Основные черты и особенности общественно-политического развития Восточного Кавказа в период османо-персидского противостояния

Актуальность настоящего исследования определяется тем заметным местом, которое отводится Кавказу, и в частности Восточному Кавказу, в современной мировой политике, а также комплексом проблем, возникших на Российском Кавказе в постсоветское время. Сегодня в нашей стране на всех уровнях общественной и политической мысли уже возникло понимание необходимости решать их с помощью идеологического инструментария. Между тем тот, что достался в наследство новому Российскому государству от предыдущего столетия, уже явно обнаружил свою недостаточность. Соответственно возникла необходимость в новом видении политической и духовной культуры народов Кавказа, и прежде всего Российского Кавказа, что невозможно без детального и объективного изучения существовавших здесь в прошлом политических структур, общественных институтов и этапов, которые они пережили в своём развитии. Настоящее исследование освещает процессы формирования государственности, социальной структуры народов Восточного Кавказа в свете военно-политического противоборства Османской империи и Сафавидского Ирана, в конечном счёте, обусловившего политическую ориентацию народов региона на Россию.

Хронологические и географические рамки исследования охватывают время от начала XVI в., когда османо-персидское противостояние обнаружило себя в военных действиях, происходивших на территории Кавказа, и до конца XVIII в. Начало этого периода совпадает с завершением процесса исламизации горных областей Восточного Кавказа, а к его концу уже складывается то политическое и общественное устройство, которое сохранится вплоть до его включения в состав Российской империи.

В отечественной историографии существует устоявшееся представление относительно географических рамок Восточного Кавказа, возникшее в свете политических целей России. С осознанной определённостью их впервые поставил Пётр I. И не случайно И.-Г. Гербер, один из сопровождавших его в «Персидском походе» военных специалистов, написал труд «Описание стран и народов между Астраханью и рекой Курой, находящимися», ставший впоследствии бесценным историческим источником. Нетрудно заметить даже из одного названия, что речь идёт о территориях Кавказа, которые оказались уже включенными в состав Российской империи, и тех, что, подобно Кахетии, едва не были включены в её состав. Но при этом все они ещё до недавнего времени признавались сферой интересов Сафавидского Ирана, а не Османской империи.

Однако такой подход к определению Восточного Кавказа не совпадает с целями диссертации, поскольку османо-персидское противостояние не оказало заметного воздействия на общественно-политическое развитие Чечни и Ингушетии. А если оно и было, то опосредованное, через Шамхальство. Это противоборство не имело влияния и на Кабарду, о которой можно было бы говорить в свете крымско-российского и шире — османо-российского противостояния. И даже Картли-Кахетинское царство, оказавшееся едва ли не в эпицентре османо-персидского противостояния, ощущало его совсем по-иному. Ведь в культурно-историческом плане это всё же была восточная часть христианской Грузии со всеми вытекающими отсюда последствиями для её общественно-политического развития. А потому в разрезе данного исследования географические рамки Восточного Кавказа охватывают страны и народы, населявшие территорию между Тереком и Курой и относящиеся к мусульманскому миру.

Объекты исследования: государственные образования, существовавшие на Восточном Кавказе в ХУ1-ХУ1П вв., и разнохарактерное влияние, которое оказало на них османо-персидское противоборство, статус правителей этих государственных образований, сформировавшаяся в них общественная стратификация и социально-политические институты, в числе которых значительное место принадлежало городу.

Предмет исследования: причины, оказавшие политически значимое влияние на становление этих государственных образований, конкретно-исторические обстоятельства и принципы их функционирования, а также исчезновение некоторых из них с политической карты Кавказа, борьба за приоритет в регионе между Османской и Сафавидской державами. Ведь на протяжении указанного времени именно их противоборство являлось важнейшим внешнеполитическим фактором развития военно-политической и религиозно-культурной ситуации в регионе.

Цель исследования — воссоздать объективную картину политической трансформации государственных образований Восточного Кавказа в период османо-персидского противоборства ХУ1-ХУШ вв., спровоцировавшего существенные сдвиги в религиозной, социальной и культурной жизни региона.

Задачи исследования были определены исходя из указанной цели и в совокупности составили следующий взаимосвязанный комплекс:

— выявить религиозно-политические аспекты противостояния Сафавидской державы и Османской империи;

— осветить обстоятельства, при которых в Персии Сафавидов шиизм, по сути, стал государственной религией;

— вскрыть политические мотивы и причины османо-сафавидского военного конфликта, изложить в хронологической последовательности ход первой османо-сафавидской войны (1514−1555 гг.) и проанализировать, как эта война на каждом из её этапов отражалась на политических судьбах государственных образований Восточного Кавказа;

— описать международные последствия заключения Амасийского мира (1555 г.), по которому Дагестан остался единственным из эмиратов Восточного Кавказа, сохранившим свою политическую и религиозную самостоятельность, а к Кавказу подступила третья сила — Московское царство;

— рассмотреть ход второй османо-сафавидской войны (1578−1590 гг.) и выявить позиции, занятые в ней представителями правивших на Восточном Кавказе владетельных домов;

— свести воедино множеств фактов и событий, произошедших за период двух османо-сафавидских войн, которые, несмотря на свою взаимообусловленность и взаимозависимость, зачастую ускользают от взгляда исследователей изучающих тот или иной регион по отдельности;

— опираясь на многочисленные разнохарактерные и разноязычные источники и материалы, в т. ч. и самостоятельно составленные генеалогические таблицы, показать, что на протяжении всего изучаемого периода гарантом государственной целостности Дагестана являлся именно шамхал, признаваемый всем окружавшим его миром в качестве вали Дагестана;

— раскрыть внутреннее содержание существовавших в Дагестане социальных терминов, выявить место и роль стоявших за ними категорий населения и таким образом показать общественно-политическую систему, лежащую в основе традиционной дагестанской государственности;

— разобраться в тех положениях шариата, которые регулируют правовое положение различных социальных категорий в мусульманском обществе, без чего невозможно понять статус целого ряда социальных групп дагестанского населения;

— проследить торговые и прочие экономических связи в регионе Кавказа, связав их с количеством городов, создававших необходимые условия для развития городской жизни;

— рассмотреть в хронологическом и сопоставительном аспектах процесс укрупнения населённых пунктов в Дагестане и дать научно обоснованное объяснение тому феномену, что в XVIII в. Дагестан был наиболее урбанизированным во всём Кавказском регионе.

