Индивид и общество: нравственные идеалы в понимании автора «Le Menagier de Paris»

Современное состояние проблемы «индивид, личность, субъект».

Обращение к анализу взаимоотношений «индивид и общество» во Франции в конце XIV в. на материале анонимного трактата «Le Menagier de Paris» предполагает краткую характеристику понимания наименований «индивид», «личность», «субъект» и понимания их взаимоотношений с общественной средой в современной теоретико-философской и исторической литературе. В последней трети XX века эти проблемы стали предметом интенсивного внимания со стороны историков, в том числе историков-медиевистов. Это обстоятельство делает актуальной тему настоящей диссертации.

Согласно современному представлению, индивид — это конкретный человек, тогда как под личностью понимается творческий и мыслящий индивид. Личность социальна по своей сущности и индивидуальна по способу своего существования, а индивидуальность выражает собственный мир человека, его особый жизненный путь, который по своему содержанию определяется в значительной мере социальными условиями. Сущность индивидуальности раскрывается в самостоятельности конкретного индивида, его самобытности, способности быть самим собой в рамках социальной системы. Социальные качества личности проявляются в ее действиях, поступках и отношениях между людьми.

Человек — это всегда и неизменно общественное существо, и принадлежность его к социуму означает погруженность в присущую этому социуму культуру, которая пронизывает всю толщу социальных отношений1. Вот как раз здесь — то и возникает вопрос, что такое личность. Личность — это человеческий индивид, включенный в конкретные социально-исторические условия. Именно так он осознает себя как личность (самоидентификация).

1 Гуревич А. Я. Индивид и социум на средневековом Западе. М., 2005. С. 23.

2 Там же. С. 42.

Комплекс взаимоотношений общества со своими членами включает и всю совокупность ментальных представлений, как полученных в наследство от предыдущих поколений, так и получивших развитие на данном временном отрезке исторического развития. Вопрос о том, каков механизм формирования у человека всех этих очень сложных представлений и установок, которые затем начинают определять его дальнейшую жизнь, — чрезвычайно важный и невероятно трудный. Очевидно, что люди, чья жизнь и деятельность проходят в одном и том же временном отрезке, в одном государстве, в одном городе, но принадлежащих к разным социальным и культурным кругам, могут во многом по-разному относиться к определенным явлениям современной им жизни. Это касается любого общества.

В Средние века преобладала коллективная идентичность, т. е. осознание человеком не столько своей личности как таковой, как уникальной, сколько нахождение ее связей с социумом, его отдельными группами и в соответствии с существующими нормами. Если в эпоху Нового и новейшего времени человек-субъект — это создатель и исполнитель деятельности, то в период Средневековья человек-субъект редко рассматривался в таком качестве. Это становится возможным на таком этапе личностного развития, когда появляется определенный уровень осознания себя во взаимосвязях с природой и обществом .

Индивидуализация, т. е. идентификацияв период Средних веков была связана с социальным положением индивида, личностные характеристики включали социальную принадлежность и определяли во многом поведенческие характеристики, а поскольку в средневековом восприятии индивид был микрокосмом — частью и копией мира, организованного иерархически, то и индивид был таким же, индивидуальное «я» не могло быть центром этой картины мира4.

3 Сайко Э. В. Субъект: созидатель и носитель индивидуального. М.&bdquo-, 2006. С. 11, 165.

4 Там же. С. 244, 290.

Человек идентифицировал себя внутри социальной группы (семьи, сообщества, прихода, сеньории и т. д.), в которой быть субъектом (subiectus, sujet) означало, прежде всего, быть подчиненным, и Богу, и господину5.

Нравственный христианский идеал, являясь в Средние века нормой поведения, никогда не был полностью и в своем чистом виде реализован на практике. Видимо, такова судьба любого идеала, но чаще всего, вероятно, это касается и любых поведенческих норм6.

Индивидуальная идентификация в период Средних веков всегда была жёстко определена связью с обществом, местом индивида в сословной иерархии. Лишь в эпоху Возрождения появляются тенденции выйти за рамки социальных связей, конструировать в сознании самого себя7.

Степень изученности темы.

Историография вопроса «общество и индивид» в отечественной литературе довольно подробно рассмотрена Гуревичем А. Я. в книге «Индивид и социум на средневековом Западе». Так, если Я. Буркхардт полагал, что человек в Средние века может рассматриваться лишь в рамках народа, рода, корпорации, семьи, а О. фон Гирке, Э. Дюркгейм считали человека Средневековья — всего лишь одним из многих других, ему подобных, то уже в работах исследователей 70-х гг. XX столетия утверждалось, что уже в XII—XIII вв. индивид на Западе выдвигается в центр внимания, в том смысле, что отношения в обществе строятся на принципе взаимодействия и договора между индивидами. Общество, в свою очередь, не исключало возможности самоутверждения индивида8. Более того, именно во 2-й половине XI — середине XII в. сложились многие характерные черты.

5 L’individu au Moyen Age/ Introduction generale de D. Iogna-Prat P., 2005. P. 25−29.

6 Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала Нового времени. М., 2000. С. 18.

7 Зарецкий Ю. П. Автобиографические «я» от Августина до Аввакума (очерки истории самосознания европейского индивида). М., 2002; История европейского индивида: от Мишле и Буркхардта до Фуко и Гринблатта. М., 2005.

8 Гуревич А. Я. Указ. соч. С. 26 — 45. личности, которые остаются присущими западному человеку вплоть до Нового времени.

Анализируя различные социальные группы в эпоху Средневековья, некоторые исследователи обратили внимание на то, что всякая социальная группа представляет собой союз индивидов и, следовательно, она находит свое основание в человеческой личности. И задача состоит в том, чтобы возможно глубже проникнуть в своеобразие этой личности9. Здесь совершенно невозможно обойтись без анализа ментальности, выражающей коллективную психологию, но также путей самоопределения личности и присущего ей типа самосознания, т. е. соотнесения ее с тем типом культуры, к которой принадлежит эта личность.

Следует подчеркнуть, что личностное начало присуще христианству как типу мироощущения. Осознание, или, лучше сказать, ощущение себя личностью, индивидуально морально ответственной за своё поведение, за совершаемые ею поступки, присуще и средневековому человеку. Он был личностью, но на свой собственный средневековый лад. Иерархия не исключала существование личности, она отводила социально определённым личностям соответствующие места10.

И если на Западе вопросы индивидуальности, повседневной жизни индивидов уже активно разрабатывались в 1970;е — 80-е годы XX в., то в отечественной историографии только в 1990 г. была проведена дискуссия на тему индивидуальности и личности в истории, основные результаты которой были подведены в статье, А .Я. Гуревича11 в журнале «Одиссей».

Подводя итоги дискуссии, А. Я. Гуревич отмечал, что вопрос о человеческой личности и индивидуальности не определенном этапе исторического процесса — это не вопрос о том, существовала ли она или нет, а о том, какие стороны человеческого «Я» приобретали в том или другом.

9 Гуревич А. Я. Указ. соч. С. 141 — 142.

10 Там же. С. 83. социально-культурном контексте особое значение. К тому же едва ли правомерно рассуждать о человеке на любой стадии его истории, если не предполагать существование той или иной личностной структуры12.

1 ^.

В отечественной историографии, к сожалению, не так много работ, посвященных не только проблеме формирования личности, но в целом формированию ментальных установок в период Средневековья. Помимо работ, А .Я. Гуревича упомянем книгу Ю. П. Малинина «Франция в эпоху позднего Средневековья"14. Автор проанализировал эволюцию христианско-нравственного и этического сознания в Х1У-ХУ вв. во Франции, развитие социальных и политических идей. Эту работу можно назвать наиболее синтетической, поскольку при характеристике существовавших в указанный период политических идей, социальных моделей автор рассматривает их все в комплексе и взаимодействии, хотя проблемы средневековой личности напрямую в ней и не рассматриваются.

Французская историография уже достаточно давно обратилась к изучению проблемы развития личности в Средние века, поставив вопрос о том, можно ли к этому периоду применить понятие «индивидуальность», относя его к любому человеку. И ответ этот положителен. Для анализа сложного и неоднозначного процесса формирования личности французские историки привлекают данные различных дисциплин: от психоанализа 3. Фрейда до работ Ж. Жильсона. В частности, к этому призывает и Ж. Ле Гофф. Его работа «Средневековый мир воображаемого"15 прямо указывает на необходимость междисциплинарного подхода в вопросах изучения средневекового сознания. Он ставит вопрос о соотношении, составе и.

11 Гуревич А. Я. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности в истории культуры // Одиссей. 1990. М., 1990. С. 76- 89.

12 Там же. С. 24−25.

13 Впрочем, сейчас появляются работы, которые затрагивают эту проблематику. В частности, можно упомянуть сборники «Человек XV столетия. Грани идентичности». М., ИВИ РАН, 2007; «Социальная идентичность средневекового человека». М., 2007.

14 Малинин Ю. П. Франция в эпоху позднего Средневековья". СПб., 2008.

