Японское общество в поисках новых парадигм развития, 70-80-е годы ХХ века

Появление в конце XX века целого ряда глобальных проблем показало пределы развития западной технократической модели общества. Симптоматичным в этом плане является появление в 1972 году первого и наиболее знаменитого доклада Римскому клубу «Пределы роста», в котором с применением специальных компьютерных моделей развития глобальной общественной системы аргументированно обосновывалась идея о наличии естественных, природных пределов экстенсивному индустриальному развитию.

В этих условиях особую актуальность приобрела проблема поиска альтернатив развития. Незападные общества стали переосмысливать свое место в мире и поиск новых парадигм развития. В этой связи опыт послевоенной модернизации Японии приобретает особое значение, как по сути единственный успешный эксперимент по синтезу традиций и западных инноваций.

В особенности интересным и актуальным представляется опыт преобразований 70−80-х годов, когда в японском обществе начинается глубокое переосмысление самого термина «модернизация», ее причин, движущих сил и последствий, когда происходит становление принципиально нового постиндустриального, информационного общества.

Целью данной работы является исследование проблемы поиска японским обществом новых парадигм развития в 70−80-х годах XX века на примере изменений произошедших в образовании и социально-политической системе. Выбор именно этих сфер жизни японского общества обусловлен тем, что они являются ее системообразующими элементами способствующими его нормальному функционированию, воспроизведению базовых культурных норм и ценностей.

В соответствии с поставленной целью задачами исследования являются:

1) общая характеристика японского общества 70−80-х годов XX века в общеисторическом контексте;

2) рассмотрение эволюции японской официальной идеологии;

3) анализ изменений в национальном сознании и психологии японцев;

4) рассмотрение изменений в японской политической системе, эволюции ведущих политических партий Японии в 70−80-е годы XX века;

5) анализ изменений произошедших в политической культуре японцев;

6) исследование состояния дел в японской системе образования в 70-х и начале 80-х годов XX века;

7) рассмотрение причин, хода, последствий реформы образования Японии 80-х годов XX века;

8) анализ и интерпретация изменений, произошедших в социально-политической и образовательной системах японского общества в 7080-е годы XX века в общеисторическом контексте с учетом, как социальных, так и природных факторов развития.

Выбор хронологических рамок исследования, 70−80-х годов XX века, связан с его особым, переходным характером. На рубеже 60−70-х годов XX века появились явные признаки кризиса западной общественной модели. В этих условиях в японском обществе начинается процесс переосмысления, как своего, так и западного исторического опыта, поиска своего места в быстро изменяющемся мире. Одновременно новый этап научно-технической революции, дальнейшее динамичное развитие страны способствовали созданию условий для перехода к новому постиндустриальному, информационному обществу. При этом эти два десятилетия по насыщенности событиями и их значимости, с учетом ускорения темпов жизни, протекания исторических процессов сопоставимы с иными столетиями жизни в спокойные эпохи.

Диссертация представляет собой исследование одной из наиболее актуальных проблем современности, проблемы' японским обществом, новых парадигм развития в условиях кризиса западной, технократической общественной модели. В работе на базе широкого круга источников, периодики и научной литературы, предпринята попытка комплексного подхода к данной проблеме, заключающегося в изучении процессов изменений в общественно-политической и образовательных системах японского общества в связи с факторами культурного, социального, политического, общеисторического, природного развития. В отечественной и зарубежной историографии отражены лишь отдельные аспекты и конкретные проблемы данной проблематики.

Практическая значимость работы состоит в том, что материалы исследования, основные положения и теоретические выводы диссертации могут быть использованы для научно-исследовательской работы, чтения лекций по новейшей истории, этнологии, политологии.

В XX веке в условиях расширения поля исторических исследований во времени и пространстве, происходит осознание необходимости создания глобальной, тотальной истории, способной по новому осмыслить и систематизировать данные полученные в результате развития таких дисциплин, как герменевтика, этнология, антропология, социология, политология.