Степень научной разработки проблемы. Поскольку настоящая диссертация имела целью «соединить то, что прежде было разделено, показать связь между событиями, показать, как новое проистекало из старого, соединить разрозненные части в одно органическое целое» (С.М. Соловьев), приходится говорить сразу о целом ряде проблем и соответственно о различной степени их разработки.

Османо-персидское противостояние ХУ1-ХУШ вв. в целом достаточно подробно освещено в исторической литературе, чего нельзя сказать о противоборстве этих держав на Кавказе, и тем более на Восточном Кавказе. Различные его периоды получили неравномерное освещение. Несравненно лучше оно освещено в XVII и XVIII вв. Между тем XVI век остался своеобразной лакуной, поэтому пришлось посвятить ему 1-ю главу настоящей работы.

Что же касается исследований проблем этого противоборства, то прежде всего следует назвать известные работы И. П. Петрушевского: «Ислам в Иране в VII—XV вв.еках» и «Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении в XVI — начале XIX века». Несомненный интерес представляет и фундаментальная монография С. Ашурбейли «Государство Ширваншахов (VI-XVI)», а также работа «Азербайджанцы — этногенез и формирование народа», принадлежащая известному азербайджанскому историку A.C. Сумбатзаде. И в этой связи нельзя не указать на бесспорную ценность обширных комментариев и примечаний З. М. Буниятова, сопровождающих многочисленные публикации источников, прежде всего к работе «Гюлистан-и Ирам» А.-К. Бакиханова. Весьма полезной для раскрытия начального периода становления Сафавидской державы оказалась работа Я. Махмудова «Взаимоотношения государств Ак-Коюнлу и Сефевидов с Западноевропейскими странами (II половина XVначало XVII вв.)», а для выяснения некоторых конкретных обстоятельств её противоборства с Османской империей значительный интерес представляет работа С. А. Мамедова «Азербайджан по источникам XV — первой половины XVIII вв.». Составить представление об уровне ожесточения этого противоборства позволяют монография М. К. Зулаляна «Армения в первой половине XVI в.» и работа М. Х. Сванидзе «Турецко-иранские отношения в 1613—1619 гг. и Грузия», помещённая в тематическом сборнике «Османская империя, система государственного управления и этнорелигиозные проблемы». Вопросы, связанные с османо-персидским противоборством в северной части Восточного Кавказа нашли отражение в работах E.H. Кушевой «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII века)», Я. З. Ахмадова «Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVT-XVII веках» и В. В. Трепавлова «История Ногайской Орды». А на более поздних этапах оно достаточно подробно рассматривается в работе H.A. Сотавова «Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в.» и монографии В. Г. Гаджиева «Разгром Надир-шаха в Дагестане».

Наконец, большое значение для данной диссертации имели исследования, позволившие составить объективное представление о державах, в результате противоборства которых на Восточном Кавказе произошли изменения, рассматриваемые в двух последующих главах настоящей работы. Речь идёт о коллективном труде «Истории Ирана с древнейших времён до конца XVIII века», подготовленном И. В. Пигулевской., А. Ю. Якубовским, И. П. Петрушевским, JI.B. Строевой, A.M. Беленицким, а также изданном в русском переводе под редакцией М. С. Мейера 2-томном исследовании турецких авторов «История Османского государства, общества и цивилизации». С той же целью в диссертации были использованы англоязычные исследования, а именно: «Сафавидский Иран. Возрождение Персидской империи» А. Неймана и шестой том многотомного издания «Кембриджская история Ирана» (Newman AJ. Safavid Iran. Rebirth of Persian Empire. — London, New York, 2006; The Cambridge history of Iran. 2006. V. 6). Исследование М. С. Мейера «Новые явления в социально-политической жизни османской империи во второй половине XVII—XVIII вв.», помещённое в уже упомянутом тематическом сборнике «Османская империя, система государственного управления и этнорелигиозные проблемы», оказалось исключительно полезным для работы в целом.

Вопросы, рассматриваемые во второй главе диссертации, посвящённой стратификации общества на Восточном Кавказе, в различной степени разработаны для его южной и северной части. Достаточно указать на то, что советская и постсоветская историография рассматривает Азербайджан как некую целостность, существующую на протяжении многих столетий. И даже тогда, когда речь идёт об обособленных государственных, а нередко и административно-территориальных образованиях на его территории, исследователи с позиций ретроспективного анализа пытаются представить процесс его государственного становления, т. е. увидеть Азербайджан в процессе развития. Такой подход характерен едва ли ни для всех работ, рассматривающих те или иные аспекты истории южной части Восточного Кавказа. Исключение, разумеется, составляют работы заведомо оппозиционные подобным историографическим воззрениям, однако их рассмотрение выходит за рамки настоящей диссертации. Что же касается работ, находящихся в традиционном историографическом русле, то к их числу принадлежат все вышеназванные исследования, начиная от И. П. Петрушевского и заканчивая С. А. Мамедовым, а так же целый ряд других. И потому достаточно назвать, в качестве наиболее характерных, изданную в Баку ещё в 1958 г. «Историю Азербайджана» и изданную там же тридцать лет спустя «Историческую географию Азербайджана».

