Москва в системе междукняжеских и международных отношений: Конец XIV — первая четверть XV века

Актуальность темы

исследования. Проблема образования единого Российского государства является одной из центральных тем в трудах отечественных историков, как дореволюционных, так и советских — достаточно вспомнить классические труды С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, А. Е. Преснякова, Л. В. Черепнина и др. Много внимания уделяется этой проблеме и в новейшей историографии.

Различные этапы развития русской средневековой государственности XIV—XV вв. исследованы далеко не в равной степени. Хорошо изучены эпоха Ивана Калиты, борьба с ордынским игом в правление Дмитрия Донского, феодальная война в торой четверти XV в., правление Ивана III. Однако история Московской Руси в конце XIV — первой четверти XV в., когда явственно обнаружились плоды начавшейся борьбы с игом и взошли всходы феодальной, а фактически гражданской войны второй четверти XV в. до сих пор оставалась как бы в тени, не становясь предметом специального монографического исследования.

Актуальность темы

исследования определяется еще одним обстоятельством. В 90-е годы XX в. были сформулированы два диаметрально противоположных подхода к оценке характера русской средневековой государственности. В. Б. Кобрин и А. Л. Юрганов акцентировали внимание на том, что в процессе политического объединения русских земель «окончательно утверждается власть великого князя как государя» и происходит «постепенное превращение всех его подданных в холопов"1. В соответствии со вторым подходом, сформулированным Ю. В. Кривошеевым, основная тенденция объединительного процесса выглядит иначе: даже в конце XV — начале XVI вв. реальной социальной основы для абсолютной власти еще не существовало, Иван III — «государь и самодержец» исключительно «в территориальном.

1 Кобрин В. Б., Юрганов А. Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (К постановке проблемы) // История СССР. 1991. № 4. С. 58. смысле", его внутренняя политика проводилась с учетом традиций общинности, присущих Северо-Восточной Руси. «Основной социальной опорой великокняжеской власти» вплоть до XVI в. является земщина. В настоящее время трудно со всей определенностью высказаться в пользу той или иной концепции, поскольку обе они носят синтетический характер и сформулированы прежде, чем проведены детальные исследования всех этапов развития русской средневековой государственности. Своей работой автор делает еще один шаг в этом направлении.

Историография. Рассматриваемый период истории Великого княжества Московского не становился предметом отдельного всестороннего изучения ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Тем не менее, события политической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — первой четверти XV в. нашли отражение практически во всех обобщающих многотомных трудах по истории России (В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский) — обобщающих исследованиях, специально посвященных проблеме образования единого Российского государства (А. Е. Пресняков, В. В. Мавродин, Л. В. Черепнин, А. М. Сахаров, Я. С. Лурье) — а так же в исследованиях по отдельным направлениям политической истории Московского княжества, Северо-Восточной Руси в целом, соседних земель и государств, международных отношений, истории церкви и общественной мысли.

Впервые политическая история конца XIV — первой четверти XV в. была подробно рассмотрена В. Н. Татищевым. Труд В. Н. Татищева содержит немало уникальных сведений неизвестного происхождения, которые широко использовались дореволюционными историками. Правлению «Василия II князя великого, сына Димитриева» посвящен самый крупный раздел третьей части.

2 Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси ХН-ХУ вв. СПб., 1999. С. 352−363.

Истории Российской", охватывающей период с 1238 по 1462 гг.3 Проблема достоверности «татищевских известий» давно стала предметом специальных исследований и жарких дискуссий. С одной стороны, некоторые исследователи пытались обосновать тезис о том, что Татищев черпал свои уникальные известия из источников, которые находились в его руках, но не сохранились до наших дней4. Крупнейший специалист по историографии XVIII в. С. Л. Пештич настаивает на соблюдении большой осторожности при использовании подобных неподтвержденных известий, так как существует высокая вероятность того, что они являются вымыслом автора5.

Н. М. Карамзин, в отличие от В. Н. Татищева, не просто описывал события рубежа ХГУ-ХУ вв., но и давал им всестороннюю оценку. Характеризуя правление Василия как «блестящее для России», историограф, вместе с тем, отмечал, что этот князь «не имел любезных свойств отца своего, добросердечия, мягкости во нраве, ни пылкого мужества, ни великодушия геройского». Н. М. Карамзин, излагая историю княжения Василия I, имел одно важное преимущество над своими преемниками: он располагал текстом Троицкой летописи, которая для них уже стала недоступна. Однако историограф часто отступал от этого источника, предпочитая более поздние летописи, главным образом, Никоновскую, хотя и проявлял известный скептицизм в отношении ее «вымыслов», «баснословий» и «изобретений"6.