Это нашло отражение в трудах А. Тойнби, Ф. Броделя, Л. Февра, М. Блока, Л. Н. Гумилева. Несмотря на различия во взглядах их всех объединяло стремление создать концепцию глобальной истории основываясь на широкой эмпирической базе новых источников, используя достижения других научных дисциплин. В рамках этой концепции историк призван, в первую очередь, сформулировать проблему, определить источниковую базу, интерпретировать собранный материал. Исторические лакуны, вызванные недостоверностью или неполнотой источников, должны быть заполнены с помощью интерпретации, научных гипотез и схем, установления междисциплинарных контактов исторической науки, как с гуманитарными, так и с естественными науками.

Особый интерес, на наш взгляд, представляют труды Л. Н. Гумилева. Он разработал теорию этногенеза, применив методы исследования естественных наук к рассмотрению этнической истории. Это позволило выявить глубинные закономерности, создать внутренне непротиворечивую, целостную концепцию, разработать методологию, позволяющую избежать чрезмерного увлечения фактами, односторонности, узкоспециализированного подхода.

При рассмотрении проблемы поисков японским обществом новых парадигм развития, на наш взгляд, наиболее плодотворным представляется исследование ее в общеисторическом контексте, с учетом не только исторического прошлого, социальных факторов, но и природных. Такой подход позволяет решить проблему интерпретации, адекватного отражения исторических фактов особенно актуальную при исследовании истории такой страны, как Япония, с ее самобытной и неповторимой культурой.

О сложности этой проблемы П. Рикер пишет: «Любой текст может иметь несколько смыслов. Работа по интерпретации [их имеет целью] преодоление культурной отдаленности, дистанции, отделяющей читателя от чуждого ему текста, чтобы включить смысл этого текста в нынешнее понимание. Интерпретация это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении"1.

Такой подход позволяет также смягчить и отчасти избежать негативных последствий ошибок связанных с наличием мифов о Японии и японцах. О причинах появления такого рода мифологии, в частности, писали В. Молодяков и Д. Элстон2.

При такой постановке проблемы, при стремлении учесть не только социальные, но и природные факторы, перед исследователем встают две проблемы. Во-первых, в таком случае необходимо обосновать правомерность учета природных факторов при рассмотрении исторических процессов вообще. Во-вторых, исследователь должен обосновать необходимость учета этих факторов при рассмотрении японского общества 70−80-х годов XX в.

Для обоснования необходимости и правомерности учета природных факторов при рассмотрении исторических процессов имеет смысл обратиться к работам В. И. Вернадского и A.JI. Чижевского.

Чижевский в своих трудах 20-х годов на основе анализа массовых народных движений в различных странах, в период с 500 года до нашей эры по современную эпоху, выявил их связь с циклами солнечной активности. Он пишет: «Резкие подъемы в солнцедеятельности стремятся превратить потенциальную.

1 Рикер П. Конфликт интерпретаций. Пер. с нем. М., 1995. С. 4.

2 Alston J.P. The American Samurai: Beending America and Japan managerial practices. Boston, N.Y. 1987; Молодяков В. Э. Образ Японии. M., 1996.

1 TT нервную энергию в энергию нервно-психического разряда и движения". При этом «энергия солнечных бурь повышает возбудимость нервно-психического аппарата, чем и способствует более резким ответам организма на социальные раздражители"2.

Биосфера, по Вернадскому, состоит из совокупности живых организмов и продуктов их жизнедеятельности. На нее оказывают влияние как внешние факторы, так и внутренние. К первым относятся, прежде всего, факторы космические, которые, оказывая воздействие на биосферу, одновременно подвергаются изменению под влиянием экосферы Земли. Это обстоятельство обусловило то, что проявления воздействия космических факторов могут быть ослаблены, сдвинуты или полностью утратить свой эффект. Иногда происходит синхронное воздействие нескольких космических факторов на экосистемы планеты. Видимо, существуют циклы солнечной активности с интервалом в 1850, 600. 400, 178, 169, 88, 83, 33, 22, 16, 11, 5, 6, 5, 4, 3 года.

