Происхождение народа саха: По материалам исторических преданий

т.

Этногенез и этническая история народов нашей страны в последние годы стали объектом пристального внимания этнографов, археологов и историков. Такой интерес в первую очередь связано с возрастанием роли этнического самосознания в условиях провозглашения суверенитета национальными республиками бывшей РСФСР. Не стала исключением и Республика Саха (Якутия), в которой указанная проблема стала одной из актуальных задач науки. В последние годы наглядно виден огромный интерес к ней и со стороны общественности. Она получила новый виток научного осмысления в связи с подготовкой нового издания «Истории Якутии». * При изучении данной проблемы исследователи обращались преимущественно к вопросам формирования этнокультурных особенностей саха. При этом фольклорные источники в основном привлекались лишь в качестве дополнительного материала. Таким образом, традиция дореволюционной историографии этого вопроса, которая оперировала в основном фольклорными и языковыми материалами, прервалась. Другой проблемой является то, что в советское и постсоветское время был высказан ряд различных теорий и гипотез, до сих пор не проведены научная систематизация и анализ уже накопленных знаний. При этом проблема этногенеза саха недостаточно связывалась с изучением проблем этнической % истории других родственных и соседних народов.

Этническая история саха представляется недостаточно разработанной, прежде всего, с точки зрения того, что разработка проблемы предполагает выход на этногенетические вопросы тюрко-монгольских народов и племен древности и Средневековья. Из историографии известно, что происхождение саха зачастую прямо связывалось с курыканами. В то же время еще не ставились проблема этнической принадлежности курумчинской культуры, а также вопросы взаимодействия и связи саха с монгольскими племенами Прибайкалья и Забайкалья уже монгольской эпохи.

По проблеме происхождения саха существует обширная литература. Обзор научной литературы показывает, что сочинения ранних авторов в основном носили чисто описательный характер. Почти 300 лет назад, в 1704 г., в Амстердаме Н. Витзен впервые написал о том, что саха — пришельцы с Прибайкалья, где они жили вместе с бурятами. Затем Ф. Страленберг и Г. Миллер выдвинули и обосновали на основе преданий гипотезу об исходе саха с Монголии, в эпоху возвышения Чингисхана (Иванов В.Н., 1978, 320 е.). Участник Второй Камчатской экспедиции Я. И. Линденау — пожалуй, первый исследователь, который специально интересовался этим вопросом. На основе бытовавших тогда преданий он написал, что предки саха Омогой и Эллэй встретились в Прибайкалье (Линденау Я.И., 1983, с. 176). Основоположник енисейско-минусинской гипотезы Н. Ф. Остополов считал, что этнический состав саха, состоит из трех поколений — Омогоева (Батулинское), Эллэева (Кангаласское) и Хоринского (бурятское). Он и Линденау подчеркивали этническую связь саха с барабинскими и красноярскими татарами (Остолопов Я., 1806, ч.1, с. 118−147). Это же мнение повторили Н. С. Щукин, Н. А. Костров и П.Кларк.

Польский ссыльный В. Л. Серошевский оставил капитальный этнографический труд «Якуты», в котором запечатлел уходящий, самобытный образ жизни саха. В этом труде есть огромный этнографический материал, свидетельствующий о южном, степном происхождении саха. Практически он впервые доказал, что народ саха — пришлый, с южных степных районов (Серошевский B. JI, 1993, 736 е.). В конце XIX в. на берегах Байкала и Ангары сбором фольклорных данных и археологических материалов, связанных с пребыванием предков саха, занимался М. П. Овчинников, которого в силу увлеченности поставленной им проблемы, можно назвать зачинателем научного изучения байкальского этапа этнической истории саха.

Н.А.Аристов предками саха считал древний народ сака, некогда занимавший Западный Тянь-Шань (Аристов Н.А., 1896, с. 329−335). Д. А. Кочневу и В. Ф. Трощанскому принадлежит уранхайская гипотеза происхождения саха, т. е. они считали, что саха родственны тувинцам. Д. А. Кочнев высказал гипотезу о том, что прародина саха находится в Туркестане. При покорении Чингисханом тюркских племен часть урянхайского народа — якуты — «удалилась на северо-восток, к берегам Байкала» (Кочнев Д.А., 1896, с. 21−29- ТрощанскийВ.Ф., 1902, с. 12−17).

Все исследователи дореволюционного периода считали народ саха пришлым с юга, его этногенез сводили к простому переселению на современную территорию обитания уже сформировавшегося народа. В советское время, к разработке проблем этногенеза народа саха стали активно привлекаться конкретные научные данные по этнографии, археологии, языкам, фольклору и истории. П. А. Ойунский на основе материалов из эпоса — олонхо — выдвинул гипотезу о среднеазиатской прародине саха, об исходе их предков из степей вокруг Аральского моря. Одновременно ему же принадлежит предположение о связи саха с племенем кереитов сахаэт (Ойунский П.А., 1926, N 3−4). Иркутский профессор Н. Н. Козьмин впервые писал о том, что «гулигань» китайских летописей упоминаются в орхонских надписях под именем «уч-курыкан», они же, возможно, есть древние якуты (Козьмин Н.Н., 1928, с. 5−24).

В 20-х г. иркутский профессор Б. Э. Петри открытую им археологическую культуру «курумчинских кузнецов» раннего железного века вокруг Байкала, Ангары связал с происхождением скотоводов Средней Лены — саха. Именно ему принадлежит предположение, что народ «курумчинских кузнецов» — «не кто иной, как предки якутов» (Петри Б.Э., 1923, N 1). Якутский археолог Е. Д. Стрелов пришел к выводу, что работа профессора Б. Э. Петри является ложной вехой в литературе по доистории саха. Будущим исследователям он оставил такое предупреждение: «Исследователь, который доверится этой вехе, забредет в такие дебри, где нога якутского народа не ступала никогда» (Стрелов Е.Д., 1926, Вып. З).

Первую монографию, посвященную происхождению народа саха, написал Г. В. Ксенофонтов. При решении этой задачи он использовал в основном огромный фольклорный материал наряду с историческим (востоковедческим). Опираясь на достижения науки своего времени, автор подверг подробному анализу историографию проблемы, выделил теоретические подходы к решению этногенетических процессов. Широко используя данные фольклорных источников, он высказал ряд смелых гипотез, не потерявших своей актуальности до наших дней. С позиции современной науки видно, что ему не хватало источниковой базы, чтобы сформулировать более точную версию. Ему, как зачинателю материалистического подхода к изучению данного вопроса, приходилось действовать на ощупь, строить свои догадки и гипотезы не на основе научно обоснованных положений, а собственных размышлений, безусловно, иногда опередивших свое время.

