Эволюция культуры: Информационный отбор

Предметом настоящего исследования является эволюция культуры, проблема столь же древняя, как сама культура. Все религиозные системы, философские школы, великие мыслители (от Платона до Эйнштейна) прямо или косвенно выдвигали свою картину мира и его развития. Все эти картины величественны, убедительны и — неполны одновременно.

В XX веке интерес к фундаментальным проблемам бытия обострился: никогда прежде не возникало за такой короткий период столько глобальных понятий, моделей, идей: космологические теории Эйнштейна (91), Хокинга (218), теория биогеоценоза и идея ноосферы (20), синтез генетики и дарвинизма в общей теории жизни, психологические теории Фрейда (173, 174) и Юнга (202), концепция времени и «порядка из хаоса» Пригожина (135, 136).

Рядовому исследователю, вроде бы, не по рангу подступаться к теме, над которой трудились великие. Оправданием может служить сознание того, что любая теория условна, временна и принципиально не в состоянии объять действительную полноту мира, являя собой лишь фрагмент адекватного времени мифа (в наши дни ~ «одного из элементов мифа, называемого наукой» (Юнг: 200) — что каждое время открывает невидимые ранее горизонты и проекциичто новый взгляд лишь дополняет известные доктрины и системы, базируясь на них и без них принципиально не существуя.

Актуальность темы

исследования во все времена не вызывает сомнения, но особенно она обостряется в периоды переломные. Сегодняшняя мировая (западная) культура находится в полосе кризисной. Существование советского блока отодвигало главную проблему на второй план. После исчезновения внешней опасности с очевидностью проявилась угроза внутренняя: демократическая цивилизация не в состоянии ни обозначить, ни, тем более, объяснить рядовому члену общества смысл его существования.

Потому крайне насущно вновь подвергнуть анализу развитие культуры и попытаться предугадать общее направление ее движения. Научный и технологический прогресс, общественные перемены стимулируют стремление заново обозначить закономерности, сегодня усматриваемые в ускоряющемся историческом процессе.

Цель настоящей работы — выделить лежащий в основе саморазвития культуры «общий принцип», точнее одну из его проекций, одно из множественных проявлений «причины самого себя», предложить одну из возможных, адекватных современным научным представлениям моделей эволюции культуры.

Подобная постановка определяет конкретные задачи исследования. Во-первых, найти схему, максимально широко покрывающую всевозможные эволюционные явления, и предложить гипотезу общего эволюционного принципа.

Во-вторых, апробировать гипотезу, оценить, насколько полно в данном аспекте удается интерпретировать эволюцию культуры, насколько универсальной оказалась выбранная проекция «причины самого себя», которая должна проявиться в эволюции социальной и хозяйственной, в динамике художественной культуры и смене глобальных психологических установок. Однако ввиду необъятности задачи здесь рассматриваются лишь два (хотя и достаточно показательные) из всего спектра эволюционных подпроцессов: развитие социального устройства и художественной культуры.

Наконец (в случае успеха), использовать предложенный принцип для эвристического прогноза, для того, чтобы наметить ориентир движения, представить некоторые черты следующей фазы культурной эволюции.

Подход базируется на современных естественно-научных представлениях. Однако представления эти используются в форме метафоричной, не претендующий на строгость научно-философских теорий или концепций. Подобный метод позволяет оперировать моделями, в которых открываются новые, неожиданные точки зрения на важнейшие проблемы культуры. Такая свободная форма отвечает взглядам и возможностям автора и продиктована самой масштабностью анализируемой системы.

Искомая общность принципа должна базироваться на его универсальности, применимости к самым разным областям и периодам культуры и знания, на его, хотя бы условной, степени «объективности» и верифицируемости. Представляется, что указанным критериям в значительной степени может ответить принцип информационный. Развитие культуры во все времена и во всех областях связано с коммуникацией, а следовательно и с передачей некоей специфической информации. Богатый, развитый язык теории информации открывает широкие возможности для описания процесса коммуникации в самых разных сферах познания и жизнедеятельности.

В настоящей работе автор опирался на достижения мировой и отечественной науки в области кибернетики, теории информации, эволюционной биологии, культурологии, на философско-эстетические и социологические эволюционные теории, активно используя междисциплинарные подходы (в первую очередь, структурно-системный и теоретико-информационный).

В качестве научных предпосылок данного исследования следует, в первую очередь, выделить работы «отца» кибернетики Н. Винера (21, 22), создателя теории информации К. Шеннона (182, 184), труды М. Бензе (205 — 207), Ст. Вира (10), Л. Бриллюэна (12), Л. М. Веккера (16), Г. А. Голицына и В. М. Петрова (29−31, 131), Кошкина В. М. (88 — 89), Л. Б. Левитина (95 — 97), H.H. Моисеева (111 — 114), А. Моля (115−117), У. Эшби (196 — 197), использовавших информационный подход и кибернетические модели для исследований в самых разных областях (от проблем измерения и экономики до деятельности мозга и восприятия искусства).

Вторая группа работ, на которые опирался автор, посвящена современным проблемам эволюционной биологии. В ряду специалистов по эволюционной биологии, синтезировавшей достижения дарвинизма (39 — 40) и генетики (123), (В. Грант (33), Э. Майр (103), Г. А. Югай (198)) необходимо выделить значение работы И. И. Шмальгаузена (185 -187) — биокибернетической информационной модели саморазвития живого. В эту группу необходимо включить помимо биологов того же Н. Винера (21), Дж. фон Неймана (119 — 120), У. Эшби (196), развивавших в своих трудах принципы общности информационных принципов эволюции живой природы и развития автоматических систем, Эйгена (190 — 191), предложившего информационную теорию самозарождения жизни.

На общие культурологические представления автора помимо вошедших в классику теорий: A.A. Богданова (11), М. Вебера (15), В. И. Вернадского (19), Н. Винера (21 — 22), К. И. Леонтьева (99), К. Маркса (107 — 108), А. Тойнби (158 — 159), А. Л. Чижевского (180), — влияние оказали труды и теории современных ученых-культурологов: П. С. Гуревича (34 — 36), С. Н. Иконниковой (73), М. С Кагана (74 — 75), К.

Мартиндейла (225 — 226), А. Моля (115 — 117), Д. Г. Перцева (130), В. П. Рыжова (142 — 143), А. Тоффлера (162).

Исследования эволюции художественной культуры тесно связаны как с информационными подходами М. Бензе (205 — 207), Г. Биркхофа (208), ГА. Голицына и В. М. Петрова (30 — 31, 132),. Г. В Иванченко (71), так и с новыми подходами М. А. Афасижева (5 — 6), К. Б. Соколова (151, 152), Ю.У. Фохта-Бабушкина (170, 171), рассматривающих художественную культуру в широком философском контексте, с классическими эстетико-философскими подходами Е. Я. Басина (7, 8), Оганова A.A. (121, 122),. В. И. Тасалова (156), с психологическими трактовками восприятия искусства JIM. Веккера (16), Л. Я. Дорфмана (43, 44), В. Е. Семенова (147, 148), Ю. А. Филиппьева (169).

Самоорганизация культуры, базирующаяся на представлениях об увеличение сложности и адаптивности, послужила основанием для ряда теорий эволюции культуры. Так H.H. Моисеев (112) построил теорию коэволюции — взаимосвязанного развития природы и общества. Глобальный эволюционный процесс H.H. Моисеев определяет действием адаптации и (привлекая одно из фундаментальных понятий синергетики) бифуркационных механизмов.

В.А. Геодокян предложил для объяснения биологической и культурной эволюции теорию каскадной коэволюции сред и систем (26, 27). Глобальная идея диморфизма позволила автору создать многообещающую модель эволюции асимметрии, сексуальности и культуры, пандифференциацию и сексуализацию В. А. Геодокян рассматривает как фундаментальные процессы, определяющие развитие культуры.

Г. А. Голицын и В. М. Петров построили эволюционную схему, вводя общий принцип максимума информации (29, 30) и обосновывая наличие информационных процессов двух типов. Первый предназначен для детальной переработки малых объемов информации и соотносится с рационализмом и аналитичностью. Второй — для параллельной обработки больших объемов с не слишком большой точностью, связывается с интуитивностью и характеризуется синтетичностью. Используя общий принцип и теорию чередования лево-правополушарных процессов авторы предъявляют убедительную модель эволюции биологической и социокультурной сфер.

Однако наличие широкого спектра эволюционных теорий нисколько не отвергает появление новых. Сегодняшние научно-философские взгляды исключают гегемонию какой-либо отдельной теории, утверждая плюрализм и множественность точек зрения. Особо перспективно построение теории, которая смогла бы, не только объяснить известные исторические этапы, но и попыталась бы наметить общие контуры грядущей эволюции культуры.

Работы по эволюции стилей, жанров, видов и родов искусств, труды по социальной эволюции оказали стимулирующее влияние на деятельность междисциплинарного семинара в отделе информатики Государственной Третьяковской галереи (1990 — 1996 гг.), регулярно проводимого с 1997 года Международного симпозиума по информационным подходам в культуре, использовались в работе Ассоциациии по новым информационным технологиям (1996 — 2000 гг.) для решения проблем компьютеризации музеев и представления музейного достояния в глобальных сетях, использовались для пропаганды новых направлений на сайте Международного комитета по документации и информации. Эвристические модели дают основание для новых исследований динамики человеческой популяции и путей развития и использования компьютера в социальной жизни и культуре.