Одним из важнейших свойств биосферы является биогенная миграция атомов. Как отмечает Вернадский, «миграция химических элементов осуществляется или при непосредственном участии живого вещества (биогенная миграция) или протекает в среде, геохимические особенности которой обусловлены живым веществом"3.

Согласно этому закону понимание общих химических процессов на поверхности планеты, в атмосфере и под землей невозможно без учета биогенных и биотических факторов.

Люди сами воздействуют на биосферу, изменяют условия биогенной миграции атомов, создают предпосылки для значительных сдвигов ее в исторической перспективе. Таким образом, с одной стороны, люди подвержены влиянию космических и природных факторов, а с другой стороны, сами оказывают на биосферу значительное влияние.

Необходимость учета биокосмических факторов при рассмотрении япон.

1 Чижевский А. Л. Космический пульс жизни: Земля в объятиях Солнца. Гелиатараксия. М., 1995. С. 701.

2 Там же, С. 702.

3 Вернадский В. И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 1965. С. 59. ского общества 70−80-х годов XX века связана с двумя обстоятельствами. Во-первых, с невозможностью дать адекватную оценку процессов, происходивших в это время в японском обществе вне связи с предыдущей историей страны. При рассмотрении же истории Японии в целом необходимо учитывать как социальные, так и природные факторы.

Во-вторых, несмотря на кажущуюся временную незначительность, 70−80-е годы были по насыщенности событиями, значимости их сопоставимы с иными столетиями жизни в более спокойные эпохи. К тому же именно в это время все более четко начинает проявляться значимость антропогенного фактора воздействия на окружающую среду.

Автором при написании диссертации был проработан и использован широкий круг источников и литературы. В качестве источников были использованы: официальные документы ведущих политических партий Японии, материалы конгресса СШАсправочная литература, статистические сборники и ежегодникиданные социологических опросовпериодическая печать.

Одним из самых важных и содержательных источников являются официальные документы политических партий. Автором были использованы программные документы ЛДП, СПЯ, ПДС, КПЯ, Комэйто1.

Другой важной группой источников являются различные статистические сборники и ежегодники. Они содержат обширную информацию обо всех сторонах жизни японского общества2.

Ценными источниками являются данные многочисленных социологических опросов. Объективная информация содержащаяся в них позволяет проследить динамику изменения приоритетов в ценностных предпочтениях различных социальных слоев японского общества, эволюцию массового сознания в це.

1 См. напр. Вага то-но кихон хосин (Основы нашей партии). Токио, 1985, 1988, 1990; Нихон-сякайто сэйсаку сиру сюсэй (Сборник политических документов СПЯ). Токио, 1989.

2 См. напр. A Hundred Year Statistical History of Japan. Tokyo, 1991; Кокумин сэйкацу хакусе 1986 (Белая книга о жизни народа. 1986 год). Токио, 1986; Седзи К. Японское общество (Статистический справочник). Пер. с яп. Токио, 1995. лом1.

Одним из важных источников являются российские, западные и японские периодические издания. В них содержится ценная информация об отдельных аспектах рассматриваемой в данной диссертации проблемы .

При написании диссертации автором был использован широкий круг отечественной, западной и японской литературы по вопросам образования, исторического, культурного, общественно-политического развития Японии.

В силу того, что объектом исследования является японское общество 70−80-х годов XX века, его политическая и социальная структура, система образования существует большое число работ японских, западных и российских исследователей, так или иначе касающихся отдельных аспектов поставленной нами проблемы. В связи с этим нам пришлось ограничить свой выбор литературы, по преимуществу, работами обобщающего плана, написанными в последнее время, и теми работами, которые, на наш взгляд, наиболее полно и объективно отразили реалии этого сложного времени.

Из работ, касающихся политических аспектов нашей проблемы, значительный интерес вызывает монография А. И. Сенаторова «Политические партии Японии: сравнительный анализ, программ, организации и парламентской деятельности (1945;1992)».