С. М. Соловьев, опираясь на тот же корпус летописей, что и Н. М. Карамзин (за исключением Троицкой), в значительной степени возвращался к источниковедческой традиции Никоновской летописи — тем более, что.

3 Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1996. Т. 5. История Российская. Ч. 3. С. 175−232.

4 Кузьмин А. Г. Об источниковедческой основе «Истории Российской» В. Н. Татищева // Вопросы истории. 1963. № 9. С. 67−80- Рыбаков Б. А. В. Н. Татищев и летописи XII в. // История СССР. 1971. № 1. С. 32−42.

5 Пештич С. Л. Русская историография XVIII века. Л., 1961. Ч. 1. С. 261−265- см. также: Кучкин В. А. К спорам о В. Н. Татищеве // Проблемы истории общественного движения и историографии. М., 1971. С. 246−262.

6 Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1993. Т. 5. традиция эта во многом соответствовала его «государственническим» взглядам на основное содержание данной эпохи. Однако правлению Василия I, по сравнению с другими князьями, С. М. Соловьев уделил довольно незначительное место. Историк отмечал, что на «первом плане в княжение Василия Дмитриевича стоят, бесспорно, отношения литовские», оставляя при этом как бы за скобками отношения с Золотой Ордой. Влияния Орды на историческое развитие России С. М. Соловьев, как известно, не признавал7.

В первом крупном обобщающем труде по истории образования единого Россинекого государства, принадлежавшем перу А. Е. Преснякова, время правления Василия I характеризуется как «тяжкая година неустойчивых, изнурительно-напряженных отношений, непрерывных и безысходных конфликтов"8. И.

Значительным этапом в историографии истории Руси ХГУ-ХУ вв. стали труды Л. В. Черепнина9. В его капитальной монографии «Образование Русского централизованного государства» несколько параграфов специально посвящено событиям конца XIV — первой четверти XV вв. (главным образом, первым годам правления Василия Дмитриевича). Интересующей нас эпохе Л. В. Черепнин выделил гораздо больший объем, чем скажем, т.н. феодальной войне второй четверти XV в. Однако необходимо отметить, что внимание историка * было приковано преимущественно к проблемам, связанным с классовой борьбой, а также с выяснением политических взглядов тех или иных групп «господствующего класса феодальной Руси». Присоединение Нижнего Новгорода и нашествие Тимура Л. В. Черепнин рассматривал на основе анализа различных летописных версий, повествующих об этих событиях. Однако сделано это было без учета генеалогии летописей, хотя достоянием науки уже.

4 7 Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. 2. о.

Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918 (переиздание — М., 1998). С. 238.

9 Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы Х1У-ХУ веков: В 2-х ч. М.- Л., 1948. Ч. 1;

М., 1951. Ч. 2- Он же. Образование Русского централизованного государства в Х1У-ХУ вв.:

Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. стали исследования по летописеведению А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, А. Н. Насонова. Чего стоят хотя бы попытки историка реконструировать «политическую концепцию, сложившуюся в среде передовой части феодального класса» в последние годы XIV в., основанные на Повести о Темир-Аксаке — литературном памятнике, который становится частью летописной традиции не ранее последней трети XV в. Характеризуя политику Василия I в 1390-е годы, Л. В. Черепнин отмечал, что московский князь «стремился мобилизовать силы против восточной, ордынской опасности» и «одновременно принимал меры к защите западных границ московского княжества». Что касается высказываний по другим ключевым вопросам политической истории рассматриваемого периода, то они не расходились, за редкими исключениями, с мнениями А. Е. Преснякова и А. Н. Насонова.

Последней в ряду обобщающих работ по истории Руси конца Х1У-ХУ вв. должна быть названа монография Я. С. Лурье10. Отмечая, что в предшествующих трудах описание событий княжения Василия Дмитриевича не сопровождалось сколько-нибудь полным анализом летописных сводов, ученый провел глубокие источниковедческие разыскания, которые предваряют реконструкцию политической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — XV вв. Само построение его книги предполагало выявление наиболее ранних редакций летописных текстов и их позднейших переделок, выяснение политической направленности и собственной позиции авторов летописей. Учет этих особенностей позволил Я. С. Лурье пересмотреть многие устоявшиеся точки зрения на события политической истории Руси конца Х1У-ХУ вв. В центре реконструкции событий княжения Василия Дмитриевича — русско-ордынские отношения. Главным политическим успехом Василия I Я. С. Лурье считал присоединение Нижнего Новгорода, отмечая при этом, что успех был.

10 Лурье Я. С. Две истории Руси XV века: Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994. весьма непрочным, так как суздальскому князю Даниилу Борисовичу на короткое время (1410−1414 гг.) удалось вернуть Нижний Новгород.