Проблему, которую Г. В. Ксенофонтов рассмотрел в своей книге, он назвал «проблемой происхождения якутов и расследования путей переселения их на Лену». Сначала происходило переселение на Вилюй уранхайцев (оронкон-ураныкааны), представляющих собой потомков отуреченных тунгусских племен и гуннов с примесью монголов и тюрков. Вторыми на Вилюй переселились в VII—VIII вв. скотоводы «гулигань» (китайских источников) или «юч курыкан» (рунических памятников орхонских тюрков). Народ «саха» уйгурского происхождения — предки якутов Центральной Якутии, переселилась на Лену из Прибайкалья в IX—XII вв. С ними вместе прибыла династия Тыгынов, установившая свою власть над территорией почти всей Якутии, прерванную только приходом русских. Такова общая схема подхода Г. В. Ксенофонтова к проблеме происхождения саха (Ксенофонтов Г. В., т.1, кн.1, 1992, 416 е.). Однако необходимо отметить, что в своей монографии автор «расследовал» только вопрос о происхождении северных и вилюйских якутов, а главный вопрос — вопрос о происхождении собственно саха («второго состава» якутского народа) — он обещал изучить во втором томе книги. Иными словами, мы имеем дело с усеченным подходом к решению поставленной автором задачи.

Первый комплексный подход к решению проблем происхождения саха применил А. П. Окладников. В работе, посвященной древнему этапу истории Якутии, он использовал данные фольклора с языковыми, этнографическими и археолого-историческими данными. Ему удалось связать археологические памятники курумчинской культуры с предками саха, которых в древних письменных источниках называли курыканами-гулиганями. Он ввел в научный оборот большое количество исторических преданий, не использованных до него. Преимущество его трудов состоит в том, что автор был одновременно и археологом, и историком, а также проводил собственные лингвистические и этнографические исследования. Другое его преимущество в том, что проблему происхождения саха он связал с проблемами этногенеза народов Восточной Сибири, Средней и Центральной Азии. Для нас специальный интерес представляет то, что в его работе достаточно широко рассмотрены и проанализированы исторические предания, более правильное освещение получили вопросы о ранних выходцах из Центральной Азии — сортолох, туматах, кыргысах и хоро, а также уточнено время прихода основных предков саха на Среднюю Лену. Главное в его подходе к проблеме состоит в том, что он тюркоязычных предков саха связал с курыканами и именно под этим углом зрения интерпретировал исторические предания о предках саха Омогое и Элляе. Только где-то в первой половине XVI или в конце XV в. с Верхней Лены вышла в район Средней Лены основная часть якутов, считавшая себя потомками Эллэя (это были главным образом кангаласцы, а также намцы и баягантайцы) {Окладников А.П., 1955, 295 е.).

После А. П. Окладникова в 60−70-х годах проблемой происхождения саха занимался И. В. Константинов. Его исследование представляется комплексным, в нем предпринята, попытка обобщить данные наук, имеющих отношение к изучению этногенеза саха. Представляют большой интерес размышления автора о переселении саха в Центральную Якутиюпо его мнению, оно происходило примерно в XV в. как переселение довольно компактной этнической группы, представлявшей вполне сложившуюся этническую общность. Ему удалось дальше развить гипотезу о прибайкальской прародине саха. В этой связи особенно характерны его наблюдения об истоках фольклорных сведений саха. Предания саха о туматах, сортолах, кыргысах он считал сложившимися в Прибайкалье, когда предки саха соприкасались с данными народами (Константинов И.В., 2003, 92 е.).

Свое мнение о происхождении саха также высказал крупный специалист по родоплеменному составу народов Сибири Б. О. Долгих. По его мнению, главную роль в происхождении саха сыграли тюркоязычные верхоленские эхериты. Ему же принадлежит вывод о том, что легендарные туматы являются одним из предков вилюйских саха (Долгих Б.О., 1960, 600 е.). К сожалению, эти положения не получили дальнейшее развитие.

А.Н.Алексеев попытался усилить аргументы в пользу преимущественно местного происхождения саха. Он придерживается мнения о том, что палеоазиаты, проживавшие на территории Средней Лены с незапамятных времен, отуреченные в результате миграции небольших групп пришельцев из южных районов, явились основными предками саха (Алексеев А.Н., 1996, с. 31— 67).

В последнее время свое продолжение изучение проблемы этногенеза саха получило в работах А. И. Гоголева. Им были прослежены исторические параллели в материалах о древних и средневековых народах тюрко-монгольского региона и саха. По его утверждению, стартовый комплекс в этнокультуре саха представлен скифо-хуннскими истоками. В этом свете южносибирское направление или древнеалтайский субстрат получил в его подходах преимущественное освещение. В древнетюркскую эпоху происходило формирование тюркских основ якутского языка и культуры. Им была обнаружена скотоводческая кулун-атахская культура XIII—XV вв., генетически связанная с курумчинской культурой Прибайкалья. В этногенезе саха прослеживается участие второй тюркоязычной группы с кыпчакским наследием.

Исторические предания саха А. И. Гоголев считает находящимися в согласии с данными этнографии и археологии. Так, в лице Омогоя он усматривает потомков курыкан, принадлежавших по языку к огузской группе. Эллэй, по его мнению, олицетворял собой южносибирскую кыпчакскую группу, представленную в основном кангаласцами. Предания об Улуу Хоро отразили приход монгольских групп на Среднюю Лену (Гоголев А.И., 1993, 200 е.).

Ф.Ф.Васильев в своих работах выделяет четыре пласта в этногенезе саха. Самый древний культурный пласт, оказавший заметное влияние на формирование этноса, он определил как этнокультурный субстрат уральского облика. Тунгусо-маньчжурский пласт представлен не только эвенками, но и представителями амуро-маньчжурского региона. Раннеякутский этап этногенеза, датируемый второй половиной XIII—XIV вв., связан с племенами кыргыс, хоро, тумат и выделяется им как ранний, кыргысский пласт. С кангаласцами — носителями культуры погребений с конем, связан финальный этап этногенеза саха, для него характерна консервация кимако-кыпчакских элементов (Васильев Ф.Ф., 1995, 224 е.).

