Кубанская свадьба как музыкально-этнографическая традиция позднего формирования

Центральной темой диссертации является выявление специфики кубанской музыкально-этнографической традиции*, которая исследуется комплексно в ее текстологическом, географическом и динамическом аспектах сквозь призму свадебного музыкального фольклора.

Актуальность темы

в первую очередь определяет поздний, вторичный характер традиции, ставшей объектом изучения. Кубанская народно-музыкальная традиция1 является одной из самых молодых среди восточнославянских: освоение этого крупного региона Северного Кавказа жителями России и Украины началось на рубеже XVIII — XIX вв.

Постановка проблемы исследования региональных музыкальных традиций в теоретическом аспекте принадлежит профессору Е. В: Гиппиусу**. Мысль о том, что объектом исследования этномузыкологов должны являться не отдельные вокальные или инструментальные тексты, а народно-музыкальные традиции как системы, неоднократно высказывалась им в устной форме в 70-х годах XX века [192]. Ученый считал, что только путем изучения местных стилей можно получить верную и полноценную картину национальной музыкальной культуры: «Подобно тому, как язык каждого народа — это совокупность местных говоров, традиционное музыкальное искусство представляет собой совокупность многих местных стилевых его типов. И каждый такой местный тип является открытой системой, взаимосвязанной с другими местными типами музыкального искусства. Все богатство и многообразие традиционного музыкального искусства каждого народа может быть поэтому раскрыто полно и разносторонне при условии систематического Под Кубанью (кубанским регионом) понимается территория бывшего Кубанского казачьего войска — Кубанская область, которая до 20-х годов XX века помимо территории современного Краснодарского края включала в себя ряд примыкающих к нему районов Карачаево-Черкесской Республики и Ставропольского края. Возможность постановки проблемы была подготовлена результатами работы отечественных фольклористов с материалами русских региональных традиций в первой половине XX века (Е.Э. Линевой, А.М. Лис-топадова, и др.) Грандиозным шагом в этом направлении было издание в 1937 году сборника Е. В. Гиппиуса „Песни Пинежья“, подготовленного по результатам комплексных экспедиций З. В. Эвальд и Е. В. Гиппиуса в севернорусские регионы: печорский, мезенский, пинежский, заонежский. изучения местных стилей и практики собирания, и практики исследования ареалов, обосновании каждого местного стиля как отдельного структурного типа и рассмотрения их в совокупности во всех формах их взаимосвязей» [61, с. 34−35]. В 1982 году в статье «Проблемы ареального исследования традиционной русской песни в областях украинского и белорусского пограни-чья» [60] Е. В. Гиппиус предложил к осмыслению одну из ключевых идей — о наличии в каждой из региональных традиций «централизующего компонента жанровой системы».

Региональный подход к изучению народно-музыкальных традиций развит в трудах целого ряда отечественных ученых, преимущественно учеников Е. В. Гиппиуса. Огромное значение в этом плане имели работы Б. Б. Ефименковой — монография «Севернорусская причеть» (1980) [96], статья «Свадебная песня в среднем течении реки Юг» (1982) [94]. Достоверная характеристика севернорусской традиции была дана в них благодаря примененным методикам сплошного обследования территории и картографирования материала. В те же годы белорусский этномузыколог 3! Я. Можейко в монографии «Песш беларусского Паазерья» (1981) [184] опубликовала результаты исследования одного из регионов самого раннего проживания восточных славян. Региональный подход к анализу фольклорного материала стал основным в исследованиях Л. М. Белогуровой (Винарчик), Н. И. Бояр-кина, Е. Е. Васильевой, Н. Н. Гиляровой, Н. Ю. Данченковой, Е. А. Дороховой, М. А. Енговатовой, В. В. Мазепуса, Т. И. Калужниковой, Т. А. Карта-шовой, Н. А. Кондратьевой, В. А. Лапина, Н. А. Леоновой, Г. В. Лобковой, А. М. Мехнецова, И. А. Никитиной, ОА. Пашиной, Т. С. Рудиченко, Г. Я. Сысоевой, В. М. Щурова и многих других исследователейНевозможно обойти вниманием появление в течение последнего десятилетия многотомных фольклорно-этнографических исследований «Смоленский музыкально-этнографический сборник» коллектива этномузыкологов РАМ им. Гнесиных [245] и «Народная традиционная культура Псковской области» группы исследователей Санкт-Петебургского Фольклорно-этнографического центра.

200]. Масштабы изданий и скрупулезность анализа представленных в них материалов поднимают региональную тему на значительную высоту, открывают новые научные перспективы. Таким образом, на современном этапе развития отечественной фольклористики региональное направление утвердило себя как стратегическое.

Возможность и необходимость типологии региональных систем была обозначена сравнительно недавно, на рубеже XX — XXI вв. (Е. А. Дорохова, М. А. Енговатова), что свидетельствует о значительном развитии методологии региональных исследований'. На сегодняшний день очевидна существенная разница между традициями первичного и вторичного (позднего) формирования (Поволжья, Урала, Северного Кавказа, Алтая, Сибири). Если принципы организации первичных традиций на сегодняшний день исследованы более основательно, но проблема полноценной разработки теории вторичных традиций стоит очень остро. Необходимость скрупулезного изучения каждой из них объясняется как уникальностью исторических обстоятельств, этнического и социального статуса переселенцев, так и особенностями динамических процессов в традициях такого типа. Сформулированы современные методологические принципы изучения региональных традиций: «Очевидно, что такому осмыслению может быть подвергнут материал только массового характера, исчерпывающий каждую традицию, собранный по определенной методике и строго систематизированный в соответствии с принципами структурно-типологического метода. Наконец, эта работа должна базироваться на хорошем знании не только одной, но и ряда других (как минимум, соседних) песенных систем, с которыми осуществляется сравнительное сопоставление» [80,! с.4].

Актуальность изучения динамического фактора должна быть отмечена особо. Проблематика, связанная с историческим развитием фольклорных.

