Календарь и календарная обрядность в традиционной культуре бурят: Структурно-функциональный, культурно-семантический и историко-генетический анализ

Исследование календарей и календарных обрядов и праздников в системе традиционной культуры в последние годы стало одним из приоритетных направлений этнографической науки. Это закономерное явление, так как свойство календаря отражать в своей структуре и содержании, обусловивший его тип культуры [Рабинович, 1978, с. 142] представляет календарь как ценный источник для историко-этнографических исследований.

Сложность этногенеза бурятского народа представляет исследование традиционного календаря бурят и, обусловленных им сезонных обрядов и праздников как ценный историко-этнографический источник, имеющий большое научное значение как для изучения самой системы времяисчисления, отражающей представления о категории времени и способах его исчисления, составляющие универсальные и фундаментальные основы этнической культуры, так и для открытия новых перспектив в исследовании этнои культурогенеза, этнической и культурной истории народа.

Данные археологии и исторической этнографии представляют формирование бурятского этноса как результат развития и объединения, прежде всего монгольских, тюркских, тунгусских, а также самодийских и кетских этнических компонентов. Основным ядром бурятского народа, ассимилировавшим и объединившим вокруг себя разноязычные этнические группировки, были монгольские племена, крупнейшие из которых хоринцы, эхириты, булагаты и хонгодоры [Нимаев, 1981].

В конце Х1Х-начале XX вв. территория расселения бурят простиралась от реки Уды [приток Ангары] до реки Аргуни [приток.

Амура] на востоке. На севере границей их расселения явились верховья реки Лены и реки Баргузин, на юге — граница с Монголией. До Октябрьской революции эта территория в административном отношении входила в состав Иркутской губернии и Забайкальской области. На всем этом пространстве буряты жили разбросанно и нередко черезполосно с русским населением. По переписи 1897 г. в пределах Иркутской губернии было учтено 108 867 бурят, в Забайкальской области — 179 487 человек. В исторической и этнографической литературе бурят, проживающих западнее озера Байкал, принято называть западными или прибайкальскими. Бурят, расселенных восточнее Байкала — восточными, или забайкальскими. Согласно наименованиям административных подразделений, состоявших из инородческих ведомств и родовых управлений, отдельные территориальные группы западных бурят именовались как балаганские, идинские, унгинские, кудинские, аларские, боханские, ольхонские др. Восточные буряты подразделялись на хоринских, агинских, закаменских, баргузинских, тункинских, селенгинских. Названия отдельных территориальных групп бурятского населения используются и в историко-этнографической литературе. Расселенные в разных географических зонах локальные группы отличались друг от друга некоторыми хозяйственными, культурно-бытовыми и языковыми особенностями на уровне диалектов.

Во второй половине XIX века у большей части западных бурят складывалось скотоводческо-земледельческое и земледельческо-скотоводческое направление хозяйства, шел интенсивный процесс оседания. У восточных бурят основным направлением хозяйства было ско-товодческо-земледельческое с сохранением традиционного кочевого уклада жизни [Асалханов, 1963].

В результате более чем двухсотлетней борьбы двух мировых религий — буддизма и христианства с традиционными верованиями бурят, к концу исследуемого периода вероисповедание разных локальных групп бурят не было единым. Западные буряты, наряду с шаманизмом, сохраняли традиционные ранние формы религиозного верования, восточные буряты исповедовали буддизм в тибетской форме ламаизмав ряде ведомств Прибайкалья и Забайкалья распространилось христианство. Характерной чертой религиозных воззрений бурят являлся религиозный синкретизм, проявлявшийся не только в идеологии, но и в культовой практике [Михайлов, 1979]. Различия в хозяйственном укладе, в уровне экономического и общественного развития, а также в религиозном мировоззрении разных групп бурят нашли отражение в структуре, функциях и семантике их календарей и календарных обрядов.

Народный календарь, функционировавший в традиционной культуре бурят в конце Х1Х-начале XX вв. на наш взгляд представляется как сложная поливариантная система, которая в бытовом сознании народа не расчленялась на отдельные календари и, только анализ позволяет заметить их. Даже при первом подходе к структуре народного календаря бурят в ней выявляется несколько типов календарей, отличающихся между собой разными датами, принятыми в качестве Нового года и разными принципами их структурной организации.

Такой же сложностью отличается и структура календарных обрядов и праздников годового цикла у бурят, обнаруживающая в себе активное функционирование разностадиальных и разноэтнических компонентов, удерживаемых и передаваемых в культурной памяти народа с помощью разных астрально-мифологических образов, закрепленных как в различных текстах культуры, так и фольклорно-этнографической традиции в целом.

Таким образом, предметом диссертационного исследования является календарь и календарные обряды и праздники в системе традиционной культуры бурят конца Х1Х-начала XX вв.

Целью работы является исследование народного календаря и кален? дарных обрядов и праздников бурят конца ХЕХ-начала XX вв. как сложной, многоуровневой системы, в структуре которой представлены разные типы календарей и календарных обрядов, формирование которых было обусловлено разными хозяйственно-культурными типами.