Отдельные вопросы интересующей нас проблемы затрагивали в своих исследованиях филологи, фольклористы, антропологи, историки, высказывания которых имеют в основном познавательное значение. Из них некоторые выдвинули свои собственные оригинальные гипотезы. Так, совершенно новым представляется отождествление Е. С. Сидоровым этнических предков саха с «черными маньчжурами» (Сидоров Е.С., 1984, с. 39−43). Собственной разработкой этой проблемы занимались также лингвисты на основе языковых данных. Много интересного имеется в материалах труда Н. К. Антонова: «Материалы по исторической лексике якутского языка» и Г. В. Попова: «Слова „неизвестного происхождения“ якутского языка. (Сравнительное историческое исследование)», а также в статьях и в научно — популярных изданиях Н. Е. Петрова, отождествляющего предков саха с хоро-курыканами (Антонов Н.К., 1971, 176 е.- Попов Г. В, 1986, 148 е.- Петров Н. Е, 2003, 143 е.).

В диссертации большое внимание также уделяется средневековым племенам региона Байкала: меркитам, бома-алатам, курыканам и хори-туматам, баргутам. Поэтому источниковая основа трудов об этих племенах для нас представляла немалый интерес для сравнительного или сопоставительного использования исторических преданий саха. А. Тиваненко принадлежит заслуга первой попытки осмысления факта существования и гибели меркитского государства за Байкалом, сделанной на основе во многом разрозненных и противоречивых сведений (Тиваненко А., 1992, 60 е.).

Естественно, довольно подробно рассматривается этническая история племен Байкальского региона, особенно в эпоху Средневековья. Сведения из бурятских хроник и родословных использованы в труде бурятского ученого Ц. Б. Цыдендамбаева, написавшего работу по происхождению родов бурятских племен хори и эхиритов (Цыдендамбаев Ц.Б., 1972, 664 е.). Восточные источники использованы в монографии бурятского исследователя Г. Н. Румянцева, проследившего этническую историю хори-бурят (Румянцев Г. Н., 1962, 240 е.). Этнографические материалы по духовной культуре бурятского народа даются в работе Д. С. Дугарова. В его монографии и отдельных статьях подчеркивается наличие древнего тохаро-юэчжийского субстрата в этногенезе бурят и саха, восходящего еще к бронзовому веку, связываемую им с динлинами (Дугаров Д.С., 1991, 302 е.).

Археологические и исторические источники использовал Б. Б. Дашибалов. Ему удалось довольно удачно связать хори с средневековыми курыканами и дать подробнейшие сведения о курыканах на основе историографических и археологических материалов (Дашибалов Б.Б., 1995, 191 е.). Довольно интересным представляется взгляд ведущего специалиста по археологии региона Байкала на этническую связь саха с данным регионом и бурятским этносом. Им утверждается, что монголоязычный хоринский компонент связывает оба народа и выводит к их предкам — курыканам. Выявление дальневосточного субстрата в курыканской культуре позволило ему изменить прежний взгляд и прийти к выводу о монголоязычии курыкан. Последнюю волну тюрков, принесшую в регион Байкала погребения с конем, он связывает с кыпчаками, считая, что именно через Прибайкалье шла тюркская ветвь саха. При этом кыпчакский компонент, связанный и с движением ойратов, является общим наследием в этногенезе западных бурятов и саха (Даишбалов Б.Б., 2003, 124 е.).

Огромную, до сих пор еще не оцененную роль в изучаемую проблему вносят топонимические исследования М. С. Иванова по территории Якутии, частично отраженные в опубликованных работах. В частности, им собраны уникальные материалы о расселениях древних племен Якутии, их тотемных верованиях, а также высказан ряд глубоких замечаний по поводу происхождения отдельных родов саха. Так, ему принадлежат заметки о Ф происхождении следующих этнотопонимов на территории Якутии: хоро, туматов, баягантайцев, хатыгынов, сортолов, борогонцев, джарханцев (Иванов М.С., 1988, 240 с.- 1982,232 с.- 2001, 144 с.).

К одним из основных исследователей вопросов происхождения саха следует отнести и В. А. Туголукова, занимавшегося изучением этногенеза тунгусов. Именно им была сформулирована гипотеза о широком участии групп тюрко-монгольского происхождения в этнических процессах на территории Якутии, приведших к формированию эвенков. Так, по его данным, в этногенезе только эвенков и эвенов Якутии принимали участие представители следующих тюрко-монгольских племен: меркитов (вокараев), туматов, хатагинов, # сартаулов (сортолов), баяутов (баягиров), джалаиров (иологиров), олетов — ойратов (угулятов) (Туголуков В. А, 1985, 282 е.).

В целом же история изучения рассматриваемой в диссертации проблемы имеет определенные достижения. Главным из них является то, что южное происхождение саха общепризнанно и то, что абсолютное большинство специалистов склоняется к мнению об общетюркских предках этноса. Однако отдельные аспекты проблемы нуждаются в дальнейшем изучении, в усилении научной аргументации, в уточнении конкретных событий и фактов. Так невыясненным и до сих пор являются время тесной этнической связи саха с бурятскими племенами, с монгольскими народами, вопрос проникновения кыпчакского компонента на Среднюю Лену. К этому можно добавить роль саяно-енисейского региона — как возможной прародины южных предков саха, время и место вхождения скифо-сибирского субстрата. В то же время очевидным представляется участие местного прауральского (юкагирского) субстрата в этногенезе саха, вопрос состоит лишь в том, была ли он лишь одной из составляющих, или же народ саха в целом сформировался на местной почве. Пока неизученным и являются этнические связи между саха и тунгусо-маньчжурскими народами и проблема формирования как саха, так и эвено-эвенков на основе одних и тех же этнических групп, как местного, так и южного происхождения.

Есть и другой специфический аспект проблемы — источниковедческий. Историографический опыт говорит, что этногенез саха можно изучить на основе археологических, этнографических, языковых, письменных и иных источников, и комплексно — на основе и в сочетании всех этих источников. Преимущество комплексного использования источников не подлежит никакому сомнению. Оправдывает себя и подход к изучению проблемы с точки зрения научно-информационного потенциала отдельных видов источников. Одними из них являются исторические предания («устная летопись»), сохранившие в массовом сознании саха отголоски многих событий бесписьменного периода их истории. В вышеназванной работе Г. В. Ксенофонтова достаточно широко использована «устная летопись» саха и автор доказал, что она может вывести исследователя на решение довольно широкого круга вопросов этногенетического порядка. Понятно, что тогда все решалось на уровне науки 20−30-х г. XX в. и того массива исторического фольклора, который был тогда в распоряжении этнографа. И его заслуга в том и состоит, что он сумел произвести «стыковку» фольклорного материала с достижениями научных исследований и на этой основе построить свою гипотезу о происхождении саха.