15 Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. Пер. с фр. М., 2005. взаимодействии образов, которые рождены в сознании людей под воздействием окружающей действительности.

Ж. Ле Гоффом определены основные подходы в изучении представлений человека Средневековья. Сам термин «представления» Ле.

Гофф трактует как «преобразование воспринятой индивидом внешней реальности в ментальный образ», и, по его мнению, представления формируются явлениями — объектами воображения, символики, идеологии то, что навязывается индивиду извне). Воображение — феномен коллективный, общественный и исторический16.

Развитие идей, высказанных Ле Гоффом относительно содержания и формирования средневековой ментальности, продолжил Эрве Мартен17. В русле концепции о длительном и коротком историческом времени он рассматривает культуру (в широком смысле), идеологию (как систему репрезентаций — образов, мифов, идей и концепций) как видение мира, включая поведение, даже самое бытовое, как выражение коллективных и индивидуальных ментальных установок. Э. Мартен при характеристике личностных представлений использует особый термин «bricolages intellectuels», имея в виду все осознанные и неосознанные мотивации, выражающиеся в жестах, ритуалах, обычной речи и воспроизводящиеся 18 ежедневно .

Одной из последних работ французских историков, посвященных вопросам индивидуальности в Средние века является коллективный труд «L'individu au Moyen Age» 19. Авторы, изучая различные виды индивидуализации, приходят к выводу, что система идентификации индивидуума в Средние века подчинялась определенной логике. Если индивид и наделялся какой-либо видимой другим людям особенностью (имя, печать, одежда и т. д.), то это происходило из необходимости контроля внутри его.

16 Там же. С. 5−11.

17 Martin H. Mentalites medievales XleXVe siecle. P., 1996.

18 Ibid.P.5−15. социальной среды, будь то семья, приход и т. д. Индивидуализация выражалась через различные проявления, которые выделяли и в некоторой степени отделяли индивида от других. Это был объективный процесс, хотя в этом обществе singularite (обособленность) не поощрялась'. Исповедь была чуть ли не единственной формой проявления индивидуального самосознания личности, где человек оказывался один на один с сбой и Богом.

Важно здесь то, что христианская философская этика, сформировавшаяся в период Средних веков, сохраняла основные нравственно-этические ценности в качестве идеальной нормы, в условиях меняющихся экономико-политических и социальных, и культурных отношений. Более того, как любое историческое явление, оно на каждом историческом отрезке имело свое особое «лицо», свои особые задачи. Человек Средневековья — прежде всего христианин, но он — и прихожанин, и член какого-либо сословия, социальной группы, он — мужчина или женщина. Все эти качества предполагают сложную систему взаимодействия и взаимовлияния.

Действительно, в период Средних веков, как уже отмечалось, преобладала коллективная идентичность, т. е. осознание человеком не столько своей личности как уникальной, сколько нахождение ее связей с социумом, его отдельными группами и в соответствии с существующими нормами. Особенности идентичности характеризуют человека как личность. Исповедь была чуть ли не единственной формой проявления индивидуального самосознания личности, где человек один на один с собой и Богом.

Выявление того, в какой степени нравственный христианский идеал влиял на поведение людей, вступал ли он в противоречие с собственным мироощущением человека и тем, что от него требовало общество, был ли это сложный сплав нравственно-этических установок, сформировавшихся под влиянием различных факторов, представляется в настоящее время.

19 L’individu au Moyen Age. Op. cit. интересным и актуальным. Изучение путей формирования представлений об идеальном поведении и соотношение этих идеалов в реальной жизни — это вопрос и о самоидентификации личности и ее самосознании. к.*.

И.Хейзинга назвал период истории Западной Европы XIV—XV вв.еков «Осенью Средневековья», рассматривая его, прежде всего, не как время предренессансное, но как время умирания старых культурных форм, завершение Средневековья. Это была попытка увидеть «средневековую культуру в ее последней жизненной фазе», когда «старые формы умирают в то же самое время и на той же почве, где новое находит пищу для роста».21.

Что касается нравственных христианских представлений, то их ценность как нравственного ориентира особенно ярко проявлялась в кризисные периоды, когда следование им становится подчас затруднённым и является своего рода поступком, характеризующим зрелость личности. В период между XIV — XV вв., как выразился Ж. Шиффоло, кризис «старого общества» породил" новую религию и новую Францию, хотя Ренессанс и не проистекал.

22 из Осени Средневековья. Особенно ярко проявлялась в кризисные периоды ценность нравственных христианских представлений как нравственного ориентира, когда следование им становится подчас затруднённым и является своего рода поступком, характеризующим зрелость личности.

Рубеж XIV—XV вв. — важный во всех отношениях этап не только для Франции, но и для Западной Европы в целом. В культурном плане это выразилось, по мнению некоторых ученых, в «навязанном великим Петраркой.

23 противостоянии итальянского и французского гуманизма". В частности, в фигуре Ж. Жерсона — известного богослова и канцлера Парижского университета, соединившего в себе консервативную натуру и новаторство во.

20 Ibid. Р. 7−25.

21 Хейзинга Й. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV — XV веках во Франции и Нидерландах. М., 1983. С. 5.

22 Histoire de la France religieuse/ Sous la dir. de J. Le Goff et Rene Remond. P., 1988. T. 2. P. 1315.

23 Матусевич E.B. Петрарка и Ж. Жерсон: Италия и Франция — противостояние двух культур на рубеже XIV—XV вв. // Вопросы философии. № 9. М., 2005. С. 258. многих областях своей деятельности, начавшего в числе первых писать на французском языке серьезные богословские труды для женщин, видят начало французского гуманизма24.

В это время Столетняя война, хотя и с большими перерывами, продолжалась25, а, следовательно, разруха, голод, болезни оставались атрибутом повседневности, пусть даже и не столь явно выраженными в периоды затишья. Все это сопровождалось обострением внутриполитического положения, связанного с ослаблением королевской власти (в 1392 г. — первый приступ болезни Карла VI), борьбой принцев за влияние на короля, впоследствии вылившейся в распрю Бургиньонов (или бургундцев, как это принято в нашей историографии) и Арманьяков, увеличением налогов, церковной схизмой.

Столетняя война изменяла менталитет современников, в ходе её начало зарождаться патриотическое чувство французов, т. е. их самоидентификация начала выходить за рамки социального статуса. Впрочем, этот процесс был длительным, и еще во времена Вийона парижане считали иностранцами всех, кто проживает не в столице .

В плане социальном и индивидуальном — разрыв семейных отношений, межличностных связей. В такие кризисные периоды в любом обществе очень остро проявляются противоречия между тем, что предписано, должно и тем, что есть в реальности, что человек выбирает для себя в качестве некоего образца. Здесь он повинуется не только задачам чисто биологического выживания, но и социальным, культурным нормам и собственной, ему лично присущей, логике поведения.

24 Там же. С. 110.

25 К концу 80-х годов XIV века военная активность Англии и Франции истощилась, и стороны были вынуждены перейти к переговорам. В 1389 г. было заключено перемирие, продлённое на три года. Это перемирие знаменовало начало длительного перерыва в военных действиях// См.: Басовская Н. И. Столетняя война: леопард против лилии. М.5 2002. С. 25 328.

26 См. Фавье Ж. Франсуа Вийон. М., 1999.

В этом смысле и тендерные роли, выполняемые мужчинами и женщинами, вытекают как из особенностей физиологии, так и из представлений о том, что приемлемо и неприемлемо в данном обществе, а также из того, что каждый индивид считает приемлемым для себя.

Общая характеристика трактата «Le Menagier de Paris» «Le Menagier de Paris» 27 — довольно хорошо известный историкам-медиевистам источник по истории Франции XIV века. Его знают и ссылки на него можно встретить во многих трудах, посвященных этому периоду. И хотя анонимный автор называл свой труд «сочинением», будем именовать его так, как это сделал первый его издатель Жером Пишон, т. е. «трактатом».

На основе трех сохранившихся экземпляров книги (все списки XV века), он издал два тома28, первый из которых содержал поучения мужа жене морально-нравственного толка, а второй был посвящен вопросам организации домашнего хозяйства, охоте и кулинарии.

Неизвестно, является ли название — «Le Menagier de Paris» — авторским наименованием, назвали ли книгу так переписчики или есть ещё какая-либо версия его возникновения. На русский язык условно название можно перевести как «Парижский домохозяин», «Парижский домовод» или «Парижский Домострой» — все они встречаются в русскоязычной литературе. Однако по некоторым причинам предпочтительнее, как мне кажется, оставить название без перевода (далее — Le Menagier), поскольку адекватный перевод слова «le menagier» на русский язык весьма затруднителен. «Словарь.

27 Le Menagier de Paris, traite morale et d’economie domestique, compose ver 1393. Ed. par J. Picnon. T. I, II. P., 1846. Существует несколько изданий: факсимильное переиздание издания 1846 г. — Р., 1961; Р., 1962; Le Menagier de Paris: A Critical Edition by Georgina E. Brereton and Janet Mackay Ferrier. Oxford University Press. 1987; Le Mesnagier de Paris. Texte edite par Georgina E. Brereton et Janet M. Ferrier. Traduction et notes par K. Ueltschi. P., 1994. На англ яз.: «The Good wife’s guide» («Le Menagier de Paris»). A Medieval Household Book. London, 1928 — London, 1992.