Дорохова, Е.Л., Енговатова, М. А. Региональные песенные системы как объект структурно-типологического исследования: текст доклада на Международной этномузыкологической конференции «Россия — Европа: диалог научных направлений». М., 1999. Рукопись [80]. традиций, отражена в работах Е. А. Дороховой, В. А. Лапина, Т. С. Рудичен-ко, но, в принципе, мало развита в отечественной науке о музыкальном фольклоре. В данном исследовании она присутствует в соответствии с убеждением автора в том, что при изучении вторичных традиций учет исторических видоизменений в народно-музыкальной культуре чрезвычайно важен. Анализ кубанской фольклорной традиции показывает, что динамический фактор находится здесь в прямой связи со структурным, географическим, текстологическим ее аспектами.

Как на рубеже XVIII — ХЕК вв., в начальный период освоения данного региона казачеством, так и в настоящее время Кубань является пограничной территорией Российского государства. Соседними регионами по отношению к Кубанской области (а ныне Краснодарскому краю) являлись и являются Украина (ее восточные районы) и Ростовская область (бывшая территория Войска Донского), которые и стали основными метропольными областями в период формирования населения Кубани. Ряд факторов, связанных с историей славянского освоения региона*, определяют характер кубанской фольклорной традиции. Выделим наиболее существенные.

Первым фактором является полиэтничность региона: население Кубани включает в себя представителей более двадцати этнических групп. Помимо славян, культура которых исследуется в работе, в регионе проживают адыги, армяне, греки, молдаване, айсоры, цыгане и др. Восточные славяне, составившие ядро населения региона, также неоднородны в этнической основе. В качестве исходных этноопределяющих начал выступили два компонента — русский и украинский.

В 1792—1794 гг. по жалованной грамоте Екатерины II на Кубань переселилась часть казаков бывшего Запорожского войска, сохранив название, полученное в период жизни бывших запорожцев на землях Бугско.

Днестровскокого междуречья, — Черноморское казачье войско. Второй.

Подробные сведения о формировании населения Кубанской области см. в очерке Н. И. Бондаря: Очерки традиционной культуры казачеств России. Т.1 [204]. большой поток переселенцев составили представители казачеств южной России: Донского, Екатеринославского казачьих войск, Хопёрского полка. Территория, освоенная ими, начиная с 1794 года, получила название Старая Линияс 1832 года полки этого субрегиона были объединены в Кавазское линейное казачье войско. Определяющее обстоятельство, которое в течение нескольких десятилетий поддерживало исходный бикультурализм кубанского региона, — автономность территорий, занятых черноморскими и линейными казаками: черноморцы расселились на степных территориях правобережья реки Кубань от Азовскогоморя до Усть-Лабинского укрепления, ли$ нейцы — от Усть-Лабинского редута вверх по течению реки Кубань .

Вторым важнейшим фактором, связанным с формированием населения Кубани и повлиявшим на ее традиционную культуру, является многоэтап-ность процесса заселения региона. В истории освоения кубанских земель выделяется несколько волн массовых миграций населения, в результате которых менялось положение региональных границ и формировались новые субрегиональные образования. Так, с 40-х годов XIX века началось освоение левобережных территорий реки Кубань — Закубанья. Вначале была образована Новая линия между реками Кубанью и Лабой, а затем (с 60-х годов XIX в.) постепенно освоены предгорья Кавказского хребта и достигнут выход к Черному морю. В результате на рубеже ХЕК и XX веков утвердилась субрегиональная структура кубанского региона, которая включала три основных образования: Черноморию, Линию и Закубанье, при этом закубанский субрегион представляет собой «продукт» историко-культурного взаимодействия двух основных этнических компонентов — украинского и южнорусского. В сложной внутренней структуре Закубанья выделяется территория Кубанско-Лабинского междуречья, определяемая как Новая линия.

К двум важнейшим факторам, обеспечившим сложность традиционной культуры кубанского региона, — этнической неоднородности и многоэтапно Приложение 1, Карта 1. сти освоения территории — присоединяется целый комплекс побочных, еще более эту сложность углубляющих. Это:

• политические процессы, направленные на «выравнивание» этнического и культурного статуса кубанского казачества, которые выразились в намеренном смешении представителей двух основных казачьих войск при заселении станиц Закубанья;

• организованная и стихийная миграция на территорию Кубани в, течение всего периода формирования региона крестьян из различных губерний Украины и Южной России, большинство из которых получили здесь статус иногородних;

• взаимодействие славянского населения Кубани с представителями других этносов, проживающих в регионе;

• разнообразие природно-климатических особенностей в различных субрегионах Кубани (степной-рельеф характерен для кубанского правобережья, гористый — для левобережья) — и др.

Таким образом, приведенный ряд факторов объясняет структурную сложность, детализированность и мозаичность кубанской фольклорной традиции, а в какой-то мере и недостаточную степень изученности традиционной музыкальной-культуры региона.

Хотя интерес к кубанскому региону в фольклорно-этнографическом отношении проявился уже два века назад, в период формирования* кубанской традиционной культуры*, до второй половины XIX века сбор фольклорно-этнографической информации являлся сопутствующей темой при экономических обследованиях, опросах по линии воинского ведомства. Профессиональные музыканты Кубани на первых этапах заселения были представлены, в основном, руководителями войсковых оркестров и регентамицерковных хоров .(в.силу принадлежности населения воинскому сословию), поэтому авторами публикаций о фольклоре являлись люди разного происхождения и.

• Факт публикации первых сведений о занятиях кубанского населения отмечался уже в 1795 году, в то время как массовое поселение казаков на Кубани началось в 1792 — 1794 гг. образования. Помимо священников и регентов это часто были учителя школ и гимназий.

Научные методы стали применяться к изучению традиционной культуры региона только во второй половине XIX века. Велика. роль в этом процессе исследовательских организаций — Кавказского отдела Императорского Русского географического общества (ИРГО), Общества любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО), деятельность которых способствовала публикации фольклорных и этнографических материалов, а также некоторых исследовательских работ о музыкальном фольклоре [156]. Существенный вклад в развитие науки о фольклоре внесли выдающиеся кубанские ученые Е. Д. Фелицын, Ф. А. Щербина, а также М. А. Дикарев, И. Д. Попко, П. П. Короленко. В частности, благодаря инициативе Ф. А. Щербины в периодических изданиях «Кубанские войсковые ведомости» (позже «Кубанские областные ведомости»), «Кубанский сборник», «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» были опубликованы этнографические описания ряда кубанских станиц [99- 148- 149- 157- 159]. Е. Д. Фелицыну и Ф. А. Щербине принадлежит разработка специальных исследовательских программ, применение которых позволило получить значительный объем сведений по этнографии и фольклору Кубани, хотя-эти предметы не составляли самостоятельной цели исследований.