Исходя из заявленной цели, в работе ставится ряд взаимообусловленных задач: 1). На основе комплексного анализа структурных подразделений народного календаря бурят конца XIX-начала XX вв. выявить все типы календарей и их локальные варианты, охарактеризовать форму, соотнесенного с каждым из них сезонного обряда и праздника. 2) .Через математические расчеты разных астрономических периодов, обусловивших структурные особенности календарей, определить их обусловленность конкретными типами хозяйства и культуры бурят. 3). Исходя из того, что «обряды.наделяются определенным смыслом потому, что они сознательно повторяют действия, изначально совершенные богами, героями или предками» [Элиаде, 1998, с. 17], изучить в контексте мифологических сюжетов о первотворении у бурят формирование структурных особенностей каждого календаря по отдельности, особенности функций и семантики, соотнесенных с ними обрядов Нового года. 4). На основе семантической интерпретации астрально-мифологических персонажей проанализировать стадиальные пласты, фиксируемые в календарных мифах бурят. Важность этой задачи в общем контексте целей исследования заключается в том, что «Стадиальные изменения мифологических образов — это изменения в пределах мифологической семантики» [Фрейденберг, 1998, с. 106]. 5). Через анализ генетической, семантической и функциональной связи календарных фактов с другими фактами бурятской этнографии определить место и значение календаря и календарных обрядов в системе традиционной культуры бурят. 6). Через сравнительно-сопоставительный и историко-сравнительный анализ структуры, функций и семантики разных типов календарей и календарных обрядов бурят с аналогичными феноменами культуры народов сопредельных территорий, исследовать истоки их этнической специфики у бурят.

Источниковедческая база исследования. Источники, содержащие сведения по теме диссертационного исследования, исходя из степени их привлечения для решения разных задач, поставленных в работе, можно разделить на несколько групп.

В отдельную группу выделяются источники, содержащие сведения по собственно народному календарю и календарным обрядам и праздникам бурят. Таких источников немного и представленные в них материалы имеют фрагментарный характер. Наиболее ранние сведения о народном календаре и сезонных обрядах и праздниках бурят содержатся в работе участника Второй Сибирской экспедиции И. Г. Георги [Георги, 1776−1777, ч. III]. В его труде «Описание всех в Российском государстве обитающих народов также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» приводятся названия тринадцати месяцев годового цикла восточных бурят — хоринцев и указывается, что у бурят, как и всех «шаманских» народов Сибири, всего три сезонных праздника. Содержание этих праздников составляют сезонные обряды жертвоприношений. Автор дает сведения о весеннем и осеннем праздниках хоринских бурят [Георги, 1776−1777, ч. III, с.123].

Сведения И. Г. Георги, относящиеся к последней четверти XYI века, подтверждаются материалами Карла Риттера, наблюдавшего жизнь и быт восточных бурят уже во второй половине XIX столетия [Ритгер, 1879, с. 153].

Единственным источником, представляющим полный свод этнографических материалов о календаре бурят, имевшихся на этот период в трудах И. Г. Георги, П. Палласа, Г. Н. Потанина, П. П. Баторова, Ц. Жамцарано, М. Н. Хангалова, является работа В. Котвича [Котвич, 1925; он же, 1928], состоящая из двух частей. Здесь приведены названия месяцев в локальных календарях бурят, даны сведения о дате Нового года [Котвич, 1928, с. 117−124].

Интересные материалы по календарю локальной группы западных бурят, называемых как «аларские», изложены в статьях П. П. Баторова [Баторов, 1923; он же. 1925]. Автор приводит сведения о календаре с сидерическими месяцами, сообщает о трех разных астрономических событиях, по которым западные буряты отмечали Новый год и дает названия месяцев с указанием народной этимологии. По существу, указания о разных датах по которым западные буряты ориентировались в определении начала нового годового цикла, свидетельствуют о функционировании в традиционной культуре западных бурят трех разных типов календарей.

В статье Д. Г. Дамдинова «О народном календаре монгольских народов» наряду с историческими сведениями приводятся материалы современных полевых исследований о локальных вариантах календаря как западных, так и восточных бурят [Дамдинов, 1986]. Материалы о годовом круге хозяйственного календаря «аларских» бурят представлены в совместной статье К. Д. Басаевой и Ж. Зимина, Здесь дается подробное описание хозяйственного календаря скотоводов со стойловым и пастбищным содержанием скота, соответственно которым предпринимались и две сезонные перекочевки и дано описание сезонного праздника, устраивавшегося после переезда на летники[Басаева и Зимин, 1988]. Сведения о народном календаре восточных бурят имеются в работе Л. Линховоина, посвященной различным сторонам традиционного уклада жизни и быта ногинских" восточных) бурят. Автор излагает принцип отсчета календаря с сидерическими месяцами, определяемым по возвращению Луны к звездному скоплению Плеяд, который имел место у восточных бурят [Линховоин, 1972].

В значении фактологической базы исследования послужили также данные языкознания, рассредоточенные в словарях современных и исторических языков монголои тюркоязычных народов, словарях тунгусо-маньчжурских языков и исследовательских трудах В. В. Радлова [Радлов, 1889- 1893, 1905; 1963], ТА. Бертагаева [Бертагаев, 1974], ТВ. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова [Гамкрелидзе, Иванов, 1984], Н. К. Антонова [Антонов, 1971], Е. С. Сидорова [Сидоров, 1997]и др.