28 Правда, уже в предисловии изданного в 2009 г. текста трактата на английском языке упоминается еще и четвёртый манускрипт XVI в., хранящийся в Национальной старофранцузского языка и всех его диалектов с IX по XV век" Ф. Годфруа29 начинает ряд синонимов со слова «mesnage» — дом, манор, члены одного хозяйства, a «mesnagier» определяет как «домочадец, эконом, управляющий». Другой словарь — «Le Grand Robert de la langue francaise» дает такие значения слова «menager»: домашняя жизнь, включающая все материальные аспекты, все, что касается внутренней жизни семьи и доходов, а также управление домашними делами и экономия30. «Словарь утерянных смыслов» (составители А. Дюшен и Т. Ленэ) глагол «menager» определяет как.

О 1 управлять, вести заботливо дела, направлять". А. Греймас в «Словаре старофранцузского языка до середины XIV века» даёт следующие определения слов «mesnage, manage»: дом, местопребывание, жилищеобитатели дома, семьяте, кто служит в доме. С XIII в. слово «menage» означает совместную жизнь мужчины и женщины в рамках супружеской з? пары. Специалисты, в частности, Дженнет Феррье, считают возможным не переводить название тракта, предпочитая именовать его «Le Menagier». Учитывая, что невозможно дать перевод названия трактата так, чтобы оно включало весь спектр смыслов, я также считаю совершенно оправданным оставить его без перевода34.

Есть еще одна причина, по которой перевод на русский язык весьма спорен. Так, иногда используется перевод названия, сближающий наш «Домострой» с французским трактатом, и тогда появляется «Парижский Домострой». Это вполне возможно, если не проводить серьезный библиотеке Люксембурга // The Good Wife’s Guide. Le Menagier de Paris. A medieval household book. Ithaca and London, 2009.

29 Godefroy F. Dictionnaire de l’ancienne langue francaise et de tous ses dialectes du IX au XV siecles. P., 1938. P. 291−294.

30 Le Grand Robert de la langue francaise. P., 1996. P. 359−361.

31 Duchesne F., Legnay T. Dictionnaire des sens perdus. P., 1990. P. 168.

32 Greimas A. J. Dictionnaire de l’ancien francais jusqu’au milieu du XlVe siecle. Paris, Larousse, 1969. P. 410.

33 Dictionnaire historique de la langue francaise. P., 2000. P. 2190−2191.

34 French Studies. 1977. Vol. XXXI, № 3. P. 257−267. компаративный анализ обоих источников, когда их название и будет поводом для такой работы.

Нужно учитывать, что русский Домострой" по своему составу и содержанию не может быть однозначно идентифицирован с «Le Menagier de Paris», хотя у них есть много общего. Содержание русского «Домостроя» косвенно связано с идеей домостроительства. Домостроительство — богословское понятие, получившее особое распространение в восточной патристике и богословии. Как отмечал В. Н. Лосский, Святая Троица проявляется в «акте сотворения или промысле», это её проявление относится к «икономии» или «домостроительству», т. е. к созданию тварного мира35.

Таким образом, поскольку понятие домостроительства в своем первоначальном смысле — сугубо богословское, относящееся к мирозданию, его нецелесообразно использовать при переводе на русский язык названия французского памятника. Также и поэтому я и предпочитаю оставить это название без перевода.

Историографическую судьбу трактата нельзя назвать счастливой. И это при всем том, что он, повторимся, является довольно активно и широко цитируемым источником, постоянно привлекающим внимание о с. исследователей. Однако трактат долгое время не рассматривали в качестве оригинального произведения, но лишь как кладезь фактического материала по повседневной истории средневековой Франции, а также вопросам брака и семьи. Отчасти в этом есть вина самого Ж. Пишона. Его позиция относительно ценности содержания трактата на многие годы, судя по всему, определила отношение к этой книге. Он считал, в частности, что часть,.

35 Лосский В. Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991. С. 64. О понятии «домостроительства» в христианстве см. также: Хлебосолов Е. И. Метафизические основания христианства. СПб., 2010.

36 Последнее издание на французском языке вышло в 1994 году, а на английский трактат был переведен в 1928 году и с тех пор выдержал несколько изданий, последнее из которых опубликовано в 2009 г. посвященная вопросам морали, очень хорошо написана, весьма богата историческими сведениями, но всё это достаточно хорошо известно.

Поэтому, возможно, Ж. Пишона больше привлекала вторая -" кулинарная часть", которая во многом, и он сам на это указывал, скорее всего была заимствована из кулинарных произведений того времени. В частности, имелась в виду кулинарная книга королевского повара Гийома Тиреля по прозвищу Таллеван37. Тем не менее эта часть, а также глава об охоте (также компиляция), были отмечены им как достойные большего внимания, в отличие от показавшейся ему традиционной, а потому не такой интересной, «морально-этической». Действительно, дидактического материала периода XIV—XV вв. довольно много. Однако А. Анш особо выделяет именно «Le Menagier», указывая, что этот трактат отличается как самим языком изложения, так и тем, что автор, будучи человеком другого, нежели рыцарь Жоффруа де Ла Тур Ландри сословия (написал «Книгу о о поучения моим дочерям» (1371−1372)), на многие вещи смотрел по-иному .

Как раз в этом, как мне кажется, и заключается своеобразие «Le Menagier de Paris». Впервые в истории Франции появился труд, написанный представителем буржуа, и адресованный супруге, а не дочери. В XIV в. во Франции люди этого сословия начинают играть заметную роль в политической, экономической и культурной жизни. Сословие активно «внедряет» своих членов в Парламент, в Счётную палату. Многие из них входили в окружение Карла V Мудрого. Это не могло не отразиться на.

38 См.

Введение

 Ж. Пишона: Introduction// Le Menagier de Paris. T.I. P., 1846- Le Viandier de Guillaume Tirel dit Taillevant, publ. par le baron Jerome Pichon et George Vicaire. P., 1892- Le Viandier de Taillevent. 14th Century Cookery. Based on the Vatican Manuscript. Translated into English by James Prescott. Oregon, 1989. Сегодня в Интернете достаточно задать поиск сайтов, посвященных «Le Menagier de Paris», чтобы убедиться, что этот трактат используется довольно однобоко — как источник рецептов. Я бы выделила, впрочем, вышедшую недавно книгу «Закуска для короля, румяна для королевы. Энциклопедия средневековой кухни и косметики». СПб, 2008. Автором-составителем и переводчиком текстов является Н. С. Горелов.

38 Hentsch A. De la litterature didactique au Moyen Age s’adressant specialement aux femmes. Cahors, 1903. самосознании и самооценке автора трактата, ставшего в определенном смысле выразителем умонастроений своего сословия.

Что касается принадлежности автора к сословию буржуа, под которым понимается прежде всего верхушка городского населения (это могли быть и чиновники, и судейские39), то это вытекает скорее из косвенных доказательств. Напрямую он нигде не называет своего общественного положения. Например, автор, рассказывая о приготовлении блюд, указывает: «Но это работа не для повара буржуа или простого шевалье"40. Однако, существует версия о том, что его автором является рыцарь и даже называется его имя4'. Впрочем, это не изменяет основную версию о принадлежности автора к сословию буржуа, поскольку оно не было гомогенным ни по происхождению, ни по составу и представители дворянства также могли вести жизнь буржуа. Во всяком случае, текст не даёт возможности отнести его автора определенно к рыцарям с выделением присущих только этому сословию взглядов.

Своеобразие «Le Menagier de Paris» вытекает как из личности автора, так и из его позиции по вопросам брачно-семейных отношений. Она заключается не в форме и даже не в предмете изложения, но находит своё выражение прежде всего в его подходах и оценках, пусть даже и во многом традиционных в своей основе, в его интерпретации используемых текстов, в акцентировке и в том новом для взглядов человека конца XIV в., что почти неуловимо, но что позволяет некоторым исследователям говорить даже о.

39 См. с. 18−19, а также сноску на с. 26.

40 Le Menagier. T. II. P. 269: «Ce n’est pas ouvrage pour le queux d’un bourgeois, non mie d’un chevalier simple» .

42 Crossley-Holland N. Living and dining in medieval Paris. The household of a fourteenth century knight. Cardiff, 1996.

43 Le Menagier de Paris. Introduction. Texte edite par G. E. Brereton et J. M. Ferrier. P., 1994.

44 Хотя линьяжи — характерная особенность прежде всего дворянских семей, тем не менее, и об этом будет сказано в главе III диссертации, они были характерны и для семей именитых бюргеров. гуманистических тенденциях во взглядах автора, понимаемых как.

42 предренессансные .