Особое место среди дореволюционных работ занимает труд учителя гимназии Е. Передельского «Станица Темижбекская и песни, поющиеся в ней» [210]. Помимо описания различных сторон традиционной культуры, публикация содержит поэтический и нотный материал — 66 напевов песен разных жанров (в том числе и свадебных) в авторскойрасшифровке, — который можно считать первым сборником кубанских народных песен*.

Содержание данной работы, а также современные полевые материалы, собранные в конце XX века, легли в основу сравнительного исследования по станице Темижбекской Кавказского района Краснодарского края: Полевые материалы I Кубанской интернациональной фольклорно-этнографической экспедиции. Динамика традиционной культуры ст. Темижбекской Кавказского района Краснодарского края (1883−1987 гг.). Сост. Жиганова С. А., Семенцов М. В. — Краснодар, 1990 [218].

В целом дореволюционные описания содержат довольно много сведений о музыкальном фольклоре. При этом они, конечно, являются документами своего времени, этапа накопления эмпирических представлений о фольклоре, но они дают ценную информацию как о текстовой стороне традиционной музыкальной культуры, так и о контекстных ее особенностях — деталях выполнения обрядов, обстановке исполнения песен и т. п.

Важный этап дореволюционного периода (с 1896 по 1910;е годы XX века) связан с постановкой проблемы специального изучения музыкального фольклора Кубани. Она была осуществлена музыковедом П. А. Махровским в опубликованной им в 1902 году статье «Об изучении Кубанской области со стороны музыкальной» [193]. Автор отразил здесь свое понимание проблемы национального своеобразия различных музыкальных культур, провел мысль о разнотипности организации профессионального и народного музыкального искусства, а также выдвинул целый ряд конкретных задач, решением которых в ближайшее время должны были заняться кубанские музыканты.

Значительными событиями этого периода нужно считать выход в свет сборников народных песен А. Д. Бигдая «Песни кубанских казаков» и Г. М. Концевича «Народные песни казаков"*. Сборники досоветского периода представляют безусловную ценность в плане формирования^ современных научных представлений о традиционной музыкальной культуре кубанских станиц, особенно в свете того, что значительная часть опубликованных в них текстов до наших дней не сохранилась. Информация же о поэтическом и музыкальном складе напевов должна восприниматься с учетом того, что нотации в них представлены в обработках, переложении для голоса в сопровождении фортепиано или хоровых аранжировках .

Фольклорно-этнографические исследования кубанского региона в XX веке также неравноценны по объему и качеству. Большое значение имеет пе.

К сожалению, архив еще одного талантливого музыканта А. А. Кошица в 20-е годы был вывезен за пределы страны и на сегодняшний день труднодоступен для изучения.

В начале XXI века оба сборника были переизданы в новой редакции музыковеда и композитора, художественного руководителя Кубанского казачьего хора В. Г. Захарченко [27- 28- 155]. риод, начавшийся с 60-х годов XX века. Он связан с возрождением интереса к аутентичному фольклору Кубани после длительного периода «затишья» в этой области. В течение несколько десятилетий, разделяющих два обозначенных периода изучения народно-музыкальной культуры края, исследований практически не производилось. Сказались два фактора: реализация политики расказачивания в области культуры, вылившейся в ее фактическое истребление, а впоследствии осуществление общегосударственной культурной установки на пропаганду обработок народных песен и создания нового «советского» фольклора. Вслед за изданием в 1966 году поэтического сборника И. Ф. Вараввы «Песни казаков Кубани» [44], в свет вышел ряд йотированных сборников В. Г. Захарченко [119- 121-] В. А. Капаева [141]. Базисный вклад в развитие представлений о кубанской народной песне внесли два выпуска «Народные песни Кубани» В. Г. Захарченко. Большинство напевов впервые было явлено вне аранжировки, в труде нашла отражение территориальная структура традиции (песни линейных и черноморских казаков), сохранены многие черты диалекта кубанцев. В некоторых нотациях автором применялся аналитический метод.

Вклад 60 — 80-х годов в развитие представлений о музыкальном фольклоре Кубани связан также с выходом нескольких работ описательного характера, из которых отметим книгу «Кубанские станицы» [165], статью о свадебном обряде С. Г. Заградской [116].

Возможность собственно научной деятельности в области этнологии и фольклористики появилась на Кубани в 90-е годы XX века в связи с созданием организаций, занимающихся традиционной культурой края. Крупнейшая из них — отдел фольклора и этнографии Центра народной культуры Кубани, а с 2002 г. Научно-исследовательский центр традиционной культуры Кубани (далее НИЦ ТК) при Государственном научно-творческом учреждении «Кубанский казачий хор», возглавляемый профессором Н. И. Бондарем. Более чем двадцатилетний период комплексного фолыслорно-этнографического обследования населенных пунктов Кубани позволил сформировать крупнейший на сегодняшний день на Северном Кавказе архив фонозаписей аутентичного этнографического и фольклорного материала (около 4000 аудиокассет), анализ части которого предпринят в данной диссертации.

Активность полевого обследования Кубани в течение последнего двадцатилетнего периода отразилась на количестве и качестве научных публикаций по этнографии и фольклору региона. Наиболее крупным и значимым исследованием в области этнологии является монография профессора Н. И. Бондаря «Календарные праздники и обряды кубанских казаков» (2003), в которой автор выполняет разносторонний анализ календарной обрядности кубанского региона [33]. В книге проанализированы многие сущностные аспекты организации традиционной культуры: социальное устройство общины, мировоззренческие особенности и система ценностей, текстовый комплекс кубанского календаря. Активно привлекается к анализу и музыкальный фольклор, но только со стороны концептуально-мотивной организации календарных текстов и их прагматики, что естественно объясняется этнологической спецификой исследования. Молодыми этнологами Кубани ведутся исследования в других областях народной культуры: изучаются стратификационные и тендерные ее аспекты, обрядность жизненного цикла и культура повседневности, воинская компонента традиции. Наиболее адекватно уровень современного этнологического знания отражен в коллективной монографии «Очерки традиционной культуры казачеств России» [204- 205].