В то же время советская и постсоветская историография, посвященная Дагестану, не только не усматривает его государственно-политической целостности, но даже делит и дробит его историю на отдельные части и периоды. А в последние десятилетия обнаружилась тенденция вычленять из дагестанской государственно-политической целостности отдельные этнические общности и даже писать их историю, в то время как их не существовало не только на государственно-политическом, но и на административно-территориальном уровне. Это позволяет заключить, что таким авторам неизвестна мысль, высказанная С. М. Соловьёвым в «Исторических письмах»: «Государство есть необходимая форма для народа, который немыслим без государства», равно как и суждение В. О. Ключевского, который в своём знаменитом «Курсе русской истории» подчеркивал: «В государстве народ становится не только политической, но и исторической личностью.».

Однако сказанное выше не означает, что в посвященной Дагестану историографии полностью отсутствуют суждения и научные догадки, способные помочь обнаружить основной смысл дагестанского исторического процесса. Так, E.H. Кушева в 1963 г. в монографии «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII в.)» предложила именовать дагестанское государственное образование Шамхальство «Дагестанским шамхальством». Принципиальный взгляд на Шамхальство как на общедагестанское государственное образование присутствует в целом ряде работ В. Г. Гаджиева. Во многом схожие взгляды были высказаны М. А. Агларовым в работе «Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII — начале XIX в.», а также Я. З. Ахмадовым в монографии «Очерки политической истории народов Северного Кавказа в XVI—XVII вв.».

Но ещё в 1961 г. Х.-М. О. Хашаев в своем чрезвычайно важном для дагестанской истории и неоправданно мало используемом исследовании «Общественный строй Дагестана в XIX в.», комментируя известный источник «Завещание Андуник-нуцала», писал: «Завещание устанавливает границы собственно Аварии и называет вассальные аварскому хану владения. Кази-Кумухский шамхал назван падишахом, т. е. главным над всеми феодалами Дагестана». Соотнеся этот комментарий с утверждением Гегеля: «Личность государства действительна лишь как лицо, как монарх. Личность служит выражением понятия как таковоголицо вместе с тем содержит его действительность.», нельзя не сделать вывода о наличии в Дагестане единой верховной власти и как следствие — единого государства. Наконец, Г.-А.Д. Даниялов в работе «Исторический путь развития народов Дагестана до вхождения его в состав России», разъясняя статус и титул шамхала, писал: «Титулы нуцал и уцмий не пользуются в мусульманской среде Дагестана богобоязненным расположением. В противоположность этому само слово шамхал усердием клерикалов было возведено на высшую ступень правоверного ореола. Носитель этого титула не кто иной, как отпрыск святого рода. Блистательная родословная узаконивает его право на занятие царственного престола, Шамхал происходит от дяди Пророка, каковое обстоятельство делает совершенно неоспоримым право Шамхальской династии и её отпрысков на властвование в Дагестане».

Вторым по статусу лицом в Дагестане являлся крым-шамхал. Однако относительно его места, роли и даже этимологии самого титула в историографии не сложилось определённого мнения. И потому решение связанных с ним вопросов в наибольшей степени зависело от анализа информации содержащейся в источниках. Вместе с тем надо отметить, что на остальном Северном Кавказе и даже в Абхазии, исследователи уделяют крым-шамхалам значительно больше внимания. Многие из их работ оказались весьма полезны для настоящего исследования, и прежде всего: «Князья Крымшамхаловы и шамхалы Тарковские: к вопросу этнополитических и этнокультурных связей карачаево-балкарцев и кумыков» Ш. М. Батчаева- «Сословная структура балкарцев и кумыков: сравнительный анализ» A.M. Башиева- «К вопросу о взаимоотношениях Шамхальства с этнополитическими образованиями Центрального Кавказа» Р. М. Бегеулова.

При анализе и описании существовавшей на Восточном Кавказе социальной стратификации был использован широкий спектр исследований. В исследованиях общества, существовавшего на территории современного Азербайджана в XVI—XVIII вв., социальная стратификация чётко прописана, а в Дагестане всё обстоит диаметрально противоположным образом. Здесь стратификация общества — одна из важнейших исследовательских проблем, несмотря на обилие посвященных ей работ, поскольку социальная стратификация рассматривается в них либо с сугубо этнографических позиций, либо под углом зрения социальной стратификации русского централизованного государства. Между тем ещё М. М. Ковалевский в своем знаменитом исследовании «Закон и обычай на Кавказе», писал: «Современный обычай дагестанских горцев уже настолько проникся началами шариата, что исследователю на каждом шагу приходится ставить себе вопрос, в какой мере тот или иной адат есть продукт самостоятельного юридического творчества народа или простое отражение постановлений писаного права». Исходя из понимания того, что социальная стратификация закрепляется именно правовыми нормами, для её анализа и описания в диссертации наряду с литературой этнографического характера, а также многочисленных исследований, использованных в большинстве случаев как источники, был привлечён целый ряд работ по исламоведению и мусульманскому праву: Г.-Э. фон Грюнебаум «Классический ислам. Очерк истории (600−1258 гг.)», А. Мец «Мусульманский ренессанс», «Ислам. Энциклопедический словарь. (М., 1991)», «Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь (М., т. 1, 1998; т. 2, 1999; т. 3. 2001)», М. Кемпер «Шариатский дискурс имамата в Дагестане первой половины XIX в.», С. М. Прозоров «Ислам как идеологическая система», Зинатулла ат-Терази «Исламский Шариат», JT. Ван ден Берг «Основные начала мусульманского права согласно учению имамов Абу Ханифы и Шафии», JI.P. Сюкияйнен «Мусульманское право», JI.P. Сюкияйнен «Шариат и мусульманская правовая культура».

