Автор и герой в лиро-эпической поэзии Александра Блока

Александр Блок воспринимается в России и мире прежде всего как гениальный лирик. Это естественно, и так, вероятно, будет всегда. Хотя поэма «Двенадцать» в свое время пользовалась значительной популярностью, отношение к Блоку как великому лирическому поэту она все-таки не изменила. И это тоже естественно. В то же время в последние десятилетия усилился интерес и к другим сторонам творчества Блока: к прозе и лиро-эпической поэзии. Это относится и к поэме «Двенадцать», о которой, правда, писали много уже сразу после ее первых публикаций, внимательно и пристрастно исследовали в советскую эпоху, изучали в школах и вузах. Мало кто из русских (в СССР и за рубежом) и зарубежных блоковедов обходил вниманием поэму. Это вовсе не означает, что она изучена всесторонне и уже не вызывает исследовательского интереса. Думается, именно сейчас настало время для спокойного и объективного (насколько это вообще возможно) анализа знаменитого творения Блока, за которое его восхваляли, проклинали, считая поэму высшим достижением поэта или свидетельством упадка его таланта. Сам он 21 января 1918 года записал: «Сегодня я — гений». Сказано спокойно, восклицательный знак отсутствует, просто констатируется факт. Исследователи полагают, что это сказано в связи с окончанием «Двенадцати».

Гораздо меньше повезло поэме «Возмездие», о которой более или менее подробно писали К. В. Мочульский, JI.K. Долгополов и некоторые другие блоковеды, но задача полного и систематического изучения этого произведения до сих пор не решена. Что же касается «Варшавской поэмы», которая тоже называлась «Возмездие» и представляет интерес как вариант третьей главы окончательной редакции «Возмездия» и самостоятельное художественное явление, то сколько-нибудь подробного анализа ее, насколько нам известно, вообще не проводилось.

С точки зрения нашей темы особый интерес представляют лирические поэмы Блока, к числу которых относятся «Ее прибытие», «Ночная Фиалка» и «Соловьиный сад». Своеобразие каждой из поэм рассматривается в работе через призму проблемы «автор и герой», что и определяет направление анализа. В то же время каждая из лирических поэм анализируется во взаимосвязи с лирикой и прозой Блока и в контексте лиро-эпической поэзии конца XIX — начала XX века. Что касается тех циклических образований («На поле Куликовом и др.) или крупных стихотворных явлений («Скифы»), которые, по мнению ряда исследователей, являются поэмами или в жанровом отношении очень близки к ним, то мы специально их не рассматриваем, считая, что это тема отдельного исследования. Не являются объектами нашего исследования и те неоконченные произведения («Неоконченная поэма» ["Я видел огненные знаки."]), в которых сама идея лирической поэмы как жанра, по нашему мнению, не реализована.

Лирические поэмы Блока привлекали внимание исследователей, к их анализу обращались В. Львов-Рогачевский, Ю. Айхенвальд, А. Белый, В. Шершеневич, С. Соловьев, М. Гофман и другие современники поэта, а в последующие годы о них писали К. Мочульский, Д. Максимов, Л. Долгополов, 3. Минц, Г. Ременик, А. Лавров, П. Громов, С. Бройтман, И. Приходько и другие авторы. В то же время интересующего нас аспекта анализа блоковеды почти не касаются, что позволяет говорить о необходимости изучения этих своеобразных жанровых явлений с точки зрения проблемы автора. Без уяснения отношений автора и героя, разных форм авторского присутствия в тексте многое в лирических поэмах Блока будет непрояснено, как и роль лирических поэм Блока в развитии русской поэмы начала XX века. Вопросы трансформации и развития русской поэмы в конце XIX — начале XX веков до сих пор остаются актуальными для литературоведения. Связано это с общими проблемами изучения литературы этого периода и с теми явлениями, которые характерны для русского символизма, понимаемого и как литературное течение, и как миропонимание. При этом следует учитывать тот разнобой мнений, который существовал среди самих участников движения, не сходившихся часто во мнениях о принадлежности того или иного поэта к символизму, а также по-разному понимавших сам символизм. Если для В. Брюсова это, безусловно, была литературная школа, то для Белого, Иванова это был способ понимания мира. Если, как писал Вяч. Иванов, «. за символизм принимали многие прием поэтической изобразительности, родственный импрессионизму"1, то для него такое понимание было узко и потому неверно. Для Вяч. Иванова символизм не связан только с употреблением символов, ибо символ в искусстве существовал всегда. Современный исследователь русской литературы этого периода отмечает особенность русского символизма, имеющую прямое отношение к нашей теме. «Итак, — пишет она, — в поэтике символизма, помимо такого широко известного компонента, как художественный символ (давшего название всему литературному направлению), обнаруживается другой компонент, причем сопоставимый с ним по важности — художественный синтез"2.

Нас в данном случае интересует проблема жанрового синтеза, давно отмеченного стремления соединить исповедальность лирической поэзии как ярчайшей формы выражения лирического «я» с объективацией героя и уменьшением степени субъективности восприятия и изображения мира. Это характерно для всех выдающихся поэтов конца XIX — начала XX века (Бальмонта, Бунина, Белого, Блока,

В. Иванова и др.), а для символистов особенно. В то же время именно символисты сделали особенно много для разрушения традиционной поэмы, хотя уже спор В. Белинского с К. Аксаковым по поводу жанра «Мертвых душ» весьма примечателен, а Лермонтов и совсем категорично заявлял:

Умчался век эпических поэм И повести в стихах пришли в упадок3.

