Система православного образования и православные духовно-учебные заведения Пензенской губернии в контексте социально-политических перемен в XIX — начале XX вв

Актуальность проблемы. По словам Тютчева Ф. И., «для общества, так же как и для отдельной личности — первое условие всякого прогресса есть самопознание"1. Нас всех беспокоит судьба страны, судьба России. Россияне — это великий народ с великой историей и великой культурой. Как и всегда, на переломных этапах истории мы оглядываемся назад и пытаемся найти ответы на волнующие нас сегодня вопросы: «Без истории теперь, как и во всякое переходное время, нет спасения». Государство — это не дом, который можно сломать и перестроить заново, скорее его можно сравнить с деревом, которое растет «само», подчиняясь законам природы. Как нельзя составить представление о дереве только по одному листу или ветке, так нельзя понять современность без обращения к корням, к прошлому.

Современная ситуация в России диктует необходимость обращения к историческому прошлому, причем именно к истории тех элементов системы Российского государства, которые обеспечивали бы жизнеспособность этой системы, поскольку именно жизнеспособность является одним из главных критериев оценки любой системы. А для современной России основной задачей считается формирование устойчивого общества. В этом обществе снимается жесткое противопоставление открытого, либерального и закрытого, тоталитарного обществ. Устойчивое общество символизирует конвергенцию способов жизни, еще недавно характерных для капиталистической и социалистической систем. Проблема внешней конвергенции безусловно ушла в прошлое, но остается проблема сочетания ориентации на свободу личности и общее благо, на интересы и идеалы.

1 Тютчев Ф. И. Письмо к П. А. Вяземскому \ Стихотворения. М. 1935. С. 299.

2 Ключевский В. О. Афоризмы. Пенза. 1992. С. 7.

Даже известный апологет открытого общества Д. Сорос считает, что вместо открытого общества должна существовать как бы «промежуточная территория, где охраняются права личности, но при этом остаются определенные общие ценности, которые обеспечивают целостность общества"1. Эта точка зрения нова лишь на первый взгляд — фактически она означает лишь то, о чем мы говорили выше: главное — «целостность системы». Таким образом, совершенно очевидна актуальность исследования аспектов, обеспечивающих эту целостность, или, другими словами, жизнеспособность.

Актуальность исследования определяется следующими факторами: церковь, являясь одним из системообразующих элементов Российской империи, служила основой жизнеспособности государства и общества, поэтому проблемы изменений духовного образования, как по форме, так и по содержанию, и, в свою очередь, проблемы взаимовлияния перемен в самой церкви и в российской социально-политической жизни являются актуальными. Политика властей в области просвещения первой воспринимала все колебания внутриполитического курса, не только российское общество, но и современная церковь также переживает сложный период, приспосабливаясь к новым социально-политическим условиям, разрабатывая новую аргументацию для православной апологетики и стабилизации религиозности. В данном случае интенции власти и церкви совпадают, что создает условия для взаимоусиления. Эта ситуация также требует осмысления исторического опыта взаимодействия церкви и государства и, в частности, отражения системой духовного образования социально-политических реалий.

1 Сорос Д. Новый взгляд на открытое общество. М. 1997. С. 29. и ее зависимости от движений власти. Иначе не только не произойдет «взаимоусиление», но на основе исторического опыта можно предсказать «взаимоослабление». Мы надеемся, что наша работа по анализу системы православного образования послужит определению исторических уроков взаимоотношений церкви и государства. церковь и духовные учебные заведения играли формирующую в культурной среде провинции, какой была Пензенская губерния, поэтому изучение позиции, занимаемой церковью по отношению к другим элементам российской жизни, весьма важно. Духовные учебные заведения были одним из основных источников просвещения, да и культуры вообще, в губернии, исследование проблемы позволяет соединить историософское осмысление событий XIX и начала XX вв. и конкретное описание реалий российской истории. актуальность исследования определяется и отсутствием работ обобщающего характера, посвященных взаимовлиянию социально-политических перемен и системы и содержанию православного образования, а также работ не церковной, а светской направленности по истории православного образования в Пензе.

Объектом исследования является процесс взаимовлияния социально-политических перемен в ХЕХ — начале XX вв., с одной стороны, системы и содержания православного образования — с другой.

Предмет исследования — эволюция православных духовно-учебных заведений Пензенской губернии под воздействием изменений государственной политики в XIX — начале XX вв.

Цель диссертации состоит в определении места православного образования, во-первых, как системообразующего элемента церковной системы, во-вторых, как элемента государственной системы Российской империи. Для достижения этой цели автор поставил перед собой следующие задачи: проанализировать взаимоотношения церкви и государства в России, а также показать специфику социального статуса духовенства в Российской империиопределить этапы и особенности образовательной деятельности православной церквина основе анализа системы православного образования Пензенской губернии показать структуру и содержание православного образования империи, а также выявить его особенности в губернииохарактеризовать роль Пензенской духовной семинарии в общественной и культурной жизни губерниина основе анализа истории духовных училищ Пензенской епархии определить специфику государственной и церковной политики в сфере образованияна примере церковно-приходских школ Пензенской губернии показать роль церкви в народном образованиивыявить направленность образовательной деятельности учреждений духовного ведомства Пензенской губерниипоказать влияние социально-политических перемен на жизнь духовно-учебных заведений Пензенской епархии и роль их воспитанников в революционном движенииопределить роль духовного образования в формировании массового сознания в конце XIX — начале XX вв.;

Методологические и теоретические основы исследования. Мы уже подчеркнули системообразующий характер церкви как элемента российского государства и общества, но системный анализ тесно связан с диалектикой. Разработка идей системности является величайшим достижением диалектической мысли Гегеля1. На наш взгляд, системный подход для исторической науки актуален вдвойне, поскольку исторические исследования настолько дифференцируются и специализируются, что общая картина истории как бы распадается на отдельные, не связанные между собой фрагменты.

Системный подход позволяет обнаружить не только закономерности действия различных элементов системы, но и механизм их взаимодействия на различных уровнях. В обобщенном смысле системный анализ является инструментом познания интегрированных ценностей. Основными принципами системного анализа являются:

— идея целостности системы: сочетание разнообразных факторов в итоге дает новые свойства, которые не проявляются, когда факторы находятся в разрозненном состоянии;

— выявление способов взаимодействия системы с внешней средой для правильного понимания связей внутри системы;

— принцип гибели этой системы при нарушении взаимодействия элементов системы;

В работе использован цивилизационный подход, позволяющий оценить российскую историю, не делая ее дискретной, а также принципы историзма и объективности, а также проблемно-хронологический, сравнительный и.

1 Мотрошилова Н. В. Принцип системности в «Науке логики» Гегеля\ Вопросы философии. 1980. № 10. С. 139.

2 См. подробнее: Афанасьев В. Г. Системность и общество. М. 1980; Керимов Д. А. Методология права предмет, функции, проблемы философии права). М. 2000. С. 239−276- Теория государства и права. Под ред. Н. И. Матузоваи А. В. Малько. М. 1997. С. 112−114. статистический методы. Безусловно, мы опирались на принцип историзма, который предполагает изучение любого явления в конкретно-исторических условиях и связях, изучение любого события в становлении и развитии, в постоянной связи с породившими его условиями. В диссертации использовались традиционные принципы познания, например, принцип единства логического и исторического.

Территориальные рамки исследования — Пензенская губерния, являющаяся типичным регионом Центральной России. Основанием для таких обобщений служит, например, тот факт, что численность духовенства Поволжья (в процентном отношении) и духовенства Европейской России и России в целом была одинаковой1.

Распространить выводы, сделанные на основе анализа пензенского материала, на государство в целом позволяют следующие факторы:

— губерния многонациональна;

— в экономическом плане губерния аграрная;

— при многонациональное&tradeгубернии преобладающей частью населения были русские;

— территориальные рамки губернии во многом совпадают с территорией епархии, являющейся церковно-административной единицей.

Хронологические рамки исследования — XIX — начало XX вв. (до октября 1917 г.). XIX век в истории России — время, во-первых, интенсивной кумуляции факторов, обусловивших социально-политические перемены, во-вторых, время самих перемен. С точки зрения истории церковного образования это также период реформ, которые начались практически с самого начала XIX века.

1 См.: Морозов С. Д. Население Поволжья на рубеже Х1Х-ХХ вв. М. 1996. С. 47.

Несколько нетрадиционная для исторических диссертационных исследований широта хронологических рамок обусловлена спецификой темы, поскольку речь идет не столько об истории духовного образования, сколько о влиянии социально-политических перемен на это образование, а также о влиянии системы и содержания духовного православного образования на эволюцию государственной политики и массовое сознание в России. Чтобы проанализировать эти явления необходимо привлечь к анализу хронологически широкий период российской истории.

Научная новизна проблемы заключается в следующем:

— диссертационная работа является первым опытом комплексного изучения на материалах конкретной губернии истории православного духовного образования. Духовное образование, его система и содержание представлены и как объекты, и как субъекты социально-политических перемен в Российской империи;

— это обусловило тот факт, что впервые для исторического анализа взята история духовно-учебных заведений конкретной губернии более чем векового периода, что позволило показать сущность, направленность перемен в их динамике;

— впервые для анализа системы и содержания духовного образования использованы понятия массового сознания и социальной психологии, а также методы, характерные для историко-психологического исследования;

— диссертационное исследование может считаться первым опытом комплексного анализа системы и содержания духовного православного образования Пензенской губернии с точки зрения светской, а не церковной истории, а также взаимовлияния духовного образования и социально-политических перемен;

— впервые показана роль духовного православного образования в формировании массового сознания во второй половине XIX — начале XX вв.;

— на основе проведенного исследования выработаны рекомендации по формированию государственной политики в отношении православной церкви.