Диссертация была обсуждена, одобрена и рекомендована к защите Отделом социологии художественной жизни Российского института искусствознания. Основные идеи и результаты работы излагались на научных семинарах, региональных, всесоюзных, российских и международных конгрессах, конференциях, симпозиумах, в том числе на:

— Международном симпозиуме «Искусство и эмоции», Пермь, 1991.

— XII Международном конгрессе по эмпирической эстетике, IAEA, Берлин (Германия), 1992.

— Научной конференции «Человек в изменяющемся мире: социальные и психологические проблемы», Санкт-Петербург, 1993.

— Международном коллоквиуме «Исчезновение жанров», Валансьен (Франция), 1993.

Научно-практической конференции «Культурная политика в сфере искусства», РИИ, М., 1994.

Международном семинаре «Культура на пороге III тысячелетия», Санкт-Петербург, 1994.

— Международной научной конференции «Информатизация и проблемы гуманитарного образования», Краснодар, 1995.

— XIII Международном конгрессе эстетики, IAE, Лахти (Финляндия), 1995.

— XIV Международном конгрессе Ассоциации Эмпирической Эстетики, IAEA, Прага (Чехия), 1996.

— Международной конференции «Российская интеллигенция», РИИ, М&bdquo- 1996.

— Международном научном симпозиуме «Эмпирическая эстетика: информационный подход», Таганрог, 1997.

— XV Международном конгрессе Ассоциации Эмпирической Эстетики, IAEA, Рим (Италия), 1998.

— Международном научном симпозиуме «Взаимодействие человека и культуры: теоретико-информационный подход», Таганрог, 1998.

— Международной конференции EVA-98 — Москва ~ «Электронные изображения и визуальные искусства», Vasari, М., 1998.

— Международной конференции «Интернет — обществоличность», «Институт открытое общество», С-Пб., 1999.

— Международной конференции CIDOC (ICOM), CIDOC, Лондон (Англия), 1999.

— Международной конференции «Искусство XX века: итоги столетия», С-Пб.: Государственный Эрмитаж, 1999.

— Конгрессе по новым информационным технологиям «Интернет в образовании, экономике, искусстве», Немецкий культурный центр имени Гете, М., 2000.

Международной научно-практической конференции «Произведение искусства в образовательном процессе», Государственный Русский музей, С-Пб., 2000.

— XVI Международном конгрессе Ассоциации Эмпирической Эстетики, IAEA, Нью-Йорк (США), 2000.

— Международной конференции CIDOC (ICOM), ICOM, Оттава (Канада), 2000.

Предлагаемая информационная модель носит, как отмечено, исключительно метафорический характер, и возможности данного спекулятивного метода принципиально ограничены достижением только приблизительных, сравнительно-качественных результатов. Тем не менее, автор надеется, что эволюционную гипотезу удастся продуктивно использовать не только при анализе известных эволюционных явлений в культуре (причем, во всем многообразии антропогенетических процессов, от филогенетических до онтогенетических), но и для того, чтобы представить цельность — и стало быть, перспективу — творческой эволюции.

Однако оценить перспективы предлагаемого подхода возможно лишь после того, как при анализе конкретных эволюционных процессов будет показана эффективность гипотезы.

Соответствующая установка определила структуру данной работы. Первая часть работы посвящена поиску «общего принципа», конструированию гипотетической модели эволюции культуры.

Во второй части проводится анализ самых общих закономерностей филогенеза — развития социального. Если (в антропоцентричной картине мира) принять, что «.весьма большая часть филогенетического процесса была посвящена созданию возможности хорошего онтогенетического обучения» (21, 253 — 254)), то такое начало выглядит вполне логичным. Огромное историческое наследие предоставляет тут возможность для наиболее широких обобщений.

В третьей рассматривается развитие художественной культуры. Если в обширном классе общественных процессов социальную эволюцию выделить как полярную онтогенезу, то на другом конце спектра окажутся явления художественной культуры, наиболее сильно связанные с процессами индивидуального развития.

Именно эта связь может служить мостиком, соединяющим знания об обществе с вопросами индивидуального становления (аккумулируемым результатом которого являются все социо-культурные преобразования). Рекомендацию Бергсона: «Целое имеет такую же структуру как и Я, и. мы постигаем Целое путем все более глубокого постижения Я» (72, 25), — можно инвертировать и двигаться к постижению Я, анализируя такую важную часть Целого как общество. Этот сложнейший вопрос лишь слегка затронут в заключительной, четвертой части, где кроме того предпринята попытка наметить общую картину антропогенетической эволюции и предложить эвристическую картину грядущей фазы эволюции культуры и человека.

ЧАСТЬ I.

В ПОИСКАХ «ОБЩЕГО ПРИНЦИПА» .

В какой же сфере современного знания искать актуальный «общий принцип», меняющий вместе с сезонами-эпохами форму и окраску, — то первоначало, что виделось эллинам как вода или воздух или огонь, являлось средневековому человеку как Дух Божийпытливому сознанию Нового времени открывалось в виде саморазвивающейся Абсолютной Идеи или вечной, неуничтожимой материи, которые в сегодняшней культуре вновь сливаются в неоэнергетизме с его центральным представлением о «поле» ?

И область поиска, и его результат будут определяться исходными установками, которые следует прежде всего сформулировать. За основу примем тезис о цельности культуры, о единстве области гуманитарного знания и области знания естественнонаучного.

Сегодня этот тезис не нуждается в аргументации. Современная экономика, социология, философия, лингвистика просто не существуют без статистических методов, математической логики, системного подхода. «Именно связность „языка математики“ и „языка искусств“ в единой системе культуры, с одной стороны, и принципиальное различие их имманентной организации, с другой, делают содержательным акт взаимного перевода текстов на этих языках, т. е. позволяют им взаимно выступать в качестве основ для построения метаязыка описания» (Лотман (95, 7)).

Связность естественнонаучного и гуманитарного знания глубже, а история взаимодействия продолжительней, чем нынешний процесс экспансии естественнонаучных методов (и их языка — математики) в сферу гуманитарных наук, что отчетливо обозначено новыми пограничными дисциплинами (структурализм, семиотика и пр.).

Прежде всего отметим часто упускаемую из вида взаимность влияния двух областей знания, их общие истоки, корни. «Метаязык», который в XX веке обретает грамматическую форму, существовал и ранее. Хорошо известно непреходящее влиянии гуманитарной культуры на развитие точных наук. Яркий пример — работа Эйнштейна над специальной теорией относительности: по свидетельству гениального ученого, важнейшее значение для его творчества имели не физические теории, главного идейного единомышленника он нашел в Достоевском.

Цельность культуры распространяется и на теоретическую и практическую ее части. Теоретическое знание обычно рассматривается как опережающее и стимулирующее знание практическое. Действительно, рождение квантовой механики предшествует созданию атомной бомбы или атомных электростанций. Однако и само теоретическое обобщение есть промежуточный рубеж развития практического знания и философско-интеллектуальной практики. Стохастические принципы устройства Вселенной, которые утвердились в современной физике, имеют длинную предысторию: философские идеи релятивизма были актуальны в культуре еще с конца прошлого столетия.

Кроме очевидного взаимодействия гуманитарной и естественнонаучной сфер существует и более сильное, скрытое, проявляющее некие общие алгоритмы мировосприятия. Так, прогресс экономических наук в XIX веке можно связать с достижениями термодинамики. Если законы сохранения и превращения энергии интерпретировать шире и выразить в категориях стоимостных (за все в жизни нужно платить, и цена всегда выше стоимости), то в политэкономических теориях можно увидеть проекцию указанных законов на сферу социально-экономических отношений.

Нынешний прогресс точного знания указывает на область строгих естественных наук как на наиболее благоприятную для поиска «общего принципа». Именно в этой области, наиболее ясной и формализованной, оснащенной мощным инструментарием и богатым, развитым языком, следует искать универсальный принцип, который, можно надеяться, будет применим на всем многомерном пространстве культуры.

Универсальная схема Эволюцию культуры можно анализировать с разных точек зрения: как конкуренцию генов (социобиология) или самоорганизацию нейронов (теория Емельянова-Ярославского (68)) — изнутри, на «клеточном» уровне. В данной работе предлагается подход «морфологический», цель которого ~ отыскать закономерность изменений макроскопических: общественного устройства, институтов культуры, стереотипов поведения. Эти подходы, естественно, не противоречат друг другу, в них акцентируется внимание на различных сторонах единого эволюционного процесса, также взаимосвязанных, как, например, механическое усложнение организма и развитие кровеносной системы.

Чтобы обнаружить проявление «общего принципа» в живой, безмерно сложной ткани культуры, следует определить соответствующее поле действия, выстроить модель «бытия и сознания», приложимую к самым разным (социальным, экономическим, художественным, личностным) процессам.