Мироощущение анонимного автора основано на традиционных нравственных христианских нормах, и в этом он не оригинален. Но как выразитель интересов своего «estat» и своего рода — линьяжа (lignage)43, он не мог не отразить интересов и чаяний семьи и сословия. Он не просто цитирует античных и средневековых авторов, он выбирает из них то, что отвечает задачам трактата: сохранению его реноме как главы семьи и супруга, но прежде всего как члена своего сословия. Более того, он в цитируемые им тексты добавляет что-то от себя, чтобы усилить свою позицию и быть убедительным.

С другой стороны, появление такого труда закономерно. Как правило, произведение появляется только тогда, когда в обществе созревают определенные условия, способствующие возможности и даже необходимости появления того или иного произведения.

Человек, достаточно поживший, опытный и занимающий, судя по всему, высокое общественное положение, автор «Le Menagier» почувствовал необходимость заявить о себе, прославить себя и свою семью в труде, который, по его мнению, будет полезен не только юной жене, но и другим женщинам, близким его семье и того же «estat», что и они. Традиционная форма самовыражения — в виде поучения — вполне закономерна, поскольку в этом обществе новое не приветствовалось.

В связи с этим является существенным вопрос об анонимности трактата. На наш взгляд, можно выделить несколько моментов.

Во-первых, на разных этапах развития средневековой литературы содержание понятия авторства, как известно, было различным. Это, в частности, зависело и от жанра произведения. В хрониках эта стёртость авторского начала сознательна, а в патристике выявленность авторства абсолютна44. В средневековой культуре (как и во всякой другой) художественное сознание, возможность творчества и социально-политические и культурологические условия взаимосвязаны, но приверженность канону, тяготевшему к анонимности, не мешает самовыражению.

Во-вторых, автор «Ье взял на себя роль не только наставника, но и проповедпика. Зайдя так далеко в своих заботах о мире в семье и между супругами, пытаясь охватить как можно более широкий круг вопросов, он, не будучи теологом, но, считая себя человеком образованным, переступает через некие запреты. Возможно, анонимность здесь, скрывая имя, дает возможность продемонстрировать и свой уровень и в то же время достаточно далеко зайти в притязаниях мужа-советчика, подменяющего порой и проповедника.

Другими словами, — соблюдение правил канона (не я пишу, но Бог «водит моей рукой») усиливает авторитетность рассуждений. Но анонимность также может рассматриваться как способ повышения значимости текста, в котором собственные размышления автора, опирающегося, как обычно, на мнения авторитетов, в случае соблюдения инкогнито не вызовут неприятия у других людей. К тому же, создавая свой труд, автор трактата писал для тех, кто его знаета будущим поколениям, он, вероятно, надеялся, о нем расскажут. Заимствование проверенных идей, форм, примеров придавало произведению большее достоинство. И если в период Средневековья пример «являл собой либо норму, которой следует подражать, либо положение, которого следует избегать"45, то при.

Михайлов А.Д. «Автор» и «произведение» в литературе средневековья// Западноевропейская средневековая словесность. М., 1985. С. 18−19. См. также: Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и социальности. М., 1996. С. 23 — 24.

Carree Y. Le baiser sur la bouche au Moyen Age. Rites, symboles, mentalites XIV-e — XV-e siecles. P., 1992. P. 146. соблюдении этого правила, автор сочинения тем не менее предлагает своей читательнице — супруге еще и третий путь — следовать его советам.

Своеобразие и закономерность появления «Le Menagier de Paris» оказываются взаимосвязанными, как являются взаимосвязанными и находящимися в сложных отношениях общее и частное, стереотипное и уникальное в поведении человека. В частности, Мишель Фуко писал, что понятие автора получает определенность как функция дискурсов, поэтому она столь же исторически изменчива, как и дискурсы, и модальности их существования46.

Поскольку сам автор называл свой труд не трактатом, a «escripte», т. е. скорее «сочинением», это говорит о том, что его образцом было Escripture — Священное Писание, так как для автора важно — дать всеобъемлющее наставление (c'est assavoir que une lecon generale vous sera par moy escripte)47. Некоторые исследователи (главным образом литературоведы) отказывают в существовании жанру дидактической литературы в Средневековье, ссылаясь на то, что произведения, которые можно было бы отнести к этому направлению, не образовывали никакого единства, кроме того, назидательность была присуща всем средневековым произведениям48.

В то же время автор «Le Menagier de Paris» не назвал свой труд ни книгой ((livre), что было характерно для больших по объёму работ, ни трактатом (traitie), ни ditte, что указывает обычно на ученый характер произведений. А слово «книгам, кстати, предполагало связь данного произведения с некоторым пратекстом, письменным источником, на который.

Сокулер З. А. Мишель Фуко и его концепция «власти-знания"// «Жизнь и власть в работах Мишеля Фуко». Реферативный сборник М., 1997. С. 6 — 10. См. также: Фуко М. Воля к истине. С. 23 — 65. Гл. «Что такое автор?».

47 Ье Мёпа§ 1ег. Т.1. Р. 4.

48 Евдокимова Л. В. Системные отношения между жанрами средневековой французской литературы ХШ-ХУ вв. и жанровые номинации//Проблема жанра в литературе средневековья. М., 1994. Вып. 1. С. 283 — 314. опирался автор49. Но поскольку автор привержен канону, а также из соображений чисто стилистических, мы можем называть его труд трактатом.

Именно объём прежде всего служил основанием отнесения к какому-либо жанру, малому или большому. Но, однако, как раз в течение XIV в. характер исполнения, объём произведения перестают быть доминантными признаками, лежащими в основе противопоставления жанров50. Границы между большими жанрами все более и более размываются. Разумеется, все это необходимо учитывать при анализе текста «Le Menagier de Paris», чью жанровую принадлежность трудно определить совершенно точно. Нечёткость при разграничении жанровых особенностей произведений исследователи кроме всего прочего связывают и с отсутствием литературного сознания в XIII — первой половине XIV в.

Становится более понятен «выбор» автором той формы, в которой он решил дать наставления своей супруге. Здесь отразились те изменения, о которых говорилось выше. Он соединил форму поучения, трактата, рассказаи все это указывает на трансформации, происходящие в обществе. Распространение письменной культуры отодвигало на второй план чтение наизусть, чтение вслух, заменяя это на собственно чтение, а смешение жанров в одном произведении стало обычным51.

Вероятно, поэтому автор и говорит о своем труде как об «escripte». Невозможно отделять вопрос жанровых особенностей того или иного средневекового произведения от исторических, социальных, культурных условий и причин его появления. Исследователи средневековой литературы, анализируя ту или иную жанровую форму, все-таки подчеркивают связь жанра с исторически определенной средой и обслуживанием потребностей, возникающих в этой среде. «Социальной средой возникновения, функционирования произведения и жанра определяется характер сюжета,.

49 Там же. С. 290, 305−308.

50 Там же. С. 304., 1.

51 Там же. С. 303−305. ! особенности персонажей, принцип художественного решения поставленных в произведении идеологических и эстетических задач"52. Но ведь и ответная реакция читателя этих произведений также определяется теми же факторами. Более того, сама способность воспринять и переработать полученную информацию, а также то, будет ли она затем иметь какое-либо влияние на жизнь индивида, формируется под влиянием этих факторов.

Le Menagier de Paris" появился в самом конце XIV в. Этот период, обратим еще раз на это внимание, интересен тем, что, как это хорошо известно, представители так называемых «буржуа» — богатые выходцы прежде всего из числа менял, суконщиков, меховщиков — стали играть заметную роль в жизни государства, они стремились занять высокие выгодные должности в различных учреждениях королевской администрации, их роль в экономической и политической жизни французского общества XIV в. (а затем и XV в.) становилась все более значимой. Тем не менее сам автор трактата нигде не говорит определённо о том, что он принадлежит к сословию буржуа. Об этом можно судить по косвенным данным, позволяющим практически всем исследователям причислять его к буржуа54.

Таким образом, само появление такого труда как «Le Menagier de Paris» можно считать «знаком», говорящим о многом. Во-первых, это свидетельство возросшей самооценки индивида, осознающего свое достаточно высокое социальное положение. Во-вторых, трактат — не просто сборник общепринятых норм поведения, дидактический материал, способный заинтересовать немногих, оно представляет собой интерпретацию.

52 Михайлов А. Д. Вступительная статья // Проблемы жанра в литературе средневековья. С. 4- Евдокимова J1.B. Указ. соч. С. 286.

53 Смотри, в частности, работы: Demurger A. Temps de crises, temps d’espoirs XIV-XV siecle. P., 1990; Фавтье P. Капетинги и Франция/ Пер. с франц. СПб., 2001; Цатурова С. К. Офицеры власти. М., 2002.

54 Исследование Н. Кроссли-Холланд, согласно которому автор трактата — рыцарь, построенное также на косвенных доказательствах, не показывает, чем же именно его образ жизни отличался от образа жизни богатых буржуа. этих норм. Другими словами, он в определённой степени есть результат самовыражения личности.

История изучения «Le Menagier de Paris» .