Со времени выхода в свет работы Г. В. Ксенофонтова прошло около 70 лет. За это время произошли заметные изменения в теоретической разработке вопросов этногенеза многих народов, в накоплении фольклорного материала — в данном случае речь идет о собирательской и публикаторской работе С. И. Боло и Г. У. Эргиса. В свете такой ситуации возникает необходимость в новом осмыслении того, какую роль сможет сыграть накопленный за весь этот период массив исторических преданий в решении вопросов этногенеза саха и как соотносятся их данные с новой литературой по этногенезу саха и родственных им этносов. Это один из интересных аспектов общей проблемы происхождения саха и в диссертации именно этот аспект стал объектом специального научного рассмотрения.

Именно поэтому целью диссертационной работы является изучение проблемы происхождения саха на основе ретроспективного анализа данных исторических преданий саха и установление их связи с последними научными разработками по этногенезу и этнической истории. Для решения этой цели ставятся следующие задачи:

— установление генетической связи преданий саха с фольклором родственных им средневековых и современных тюрко-монгольских народов;

— реконструирование древних этапов этнической истории предполагаемых предков саха;

— рассмотрение этнического состава этого народа;

— попытка определить происхождение различных элементов данного народа от средневековых племен;

— систематизация и научный анализ различных взглядов, концепций и наблюдений по этногенезу саха.

Во всех этих случаях мы попытались выяснить то, что могут дать исторические предания (в необходимых случаях — в сочетании с другими фольклорными источниками), как исторический источник по конкретным вопросам этногенеза саха. Поэтому объектом исследования является проблема этногенеза и этнической истории народа саха. Предметом изучения выступает комплекс фольклорных источников саха, имеющих отношение к происхождению саха, его этнической истории.

Методологическая основа и методика исследований диссертации опираются на теоретические достижения отечественных и зарубежных авторов, высказанные в этнографических, языковых и археологических работах. Речь идет, прежде всего, об исследованиях А. П. Окладникова, В. А. Туголукова, Д. С. Дугарова и других. В диссертации применяется принцип историзма, объективно освещающий этапы этногенеза. Большое внимание уделяется комплексному подходу в изучении проблем происхождения народа саха. В диссертации применяются методы сравнительно-исторического, историко-генетического и семантического исследования. Разработка темы основана на методе сравнительно-исторического исследования, прекрасно примененном в трудах исследователей тюрко-монголоязычных народов: С. М. Ахинжанова, + Р. Г. Кузеева, С. Г. Кляшторного и т. д. С помощью этих методов устанавливается, что происхождение южных предков саха в общих чертах взаимосвязано с вопросами этногенеза других народов тюрко-монгольского ареала.

При изучении данных фольклора и источников применяется метод синтеза и анализа. С помощью метода этимологических сопоставлений выявляются древние основы этнонимов предков якутов и других сопредельных народов. При реконструкции архаичного пласта мифов и преданий нами применяется метод ретроспективного анализа. Автор также опирается на «теорию архетипов» в изучении мифа. Архетип («первообраз») — изначальная схема представлений, лежащих в основе фольклорного сюжета. Автор часто tr обращается и к теории пассионарности Л. Н. Гумилева. Пассионарность является ключом к пониманию важнейших исторических процессов, ибо люди с повышенной пассионарностью, так называемые пассионарии, являются движущей силой войн и переселений. В героические эпохи «пассионарного подъема» в консорциях доминируют отношения дружбы и товарищества, на их основе происходит рождение и становление народов.

Также использован метод герменевтического погружения в изучаемое явление. В герменевтической методологии средства для достижения правильных интерпретаций называются «герменевтическим кругом" — это диалектическое движение, которое идет от интерпретирующей гипотезы, возвращается к данным, и так далее. Лежащее в основе единство или тема конкретной деятельности собирается из все большего количества составных частей. Значение достижимо, только если идти от целого к частям и затем — вновь к целому, в надежде разглядеть структуру, в которой бы всё согласовалось. Для того, чтобы увидеть эту структуру, нужна интуиция.

Научная новизна исследования состоит в реализации нового подхода к изучению темы, заключающегося в использовании источникового потенциала исторических преданий саха на широком историческом фоне. В работе обосновано мнение об единых корнях у народа саха и бурятов, единстве происхождения саха и монголов, об общем участии общем южном и местном компоненте в этногенезе саха и эвенков.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что ее выводы и положения могут инициировать дальнейшие научные изыскания по проблемам этнической истории саха. Итоги специального изучения темы на основе исторических преданий представляют интерес и для специалистов по этногенезу других родственных народов, в частности средневековых тюрко-монгольских племен.

Основной источниковой базой диссертации послужили исторические предания саха, в которых отражены «застывшие формы древнего сознания якутов» (Г.В.Ксенофонтов). Основной массив исторических преданий сохранился в собраниях различных архивохранилищ, в частности в фондах исследователей. Так, в диссертации использованы материалы Г. В. Ксенофонтова, А. А. Саввина, С. И. Боло (фонды Архива ЯНЦ СО РАН), Н. В. Кюнера (Архив МАЭ РАН «Кунсткамера» в СПб), В. М. Ионова (Архив ИВАН в СПб), Э. К. Пекарского (ПФА РАН в Спб), М. П. Овчинникова (ПФА РАН в СПб).

В Архиве ЯНЦ СО РАН хранятся неопубликованные материалы Г. В. Ксенофонтова, использованные нами в данной работе. Это материалы к 2-му тому «Ураангхай-сахалар» (Ф.4. Оп.1. Д.39), 1 и 2 главы II тома данного труда, под названием «О происхождении якутов» (Ф.4. Оп.1. Д. 30), Теоретическое введение к «Эллэйаде» под названием: «Первобытная пастушеская библия у якутов» (Ф.4. Оп.1. Д.22). В них сохранились отдельные высказывания, которые представят определенный интерес для исследователей, занимающихся этногенезом саха. Так, в работе «Первобытная пастушеская библия у якутов» автор сравнивает мотивы «Эллэйады» с «Библией» и находит между ними многочисленные параллели.

Из материалов А. А. Саввина, следует выделить следующие работы: «Теории о происхождении якутов. 1936;1951 гг». (Ф.4. Оп.12. Д.75), «Омогой и Эллэй Боотур и другие предания. 1936;1941 гг». (Ф.4. Оп.12. Д.83), «Материалы по истории и этнографии якутов, собранные им в 1934;1948 гг». (Ф.4. Оп.12. Д. 10). Он также занимался данной проблемой, преимущественно занимался сбором материала.