Это заявление не помешало появлению многочисленных повестей в стихах и поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Но тенденция великим поэтом замечена точно. В 90-е годы XIX века «наступление» на поэму особенно усиливается, у поэтов-символистов ее чаще всего заменяет цикл. Бальмонт свои циклы называл лирическими поэмами. Но постепенно у поэтов, в том числе и у Блока появляется стремление к созданию художественных явлений более жесткой жанровой определенности. Так появляется лирическая поэма (поэмка, как любил называть свои опыты в этом роде В. Брюсов). При этом она сильно отличалась от той жанровой разновидности, к которой «. Белинский относил поэмы романтические или лирические"4 (хотя термином «лирическая поэма» в его современном значении критик не пользовался). У Блока лирическая поэма, сохраняя особенности цикла (прежде всего, «Ее прибытие» и «Соловьиный сад»), обладает более выраженной, чем в цикле сюжетной организацией, повествовательностью, усложнением отношений между автором и героем, существованием таких форм художественного сознания, как автор-повествователь, автор-рассказчик, лирический герой. Создается тот тип произведения, который позволяет воссоздать «.переживания в их симфонической многоплановости."5

В настоящей диссертации мы анализируем шесть поэм Блока с точки зрения проблемы автора, касаясь при этом и других сторон их художественной организации, в т. ч. вопросов жанрового своеобразия каждой из них, особенностей повествования, взаимоотношений «своего» и «чужого» слова, интертекстуальности и др. Особое внимание уделяется восприятию произведений в контексте блоковского творчества. В ходе анализа художественной ткани поэм мы в необходимых случаях вступаем в полемику с некоторыми исследователями и устоявшимися точками зрения, стараясь при этом подчеркнуть весомость вклада ученых в изучение творчества Блока в целом и указанных произведений в частности. Собственно говоря, без огромной работы блоковедов не было бы почвы для спора, что крайне затруднило бы возможность появления собственных позиций у современных исследователей.

Исследования «Варшавской поэмы», «Возмездия», «Двенадцати» и лирических поэм в аспекте авторской позиции (а нас интересует, прежде всего, именно этот аспект проблемы автора) ранее не проводились, хотя все вышеуказанные и многие другие блоковеды этой проблемы касались, не ставя в то же время перед собой задачи ее специального изучения. Между тем изучение лиро-эпического творчества Блока (мы при этом не затрагиваем другие лиро-эпические жанры и говорим только о поэмах) именно в этом плане крайне необходимо, оно позволяет глубже понять соотношение авторского замысла и его реализации, по-новому увидеть многое из того, что казалось вполне однозначным и решенным.

Осмысление проблемы автора в художественном и прежде всего литературно-художественном творчестве имеет давнюю традицию от понимания авторства как мастерства, а затем утверждения полной самовластности автора по отношению к своему произведению до идеи «смерти автора», особенно активно развиваемой в свое время Роланом Бартом и другими представителями постструктурализма в филологической науке. В русском литературоведении интерес к проблеме автора усилился с появлением трудов ученых-формалистов,

B.В. Виноградова и особенно М. М. Бахтина, концепция которого одними учеными подвергалась сомнению (например, В.В. Виноградовым), а другими приветствовалась как новое слово науки о литературе.

Важную роль в изучении проблемы автора сыграли работы Ю. М. Лотмана и Б. О. Кормана, которые развивали и дополняли достижения своих предшественников, а порой выдвигали концептуально 9 новые идеи. Это касается, к примеру, вопроса о «первичном» и «вторичном» авторе, «равноправии» автора и героя и т. д. Современное литературоведение как отечественное, так и зарубежное уделяет теме автора (ауктора) большое внимание, при этом точки зрения порой расходятся кардинально от понимания «автора», по словам

C.В. Переваловой, как «эфемерности» в «постструктуралистско-деконструктивистско-постмодернистском комплексе» до достаточно традиционной позиции, например, A.M. Буланова, который саму сюжетно-композиционную структуру произведения считает выражением авторского начала.

Вопросы, связанные с разными формами авторского присутствия в произведении, более всего разработаны применительно к лирике, роману, повести, рассказу и значительно меньше в отношении лиро-эпических жанров. В наиболее известных работах, посвященных данной проблеме, поэмы как объект анализа присутствуют редко. Характерно, что в одном из последних учебных изданий, пособии «Введение в литературоведение» под редакцией JI.B. Чернец, в разделах «Автор» и «Повествование» поэмы только упоминаются.

В ходе анализа поэм Блока мы опираемся на теоретические и историко-литературные труды разных авторов, позиции которых порой противоположны. Это не эклектика и не всеядность, а сознательное стремление учесть многообразие мнений, касающихся как оценок творчества Блока, так и проблемы автора в целом и опереться на те положения, которые нам представляются наиболее репрезентативными, помогающими глубже понять все многообразие форм авторского присутствия в тексте и особенности авторской позиции.

В литературоведении давно уже отмечалась определенная недостаточность в понимании В. В. Виноградовым образа автора только как «индивидуальной словесно-речевой структуры"6, определяющей взаимосвязь всех элементов художественного произведения. Но именно В. В. Виноградов одним из первых привлек внимание к проблеме автора, сформулировал целый ряд положений, которые несомненно обогатили литературоведение (и лингвистику) и продолжают оказывать влияние на современную науку о литературе. Такой известный ученый, как В. П. Григорьев достаточно осторожно относится к решению вопроса о том, кто же прав в споре между Бахтиным и Виноградовым, и как бы защищает Виноградова от Бахтина, говоря об «антилингвистическом» характере отдельных высказываний последнего. Мы во многом ориентируемся на учение М. М. Бахтина, но учитываем и концепцию В. В. Виноградова. В этом смысле нам близка позиция Б. А. Успенского, который, говоря о методологической базе своей работы «Поэтика композиции», пишет: «Исследованию проблемы точки зрения в художественной литературе посвящен ряд работ, среди которых для нас особое значение имеют труды М. М. Бахтина, В. Н. Волошинова (чьи идеи сложились под непосредственным влиянием Бахтина), В. В. Виноградова, Г. А. Гуковского: в американской науке эта проблема связана главным образом с течением «новой критики», продолжающей и развивающей идеи Генри Джеймса"7. В своей диссертации мы неоднократно обращаемся к идеям самого Б. А. Успенского. Его концепция «точки зрения» помогает понять блоковские творения, их своеобразие, в том числе. и с позиций взаимоотношений автора и героя. Хотя исследователь и ориентируется на романную прозу и, прежде всего, романы Толстого и Достоевского, его положения применимы и к анализу других жанровых явлений, в том числе поэм. Нас особенно привлекает рассмотрение ученым вопросов влияния авторского слова на чужое слово и влияние позиций персонажей на авторскую точку зрения. В поэмах Блока взаимоотношения «своего» и «чужого» слова организованы порой достаточно сложно, их влияние друг на друга не всегда очевидно и проявляется только в результате анализа.