Опора на солидную’источниковую базу позволяет специалистам занять определенные позиции в остро актуальной дискуссии историков и этнологов о статусной интерпретации кубанского казачества — субэтнической, либо сословной. Позиция ведущих кубанских специалистов склоняется в пользу субэтноса, о чем свидетельствуют и неоднократно зафиксированные факты этнического самосознания и самоназвания (кубанъскы козакы, пэрэвэртни), и многие особенности традиционной культуры кубанских казаков. Однако основные положения этнической теории могут быть сформированы только с учетом капитальных научных разработок в различных областях традиционной культуры кубанского казачества, которые позволят выявить степень ее целостности.

Одной из важных областей культуры, в которой проявилась специфика традиции, является система диалектов кубанских казаков. Центральное место в ней занимает кубанская балачка, возникшая в результате включения в украинскую лексическую основу многих элементов южнорусских говоров. Сущность и видовое разнообразие кубанских диалектов изучается сегодня на Кубани исследователями Кубанского государственного университета во главе с О. Г. Борисовой [39].

Опубликован ряд работ в области музыкальной фольклористики. Анализ отдельных жанровых явлений в кубанской музыкальной традиции выполнялся автором данного диссертационного исследования [100−115]. Заметным явлением в этномузыкологии являются труды, посвященные музыкальному фольклору кубанской Черномории, украинской исследовательницы Н. А. Супрун-Яремко: объёмный труд «Украшщ Кубаш та 1хш теш» и ряд статей, опубликованных в современных периодических изданиях [252 — 254]. Хотя интересы этого ученого связаны только с Черноморией, выход книги весьма ценен. Материалы, на который опирается автор, в чем-то подтверждают, а в чем-то и дополняют материалы кубанского архива, еще раз свидетельствуя о текстовом обилии и сложности исследуемой региональной культуры.

Краткий обзор истории становления фольклорно-этнографических исследований на Кубани позволяет сделать вывод о том, что степень изученности музыкального фольклора Кубани в контексте других этнологических дисциплин является слабой. Материал традиции, недостаточно отражен в сборниках народных песен, во многих из них структура и форма подачи материала не отвечает уровню современной науки. Публикаций о кубанском музыкальном фольклоре мало, при этом большинство из них носит описательный характер. В собственно этномузыкологических исследованиях, которые появились в последние десятилетия (сравнительно недавно), задействованы далеко не все жанровые и субрегиональные компоненты традиции. В свете же регионального подхода к анализу традиционной музыкальной культуры особенно существенен тот факт, что до настоящего времени исследователями не ставилась задача комплексного анализа каких-либо музыкально-фольклорных явлений с учетом сложной субрегиональной структуры региона. Музыкальный фольклор Кубани анализировался, в основном, на уровне отдельных субрегиональных сегментов, при этом черноморская фольклорная традиция расценивалась как часть украинской, а линейная — южнорусской, фольклор закубанских станиц чаще всего понимался как «набор» русских и украинских песен. Попытка преодоления подобных взглядов, выявления региональной специфики традиционной музыкальной культуры Кубани совершается в данном диссертационном исследовании. Музыкальный материал кубанской традиции впервые подвергается в нем системному анализу. Тематику диссертации, таким образом, обусловили актуальность стоящих перед музыкальной фольклористикой задач, связанных с выявлением системы местных и региональных музыкальных стилей, традиций, диалектов, и недостаточная изученность музыкальной традиции Кубани.

Значительность территории, освоенной кубанскими казаками, текстовая насыщенность традиции и слабая научная исследованность определили тот факт, что региональные особенности культуры отражены в, работе сквозь призму анализа одного жанра музыкального фольклора — свадебного. Выбор в качестве объекта анализа свадебной музыкальной культуры объясняется рядом причин:

• Свадебный фольклор кубанских казаков — один из самых представительных блоков традиционной музыкальной культуры Кубани. Свадебная культура во многих населенных пунктах края представлена довольно большими комплексами обрядовых музыкальных текстов. Это дает возможность сформировать представления о характере обрядности и свадебном музыкальном фольклоре во всех трех исследуемых субрегионах края: в Черномории, на Линии и в Закубанье.

• Свадьба — наиболее длительно транслируемая обрядовая культура. Это определило более или менее хорошую сохранность материала в период его собирания и изучения (конец 70-х гг. XX в. — начало XXI в.).

• Важную роль при выборе объекта исследования сыграла разработанность теории ритуала в трудах зарубежных и отечественных исследователей, наличие публикаций этнографических и фольклорных материалов по кубанской свадьбе.

Анализ свадебных напевов и форм их соотношения с обрядом выполнен в данном труде в русле концепции музыкальной организации свадьбы, разработанной Б. Б. Ефименковой. В 80-х годах XX века она поставила проблему системного анализа свадебной музыки в контексте ритуала [95]. До 80-х годов XX века музыкально-поэтические тексты свадьбы в большей-степени анализировались представителями филологической науки (И. М. Ко-лесницкая, Н. М. Колпакова, В. Я. Пропп и др.) и «рассматривались вне своего контекста, их обрядовая приуроченность даже не всегда констатировалась и тем более не становилась объектом анализа. В лучшем случае с ритуалом связывалось содержание поэтических текстов песен, но не их структура и не их напевы» [90, с. 1]. На создание нового подхода к изучению свадебной музыки Б. Б. Ефименкову вдохновило исследование, с одной стороны, современной теории ритуала, с другой — этнографических и фольклорных материалов по восточнославянской* свадьбе, представляющих различные региональные традиции восточных славян. В наиболее полном виде концепция изложена в труде «Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение: введение в проблематику», хранящемся в рукописном виде в архиве ПНИЛ по изучению традиционных музыкальных культур РАМ им. Гнесиных.

В трудах этнологов и этнолингвистов А. К. Байбурина, Л. Н. Виноградовой, Вяч. Вс. Иванова, Г. А. Левинтона, Е. С. Новик, О. А. Седаковой, Н.