Внешняя и внутренняя политика Василия I в 1389—1395 гг. стала предметом рассмотрения в диссертации С. А. Фетищева. В ней исследователь затронул и ряд важных проблем, выходящих за хронологические рамки его работы11. Автор пересмотрел устоявшиеся точки зрения на целый ряд фактов московской политики конца XIV в., к числу которых относятся, например, обстоятельства присоединения Нижнего Новгорода и др. земель к Москве в начале 90-х годов и отношения Василия I с братом Юрием, не имевших, на взгляд этого исследователя, ярко выраженного враждебного характера. Вместе с тем, мнение С. А. Фетищева по некоторым вопросам не бесспорно.

Исследование политической истории Московского великого княжества не может ограничиваться только изучением собственно московской истории. Для более четкого понимания процессов, происходивших на русском Северо-Востоке, необходимо учитывать влияние Золотой Орды и Великого княжества Литовского.

В большой группе обобщающих трудов по истории собственно Золотой Орды12 русско-ордынские отношения изучаемого периода выступают сторонним эпизодом. История Золотой Орды конца XIVначала XV в. рассматривается через призму борьбы Тохтамыша с Тимуром конца 80-х — первой половины 90-х гг. и последующего усиления центробежных тенденций.

11 Фетищев С. А. Московское великое княжество в системе политических отношений конца XIV в. (1389−1395 гг.): Автореф. дис.. канд. ист. наук. СПб., 1996; Он же. О титуле московских князей в новгородских актах XTV — первой половине XV вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Новгород, 1992. С. 27−28- Он же. К истории договорных грамот между князьями московского дома конца XTV — начала XV в. // Вспомогательные исторические дисциплины. СПб., 1994. Т. 25. С. 63−77- Он же. К вопросу о присоединении Мурома Мещеры, Тарусы и Козельска к Московскому княжеству в 90- гг. XIV в. // Российское государство в XIV—XVII вв. СПб., 2002. С. 31−39.

12 Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.- Л., 1950 (переизданиеМ., 1998) — Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960; Федоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973; Егоров B.JI. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М., 1985; Halperin Ch.J. Russia and the Golden Horde: The Mongol Impact on the Medieval Russian History. Bloomington, 1985. вопреки попыткам Едигея в первом десятилетии XV в. вернуть Золотоордынскому государству его великодержавный статус. Большое внимание уделяется влиянию разгрома Золотой Орды Тимуром в 1395—1396 гг. на ее внутрии внешнеполитическое положение. Обращается внимание на почти полное прекращение городская жизнь в Орде, упадок торговли и земледелия.

В другой группе работ (А. Н. Насонов, Г. В. Вернадский, Л. Н. Гумилев и др.)13 борьба Тохтамыша с Тимуром, поход Тимура к южным границам Руси и политика Едигея специально рассматриваются с точки зрения влияния этих событий на политическое положение Москвы и Северо-Восточной Руси. А. Н. Насонов, занимаясь исследованием татарской политики на Руси ХШ-Х1У вв., пришел к выводу о сильном влиянии ордынской дипломатии на политическую структуру княжеств Северо-Восточной Руси. По мнению исследователя, «политика Тохтамыша и его преемников определялась стремлением бороться с усилением Москвы в процессе консолидации Руси и противопоставлять Москве другие княжества».

Подход А. Н. Насонова к русско-ордынским отношениям был господствующим в советской историографии вопроса. Он нашел отражение также в упомянутых выше работах Л. В. Черепнина и В. Л. Егорова. Особенно ярко этот подход прослеживается у И. Б. Грекова, 14 в работах которого теория А. Н. Насонова приобрела характер упрощенной и противоречащей многим фактам схемы. Русские князья изображаются в ней простыми марионетками в руках ханов, а за любыми историческими событиями историк готов видеть происки ордынских дипломатов.

13 Насонов А. Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. М.- Л., 1940; Вернадский Г. В. Монголы и Русь. ТверьМ., 2001; Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1993.

14 Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений восточной Европы XIV—XVI вв. М., 1963; Он же. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV—XV вв.). М., 1975.