Для третьей главы диссертации, посвященной политической и социальной трансформации, произошедшей на Восточном Кавказе в разрезе XVII—XVIII вв., в той или иной степени необходимыми оказались практически все названные работы, т. к. для большинства из них характерен диалектический подход к историческому материалу. А потому следует остановиться на исследованиях, которые прежде не были упомянуты. Дня южной части Восточного Кавказа это хорошо известная работа В. Н. Левиатова «Очерки из истории Азербайджана в XVIII в.», исследование Г. Б. Абдуллаева «Азербайджан XVIII века во взаимоотношениях с Россией», монография H.A. Магомедова «Взаимоотношения народов Южного Дагестана и Азербайджана в XVII — первой половине XIX века», опубликованный доклад современного турецкого автора С. Шишмира «Кавказские ханства и Дагестан в XVII—XVIII вв.еках по историческим источникам Османской империи». Что же касается непосредственно Дагестана, то поставленные в данной главе вопросы освещены в сборниках, регулярно издававшихся под редакцией В. Г. Гаджиева Институтом истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН в конце прошлого века (Вопросы истории Дагестана. Вып. 2- Развитие феодальных отношений в ДагестанеОбщественный строй союзов сельских общин Дагестана в XVIII — начале XIX вв.- Классовая борьба в дореволюционном ДагестанеГосударство и государственные учреждения в дореволюционном ДагестанеТоварно-денежные отношения в дореволюционном Дагестане и целый ряд других. А в дополнение к тому, отметить, что решение поставленных в данной главе вопросов во многом зависело и от широкого спектра этнографических исследований. Но поскольку для данной главы одной из главных была проблема города на Восточном Кавказе, необходимо было обратиться к специальной литературе, рассматривающей город как явление. И опять-таки, речь идёт не о южной части указанного региона, где за такими поселениями как Куба, Шемаха, Шеки, Баку давно и прочно закрепился статус города.

Между тем в Дагестане, где существовало множество поселений значительно превосходящих по количественному показателю вышеперечисленные, отечественная историография, начиная со второй половины XIX века, не видит населённых пунктов, которые имели бы основания называться городами. Разумеется, количественный показатель не может рассматриваться как единственный признак города. А потому было важно понять и оценить научные критерии и признаки для определения того или иного поселения как город. Эту задачу удалось решить, обратившись к фундаментальному исследованию Г. фон Белова, русский перевод которого был издан в Москве в 1912 г. под названием «Городской строй и городская жизнь средневековой Германии». Работа содержит интересное изложение и критику основных теорий происхождения города. Весьма схожие взгляды обнаружил О. Г. Большаков в работе «Средневековый город Ближнего Востока (VII — середина XIII вв.)». В итоге оба автора солидаризировались в том, что какое бы количество признаков мы ни пытались учесть, мы никогда не найдём бесспорную границу между городом и не-городом, причём всякая абстракция, всякое определение огрубляет действительность, жертвует частностями ради общего. Однако работа Макса Вебера «Город», являющаяся лишь небольшой частью его монументального труда «Хозяйство и общество», подсказала определенное направление. М. Вебер исходит из конкретно-исторической действительности и помогает в ней ориентироваться. Согласно ему город — сложный комплекс явлений, живой, конкретно-исторический организм, который необходимо охватить во всём его многообразии. При этом он все же называет пять признаков, позволивших, в сочетании с количественным признаком, почерпнутым из коллективного исследования турецких авторов «История османского государства, общества и цивилизации», обнаружить в Дагестане значительное количество поселений отвечающих всем этим признакам.

Но поскольку город, согласно М. Веберу, — «поселение с сильно выраженным. торгово-промышленным характером», в данной главе было необходимо отразить этот характер. И в этой связи следует особо выделить работу известного грузинского историка В. Н. Гамрекели, который, изучив одни только дагестаногрузинские экономические отношения в XVIII в., пришел к выводу, что «вся территория Дагестана была разбита на ряд вполне сформировавшихся феодальных образований, с развитой городской жизнью и значительными торговыми центрами». Его исследование позволяет не только лучше понять внутреннюю природу дагестанского города, но и составить адекватное представление об уровне и динамике социального и экономического развития Дагестана в целом.

Разумеется, в Дагестане одни регионы были более развитыми, другие среднеразвитыми, а третьи весьма отсталыми. Однако не последние определяли уровень социально-политического и экономического развития всего Дагестана. Между тем в отношении Дагестана отечественная историография уже со второй половины XIX в. выработала именно такой подход, и эта тенденция не претерпела существенных изменений на протяжении всего XX в.

Источниковая база исследования. В основу настоящей работы был положен широкий круг разнохарактерных, разновременных и разноязычных источников. Среди их многообразия наибольшую ценность представляли источники местного происхождения на арабском языке, поскольку, как подчёркивал И. Ю. Крачковский, «они являются источниками не со стороны, а возникли в той самой среде, которой посвящены».

Особый интерес представляют документы, исходящие от местных феодалов и других значительных лиц, которые отражают местные термины и географические названия, часто искаженные в других источниках. Местные источники отличаются большой содержательностью и детализированным подходом, разумеется, не лишенным субъективности, а порой и пристрастности. Однако при правильном источниковедческом прочтении, это лишь помогает представить исторический процесс и сопровождавшую его общественно-политическую мысль во всей полноте и многообразии.