Она посвящена исследованию проблемы эволюции японских политических партий в период с 1945 по 1992 годы. Сенаторов отмечает, что в своей работе стремится «выявить общее и особенное, тенденции в партийном строительстве, принципиальных подходах и способах практического воздействия партий на жизнь страны через участие в работе парламента и органов местного управления"3.

1 См. напр. Ерон теса кэкка (Итоги опросов общественного мнения). Токио, 1980;1991; Коку сайка то кокумин исики (Интернационализация и сознание народа). Токио, 1988; Нихондзин то амэрикадзин (Японцы и американцы. Данные сравнительного социологического опроса NHK 1980 г.). Токио, 1982; Сэнго Нихон-но сэйто то найкаку: Дзидзи ерон теса-ни еру бунсэки, дзидзи цусинся хэн (Послевоенные партии и кабинеты министров Японии: анализ опросов общественного мнения проведенного агентством «Дзидзи»). Токио, 1981; Хаяси Т. Нихондзин-но кокоро-о хакару (Японский национальный характер. Анализ обследований). Токио, 1988.

2 АкахатаАсахи симбунДзэнъэйGurrent historyЯпония сегодня.

3 Сенаторов А. И. Политические партии Японии: сравнительный анализ программ, организации и парламентской деятельности (1945;1992). М., 1995. С. 4.

Автор, стремясь быть максимально точным и объективным, отказался от «классового подхода», насытил текст фактическим материалом, данными социологических опросов, цитатами из уставов, программ и других документов японских политических партий. При этом Сенаторов анализирует и сопоставляет, как их практическую деятельность, так и их программные установки и декларации. Необходимо отметить и тот факт, что автор опирается в своем исследовании в основном на японские источники и литературу.

Подводя итоги своего исследования, Сенаторов отмечает, что сложившаяся после второй мировой войны многопартийная политическая система стала одним из ключевых факторов успешного развития Японии в этот период. Он также обращает внимание на два обстоятельства, во-первых, на роль оппозиционных партий, хотя и не имевших практической возможности конкурировать с ЛДП, но выступавших в роли ее противовесов. Во-вторых, наличие в Японии специфической модели демократии, существенно отличающейся от классической западной.

К недостаткам работы, на наш взгляд, можно отнести определенную статичность в оценке эволюции японских политических партий. Эта статичность, на наш взгляд, проявлялась в том, что исследуемые объекты рассматривались скорее, как раз и навсегда данные конструкции, что в работе не было четкого акцента на анализе их эволюции.

В коллективной монографии «Япония: полвека обновления», вышедшей в ' свет в 1995 году, была предпринята попытка всестороннего анализа процесса модернизации Японии после второй мировой войны.

A.B. Загорский дает широкую панораму эволюции политической культуры и партийной системы Японии в послевоенный период истории. Он выделяет несколько этапов эволюции партийной системы Японии. Первый этап, относящийся к периоду от 1945 до 1955 года, характеризовался им как период нестабильности, время становления послевоенной политической системы, отсутствия одной доминирующей партии.

Второй этап, по мнению Загорского, начинается в 1955 году, когда складывается своеобразная «полуторапартийная система». Отличительной чертой ее становится безоговорочное доминирование ЛДП и закрепление за СПЯ роли влиятельной, но «вечной» оппозиции. Оканчивается этот этап в конце 60-х годов.

Третий этап, с конца 60-х до конца 80-х годов, характерен появлением и ростом влияния новых оппозиционных партий при сохранении ведущей роли ЛДП, достижением примерного равенства сил ЛДП и оппозиции в целом, усилением центристских течений в стане оппозиции.

Четвертый этап, начавшийся в конце 80-х годов, примечателен утратой ЛДП безоговорочного господства, ростом политической нестабильности, появлением новых политических партий и движений.

Загорский также проанализировал эволюцию наиболее влиятельных политических партий Японии в послевоенный период1.