Такую модель можно получить, представляя эволюцию общества и человека как интегральный результат множества взаимодействий «личность — культурная среда». Подобная схема с сильной обратной связью, действующей на фундаментальных уровнях, включает главные процессы: филогенетический и онтогенетический, развитие общественное и индивидуальное.

В рамках такой схемы культурная среда есть совокупность человечества с освоенной природой. Культура — интегральный опыт — распределена в этом пространстве. Основные носители ее: люди и становящаяся «новая реальность» (аккумулированный результат человеческой деятельности). Меняющаяся под воздействием человека живая и неживая природа также становится носителем отмеченного опытавосприятие природы в значительной мере осуществляется через призму культурных представлений.

В схеме «личность — культурная среда» онтогенетический процесс воссоздается, если рассматривать личность в качестве источника воздействия (управляющих сигналов), а культурную среду — как объект воздействия (отклик, реакция объекта ~ сигнал обратной связи). В инверсной постановке, когда общественные институты (центральный аппарат культурной среды) полагаются источником воздействия, реконструируется филогенетический процесс.

Таким образом, предложенная модель, охватывающая всю совокупность процессов общественного и индивидуального развития, достаточно масштабна и соответствует универсальности «общего принципа» .

Кибернетика и синтез знания Модель, в которой культурная эволюция интерпретируется как результат взаимодействия «личность — культурная среда», еще точнее указывает область поиска «общего принципа»: ведь существует специальная научная дисциплина, в центре внимания которой не те или иные свойства материи или классы процессов, а именно взаимодействие как таковое. Дисциплина эта — знаменитая кибернетика.

Кибернетический подход активно реализует насущную потребность в синтезе знания: «Именно в рамках кибернетики. осуществляется внедрение точных математических и логико-математических, теоретико-информационных и статистических и т. п. методов в такие науки как лингвистика, экономика, юриспруденция и др.- именно с идеями кибернетики связано стремление к использованию точных наук в изучении психики и поведения человека, в исследовании целенаправленной деятельности людей.» (5, 5−6). Одно из главных положений кибернетики — «подобие процессов управления и связи в машинах, живых организмах и обществах» (71, 17), — дает достаточные основания попытке отыскать «общий принцип», обратившись к кругу идей кибернетики.

Объект исследования кибернетики — системы: «Под этим термином мы будем подразумевать взаимосвязь самых различных элементов» — и наиболее существенно для целей данной работы то, что «кибернетическая система. является прочно связанной информационной сетью» (Бир (5: 22, 41)), а процессы, исследуемые кибернетикой ~ это процессы передачи, хранения и переработки информации. Что же представляет собой информация, передача которой составляет суть кибернетических систем и процессов?

Информация и информационный подход.

Строгого научного определения информации не существует. Однако для общего представления об информации вполне достаточно многочисленных авторитетных суждений. Винер: «Информация — это обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания к нему наших органов чувств.» (15, 31) — Файнстейн: «Интуитивно мы считаем, что получаем информацию, когда узнаем о событии, осуществление которого не было заранее предопределено.» (94, 8) — Моль: «. информация есть измеримая величина, характеризующая процесс связи,. информацияэто только мера сложности.» (61, 283).

Понятие информации обрело новое, научное значение с появлением кибернетики и теории информации. После того как Шеннон ввел меру — количество информации (102) — последовало стремительное развитие мощной математической дисциплины — теории информации. Взаимное влияние и интеграция идей Винера и Шеннона привели к грандиозным успехам кибернетики и новому информационному — взгляду на мир.

В эпоху компьютеризации обиходное понятие о битах и байтах, единицах количества информации, связывает теорию информации, главным образом, с вычислительной техникой. Однако диапазон интересов теории информации и применений информационного подхода много шире. Информационные методы активно используются на самых различных уровнях: от клеточного (проблемы онкологии — проблемы информационных сбоев при делении клеток) до интеллектуально-духовного (работы по созданию искусственного интеллекта, анализ становления первобытного сознания и общественного поведения основываются на информационных понятиях и подходах).

Теория информации претендует на роль фундаментальной научной теории. Способность к синтезу позволяет ей охватить огромное количество разрозненных фактов,. оправдывает существование такой теории как одной из форм представления" (Моль (61, 294)). Отмеченная синтетичность, тенденция к цельности восприятия и представления есть качество крайне ценное в любой области знания, но в гуманитарной — незаменимое.

Перспективность информационного подхода в гуманитарной сфере связана и с вопросами терминологии. «Имеющая большое значение новая терминология, введенная благодаря теории информации, отражает тенденцию к синтезу. на необходимость его охотно указывают все философы. Некоторые из новых терминов: „надежность“, „канал“, „передача сообщений“, „искажения“,. „сигнал“. — позволяют ввести в философскую психологию [и не только в нее. ~ А. Д.] понятия, которыми эта наука пренебрегала, но которые в такой же мере присущи нашему миру, как и абстрактные понятия, унаследованные из интроспективной психологии прошлых веков» (Моль: 107, 282). Быть может, некий застой в гуманитарных науках связан с консервативностью терминологии, с языковым барьером между теорией и практикой культуры. Искусство XX века активно и радикально внедряет новый художественный язык, в то время как развитие интерпретирующей научной лексики происходит со значительным отставанием.

Информационный подход несет надежду на ликвидацию главного дефицита современного мировосприятия — дефицита цельного взгляда на мир, того недостатка, который явился естественным результатом общественного разделения труда и дифференциации знания и остается главной проблемой современной культуры.

Гипотеза информационного отбора.

Поскольку в качестве альтернативы эволюционной картине по-прежнему могут быть предложены лишь семь дней творения, остановимся на том, что культура и человек представляют собой результат эволюционного процесса, в котором культура вырастает на взаимодействиях «личность — культурная среда». Однако развиваясь, в первую очередь, за счет этих внутренних взаимодействий, система культуры существует во внешнем мире: помимо культурной среды, окультуренной природы активно присутствует и свободная, «дикая» природа, космическая и земная, отступившая лишь на тонкой поверхностной пленке нашей планеты. Так что культуру можно представить как самоорганизующуюся систему, динамика которой определяется адаптацией к изменяющимся внешним условиям. Причем, приспособление идет путем отбора на множестве локальных культур и субкультур.

Действие отбора наблюдается на самых разных уровнях. Отбор — усложненная форма принципа оптимальности, одного из фундаментальных физических принципов (известного, например, в геометрической оптике в качестве принципа Ферма, согласно которому световой луч «выбирает» путь, требующий экстремального времени в сравнении с любым другим мыслимым путем между двумя точками). Наиболее масштабное, известное и важное проявление отбора — естественный отбор в живой природе — осуществляется посредством оптимизации совокупного действия сохранения и изменчивости, наследственности и мутабельности.

В последнее время сфера применения принципа отбора значительно расширилось. Распространяя действие отбора за пределы живого, на макромолекулярный уровень, Эйген объясняет происхождение жизни возможностью макромолекул «селекционно самоорганизоваться в отсутствие «внешнего селектора» «и предполагает, что такая способность к отбору «является демонстрацией типичного и специфического поведения материи» (111, 30). Пригожин связывает «с необратимостью через отбор подходящей бифуркации» (варианта последующего развития) свою концепцию времени и эволюции и также надеется необратимость, а вместе с ней и предрасположенность к отбору «вписать в структуру материи» (72, 356). Еще в 20-е годы широкое значение отбора отмечал Богданов: «Понятие подбора, проложившее себе дорогу раньше всего в биологии, тем не менее универсально: организационная наука должна применять его ко всем комплексам, системам, связям, границам.» (9, 178). В этот перечень, по-видимому, следует включить и систему культуры.

Развитие культуры протекает на этапе эволюции, «надстроенной» над биологической. В применении к системам более высокого порядка организации принцип отбора меняется. Это изменение может вести либо к дифференциации (что, однако, не отвечало бы представлениям о единстве принципа), либо к большей общности алгоритма, охватывающего и начальные ступени и качественно новые процессы. С этой точки зрения очевидна бесперспективность, например, органической теории общества Спенсера, в которой принципы естественного отбора переносились впрямую с биологических явлений на социальные.

Один из важнейших шагов в изучении сложных систем ~ теория биогеоценозов Вернадского. В ней рассматривается самый масштабный эволюционный процесс — мегаэволюция, включающая земные явления в космический ритм обмена веществом и энергией. Вернадским вводится «новая форма биогеохимической энергии, которую можно назвать энергией человеческой культуры или культурной биогеохимической энергией,. той формой биогеохимической энергии, которая создает в настоящее время ноосферу .» (13, 95).

Однако, хотя подход к процессам адаптации в теории биогеоценозов и усложняется, но не изменяется принципиально, в основе его по-прежнему анализ энергетический — оптимизация энергии живых систем путем ее экономии (101). В то время как произвольная система определяется на трех уровнях: материальных носителей, энергетических характеристик и информационных. По мере увеличения сложности систем (например, от камня к паровому двигателю и вычислительной машине или к морскому течению и живому организму), при переходе от статичных систем к динамичным, от замкнутых к открытым обменивающимся веществом, энергией, информацией с внешним миром) возрастает значение сначала энергетических характеристик, а затем, по достижении некоторой пороговой сложности, еще более — информационных.

