия в отношении городов и городского населения империи в первой половине XIX вв. объективно тормозила процессы формирования городских социальных связей и дальнейшего развития буржуазная городской культуры. Городская составляющая государственной политики в этот период явно отставала от потребностей экономического развития страны, в связи с чем в социальных системах городов Российской империи неизбежно возникали социально-экономические диспропорции развития, рождавшие уродливые сочетания буржуазных способов ведения хозяйства и феодальных методов управления ими. Последние, реформируемые лишь формально, замедляли социально-экономические процессы урбанизации, что периодически, с частотой раз в 20 лет ставило перед правительством задачу очередной реформы городского управления: одни противоречия неизбежно рождали другие. Это, в свою очередь, свидетельствовало о непрерывно длящемся системном кризисе городского управления в Российской империи, выходом из которого мог стать лишь радикальный пересмотр всех социальных связей российского общества на принципиально иной — рыночно-буржуазной основе.

Концепция городовой реформы, вполне созревшая к 1862 г., опиралась на позитивный опыт реализации Петербургского и Московского городовых положений, обеспечивавших преемственность прежних форм городского управления, резко изменилась со сменой руководства МВД и к 1870 г. приобрела русифицированный вариант прусской 3-разрядной системы формирования органов городского самоуправления. Последнее предопределило трудности ее реализации.

Городовая реформа 1870 г. разрабатывалась и осуществлялась традиционно для России — без учета специфики регионов империи. В результате, в провинциальных городах Центрального Черноземья, Правительство вынуждено было проводить буржуазную по сути городовую реформу, опираясь на относительно малочисленное и экономически менее значимое для городов небуржуазное сословие — дворянство. Последнее оказалось ключевым системным просчётом законодателя, по сути, отдавшего власть в городах в руки социально незрелой группе предпринимателей 1-го поколения, с психологией ПНК.

Исследование показало, что несмотря на заданный реформой повышенный интерес торгового сословия к муниципальной деятельности в экономически развитых и развивающихся городах рассматриваемой группы, только в некоторых из них избирательные кампании сопровождались организованной борьбой предвыборных группировок дворянско-разночинской части избирателей с купеческо-мещанской, продолжавшейся затем в пленарных заседаниях вновь избранных дум. Это достаточно редкое для провинциальных городов явление было следствием известной политизации некоторых городских провинциальных обществ, вызванной либо повышенным «процентным содержанием» либерального дворянства, поднаторевшего в кампаниях и дискуссиях земских или дворянских собраний, либо уникальной социальной спецификой конкретного городского общества, например, наличием в купеческой среде большого числа образованных потомственных почетных граждан, имевших государственные награды и классные чины.

Вместе с тем, города, которые до крестьянской реформы и прокладки через них железнодорожных магистралей в 1860-х гг. не были традиционными купеческими (экономическими) центрами, получив такого рода внешний «толчок», демонстрировали на первых выборах массовый «поход купечества во власть». При этом, ставшая в пореформенный период неоднородной, социально-сословная группа купцов этих городов выполняла в процессе этого «похода» диаметрально противоположные задачи. С помощью мандатов гласных дум «старая» гильдейская экономическая элита стремилась отстоять свои интересы в борьбе с более «молодыми экономическими хищниками». При этом носители старых гильдейских традиций купцы — гласные дум, действуя в избирательных собраниях по традиции обособленно от других сословных корпораций, в думских собраниях охотно вступали в коалиции с дворянами и разночинцами, рассматривая их как естественных союзников в блокировании вожделений маргинальных купцов и торгующих мещан. По тем же мотивам они образовывали думские коалиции и с представителями купеческой сословной подгруппы потомственных почетных граждан, обеспечивая этим стабильность городского самоуправления и собственную экономическую безопасность. В свою очередь, «молодые» купцы, только что вышедшие из состава мещанских и крестьянских обществ и, волею архитекторов реформы, ставшие выразителями модернизационных тенденций в русских городах, с помощью мандатов гласных надеялись изменить в свою пользу ситуацию на городском экономическом пространстве, привлекая в союзники своих бывших соратников по сословию, не обремененных, подчас, элементарным образованием. Последнее давало основание либеральной прессе клеймить такого рода купеческо-мещанские коалиции названием «текинские» (т.е. дикие), подрывая, при этом, саму либеральную идею городовой реформы.