И. Толстого, С. М. Толстой, В. Н. Топорова и др., опиравшихся, в свою очередь, на фундаментальные исследования архаических ритуалов-А. ван Ген-непа, К. Леви-Стросса, В. Тэрнера, М. Элиаде и др., на достижения лингвистики и семиотики, «ритуал стал рассматриваться как сложно организованный текст, все элементы которого имеют определенную семантику и который описывается множеством „языков“ — кодов ритуала <.>» [90, с. 1]. «Значимые элементы обряда — пишет Г. А. Левинтон, — принадлежат нескольким различным кодам: акциональному (ритуальные действия), предметному (реалии, выступающие в качестве объектов, орудий или продуктов действий), персонажному (исполнители, адресаты или объекты действий, реальные или мифологические), локативному (ритуально отмеченные локусы действий, предметов, персонажей), темпоральному (временные точки или отрезки, к которым приурочены действия), вербальному (словесные тексты, терминология, имена), музыкальному (в сочетании со словом или независимо), изобразительному (изобразительные символы ритуальных предметов, пищи, одежды, утвари и т. п.)» [170, с. 137].

Ключевой для теории музыкального наполнения восточнославянской свадьбы Б. Б. Ефименковой стала идея рассмотрения обрядовых музыкально-поэтических текстов как кодирующего механизма ритуала, который в числе прочих является проводником древнейших смыслов, реализованных в свадебном комплексе. Учет специфики музыкального кода, по мысли исследователя, чрезвычайно важен для типологии восточнославянского свадебного обряда: «Набор актов, выделенных музыкальным рядом, образует в свадьбе особый субтекст, который определенным образом интерпретирует ритуал, выявляет его доминантные тенденции. Тем самым, музыкальный пласт свадьбы выступает одним из ее кодов, без учета которого нельзя решить ряд исследовательских проблем, в том числе — проблему типологии свадьбы» [90, с. 6].

Механизм музыкального кодирования, по мысли Б. Б. Ефименковой, связан с двумя содержательными планами, двумя линиями свадебного обряда.

— инициационной и коммуникативно-обменной: «Первая — инициация молодых, перевод их в старшую возрастную группу общины, их „вертикальный“ переход, повышающий социально-биологический статус. Трехфазная модель такого перехода в начале века описана А. Ван-Геннепом <.>, а в наши дни — в углубленной, откорректированной восточнославянским материалом версии предстает в монографии А. К. Байбурина <.>. Вторая линия ритуала с „горизонтальным“ переходом невесты в другую семью, реализующая важнейшую оппозицию архаического ритуала — оппозицию „свой/чужой“, формируется другой моделью культуры, — моделью коммуникации обменного типа <.>. Музыкальный код восточнославянской свадьбы маркирует обе ее линии, что позволяет дифференцировать музыкальное наполнение ритуала по двум основным функциям: инициационной и коммуникативно-обменной» [90, с. 5−6].

Если обоснование кодирующих возможностей свадебной музыки явилось первой* частью труда Б. Б. Ефименковой, то> второй сталатипология свадебных ритуалов восточных славян с учетом особенностей их музыкального кодирования: «Анализ свадебного музыкального фольклора в контексте ритуала подтвердил мнение этнографов о существовании у восточных славян двух типов (подтипов, в терминологии К. В. Чистова <.>) свадебного обряда <.>. Назовем эти типы по ареалам формирования: 1) свадебный ритуал восточнославянского Запада, 2) свадебный ритуал русского Севера. Западный тип свадьбы был перенесен переселенцами в южную Россию» [90, с.11]*.

Свадебные ритуалы Кубани, анализируемые в*-данном диссертационном исследованииимеют отношение к западно-южному типу, получившему, в соответствии, с народнойтерминологией, название свадъба-вяселле («весшля» — укр., «вяселле» — белор.). В труде Б. Б. Ефименковойнеодно.

Характеризуя далее типы, исследователь отмечает, что они разводятся: «<.> по развитости и соотношению двух основных планов ритуала — инициационного и коммуникативно-обменного <.>- по характеру моделирования каждого их них на уровне музыкального кода свадьбы <.>» [90, с. 11]. кратно отмечается факт худшей изученности западно-южного типа в сравнении с северным: «Благодаря устойчивому интересу собирателей фольклора к северным территориям, севернорусская свадьба отражена в публикациях более полно, чем западная» [83, с.17]- «Западный тип свадебного ритуала существует в ряде местных версий, которые еще предстоит исследовать. Поэтому в отношении музыкального кода свадьбы-вяселле пока возможно-высказать лишь отдельные наблюдения» [90, с. 14]. Наблюдения, высказанные Б. Б. Ефименковой, по существу являются глубинными идеями, основанными на понимании автором сущностных моментов западно-южного типа свадьбы.

Задача апробации высказанных идей на различном региональном материале косвенно была поставлена автором в заключительных строках работы: «И типы, и виды восточнославянского свадебного ритуала как интеграционные центры существуют в живом, постоянно меняющемся контексте, в окружении переходных, смешанных форм. До их исследования любая, в том числе и предложенная в данной статье систематика носит предварительный характер. Она лишь ориентирует на рассмотрение тенденций, проступающих в доступном материале.

Структурно-типологическое изучение свадебного ритуала восточных славян — с учетом его разносубстанциональных кодов, с позиций важнейших из них, к которым относим и музыкальный, только начинается. Намеченные нами аспекты подобного изучения, конечно, не охватывают и не могут охватить всего круга исследовательских проблем, которые встанут в тщательной, детальной работе с таким сложным институтом народной культуры, каким является традиционная крестьянская свадьба" [90, с.30].