Открытость биологических и социальных систем, высокая степень сложности и организации системы культуры, выбор базирующейся на взаимодействии эволюционной модели, появление меры информации — наиболее тонкой характеристики взаимодействия и организации — все эти аспекты склоняют к тому, чтобы в качестве искомого «общего принципа» для толкования динамики культуры наметить принцип информационный.

Безусловно, энергетический обмен и оптимизация сохраняют свое значение для эволюционных процессов любого уровня. Однако развитие культуры, функционирование мозга или вычислительной машины, немыслимое без энергетического обеспечения, определяется, в первую очередь, на уровне информационном — взаимодействием, организацией. И общая закономерность эволюции — это, вероятно, закономерность информационная, которая, в редуцированном виде, может сводиться к энергетической или вырождаться в правила, регулирующие обмен материей. Обратное же преобразование невозможно, также как полноценное преобразование низкоорганизованной энергии в высокоор ганиз ов анную.

Если самоорганизация системы культуры протекает посредством отбора между локальными культурами, то эволюцию отдельных цивилизаций, субкультур можно представить как суммарный эффект развития условно автономных общественных процессов (экономических, социальных, художественных .). Процессы эти, в свою очередь, интегрируют результаты функционирования различных видов самоорганизующихся подсистем, которые получают информацию через «органы чувств», перерабатывают ее и действуют в соответствии с полученной информацией. Естественно, присущая виду «погоня» за скоростью переработки информации работает и на микроуровне, задавая правила внутривидового поведения. Состояние системы (меняющаяся в ходе развития сложность) определяется накоплением информации и отражается ее аккумулированным количеством.

Конечно, означенная автономность подсистем и отвечающих им эволюционных процессов условна столь же условна, как, например, дифференциация «культуры» и «цивилизации». Хотя духовная и материальная стороны культуры связаны не менее сильно, чем, положим, отмечаемая Винером корреляция физических и интеллектуальных способностей: «Теоретически если бы мы могли создать машину, механическая структура которой воспроизводила бы человеческую физиологию, то мы могли бы иметь машину, интеллектуальные способности которой воспроизводили бы умственные способности людей» (15, 68).

Предположение об автономности полезно и вполне допустимо (в первом приближении), если помнить о связности и согласованности процессов в общей системе — культуре. Подобно тому как общепринятое обособление сердечно-сосудистой, дыхательной, пищеварительной систем вполне корректно и продуктивно в рамках естественного представления, что функционирование всех систем интегрируется общей направленностью, «целью» — оптимальной деятельностью организма.

Любая область культуры (будь то экономика, социальная организация или право) эволюционирует в одном направлении — в сторону увеличения сложности. «Целеустремленность» эволюционных процессов — проявление двух тенденций: стихийного развития во многих направлениях и сохранения прежних форм. В условиях внешних ограничений, прежде всего энергетических, совокупность этих тенденций приводит к конкуренции среди самоорганизующихся подсистем (машин, организмов, обществ) и к отбору. Однако учитывая более высокий, чем биологический, уровень эволюционного процесса, следует допустить и более сложный принцип отбора, который может действовать как за счет внешней селекции ~ конкуренции, так и без нее.

Отличительная особенность эволюции — непрерывность, и для того, чтобы усилить адаптивность, обеспечить монотонное1 усложнение «выживающего вида» и избежать тупиковых путей, отбор (учитывая постоянство аккумуляции информации) должен определяться не абсолютным уровнем информационного запаса, а преимуществом динамическим — в скорости переработки и накопления информации.

Скорость аккумуляции крайне сильно влияет на меру сложности «живой» системы. Если выделить некий годичный цикл приращения информации, то окажется, например, что десятипроцентное преимущество в скорости на протяжении жизни всего лишь одного поколения (25 лет) приведет к десятикратному выигрышу в накопленном информационном запасе.

Итак, эволюция глобальной системы культуры, представленной совокупностью частных эволюционных процессов, являет интегральный результат отбора и характеризуется, в первую очередь, стремлением к увеличению скорости прироста информации. Это и есть суть искомого «общего принципа» .

Исходя из того, что важнейшая характеристика культуры — ее усложнение, которое сопровождается аккумуляцией информации (21), сформулируем теперь гипотезу и критерий информационного отбора:

Монотонно возрастающей" называется функция, которая постоянно увеличивает свое значение, хотя скорость увеличения может падать даже до нуля. развитие сложной самоорганизующейся системы определяется устойчивой, усиливающейся в ходе отбора тенденцией к наращиванию скорости переработки и накопления информациикритерием отбора, определяющего «выживающие» культурные мутации, является преимущество в информационном ускорении — в приращении скорости передачи информации.

Отметим, что в работах Голицына и Петрова, настойчиво пропагандировавших информационные методы и стимулировавших исследования в данной области, был введен принцип максимума информации для объяснения «многих форм поведения живых организмов», в том числе и таких сложных, как творчество (21). Принцип этот универсален и позволил его авторам найти решение широкого круга проблем. Но если говорить об эволюционных процессах, то их природе скорее соответствует динамический принцип отбора. Именно такую селекцию ~ по способности к наращиванию скорости переработки информации — подразумевает гипотеза информационного отбора.

Адаптивность, лежащая в основе отбора, представляет собой процесс оптимизации режима в переменных внешних условиях, например, притока новой информации: «Максимум информации означает неустойчивое положение популяции. Минимум. означает решительное преобладание нормы, редкость вариантов» (105, 89). Может ли тонкое саморегулирование культуры осуществляться в соответствии с критерием информационного ускорения? Способен ли подобный отбор учесть, что «для эволюции необходимы мутации, но абсолютное большинство носит вредный характер. Живые системы «избегают их» «(117, 209−211)1 Если учесть, что в данной постановке оценивается не поступление информации на вход системы (когда «избыточная информация» будет выступать в роли шума), а переработка ее, то такой информационный отбор как раз и явится оптимизирующим.

Несмотря на явное преобладание энергетических критериев в эволюционных теориях, значение информационного подхода неуклонно возрастает: «Именно в способности живого создавать порядок из хаотического теплового движения состоит наиболее глубокое, коренное отличие живого от неживого» , — отмечает Энгельгардт (ИЗ, 26) — «Противостояние энтропии и информации — это закономерность, характерная для прогресса как в природе, так и в обществе» , — расширяет зону действия информационного метода Урсул (93, 207). Шмальгаузен же исходно строит цельную биокибернетическую информационную модель, где саморазвитие жизни рассматривается как циклическое преобразование информации в цепи с обратной связью. Цикл включает прямую передачу генетической информации, преобразование ее в индивидуальном развитии и обратную передачу информации через фенотипы особей на популяционно-видовой уровень организации, преобразование этой информации в биогеоценозе и запись обновленной наследственной информации (105).

Система связи.

Иллюстрацией информационного отбора может послужить известная историческая трансформация института связи, прямое назначение которого состоит в передаче информации. Различные способы связи: световой, акустический, примитивный почтовый, — известны с древних времен. Появление письменности обеспечивает решительные преимущества почтового способа. Несколько тысячелетий почтовая связь является практически единственной и кажется вечной. Но господству ее неожиданно приходит конец: технические достижения (телеграф, телефон и др.) отодвигают почту на обочину реальной жизни, оставляя в ее ведении лишь ритуальное эпистолярное общение.

Победа почтовой связи состоялась благодаря росту точности и емкости письменных сообщений в сравнении с иными, что определяло многократное увеличение скорости передачи информации. В дальнейшем скорость передачи информации монотонно возрастает при совершенствовании почтовой связи. Сначала это обеспечивается увеличением скорости переноса сообщений (пешие и конные курьеры, подставы). По исчерпании таких возможностей ~ путем расширения спектра пользователей почтового канала, обслуживавшего первоначально лишь тонкий верхний слой общества. А после распространения связи практически на все население вновь актуализируется попытка прорыва за счет увеличения скорости переноса (пневмопочта, авиапочта).

Научно-технический прогресс решительно меняет ситуацию в гонке на скорость передачи информации. Лидерство прочно захватывают более энергичные молодые конкурирующие способы связи, использующие для транзита сообщений сначала электрические цепи, а затем — электромагнитные волны.

Дальнейшее развитие системы связи происходит уже на новых направлениях. Но совершенствование самых современных видов связи (даже в сети Internet, имеющей мало общего с сельским почтальоном) подчинено единому общему принципу, тому же, который определял еще прокладку царских дорог и службу скороходов ~ увеличению скорости передачи информации.

Информационный подход и количественные оценки Для того, чтобы двинуться дальше ~ опробовать критерий информационного ускорения при анализе реальных сложных систем, необходимо конкретизировать информационный подход, представить его возможности, пределы и ожидаемые результаты.

Прежде всего следует уяснить, что же представляет собой та информация, увеличение скорости передачи которой определяет «жизнеспособность» системы.