Наиболее значительной в ряду местных исторических сочинений является хроника XIV века — «Тарих Дагестан», приписываемая Мухаммаду Рафи, и сохранившаяся во множестве списков. Она охватывает период, с начала распространения ислама в Дагестане и до XIV в., когда здесь уже прочно утвердилась власть шамхалов. Это первая дагестанская хроника, проникнутая идеей единства страны, и в ней впервые было использовано название Дагестан. Причём его история, уходящая корнями в языческое прошлое, уже связывается с историей остального мусульманского мира. «Тарих Дагестан» позволяет рассмотреть целый ряд важных вопросов политической, социальной и, в какой-то мере, экономической истории.

Редко какая научная работа по истории Дагестана может обойтись без хроники «Дербент-наме», являющейся компилятивным сочинением Мухаммада Аваби Акташи. Она была составлена не позднее XVII в., тогда как её начальная часть восходит к XI в. Освещая события между^Х1 вв., её автор приводит некоторые подробности, характерные для более поздних эпох, и рассматривает многие события того времени с современных ему позиций. Несмотря на то, что он пользовался преимущественно трудами авторов IX в., хроника содержит немало новых сведений по истории распространения ислама в Дагестане.

Различные списки двух этих памятников издавались неоднократно и наряду с хрониками других местных авторов — «Ахты-наме», «История Абу-Муслима», «История Маза», «История Каракайтага», «История Ирхана», «История Гирейхана» и т. д. — были опубликованы в сборнике «Дагестанские исторические сочинения» (М., 1993). Все они содержат большое количество важных сведений по истории Дагестана и сопредельных территорий.

Много небольших, но весьма важных документов было собрано и опубликовано Т. М. Айтберовым в состоящей из 2-х частей «Хрестоматии по истории права и государства Дагестана в XVIII—XIX вв.» (Махачкала, 1998; 1999). Им же были переведены и опубликованы замечательные по выражению духа эпохи «Историко-биографические и исторические очерки» дагестанского автора XIX в. X. Геничутлинского (Махачкала, 1992).

Немало ценных сведений содержится в известном компилятивном труде А.-К. Бакиханова «Гюлистан-и Ирам», а также в сочинении «Асар-и Дагестан» Г.-Э. Алкадари. Несмотря на то, что труд этого дагестанского автора во многом базируется на сведениях, почерпнутых из вышеназванного произведения А.-К. Бакиханова, он не лишен оригинальности, особенно когда автор высказывает свои наблюдения этнологического характера. Наконец, весьма ценными источниками местного происхождения послужили научные исследования многих современных дагестанских историков.

Не менее важными по количеству содержащейся в них информации являются источники русского происхождения, хранящиеся в различных архивохранилищах страны. При этом необходимо особо подчеркнуть, что огромное их количество уже давно было введено в научный оборот благодаря усилиям ряда поколений отечественных исследователей, планомерно занимавшихся публикаторской деятельностью. В результате ими была создана источниковая база, которой оказалась вполне достаточно, чтобы, следуя непреложному требованию, рассмотреть исторический процесс «в свете как можно большей совокупности фактов». И в этом контексте необходимо заметить, что дагестанская историческая наука страдает не столько от недостатка фактографического материала, сколько от одностороннего его истолкования. А потому задача заключалась в новой интерпретации уже введённых в научный оборот сведений и фактов, а не в поиске дополнительных. И такой подход представляется вполне оправданным, поскольку позволяет преодолеть скептицизм, неизбежно возникающий при пересмотре утвердившихся в историографии клише.

Имеющие отношение к теме настоящего исследования источники русского происхождения очень разнообразны и содержат материалы о политических образованиях Восточного Кавказа, их границах и административно-территориальном устройстве, численности населения и его занятиях, сведения о населённых пунктах, взаимоотношениях правителей, их военной силе и внешней политике. К их числу относятся письменные свидетельства участников военных походов и научно-разведывательных экспедиций, военных деятелей и чиновников, побывавших на Кавказе. Это и научные исследования, и официальные документы и материалы, собранные их авторами на месте, и различные записки, содержащие сведения о местных жителях, их политической организации и общественной структуре, рапорты, донесения, справки, приказы, письма, воспоминания, дневники, обзоры и прочие описания различных событий.

Наиболее крупной публикацией подобных материалов являются «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией» (АКАК. — Тифлис, 1866— 1904), вобравшие в себя документы из архива Главного управления наместника Кавказа. Издание охватывает период от 1799 до 1862 г., но в первых томах помещён ряд документов более раннего времени. Большой фактический материал содержит трехтомный труд П. Г. Буткова «Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год (СПб., 1869), куда вошло немало сведений, собранных автором во время его службы на Кавказе. Особую ценность для данной работы представляет публикация материалов из главного архива Министерства иностранных дел «Сношения России с Кавказом» (М., 1889), осуществленная С. А. Белокуровым. В этом ряду необходимо назвать известное многотомное издание «Сборник сведений о кавказских горцах» (ССКГ), в котором публиковались самые различные материалы. Среди них, наряду со сведениями о различных группах населения, собранными специальными комиссиями «для определения личных и поземельных прав», наибольший интерес для настоящей работы представляют статьи, посвященные «Шамхалам Тарковским» и другим дагестанским правящим домам. Наконец чрезвычайно ценный материал для характеристики социального и экономического развития Восточного Кавказа содержится в ряде статистических сборников содержащих данные, относящиеся преимущественно ко второй половине XIX в., из которых, однако, можно извлечь и более ранние сведения.