Последние годы были отмечены появлением сразу двух обобщающих исследований по данной проблематике — Ю. В. Кривошеева и А. А. Горского15. Согласно Ю. В. Кривошееву, и в XIV в. «в Северо-Восточной Руси функционировала традиционная (для политического строя домонгольской Руси — А. Б.) система городов-государств». Отношения между князьями и ханами, по мнению исследователя, не укладываются в рамки простых отношений господства-подчинения, а в основе даннических отношений лежит архаическая система «подарка-отдарка». А. А. Горский в своей монографии и предшествовавших ей статьях применил не менее новаторский подход. Открытое неподчинение Сараю, приведшее к Куликовской битве, было связано не с «борьбой за свержение ордынского ига», о которой в конце XIV в. говорить еще рано, а с тем, что власть в Орде попала в руки нелегитимного правителя (Мамая). После падения законного «царя» Тохтамыша, в период правления нового узурпатора Едигея снова наблюдается фактическое неподчинение власти Орды. Прекращается оно не в результате похода 1408 г., а с восстановлением в Орде в 1412 г., а затем в 1420 г. власти «законных» ханов.

Тема московско-литовских отношений конца XIV — первой четверти XV в. неоднократно затрагивалась в трудах российских (А. Барбашев, А. Е. Пресняков, И. Б. Греков) и польских исследователей (Ф. Конечный, А. Прохаска, Л. Коланковский, X. Ловмяньский, Е. Охманьский)16. Большинство работ польских историков носит обобщающий характер и посвящено истории Великого княжества Литовского. Отметим статью X. Ловмяньского, в которой автор подчеркивал, что носителями программы государственного объединения всех русских земель были не только московские князья, но и правители.

15 Кривошеее Ю. В. Русь и монголыГорский A.A. Москва и Орда. М., 2000.

16 Барбашев А. Витовт и его политика до Грюнвальдской битвы. СПб., 1885- Он же. Витовт. Последние двадцать лет княжения. 1410−1430. СПб., 1891- Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. М., 1939. Т. 2. Вып. 1- Koneczny F. Jageillo i Witold. Lwow, 1893- Prochaska A. Dzieje Witolda W. Ks. Litowskiego. Warszawa, 1914; Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Ksiqstwa Litowskiego za Jagellonow. Warszawa, 1930. Т. 1- Ohmanski E. Historia Litwy. Warszawa, 1967.

Литовско-Русского государства, в том числе Витовт. В трудах многих польских историков, обращавшихся к истории московско-литовских связей рубежа Х1У-ХУ вв., большое внимание уделялось политическому значению брака Василия Дмитриевича и Софьи Витовтовны.

Гораздо меньше специальных исследований по истории отношений.

Московского княжества с другими княжествами Северо-Восточной Руси.

История Твери конца XIV — начала XV в. рассматривается в монографиях В. С.

1 в.

Борзаковского и современного немецкого историка Э. Клюга. Книга последнего отличается довольно необычным подходом. Автор считает, что все его предшественники рассматривали историю Тверского княжества с московской точки зрения. Сам же он попытался изучить ее с позиции Твери, что позволило переосмыслить процесс становления и развития княжества.

Политическое развитие великого княжества Тверского в период правления Ивана Михайловича (1399−1425 гг.) подверглось специальному изучению в статье А. Т. Тюльпина19. По мнению исследователя, усиление власти тверского князя в это время происходит, «во-первых, за счет преднамеренного ослабления „семейно-вотчинного строя“ (А. Е. Пресняков), во-вторых, за счет присоединения к великокняжеской отчине новых владений. Что же касается внешнеполитических ориентиров великого княжества Тверского, то в период правления Ивана Михайловича они все более и более смещались в сторону Литвы».

К истории Нижегородского княжества обращались П. И. Мельников, Н. И. Храмцовский, В. А. Кучкин, Д. С. Таловин. Затрагивается она и в монографии.

Ловмяньский X. Русско-литовские отношения в XTV-XV вв. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 269−275.

18 Борзаковский B.C. История Тверского княжества. СПб., 1876- Клюг Э. Княжество Тверское (1247−1485 гг.). Тверь, 1994.

9 Тюлыган А. Т. Политическая история Великого княжества Тверского в первой четверти XV века// Михаил Тверской: личность, эпоха, наследие. Тверь, 1997. С. 162−176.

Г. В. Абрамовича20. Касаясь различных аспектов великокняжеского периода суздальско-нижегородской истории (1341−1392 гг.), все эти исследователи, за исключением Г. В. Абрамовича, обошли вниманием борьбу нижегородских князей против Василия I, развернувшуюся после присоединения Нижнего Новгорода к Москве.

Московско-новгородские и новгородско-литовские отношения наиболее полно рассмотрены в книге В. Н. Вернадского. В одной из работ В. Л. Янина обосновывается тезис о длительном функционировании системы военного и политического сотрудничества между Новгородом и Литвой, которая базировалась на совладении рядом пограничных районов и участии литовских князей в организации отпора немецкой и шведской агрессии на западных рубежах Новгородской земли. Церковно-политические аспекты конфликтов Москвы и Новгорода, участившихся в конце XIV в., рассмотрены А. С. Хорошевым21.

