Российская правительственная политика в степных областях и трансформация традиционного казахского общества: 1731-1917 гг

Актуальность исследования. Распад СССР, который многие авторы рассматривают в качестве имперской державы, переход к однополярной системе международных отношений, где ведущая роль принадлежит США, также многими рассматриваемых в качестве империи нового типа, актуализировали исследовательский интерес к имперской исторической проблематике. Обретение Республикой Казахстан независимости поставило в повестку дня вопрос о том, что русско-казахские отношения вновь приходится рассматривать в качестве международных. Исследовательский интерес предопределяется тем, что на территории РФ существует в нескольких субъектах районы с компактным моноэтничным и дисперсным проживанием казахского населения, а сама граница РФ с РК является самой протяженной сухопутной границей в мире1. В связи с этим анализ и обобщение исторического опыта русско-казахских отношений необходим для разработки и реализации внешнеполитического курса современной России в этом стратегически важном регионе Центральной Азии.

Несмотря на исторически сложившиеся всесторонние экономические связи, дополненные географическими, оборонными и культурно-историческими факторами, в отношениях между Россией и Казахстаном в настоящее время преобладают дезинтеграционные тенденции2. Курс правительства и президента Республики Казахстан на формирование «многовекторной» внешней политики, основанный на балансировании между интересами России и США, и жесткая внутренняя этноцентристская политика, имевшая некоторое время одной из задач «выдавливание» так называемого русскоязычного населения за пределы республики, оправдываются властями необходимостью восстановления исторической справедливости и возрождения утраченных традиций казахского народа. В этих условиях особую значимость приобретает необходимость всестороннего объективного анализа русско-казахских отношений, в том числе политики Российской империи в отношении трансформации традиционного казахского общества, обобщение опыта которой.

1 Прозрачные границы. Безопасность и сотрудничество в поясе новых границ России / Под ред. Л. Б. Вардомского, С. В. Голунова. М.: НОФМО, 2002.

2 См., напр.: Чаплыгин Ю. Иностранные инвестиции в странах СНГ // Инвесткурьер. 1997. Февраль. С. 3−18- Ориентиры международного сотрудничества стран СНГ // Экономист. 1998. № 10. С. 3−18- Центральная Азия: новые тенденции в экономике. М.: «Восточная литература» РАН, 1998; Резникова О. Б. Взаимодействие в СНГ и постиндустриальные перспективы России // Постиндустриальный мир: Центр, Периферия, Россия. Сб. 3. Особый случай России. М.: МОНФИМЭМО РАН, 1999. С. 143−159- Ионова Е. Иностранный капитал в экономике Казахстана // Россия и мусульманский мир. Бюллетень реферативно-аналитической информации. 2000. № 3 (93). С. 74−78- Шишков Ю. Россия и СНГ: неудавшийся брак по расчету // Pro et Contra. 2001. Т. 6. № 1−2. С. 91−106- Быков А. Ю. Переходные общества на территории СНГ: реархаизация и ретрадиционализация // Распад СССР: 10 лет спустя. Материалы международной конференции (г. Москва, 21−23 июня 2001 г.) / Под общ. ред. А. В. Бузгалина. М.: «Слово», 2002. С. 259−264- Рабочие и интеллектуалы: потенциал модернизации России / Под ред. А. В. Бузгалина. М.: «Слово», 2002. С. 201−206- Trenin D. The End of Eurasia: Russia on the Between Geopolitics and Globolizition. Carnegie Moscow Center, 1997 и др. имеет не только теоретическое, но и практическое значение в преобразовании и модернизации традиционных социумов.

Вопросы взаимодействия культур, истории складывания единого хозяйственного комплекса и модернизации традиционного казахского общества под влиянием Российской империи, несомненно, несут в себе значительный позитивный интеграционный потенциал, умелое использование которого позволит достичь ощутимых взаимовыгодных результатов и укрепить отношения между нашими народами.

Актуальность настоящего исследования определяется также дискуссионностью проблем трансформации традиционных обществ, к которым относилось и общество казахов-кочевников. Решение поставленных в диссертационном исследовании задач имеет, таким образом, методологическое значение.

Объектом исследования являются процессы трансформации традиционного казахского общества.

Предметом настоящей диссертации выступают русско-казахские отношения XVIIIначала XX в., их эволюция и те изменения, которые происходили в традиционном казахском обществе в результате этого взаимодействия.

Цель настоящей работы — выяснить генезис, эволюцию, место и роль российской политики в Казахстане и ее влияние на трансформацию традиционного казахского общества, в том числе на процессы организации системы государственного управления и вовлечения в нее автохтонного населения и на процесс складывания территориальных групп и развития оседлости у казахов-кочевников Степного края в период 30-х гг. XVIII — начал’а XX в. Она реализуется путем решения следующих задач:

— реконструировать основные этапы политики Российской империи по управлению казахским населением;

— выяснить общее и особенное в подходах правительства, сибирской, оренбургской, степной и туркестанской администрации к проблеме организации управления казахами и формированию концепций реформ управления;

— выявить основные факторы, влиявшие на процесс оседания и реакцию на них казахского населения;

— определить изменение соотношения между элементами кочевого и оседлого образа жизни у казахов Степного края в период 30-х гг. XVIII — начала XX в.;

— исследовать механизм эвлолюции/трансформации традиционных управленческих структур казахов в направлении превращения их в органы государственного управления;

— выяснить, интенсифицировались ли процессы трансформации традиционного менталитета казахов и определить причины этих изменений;

— проследить взаимосвязь между реформационными процессами, протекавшими в Российской империи в целом и Казахстаном3.

Хронологические рамки исследования. Исследование охватывает хронологический отрезок с 30-х гг. XVIII в. до начала XX в. Верхняя планка определяется датой формального приема казахов Младшего (1731 г.) и Среднего жузов (1732 г.) в подданство Российской империи и началом включения казахов в российскую социально-политическую структуру, с одной стороны, и более глубокого их включения в поле российского, а через него и европейского, культурного пространства, с другой. Нижняя — Февральской буржуазно-демократической революцией 1917 г., ознаменовавшей крушение Российской империи.

Географические рамки исследования ограничиваются изучением так называемых степных областей, к которым с 1868 г. относились Уральская, Тургайская, Акмолинская и Семипалатинская области. С 1882 г. они вошли в состав Степного генерал-губернаторства, куда также вошла Семиреченская область, но она уже в 1897 г. вновь была передана в ведение Туркестанского генерал-губернаторства. До 1868 г. эта территория входила в состав Областей оренбургских и сибирских киргизов (казахов) Оренбургского и Сибирского (с 1822 г. — Западно-Сибирского) генерал-губернаторств. Нами рассматривается также Внутренняя (Букеевская) орда (ханство), которая в различные периоды находилась в Астраханском или Оренбургском административном подчинении.

Территория степных областей (Степи) соответствует территории современных Мангыстауской, Атырауской, Западно-казахстанской, Кустанайской, Акмолинской, Карагандинской, Павлодарской, Северо-казахстанаской, Алматинской и Восточно-казахстанской областей Республики Казахстан, а также частично участкам современных приграничных с Республикой Казахстан субъектов Российской Федерации — Оренбургской, Астраханской, Волгоградской, Тюменской, Омской областей, Алтайского края, Республики Алтай и Республики Калмыкия.

Основной этнической группой в рассматриваемый период на данной территории являлись казахи Младшего, большей части Среднего и значительной части Старшего жузов4. Причем население первого преимущественно было сосредоточено в Оренбургском, а второго.

— в Сибирском ведомстве, казахи Старшего жуза дислоцировались преимущественно в Семиреченской и частично в Семипалатинской степных областях. Постепенно увеличивался удельный вес иноэтнического элемента. На последнем этапе можно говорить о формировании полиэтничного (многонационального) общества.

3 Под Казахстаном в данном случае имеется в виду территория, населенная преимущественно казахами.

4 Жузы нами рассматриваются в качестве этнополитических, а не этнотерриториальных объединений.

Научная разработанность темы. Первыми исследователями русско-казахских отношений стали В. Н. Татищев, И. К. Кириллов и Г. Ф. Миллер, собравшие богатый фактический материал и впервые теоретически обосновавшие необходимость широкого изучения тюркских народов, включая казахов5. Вместе с тем их сведения и теоретические заключения нельзя рассматривать в качестве «сколько-нибудь определенной системы научных знаний», и, по мнению И. В. Ерофеевой, их научные труды являлись переходной ступенью от донаучного описательного периода к рационализму6.

В XVIII в. значительное место уделили истории казахов и отчасти русско-казахских отношений участники второй Академической экспедиции П. С. Паллас, И.ГТ. Фальк, X. Барданес, И. Г. Георги, Н. П. Рычков. Они значительно обогатили знания о культуре, быте и истории казахского народа8.

На наш взгляд, на последующее развитие историографии русско-казахских отношений из трудов историков XVIII в. наибольшее влияние оказали работы первого члена-корреспондента Академии наук П. И. Рычкова. В его работах «Опыт Казанской истории», «Введение в Астраханскую топографию"9 и особенно в «Топографии Оренбургской губернии"10 и «Истории Оренбургской"11 представлен обширный материал по географии, этнографии, экономике и политической жизни юго-восточных окраин Российской империи и сопредельных территорий. К тому же он первым из исследователей поставил вопрос о российской политике седентаризации. П. И. Рычков полагал, что правительство должно поощрять развитие земледелия у казачества, должно создавать условия для перевода кочевников башкир и калмыков на оседлость, в то же время он полагал нецелесообразным поощрять оседание казахов-кочевников.

3 См.: Татищев В. Н. Избранные произведения. JL, 1975; Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1−2. М. — JL, 19 371 941; Миллер Г. Ф. Описание Томского уезда Тобольской провинции в Сибири в нынешнем его положении в октябре 1734 г. Пер. с нем. // Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-е, 1988.

6 Подробнее см.: Ерофеева И. В. Становление научной формы историографии тюрко-монгольских народов в России (труды В. Н. Татищева и Г. Ф. Миллера) // Актуальные вопросы истории, историографии и международных отношений. Сборник научных статей. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1996. С. 37−60.

7 См.: Паллас П. С. Путешествия по разным провинциям Российского государства. Ч. I. СПб., 1773- СПб., 1809- Фальк И. П. Описание всех национальностей России // Сивере И. Письма из Сибири, Фальк И. П. Описание всех национальностей России. Пер. с нем. Алматы: Галым, 1999; Георги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. Ч. 2. О народах татарского племени. СПб., 1799- Рычков Н. Дневные записки путешествия в киргиз-кайсацкой степи капитана H. Рычкова в 1771 году. СПб., 1772 и др.

8 См.: Кушумбаева Ш. Р. Вопросы культуры Казахстана в трудах русских дореволюционных исследователей // Валихановские чтения (Тезисы республиканской конференции 25−28 марта 1992 г.). Кокшетау: Полиграфия, 1992. С. 206−208.

9 См.: Ухалов И. С. Рычков. М.: Мол. Гвардия, 1996. С. 155−225- Рычков П. И. Лексикон или словарь топографии Оренбургской губернии. 1776 г. Рукопись // Архив СПб ИИ РАН. Ф. 36. On. 1 Д. 521. JI. 1−512- Рычков П. И. Ответы на вопросы, касающиеся до земледелия, по разности провинций кратко и по возможности изъясненные, в рассуждении Оренбургской губернии // Труды Вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домостороительства. Ч. 7. СПб., 1767. С. 111−212 и др.

10 Рычков П. И. Топография Оренбургской губернии. Сочинение П. И. Рычкова 1772 года. Оренбург, 1887.

11 Рычков П. И. История Оренбургская по учреждению Оренбургской губернии. Оренбург, 1896.

В первой половине XIX в. крупнейшим достижением научной мысли, не потерявшим своего значения и до настоящего времени, стало появление работы А. И. Левшина «Описание.

I *7 киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей". Им был собран богатейший этнографический материал. Впервые в историографии А. И. Левшин отметил черты эволюции российского политического курса и реакции на эти изменения казахского общества. Автор, в частности подчеркивал, что все мероприятия, проводившиеся российскими властями до 1820-х гг. с целью изменения хозяйства, быта, социальной структуры казахов, не имели сколько-нибудь серьезного успеха.

Определенное значение для изучения вопросов влияния российской правительственной политики на трансформацию традиционного казахского кочевого общества имеют также труды по истории и этнографии казахов первого казаха — члена Русского географического общества — Ч. Ч. Валиханова. Высоко оценивая роль русского просвещения, которое должно было, по его мнению, европеизировать казахское общество, он одновременно выступал против прямого заимствования европейских и российских социальных институтов и норм, предлагая приспосабливать к изменяющимся условиям обычное право и другие традиционные казахские институты. Особое внимание привлекает его «Записка о судебной реформе», в которой он отмечал, что «Россия в числе сыновей своих имеет немало народностей, иноверческих и инородческих, которые ведут образ жизни диаметрально противоположный образу жизни коренного русского населения и имеют нравы и обычаи, диаметрально противоположные нравам и обычаям русского населения. реформы не принесут никакой пользы. если будут всецело применены к кочевым и бродячим инородцам Европейской и Азиатской России"13. При этом, как и значительная часть русской демократической интеллигенции, он придерживался той точки зрения, которая связывала грядущую трансформацию казахского общества не столько с политическими, сколько с экономическими реформами14. Как писал Ч. Ч. Валиханов, «каждый человек отдельно и все человечество коллективно стремится в развитии своем к одной конечной цели — к улучшению своего материального благосостояния, в этом и заключается так называемый прогресс"15. В работах данного автора проступали элементы новых научных идей, связанных с развитием эволюционной теории и позитивистских конструкций, доказывавших закономерность и необратимость общественно-исторического прогресса.

12 Левшин А. И. Описание киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей. Ч. 1−3. СПб., 1832.

13 Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе И Собр. соч. в 5-ти томах. Т. 1. Алма-Ата: Наука КазССР, 1961. С. 494.

14 См.: Туманшин К. М. Чокан Валиханов и его подход к проблемам реформ // Валихановские чтения-2. Материалы научно-практической конференции. Ч. 2. Кокшетау: Гылым, 1994. С. 43−48.

15 Валиханов Ч. Ч. Записка. С. 495.

Привлечение новых источников16 и их введение в научный оборот позволили выдвинуть ряд интересных гипотез Г. Н. Потанину, В. В. Радлову и Н. М. Ядринцеву. Последний, например, отмечал не только влияние российской культуры на кочевую, но и элементы воздействия кочевой культуры на развитие оседло-земледельческой, в том числе европейской, цивилизации.

Защищая инородцев от произвола царских чиновников, пытавшихся в одночасье сломать сложившиеся бытовые уклады, Н. М. Ядринцев в то же время считал, что формам быта присуща закономерность последовательного исторического и культурного развития,.

1 7 от форм менее совершенных к более высшим". Представляется важным вывод В. В. Радлова о том, что Российская империя долгое время не получала экономических выгод от.

1Я присоединения казахов, добиваясь главным образом стабильности на границах, а одним из средств обеспечения безопасности юго-восточных рубежей являлся перевод казахов на оседлость и развитие среди них земледелия. Причем последнее, как отмечал Г. Н. Потанин, насущная потребность киргизского (казахского — А.Б.) народа"19. Однако он же отмечал негативное влияние русской колонизации на экономическое благосостояние казахов, связанное с изъятием земельного фонда20.

Определенный интерес по изучению вопросов русско-казахских отношений.

21 представляют дореволюционные работы исследователей-казахов. Так, М. Тынышпаев отстаивал идею позитивной трансформации казахского хозяйства, отметив, что ведущим стимулом в этом была политика российского правительства. И. Алтынсарин и А. Кунанбаев особое внимание уделяли вопросам позитивной роли русского языка в изменении казахского общественного устройства и перспективах его распространения среди казахов23.

16 См.: Абусеитова М. Х., Жапбасбаева Ж. М. Значение археографических экспедиций для источниковедения истории Казахстана XVI—XIX вв. // Вопросы историографии и источниковедения Казахстана (дореволюционный период). Алма-Ата: Наука, 1988.

17 См.: Ядринцев Н. М. Наши выселения и колонизация // Вестник Европы. 1880. № 6. С. 438−486- Окладников А. О. Открытие Сибири. М.: Молодая гвардия, 1979, 1981. С. 19−22.

18 Радлов В. В. Из Сибири: Страницы дневника. Пер. с нем. Прим. и послесл. С. И. Вайнштейна. М.: Гл. ред. вост. литер-ры, 1989. С. 344.

19 Потанин Г. Н. Заметки о хлебопашестве в киргизской степи // Газета для сельских хозяев. 1861. № 118.

20 Потанин Г. Н. Нужды Сибири // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. 1996. № 4. С. 243−244,248.

21 Мухаметжан Тынышпаев в конце XIX — начале XX в. являлся сотрудником статистического комитета Семиреченской области. Один из лидеров движения Алаш. После Октябрьской революции он вступил в РКП (б) и находился на партийной и государственной работе. Позднее был осужден и репрессирован по обвинению в национальном уклоне.

22 Тынышпаев М. История казахского народа: Учебное пособие. Алма-Ата: Казак университет!, 1993.

23 См.: Кунанбаев А. Слова назидания. Пер. с каз. Алматы: Мектеп, 1995; Алтынсарин И. Собр. соч. в 3-х томах. Алма-Ата: Наука, 1975. Об их просветительской деятельности см., напр.: История Казахской ССР с древнейших времен до настоящего времени. В 5-ти томах. Т. 3. Алма-Ата: Наука, 1979; Ауэзов М. О. Великий поэт казахского народа Абай Кунанбаев. М., 1954; Ауэзов М. О. Абай Кунанбаев // Дореволюционная казахская литература / Под ред. И. Т. Дюсенбаева. Алма-Ата: Наука КазССР, 1979. С. 150−161- Кунантаева К. Ибрай Алтынсарин — просветитель казахского народа // Педагогика. 1992. № 3−4. С. 86−88- Дулатова Д. И., Нуртазина.

При этом Абай считал позитивным перевод казахов на оседлость, средством к чему могло стать привитие у казахов элементов русской духовной и материальной культуры, включая земледелие, а И. Алтынсарин полагал, что специально ускорять процесс изменения хозяйственного базиса казахов нецелесообразно.

С развитием естественных наук, накоплением фактического материала о казахской степи и особенно в связи с развитием земской статистики в России и открытием статистических управлений и переселенческих партий в степных областях связано утверждение в историографии позитивистского направления. Именно оно, на наш взгляд, послужило основой для отказа от обобщающих энциклопедических междисциплинарных исследований, доминировавших в XVIII—XIX вв., и явилось истоком дальнейшей фрагментации и специализации проблем исследования казахско-русских отношений, в частности — трансформации кочевого социума.

В работах А. И. Добросмыслова, В. А. Тресвятского, H. J1. Мордвинова, В. А. Владимирского, А. А. Кауфмана, Т. И. Тихонова, Г. Чиркина, Г. Гинса, Ф. И. Щербины и других24 в основу исторического и социологического анализа были положены статистические методы исследования, опросы и интервью. Большинство указанных авторов сотрудничало в начале XX в. с редакцией «Вопросов колонизации», где и были опубликованы многие их работы.

Центральное место в произведениях этих исследователей занимал вопрос о возможностях колонизационного процесса, в связи с ним ими рассматривались вопросы перевода казахов-кочевников на оседлость, развитие среди них земледелия и промыслов. Несмотря на существовавшие между ними разногласия по вопросу о темпах.

Н.Д. К истории просвещения в Казахстане и Средней Азии в XIX — начале XX вв. // Казахстан в начале XX века: Методология, историография, источниковедение. Сб. статей. Вып. II. Алматы: ТУДАП, 1994. С. 48−62 и др.

