Устные и книжные элементы в тюркской традиционной словесности: турецкая городская повесть

Турецкая народная повесть {ка1к Ыкауеэ!, далее хикяйе, халк хикяйеси) представляет собой крайне интересное явление турецкого фольклора и турецкой словесности в целом. Традиционным ареалом зарождения и распространения халк хикяйеси принято считать северо-восток Турции и районы, граничащие с Ираном. Народная/городская повесть представляет собой некогда бытовавший исключительно в устной форме, а впоследствии записанный прозаический текст новеллистического или фантастического содержания с поэтическими фрагментами. Данные повествования в устном или письменном виде являлись неотъемлемой частью городской культуры, потому хикяйе может быть названа также городской повестью.

Характерной чертой повести является ее существование одновременно в устном и письменном виде на границе между литературной традицией и фольклором: зачастую ее тексты представляют собой фольклоризованные версии известных на Ближнем Востоке литературных сюжетов. Документально подтвержденные свидетельства устного исполнения городской повести относятся к периоду приблизительно с XVIII в. по середину XX в., хотя сами истоки городской повести как жанра турецкого фольклора исследователи склонны возводить к более раннему времени. В целом рассматриваемый нами период следует за временем, которое исследователи называют переходным в турецкой литературе (конец XVII — начало XIX вв.), когда произошло изменение функций традиционных жанров турецкой литературы и их обогащение. Изменения коснулись и поэзии, и — еще в большей степени — прозы (Маштакова, 1984, с. 95). Известно, что «турецкая словесность всегда располагала двумя взаимодополняющими жанровыми системами, между которыми происходили взаимопроникновения» (Маштакова, 1984, с. 77) — речь идет о книжной и устной традициях: «На стыке письменных и фольклорных жанров иногда возникали новые» (Маштакова,.

1984, с. 77). Примером такого взаимопроникновения и является жанр турецкой городской повести.

Данное исследование в одинаковой степени затрагивает проблемы, связанные с историей литературы и фольклора Турции, а также смежных культурных ареалов, и более общие проблемы взаимовлияния устного и книжного текстов, имеющие отношение к теории фольклора.

Объектом данного диссертационного исследования являются тексты турецких городских повестей (.хикяйе), изданные в разное время в Турции в период приблизительно с первой половины XIX в. (литографии) до второй половины XX в. Это время в истории сначала Османской империи и затем Турции является одним из самых интересных с точки зрения истории культуры, в том числе традиционной. Именно с ним исследователи связывают возрастающее влияние Запада во многих областях культурной и общественной жизни империи, именно это время стало эпохой масштабных реформ и перемен во всех сферах жизни турецкого государства.

Научная новизна данной работы состоит в том, что турецкая городская повесть рассматривается как особый жанр турецкого фольклора, имеющий связи и с народным театром, и со сказкой, но существующий независимо от них. Мы рассматриваем хикяйе в обоих аспектах ее бытования, устном и книжном, используя различные источники (как записи, полученные от сказителей в XX в. и популярные издания прошлого века, так и литографии XIX в.) и сравнительный материал (тюркский), который позволяет проводить типологические параллели. В круг источников наряду с литографиями и рукописью («Повесть о багдадском кадии и плуте») мы включаем популярные издания турецкой городской повести, опубликованные массовыми тиражами в Турции и в Болгарии в 1940;1970;е годы, поскольку это позволяет проследить изменения, которые турецкая городская повесть претерпевала на протяжении достаточно долгого времени, и определить ее наиболее характерные черты (см. раздел «Библиография»).

Цель нашего исследования — определить место и роль городской повести в системе жанров турецкого и — шире — тюркского фольклора и тюркских литератур.

Тем самым главной задачей исследования является выделение основных характеристик турецкой городской повести как жанра турецкого фольклора (стилистические особенности повествования прозаического текста и поэтических фрагментов городской повести, особенности ее композиционного построения и сюжетно-мотивной структуры), а также выявление закономерностей взаимовлияния между турецкой городской повестью и турецкой литературой.

Методологическую основу работы составляет сравнительно-исторический подход к исследуемому явлению: для решения поставленных задач в нашей работе были сопоставлены различные варианты текстов городской повести, изданные или полученные от сказителей в разное время.

