Иерархия общинных образований у западных бурят во второй половине XIX — начале ХХ вв

Проблема этнических традиций, в том числе этнической картины мира, относится к тем проблемам, разработка которых должна способствовать определению неизменных элементов этноса. Изучение бурятского общества второй половины XIX — начала XX в. показывает, что одним из центральных его элементов являлась принадлежность к определенному территориально-общинному коллективу. Осознание этой связи, ощущение себя как части данного коллектива выступало своеобразной комфортной средой для индивида, его мироощущением, и как следствие этого, являло собой устойчивую основу культуры.

Вопрос об общине у бурят занимает важное место в кругу проблем социальной истории. История общинной организации, являющейся органической частью общественного устройства бурят, ввиду малоразрабо-танности последнего, остается одной из актуальных тем бурятоведческих и сибиреведческих исследований.

Община во второй половине XIX — начале XX в. являлась реалией социальной и духовной жизни бурят, важным звеном механизма функционирования бурятского общества. Традиционная обрядность бурят со всей очевидностью показывает, насколько объективно важной представлялась общность людей по той или иной степени социального и кровного родства. В психологии бурят фактор общинно-родовой принадлежности и по сей день устойчиво сохраняет большое значение.

Особые трудности для исследования общинной организации, а в конечном счете общественного устройства бурят, заключаются в том, что отношения реликтового порядка (так называемые пережиточные отношения) наслаивались на вновь образовавшиеся, подвергали их определенной деформации. По-разному трансформируясь, они инкорпорировались в систему новых отношений. В итоге их синтез вел к такому развитию, когда большинство новых явлений выступало модификацией традиций исторически предшествующего периода и на протяжении известного времени приобретало облик институтов позднеродового общества. Отсюда актуальность этой многоаспектной и многообразной проблемы очевидна.

Хронологическими рамками исследования является период второй половины XIX — начала XX в. Выбор хронологических рамок обусловлен необходимостью выяснения особенностей социальной структуры и трансформации ее под воздействием ускоренного проникновения торгового капитала в Сибирь. С ростом товарно-денежных отношений усиливалась связь бурятского хозяйства с рынком. Развивавшаяся товарность хозяйства способствовала углублению социальной дифференциации в улусе. Нойоны приспосабливались к новым условиям: переводили в предпринимательское русло свое хозяйство, прибегали к найму рабочей силы. Серьезные изменения претерпевала и административная система: в рамках волостной реформы шел процесс реформирования местного самоуправления, когда ликвидировались степные думы, и управление строилось по русскому образцу.

Территориальные рамки исследования охватывают район расселения западных бурят, в исторической литературе называемый Предбай-кальем. Во второй половине XIX в. территория Предбайкалья включала не только бурят современной Иркутской области, но и население Тункинской долины нынешней Республики Бурятия.

Объект исследования. В историко-этнографической литературе имеется довольно условное деление бурятского этноса на две группывосточную и западную. История такого разделения восходит еще ко временам академических экспедиций XVIII в. Основой такого разделения явились территориально-географический и исторический признаки (отдельные отличия в типе хозяйства, антропологическом типе, особенностях языка, письменности, а также в вероисповеданий, родовом составе и др.). Исследователи новейшего времени, отмечая имеющиеся различия между двумя группами, предостерегают от преувеличения таковых.

Признавая все имеющиеся различия, все же следует иметь в виду, что обе группы составляли один этнос.

В состав западных бурят входили булагаты, эхириты и хонгодоры по племенной принадлежности. Среди них в этнографической литературе различали семь территориальных групп — это идинская, аларская, балаган-ская, кудинская, верхоленская, ольхонская и тункинская. В качестве основного объекта исследования выбраны балаганские, идинские, кудинские и верхоленские. Этот выбор обусловлен такими факторами, как большая, чем остальные, освещенность источниками, как и то, что их особенности типичны для бурятской культуры в целом.

Основным занятием западных бурят были скотоводство и земледелие, для некоторых из них была характерна преобладающая роль земледелия (аларцы, балаганцы, идинцы, кудинцы, верхоленцы). В отличие от восточных групп бурят западные вели преимущественно оседлый образ жизни. В условиях форсированного распространения православия среди бурят принявшие крещение лишь номинально изменяли религиозную принадлежность, сохраняя свою приверженность к шаманизму и соблюдая свои культовые обряды.