В ходе изучения блоковских произведений мы учитываем идеологические, фразеологические, пространственно-временные, психологические аспекты «точки зрения», под которой мы, вслед за Б. А. Успенским, понимаем способы проявления авторской позиции. Уяснение авторской позиции представляется нередко задачей большой сложности. С точки зрения идеологической «нас интересует в данном случае то, с какой точки. зрения (в смысле композиционном) автор в произведении оценивает и идеологически воспринимает изображаемый о им мир». Это актуально по отношению к любому произведению, но в плане нашей темы особенно важно для понимания авторской позиции в поэме «Двенадцать». В поэме нет единственной точки зрения, она полифонична, в ней представлено несколько независимых позиций (старушка, писатель — вития, красногвардейцы, Христос и т. д.), позиция же автора-повествователя внешне не проявлена и может быть понята только с учетом всех точек зрения, представленных в произведении на идеологическом, фразеологическом и других уровнях.

Для более полного уяснения авторской точки зрения мы считаем необходимым привлекать внетекстовые материалы, а потому широко обращаемся к письмам, дневникам, прозе Блока и отзывам современников, что не отменяет понимание самодостаточности произведения для уяснения его идейно-художественной концепции и авторской позиции.

В предлагаемой работе мы достаточно много внимания уделяем не только тому, что М. М. Бахтиным называется событием, о котором рассказывается, но и тому, что он называет событием самого рассказывания, т. е., говоря иначе, структуре художественного высказывания или особенностям повествования в каждом из анализируемых произведений. При анализе поэмы «Возмездие» речевой структуре произведения уделяется основное внимание. Мы стремимся понять и выявить соотношение «своего» и «чужого» слова, явное или скрытое присутствие в голосе автора-повествователя иных голосов, проявляющихся по-разному как в разных произведениях, так и в отдельных частях каждого из них, что позволяет понять функциональное значение различных форм авторского присутствия в тексте и особенности авторской позиции. Особое значение мы, следуя за М. М. Бахтиным, придаем диалогичности. Именно в диалоге с другим и с собой наиболее полно раскрываются автор и герои. Формой такого диалога является, например, обращение к XIX и XX векам в поэме «Возмездие». Диалогизм есть способ реализации художественной идеи в поэме, диалог присутствует многообразно и часто сложно, внешне непроявленно во всех анализируемых произведениях, и выявление скрытой диалогичности позволяет порой по-новому оценить как произведение в целом, так и отдельных героев, более точно понять авторскую позицию.

Многообразие форм присутствия автора в тексте с учетом положения М. М. Бахтина о вненаходимости автора по отношению к и материалу позволяет обратить внимание на такие, казалось бы, формальные моменты, как заглавие произведения, особенности строфики, и выявить их смысловое значение в художественном мире поэм. В литературе давно было обращено внимание на важнейшую роль заглавий в «Двенадцати», «Возмездии» и других поэмах Блока. Но если относительно идеи возмездия, легшей в основание одноименной поэмы и определившей ее название, Блок в предисловии говорит достаточно подробно, то название поэмы «Двенадцать» такого авторского комментария не имеет. Уже первые критики «Двенадцати» обратили внимание на важность осмысления названия для понимания произведения, но они ограничивались в основном указанием на совпадение числа апостолов Христа и численности красногвардейского патруля.

Серьезным шагом вперед было замечание М. Пьяных о двенадцати разбойниках и Христе и публикация им фотокопии черновика десятой главы «Двенадцати», что позволяло серьезно расширить и понимание ассоциативных возможностей названия и роль последнего в реализации художественной идеи произведения. Известно, что название, как правило, не входит в кругозор повествователя (рассказчика), не говоря уже о персонажах. Но оригинальность блоковской поэмы заметна и в этом случае. Автор-повествователь специально обращает наше внимание на связь основного текста с названием поэмы («Идут двенадцать человек»). Таким образом, название в поэме Блока входит в кругозор повествователя, хотя, разумеется, оно адресовано читателю, как и вся поэма, автором-создателем. Учитывая важнейшую роль названия поэмы, исследованию его полисемантизма в работе посвящена отдельная глава.

В блоковедении обращалось внимание на связь очерка «Катилина» (Д.Е. Максимов называет его эссе) с поэмой «Двенадцать». Но подробно это произведение как автокомментарий поэмы не рассматривалось, в том числе и наиболее внимательным исследователем прозы Блока Д. Е. Максимовым. По нашему мнению, именно стремление осмыслить собственное произведение и русскую революцию в контексте мировых истории и мистерии послужило толчком к созданию очерка. Блок видел, что поэма большинством друзей и врагов воспринимается, прежде всего, как «политические стихи», и категорически протестовал против такого понимания своего творения. Не имея возможности да и желания что-то изменить в произведении, судьба которого уже не зависела от него, Блок стремится объясниться с читателем, показать нам масштаб собственного поэтического мышления, получившего художественное воплощение в поэме. Важнейшей задачей для Блока было доказательство закономерности и трагичности революций вообще и русской революции в частности, как и неслучайности того, что революцию в ночном городе представляют те, кому «на спину б надо бубновый туз!».