Первым человеком, который обратил внимание на «Le Menagier de Paris», был Жером Пишон, чье издание 1846 года до сих пор не утратило своей значимости. Предварив его обширным введением, в котором он рассмотрел основные вопросы: историю его обнаружения, количество сохранившихся копий, проблему личности автора произведения, Ж. Пишон I снабдил текст довольно подробными примечаниями, что облегчает работу исследователей. Однако сам анализ страдает краткостью и некоторой поспешностью, что, вероятно, можно объяснить как интересами самого Пишона, так и состоянием науки в то время.

Обратив внимание на вторую — хозяйственную часть трактата большее внимание, он оставил в тени первую, показавшуюся ему довольно заурядной. Впрочем, в XIX веке на трактат сразу же обратили внимание. Э. Э. Виолле ле Дюк извлек много сведений, касающихся организации быта и досуга в XIV в. во Франции, издав книгу о жизни и развлечениях в Средние века55. Его оценка «Le Menagier de Paris» однозначна. По его мнению, главное в нем то, что автор пытается доказать, что супруга обязана супругу пассивным, абсолютным — до абсурда — повиновением56.

XX век оказался более щедрым на исследования, так или иначе касающихся^^е Menagier". Упоминавшийся уже компендиум Алис Анш, I изданный в 1903 г., дает довольно подробную, учитывая специфику издания, характеристику источника. А. Анш обращает внимание на его 55 Dictionnaire raisonne du mobilier francais de l’epoque carolingienne a la Renaissance. P., 1858/ 1875. 6 vol. В переводе на русский язык в виде книги: Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения/в средние века. СПб, 1997. Сведения о трактате можно найти в большой энциклопедии, изданной во Франции в середине XIX в.: Larousse P. Grand Dictionnaire universel du XIX-e siecle. P., s.a. В 11-м томе дано описание содержания трактата.

56 Виолле-ле-Дюк Э. Э. Указ. соч. С. 55−58. / оригинальность, проистекающую как из принадлежности автора к сословию буржуа, так и на особенности стиля.

Известный французский историк Жан Фавье в книге «Франсуа.

Вийон" довольно часто обращается к «Le Menagier de Paris», находя в нём примеры брачных отношений и бытового поведения, характерных для этого периода истории Франции. По мнению Фавье, «menagier» означает просто.

58 напросто «хозяин дома». Анализируя ту среду, в которой вырос и развивался Вийон как поэт, он делает интересные выводы о влиянии литературы на формирование стереотипов поведения, в частности, «Романа о Розе», патристики. Фавье убедительно показывает, как были связаны вопросы брака и карьеры в среде буржуа.

Довольно развернутая характеристика трактата дается Кристин Роуз (Christine M. Rose)59 в статье, посвященной вопросу притязаний автора «Le Menagier de Paris» в качестве супруга и хозяина дома. К. Роуз совершенно справедливо указывает на то, что этот трактат — попытка мужчины сформировать у жены необходимые, по его мнению, привычки, культивировать в нужном ему русле её моральные качества. Другими словами, автор трактата проводил некую «культурную работу», которая должна иметь своим результатом ' воспитание юной супруги. Несомненно, существует связь между социальными, культурными и историческими аспектами жизнедеятельности человеческого общества, оказывающими влияние на формирование мировоззрения. Для периода Средних веков ценность дидактических книг невозможно отрицать. Они являлись.

Фавье Ж. Франсуа Вийон/ Пер. с франц. В. А. Никитина. М., 1999.

58 Там же. С. 185. Слово «menagier» переведено как «домовод».

59 Rose Ch. М. What every goodwoman wants: the parameters of desire in Le menagier de Paris / The Goodman of Paris //Studia Anglica Posnaniensia: An International Review of English Studies. 2008, № 38. P. 393−410. Или: http://www.thefrce1ibrary.com/. Между прочим, автор статьи также указывает на то, что перевод с французского на английский слова «1е Menagier» как «The Goodman of Paris» неверен и предпочтительнее было назвать «The book of housekeeping of Paris». интерпретацией общепринятого и имели свое основание в книгах религиозного содержания.

К. Роуз высказывает интересную мысль о том, что подобные книги писались не только для того, чтобы регулировать сексуальные желания, но чтобы их оправдать таким образом^ который оправдывал бы власть мужчин.

1.. не только в семье, но и в обществе в целом. И подобного рода литература являлась фактически литературой об оправдании политической власти мужчин. Ведь эти две стороны ! человеческой жизни (секс и власть) взаимосвязаны.

Главной задачей такой литературы кроме всего прочего была также задача формирования такого поведёния женщины, которое соответствовало бы существующим в обществе отношениям. Хорошие манеры становились эквивалентом хорошей морали. Причём, наставления давались «Ье Мёпа§ 1ег» без введения жены в курс тех знаний, которые, по его мнению, были ей не нужны. Однако К. Роуз говорит о том, что «Ье Мёпа§ 1ег» лишь копировал материалы других книг, что не совсем верно. Равно как и ее однозначная оценка автора как одновременно главы семьи и как грозного тирана. Как раз тираном он меньше всего хотел выглядеть.

К. Роуз делает вывод о том, что для супруга, поучающего юную жену, это равносильно возделыванию сада. Ведь известно, какую большую роль играла идея сада в средневековом мироощущении (в частности, образ райского сада, а огороженный сад — символ супружеского ложа).

В целом характеристика, данная К. Роуз «Ье Menagier», учитывая небольшой объём её статьи, отличается точностью оценок по основным проблемам. Её вопрос-сомнение: относительно того, как могла жена или любая другая молодая читательница этого трактата использовать кулинарную часть, хотя некоторые исследователи и считают ее прямым руководством для читающих женщин, кажется правомерным.

Действительно, если говорить о необходимости этого знания для женщины — хозяйки, ответственной за работу подчиненных ей слуг, то эта часть заслуживает внимания. С другой стороны, ее нельзя воспринимать как руководство к непосредственному действию. Эта часть трактата кажется присоединённой к основной искусственно. Она, скорее, играет репрезентативную роль, т. е. показывает, что в этом доме возможна кулинария самой высокой пробы, да и продукты для неё приобретаются самого высшего качества.

Если историки незаслуженно мало обращали внимание на «Le Menagier de Paris», этого нельзя сказать о филологах. Джорджина Бреретон и Джанет Феррье, под чьей редакцией вышло издание «Le Menagier de Paris» 60, посвятили трактату несколько специальных исследований. В частности, Дж. Бреретон опубликовала в журнале «Romania» статью61, в которой проанализировала источник с точки зрения заимствования из двух известных в Средние века книг: «Романа о семи римских мудрецах» и «Игры в нравоучительные шахматы» (можно встретить перевод «Игра в морализованные шахматы»). Она обратила внимание на то, что оба эти произведения автором использовались своеобразно. Бреретон, сравнивая тексты, показала, что именно использовал автор, в каком объёме, что добавил от себя. Эти переработки проистекали, как считает обоснованно автор статьи, из цели, которую ставил перед собой «Le Menagier»: четко показать жене, что её пренебрежение супружескими обязанностями и отрицание покорности, приведут к нежелательным для нее последствиям. При этом упор он делал на том, что все это — болезнь не физическая, а моральная. Внося изменения в заимствованные им отрывки из указанных произведений, он «улучшал» их, создавая яркие описания и давая нужные ему оценки.

60 См. сноску на с. 10.

61 Brereton G. Deux sources du Menagier de Paris: Le Roman des sept sages de Rome et Les.

Moralitez sur le jeu des eschecs // Romania. Revue trimestrielle consacree a l’etude des langues et des litteratures romanes. P., 1953. T. LXXIV. P. 338 — 337.

Дж. Бреретон проанализировала, какой именно перевод «Игры в нравоучительные шахматы» Жака де Сессоля (Чессолли) использовал автор трактата, поскольку нашла ошибки в переводе с латинского, характерные для Жана Фрерона (Jean Freron (Ferron) — есть перевод Жана де Вине). И, в свою очередь, автор трактата внёс изменения в перевод Ж. Фрерона, в частности, путём ввода новых персонажей. Все это, как считает Бреретон, служит лишь для увеличения объёма рассказа. Впрочем, в дальнейшем она сама подчеркивает, что его модификации текстов служат подкреплению создаваемой им модели женского поведения. Более того, он не просто что-то добавляет, но украшает повествование деталями, оживляющими повествование, приближающими его к понятной его супруге жизни (ils ff) devaient avoir une autre valeur, celle de l’actualite). И это важно, на это Бреретон обращает внимание, констатируя факты изменений.

Подводя итог своему исследованию, Дж. Бреретон, указывает, что перед автором трактата стояли две важные цели: научить супругу правильному поведению, давая примеры как правильного,, так и предосудительного поведения, и привлечь внимание супруги к исполнению ей обязанностей по хозяйству. Для этого и служат используемые им две книги — «Игра в нравоучительные шахматы» Жака де Сессоля и «Роман о семи римских мудрецах». Однако я должна сказать, что вся литература, к которой прибегает «Le Menagier», служит этим задачам. И в этом смысле использование этих двух литературных источников для него не является чемто особенным. Другое дело, что, вероятно, в них он нашел нечто, что наиболее точно отвечает его целям!, или они сами ему как читателю больше нравились. Ведь нельзя же отрицать наличие у него своего литературного вкуса и предпочтений. Впрочем, эта статья важна как подтверждение того, что нравственный идеал оформлялся и благодаря литературным образцам, соответствующим образом переработанным автором поучения.