Цель и задачи исследования

Целью настоящей работы является исследование иерархии общинных образований у западных бурят во второй половине XIX — начале XX в., их особенностей.

Исходя из поставленной цели в диссертации ставятся и решаются следующие задачи:

— показать структурообразующие факторы общества западных бурят;

— исследовать особенности общинных образований;

— исследовать функции улусной общины в разных сферах жизни: хозяйстве, общественно-семейном быту, культуре;

— раскрыть своеобразие патронимической системы;

— рассмотреть изменения, произошедшие в социальной структуре западных бурят в результате социально-экономических процессов второй половины XIX — начала XX в.

Методологической основой исследования является принцип историзма в понимании этноисторических процессов, позволяющий показать динамику эволюции социальной структуры и тенденции в ее развитии, способствующий выяснению диалектической связи явлений. Использованы и теоретико-методические разработки видных ученых в области социальной сферы жизни (работы Ю. В. Бромлея, М. О. Косвена, Т. А. Жданко, Д. А. Ольдерогге и др.).

Применены сравнительно-исторический, системный методы, а также метод ретроспективных реконструкций. Использованные методы позволяют проследить процесс внутреннего развития, преемственности бурятской культуры и ее трансформацию через введение инноваций.

Степень изученности вопроса. Имеется обширная литература о социально-экономическом развитии, эволюции общественных отношений, история которых связана с проблемой сельской общины. Но при этом следует указать на тот факт, что улусная (сельская) община как таковая не являлась предметом историко-этнографического монографического изучения, хотя отдельные вопросы, связанные с ней, рассматривались. Обзор литературы показывает существование различных точек зрения по вопросу общинной организации у бурят в дореволюционный период.

Постановка вопроса об улусной (сельской) общине у бурят во второй половине XIX — начале XX в. принадлежит А. П. Щапову, работы которого и в настоящее время не потеряли источниковой и историографической ценности, несмотря на определенную идеализацию бурятской общины1. Несмотря на известный крен к идеализму, А. П. Щапов раскрыл если не многие, то некоторые и весьма существенные особенности улусной общины. Одна из них — генеалогическая структура общины. На современном ему документальном материале А. П. Щапов проанализировал процесс общинообразований различных уровней, воспроизводство более мелких образований общинного характера (загороди), показал развитие торговых связей и отношений, имущественное расслоение в общине, выделение сло-ев-сословий3. Оценка его трактовки общины была бы неполной, если не указать на тот факт, что исследователь обратил внимание на существование не столько гомогенных, родовых общин, сколько гетерогенных.

Признавая объективный характер представленных в его работе конкретных материалов, которые расширяют источниковую базу исследования, все же следует сделать некоторое уточнение: речь идет даже не столько о родовой общине, сколько о патронимической общине.

Научную ценность представляют также работы Б.Э.Петри4. Изучая в основном отношения родства, исследователь попутно обращался к проблеме общины. Рассматривая улус как общину, живущую одной большой патриархальной семьей, тесно сплоченной не только общностью происхождения и кровным родством, но и общностью материальных интересов5, он раскрыл суть общины как социального и хозяйственного организма. Его материалы о так называемом территориальном родстве косвенным образом указывают на первенствующее значение социально-экономических отношений в процессе материального производства, а также на то, что традиционное генеалогическое сознание прямо зависело от социально-экономических потребностей. Акцентирование Б. Э. Петри своего внимания на общности хозяйственных интересов при образовании общинных организмов уже говорит само за себя. Здесь очевидно игнорирование родовых связей. Представители разных групп родов в рамках отдельной общины скреплены воедино новыми обязанностями по отношению к административным органам — инородной управе. Однако Б. Э. Петри, обращая внимание на распространенную помощь, не считал противоречием то, что последняя практикуется только в роде. Организация трудоемких работ предполагала помощь, не ограниченную родовыми преградами, т. е. в них участвовали и соседи. Обращаясь к материалам Б. Э. Петри и других исследователей, следует заметить, что официальные роды конца XIX в. уже не представляли этнографического целого. Практика перехода из рода в род в целях удобства несения повинностей, платежей, наблюдавшаяся в течение XVIIIXIX вв., является тому одним из подтверждений. тл и Ч-«.