Он отметил ряд характерных черт послевоенной политической культуры Японии: сохранение традиционных, базисных принципов, основанных на принципе «ва», доминирование, в целом, консервативных установок, появление и рост влияния модернистских социально-политических объединений, ключевую роль ЛДП, самоидентификацию большинства японцев со средним слоем общества и как следствие появление феномена «потребительского консерватизма», наличие специфичных форм политической мобилизации, нарастание недовольства политикой и политическими деятелями, сокращение доли активных и постоянных сторонников той или иной партии и рост числа избирателей, не имеющих устойчивых пристрастий, предпочтение большинством избирателей идеи коалиции основных политических партий2.

К числу недостатков исследования Загорского можно отнести то, что при рассмотрении политической культуры Японии он несмотря на констатацию факта сохранения влияния традиционных базисных принципов, не упомянул и не рассмотрел такой системообразующий принцип как принцип легитимности и.

1 Загорский A.B. Партийная система: от обретения стабильности к новой нестабильности // Япония: полвека обновления. М., 1995.

2 Загорский A.B. Послевоенная эволюция политической культуры // Япония: полвека обновления. М., 1995. непрерывности императорской династии. Именно этот принцип, означавший отказ от китайской идеи «мандата Неба», оправдания принципиальной возможности смены правящей династии, привел к возникновению традиционной для Японии двойственной политической структуры. Эта двойственность проявилась в существовании, с одной стороны, императорской династии имеющей в силу своего божественного происхождения права на верховную, сакральную власть, но лишенную реального политического влияния, а с другой стороны, наличие постоянно сменяющих друг друга институтов реальных обладателей власти (сегунов, сиккэнов, премьер-министров). Именно этот принцип позволял избежать значительных политических потрясений, так как императорская династия изначально была выше всякой политики и неудачи тех или иных политиков и политических институтов не затрагивали основ политической культуры Японии. Эта структура определила динамизм, стабильность и эволюционный характер развития японского общества.

Также к числу недостатков работы Загорского видимо стоит отнести то, что автор чрезмерно акцентировал внимание на борьбе и противостоянии ЛДП и оппозиции вопреки тому факту, что они органично дополняли друг друга и были необходимыми составными частями одной системы.

В.Б. Рамзес исследует в данной работе феномен взаимовлияния, взаимодействия культур в самом широком смысле. Актуальность изучения этой проблемы автор связывает с тем обстоятельством, что «момент интегрирования, слияния придает неповторимую специфичность интернационализационному процессу, обуславливает его повышенную сложность и острую противоречивость, порождает положительные и отрицательные последствия и диаметрально отличные друг от друга реакции» 1.

Рамзес рассматривает понимание термина «интернационализация», как на Западе на примере книги К. Ван-Вольферена, так и в самой Японии на примере работ М. Хасэгавы, М. Ямадзаки, К. Сунобэ и Р. Сиба. Он подчеркивает неоднозначность толкования этого термина, наличие многих точек зрения в самой.

Рамзес В. Б. Грани интернационализационного процесса // Япония: полвека обновления. М., 1995. С. 322.

Японии на эту проблему. Для объективной оценки этого сложного явления Рамзес обращается к материалам сравнительных исследований, «Белой книги о жизни народа 1986 г.», обследованию индивидуальных точек зрения на интернационализацию, проведенную в 1987 году.

Он обращает внимание на то, что для истории Японии были характерны склонность к естественной и искусственной самоизоляции из-за островного положения, языкового барьера, национальной гомогенности, политики государства, общинной структуры японского общества. Культурные заимствования, по мнению Рамзеса, всегда носили достаточно ограниченный характер, были избирательными, причем японцы имели конкретный образец для подражания. При этом прямые контакты японцев с иностранцами были сведены до минимума. Особенностям нового этапа интернационализации в 70−90-е годы были, прежде всего, отсутствие образца для подражания, рост интереса к японскому опыту, увеличение непосредственного общения японцев с иностранцами. Это позволило Рамзесу сделать прогноз на будущее об активизации роли Японии в — культурном обмене, общем росте и диверсификации ее культурного экспорта.