В осмыслении поэмы «Возмездие» важнейшими вопросами являются вопросы жанра и законченности поэмы. В блоковедении почти единодушным является мнение о неудаче Блока, о том, что поэмы как жанрового единства не существует, а лирическая и эпическая составляющие ее противостоят друг другу, что приводит к жанровой потерянности. При этом уравниваются окончательный, одобренный, Блоком текст поэмы и планы, наброски, подготовительные материалы и т. д. Мнение о том, что поэма осталась незаконченной и потому серьезной художественной ценности (за исключением отдельных отрывков) не представляет, продолжает оставаться в блоковедении доминирующим. Мы же в ходе анализа стремимся доказать жанровую состоятельность поэмы как лиро-эпического явления, целостного и законченного. В. исследовательской литературе порой смешиваются понятия незаконченности и незавершенности. Мы полемизируем с теми авторами, которые говорят о незаконченности как эстетической несостоятельности поэмы. Что касается незавершенности, то это прием, о чем убедительно говорит Ю. М. Лотман, анализируя «Евгения Онегина».

Анализ авторской позиции в поэмах Блока, особенностей повествования невозможен без учета самостоятельности поэта как создателя нового типа лиро-эпической поэзии. Многие ученые отмечают ориентацию Блока при создании «Возмездия» на «Медного всадника» и «Евгения Онегина». В то же время есть тенденция говорить о слишком большой зависимости Блока от Пушкина, в отдельных работах речь идет даже о подражательности. Не следует забывать, что поэмы Блока, о которых идет речь в данной работе, создавались в период, когда поэма как жанр переживала кризис, с одной стороны, а с другой именно в это время шли плодотворные поиски, которые в конечном итоге привели к возрождению поэмы в русской литературе. Среди этих поисков важнейшее место принадлежит творениям Блока, создавшего новый тип поэмы не только в «Двенадцати», но и в «Возмездии», и в лирических поэмах.

По нашему мнению, открытая, даже подчеркнутая ориентация на Пушкина была нужна Блоку, чтобы показать, насколько зависим от Пушкина и в то же время самостоятелен должен быть и всегда бывает каждый подлинный русский поэт.

Исследователи неоднократно соотносили творчество Блока с пушкинской традицией, да и сам поэт постоянно ощущал свою кровную связь с Лермонтовым, Гоголем, Достоевским, Ап. Григорьевым, Вл. Соловьевым, Тютчевым, Фетом, но, прежде всего, с Пушкиным. Именно в связи с Пушкиным обращается он к грандиозной теме о назначении поэта, причем делает это в трагическом для себя и русской культуры 1921 году, а потому его речь «О назначении поэта» имеет характер завещания. Как справедливо замечает исследователь, «.важно то, что блоковский первообраз очень отчетливо соотнесен с классическим, а именно с пушкинским. Новое — неклассическоевидение Блока как бы обнимает пушкинские начала и концы. Ведь, предположим, «жизнь без начала и конца» — это подхват онегинского финала и одновременно актуализация потенциальной бесконечности его зачина. Такого рода отношения — художественный закон в поэтической системе Блока, когда она соприкасается с пушкинской"9. Прямое соотнесение блоковского первообраза, основой которого являются «.идущие еще от Бодлера символистские мировые соответствия."10, с пушкинской образной системой может показаться чрезмерно смелым и даже неоправданным. В то же время ориентация на Пушкина в стремлении воспроизвести весь мир, а не отдельные предметы в нем, мир во «.всей целостности пространства — времени"11 у Блока очевидна и в лирике, и в лиро-эпических произведениях, прежде всего, в поэмах. В то же время сам Блок отчетливо ощущал и свое отличие от почитаемого им поэта. В той же речи «О назначении поэта» он скажет: «Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин"12. Поэт как бы проводит разграничительную черту, отделяющую образ Пушкина от самого Блока. О Блоке можно говорить многое: гениальный поэт, «трагический тенор эпохи», тончайший и проникновенный лирик и т. д. Но сказать о веселом имени — Блок вряд ли кто решится. В этом осознании различия человеческих и творческих индивидуальностей есть мера понимания Блоком самобытности собственного дарования и личности, что не позволяло ему копировать Пушкина, подражать ему. Да он и не смог бы этого сделать, его яркое своеобразие требовало учитывать опыт Пушкина, но говорить свое и по-своему.

В «Возмездии», «Двенадцати» и других поэмах максимально учитывается опыт предшествующего развития русской поэмы (не только пушкинской, но и лермонтовской, и некрасовской и др.), да и всей русской поэзии, учитывается и опыт русского символизма с его взлетами и падениями, и, прежде всего, собственный опыт Блока, что и позволило ему создать эти замечательные произведения.

Объект исследования — поэмы Александра Блока, созданные в 1900;1910;е годы и рассматриваемые в соотношении как с лирикой, драматургией и прозой самого поэта, так и с русской поэзией XIX и начала XX веков.

Предмет исследования — художественное своеобразие поэм Блока с точки зрения проблемы автора, формы авторского присутствия в тексте, особенности лиро-эпического повествования, взаимоотношения автора и героев в каждом из произведений.

Актуальность исследования определяется настоятельной потребностью выявления художественного своеобразия поэм Блока с точки зрения проблемы автора, в контексте поэзии и прозы поэта, на фоне процессов разрушения традиционной поэмы и рождения обновленного ее жанра в русской литературе, а также обоснование жанровой определенности каждого из произведений и, прежде всего, «Возмездия», выявление различных форм авторского присутствия в тексте, что в конечном итоге приводит к возможности понимания своеобразия авторской позиции в каждом из творений.