24 См.: Добросмыслов А. И. Скотоводство в Тургайской области. Оренбург, 1895- Добросмыслов А. И. Тургайская область. Исторический очерк. Т. 1. Тверь, 1902; Добросмыслов А. И. Торговля в Тургайской области. Оренбург, 1898- Тресвятский В. А. Материалы к земельному вопросу в Азиатской России. Вып. I. Степной край. Пг., 1917; Тресвятский В. А. Итоги переселенческого дела за Уралом за десятилетие с 1906 по 1916 гг. // ВК. 1917. № 20. С. 45−85- Тресвятский В. А. Необходимость пересмотра оснований земельного обложения оброчной податью в Азиатской России // ВК. 1915. № 17. С. 85−109- Тресвятский В. А. К теории переселений // ВК. 1913. № 12. С. 52−65- Мордвинов H. J1. Землевладение и подати в Туркестане // Русский вестник. 1898. Май. С. 218−224- Кауфман А. А. Отчет старшего производителя работ Кауфмана А. А. по командировке в Тургайскую область для выяснения вопроса о возможностях ее колонизации. СПб., 1896- Тихонов Т. И. Развитие скотоводства и земледелия в степных областях (Рукопись) // РГИА. Ф. 1291. On. 1. 1893 г. Д. 38- Чиркин Г. Необходимость пересмотра Степного положения // ВК. 1913. № 12. С. 65−73- Щербина Ф. И. Крестьянские бюджеты. Воронеж, 1903; Щербина Ф. И. Киргизская народность в местах крестьянских поселений. СПб., 1905. Очерки и полевые материалы Ф. И. Щербины также опубликованы в: МКЗ. Т. I, II, III, IV, VI, VII, VIII, IX, X, XIСедельников Т. Борьба за землю в киргизской степи (Киргизский земельный вопрос и колонизационная политика правительства). СПб.: Дело, 1907; Владимирский В. А. К вопросу о переходе киргиз в оседлое состояние // Отчет ЗСО ИРГО за 1901 год. Омск, 1902 и др. седентаризации25, сам процесс оседания трактовался ими в качестве естественного следствия прогрессивной эволюции казахского кочевого общества.

Наибольшую ценность, по нашему мнению, имеют работы А. И. Добросмыслова, А. А. Кауфмана и Т. Н. Седельникова. Так, А. И. Добросмыслов первым в отечественной науке поставил вопрос о различиях в подходах управления казахским населением сибирскими и оренбургскими властями. Это касалось и вопросов отношения к развитию среди казахов земледелия и оседлости. Вместе с тем, автор не раскрыл причин и значения различий в административных практиках и их влияния на дальнейшую российскую политику в регионе.

А.А. Кауфман рассмотрел вопросы взаимоотношений тургайских областных властей и перелеселенческого управления и затронул вопросы землеотводных норм для русских крестьян-переселенцев и переходящих к земледелию и оседлости казахов-кочевников. В работах В. А. Тресвятского впервые в отечественной историографии были использованы л/ идей теории фронтира .

Т.И. Седельников впервые в историографии поставил в повестку вопрос о трансформации казахского общества, вызванной так называемой колонизационной политикой правительства. Им же был сделан краткий экскурс в историю политики Российской империи по переводу на оседлость казахов. Работа Т. И. Седельникова «Борьба за землю в киргизской степи (Киргизский земельный вопрос и колонизационная политика правительства)», на наш взгляд, является наиболее полным изданием (включая и советскую историографию), содержащим эмпирическую и аналитическую информацию по российской политике и седентаризации казахов.

Особый интерес работы означенных авторов приобретают в связи с тем, что они сами были чиновниками, вовлеченными в решение вопросов, связанных с колонизацией и седентаризацией.

В целом, представители русской историографии XVIII — начала XX в., несомненно, внесли существенный научный вклад в дело разработки проблем российского влияния на изменения в казахском обществе, заложив эмпирическую основу и выработав ряд теоретических конструкций, использовавшихся позднейшей историографией.

В период 20 — 30-х годов XX в. была развернута острая дискуссия по вопросу о роли и значении колонизации. Несмотря на различные подходы и взгляды авторов, среди ее участников явно обозначились две основные тенденции. По мнению специалиста по.

25 Краткий сопоставительный анализ взглядов авторов см.: Коган Л. О сущности социально-экономического строя дореволюционного Казахстана в работах буржуазных исследователей // Экономика и финансы (КазПТИ). Вып. 6. Алма-Ата, 1976. С. 59−70.

26 См.: Быков А. Ю. Вопросы теории колонизации в работах В. А. Тресвятского // Четвертые востоковедные чтения памяти С. Г. Лившица. Материалы IV региональной конференции. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. С. 162 169. и историографии Казахстана довоенного периода С. Кожкенова, Т. Рыскулов и, отчасти, Е. Федоров, чрезмерно преувеличивая воздействие российской экономики, русского торгового капитала, считали последний, чуть ли не своеобразным воплощением капиталистических отношений, а Г. Тогжанов и С. Д. Асфендиаров пришли к отрицанию прогрессивных последствий присоединения Казахстана к России. Наибольший интерес в свете нашей проблематики имеет раздел учебника С. Д. Асфендиарова, посвященный социально-экономическим последствиям интеграции казахов в правовое поле Российской империи27. Вместе с тем мы не можем встать на позицию автора.

Г. Тогжанов отмечал, что царское правительство было заинтересовано в консервации в казахском ауле «отсталого способа производства и господства феодально-родовых пережитков и методов эксплуатации"28. Е. Федоров, напротив, подчеркивал разрушение родовых устоев, которые, впрочем, также вызывали негативные последствия. В частности, проблема оседания кочевников-казахов на землю являлась, по его мнению, следствием „цивилизаторской“ политики и проникновения капитала в степные регионы. Переход от кочевания к оседлому хозяйству, к земледелию, приобщения к мировому рынку и прочие „блага“ имели, по Е. Федорову, значительные негативные последствия. Он писал, что „прогрессивная“ роль российского империализма стоила казахскому трудящемуся населению очень тяжелых жертв». Г. Тогжанов занимал в этом вопросе более гибкую позицию. Он полагал, что если в кочевом ауле «торговый капитал, подчиняя себе казакское (казахское — А.Б.) скотоводческое хозяйство, не изменял его способ производства», то в оседлых и полукочевых районах проникновение капитала шло «несколько иным путем» и в земледельческом производстве «примитивный способ производства уступает свое место новому, более лучшему». Связано это с заимствованием казахами техники и технологии обработки земли. Автор констатировал, что развитие казахского «хозяйства в оседлых и в значительной части полукочевых районах идет почти таким же путем, каким развивалось русское крестьянское хозяйство», и казахское земледельческое и скотоводческо-земледельческое хозяйство «почти ничем не отличается от русского крестьянского хозяйства"30. Вместе с тем автором не было отмечено влияния расширения культурных связей на процесс оседания «чистых» кочевников и даже сама возможность такого развития автором отвергалась.

27 Кожкенов С. А. Некоторые аспекты процесса колонизации и проникновения капитализма в Казахстан в исторической литературе 20−30-х годов // Казахстан в начале XX века: методология, историография, источниковедение. Сб. статей. Вып. II / Отв. ред. М. К. Козыбаев. Алматы: HAH РК, 1994. С. 47.

28 См.: Большевик Казахстана. 1935. № 6. С. 80.

29 Весь Казахстан. Справочная книга. Алма-Ата, 1932. С. 62.

30 См.: Тогжанов Г. О казакском ауле. Издание Киргиза. Кзыл-Орда: Казгосиздат, 1927. С. 7−8.

Аналогичных взглядов придерживался Г. Сафаров (псевдоним Г. Володина). В своей работе «Колониальная революция: Опыт Туркестана"31 он выделял особенности внедрения системы земледельческого производства, прививаемого русскими в Туркестане: замена орошаемого земледелия автохтонного населения русским земледелием. Это, по его мнению, стало причиной развития у казахов земледелия в аридных зонах32, уменьшения суммарных размеров оазисного земледелияусиления аграрной специализации33, полного отсутствия технологических и иных заимствований у русских и, как следствие, ухудшения уровня обработки почвы и снижения урожайности основных агрономических культур34. О разрушении традиционной системы орошаемого земледелия в казахской степи и Туркестане писал и С.Д. Асфендиаров35.

Односторонность выводов советских авторов 20−30-х гг. XX в. о негативности модернизационных процессов можно объяснить формировавшейся в тот период научной парадигмой, где все «колониальное» рассматривалось в качестве тормозившего фактора развития колониально-зависимых народов, а сам термин «колония» переставал восприниматься в качестве нейтрального понятия. Несомненно, что на позицию авторов влияло и недостаточно полное знакомство с комплексом исторических источников по проблемам колониального воздействия36. Так, в основе работ Г. Сафарова, С. Асфендиарова и ряда других ученых лежал анализ материалов, собранных преимущественно ревизией сенатора Палена37. Недостаточное знание источникового комплекса привело данных специалистов к значительному территориальному и хронологическому сужению предмета исследования большинства работ, изданных в этот период. Попытки же трансляции этими авторами социально-экономических, политических и культурных процессов времен столыпинской реформы, очевидцами которой они сами были, на более ранние исторические периоды, и выводы, которые были сделаны с использованием подобного подхода, не выдерживают, обычно, фактологической верификации.

Интересна мысль, высказанная В. Лаврентьевым о том, что в процессе колонизации «капиталистические страны выводят колониальные народы на широкую дорогу исторического развития, сокрушая натурально-хозяйственный строй и включая эти народы в.

31 Сафаров Г. Колониальная революция: Опыт Туркестана // Сафаров Г. Указ. соч.- Бочагов А. Алаш-Орда. Алматы: Жалын, 1996. С. 9−200.

32 Там же. С. 72−73.

33 Там же. С. 63.

34 Там же. С. 75−76. .

35 См.: Асфендиаров С. Д. История Казахстана (с древнейших времен). 2-е изд. / Под ред. А. С. Такенова: Учебное пособие. Алма-Ата: Казак университет!, 1993. С. 142−253.

36 Поэтому в этот период особую значимость приобретало введение в научный оборот новых источников и их публикация. Кстати, С. Д. Асфендиаров был одним из первых историков, осознавших это в полной мере. См.: Прошлое Казахстана в источниках и материалах. Сб. I. Vb. до н.э. — XVIII в. н.э. / Под ред. С. Д. Асфендиарова и П. А. Конте. Алма-Ата, 1935.

37 Отчет по ревизии Туркестанского края произведенный сенатором Паленом. СПб., 1910. систему мирового капитализма". Политика России в Туркестане и Степном крае рассматривалась в этой связи как типичная для колониализма, но одновременно объективно прогрессивная38.

Сильнейший импульс развития получило изучение истории Казахстана в годы Великой Отечественной войны, когда в Боровое переехала АН СССР. Это способствовало росту научного потенциала республики и возникновению местных научных школ во многих дисциплинах. Основателем новой исторической школы в Казахстане следует считать A.M. Панкратову. Ее учениками были формирующиеся в этот период как исследователи Е. Б. Бекмаханов, М. П. Вяткин, В. Ф. Шахматов и ряд других специалистов. Основным результатом деятельности творческого коллектива под руководством A.M. Панкратовой40 в этот период стал выход первой обобщающей «Истории Казахской ССР"41, а также ряда работ указанных авторов, в первую очередь по проблемам национально-освободительного движения42.

Особняком стоит работа этого периода М. П. Вяткина «Очерки по истории Казахской ССР"43, основанная на введенном автором в научный оборот обширном источниковом комплексе. Эта работа, выпущенная в 1941 г., значительно расширила представление о различных аспектах внутрии внешнеполитической ситуации в степных областях в XVIII—XIX вв. Данный труд заложил основу историографической традиции комплексного подхода и явился своеобразным эталоном, на который равнялись последующие историки. Зачастую позднейшие работы являлись компиляцией «Очерков.», даже без ссылок на автора44. Принцип структурирования материала, предложенный М. П. Вяткиным, использовался во всех последующих обобщающих работах по казахстанской истории. Автор высказал ряд гипотез по вопросам российской политики. Он заострил свое внимание на деятельности Д. В. Волкова и О. А. Игельстрома, заключив, что они заложили основу курса колонизационной политики правительства, направленного на изъятие земель из оборота кочевников, что в.

38 Цит. по: Кожкенов С. А. Указ. соч. С. 44−45.

39 Боровое — город-курорт на берегу одноименного пресного озера на территории современной СевероКазахстанской (прежде — Кокчетавской) области Республики Казахстан. В начале Великой Отечественной войны сюда были эвакуированы большая часть академических институтов из Москвы и Ленинграда. В настоящее время здесь расположена дача Президента Республики Казахстан Н. А. Назарбаева.

40 О сопротивлении выходу в свет этой работы со стороны сторонников Е. В. Тарле см.: Письма Анны Михайловны Панкратовой / Комментарии Ю. Ф. Иванова//Вопросы истории. 1988. № 11.

41 История Казахской ССР. Алма-Ата, 1943.

42 См.: Бекмаханов Е. Б. Казахстан в 20−40-е годы XIX века: Учебник. 2-е изд. Алма-Ата: Казак университет!, 1992; Шахматов В. Ф. Внутренняя орда и восстание Исатая Тайманова. Алма-Ата, 1946; Вяткин М. П. Батыр Срым. М.-Л., 1947 и др.

43 Вяткин М. П. Очерки по истории Казахской ССР. Ч. I. С древнейших времен до 1867 года. Л.: ОГИЗ, 1941.

44 На наш взгляд, последними подобного рода компиляциями в значительной мере являются работы современного казахстанского автора Ж. О. Артыкбаева. См., напр.: Артыкбаев Ж. О. Казахстан в XIX веке. Караганда: Полиграфия, 1992; Артыкбаев Ж. О. Казахское общество в XIX веке: Традиции и инновации. Караганда: Полиграфия, 1993. конечном итоге должно было привести последних к неизбежному оседанию. Кроме того, он одним из первых исследователей сумел доказать взаимосвязь между российской колониальной политикой в Казахстане и движением казахских народных масс этого времени на примере движения казахов под предводительством батыра Срыма Датова. Причем автором было отмечено, что сами движения не были ни антирусскими и ни даже антироссийскими, а важную роль в их идеологии играли не антиколониальные идеи, а требования решения внутри казахских проблем извне, в том числе и путем посредством вмешательства российских властей45.

Одной из лучших работ по казахстанской проблематике, на наш взгляд следует считать работу директора Ленинградского отделения института истории АН СССР М. П. Вяткина «Историко-географический очерк Казахстана». К сожалению, работа была представлена в Президиум АН СССР, но не была опубликована46, страницы 64−118 рукописи посвящены реформам колониального управления. В работе впервые в отечественной историографии ставятся вопросы деформации традиционных структур казахского общества в процессе их интеграции в российскую социально-политическую иерархию. Решается вопрос происхождения казахского пролетариата как средства этой трансформации. В целом процессы проникновения России и российского варианта колониализма и капитализма в казахскую степь оцениваются как объективный и исторический позитивный процесс.

В период 40−80-х гг. XX в. в исторических работах, посвященных истории Казахстана, можно выделить ряд ключевых тем, ставших основой для научных дискуссий и споров, их разработка явилась существенным вкладом в науку. В первую очередь, это выразилось в отказе исследователей от позиций С.Д. Асфендиарова47 и ряда других авторов 20−30-х гг. об исключительно негативном влиянии культуртрегерства и в становлении концепции «добровольного присоединения Казахстана к России». Это направление плодотворно разрабатывалось такими исследователями, как Н. Г. Аполлова, Е. Б. Бекмаханов, Т. Ж. Шоинбаев, В. Я. Басин, В. А. Моисеев и др.

Авторами были выделены и разработаны следующие вопросы: характер присоединения и его этапы (Н.Г. Аполлова, Т. Ж. Шоинбаев, Е.Б. Бекмаханов),.

45 Вяткин М. П. Батыр Срым. М.: Наука, 1957.

46 По имеющимся у нас данным было подготовлено два полноценных тома. К сожалению, да настоящего времени дошла только часть рукописи второго тома на 118 страницах, копию с которой любезно предоставили в наше распоряжение потомки М. П. Вяткина.

47 Асфендиаров С. Д. История Казахстана с древнейших времен. 2-е изд. Алма-Ата: Казак унивеситет1-, 1992.

48 См.: Аполлова Н. Г. Присоединение Казахстана к России. Алма-Ата, 1948; Аполлова Н. Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII — начале XIX века. М., 1960; Бекмаханов Е. Б. Присоединение Казахстана к России. М., 1957; Шоинбаев Т. Ж. Добровольное вхождение казахских земель в состав России и его прогрессивное значение. Автореф. докт. дисс. Алма-Ата, 1966; Моисеев В. А. Джунгарское ханство и казахи. XVII—XVIII вв. Алма-Ата: Наука, 1991; Касымбаев Ж. К. Под надежную защиту России. Алма-Ата: Казахстан, 1986; Абдразаков Т. А. Экономические последствия присоединения Казахстана к России. Караганда: Изд-во Карагандинского ун-та, 1992 и др. внешнеполитические предпосылки присоединения (В.А. Моисеев), политика России в отношении казахов на ранних этапах присоединения казахских жузов (Н.Г. Аполлова, В. А. Моисеев, Р. Б. Сулейменов, В. Я. Басин и др.).

Вопросам динамики аграрных отношений в казахской степи в последней трети XIXначале XX в. были посвящены работы Б. С. Сулейменова (по Степному генерал-губернаторству)49 и П. П. Галузо (по Южному Казахстану)50. В этих трудах подчеркивалась позитивность процессов перехода казахов к земледелию и их постепенное оседание. Вместе с тем авторы разошлись во мнении, какие имущественные и социальные слои были субъектами указанных процессов. По мнению Б. С. Сулейменова, социальной базой оседания служили беднейшие слои казахского общества, в первую очередь — джатаки, по мнению же П. П. Галузо, и среди зажиточной байской верхушки существовала группа, стремившаяся к развитию земледелия и оседлого образа жизни.

Большое влияние на историографическую ситуацию во второй половине XX в. оказала дискуссия о характере и содержании социальных отношений в кочевом обществе51. Следует отметить, что в работах всех авторов содержался богатый фактологический материал, к тому же ими был высказан ряд интересных гипотез по частным вопросам, проливающим свет на вопросы российской правительственной политики и ее влияния на трансформацию казахского кочевого социума.

Сторонники концепции «кочевого феодализма» Б. Я. Владимирцова утверждали, что принципиальных различий между средневековыми земледельцами и номадами не существует. Основой способа производства52 и тех, и других является собственность на землю и существующие на этой основе отношения натуральной ренты и внеэкономического принуждения. Наиболее последовательно эти позиции отстаивали в своих работах С. З. Зиманов, Л. П. Потапов, И .Я. Златкин, Е. М. Залкинд и, с некоторой модификациейдобавлением обязательной собственности на скот у кочевников, А. Еренов53. Наиболее.

49 Сулейменов Б. Аграрный вопрос в Казахстане в последней трети XIX — начале XX века. Алма-Ата: Наука, 1963.

50 Галузо П. П. Аграрные отношения на юге Казахстана в 1867—1914 гг. Алма-Ата: Изд-во «Наука», 1965.

51 Более подробно см.: Цинман М. З. Методологические проблемы типологии отношений собственности у кочевников. Научно-аналитический обзор / Отв. ред. К. М. Байпаков. Алма-Ата: Галым, 1992; Попов А. В. Современная историография МНР о характере экономического базиса монгольского общества нового времени // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Межвузовский сборник. Вып. IX. J1.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1986. С. 156−172.

