Время в «Преступлении и наказании»

Необходимо, однако, оговорить: в самих романах Достоевского вневременный покой — это только гипотетическая возможность, не отражающаяся на реалистическом ходе их сюжетов. Мало того, Достоевский знал и писал, что достижение полного совершенства, раз навсегда достигнутого идеала влечет за собой смерть искусства, приостановку и самой жизни, вечность, в которой время останавливается, — «высший момент жизни, после которого она прекращается, — настает олимпийское спокойствие» (XIII, 90).

В самих же романах Достоевского, в том числе и в «Преступлении и наказании», царит вобранное, аккумулированное, но совершенно объективное время, которому ведется точный счет. Как бы ни нарастали события, каким бы водопадом они ни низвергались, как бы ни были насыщены сроки, какое бы гипнотизирующее воздействие они ни оказывали на психику героев, Достоевский никогда не забывает посмотреть на календарь и на часы.

Роман начинается в первых числах июля, под вечер. Попутно мы узнаем, что «идея» Раскольникова, замысел убить Алену Ивановну, зародилась в его голове за месяц до начала сюжетного повествования. Визит, с закладом, к Алене Ивановне, эпизод в распивочной с исповедью Мармеладова заняли время почти до одиннадцати часов вечера. К одиннадцати Раскольников проводил Мармеладова домой, вернулся к себе в каморку и уснул. Все эти события заняли две главы первой части.

Сутки еще не прошли, поздно утром начинается следующий день. Он плотно забит важнейшими для романа событиями и происшествиями. Родион Раскольников получил письмо от матери и прочитывает его. Вихрь поднявшихся в нем мыслей и переживаний не дает ему усидеть на месте. Он выходит на улицу. На Конногвардейском бульваре он спасает девочку-подростка от преследующего ее франта. Идет к Разумихину, но не заходит, бродит на островах и засыпает в изнеможении на Петровском острове. Там ему и приснился страшный сон о забитой насмерть коняге. Для возвращения домой Раскольников избрал окольный путь, через Сенную площадь. Около девяти часов, через сутки снебольшим после начала сюжетного времени, Раскольников случайно, из подслушанного разговора, узнал, что назавтра в седьмом часу вечера Алена Ивановна останется в квартире одна.

Адрес процентщицы он узнал еще зимой, от знакомого студента, на случай, если б ему пришлось заложить что-либо из вещей. Вспомнил он ее адрес полтора месяца назад, то есть за две недели до зарождения в его голове «идеи», Раскольников принес Алене Ивановне колечко и зашел в трактир, тогда-то и стала «наклевываться» в его голове, как из яйца цыпленок, «странная мысль», тогда-то в трактире он и подслушал знаменательный разговор между студентом и офицером, подтолкнувший вперед «наклевывавшуюся» идею.

Все это Раскольников вспомнил, возвращаясь с Сенной, с Петровского острова, и, придя домой, «целый час» просидел без движения, прежде чем догадался растянуться и заснуть.

Второй день сюжетного действия потребовал более трех глав — третью, четвертую, пятую и половину шестой.

Третий день начинается на середине шестой главы. Третий день романа чрезвычайно важен — на третий день Раскольников убил Алену Ивановну. Достоевский ведет счет времени по часам и минутам. Настасья разбудила Раскольникова в десять утра. В два часа она принесла ему обед, «через несколько минут» он стал есть. После обеда снова заснул, проснулся от боя часов. Было шесть часов вечера. Пока он закончил необходимые приготовления для рокового визита к Алене Ивановне, стало уже много «на седьмом часу». Когда он раздобыл топор, на часах было «уже десять минут восьмого». К дому Алены Ивановны он подошел в половине восьмого. Раскольников позвонил, «через полминуты» он позвонил еще раз, позвонил третий раз, и «мгновение спустя послышалось, что снимают запор».

Раскольников дошел до кульминации, «ни одного мига нельзя было терять более» — он вынул топор и опустил его на голову старухи. «Вдруг» он заметил на шее убитой шнурок с кошельком. Он снял его «после двухминутной возни». Раскольников путался с ключами, но «вдруг» сообразил, что большой ключ в связке от укладки. В укладке лежало сверху тряпье, «прежде всего» он принялся вытирать об красный гарнитур свои окровавленные руки, как «вдруг» заметил золотые вещи. «Нимало не медля», он стал набивать ими карманы, как «вдруг» он услышал шаги Лизаветы. Раскольников убил и Лизавету. «Минутами он как будто забывался», пока не заметил, что оставил дверь в квартиру незапертой. «Долго он» выслушивал, что делается на лестнице. Он уже хотел выйти, но «вдруг» кто-то, этажом ниже, стал сходить вниз. Он «опять» притворил дверь, как «вдруг» послышались новые шаги. Шаги были «не спешные». Раскольникову «вдруг» показалось, что он точно окостенел, но когда посетитель приблизился к четвертому этажу, «он весь вдруг встрепенулся», успел войти обратно и притворить за собой дверь. Звякнул звонок, Раскольников «несколько секунд» прислушивался. Незнакомец «вдруг» стал нетерпеливо дергать ручку, остервенясь, он «раз десять» дернул колокольчик. «В самую эту минуту» послышались новые шаги. Оба (Кох и Пестряков) негодуют: «Сама мне, ведьма, час назначила» — и ушла.