Издание материалов, хранящихся в отечественных архивах, продолжилось и в советское время. В результате из фондов архивов сегодня известных под аббревиатурой: РГАДА, РГВИА, ЦГИА Грузии, РГА РД и некоторых других было извлечено множество документов, впоследствии опубликованных. Так под редакцией С. К. Бушуева и P.M. Магомедова был издан сборник «Материалы по истории Дагестана и Чечни (первой половины XIX в.)» (Махачкала, 1940). В 5060-е годы было предпринято сразу несколько подобных публикаций. Среди них наибольший интерес представляет «История, география и этнография Дагестана.

ХУ1П-Х1Х вв." (М., 1958) под редакцией М. О. Косвена и Х.-М.О. Хашаева. В ней были помещены сведения, собранные участниками различных посольств, комиссий, военными деятелями и гражданскими лицами, побывавшими на Кавказе. В том же году вышел сборник материалов «Русско-дагестанские отношения XVIIпервой четверти XVIII вв.», подготовленный Р. Г. Маршаевым. Немало важных сведений содержат документы, опубликованные В. Г. Гаджиевым и Х. Х. Рамазановым, в сборнике «Движение горцев СевероВосточного Кавказа в 20−50-е годы XIX в.» (Махачкала, 1959), а также сборник материалов «Русско-Дагестанские отношения в XVIII — начале XIX в.» под редакцией В. Г. Гаджиева. (М., 1988). Характерной чертой этой группы источников является описание военных действий в различных регионах Восточного Кавказа и прежде всего Дагестана. Однако наряду с описанием военных кампаний, в них приводятся сведения о взаимоотношениях царской военной администрации с местными владетелями, о населённых пунктах, и реже, о социальных отношениях. Однако этот пробел восполняют публикации: «Памятники обычного права Дагестана XVII—XIX вв.» (М., 1965) и «Феодальные отношения в Дагестане XIX — начала XX в» (М., 1969), осуществлённые Х.-М.О. Хашаевым.

В ХЛШ-ХУШ вв. Восточный Кавказ посещает множество путешественников, главным образом западноевропейских, чьи наблюдения и аналитические материалы представляют огромную ценность для истории региона вообще и для данной работы в частности. Обычно в них предпочтение отдаётся военно-политической истории, вопросам топографии и исторической географии. Однако встречающиеся в них наблюдения социологического и этнологического характера оказывают неоценимую услугу исследователю, неизбежно нуждающемуся в корреляции источников местного и российского происхождения. В числе наиболее востребованных авторов необходимо в первую очередь назвать: А. Олеария, И. Гербера, Я. Рейнегса, Я. Стрейса, Г. Брюса, Я. Тектандера, Дж. Белла, К. Брейна, И. Гильденпггедта, С. Гмелина, И. Лерха, X. Ван Галена, Ж. Гамба и др. Исключительно важно то, что все указанные авторы писали свои труды как очевидцы либо как фиксаторы местной устной традиции, и при этом нередко привлекали не дошедшие до нас сведения и материалы предшественников, также побывавших на Кавказе и в сопредельных странах. Извлечения из их трудов, относящиеся именно к Восточному Кавказу, содержатся в подготовленной В. Г. Гаджиевым публикации «Дагестан в известиях русских и западноевропейских авторов ХШ-ХУШ вв.» (Махачкала, 1992).

Что же касается непосредственно османо-сафавидского противостояния, и в частности кызылбашского движения, то в этом случае определённый интерес представляют записки о своих путешествиях венецианских послов в ПерсииКонстантино Ласкари, Винченцо д’Алессандри и Микеле Мембре (Баку, 2005). В ряду основных источников, касающихся этой проблематики, следует назвать «Тарих-и алам-ара-йи Амини» Фазлуллаха ибн Рузбихана Хунджи (Баку, 1987) и «Шараф-наме» Шараф-хана Бидлиси (М., 1976). А в качестве важнейшего источника практически для всех разделов настоящего исследования послужил многотомный труд «Книга путешествий» (М., 1979; 1983) знаменитого османского путешественника Э. Челеби, дважды, в 1641—1642 гг. и 1666 г., побывавшего на Кавказе. Ещё одним надежным и важным источником для настоящего исследования послужили карты, хранящиеся в архивохранилищах разных стран, некоторые из которых опубликованы, в т. ч. в ряде указанных выше работ, или доступны на соответствующих ресурсах в интернете.

Методологической основой диссертации послужил принцип историзма, позволивший с максимальной эффективностью использовать сравнительно-сопоставительный метод исторического познания. В результате историческое прошлое государственных образований Восточного Кавказа было изучено сравнительно с однородными и соизмеримыми явлениями в жизни других стран и народов. При этом большое внимание было уделено аналогии, позволившей уяснить одно явление посредством другого, однородного и соизмеримого с ним, а также обобщению, опирающемуся на метод исторического объективизма. Кроме того, при работе над диссертацией был использован междисциплинарный подход к историческому исследованию, поскольку её проблематика соотносится с рядом научных дисциплин: историей, социологией, культурологией, этнологией, правом, исламоведением, языкознанием и т. д. При этом на основе принципов, разработанных отечественным источниковедением, особое внимание было уделено анализу и интерпретации источников и материалов.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нём впервые в отечественном востоковедении проведено комплексное исследование османо-персидского противоборства как фактора развития общественно-политической организации в регионе Восточного Кавказа и вместе с тем показано, что именно Дагестан в форме шамхальской государственности являлся в изучаемое время репрезентативным общественно-политическим образованием данного региона. В диссертации переосмысливаются утвердившиеся в историографии схемы и конструкции общественно-политического развития Восточного Кавказа. В результате прежде разрозненные части и элементы истории дагестанской истории, утратившие в силу этого внутренний смысл, оказались соединены в органическое целое, чем, собственно, и являлся Дагестан, несмотря на характерные для него разнообразие политических форм и этнолингвистическую пестроту.