Для выделения жанровых особенностей хикяйе ряд текстов повести был сопоставлен с произведениями, содержащими аналогичные сюжеты, но принадлежащими к другим жанрам турецкого фольклора (например, тексты театра карагёз). В проведении типологических параллелей между турецкой городской повестью и сходными явлениями в различных литературных традициях мы основываемся на положении Е. М. Мелетинского («Проблемы сравнительного изучения средневековой литературы») о необходимости опыта сопоставления преди околороманных полуфольклорных форм, каковыми являются турецкие городские повести, арабские героические жизнеописания (сират), малайские приключенческие повести, китайская повесть (пинхуа): «Весьма красноречивые результаты дает опыт сопоставления западного. романа с ближнеи средневосточным романическим эпосом. а также сопоставление различных преди околороманных полуфольклорных форм типа европейских народных книг, арабских романизованных героических жизнеописаний („сират“), дастанного эпоса Средней Азии, малайских приключенческих повестей» (Мелетин-ский, 1998, с. 414).

В нашем исследовании мы исходим из того, что турецкая городская повесть представляет собой крайне неоднородный в жанровом, стилистическом и хронологическом отношении текст, на стилистику и сюжетную структуру которого оказали влияние различные жанры тюркского фольклора и литератур Ближнего Востока. Мы предполагаем, что на бытование турецкой городской повести оказывали существенное влияние исторические и культурные процессы, происходившие в Османской империи, а затем и в Турецкой республике (например, реформы эпохи Танзимата) и что стилистические особенности прозаического текста городской повести, как правило, связаны с литературной традицией, тогда как поэтические фрагменты текста хикяйе тесно связаны с древнейшей тюркской поэтической традицией.

Характеристика источников.

Основные источники диссертационного исследования разделяются намц на три основные группы: литографированные и осуществленные типографским способом издания турецкой городской повести XIX в.- издания турецкой городской повести, выпущенные массовыми тиражами в XX в., ориентированные на самый широкий круг читателей (например, серия «Народные книги» — На1к Кл1ар1ап). Масштабные публикации текстов турецкой городской повести, рассчитанные на массового читателя, в Турции и на Балканах (Болгария), относятся к середине-второй половине XX в.1 Как правило, подобные издания основывались на литографиях, однако зачастую редактором такого издания могли быть внесены определенные изменения (обычно касающиеся языка повествования, сокращение или переработка поэтических фрагментов текста). публикации текстов, записанных непосредственно от сказителей (записи П. Н. Боратава и других фольклористов, осуществленные в середине — второй половине XX в.). Эта группа текстов отражает устное бытование турецкой городской повести.

Помимо перечисленных источников были также использованы тексты пьес турецкого народного театра карагёз, опубликованные X. Риттером и Дж. Кудретомтексты турецких сказок (в основном из собрания П.Н. Боратава), а также ряд других произведений тюркских литератур и тюркского фольклора (См. раздел «Библиография»), например, эпос «Книга моего деда Коркута», «Словарь тюркских наречий» Махмуда Кашгарского. «Книга моего деда Коркута на языке племени огузов» {Китаб-и дедем Коркут аля лисан-и таифа-и огузандалее — «Китаб-и дедем Коркут») является единственным письменным памятником средневекового эпоса у тюркоязычных (огузских) народов, сложе.

1 См., например: История Османского государства, 2006, с. 120−121. ние сказаний которого относят к XI в., и важнейшим источником по общественной и культурной жизни тюрков-огузов. «Словарь тюркских наречий» Махмуда Кашгарского, в свою очередь, является едва ли не самым важным источником по истории и культуре тюркских народов в Средние века. В нашей работе был использован русский перевод «Словаря.», осуществленный З. А. Ауэзовой (Махмуд ал-Кашгари, 2004).

В данной работе названия источников (например, названия городских повестей) даются в латинской транслитерации (их полные название приводятся в разделе «Библиография»), также приводится список сокращений. Если известна точная дата издания какой-либо литографии, то указана дата по хиджре и по христианскому летосчислению.

Обзор литературы.