Источники исследования. Одним из источников послужили опубликованные в дореволюционный период сборники законов (Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. СПб. 1830- Свод законов Российской империи: Законы о состояниях. СПб. 1899) — постановлений (например, сборники постановлений по Министерству народного просвещения), а также сборники, содержащие справочные и статистические материалы:

— Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г.: Общий свод по империи результатов разработки данных Первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. СПб. 1905.

— Статистические ежегодники России 1913 г. (СПб. 1914), 1914 г. (Пг. 1915), 1916 г. (Пг. 1918).

— Чупров А. И. Статистика народонаселения. М. 1900.

— Сборник сведений по России 1896 г. СПб. 1897.

— Статистические данные по начальному образованию в Российской империи. Одесса. 1907.

— Преображенский И. «Отечественная церковь по статистическим данным» с 1840 по 1891 гг. СПб. 1897.

— Зверинский В. В. Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях Российской империи. СПб. 1890−1897.

Обширный материал для исследователя предоставляют обзоры деятельности ведомства православного вероисповедания, например, за время царствования Александра II. (СПб. 1901).

Особую ценность представляют издания, вышедшие к столетию Пензенской духовной семинарии. Источниками исследования послужили указы и циркуляры Синода, ежегодные отчеты Преосвященных, ежегодные отчеты правлений семинарии и училищ.

В исследовании использовались материалы архивных фондов. Обширный материал сконцентрирован в Государственном архиве Пензенской области. В ходе работы над диссертацией мы анализировали дела Канцелярии пензенского губернатора (Ф. 5), Пензенской губернской земской управы (Ф. 158), Пензенского губернского статистического комитета (Ф. 9), духовной семинарии (Ф. 21), духовных училищ (Ф. 22), прокурора Пензенского окружного (Ф. 43), женского епархиального училища (Ф. 226).

Одним из основных источников являются учрежденные в 1866 г. «Пензенские епархиальные ведомости» — журнал, состоявший их двух частей. Официальная часть состояла из распоряжений высшего и местного духовного руководства и хроники жизни епархии. Неофициальная же часть кроме материалов для проповедей, исторических данных о церквях и монастырях епархии, биографий духовных деятелей содержала и статьи о духовных учебных заведениях. В диссертации ссылки даны на неофициальную часть. Советские исследователи практически игнорировали такой источник как губернские епархиальные ведомости, в которых наряду с публикациями богословского характера печатались и краеведческие материалы. Невозможно довольствоваться сведениями из многочисленных произведений писателей XIX в., которые часто обличали провинциальное духовенство, исходя из политических целей, а иногда просто заигрывая с народом, считая, что в крестьянском сознании отрицательное восприятие «попов» уже стало архетипом. Епархиальные ведомости являются богатейшим историческим источником, ведь в них печатались работы и статьи семинарских преподавателей и выпускников, а священники дальних приходов печатали исторические очерки о своих селах. Без изучения епархиальных ведомостей невозможно создать объективную картину российской истории.

Особый интерес представляют воспоминания: Записки сельского священника \ Русская старина. 1880. Т. XXVIIКлючевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М. 1968; Авдеева К. А. Записки о старом и новом русском быте. СПб. 1842- Булгаков С. Автобиографические записки. Париж. 1946; Буслаев Ф. И. Мои воспоминанияКозлинина Е. И. За полвека. М. 1913; Кошко И. Ф. Очерки уголовного мира царской России. М. 2001; Кошко И. Ф. Воспоминания губернатора. Пг. 1916; Лабзина А. Е. Воспоминания. СПб. 1914 и др.

В диссертационном исследовании использовались материалы архивов — Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Государственного архива Пензенской области (ГАПО), Государственного архива Ульяновской области (ГАУО).

Историография проблемы. Довольно сложно сгруппировать исследования, целиком посвященные проблеме нашего диссертационного исследования, или те, в которых затрагивалась тема нашей диссертации. Дело в том, что эта проблема является своего рода комплексной: она может быть условно разделена как бы на три части:

— история церкви и непосредственно история духовного образования, а точнее история духовных учебных заведений. История системы духовного образования как в зеркале отражает историю церкви в России. Ведущими исследователями в этом направлении являлись ученые-богословы. Отметим, что до сих пор церковь продолжает оставаться закрытым корпоративным институтом, поэтому доступ к этому блоку богословских трудов (особенно современных авторов) не всегда легок. В гражданской науке наибольшее внимание этой проблеме уделено в трудах по истории педагогики, о которых мы скажем ниже, но эта проблема не носит для историков педагогики самоценного характера, оставаясь на периферии их интереса к дореволюционному образованию вообще. В трудах этого блока нет связи истории духовного образования с социально-политическими переменами в России, лишь обозначенными как общая атмосфера в стране;

— история социально-политических перемен, происходивших в российском обществе со второй половины XIX века до 1917 г.;

— динамика массового сознания россиян, одновременно являющегося и субъектом, и объектом социально-политических перемен. Этот фактор представляет собой большой интерес для нашего исследования, поскольку практически все изменения в российском социуме вообще, и в системе и содержании православного образования в частности, не могут быть адекватно проанализированы без учета такого фактора как массовое сознание.

В силу такой «многосоставности» нашей проблемы мы считаем, что в историографическом обзоре могут быть названы работы, посвященные истории церкви и истории революционного движения. Сразу оговоримся, что в историографическом обзоре мы не имеем возможности назвать весь массив исследований по истории церкви и религии, а также революционного движения в XIXначале XX в. по двум причинам:

— во-первых, в силу их многочисленности, во-вторых, из-за того, что мы рассматриваем не столько сами духовно-образовательные учреждения и отдельно социально-политические перемены, сколько процесс их взаимовлияния, а этот аспект в данных работах, как правило, не затрагивается.

Для полноты анализа выделим группу работ, посвященных общей истории православной церкви, в которых косвенно затрагивается история духовно-учебных заведений. Тема образовательной деятельности русской православной церкви затрагивалась в трудах, посвященных истории русской церкви вообще и написанных как отцами церкви, так и светскими исследователями. Существует и довольно небольшое количество работ, посвященных непосредственно истории духовного образования. Историографию этого вопроса можно условно разделить на несколько масштабных этапов: первый этап начинается примерно с начала XIX в., когда стали обсуждаться проблемы реформирования общества и системы духовного образования, до начала царствования Александра II.

Второй этап — с середины XIX (время реформ Александра II) до 1905 г.

Третий — со времени первой русской революции до 1917 г.

Четвертый этап — период советской власти.

Пятый — с 1985 по настоящее время. Отметим, что подобную периодизацию можно назвать универсальной — она может относиться и к историографии народного образования и частично к историографии революционного движения, речь о которых пойдет ниже.

Безусловно, внутри каждого этапа можно было бы выделить еще несколько, но мы считаем, что возможна группировка исследований этого периода на основании их общих концептуальных черт. Например, работы второго и третьего этапов объединяет обязательность вызванных социально-политическими переменами рассуждений о реформе церкви вообще и духовного образования в частности.

Предметом научного интереса многих исследователей в большей степени была история церкви с момента принятия христианства и примерно до царствования Александра II, когда внимание светских ученых отвлекается более яркими и, как принято сейчас говорить, судьбоносными для России темами, а ученые — богословы не заостряют внимание на радикальном реформировании системы духовного образования, пытаются ответить на критику или объяснить отставание, например, церковноприходских школ от земских. К тому же церковь сама подвергается таким изменениям, что для их осмысления явно требовалось время. Естественно, что большая часть трудов на первом этапе, да и на втором тоже принадлежит перу или отцов церкви, или тесно связанных с ней исследователей. Это естественно, учитывая цензуру и государственный характер церкви. К работам второго этапа относятся труды обобщающего характера, в которых затрагиваются проблемы духовного образования:

— «История русской церкви» в 12 тт. написанная Макарием и вышедшая в С-Петербурге в 1868 -1883 гг.;

— Голубинский Е. «История русской церкви» (бм, 1880−1881);

— «Руководство к русской церковной истории» Знаменского П. В. (Казань, 1888);

— Он же «Чтения из истории русской церкви за время царствования Александра 1» (Казань, 1885);

— Он же «Приходское дело в России со времени реформы Петра» (Казань, 1873);

Беляев И. Д. «Об общественном значении христианской церкви и ее учреждений на Руси от Владимира Святого до монгольского владычества» (бм, 1871);

— Барсов Н. Записки А. С. Стурдзы (Судьба русской православной церкви в царствование Александра I) \ Русская старина. 1876;

— Никитский А. «Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде» (СПб, 1879);

— Он же «Очерк внутренней истории церкви во Пскове» (СПб, 1871);

— Соловьев С. М. «Взгляд на состояние духовенства в Древней Руси» бм, 1846;

— Знаменский П. «Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I». М., 1880;

— Он же. Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. Казань. 1880.