Пестряков пошел за дворником. Кох остался. «Время проходило, минута, другая». Кох «вдруг» в нетерпении ушел вниз. Раскольников «вдруг», совершенно уже не думая, вышел. Он сошел три марша, как «вдруг» послышался шум сбегавших вниз мастеровых, Миколки и Митьки. «В то же самое мгновение» Кох с людьми стал подниматься на лестницу. «И вдруг спасение» — Раскольников «в одно мгновение» прошмыгнул в отворенную дверь пустой квартиры — «и было время: они уже стояли на самой площадке» и, пройдя мимо него, прошли на четвертый этаж. Раскольников быстро вышел из своего убежища, в то самое «мгновение», когда они уже были в квартире убитой, когда «пройдет не больше минуты», и они кинутся искать. «Наконец» он поворотил в переулок, не в полной памяти, положил топор обратно в дворницкую — и укрылся в своем логове. Заканчивается третий день сюжетного действия, занявший полторы главы.

И так на протяжении всего романа: точно обозначается смена дней, часы, когда герой засыпает и просыпается, время начала и окончания эпизодов, продолжительность ожиданий и разговоров, длительность отлучек, сколько минут требуется для перехода из одной тональности в другую. Только что в напряженной сцене выгнали Лужина, а «через пять минут» уже смеялись. Раскольников приходит к Соне в одиннадцать часов вечера, и вся глава с чтением Евангелия рассчитана по часам, минутам и мигам. И т.д. и т. д.

Раскольников, перегруженный переживаниями или заболевший, может иногда ошибиться в сроках «некоторых происшествий», сбиться в счете времени, — Достоевский, как автор, никогда и нигде не сбивается в нем.

Точность времени, засеченность мгновений, однозначных и для рассказчика и для персонажей, не подлежащая оспариванию хронологическая последовательность всего происходящего подчеркивают объективность и реальность мира, в котором Раскольников совершает свое преступление. Седьмой час на дворе — это значит седьмой час для всех. Для Раскольникова он обозначает, что пора действовать. Он был уверен, что в семь часов Алена Ивановна будет одна. Он не знал, что Алена Ивановна назначила двум другим своим клиентам прийти к восьми, но раз Алена Ивановна назначила другим прийти, они придут, независимо от того, какие последствия повлечет их визит для Раскольникова.

Переживания времени могут приобрести относительный характер. Время, насыщенное событиями, кажется долгим. Пустое время в момент переживания кажется томительно-длинным, но потом, в воспоминании, оно спрессовывается и кажется миновавшим в краткие сроки. Но это не субстанциальная относительность, она не колеблет объективности времени. Психологическую относительность времени не надо смешивать с субъективизмом, в том числе и с субъективизмом экзистенциализма. Уход в себя, в свое существование из естественно-природного и общественного мира, игнорирование объективного времени и объективного мира приводят к пустоте, к молчанию, к абсурду. В романах Достоевского нет ни пустоты, ни молчания, ни абсурда.

Объективность времени (и пространства), остающаяся непоколебленной и по ньютоновским и по эйнштейновским законам, является у Достоевского условием и предпосылкой реалистического, а не романтического характера сюжетных и психологических интенсификации, столь свойственных его поэтике. Именно потому, что время реально, оно может стать объективной формой меньшего или большего числа событий, меньшего или большего числа переживаний, может проявить себя растянуто или конденсированно.

Вся грандиозная и многосмысленная история Раскольникова и вовлеченных в нее персонажей длится две недели, но за эти две недели произошло столько, что время в романе представляется мчащимся и низвергающимся водопадом. День значит больше, чем иной год; в час, в минуту, в полминуты, в миг происходит столько, что они решают и судьбы, и проблемы, определяют повороты в настоящем и ходы будущего. То «вдруг», которое столь характерно для поэтики Достоевского в ее макромасштабах, начинает действовать и во всех микроэлементах его повествования. Все эти приведенные выше, налетающие друг на друга и подгоняющие друг друга «вдруг» ни на кого не производят впечатления досадных стилевых повторений, они создают стремительно нарастающий темп дифференцированных, наслаивающихся друг на друга событий, все ускоряющих и ускоряющих совершающуюся трагедию. В «Преступлении и наказании» это трагедия философски обоснованного убийства. В «Идиоте» есть несколько потрясающих страниц, посвященных переживаниям осужденного в последние пять минут перед казнью. В них также поражает точный счет времени, поминутный и посекундный, счет не абстрактный, а определяемый объективным ходом «обряда» смертной казни и калейдоскопом внутренних переживаний осужденного.

Каждое «вдруг» не обозначает отсутствия мотивировки, причинности или хоть простой прагматической связи в событиях — они создают особый, стремительный и вполне реалистический темп романа.

Действие, бурно развивающееся во все сужающихся временных пределах, доводит роман до решающего перелома, до скачка, в котором обнаруживается его значение и его смысл.

Эпическое повествование величественно, поучительно, оно тоже свидетельствует о сущности, но эпос обращен к прошлому, все его трудности, узлы, трагедии были, все они главы ретроспективного обзора. По художественному миропредставлению Достоевского все набегающие и набегающие эпические волны затихают у сегодняшнего берега, в рассказе об уже происшедшем и законченном все теряет свою трагедийную остроту и, главное, не утоляет сегодняшних болей. По мысли же Достоевского романист должен сосредоточиться на пороге, который встал перед сегодняшним поколением, который подлежит преодолению именно сегодня, в роковой и закипевший час. Романист обязан поставить проблему, которой болеет сегодняшнее человечество, он должен разрешить неразрешенный вопрос или, во всяком случае, показать, что принятое его современником, его героем решение не дает исхода.

По Достоевскому, и прошлая история не может рассматриваться как непрерывный поток, по Достоевскому, и прошлая история складывается из разделенных между собою сравнительно ровным и инертным течением отдельных взрывов, из гигантских историко-философских и социально-этических квантов. Все прошлые взрывы ничего не разрешили, после каждого взрыва накапливалось новое горючее в еще большем масштабе, но для героя романа Достоевского сохранялась максималистская надежда, что время дошло до предельного порога, перескочив через который человечество осуществит лелеемую им утопию.