Вопросы соотношения книжных и устных элементов в фольклорном произведении исследованы довольно широко, причем на различном материале литератур народов Востока: на примере монгольских сказаний (С.Ю. Неклюдов), малайских хикайатов (JI.B. Горяева), арабского народного романа (А.Б. Куделин), китайских повестей пинхуа (Б.Л. Рифтин). В то же время данная проблематика мало затрагивалась исследователями на тюркском материале. Если в Турции, а также на Западе, ее можно выделить в качестве отдельного направления фольклористических исследований (см. труды П. Н. Боратава, И. Башгёза, В. Эберхарда, О. Шписа, Ф. Тюркмена и других), то среди отечественных исследований, так или иначе освещающих данную проблематику соотношения устности и книжности на собственно турецком материале городских повестей или книжного эпоса, можно назвать некоторые работы А. Н. Самойловича, Х. Г. Короглы, B.C. Гарбузовой.

Хотя в турецкой науке городская повесть изучена достаточно подробно, ее обобщающих литературоведческих исследований не было со времен выхода работ О. Шписа (Spies, 1929) и П. Н. Боратава (Boratav, 1946), а также ряда работ по турецкому фольклору М. Фуада Кёпрюлю. Некоторые проблемы изучения турецкой городской повести в первой половине XX в. поставлены в общем обзоре турецкого фольклора, написанным П. Н. Боратавом в форме вопросов и ответов (Boratav, 1973).

Исследования турецкой городской повести как жанра единичны. Характерной чертой турецких работ является частный подход к проблеме, выражающийся в подробном рассмотрении отдельных сюжетов городских повестей как вне общего взгляда на типологические особенности жанра народной книги в целом, так и вне рассмотрения турецкой городской повести в системе жанров турецкого (вообще тюркского) фольклора и тюркских литератур (см., например работы: Kaya, 1993; Turkmen, 1974). Причины этого — отчасти в турецкой националистической идеологии, господствовавшей в том числе и в культурной политике Турции в первой половине XX в.- они положили начало изучению турецкого фольклора, но в то же самое время обусловили и узкую направленность соответствующих исследований в Турции. Ряд этих немногочисленных турецких исследований, касающихся городской повести, построен, как правило, на сопоставлении и детальном анализе различных бытующих в устном или печатном виде вариантов какого-то одного конкретного сюжета повести (например, повесть о Махмуде и Нигяр: Kaya, 1993) — не рассматриваются эти сюжеты также с учетом их исторического бытования.

Одной из особенностей турецкой городской повести является одновременное функционирование одних и тех же сюжетов в устном исполнении и в виде рукописного, а впоследствии — и печатного, текста. Устная традиция исполнения городской повести продолжала существовать в ряде местностей Турции вплоть до недавнего времени (середина — вторая половина XX в.). В современных зарубежных и отечественных исследованиях турецкого фольклора и. в частности, городской повести, объектом изучения является именно устное бытование текста, процесс исполнения, запоминания, передачи различных вариантов сюжетовтурецкая городская повесть зачастую рассматривается практически как единое целое с другим жанром турецкого фольклора, бытовавшим в городской традиции, — народным театром (см., например, исследования О. Нутку, У. Орала, И. В. Бородиной, Е.А. Огановой). По всей видимости, такой подход связан с тем, что эти жанры являются весьма близкими, поскольку существовали в единой городской среде и приблизительно в одно и то же времязачастую турецкий народный театр и городская повесть располагают общими сюжетами (см. главу 2 данной работы).

Надо отметить, что зачастую во многих исследованиях турецкая городская повесть рассматривается только в связи с другими жанрами турецкого фольклора (см., например, Spies, 1929, где хикяйе представляется лишь как разновидность турецкой волшебной сказки).

Неотъемлемой частью текста хикяйе являются поэтические фрагменты, они тесно связаны с традицией турецкой народной поэзии. В отличие от городской повести, турецкая народная поэзия изучена весьма детально (в том числе и в самой Турции), включая ее генезис и различные разновидности (таких как поэзия ашиков, поэзия дервишеских обителей-техтсе). Среди исследований, посвященных данной теме, выделяются труды М. Фуада Кёпрюлю (КбргйШ, 1962), Сайма Сакаоглу (5акао|1и, 1989) и других.