52 В тексте настоящей работы понятие «кочевой способ производства» используется в значении, предложенном Н. Н. Крадиным: «Понятие „номадный способ производства“ должно располагаться в одном типологическом ряду с другими видами натуральной природно-хозяйственной деятельности (так называемыми „технологическими“ способами производства) — охотой, собирательством, земледелием и т. д., но никак не с общественными способами производства (азиатским, античным, феодальным и пр.)». См.: Крадин Н. Н. Рецензия на книгу: Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. Алма-Ата — М., 1995 // ВИ. 1999. № 7. С. 168.

53 См.: Зиманов С. З. Общественный строй казахов первой половины XIX века. Алма-Ата, 1958; Зиманов С. З. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата, 1960; Зиманов С., концентрированное выражение эта теория получила в «Материалах объединенной научной сессии, посвященные истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период» Академии наук в 1955 г. в Ташкенте54.

Противником этой концепции выступил С.Е. Толыбеков55. Он утверждал, что у кочевников отношений собственности на землю не сложилось, а в развитой форме существовали только отношения собственности на скот. На наш взгляд, автор справедливо отмечал, что «стада и табуны кочевников и обработанные поля земледельцев были различными средствами и объектами труда в двух самостоятельно существовавших в истории видах материального производства — кочевом скотоводстве и оседлом земледелии"56. Продолжив традицию дореволюционных авторов, считавших кочевое общество более архаичным по сравнению с феодальным, С. Е. Толыбеков относил социальные отношения кочевников-казахов к патриархально-феодальным.

Поддерживая идею С. Е. Толыбекова об отсутствии у кочевников развитых форм землевладения, другой исследователь — Г. Е. Марков в то же время выступил против концепции патриархально-феодальных отношений. В своей работе «Кочевники Азии» он обосновал тезис об отсутствии у кочевников развитых форм социально-классовых отношенийследствием этого, по его мнению, стала стагнация у номадов патриархальных.

С" 1 со отношений. Эту позицию Г. Е. Марков отстаивал и в своих более поздних работах .

В отношении же оценки процесса седентаризации казахов-кочевников практически все авторы единодушны во мнении, что оседание было прогрессивным и объективно необходимым для общественного развития процессом. Лишь однажды в работах советских авторов нам встретилось замечание, что не всякий переход к оседлости приводил к.

Еренов А. О характере феодальной собственности на землю в Казахстане // Труды Алма-Атинского юридического института. Т. 1. Алма-Ата, 1955; Потапов Л. П. О сущности патриархально-феодальных отношений у народов Средней Азии и Казахстана // ВИ. 1954. № 5- Златкин И. Я. Основные закономерности развития феодализма у кочевых скотоводческих народов // Типы общественных отношений на Востоке в средние века / Отв. ред. Л. Б. Алаев. М.: «Наука», 1982. С. 255−268- Залкинд Е. М. К вопросу об основных закономерностях развития феодализма у кочевых народов // Памяти Е. М. Залкинда. Сб. науч. ст. / Отв. ред. В. А. Моисеев. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1998. С. 99−110- Еренов А. Очерки по истории феодальных земельных отношений у казахов. Алма-Ата, 1961; Сулейменов Р. Б. Формационная природа кочевого общества: проблема и метод // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 89 103 и др.

54 Материалы объединенной научной сессии, посвященные истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955.

55 Дискуссия этого времени выходила за рамки научной, поскольку сомнению подвергались основополагающие принципы марксизма. При этом оппоненты зачастую наносили друг другу незаслуженные личные обиды. См.: Залкинд Е. М. К вопросу об основных закономерностях. С. 99−110.

56 Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в XVII — начале XX вв. (Политико-экономический анализ). Алма-Ата: Изд-во «Наука» Казахской ССР, 1971. С. 108−109.

57 Марков Г. Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М.: Изд-во Московского ун-та, 1976.

58 Марков Г. Е. Из истории изучения номадизма в отечественной литературе: вопросы теории // Восток. 1998. № 6. С. 110−123. прогрессивным изменениям в обществе59. Разночтения возникали при иллюстрации механизма (технологии) оседания и выделении факторов, оказывавших наиболее сильное воздействие на его интенсивность (скорость протекания), как ускорявших, так и тормозивших этот процесс.

Ряд гипотез, высказанных в этот период, заслуживают внимания и требуют дополнительного изучения. К таковым можно отнести предположение Д. К. Кшибекова о том, что «проблема перехода кочевого скотоводства к оседлости невозможна без крупных материальных и финансовых затрат, а это, в свою очередь, невозможно в условиях частной собственности на средства производства, в обществе, разделенном на антагонистические 60 классы» .

До настоящего времени продолжается дискуссия и по вопросу: имели ли номады потенциал дальнейшего развития, либо это тупиковый способ производства. Так, С. А. Плетнева выделила три стадии эволюции кочевой цивилизации, причем «третья стадия кочевания — оседлость"61. Эта позиция была поддержана многими историками и этнографами. По мнению Г. Е. Маркова, хозяйство и социальная структура номадизма являлись тупиковым вариантом социальной эволюции, нарушение же традиционного экстенсивного скотоводства, патриархально-племенных отношений приводило лишь к тому, что кочевники-скотоводы, лишавшиеся средств существования, переходили к оседлости, а кочевое общество распадалось. При этом бывшие кочевники вовлекались в систему классовых отношений государств, на чьих землях они осели62.

Большинство авторов полагали, что оседание кочевников в дореволюционной России л.

— это стихийный процесс. На наш взгляд, этот тезис требует своего дальнейшего изучения и столь однозначно об этом говорить не следует. Не до конца исследованным представляется и вопрос взаимодействия кочевников и оседлых64, причем не только представителей различных этносов, но особенно единоплеменников. Мнение С. И. Ильясова о сознательном курсе наиболее имущих слоев населения на сознательную консервацию кочевых отношений, выражавшихся в препятствиях своим бедным сородичам в переходе к оседлости, сделанное.

59 Грайворонский В. В. От кочевого образа жизни к оседлости (на опыте МНР). М.: Наука, 1979. С. 66.

60 Кшибеков Д. К. Кочевое общество: генезис, развитие, упадок. Алма-Ата: Наука, 1984. С. 213.

61 Плетнева С. А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.: Наука, 1982. С. 87.

62 Марков Г. Е. Из истории изучения номадизма в отечественной литературе // Восток. 1998. № 6. С. 119.

63 См., напр.: Владимирский В. А. К вопросу о переходе киргиз в оседлое состояние // Отчеты о деятельности ЗСО ИРГО за 1898−1901 гг. Омск, 1902; Ильясов С. И. Переход к оседлости и его значение в преобразовании культуры и быта киргизов. М., 1964; Плетнева С. А. От кочевий к городам. М., 1967; Переход к оседлости кочевников и полукочевников Средней Азии и Казахстана // Очерки по истории хозяйства народов Средней Азии и Казахстана. Труды Института этнографии АН СССР. Т. 98. JL, 1973 и др.

64 См., напр.: Дигар Ж-П. Отношения между кочевниками и оседлыми племенами на Среднем Востоке // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 33−55 и др. автором на основе анализа изучения истории киргизов начала XX в.65, на наш взгляд неправомерно транслировать на иные регионы и хронологические периоды.

В ряде работ постсоветского Казахстана появились крайние тенденции. Зачастую делаются необоснованные выводы без анализа конкретной исторической ситуации. В трудах профессиональных казахстанских историков стали нередко появляться русофобские взгляды на русско-казахские отношения XVIII — начала XX вв. Глава института истории и этнографии Национальной Академии наук Республики Казахстан М. К. Козыбаев стал фактическим зачинателем этого процесса, выпустив в свет ряд псевдонаучных исследований66. Так, весьма распространенным стало мнение о том, что российское правительство уже с 1730-х гг. проводило целенаправленную активную политику в вопросе оседания кочевников-казахов, преследуя цель «колониального изъятия земель» в пользу российских переселенцев67. Несмотря на явную фактологическую неаргументированность, этот тезис попал даже в.

ZO некоторые учебники. Авторы нередко допускают и неверное толкование категориального аппарата, в частности, отождествляются понятия «колониальный» и «колонизационный». Нам представляется, что первая категория гораздо шире второй. В работе А. Абдакимова вообще проводится тезис о начале колониальной политики российского правительства в Казахстане в XVI в. Выстраивая на этом зыбком основании новую периодизацию истории Казахстана так называемого нового времени, автор ничего не пишет о том, что появление казаков на Урале (тогда — Яике) в XVI в. было стихийным, а не санкционированным российским правительством процессом, и если о межэтнических русско-казахских отношениях, с известной долей допущения, говорить еще можно, то о межгосударственных (во всяком случае, опираясь на материалы данного автора) — нет.

Заведомо ложную схему и оценку характера процессов развития казахского земледелия и оседания кочевников дает в своих работах один из «классиков» постсоветской казахстанской историографии А. К. Абилев (А. Кузембайулы). В своем учебнике для вузов «История дореволюционного Казахстана» (Алматы, 1992) он высказывает мысль, что у казахов в XVIII в. большое развитие получила культура поливного земледелия69. В результате колониальной политики России к началу XIX в. размеры казахского земледелия.

63 Ильясов С. И. Переход киргизов к оседлости и его значение в преобразовании быта киргизов. М.: Наука, 1964.

С. 18 и др.

66 См.: Козыбаев М. К. История и современность. Алма-Ата, 1991 и др.

67 Касымбаев Ж. К. Упразднение традиционной государственности в Казахстане как следствие военнополитических акций царизма // Вестник науки ААУ (Акмола). 1996. № 7. С. 35−40.

68 См., напр.: Кузембайулы А. История дореволюционного Казахстана (Учебник). Алма-Ата: Республиканский издательский кабинет по учебной и методической литературе, 1992. С. 222−225- Абдакимов А. История Казахстана. Учебник. Алма-Ата, 1994. С. 115−128 и др.

69 Кузембайулы А. История дореволюционного Казахстана (Учебник). С. 229−230. стали резко сокращаться70. Одну из основных причин сокращения земледелия и возврата к «чистому» кочеванию автор видит в якобы имевшем место стремлении российской администрации проводить «закрепощение казахского населения» посредством введения окружной административной системы71. Правда, здесь же автор замечает, что именно в это время в прилинейных районах казахи стали переходить к стойловому содержанию скота и сенокошению72. На основании всего двух донесений туркестанского генерал-губернатора Кауфмана, А. К. Абилев делает вывод не только о дальнейшем сокращении казахского земледелия, но и о пагубном влиянии на этот процесс русского переселенческого движения. По мнению автора, влияние более примитивной, по сравнению с казахской, русской земледельческой культуры привело к тому, что «казахская земледельческая культура была отброшена назад"73. Абилев настаивает на том, что выдвигавшееся в российской и советской исторической науке положение о взаимосвязи процессов сокращения земельных угодий у кочевников вследствие колонизации и развития казахского оседлого земледелия является мифологемой74. В завершении раздела «Социально-экономические последствия завоевания Казахстана Россией» А. К. Абилев делает вывод: «Колонизация Казахстана тормозила развитие производительных сил края"75.

Неаргументированные положения появляются даже в трудах признанных профессиональных исследователей. Это свидетельствует о сформированности определенного «штампа» мышления современных казахстанских историков и фактическиоб утверждении новой парадигмы (смене дискурса)76 в исторической науке и идеологемы в.

77 массовом сознании. Так, основываясь на анализе источников XIX в., характеризующих скорее экономическое, а не политическое развитие Казахстана в составе Российской империи, Н. Э. Масанов делает вывод о том, что «во всей политической линии российского самодержавия красной нитью проходила «идея» массового оседания кочевников, в результате которого облегчалось бы управление краем, его колонизация и освоение как.

70 Там же. С. 231.

71 Там же. С. 283.

72 Там же. С. 285.

Там же. С. 321.

74 Там же. С. 320.

75 Там же. С. 322.

76 Kuhn Т. The Structure of Scientific Revolutions. Chicago: University of Chicago Press, 1962; Фуко M. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. М.: Прогресс, 1977. Попытка сравнения двух категорий (парадигма и дискурс) предпринята в работе: Рашковский Е. Б. Постмодерн: Культурная революция или культурная контрэволюция? // Постиндустриальный мир: Центр, Периферия, Россия. Сб. 4. Мировая культура на пороге XXI века. Сер. «Научные доклады», № 94. М.: МОНФИМЭМО РАН, 1999. С. 32−34. Краткое определение см.: Глоссарий современного образования (Терминологический словарь). Сост. JI.B. Лельчук // Народное образование. 1997. № 3. С. 93.

77 См. об этом: Гуревич П. С. Социальная мифология. М.: Мысль, 1983. С. 20−39- Чугров С. Этнические стереотипы и их влияние на формирование общественного мнения // МЭиМО. 1993. № 1. С. 41−54- Чугров С. Идеологемы и внешнеполитическое сознание // МЭиМО. 1993. № 2. С. 38−49. государственно-административными способами, так и социально-экономическими средствами"78. Источники же свидетельствуют, что почти на всем протяжении XVIII в. этот вопрос не имел для российского правительства определяющего значения, а в Оренбургском крае в период 30−50-х гг. XIX в. вообще проводились мероприятия, направленные на уничтожение земледелия у казахов, препятствовавшие, а, иногда, и запрещавшие процесс седентаризации кочевников-казахов79.

Касаясь проблемы оседания номадов, Н. Э. Масанов приходит к выводу, что «процессы седентаризации в ареальных экосистемах принципиально невозможны в аграрном обществе и никогда в исторически обозримое время не имели места» (выделено курсивом в авторском тексте — А.Б.). Процессы оседания, по мнению автора, могли происходить «только за пределами ареальных экосистем — в маргинальных зонах либо в оседло-земледельческих ареалах"80. При этом автор игнорирует сведения имеющихся исторических источников, часть из которых использовалась им самим81. Вместе с тем, вполне убедительным и обоснованным представляется тезис автора о консерватизме менталитета кочевников, тормозившим инновационные процессы в обществе казахов-кочевников. Этот же вывод отстаивался и рядом других исследователей83.

Противоположную точке зрения Н. Э. Масанова высказывает по вопросу об ареале оседания кочевников-казахов М. Ж. Хасанаев. Следуя традиции историографии первой трети XX в., он приходит к следующему заключению: «Колонизаторская политика русского царизма задержала переход казахов к оседлому образу жизии. Буквально выбросив их в пустыню, царизм устроил для них из пустынных пространств и гор «черту киргизской м оседлости». При этом автор ссылается на статистические данные Г. Сафарова, который приводил в доказательство своей версии лишь общее количество уничтоженных.

78 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. Алматы: Социнвест — М.: Горизонт, 1995. С. 233.

79 См., напр.: Бекешева С. Б. Земледелие в Западном Казахстане в 50−60-х годах XIX века. Диссертация на соискание ученой степени к.и.н. Рукопись. М., 1991. С. 31- Быков А. Ю. Проблема седентаризации кочевников-казахов в российской политике в 30−50-е гг. XIX в. // Валихановские чтения-3. Кокшетау: Полиграфия, 1996.

80 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация. С. 42.

81 Н. Э. Масанов ссылается, например, на работу: Сейдалин Т. О развитии хлебопашества по бассейну реки Тургая // 300 ИРГО. 1870. Вып. I. С. 234−287. Полнее этот же вопрос освещен в архивных материалах.

82 Известно свыше ста толкований категории, нами она используется в таком качестве, в каком ее предлагает трактовать Д. Филд: «Менталитет — устойчивый склад ума, имеющий если не логическую форму, то системный характер, который коренится в материальной жизни и широко распространен в значительной части населения и оказывает непосредственное влияние на экономические, социальные и политические отношения. Таким образом он отличается от понятия „верование“ своей тесной связью с бытовой, будничной жизнью». См.: Филд Д. История менталитета в зарубежной исторической литературе // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.) Материалы международной конференции. М.: РОССПЭН, 1996. С. 8.

83 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация. С. 231- Капо-Рей. Французская Сахара. М.: Географгиз, 1958. С. 191 192- Калиновская К. П. Скотоводы Восточной Африки в XIX—XX вв.: (Хозяйство и социальная организация). М.: Наука. Гл. ред. восточной литературы, 1989. С. 212−214- Казак ауылы XIX гасырдын екинши жартысында. Караганды: КарМУ баспасы, 1994. 109, 114 6. и др.

84 Хасанаев М. Ж. Что принесла Советская власть Туркестану? // Сафаров Г. Колониальная революция: Опыт ТуркестанаБочагов А. Алаш-Орда. Алма-Ата: Жалын, 1996. С. 5. переселенческим фондом хозяйств85, но не сравнивает их с количеством вновь образованных хозяйств, не проводится и кросс-регионального (ареального) сравнительного анализа. Оба автора (Н.Э. Масанов и М.Ж. Хасанаев) солидарны в оценке негативности проявлений колониальной политики Россииразличия в их оценках проявляются в том, что первый считает негативным подрыв основ кочевого хозяйства, которому нет «альтернативы как наиболее рациональной стратегии природопользования"86, второй же считает негативным то, что российский капитализм якобы задержал модернизационные процессы в Казахстане, делая вывод, что именно тогда «первооснова рыночных отношений канула в небытие», вызывая негативные последствия в форме неразвитости капиталистических отношений в наши дни87.

Дискуссионным является и вопрос о консерватизме сознания кочевников-казахов. Интересные идеи высказываются по этому поводу в опубликованном сборнике статей «Кочевники. Эстетика: Познание мира традиционным казахским искусством"88. Один из авторов сборника — Е. Турсунов89, например, возражает против тезиса А.Дж. Тойнби «об извечной противоположности и непримиримости материальных и духовных интересов кочевников и земледельцев, выражающейся в противоположности духовной конституции тех и других"90. Автором обосновывается тезис о культурной открытости кочевников и о взаимном влиянии и проникновении друг в друга оседло-земледельческой и кочевой культур. Он находил тождественными ряд культурных процессов в различных по хозяйственному типу цивилизациях, соглашаясь с А. Н. Веселовским, что проникновение идей в культурное поле кочевников облегчается тогда, когда «в заимствующей среде уже имеется нечто сходное"91. Причиной быстрой усваиваемости транслируемых извне культурных ценностей, по мнению Е. Турсунова, является изначальное тождество мировосприятия. Единая культурная основа определяет культуру казахов и соседних этносов и по мнению Э. Шакеновой92.

На основе компаративного и эволюционного анализа фольклора номадов Е. Турсунов приходит к выводу о подготовленности кочевников к восприятию идей европейского Просвещения и закономерности возникновения просветительского направления в литературе казахов XIX в., которая, на наш взгляд, сопутствовала и обосновывала идеи экономической модернизации и трансформации обычаев и бытовых условий казахов, особенно с середины.

85 Сафаров Г. Указ. соч. С. 72−73.

86 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация. С. 41−42.

87 Хасанаев М. Ж. Указ. соч. С. 4.

88 Кочевники. Эстетика: Познание мира традиционным казахским искусством. Алматы: Галым, 1993.

89 Турсунов Е. Единство эстетического опыта кочевых и некочевых народов // Там же. С. 94−128.

90 Там же. С. 97.

91 Там же. С. 104.

92 Шакенова Э. Художественное освоение мира // Там же. С. 62.

XIX в. О существовании культурных предпосылок к имманентной эволюции культуры казахов-кочевников в направлении развития индивидуализма, как одного из основных условий развития капиталистических отношений93, указывает в своей статье А. Мухамбетова94, прямо противоположную точку зрения по этому вопросу отстаивают Е. Гаврилова и Б. Умирзакова95.