К числу других исследователей истории социальных отношении относится М. Н. Богданов. В его «Очерках истории бурят-монгольского народа» рассматриваются отдельные моменты общественного устройства, причем исследователь переоценивал значение родовых отношений в жизни бурят6. Хотя материалы относятся хронологически к предшествующему периоду, они не менее показательны, ибо автор «Очерков.» придерживался так называемой «родовой» концепции. На наш взгляд, достаточно убедительно об этом говорит его положение о том, что «соединения отдельных родов в обширные родовые союзы, со сложным федеративно-родовым общественным строением, обусловливало сплоченность и единство племен, благодаря чему буряты и могли в течение ряда десятилетий оказывать сопротивление напору русских, а затем в течение столетий сохранять свою племенную самостоятельность и особность. Этой солидарностью и сплоченностью бурят и была проникнута вся их экономическая и социальная жизнь, начиная с низшей, мельчайшей улусной общины и кончая племек7 нем .

Не однажды подчеркиваемый нами тезис о прямой зависимости общей проблемы генезиса нового общественного устройства от степени изученности общины как нельзя уместен в отношении работы Н. Н. Козьмина. В ней бурятское общество представлено состоящим из двух антагонистических классов, нойоны характеризуются как бурятские лендлорды, а улусные люди считаются закрепощенной массой, т. е. на общественный строй бурят экстраполируются институты развитого феодализма8.

Исследователь Н. В. Кюнер вслед за А. П. Щаповым считал, что социальные отношения до последнего времени определялись господством роМ гр довои структуры, на основе которой строился улус. I ак, в первом издании.

БСЭ (1927г.) в статье о бурятах Н. В. Кюнер определил улус как мелкую общинную единицу, объединявшую у западных бурят членов большой се9 мьи .

Бурятский улус в монографическом исследовании И. М. Манжигеева представлен как социальный институт, состоявший из нескольких групп, связанных родством10. Или автор не сумел преодолеть некоторые ошибочные представления своих предшественников об этом институте, или в ян-гутском бурятском роде процесс замены однородовых общин гетерогенными не получил повсеместного распространения.

В 40−60-е гг. вышли работы К. В. Вяткиной, Ф. А. Кудрявцева. К. В. Вяткина, основываясь на расселении родов в конце XIX — начале XX в., а также на данных о развитии родовых институтов в Бурятии, отмечает, что «родственный характер улусной общины постепенно заменялся территориальной связью. улус включал в себя семейные общины и отдельные семьи, относящиеся к близким родам, а в других случаях и к разным родам» 11.

Ф.А.Кудрявцев, следуя концепции дуализма сельской общины, показал, что специфика бурятской улусной общины проявлялась во взаимосвязи и противоборстве коллективной и частной форм собственности, в сочетании коллективного владения землей с частной собственностью на скот, жилище и пр12.

В работе Е. М. Залкинда предпринята попытка на огромном фактическом, ранее неопубликованном архивном материале определить границы общины, ее функции, степени действия ее прав в первой половине XIX в13. Существенным является указание Е. М. Залкинда на чересполосное проживание, а отсюда и совместное пользование землями не только бурятскими родами, но и русскими и эвенками14. Рассматривая отношения собственности и владения на широкой фактологической базе, Е. М. Залкинд совершенно справедливо пришел к убеждению, что хотя ведомство и род выполняли определенные функции в общей системе землевладения, фактическим владельцем и распорядителем земли была организация, подчас никак строго не оформленная, спаянная общими интересами, вытекавшими из совместного проживания, т. е. соседская или территориальная община15. Обращает на себя внимание тот факт, что Е. М. Залкинд, знакомый с работами А. П. Щапова, развил тезис о существовании как улусной общины, так и федеративной, состоявшей из совокупности улусов16. На широком документальном материале ярко показан как общественный, так и хозяйственный дуализм сложной и противоречивой социальной организации, общины. Первый, по мнению автора, заключается в вписывании общины в новую федеральную структуру общества, обеспечении ее ренты, хозяйственный же дуализм — в противоречивом сочетании общинных и частнособственнических тенденций в землепользовании. Е. М. Залкинд не раз подчеркивал одну из особенностей бурятской общины — правосознание,.

17 являвшееся действенным фактором в жизни общинников .