В Архиве МАЭ имени Петра Великого РАН («Кунсткамера») хранится богатое рукописное наследие Н. В. Кюнера, специалиста по китайским источникам, о народах Сибири и Дальнего Востока (Ф.8. Оп.1). Из них нами использованы следующие материалы: Китайские известия о народах Сибири (Д.114 и 120), Китайские исторические данные о народах Севера (Д. 116), Китайские сообщения об урянхах (Д. 119). Большая часть этих материалов была опубликована в монографии автора под названием: «Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока» (М., 1961) или же привлекалась в трудах А. П. Окладникова, Б. А. Туголукова и Г. М. Василевич. Весьма интересно, что с территорией Южной Якутии он связывал племена «дахань», «поймо», «юйчжо» упоминаемые в древнекитайских источниках, правда, при этом не достаточно аргументируя свои выводы. Им также было установлено, что этноним «урянха» и его разновидности, встречающиеся в древнекитайских источниках, восходят к конретному племени, известному под другим названием — Си (Хи), который проживал в Маньчжурии.

Э.К.Пекарский известен и как собиратель якутского фольклора и один из исследователей происхождения саха. Поэтому большой интерес представляют его следующие материалы: «Предание о том, откуда произошли якуты» (ПФА РАН в СПб. Ф.202. Оп.1. Д.26) и «Якутский род до прихода русских» (Ф.202. Оп.1. Д.2). Довольно интересным автором являлся и М. П. Овчинников, использовавший ряд уникальных исторических преданий, не дошедших до наших дней (ПФА РАН в СПб. Ф.94. On. 1. Д. З).

Использованы и публикации исторических преданий. Труд С. И. Боло «Прошлое якутов до прихода русских на Лену (По преданиям якутов бывшего Якутского округа)» уникален в том отношении, что в нем через древние предания воссоздается историческое прошлое данного народа. В «Эллэйаде» Г. В. Ксенофонтова имеются предания, представляющие исключительный интерес по той причине, что их мотивы и сюжеты встречаются в фольклоре других народов. В «Исторических преданиях и рассказах якутов» под редакцией Г. У. Эргиса, помимо исторических преданий, имеющихся в сборнике С. И. Боло и переведенных на русский язык, есть ряд других, собранных автором.

Архивный фольклорный материал и публикации свидетельствуют о том, что они используются этнографами и другими специалистами для восстановления исторических событий. Конечно, они привлекались в качестве источников наряду с данными языка, культуры, эпоса, археологии, антропологии и этнографии. На их основе опубликовано много трудов языковедов, археологов, антропологов, этнографов и фольклористов. Однако более внимательный анализ этих и других публикаций обнаруживает все же недостаточное использование потенциала исторических преданий, как источников, прежде всего для решения этногенетических проблем. Нерешенность многих вопросов темы, на наш взгляд, объясняется тем, что в происхождении народа саха участвовали южные, степные племена Средневековья, история которых, прежде всего с источниковедческой точки зрения, еще во многом не ясна. Поэтому нами предпринята попытка соотнесения данных исторических преданий саха с материалами по истории и этнографии Забайкалья и Северной Монголии.

Постольку предполагается активное участие в этногенезе саха племен, обитавших в Монголии в дочингисхановскую эпоху, то в качестве источников выступают «Сборник летописей» Рашид-ад-дина {Рашид-ад-дин, 1952, 221 с.) и «Сокровенное сказание» монголов (Козин С.А., т.1, кн.1. с. 5—122). В этих сочинениях огромное внимание уделяется меркитам, как наиболее опасному и сильному противнику монголов в борьбе за владычество в Центральной Азии в конце XII — начале XIII вв. Как источники по истории тюрко-монгольских племен Монголии и региона Байкала они еще не подвергались объективному научному анализу. Например, в «Сокровенном сказании» видно противопоставление монгольского племени представителям других племен: меркитов, татар, кереитов и восхваление побед над ними. В то же время автор данного произведения, как непосредственный свидетель описываемых событий сообщает многие подробности из жизни великого завоевателя. К тому же этот труд, как отметил еще Л. Н. Гумилев, представляет собой политический памфлет, направленный против определенных кругов монгольской знати. Энциклопедический исторический труд «Джами-ат-табарих» (Сборник летописей) Фазлаллаха Рашид-ад-дина дает обширные сведения об истории и происхождении многих тюрко-монгольских племен эпохи Чингисхана. Однако его сведения иногда дополняют или противоречат сведениям из «Сокровенного сказания», что свидетельствует о необъективности или неточности его информаторов и о научной, исследовательской работе средневекового автора, ведь данное произведение писалось в XIV в., через век после описанных в нем событий.

Также внимательно проанализированы нами сведения из китайских летописей о средневековых народах Прибайкалья и Забайкалья, данные в переводах Н. Я. Бичурина, Н. В. Кюнера, Ю. А. Зуева и А. Г. Малявкина. Перевод Н. Я. Бичурина был выполнен в блестящем стиле, но при обращении к его работе не стоит забывать, что его автор трудился в начале XIX в., т. е. в самом начале рождения востоковедческой, исторической науки (Бичурин Н.Я., 1953, 332 е.). Поэтому в трудах Н. В. Кюнера (Кюнер Н.В., 1961, 281 с.) и А. Г. Малявкина (Малявкин А.Г., 1989, 432 с.) иногда более подробно даются сведения о средневековых тюрко-монгольских племенах.

В целом же в исследованиях авторов, посвященных проблеме происхождения многих тюрко-монгольских этносов, содержится интересный фактический материал, пригодный для сравнительно-сопоставительного использования с данными исторических преданий саха. Такая методика позволила рассмотреть изучаемую тему на более широкой источниковедческо-историографической основе.

Структура диссертационной работы состоит из введения, четырех глав и девяти параграфов, заключения, перечня источников и списка использованной литературы. Последовательность расположения глав и параграфов обусловлена внутренним содержанием исследования, связанным с целью и задачами избранной темы. Такое построение структуры отражает и последовательность логики научных изысканий автора диссертации.

Заключение

.

На основе фольклорных источников этнические предки саха связываются с разрозненными группами южного происхождения, прибывшими преимущественно после XIII в. с территории Байкала и Приамурья. Следовательно, именно саха смогли сохранить в своей этнокультуре традиции племен, проживавших на данных территориях до XIII в. Например, на севере Западного Забайкалья располагалась страна баргутов, на юге находился Меркитский улус. Хори-туматы частично могли проживать на территории Прибайкалья. Сюда же проникали части монгольских племен, разбитые Чингисханом. Восточное Забайкалье и Приамурье входили в сферу влияния чжурчжэней, их группы в поисках охотничьей добычи также уходили на север.