Влияние мещанства (ремесленники, государственные крестьяне, нижние чины) на выборах не было таким же целенаправленным и однозначным, как у представителей двух указанных групп купечества: оно становилось благодатной почвой для создания консервативно-купеческих, либо агрессивно-купеческих коалиций, в зависимости от того какая часть мещанства «торговая» или традиционно-домовладельческая доминировала в избирательных списках конкретного города. Непоследовательность и социальная несамостоятельность мещанства, «наложенная» на социальноэкономические особенности конкретного города так же отражалась и в формировании думских коалиций: мещанскими гласными могли верховодить как «старые» — «степенные купцы», так и «молодые» купцы-маргиналы. Однако дворянско-мещанских предвыборных и думских коалиций, направленных против купечества, в исследуемых городах в период реализации Городового положения 1870 г. не наблюдалось, что указывает на социальную замкнутость (буржуазную неразвитость) самого многочисленного городского сословия.

Влияние дворянско-разночинской и епархиальной части избирателей на процесс формирования городских органов муниципальной власти как самостоятельной электоральной силы, ввиду своей малочисленности, за исключением губернского Тамбова, не было ни устойчивым, ни определяющим и имело значимые последствия лишь в союзе со старой «городской аристократией» — потомственными купцами и потомственными почетными гражданами купеческого происхождения. Последнее указывает на заданную реформой поляризацию избирателей и гласных по, феодальному по сути, признаку родовитости, имевшему место в городах Центрального Черноземья. Это, в свою очередь, объективно консервировало сословную отчужденность избирателей и препятствовало формированию единообразно понимаемой гражданской ответственности гласных городских дум социально-и экономически-недоразвитых городов за результаты муниципального управления.

Трехразрядная избирательная система, ориентированная на городские сообщества Германии, уже пережившие процессы ПНК и вступившие в стадию мануфактурного либо индустриального капитализма, в приложении к городам Центрального Черноземья давала противоречивые результаты, зависевшие не столько от экономической развитости того или иного города, сколько от исторической глубины и плотности социальных связей, определявших традиции и ценностные ориентации элиты русских городов. А этот фактор, в свою очередь, определялся не формальной сословной принадлежностью, а местом жительства и родословной каждого конкретного участника исторических процессов формирования системы городского самоуправления по Городовому положению 1870 г. Поэтому, в одних городах «колебания» численности социально-сословных групп в составе городских дум имели социально-циклический характер, связанный с цикличностью активизации социально-экономических потребностей сословных и межсословных групп, реализовывавших их путем воздействия на вектор муниципального развития, а в других городах эти колебания были результатом всесословной гражданской консолидации городских граждан, поставивших целью улучшение параметров среды обитания. Между этими крайними по полярности парадигмами муниципальной деятельности исследуемых городов, по закону статистического распределения, были и «промежуточные» варианты, эклектически сочетавшие разные элементы этих двух крайних парадигм развития и выражавшиеся в разновекторной концептуальной неопределенности муниципального управления.

Крайний позитивный вариант реализации самоуправленческой парадигмы Городового положения 1870 г. имел место лишь в 17,6% (в 3 из 17) исследуемых городов: экономически развитых: традиционном городе-крепости Ельце и городе-колонии Моршанске, а также в экономически развивающемся городе-колонии Тамбове («польские» города).

Крайний негативный вариант реализации Городового положения имел место в экономически развитом городе-колонии Козлове и экономически развивающемся городе-колонии Орле («польские города» — 11,6% исследуемых городов).

Позитивный, с элементами экономического негативизма в разных пропорциях, определяемых экономическими параметрами каждого конкретного города, опыт имел место в большинстве экономически деградирующих традиционных русских городах-крепостях Рязанской.

Украины: Данкове, Елатьме, Кадоме, и экономически развивающемся квазигороде Спасске (23,5% массива рассматриваемых городов).

Негативный опыт, с элементами социального позитивизма в разных пропорциях, определяемых социальной структурой и возрастом конкретного городского поселения, имел место в половине исследуемых городов. В эту категорию попали все экономически развивающиеся и экономически деградирующие (в большей или меньшей степени экономически проблемные) города, не вошедшие в первые три категории. Традиционные русские города-крепости: Темников, Шацк (Рязанская Украина), города-колонии: Борисоглебск, Лебедянь, Усмань («польские» города), военно-крепостные города Липецк, Раненбург и квази-город Кирсанов (47,06% исследуемых городов).

