Сквозь пожар. (Верещагина)
Помещики-бедняки пишут слезные прошения начальникам ополчений, указывая на тяжелые условия своей жизни. За помещиком Тайдаковым Нижегородской губернии числится 13 душ, а берут воина. «В числе этих 13 душ, — объясняет он в своем прошении, — состоит не более как 4 тягла, составляющие единственное с женою и двоими детьми пропитание, и кроме сего нет уже другого средства к моему проживанию; напротиву… Читать ещё >
Сквозь пожар. (Верещагина) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Ростопчин, в силу своей должности генерал-губернатора, хорошо осведомленный в настроении отдельных общественных классов, пишет: «Увольнение казенных крестьян от ополчения наравне с помещичьими произвело дурные следствия». Действительно, в данном случае лишний раз и особенно резко подчеркивалось, что крестьянин, «подданный» помещика, и ничем, даже жизнию своею, хотя бы для такой высокой цели, как польза отечества, не может он располагать. Может быть, в сознании крестьянина эта служба, эта тяжелая жертва государству соединялась с волей от крепостной зависимости. Мы не можем ответить на этот вопрос, но такие добровольцы были. Один из них дворовый человек помещика Павла Бельского Евтих Михеев явился в Дорогобужское отделенное для записи ратников присутствие с просьбой зачислить его в число ополченцев, но его патриотический поступок крепостническая Россия могла оценить только «за побег», и он был отослан к городничему «для поступления с ним по закону».
Ген.-лейт. бар. Меллер-Закомельский. (Муз. 1812 г.)
Дворянство, собираясь в губернских городах, определяло уравнительный размер пожертвований людьми; это одно уже, конечно, лишало пожертвование характера добровольности. Но этого мало — правительство вмешивалось в эти постановления дворян само. Пропорция пожертвования воинами в разных губерниях была весьма различна; в то время, как московские дворяне постановили доставить со 100 душ 10 воинов в полном вооружении и с провиантом на три месяца, Лифляндский ландтаг, по донесению курляндского губернатора Сиверса, согласился выставить с того же числа душ лишь 1 воина.
В таких случаях правительство выступало на путь принуждений, оно, так сказать, уравнивало все пропорции и склонно было повышать их, доводя до того числа, которое было предложено московским дворянством. Эту пропорцию (10:1) оно предложило лифляндским дворянам, до той же цифры оно старалось довести ополчение 3 округа, которое первоначально выставляло по 4 воина со 100 душ (25:1). Позднее эта цифра была сбавлена, был объявлен только дополнительный набор по два воина с сотни душ. Но даже так, сравнительно в смягченном виде, проведенный в жизнь дополнительный набор вызвал целый ряд недоразумений; один из помещиков Нижегородской губернии сомневался даже в законности этого набора в виду того, что он не читал приказания приступить к его осуществлению: «а все именные высочайшие государя императора повеления, относящиеся до повинностей, есть не секрет, а публикуются во всей империи». Здесь очень резко подчеркнуто, что этот набор рассматривается самими помещиками не как добровольное пожертвование, а как «повинность».
Посмотрим, как исполняют этот общественный долг («усердие отечеству») по мнению одних, эту повинность по мнению других?
Помещики-бедняки пишут слезные прошения начальникам ополчений, указывая на тяжелые условия своей жизни. За помещиком Тайдаковым Нижегородской губернии числится 13 душ, а берут воина. «В числе этих 13 душ, — объясняет он в своем прошении, — состоит не более как 4 тягла, составляющие единственное с женою и двоими детьми пропитание, и кроме сего нет уже другого средства к моему проживанию; напротиву большепоместный, у коего 12 душ в остатке» — он просит бросить между ними жребий. Другой помещик указывает, что за взятыми ополченцами у него остается всего двое взрослых крепостных.
Перейдем в богатые поместья, как там совершается этот набор?
Перед нами гр. Дмитриев-Мамонов, кн. А. Голицын и гр. Орлов-Давыдов, — все богачи, владельцы огромных поместий. Попробуем сопоставить их отношение к этому набору.
Мы видели, как относился к нему гр. Дмитриев-Мамонов, он видел в нем дело своей чести, свое личное дело.
Кн. Голицын — человек набожный, но и расчетливый. С самого начала он рекомендует мягкое, хотя и настойчивое отношение к крестьянам, он советует «с тихостью и вразумительным образом» растолковать разницу между рекрутским набором и ополчением, в котором чувствуется лишь «временная надобность»; далее он обещает освободить тех, кто пойдет в ополчение, на несколько лет от рекрутчины и на текущий год от оброка и, уже под конец, он переходит к угрозе: «те, кто отказываются, повинны будут ответствовать перед Богом и судом, установленным монаршией властью». Далее, в том же отеческом тоне, он рекомендует: «дав жребий семьянистым и богатым домам, выбрать из них и представить натурою или покупкою, предоставя сию последнюю произвесть на их волю[4]. Семьи, где много малолеток, совсем не подлежат жребию».
Выбрав должных воинов со своих поместий, кн. Голицын так же детально и, если хотите, добродушно входит в рассмотрение вопроса об их снаряжении: недоволен приказчиком, слегка журит его, требует отчетности, почему истрачено так много — на каждого ратника по 60, 70 руб., когда в силу хорошее обмундирование обходится в 40, 45 руб. В ответ на это заявление хозяина приказчик отвечает оригинальным оправданием, из которого мы узнаем, что даже у этого безусловно понимающего свой долг и не плохо относящегося по тем временам к крестьянам помещика в ополчение сбывалось самое худшее из крепостной деревни.