Н. С. Борисов в своей обобщающей монографии по истории русского православия в эпоху образования единого государства пришел к выводу, что церковь «проводила собственную политическую линию, иногда параллельную, а иногда и весьма далеко отходившую от политического курса московских князей». С учетом этого тезиса многие проблемы московско-литовских и московско-новгородских отношений, даже те, которые считались изученными наиболее хорошо, зачастую предстают в новом свете.

20 Мельников П. И. Нижегородское великое княжество // Нижегородские губернские ведомости. 1847. № 4−8- Храмцовский Н. И. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Нижний Новгород, 1857. Ч. 1- Кучкин В. А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII—XIV вв. // Польша и Русь. М., 1974. С. 234−260- Таловин Д. С. Великое Нижегородско-Суздальское княжество (1341−1392 гг.) в системе земель Северо-Восточной Руси: Автореф. дис.. канд. ист. наук. Нижний Новгород, 2001; Абрамович Г. В. Князья Шуйские и Российский трон. Л., 1991.

21 Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.- Л., 1961; Янин В. Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII—XV вв. М., 1998; Хорошев A.C. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980.

22 Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе XIV—XV вв.еков. М., 1986. С. 194.

Важное значение для установления конкретных фактов политической истории имеют труды по исторической географии Руси (М. К. Любавский, В. А. Кучкин) и Золотой Орды (В. Л. Егоров). В. А. Кучкин высказал целый ряд наблюдений о динамике территории Московского и других княжеств СевероВосточной Руси не только конца XIV, но и XV вв. Им также опубликовано несколько статей, затрагивающих различные аспекты истории Москвы интересующего нас периода. В одной из них воссоздана политическая у л биография серпуховского князя Владимира Андреевича (1353−1410) .

Ценный фактический материал о представителях княжеских и боярских родов изучаемого времени содержится в генеалогических исследованиях Р. В. Зотова, А. В. Экземплярского, С. М. Кучиньского, С. Б. Веселовского, А. А. Зимина25.

Приведенный историографический обзор показывает, что политическое развитие Москвы и, в целом, Северо-Восточной Руси конца XIV — первой четверти XV в. не раз привлекало внимание историков. Было изучено большое количество материалов, связанных с нашей темой, исследованы отдельные аспекты междукняжеских и международных отношений. Но общей работы, специально посвященной этому периоду российской истории, нет. Такая историографическая ситуация и стала причиной написания нашего труда.

Любавский М. К. Образование основной государственной территории великорусской народности: Заселение и объединение центра. JL, 1929; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984; Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды.

Кучкин В. А. Сподвижник Дмитрия Донского // Вопросы истории. 1979. № 8. С. 104 116- Он же. Из истории генеалогических и политических связей московского княжеского дома в XIV в. // Исторические записки. М., 1974. Вып. 94. С.29−38.

25 Экземплярский A.B. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.: В 2 т. СПб., 1889−1891. Т. 1−2- Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892- Kuczynski S.M. Ziemie czemihowsko-siewierskie pod rz^dami Litwy. Warszawa, 1936; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М, 1969; Зимин A.A. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI вв. М., 1988.

Цель исследования — выяснить место Москвы в системе междукняжеских и международных отношений в период правления московского великого князя Василия Дмитриевича (1389−1425 гг.).

В соответствии с целью исследования ставятся следующие задачи: максимально полно и точно восстановить ход и хронологию событий княжения Василия Дмитриевичапроанализировать особенности московско-ордынских и московско-литовских отношений на различных отрезках изучаемого периодаопределить место Москвы в политической системе Северо-Восточной Руси конца XIV — первой четверти XV в.- выявить основные тенденции и закономерности внутренней и внешней политики Московского великого княжества.

Объектом исследования в работе выступает роль Москвы в системе междукняжеских и международных отношений конца XIV — первой четверти XV в. Под междукняжескими и международными отношениями нами понимаются: 1) отношения Москвы с другими политическими центрами Северо-Восточной Руси и Рязанским княжеством- 2) отношения московского великого князя и удельных князей, т. е. внутри княжеской династии Калитовичей- 3) московско-ордынские и московско-литовские отношения- 4) отношения великокняжеской власти с республиками Северо-Западной Руси — Новгородом и Псковом. Предметом исследования является внешняя и внутренняя политика Московского великого княжества в изучаемый период.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом с 1389 по 1425 г. Смерть Дмитрия Донского и вступление на престол Василия I в 1389 г. сразу же повлекли за собой существенные изменения во внутренней и внешней политике Московского великого княжества. Появились новые уделы, прекратилась «смута» в русской митрополии — в 1390 г. в Москве с почетом был принят ранее неоднократно изгоняемый Дмитрием Донским митрополит Киприан. С первых же месяцев правления Василия Дмитриевича стали очень тесными и взаимовыгодными отношения с золотоордынским ханом Тохтамышем. Верхней границей исследования служит 1425 г. — год смерти Василия Дмитриевича и начала так называемой феодальной войны второй четверти XV века.