Следующая группа источников привлекалась для реконструкции ранних архетипов народного календаря бурят и выявлении их локальных вариантов. Здесь значительное внимание уделено сведениям по календарям и народной астрономии, сопряженных со сроками устройства и содержанием сезонных обрядов тюрко-монгольских и тунгусо-маньчжурских народов Центральной Азии и Сибири, имеющимся в трудах ЛЯ. Потапова [Потапов, 1928; 1934; 1935; 1953; 1969; 1973; 1978; 1991], Б. А. Куфтина [Куфтин, 1916; 1918], A.M. Мазина [Мазин, 1984], С. И. Вайнштейна [Вайнштейн, 1972; 1961], Ю. Б. Симченко, A.B.Смоляк и З. П. Соколовой [Симченко, Смоляк, Соколова, 1993], Н. Д. Конакова [Конаков, 1990], В. Я. Бутанаева [Бута-наев, 1983; 1996], B.JI. Серошевского [Серошевский, 1993], А. И. Гоголева [Гоголев, 1982; 1983; 1999], E.H. Романовой [Романова, 1994; 1997] и др.

В культурно-семантической интерпретации мифологических образов астрономических объектов, выступающих в качестве календарных ориентиров, учтены данные этнографии, мифологии, фольклора, археологии, искусствоведения и других наук, представленные в работах М. Н. Хангалова [Хангалов, 1958; 1959], А.П.

Окладникова [Окладников, 1955; 1960; 1970; 1976], А. И. Мазина [Мазин, 1984], А. Ф. Анисимова [Анисимов, 1936; 1959], Г. М. Василевич [Василевич, 1963; 1957; 1971], Б. А. Фролова [Фролов, 1965; 1974; 1981; 1982; 1992; 1993], Д. С. Дугарова [Дутаров, 1981; 1991], Т. М. Михайлова [Михайлов, 1980; 1996], Т. Д. Скрынниковой [Скрынникова, 1999а- 19 996], E.H. Романовой [Романова, 1994; 1997], A.M. Сагалаева [Сагалаев, 1990], C.B. Иванова [Иванов, 1954], дополненные данными этнолингвистики, уточняющие их ареальные и генетические связи.

В историко-генетической интерпретации разных типов народного календаря бурят и обусловивших их идей, использованы материалы этнографии и мифологии бурят, тюрко-монгольских и тунгусо-маньчжурских народов Сибири, а также материалы археологических культур Центральной Азии и Сибири. Из археологических источников особо ценное значение для нашего исследования имеют сведения по календарям палеолитического населения Прибайкалья, реконструированные Б. А. Фроловым [Фролов, 1965; 1974; 1982; 1993 и др.] и В. Е. Ларичевым [Ларичев, 1984; 1985; 1993], календарю раннего населения Южной Сибири, реконструированному Е. П. Маточкиным [Маточкин, 1990], материалы, содержащиеся в опубликованных трудах А. П. Окладникова [Окладников, 1959; 1963; 1974; 1978], Э. А. Новгородовой [Новгородова, 1989], АД Грача [Грач, 1980], М. А. Дэвлет [Дэвлет, 1990], Э. Б. Вадецкой [Вадецкая, 1970] и др.

Методологическая база и методика исследования. В основе исследования лежит метод историзма, согласно которому любое явление культуры рассматривается как динамичный процесс взаимодействия культуры жизнеобеспечения и идеологических представлений. При исследовании народного календаря и календарных обрядов и праздников бурят конца Х1Х-начала XX вв. диссертантом используется широко применяемый в этнографии системный анализ. При реконструкции архетипов понятия «пространство-время» на разных этапах развития традиционного мировоззрения и исследовании соответствующих им типов календарей и календарных обрядов, используется структурно-семантический и структурно-функциональный метод.

При исследовании историко-генетических истоков разных типов календарей и их составляющих, в работе привлекается историко-сравнительный или компаративный метод, который в свою очередь, предполагает три вида исторических сравнений: 1) историко-типологические (изучающие сходство конвергентных явлений) — 2) историко-генетические (исследующие явления, имеющие сходную генетическую связь в их развитии, т. е. в диахронном плане) — 3) историко-диффузионные (изучающие явления, распространявшиеся в результате заимствований). Кроме того в диссертации активно используются методы, применяемые в этнолингвистике — пограничной области знаний, находящейся на стыке двух наук. При осмыслении отдельных образцов изобразительного искусства и графики архаического и раннего периода как календарей в работе использованы методики, разработанные в археологии.

Историография и изученность темы. Этнографии бурят посвящено большое количество научных исследований и работ, но проблема народного календаря и календарной обрядности как взаимообусловленной системы еще не становилась предметом монографического исследования. Из работ, направленных на изучение собственно народного календаря бурят можно перечислить всего несколько статей.

Первостепенное значение для настоящего исследования имеет упоминавшийся выше труд В. Котвича, где в контексте монгольских календарей нашли отражение и проблемы, касающиеся структуры и основных этапов развития народного календаря бурят. В этой работе, впервые по существу была поставлена проблема типологии народного календаря бурят в его взаимосвязи с типом культуры.

Во взаимосвязи традиционной культуры бурят и монголов большое значение в изучении данной темы имеют монографические работы Н. Л. Жуковской, последовательно раскрывающие обусловленность формы и содержания сезонных обрядов и праздников годового цикла монголов типами календарей, отражающих исторические особенности развития хозяйства и культуры народа на разных этапах его истории [Жуковская, 1985; 1987; 1989; 1993].