Мера информации, введенная Шенноном, определена для вероятностных событий. Чтобы получить строгие оценки количества информации, требуется, по крайней мере, построить вероятностную модель сложной иерархической системы, в которой информация передается по многочисленным каналам и перерабатывается на разных уровнях, описать множественные связи и корреляции, ввести обоснованные критерии качества (стоимости) информации. Создание такой модели, например общественной системы, даже в пределах миниатюрного охотничьего племени — задача невиданной сложности.

Решение подобной задачи было бы равнозначно закрытию всех вековечных проблем: и философских и научных. Даже заметные успехи кибернетики в биологии, социологии, экономике основаны на значительных упрощениях, позволяющих моделировать динамические системы. Кибернетика продвигается к новым рубежам сложности методом последовательных приближений. Возможен, однако, и иной путь.

На этом пути придется заведомо отступиться от количественных оценок. Но отложить их автор предлагает только в рамках некоторого подхода, не отрицая перспективы точных методов в сфере гуманитарного знания, но отмечая их актуальную слабость при анализе столь сложных целостных систем как культура или личность. К тому же помимо количественных методов исследования существуют и качественные. Кроме измерения можно продуктивно использовать и сравнение.

Значимость информаиии Вернемся к центральному понятию информации. Сложная система включает огромное количество информационных каналовдля общественной системы спектр уровней простирается от глобального (интегральные, государственные связи) до капиллярного (единичные, личностные контакты) и характеризуется крайней разнородностью циркулирующей информации. Выделяя некую систему как обслуживающую специализированную функцию культуры, сосредоточим внимание именно на этой специализации и на информации, обеспечивающей данное функционирование.

Информационная мера относится к абсолютной информации, в которой не существует «различия между очень важной информацией и новостью, не имеющей большой ценности для того, кто ее узнает» (Бриллюэн (7, 15)). Рассматривая сложные системы необходимо помнить, что «для действия важное значение имеет не количество посланной информации, а скорее количество информации, которая может проникнуть в коммуникационные и аккумулирующие аппараты в достаточном количестве для того, чтобы служить в качестве раздражителя действия» (Винер: 15,101).

С кибернетической точки зрения семантически значимая информация ~ это информация, проходящая через линию передачи плюс фильтр." (15, 102). Рассматривая конкретную систему, в дальнейшем будем считать, что «фильтрация» осуществляется, источник и адресат согласованы, а передача сообщения — импульса к «действию» — состоит в посылке значимой информации. Тенденция к увеличению скорости передачи информации есть свойство системы, относящееся именно к значимой информации.

Что такое значимая информация можно пояснить на примере, в котором с помощью факс-машины передается сообщение, содержащее текст математической теоремы на арабском языке. Даже в таком достаточно простом канале легко обнаружить несколько информационных уровней. Для факс-машин информация определяется количеством и расположением черных точек, нанесенных на белый лист печатающим устройством и считываемых сканирующим механизмом. Человек, знакомый с арабским алфавитом (но не более), сочтет, что информация заключена в пересланных буквах — знаках. Читающий по-арабски, но не знающий математики оценит как информацию связный текст. Художник воспримет прежде всего красоту вязи арабских букв. Но только ту информацию, в трансляции которой слова, буквы, пиксели играют служебную роль и которая может быть считана лишь математиком, ту информацию, что приводит к согласованным состояниям передатчика и приемника и определяет последующее функционирование системы, следует считать значимой.

Фундаментальная метафора.

То, что информационный отбор соотносится именно со значимой информацией подкрепляет позицию, связанную с отказом от количественных оценок. Ткань сложного, например художественного, сообщения квантуется лишь условно, структурные единицы не выделяются однозначно. Вряд ли можно услышать осмысленный ответ на предложение определить информационное слово в полотне Леонардо или в упоминавшемся тексте теоремы, либо указать порядок количества информации в плане Маршалла. Однако сравнение двух экономических моделей или систем по уровню их информационной емкости возможно.

Конечно, сравнение допустимо и с принципиально других позиций, информационный метод не вытесняет, а лишь дополняет и, может быть, обобщает существующие (информационный анализ развития художественной культуры не конкурирует с эстетикой или искусствознанием). Информационный подход — это взгляд, ракурс, точка зрения на целый комплекс сложнейших проблем, не поддающихся однозначному объяснению. Не обещая количественных результатов, этот метод, тем не менее, предлагает качественное сравнение, более содержательное, чем эмоционально-вкусовые черно-белые оценки типа «красиво — некрасиво» или «прогрессивно — реакционно». Причем, качество связывается с информационной — самой тонкой из известных на сегодняшний день — научной характеристикой Вселенной и человека. Столь тонкой, что количественные оценки при таком подходе нереалистичны, а термины — условны.

В данной работе информационное представление — всего лишь метафора, но метафора фундаментальная. Она позволяет оперировать богатым языком и понятиями теории информации при анализе самых разных сторон жизнедеятельности и порождает модели, которые не претендуют на воспроизведение подвижной, бесконечномерной структуры социального организма или личности, но предлагают новую, неожиданную точку зрения на важнейшие проблемы культуры.

Надежды и разочарования.

Успехи кибернетики и теории информации были восприняты в 50−60-е годы едва ли не как конечный триумф научного знания. Достижения кибернетики в биологии (116), оптимизации промышленного производства (5), построении информационных моделей экономического поведения (64) и самоорганизации жизни (110- 111), прочтение генетического кода (43- 92) считались убедительной основой подобных надежд. Информационный метод казался философским камнем, тем универсальным ключом, с помощью которого удастся открыть доступ к самым сокровенным тайнам природы.

Экспансия информационных и кибернетических методов распространилась также на область гуманитарную. Результаты этого наступления были достаточно впечатляющими в психологии (10- 69), социологии (62), в изучении проблем художественного восприятия и творчества (32- 61- 124- 125), в теории языка и лингвистике (39- 40- 121- 130). Работы Винера и фон Неймана (15- 16- 65) стали существенным вкладом в современную философию, значительным шагом в осмыслении путей и целей человеческого существования.

Однако по мере того как число атак, в которых использовалось кибернетическое и информационное оружие, увеличивалось, а направления действий на гуманитарном фронте множились, эффективность наступления резко падала. Об опасности подобных широкомасштабных акций предупреждал еще на заре теории информации Шеннон (103). Энтузиазм, связанный с появлением нового, нетрадиционного метода, сменился разочарованием, и разочарованием оправданным.

Одна из, возможно, главных причин неудач выделена Биром: «. центральной научной задачей в исследовании систем является решение следующей проблемы: как производить выделение конкретных жизнеспособных систем в качестве объектов изучения и ограничения их от остальной Вселенной, не прибегая при этом к губительному ¿-тБю» (5, 305). Именно губительное деление (редукция сложных систем к примитивным механизмам, попытки посредством элементарных количественных соотношений описать многомерные, многоуровневые взаимодействия) характерно для большинства тупиковых работ. Принцип «эстетики простых форм» — пагубную редукцию — нетрудно отыскать в социологических, политологических и других исследованиях.

Достаточно часто слабости информационных исследований связаны с проблемой значимой информации в гуманитарной сфере.

Определение значимой информации в таких сложных коммуникациях как межличностная или художественная — вопрос деликатный. Упрощенная, жесткая трактовка подвижных, пластичных связей обычно приводит к результатам грубым, тривиальным.

Так, социологические опросы зафиксировали в Российской Федерации с 1985 по 1992 год резкое — в десятки раз — возрастание количества людей, причислявших себя к той или иной религиозной конфессии. Можно ли отнести эти сведения к значимой (в контексте духовно-религиозных изменений) информации, давали ли они основания для прогнозирования духовного подъема, позитивных перемен в общественной жизни? Свидетельствовали они о беспрецедентном усилении религиозности? Или, скорее, об уровне конформизма населения, о неустойчивости общественного мнения, о влиянии средств массовой информации?

Однако многочисленные провалы компрометируют конкретные работы, но никак не сам метод. Обмен информацией — важнейший структурообразующий принцип развития как внешнего, так и внутреннего мира. Все более интенсивное проявление информации в доступной познанию форме — основная черта восходящей эволюции.

Перспективность информационных подходов не вызывает сомнений и в последние десятилетия осознается все активнее: «.мы вступаем в информационный век. Ясна лишь одна его [нового общества.- А.Д.] характеристика из целого ряда возможностей: основным видом его экономической деятельности во всевозрастающей степени становится производство, хранение и распространение информации.» (23, 343 — 344). Очевидно, что подобный основной вид деятельности характеризует не только экономические процессы, но и всю культуру, а может быть, и выявляет общий алгоритм человеческого существования.

Информационный канал.

Возможно еще одна причина низкого КПД информационных методов в излишне глобальных претензиях. Цель данной работы значительно скромнее. Выделяя какую-либо подсистему культуры, например художественную культуру, автор не ставит перед собой задачу смоделировать ее во всей полноте и сложности, а собирается выделить лишь одну ее сторону, коммуникативную. В то же время коммуникативная функция, при анализе которой использование информационного подхода вполне органично, ~ одна из важнейших для сложной системы.