Безусловно, отдельные проникновения южных групп происходили и в более раннюю эпоху. На основе внимательного изучения переводных трудов по китайским источникам доказывается факт принадлежности курумчинской культуры к народу бома-алатов, а не курыкан как утверждалось об этом ранее этнографами и историками-востоковедами. Об этом говорит земледельческий и ремесленный характер курумчинской культуры, такие же сведения даются о народе Бома в китайских источниках. На основе сопоставления данных материальной культуры саха и курумчинской, доказывается факт этнической преемственности между ними. Знакомство саха с металлургией, земледелием, развитое кузнечество, присутствие мастеров по серебру, дереву и бересты, говорят о многовековом развитии этнокультуры саха в рамках самобытной курумчинской культуры Прибайкалья.

Начало народу алатов или бома китайских источников эпохи Тан дали тюркоязычные хунну, имевшие племя с таким же названием. Вытесненные в Прибайкалье, они ассимилировали плиточников, вероятно, угро-самоедоязычных динлин, впоследствии отуреченных предков племен телг. Народ Бома находился в подчинении у воинственного степного племени курыкан. В первоисточниках приводятся данные и о племени гулигань-курыкан, что позволяет локализовать их в Забайкалье. В состав курумчинцев входили не только хунну (алаты), но и группы, связанные с динлинами (хоро) и индоираноязычными усунями (тотем волка), а также байырку (тотем орла). Таким образом, курумчинцы отождествляются с племенем бома-алат, обитавшим в Прибайкалье, их большая часть потом постепенно ушла на Алтай, а затем в Джунгарье, где, смешавшись с древними тюрками, они стали известны как басмылы (аргыны?). В VIII в. они основали собственную династию, свергнутую объединенными силами уйгуров и карлуков. Смешавшись с другими тюркскими племенами, они дали начало средневековым кыпчакам, новому синкретичному этносу, появившемуся в результате массового переселения племен, начало которому дали куны, отождествляемые не только с куманами, но, иногда, и с курыканами. Оставшаяся в Приангарье часть алатов попала в зависимость от воинственных татар, сменивших господство тюркоязычных курыкан, и в большей массе была омонголена.

Версия о переселении южных предков саха до монгольской эпохи не дает ответа на вопрос, зачем тюрки переселились на Крайний Север, когда они могли уйти в западные степи. Гипотеза о вытеснении тюркских племен монголоязычными до XIII в. также не соответствует действительности. Так, выходцы с Саян — туматы и меркиты явно доминировали среди многих монгольских племен. Родоплеменной состав, фольклорные источники и языковые данные также свидетельствуют о долгом, совместном проживании тюркских предков саха с монголоязычными племенами. Более того, в ходе изучения данных монгольских источников и якутских преданий наглядно видно, что этногенез монголов и предков саха и бурятов (хоринцев) был взаимосвязан, предки трех народов могли быть кровнородственными фратриями по отношению друг к другу.

Исторические предания саха связывают происхождение своего народа с Омогоем и Эллэем, прибывшими в разное время с юга и встретившимся на.

Средней Лене. Таким образом, становление единого народа «ураанхай-саха» в основном происходило на территории Якутии. При этом есть основание утверждать о том, что образ прародителя Омогоя — выходца из «бурят», связана с забайкальскими меркитами. Об этом говорит множество совпадающих моментов. Так, по фольклорному сюжету, Омогой бежал с родины, боясь возмездия со стороны «грозного царя», пославшего за ним погоню, стремясь наказать его за воровство и грабежи. Эти данные перекликаются с историческими сведениями о бегстве обидчика Темучина Чильгир-Боко после разгрома меркитов в результате внезапного нападения объединенной армии всех монгольских племен. Фольклорные сведения об удальстве силача Омогоя над своими соседями подтверждаются Рашид-ад-дином, который сообщил, о беспокойном племени меркитов и их разгроме, в результате которого была освобождена жена Темучина Бортэ, восторженно описанного уже в «Сокровенном сказании» монголов.

Ю.А.Зуев возводит название меркитов к тотему орла-беркута, тем самым как бы связывает их с древними индоиранскими насельниками Южной Сибири. Поэтому необходимо подчеркнуть утверждения бурятских и якутских этнографов о присутствии сильного индоиранского субстрата в этнокультуре саха и бурятов. О связи саха с меркитами говорит и почитание орла родами саха, этот культ был табуирован, его возводили к хоринскому предку, охраняющему саха от преследующих злых духов. В глубокой древности предки меркитов вместе с бурут-кыргызами составляли единое племя индоиранского круга, имевшего в качестве тотема орла. Их можно увидеть в античных «грифах, стерегущих золото», размещаемых исследователями в Алтайских горах. Характерно, что в обнаруженной там пазырыкской культуре А. И. Гоголев видит стартовый комплекс в этногенезе саха.

Кроме того, существует историческая традиция отождествления саха с меркитами. Например, остатки крепостей в Байкальском регионе и события, связанные с ними, бурятские предания приписывали саха-якутам, воевавшим с монголами, но позднее фольклор связывал их уже с меркитами. Меркиты, как древнему этническому определению саха, состояли из трех племен. Название одного из них — хаатай, происходит от тотемного хотой — обозначения орла у саха и эхирит-бурятов, считающегося их родовым покровителем. Имя хоас-меркитов выводится от якутского куба — тотемного обозначения лебедя. Напомним, что лебедь был покровителем хоринских бурят и части родов саха, в основном батулинского происхождения.

Меркитов однозначно связывают с лесным племенем милигэ, обитавшим по одним данным, вплоть до X в. в Саянском регионе, по другим — на Верхнем Енисее. В этой связи следует вспомнить версии об енисейском и саянском (урянхайском) происхождении саха, высказанные исследователями досоветского периода и подкрепляемые преданиями саха, согласно которым, их предки сначала проживали в Уранхайском крае или же на Енисее, до прихода в район Байкала. Именно это стало основой этнического самосознания саха, согласно которому их предки ранее принадлежали к народу ураанхай или же кыргыс.

Меркиты вместе с племенами найманов, кереитов принадлежали к союзу племен Северной Монголии X—XI вв., известному под именем «цзубу» (от тибетского слова сог-по). Об этом периоде в истории Монголии Рашид-ад-дин говорит как о времени господства племени «тикин». Весьма любопытным представляется и существование племени сахаэт в кереитском союзе, родственными с канглы.

Меркиты — народ, чей вклад в становление Монгольской империи остается во — многом неизученным. На основании многочисленных свидетельств, имеющихся в источниках монгольского периода и подкрепляемых фольклорными сведениями саха, следует говорить о существовании Меркитского государства. Можно сделать вывод о том, что их власть распространялась не только на Забайкалье и Северную Монголию в XII в., но и, возможно, на Прибайкалье. Такой вывод можно сделать на основе сведений, говорящих о постоянных уходах меркитских отрядов после сражения с монгольскими армиями в глубь Баргуджин-Тукума. Именно их наследие досталось Джамухе и Темучину, ставших настоящими ханами после неожиданной победы над меркитами в XII в.