62 Ibid. Р. 357.

Ещё одна работа того же автора 63 посвящена анализу определений, используемых в трактате для обозначения людей разных социальных статусов. Можно охарактеризовать эту статью Дж. Бреретон в качестве попытки выяснить, как помимо всего прочего, идентифицировал себя автор трактата. Наиболее интересны предположения, выдвинутые относительно именования людей того же социального положения, что и автор «Le Menagier de Paris» .

Она пришла к выводу, что слово «dame» «Le Menagier» применял как для обозначения знатных дам, так и для замужних «bourgeoise», или точнее, для женщин из семей буружа, имеющих богатых мужей. Зваться «дамой» было престижно. Другими словами, это свидетельствует о сближении в именовании представительниц владетельных родов и богатых буржуа. С другой стороны, выражение «дама» могло обозначать женщину вообще. Это слово, как отмечает Бреретон, семантически эволюционирует. То же можно сказать о слове «sire». Такое обращение характерно для представителей рыцарства, в целом для владельцев фьефов. Однако автор трактата употребляет слово «sire» тогда, когда говорит и о буржуа. Для обозначения женщин из семей буржуа автор трактата также использует слово «preudefemme» 64, т. е. женщины из очень уважаемых семей.

Статья Дж. Феррье посвящена анализу применения автором «Le Menagier de Paris» местоимений «вы» и «ты"65, которое, с одной стороны указывает на то, что он использовал источники, в которых преобладало какое-либо из них. С другой стороны, использование более фамильярного.

63 Brereton G. Titres et termes d’adresse dans Le Menagier de Paris II Romania. Revue trimestrielle consacree a l’etude des langues et des litteratures romanes. P., 1958. T. LXXIX. P. 471 — 484.

64 Простое сравнение значений, которые вкладывали современники автора трактата в слово «prudefemme», показывает, что семантически эти значения друг друга дополняют: знатная дамапорядочная, почтенная, мудрая, добродетельная женщина. Проведённый исследователями анализ употребления слова «dame» у разных авторов XIV—XV вв. подтверждает выводы Бреретон: оно 'могло обозначать знатную замужнюю женщинусупругугоспожажену сеньорахозяйку домазамужнюю женщину//Оюйотшге du Moyen francais (1330−1500)/http://atilf.fr. (доступ свободный). ты" говорит о том, что автор пишет от себя. Но существует трудность в определении того, в каких случаях совершенно точно он следует этому правилу. Определенно, по мнению Ж. Феррье, можно говорить о тех случаях обращения к местоимению «ты», когда «Le Menagier» добавляет маленькие бытовые детали, суждения, основанные на его собственном жизненном опыте, чтобы добиться лучшего результата.

Однако это, хотя и важные, но частные задачи. Единственной работой, которая полностью посвящена анализу исторической проблемы, является статья Филиппа Лефора66, рассматривающая вопросы идеологии и семейной морали у автора «Le Menagier de Paris» и y Л. Б. Альберти. Сравнивая эти два произведения, автор статьи находит гораздо больше различий, чем сходства. Начинает он с анализа термина «буржуа», находя в нем «негативный» смысл, т. е., по мнению Ф. Лефора, быть буржуа — значит выйти из menu peuple. И fn автор трактата, и Л. Б. Альберти — именно таковы. Утверждение требует дополнительных уточнений, которых нет в работе Лефора.

Вызывает сомнение употребление термина «идеология» относительно о воззрений автора «Le Menagier» на семью. Здесь также требуется уточнение, тем более, если принять во внимание версию о его рыцарском происхождении. Говорить о существовании особой идеологии у буржуа (а.

65 Ferrier J. M. A Hasband’s asides: the use of the second person singular in Le Menagier de Paris French Studies. Oxford, July 1977. Vol. XXXI, № 3. P. 257 — 267.

66 Lefort Ph. «Ideologie et morale bourgeoise de la famille dans Le Menagier de Paris et Le Second Libro de Famiglia, de L.B. Alberti». Florence. Institut universitaire europeen, 1983 («Идеология и буржуазная семейная мораль в „Le Menagier de Paris“ и во „Второй книге о семье“ Леона Баттиста Альберти»). :

67 Ibid. Р. 2: Nous ne pouvons pas nous permettre d’ecarter le mot «bourgeois», pourtant bien mal commode: l’auteur du Menagier se definit comme tel. Nous ne pouvons lui donner, toutefois, qu’un sens largement negatif: est bourgeois tout habitant non noble d’une cite, qui, par sa culture, sa fortune ou son degre d’insertion dans la vie politique se degage du menu peuple. Le bourgeois anonyme de Paris et l’humaniste florentin peuvent tous deux se retrouver sous cette definition. Между тем термин «буржуа» мог иметь самое широкое значение, относясь ко всем горожанам или даже — ко всем ротюрье. Его значение могло быть еще узким: так называли состоятельных горожан, отошедших от торговли и ремесла // Уваров П. Ю. Французы XVI века: Взгляд из Латинского квартала. М., 1993. С. 94 — 97. По истории формирования сословия буржуа во Франции см., например, Pernoud R. Histoire de la Bourgeoisie en France. P., 1960. тем более у отдельно взятой личности вне связи с социальной средой) в этот период весьма проблематично. Вероятно, стоит говорить лишь о формировании такой системы взглядов у буржуа. Правда, Лефор все-таки вынужден сказать, что это понятие он использует в самом общем смысле, понимая под ним «взаимосвязанные понятия, направленные на то, чтобы определить социальное положение, поведение и вид деятельности"69.

В целом, однако, Ф. Лефор даёт полную (насколько позволяет его небольшая статья) и, как представляется, верную оценку источника формирования взглядов автора трактата и Альберти на семейную жизнь. Это христианская мораль (где превалирует понятие смирения). Дом в обоих текстах предстает в определённом смысле закрытым миром, из которого исключаются некоторые категории людей (те, кто представляет опасность.

70 холостяки, бездельники, любовники). Это заключение представляется в целом верным, но всё же нуждается в уточнении. То же касается и положения, которое выдвигает Ф. Лефор по поводу отношения автора «Ье.

Мёпа?1ег" к понятию «любовь», о чём будет сказано далее.

Сравнивая трактат и книгу Альберти, Ф. Лефор указывает на такое различие, как форма изложения. Если для первого — это разговор учителя и ученика, то для второго — беседа равных, у каждого из которых своя правда. Образ семьи у Альберти, хотя и связан с его реальной семьей, всё же есть образ утопической идеальной семьи, такой, какой её представлял себе Альберти. По мнению Лефора, текст «Ье Мёпа§ 1ег» ближе к реальности. Интерес французского буржуа — это его малая семья — супружеская пара. Мысль же флорентийского гуманиста сосредотачиваются на семье — доме, линьяже, семейном родстве. В этом Лефор противопоставляет два трактата. Всё же, думается, это не так однозначно.

68 Lefort Ph. Ор. cit.

69 Ibidem. ;

70 Ibid. Р.20.

71 Ibid. Р. 22.

Ф. Лефор, подводя итог своему исследованию, * считает, что две модели семьи (у «Le Menagier de Paris» и у Альберти) при всех различиях между ними, сходны в том, что их авторы исключают из них всё, что не соответствует их взглядам на этот предмет. Христианская мораль адаптирована к их собственным прагматическим целям. С этим трудно не согласиться.

В отечественной историографии, помимо моих собственных, мне известна только одна работа, которая посвящена «Le Menagier de Paris», -C.K. Цатуровой73. С. К. Цатурова считает, что трактат написан «вовсе не для наставления жены автора, а для поучения современников в строительстве дома и брака», и в этом ей видится истинная причина анонимности трактата74. Оба утверждения представляются заслуживающими внимания, поскольку автор трактата, действительно, ставил перед собой такие цели. В целом же в статье больше внимания уделено истории обнаружения трактата и роли в этом Ж. Пишона. Впрочем, автор и не ставил перед собой задачу дать полный анализ самому «Le Menagier de Paris» .

Дополнительные источники.

Для более полного анализа проблемы, вынесенной в название диссертации, привлечены дополнительные источники. Относящиеся к тому же периоду, что и «Le Menagier de Paris», они призваны дополнить, подтвердить или опровергнуть те материалы, которые нам дает основной источник. Среди них: «Journal d’un bourgeois de Paris de Cent Ans». Написанный анонимным автором, этот дневник дает интересный материал по.

72 Ibid. Р. 26.

•J'y I.

Цатурова С.К. «Парижский Домострой» и особенности культуры средневековой Франции // Библиотека и история. Государственная Публичная историческая библиотека: страницы истории. Вып. I, ч. П.М., 1991.

74 Цатурова С. К. Указ. соч. С. 122.