Из числа наиболее интересных в свете нашей проблематики работ современных казахстанских авторов следует выделить работы Н. Э. Масанова, И. В. Ерофеевой, Б. М. Абдрахмановой и К. А. Жиренчина.

В обобщающем монографическом исследовании Н. Э. Масанова «Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного социума"96, изданной в Алмате и Москве, детально рассмотрены вопросы структуры казахского стада, отмечены такие важные черты как дисперсность казахского хозяйства, преимущественно раздельный выпас пород скота, выявлены черты генезиса и эволюции казахского номадизма. В монографии обоснована новая для исторической науки классификация номадизма по типам искусственного и естественного водопользования. Как справедливо отметил Г. Е. Марков, эта работа стала одной из лучших современных работ по номадологии, причиной чего во многом стала новая концепция экологической адаптации населения к условиям среды обитания, основанная на современных разработках специалистов в области естественнонаучных дисциплин и с успехом примененная Н. Э. Масановым в историко-этнографическом исследовании.

Вместе с тем, на наш взгляд, в работе имеется один существенный методологический недостаток. Источниковый комплекс представляется неинформативным для применения количественных методов в описании периодов до середины XIX в., в результате автор транслирует данные российской статистики второй половины XIX — первой половины XX вв. на более ранние периоды. Однако такой подход небезупречен, поскольку общество казахов в это время изменялось весьма динамично и игнорирование этого фактора приводит автора к ряду концептуальных неразрешимых в рамках его концепции дилемм, одной из которых является противоречие между традиционным характером производства и развитием товарно-денежных отношений в казахском обществе.

Аналогичная проблема оказывается неразрешимой и для современной казахстанской исследовательницы Г. К. Асановой, использовавшей в качестве основы исследования.

93 См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

94 Мухамбетова А. Некоторые эстетические проблемы казахской инструментальной культуры // Кочевники. Эстетика. С. 160−188.

95 Гаврилова Е. П., Умирзакова Б. Е. Культура Казахстана с древнейших времен до современной эпохи. Караганда: Изд-во Карагандинского ун-та, 1996. С. 32−39.

96 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация. методологию мир-системного анализа. Автор справедливо констатировала, что российский колониализм в Казахстане играл двоякую разрушительную и созидательную миссию, органически присоединяя Казахстан к мировой экономической системе, ускоряя развитие товарно-денежных отношений. Это усиливало разложение казахского общества и лишало значительную часть традиционных средств существования. В той мере, в какой капитализм способствовал развитию, это развитие было весьма бессистемным, носило анклавный характер и затрагивало только отдельные сферы экономики. Вместе с тем вывод автора о том, что хозяйство Казахстана в результате становилось внутренне разорванным, не способным к самостоятельному развитию, зависимым от иных рынков97, представляется совершенно необоснованным, поскольку без этих процессов Казахстан вообще оказался бы вне сферы действия глобального рынка, не имея никаких перспектив дальнейшего развития. В данном случае помимо отсутствия четкого анализа конкретно-исторического материала автор неверно построила логику исследования, поменяв местами причину и следствие инновационных процессов. Аналогичными недостатками, приводящими к невеоной интерпретации исторических явлений и процессов страдает и концептуальная по названию, но не по содержанию диссертационная работа Г. Т. Мусабалиной, посвященная взаимодействию потестарных институтов казахского общества и колониальных институтов.

QQ.

Российской империи, защищенная в Алмате в 2001 г.

Проблема полноты и достоверности источникового комплекса в исторических исследованиях была решена в работах К. А. Жиренчина «Политическое развитие Казахстана в XIX — начале XX веков», Б. М. Абдрахмановой «История Казахстана: власть, система управления, территориальное устройство в XIX веке», И. В. Ерофеевой «Хан Абулхаир: полководец, правитель, политик"99. Названные работы базируются на широкой источниковой базе, с большим привлечением ранее не введенных в научный оборот и неопубликованных материалов. В работах К. А. Жиренчина и Б. М. Абдрахмановой в центре внимания находится административная политика Российской империи в Казахстане и в связи с ней эволюция региональной административно-политической системы. Авторам независимо друг от друга удалось продемонстрировать, что российские власти были главным источников изменений, протекавших в казахской степи в XIX в. Б. М. Абдрахмановой.

97 Асанова Г. К. Земельный вопрос в дореволюционной колониальной политике России в Казахстане // Вопросы истории казахского традиционного хозяйства. Материалы межвузовской научно-теоретической конференции (3−7 апреля 1988 г.). Костанай: ОФСИИ «Тарихшы», изд. КСХИ, 1997. С. 48−55.

98 Мусабалина Г. Т. Потестарно-политические институты казахского общества и колониальная администрация царской России (первая четверть XVIII в. — первая половина XIX в.). Рукопись дисс. на соиск. уч. ст. канд. истор. наук // ОР НБ РК. Алматы, 2001.

99 Жиренчин К. А. Политическое развитие Казахстана в XIX — начале XX веков. Алматы" «Жет! Жаргы», 1996; Абдрахманова Б. М. История Казахстана: власть, система управления, территориальное устройство в XIX веке. Астана: РАПО «Полиграфия», 1998; Ерофеева И. В. Хан Абулхаир: полководец, правитель, политик. Научн. изд. Алматы: «Санат», 1999. обстоятельно и полно была показана эволюция административных институтов и структур российской администрации в оренбургском и сибирском ведомствах, очерчены полномочия и должностные обязанности российских чиновников. К. А. Жиренчин, уделяя большее внимание административным реформам в Западно-Сибирском и Степном генерал-губернаторствах заострил свое внимание на процессе привлечения казахов на российскую службу. Главную причину этого автор видит в том, что российское самодержавие просто не располагало в тот период достаточными социальными, экономическими и административными ресурсами для создания и содержания эффективного колониального аппарата100. Однако автор не принимает позиции сознательного и целенаправленного стремления правительства к использованию казахов на службе, о чем пишет Б. М. Абдрахманова.

В работе И. В. Ерофеевой, посвященной деятельности казахского хана, ставшего инициатором присоединения казахов к Российской империи, представлен материал ограниченный весьма узкими хронологическими рамками (первая половина XVIII в.). Вместе с тем автору удалось показать сложности процессов, с которыми сталкивались и российские власти, и казахское население в процессе создания единого механизма сосуществования, социального взаимодействия и государственного управления таких разных единиц, как различные слои казахского общества, российское чиновничество, казачество и подчиненное Российской империи башкирское население. Так же как и К. А. Жиренчин, И. В. Ерофеева на основе широкого материала и глубоко проникновения в материал выстроили собственные варианты периодизации эволюции российской колониальной системы в Казахстане. К этой дискуссии присоединились и иные авторы. Она в значительной мере переросла рамки полемики по вопросам периодизации истории, затронув вопросы оценки и характера присоединения Казахстана к Российской империи, российского влияния на процессы национального и государственного строительства в Казахстане. И поэтому, на наш взгляд, этот вопрос заслуживает особенного внимания.

Различные подходы к оценке уровня социально-политического развития казахского общества накануне начала присоединения к России отразились на качественной оценке как самого факта принятия казахами российского подданства, так и на типизации и периодизации дальнейшей истории Степного края в составе Российской империи. Так, И. В. Ерофеева полагает, что первый период присоединения Казахстана к России следует рассматривать в качестве вступления казахских владетелей в вассальную зависимость от правителей России, а сам этап именует «эпохой распространения формально-правового сюзеренитета Российской империи на казахское население Младшего и Среднего жузов».

100 Жиренчин К. А. Указ. соч. С. 101.

Таким образом, отношения России и казахских жузов рассматриваются сквозь призму отношений правителей феодальных государств. В результате факт присоединения оценивается ученой в качестве типичного для международного права средневековья факта патроната101. Такой же подход используется Ж. М. Тулибаевой, которая дает аналогичные оценки отношениям казахских владетелей не только с Россией, но и со среднеазиатскими государствами. По аналогии с хорошо известными автору среднеазиатскими владениями она трактует социально-политические отношения внутри казахского общества как «.феодально-раздробленное государство, состоявшее из нескольких ханств. Внутри ханств существовали султанские владения, делившиеся, в свою очередь, на бийские владения"102. Более корректным представляется мнение Ж. М. Джампеисовой, которая полагает, что наличие султанского сословия не отражает наличия феодальных земельных владений, а лишь характеризует казахское общество в качестве социально стратифицированного103. Второй период И. В. Ерофеева именует «эпохой постепенного утверждения государственно-политического протектората Российского самодержавия над казахскими жузами». Этот период, по ее мнению, лежит в хронологических рамках середины XVIII — начала XIX вв.104 Однако и здесь отношения имели форму отношений вассала и сюзерена. Несомненна синхронизация периодизации И. В. Ерофеевой с общепризнанной периодизацией наличия института ханской власти в Казахстане. Причем сам факт его наличия позволяет, по ее мнению, делать вывод о существовании государственности у казахов в указанные выше годы. Вместе с тем, это же позволяет делать заключение о том, что российская политика по отношению к казахам не носила в себе колониальных черт. Более ясно данная точка зрения была выражена К. А. Жиренчиным. Он соглашается с оценкой отношений России и казахов как отношений вассальной зависимости. Причем он отмечает, что именно ликвидация института ханской власти, а с ним и казахской государственности предопределили «на исторически длительный период политико-правовой статус Казахстана как колонии Российской империи"105. Этот же автор отмечает, что вассальная форма зависимости предполагает меньшую самостоятельность, чем протекторат106.

В работах других современных казахстанских исследователей можно встретить несколько иную оценку взаимоотношений России и казахских владетелей и правового.

101 См.: Ерофеева И. В. Хан Абулхаир: полководец, правитель, политик. Научн. изд. Алматы: «Санат», 1999; Масанов Н. Э. и др. История Казахстана: народы и культуры: Учеб. пособие. Алматы: Дайк-Пресс, 2001.

102 Тулибаева ЖМ. Казахстан и Бухарское ханство в XVIII — первой половине XIX в. Алматы: Дайк-Пресс, 2001. С. 76.

103 Джампеисова Ж. М. Функционирование традиционных властных институтов казахов в колониальной системе Российской империи. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. ист. наук. Алматы, 2004. С. 15.

104 Масанов Н. Э. и др. История Казахстана: народы и культуры. С. 172−175.

105 Жиренчин К. А. Политическое развитие Казахстана в XIX — начале XX веков. Алматы: «Жет1 Жаргы», 1996, С. 9.

106 Там же. С. 99−100. статуса казахских земель и казахов в составе Российской империи. В частности, А. К. Абилев и Е. А. Абилев полагают, что отношения между Россией и подвластными Абулхаир-хану казахами «строились на основе протектората, такой формы колониальной зависимости, когда зависимое государство сохраняет суверенитет во всех сферах, кроме внешней политики"107. В данном случае, эти два подхода объединяет то, что они оба учитывают наличие государственности у казахов накануне и на определенном этапе присоединения к России. Разница между ними состоит в том, что первый поход не рассматривает ранние этапы присоединения Казахстана к России в качестве колониальной экспансии.

Третьим вариантом оценки присоединения Казахстана к России является подход, который не учитывает в этом процессе самого факта наличия или отсутствия ханской власти у казахов (он является просто иллюстративным фактом, не имеющим серьезного гносеологического значения), а также их желания и внешнеполитические пристрастия. В последние два десятилетия вышло много работ по казахстанике, которые трактуют присоединение Казахстана к России как завоевание последней первого. Одним из категориальных нововведений можно считать введение такого понятия, как этноцид, которое используется по отношению к политике России и Советского Союза к казахам. В качестве радикального варианта реализации концепции можно привести работы А. Сейдимбека, в одной из которых автор заявляет: «Казахская государственность в 1822 г. была насильственно ликвидирована, точнее говоря, уничтожена. С этого момента самые одаренные сыновья и дочери казахского народа перестали умирать естественной смертью"108. Наиболее полно этот подход отражен в работах М.Ж. Абдирова109. Методологическое обоснование этот подход находит в ставшей в последнее время популярной гипотезе о становлении российского империализма в эпоху территориальных приобретений Ивана IV.

Все три концепции объединяет оценка тенденции развития российско-казахских отношений в направлении унификации управления казахским населением в составе Российской империи с иными социальными, политическими и этнографическими группами. Причем и здесь зачастую факт ликвидации института ханской власти оказывается рубежным. Весьма типично следующее объяснение: «Ликвидировав казахские ханства, устранив от управления казахских султанов, царское правительство тем самым уничтожило даже.

107 Кузембайулы А., Абиль Е. Казахская Сибирь (Из истории Тоболо-Тургайского региона в VI — второй половине XIX в.). Костанай: ФСИИ «Тарихшы», Изд-во Костанайского СХИ, 1997. С. 27.

108 Сейдимбек А. Мир казахов. Этнокультурное переосмысление: Учебное пособие. Пер. с каз. Алматы: Рауан, 2001. С. 554.

109 См.: Абдиров М. Ж. Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость (Из истории военно-казачьей колонизации края в конце XVI — начале XX вв.). Астана: Елорда, 2000; он же. История казачества Казахстана / Под ред. Ж. Касымбаева. Алматы: Казахстан, 1994 и др. видимость государственной самостоятельности казахов и превратило Казахстан в рядовую провинцию Российской империи"110.

На наш взгляд, популярность тематики и выводы исследователей в значительной степени предопределены государственной идеологией Республики Казахстан. Президент независимого Казахстана в одной из своих многочисленных работ «В потоке истории» без достаточной аргументации делает вывод, что Российская империя ликвидировала государственность казахов, подменив их родовыми институтами, которые выполняли дезинтеграционную функцию. Н. А. Назарбаев пишет: «Система чуждых национально-государственных институтов не развивала общенациональное единство казахов, а, напротив, всячески использовала институты родового деления как механизмы дезинтеграции нации"1 п. Для обоснования длительной истории существования государственности привлекались и привлекаются (или фабрикуются) источники, со ссылками на существование Казахского ханства. При этом ханский титул являлся как бы маркером этой государственности. Согласно господствующей идеологеме, чем длиннее исторический отрезок существования ханской власти, тем более подготовленным и объективным являлось появление на карте мира нового независимого государства — Республики Казахстан. Поиски новой идентичности стимулировали утверждение концепции независимой многовековой государственности казахов. В 1996 г. в Алмате при поддержке правительства РК прошла крупная международная научно-практическая конференция «Эволюция государственности Казахстана», приуроченная к 450-летию образования Казахского государства. Относительно интеграции казахов в состав Российской империи и ликвидации института ханской власти было, в частности, заявлено: «Со времен построения первых военных укреплений («военных баз» на современном геополитическом языке) и в особенности после поражения движения К. Касымова (1847 г.) можно говорить о конце казахского государственного суверенитета, длившегося около 400 лет, и полосе тотальной колонизации Казахстана Россией"112.

Современная российская историография уделяет проблеме трансформации казахского кочевого общества в составе Российской империи и оседанию кочевников — как основополагающему фактору этого процесса — незначительное внимание. На наш взгляд, доминирующей стала точка зрения, наиболее кратко сформулированная Т. И. Султановым. Согласно ей, интенсивность перехода казахов-кочевников к оседлой и полуоседлой жизни, а также количественный состав родов и племен, наскоро в административном порядке менявших свой хозяйственный уклад, находились «в прямой зависимости от частоты.

110 Тулибаева Ж. М. Указ. соч. С. 83.

111 Назарбаев Н. А. В потоке истории. Алматы: Атамура, 1999. С. 47.

112 Хамзеева Б., Зайнуллина Г. Становление государственности и самосознания казахов // Эволюция государственности Казахстана (Материалы международной конференции, г. Алматы, 3−5 апреля 1996 г.). Алматы: Тип. МГП «ПРИНТ», 1996. С. 360. появления и содержания каждого очередного царского указа, постановления русского правительства и от произвола чиновников местной колониальной администрации"113. Это привело, по мнению автора, к массовому голоду и резкому сокращению численности коренного населения. К положительным факторам присоединения автор отнес установление относительной внешнеполитической стабилизации казахского общества, начало разложения родового быта и переход к оседлости, позволивший «приобщить их [казахов] к передовой европейской культуре и науке"114.

В постсоветсткое время интерес российских исследователей к изучению истории русско-казахских отношений резко ослаб. Связано это как с процессами недофинсирования науки, падения престижности научной деятельности и т. п. факторами, так и с тем, что большинство специалистов по изучению истории национальных республик СССР были сосредоточены в научных и образовательных центрах именно этих республик, став в результате распада СССР иностранными гражданами. В Казахстане такими центрами являлись Алма-Атинский государственный университет (ныне — Национальный университет им. аль Фараби), Алма-Атинском педагогической институте (ныне — государственный университет им. Абая), Институте истории, этнографии и археологии им. Ч. Ч. Валиханова АН КазССР (ныне — HAH РК). Кроме того, изучение истории российско-казахских отношений развивалось в областных центрах — Уральске, Кустанае, Целинограде (некоторое время — Акмола, ныне — Астана), Павлодаре, Усть-Каменогорске и Семипалатинске на базе местных педагогических институтов и в Караганде — на базе педагогического института и университета им. Е. А. Букетова.

В настоящее время можно выделить лишь ряд столичных и региональных центров, где занимаются проблемами изучения истории Казахстана. К таковым можно отнести неформальный коллектив московских авторов, работающих в различных учебных и академических центрах, преимущественно выходцев из Казахстана и республик Средней Азии (Н.Е. Бекмаханова — ИРИ РАН, Ж. С. Сыздыкова — ИСАА МГУ, С. Н. Абашин и В. В. Трепавлов — ИЭ РАН, С. А. Панарин, А. Ш. Кадырбаев — ИВ РАН, Д. Ю. Араповисторический факультет МГУ и некоторые др.). В качестве некоего официального интеграционного центра зачастую выступает Центр по изучению Центральной Азии при ИСАА МГУ (руководитель — Ж.С. Сыздыкова) и отдел стран СНГ ИВ РАН (руководитель С.А. Панарин). Их усилиями были изданы сборник документов по истории казачества в.

113 Россия, Запад и мусульманский Восток в колониальную эпоху / Отв. ред. С. М. Иванов. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1996. С. 24.

1,4 Там же. С. 14−26.

Казахстане115, вышло несколько статей в журналах «Исторический архив», «Восточный архив», «Восток», «Этнографическое обозрение», «Вестник Евразии», а также специальный номер журнала «Родина», посвященный году Казахстана в России. В 2002 г. был издан Отдельный том РИО — «Россия и Средняя Азия», где треть материалов посвящена казахско-русским взаимоотношениям116, а в настоящее при поддержке ИОО «Открытое общество» (Фонд Сороса) с их участием завершается работа по изданию тома многотомного издания «Российская империя в региональном измерении. Туркестан и Степной край». Вместе с тем научные интересы авторов слишком разнообразны, как по проблематике, так и по хронологии предмета исследования, что не позволяет говорить о существовании в настоящее время научной школы казахстаники в Москве.

Аналогичная ситуация в другом научном центре Российской Федерации — Санкт-Петербурге. Изучением истории казахско-русских отношений здесь активно занимаются два признанных эксперта — Т. И Султанов и С. Г. Кляшторный, зачастую выступающих соавторами. Оба работают на кафедре Центральной Азии и Кавказа восточного факультета СПбГУ и в секторе тюркологии и монголистики СПбО ИВ РАН. Однако сфера их исследовательских интересов обычно ограничивается рамками от возникновения Тюркских каганатов до XVIII в., т. е. дороссийским периодом истории Казахстана. Исключением, пожалуй, является редактируемый С. Г. Кляшторным ежегодный «Тюркологический сборник», к работе над которым сознательно привлекаются авторы со всей России117. Частично история казахско-русских отношений затрагивается научной школой во главе с академиком Б. В. Ананьичем, занимающейся общетеоретическими и специальными работами по истории Российской империи, в которую входят ряд специалистов СПб ИИ РАН, РГИ СПбГУ и исторического факультета СПбГУ.