Обзор источников. Из отечественных источников наибольшее количество информации по политической истории Московского великого княжества в изучаемый период содержат летописи26. Характерной особенностью летописей является их тенденциозность, которая выражалась в преднамеренном сокрытии некоторых фактов или их искажении и определялась политическими взглядами составителей летописных сводов. Чтобы определить политическую направленность летописи, необходимо выяснить условия ее возникновения. Для этого следует выявить все входящие в нее своды с точным определением места, времени и условий их написания.

Наиболее ранним памятником летописания Северо-Восточной Руси изучаемого периода является Троицкая летопись, или Свод 1408 г. — во многом, исходный памятник московского летописания. По мнению С. Я. Лурье, «в последующем летописании (не только в летописании XVI в., но и в общерусском летописании XV в. — А. Б.) не обнаруживается никаких следов московского летописания XIV в., которые не отразились бы в Троицкой летописи». Этот источник является общерусским по содержанию, но с промосковской направленностью, хотя он и не отражает официальную московскую точку зрения. Это объясняется тем, что Троицкая летопись была написана в кругах, близких митрополиту Киприану, мнение которого не всегда совпадало с мнением московского князя. Рукопись летописи погибла в.

26 В дальнейшем характеристика летописных памятников и их не дошедших до нас протографов дается на основе исследований: Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов Х1У-ХУ1 вв. М.- Л., 1938; Приселков М. Д. История русского летописания ХГ-ХУ вв. Л., 1940 (переиздание — СПб., 1996) — Насонов А. Н. История русского летописания XIначала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969; Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976; Он же. Две истории Руси XV векаКлосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи ХУ1-ХУН веков. М., 1980. московском пожаре 1812 г., и текст частично восстанавливается по выпискам сделанным из нее Н. М. Карамзиным27.

Возникший в середине XV в. Рогожский летописец имеет своими источниками тверскую обработку Свода 1408 г. (т.н. Свод 1412 г.) и тверской свод второй половины XIV в. Эти тверские памятники непосредственно отразились и в поздней (конца XV в.) Симеоновской летописи .

Новгородская IV30 и Софийская I31 летописи восходят к общему протографу — своду (вероятнее всего, митрополичьему), датируемому, по разным оценкам, от конца 10-х до 30-х годов XV в. Он имел в своей основе общерусский свод начала XV в., а также новгородский и ростовский своды, возникшие в тот же период. В ростовском своде, отразившемся и в Московской Академической летописи33, содержится ряд уникальных известий начала XV в.

Московское великокняжеское летописание середины-второй половины XV в. (имеющее в основе Софийскую I летопись) представлено памятниками конца этого столетия — Никаноровской и Вологодско-Пермской летописями и Московским сводом конца XV в. (дошел в двух редакциях — 1479 г. и начала 90-х гг.), а также сводами 1479 г. (Прилуцкая летопись) и 1518 г. (Уваровская летопись). Великокняжеское летописание вошло также и в Ермолинскую39 и Типографскую40 летописи конца XV в., но в первой отразился.

ОТ.

Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.- Л., 1950 (далее — Троицкая летопись).

28 ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. Вып. 1.

29 Там же. СПб., 1913. Т. 18.

30 Там же. 2-е изд. Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2.

31 Там же. СПб., 1851. Т. 5- М., 2000. Т. 6. Вып. 1.

32 См.: Кучкин В. А. Тверской источник Владимирского полихрона // Летописи и хроники. 1976 г. М., 1976. С. 102−112- Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 149−159.

33 ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Стб. 489−540.

34 Там же. М.- Л., 1962. Т. 27. С. 17−162.

35 Там же. М.- Л., 1959. Т. 26.

36 Там же. М.- Л., 1949. Т. 25.

37 Там же. М.- Л., 1963. Т. 28. С. 11−163.

38 Там же. С. 165−357.

39 Там же. СПб., 1910. Т. 23.

40 Там же. Пг., 1921. Т. 24. также особый (ростовский или белозерский свод) свод 70-х гг. (он лег в основу также Сокращенных сводов 1493 и 1495 гг.41), а во второй — ростовский владычный свод.

Один из поздних этапов московского летописания представлен in Ii.

Львовской и Софийской II летописями, в основе которых лежит Свод 1518 г., а также летописями Воскресенской44 и Софийской I по списку И.Н. Царского45.