Следует отметить, упоминавшуся выше и большую статью Д. Г. Дамдинова, в которой автор, используя данные Д. Банзарова, В. И. Подгорбунского, В. Котвича, Г. Д. Санжеева, а также современные материалы, полученные сотрудниками БНЦ СО РАН во время экспедиционных выездов в разные районы этнической Бурятии, исследует этимологию названий месяцев в локальных календарях бурят и сравнивая их с названиями месяцев в календаре средневековых монголов, рассматривает общие этапы развития календарей бурят и монголов.

Ценной для нашей работы представляется, отмеченная монгольским исследователем Ж. Цолоо в его статье «Термины традиционного летоисчисления у монголов» [Цолоо, 1994], близость названий сезона лета и весны у монголоязычных и тунгусо-маньчжурских народов. Можно сказать, что этот автор первым обратил внимание на общие элементы в народном календаре монголов и тунгусо-маньчжурских народов.

Исследованиям историко-генетических и культурно-семантических аспектов символики Солнца и соотнесенных с ним календарных обрядов у бурят посвящено несколько статей Т. Д. Скрынниковой, в которых дано объяснение бытованию двух типологически разных мифов календарного значения с универсальным для народов Центральной Азии и Сибири сюжетом о космической охоте.

Наконец, вопросы, отражающие форму, содержание, структуру и историю формирования сезонных праздников и разных типов народного календаря бурят, рассмотрены в наших работах [Дашиева, 1998; 1999 а- 1999 б- 2001 а- 2001 б].

В исследование календарей и календарных праздников и обрядов у народов Сибири в разное время внесли свой вклад ВТ. Богораз, A.A. Попов, Т. Н. Петрова, Л. П. Потапов, В. И. Васильев и A.B. Головнев, Е. П. Орлова, С. И. Вайнштейн, А. И. Мазин, З. П. Соколова, Ю. Б. Симченко и A.B. Смоляк, Н. Д. Конаков, A.A. Макаров, А. И. Гоголев, E.H. Романова, Д. А. Функ и В. Я. Бутанаев, исследования которых учтены в нашей работе. Эти работы заложили необходимость: а) -рассмотреть народный календарь и календарную обрядность бурят в единстве их взаимообусловленности как важную часть этнической культуры, несущую базовую информацию об особенностях истории формирования и развития системы традиционной культуры народаб) — выявить в ней типологическое единство с культурами охотничьих и скотоводческих народов региона Центральной Азии и Сибири и влияние историко-культурных контактов и связей.

Фундаментальные этнографические сведения по календарям и календарным обычаям и обрядам народов зарубежной Европы и Азии, осуществленные большим коллективом российских этнографов, поставленные в них вопросы теории и методики анализа материала, способствуют переходу к новому этапу исследования народного календаря и календарных обрядов и праздников бурят. А именно — пониманию их сложнейшей структуры и выявлению в ней разновременных типов самостоятельных календарей и их осмысления в единстве исто-рико-генетических, культурно-семантических и функционально-структурных аспектов.

Теоретической базой диссертационного исследования послужили труды С. А. Токарева, Б. А. Фролова, В. Е. Ларичева, Е. Г. Рабинович, В. К. Соколовой, H.JI. Жуковской, способствующие пониманию исторической обусловленности типов календарей и соответствующих им типов календарных обрядов и праздников с типами культуры.

Общетеоретическое значение для исследования имеют труды ЕМ. Мелетинского, ОМ. Фрейденберг, М. Элиаде, В. Н. Топорова, В. В. Иванова, Е. С. Новик, Н. В. Брагинской, авторов серии книг «Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири» — E.JI. Львовой, И. В. Октябрьской, М. С. Усмановой и A.M. Сагалаева. Идеи, обоснованные в данных трудах, раскрывающие соотнесенность феномена «пространство-время» в традиционном мировоззрении с «моделью мира» и фольклор-но-этнографической традицией в целом, для нашего исследования явились базовыми.

Научная новизна работы заключается в том, что исследование является первым опытом, в котором проблема соотношения календаря и календарных обрядов и праздников бурят рассмотрена как проявление системного характера традиционной культуры народа.

Впервые в системе народного календаря, функционировавшего в традиционной культуре бурят конца Х1Х-начала XX вв., выявлены разные типы календарей с локальными вариантами. Впервые форма и содержание конкретных календарных обрядов и праздников бурят проанализированы в соотнесенности с структурой и функциями конкретных типов календарей и их локальных вариантов.

Впервые в бурятской этнографии изучение системы народного календаря и календарных обрядов и праздников бурят стало предметом комплексного исследования с привлечением материалов из разных источников: собственно этнографии, мифологии, фольклористики, археологии, истории и этнолингвистики не только бурят, но и широкого круга народов региона Центральной Азии и Сибири как в синхронном так и в диахронном плане.

Впервые в бурятоведении генетические, семантические, структурные и функциональные аспекты народного календаря и календарных обрядов и праздников бурят исследовались в связи с широким кругом других фактов традиционной культуры: верованиями, фольклором, семейно-бытовыми обрядами и образцами народного искусства не только бурят, но и тунгусо-маньчжурской, тюрко-монгольской и индоарийской культурной традицией.