Цель работы — установить закономерности, которые определяют художественный мир поэм Блока, особенности их жанровой структуры, взаимоотношения автора и героя, функциональную роль разных форм художественного сознания (автор-повествователь, автор-рассказчик, лирический герой, герои поэмы) и в связи с этим своеобразие художественной речи, соотношение «своего» и «чужого» слова, авторскую позицию и способы ее проявления в каждом из произведений. При этом лиро-эпическое творчество Блока рассматривается в динамике, в связи с основными этапами его творческого пути, в контексте развития русской поэзии конца XIX — начала XX веков. Целевая установка определила основные задачи диссертационного исследования: выявить разнообразие форм художественного присутствия автора в тексте произведений, особенности взаимоотношений автора и героев, своеобразие авторской позиции в каждой из поэмисследовать художественные особенности поэм Блока как значительного явления в творчестве поэта и этапа в развитии русской поэмы начала XX века, определить жанровое своеобразие этих его творенийразработать концепцию поэмы «Возмездия» как законченного в сюжетном и композиционном отношениях произведения, представляющего собой художественную ценность вне зависимости от внетекстовых материаловопределить особенности художественной речи в поэмах Блока, приемы и способы повествования, взаимоотношения «своего» и «чужого» словаобнаружить существенные связи мотивов и образов поэм Блока с мифопоэтической и литературной традициями, определить характер и функцию межтекстовых связейраскрыть особенности восприятия поэм Блока в контексте его прозы, обратив особое внимание на очерк «Катилина» как автокомментарий поэмы «Двенадцать».

Теоретико-методологической основой настоящей диссертации являются работы по проблеме автора в художественной литературе ведущих отечественных ученых (В. Виноградов, М. Бахтин, Б. Корман, Ю. Лотман и др.), современных исследований (Ю. Манн, Б. Успенский, А. Буланов, В. Григорьев, Н. Драгомирецкая, С. Перевалова,

A. Жолковский и др.).

В работе мы опираемся на труды Р. Иванова-Разумника,

B. Жирмунского, К. Мочульского, К. Чуковского, Ю. Тынянова, Л. Тимофеева, В. Орлова, Д. Максимова, Л. Гинзбург, Ю. Лотмана, 3. Минц, Л. Долгополова, П. Громова, М. Пьяных, Ж. Нива и других отечественных и зарубежных исследователей, которые создали единую (пусть и противоречивую) концепцию творчества Александра Блока.

В ходе анализа поэм Блока мы учитываем теоретические и историко-литературные работы авторов, позиции которых порой противоположны. Это не эклектика и не всеядность, а сознательное стремление максимально учесть все многообразие мнений, касающихся как оценок творчества Блока, так и проблемы автора в целом, и солидаризоваться с теми положениями, которые нам представляются наиболее обоснованными, помогающими глубже понять особенности взаимоотношений автора и героя, выявить формы авторского присутствия в тексте, учесть своеобразие авторской позиции в лиро-эпических произведениях поэта.

Методика исследования базируется на принципах целостного анализа художественной структуры произведений с точки зрения проблемы автора. В необходимых случаях целостный анализ сочетается с историко-сопоставительным.

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена: разработкой принципов системного анализа поэм Блока с точки зрения проблемы автораизучением разных форм авторского присутствия в тексте поэм Блока, разделением функциональной роли автора-повествователя, автора-рассказчика, лирического героя и обоснования зависимости жанровых модификаций поэмы от типа повествователя, исследованием повествовательной структуры поэм, выявлением многообразных форм соотношения «своего» и «чужого» словавыявлением в ходе анализа особенностей авторской позиции в каждом из произведений, подробным обоснованием полисемантичности названия поэмы «Двенадцать» как способа проявления авторской позициивыработкой концепции поэмы «Возмездие» как законченного, жанрово-состоятельного и целостного произведения, в котором автобиографический материал выполняет функцию тематической основы, а герои соотносятся с реальными людьми только как с прототипамирассмотрением очерка «Каталина» как автокомментария поэмы «Двенадцать», в котором Блок на ином, непоэтическом уровне сказал об основных мотивах и образах поэмы, прокомментировал собственное произведение, указав читателю путь его прочтения и понимания.

Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется разработкой принципов анализа лиро-эпических произведений и, прежде всего, поэм А. Блока с точки зрения проблемы автора, классификацией форм авторского присутствия в тексте, разграничением таких понятий, как автор-повествователь, авторрассказчик, лирический герой применительно к лиро-эпическим явлениям. Предлагаемый метод выявления в тексте различных форм существования и сосуществования авторского и иных голосов, а также влияния чужого слова на речь повествователей в любых вариантах их художественного бытования и влияния их слова на речь иных ее субъектов углубляет представления о соотношении лирического и эпического в поэмах Блока и вообще в русской поэме начала XX века, возможностях и формах проявления диалога в лиро-эпических произведениях, понимании своеобразия субъектно-объектных и субъектно-субъектных отношений в поэме как синтетическом жанре. Теоретическую ценность могут представлять и выводы о трансформации жанра поэмы в русской литературе начала XX века, соотношении лирической и лиро-эпической поэзии А. Блока, отрицание некоторых устоявшихся представлений, касающихся поэм Блока и отношений автора и героя в них, предложение собственной концепции жанрового своеобразия поэм.

Практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских и школьных курсах по «Истории русской литературы», а также в спецкурсах и спецсеминарах, посвященных проблемам русской литературы конца XIX — начала XX веков и творчеству Александра Блока.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Многообразие форм авторского присутствия в тексте поэм А. Блока во многом определяет их художественное своеобразие, а взаимоотношения автора и героя являются основой жанровой модификации поэм как лиро-эпических произведений. Поэмы Блокавыдающиеся явления в русской поэзии начала XX века, обозначившие наиболее продуктивное направление трансформации жанра. При этом поэмы создавались не в противовес лирике Блока, как считают многие исследователи, опираясь на некоторые высказывания самого поэта, а наряду с лирикой, как опыт постижения и выражения мира другими, не только лирическими средствами.