Уверенность Б. Б. Ефименковой в том, что новый подход к анализу обряда стимулирует исследования региональных традиций восточнославянской свадьбы, в значительной степени оправдал себя. За последнее десятилетие опубликован ряд песенных сборников и научных статей по музыке свадьбы-вяселле Л. М. Белогуровой (Винарчик), Е. А. Дороховой, М. А. Енговатовой, Т. А. Карташовой, И. А. Никитиной, Т. С. Рудиченко, Н. А. Суп-рун-Яремко, Г. Я. Сысоевой, Е. М. Шишкиной, В. М. Щурова, а также автора данного исследования, которые существенно развили и дополнили положения ранее опубликованных работ по свадьбе Украины и Белоруссии (Т. А. Варфоломеева). Заметно, что основное внимание на настоящий момент в большей степени сосредоточено на музыке западных и южных регионов Восточной Славии: Смоленщины, Воронежско-Белгородского пограничья, территории расселения донских и кубанских казаков. В. целом можно констатировать тот факт, что проблема недостаточной изученности западнои южнорусских региональных свадебных традиций начинает постепенно решаться. Однако сделанное — лишь первые шаги в этом направлении. Территория, с которой связаны различные региональные версии свадьбы-вяселле, столь велика, а сама свадьба как обряд столь сложна, что получить полноценную картину ее проявлений в восточнославянской культуре, по-видимому, можно будет очень нескоро. Стремительное разрушение аутентичных форм народной культуры в наши дни еще более снижает шансы полноценно исследовать свадьбу в будущем. Все это повышает степень актуальности каждой разработки свадебной темы на региональном материале, в том числе и данной диссертации.

В качестве объекта изучения в данной диссертации избрана свадебная музыкальная культура славянского населения Кубани. Она исследуется на территории всех трех субрегиональных сегментов кубанского региона: черноморского, линейного, закубанского. Предметом исследования стало выявление текстового состава и региональной структуры, и кубанской свадьбы и ее типологическая ориентация в системе региональных традиций восточнославянской песенности.

Понятие «комплекс свадебных музыкально-поэтических текстов» -ключевое в данном исследовании. Под этим ним мы понимаем всю совокупность песен, причитаний, припевок, других вокализаций, выполняющих определенные функции в обряде и обнаруживающих между собой системные связи. Термин используется в работе применительно к разным уровням географии традиционной культуры, из которых наиболее важны уровень одного населенного пункта (станицы, хутора, села) и уровень субрегиона — территориального образования, границы которого определены процессами формирования населения Кубани. Понимание свадебного фольклора субрегиона как комплекса обрядовых текстов свидетельствует об определенной степени культурной целостности этого явления. Целостность черноморского и линейного комплексов обеспеченасохранением и утверждением на соответствующих территориях основных черт метропольных свадебных традиций Украины и южной России, специфика этих культур хорошо ощущается всеми исследователями кубанской свадьбы. В то же время подробное определение комплексов и их сравнительное сопоставление впервые производится в данном исследовании. Выявление степени целостности свадебного музыкального фольклора Закубанья лежит в сфере проблематики данной работы.

Цель работы — выявление специфических качеств кубанской свадебной традиции как музыкальной культуры позднего формирования. Для ее достижения решаются следующие задачи:

• Выявляется территориальная структура кубанской свадебной традиции, устанавливаются формы взаимосвязи ее. культурно-территориальных компонентов.

• Определяется структурный тип свадебного ритуала, характерный для кубанской традиционной культуры.

• Выявляются основные субрегиональные комплексы музыкальных обрядовых текстов, их текстовый состав, география.

• Осуществляется-анализ прагматики свадебных музыкальных текстов.

• Дается характеристика ритмических и звуковысотных форм их сложения.

• Отмечаются формы координации поэтических, музыкально-ритмических и звуковысотных структур с содержанием ритуала и другими немузыкальными формами выражения этого содержания (кодами).

• Производится сравнение свадебных субрегиональных комплексов с целью определения сходства и различия как в структурном, так и функциональном планах.

• Выявляются факторы динамических процессов в историческом развитии кубанской фольклорной традиции.

• Анализируются формы взаимодействия основных песенных комплексов в результате динамики кубанской традиционной культуры. Некоторые задачи, важность решения которых в будущем безусловна, не ставились в данном исследовании. Так, вне проблематики диссертации находится сравнительный анализ свадьбы кубанских казаков с метрополь-ными традициями, что обусловлено сложностью выявления многих деталей переселения, недостатком современных научных материалов, характеризующих свадебные культуры кубанских метрополий. Перспективой" является также подробная систематика поэтических, музыкально-ритмических и зву-ковысотных структур, и их картографирование*. На настоящем этапе полевых исследований это невозможно из-за неполного обследования территории края, которая очень значительна. Затрудняет составление исчерпывающей аналитической картины и активная динамика традиционной культуры края, которая была свойственна ей на всех этапах существования. В то же время в условиях стремительного разрушенияфольклора на современном этапе нам кажется возможным и необходимым поставить задачу первичной, предварительной систематики тех свадебных структур, которым свойственна повторяемость и которые в силу этого понимаются нами как основные, ведущие в масштабах всего изучаемого региона.

Материалом.исследования послужили:

1. Современные полевые звукозаписи. Основной источниковой базой явилась уникальная коллекция документальных звукозаписей, хранящаяся в Небольшое количество карт, представленных в Приложении 1, иллюстрирует содержание работы, но их цель — поддержать общую историко-географическую характеристику региона, сориентировать в соотношении структурных субрегиональных сегментов традиции. архиве Научно-исследовательского центра традиционной культуры Кубани (НИЦ ТК) Государственного научно-творческого учреждения «Кубанский казачий хор». Работа опирается на результаты собирательской деятельности большого коллектива ученых. В процессе работы над диссертацией был расшифрован, нотирован и проанализирован музыкальный и этнографический материал, характеризующий свадебную обрядность и фольклор 25 из 37 административных районов Краснодарского края, 5 районов Ставропольского края и Карачаево-Черкесской Республики, входивших в состав Кубанской области.

2. Звукозаписи фольклорных текстов, сведений по этнографии кубанской свадьбы, хранящиеся в архиве Академии традиционной культуры Краснодарского государственного университета культуры и искусств.

3. Материалы Государственного архива Краснодарского края по истории заселения региона, формированию населения Кубани, неопубликованные данные по свадебной обрядности и фольклору Кубанской области, собранные П. П. Короленко, А. Д. Ламоновым, Е. Д. Щербиной, в частности, материалы обследования населенных пунктов по программе Ф. А. Щербины.

4. Публикации по свадебной обрядности и фольклору Кубанской области и Краснодарского края, содержащие описания ритуала, образцы поэтических текстов и напевов.

5. Нотации кубанских свадебных напевов, включенные в сборники народных песен А. Д. Бигдая, Г. М. Концевича, В. Г. Захарченко, В. А. Капаева, раздел «Весшьш теш» книги Н. А. Супрун-Яремко «Украшщ Кубаш та Ухш шсш».