Таким образом, лишь в 40,34% исследуемых городов реализация Городового положения 1870 г. дала более или менее положительные результаты, выразившиеся в формировании дееспособного состава городских гласных и муниципальных должностных лиц, обеспечивавших позитивную направленность реформирования подсистемы местного самоуправления в социальной системе городов. Применительно к этим городам уместно констатировать отработку социального аванса реформы, ключевоеизбирательное положение которого было, в известном смысле, положением «на вырост». Городские общества большей части (59,66%) исследуемых городов, получив преимущественно негативные уроки реализации трехразрядной избирательной системы, основанной на налогово-экономическом механизме формирования списка избирателей, продемонстрировали неотработанный социальный аванс реформы. Последнее, применительно к этим городам, показало известную преждевременность отказа от сословного принципа формирования списка гласных городских дум, который мог бы дать позитивные результаты при равенстве квот гласных избираемых от каждого сословия (ключевой избирательный принцип Московского городового положения 1862 г.). При этом основным «полигоном» социального эксперимента городовой реформы в группе исследуемых городов, через который прошли все «разломы» реформы, оказались «польские» города-колонии и военно-крепостные города (8 из 17), показавшие весь спектр противоречий модернизационных процессов, вызванных реализацией либеральной парадигмы городовой реформы в городах земледельческих губерний, где определенная степень социально-экономической недоразвитости оказывалась основным фактором социального риска реформы. Последнее указывало на негибкий, недифференцированный характер городовой реформы, проводившейся, в большей степени, как политическая кампания-однодневка, а не как долгосрочный, стратегический проект модернизации русских городов. 20-летний негативный опыт реализации второй по счету системной городовой реформы Российской империи привел правительство к необходимости смены парадигмы реформы на консервативную, более приближенную к реалиям модернизационных процессов российского общества. Последнее, в частности, выразилось в ликвидации трёхразрядной, запутанной системы формирования избирательных списков.

Однако домовладельческий, по сути, принцип формирования списка избирателей городских дум не во всех провинциальных городах дал ожидаемые правительством результаты: введение избирательного раздела Городового положения 1892 г. в ряде городов-колоний привело к фактической передаче городской представительной власти в руки потомственного гильдейского купечества — т. е. возврату к дореформенной ситуации гильдейского управления городами на новом, более высоком, уровне. Последнее трудно назвать актом политической реакции и «контрреформой». Вместе с тем, фактическая готовность провинциальной городской буржуазии к выполнению миссии передовой части общества продолжала оставаться невысокой: в ряде городов уездное гильдейское купечество, как и 40 лет назад, продолжало демонстрировать жесткий сословный корпоративизм, равнодушие к городским делам и стремление к криминальной приватизации городской собственности. В связи с этим усиление правительственного контроля за деятельностью городского самоуправления представляется вполне оправданным. Усиление правительственного контроля за деятельностью городского самоуправления после 11 июня 1892 г. воспринималось неоднозначно. Сложившимися городскими сообществами столичных и крупных торгово-промышленных городов такой контроль мог восприниматься как покушение на демократию, как «контрреформа». На губернском уровне, в уездных и заштатных городах земледельческих губерний такого рода контроль был необходим и давал положительные результаты. Контроль губернской администрации ограничивал самостоятельность городского самоуправления, но не затрагивал его принципиальной основы, а в чем-то и расширял полномочия, придавая думам статус государственных учреждений.

Причисление Городовым положением 1892 г. органов городского самоуправления к государственным структурам объективно позволяло городам рассчитывать на прямую и косвенную помощь казны и стабилизировать свое финансовое положение. Городские думы принимали в этот период более или менее сбалансированные бюджеты, ориентированные на благоустройство и социально-культурное развитие городов. Основой балансирования городских бюджетов к концу XIX в. становятся разного рода городские займы и кредиты, которые, в свою очередь, выдавались городским думам как правительственным учреждениям под гарантию коронных властей, что было бы невозможно при прежнем — общественном характере самоуправления.