Впервые в бурятоведении на основе сюжета генеалогического мифа предпринят опыт реконструкции формы и содержания календаря и календарных обрядов, который позволил привлечь для исследования вопросов этнои культур огенеза, этнической и культурной истории этнических составных бурятского народа ряд новых материалов. Анализу был подвергнут генеалогический миф бурят племени булагат.

В целом, проведенное на бурятском материале исследование, активно вводит народный календарь и календарные обряды и праздники бурят в круг важных источников для изучения этнои культурогенеза и этнической и культурной истории не только бурят, но и ряда народов Центральной Азии и Сибири.

Заключение

.

Проведенное в работе исследование подтверждает выдвинутую в начале работы гипотезу о функционировании в системе народного календаря бурят конца Х1Х-начала XX вв. нескольких самостоятельных типов календарей и их локальных вариантов, генетически сформировавшихся в разные исторические эпохи и вызванные к жизни различными целями.

Математические расчеты разных астрономических периодов, составляющих базовую основу разных типов календарей и их локальных вариантов, рассмотренные в соотнесенности с универсальными и фундаментальными основами этнической культуры бурят и народов сопредельных территорий, выявляют с большой степенью достоверности этнокультурные истоки формирования разных типов календарных обрядов.

Сравнительно-сопоставительный и историко-сравнительный анализ разных типов календарей и календарных обрядов бурят с аналогичными им календарными построениями и сезонными обрядами народов сопредельных территорий, произведенный с исследованием структуры, функций, семантики и генезиса, выявляет процесс формирования их этнической специфики у бурят.

1. Наиболее архаичный тип календаря — звездный, в реликтовом виде сохранявшийся в хозяйственной деятельности бурятских скотоводов Забайкалья, проявляет общие истоки с календарем таежных охотников, у которых понятие о календарном годе совпадало с понятием о хозяйственном промысловом сезоне охоты на копытных тайги. Длительность календарного года протекала в границах астрономического периода видимости созвездия Плеяд. Осенний восход созвездия на востоке, выступавший в качестве астрономического ориентира начала промыслового сезона на копытных, по времени совпадал с началом гона у самцов лосей и изюбрей, в это время их мясо отличалось особо хорошими вкусовыми качествами. Завершение осенне-зимне-весеннего промыслового сезона таежных охотников по времени совпадало с периодом рождения молодняка у этих животных, а астрономически — уходом созвездия Плеяд за земной горизонт на западе в первые дни майского новолуния. Основные даты этого календаря в устной традиции были отражены в универсальном сюжете ареального мифа охотничьих народов Сибири о ежевечерней краже Солнца лосями и как результат ночной охоты-погони, его ежеутреннем возвращении медведем. В поздней традиции образ медведя сменяется образом богатыря.

В реконструированном виде календарь представляется как тип неполного календаря, в котором счет годам производился по промысловому сезону — аналога мифологической ночной охоты.

В суточном цикле день как аналог мифологического первомира со статичным Солнцем, для учета времени не воспринимался. В годовом цикле аналогом дня выступал сезон лета. Соответственно двум важным для регламентации промысла событиям — гон и рождение молодняка, начало сезона охоты в мифе маркируется образом лося-самца, а конецобразом лосихи-матки. Таким образом, календарные счисления, астрономические наблюдения и мифологические представления сходятся в ритмах хозяйственного года охотников тайги.

Этим календарем были обусловлены даты двух сезонных праздников охотничьих народов — осеннего и весеннего. В значении новогоднего праздника выступали осенние торжества, его обрядность представляла собой символическое повторение первособытия, в результате которого родился упорядоченный в категориях пространства и времени мир с двухчастной структурой. В качестве верха воспринимался восток, а низа-запад.

Исследование структуры, функций и семантики реликта звездного календаря в культуре бурят, проведенное с привлечением результатов сравнительно-сопоставительного анализа содержания сезонных обрядов, сюжетов мифологии, фольклора и данных языка, проявляет его генетическую и типологическую связь со структурой и содержанием двухсе-зонных календарей тунгусо-маньчжурских охотничьих народов Сибири и Дальнего Востока. Эта связь до настоящего времени присутствует у восточных бурят в названия года как «он», фонетически близкого с названием года у тунгусо-маньчжурских народов «ониани», в обозначении этим термином зимне-весеннего периода хозяйственного года скотоводов и также в применении этого термина для ведения хронологии в современном бурятском и монгольском языке. Наибольшее количество параллелей о календарями тунгусо-маньчжурских народов обнаруживается в календаре и календарной лексике восточных бурят, в то время как у западных бурят их гораздо меньше. Так названия сезонов «зима» и «лето», соответственно — «убэл» и «зун» у восточных бурят, как и монголов, восходят к общему с тунгусо-маньчжурскими народами истоку. В языке западных бурят термины «зун» и «он» отсутствуют. Генетически, семантически и функционально со звездным календарем у всех групп бурят связаны такие явления этнической культуры как черное шаманство, культ духов «первопредков» — «онгонов», искусство сказителя — важнейших составных традиционной культуры бурят. Генетически с этим типом календаря у бурят, монголов и скотоводческих народов Сибири были связаны истоки сезонных обрядов с кровавыми жертвоприношениями домашних животных, устраивавшихся осенью и весной, традиция пения улигеров — эпических сказаний, зачины которых вобрали в себя мифологические мотивы, отражающие процесс первотворения, начинающийся с осени, когда на небе появлялись Плеяды. В более раннюю эпоху обряды осеннего праздника устраивались в честь Земли-материвсеобщего рождающего начала, в том числе и диких животных. Целью ритуальных жертвоприношений выступало желание обеспечить удачный промысел по принципу «подарки-отдарки». В качестве жертвы выступали собаки. В более позднюю эпоху жертвы приносились духухозяйке Земли, а еще позднее — духу-хозяину Земли и тайги в мужском облике.