— Он же. Чтения из истории русской церкви за время царствования Александра 1. Казань. 1885.

— Он же. Учебник по истории русской церкви. Казань. 1888- Мысовский К. «Древнее русское церковное право» (СПб, 18 621 863);

— Трегубов С. Религиозный быт русских и состояние духовенства в XVIII в. по мемуарам иностранцев. Киев. 1884;

Число работ, посвященных непосредственно духовному образованию, невелико. Среди них назовем исследование Белявского Н. Ф. О реформе средней школы: краткий очерк прошлого средней духовной школы. СПб. 1907. Вып. 1.

Эта работы оценивали однозначно апологетически деятельность церкви, в том числе и в сфере образования. Отметим, что в абсолютном большинстве случаев труды, принадлежащие перу богословов, носят корпоративный характер и, как правило, идеализируют образовательную деятельность церкви. Лишь в последней четверти XIX в. появляются критические нотки в адрес образовательной деятельности церкви, особенно при сравнении с деятельностью земств.

Остановимся на работах по истории педагогики и народного образования. В них чаще всего затрагивались проблемы истории духовного образования Древней Руси, или же деятельности церковно-приходских школ в XIX — начале XX вв. Образовательная деятельность церкви в целом рассматривалась лишь как один из периферийных вопросов, например: Сухомлинов. Исследования и статьи по истории литературы и просвещения в.

России. СПб. 1888- Булич H.H. Очерки из истории русской литературы и просвещения с начала XIX века\ Историческое обозрение. 1901. Тт. XI-XII).

Во многих работах конца XIX — начала XX в., посвященных в целом истории России и образованию в частности, роль церкви оценивалась весьма неоднозначно, причем чаще всего с тенденцией к осуждению. Это диктовалось революционными настроениями того времени и отождествлением православной церкви и государства, а также модными настроениями бравады атеизмом. Среди работ конца XIX — начала XX вв., когда обостряется дискуссия по оценке состояния образования и его перспектив, назовем следующие: Андреев Е. Школьное дело в России. СПб. 1882- Маслов С. А. О всенародном распространении грамотности в России. СПб. 1897- Немолодышев С. Взгляд на обучение и воспитание в России. Харьков. 1898- Дерюжинский В. Ф. Народное образование в России. СПб. 1900; Корнилов И. П. Задачи русского просвещения в прошлом и настоящем. СПб. 1902; Рождественский С. В. История Министерства народного просвещения с 1802 — 1902 г. СПб. 1902 и др.

Первая русская революция положила начало фактически открытой дискуссии о преобразованиях в российском обществе в целом, в системе образования и в церкви, в частности. Среди работ этой группы назовем, например, такие: Дурылин С. В школьной тюрьме: исповедь ученика. М. 1907; Бобылев Д. Д. Какая школа нужна деревне. Пермь. 1908; Ковалевский Е. П. Народное образование и церковное достояние в 3-й Государственной Думе. СПб. 1912. В поле зрения исследователей оказалась проблема роли церкви в Российской империи и взаимоотношений церкви и государства. К тому же весьма активная роль воспитанников духовных учебных заведений в революции заставила по иному взглянуть на систему духовного образования Большой интерес для нашего исследования представляет постановка проблема в названии книги известного своим политическим эпатажем В. М. Пуришкевича: «Школьная подготовка второй русской революции» (СПб. 1911).

Особое место занимают труды, посвященные истории земства и деятельности земских учреждений в сфере народного образования: Веселовский Б. История земства: в 3-х тт. СПб. 1911 (раздел «Народное образование»). Их общей чертой является критика образовательной деятельности церкви и выделение ее серьезных недостатков с сравнении с земскими школами.

Частично роль церкви в образовании затрагивалась в ряде работ, посвященных истории русской культуры, например в «Очерках истории русской культуры» П. Н. Милюкова (СПб. 1909) раздел «Церковь и школа».

На четвертом этапе, то есть в советское время, историография духовного образования носила яркий отпечаток марксистско-ленинской идеологии. В рамках четвертого этапа советская историография относилась к церкви однозначно — как к инструменту властей. Интересно, что эта точка зрения полностью совпадает с мнением западных исследователей. Так, Р. Пайпс в своей книге «Россия при старом режиме» (М. 1993) одну из глав назвал «Церковь как служанка государства». На наш взгляд, несмотря на солидные основания, это утверждение является довольно однобоким. Церковь не безропотно подчинялась государству, временами церковь пыталась проводить свою собственную политику, или, по крайней мере, на ней настаивать. Это ярко видно, например, из образовательной политики церкви. Мы не склонны преувеличивать самостоятельность церкви, но простой «служанкой» церковь никак не была.

Задачей советских исследователей был показ абсолютного превосходства «передовой социалистической школы». Собственно говоря, речь шла не только о школе. Это была «красная нить» всей исторической науки в целом. Поэтому духовное образование, особенно в XIX — начале XX вв., рассматривалось с точки зрения его реакционности и вспомогательной роли по отношению к власти. Наиболее ярким примером является «История русской церкви» Н. М. Никольского, вышедшая в 1931 г., хотя сами анализируемые автором факты представляют научный интерес.

Несмотря на то, что в большинстве работ советского периода, так или иначе касавшихся дореволюционного образования, дежурно приводились слова из речи В. И. Ленина на III съезде комсомола о том, что несмотря на то, что старая школа была школой зубрежки и муштры, в которой воспитывали молодое поколение в интересах буржуазии, нельзя относится к ней недиалектически и упрощенно: надо уметь различать плохое и полезное в старой школе и выбирать то, что полезно для коммунизма1, само содержание этих работ как раз говорило об обратном. В сталинские времена труды по истории педагогики и школы были написаны в весьма резком тоне по отношению к дореволюционной школе, всячески подчеркивалась ее реакционность, в особенности русификаторство (речь о русификаторстве шла, как правило, в трудах довоенного периода)2.

Реформы Александра II с легкой руки Ленина, продолжившего революционную традицию Н. Г. Чернышевского (заключавшуюся в концентрации внимания только на недостатках), оценивались как половинчатые, двойственные. Эта двойственность заключалась, по его словам, в том, что эти реформы носили и феодальный и буржуазный характер. То же самое он говорил и о реформе школьного образования: неправильно определять последнюю как «буржуазно-просветительную реформу», надо вскрыть ее двойственный, противоречивый характер как реформы крепостнически буржуазной, поскольку элементы крепостничества о в реформированной школе России остались еще надолго .

1 Константинов Н. А., Медынский Е. Н., Шабаева М. Ф. История педагогики. М. 1966. С. 4.

2 См., например: Медынский Е. Н. История русской педагогики. М. 1938.

3 См.: Ленин В. И. Соч. 2-е изд. Т. XV. С. 143.

В чем же заключалось, по мнению советских специалистов, крепостничество реформ в системе образования? Советские исследователи утверждали, что «крепостнические черты этих реформ заключались в сохранении реакционных церковноприходских школ как особой системы начального образования, в установлении надзора попов за народными учителями, в подчеркивании религиозно-нравственного характера воспитания в народных школах и т. д."1. Такой подход характерен для абсолютного большинства работ, посвященных образованию вообще, например, Рашин А. Г. Грамотность и начальное образование в России в XIX — начале XX вв. \ Исторические записки. Т. 37. М. 1951; Богданов И. М. Грамотность и образование в дореволюционной России и в СССР. Историко-статистические очерки. М. 1964.

В постсталинской историографии, в трудах специалистов по истории педагогики образовательная деятельность церкви также подвергалась жесткой критике. Зачастую эта критика было справедливой, но в то же время абсолютно игнорировалась положительная сторона деятельности церкви в сфере образования.

Так, например, в «Очерках истории школы и педагогической мысли народов СССР», изданной в 1974 г., говорилось: «Программы церковноприходских школ, не говоря уже о школах грамоты, еще более чем министерские программы 1897 г., ограничивали кругозор учащихся и препятствовали развитию инициативы педагогов». Даже неспециалисту ясно, что это утверждение с таким же успехом можно отнести не только к церковноприходским школам и школам грамоты, но и к государственным школам вообще. А в «Очерках истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII в.» (М. 1989) тем не менее признается, что духовенство было.

1 Медынский Е. Н. У к. соч. С. 251. главным носителем и распространителем знаний на Руси с древних времен и занималось подготовкой грамотных людей, которые затем становились священниками, но «нисколько не заботилось о грамотности населения». По инерции, сложившейся в идеологизированной советской исторической науке, семинарии считали рассадником мракобесия.

Тем не менее, мы считаем, что одним из достоинств историографии советского периода было пристальное внимание к проблеме революционного движения, при исследовании которой в поле зрения ученых попадал и фактический материал о революционной деятельности воспитанников духовных учебных заведений, принявших самое активное участие в революционном движении. Наиболее полно движение воспитанников семинарий было исследовано П. Н. Зыряновым в монографии «Православная церковь в борьбе с революцией 1905 — 1907 гг. М. 1984. Монография ценна статистическими данными и анализом деятельности Всероссийского общесеминарского союза. Правда для работ советского периода, особенно с начала 30-х гг., посвященных истории революционного движения, характерен постепенный уход от выделения роли семинаристов и воспитанников духовных училищ, поскольку эту социальную группу не считали «передовой», «революционной».