Городовая реформа предоставила городским думам значительно более широкие финансовые возможности для благоустройства городов и развития культурно-просветительской деятельности, но, в связи с перегруженностью государственными обязанностями, их реализация оказалась затруднительной, особенно на уездном уровне. Такая ситуация негативно сказывалась на удовлетворении культурно-просветительных потребностей жителей городов.

Однако лишь 3 из 17 дум — Елецкая, Тамбовская и Моршанская стремились максимально использовать предоставленные им городовой реформой финансовые и кредитные полномочия, включая банковские и заемные ресурсы для социального развития городов. Но двум из трёхТамбовской и Моршанской, в силу объективных обстоятельств, за рассматриваемый период не удалось достичь переломных успехов в деле развития городской инфраструктуры, что являлось необходимой предпосылкой дальнейшего развития городской цивилизации. В целом, финансовые возможности провинциального городского самоуправления оставались весьма скромными и не позволяли в полной мере развивать муниципальное хозяйство. Вместе с тем, правомерно утверждать о достижении ожидаемого реформаторами социально-экономического эффекта реформы в 3 из 17 городах исследуемой группы — то есть в 17,6% объектов исследуемой группы.

Хронический дефицит городских бюджетов подавляющего большинства городов исследуемой группы определил особенности реализации муниципальных программ — они были основаны на системе приоритетов. В силу специфики экономического и культурно-исторического развития традиционных русских городов-крепостей и городов-колоний, возникших в процессе освоения юго-восточной окраины Российского государства, главным приоритетом в своей деятельности думы считали культурно-образовательную деятельность, что не было типичным для основной массы российских городов. Последнее указывает на значительные (до противоположности) различия в историческом процессе становления городского самоуправления в разных регионах России. Вместе с тем, совершенно нетипичным в этом смысле, поведением было поведение городских самоуправлений и создавших их городских социумов Орла и Липецка, что объясняется, однако, разными причинами: в губернском Орле финансовое банкротство — это плод просчетов властей как в части концепции городовой реформы 1870 г., так и в части надзора за губернским городом. А в Липецке самоустранение городской думы от социально-культурной деятельности — следствие социальной неразвитости городского общества, общий культурно-традиционный уровень которого отставал от его экономических возможностей. Благоустройством и социальной защитой как самостоятельными, проектными направлениями муниципальной деятельности занималась лишь Елецкая городская дума. Тамбовская и Моршанская городские думы пытались внедрить проектный тип муниципального управления, но им было по силам лишь создать систему муниципального образования, социальная деятельность этих дум носила фрагментарный характер. Благоустройства в малых уездных городах, как значимого направления муниципальной деятельности, практически, не было. Социальная деятельность в уездных городах осуществлялась по остаточному принципу. В связи с чем она, в основном, оставалась в руках церкви и различных благотворительных обществ. Неквалифицированное руководство со стороны городских дум кредитными учреждениями в сочетании с криминальными вожделениями маргинального купечества в период действия Городового положения 1870 г. привело к банкротству городских общественных банков в большей части исследуемых городов, ухудшив и без того серьезные бюджетные проблемы.

В оценку Городового положения 1892 г. как правительственной контрреформы легла, по сути, только одна точка зрения, отражающая мнение историков, придерживавшихся либеральных взглядов и интерпретировавших исторические события в угоду политической конъюнктуре. На наш взгляд, такая оценка более чем спорна: Городовое положение 1892 г. не более реакционно, чем его первое издание, т.к. изменения городового законодательства носили частный, реорганизационный характер, не затрагивая основополагающих принципов городского самоуправления: выборности и децентрализации местного управления. Городовое положение 1892 г. — это не новое Городовое положение, а редакция прежнего, вызванная сменой парадигмы реформы с либеральной на консервативную. Усиление административного контроля губернских администраций ограничило лишь формально-демократические принципы формирования городского самоуправления, не отменив, однако, ни одного из этих принципов. Правительство пошло на это ради укрепления дисциплины, улучшения кадрового состава городских дум и управ, руководствуясь вескими мотивами: многочисленными нарушениями и злоупотреблениями в период действия Городового положения 1870 г.