Взаимодействие «личность — культурная среда» реализуется в цепи двух основных каналов: прямого — канала управления и обратного — информационного. Обратная связь — фундаментальное свойство самообучающейся системы: «Обучающееся животное — это животное, которое может преобразиться под действием своего прошлого окружения в другое существо и тем самым приспособиться к окружению в течение своей индивидуальной жизни». Причем, способность к развитию характерна не только для живых систем: «.информация и связь как механизмы организации действуют не только в индивидууме, но и в обществе» (15: 253, 67).

Развитие, «целенаправленное» движение обеспечивается наличием обратной связи. Информационный отбор можно рассматривать как «выживание» такого вида, который характеризуется большей скоростью переработки информации в канале обратной связи. Поэтому, чтобы применить информационный критерий к конкретной системе, следует определить не только значимую информацию, но и информационный канал.

Шенноновский канал связи.

Для описания информационного канала обратной связи воспользуемся схемой системы связи Шеннона (104). Согласно этой схеме коммуникации любой степени сложности могут быть описаны посредством модели, содержащей следующие основные элементы: 1. Источник, создающий сообщение или последовательность сообщений .

2. Передатчик, который преобразует сообщение таким образом, что получается сигнал, пригодный для передачи по каналу .

3. Канал — среда, используемая для передачи сигнала от передатчика к приемнику.

4. Приемник обычно выполняет операции, обратные осуществляемым в передатчике, восстанавливая сообщение из сигнала.

5. Получатель — это лицо (или аппарат), для которого предназначено сообщение." (104, 9 -10).

Блок-схема шенноновской модели наглядна и очевидна:

Источник Передатчик Приемник Получатель.

Источник шума.

Существенные в данной работе функции передатчика и приемника сводятся к кодированию сообщения и декодированию сигнала. Поэтому достаточно часто в тексте передатчик будет обозначаться как кодирующее устройство (кодер), а приемник — как декодирующее устройство (декодер).

Скорость передачи информации определяется характеристиками канала и способом кодирования. Так как данный подход не ориентирован на количественные, строгие результаты, упростим оценку скорости передачи информации в канале: хотя для достижения максимальной скорости каждый раз необходимо отыскать наиболее эффективный код, достаточно часто, говоря о скорости передачи информации (пренебрегая зависимостью от способа кодирования), будем иметь в виду ее предельно возможное значение ~ пропускную способность канала.

Основной интерес к каналу в данном подходе сосредоточен на выявлении материального носителя информации, каковым, например в хорошо известном канале радиосвязи, является электромагнитная волна, несущая информацию о звуковом сообщении.

Действие шенноновского канала связи иллюстрирует простой пример телеграфного сообщения. Отправитель телеграммы и адресат — это, соответственно, источник и получатель сообщенияэлектрический импульс, бегущий по проводам, ~ носитель информациикодирующее и декодирующее устройства — телеграфисты: первый преобразует буквы алфавита в последовательность точек и тире, второй совершает обратную процедуру, восстанавливая буквы из ряда точек и тире.

Конечно, далеко не всегда можно ограничиться столь краткой схемой. Анализ более сложной коммуникации (или более детальный анализ) приведет нас к интерпретации системы посредством комбинации конечного числа последовательных и параллельных элементарных каналов, для каждого из которых останется справедливой исходная шенноновская модель, та же самая типовая схема: источник сообщения — кодирующее устройство — носитель информации — декодирующее устройство — получатель сообщения.

Наконец, необходимо отметить, что эволюционные процессысугубо нелинейные. Они сопровождаются не только увеличением информационных потоков, но и их усложнением, изменением характера информации. Например, социальная эволюции от клана до империи сопровождается не только количественными, но, что еще важнее, и качественными трансформациями общественной системы, актуальное функционирование которой немыслимо без дифференциации, иерархизации, модификации информации. При этом адаптивность системы может гарантироваться только совершенствованием методов переработки информации. Эффективность переработки — необходимое для реализации информационного ускорения условие. Эволюцию культуры можно рассмотреть, вероятно, и как результат отбора эффективных способов переработки нарастающего потока информации. Однако эти важная задача, тесно связанная с проблемой эффективного кодирования, не рассматривается в данном приближении.

А в качестве напутствия и призыва к осторожности при интерпретации реальных эволюционных процессов приведем мнение Норберта Винера, глубоко осмыслившего суть, цели, возможности кибернетической и информационной трактовки мира.

Винер предупреждал: «В общественных науках мы имеем дело с короткими статистическими рядами и не можем быть уверены, что значительная часть наблюдаемого не создана нами самими». И призывал: «Основная задача ближайшего будущего ~ распространить на область антропологии, социологии и экономики методы естественных наук с целью достижения таких же успехов в социальных науках» (15: 247, 246).

ЧАСТЬ II.

ИНФОРМАЦИОННЫЙ КЛЮЧ К ИСТОРИИ индивид и общество).

История развития общественных связей, закрепляемых в форме государства, — один из ключевых вопросов культуры. Проблема «града земного» во все времена привлекала повышенное внимание не только общественных лидеров, но и философов и религиозных деятелей. «Град божий» неизбежно соотносился с «градом земным» — и Библия, и Коран, и Талмуд указывают путь в царство божие не из космоса, а из царства земного, устройству которого уделяется достаточно места в вечных книгах. В Новое время философия истории стала неотъемлемой частью любой большой доктрины: мечтателя Оуэна и пессимиста Гоббса, последнего классика Гегеля и последнего романтика Маркса.

Самое замечательное в теориях больших мыслителей ~ их удивительная убедительность. На протяжении столетия идеи Маркса увлекали умы и чувства так сильно, что влияние марксизма было, пожалуй, определяющим в общественно-политической жизни. В основе этого влияния — яркое эмоциональное переживание несправедливости жизнеустройства, выраженное в созвучных времени понятиях (например — развития производительных сил, одновременно наглядного и мистического).

Одна из главных работ Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» вышла в свет еще до Октябрьской революции, но в отличие от теории Маркса довольно долго оставалась в тени. Когда же в новой общественно-политической ситуации труды Вебера привлекли к себе внимание, общественное внимание сосредоточилось на том, что прорыв в индустриальное общество порождается особым этическим складом. Возобладал взгляд Вебера, согласно которому возникшая в северной Европе морально-этическая атмосфера (своего рода «область высокого психологического давления») расширила сферу влияния протестантского мировоззрения сначала на Европу и Северную Америку и затем, в большей или меньшей степени, на весь мир.

Особенно устойчиво, уже второй век, держатся в моде циклические теории. Постоянство, вероятно, объясняется тем, что идея регулярно модернизируется. В сочинениях Данилевского, Леонтьева, Шпенглера, Тойнби открывается очевидная ограниченность взаимного влияния и проникновения культур, их замкнутые, повторяющиеся органические циклы.

Как же сопрячь столь противоречивые и столь «правдивые» идеи? Такое согласование возможно, видимо, лишь при смене масштаба, при переходе к более глубинным закономерностям, в рамках которых означенные теории можно представить частными течениями, устремленными порой в противоположные стороны, но направляемыми единым эволюционным руслом. Подобный взгляд подтверждается следующей рекомендацией Гегеля: «Может показаться странным рассматривать историю человечества так, как будто она на деле совершалась ради разумных целейно эта точка зрения все-таки может быть рекомендована как руководящая идея.» (19, 340). Эволюционное накопление информации трудно представить как «разумное содержание», но информационный отбор и ускорение можно опробовать в качестве руководящей идеи, «информационной цели» эволюции.

В случае совпадения направленности векторов «информационной» и исторической трансформаций можно не только получить еще один более широкий взгляд на прошлое, но и попытаться разглядеть черты будущего.

КРАТКИЕ ВЫВОДЫ.

1. В предложенной модели культурная эволюция является интегральным результатом множества взаимодействий «личностькультурная среда» Подобная схема с сильной обратной связью, действующей на фундаментальных уровнях, включает главные процессы: филогенетический и онтогенетический, развитие общественное и индивидуальное.

2. В представлении культуры как самоорганизующейся системы, динамика которой определяется адаптацией к изменяющимся внешним условиям в рамках указанной модели сформулирована гипотеза информационного отбора, определяющая принцип эволюции культуры как отбор между локальными культурами, критерием отбора выступает преимущество в наращивании скорости переработки информации. Процесс переработки информации в локальных системах и культурах описывается с помощью шенноновского канала связи.

Эффективность гипотезы информационного отбора и критерия информационного ускорения верифицируется при анализе конкретных эволюционных процессов.

3. При исследовании социальной эволюции схема «личностькультурная среда» редуцируется к взаимодействию «индивид —>¦ общество». Показана возможность описать произвольную систему посредством всего лишь двух характеристик: относительного «избыточного дохода» (универсальной «энергетической» характеристики общественной системы) и распределения этого дохода по множеству индивидов. Установлена аналогия между электромагнитным каналом и каналом «индивид —» общество", позволяющая применить известные для электромагнитного канала информационные закономерности к каналу «индивид —» общество".