К недостаткам работы Рамзеса можно отнести то, что процесс интернационализации Японии в конце XX века рассматривается в отрыве от исторического опыта прошлого, когда также были периоды своеобразного открытия страны и усвоения достижений других культур.

Монография Э. В. Молодяковой и С. Б. Маркарьян «Японское общество: книга перемен», вышедшая в свет в 1996 году, является первым в отечественной литературе комплексным междисциплинарным исследованием модернизации Японии в период от реставрации Мэйдзи до наших дней. Во вступлении авторы, подчеркивая актуальность своей работы, отмечают, что «до сих пор нет целостного представления о том, как складывались специфические черты японского этноса, что представляли собой базовые элементы общества» 1.

Маркарьян и Молодяков рассматривают поставленную проблему по преимуществу в теоретическом плане, в рамках этнологии. Они отдали предпочте.

1 Молодяков Э. В., Маркарьян С. Б. Японское общество: книга перемен. М., 1996. С. 7. ние цивилизационному подходу и системному анализу. По структуре работа состоит из двух разделов, в первом исследуются предпосылки и ход модернизации в период с 1868 года по 90-е годы XX века, во втором — основные черты современного общества.

Объяснение успешной модернизации авторы видят в «гибком государственном регулировании, умении добиваться консенсуса, обеспечении социальной стабильности общества, умении приспосабливаться к международному окружению, успешном соединении конфуцианских норм межличностных отношений с их коллективизмом и взаимопомощью, стремлением к знаниям, гуманной моделью поведения, чувством долга с идеологией и нормами нравственного Запада» 1.

В 1996 году вышла в свет коллективная монография «Японский феномен». Как пишут авторы этой книги «замысел ее состоял в том, чтобы привлечь внимание к сильным сторонам японского общества, попытаться хотя бы контурно понять, в чем „секрет“ его эффективности» .

Авторы предпринимают попытку исследования японского типа культуры, общества, государства, экономики. Хронологически рамки исследования охватывают период с 1868 года по начало 90-х годов XX века. Как и для большинства современных отечественных исследований для этой работы характерен системный подход к анализу модернизации Японии. Они подчеркивают большую роль внутренних факторов в успешной модернизации страны, целенаправленной политики правящих кругов, наличие объективных предпосылок для осуществления преобразований. Сочетание инноваций извне, западной рациональности с традициями, национальными духовным ценностями, по мнению авторов монографии, позволило найти свой путь развития, путь плавного перехода от традиционного общества к индустриальному, а затем и постиндустриальному. Для Японии являлось характерным традиционно значительная роль культуры в жизни общества, прежде всего духовной составляющей ее. Это про.

1 Молодяков Э. В., Маркарьян С. Б. Указ. соч., с. 97.

2 Японский феномен. М.,. 1996. С. 6. явилось, в частности, в том, что она выполняла роль своеобразного «сита», осуществляя отбор инноваций. Понимание этой роли культуры нашло отражение и в государственной политике пропаганды национальной культуры, истории, традиций, стремлении «найти новые формы использования культурных факторов для стимулирования роста социальной эффективности всех внутренних структур» 1.

К числу недостатков этой работы, как и монографии Молодяковой и Маркарьян можно, на наш взгляд, отнести определенную идеализацию Японии и японского общества.

В книге «Культ императора в Японии: мифы, история, доктрины, политика», опубликованной в 1990 году, ее автор, Т.Г. Сила-Новицкая, анализирует историю складывания и эволюции культа императора в Японии. Сила-Новицкая отмечает, что император является сакральным символом государства, выступает объединяющим, стабилизирующим началом в переломные периоды истории. При этом государство в Японии находится в центре мифологической концепции бытия, традиционно играющей на Востоке ключевую роль. Автор пишет по этому поводу: «Смысл такого понимания государства можно передать лишь мифологическими средствами, что мы наблюдаем при изложении главной мифологемы — „кокутай“. На уровне политической культуры мифологическая концепция бытия предопределила сохранение института императорской власти, связанного с государственно-религиозным комплексом синтоизма и с „вторичной“ (государственной) мифологией сакральных генеалогий» 2.