В диссертации подняты вопросы, не нашедшие достаточного отражения в отечественной исторической литературе, без решения которых сущность многих процессов, происходивших и происходящих в Дагестане и в сопредельных областях Восточного Кавказа, остаётся непонятной. И в этой связи главным параметром научной новизны данного исследования служит детальное раскрытие в нём социальной стратификации на Восточном Кавказе, масштабов региональной урбанизации и её значения для политического, социального и экономического развития.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Османо-персидское религиозное и военно-политическое противостояние с начала XVI в. и до второй половины XVIII в. самым непосредственным образом отразилось на государственно-политической карте Восточного Кавказа. Именно оно стало причиной того, что после заключения Амассийского договора была упразднена государственность эмиратов Шеки и Ширвана, а Дагестан остался единственным государственным образованием на Восточном Кавказе, сумевшим продолжить самобытное развитие в последующие столетия. Это противоборство позволило после гибели Надир-шаха сформироваться ряду самостоятельных ханств на территории современного Азербайджана.

2. Историю Восточного Кавказа, и в частности Дагестана, необходимо изучать с применением сравнительно-сопоставительного метода, обращенного к истории государств Передней Азии, при активном использовании востоковедческого инструментария. Прежний подход, ограничивавшийся соотнесением истории Дагестана с моделью русского централизованного государства, не позволяет ответить на многие вопросы дагестанской, и ширевосточно-кавказской истории.

3. На протяжении всего изучаемого периода Дагестан представлял собой государство с единой верховной властью, и эта власть принадлежала династии шамхалов, а сам шамхал признавался внешним миром вали Дагестана. В свою очередь, Шамхальство, как его именуют синхронные источники в качестве синонима Дагестана, представляло собой своеобразную федерацию, состоящую из владений, где правили свои традиционные династии, и владений, управлявшихся отпрысками династии Шамхалидов.

4. Общественная стратификация на Восточном Кавказе во многом была схожа с той, что существовала в иных частях мусульманского мира, и в значительной степени была обусловлена нормами шариата. Но если в южной его части она едва ли не копировала ту, что существовала в Персии, то в Дагестане имелись свои особенности. Однако эти особенности носили по преимуществу терминологический характер, что осталось незамеченным исследователями, которые даже не пытались смотреть на них с позиций востоковедения и мусульманского права. Иначе титул крым-шамхал — второй по значимости в Дагестане — был бы соотнесён с титулом калга, хорошо известным из истории Крымского ханства, а соционим чагар объяснён посредством статуса мукатиб.

5. В политическом развитии Восточного Кавказа к XVIII в. четко обозначилась разнонаправленная тенденция, при которой его южная часть всё больше интегрировала в государство Сафавидов, а в северной шел процесс дезинтеграции государства Шамхалидов. Наметившаяся в нём децентрализация власти привела к перераспределению властных полномочий от бекской аристократии (ас-сстатин) в руки местной узденской знати (айан).

6. С укреплением позиций узденской верхушки в Дагестане значительно возросло число населённых пунктов, которые на основании количественных показателей, принятых в Османской империи, и пяти признаков, установленных М. Вебером для определения «города», следует признать городами. В XVIII в. наиболее урбанизированной частью Кавказа являлся именно Дагестан, что оказало огромное влияние на развитие ремесленного производства, разнообразие и узкая специализация которого также отличает Дагестан от остального Кавказа. Достигшее уровня кустарной промышленности ремесленное производство послужило импульсом для развития торговли, в т. ч. межрегиональной, и экономики в целом.

7. Процесс становления и роста городов в Дагестане имеет достаточно глубокую историю и обнаруживает свои первые признаки уже с конца XI в., когда, собственно, и началась интенсивная исламизация горных областей Восточного Кавказа. Характерный для Дагестана синойкизм, разительно выделяющий Дагестан на всем Кавказе, был обусловлен именно исламизацией и в итоге привёл к тому, что в Х/1-ХЩ1 вв. здесь имелось большое число городов с населением от 2 до 10 и более тысяч человек.

Практическая значимость исследования определяется тем, что его результаты, отражённые в основных положениях и выводах, а также собранные и систематизированные для этого материалы могут быть использованы как историками, так и представителями смежных дисциплин: культурологами, политологами, социологами, экономистами. Причём как для написания обобщающих работ, посвящённых Восточному Кавказу и сопредельным областям, так и в учебно-педагогическом процессе, при разработке общего и специальных курсов, потенциально заложенных в отдельных главах и параграфах диссертации. Принципиально новый взгляд на общественно-политическое и экономическое развитие региона должен способствовать пересмотру ряда концептуальных основ в понимании его культурно-исторического, политического и социально-экономического развития. Исследование может представлять интерес и для широкого круга читателей.

Однако этим значимость настоящего исследования не исчерпывается, т. к. своим остриём оно направлено в сферу актуальной политики. Выявляя и утверждая в своих положениях и выводах факт существования в условиях дагестанской феодальной государственности верховной, т. е. центральной, власти, исследование способствует консолидации Дагестана. Ведь оно позволяет рассматривать Дагестан как исторически сложившуюся этнополитическую общность, а не конгломерат народов, собранных воедино административно-политической волей наркома по делам национальностей И. В. Сталина. Сегодня задача укрепления единства дагестанских народов актуальна как никогда прежде, что было официально заявлено на состоявшемся в конце 2010 г. III съезде народов Дагестана. При этом надо учитывать, что от её успешного решения будет зависеть не только целостность Дагестана, но и твёрдость позиций России на всём Кавказе. Соответственно результаты и материалы исследования могут быть востребованы федеральными органами государственного управления, и прежде всего СКФО, при выработке приоритетов и конкретных направлений экономического развития, национальной и административной политики в регионе.