4. Смена основных стадий социального развития: переход от общества справедливости к иерархическому феодальному устройству, а затем — к демократическому, рациональному, корректно объясняется стремлением системы к увеличению скорости переработки информации. Социальный прогресс реализуется путем усиления культурно-имущественной дифференциации по мере роста энергетического потенциала. Современные тоталитарные системы включены в систематизацию как переходные от феодальных к демократическим социальные формы в индустриальном мире.

5. Для объяснения неравномерности социальной эволюции в общественной системе выделены два главенствующих подпроцесса: хозяйственно-экономический и морально-этический. В предположении, что цели экономические и моральные находятся в отношении дополнительности, выявляются три принципиально различных типа общественного устройства. Два из них («идеологическое» и «морально-религиозное»), сосредоточенные либо на простейших хозяйственных задачах, либо на строжайшей моральной регламентации открывают лишь ограниченные возможности роста, не позволяя создать структуру сложнее феодальной. В социальном отборе закономерна победа саморегулирующейся системы, в которой хозяйственные и моральные цели взаимно стимулируют друг друга. Возможность непрерывно увеличивать скорость переработки информации позволяет такой системе перейти к демократической фазе и обеспечить оптимальное распределение культурных и материальных благ.

6. Для демонстрации действенности информационного отбора рассматривается также историческая динамика художественной культуры. При описании художественной коммуникации с помощью канала «художник — зритель» найдена корректная интерпретация значимой, эстетической информации и аналоги (метафорические) основных элементов канала.

7. Смена больших стилей (коротковолновые процессы) определяется чередованием двух способов уплотнения информации: за счет мощности художественного воздействия (Ренессансоподобные стили) и за счет эмоционального усложнения переживаний (бароккоподобные стили).

8. Художественные эпохи отмечаются сменой главенствующих видов искусства. Выходящие на авансцену художественной жизни искусства характеризуются новыми носителями и системой записи информации. В процессе развития вида уникальный носитель информации (неотделимый от носителя) замещается универсальным (свободно заменямым без заметных потерь), за счет чего решается проблема корректного тиражирования произведений, расширяется сфера общественного влияния искусства.

9. Длинноволновые циклы в информационной трактовке объясняются наличием двух типов искусства: «классического», с его высоким культурным цензом и индивидуализированным воздействием, и «демократического» — доступного самой широкой аудитории. Отличительные признаки «демократического» искусства: использование готового языка «классического» искусства, упрощение этого языка и применение повтора как главного способа, обеспечивающего надежность художественной коммуникации.

Длинные волны — результат информационного отбора, который периодически меняет способы усиления художественного воздействия: интенсификацию художественного воздействия (искусство «классического» типа) и расширение сферы влияния искусства («демократического» типа). Череда эпох: античность («классический» тип) — средневековье («демократический») — Новое время («классический») — Новейшее время («демократический») отмечает эволюцию за счет дифференциального усложнения, на «классическом» этапе действующего на верхние общественные слои, а на «демократическом» — распространяющего психологическое усложнение по всем социокультурным уровням.

10. Подтверждение гипотезы информационного отбора на примерах социальной и художественной эволюции — основание для построения эволюционного прогноза. Объективная база прогноза — экстраполяция на будущее динамики народонаселения. В информационной трактовке рост народонаселения на протяжении всего исторического периода определяется тем, что информационный носитель сложной культурной структуры — человек — носитель, обладающий крайне низкой информационной емкостью, способный к переносу ничтожной доли культурного запаса. Высокая надежность при передаче накапливающегося культурного опыта обеспечивается огромной избыточностью, для поддержания которой тысячелетиями множится население Земли.

11. В новой фазе информационного ускорения потребность в массах людей, необходимых для механической деятельности и биологического воспроизводства, исчезает. При повышении КПД культуры надежность передачи обобщенного опыта может возрастать за счет большей устойчивости и информационной емкости ее носителя — индивида. Увеличение надежности сопровождается удорожанием репликации информационной единицы (индивида). Эффективность трансляции при возрастающем объеме «наследственной» информации связана со снижением репродуктивности. В странах с высоким уровнем развития наблюдается устойчивое снижение рождаемости.

12. Постоянное увеличение человеческой популяции на протяжении последних десятков тысяч лет достигает максимальной интенсивности в XX веке, начинает затухать к концу века и позволяет предположить наличие точки перегиба, за которой может начаться снижение народонаселения — новая фаза глобального цикла цивилизации. Тенденция к снижению народонаселения, вероятно, стабилизируется, отмечая новую фазу суперцикла культуры. В начальной фазе суперцикла культура разрастается от малолюдных групп первобытного человека до планетарной многомиллиардной цивилизациив следующей фазе информационное ускорение может реализовываться путем повышения эффективности трансляции культуры на сжимающемся множестве народонаселения.

13. Рост населения коррелирует с развитием социальных структур, логично, что его (населения) постоянное уменьшение связано с прогрессирующим ослаблением общественных связей и индивидуализацией жизни. Основное направление информационного отбора — это уже не в формировании оптимального фенотипа («человека социального»), а в селекции личности, призванной заменить гражданина.

14. При распространении темпов сжатия народонаселения в высокоразвитых странах на всю планету население Земли уменьшится от 40 миллиардов (максимальной оценки) до ничтожной цифры в 100 тысяч менее чем за 1000 лет. Этот процесс не имеет видимых ограничений, он может лишь ускоряться, сопровождаясь ростом плотности и интеграции культуры. Такая концентрация культуры, синтез личностей, возможно, завершится новым фазовым переходом, финалом эволюции культуры, появлением новых форм информации — «жизни».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

СКОРОСТЬ ПРОЦЕССОРА И ВОСХОДЯЩАЯ ЭВОЛЮЦИЯ.

Общественное самосознание ищет новые идеалы и повергает постылых кумиров, ныне к числу таковых — наиболее злостных — причислен Дарвин. Отношение к его теории утвердилось, в лучшем случае, снисходительное.

Конечно, дарвинизм — не догма. Кстати, видел (мало того — отмечал в трудах) пробелы и недостатки теории сам великий его создатель. Современная эволюционная биология — синтез генетики и дарвинизма, да и сама теория естественного отбора значительно обогатилась и изменилась. Однако парадигма теории — приспособление и развитие через сохранение и изменение ~ от этого ничуть не потускнела. И сегодня сознание, пытающееся объяснить свое происхождение, ограничено выбором между семью днями творения и моделью отбора. Причем, лишь последняя дает крайне приблизительную, но доказательную интерпретацию многообразия жизни (от вируса до млекопитающего), как существующей, так и давно исчезнувшей, и находит подтверждение в толще геологических слоев, возникших за миллиарды лет до Адама.

Теория Дарвина, родившаяся в эпоху классических, ньютоновских научных представлений, удивительно отвечает духу нынешнего времени. Не ведая о стохастической природе микромира, Дарвин доверил судьбу эволюции случайным событиям — мутациям, ограничив их произвол тенденцией к сохранению прошлых форм. Великий ученый смело может быть назван предтечей Винера, Шеннона, фон Неймана, чьи идеи привели к появлению и удивительному прогрессу компьютера, действующего, как и природа, методом слепого, случайного перебора, но неизмеримо быстрее развивающего память, способность накапливать информацию и отбирать целесообразные варианты. Индивидуальная жизнь также описывается в терминах вероятностного выбора и сохранения, траектория судьбы идет через сужающееся поле вариаций от абсолютной случайности рождения к полной определенности смерти.

Пластичность и устойчивость дарвиновской теории позволяют предположить мощный потенциал принципа отбора и возможности расширения его сферы действия. Расширение это следует связать с наиболее значительными изменениями современного мировоззрения. Важнейшей в ряду подобных перемен такие выдающиеся умы как Винер, Пригожин считают переход от детерминистской к вероятностной модели мира. Спор о том, «играет ли Бог в кости», вряд ли может найти окончательное разрешение даже в дискуссии таких выдающихся ученых, как Эйнштейн и Бор. Однако ход научно-философской мысли достаточно убедительно показал, что игровая концепция более адекватна времени. К примеру, в основу философии Уайтхеда заложен принцип процесса ~ «становления действительного существования» (165). Процесс разворачивается в вероятностной природе бытия, которое «есть широчайшая сфера возможности, а действительность — область реализованных возможностей» (81, 33).

Выясненная еще полвека назад общность информационных принципов эволюции живой природы и развития автоматических систем активно использовалась в кибернетике и послужила основанием для важнейших выводов Эшби о целеустремленности действующего случайным образом автомата и перспективах развития обучающихся машиндля глубоких философских обобщений Винера (196- 21- 22).

Заключительная часть данной работы является иллюстрацией отдельных идей Винера и, быть может, слегка вольной их интерпретацией. В целом же текст предлагает не теорию, а подход, взгляд, которому соответствует представление о культуре, жизни, эволюции, как о процессе, протекающем в открытой системе, число степеней свободы которой заведомо больше числа даже гипотетически измеряемых или управляемых параметров. Информационная модель — модель метафорическая, но опирающаяся на метафору достаточно богатую. Гипотеза информационного отбора — это попытка нащупать угаданную Дарвиным фундаментальную основу, благодаря которой теория естественного отбора проявила свою удивительную эффективность. Критерий информационного ускорения представляет собой обобщенную форму критерия адаптивноститакую его форму, которая распространяется на системы любой степени сложности.

