Первый период германского рабочего движения

Среди общего движения революции германский рабочий класс проделал свое особенное развитие. При некотором мужестве буржуазии за нею оказался бы весь пролетариат, но так как буржуазия, страшась его, спустила свой флаг перед королевской властью и юнкерами, то она вызвала именно то, чего хотела бы избежать, и привела к большему обострению классового сознания рабочих, чем это по историческому положению вещей в то время было неизбежно само по себе.

Конечно, деревенский пролетариат еще не дошел до классового сознания современных рабочих. Он ограничился тем, что в тысячах петиций, поданных берлинскому и франкфуртскому собраниям, изложил свою программу, которая не шла дальше устранения феодальных повинностей, создания мелкого землевладения, повышения заработной платы и понижения налогов. Эта программа вполне соответствовала воззрениям феодальных вассалов, которые ожидали эмансипации от буржуазной революции и не могли возвыситься над ней в своих требованиях.

Отношение промышленного пролетариата было иное. Он уже давно жил на положении тайной войны с капиталом и становился тем революционнее, чем ниже падала буржуазная революция. Когда измена буржуазии сделалась несомненной для него, он отказался от того, чтобы им руководила буржуазия и начал организоваться вопреки буржуазии. Уже 19 апреля 1848 года в Берлине составился Центральный Комитет рабочих, во главе которого стоял книгопечатник Стефан Борн, принадлежавший к Союзу Коммунистов и поддерживавший дружеские отношения с Марксом и Энгельсом. Этот Центральный Комитет развернул энергичную агитацию и с 1 июня начал издавать по три раза в неделю собственную газету «Народ», которая обещала поддержку буржуазии в борьбе против всех исторически реакционных сил, как она обещала поддержку мелким буржуа и рабочим в борьбе против капитала, и всегда, раз дело шло о том, чтобы завоевать для народных масс новые политические права, намерена была итти в первых рядах.

После того, как эта газета, превосходно редактируемая Борном, подготовила почву, Центральный Комитет созвал в Берлине рабочий съезд, который открылся 25 августа и привлек 40 участников, являвшихся представителями 35 рабочих организаций Берлина, Бреславля, Гамбурга, Лейпцига, Кёнигсберга, Мюнхена и других крупных городов. В порядок дня этого конгресса было поставлено: обеспечение работы государством, государственная поддержка ассоциаций промышленных рабочих, государственное попечение обо всех беспомощных и инвалидных рабочих, ограничение чрезмерного рабочего времени, реформа налоговой системы в интересах трудящихся классов, уничтожение всех налогов на средства существования, народная школа с бесплатным обучением, бесплатное судопроизводство и учреждение в отдельных государствах Германии министерств труда, которые должны замещаться по свободному избранию трудящихся классов.

Все эти вопросы обсуждались в десятидневных прениях, в которых обнаружилась еще довольно значительная путаница мнений. Но теоретические постановления были не столь важны, как организационный устав, выработанный для рабочих конгрессом: широкая система местных и окружных комитетов, возглавляемая Центральным Комитетом, который был перенесен в Лейпциг и уполномочен издавать газету Союза, которая появилась под названием «Братство», как назывался и новый Союз, и по-прежнему редактировалась Борном. Центральный Комитет должен был находиться под контролем и подвергаться переизбранию на общем собрании всех германских рабочих, которое должно было происходить по меньшей мере один раз в год.

Этот Союз распространился по значительной части Германии, чему в особенности способствовал ряд окружных конгрессов, происходивших в Альтенбурге, Лейпциге, Гамбурге, Гейдельберге, Нюрнберге и других местах. Во всех политических кризисах революционных годов он держался с полным достоинством, хотя его социальные стремления не отличались достаточной выдержанностью. Он был слишком расточителен в своей социальной программе, но чем многочисленнее были пункты, к которым он пытался приложить свой рычаг, тем более раздроблялись его силы. Его попытки расправиться с капиталистическим способом производства, прежде чем пролетариат завоевал политическую власть, повели к разочарованиям и потерям. Тем не менее орган Союза постоянно оказывал большое содействие тому, чтобы пробудить и обострить классовое сознание рабочих, между прочим, и таким способом, что он активно поддерживал стачечную борьбу рабочих.

Революционные годы были до чрезвычайности богаты стачками; в одном Берлине после мартовских дней их насчитывалось целые дюжины. Но по самой природе дела рабочие достигали некоторых временных, преходящих, но не достигали прочных успехов. Те уступки, которые делали им в страхе перед революцией, опять отбирались у них заносчивостью контрреволюции. Из многочисленных стачек, возникавших по случайны поводам, в некоторых отраслях производства сложились зачатки прочных национальных союзов, — в особенности быстро и в особенности сильные у книгопечатников и рабочих — сигарочников. Но так как буржуазия боролась против профессиональной организации рабочих, непосредственно угрожавшей прибыли, еще энергичнее, чем против их политическо-социальной организации, и в этой борьбе находила послушных пособников в полиции и судах, то, какова бы ни была интеллектуальная победа рабочих, все эти полные надежд зачатки были разрушены.