Множество фактов не просто свидетельствуют о безусловности тюркоязычия меркитов, но и о возможной близости языка саха к меркитскому языку. Во — первых, имена многих исторических лиц из племени меркитов объясняется исходя из языка саха, что представляется затруднительным на основании других языков. К таким антропонимам следует отнести имена Тохтоо-Боко, Чильгир-Боко, Туракины-хатун, Кулан-хатун, Даир-Усуна, Тогуз-Боко и других. Во — вторых, названия исторических мест, связанных с битвами меркитов с монгольскими армиями, также можно объяснить средствами языка саха. Например, название священного места меркитов Тайхая связывается со словом в языке саха Таай Хайа (гора-дядя), Харата — Худжаур от слова Хара тыа — «черный лес», второе слово топонима Муроча-сеул — образовано от слова «сиэл» — «грива», «хвост лошади».

Необходимо подчеркнуть, что меркиты всегда находились в окружении многочисленных соседей, что способствовало постепенному слиянию и взаимным межэтническим контактам с ними. Поэтому многие исследователи относят предка саха Омогоя к бурятам, т. е. к монгольскому народу. Исходя из этого, само имя Омогоя следует вывести от монгольского слова «омок» — в значении «род, племя, семья». По сообщению Я. И. Линденау, у предков саха, проживавших вокруг Байкала, родовые наименования часто наследовались по материнской линии. Отсюда следует, что в результате вступления меркитов в кровную связь со своими соседями образовывались новые роды, получавшие свое название по названиям тех племен, с которыми они контактировали. Например, от представителей племени канглы произошли кангаласцы, забайкальские байауты дали начало байагантайцам, от баргутов возникли борогонцы. Эвены Средней Лены, ассимилированные меркитами, могли дать начало намскому роду.

Исходя из политического влияния и чрезвычайной силы племени меркитов, территорию Западного Забайкалья домонгольского периода можно назвать Меркитией — державой прямых этнических предков бурятов и саха. Сами меркиты проживали в южной и центральной части территории современной Бурятии. Рядом с ними жили уже омонголенные потомки тюркоязычных племен теле. В Западном Забайкалье, вокруг реки Джида жило племя байаутов. В Баргузинской долине и в тайге обитало племя баргутов. Для племени хори остается остров Ольхон и частично район Верхней Лены. Туматы, обитавшие в Саянах, могли проникнуть в Прибайкалье, и на Селенгу.

Таким образом, на Среднюю Лену мигрировали не только остатки разгромленных туматов и меркитов и отчасти байаутов, но и добровольно принявших власть Чингисхана племен Баргуджин-Тукума — хоро, баргутов. Это показывает, что Чингисхану в основном противостояли «лесные» племена, еще сохранявшие свое тюркоязычие, — это туматы и меркиты. Баргуты, байауты и хори же считались близкими родственниками рода Чингисхана, согласно «Сокровенному сказанию» они непосредственно принимали участие в этногенезе монгольского племени. Отсюда следует, что в X—XI вв. в эпоху господства монголоязычных киданей и воинственных татар (шивеев) происходил массовый переход телеских племен и части курумчинцев на монгольский язык. Носителей этнонимов монгол, бурят и ойрат также следует отнести к омонголенным тюркам. Следовательно, выходцы из чисто тюркского региона — меркиты — в регионе Байкала могли объединить вокруг себя все тюркоязычные группы и временно установить господство над монголоязычными выходцами. Это подтверждает тот факт, что происхождение улусов саха — ведущих свою родословную от Омогоя также связано с ними. Это Байагантайский, Борогонский улусы, а также Намский, Таттинский улусы, происходящие от батулинцев — потомков меркитов.

Потомками меркитов можно считать батулинцев. Они составляли большую часть не только саха, но и хоринцев и булагатов. В то же время нельзя не отметить, что С. И. Боло отличал боотулу от потомков Омогоя. Значит, и позднее потомки меркитов, названные ботурским племенем, могли мигрировать на Лену, присоединившись к народу владыки Омогоя из желания сохранить свой род, сильно пострадавший в результате подавления восстания и участия в монгольских походах. Следовательно, отход меркитов на территорию Ленского края мог быть организованным, вместе с ними, видимо, ушли и части монголоязычных племен, давно сроднившиеся с ними. Близость антропологического типа булагат и саха говорит о том, что охотничьи племена, находившиеся в подданстве меркитских владык, могли составить основную массу населения, переселившегося на Среднюю Лену.

Версия о меркитском происхождении южных предков саха тем более примечательна, что она объединяет все гипотезы об этногенезе и ранней этнической истории саха, высказанные в свое время исследователями досоветского и советского периода изучения данного вопроса. В нее можно включить гипотезы об ощутимом индоиранском субстрате, принимавшем непосредственное участие в этногенезе саха, и кыпчакском компоненте, предложенного А. И. Гоголевым, а также теории о прибайкальском происхождении саха, разработанные И. В. Константиновым и ухода с нее под напором монголоязычных племен. Заслуживают внимания и гипотезы о едином происхождении саха и эхиритов, высказанные Б. О. Долгих, и И. В. Константинова — саха и булагатов. В археологическом отношении с меркитами связывается саянтуйский этап хойцегорской культуры Западного Забайкалья X—XII вв. Ранее Ф. Ф. Васильевым и И. В. Константиновым было отмечено определенное сходство якутских материалов с памятниками этой культуры, а также с материалами Сэгенутского и Усть-Талькинского могильников Прибайкалья. Однако в последнее время утверждается, что погребения с конем на территории Прибайкалья и Забайкалья появились не ранее XV в. и связаны с кыпчакским компонентом. В свете этой гипотезы также получает объяснение множество языковых и этнокультурных параллелей между саха и монголами.

По сведениям преданий саха, их предки Омогой и Эллэй — сородичи, прибывшие со своей родины в разное время. Эти сведения подкрепляются, материалами автора XVII в. Н. К. Витзена о прибытии саха на Среднюю Лену двумя группами. Причем, вторая группа, оказавшая сильное сопротивление «братским», переселилась значительно позднее первой. Обычно позднее прибывшую группу переселенцев принято связывать с личностью родоначальника Эллэя, от которого произошли кангаласцы. Характерно, что кангаласцев связывают с племенем канглы, Эллэй считается олицетворением кыпчакского компонента в составе саха. Поэтому необходимо выделить тот факт, что меркиты, ушедшие на запад нашли приют именно среди канглы, но не сохранились среди казахов. Отсюда допускается, что уцелевшая часть меркитов, в значительной мере кыпчакизированная, смогла вернуться на родину своих предков — в регион Байкала. Именно с ними, возможно, связаны бурятские легенды об Ажирай-Бухэ и его борьбе с монгольскими феодалами.