Серьезную роль в изучении казахстанской проблематики играют региональные центры. Так, важную функцию аккумуляции и популяризации знаний выполняет издающийся в Казани журнал «АЬ Imperio». Регулярно выпускаются сборники документов, в которых встречаются статьи по казахстанской проблематике в Томске, Новосибирске, Нижневартовске и Волгограде. Из региональных центров изучения Казахстана особо можно выделить коллектив авторов Омского государственного университета и Омского краеведческого музея. Крупным специалистом, выпустившем целый цикл работ по административным реформам в Степном крае является ученик Б. В. Ананьича, профессор

113 Казачьи войска Азиатской России в XVIII — начале XX века. Сборник документов / Сост. Н. Е. Бекмаханова. М.: ИРИ РАН, 2000.

116 РИО. Т. 5 (153). М.: Русская панорама", 2002.

117 Последний том — «Тюркологический сборник — 2002» — в силу ряда причин реально вышел только в 2004 г.

Омского университета А.В. Ремнев118. Под его руководством изданы ряд сборников со статьями по казахстанике, а также была защищена кандидатская диссертация Е.В. Безвиконной119.

Наиболее плодотворно по проблемам российско-казахстанских отношений работает коллектив барнаульских авторов во главе с профессором В. А. Моисеевым. Здесь на базе исторического факультета АлтГУ действуют кафедры востоковедения и всеобщей истории и международных отношений, молодежный клуб «Восток», на базе Барнаульского ГПУ — кафедра всеобщей истории и лаборатория «Восток». Координационным центром взаимодействия является созданный в 2002 г. НГО Алтайский центр востоковедных исследований (АЦВИ, руководитель — В.А. Моисеев), в котором в настоящее время состоит свыше 30 научных сотрудников. В течение последних 3 лет по казахстанской проблематике здесь было защищено 8 кандидатских и 1 докторская диссертаций (готовится к защите в 2005 г. 3 кандидатских и 2 докторских диссертации), выпущено 6 монографий, 3 сборника документов и материалов, издаются регулярные сборники проводятся конференции памяти известного востоковеда Е. М. Залкинда, а также «Востоковедные исследования на Алтае» (готовится к изданию 5-ый выпуск), «Россия и международные отношения в Центральной Азии», проведено несколько всероссийских и международных конференций, материалы которых также изданы120.

118 См., напр.: Ремнев А. В. Административная политика самодержавия в Сибири в XIX — начале XX веков. Автореферат диссертации на соиск. ученой степени докт. истор. наук. СПб., 1997; он же. Комитет Сибирской железной дороги в воспоминаниях А. Н. Куламзина // Политика самодержавия в Сибири XIX — начала XX века. Сб. научн. трудов. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1988. С. 42−57- он же. Проблемы административно-территориальной организации Степного края в 60 — начале 80-х гг. XIX в. // Вестник науки ААУ (Акмола). 1996. № 7. С. 69−77- он же. Учреждение Степного генерал-губернаторства (К истории «окраинной политики самодержавия») // Валихановские чтения (Тезисы республиканской конференции. 25−28 марта 1992 г.). Кокшетау: Полиграфия, 1992. С. 212−215- он же. Имперское управление азиатскими регионами России в XIXначале XX веков: некоторые итоги и перспективы изучения // Сибирская заимка. 2001. № 7. он же. Географические, административные и ментальные границы Сибири (XIX — начало XX в.) // Сибирская заимка. 2002. № 8 и др.

119 Безвиконная Е. В. Административная политика самодержавия в Степном крае (20−60-е гг. XIX в.). Автореферат диссертации на соиск. уч. ст. канд. истор. наук. Омск, 2002.

120 См., напр.: Алтайская губерния — Казахстан. 1917;1925. История административно-территориального разграничения (сборник документов и материалов) / Сост. Н. И. Разгон, В. А. Моисеев. Барнаул: ОАО «Алтайский полиграфический комбинат», 2001; Шангин И. П. Дневные Записки в Канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства о путешествии по Киргиз-Кайсацкой степи / Подг. к публ., вступит, ст., примечания, библиогр. Г. И. Курныкиной. Барнаул: Изд-во «Аз Бука», 2003; Воронин О. В. Двоеданничество в Сибири XVII — 60-е гг. XIX вв. Научная монография / Под ред. В. А. Моисеева. Барнаул: «Аз Бука», 2002; Быков А. Ю. Истоки модернизации Казахстана (Проблема седентаризации в российской политике XVIII — начала XX века). Барнаул: «Аз Бука», 2003; Моисеев В. А. Россия — Казахстан: современные мифы и историческая реальность. Сборник научных и публицистических статей. Барнаул, 2001; Моисеев В. А. Россия и Китай в Центральной Азии (вторая половина XIX в. — 1917). Барнаул: «Аз Бука», 2003; Россия — Центральная Азия: проблемы миграции и безопасности. Барнаул: «Аз Бука», 2002; Российская Западная Сибирь — Центральная Азия: новая региональная идентичность, экономика и безопасность. Барнаул: «Аз Бука», 2003 и др.

Вместе с тем приходится констатировать, что общий уровень изучения российско-казахстанских отношений находится на достаточно низком уровне и несомненно деградировал по сравнению с советским периодом.

Зарубежная историческая наука также уделяла внимание процессам эволюции российского политического курса в отношении казахов-кочевников, в частности, внесения в их среду элементов оседлого образа жизни. Анализ работ иностранных авторов уже проводился в ряде современных историографических работ. Их выводы не вносят существенных корректив в фактическую базу, но зачастую позволяют иначе интерпретировать известные события, хотя, как отмечают сами иностранные авторы, работы.

122 носят компилятивныи характер .

Таким образом, вопросам российско-казахских отношений посвящены многочисленные научные и публицистические очерки, статьи и монографии. Библиография может занять несколько томов. Исследователи XVIII — начала XX в. делали акцент на цивилизаторскую функцию России на Востоке, в первую очередь на проблемах развития просвещения. Наиболее крупными исследователями этого периода признаются П. И. Рычков, JI. Мейер, А. И. Левшин, Ч. Ч. Валиханов, В. В. Радлов, А. Букейханов, А. И. Добросмыслов, А. К. Гейне и др. Значительное место в их работах занимал сбор фактического материала и его интерпретация. В методологическом плане в это время постепенно происходит переход от романтизма к позитивизму. Во второй четверти XX в. в рамках марксисткой парадигмы доминировал подход, что «Россия — тюрьма народов», соответственно ее влияние на колониально зависимые народы оценивалось главным образом негативно. В таком ключе трактовали российско-казахские взаимоотношения С. Д. Асфендиаров, Г. Сафаров (Володин), Г. Тогжанов, Т. Рыскулов. Уже во второй половине XX в. в отечественной науке утверждается мнение о преимущественно прогрессивном влиянии России на Казахстан, одновременно доминирующей становится концепция добровольного присоединения Казахстана к России. Акцент в исследованиях переносится на экономические изменения, протекавшие в казахском обществе в составе Российской империи, но особенно в Казахстане.

121 См., напр.: Лаумулин М. Т. Западная школа среднеазиеведения и казахстаники. Научно-аналитический обзор / Отв. ред. Б. М. Сужиков. Алма-Ата: Галым, 1992; Лаумулин М. Т. Развитие востоковедения во Франции и изучение Центральной Азии // Восток. 2000. № 3. С. 169−190- Лаумулин М. Т., Бейсембиев Т. К. Зарубежные исследователи Средней Азии и Казахстана (библиографический указатель). Алматы: Кенже-Пресс-Казахстан, 1994; Есмагамбетов К. Л. Что писали о нас на Западе? Алма-Ата, 1992; Галунов С. В. Ислам в СНГ в общественной и научной мысли Запада. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. истор. наук. М., 1998; Гребенщиков Э. Миссия России: поправки к Р. Киплингу // МЭиМО. 1993. № 3. С. 94−98- Беннингсен А., Ламерсье-Келькежей Ш. Пресса и национальное движение среди мусульман России // Алем (Алма-Ата). Вып. I. 1991; Несипбаева К. Р. Современная англо-американская историография русской экспансии и колонизации Центральной Азии (XVIII — начало XX вв.). Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. докт. истор. наук. Алматы, 1999; Кусаинов Ж. Д. Кенесары Касымов и национально-освободительное движение 1837−1847 годов в работах зарубежных исследователей // Казахстан между Западом и Востоком: проблемы национальной и всемирной истории. Караганда: Изд-во Карагандинского ун-та, 2000. С. 70−75 и др.

122 См., напр.: М. Б. Олкотт. Казахи. Пер. с англ. Т. 1−3. Алматы, 1996;1997 и др. как географической единице. Важной проблемой, которая решалась в этот период, являлся процесс эволюции социальных отношений, особенно процесс классообразования. Развитие получило и изучение вопросов международных отношений в Центральной Азии. Наиболее полно эти вопросы нашли отражение в работах Е. Б. Бекмаханова, Н. Г. Аполловой, М. П. Вяткина, Б. С. Сулейменова, С. З. Зиманова, В. А. Моисеева, Т. Ж. Шоинбаева. Во всех работах в качестве субъекта отношения выступает российская сторона. Во второй половине XX в. выходит несколько многотомных обобщающих изданий по истории Казахстана. Со второй половины 1980;х гг. происходит пересмотр оценок российского влияния на казахское общество. Важным стало наделение качествами субъекта казахской стороны в русско-казахских отношениях. Причем зачастую акценты смещаются до того, российская сторона выступает в этой паре объектом. В методологическом плане возникает ситуация методологического плюрализма (при том, что качественно историческая наука в Казахстане деградировала по сравнению с предыдущими этапами). Все большее внимание казахстанскими исследователями уделяется вопросам национально-освободительных движений (причем утверждается концепция двухвекового антиколониального сопротивления казахов, «венцом» чего стала идея национальной революции 1916 г.- этими вопросами занимались М. К. Козыбаев, Ж. К. Касымбаев, С. Ф. Сатаров и др.), изучению вопросов системы российского управления (И.В. Ерофеева, Б. М. Абдрахманова, К.А. Жиренчин), подвергаются пересмотру казахско-казачьи отношения в ракурсе этноцида по отношению к казахам (М.Ж. Абдиров, Ж. Мажитова). На наш взгляд, лишь в работах Т. И. Седельникова (начало XX в.), В. Лаврентьева (20−30-е гг. XX в.) и особенно В. Я. Басина (60 — начало 80-х гг. XX в.) российско-казахские отношения рассматривались в качестве системы, причем она была расширена за счет включения их в мировой контекст. Вместе с тем по-прежнему существует необходимость системного анализа русско-казахских отношений, особенно в рамках Российской империи. В качестве методологической основы могут выступать работы как отечественных (В.Я. Басин), так и зарубежных (А. Каппелер) авторов123. Одним из наиболее перспективных направлений исследований может стать использование идей теории модернизации или, как ее сейчас все чаще именуют, транзитологии.

Несмотря на наличие многочисленных публикаций, затрагивавших рассматриваемую нами проблематику, в которых были освещены многие сюжеты и периоды политики Российской империи в отношении управления казахами, интересующие нас вопросы редко становились предметом специального исследования. В историографии не сложилось единого мнения по вопросам механизма инкорпорации казахов в административные органы.

123 См., напр.: Басин В. Я. Россия и казахские ханства в XVI—XVIII вв.еках (Казахстан в системе внешней политики Российской империи). Алма-Ата: Изд-во «Наука» КазССР, 1971; Каппелер А. Россиямногонациональная империя. Пер. с нем. М., 1997 и др.

Российской империи и реакции на этот процесс автохтонного населения. Не существует монографических исследований, дающих представление о характере и формах процесса оседания казахов, его причин и значения. Проблема же российской политики, направленной на оседание кочевников-казахов в историографии российско-казахстанских отношений XVIII — начала XX в. вообще является лакуной.

Методологической базой исследования послужил системный анализ, основное положение которого — о несовпадении качественных характеристик системы и составляющих ее частей124, принимается нами в качестве аксиомы. Мы также согласны, что не все отношения можно рассматривать в качестве системных. Для становления последних, отношения должны созреть, т. е. приобрести устойчивость и достигнуть достаточно высокого уровня развития125.

В качестве системы нами рассматриваться русско-казахские отношения периода второй трети XVIII — начала XX в. Эта система состоит из двух неравнозначных, эволюционирующих в этот период подсистем — российской правительственной политики центральная) и традиционного казахского социума (периферийная126). В качестве субъекта в этой паре подсистем выступает российская правительственная политика. При этом управление в традиционном казахском обществе реализуется по формуле «объект — объект», в силу чего оно не только децентрализовано, но и не имеет конкретной направленности. В данном случае управление носит универсальный характер, т. е. действует обезличенно.

1 п согласно принципу «на всех и на каждого». В российском управлении сочетаются элементы и «субъект-объектного» и «объект-объектного» управления, с преимуществом первых. Казахское общество начинает приобретать субъектные качества только после своей качественной трансформации и потери интегралыюсти, тождественной потере обычных для традиционного общества компонентов, в первую очередь, воспроизведения себя самих в одних и тех же масштабах128.

В качестве базовых нами был использован ряд идей, высказанных представителями иных методологических подходов в работах, посвященных анализу конкретных проблем. На ряде положений, используемых в настоящей работе, мы останавливаемся ниже.

124 См.: Easton D. The Political System. New York: Knopf, 1981.

125 См.: Системная история международных отношений в четырех томах. События и документы. 1918;2000. Т. 1. События. 1918;1945 / Отв. ред. А. Д. Богатуров. М.: Московский рабочий, 2000. С. 10- Губанов В. А., Захаров В. В., Коваленко А. Н.

Введение

в системный анализ: Учеб. пособие / Под ред. Л. А. Петросяна. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. С. 29−30.

126 Такая терминология предложена А. Д. Богатуровым в работе: Системная история международных отношений в четырех томах. События и документы. 1918;2000. Т. 1. События. 1918;1945 / Отв. ред. А. Д. Богатуров. М.: Московский рабочий, 2000. С. 11.

127 Плахов В. Д. Традиции и общество: Опыт философско-социологического исследования. М.: Мысль, 1982. С. 71−73.

128 Там же. С. 48−49, 210−211.

Огромное значение играют идеи марксистского направления, которое рассматривается нами в качестве одной из модификаций системного анализа. Краткий обзор работ представителей этого направления научной мысли представлен в историографическом анализе настоящей работы.

Одним из первых на Западе походов к объяснению особенностей развития азиатских обществ в XVII — начале XX в., стал подход, который можно охарактеризовать как «западный стимул — восточный ответ», напоминающий концепцию «ответа — вызова» А. Тойнби. Но если у Тойнби речь шла о природе и человечестве, то здесь место природы занял Запад, а человечества — Азияда и характер ответа из активного превратился в пассивный. Главная черта подхода — акцент на западное воздействие, его характер и специфику в качестве решающего фактора в развитии азиатских стран XIX — начала XX в. Главный импульс исходил от Запада, а Восток лишь реагировал. Такая постановка вопроса характерна для работ Дж. Фэйрбэнка и Сью Дэна, П. Клайда и Б. Бирса, Э. Рэйшера и А. Крэйга. Таким образом, во-первых, само развитие таких обществ и стран квалифицировалось пассивново-вторых, тот факт, что азиатские общества (за исключением Японии) в начале XX в. не добились успехов в индустриализации и создании (или заимствовании) институтов и ценностей западного типа, квалифицировался как неудача развития, как «замедленная реакция».

Пика в своем развитии парадигма «стимул — ответ» достигла в 1950;е гг., влияние ее ощущалось в 1960;1970;е гг. Однако уже с шестидесятых годов прошлого столетия концепция «вызов — ответ» начала подвергаться все более острой критике, которая в.

100 наиболее систематизированном виде была тогда сформулирована П. Коэном .

Теории «традиционного общества» и «модернизации» также дают богатый инструментарий и теоретические возможности для решения поставленных в диссертационном исследовании задач. В ранних вариантах этих теоретических конструкций модернизация сводилась к вестернизации. В более поздних авторами подчеркивается, что модернизация — это не эквивалент «индустриализации» или «вестернизации»: первое слишком узкое определение, а второе ограничивает все общества моделями или стадиями модернизации, выработанными Западной Европой. Акцент в исследованиях переносился постепенно с вопросов культуртрегерства и неизбежности модернизации на проблемы адаптации новых моделей и их типических особенностях, в частности на вопрос.

129 Развитие азиатских обществ XVII — начала XX в.: современные западные теории. Вып. I. Либеральные социально-экономические теории: поиск внутренних факторов развития. Научно-аналитический обзор. М.: Изд-во АН СССР, 1990. С. 9−12. взаимодействия традиционного и инновационного сегментов общества, а также на проблему компрадорства130.

Мир-системный подход — еще один вариант универсальной объяснительной концепции, к которой прибегают при разрешении вопросов о трансформации традиционного общества при его взаимодействии с европейскими институтами. Возникновение мир-системного подхода следует датировать связано с именем И. Валлерстайна131. Им и его последователями опубликовано значительное количество книг и статейон организатор Центра Фернана Броделя по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций. Центр с 1977 г. издает ежеквартальник «Review» .

Валлерстайн и его последователи предложили новый подход к истории мира в целом, рассматривая как единый объект исследования, подразделяющийся не на отдельные страны, а на «сердцевину» (или «ядро»), полупериферию и периферию. Большинство стран Азии подпадают под периферию. Валлерстайн делит мир-системы на два типа: мир-империи и мир-экономики. Первые основываются на политической власти, вторые — на торговле. Россия, несомненно, относится к первому типу, т. е. к мир-империям, но, одновременно, она относится и к полупериферии.

Европейская мир-система состоит из ядра, периферии и промежуточной зоны — полупериферии. В самом общем определении периферия — это зона, теряющая при обмене часть прибыли, а ядро — зона приобретающая. Валлерстайн отмечает три основных изменения, которые происходят в районах, включаемых в качестве периферии: 1) трансформация производственных процессов таким образом, чтобы они могли быть интегрированы в товарные цепи (монокультурная, сырьевая и т. п. специализации) — 2) перестройка существующих политических структур таким образом, чтобы они могли функционировать по правилам межгосударственной системы исторического капитализма- 3) приобретение в XIX в. начавшейся в XVI в. экспансии систематического характера, в результате чего к концу XIX в. в мире почти не осталось зон, находящихся вне европейской мир-системы, а к концу второй мировой войны их не осталось вовсе. Ключевым периодом,.

130 См.: Clyde Р.Н., Beers B.F. The Far East: A history of the Western impact and the Eastern response (1830−1970). Englewood Cliffs (N.Y.), 1971; Fairbank J.K., Reischauer E.O., Craig A.M. East Asia: The modern transformation. Boston: Houghton Miffin, 1965; Fairbank J.K., Reischauer E.O., Craig A.M. East Asia: The modern transformation. L.: Allen a. Unwin, 1973; Fairbank J.K., Ssuyu Teng. China’s response to the West: A documentary survey, 1839−1923. Cambridge: Harvard univ. press, 1954; The modernization of China / Ed. by Ramzan G. N.Y.: Free press, 1981; Seel A. The emergence of Indian nationalism: Competition a. collaboration in the later nineteen the century. Cambridge, N.Y.: Cambridge univ. press, 1968.

131 Wallerstein I. The Modem World-System, I: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York & London: Academic Press, 1974.