Апробация диссертации. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН. Ее основные положения и выводы получили отражение в докладе, изданном в Материалах Всероссийской научной конференции, и в трёх научных статьях, опубликованных в рецензируемых журналах, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией.

Структурно диссертация состоит из введения, трёх глав, первые две из которых разбиты на два и три параграфа соответственно, а также заключения и списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

Проведённое исследование показало, что османо-персидское военно-политическое и религиозное противостояние с начала XVI в. и до второй половины XVIII в. сохраняло роль определяющего внешнеполитического фактора в общественно-политическом развитии Восточного Кавказа. Оно самым непосредственным образом отразилось на государственно-политической карте Восточного Кавказа и в конечном итоге предопределило смену политической ориентации существоваших здесь государственных образований, вынужденных в конце рассматриваемого периода сделать выбор в пользу Российской империи.

После заключения Амассийского договора была упразднена государственность эмиратов Шеки и Ширвана, а Дагестан остался единственным государственным образованием на Восточном Кавказе, сумевшим продолжить своё самобытное развитие в последующие столетия. В конечном счёте, именно это противоборство уже после гибели Надир-шаха в 1747 г. позволило сформироваться ряду самостоятельных ханств на территории современного Азербайджана.

Как установлено в данной работе, на протяжении всего исследуемого периода Дагестан представлял собой государство с единой установившейся верховной властью, и эта власть принадлежала династии шамхалов, а сам шамхал признавался внешним миром в качестве вали Дагестана. Шамхалы принимали самое деятельное участие в политической борьбе на всём Кавказе и вокруг него. И даже шах Аббас I Великий, в правление которого Персия достигла пика своего могущества, а легенды о его богатстве и мощи рассказывались по всему миру, в дипломатической переписке с Московским двором именовал шамхала «другом», т. е. союзником. Не удивительно, что Екатерина Великая, демонстрируя особое внимание к шамхалам, подобно персидским шахам, стала присылать традиционное золотое перо, усыпанное бриллиантами «для ношения на шапке (тадж) в знак шамхальского достоинства».

Шамхальство, как его именуют синхронные источники в качестве синонима Дагестана, представляло собой своеобразную федерацию, состоящую из владений, где правили местные традиционные династии, и владений, управлявшихся отпрысками династии Шамхалидов.

Изучение стратификации общества на Восточном Кавказе со всей очевидностью показало, что в ХУ1-ХУ1П вв. здесь имелись практически все основные социальные разряды, характерные для большинства государств того времени, как на Востоке, так и до известной степени на Западе. В эмиратах Восточного Кавказа государственная власть формировалась под влиянием норм шариата, оказавших большое влияние и на правовой статус различных социальных групп. Но если в южной его части она едва ли не копировала ту, что существовавала в Персии, то в Дагестане имелись свои особенности.

Однако эти особенности носили по преимуществу терминологический характер, что до настоящего времени оставалось незамеченным исследователями, которые даже не пытались смотреть на них с позиций востоковедения и мусульманского права. Иначе титул крым-шамхал — второй по значимости в Дагестане — был бы соотнесён с титулом калга, хорошо известным из истории Крымского ханства, а соционим чагар объяснён посредством статуса мукатиб, сталь же хорошо известного из соответствующей литературы.

Очевидно, что в рамках одной диссертации невозможно рассмотреть и охарактеризовать все особенности и перемены, произошедшие на Восточном Кавказе в рассматриваемый период. Но и те, что были рассмотрены и проанализированы, позволяют заключить, что^{политическая} ситуация в данном регионе в исследуемое время не была статична, она менялась вместе с окружающим миром. В политическом развитии Восточного Кавказа к XVIII в. четко обозначилась разнонаправленная тенденция, при которой его южная часть всё больше интегрировалась в государство Сафавидов, а в северной шел процесс дезинтеграции государства Шамхалидов. Наметившаяся в нём децентрализация власти привела к перераспределению властных полномочий от старой бекской аристократии в руки местной узденской знати.

С укреплением позиций узденской верхушки в Дагестане значительно возросло число населённых пунктов, которые на основании количественных показателей, принятых в Османской империи, и пяти признаков, установленных М. Вебером для определения «города», следует признать городами. В XVIII в. наиболее урбанизированной частью Кавказа являлся именно Дагестан, что оказало огромное влияние на развитие ремесленного производства, разнообразие и узкая специализация которого также отличает Дагестан от остального Кавказа. Достигшее уровня кустарной промышленности ремесленное производство подтолкнуло развитие торговли, в том числе межрегиональной, и как следствие — экономики в целом.

Вместе с тем исследование показало, что процесс становления и роста городов в Дагестане имел достаточно глубокую историю и обнаруживает свои первые признаки начиная с конца XI в., когда, собственно, и началась интенсивная исламизация горных областей Восточного Кавказа. Характерный для Дагестана синойкизм, в свою очередь, разительно выделяющий Дагестан на всем Кавказе, был обусловлен именно исламизацией и в итоге привёл к тому, что в ХУ1-ХУШ вв. здесь имелось большое число городов с населением от 2 до 10 и более тысяч человек.

Наконец, следует отметить, что работа над диссертацией привела к важному заключению историографического характера, а именно: историю Восточного Кавказа, и в частности Дагестана, необходимо изучать с использованием сравнительно-сопоставительного метода, обращённого к истории государств Передней Азии, при активном использовании востоковедческого инструментария. Применявшийся до сих пор подход, как правило, ограничивавшийся соотнесением истории Дагестана с моделью русского централизованного государства, не позволяет ответить на многие вопросы дагестанской, и шире — восточнокавказской истории.