Прибытие первой группы, связываемой с Омогоем, следует отнести к концу XII в. Вторая группа могла прибыть в конце XIII в., и с ней можно связать возникновение скотоводческой кулун-атахской культуры на Средней Лене. Предок саха Омогой является олицетворением разрозненных групп, выходцев из Монголии, бежавших в ходе долгой гражданской войны в конце XII и в начале XIII в. Эти немногочисленные группы, ассимилировавшие родовые группы аборигенных охотников, приняли участие в формировании сразу двух родственных этносов: эвенков и «ураанхай-саха». Катализатором освоения труднодоступных районов Якутии, безусловно, стало возникновение Монгольской империи и связанное с ней массовое бегство частей разгромленных мелких племен в труднодоступные районы. Таким образом, в этногенезе саха, как и тунгусов, приняли участие представители родов хоро, тумат, сортол, угулээт, баайага, вокараи (меркиты), баргуты (борогонцыварагоны), хатыгыны (хатылы) и т. д. В результате нами не только полностью принимается факт широкого участия тюрко-монгольских племен в этногенезе тунгусов, но и участия практически одних и тех же этнических компонентов в происхождении саха и эвенков.

При этом потомки Омогоя — меркиты, активно осваивали таежные и тундровые районы Якутии, проникнув и за ее пределы. Однако они постепенно были ассимилированы тунгусо-маньчжурскими группами, составив тем самым их передовые группы. Именно с ними связан хосунный эпос северных саха и тунгусов. Примечательно, что в книге Марко Поло в рассказе о долине Баргу и проживавших в ней мекритов можно найти впервые описание образа жизни, характерного для саха и различных групп эвенков. Так, они разводили не только коней, но и оленей, летом охотились на дичь, жили в местности, где от холода не живет ни зверь, ни птица.

Согласно фольклорным источникам саха, отдельно на Среднюю Лену прибыл Улуу Хоро — предводитель хоринских родов саха. К потомкам хоринцев следует отнести боро-ботунцев, борогонцев. Ботунцы отождествляются с буртэ-шоноевцами т. е. носителями этнонима бороот-буряад, а борогонцы — с баргутами. Отдельно прибыли и туматы, возможно обитавшие до этого на территории Прибайкалья, они приняли активное участие в этногенезе саха, особенно вилюйской группы. Туматы в сильной степени слились с аборигенными прауральскими группами и представляли группы «пеших» охотников и рыболовов. Постольку туматов и хори принято относить к ветви баргутов, к тому же баргуты всегда выступали как самостоятельное этническое образование отдельно от меркитов и монголов, то следует говорить о значительном баргутском компоненте в составе саха.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что саха как единый этнос сформировались на территории Якутии. При этом немалую роль в его этногенезе сыграли аборигенные группы прауральского происхождения, этнически близкие к юкагирам (от йоко-гир). Более того, народ саха образовался в основном на местной субстратной основе. Фольклорные источники свидетельствуют об обитании на территории Средней Лены до прихода южных предков племени под названием саха. Отсюда самоназвание саха связывается с амуро-маньчжурским регионом, где бытовали этнонимы сахарча, сахалянь, уранхай. Примечательно, что якутов-саха разные группы эвенков обозначали под именами жакут, неко (нуучча). Интересно, что чжурчжэней также знали под такими названиями. При этом нам неизвестен достоверный факт связи самоназвания саха с меркитами. Однако в Барабинских степях и на Енисее сохранились роды с этнонимом саха, сахалары. Поэтому Дьин Саха могла называться вторая группа пришельцев, связываемая с родоначальником Элляем. Этноним уранхай, являющийся древним самоназванием эвенкийских родов, возможно, получила распространение среди обитателей Якутии как общее имя жителей таежных районов. Таким образом, по фольклорным источникам устанавливается проникновение мелких охотничьих групп с сопредельных с Якутией территорий Амура и Байкала и начало формирования народа «саха» еще до прихода основных предков саха Следовательно, южным предкам саха на Средней Лене предшествовал народ «ураанхай-саха» тунгусо-маньчжурского происхождения, целиком ассимилированный пришельцами, в состав которых могли войти группы ранних выходцев с Прибайкалья, отделившиеся от тюркоязычных курумчинцев, — бетунцы и алаты (алагары и атамайцы, а также бологуры). Не исключено, что с ними связано становление языка и этнокультуры саха.

Отсюда видно, что народ саха по теории Л. Н. Гумилева прошел через весь цикл этногенеза, который, обычно укладывается в 1200 — 1500 лет. Эпоха подъема и становления народа саха связана с территорией Забайкалья, с Меркитским улусом, затем с территорией Якутии, куда постоянно шел приток людей с характером героев-пассионариев, прежде всего из земель, затронутых толчком. Таким образом, саха как многие современные тюрко-монгольские народы являются частью монгольского суперэтноса, возникшего в результате пассионарного подьема XII—XIII вв. По определению Л. Н. Гумилева, «субстратами для нового этноса являются и соседние этносы, не затронутые пассионарным толчком» (Гумилев JI. H, 1989, с. 312). Следовательно, новый этнос саха вторичен по отношению к предшествовавшим этносам в территории Якутии и существующим вокруг нее к которым можно отнести эвенков и бурят.

Само становление единого народа саха на современной территории обитания непосредственно связано с личностью исторического деятеля Тыгына. Созданная им единая этнополитическая структура саха полностью соответствует форме зачаточной или даже ранней государственности, более удачно выраженной в формуле «дружинного» государства. Наличие дружины, служащей лично Тыгыну, предполагает выделение аристократической верхушки среди родовых групп саха. Связанные с этим атрибуты власти, повинности и поборы, становление основ судебного законодательства в пользу тойонота говорят именно о наличии государственной организации у саха перед приходом русских. Образование института тойоната происходило именно в результате бегства отдельных боотуров — дружинников Тыгына на окраины. Они соответственно обзаводились своей дружиной не только для защиты своего рода-племени от нападений кангаласской дружины Тыгына, но и для закабаления рядовых общинников и взимания с них определенной платы. Таким образом, народу саха принадлежит заслуга создания зачатков государственной организации на Крайнем Севере.