Рассмотрим особенности и общую направленность работ, посвященных социально-политическим переменам в Российской империи, поскольку в исследовании мы связываем эти перемены с деятельностью духовных учебных заведений. В основном это работы, исследовавшие революционное движение или государственные реформы. Весьма редки работы, в которых объектом исследования является именно социально-политические перемены в обществе в широком смысле этого слова, включая и изменения в массовом сознании.

Появление работ, посвященных революционному движению и участию в нем учащейся молодежи, можно датировать началом XX века, когда Россию захлестывает волна революции, и даже после ее окончания эта тема не является запретной, например: Казанский П. И. По поводу забастовок в наших учебных заведениях. М. 1905; Исаев А. Забастовки учащихся. СПб. 1912. Правда, общая направленность этих работ такова, что в ряде случаев очевидной становится позиция авторов, пытающихся оправдать расправы черносотенцев с учащимися.

После революции внимание к проблеме участия молодых в революционном движении естественно усилилось. В работах по этой проблеме иногда можно встретить упоминания о семинаристах и воспитанниках духовных училищ, к которым авторы в духе времени относятся как к «выходцам из мелкобуржуазной интеллигенции»: Молодежь в 1905 г. М.-Л. 1926; Шацкин А. Основные вопросы юношеского движения. Л. 1924. и т. д.

Работы двадцатых годов носят ярко выраженный отпечаток классового подхода, они публицистичны, пестрят фактическими ошибками. Они как бы сепарируют учащуюся молодежь, не связывая ее воедино с «истинным» революционным движением. Это объясняется спецификой того времениострой борьбой за однопартийную систему, в рамках которой всячески превозносилась деятельность большевиков и преувеличивались ее масштабы, а большинство семинаристов, принимавших участие в волнениях, «в силу своей мелкобуржуазной природы» разделяли взгляды эсеров и меньшевиков и просто «не противодействовали пролетарскому движению».

Среди работ, появившихся в двадцатых годах, особо отметим интересующую нас с точки зрения объекта нашего исследования, монографию Б. В. Титлинова «Молодежь и революция. Из истории революционного движения среди учащейся молодежи духовных и средних учебных заведений 1860 — 1905 гг.» Л. 1924. Это первое исследование по истории революционного семинаристского движения. В этой монографии мы находим некоторые данные о кружках и волнениях в Пензенской семинарии.

Наступивший после двадцатых годов период характерен отсутствием внимания к революционному движению среди учащихся духовных учебных заведений, поскольку они не входили в основную стратификацию революционного движения (пролетариат и крестьяне). Если в 40-х наблюдается оживление интереса к истории дореволюционного образования, в частности к некоторым аспектам участия учащихся различных учебных заведений в революционных волнениях, то проблема духовного образования этим интересом не затрагивается, ведь «политическая физиономия» учащихся духовных учебных заведений" была однозначно «мелкобуржуазной».

В советское время основной концепцией работ интересующей нас проблематики является стремление доказать руководящую роль РСДРП в ученических организациях. В тех случаях, где это было явно невозможно, как например, в Пензенской губернии, вовлеченность семинаристов в революционное движение, причины этой вовлеченности просто игнорировались или же «подтягивались» к представлению о влиянии большевиков1. Этим объясняется большое количество вместе с работами общего характера, написанных на материалах конкретных регионов (Мизь А. Б. Деятельность большевиков Поволжья по вовлечению учащейся и студенческой молодежи в революционное движение накануне и в годы первой русской революции. 1903;1907. Пермь. 1983; Большевистские организации Поволжья в революции 1905;1907 гг. Куйбышев.

1 Малышева Н. В. Общественно-политическое движение учащейся молодежи провинциальной России в конце XIX — начале XX вв. (по материалам Среднего Поволжья). Дисс.. канд. ист. наук. Пенза. 1998.

1977), и диссертационных исследований, подчеркивающих ведущую роль большевиков в руководстве и влиянии на молодежное движение1.

В 50-х — первой половине 80-х гг. историки, не имея возможности вести новые в концептуальном отношении исследования, углубляли изучение конкретных аспектов официально признанных проблем революционного движения. Так, анализировались изменения в социальном составе учащихся, количественные показатели участия в конкретных революционных действиях и т. д. Среди таких работ назовем следующие: Мельчин А. И. Учащаяся молодежь на баррикадах революции \ Среднее специальное образование. 1955. № 11- Дороватовский П. Учащиеся в революционном движении (1880−1918 гг.)\ Народное образование. 1970 № 10- Ватник Н. С. Движение средних учебных заведений во время первой русской революции (по материалам Московского учебного округа. М. 1985.

В последней четверти XX в. был опубликован ряд коллективных монографий, связывающих революционное движение и учебные заведения (подробнее см.: Днепров Э. Д. Советская литература по истории школы и педагогики дореволюционной России. 1918 — 1977. М. 1979).

Авторы этих трудов частично затрагивали участие учащихся специальных заведений в революционном движении и в этом контексте упоминали семинаристов и воспитанников духовных училищ (например: Ткаченко П. С. Учащаяся молодежь в революционном движении 60−70-х гг. XIX в. М. 1978; Народное образование и педагогическая мысль России кануна капитализма и начала империализма: малоисследованные проблемы и источники. Сборник научных трудов. М. 1980).

1 См., например: Анатольевская Т. П. Борьба большевиков за вовлечение учащейся молодежи средних учебных заведений в революционное движение пролетариата накануне и в период первой русской революции (На материалах Петербурга и Центрально-промышленного района). М. 1982.

Правда, по объективным причинам эти работы находились в узком русле формационного подхода, отражавшегося даже в названиях: «Народное образование и педагогическая мысль России кануна и начала империализма» М. 1980.

Для нашего исследования большое значение имели труды Ушакова А. В. «Революционное движение демократической интеллигенции в России» (М. 1976) и О. А. Образцовой «Революционное движение учащихся средних учебных заведений России на рубеже Х1Х-ХХ вв.» (М. 1985). А. В. Ушаков впервые отдельно проанализировал участие в революционном движении воспитанников духовных учебных заведений. Но отдельно эта тема была разработана в статье О. А. Смесовой «Революционное движение учащихся средних учебных заведений на рубеже XIX — XX вв.» \ Общественное движение в Центральных губерниях России во второй половине XIX — начале XX вв. Рязань. 1981.

Для пятого этапа характерно стремление к объективности и адекватности оценок российского прошлого. В это время появляется ряд интересных работ, авторы которых по-новому подходят к роли церкви в истории России:

— Русское православие: вехи истории. Сб. статей. М. 1989;

— Полунов А. Ю. Церковная школа для народа в конце XIX в. \ Журнал Московской патриархии. 1993. № 6. С. 56;

— Смолич И. К. История Русской Церкви. 1700−1917 гг. М. 1996 и др.

Для этого этапа показательна статья А. Н. Акиныпина и О. Г.

Ласунского «Семинарские просветители», вышедшая в 1993 г. в сборнике научных статей «Русская провинция. Культура ХУШ-ХХ вв.». Авторы бережно относятся к влиянию семинарий на культурно-творческий потенциал провинции и на ее общественную жизнь, подчеркивая значительную культурно-просветительскую миссию семинарий. Это является отражением общей тенденции 90-х гг., когда отношения государства к религии и церкви существенно изменились.

Объективный подход к провинциальной действительности, возможный со времен перестройки позволил отказаться от резкого осуждения деятельности православной церкви в XIX — начале XX вв. Сейчас, когда на смену классовым критериям возвращаются в массовое сознание общечеловеческие заветы, а в историческую науку принцип объективности и адекватности, роль и место духовного образования в реальной жизни провинции воспринимаются по-другому.

Проблема духовного образования сейчас находится в круге интересов и специалистов в области педагогики, что очевидно из вышеназванных учебников, но подчеркнем, что в советское время достижения духовной педагогической мысли отрицались или упоминались мимоходом, и лишь в конце XX в. можно говорить о возврате интереса к этой проблеме. Как весьма положительный факт отметим появление в педагогических журналах статей, дающих краткий очерк истории духовного образования, защиту диссертаций, посвященных тем или иным аспектам или периодам истории церковного образования: Федоров В. А. «Духовное образование в русской православной Церкви в XIX в.» \ Педагогика. 2000. № 5- Вишленкова Е. А. Духовная школа в России первой четверти XIX в. Казань. 1998. и т. д.

В современных учебниках педагогики (Лушников А. М. История педагогики". Екатеринбург. 1995. С. 113.) отмечается, что, например, изучавшийся в светской школе Закон Божий, подвергавшийся чуть ли не насмешкам в советской историографии, помогал «постижению религиозно-культурного и нравственного наследия, которого мы длительное время были лишены».

В 90-е годы проводились конференции по проблемам образования, где прозвучали доклады, связывавшие педагогику с обществом и государством. Так, в 1994 г. Государственный комитет РФ и Московский педагогический государственный университет провели Всероссийскую конференцию «История образования и просвещения в России. XIX — XX вв.». С программным докладом «Общество, государство, школа» выступил 3. Г. Дайч. В докладе, был поставлен вопрос о соотношении общества и образования как макрои микрокосмов, тесно взаимосвязанных между собой1. Этот тезис мы использовали в диссертационном исследовании при оценке состояния духовного образования.