Обряды весеннего праздника были направлены на возрождение природы и душ убитых на охоте зверей.

Круг общих явлений в архаичном календаре и сезонной обрядности бурят, монголов и тунгусо-маньчжурских народов Сибири представляет собой не разрозненные факты, а систему, сформировавшуюся в обществах с одинаковым охотничье-промысловым типом хозяйства, сходными чертами культуры, языка и мировоззрения, сложившегося в единых природно-климатических условиях таежной зоны Севера Центральной Азии и Сибири. Хронологически на территории расселения бурят тип такого календаря обнаруживается уже в археологических культурах эпохи па• леолита Прибайкалья и мезолита бассейна верхнего Амура — территории, население которой с древнейших времен проявляет культурную общность с археологическими культурами Забайкалья.

2. Формирование типа лунно-звездного календаря круглого года с двумя сезонами, в которых счет месяцев в холодном сезоне производился по сидерическим месяцам, а теплом — по синодическим, стабильно насчитывавшего в годовом цикле тринадцать месяцев, а счет суткам производился с вечера, представляется симбиозом звездного и лунного календарей. Выявленные в культуре бурят два варианта этого календаря (восточно-бурятский и западно-бурятский) свидетельствуют о разных путях его формирования в культуре бурят Прибайкалья и Забайкалья.

Традиция восточных бурят, которые согласно с этим типом календаря, устраивали сезонные обряды с кровавыми жертвоприношениями домашних животных в значении новогоднего праздника под названием «санга кара» в сентябре, проявляет более длительное сохранение в их хозяйстве, наряду со скотоводством и охоты. Название же праздника восходит к корню «санХкан», который в языках тунгусо-маньчжурских народов имеет широкий спектр понятий, логично связанных между собой единой оперативной функцией, лежащей в контексте обрядовых действий новогоднего праздника. Это: разжигание дымокуров, нанесение зарубки на дереве, нарезки на металле, расщепление дерева, бирка с зарубками и календарь — действия и предметы, относящиеся к семантическому кругу (пучку) понятий год, Новый год, новогодний праздник, календарь как система счета времени.

Название весеннего праздника восточных бурят «сайга» ведущей особенностью которого является ритуальное кропление первого молока, отражает его генетическую связь с языком и культурой тюркских народов со скотоводческим типом хозяйства. Можно сказать, что лунно-звездный календарь в культуре восточных бурят обслуживал нужды охотничъе-скотоводческого типа хозяйства.

Структура варианта этого календаря у западных бурят была более приспособлена к сезонной смене деятельности в обществе со скотоводческим типом хозяйства со стойловым и пастбищным содержанием скота. Сравнительный анализ структуры данного варианта со структурой календаря якутов и скотоводческих народов Южной Сибири выявляет его культурно-этническую особенность в связи с тюркским компонентом в культуре и этногенезе западных бурят.

3. Лунно-солнечный календарь бурят с 12 синодическими месяцами по 30 дней и добавочным месяцем, вводившимся в календарь для согласования лунных и солнечных циклов, четырьмя сезонами, отмеченных одним из важных состояний Солнца — днями равноденствий и солнцестояний, у. бурят Прибайкалья и Забайкалья, наряду с общностью, имеет и особенности.

Дата отсчета Нового года, отмечаемая по лунно-солнечному календарю у всех бурят, за исключением аларских (племя хонгодор), приходилась на осеннее равноденствие.

Аларские буряты, переселившиеся в Прибайкалье из Монголии в XVII веке, как калмыки, ордосские монголы и монголы Китая начало года отмечали после дня зимнего солнцеворота. Здесь проявляется влияние китайского и тибетского календарей на традиционные календари монгольских племен с датой осеннего Нового года.

Общими у всех групп бурят являются названия переходных сезонов — весны и осени — «хабар» и «намар», произведенных путем соединения общемонгольских частиц «хаб» и «нам», означающих соответственно понятия «усиление» и «понижение» с индоарийским корнем «арорур» -в значении свет. Общим является и название сезона зимы — «убэл», которое фонетически и семантически проявляет общность с календарными терминами тунгусо-маньчжурских народов, означающих понятия «мороз» и «стужа».

Отличия касаются названия сезона «лето», у восточных бурят его название как «зун» восходит к общему пласту в языках и культуре бурят, монголов и тунгусо-язычных народов. Название же сезона лета у западных бурят как «нажирнажар» проявляет семантическую и фонетическую близость с тюркскими терминами — «йажар» — алт., «йэшир» -тат., «ешер» — чу в., «чазар» — хак., «йашт» — древнетюрк., в значениях: зеленый, молодой, свежий, зелень. Отсюда можно сказать, что этимология названия сезона лета у западных бурят и тюркских народов лежит в контексте понятия «молодой свет». В такой интерпретации сезон лета в годовом цикле, семантически соотносится с определением полуденного Солнца в суточном цикле у бурят как «идир наран» — молодое Солнце. По логике, такое название сезона лета у западных бурят могло возникнуть только в контексте календаря с весенним Новым годом, отмечавшимся со дня весеннего равноденствия, астрономического события, воспринимавшегося в мировоззрении народа как новое рождение Солнца и соответственногода, нового света, как это было принято в Древнем Иране с зороастрийским календарем.