Указанная работа являет собой новый научный уровень исследований. Е. М. Залкинд раскрыл и наметил многие аспекты общины, например, ее генезис, функции, действенную роль правосознания в общинной жизни, изменение общины под влиянием общих социально-экономических процессов и др. Выделение новых аспектов обусловливалось вводом новых документов, архивных конкретных материалов, более широко и разносторонне отражающих жизнь общины.

В коллективном труде «История Бурят-Монгольской АССР» бурятская община отдельно не рассматривается, но затронуты некоторые вопросы, связанные с ней и касающиеся природы социальных отношений в об.

1 Я щине. Авторы отмечают, что в рассматриваемый период в ходе развития капиталистических отношений шел процесс дальнейшего расслоения бурятского общества, когда образовывались новые социальные группы — кулаки, сосредоточившие в своих руках основные средства производства и прибегавшие к наемному труду, с одной стороны, батраки и бедняки, вынужденные продавать свою рабочую силу, с другой. Наряду с наймом широко использовались и традиционные, докапиталистические формы эксплуатации19. Наиболее существенной представляется позиция авторов в оценке уровня общественного развития второй половины XIX в., для которого характерно переплетение новых, капиталистических, отношений, проникавших в улусы, с полуфеодальными и патриархально-родовыми20. Это положение позволяет нам говорить о сохранении общиной — основной единицей общественного устройства — важных черт своей структуры, более того утверждать, что община XIX в. — многоукладная социально-экономическая единица.

И.А.Асалханов, автор ряда капитальных работ, посвященных изучению экономических и социальных отношений, на основе архивных и литературных источников сделал вывод о все большем втягивании хозяйства бурят в капиталистическое русло, однако при этом указывал на живучесть докапиталистических традиций. Им показана большая роль общины, а.

О 1 также распространенность прежде всего одноулусных общин. Исследователем была предпринята попытка определить демографические параметры общины, ее народонаселение. Так, приведенные автором фактические данные, согласно которым, например, в 4-м харанутском, 1-м бабаевском, 2-м бабаевском родах числилось 17 улусов, дворов 399, душ обоего пола -22.

2134, позволяют определить населенность одного улуса.

Общинная тематика нашла отражение и в наших статьях, в которых проводится анализ особенностей общинных образований, показана их иерархическая сложность, а также на примере семейно-родственных групп, известных в зарубежной науке как линидж, или субклан, показана вневременная устойчивость общинно-родового сознания, своеобразное влияние которого на общественные отношения нельзя игнорировать23.

История изучения проблемы показывает, что общинная тематика в будущем нуждается в дополнительной ее разработке. Важно исследование проблемы генезиса, эволюции общины, механизма инкорпорации общины в новую систему общественных отношений в рамках Российского государства и возникавших вместе с ней различного рода модификаций. Особое внимание необходимо уделить более углубленному рассмотрению общины с точки зрения социальной дифференциации в ней, отражающей развитие товарно-денежных отношений, а также ее консерватизма, наряду с другими факторами препятствовавшего процессу классообразования, развитию более высокого способа производства. Несомненно, дальнейший анализ источников (архивных, литературных и пр.) выявит ряд других аспектов рассмотрения проблемы общины у бурят, что позволит дать наиболее целостную картину института общины.

Источниковая база исследования. В основу изучения легли архивные, литературные и полевые материалы. Основным источником явились документы местных и центральных архивов (НАРБ, ГАИО, ПФ, А РАН, РГИА, РГВИА). Просмотрено и изучено более 170 дел, большинство которых впервые вводится в научный оборот, в том числе из фондов НАРБ: ф.1 (Кудинская степная дума), ф.2 (Селенгинская степная дума), ф. З (Балаган-ская степная дума) — фондов ГАИО: ф.151 (Ленская инородная управа), ф.152 (Хенхудурское родовое управление), ф.223 (Верхоленская степная дума), ф.293 (Восточно-Сибирский отдел РГО) — фондов ПФ, А РАН: ф.282 (материалы Л. Я. Штернберга, М.А. Кроля), ф.135 (материалы К.В. Вятки-ной), ф.142 (материалы Б.Э.Петри), ф. ЗО (материалы Титова) — фондов РГИА: ф.1264 (Первый сибирский комитет) — фондов РГВИА: ф.1446 (Военно-окружной совет Восточно-Сибирского военного округа), ф.1447 (Штаб Восточно-Сибирского военного округа).