75 Journal d’un bourgeois de Paris de 1405 a 1449/Ed. A. Tuetey. P., 1881. разным аспектам жизни Парижа во время Столетней войны, охватывая довольно большой временной отрезок — с 1405 по 1449 гг.

В диссертации использованы частично работы Кристины Пизанской :

77 7Я её поэтические произведения и. «Le livre des trois vertus». Кристина Пизанская, будучи современницей автора трактата и женщиной учёной, соединила в своих взглядах все присущие времени особенности ментальных представлений, но она же выразила и только для неё характерное отношение ко многим интересующим нас проблемам: отношение к королевской власти, взгляды на положение женщин в обществе и семье, отношения между мужчиной и женщиной.

Поэтические произведения еще одного современника «Le Menagier» — Эсташа Дешана привлечены и в качестве самостоятельного источника, и в качестве дополнения к поэтическому творчеству Кристины Пизанской. Два поэта, приближенные ко двору, очень по-своёму и в то же время в чём-то очень схоже отобразили своеобразие эпохи. Это тем более интересно, что они — мужчина и женщина — что уже само по себе не может не быть основой для различий во взглядах.

Очень важным для анализа поставленных в диссертации задач являются проповеди, написанные Жаном Жерсоном (1363 — 1429 гг.) — крупным богословом, канцлером Парижского Университета. Его взгляд на многие вещи отличался своеобразием, что свидетельствует не только о его непохожести на других современников не только как теолога, но и как личности. Но даже при всей его яркой личной индивидуальности, он не мог не отразить характерные тенденции времени79.

Ещё одной работой, привлеченной в качестве дополнительного источника, является «Le jeu des eschez moralise» Жака де Сессоля в переводе с.

76 Le livre des fais et bonnes meurs du sage roy Charles V par Christine de Pizan damoiselle // Nouvelle collection des memoires pour servire a l’histoire de France. T.2. P., 1836.

77 Christine de Pisan. Oeuvres poetiques // Societe des anciens textes francais. T. 1 — 2. P., 1886.

78 Christine de Pisan. Le livre des trois vertus. P., 1989.

79 Gerson J. Oeuvres completes. T. VII*(№№ 292−339), VII (№№ 340−398). P. 1967;1968.

ЯП латинского Жана де Вине (Jean de Vignay). В этой работе её автор уподобляет фигуры в шахматной игре современному ему обществу с присущей ему иерархией и закрепленной за каждым сословием социальной ролью. И поскольку автор «Le Menagier de Paris» ссылается на Сессоля, это говорит о том, что ему близки рассуждения последнего.

Цели и задачи исследования.

Основная цель исследования — комплексный анализ, включающий попытку дать разностороннюю характеристику автора «Le Menagier de Paris» как личности, которой присущи характерные черты человека, живущего в определённой культурно-исторической системе, но, тем не менее, проявляющей элементы творческого подхода, выразившегося прежде всего в интерпретации явлений, понятий.

Целью работы является также рассмотрение влияния на содержание трактата современной ему литературы, социально-политической и культурологической ситуаций. Вопрос состоит в том, какова позиция автора трактата, проявляемая при интерпретации принципов и проблем христианской нравственностиособого характера семейных отношений, семейной этикиположения женщинысвязи этих проблем с сословными обязательствами, в какой мере эта сословная позиция оригинальная и нова и в какой мере традиционна.

Принципы комплексного подхода — характерная черта историописания с точки зрения современной эпистемологии истории, отстаивающий принцип целостности, единства, многофакторности истории.

Именно в этом ключе проводится и источниковедческий анализ, т. е. изучаются источники памятника, как непосредственно названные в тексте «Le Menagier», так и предполагаемые (в плане влияния на представления автора трактата).

80 Cessoles J. de. Le jeu des eschez moralise, nouvellement imprime a Paris. P., 1504.

Указанные выше проблемы, касающиеся самоидентификации личности, границ, в которых индивид мог принимать решение и где проявился бы присущий только ему подход, никогда не анализировались в отношении автора «Le Menagier de Paris» .

Однако в этот же период возникает осознание своей личности и осознание своей значимости в социуме, хотя диалог «Я—Другой» и ограничен социумом, христианскими представлениями, иерархией, государством. Этот диалог имел простейшую форму взаимодействия индивидов и выполнял функцию воздействия и взаимодействия. Эта функция выражена и в «Le Menagier», где есть скрытый неявный диалог, имеющий форму обращения и предполагающий некоторую положительную реакцию того, к кому он обращается. Диалог — активное отношение субъектов, поэтому со стороны супруги автора трактата предполагается активное восприятие нравоучения.

Указанные цели диссертационного исследования предполагает решение следующих задач:

— анализ представлений автора трактата об идеале нравственного поведениявыявление того, каким является понимание религиозного и социального аспектов понятия «грех» у автора трактата;

— анализ социокультурных основ трактата, в частности, влияние образа короля на формирование идеала семейных отношений автора;

— анализ круга чтения автора, который формировался в определённом культурном контексте;

— анализ взгляда автора трактата на семью как форму реализации индивида, её роль в социальной адаптации человека;

— анализ понимания автором трактата роли и положения женщины в современном ему обществе.

Ответ на эти вопросы позволит определить, можно ли говорить об авторе как о личности, т. е. субъекте в соответствии с современной.

81 философской трактовкой этого понятия .

В итоге автор диссертации предполагает показать, в какой мере фигура «Ье Мёг^1ег» типична для эпохи применительно к Франции и Средневековью в целом. Таким образом, ответ на приведённые здесь вопросы, составляющие проблематику комплексного анализа памятника, должны показать его историческую значимость как источника не только культурной, но и социальной истории Франции конца XIV века.

Научная новизна исследования.

Новизна исследования состоит в попытке дать комплексную разностороннюю характеристику трактата «Ье Мёпа?1ег», которая до сих пор отсутствует в историографии.

Комплексная характеристика предполагает выяснение влияния на интерпретацию автором трактата христианского идеала семейных отношений современной ему социально-политической (в частности. В плане принадлежности автора к определённому сословию и линьяжу) и культурологической обстановки Франции конца XIV в.

Отсутствие оригинальных подходов в интерпретации идей христианской нравственности позволит говорить лишь о типично средневековом подходе индивидуума к пониманию христианских ценностей и учения в целом, т. е. подхода, при котором всякая интерпретация означает лишь выбор тех или.

Сегодня наблюдается кризис понимания субъекта как творческой личности, резко противостоящей объекту деятельности и познания. Сегодня грани субъект — объект понимаются как менее четкие. Субъект, влияя на объект, испытывает одновременно и свою связь с ним. Объект, являясь сферой приложения субъективной активности, сам вызывает ту или иную активность субъекта / Штекль К. Новая антропология: поиск альтернативы картезианскому субъекту в «Очерках синергийной антропологии Сергея Хоружего» // Вопросы философии", М., 2008, № 1- Хвостова К. В. Византийская цивилизация как историческая парадигма. М., 2008. С. 155. иных идей христианского учения, необходимых для иллюстрации и аргументации своего рассуждения.

Методологическая основа работы.

Методологическую основу диссертации составляет принцип историзма, под которым имеется в виду прежде всего необходимость анализа явлений, событий и поступков людей в связи с конкретно-историческими условиями, но также и с учетом современного знания о каждой конкретной исторической эпохе.

Системный подход предполагает рассмотрение поступков отдельной взятой личности в связи с включенностью ее в общество, где она формируется и от которого она зависит, и без которого она не может осуществить себя как личность. Это, однако, не исключает ее самостоятельного «творческого» подхода как к оценке окружающей ее действительности, так и к формированию своих собственных представлений.

Современная историческая наука предполагает обращение к междисциплинарному подходу в анализе ментальностей, т. е. использование социально-психологического метода. Также был использован терминологический анализ, который призван помочь выяснить, как в 1 зависимости от социальной среды меняется смысл некоторых ключевых для исследования понятий.

Для решения локальных задач используется тендерный подход в изучении подобных трактату произведений, который позволяет проанализировать взаимоотношения внутри такой малой социальной I группы, каковой является семья, и более точно показать, чем руководствовались ее члены, выстраивая ту или иную линию поведения.

Предпринята попытка терминологического анализа, который призван помочь выяснить, как в зависимости от социальной среды меняется смысл некоторых понятий.

Построение диссертации соответствует задачам исследования.

Стоит также указать на то, что порой приходилось следовать за автором трактата в том, что касается и структуры исследования и аргументации того или иного положения, поскольку он сам, пытаясь доказать свою точку зрения часто прибегал к уже высказанным им ранее доводам.

Заключение

.

Трактат «Le Menagier de Paris», написанный в конце XIV в., явился результатом сложных социокультурных процессов. Столетняя война также способствовала изменениям в ментальных установках, переоценке нравственных ценностей. Строгие нравственные христианские нормы не отрицались, но они неизбежно менялись в сторону расширения допустимого. Однако при этом они оставались основой для морали в целом.

Христианский нравственный идеал, выраженный в Писании, развитый в трудах Отцов, постепенно эволюционировал. Он «приближался» к реальной жизни, наполняясь тем содержанием, которое отвечало условиям конкретной социальной среды, потребностям, как конкретного человека, так и общества в целом. Оставаясь в качестве идеала высоким нравственным мерилом поступков людей.