Информационное ускорение может показаться слишком простым критерием для объяснения сути восходящей эволюции. Но пожалуй, именно накопление информации и увеличение сложности, объединяет столь разные фазы эволюции, как, например, зарождение жизни и культурную эволюциюименно разные темпы ускорения позволяют дифференцировать эти фазы.

Если сопоставить эволюцию природы и культуры, то первой прежде всего свойственна органичность, а второй — агрессивность (либо, в иной проекции — косность и креативность). Но в любой транскрипции эти качества описываются в параметрах информационных скоростей.

Органика природного развития жизни — результат неспешного роста многообразия и сложности за счет формирования новых видов, вписывающихся в множество уже отобранных и сохраняющихся в медленно изменяющейся среде. Агрессивность культурной эволюциирезультат появления биологического панвида, который переходит в новую эволюционную фазу с невиданными прежде информационными скоростями и конкурирует со всеми видами, с природой в целом, используя весь наличествующий ресурс для своего целеустремленного движения. В древних культурах о тотальности этой агрессии говорит то, что словом человек обозначались лишь представители отдельных культурно-этнических групп, все прочие относились к лагерю противостоящему, к миру природному.

Оазисы, острова, целые ареалы цивилизаций неоднократно расцветали высокими культурами, которые в тонких и изощренных религиозных и философских системах искали пути к совершенству. Особенность наивной (в сравнении с давними прозрениями), но прагматичной западной культуры можно увидеть в том, что она отыскала и достаточно продуктивно использовала примитивный метод природы — простейшую оптимизацию. И вот таким, казалось бы, прямолинейным ходом современная западная культура достигла не только материальной свободы и процветания, но в процессе поисков элементарного благополучия реально приблизила завершение очередной фазы культурной эволюции.

В информационном аспекте секрет этого удивительного успеха объясняется тем, что метод оптимизации позволил протестантской культуре не допустить затухания информационного ускорения, типичного для высокой ступени цивилизации.

Стремительным прогрессом в увеличении скорости переработки информации определяется и неуклонно усиливающееся влияние компьютера в культуре. Однако постоянно возрастающие возможности и способности компьютера еще не воспринимаются достаточно серьезно. Попытка сравнения человеческого сознания с компьютером вызывает обиду или недоумение. Негативный отклик, весьма напоминающий болезненную общественную реакцию на появление теории Дарвина.

Сколь оскорбительной показалась мысль об общих предках человека и обезьяныстоль же унизительной — мысль об общих принципах функционирования сознания и компьютера.

Странно, что цивилизация явно активнее развивает чванство, чем чувствительность. В типовых реакциях действительно проявляется обидное убожество, только не родства с обезьяной, а сугубо человеческого массового сознания, с его очевидной недостаточностью, в первую очередь, эмоциональной. Научно-техническое вооружение, пожалуй, особым образом актуализирует задачи эмоционального развития.

Реально ли, однако, сложнейшие комплексы эмоциональных переживаний хотя бы представить на языке битов и информационных скоростей? Не будем предлагать компьютеру искать ответ на гамлетовский вопрос, а вспомним еще один пример Винера: может ли обезьяна написать «Войну и мир» ?

Это задача счетная, и для нее существует строгое решение. Для «завершения» романа требуется конечный период. Правда, среднее время, в течение которого придется ожидать окончания процесса, окажется значительно большим, чем время существования Вселенной. Но определив на писательскую стезю вместо обезьяны компьютер, мы столкнемся с принципиально иной ситуацией. Компьютер способен не только к перебору, но и к «изучению», например, грамматики.

Пока обыденные современные программы-переводчики обладают словарем в десятки тысяч словэтого еще недостаточно, чтобы сделать решительный шаг. Но если компьютер освоит корреляции между словами, сможет выделять осмысленные словосочетания, то скорость процессора позволит ему «написать» текст романа быстрее, чем Толстому.

С первого взгляда, конечно, этот тупой путь нисколько не напоминает ни природный, ни культурный (чтобы просмотреть миллиарды миллиардов вариантов текста вновь потребуются десятки тысяч лет), но гармония природы и изящная экономность культуры открываются нам по прошествии целых эпох.

Трудно представить, что туловища динозавров, десятки ног гусениц, племена людоедов, гитлеровский режим и романы Бабаевского появились по воле Провидения. Наивно видеть в людоедстве извращение, а не проявление адаптивности. И ящеры, и людоеды, и фашистские режимы, все это — «высокие» продукты природы и культуры. «Высокие», ибо мы наблюдаем результат долгого отбора, биологического или культурного, поиска более сложных форм, адаптациогенеза. Целеустремленность культуры, как и природы, ~ итог «тупого» перебора вариантов.

Однако культура, сохраняя «прошлые программные катушки элиминирует подавляющую часть неустойчивых, «нежизнеспособных» состояний. Информационный отбор, отсекая бесперспективные направления, непрерывно наращивает темп развития.

Информационный смысл восходящей эволюции в переводе актуальной вариативности на более высокий уровень. Компьютер стартует, уже имея возможность использовать огромный научно-культурный потенциал, проходя за годы путь, на который природа и культура потратили миллиарды и тысячи лет.

Когда «компьютер-писатель» закончит «Войну и мир», его эмоциональная сложность, быть может, сравнится если не с толстовским, то с неплохим читательским уровнем. Читатель же к этому времени, используя потенциал компьютера, возможно, приблизится к самому гениальному автору. Информационное ускорение, обретя мощную компьютерную базу, имеет все основания для невиданного усиления.

Общие принципы весьма уязвимы для критики, являясь ее излюбленной мишенью. Уже второе столетие эволюционисты не устают обличать Ламарка за его идею о стремлении природы к совершенству, сверхзанятый Ленин не пожалел времени, чтобы заклеймить «принцип экономии сил» Суворова. Критика эта вполне обоснована, доводы ее очевидны: умозрительные принципы тем и отличаются от великих теорий, что не подкреплены последовательно научной аргументацией.

Весьма уязвима и гипотеза информационного отбора, и базирующаяся на ней модель культурной эволюции. Конкретный механизм переработки и накопления информации остается неопределенным при анализе известных эволюционных процессов (одноранговая схема шенноновского канала связи — не более чем иллюстрация к обсуждению общих принципов передачи информацииона практически не имеет отношения к реальным процессам, к сложнейшим сетям, многочисленным перекодировкам, трансляции и переработке информации на разных уровнях) и совершенно абстрактным в прогностике грядущей фазы эволюции.

Однако, во-первых, достоинство информационного подхода в том, что по своей специфике он нисколько не конфликтует с иными трактовками эволюции, позволяя увидеть их как многочисленные проекции общего информационного пути к усложнению (вариации информационного ускорения) культуры.

Во-вторых, предложенная модель все-таки имеет сугубо реальное обоснование. В качестве носителя информации при воспроизводстве культурного опыта рассматривается отдельный человек, а историческое развитие жестко увязывается с динамикой народонаселения. Предположение о двух фазах — возрастания и убывания численности человеческой популяции — в динамике этого реальнейшего показателя является главным аргументом в поддержку гипотезы о глобальном цикле, о двух его стадиях: социальной эволюции, ход которой требует увеличения народонаселения, и эволюции личностной, набирающей скорость на сжимающемся множестве все более «индивидуализирующихся» индивидов. И если характер изменения народонаселения предсказан автором верно, то информационная модель и эвристический прогноз обретают отмеченное обоснование.

Возвращаясь к стандартным признакам «общих принципов», следует отметить их любопытную особенность, Убедительно разгромленный суворовский «принцип экономии сил», модифицируясь, возникает как «принцип экономии восприятия» Малевича, как критерий адаптивности живых систем за счет экономии энергии (182). После появления теории естественного отбора мнение Ламарка о присущей все видам врожденной тенденции к развитию, вроде бы, малоинтересно как отстаивать, так и атаковать. Однако, словно подчеркивая потребность в многообразии, идея Ламарка вновь заявляет о себе. «Один из ее [культурной эволюции. — А.Д.] аспектов — глубоко заложенная в человеке (и странным образом ламаркистская) способность к культурной эволюции путем передачи от одного поколения к другому накопленной информации» (103, 30−31), — пишет Майр.

Так что умозрительные теории, не ограниченные жесткой доктриной, достаточно часто оказываются полезными и после утверждения глубоких научных концепций.

Скорый поворот, переход к новой эволюционной фазе не вызывает у автора сомнений. Пока, однако, невозможно понять, ощутить, даже вообразить это будущее. Предложенную автором схему — финал эволюционного цикла — следует рассматривать как образ, использующий архетипическое представление.

Тем не менее, общий характер, основные тенденции культурной эволюции, я думаю, можно наметить. Информационный отбор, вероятно, приведет.

•к сжатию популяции и росту информационной плотности личности,.

•к увеличению интенсивности информационных процессов, •к формированию искусственной среды существования сознания, которая, подобно природе, растившей все новые виды биологической жизни, породит многообразные виды сознания. Прообраз одного из них — компьютерного — уже возникает.