А.Н. Игнатович и Г. Е. Светлов в книге «Лотос и политика: необуддийские движения в общественной жизни Японии», вышедшей в свет в Москве в 1989 году, рассматривают общие и специфические черты «новых религий», необуддийских религиозных организаций, появившихся в Японии после второй мировой войны. Они отмечают такие их черты, как эклектизм и синкретизм, доступность, обращенность к житейским проблемам, наличие элементов магии, ха.

1 Японский феномен. М.,. 1996. С. 174.

2 Сила-Новицкая Т. Г. Культ императора в Японии: мифы, история, доктрины, политика. М., 1990. С. 183. ризматических лидеров, обладающих сверхъестественными возможностями, стремление опереться на клир, а не на духовенство, умелое использование тяги людей к объединению, к коллективу в условиях всеобщего отчуждения, связь современных необуддийских организаций со средневековыми религиозными учениями, как, например, связь Сока Гаккай с учением Нитирэна. Авторы акцентируют внимание на рассмотрении и деятельности крупнейших необуддийских организаций Сока Гаккай, Рэй ю Кай, Риссе косэй Кай.1.

В коллективной монографии «Буддизм в Японии» дан всеобъемлющий анализ истории буддизма в стране на протяжении свыше тысячи лет. В этой монографии идет речь об основных течениях японского буддизма, взаимоотношениях его с синто, конфуцианством, даосизмом, роли буддизма в складывании японского государства. Она дает представление о развитии буддизма в Японии как в целом, в ее динамике, так и об отдельных ее периодах, в частности о 70−80-х годах XX века. Авторы монографии в разделе посвященному этому времени уделяют основное внимание необуддийским движениям Сока Гаккай, Рэй ю Кай, Риссе косэй кай.2.

В книге «Размышления о японской истории» наше внимание привлекли две статьи. Первая, «Размышления о процессе модернизации Японии», принадлежащая перу Э. В. Молодякова и С. Б. Маркарьян, посвящена рассмотрению общетеоретических проблем модернизации Японии в Х1Х-ХХ веках. Они выделяют два ее этапа, этап «вестернизации», с 1868 по 1945 годы, и послевоенный этап преобразований. Авторы статьи приводят несколько точек зрения зарубежных исследователей на ключевое понятие «модернизации». Молодякова и Маркарьян отмечают, что готовность к заимствованиям элементов других культур в Японии всегда сочеталось с бережным отношением к национальной культуре и традициям, что органический синтез инноваций и традиций связан с восприимчивостью японского народа, эволюционным характером развития. Авторы статьи, в частности, дают определение «реставрации Мэйдзи», как.

1 Игнатович А. Н., Светлов Г. Е. Лотос и политика. М., 1989.

2 Буддизм в Японии. М., 1993. консервативной революции", как революционного, по характеру, преобразования традиционного общества на основе традиций. При этом они, как, например, австралийский исследователь Д. Арнасоном, находят, как значительные сходства исторического пути Европы и Японии, так и существенные отличия последней от традиционных обществ Востока вообще, и Китая в частности.1.

Вторая статья, привлекшая наше внимание, называется «Интерпретация некоторых узловых событий послевоенной Японии». Ее автор К. О. Саркисов отмечал, что для создания объективной исторической картины необходимы «глубокое проникновение в суть событий, отказ от вульгарной или схематической интерпретации, подогнанной под заранее подготовленную теоретическую схему. Более полный учет субъективных социопсихологических факторов» 2.

Саркисов предлагает свой вариант периодизации послевоенной истории Японии, деление ее на четыре этапа: первый — этап американской оккупации и демократических реформ, с 1945 по 1951 годы, второй — этап первой фазы «холодной войны», восстановления и быстрого подъема экономики, с 1952 по 1969 годы, третий — этап второй фазы «холодной войны» и краха «биполярной» структуры послевоенного мира, с 1969 по 1991 годы, четвертый начинается в 1991 году. Автор излагает свое видение путей рассмотрения узловых событий и проблем истории послевоенной Японии в новых условиях.