132 Подробнее см.: Развитие азиатских обществ XVII — начала XX в.: современные западные теории. Вып. III. Мир-системный подход. М.: Изд-во АН СССР, 1991. когда в мир-систему было включено большинство азиатских обществ, стало время середины XVIII — середины XIX в.133.

В вопросе о месте Российской империи в мир-системе и времени включения ее туда среди приверженцев этого подхода существуют разногласия. Так, И. Валлерстайн отмечал: «В течение «долгого» XVI в. капиталистическая мир-экономика географически включала большую часть Европы и части обеих Америк, но что в то время она не включала ни Россию, ни Оттоманскую империю, ни Индийский субконтинент, ни Западную Африку. Я считаю, что все эти последние зоны были инкорпорированы в данную мир-систему в ходе ее второй великой экспансии, которая проходила приблизительно с 1750 по 1850 г."134. Иную точку зрения высказывает Г. Нолле. Он полагает, что Россия была инкорпорирована в мир-систему в период между XVI и XVII вв., не втягиваясь первоначально в глобальный рынок, но.

135 воспроизводя те же тенденции внутри себя .

Основные понятия. Для понимания работы существенное значение имеет ряд ключевых дефиниций, используемых в работе. К таковым относятся в первую очередь определение Российской империи и региона империи, а также определение традиционного общества.

Под Российской империей мы понимаем то социально-политическое и этно-конфессиональное сообщество, которое австрийский профессор А. Каппелер охарактеризовал следующим образом: Россия была не национальным государством русских, а династически-сословно легитимизированным государством, в объединявшей его имперской идее преобладали все же наднациональные черты, несмотря на очевидное родство ее структурообразующих компонентов с русским национальным сознанием136. Это определение может быть уточнено замечанием В. Кантора, отметившего, что «империя — это борьба цивилизации с варварскими смыслами внутри своей культуры и с варварскими.

117 окраинами, она несет просвещение, устанавливает общую наднациональную цель" .

Наиболее удачное определение региона Российской империи дал омский исследователь, профессор А. В. Ремнев. По его мнению, «в ходе исторического развития Российской империи на ее огромном и многообразном географическом пространстве сложились большие территориальные общности — регионы, заметно выделяющиеся своей.

133 Wallerstein I. The Modern World-System, II: Mercantilism and the Consolidation of the European World-Economy, 1600−1750. New York: Academic Press, 1980.

134 И. Валлерстайн. Изобретение реальностей времени-пространства: к пониманию наших исторических систем // http://www.politst4dics.ru/universum/dossier/01/vvall04.htm.

135 Nolle Н.-Н. The Position of Eastern Europe in the International System in Early Modern Times И Review. 1982. Vol. 6. № 1. P. 25−84.

136 Kappeler A. RuBland als Vielvolkerreich. Entstehung. Geschichte. Zerfall. Verlag C.H. Beck. Munchen, 1993.

137 Кантор В. От русской империи к националистической деспотии // Текст доклада, сделанного во время семинара по проблемам преподавания имперской истории (Казань, ноябрь 2000 г.) И http://vvww.lHiinanities.edu, ru/db/msg/31 877 индивидуальностью, имевшие существенные отличия в социально-экономическом, социокультурном и этноконфессионалыюм облике, что закреплялось определенной региональной идентификацией. Под регионом. понимается не политико-административное, а историко-географическое пространство. Аналогом современного понятия «регион» в дореволюционной терминологии можно считать «область». Отдельные регионы в силу их специфики (времени вхождения в состав империи, географических и природно-климатических факторов, удаленности от имперского центра, этнического и конфессионального состава населения, уровня социально-экономического развития, влияния внешнеполитического окружения) представляли разные варианты протекания имперских процессов. Регион — это не только историко-географическая или политико-административная реальность, но и ментальная конструкция, с трудно определимыми и.

138 динамичными границами" .

Представляется весьма удачным определение «традиционного общества», данное У. Постовым: «Важнейшим признаком традиционного общества является то, что в нем неизбежен некоторый предел роста выработки продукции на душу населения. Этот предел объясняется тем, что производственные возможности, которые дают современные наука и техника, тогда либо вовсе отсутствовали, либо не применялись систематически"139. В характеристиках традиционного общества подчеркивается его ярко выраженная аграризация — занятие не менее 2/3 населения сельским хозяйством, слаборазвитая сеть массовых коммуникаций и транспорта и т. д. Иными словами, традиционное общество — это непромышленное, доиндустриальное общество.

Методы исследования. В работе использованы как общенаучные методы — анализ, синтез, сравнение, обобщение и др., так и узкоспециальные. Основным методом, использованным при работе с источниками, является их сравнительный критический анализ. Кроме того, применялся содержательный и структурный контент-анализ140. При сравнении различных регионов был применен компаративный кросс-региональный метод141, и элементы теории сосуществования анклавов современного индустриального и традиционного общества142. При анализе динамики социально-экономических показателей.

138 Ремнев А. В. Географические, административные и ментальные границы Сибири (XIX — начало XX в.) // Сибирская заимка. 2002. № 8 // http://www.zaimka.ru/aiithors/remnev.

139 Postow W.W. The stages of economic growth: A non-communist manifesto. Cambridge: The univ. press, 1960. P. 7.

140 Мангейм Дж.Б., Рич P.K. Политология. Методы исследования. Пер. с англ. / Общ. ред. и вступ. ст. А. К. Соколова. М.: Изд-во «Весь Мир», 1999. С. 269−291.

141 Рэгин Ч. Особенности компаративистики // Современная сравнительная политология. Хрестоматия. М.: МОНФ, 1997. С. 31−51.

142 Богатуров А. Д., Виноградов А. В. Мироцелостность и вестернизация // Международные и внутренние аспекты регулирования политических и социальных конфликтов в Российской Федерации. Сб. научных работ грантополучателей МОНФ. Отв. ред. А. Д. Богатуров. Сер. «Научные доклады», вып. № 81. М.: МОНФООО «Издательский центр научных и учебных программ», 1999. Об этой теории см. также в работах: Богатуров А. Д., применялись элементы статистических методов143 и метод ранжирования. При исследовании эволюции отношения казахского населения к реформам использовались некоторые идеи теории ментальностей144 и психоанализа145.

Источниковую базу исследования составили опубликованные и архивные документы и материалы. Опубликованные сосредоточены в многочисленных сборниках, из которых наибольшую ценность для нас имели многотомные издания документов и материалов «Внешняя политика Российской империи. Документы российского МИД» (Сер. I, II), «Казахско-русские отношения» (КРО. Т. 1, 2), «Материалы по истории политического строя Казахстана» (МИПС. Т. 1), «Материалы по казахскому обычному праву» (МКОП. Т. 1), «Сборники императорского российского исторического общества» (ИРИО), «Записки императорского русского географического общества» и его отделений (ИРГО), «Архив государственного совета» (АГС. Т. 1.4. 2), «Материалы по киргизскому землепользованию» (МКЗ), «Материалы по истории Башкирской АССР» и др. Также были использованы источники, введенные в оборот в приложениях исторических исследований, отдельные издания записок современников и др. Неопубликованные источники хранятся в центральных и региональных государственных архивах Российской Федерации и Республики Казахстан: г. Москвы (АВПРИ МИД РФАрхив РГО, РГВИА), г. Санкт-Петербурга (Российский государственный исторический архив — РГИААрхив Санкт-Петербургского института.

1 Af* истории РАН — Архив СПб ИИ РАН — Архив Санкт-Петербургского отделения института востоковедения РАН — Архив СПбО ИВ РАН), г. Алматы (Центральный государственный архив Республики Казахстан — ЦГА РК), г. Оренбурга (Государственный архив Оренбургской области — ГАОрО), г. Омска (Государственный архив Омской области — ГАОО), г. Томска (Государственный архив Томской области — ГАТО), г. Барнаула (Центр хранения архивных фондов Алтайского края — ЦХАФ АК), а также в отделах редких фондов и рукописей библиотек городов Москвы (Отдел рукописей Государственной библиотеки — ОР РГБ), Санкт-Петербурга (Отдел рукописей библиотеки им. Салтыкова-Щедрина — ОР РГПБ им. Салтыкова-Щедрина), Алматы (Рукописный фонд Национальной библиотеки Республики.

Виноградов А. В. Модель равноположенного развития: Варианты сберегающего обновления // Полис. 1999. № 4- Богатуров А. Д. Великие державы на Тихом океане. История и теория международных отношений в Восточной Азии после второй мировой войны (1945;1995). М.: Конверт — МОНФ, 1997.

143 Тортика А. А., Михеев В. К., Кортиев Р. И. Некоторые эколого-демографические и социальные аспекты истории кочевых обществ // Этнографическое обозрение. 1994. № 1. С. 49−61.

144 Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). Материалы международной конференции. М.: РОСПЭН, 1996.

145 См.: Степанов С. Эрик Эриксон: в поисках идентичности // Мы и Мир. Психологическая газета. № 3 (14). Февраль 1988. С. 3- Фромм Э. Бегство от свободы. Пер. с англ. // Сумерки богов. М.: Наука, 1989 и др.

146 Материалы этого архива весьма незаслуженно недооцениваются востоковедами и специалистами по истории международных отношений. См.: Быков А. Ю. Обзор коллекций по истории Центральной Азии досоветского периода фондов Архива Санкт-Петербургского института истории РАН // Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е. М. Залкинда. 14 мая 2003 г. Барнаул: Изд-во «Аз Бука», 2003. С. 72−79.

Казахстан — РФ НБ РК, Рукописный фонд библиотеки Академии наук Республики Казахстан — РФ БАН РК), Караганды (Редкий фонд Карагандинского государственного университета им Е. А. Букетова — РФ КарМУ), Павлодара (Рукописный фонд краеведческого музея им Г. Н. Потанина Павлодарской области — РФ музея им. Г.Н. Потанина).

Основу источникового комплекса работы составили письменные исторические источники147, которые были отнесены к следующим видам:

Законодательные акты. К ним относятся такие уникальные по информативности документы как кодексы. Например, неоднократно публиковавшееся «Учреждения об управлении губерниями» 1775 г. 148, которое было распространено и на Оренбургскую губернию. Другой формой кодексов являлись Уставы, такие как «Устав об управлении сибирскими киргизами» (казахами) 1822 г., впервые опубликованный в приложении к третьему тому работы А. И. Левшина «Описание киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей» в 1832 г. Достаточно часто привлекался исследователями и текст опубликованного так называемого «Устава об управлении оренбургскими киргизами» (казахами) 1824 г. Следует отметить, что опубликованный в 1940 г. М. П. Вяткиным Устав 1824 г. (См.: Материалы по истории Казахской ССР (1785 — 1828 гг.). Т. IV. М. — Л., 1940) содержит текст проекта, подготовленного оренбургским генерал-губернатором П. К. Эссеном в 1822 г., но не утвержденного Сибирским комитетом. В 1824 г. императором Александром I было утверждено опубликованное в МИПС-1 «Особое мнение Азиатского департамента МИД», которое следует рассматривать в качестве законодательного акта. Проект же П. К. Эссена следует относить к делопроизводственной документации149. Еще одной формой кодексов являлись Положения. В силу предмета исследования нами были привлечены следующие: «Временные положения» 1867 г. — об управлении Туркестанским краем и 1868 г. — об управлении областями Западно-Сибирского и Оренбургского генерал-губернаторств, «Положение об управлении Степными областями» 1891 г. и «Положение об управлении Туркестанским краем» 1897 г. (все опубликованы в МИПС-1). Несомненный интерес представляют и неопубликованные кодексы, и их проекты (также как и Устав 1824 г. они.

147 Источниковедение истории СССР / Под ред. И. Д. Ковальченко. М.: Высшая школа, 1973, 1981 и др.

148 Нами использована публикация текста: Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 5. Законодательство периода расцвета абсолютизма / Отв. ред. Е. И. Индова / Под общ. ред. О. И. Чистякова. М.: Юридическая литература, 1987. С. 167−320.

149 Сличение двух этих списков произведено, в частности, в работе: Быков А. Ю. О датировке ликвидации ханской власти в Младшем жузе // Актуальные вопросы истории Сибири. Вторые научные чтения памяти профессора А. П. Бородавкина. 6−7 октября 1999 г. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2000. С. 371−375. Гораздо реже историками, изучавшими Казахстан, использовался Устав об управлении сибирскими инородцами 1822 г., отрывки из которого также опубликованы в МИПС-1. Представляет интерес в плане сопоставления и выяснения закономерностей эволюции уставов анализ засекреченного до 1831 г. проекта Уставной грамоты Российской империи (1818−1819 гг.), который опубликован в сборнике документов и материалов: Политическая история России: Хрестоматия / Сост. В. И. Коваленко, А. Н. Медушевский, Е. Н. Мощелков. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 409−445. формально должны быть отнесены к делопроизводственной документации): Проект «Степного Положения» 1897 г., так и не введенного в действие и «Положение о распространении на казахов Положения о введении института крестьянских начальников». Оба документа хранятся в ЦГА РК. Ф. 25. On. 1. Д. 1496. Л. 3−15, 82−103.

Помимо обширных кодексов важную роль при раскрытии текущих вопросов играют исходившие от правительства и утверждавшиеся главой государства указы Сената и Коллегий (Министерств)150 и др. К особому подвиду законодательных актов отнесены международные правовые документы151, межгосударственные договоры, жалованные грамоты о приеме в подданство и т. д.

Законодательные акты отражают официальную правительственную позицию по различным вопросам и в этой связи представляют огромный интерес. Они позволяют проследить эволюцию российской правительственной политики (во всяком случае, официального курса) и дают определенную информацию по анализу причин ее трансформации. В совокупности с иными видами письменных источников, особенно с делопроизводственной документацией, законодательные акты способны с достаточной степенью достоверности раскрыть закономерные черты российской правительственной политики и ее региональные особенности на протяжении XVIII — начала XX в.

Делопроизводственная документация. Наиболее обширный и массовый вид источников по рассматриваемой нами проблеме. К данному виду исторических источников отнесены прошения, рапорты, предписания, приказы, отчеты, уведомления, записки, особые мнения, материалы работы комиссий и комитетов, законодательных органов государства. В научный оборот введен значительный объем материалов. Вместе с тем, опубликованных в различных сборниках документов и документальных приложениях к исследовательским работам не всегда достаточно для раскрытия сюжетов, связанных с нашей проблематикой. Так, в опубликованных материалах слабо отражены различия в политике сибирских и.

150 Указы публиковались в многочисленных сборниках, в приложениях к историческим работам и т. п. Из не упомянутых выше, наибольшую ценность, на наш взгляд, представляют сборник документов с комментариями И. И. Крафта, занимавшегося сбором информации и подготовкой введения института крестьянских начальников в степи. См.: Крафт И. И. Сборник узаконений о киргизах степных областей. Оренбург, 1898- а также современный сборник, подготовленный к печати Д. Ю. Араповым, представляющий особую ценность для решения вопросов взаимоотношений Российской империи и мусульманства: Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Сост., коммент. Д. Ю. Арапов. М.: ИКЦ «Академкнига», 2001.

131 Из публикаций источников по истории международного права и международных отношений наибольший интерес, в свете нашей проблематики, вызывают следующие публикации: Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы российского Министерства иностранных дел (далее — ВПР). Сер. первая и вторая / Отв. ред. А. А. Громыко. М.: Издательство «Наука», 1978;1984; КРО-1- КРО-2- Сборник договоров России с другими государствами. 1856−1917 годы / Сост. И. В. Козьменко / Под ред. Е. А. Адамова. М.: Полит, литер., 1952; Международные отношения в Центральной Азии. XVII—XVIII вв. Документы и материалы. М.: Гл. ред. восточной литературы, 1989; «Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии. Сборник архивных документов. Сост., автор предисл. и примеч. Т. Н. Загородникова. М.: Институт востоковедения, 2005 и др.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА оренбургских властей в период 1830—1850-х гг. и процесс унификации управления казахами степных областей. Этот источниковый пробел восполняется привлечением неопубликованных источников, отложившихся в РГИА (особенно Ф. 1291) и ЦГА РК (особенно Ф. 4, 25, 338, 374). Важнейшими для нас являлись такие источники как отчеты генерал-губернаторов, губернаторов и областных правлений. Чрезвычайно важными для нас оказались и неопубликованные материалы обсуждений вопросов землеустройства казахов в Комитете Сибирской железной дороги и образованных при нем комиссиях, хранящиеся в фондах РГИА (Ф. 1291) и ЦГА РК (Ф. 25). Эти материалы тем более интересны, что собирались специально для изучения вопроса перевода казахов на оседлость. Еще одним аспектом рассматриваемой нами проблематики, не нашедшим должного отражения в опубликованных источниках является вопрос о правах кочевников на землю, периодически обсуждавшийся различными центральными, высшими и местными органами вплоть до принятия Временного положения 1868 г., а иногда и после его принятия. Наиболее полно эти вопросы рассматривались при введении Горных уставов и в Степной комиссии и отложились соответственно в РГИА (Ф. 1263, 1281, 1291), Архиве СПб ИИ РАН (Ф. 36 и 267) и ЦГА РК (Ф. 25, 338). Кроме того, неопубликованные материалы помогли решить ряд частных вопросов нашего исследования. К данному виду источников следует отнести письма и иную личную корреспонденцию, непосредственно связанную с делопроизводством, представляющие, по сути, распоряжения, приказы, либо особые мнения.

К особому виду источников отнесены материалы экспедиций и полевые материалы дореволюционных авторов, а также рукописи, дневники и путевые заметки посетивших казахскую степь путешественников. Например, рукопись купца Д.У. Белова152 позволяет выяснить степень восприимчивости казахов Присырдарьинского региона к комплексу нововведений российских властей в вопросе изменения хозяйственной деятельности, в частности, более широкого развития хлебопашества и рыболовства, последнее прежде здесь вообще другими известными нам источниками не фиксируется. Огромное значение для изучения трансформации быта кочевников Семиречья и Тянь-Шаня имеют записки и дневники П.П. Семенова-Тян-Шанского153, по Алтаю — П. Чихачева154, по Приишимью — И.

152 Ибрагимов С. К. Рукопись по истории развития земледелия у казахов в середине XIX века // Известия АН КазССР. Сер. «История, экономика, философия, право». 1978. Вып. 2. С. 108−110. Далее в журнале приведен текст рукописи.

133 Семенов-Тян-Шанский П. П. Путешествие в Тянь-Шань в 1856—1857 гг. М.: ОГИЗ. Гос. изд-во географ, литературы, 1948; Радлов В. В. Из Сибири: Страницы дневника / Пер. с нем. М.: Наука, 1989; Залесский Б. Жизнь казахских степей / Пер. с фр. Алма-Ата: Онер, 1991.

154 Чихачев П. Путешествие в Восточный Алтай. М.: Гл. ред. вост. литер, изд-ва «Наука», 1974.

Шангина155, по Северному Казахстану — И. Сиверса156, по Западному Казахстану Дж. Кэстля157, Ф. Назарова158, Е.К. Мейендорфа159, Б. Залесского160, по Восточному КазахстануВ.В. Радлова161 и Н. Коншина162 и др.

Делопроизводственная документация позволяет выявить степень дискуссионности определенной проблемы в тот или иной период в различных ведомствах, политических и общественных кругах и проследить методы и механизмы их реализации. Она дает достаточные представления о степени директивности или либеральности принятия и проведения в жизнь политических и административных решений, о степени автономности различных властных уровней друг от друга, в том числе, губернских администраций от правительства, и позволяет таким образом выявить насколько полно правительственный курс реализовывался на местах, и насколько сильно и в какие хронологические отрезки местные власти проводили в жизнь относительно самостоятельные решеиия. В комплексе с законодательными актами делопроизводственная документация явилась базовой для раскрытия вопросов российской политики в степных областях.