Особый интерес представляет тверская летописная традиция конца XIV — первой половины XV в. отразившаяся, помимо Рогожского летописца, и в Тверском сборнике46. Первый сохранился в рукописи 40-х годов XV века и дает изложение событий до 1412 г. включительно. В его основе лежит новая редакция Троицкой летописи, дополненная материалами собственно тверского летописания. Тверской сборник был создан в 1534 г., в нем представлена официальная точка зрения тверских князей.

Частично связаны с традицией Троицкой летописи и Рогожского летописца.

АЛ.

Белорусско-литовские летописи. Одна из них, именуемая в научной литературе Белорусской I летописью (Никифоровский, Супрасльский, Слуцкий и Академический списки), представляет собой сложный по составу сборник, включающий «Летописец великих князей Литовских». Остальную часть сборника составляет «Избрание летописания изложено въкратце» (доведено до 1446 г.) — известия, заимствованные из разных летописей, в том числе, и из Троицкой.

41 Там же. Кроме того, он лег в основу Сокращенных сводов 1493 и 1495 гг. См.: М.- Л., 1962. Т. 27. С. 163−367.

42 Там же. СПб., 1910. Т. 20. Ч. 2.

43 Там же. СПб., 1853. Т. 6. С. 119−276.

44 Там же. М., 2001. Т. 8.

45 Там же. М., 1994. Т. 39.

46 Там же. М., 1965. Т. 15.

47 Там же. М., 1980. Т. 35.

Важным источником для нашей темы является Новгородская первая.

Aft летопись младшего извода. Младший извод (редакция) НПЛ доводит изложение до 40-х годов XV в. Он появляется в Новгороде Великом и, следовательно, отражает новгородскую точку зрения на события политической жизни Руси. Новгородский свод начала XV в., отразившийся в НПЛ младшего извода, был использован также при составлении протографа Новгородской и Софийской I летописи.

Значительное число сведений по истории княжеств Северо-Восточной Руси конца XIV — первой четверти XV в. содержится в Никоновской летописи49. Многие из них отсутствуют в других источниках. Никоновский свод был составлен в конце 20-х годов XVI в. при митрополичьей кафедре под непосредственным руководством митрополита Даниила. Он объединил все существовавшие до него летописные традиции и включает в себя сведения общерусского, московского, тверского, новгородского, ростовского, рязанского происхождения. Сильное влияние московской официальной идеологии, а также позднее время написания памятника делают его не вполне надежным источником. Но поскольку Никоновский свод в известиях конца XIV — начала XV в. отражает не дошедшие до нас летописи, его сведения, в сочетании с их критическим анализом, имеют определенное значение для нашей работы.

Значительную информацию о междукняжеских и международных отношениях изучаемого периода дают актовые источники — духовные и договорные грамоты московских князей (между собой, с князьями других русских земель и Литвой) и договоры Новгорода (с русскими князьями и международные)50.

Методология исследования. Одним из основополагающих методологических принципов для автора работы является историзм. Применительно к исследованию политической истории средневековой Руси.

48 НПЛ.

49ПСРЛ. М., 1965. Т.11−12.

50 ДЦГГВНП. использование этого принципа предполагает выяснение причин политических событий и процессов, динамики их развития в контексте меняющейся политической реальности, места и роли политических изменений в жизни средневекового общества. Учет принципа историзма не только страхует нас от соблазна модернизации, но и позволяет вжиться в историю, понять мотивы поступков и оценить сами поступки исторических деятелей.

Не менее важен для нас и принцип объективности. Принцип объективности предполагает выявление всех фактов, характеризующих предмет изучениявскрытие глубинных корней явленийанализ фактов в единстве действительного и возможногомаксимально возможную нейтрализацию предвзятости при их оценке и интерпретации.

Наряду с общенаучными принципами в работе использовались специальные исторические методы и приемы: синхронный (изучение всей совокупности фактов в каждый хронологический период), сравнительно-исторический (сопоставление одновременных и разновременных явлений, а также их пространственно-временных характеристик), историко-генетический (последовательное раскрытие свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе ее исторического движения). При работе над темой приоритет отдавался хронологическому принципу изложения и структурирования материала.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в отечественной и зарубежной историографии предметом специального исследования стала политическая история Московского великого княжества в один из наиболее малоизученных периодов российской истории.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы могут быть использованы при изучении истории Руси и соседних стран конца XIV — первой четверти XV в., а также в спецкурсах и спецсеминарах по истории образования единого Российского государства.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Внешнеполитические успехи начала княжения Василия I — ликвидация Нижегородско-Суздальского великого княжения, присоединение ряда территорий, ранее никогда не находившихся под властью московских великих князей, победа над Великим Новгородом в войне 1392−1393 гг. — были тесно связаны с ордынской политикой нового великого князя. Как и в последние годы правления Дмитрия Донского, важным элементом отношений с Ордой оставалось признание ханом лидирующей роли Москвы в Северо-Восточной Руси.