Обзору классических и современных российских исследований по турецкой словесности Средних веков и отчасти Нового времени (труды В. Д. Смирнова, А. Е. Крымского, В. А. Гордлевского, Х. Г. Короглы, Г. А. Гор-баткиной, И. В. Боролиной и других) посвящена статья Е. И. Маштаковой «Средневековая турецкая литература» (Маштакова, 2002) — из обзора следует, что начало изучению турецкой городской повести как неотъемлемой части турецкого фольклора было положено в трудах В. Д. Смирнова и В. А. Гордлевского в конце XIX — начале XX в. (см., например, Гордлевский, 1962аГордлевский, 19 626), когда хикяйе была уже сформированным, сложившимся жанром.

В целом же вопрос о сходстве и преемственности литературных форм народного романа и произведений, являвшихся его «прототипами», с одной стороны, и литературы других тюркских народов, неоднократно обсуждался отечественными тюркологами. Так, еще А. Н. Самойлович (1880−1938) в статье «К какой из турецких литератур принадлежит относить роман XIII века „Иосиф и Зулейха“ ?», проводит параллели между романом о Юсуфе и Зулейхе Алия XIII в. и другими тюркскими литературами: «Совпадение метра и стихотворной формы романа с метром и стихотворной формою произведений ранних средне-азиатско-турецких поэтов мусульманской эпохи: <хикметы> ходжи Ахмада Ясеви и Сулеймана Бакырганского при различии в языках. дает основание установить такую же литературную зависимость Алия от старых корифеев среднеазиатской поэзии, какая в XVI веке существовала между „азербайджанским“ писателем Фузули и несравненным Мир Али Широм» (Самойлович, 2005а, с. 789−790). В нашей работе мы используем исследования, посвященные типологически сходным явлениям в литературах различных культурных регионов: это Дальний Восток (китайская городская повесть пинхуа) и Юго-Восточная Азия (хикайат) и Ближний Востока (арабский эпос).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Турецкая городская повесть на всем протяжении своего существования занимала промежуточное положение не только между литературной традицией и фольклором, но и между различными фольклорными жанрами, сочетая черты волшебной сказки, народного театрального представления, народной поэзии. Однако на основе сопоставления хикяйе с другими жанрами турецкого фольклора выделяются основные и наиболее устойчивые черты.

Стилистические особенности прозаической части повествования турецкой городской повести тесно связаны с ее сюжетным типом. В так называемом героическом типе хикяйе (например, цикл повестей о Кёроглу) чаще всего используются формулы смены эпизодов и обращения рассказчика к слушателямподобные формульные словосочетания, указывающие на ее устное бытование и происхождение, свойственны также эпическим фольклорным жанрам. В хикяйе романтического типа (таких, как повесть о Фархаде и Ширин, «Ашик-Гарип», повесть о Тахире и Зухре и многие другие) нередки стилистические клише, заимствованные из разного рода литературных источников. Таким образом, городская повесть обладает достаточно отчетливой формульной структурой, основанной на следующем композиционном принципе: четко выделяются начальные формулы, формулы смены эпизодов и ввода стихотворных отрывковчто же касается концовок, то они, как правило, состоят из нескольких элементов, имеющих стилистические параллели в других жанрах тюркского фольклора. Эта структура, будучи достаточно устойчивой, с течением времени может претерпевать существенные изменения или даже местами нарушаться, как это происходит с новыми изданиями турецких городских повестей (например, изменяются либо исчезают начальные формулы или концовки) — однако она практически одинакова и для устного, и для книжного бытования данного жанра.

Формульные словосочетания и стилистические клише в прозаической части повествования, однако, не являются самыми устойчивыми элементами повести: в изданиях XX в. они имеют тенденцию к исчезновению.

Этот тип повестей, как показывают различные источники, пользовался большой популярностью среди горожан Османской империи второй половины XIX в. и до некоторой степени оказал влияние на турецкую литературную традицию: один из первых турецких романов, «Любовь Талата и Фитнат» (Тааш-шук-и Тал’ат ее Фитнат), по своему сюжету и некоторым мотивам, а также по манере повествования и некоторым особенностям композиционного построения сближается с городской повестью и некоторыми образцами городского фольклора. Таким образом, хикяйе не только испытала влияние литературной традиции Ближнего Востока, а также исторических и культурных процессов, происходивших в Османской империи (например, реформы эпохи Танзимата), но и сама оказала влияние на зарождающуюся литературную традицию турецкого романа.