2. Опыты Блока в создании жанра поэмы соотносились с исканиями поэтов символистского и иных направлений (В. Брюсов, К. Бальмонт, Д. Мережковский, И. Бунин, М. Горький и др.), а также учитывали традиции русской и мировой литературы, в том числе опыт В. Жуковского, М. Лермонтова, Н. Некрасова, Я. Полонского, В. Соловьева, Э. Верхарна и т. д. Сознательная ориентация на «Медного всадника» и «Евгения Онегина» не выродилась в слишком большую зависимость от Пушкина, а позволила Блоку сказать своё и по-своему, создать новый тип поэмы не только в «Двенадцати», но в «Возмездии» и лирических поэмах.

3. Степень объективности изображения в вымышленном (фиктивном) мире поэм Блока в значительной степени определяется созданием независимого от физического автора художественного сознания, которым является автор-повествователь, автор-рассказчик, лирический герой, а также герои-субъекты речи, заявляющие о своей, равноправной с авторской, а порой противопоставленной ей позиции, что создает ситуацию диалогичности. Поэмы представляют собой новый тип существования лирического и эпического элементов в одном произведении, сочетание лирического переживания и повествовательности в их нераздельности.

4. Поэма «Возмездие» является целостным и законченным произведением, не зависящим в композиционном, сюжетном, ритмическом, образном и других отношениях от внетекстовых материалов (планов, набросков и т. д.). Несмотря на неполноту воплощения авторского замысла, поэма является самодостаточным художественным явлением.

5. В поэме «Возмездие» представлена созданная художником модель мира, её герои — также создания поэтического воображения. Отец и сын соотносятся с A.JI. и А. А. Блоками, но поэт и его отец героями поэмы не являются, вопреки утверждениям многих блоковедов. Нет в поэме и лирического героя. Остальные герои также вымышленные лица, многие из них имеют реальных прототипов, но не более того. Поэма не является дидактической. генеалогией собственной семьи, это художественное произведение, в основу которого положен автобиографический материал.

6. Вопреки широко распространенному мнению, мы не считаем «Возмездие» неудачей Блока, более того, наряду с «Двенадцатью», это одно из самых больших достижений русской литературы в жанре поэмы. Новая форма художественного воплощения автобиографического материала и отношений автора и героев, новаторское соотношение эпического и лирического в поэме, «схватка» аполлонического и дионисийского начал как проявление «нераздельности и неслиянности», как стремление выразить свои взаимоотношения с миром в новой, небывалой в его поэзии и русской литературе начала XX века форме определили жанровое новаторство Блока, сделали поэму художественным открытием. Поэма «Возмездие» демонстрирует не столкновение жанров" не жанровую потерянность, а рождение нового типа лиро-эпического произведения.

7. Полисемантичность слова «двенадцать» в одноименной поэме во многом определяет развитие художественной идеи произведения и его структуру, помогает понять авторскую позицию. Присутствие в поэме огромного числа библейских, литературных, исторических, мифологических и фольклорных текстов может быть результатом сознательного или бессознательного выбора, но так или иначе связано с числом «двенадцать». И если название, как правило, не входит в кругозор повествователя, то в блоковской поэме связь названия с кругом интересов автора-повествователя несомненна. Название поэмы было откровением для Блока, подвигшим его на создание произведения, открывшим ему самому смысл русской революции, позволившим понять её в цепи событий мировой истории и мистерии.

8. Очерк «Каталина» — это автокомментарий поэмы «Двенадцать». Хотя проблематика произведения шире комментирования собственного произведения, задача объяснения с читателем, несомненно, является одной из главных. Автор ни разу не называет свою поэму, но говорит о ней, применяя метод соответствий (аллюзий, ассоциаций, сопоставлений, реминисценций и т. д.), что позволяет решить задачу проникновения во внутреннюю суть явления, показать глобальность темы «Двенадцати» и масштабность художественного решения.

Апробация диссертации

Основные идеи работы и полученные результаты нашли отражение в монографии, учебном пособии и материалах для спецкурса (общий объем 34,7 уч. изд. л.), статьях, а также докладах на международных, всероссийских, региональных, межвузовских и внутривузовских конференциях.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, а также списка использованной литературы, который насчитывает 561 наименование.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ поэм Блока позволяет сделать некоторые выводы, касающиеся как данных произведений, так и творчества поэта в целом, во взаимосвязи с развитием русской литературы начала XX века. Этот период, почти целиком охватывающий творческий путь Блока, ознаменованный расцветом и кризисом символизма, а затем явлением революции необычайно важен для понимания Блока как определяющего явления эпохи. Что касается кризиса символизма, то, несмотря на яростную защиту этого течения, поэт осознавал органическую неизбежность и закономерность кризисных явлений, присущих развитию любого направления в литературе и вообще в искусстве. Он осознал пределы возможностей символизма и не случайно однозначного ответа на вопрос «Быть или не быть русскому символизму?», поставленный в докладе «О современном состоянии русского символизма», Блок все-таки не дает. Мысль о невозможности осмыслить что-либо в искусстве вне символизма — это скорее попытка утвердить историческую роль символизма, сказать о его огромном влиянии на дальнейшее развитие искусства, чем доказательство перспектив развития собственно символизма и как миропонимания, и как литературной школы. Правда, Блок, как и Белый, никогда не считал символизм литературной школой, для него метод символистского общения с миром был единственной возможностью преодоления раскола между этим миром и «мирами иными». Другое дело, что все оказалось неизмеримо сложнее, чем представлялось в юности, на начальном этапе восторженного служения миру, искусству, Ей, в период тезы, когда была уверенность в том, что

583 этот мир принадлежит тебе", а «Имя почти угадано». Пришло понимание того, что возможности не только символизма, а вообще искусства не беспредельны, и собственное поэтическое создание «.не живое, не мертвое, синий призрак"584. Уверенность в существовании «тех миров» осталась, а вот уверенности в возможностях искусства постичь тайны мироздания стало меньше, хотя такую возможность Блок поэзии оставляет. Уже в 1904;1905 годах Блок начинает задумываться над вопросом о возможности выразить мир и себя в этом мире только средствами лирики. А к началу 1910;х годов проблема встает перед ним особенно отчетливо. Его. опыты в жанрах поэмы и драмы свидетельствуют о стремлении к объективированным формам выражения и изображения мира. Эти искания происходят наряду с расцветом его лирического творчества, в котором тенденции к эпизации и драматизации также заметны.