Эти материалы по характеру несущей ими информации очень разнообразны и содержат ценные данные, необходимые для освещения многих аспектов темы. Это различные указы, распоряжения окружного правления, различной периодичности отчеты органов управления, начиная от низшего — улусной общины вплоть до высших органов местного самоуправленияСтепных дум, протоколы их заседаний, различные тяжбенные, судебные дела, общественные приговоры по ним, увольнительные и приемные свидетельства, а также статистические материалы, отражающие демографические параметры населенных пунктов, в частности подворные списки, этнографические заметки о быте, отношениях родства. Впервые вводимые в научный оборот, они позволяют очертить круг проблем, а также раскрыть природу некоторых явлений.

Второй группой источников явились дореволюционные исследования, в которых содержится ценный фактический материал. Это описание путешествий, экспедиционный материал об «инородческих племенах», которые позволяют определить пространственную сферу расселения бурят, -не только общую картину расселения, но и места локализации отдельных генеалогических групп. Наблюдения очевидцев также явились источнико-вой базой исследования. Причем следует указать на условность разделения данного вида источников и литературы, использованной в работе. К их числу относятся работы А. П. Щапова, Б. Э. Петри и др24.

Работы А. П. Щапова — результат его исследований, предпринятых им в 1874 г. по поручению Сибирского отделения РГО с целью этнографического изучения Верхоленского района. Рассматривая материалы А. П. Щапова с точки зрения их достоверности, отметим, что источником исследований самого А. П. Щапова явились архивные материалы, которые доступны лишь благодаря его публикациям, поскольку пожар в Иркутске в 1879 г. уничтожил архивохранилище.

Ценность его работ состоит еще и в том, что он проводил и личные наблюдения во время сибирской ссылки. Материал его полевых изысканий весьма богат и объективен, чему, в частности, способствовали личные связи исследователя с коренным населением — сам он родился в Предбайкалье, его мать была буряткой.

Третьей группой источников явились материалы статистико-экономического обследования населения Иркутской губернии в конце XIX в. В них нашли отражение хозяйственный быт, порядки землепользования сельского населения в различных округах Иркутской губернии.

Четвертой группой источников послужили нормативные акты обычного права бурят. Нормы обычного права, как отражавшие механизм функционирования этноса, имеют весьма важное значение в исследовании улусной общины. Представляя ядро соционормативной культуры, обычно-правовые нормы позволяют показать имевшиеся в обществе средства организации коллективной жизни.

Пятой группой источников явилось наследие устного народного творчества бурят. Будучи важным компонентом общественного сознания, фольклор выступает одним из каналов интериорной информации этноса. Мифы, исторические предания и легенды несут в себе важную информацию, в том числе отражающую осознание племенной общности, генеалогическую память, а также «привязку» генеалогических групп к определенной территории, что способствует выявлению этнической территории каждой из них. Стремление осознать себя как единую общность выразилось, например, в мифологическом материале в переплетении действительного и вымысла, доходящего до фантастических форм (например, Буха-ноен-баабай как прародитель бурятского этноса).

Шестой группой источников явились наши полевые материалы. Они представляют новые данные, дополняющие имеющиеся в историко-этнографической литературе, и содержат сведения о традиционно-бытовой сфере, генеалогических группах, генеалогической памяти, выраженной на практике в устном, а в иных случаях и письменно фиксируемом, знании своей родословной, а также о номенклатуре родства и свойства, их значении.

Седьмую группу источников составили этнографическая литература и труды по топонимике (Ю.В.Бромлей, Т. А. Жданко, М. Н. Мельхеев, Л. В. Шулунова и др.). Этнографические труды послужили ориентиром в новом осмыслении имеющихся материалов. В работах по топонимике нашла отражение родовая номенклатура, что, в известной степени, позволило коррелировать родовой состав с имеющимся.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые рассматривается иерархия общинных образований у западных бурят. Работа представляет собой первый опыт исследования социальной структуры в аспекте соотношения генеалогических и общинно-территориальных структур на примере западных бурят. Эти структуры не идентичны, но специфически сопряжены, т. е. они определенным образом взаимосвязаны. Эта связь (диалектическая) претерпевает исторические изменения — сфера действия генеалогического принципа вытесняется административными, правовыми отношениями, а общинные структуры получают новые функции.