Турецкая городская повесть как жанр, существующий также и в устной форме, может быть сопоставлена с другими жанрами турецкого фольклора, имеющими исключительно устное бытование: например, турецкой волшебной сказкой и народным театром. Некоторые сюжеты хикяйе сохраняют в себе архаические мотивы, связанные не только с волшебной сказкой, но и с тюрк-ским/огузским героическим эпосомзачастую в повести присутствуют общие со сказкой географические названия или персонажи, а источниками сюжетов некоторых повестей являются известные сказочные циклы: в таком случае повесть представляет собой как бы отдельный эпизод из этого цикла. Кроме того, турецкая городская повесть и волшебная сказка часто обладают общими мотивами, которые даже позволяют исследователям причислить некоторые сюжеты повестей к сказочным. В то же время хикяйе не может быть полностью отождествлена с волшебной сказкой только на основании одинаковой сюжетно-мотивной структуры. Сравнительный анализ некоторых сходных элементов говорит о том, что общие мотивы в этих жанрах реализуются совершенно различным образом.

При сопоставлении общих сюжетов городской повести и народного театра карагёз, а также анонимной драмы («Тахир и Зухра», «Фархад и Ширин», «Керем и Аслы»), выявляются определенные сюжетные трансформации (например, исчезновение трагической концовки в представлении театра карагёз или в авторской пьесе о любви Керема и Аслы) и языка (если в городской повести «книжная» лексика маркирует прежде всего близость к «высокой», литературной традиции, то в устах тех же персонажей в фасле театра карагёз она становится предметом шуток и осмеяния), тогда как практически неизменной сохраняется сама форма стихотворного диалога между героями.

В различных публикациях турецкой городской повести (как литографиях, так и типографских изданиях латинским шрифтом, включая также относительно поздние) неоднократно встречаются различные пословицы и поговорки. Их использование имеет или ситуационную или композиционную привязку (пословицы и поговорки в турецкой городской повести обнаруживаются как в основном тексте хикяйе, так и в концовках или начале). Их непосредственным источником, как правило, является не фольклор, а существующая литературная традиция, что следует из сопоставления данных паремий и различных антологий, источником которых в свою очередь послужило «Собрание османских пословиц» Ибрагима Шинаси (1863), составленное на основе не фольклорного материала, а творчества различных османских поэтов.

Турецкая городская повесть неразрывно связана с традицией народной поэзии — в плане как сюжетном, так и структурном. Собственно поэтическая тематика играет особую роль в сюжете турецкой городской повести: ведь часто главным героем ее оказывается иоэт-ашик, а одним из распространенных и характерных исключительно для хикяйе мотивов является поэтическое состязание ашиков. На основе сопоставления поэтических фрагментов из повестей об аши-ках и стихоы поэзии исторически существовавших народных поэтов (чья поэзия вошла в соответствующие городские повести), можно сделать вывод о том, что еще в первой половине XX в. хикяйе не только воспроизводилась в виде уже существующих сюжетов и их вариантов (как отмечалось в первой части нашего исследования, традиция ее исполнения засвидетельствована вплоть до 1970;х гг. XX в.), но это была еще и продуктивная традиция, способная порождать новые сюжеты.

Основными же источниками стихотворных фрагментов турецкой городской повести является прежде всего тюркский фольклор и народная поэзия, основанная на силлабическом метре, а не литературная традиция, связанная с заимствованной от персов и арабов квантитативной системой стихосложения — арузом. Турецкая городская повесть сохраняет в своих поэтических фрагментах определенное родство с различными формами поэзии народной, в том числе ашикской: мани, кошмой, тюркю, дестаном, семаи, а также древнетюркской («Диван-и лугат ит-тюрк» Махмуда Кашгарского).

Именно поэтические элементы в неоднородном тексте хикяйе являются наиболее устойчивыми и в то же время пластичными, подверженными вариациям на всем протяжении ее существования. Данные поэтические фрагменты оказываются и наиболее древними частями текста турецкой городской повести.

Своеобразие городской повести как одного из интереснейших жанров турецкого фольклора, несомненно, обусловлено особенностями ее бытования. Если прозаическая часть текста хикяйе, включающая формулы, стилистические клише и сам сюжет повести, обращается к литературной традиции Ближнего Востока, то поэтическая ее часть тесно связана с общетюркской фольклорной, еще доисламской, традицией.