Следствием торжества политической нестабильности в Орде после похода Тимура 1395 г. и свержения Тохтамыша стало кардинальное изменение внешнеполитической ориентации, во многом под воздействием таких сформировавшихся еще в начале 90-х годов факторов, как династический союз Москвы с Витовтом (1390−1391 гг.), признание Витовта главой Великого княжества Литовского и внутренняя стабилизация в Литве (1392−1394 гг.), а кроме того, политика Киприана, направленная на сохранение целостности митрополии «всея Руси» (с 1390 г.). Московское княжество, по крайней мере, формально, не препятствовало захвату Витовтом Смоленска в 1395 г.

Сотрудничество Василия I и Витовта, достигнув своего пика в 1396—1397 гг., уже к началу 1399 г. сменилось открытой конфронтацией. Реставрация хана Тохтамаша на сарайском престоле, входившая в планы Витовта, несла в себе серьезную угрозу статус-кво в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Агрессивные планы литовского князя стали причиной возникновения беспрецедентной коалиции, в которой приняли участие Москва, Новгород, Псков и Тверь. Устойчивость нового союза не подвергалась проверке в боевых условиях, ибо армия Витовта потерпела поражение от ордынских войск на Ворскле.

После заключения мирных договоров с Витовтом осенью 1400 г. московско-новгородско-тверской союз незаметно сошел со сцены: на протяжении 1401 г. Великое княжество Московское конфликтует с Тверью и Новгородом, но в то же время продолжает оказывать значительное влияние на Псков.

Создание уделов младших сыновей Дмитрия Донского — Андрея и, возможно, Петра (1399 г.), а также Константина (около 1407 г.), протекает на фоне враждебных отношений с Литвой. После того, как Витовт зимой 14 001 401 гт. «принял» новгородцев под свое покровительство, те потеряли сколько-нибудь серьезный стимул следовать в фарватере московской великокняжеской политики. В то же время, мир с Литвой, заключенный Василием I осенью 1400 г., создал оптимальные внешнеполитические условия для повторного рассмотрения двинского вопроса. Против Новгорода, совместно с великим князем, выступил и митрополит, для которого, как и в 1392—1393 гг., была актуальна проблема т.н. «месячного» суда.

Очередное «розмирье» с Новгородом не принесло особых результатов для великокняжеской власти, во многом — из-за сложной международной обстановки. Роль Москвы на первом этапе смоленского кризиса 1401−1404 гг. нет необходимости преувеличивать: у смольнян в первые годы после поражения на Ворскле было немало причин для недовольства внутренней политикой Витовта. Судя по всему, после 1399 г. сотрудничество с Литвой в значительном объеме было восстановлено.

В 1401—1402 гт. московский великий князь был занят нижегородской проблемой: Москве удалось нейтрализовать притязания старшей ветви суздальских князей на Нижний Новгород. В конце 1402 г. Москва подписала выгодный договор с Рязанью и, по-видимому, унаследовала ее сферу влияния (территория княжеств в верховьях Оки).

Поскольку перспективным направлением литовской экспансии после захвата Смоленска в июне 1404 г. являлся Новгород, столкновение с Витовтом было неизбежным. Война 1406−1408 гг. не привела к значительному перераспределению баланса сил в пользу какой-либо из враждующих сторон.

Накануне столкновения с Литвой в 1403 и 1405 гг. Василий I сумел найти точки соприкосновения с Ордой Едигея. Однако в глазах московской элиты Едигей, как и Мамай за четверть века до этого, должен был выглядеть «узурпатором», а ордынская власть — лишенной легитимных оснований.

Нашествие Едигея, при всей тяжести в экономическом плане (хозяйственное разорение многих районов Северо-Восточной Руси, увод в плен, голод и дороговизна) не имело далеко идущих политических последствий. Пожалуй, единственное исключение — потеря Нижнего Новгорода, который, тем не менее, в 1415—1423 гг. снова оказывается в руках Василия I. Возобновление в 1412 г. выплаты выхода надолго стабилизировало московско-ордынские отношения. В начале 20-х годов XV в. улучшаются и отношения с Литвой.

В последние годы княжения основной проблемой для Василия I становится вопрос о престолонаследии. Главная угроза лидирующей роли Москвы в объединительном процессе теперь исходила не столько от Литвы или Орды, сколько от соотношения сил внутри московского княжеского дома.