Этапами исканий поэта и свидетельством его стремления к обретению способов изображения объективного мира и объективированного героя являются лирические поэмы «Ее прибытие» и «Ночная фиалка», в которых эта поэтическая интенция получила разное художественное воплощение. Будучи явлениями пограничными, несущими в себе жанровые признаки и поэмы, и лирического цикла («Ее прибытие» в большей степени, к тому же она осталась незаконченной, «Ночная фиалка» в меньшей) эти произведения, во-первых, отчетливо показывают направленность исканий Блока в создании жанра поэмы, а во-вторых, неразрывно связаны с его лирикой, где тяготение к созданию лиро-эпических произведений и, прежде всего, баллад («Незнакомка») очень показательно. При этом есть смысл еще раз подчеркнуть мысль о том, что поэмы Блока создавались не в противовес лирике, как считает

Л.К. Долгополов и другие исследователи, опираясь на некоторые из высказываний самого поэта, а наряду с лирикой, как опыт постижения и выражения мира другими, а не только лирическими средствами. Степень объективности в изображении мира в значительной степени определяется созданием максимально независимого от автора-творца художественного сознания (насколько было вообще возможно для Блока этого периода), которым является автор-повествователь в поэме «Ее прибытие» и автор-рассказчик в «Ночной фиалке», а также героисубъекты речи, заявляющие о своей, равноправной с авторской, позиции, а порой противопоставленной ей, что рождает ситуацию диалогичности. Конечно, не только разность точек зрения героев и автора-повествователя, например, на мир и конкретные события, происходящие в нем, свидетельствуют о постоянном и непрерывном диалоге внутри художественного мира поэм. Диалог героев, диалог автора (в разных художественных ипостасях) и героев, героев и явлений природы, спор автора с самим собой и т. д. рождают и подчеркивают это диалогическое и диалектическое состояние модели мира, созданной воображением поэта. Опыты Блока в создании жанра поэмы соотносились с исканиями поэтов символистского и иных направлений (В. Брюсов, К. Бальмонт, Д. Мережковский, И. Бунин, М. Горький и др.), а также учитывали традиции русской и мировой литературы, в том числе опыт В. Жуковского, М. Лермонтова и т. д. После некоторого перерыва, когда Блок не обращался к жанру поэмы, мысли о недостаточности только лирических способов познания и выражения мира вновь овладевают сознанием поэта, что было активизировано и ощущением кризиса символизма, который поэт ощущал и как кризис собственного творчества.

В этих условиях и начинает создаваться поэма «Возмездие», поводом к написанию которой послужило драматическое событие в личной жизни поэта — смерть отца. Начатое как лирическая поэма, а таковым и является первый вариант «Возмездия» («Варшавская поэма»), произведение затем дорабатывается, в планах и тексте поэмы все более заметно стремление к созданию эпического полотна с охватом всемирно-исторических событий, со стремлением показать судьбы героев в неразрывной связи с социально-политическими явлениями. Работа над поэмой растянулась на многие годы. Блок мучительно искал способ создания произведения «с бытом и фабулой», которое, вобрав в себя опыт классических образцов русского лиро-эпического творчества и, прежде всего, открытий Пушкина, отразило бы особенности пути, пройденного русской словесностью от Пушкина до символизма. При этом главным было не изменить себе, добиться того, чтобы поэма была традиционной и новаторской в одно и то же время, при этом эпичность и лирическая исповедальность должны находиться в неразрывном единстве. Планы создания поэмы не осуществились в полной мере, не была, к примеру, полностью написана вторая глава, в которой предполагалось рассказать о юности сына, а также намеченные в одном из планов четвертая глава и эпилог. Все это дало возможность большинству исследователей говорить о неудаче Блока и незаконченности поэмы. Но неполная реализация планов вовсе не является свидетельством удачи или неудачи автора и не является мерилом художественных достоинств произведения. В плане от 9 января 1911 года Блок пишет о девятой главе поэмы, но это не повод для упреков поэту, что он эту идею не реализовал. Наш анализ «Возмездия» позволяет сделать вполне однозначно несколько выводов: во-первых, перед нами именно поэма, в которой нет никакого столкновения жанров, а есть жанровая определенность лиро-эпического характераво-вторых, поэма представляет собой законченное произведение в композиционном и сюжетном отношениях. Планы, наброски и другие подготовительные материалы могут привлекаться для более глубокого понимания авторского замысла, но являются внетекстовыми материалами, как и упоминание о поэме в письмах, дневнике и записных книжках. В-третьих, повествовательная речь в поэме определенно тяготеет к эпическому типу по преимуществув-четвертых, сочетание эпического и лирического начал в «Возмездии» оригинально, самобытно и является открытием Блока. Хотя вопрос о влиянии этого блоковского открытия на дальнейшее развитие русской поэмы не является предметом нашего исследования, но можно с определенной долей уверенности говорить о наличии такого влияния. Наконец, пятый вывод, о котором хотелось бы здесь сказать, тот, что поэма «Возмездие» не дидактическая генеалогия собственной семьи, каковой она является по мнению К. В. Мочульского и других исследователей, а художественное произведение, в котором биографический материал творчески переосмыслен, это не повествование о семье Бекетовых и Блоков, а герои «Возмездия» не A.JI. и А. А. Блоки. Это вымышленные герои, прототипами которых послужили реальные люди, т. е. отец и сын Блоки. И сын, вопреки утверждению Л. К. Долгополова, лирическим героем окончательной редакции «Возмездия» не является. Что касается «Варшавской поэмы», то здесь можно допустить возможность существования лирического героя, что, впрочем, также не делает и эту поэму автобиографической. И здесь мы имеем дело с героем, достаточно определенно отдаленным от реального автора, то есть перед нами история жизни вымышленного героя, а не история жизни Александра Блока, как бы ни был важен автобиографический слой в художественной ткани поэмы.