Эпистолярные источники. К данному виду исторических источников отнесены разнообразные документы личного характера. Примером могут служить письма, исходившие от российских чиновников и общественных деятелей, не несущие в себе делопроизводственной информации, но представляющие несомненный интерес с точки зрения выяснения взглядов авторов, определения обстоятельств их личной жизни, возможности выяснения психологических особенностей характера, которые могли оказать влияние на их политическую и иную деятельность163.

Несомненный интерес с точки зрения выяснения субъективных позиций политических деятелей той эпохи представляет мемуарный комплекс. Нами привлекались.

155 Шангин И. П. Дневные Записки в Канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства о путешествии по Киргиз-Кайсацкой степи / Подг. к публ., вступит, ст., примечания, библиогр. Г. И. Курныкиной. Барнаул: Изд-во «Аз Бука», 2003.

156 Сивере И. Письма из Сибири, Фальк И. П. Описание всех национальностей России. Пер. с нем. Алматы: Галым, 1999.

157 Кэстль Дж. Дневник путешествия в году 1736-м из Оренбурга к Абулхаиру хану Киргиз-Кайсацкой Орды / Пер. с нем. В. Штаркенберга, В. Скорого (Регистр.). Алматы: Жибек жолы, 1998.

158 Назаров Ф. Записки о некоторых народах в землях средней части Азии / Прим. В. А. Ромодина и В. А. Урвалова. М.: Гл. ред. восточной литературы изд-ва «Наука», 1968.

15 Мейендорф Е. К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. Предисл. Н. А. Халфина. М.: Гл. ред. восточной литературы изд-ва «Наука», 1975.

160 Залесский Б. Жизнь казахских степей / Пер. с фр. Алма-Ата: Онер, 1991.

161 Радлов В. В. Из Сибири: Страницы дневника. Пер. с нем. Прим. и послесл. С. И. Вайнштейна. М.: Гл. ред. восточной литературы, 1989.

162 Коншин Н. Очерки экономического быта киргиз Семипалатинской области. Очерк первый. Киргизы на казачьих землях // Памятная книжка Семипалатинской области на 1901 год. Вып. V. Семипалатинск: Тип.

Семипалатинского Областного Правления и Торгового дома «П. Плещеев и Ко», 1901. Разд. I. С. 1−182 др.

165 См., напр.: ИРИО. Т. 26. Ч. 1- АГМ. Т. 4, 5, 9- АКК. Кн. 7 и др. Важны, конечно, и материалы официальных выступлений государственных деятелей, которые следует классифицировать как делопроизводственную документацию. См., напр.: Столыпин П. А. Нам нужна Великая Россия. Полн. собр. речей в государственной думе и государственном совете, 1906;1911. М.: Мол. гвардия, 1991. главным образом мемуары и воспоминания высших государственных сановниковминистров, глав комиссий и комитетов и т. д.164, а также мемуары российских императоров165. Определенное значение имеют и воспоминания представителей губернской администрации, таких как И. И. Неплюев, С.Б. Броневский166 и др.

Материалы периодических изданий второй половины XIX — начала XX в. К данному виду отнесены материалы, помещавшиеся в центральной и местной прессе, касавшиеся вопросов реформ в степных регионах. Значительный массив материалов содержится в таких центральных периодических изданиях, как «Вестник Европы», «Русский архив» и таких региональных изданиях, как «Оренбургский листок», «Казак», «Степь», «Абай» и др. Часть материалов была повторно опубликована во второй половине XX в. в сборниках документов и материалов167. Периодическая печать предоставляет информацию о характере и формах политических дискуссий, способах реализации политических решений и, с известной долей искажения, об отношении к ним и к правительственному курсу в целом определенных политических, этнических и иных общественных кругов, показывая сопутствующий резонанс. Вместе с тем, поскольку нашей целью не является изучение социальных движений, данная информация рассматривается нами лишь в качестве фоновой168. Исключение составляют материалы, публиковавшиеся в «Вопросах колонизации». Причем здесь важны и авторские статьи, и документальные приложения, такие как, например, обсуждение проблем колонизации Степного края в Государственной думе и Государственном совете169.

В работе использовались этнографические материалы — казахские сказки, легенды, эпосы, пословицы и поговорки и т. п. Огромное значение имеют материалы казахского.

164 См., напр.: Записки княгини Дашковой. Письма сестер Вальмот из России. 2-е изд. / Под общ. ред. С.С. ДмитриеваВст. ст. Г. А. Веселовой и С.С. ДмитриеваСост., коммент. и имен. указ. Г. А. Веселовой. М.: Сов. Россия, 1991; Валуев П. А. Дневник Валуева П. А., министра внутренних дел. В двух томах. М.: Изд-во АН СССР, 1961; Милютин Д. А. Воспоминания. 1816−1843 / Под ред. Л. Г. Захаровой. М.: «ТРИТЭ» — «Российский архив», 1997; Дневник Д. А. Милютина. Т. 1. М.: АН СССР, 1947; Половцов В. А. Дневник государственного секретаря А. А. Половцова / Под ред. П. А. Зайончковского. Т. 1,2. М.: Наука, 1966; Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1911;1919 / Сост., авт. вст. ст., коммент., имен. указ. С. С. Волк. М.: Современник, 1991 и др.

165 См.: Собственноручные записки императрицы Екатерины II // Сочинения Екатерины II / Сост., вступ. ст. О. Н. Михайлова. М.: Советская Россия, 1990. С. 21−238- ИРИО. Т. 27. Ч. 4- Т. 16. Ч. 7 и др.

166 См.: Дневник Неплюева // Воспоминания российских государственных деятелей XVIII века. Т. 2. М.: «Терра», 2000. С. 261−411- Из воспоминаний первого омского областного начальника С. Б. Броневского. Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии А. В. Ремнева // Известия Омского историко-краеведческого музея. 1999. № 7. С. 276−299- 2000. № 8. С. 235−258.

167 См., напр.: Рабочее и аграрное движение в Казахстане в 1907;1914 годах. Сборник документов и материалов. Алма-Ата, 1957; Царская колонизация Казахстана (По материалам периодической печати) / Сост. и автор вступ. ст. Ф. М. Оразаев. Алматы: Руан, 1995.

168 Алексеенко В. Н. Русская дореволюционная периодическая печать как источник по истории Казахстана // Валихановские чтения. (Тезисы республиканской конференции. 25−28 марта 1992 г.). Кокшетау: «Полиграфия», 1992. С. 264−268.

169 ВК. 1910. № 7. обычного права, начиная с Же-ri Жаргы (Семь Уложений)170, заканчивая материалами начала XX в.171 Этот тип источников имеет особое значение для анализа характеристик казахского общества. Все этнографические материалы были записаны исследователями, главным образом россиянами, в период XVIII — начала XX в.- ряд из них имеет несколько списков, поэтому к ним применима методика анализа письменных источников, основанная на синхронном и диахронном сопоставлении сведений, степени их повторяемости, выяснении таким образом их информативной ценности, а также объективности и достоверности. Большинство источников опубликовано, из неопубликованных наибольшую ценность имеют Материалы «эреже» — попытки составления своеобразного судебно-административного кодекса на основе обычного права казахов, предпринятой по инициативе оренбургского генерала Н. И. Веревкина, которые частично были в 1980;х — 2000;х гг. опубликованы на казахском языке, хранятся в ГАОрО (Ф. 6. Оп. 10. Д. 8239). Нам известно три опубликованных варианта казахских эреже. Один из наиболее полных текстов эреже на русском языке, принятом на Чубар-Агачском съезде 1908 г., обнаруженный в архиве Алматы уу.

К.Ш. Хафизовой, позднее описанный В. А. Моисеевым, был недавно опубликован.

I 71 последним. Еще один текст эреже на русском языке — текст съезда 1886 в Кегене — был опубликован самой К.Ш. Хафизовой174. Наконец, сведения и переложения Иргизского съезда 1888 г. и его трансляция в свободной форме имеются в отчете земского статистика А.А.

I 75.

Кауфмана. О ценности источника свидетельствует то факт, что в сокращенном варианте.

170 Первоначальный свод кодекса обычного права казахов не дошел до нас. Видимо, эти законы никогда не записывались казахами, а передавались изустно. Наиболее известны в исторической науке две редакции Жет1 Жаргы. Обе были записаны со слов казахов в первой трети XIX в., т. е. приблизительно через сто с небольшим лет после составления свода. Первая была записана Г. Спасским в 1803 г. и опубликована им же в «Сибирском вестнике» в 1820 г. (См.: Спасский Г. Киргиз-Кайсаки Большой, Средней и Малой орды // Сибирский вестник. 1820. Ч. 9. СПб., 1820. С. 185−188.), вторая записана и опубликована в работе: Левшин А. И. Описание киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей. Ч. 3. Этнографические известия. СПб., 1832. С. 170−178. Обе редакции были разбиты на статьи в 1879 г. Ф. И. Леонтовичем. Одновременно обе редакции кодекса обычного права, приписываемого хану Тауке, опубликованы в работе: Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Казахстан: Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата: Рауан, 1992. С. 318−323.

171 См.: МКОП-1. Алма-Ата: Издательство АН КазССР, 1948; Маковецкий П. Материалы для изучения юридических обычаев киргизов. Вып. 1. Омск, 1886- Городеков Н. Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской области. Юридический быт. Ташкент, 1889- Самоквасов. Сборник обычного права. Варшава, 1876- Румянцев П. Киргизский народ в прошлом и настоящем. СПб., 1910; Броневский Г. Записки о киргиз-кайсаках Средней орды // Отечественные записки. Ч. 43. СПб., 1830- Левшин А. И. Указ. соч. Ч. 3- Лкушкин Е. Н. Обычное право русских инородцев: Материалы для библиографии обычного права. М., 1899.

172 Хафизова К. Ш. Международные съезды как новая форма регулирования отношений между Россией и Китаем во второй половине XIX в. // Из истории международных отношений в Центральной Азии (средние века и новое время). Алма-Ата, 1990.

173 Моисеев В. А. Новый памятник обычного права казахов. «Эреже» международного съезда 1908 г. в Чубар-Агаче // ВА. 2004. № 11−12. С. 107−113. Подлинник документа хранится в ЦГА РК. Ф. 64. On. 1. Д. 5094. Л. 168 181.

174 Хафизова К. Ш. Международные съезды. С. 163−164.

175 Кауфман А. А. Отчет старшего производителя Кауфмана А. А. по командировке в Тургайскую область для выяснения вопроса о возможностях ее колонизации. СПб., 1896.

2.30. Киргизское хозяйство в Акмолинской области. Материалы повторного обследования. Т. V. Акмолинский уезд. СПб., 1910. документ был также опубликован в Китае. Вместе с тем тексты эреже на русском языке использовались преимущественно для исследования вопросов приграничных отношений, а не в качестве важного источника, дающего ценную информацию по вопросам трансформации правовых представлений казахов и эволюции судебной и правовой систем в Степном крае.

Следует уточнить ряд моментов. Во-первых, некоторые используемые нами материалы могут быть отнесены и к разряду исторических источников, и к разряду исторических исследований, что осложняет их классификацию. В силу того, что материалы экспедиционных исследований, а также ряд научно-публицистических работ того времени создавались и использовались в служебных надобностях, то такие материалы отнесены нами к такому виду письменных источников, как делопроизводственная документация. Во-вторых, ряд материалов, таких, как работы А. И. Левшина, А. А. Кауфмана, В. А. Тресвятского, Т. И. Седельникова, Ч. Ч. Валиханова, А.И. Добросмыслова177 и ряд других, вообще не вписываются в избранную нами классификацию, представляя одновременно и делопроизводственный документ, и научную работу. С целью избежания повтора, они представлены в настоящей работе в списке источников.

Нужно отметить, что некоторая часть архивных материалов РГИА была уничтожена во время деятельности в 1870-х гг. комиссии сенатора Репинского. Поэтому особую значимость имеют сохранившиеся опубликованные документы. Как показало сличение опубликованных и неопубликованных документов, произведенное М. П. Вяткиным, эти.

178 группы дополняют друг друга, не всегда совпадая. Часть казахстанских архивов, вероятно,.

1 70 была утеряна во время централизации архивных фондов в 1940;х гг.

На наш взгляд, источниковый комплекс, используемый в настоящей работе, репрезентативен и с достаточной степенью достоверности позволяет решить поставленные в исследовании задачи.

Научная новизна исследования. В исследовании впервые осуществлена попытка комплексного изучения вопросов российской правительственной политики в степных.

176 Ло Чжипин, Бай цуйцин. Хасакэ фа чу тань (Изучение истоков казахского права) // «Миньцзу яньцзю» (Изучение национальностей). 1988. № 6. С. 49−61 (на кит. яз.). Перевод с кит. В. А. Моисеева.

177 Левшин А. И. Указ. соч. Ч. 1−3- Кауфман А. А. Отчет старшего производителя работ Кауфмана А. А. по командировке в Тургайскую область для выяснения вопроса о возможности ее колонизации. СПб., 1896- Тресвятский В. К теории переселений // ВК. 1913. № 12. С. 52−65- Тресвятский В. А. Необходимость пересмотра оснований земельного обложения оброчной податью в Азиатской России // ВК. 1915. № 17. С. 85−110- Седельников Т. Борьба за землю в киргизской степи. (Киргизский земельный вопрос и колонизационная политика правительства). СПб.: Дело, 1907, Алма-Ата: Казахское республиканское отд-е Советского фонда культуры, 1991 и др.

178 Вяткин М. П. Батыр Срым. М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 29−30, 32.

179 В случае если источники уже были прежде введены в научный оборот в достаточно полной мере, и если объяснения, представленные в литературе, не противоречили архивным и опубликованным материалам, мы старались ссылаться на предшествующие исторические исследования и опубликованные исторические источники. областях и трансформации казахского общества в XVIII — начале XX в. Историографической традицией эти вопросы рассматривались либо обособленно, либо один из компонентов системы рассматривался в качестве сопутствующего, иллюстративного фактора.

Научная новизна исследования также определяется введением в научный оборот ряда неопубликованных исторических источников и применением некоторых известных, но не привлекавшихся прежде по отношению к исследуемой проблематике.

Практическая значимость работы. Материалы диссертации могут использоваться при написании обобщающих работ по истории Казахстана, при подготовке учебников, учебных пособий, лекционных курсов и семинарских занятий в высших учебных заведениях по специальности «история», «международные отношения», «регионоведение» и «культурология» и для дальнейшей научной работы. Работа может представлять интерес для сотрудников внешнеполитических ведомств. Кроме того, материалы диссертации могут быть использованы органами, занимающимися разработкой подходов решения вопросов современной национальной политики и административных реформ в регионах с преимущественным проживанием нерусского населения.

Апробация. Основные положения работы и выводы диссертационного исследования были доложены на региональных, республиканских и международных конференциях, четырех сессиях Методологического университета (института) конвертируемого образования МОНФ и НОФМО, двух межрегиональных двухгодичных семинарах МОНФ и отражены в ряде научных публикаций.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих основное содержание работы, критерием выделения которых являлся проблемно-хронологический принцип, заключения, приложений, списка сокращений, списка используемых источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Включая в состав Российской империи кочевое казахское население, проживавшее на обширной территории, власти столкнулись с рядом проблем, вызванных различиями в социально-экономическом и политическом устройстве российского и казахского обществ.

Присоединение Казахстана к России потребовало распространения на них определенной системы управления. Первоначально была принята система управления, сочетавшая в себе черты протектората и вассалитета с преобладанием элементов первого. С течением времени происходила трансформация представлений о том,.каким образом следует выстраивать взаимоотношения властей с местным населением. Если первоначально опора делалась на традиционную казахскую знать в лице ханов и султанов-чингизидов, а также частично на наиболее популярных батыров. Первые были обязаны проходить обряд конфирмации в звании, последние — получали тарханные грамоты. Россия контролировала значительную часть внешнеполитических сношений казахов с соседними государствами и народами. В вопросах внутреннего устройства они сохраняли самую существенную автономию. Введенная ясачная фискальная система лишь формально обозначала зависимость казахов, фактически облагалась налогами лишь незначительная часть казахов Младшего и Среднего жузов, а сам сбор налогов был доверен традиционной казахской знати.

Начиная с 1760-х гг. усилилось влияние оренбургской и сибирской администрации на так называемых прилинейных казахов, здесь начал осуществлять сбор налогов российскими властями, кроме того, были выработаны определенные проекты, направленные на изменение системы управления. В 1775 г. на Оренбургскую и Сибирскую губернии было распространено действие Учреждений об управлении губернии, однако иноверческие районы по-прежнему оставались в значительной мере вне сферы непосредственного влияния имперской администрации.

Опираясь на противоречия между казахской знатью караи ак суек, а также на противоречия внутри этих элитарных групп и межэтнические противоречия губернские власти сумели добиться ослабления позиций Чингизидов. Со времен реформ О. А. Игельстрома генеральной линией развития системы управления становится стремление введения непосредственного управления Степью русскими чиновниками, безотносительно их этнической и даже конфессиональной принадлежности. В качестве важнейших инструментов такового становились постепенная инкорпорация казахских владетелей и толмачей на службу, а также привлечение к административной деятельности представителей подданных России тюркских народов. Именно в таком качестве сюда приглашались казанские муллы, которым не только позволялось, но даже и поощрялось параллельное занятие вероисповедальной деятельностью.

С этого же времени российские власти приступают к постепенному введению территориального принципа в управлении взамен существовавшего прежде племенного. Первым опытом создания административно-территориальных органов управления стали Расправы. Первый опыт оказался неудачным в силу ряда внутрии внешнеполитических причин. Однако он стал прецедентом, неким ориентиром, на который стали опираться в дальнейшей практике. И уже 1801 г. в Волжско-Уральском междуречье была образована Букеевская орда. Именно здесь впервые удалось на практике ввести такую систему управления, которая была основана на административно-территориальных принципах. Она совмещала элементы традиционного управления, основанного на потестарных институтах кочевого социума и одновременно в нем начала функционировать чиновничья администрация из казахов и русских. Именно здесь была апробирована дистанционная система управления, действие которой было позднее распространено на все казахское население оренбургского ведомства.

Активизация деятельности российских властей в сибирском и оренбургском ведомствах происходит в 1820-х гг., когда практически одновременно вводится окружная система управления казахами. Она имела серьезные региональные отличия, вызванные как позицией местной администрации, так и тем, что правительство искало оптимальный вариант административного устройства. Однако в главном обе новых системы совпадалиони устанавливали достаточно стройную бюрократическую систему административно-территориального управления. Чиновники из числа казахской знати если и сохраняли признаки потестарной знати, то только среди своих сородичей, вводилась система ответственности по должности.

Развитие эта система получила в ходе реформ 1839 г. в сибирском и 1844 г. в оренбургском ведомстве, внесших определенные тактические коррективы в организацию управления. В 1860-х гг. принимаются Временные положения об управлении Степным и Туркестанским краем, которыми усиливается административная правовая ответственность казахов. Представители наследственной казахской знати из числа потомков Чингисхана потеряли все легальные привилегии. Существенно были урезаны права биев, казиев, старшин. Вводилась повсеместно новая система областного, волостного и аульного управления. Отправление должностей было связано с выборной системой на низших административных уровнях. Важнейшим шагом стало объявление земель, населенных казахами, государственной собственностью Российской империи. Реформы 1880-х — 1890х гг. стали логическим продолжением предыдущих преобразований, направленных на унификацию системы управления в окраинных и центральных губерниях.