Благодаря февральской революции существование Союза Коммунистов стало бесцельным, поскольку у рабочего класса теперь явилась возможность и способы для открытой пропаганды. Члены Союза рассеялись по всей Германии, прежде всего там, где следовало подталкивать буржуазный класс к обеспечению прав, которые необходимы пролетариату для его политической организации, — свободы союзов, печатай т. д. Гарантировать их, — в этом историческое призвание буржуазии; но пожертвовать ими из страха перед пролетариатом, — это было тайным умыслом германской буржуазии. Если только члены Союза Коммунистов не хотели возвратиться к ухлопыванию сил на сектантские организации, от чего они только что отрешились, они могли вступить на почву германской революции только как самое радикальное крыло демократии; из этого, однако, вовсе не следует, что им каким бы то ни было образом приходилось скрывать свою конечную цель, чего они и не делали на практике.

Сопротивляясь всякой сектантщине, они выступали и против всякой игры в революцию. Они поодиночке возвратились в Германию с той целью, чтобы действовать здесь в качестве фермента революционного движения. Разложившись таким образом, Союз Коммунистов тут-то и оказался превосходной подготовительной школой к освободительной борьбе рабочего класса. Почти повсюду, где германский промо

летариат начал приходить к некоторой ясности воззрении, мы открываем, что движущей силой были прежние члены Союза Коммунистов.

Впоследствии, когда с концом кампании в пользу имперской конституции в Германий воцарился белый террор, они опять оказались вместе. Как было до 1848 года, так и теперь революционная пропаганда в Германии стала возможной лишь посредством тайной организации, открытая же пропаганда была возможна только из-за границы, Но и на этот счет дело обстояло плохо, так как в германской эмиграции перемешались самые пестрые элементы, и всякая попытка сплотить эту толпу в интересах единства действий была безнадежна с самого начала или же, если такие попытки все же делались, они скоро погибали среди отталкивающей склоки.

К тому же правительства продолжали преследовать эмигрантов и в Швейцарии они добились полного успеха. Как постоянно бывало раньше и повторялось впоследствии, швейцарское право убежища изменило именно в момент, когда была величайшая необходимость в том, чтобы оно действовало. Швейцария, подчиняясь давлению германских правительств, в течение года изгнала 11.000 германских эмигрантов, искавших себе прибежища на ее территории.

Единственная серьезная попытка заставить германскую эмиграцию активно вмешаться в судьбы Германии исходила от Маркса и Энгельса. Они реорганизовали Союз Коммунистов, почти все старые члены которого собрались в Лондоне. Но некоторые члены Союза продолжали еще действовать и в Германии, — конечно, тайно; удалось также привлечь в организацию. Союза и влиятельнейших членов «Братства рабочих».

Однако, в течение лета 1850 года все более выяснялось, что революция неудержимо падает. Вместо того, чтобы плакать или негодовать, Маркс и Энгельс научно исследовали, почему нельзя воспрепятствовать такому обороту вещей. Они пришли к тому выводу, что как торговый кризис 1847 года был отцом революции, так промышленное оживление, постепенно начавшееся и в 1850 году достигшее полного расцвета, является отцом контрреволюции. Убедившись в этом, — о чем Маркс и Энгельс заявили открыто, — они пришли в непримиримое противоречие с революционными грезами эмиграции. В сентябре 1850 года на этой почве и в Союзе Коммунистов произошло разделение на две фракции, из которых, впрочем, ни одной не была суждена долгая жизнь.

Фракция, которая предалась бесцельной игре в революцию, именно благодаря этому и погибла. Другая же, сохранявшая верность старым принципам Союза, была разрушена кельнским процессом коммунистов, который по прямому повелению короля Фридриха Вильгельма IV-ro подстроил прусский провокатор Штибер, создавший низкий заговор лжи, обмана и клятвопреступления. Процесс перед кельнскими присяжными продолжался шесть недель, с 7 октября до 12 ноября 1852 года, и закончился тем, что из одиннадцати обвиняемых семь были приговорены к краткосрочному или продолжительному заключению в крепости.

С разложением этой наиболее сильной организации закончился первый период рабочего движения. Правда, некоторые ответвления «Братства рабочих» пережили Союз Коммунистов, но они имели лишь небольшое значение и вскоре были уничтожены полицией. 13 июля 1854 года восстановленный Союзный Сейм во Франкфурте-на-Майне возложил на германские правительства обязанность задавить все еще существовавшие рабочие союзы и под страхом наказания не допускать образования новых рабочих союзов. Главным инициатором этого постановления был прусский уполномоченный при Союзном Сейме Бисмарк, тот самый, которому впоследствии предстояло сделаться отцом закона против социалистов.