Основной акцент сделан на изучение улусной общины как представлявшей ту микросреду, где фокусировалась вся жизнь социума со всеми его отношениями и связями.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы в обобщающих историко-этнографических работах, в разработке спецкурсов в ВУЗах, в научно-прикладных целях, например, для краеведческих музеев, работников культуры и народного образования.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на конференциях и научных сессиях:

1. на конференции молодых ученых (октябрь 1987 г.) доклад «О диалектической связи генеалогических и общинно-территориальных отношений» .

2. на научной сессии (1989г.) доклад «Иерархия общинных образований» .

3. на VIII Республиканской конференции молодых ученых и специалистов по общественным наукам (декабрь 1989 г.) доклад «Общинные образования у бурят (к постановке проблемы их иерархичности)» .

4. на научной сессии (1991г.) доклад «Улусная община как субъект собственности и владения землей» .

5. на научной конференции «Проблемы культуры Бурятии: история и современность» (июнь 1998 г.) доклад «Общинные структуры в местном самоуправлении бурят в XIX — начале XX в.» .

Диссертация обсуждена на заседании отдела истории, этнологии и социологии Института монголоведения, буддологии и тибетологии БНЦ СО РАН и рекомендована к защите на соискание ученой степени кандидата исторических наук.

1 Щапов А. П. Бурятская улусная родовая община // Известия ВСОРГО. -Иркутск, 1875. — Т.5. — № 3−4. — С. 128−146.

2 Там же.-С. 129.

3 Там же.-С. 130, 138.

4 Петри Б. Э. Элементы родовой связи у северных бурят // Сибирская живая старина. — Вып. 2. — Иркутск, 1924; его же. Территориальное родство у северных бурят. — Иркутск, 1924; его же. Внутриродовые отношения у северных бурят. — Иркутск, 1925.

5 Петри Б. Э. Элементы родовой связи. — С. 99.

6 Богданов М. Н. Очерки истории бурят-монгольского народа. — Верхне-удинск, 1925.

7 Там же.-С. 99.

8Козьмин H.H. К вопросу о турецко-монгольском феодализме. — М. — Иркутск, 1934.-С. 135−136.

9Кюнер Н. В. Буряты // БСЭ. — 1-е изд. — 1927. — С.238. 10Манжигеев И. М. Янгутский бурятский род (опыт историко-этнографического исследования). — Улан-Удэ, 1960. 11 Вяткина К. В. Очерки культуры и быта бурят.- JL, 1969.

1 О.

Кудрявцев Ф. А. История бурят-монгольского народа.- M.-JL, 1941.-С.172.

13 Залкинд Е. М. Общественный строй бурят в конце XVIII — первой половине XIX в. — М., 1970. — С. 218−219.

14 Там же.- С. 206.

15 Там же.- С. 218.

16 Там же.- С. 219.

17 Там же.- С.235−236.

18 История Бурят-Монгольской АССР. — Улан-Удэ, 1954. — Т.1.

19 Там же. — С.297 — 302.

20 Там же — С. 295.

21 Асалханов И. А. Социально-экономическое развитие Юго-Восточной Сибири во второй половине XIX в. — Улан-Удэ, 1963. С. 134.

22 Асалханов И. А. Социально-экономическое развитие улусов Кудинского ведомства Иркутского уезда Иркутской губернии во второй половине XIX в. // Бурятский пед. институт. — Ученые записки. — Вып. 14. — Улан-Удэ, 1958. — С. 79.

Сыденова Р. П. Иерархия общинных образований в Бурятии (вторая половина XIX — начало ХХв.) // Традиционная обрядность монгольских народов. — Новосибирск, 1992. — С. 9−24- ее же. О патронимических группах у бурят (к проблеме изучения общинных структур Х1Х-начала XX в.) // Философия и история культуры: национальный аспект. — Улан-Удэ, 1992. — С. 57−66.

24 Щапов А. П. Бурятская улусная родовая община // Известия ВСОРГО. -Иркутск, 1875. — Т.5. — № 3−4. -С. 129−146- Петри Б. Э. Элементы родовой связи у северных бурят // Сибирская живая старина. — Вып.2. — Иркутск, 1924 и др.

Заключение

.

Во второй половине XIX — начале XX в., в условиях широкого влияния Российского государства, все большего вовлечения бурят в процесс развития товарно-денежных отношений, бурятское общество сохраняло в немалой степени архаические черты. Последние составляли традиционные основы бурятского общества, выраженные в важной роли родового (генеалогического) принципа.