Идеологической основой российских реформ в степных областях являлись преимущественно идеи просвещения и вызванные ими культуртрегерские и цивилизаторские действия. Центральными стали идеи изменения образа жизни, экономического базиса и системы управления казахов посредством законодательных и затем административных реформ. В качестве идеальных моделей выступали западноевропейское и российское общество. Естественно, что российское общественное устройство, духовная и материальная культура правительством и местной администрацией однозначно рассматривались в качестве более прогрессивных. Именно поэтому, проводя в степных областях так называемую цивилизаторскую политику, в качестве эталона колониальными властями была взята российская модель общественно-политического и экономического устройства. Стремление ввести гражданскую власть в казахском обществе сопровождалось аргументацией и проведением мероприятий по переводу их на оседлость, внедрением устойчивых представлений о примате частных интересов и частной собственности над общинными и племенными ценностями, развитием систем образования и здравоохранения, стремлением к развитию среди казахов многопрофильного производственного комплекса с основой на земледельческой деятельности.

Реакция казахского социума на эти инновации выражалась как в форме активного протеста (движения Срыма Датова, Исатая Тайманова, Саржана и Кенесары Касымовых, восстания 1916 г. и др.), так и в попытках саботирования этих процессов посредством введения запретов на использование имперских административных и судебных институтов для решения внутриказахских проблем. Однако преобладало конформистское и даже позитивное восприятие происходивших изменений. В результате — реформы достигали значительных результатов и становились если не всегда причиной, то катализатором трансформационных процессов, приведших в конечном итоге к расшатыванию родового строя, ликвидации действия обычного права на высших таксономических и сужению — на низших таксономических уровнях патронимической организации, формированию государственнических представлений у большей части казахов и фактически — к появлению собственно политической организации в их обществе. Традиционные институты претерпели эволюцию от сотрудничества с имперскими органами к включению в имперскую иерархию с сохранением только лексической преемственности к ликвидации этих институтов как таковых.

На характер и методы российской политики в казахской степи оказывали влияние многочисленные внутренние и внешнеполитические факторы.

По форме осуществления можно выделить «жесткий» (И.И. Неплюев) и «мягкий» (О.А. Игельстром) курс. Первый предполагал активное применение военных сил, второйпреимущественно несиловые средства воздействия на казахов. Сочетание элементов жесткого и мягкого воздействия властей на казахское население в различные хронологические отрезки варьировалось, но в целом преобладал «мягкий» курс.

Важной составляющей обоих направлений следует рассматривать мероприятия с целью модернизации казахского кочевого общества и седентаризации, в качестве ее важнейшего звена. Помимо так называемых цивилизаторских составляющих, правительство и местные власти преследовали в различные периоды и вполне прагматические цели, как то: необходимость обеспечения безопасности юго-восточных рубежей Российской империи посредством перевода на оседлость казахского населения первоначально близ линий для образования своеобразного «щита» с постепенным продвижением полосы оседлости все дальше вглубь степных областейодним из вариантов снижения конфликтного межэтнического потенциала являлось его перемещение во внутриэтническую среду, в том числе и по линии кочевник — оседлыйнеобходимость обеспечения безопасности транзитной караванной торговли и предотвращения набегов казахов-кочевниковсовершенствование фискальной системы с целью увеличения сборов налогов с коренного населения и сокращения расходов на содержание местной администрации, средством чего служило привлечение местного населения к российской службе, а условием — уменьшение географической мобильности населения путем перевода его на оседлостьнеобходимость новых территорий для переселения избыточного населения Европейской части России и освоения ресурсов степных областейземельные «излишки» возникали при переходе скотоводов-кочевников к более интенсивным формам хозяйственной деятельностисоздание позитивного образа политики Российского государства в национальных окраинах в глазах европейских и сопредельных со степными областями государств.

Проведение политики седентаризации на отдельных исторических этапах вызывало острое сопротивление в центре и на местах сторонников консервации существовавших у казахов патриархальных отношений и номадизма. Однако, несмотря на некоторые колебания, в целом, правительство осуществляло курс на постепенный перевод казахов-кочевников на более интенсивные формы и способы хозяйственной деятельности.

Существенное влияние на усиление или ослабление темпов колониальных реформ, в частности, политики седентаризации в Казахстане, оказывал субъективный фактор, прежде всего политика конкретных оренбургских и сибирских губернаторов. Тем более что до 50-х гг. XIX в. правительство не вмешивалось в ход решения этого вопроса. На наш взгляд, правительство сознательно поддерживало региональные и ведомственные различия, стараясь определить оптимальный вариант управления кочевым населением и стимулировать развитие приемлемых для правительства и местного населения тенденций социально-экономического развития степных областей.

Политика сибирской и оренбургской администрации в вопросе управления кочевниками была унифицирована после реформ 1860-х гг. В основу унификации были положены идеи М. М. Сперанского, хотя и с сохранением хорошо зарекомендовавших себя отдельных элементов политической практики оренбургских властей.

С начала 60-х гг. XIX в. решение вопроса о темпах перевода казахов-кочевников на оседлость стало напрямую увязываться с вопросом крестьянской колонизации степных областей. Было очевидно, что переход кочевников к земледелию и иным, более интенсивным формам жизнедеятельности — процесс закономерный и прогрессивный, но ускорять его дополнительными льготами, кроме существовавших к 1890-м гг. (пятилетняя льгота от податей и повинностей, сохранение прежнего налогообложения, сохранение льгот на отбывание воинской повинности, а также весь комплекс льгот, предусмотренных для крестьян-переселенцев) нерационально. В ходе дискуссий утвердилось мнение, что оседание казахов-кочевников произойдет достаточно быстро естественным путем. Главными факторами усиления процесса перехода к оседлости должно было стать усиление диффузных процессов и земельной тесноты, в ходе переселения крестьян из Европейской России в Казахстан.

Казахское население степных областей не оказывало серьезного активного сопротивления проводимой российскими властями политике седентаризации. Более того, в начале XX в. отдельные представители казахской интеллигенции даже пытались участвовать в решении вопросов оседания казахов-кочевников на землю.

На наш взгляд, возникновение курса политики седентаризации относится к 60-м гг. XVIII в. Этот курс не был постоянным и гомогенным, наблюдались периоды не просто падения внимания к нему со стороны оренбургских и сибирских властей и правительства, но даже временного отказа от него. При проведении седентаризации в Казахстане с течением времени изменялись ее мотивы, имели место серьезные региональные особенности, не было прямой зависимости между принятием тех или иных указов и решений о седентаризации и реальным их осуществлением.

На сам процесс оседания казахов-кочевников оказывали влияние многочисленные факторы.

A) Демографический: давление естественного роста населения на территорию. В ходе естественного прироста коренного населения, условием которого стало установление относительной (в сравнении с предшествовавшими эпохами) внешнеполитической стабилизации в составе Российской империи.

Б) Миграция русского земледельческого населения, численный состав которого резко возрос в период конца XIX — начала XX в., а особенно в период столыпинских реформ. Многонациональность.

B) Постепенное установление нового административного управления в Степном крае, которое привело к невозможности экстенсивного прироста эксплуатируемой кочевниками-скотоводами территории. Все эти факторы предопределили закономерность перехода значительной части кочевого казахского населения к земледелию и оседлому образу жизни.

Переход к оседлости представлял собой целую цепь постепенных изменений, приводивших к трансформации некогда исключительно кочевого быта. В течение XVIIIначала XX в. посредством расширения русско-казахского торгово-экономического взаимодействия казахи стали все более широко использовать в быту европейские (особенно российские) предметы обихода: посуду, утварь, мебель, одежду. Постоянно возрастало потребление продуктов земледелия, особенно хлеба и продуктов зерновой переработки. Это накладывало отпечаток на изменение рациона питания, выразившееся в появлении новых блюд и увеличении доли растительных компонентов в старых. Энергетическая ценность, содержание белка и витаминов в новых блюдах не уступали прежним, преимущественно мясным, поэтому изменение рациона питания не отразилось негативным образом на здоровье казахского этноса.

Постепенное сокращение ареала кочевий, вызванное объективными причинами, сопровождалось развитием отходничества, о возраставших размерах которого можно судить как по увеличению размеров билетных сборов, взимавшихся за право найма в работники на линии, так и по другим источникам.

Расширение контактов с русским оседло-земледельческим и городским населением приводило к постепенному внедрению в казахском хозяйстве элементов технологии русского пашенного земледелия и различных ремесел. Уже в 30-х гг. XIX в. стали более многочисленными социальные группы казахов игиншей (земледельцев), джатаков обычно отходников — батраков или земледельцев), появились балыкши (рыболовы) и другие группы. Казахи-ремесленники переставали заниматься скотоводством. Часть казахов переселилась на жительство в города.

Сокращение кочевого скотоводства и рост народонаселения создавали предпосылки и являлись условием внедрения в казахском хозяйстве новых видов деятельности, роль которых в структуре хозяйства возрастала, превращаясь из подсобного в основное хозяйство.

Процесс расширения земледельческого производства и возникшая в результате него конкуренция за лучшие угодья между казахами-земледельцами и казахами-кочевниками привели к развитию внутриказахского территориального межевания и превращению земли в товар, условие и средство производства.

В конце XIX — начале XX в. усилилось стремление определенной части казахского населения (новых элитарных групп) к интеграции в казахский социум европейских институтов. Это способствовало развитию в Степном крае национальной печати, общественно-политических объединений, а в начале XX в. привело к возникновению национальных отделений общероссийских политических партий. Одним из обязательных условий возможности заниматься политической деятельностью являлся ценз оседлости.

В результате политики седентаризации к началу XX в. более половины казахского населения постоянно занималось земледелием, а для более трети его — оно стало основным способом ведения хозяйственной деятельности, и почти 90% казахского населения имели стационарные жилища или хозяйственные постройки, эксплуатация которых занимала от четверти до года ежегодно.

Еще одним важным направлением российской политики в степных областях являлась политика конфессиональная. Отношение Российской империи к так называемому мусульманскому вопросу среди казахов можно разделить на ряд условных этапов, которые в значительной мере синхронизируются и коррелируются с этапами российской административной политики в казахской степи и этапами российской колонизации Степного и Туркестанского края, представляя административно-правовой симбиоз.

I период. До 1917 г. В рамках существующих государственно-правовых норм религия не была отделена от государства. Государственной религией в Российской империи являлось православное христианство. Православие было доминировавшей в правовом отношении конфессией, ему государство постоянно оказывало поддержку, более того, само православие было огосударствлено. Отношение государства к иным культам и их отправлению различными региональными и этническими группами не было столь однозначным и унифицированным. В рамках вопроса отношения России к суннитскому исламу казахов и вариантов противостояния/сотрудничества вычленяются следующие этапы.

1 этап. 1730−1770-е гг. Происходило накопление первоначальных знаний о казахах как этнической, конфессиональной и социально-правовой группе. В рамках общеимперского в целом негативного отношения администрации к исламу, по аналогии с мероприятиями у башкир и татар, предпринимались отдельные попытки проведения ограничительных мероприятий к казахскому исламу. Курса по отношению к исламу именно у казахов в это время еще не сложилось, более того с 1740 г. даже были предприняты некоторые попытки применения шариата в качестве судебной основы управления казахским населением.

2 этап. 1780−1820-е гг. Этап поощрения распространения ислама у казахов. В эти годы создавались специальные мусульманские организации во главе с муфтиатом. В рамках реализации декларированного в екатерининскую эпоху принципа веротерпимости предпринимались попытки поставить под контроль государства с перспективой дальнейшего огосударствления суннитский ислам. В отношении казахов проводились мероприятия, которые должны были способствовать распространению и укреплению позиций ислама. В казахской степи за казенный счет строились мечети, за государственный счет обучались муллы и ахуны, утверждение которых в звании проходило с одобрения губернской администрации. Муфтий, кадии и ахуны получали жалование из казны, а в их обязанность входили вопросы урегулирования отношений местных жителей и властей с казахами и привлечение неверноподданных мусульман подданство Российской империи. Особое значение придавалось вопросу предотвращения создания антироссийской панисламистской конфедерации под эгидой Оттоманской Порты. В эти годы происходила частичная инкорпорация традиционной казахской знати в имперские институциональные структуры. Главным источником распространения «пророссийского» (как считалось) ислама считались татарские муллы. На них же возлагались функции посредников в русско-казахской торговле и, особенно, в развитии торговли Российской империи со странами Центральной Азии. «.

3 этап. 1820−1860-е гг. Правительство занимало в эти годы позицию относительного невмешательства в вопросы внутреннего управления «окраинных» губерний. В результате по целому ряду проблем по отношению к казахам проводилась неунифицированная политика. Вероисповедальные вопросы относились к их числу. В оренбургском ведомстве по-прежнему продолжали оказывать поддержку мусульманизации казахов через татарских мулл. В западно-сибирском ведомстве казанским муллам перестали предоставлять особые привилегии, напротив, власти пытались отвлечь казахов от ислама с перспективой их позднейшей христианизации.

4 этап. 1860-е гг. — начало XX в. В результате административных реформ произошла унификация права и административной практики по отношению к казахам. При формальном сохранении приверженности принципам политики веротерпимости были активизированы усилия властей по предотвращению возможного роста сепаратизма со стороны казахов на этнической и конфессиональной почве. Во многом, сама декларация борьбы с этими явлениями и проведение комплекса превентивных мероприятий стимулировали рост влияния пантюркизма, панисламизма и автономизма среди казахов.

5 этап. Начало XX в. — 1917 г. Начало политизации ислама в казахской степи. В это время появились пантюркистские и панисламистские издания и организации, имевшие большее влияние в Туркестанском, нежели чем в Степном крае. Во главе большинства из них стояли этнические казахи. Расширяется участие казахских и иных депутатов от мусульманских народов в парламентской деятельности. Идет активная пропаганда и агитация за реализацию права на национально-государственный суверенитет казахов, сопровождавшиеся неудачными попытками правительства сопротивления этим процессам.

Таким образом, процессы трансформации казахского кочевого общества были объективны и неизбежны, но их характер, темпы и формы во многом стимулировались политикой России. В то же время вновь возникавшие отношения не являлись прямой калькой европейских или российских общественных отношений, а приводили к возникновению конгломерата традиционных и модернистских отношений и институтов в казахском обществе, зачастую, правда, имевших содержание квазидемократических и квазикапиталистических институтов.

Изучение проблем управления казахами в российской политике не ограничивается феноменологическим значением. Методологическое значение исследования заключается в решении проблем взаимоотношений традиционного общества казахов-кочевников и модернизировавшегося российского. Его, на наш взгляд, можно схематично представить следующим образом. Общество казахов-кочевников в период, предшествовавший вхождению в состав Российской империи, можно представить в качестве традиционной интегральной общественной системы, в рамках которой развитие осуществлялось замедленными темпами. Традиционное кочевое общество лишь воспроизводило себя, не претерпевая сколько-нибудь существенных изменений. Отличительной особенностью традиции как звена функционирования этой системы являлась спонтанность. В результате, структурная детерминация, осуществлявшаяся традицией, являлась не внешней (гетерогенной) по отношению к самой системе, а имманентной, собственно-системной, и механизм структурной детерминации сводился к воздействию прошлого на настоящее и будущее.

Управление и вся совокупность социальных отношений осуществлялись по формуле ОБЪЕКТ — ОБЪЕКТ, что обеспечивало динамическое равновесие системы общественных отношений, а сами легитимизированные сакральным содержанием традиции, стабилизируя развитие и функционирование системы общественных отношений, были призваны повышать ее способность противостоять внешним воздействиям, гарантируя ее воспроизведение в первоначальном виде.

Основой существования традиционного казахского общества интегрального типа служил кочевой (технологический) способ производства.

В начале XVIII в. казахи оказались в сложной внешнеполитической ситуации. В связи с джунгарской и башкирской угрозой с одной стороны и заинтересованностью отдельных личностей и групп казахов в расширении контактов с Россией с другой был инициирован затянувшийся на длительный срок процесс присоединения Казахстана к России.

В это время Россия, несмотря на существование крепостничества, все же представляла более динамичную социально-политическую систему, где значительная часть индивидов являлась субъектами, и управление этой общественной системой осуществлялось по формуле СУБЪЕКТ — ОБЪЕКТ. Основным способом производства материальных благ здесь служило земледелие, но в структуре хозяйства все большее значение приобретало промышленное производство. Это общество стремилось не к простому, а к расширенному воспроизводству.

Политическое объединение двух этих систем в единое целое не могло привести мгновенно к установлению между ними некоего равновесия. Процесс гомогенизации был достаточно длительным. Собственно о системе можно говорить не ранее екатерининских времен, когда на казахов стали смотреть не только сквозь призму внешнеполитических интересов. Во вновь образовавшейся динамичной иерархической системе каждая из подсистем обладала автономией, но в качестве субъекта отношений выступала «российская сторона», которая постепенно «замещала» традиционное управление институциональным, опиравшимся на писаное право, причем его кодификация проводилась российскими властями не столько на обычном праве, сколько на европейских образцах.

Российская сторона пыталась интенсифицировать социальные отношения в казахском обществе. Наиболее адекватным способом адаптации к новым условиям должен был служить оседлый образ жизни.

Российские власти пытались ускорить процесс перехода казахов-кочевников на оседлость, для чего проводилась специальная политика седентаризации. Это направление в российской «окраинной» политике возникло не сразу, а формировалось по мере ознакомления с местными условиями, исходя из собственных представлений о социальном прогрессе, основой которого служила идеология просвещения. Вместе с тем Россия в вопросе седентаризации казахов использовала «мягкий курс», не предусматривавший насильственных мер. Со временем даже сложилось мнение, что казахи придут к оседлости естественным (эволюционным) путем. Правда, российская политика и колонизация служили катализатором, ускорявшим этот процесс.

По мере интеграции кочевых народов в имперское пространство России их автономия постепенно урезалась и, в конце концов, была сведена к минимуму1. Существовала тенденция постепенного изменения этнического статуса в рамках имперского пространства. Права этнических групп в дореволюционной России урезались, но при этом права других социальных групп и права личности расширялись. В традиционном казахском обществе каждый отдельный индивид был формально свободен, но в то же время он находился в жестких рамках, диктуемых обычаем. В результате, индивид оказывался в абсолютной тотальной зависимости. Инкорпорация казахов в правовое поле Российской империи привела к приобретению казахами индивидуальных (субъектных) прав и способствовала зарождению и восприятию ряда гражданско-правовых институтов. Параллельно с этим деформировались структуры и изменялись функции институтов традиционного казахского общества, приспособленных к кочевому характеру жизни и производству материальных благ, но не подходивших к новым отношениям, а тем более к новым технологиям жизнеобеспечения.

В результате, традиционное казахское общество утратило системообразующий критерий интегральности (всепроникновения), что и стало, на наш взгляд, основной причиной кризиса идентичности. Новые идеалы и отношения стали заимствоваться у России (включая мусульманскую идентичность!), которая к тому же сама пыталась «приучить» казахов к «гражданственности».

Процесс культурной диффузии не носил характера прямого заимствования, в значительной мере сохранялись элементы, присущие традиционному казахскому.

1 См.: Каппелер А. Россия — многонациональная империя. М., 2002. Гл. 7−8- Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // ВИ. 1995. № 9 и др. обществу. По сути, возникала «новая традиционность», одной из системообразующих характеристик которой стала восприимчивость к хозяйственно-экономической и общественно-политической модернизации.

Этот процесс обусловил приобретение «казахской» подсистемой если не статуса, то, во всяком случае, черт субъектности. Причем носителями этой новой субъектности стали «просвещенные» казахи, составившие основу появившейся политической элиты. В отличие от XVIII в., когда части возникавшей системы были принципиально неоднородны и поэтому плохо совместимы, новые подсистемы структурно и функционально были гораздо более близкими, что и предопределило их дальнейшее оформление в рамках взаимоприемлемого и оптимального на тот период федеративного национально-государственного устройства.