С системой лунно-солнечного календаря, влияние которого сказывается в названиях переходных сезонов года, характеризующих два противоположных состояния света=Солнца, связано и происхождение у бурят названия рассвета — структурной части суточного цикла как «УУруур>> и традиции начинать отсчет суток со времени восхода Солнца. Это обстоятельство выявляет противоречие между моделью календаря годового цикла у бурят и монголов, в котором месяц «УУруур» приходится на осень и моделью его структурного подразделения — суточного цикла, отсчет которому ведется с рассвета, семантически соотнесенного с весенней фазой календаря.

Проявляющееся здесь противоречие находит объяснение в наложении на лунно-солнечный календарь аборигенного населения таежной зоны с охотничье-промысловым типом хозяйства и культуры и осенним Новым годом, календаря земледельческо-скотоводческих народов с весенним Новым годом, который путем переноса даты Нового года с весны на осень, был адаптирован к хозяйственной деятельности охотничьего населения.

Общность названий первого месяца народного календаря бурят «УУруур», семантически и лексически совпадающего с понятием «рассвет» как время рождения Солнца, «дитя», «ребенок» и именем богини Юурэн-эхэ — «Светлая праматерь», образ которой восходит к образу богини утренней зари Ушас в древнеиндийской мифологии, а через него — к индоевропейским представлениям о заре, выявляет истоки этнической специфики лунно-солнечного календаря у бурят, с одной стороныв связи с культурой индоевропейских народов, с другой — культуры аборигенного охотничьего населения Прибайкалья и Забайкалья.

Примером адаптации бурятами календарей, сложившихся у других народов в соответствии с их хозяйственно-культурными традициями, к нуждам охотничьего типа хозяйства, является календарь китайского образца с двенадцатилетним животным циклом, в котором каждый год имел свой знак, соотнесенный с одним из видов животных. В цикле годового календаря эти же знаки присваивались лунным месяцам. Так, в календаре, функционировавшем у восточных и части западных бурят, знак обезьяны, соответствовавший лунному месяцу, расположенному внутри периода сентября-октября и знак дракона, соотнесенный с весенним месяцем (май-июнь), были заменены знаками «рождение оленя-Солнца» и созвездия Плеяд.

Кроме отмеченных, отличия между лунно-солнечными календарями двух основных групп бурят проявляются в сроках интеркаляций. Календарь восточных бурят по срокам интеркаляций, производимых раз в четыре года, совпадает с лунно-солнечным календарем монголов, а через них — с китайским календарем.

Сроки интеркаляции в календаре западных бурят представляются общими с традицией зороастрийского лунно-солнечного календаря, в котором дополнительный месяц вводился с пятого на шестой год.

Таким образом, формирование этнической специфики лунно-солнечного календаря бурят с традицией отмечать Новый год со дня осеннего равноденствия, в котором важнейшие составные его структуры имеют индоарийские названия, представляется результатом наслоений двух разных систем лунно-солнечных календарей. В свете архаичности для бурят охотничье-промыслового типа хозяйства и культуры, вероятней всего, календарь-основа имел местные корни и был приспособлен к жизненным потребностям населения таежной зоны Сибири и Северной Монголии с выделением в нем дня осеннего равноденствия в качестве новогоднего праздника. Хронологически, в Прибайкалье лунно-солнечные календари имели место уже в эпоху палеолита.

4. В структуре лунно-солнечного календаря бурят, обусловленного совмещением периодов обращений Венеры, Солнца и Луны в цикле восьми солнечных лет, лежали два сезона, делившие год на 8 месяцев и 5 дней периода холодов, соотнесенных с астрономическим периодом видимости Венеры как утренней звезды.

Исследование структурных подразделений данного типа календаря с привлечением результатов анализа структуры, функций и семантики сезонных обрядов, в их соотнесенности с данными языка, мифологии, верований и образов астрально-мифологических божеств бурят, монголов, эвенков, якутов и тюрков Южной Сибири, выявляет два этапа его бытования в этнической культуре бурят.

Ранний этап соотносился с образом утренней Венеры в виде женского божества, представленной в облике самки оленя светлой масти, которая выступала с функциями подательницы душ детей, покровительницы рожениц. В этом качестве образ божества у бурят имеет общие истоки с ее образом в мифологии эвенков. Истоки формирования женского образа Венеры находят объяснение в длительности периода ее видимости в качестве утренней звезды, практически совпадающего с периодом между течкой и отелом у диких северных оленей (243 суток).