Подчеркнем, что практически осталась малоизученной и в советское время, и в последнее десятилетие XX в. проблема влияния церкви на рабочих, крестьян и интеллигенцию. Естественно, что рассматривались вопросы роста атеистических взглядов в рабочей среде, духовные запросы рабочих и т. д., но, во-первых, в стороне оставались другие социальные группы российского общества, а во-вторых, официальная идеология никак не приветствовала все, что противоречило ее резкому критическому отношению к церкви. Тем не менее, существует ряд работ, посвященных влиянию церкви на различные социальные группы: Фирсов С. Л. Рабочие и Православная церковь в России в начале XX в. \ Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций. 1861 — февраль 1917. СПб. 1997. Безусловно, для нашей темы (учитывая аграрный характер Пензенской губернии), более актуальными были бы труды, посвященные религиозным настроениям в крестьянстве и мещанской среде и их связи с настроениями революционными.

В особую группу выделим труды по истории духовного образования в Пензенской губернии. Они довольно малочисленны, по сравнению с работами, посвященными другим аспектам истории губернии но, тем не.

1 Материалы Всероссийской научно-практической конференции «История образования и просвещения в России. XIX — XX вв.». М. 1994.

2. См., напр.: Розенталь И. С. Духовные запросы рабочих России после революции 1905;1907 гг. Исторические записки. М. 1962. Т. 107. С. 69−99- Персии М. М. Атеизм русского рабочего. М. 1965. менее, отражают фактический материал и систематизируют некоторые источники.

Проблема духовного образования в Пензенской губернии была освещена в ряде работ дореволюционных исследователей, которые мы одновременно относим и к источниковой базе нашего исследования, и к кругу работ, посвященных анализу духовного образования в Пензенской губернии.

Первый этап в изучении истории духовного образования в Пензенской губернии и конкретно Пензенской духовной семинарии начался еще в 20-х годах XIX века. В 1821 г. была поставлена задача приведения в порядок архива семинарии1. В 1836 г. Комиссия духовных училищ потребовала от правления Пензенской семинарии сведений «когда была учреждена семинария и когда здания, занимаемые семинарией, построены или приобретены"2.

Так, первой работой, касающейся исследования истории духовного образования в Пензенской губернии, является очерк А. И. Троицкого, озаглавленный «Материалы для истории Пензенской духовной семинарии», опубликованный в «Пензенских епархиальных ведомостях» за 1896 г. (№№ 20−22). Публикация этого очерка вызвала бурную (в провинциальных масштабах) реакцию, выразившуюся в составлении своего рода исторических справок, представленных пресвященному Павлу. В 1899 г. в преддверии столетнего юбилея Пензенской епархии обсуждалось празднование этой даты. Предполагалось выпустить специальный сборник, показывающей все стороны епархиальной жизни. Но в то время не смогли собрать достаточно полный материал для публикации, ограничившись отдельными изданиями.

1 Троицкий А. Материалы для истории Пензенской духовной семинарии. Пенза. 1896. С. 1.

2 Троицкий А. Материалы для истории Пензенской духовной семинарии. Пенза. 1896. С. 1.

В 1900 г. семинария отметила свой столетний юбилей. В честь этого события преподаватель семинарии А. И. Троицкий написал исторический очерк о семинарии «Пензенская духовная семинария за истекший столетний период ее существования (1800 — 1900 гг). Историческая записка» (Пенза. 1901). Это исследование печаталось как приложение к «Пензенским епархиальным ведомостям», но встречаются экземпляры, переплетенные в виде книги (так же, как и названные выше «Материалы для истории Пензенской духовной семинарии»). К исследованию был приложен список тех, кто служил в семинарии, а также список воспитанников, окончивших полный курс семинарии. Пройдя путь от воспитанника семинарии до преподавателя, А. И. Троицкий со знанием дела (поскольку занимался историей и ранее) сумел дать описание столетнего существования семинарии. Его работа была высоко оценена и светскими исследователями, и духовными, например, ректором семинарии, протоиереем П. Позднеевым. Заслугой А. И. Троицкого является то, что он выделил три этапа в истории семинарии:

— от основания семинарии и до преобразования ее в 1818 г. по уставу 1814 г, который был выработан Комиссией духовных училищ;

— с 1818 г. до преобразования семинарии по уставу 1867 г.;

— с 1867 г. до начала XX в.

Отличительной чертой периодизации Троицкого является то, что он при характеристике третьего этапа считал реформу 1884 г. ничего не значащей в истории семинарии, да и духовно-учебных заведений вообще.

В советское время краеведы по вполне понятным причинам не заостряли внимание именно на истории духовного образования, включая отдельные ее факты в историю образования и культуры.

С первой половины 90-х годов начинается новый этап российской историографии — постсоветский. В это время появляются работы, посвященные истории духовного образования в Пензе, бывшей ранее на периферии интересов историков в силу объективных причин. Так, в вышедшей в 1994 г. своеобразной хрестоматии по истории культуры Пензенского края, составленной Н. М. Инюшкиным и К. Д. Вишневским, есть раздел, посвященный духовным учебным заведениям Пензенской епархии. Правда, этот раздел невелик — около 10 страниц, но эта «первая ласточка» возврата интереса к этой проблеме не в связи с революционным движением и участием в нем учащихся духовных учебных заведений знаменательна.

В советское время проблема участия семинаристов и учащихся других духовных учебных заведений в революционном движении была фактически единственной проблемой истории духовного образования, которую можно было исследовать без помех, поэтому из-под пера ученых в то время вышло несколько статей, целиком посвященных этому вопросу, или же затрагивающих какие-то его аспекты1.

Со второй половины 80-х гг. появляются работы, в которых предпринимаются первые попытки отойти от общепринятых догм советского периода и поставить ряд новых для исторических исследований вопросов, затронуть те аспекты, которые ранее являлись идеологическим табу. Интерес для нашего исследования представляет статья В. В. Кондрашина «Пензенская молодежь в революционном движении эпохи империализма» \ Очерки краеведов. Приволжское кн. Изд. 1989. Вып. 1- статья Л. М. Константиновой «Симбирская молодежь в революции 1905 -1907 гг. \ Постигая прошлое и настоящее: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов. 1993. Вып. 2. Морозов В. На рассвете. Пенза. 1963; Он же. Друзья человечества \ Молодой ленинец. 1973.17 июляЛебедев В. И. Карпинский В. А. Пенза. 1984; Кондрашин В. В. По следам ленинской «Искры"\ Молодой ленинец. 1984, 12 декабря.

Необходимо отметить довольно большую главу из «Очерков истории народного образования Пензенского края» «Духовное образование в Пензенском крае», написанную Н. И. Полосиным1. В этой главе автор описывает пять духовных учебных заведений Пензенской епархии и школы при них. Источником для написания работы во многом послужили «Материалы для истории Пензенской духовной семинарии», написанные А. Троицким, а также раздел упомянутой выше хрестоматии. Можно сказать, что впервые в таком довольно объемном труде о духовных учебных заведениях говорится спокойно, выдержанно, без политической ангажированности. Глава изобилует именами деятелей, внесших свой вклад в развитие духовного образования и, в конечном счете, культуры Пензенской губернии. Ведь, по словам Н. И. Полосина, духовные учебные заведения «в течение более чем ста лет оказывали огромное влияние на формирование религиозно-нравственного уклада жителей, вносили большой вклад в развитие русской культуры» .

В последнее время возвращается забытое ранее церковное краеведение. Самым объемным и значимым трудом, посвященным истории Пензенской епархии, является исследование главного редактора возрожденных «Пензенских епархиальных ведомостей» А. И. Дворжанского «История Пензенской епархии. Исторический очерк», вышедшее в 1999 г. к 200-летию епархии. Автор взял на себя благородную задачу воплотить в жизнь замыслы конца XIX века, когда предполагалось выпустить объемную историю епархии. В ближайшие годы А. И. Дворжанский намеревается выпустить еще три книги, посвященные отдельным аспектам истории Пензенской епархии;

— «Храмы»;

1 Полосин Н. И. Духовное образование в Пензенском крае \ Очерки истории народного образования Пензенского края. Под ред. В. И. Никулина. П. 1997. С. 24 — 53.

2 Полосин Н. И. Духовное образование в Пензенском крае \ Очерки истории народного образования Пензенского края. Под ред. В. И. Никулина. П. 1997. С. 24 — 53.

— «Монастыри»;

— «Духовное образование».

Работа А. И. Дворжанского отличается самостоятельностью, огромной источниковой базой, точным, образным языком. Этот очерк предваряет остальные три книги предполагаемой тетралогии «История Пензенской епархии». Это единственной на сей момент труд, в котором проанализирован путь, пройденный епархией с момента своего возникновения в 1799 г. до сегодняшних дней. Особую ценность представляет раздел, посвященный трудной истории епархии советского периода. Достоинством работы является то, что автор связывает различные этапы епархиальной истории с именами преосвященных, возглавлявших епархию, и уделяет большое внимание их личностям. Исследование А. И. Дворжанского является вкладом в церковное краеведение как самостоятельное направление в комплексе знаний по локальной истории.

