Бездействие и злоупотребление правом

Продолжая оценивать результаты реформы применительно к институту ненадлежащего осуществления гражданских прав, остановимся еще на одном аспекте. Кодекс предлагает не сводить злоупотребление правом только к активным действиям управомоченного лица, как было ранее, а вводит более широкое понятие — «осуществление».

В связи с этим высказываются суждения о том, что процесс осуществления прав есть совокупность не только действий, но и бездействий субъектов."Действительно, связывать осуществление субъективного гражданского права только с активными действиями лица, исключать из реализации права и исполнения обязанности состояние бездействия как особую, иную форму деятельности субъекта, по всей видимости, нельзя. Например, некоторые правомочия лиц могут реализовываться только в определенном состоянии (статике) отношений. В частности, правомочие владения имуществом предполагает возможность собственника (иного титульного владельца) фактически, реально обладать вещью, иметь ее, располагать ею. Таким образом, указание на осуществление прав, без уточнения формы осуществления, расширяет сферу действия нормы и делает ее применимой не только по отношению к действиям"^[1].

В приведенной позиции обращает на себя внимание, во-первых, то, что под маской процесса осуществления смешиваются права с обязанностями, которые не осуществляются, а исполняются (и это не пустое жонглирование словами, а принципиально разные по направленности правового регулирования процессы). А во-вторых, возникает вопрос: если, бездействуя, можно осуществлять право, то что нужно, чтобы его не осуществлять? Теряет смысл положение ст. 9 ГК РФ о том, что неосуществление прав не влечет их прекращения, если иное не предусмотрено законом. Поскольку: если, бездействуя, субъект все равно осуществляет принадлежащее ему право, то он никогда не сможет его не осуществлять. Представляется, что пассивное «осуществление» противоречит здравому смыслу.

Примеры же бездействий, которые как теоретики, так и суды иной раз квалифицируют как ненадлежащее осуществление прав и злоупотребление ими, являются на поверку неисполнением обязанностей или, например, несвоевременным несением бремени собственника или иного титульного владельца.

В суждении Е. В. Вавилина приведен пример о правомочии владения, которое не требует активного поведения, по мнению автора, а значит, реализуется бездействием. Правомочие владения в содержании права собственности имеет следующее назначение — показать всем остальным участникам гражданского оборота, что у вещи есть хозяин, — помогает смоделировать абсолютное правоотношение «мое — не ваше». Данное правомочие выражается в действиях, которые принято называть «бремя» собственника, т. е. в действиях по содержанию вещи, по ее ремонту, поддержанию вещи в безопасном положении для третьих лиц и т. п.

При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что это не бездействие как осуществление права, а очевидно халатное или иногда умышленное отношение к своему бремени. Невыполнение бремени сказывается в первую очередь на самом управомоченном лице и в этом случае оно безразличное для права состояние. Если игнорирование бремени создает угрозу или нарушает права других лиц, то для их защиты вполне уместны нормы деликтного характера об угрозе причинения вреда, и квалификация действий в качестве злоупотребления правом ничего нового не предложит.

Можно встретить в литературе соображения, которые, например, выразил В. В. Кулаков: «…если кредитор бездействует с умыслом ввести должника в большие убытки, должны применяться правила ст. 10 ГК РФ (деяние кредитора — это злоупотребление правом с соответствующими последствиями, в том числе в форме отказа в защите права), а не ст. 406 ГК РФ. Должник в таком случае сам становится кредитором (потерпевшим), но уже в самостоятельном внедоговорном обязательстве, поскольку злоупотребление правом — это правонарушение деликтного типа. Оно требует установления всех условий ответственности, в том числе вины в форме прямого умысла (п. 1 ст. 10 ГК РФ). Однако наличие прямого умысла должен доказать потерпевший в силу закрепления в данном случае специального правила о презумпции добросовестности (п. 4 ст. 10 ГК РФ)»^[2].

Рискуя утомить читателя, снова напомним, что способы исполнения договорного обязательства стороны вправе согласовать; если они это сделали без пороков такого соглашения, то даже самый сложный и дорогостоящий способ не может служить основанием для применения ст. 10 ГК РФ. Если же стороны договорного обязательства способ исполнения не установили, то его следует определять, исходя из смысла ст. 406 ГК РФ, на основе специальных норм законодательства, обычаев и существа обязательства. Неужели этого недостаточно? Думаю, что ст. 406 ГК РФ о просрочке кредитора и предусмотренных в ней последствий вполне достаточно для того, чтобы урегулировать возникшие у должника проблемы исполнения, и норма злоупотреблении правом в этой ситуации избыточна. Тем более, что В. В. Кулаков сам осознает, что квалификация поведения кредитора в качестве злоупотребления правом потребует доказывания его умысла, что значительно сложнее для должника, нежели объективный состав ст. 406 ГК РФ.

• [1] Вавилин Е. В. Осуществление и защита гражданских прав в свете проекта изменений гражданского кодекса Российской Федерации // СПС «Консультант Плюс». 2013.
• [2] Кулаков В. В. Обязательственное право: проблемы совершенствования и правоприменения // Шестой Пермский конгресс ученых-юристов (г. Пермь, 16—17 октября 2015 г.): избранные материалы / В. В. Акинфиева, А. А. Ананьева, С. И. Афанасьеваи др.; отв. ред. В. Г. Голубцов, О. А. Кузнецова. М.: Статут, 2016.