Традиционная идеология бурятского общества, выраженная в генеалогических представлениях об основных его социальных группах, служила многие века своеобразным отражением и мировоззренческим обоснованием сложной иерархическои организации. В то же время родоплемен-ная структура не сводилась только к генеалогиям: она всегда имела определенное пространственное измерение. Каждому иерархическому уровню в традиционной структуре — от племени до минимального родового подразделения (ураг) — специфическим образом соответствовало то или иное общинно-территориальное образование, что к концу XIX в. в значительной степени было нарушено. Своеобразным «памятником» единства генеалогического и территориального принципов стал так называемый административный род, в котором собственнородовое начало переродилось в территориально-административное.

Анализ расселения племен и основных родов свидетельствует об их определенной территориальной общности. Выявление улусных общин с однородовым составом в XIX в. дает основание говорить о существовании некогда органического единства родового (генеалогического) и общинного (территориального) принципов. В рассматриваемый период оба указанных принципа еще сосуществовали, но явно проступала тенденция перекрывания и вытеснения родового начала отношениями, определяемыми административно-фискальной системой и духом капиталистического предпринимательства.

Роды (ни в своем естественно-генеалогическом, ни в административном виде), как правило, не выступали субъектами социально-политических отношений. Таковыми являлись номерные подразделения бурятских родов, за которыми и закреплялся административно-фискальный статус «официального рода» .

Изучение улусной общины, являвшейся основным элементом общественной организации, позволяет придти к выводу, что улусная община, сохранив многие элементы традиционных демократических отношений, в то же время стала иной. Это касается ее внутренней организации и функций. Внутренняя организация характеризовалась стремительным переходом от однородового состава к гетерогенному. Распространение гетерогенных общин наряду с однородовыми объективно отражал процесс вытеснения генеалогически организованных объединений. Все это, в свою очередь, позволяет определить общину на рубеже веков как находившуюся на переходном этапе своего развития. Уже далеко зашел процесс имущественного расслоения. Помимо традиционных функций регулирования отношений между общинниками для кооперации и интеграции их усилий, улусная община приобрела статус основной ячейки непосредственной эксплуатации бурятского населения со стороны государства, так как именно она собирала все поступления в казну с населения и организовывала все принудительные работы.

Вместе с тем в жизни общины была значительна роль родовых шу-ленг и старост. Благодаря им сохранялись и передавались многие этнокультурные традиции, внедрялись новые, прогрессивные элементы культуры (новые отрасли хозяйства, школы, библиотеки и т. д.).

Рассмотренные материалы позволяют сделать вывод, что в основе образования общин лежали экономические связи, совместный труд, общность владения земельными угодьями. Они позволяют также выделить структурные элементы, отличавшиеся иерархической соподчиненностью: многоулусная община (административный род как один из ее вариантов), улус и болынесемейная община (так называемая «загородь»).

Наряду с улусами, имевшими в своем основании родовое (генеалогическое) ядро, в жизни западных бурят на рубеже веков сохранили свое значение и другие элементы традиционных родовых отношений. Речь идет о некоторых институтах родства, получивших в теоретической литературе наименование патронимии, а среди бурят известных как ураг. Рассмотрение семейно-родственной организации улуса позволяет выделить категорию, включающую родственников до 7−9 колена, в своем единстве образующую такой институт, как ураг («родство»). Такие корпорации основывались на генеалогическом принципе и представляли собой, по существу, подразделения рода. Генеалогическая связь не была в то же время единственным признаком урага, эти корпорации имели тенденцию к экономическим связям. Она реализовывалась не всегда, но во многих случаях приводила к формированию в рамках улусной общины структурных ее единиц, включавших от одной до нескольких больших семей, связанных родством и имевших определенный уровень хозяйственного единства.

В жизни улусной общины большое значение имели различные обряды, обусловленные традиционными верованиями народа. Наряду с родовыми тайлаганами в рассматриваемый период получали распространение улусно-общинные, которые имели социально-интегрирующее значение в сплочении улусных людей, являвшихся представителями разных родов.

Характерные для традиционной социальной структуры генеалогические принципы организации общества по мере втягивания бурятского населения в систему Российской империи, развития производительных сил, отступали под натиском принципов, имевших государственно-правовой характер.