В своем исследовании мы еще неоднократно будем обращаться к работе А. И. Дворжанского, являющейся для нас и своего рода источником, поскольку, на наш взгляд, к настоящему времени она является наиболее полным исследованием истории Пензенской епархии. Правда, справедливости ради, отметим, что работу отличает некоторая апологетика в отношении православной церкви, что вполне объяснимо, поскольку издателем «Истории» фактически является Пензенская епархия. К примеру, мы встречаем совершенно разную оценку преподавателей семинарии у А. И. Троицкого (и следом за ним и у Дворжанского) и у бывших семинаристов. Так, об инспекторе семинарии Я. Бурлуцком, преподававшем церковную историю, в отличие от церковных авторов исследований по истории Пензенской семинарии В. О. Ключевский говорит как о главном «притеснителе» семинаристов. В письме к П. П. Гвоздеву В. О. Ключевский писал: «. Эх, брат! Как жаль, что мы слушали с тобой, да и не слушали даже, а зубрили какие-то подонки из скандалов святых отцов, а не развитие христианских идей в человечестве». В то же время А. И. Троицкий называет его «светочем знаний».

А. И. Дворжанский внес весьма значительный вклад в краеведческую науку, что стало для нас очевидным, когда при написании этой работы мы обратились к материалам «Пензенского временника любителей старины» (например, к статье известнейшего пензенского ученого-краеведа В. И. Лебедева «Письма опального епископа"1, материалы которой мы использовали в нашем исследовании). Редактором Пензенского временника любителей старины» был А. И. Дворжанский. Ему же во многом принадлежит заслуга возобновления издания «Пензенских епархиальных ведомостей, первый номер которых вышел 1 января 1866 г. В неофициальной части ведомостей было немало исторического материала.

Интересна постановка проблемы преемственности дореволюционного и советского периодов развития образования в работе В. А, Власова «Школа и общество. Поиски путей обновления образования. Вторая половина XIX-первая треть XX в.», вышедшей в Пензе в 1998 г. Правда, речь в работе идет, прежде всего, о светском образовании, но интересна сама концепция преемственности: для нас важно то, что автор не зачеркивает достижения досоветской школы. Если не учитывать специфику духовного образования, то методика и содержание отдельных курсов, преподававшихся в духовных учебных заведениях Российской империи, образовательная деятельность церкви среди детей (вместе с ее достоинствами и недостатками) заслуживают внимания.

В ряде диссертаций мы находим концептуальные материалы, касающиеся взаимосвязи эволюции духовного образования и эволюции российского государства и общества. В диссертации Н. В. Малышевой «Общественно-политическое движение учащейся молодежи провинциальной.

1 Пензенский временник любителей старины. 1992. Вып. 5.

России в конце XIX — начале XX вв. (по материалам Среднего Поволжья) сделан вывод, использованный нами, о том, что состояние образования в губерниях Среднего Поволжья, где основное население представлено «низшими» сословно-имущественными группами, следует определять не продворянскими классическими гимназиями, а специальными учебными заведениями, количественный рост которых влиял на общие численные показатели и изменения в социальном составе школ общеобразовательного и профессионального типа1. Поскольку объект исследования в диссертации Н. В. Малышевой отличается от нашего, она не пошла в этих рассуждениях дальше, ограничившись предметом своей диссертации. На наш взгляд, этот вывод следовало бы расширить, логически продолжив оценку роли специальных учебных заведений (прежде всего духовных) в общей социально-политической атмосфере региона. Тем не менее, отметим высокий профессионализм автора диссертации в раскрытии своей темы, в периодизации ученического движения, которое мы использовали в своем исследовании.

Зарождение ученического движения, как стихийного выражения протеста против существовавшего учебно-воспитательного режима и частично вовлеченности в «нигилистическое» движение датируется 60-ми годами XIX в. Более организованный этап приходится на 90-е гг. Далее ученическое движение шло как бы по нарастающей до первой мировой войны, послужившей, по выражению Н. В. Малышевой, своеобразным тормозом оппозиционного молодежного движения.

Еще раз подчеркнем, что история становления системы православного образования и православных духовно-учебных заведений в Пензенской губернии нас интересует с точки зрения взаимосвязи с социально.

1 Малышева Н. В. Общественно-политическое движение учащейся молодежи провинциальной России в конце XIX — начале XX вв. (по материалам Среднего Поволжья). Автореферат дисс.. канд. ист. наук. Пенза. 1998. политическими переменами в России, происходившими с середины XIX века до 1917 г. Наши исследования показали, что духовное православное образование эволюционировало в общем русле перемен, отражая их направленность, поэтому мы считаем, что, несмотря на всю замкнутость и корпоративность духовного образования, его вполне можно рассматривать в русле реформ второй половины XIX в. и изменений российского общества в начале века XX.

Эта проблема не рассматривалась комплексно в российской историографии, хотя, безусловно, существует ряд работ, названных выше и освещавших в том или ином объеме ряд ее аспектов. Нами использовались и работы, посвященные не только целиком революционному движению, но и его причинам. Назовем лишь некоторые из них:

— Трифонов Л. Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. М. 1975; Революционная ситуация в России в середине XIX в. М. 1978;

— Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России. 1864 — 1904 гг. М. 1979;

— Клейн Н. Л. Экономическое развитие Поволжья в конце Х1Х-начале XX вв.: К вопросу о предпосылках буржуазно-демократической революции в России. Саратов. 1981;

— Социально-экономическое развитие России. М. 1986;

— Кирьянов Ю. И. Переход к массовой политической борьбе: Рабочий класс накануне первой российской революции. М. 1987;

— Литвак Б. Г. Переворот 1861 г. в России: почему не реализовалась реформаторская инициатива. М. 1991;

— Карнишин В. Ю. Общественно-политический процесс в Поволжье (1905 — февраль 1907 г.). Автореф. дисс. .д.и.н. М. 1997; и т. д.

Мы сознательно приводим общий список этих работ, не разделяя их в соответствии с точкой зрения авторов. Несмотря на различный концептуальный подход, эти труды ценны, во-первых, богатым фактическим материалом, во-вторых, они в своей совокупности дают общую картину революционного движения.

Перейдем к следующей составной части исследуемой нами проблемыэволюции массового сознания. Историографию этой проблемы довольно трудно вписать во временные рамки, поскольку еще в прошлом веке был поставлен вопрос, связанный с понятием массового сознания. Уже в первой четверти века были высказаны весьма ценные наблюдения, не оформленные как концепция, но, по крайней мере, обозначившие тему. Так, П. Я. Чаадаев писал, что «массы не думают самостоятельно. основная часть населения только чувствует"1.

Тогда, в XIX в, да и в начале XX в., был в ходу термин «русская душа». Конечно, нельзя полностью согласиться, например, с С. Булгаковым, считавшим, что в русской истории запечатлена только дивная красота народной души2, несмотря на то, что наша история изобилует мрачными и кровавыми страницами. Например, П. Я. Чаадаев считал, что эти страницы и есть отражение русской души, но опять-таки он нисколько не сомневался во взаимности параллельного развития истории России и русской души3. Это утверждение о взаимосвязи двух явлений действительно практически не подвергалось сомнению, поскольку, как считал С. Соловьев, к любому народу можно обратиться со следующими словами: «Расскажи нам свою историю, и мы скажем, кто ты таков"4. Но подобная постановка проблемы («русская душа», «русский дух») довольно туманна. Чаадаев П. Философские письма. М. 1989. С. 24.

2 Булгаков С. Н. Моя родина \ Новый мир. 1989. № 10. С. 226.

3 Чаадаев П. Я. Философические письма\Статьи и письма. М. 1987. С. 37−39.

4 Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. М. 1989. С. 159.

Мы сознательно не используем и понятие национальный характер, несмотря на то, что в последнее время участились обращения к нему1, поскольку, по нашему мнению, оно так же расплывчато и аморфно и базируется на бинарных нравственно-психологических характеристиках: «добрый — злой" — «трудолюбивый — ленивый» и т. д.

В то же время мы не согласны с утверждением Л. Н. Гумилева о том, что «так называемый «национальный характер — это миф», к тому же непознаваемый2. Безусловно, национальный характер реально существует и может быть познан. Тем не менее, в это понятие не входит социальный характер, ведь, по словам Э. Фромма, «нормы, в соответствии с которыми функционирует общество, формируют также и характер членов этого общества"3.

Еще одним довольно туманным понятием можно считать «ментальность», «менталитет». К тому же многие исследователи отрицательно относятся к самому термину (например, Пименов И. С. Российский менталитет: помеха или подспорье для развития России \ II международная Нижегородская ярмарка идей. Н. Новгород. 1999).

Промежуточное положение между понятиями национальный характер и массовое сознание занимает понятие мировоззрения (см., напр.: Франк С. Л. Русское мировоззрение \ Франк С. Л. Духовные основы общества. М. 1992), как осознанного отношения к миру. Но это понятие не удовлетворяет нас по той причине, что в таком случае выпадает из поля зрения огромный пласт бессознательного, архетипов, то есть коллективной,.

1 Например, Д. С. Лихачев «О национальном характере русских \ Вопросы философии. 1990. № 4. С. 5- Он же. Заметки о русском. М. 1984; Американский характер. Очерки культуры США. М. 1995; Беленький В. X. Борьба вокруг русской идеи \ Социально-политический журнал. 1996. № 1. Надточий И. О. Проблема взаимосвязи «русской идеи» и русского национального самосознания \ Россия в культуре мира. XXVII Академический симпозиум. Н.Новгород. 1999.

2 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л. 1990. С. 358.