6. Предметные и иконографические материалы по свадебной обрядности из архива НИЦ ТК, краеведческих музеев Краснодарского края, ряда районов Ставропольского края, Карачаево-Черкесской Республики.

Методология исследования охватывает широкий спектр подходов и методов, выработанных как в этномузыкознании, так и в смежных научных дисциплинах.

Вы данной работе применен региональный и системный подходы к изучению материала. Региональный подход к материалу обусловлен самой тематикой и целью исследования: свадебная музыкальная культура изучается, на определенной территории, границы которой обусловлены историческими и социальными процессами. Расположение региона, географические, природно-климатические его особенности, историко-социальные и этнические процессы, связанные с его освоением, понимаются нами как факторы, влияющие на состав и структуру традиции.

Системный подход ориентирует на раскрытие целостности объекта и обеспечивающих его механизмов, на выявление многообразных связей сложного объекта и сведения их в единую теоретическую картину. Применение системного подхода к анализу свадебного обряда и свадебному музыкальному фольклору кубанского региона позволяет рассматривать их как определенное множество элементов, взаимосвязь которых обеспечивает целостные свойства этого множества. Свойства изучаемого объекта как целостной системы определяются не только и не столько суммированием свойств его отдельных элементов, сколько свойствами его структуры, особыми системообразующими интегративными связями рассматриваемого объекта. Таким образом, системный подход логично связан с основным методом, примененным при анализе музыкальных текстов — структурно-типологическим.

Структурно-типологический метод предполагает исследование не: непосредственно объекта, но, прежде всего, его модели, структуры, под которой понимается совокупность таких многоуровневых отношений между элементами цел ого, которые способны: сохранять устойчивость при разнообразных видоизменениях и преобразованиях. Типологический метод решает проблему упорядочивания множества, опираясь на выявление сходства и различия изучаемых объектов, на поиск способов их идентификации. Координация типологического метода со структурным определяет упорядочивание материала на уровне инвариантных моделей текстов. Применительно-к устной традиции основные положения структурно-типологического метода изложены в трудах Е. В. Гиппиуса, М. А. Енговатовой, Б. Б. Ефименковой, О. А. Пашиной и др.

Реализация комплексного и междисциплинарного подходов предусматривает использование в изучении кубанской свадьбы методов различных научных дисциплин. В данном исследовании применение этих подходов обусловлено, прежде всего, анализом обряда. Стремление рассмотреть ритуал во всей полноте его проявлений, а песни и причитания в спектре различных обрядовых контекстов определило опору на методы смежных наук: семиотики, этнографии, филологии, этнолингвистики, диалектологии. Диссертация опирается на современные методы анализа обрядового материала (в частности, теорию кодов), которые отражены в трудах А. К. Байбурина, Л. Н. Виноградовой, Г. А. Левинтона, Н. И. Толстого, С. М. Толстой, В. Н. Топорова, и др. отечественных этнологов.

Формы полевой работы были основаны на методах эмпирического исследования: наблюдения, интервью и эксперимента. Задача установления соотношения субрегиональных комплексов свадебных музыкальных текстов в разных контекстах, соответствующих главам исследования, определила важность компаративного (сравнительного) метода, а исследование вопросов формирования и динамики традиции — исторического метода. Ввод в исследование нового, ранее не опубликованного этнографического и фольклорного материала потребовал применения метода описания.

Научная новизна исследования определяется, комплексным и системным характером анализа музыкально-фольклорной традиции восточнославянского населения Кубани, до настоящего времени не реализованным. Впервые ставятся задачи рассмотреть музыкальный материал кубанской фольклорной традиции в аспекте культурной целостности региона, выявить степень этой целостности на примере одного жанра.

Научная новизна диссертации связана также с разработкой динамического аспекта фольклорной традиции Кубани, слабо задействованного в эт-номузыкологических исследованиях. Диссертация вносит определенный вклад в развитие теории вторичных (переселенческих) фольклорных традиций, полный видовой комплекс которых пока не выявлен. Результаты данного исследования важны в контексте изучения казачьих традиций России и Украины.

В данной работе апробируется теория музыкального наполнения восточнославянского свадебного обряда (тип свадьба-еясеяле) на материале одной из региональных традиций, прежде не задействованном в исследованиях. Тем самым, создается возможность развить научные представления о западно-южнорусском типе свадебного обряда.

Наконец, настоящей работой вводится в научный обиход значительный объем нового музыкального и этнографического материала, типологически упорядоченного и систематизированного в соответствии с культурной географией региона.

Структура работы обусловлена перечисленными выше аспектами темы диссертации. Исследование включает три Главы, Введение и Заключение, Список литературы, а также отдельный том Приложений, который составляют.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ свадебной музыкально-этнографической традиции Кубани, предпринятый в данном исследовании, позволяет оценить ее как сложную, многоуровневую систему различных компонентов. Три аспекта организации этой системы демонстрируют качества, важные для определения специфики кубанской фольклорной традиции: региональный, функциональный и стилистический.

Первым по значимости представляется региональный аспект ее организации. В региональном аспекте кубанская музыкально-этнографическая традиция — это система культурно-территориальных сегментов (субрегионов), которые, будучи заложены в ее структуру на первых этапах ее организации, сохранились и в более позднее время. Активность динамических процессов обеспечила значительное видоизменение субрегиональной системы на рубеже XIX — XX вв. в сравнении с рубежом веков XVIII — XIX: количество крупных культурно-территориальных образований в связи с освоением Заку-банья возросло, однако интегративные тенденции способствовали смягчению их оппозиции. Процессы культурной интеграции особенно очевидны в левобережных районах Кубани. В то же время результат исторического развития кубанской фольклорной системы не может, на наш взгляд, отождествляться только с результатами языковой и культурной интеграции. Даже с их учетом основные субрегиональные комплексы во многом сохранили свою культурную специфику, определяемую генетической связью с метропольными традициями Украины и Южной России. Материал свадебной обрядности показывает крайнее разнообразие составляющих ее компонентов, как в большей, так и в меньшей степени отразивших результаты русско-украинских взаимодействий на кубанской земле. Специфично, таким образом, одновременное их сосуществование в рамках сложноорганизованной региональной системы.