Что касается авторской позиции в «Возмездии», то она представлена многосложно и многогранно, и мы старались это показать в своем достаточно подробном анализе организации повествования, в том числе и своеобразия речи автора-повествователя.

В годы работы над «Возмездием» была написана и поэма «Соловьиный сад». Блок параллельно решал две задачи: создание нового типа эпического стихотворного произведения и продолжение опыта создания лирической поэмы. В то же время «Соловьиный сад» — это новый тип лирической поэмы, в котором иные взаимоотношения автора и героя. Главным действующим лицом и основным субъектом речи здесь является лирический герой, что создает новую ситуацию отношения лирической и эпической составляющих. И сюжетность, будучи более определенно выраженной, чем в «Ночной фиалке» и особенно в поэме «Ее прибытие» не довлеет над лирическим высказыванием, а служит средством наиболее полного выражения состояния лирического героя и его взаимоотношений с миром.

Если при анализе лирических поэм, «Возмездия», «Варшавской поэмы» мы основное внимание уделяли анализу текста, в частности, организации повествования и результатом этого анализа явились выводы о формах авторского присутствия в тексте, то изучение поэмы «Двенадцать» проводилось с некоторыми изменениями методики анализа. Об этом произведении написан огромный корпус текстов, и это диктовало направление приемов анализа произведения и связанных с ним литературных явлений.

Авторская позиция в поэме «Двенадцать» выявляется нами при анализе как текста поэмы непосредственно, что в большей степени касается главы о полисемантизме названия поэмы, так и внетекстовых материалов, прежде всего, прозы Блока. Мы постарались обосновать свою точку зрения на отношение автора-повествователя (позиция которого максимально близка Блоку) к, революции как проявлению закономерности и стихийности в мировом историческом процессе, на смысл деятельности «обреченных революционеров» и в связи с этим сказать о восприятии автором своих героев и своего произведения в целом. В работе особенно подчеркивается пророческий характер поэмы, а также то обстоятельство, что благодаря собственному произведению Блок многое увидел по-новому, и его вера в очистительную миссию победившей революции, как и вера в возможность преображения людей в горниле революционных событий, значительно ослабла. В то же время постановка вопроса: приветствовал он революцию или проклинал (заклинал, говоря словами Бухарина) кажется нам неверной, искажающей саму идею поэмы. Поэма невообразимо шире и глубже такого прагматического ее понимания. Она о судьбах мира, о возможности преображения человека и о вечной надежде, символом которой выступает в поэме Христос.

Подтверждением того, что поэма понималась самим Блоком как утверждение мысли о том, что русская революция — один из эпизодов мировой мистерии, является и очерк «Катилина», который мы рассматриваем, прежде всего, как автокомментарий поэмы «Двенадцать», способ объяснения с читателем, хотя осознаем, что это произведение не укладывается в очерченные нами рамки. Как и поэма «Двенадцать», оно глобально тематически и содержательно, в нем видна попытка иными, чем в поэме средствами осветить трагедию мира, которая заключается в том числе и в безуспешности попыток преображения мира и человека путем насилия. Хотя евангельские слова о том, что Христос принес не мир, а меч, служили и служат многим оправданием насилия и жестокости.

Но мы свою задачу видели в анализе «Катилины», прежде всего, как объяснения поэтом собственного произведения, комментирования его без прямого называния самой поэмы. Здесь излюбленный Блоком и другими символистами прием с помощью соответствий (аллюзий, ассоциаций, сопоставлений и т. д.) проникнуть в подлинную суть явления приносит максимальный эффект, что, в свою очередь, свидетельствует о том, что метод символистского художественного мышления был для поэта главным и в последние годы его жизни. Авторская позиция в очерке «Катилина» кажется заявленной декларативно, автор стремится «реабилитировать» своего героя, показать его обреченность и неслучайность его явления накануне рождения Христа и гибели Рима. Катилина — символ нового, рождающегося мира, в котором ему нет места, и в этом смысле символичны образы красногвардейцев, а их судьбы сопоставимы с судьбой Катилины. Понятно, что Блоком написана не биография Катилины, несмотря на обилие цитат, поэтом создан образ Катилины, перед нами Катилина, созданный творческим воображением автора, хотя и схожий со своим прототипом. Блок создал очень сложное жанровое образование, в котором сочетаются признаки исторического и филологического исследования, а при создании образов своих героев (не только Катилины, но и Цицерона, и Саллюстия) автор выступает как художник. И очерк — определение условное, как и эссе, они не решают задачу жанровой идентификации явления. Все это усложняет решение вопроса о формах авторского присутствия в тексте, взаимоотношений автора и героя и выявление авторской позиции, которая не так однозначна, как кажется на первый взгляд. На некоторые из этих вопросов мы в диссертации постарались ответить, а некоторые только поставить.

Понимание поэмы «Двенадцать» невозможно вне контекста размышлений Блока о народе и России, народе и интеллигенции, которые содержатся в прозе Блока. Наш анализ позволяет сделать вывод о том, что основные идеи этих размышлений Блока нашли в «Двенадцати» свое воплощение, а с другой стороны, на некоторые

407 вопросы Блока, связанные с проблемами народа и интеллигенции, народа и революции, стихийности и организованности, веры в преображение мира, поэма дала ответы, пусть порой и неожиданные.