Однако в провинции результаты таких изменений оказались неоднозначными. С одной стороны, повысился юридический уровень постановлений и решений, образовательный уровень гласных, прекратилось расхищение муниципальной собственности и финансов, практически исчезли жалобы на волокиту и произвол служащих городских управ, постановления городских дум подкреплялись авторитетом губернской власти. С другой стороны — в ряде социально недоразвитых или экономически деградирующих городов не только гласные, но и некоторые городские головы по-прежнему игнорировали заседания дум, отсутствие кворума затягивало разрешение насущных проблем. В целом же, Городовое положение 1892 г. оказало несомненное влияние на формирование положительного стереотипа облика деятеля муниципального управления от городского головы до базарного смотрителя — теперь это был образованный, преданный городскому делу человек, бережливо расходующий бюджетную копейку. В результате 20-летней реализации Городового положения 1892 г. вполне сложился тип профессионального городского управленца, способного выполнять задачи благоустройства и развития социальной сферы городов. Последнее означало, что процесс модернизационного реформирования городского управления в Российской империи вполне завершился и начал приносить свои позитивные социальные плоды. Городское самоуправление провинциальных городов в начале второго десятилетия XX в. стало, в целом, удовлетворительно выполняло возложенные на него функции и, несмотря на относительную бедность городов, оно находило способы пополнения городских бюджетов, финансирования благоустройства, образования, объектов культуры и социальной помощи.

Опыт, накопленный городским самоуправлением в контексте всех городовых положений, представляет в условиях формирования современного городского самоуправления не только научный, но и практический интерес.

Главный урок из неудач, сопровождавших как реализацию «Жалованной грамоты городам», так и первый этап реформы, начавшийся в 1870 г., — это недопустимость завышения оценки готовности обществ российских городов к введению буржуазного принципа формирования городского самоуправления, в связи с чем любые новации в этой сфере могут превратиться в неотработанные социальные авансы и подорвать саму идею реформы. Ввиду этого, подход к процессу реформирования должен быть научным, дифференцированным, поэтапным и не ангажированным очередной политической кампанией.

Одним из средств дифференциации в те времена была избирательная система, которая лишь с введением Городового положения 1892 г. стала основываться не на умозрительных, а на разумных для городов с высокой степенью люмпенизации ограничениях. Социальная незрелость части городских обществ, недостаток правовой и политической культуры населения регулировался цензами. От участия в выборах гласных городских дум в начале XX в. отстранялись:

— лица, не имеющие ценза оседлости;

— лица, не владевшие городской недвижимостью;

— городские жители моложе 25 лет;

— душевнобольные;

— лица, опороченные судом;

— подследственные и поднадзорные;

— священнослужители;

— владельцы питейных заведений.

Некоторые из этих разумных ограничений могут быть актуальными и сейчас в целом ряде городов, где велика опасность криминализации городского самоуправления.

Другая сторона этих уроков связана с проблемой самостоятельности и ответственности городского самоуправления за результаты своей финансово-хозяйственной деятельности. Дореволюционные городские думы, после известных ограничений, вызванных Городовым положением 1892 г. сумели минимизировать управленческие расходы. Управы были не вправе нанимать работников сверх установленного думами штата и там работали только те служащие, без которых нельзя было обойтись. В городских думах освобожденного аппарата вообще не было. Интересным является опыт государственного контроля за составлением городских бюджетов и деятельностью городских банков: в условиях социальной нестабильности нынешнего городского самоуправления такой контроль может иметь решающее значение для финансового благополучия городов.

Заслуживают внимания методы пополнения городских бюджетов за счет развития неналоговой доходной базы: привлечение средств муниципальных банков, ломбардов, создание высокодоходных муниципальных предприятий и учреждений, основанных не на приватизации, а муниципализации земельных участков и других объектов. Интересна практика целевых городских займов, широкое привлечение взносов бескорыстных спонсоров и благотворителей.

В связи с изложенным, преобразование такого многоуровнего, сложного и психологически тонкого социального института как городское самоуправление должно идти без кампанейщины и суеты, сопровождаться большим объемом предварительных региональных исследований и своевременной корректировкой перегибов на местах. Это, в свою очередь, требует разработки адекватных методик оценки готовности городских обществ к восприятию той или иной модели самоуправления и широкой опоры на общественную инициативу в деле разработки, реализации и своевременного изменения уставов местного самоуправления.