3 Фромм Э. Иметь или быть? М. 1989. С. 96. неисторической, глубинной памяти. В этом случае становится непонятным, почему в определенные периоды коллективное бессознательное усиливается, почему архетипические построения становятся структурообразующими в социальной жизни выходят на уровень государственной идеологии. И Парето, и Маркс, и Сорель, и Фрейд были едины во мнении, что людьми руководят большей частью иррациональные соображения. Уже традиционной стала типология человеческого общества, согласно которой существуют коллективистическое и индивидуалистическое общество1. Стиль мышления, стандартные чувства и действия коллективистического человека резко отличаются от поведения человека индивидуалистического.

Более точным понятием, связанным с загадочной русской душой, является массовое сознание.

Ступенькой на пути к пониманию массового сознания является мнение социолога П. Сорокина, утверждавшего, что даже в случае репрезентативной выборки некоторой совокупности качеств индивидов, представляющих данную нацию, все равно невозможно свести типичные черты этой совокупности в некую модель. Поэтому, чтобы изучить основные черты нации, ее надо рассматривать как целостную систему, понять ее структурные и динамические черты, постоянно изменяющиеся на протяжении ее истории (Сорокин П. А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии \ О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М. 1990. С. 464−472).

Большое значение для исследования проблемы массового сознания имеют труды Ю. М. Лотмана и представителей лотмановской семиотической школы, хотя и не посвященные целиком массовому сознанию, но затрагивающие часть этой проблемы: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века).

1 Ивин А. А.

Введение

в философию истории. М. 1997. С. 3.

СПб. 1994; Он же культура и взрыв. М. 1992; Он же. Несколько мыслей о типологии культур \ Языки культуры и проблемы переводимости, М. 1987; Он же. Тезисы к семиотике русской культуры \ Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М. 1994; Он же. Феномен культуры \ Семиотика культуры. Труды по знаковым системам. Вып. X. Уч. зап. Тартуского ун-та. Вып. 463. Тарту. 1978; статьи Лотмановского сборника (М. 1995).

Тема массового сознания является новой для исторических исследований, избегавших по вполне понятным причинам психологических аспектов социально-исторических процессов. В последние годы XX века исследователи стали чаще обращаться к проблемам массового сознания, пытаясь найти ответы на вопросы о причинах тех или иных уже произошедших событий или спрогнозировать возможную динамику социальных процессов. Одна из таких работ — «Россия и русские. Характер народа и судьбы страны» (СПб. 1992) А. О. Бороноева и П. И. Смирнова, занимающихся проблемами социальной философии.

Тем не менее, фактически начало исследования историками проблемы массового (в ряде работ — общественного) сознания начато с середины 90-х гг. Одним из первых исторических трудов по этой проблематике является докторская диссертация Барановой Н. Б., где впервые (для исторической науки) обозначена роль массового сознания в многофакторном анализе конкретных исторических периодов, процессов и феноменов. В диссертации массовое сознание определяется как сумма трех слагаемых:

— архетипов, сложившихся веками;

— результатов воздействия конкретных исторических обстоятельств;

— результатов целенаправленного воздействия властей или других социально значимых субъектов1. Баранова Н. Б. Власть и воздействие на массовое сознание в 30-е гг. XX века. Дисс.. доктора ист. наук. М. 1997.

Исходя из этого определения, мы считаем, что массовое сознание является одним из факторов, определившим и изменения в самой системе православного образования, и в содержании этого образования, и в поведении воспитанников и преподавателей духовных учебных заведений, как в Пензенской губернии, так и в России в целом.

В любом случае, невзирая на терминологию, понять многие аспекты российской истории вообще и провинциальной культуры, в частности, невозможно без понимания национально-психологических особенностей в отражении действительности, учета местных, региональных традиций, стереотипов мышления, мировоззренческих оценок и установок (См.: Балахонский В. В. Учет факторов провинциальной культуры при объяснении событий российской истории\Российская провинция XVIII—XX вв.: реалии культурной жизни. III Всероссийская научная конференция. Пенза. 1995. С. 12). Так, например, невозможно адекватно оценить состояние революционного движения, если не учитывать, что в конце XIX — начале XX в. стал массовым переход из духовного сословия в ряды гражданской интеллигенции. Таким образом, сознание бывших семинаристов стало частью сознания формирующегося сознания революционной интеллигенции.

Подводя итог сказанному выше, отметим, что, несмотря на довольно большое число работ, посвященных прямо или косвенно истории духовного образования в России, нельзя считать эту проблему полностью и адекватно освещенной, поскольку этому мешали как политические настроения или политическая ангажированность авторов, а также их узкая корпоративная принадлежность в разные периоды развития исторической науки. К тому же история духовного образования, как правило, рассматривалась отдельно от общей направленности социально-политических перемен в Российской империи и не связывалась с особенностями массового сознания россиян на разных этапах истории XIXначала XX вв. Что же касается работ краеведов, посвященных истории духовного образования в Пензе, то приходится констатировать отсутствие комплексных исследований по этой тематике (за исключением труда А. И. Дворжанского, написанного, как мы отмечали с церковных позиций).

Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в процессе разработки государственной политики в отношении церкви и ее образовательной деятельности.

Теоретический и фактический материал, содержащийся в исследовании, основные положения и выводы могут использоваться при чтении курсов по истории России, спецкурсов для студентов высших учебных заведений и при повышении квалификации работников народного образования.

Апробация исследования. Положения и выводы диссертационного исследования изложены в опубликованных работах автора, прежде всего в монографии, написанной совместно с профессором Барановой, «Система православного образования и православные духовно-учебные заведения Пензенской губернии в контексте социально-политических перемен в XIXначале XX в.» (Пенза. 2001).

Результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры отечественной истории и методики преподавания истории Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Духовная жизнь российского общества и ее история немыслимы без истории духовного образования, которое, несмотря на корпоративный, закрытый характер, тем не менее, отразило перемены, происходившие в России.

Анализ исследований проблемы духовного образования показал, что существует довольно обширная историография молодежного революционного движения, в которой затрагивались вопросы участия воспитанников духовных учебных заведений в революционных событиях. Это наиболее изученная часть истории духовных учебных заведений в светской историографии. В церковной истории система православного образования и роль церкви в развитии образования исследовалась исключительно с точки зрения самой церкви. Не умаляя достоинства этих трудов, мы считаем, что их можно сравнить с советской историографией с ее идеологической заданностью. Нельзя считать проблему истории духовного образования полностью и адекватно освещенной и с силу сравнительно небольшого количества ее комплексных исследований, и в силу политической ангажированности авторов или корпоративной принадлежности. Более того, история духовного образования рассматривалась как своеобразная «вещь в себе» без связи с общей направленностью социально-политических перемен в Российской империи, и не связывалась с особенностями массового сознания россиян на разных этапах истории XIX — начала XX вв. Работ, посвященных истории духовно-учебных заведений в Пензенской губернии, кроме монографии А. И. Дворжанского, написанной с церковных позиций под эгидой Пензенского Владыки, фактически нет. Это положение подтолкнуло нас обратиться к проблеме связи духовного образования и социально-политических перемен в России.

Как это часто случалось в русской жизни для движения вперед требовался основательный удар по всему старому" , — писал Д. С. Лихачев1. Революционные события не пощадили духовные учебные заведения, обладавшие солидной материальной базой: многое было просто похищено, огромная часть попросту уничтожена в пылу борьбы с религией и церковью. Особенно печально, что исчезли богатые библиотеки семинарии и училищ, в фондах которых были рукописи, старинные документы и книги. Семинарии и духовные училища были фактически единственными местами, где дети низшего духовенства могли получить среднее образование.

После революции здания, так или иначе связанные с церковью были снесены, разрушены или подвергнуты переделкам. Сейчас с огромным трудом постепенно восстанавливается, то, что можно еще спасти, например, Троицкий женский монастырь в Пензе, в котором было создано училище для девиц духовного звания. А ведь духовные учебные заведения создавались огромными усилиями духовенства Пензенской епархии, преосвященных, возглавлявших епархию. Достаточно вспомнить, сколько настойчивости пришлось проявить преосвященному Варлааму при открытии епархиального женского училища.

В создании системы духовного образования в губернии большую роль сыграли и прихожане, оказывавшие благотворительную помощь, собиравшие пожертвования. Можно сказать, что духовные учреждения стали плодом труда всего общества, и они оправдывали эти труды, становясь центрами духовности и просвещения, обогащая российскую культуру. Пензенскую семинарию в XIX веке называли «рассадником духовного просвещения». Зачастую сельское духовенство являлось посредником между системами культуры и образования, существовавшими в России, и огромным.

1 Лихачев Д. С. Русская культура в современном мире \ Новый мир. 1991. № 1. С. 3). числом неграмотного сельского населения1. Не только некрасовские герои «сеяли разумное, доброе, вечное», но и духовенство, много сделавшее для российского народа.

На первый взгляд можно было бы согласиться с обвинениями в адрес правительства в половинчатости, по характеристике В. И. Ленина, двойственности реформ, проводившихся в период царствования Александра II. Герцен писал, что «Правительство делало как иерусалимские паломники, слишком много нагрешившие, три шага вперед, два назад. Один все же оставался».