Между тем как резко отрицательная характеристика Венеры в мифологии якутов скотоводов, которые называют ее «чертовой девкой», «любовницей Чертова сына» — созвездия Плеяд и, соотносится с наступлением сильных морозов, выявляет истоки ее положительного образа у бурят и эвенков в связи с охотничъе-промысловым типом хозяйства таежного населения Сибири. У охотничьих народов Сибири образ оленя-звезды, соотнесенный с образом Матери-зверя, относится к универсалиям. Особое отношение к утренней Венере, обосновывается ее астрономической характеристикой — сезонным восходом осенью. К раннему этапу этого календаря у бурят относятся представления о Солнце как божестве женского рода, комплекс представлений, объединяющих в один семантический пучок понятия «огонъ-Солнце-жрица огня-звезда», выраженные однокоренными словами, образованными от корня «ут/от/уд/од». Руководителями сезонных обрядов были женщиныжрицы огня — «удаган/одигон», жертвы приносились через огонь.

Поздний этап бытования этого типа календаря у бурят характеризуется сменой образа божества Венеры с женского, соотнесенного с образом оленя, на образ мужского божества. В этом качестве Венера соотносится с образом божества, выступающего с функциями творца и покровителя коней. Археологический материал, относящийся к культуре ранних кочевников Центральной Азии, выявляет в их идеологии совмещение образа оленя и коня.

Генетически, с этим типом календаря у бурят, как и монголов, связаны сезонные обряды начала и середины лета с ритуальными кроплениями кобыльего молока — кумыса в честь божества Венеры с функциями покровителя коней. Дата устройства сезонных праздников, их форма и содержание у бурят совпадает с датой, формой и содержанием сезонных праздников древних тюрков и якутов, в хозяйстве последних ведущая роль коня находит отражение в образах светлых небесных божеств, связанных с Солнцем. Это обстоятельство представляет процесс формирования лунно-солнечного календаря, согласованного с периодом обращения Венеры, с традицией осеннего Нового года, как календаря, сложившегося в культуре этнических предков бурят в результате наслоения на древний календарь охотничьего населения Сибири, календаря, пришлых из Южной Сибири и Западной Монголии скотоводческих народов с табунным разведением коней. Носители этого типа календаря в этническом отношении представляли смешанную тунгусо-тюркскую этническую группу, сформировавшуюся в верховьях реки Лены и Северном Прибайкалье. В хронологическом отношении ее формирование соотносится с тюркским периодом Прибайкалья, характеризующемся курыкан-ской культурой. В историческое время — территория расселения бурят племени Эхирит.

5. Анализ генеалогического мифа бурят племени Булагат выявляет другой тип календаря, который по всей вероятности, являлся типом лунного календаря с традицией весеннего Нового года, а астрономическим символом его являлась вечерняя Венера, «вписанная» в рога молодого месяца. Исследование различных компонентов сюжета мифа в соотнесенности с сюжетами петроглифов Монголии, Южной Сибири и Казахстана, данных языка, мифологии и верований, образов астральных божеств у тюрко-монгольских, индоевропейских и народов Передней Азии, истоки формирования данного типа календаря у бурят племени Булагат уводят в мир скотоводов с разведением крупного рогатого скота. Территориально — в Западную Монголию эпохи энеолита и бронзового века. С этим типом календаря в культуре бурят связаны обряды сезонных жертвоприношений почитаемым божествам и духам молочной водки и молочной пищи, вырабатываемой из коровьего молока.

6. Тип лунно-солнечного календаря, обоснованный годичным циклом обращения созвездия Орион и Сириуса, в культуре бурят имплицитно присутствует в традиции устраивать летние праздники со стрельбой из лука «сур-харбан» и обряды вызова потомства в дни, предваряющие день летнего солнцеворота. Исключение составляют лишь локальные группы таежных бурят племени Эхирит, проживавшие по Якутскому тракту в Прибайкалье.

Единая для ряда тюрко-монгольских народов Центральной Азии и Сибири сюжетная линия мифа о ночной охоте-погоне небесного стрелка с функциями предка за самками трех небесных маралов — мифологических матерей-прародительниц, отражает общие для скотоводческих народов региона календарные исчисления, ориентированные на астрономические циклы сезонных восходов и заходов созвездия Орион и Сириуса. Восход Сириуса — мифологического небесного стрелка, приближенный к дням летнего солнцестояния, периода наступлений сильной жары, отмечался обрядами молений о дожде, сопровождавшихся ритуальными стрельбами в мишени «суур"-знака Солнца.

Хронологически, образ богатыря стреляющего в Солнце на петроглифах Западной Монголии появляется в эпоху развитой бронзы.

В ареальном сюжете мифа скотоводческих народов мотив «возвращение» Солнца, свойственный архаичному мифу охотников, сменяется на мотив «творение-рождение» Солнца. Анализ текстов шаманских призываний западных бурят о трех богинях Майлган (три марала), формирование данного типа календаря, отражающегося этническую специфику культуры бурят, представляет более ранним, чем формирование лунно-солнечного календаря, согласованного с периодами обращений Венеры — мифологического творца коней у этнических предков бурят. Анализ образа и функций богини Майлган/Умай у бурят в контексте ее образа и функций у тюркских народов Южной Сибири, выявляет истоки этого образа как слияния древнего культа Матери-зверя охотничьих народов с культом оленя-Солнце, характерным для восточно-иранских скотоводческих племен саков и скифов.

Таким образом, два исторически взаимосвязанных фактора обусловили сложную систему народного календаря, бытовавшего в традиционной культуре бурят конца XIXначала XX вв. С одной стороны — много-профильность и сочетание разных типов хозяйства у разных групп бурятского народа, с другой — сложность этно-и культурогенеза и этнической и культурной истории бурят.