В этой связи можно говорить не только об идеале, но скорее об идеалах нравственного поведения, отличающихся друг от друга тем, что каждое сословие имело свои представления о том, что нужно понимать под i соответствием морали, что является приемлемым, а что — нет. Существовал высший идеал нравственного поведения, воплощённый в образе Иисуса Христа и Девы Марии. Это признавалось всем обществом. Однако любая социальная среда формировала на его основе ещё и свой, если так можно выразиться, «подкорректированный», приближённый к ценностям своего круга образ идеального поведения. А для мужчин и женщин существовали ещё и свои, присущие только им, как вступающим в тендерные отношения, модели идеального поведения.

Трактат, как показал анализ текста, — типичное нравоучительное сочинение своей эпохи, в котором выразился религиозно-нравственный идеал автора. Значимость этого труда заключается, с одной стороны, в том, что он подтверждает в целом незыблемость традиционных воззрений, практически незатронутых новыми влияниями. А, с другой, — при всей традиционности в нём есть элементы того, что можно было бы назвать индивидуальным, присущим только ему. Пусть это личностное начало и слабо выражено, но оно есть. Прежде всего, оно проявилось во взглядах автора на отношения мужа и жены в рамках супружеской парыв интерпретации используемых для подтверждения своей точки зрения текстов.

На примере автора трактата «Le Menagier de Paris» мы попытались проанализировать, каким образом формировался у мужчины идеал поведения жены.

Прежде всего, автор — христианин, признающий Писание и труды Отцов Церкви. Они для него авторитет и основа дальнейших умозаключений. Писание и Отцы Церкви оправдывают его главенство как мужчины — в обществе и как главы и учителя для своей жены и супруги — в семье. Это вполне устраивает автор «Le Menagier». Однако, пользуясь тем, что его юная супруга не читала ни Писания, ни Отцов Церкви, он извлекает из них то, что необходимо для подтверждения его воззрений касательно отношений между супругами. В целом его взгляды не отличаются от того, что считалось общепринятым в современном ему обществе.

Церковь, стремившаяся осуществлять контроль над всеми сторонами отношений между людьми, в том числе сексуальными, с течением времени пересматривала понятие греха, развивая учение о грехах простительных. Для автора «Le Menagier» главное — уважение его как супруга и как главы семьи, поэтому в его трактовке отсутствует понятие простительного греха. Общепринятую трактовку греха он принимает, но обращает внимание, прежде всего на то, что может повредить ему в сохранении его реноме и как мужа, и как уважаемого члена общества. Он всё рассматривает с точки зрения интересов своего сословия и своего линьяжа.

Для подтверждения правильности своего поучения автор «Le Menagier» прибегает к различным примерам. Свидетельством того, что в этот период королевская семья являлась идеалом семьи вообще, служит то, что король-муж и король-отец являет собой пример для всех других семей, а королева выступает в качестве образца целомудренной супруги (причем, без упоминания конкретных имён). В королевской чете виделся ещё один пример нравственного поведения, сопряжённый с идеалом христианским.

Распределение общественных и семенных обязанностей между мужчиной и женщиной было закреплено в понятиях, подтверждалось Церковью и воспроизводилось на практике. С точки зрения христианских этических норм, в положении женщины нет ничего унизительного, тем более, что женщины в средневековом обществе не были вовсе бесправными и пользовались различными правами (в том числе и в рамках семьи). Другое дело, что нужно было соблюдать определённые правила поведения. Идеал поведения мужчин и женщин, имея общую основу, тем не менее, разнился не только по вертикали, но и по горизонтали общественной иерархии. Например, женщины за нарушение сексуальных табу наказывались строже. Однако, как это показал пример «Le Menagier de Paris», очень многое зависело от конкретного человека. Автор сам допускает очень доверительные, близкие отношения между супругами. В своих рассуждениях он не смог избежать общепринятых мизогинистских нападок, хотя и в очень мягкой форме. Правда, это можно оценить скорее как представления, которые соответствовали реальному распределению обязанностей между мужчинами и женщинами в этот период истории западного общества.

Автор трактата формирует свой идеал женщины не только на примерах из Писания, но и на основе литературы. Куртуазный идеал любовных отношений оказывал влияние не только на рыцарскую среду, но он проникал и в другие слои общества. Прежде всего, следует говорить о среде буржуа, которые стремились подражать дворянству и в образе жизни, и в желании занять высокое положение в обществе. Женщина была не просто объектом сексуального желания, но и супругой, другом, хозяйкой. Дом — средоточие жизни частной — был местом осуществления её чаяний как супруги и матери.

Частная сфера жизни человека, выражением которой был дом и семья, становилась всё более закрытой Для посторонних. Отношения мужчины и женщины здесь могли выходить из-под контроля Церкви и общества. Хотя бы в том, что касалось супружеских отношений, тайн мужа и тайн жены. Стремление к той закрытости основывалось на желании сохранить реноме семьи, мужа и жены, даже если это граничило с нарушением норм христианской морали.

Семья помогала своим членам адаптироваться социально, поддерживала психологически, но здесь чаще всего могли происходить отклонения от общепринятых норм.

В целом можно сказать, что к концу XIV в. христианский нравственный идеал оставался общепринятым, хотя и нуждался в том, чтобы о нём постоянно напоминали. Он являлся ментальной установкой, формирующей поведение любого христианина. Однако, согласно иерархическому пониманию устройства средневекового общества, нравственный идеал поведения приобретал социальную окраску. Каждому сословию соответствовали свои грехи. Грехи также распределялись согласно возрастному, половому и профессиональному статусу. Материал «Le Menagier de Paris» лишь подтвердил это.

Вместе с тем можно утверждать, что тот религиозно-нравственный идеал, которому автор трактата — парижский горожанин конца XIV в. — призывал следовать свою супругу, обусловливался также его личными представлениями и сословно-этическими понятиями. Это свидетельствует о том, что автор трактата хотя и был носителем понятий того общества, в котором жил, не стеснялся привносить в эти понятия своё собственное «я», пусть даже и в весьма ограниченном виде. Иными словами, его, в целом ещё средневековое умозрение, обнаруживало качество, которое в дальнейшем, в новое время, будет всё больше характеризовать творческую личность.

Источники.

1. Cessoles Jacques de. Le jeu des eschez moralise. P. 1504.

2. Christine de Pisan. Oeuvres poetiques // Societe des anciens textes francais. T. 1 -2. P., 1886.

3. Christine de Pisan. Le livre des trois vertus. P., 1989.

4.Christine de Pisan. L’oraison a Notre-Dame// http://vwvv.bibliscm.net/meditat/pisanond.htm.

5. Deschamps Eustache. Oeuvres completes. P., 1878 — 1903. 11 vol.

6. Gerson. J. Oeuvres completes. P. 1967;1968. T. VII, VII*.

7. Journal d’un bourgeois de Paris de 1405 a 1449. Ed. A. Tuetey. P., 1881.

8. Le Menagier de Paris, traite morale et d’economie domestique, compose ver 1393. Ed. par J. Picnon. T. I, II. P., 1846.

9. Le Mesnagier de Paris. Texte edite par Georgina E. Brereton et Janet M. Ferrier. P., 1994.

10. Le livre des fais et bonnes meurs du sage roy Charles V par Christine de Pizan damoiselle // Nouvelle collection des memoires pour servire a l’histoire de France. T.2. P., 1836.

11. Recueil general des anciennes lois francaises depuis l’an 420 jusqu’a la Revolution de 1789. P., 1824. T. II, III, V, VI.

12. Блаженный Августин. Исповедь. M., 2007.

13. Бернард Клервоский. О благодати и свободе воли // Антология средневековой мысли (теология и философия европейского средневековья). В 2-х гг. Т.1. СПб., 2001.

14. Блаженный Иероним, О сохранении девственности. Письмо к Евстохии. СПб,. 1977.

15. Бонакорсо Питти. Хроника. Ленинград, 1972.

16. Гийом де Лоррис, Жан де Мён. Роман о Розе. Пер. с франц. М., 2007.

17. Иоанн Златоуст. Избранные беседы. М., 2000.

18. Из «Книги рыцаря Делатур Ландри, написанной в назидание его дочерям» //.

Пятнадцать радостей брака" и другие сочинения французских авторов XIV—XV вв.еков. M., 1991. ,.

19. Леон Баттиста Альберти. Книги о.семье. М., 2008.

20. Пятнадцать радостей брака. М., 1991.

21. Петрарка Франческо. Диалоги на тендерные и эстетические темы". Составители Н. И. Девятайкина и Л. М. Лукьянова. Саратов, 2008.

22. Письмо Кристины Пизанской королеве Франции Изабелле Баварской // Хрестоматия тендерной истории Западной Европы. T. III.

23. Публий Овидий Назон. Собрание сочинений в 2-х тт. СПб, 1994. Т.1 Лекарство от любви/Пер. М. Гаспарова.