Лишь после сравнительного анализа положения в первой половине XIX в. и во второй его половине, очевидны, на наш взгляд, радикальные перемены к лучшему, как в системе православного духовного образования, так и в его качестве. Опять-таки в качестве примера приведем ситуацию в женском епархиальном училище, где от убожества и нищеты стараниями лучшей части духовенства ситуация изменилась кардинально. Безусловно, это было основано не только на благородстве и прогрессивности преосвященного, но и на изменившейся атмосфере в стране. Речь идет в данном случае о реформах в образовании, начавшихся в 60-х годах (но готовившихся с 50-х). Освобождение в 1861 г. огромной массы крестьян поставило перед правительством необходимость их просвещения — церковь, учитывая реалии эпохи, сыграла большую роль в процессе борьбы с неграмотностью (церковноприходские школы), хотя, безусловно, проблема неграмотности не была решена: даже в 90-е гг. грамоте обучалась лишь треть детей школьного возраста. Дворянов В. А. Роль культуры провинциального духовенства в формировании интеллигенции в пореформенной России \ Российская провинция XVIIIXX вв.: реалии культурной жизни. Тезисы Всероссийской научной конференции. Пенза. 1995. С. 31−32.

Правительство рассматривало образование вообще, прежде всего как средство формирования верноподданнической и богобоязненной среды. После принятия уваровской триады религия постепенно превратилась с своего рода государственную идеологию, призванную формировать массовое сознание и контролировать ее, а сама церковь — в полугосударственный институт, освящавший существующую систему власти. Был нарушен важнейший религиозный принцип невмешательства церкви в мирские дела. Но «омирщение» церкви, тем не менее, не позволило церкви иметь свою точку зрения на происходящие в России события и процессы. Таким образом, церковь будучи формально мощной организацией, которую поддерживало государство, фактически была несвободна и несамостоятельна. Не было у нее и собственной социальной политики. В итоге это не только разрушало авторитет церкви, но заложило основы тоталитаризма XX в., когда формула Уварова изменила свое звучание, и место православия в этой формуле заняла идеология. Правда, церковь, несмотря на полную включенность в государственный аппарат, сохраняла видимость самостоятельности, кроме канонических, в частных вопросах организационного характера. Так, церковь пыталась отстоять свою некую самостоятельность, претендуя на лидерство в деле начального образования.

Исследуя деятельность церкви в сфере духовного и мирского образования, мы пришли к выводу, что политика «подминания» церкви государством не принесла пользу, а усугубила проблему падения авторитета и властей, и церкви. Причем больше все же, на наш взгляд, пострадала именно церковь: в массовом сознании промахи и ошибки властей отождествились с ошибками церкви. Это отождествление имело своим последствием то, что церковь не только не смогла сыграть заметную роль в умиротворении революционного движения, но слушатели духовных учебных заведений сами приняли более чем активное участие в революционных событиях.

Школа главным образом должна была воспитывать религиозно-нравственные устои, отвечавшие интересам государства, а уже потом давать минимум знаний. Тем не менее, в результате деятельности пореформенной начальной школы число грамотных людей значительно повысилось — до 21% и в этом есть частица усилий церкви.

Отметим, что церковь боролась за начальную школу: в 90-х гг. в Государственный совет неоднократно вносились предложения передать все начальные школы в ведение Синода. Но обстановка в стране и неоднозначное отношение к церковноприходским школам в сравнении с земскими школами, повлияли на отказ властей от такого шага.

С конца XIX века государственная политика, как в образовании, так и в целом, носит зачастую противоречивый характер, поскольку зависит от общественно-политической ситуации в стране и от конкретных лиц, ее вырабатывавших и далеко не всегда реакционных. Поэтому существо политики государства в области образования определяется сосуществованием двух курсов — охранительно-консервативного и демократического.

В отличие от большинства стран Запада, где государство закрепляло процессы, шедшие снизу, использовало определенные результаты общественной деятельности в области образования, в России власти самостоятельно воздвигали систему образования по своему образу и подобию. Это ярко проявилось после реформ образования и земских реформ: государство, несмотря на растущую роль общества, стремится сохранить свое главенствующее положение, используя церковь, как проводника своего влияния на общество и гаранта духовной и идеологической стабильности. С другой стороны, усилия общества дают свои плоды, причем зачастую явно лучшие, чем государственные, например, земские школы. Мы наблюдаем явное противоборство государства и общества в сфере образования. В этой борьбе не всегда заслуженно страдала церковь (церковноприходские школы, например), которую отождествляли с государством.

Церковь и ее служители подвергались воздействиям, как власти, так и конкретных обстоятельств, а также являлись носителями архетипов, общих для всех россиян. Эволюция массового сознания не обошла стороной и духовенство, являвшееся устойчивой социальной группой. Ушедшие из духовного сословия в ряды гражданской интеллигенции приносили с собой антирелигиозные настроения, характерные для ушедших из духовного сословия. Другие особенности массового сознания этого слоя — своеобразная социальная агрессивность, выражавшаяся в их революционности в годы студенчествадуховная общность с крестьянствомскептическое отношение к «дворянской» культуре. Эти особенности имели логическое продолжение, не ограничиваясь одним поколением, так как многие ушедшие из духовных учебных заведений реализовывались как преподаватели и учителя в сфере науки и образования (В. О. Ключевский), так что особенности массового сознания этой социальной группы, ее субкультура своеобразно тиражировались в их учениках, передаваясь от учителя даже помимо его желания.

Тем не менее, изолированность духовенства, во многом предопределенная его сословным положением, привела к своеобразному кастовому статусу духовенства. К тому же в начале XX в. духовенство, в основной свое массе испытывавшее материальные трудности, тем не менее отождествлялось с самодержавием. Даже когда миряне в начале XX в. получили право принимать духовный сан, это происходило очень редко. Это было своеобразным результатом и многолетней политики властей, стремившихся, чтобы кадры духовенства воспроизводились из собственно духовной среды.

Проведенные исследования показали, что привлекательность обучения в духовных учебных заведениях имела прямую зависимость от привилегий, которые были у духовенства. В том случае, если урезались привилегии, ухудшался уровень жизни духовенства — усиливался отток из духовных учебных заведений.

Специфичный социальный статус духовенства предопределял и содержание учебных программ, в которых сосуществовали предметы «высоких материй» и курсы, необходимые для преодоления тягот сельской жизни. Этот же, на наш взгляд, неопределенный статус (формальнопривилегированный, фактически — мало чем отличавшийся у основной массы духовенства от простонародья) обусловил высокую степень участия воспитанников духовных учебных заведений в революционных выступлениях. Имея высокий уровень знаний, немногие семинаристы могли продолжать интеллектуальную жизнь. Перспективы выпускников находились в диссонансе с их горизонтом ожиданий.

Тем не менее, история духовного образования в губернии показала, что XIX век был временем трудного становления системы православного образования. На протяжении всего века государство искало пути в отношениях с церковью, прагматически используя ее в своих целях. Постепенно ослабевала сословная замкнутость духовенства, но параллельно этому ухудшалось положение основной массы сельских церковнои священнослужителей.

История пензенских учебных заведений как в зеркале отражает эволюцию системы православного духовного образования в России, а также показывает, как формировалось массовое сознание и психология части провинциального духовенства под воздействием содержания учебных курсов, образа жизни в учебных заведениях — ведь воспитанники и преподаватели были «читающей» частью провинциального социума. Семинария стала элементом, формирующим культурную среду провинции.

Особенностью системы духовного образования в губернии было ее существование в условиях, когда выпускники должны были работать в многонациональных селах, и их нужно было готовить к этому. Еще одной особенностью является высокая квалификация преподавательского состава (кандидаты богословия), причем не только в семинарии, но и в училищах.

В тесной связи с учебными заведениями находились различные общества, вносившие свой вклад в улучшение условий жизни малоимущих учащихся и преподавателей, и выполнявшие миссионерские функции, скрывавшие зачастую стремление к контролю над «инаковерующими».

Уровень и содержание образования в духовных учебных заведениях предопределял склонность воспитанников к анализу реальной действительности. Основным в работе воспитанников была работа с книгами, это способствовало критическому отношению и развитию стремления к сопоставлению текстов. «Книжная» жизнь приводила их к включению в кругооборот нелегальной литературы. Это определяло и желание продолжить интеллектуальную жизнь после окончания учебных заведений, что приходило в противоречие с реальными перспективами.

Чтобы не повторить ошибок прошлого, государство должно очень бережно относиться к церкви, не заставляя массовое сознание отождествлять церковь с собой. Необходимо более открытое существование самой церкви: невозможно повторение существования духовенства обособленной кастой, закрытой от окружающего мира, и существующей в своем собственном кругу, отрезанном от других. Церковь должна и может заполнить духовный вакуум, образовавшийся после падения коммунистической идеологии. Только в этом государство не должно опережать ее самое, ставя перед ней подобные задачи. Российскому обществу нужно новое мировоззрение и новая идеология. В последние годы слово «идеология» зачастую носило негативный оттенок и ассоциировалось с тоталитарным режимом, хотя совершенно очевидно, что идеологического вакуума быть не может, и по законам природы его заполняет другая идеология. Даже кажущееся отсутствие системы идеологических взглядов на самом деле тоже является.

239 разновидностью идеологии. Перефразируя известное выражение про армию можно сказать, что тот, кто экономит на создании своей национально-государственной идеологии, обречен вскормить и исповедовать чужую.