Второй важный аспект организации кубанской свадебной музыкально-этнографической традиции — функциональный. В контексте обряда в координацию вступают различные его коды (акциональный, персонажный, локативный, темпоральный, предметный и др.), среди которых немаловажное место занимает музыкальный. Совокупная, взаимозависимая их «работа» образует высокоорганизованный текст ритуала, который может быть прочитан на символическом уровне. Кубанская свадебная музыкально-этнографическая традиция, несмотря на позднее происхождение, сохранила знаковую сущность основного корпуса свадебных обрядовых элементов, в том числе обрядовой музыки. Значительная часть свадебных песен и причитаний проявляют жесткую связь с акциональным, персонажным, предметным, пространственным кодами, и это явление отражается, прежде всего, в строго определенном положении музыкальных текстов в обряде, явлении конкретной, точеченой их приуроченности. С другой стороны, в кубанской свадьбе велико значение зонной приуроченности текстов. Этим термином мы обозначили такой тип функционирования музыкальных структур, при котором они сопровождают продолжительные и однородные в плане содержания отрезки ритуала (ожидание, нахождение в пути). При сохранении связи таких текстов с обрядовым содержанием свадьбы зонная приуроченность предполагает возможность многократно повторять песни, менять их последовательность и др. Явления подобного рода существуют во множестве восточнославянских свадебных традиций, но высокий удельный вес его на Кубани, является, на наш взгляд, своеобразным логическим «мостом» к постепенному развитию представлений исполнителей о прикреплении свадебных песен в целом к ритуалу, без тонкой функциональной детализации, возможности частых повторов и свободной комбинации сюжетов. Функциональную специфику этой поздней фольклорной культуры определяет широкий спектр ролей свадебных текстов: от максимальной определенности момента исполнения текста в ритуале до наименее закрепленного, свободного избрания той или иной композиции, отношения к свадебным песням как к своего рода концертному репертуару.

В стилистическом аспекте организации кубанской свадебной традиции обращает на себя внимание разнообразие стилевых решений, совокупно образующих понятие «кубанский свадебный музыкальный фольклор». В него входят, с одной стороны, свадебные песни, организованные в ритмическом и звуковысотном отношении сродни тем, которые функционируют в традициях раннего формирования. Для них характерны простые, фабульные формы ритмики и мелодики, четкость их координации, невысокая толика распетости, а в некоторых случаях и специфические приемы звукоизвлечения, характерные для обрядовых жанров (открытый тембр, гукание в конце мелостроф и др.). Иной полюс образует широкий пласт текстов, стилистика которых однотипна с образцами неприуроченных жанров музыкального фольклора, прежде всего, лирическими и хороводными плясовыми песнями. Убедительные параллели с лирическим жанром демонстрируют традиция значительного распева многих кубанских свадебных композиций, присутствия в поэтических и музыкальных текстах специфических приемов протяжного сложения (поэтические вставки, междометия, словообрывы). Вектором в сторону плясового хоровода относительно оппозиционного пласта композиций являются характерные поэтические алгтёшные рефрены, параллели в области музыкально-ритмической организации, формы функционирования, предполагающие, пляску в сопровождении пения. Таким образом, стилистический облик кубанской свадебной традиции в немалой степени сповоцирован тяготением к полюсам протяжного/плясового начал — важнейшей оппозиции восточнославянской фольклорной традиции. Подобные стилистические аллюзии в разной степени возникают относительно различного субрегионального материала кубанской свадьбы (в большей — линейного, в меньшей — черноморского), но так или иначе они свойственны всей кубанской культуре в целом.

Комплекс региональных, функциональных, стилистических особенностей кубанской свадебной музыкальной культуры отражает своеобразную сущность динамических процессов, обусловленную особым историческим и географическим положением традиции. Ее можно определить как одновременное действие центростремительных и центробежных тенденций. На рубеже ХГХ-ХХ веков еще формирующаяся фольклорная система испытала воздействие разрушительных процессов, так что приток новых текстов с поздними переселенцами сочетался с неизбежным уходом части утвердившихся. Представляется, что «естественный отбор» фольклорных текстов поддерживался и действием интеграционных механизмов культуры, при этом особую жизнестойкость проявили тексты достаточно поздней и наиболее универсальной организации. Таким образом, тенденции к наращиванию текстового объема и разнообразию стилистической организации противостояла тенденция к уменьшению текстового объема и унификации организации. Возникшая в результате текстовая и стилистическая мозаичность кубанской традиции, ее «переливы», игра различными гранями, возможно, и является источником плюрализма представлений о кубанском музыкальном фольклоре.

Предпринятое исследование свадебной музыкально-этнографической традиции Кубани может оказаться значимым для дальнейшей разработки теории социально-этнического статуса кубанского казачества. Произошло ли на кубанской земле культурное слияние черноморского и линейного компонентов традиции, необходимое для выработки общего менталитета кубанского казачества, которое мыслилось как желательное государственными деятелями XIX века? Результаты анализа пока лишь одного из жанров музыкально-фольклорной традиции Кубани показывают, с одной стороны, реальность и наличие форм культурной интеграции, подкрепляющие факты этнического самосознания кубанских казаков. Стоит обратить внимание на то, что произошедшая интеграция отмечена на материале обрядового фольклора, строгость выполнения которого в исторически заданных формах является важным элементом мировоззрения носителей фольклора. Тем более перспективной кажется возможность исследования интеграции на материале неприуро-ченных жанров фольклора кубанских казаков, составляющих количественное ядро традиционной музыкальной культуры Кубани, воинских жанров, во многом определяющих менталитет кубанского казачества. С другой стороны, результатом работы является констатация незавершенности процессов подобного рода, так что ответ на поставленный вопрос зависит от оценки их соотношения.

Таким образом, безусловно необходимо дальнейшее изучение кубанской традиции. В перспективе весь разножанровый материал должен быть подвергнут системному и целостному анализу. Если этот аспект исследования кубанского музыкального фольклора можно назвать внутренним, то под внешним следует понимать изучение культурных связей Кубани с ее украинскими и южнорусскими метрополиями. Только подобный многосторонний анализ традиции создаст условия для полноценного осмысления ее особенностей и позволит влить знание о музыкальном фольклоре Кубани в теорию восточнославянских региональных систем позднего формирования.