В книге «Япония: идеология, культура и литература», вышедшей в свет в Москве в 1989 году, наше внимание привлекли две статьи — первая «Некоторые тенденции развития японской культуры», написана В. Н. Гореглядом, вторая -" Некоторые аспекты идеологической деятельности японского буржуазного государства на современном этапе" принадлежит перу Б. В. Поспелова.

В первой статье идет речь о эволюции японской культуры, ее основных чертах и компонентах. Во второй рассматриваются некоторые аспекты процесса формирования государственной идеологии в 70−80-е годы XX века. Поспелов.

1 Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. Размышления о процессе модернизации Японии. // Размышления о японской истории. М., 1996.

2 Саркисов К. О. Интерпретация некоторых узловых событий послевоенной истории Японии // Размышления о японской истории. М., 1996. С. 108. рассматривает процесс формирования новой доктрины «софтономики» в условиях перехода японского общества к новому этапу, этапу становления информационной, постиндустриальной модели общества, эволюцию идеологических установок кабинетов Т. Мики, М. Охира, Я. Накасонэ.

Л.Д. Гришелева и Н. И. Чегодарь в монографии «Культура послевоенной Японии», вышедшей в свет в Москве в 1981 году, прослеживают эволюцию культуры Японии в период с 1945 по конец 70-х годов XX века. Они анализируют государственную политику в этой сфере, изменения в системе образования, литературе, театре, музыке, влияние «массовой культуры» на японское общество. Гришелева и Чегодарь отмечают наметившуюся еще в конце 60-х годов тенденцию к усилению традиционалистских начал в культуре, «бум» теорий об уникальной культурной модели Японии1.

В монографии «Япония и мировое сообщество. Социально-психологические аспекты интернационализации», рассматриваются некоторые аспекты интернационализации японского общества в 70−80-е годы XX века. Авторы книги рассматривают проблему влияния мирового цивилизационного процесса на Японию, гуманитарные аспекты развития страны «Восходящего солнца» в 70−80-е годы, глобальное значение интернационализации, изменение национального сознания под ее влиянием, современное японское общество в контексте общемировой культуры. В этой работе также исследуется влияние развития науки и западной культуры на японское общество и изменение образа жизни японцев. В целом авторы монографии на основании проведенного исследования делают вывод о наличии в японском обществе значительного внутреннего инновационного потенциала, достаточно высокой степени его готовности к процессам интернационализации и глобализации при сохранении значительной ~ 2 роли традиции.

Т.П. Григорьева в своих работах рассматривает особенности мышления японцев в рамках их художественной традиции. Это позволило ей проникнуть в.

1 Гришелева Л. Д., Чегодарь Н. И. Культура послевоенной Японии. М., 1981.

2 Япония и мировое сообщество. Социально-психологические аспекты интернационализации. М., 1994. глубины японской традиции вообще, приблизиться к пониманию основ духовной жизни Японии. Сквозь призму художественной традиции японцев, она рассматривает истоки становления национальной психологии, связь ее с традиционной моделью мира японцев.1.

Авторы книги «Человек и мир в японской культуре» попытались дать представление о японце, как о человеке и личности, в контексте традиционной японской культуры. Они отмечают огромную роль буддизма в формировании мировоззрения японцев. Это впрочем не умаляет роли конфуцианства и синтоизма в духовной жизни японского общества. Так, например, Т. П. Григорьева считает, что приблизиться к пониманию японского менталитета можно только постигнув суть синтоизма. В связи с тем, что проблема диалога Востока и Запада является двусторонней проблемой, авторы сборника считали актуальным и понимание моделей восприятия Запада людьми Востока. В этой связи анализируется эссе С. Кимура «Люди зрения и люди голоса». В нем находит четкое отражение тот факт, что процесс общения представителей разных культур зачастую идет на разных плоскостях. Это, в свою очередь, ведет к взаимному недопониманию и конфликтам.

В коллективном труде «Япония: культура и общество в эпоху НТР» рассматриваются изменения, произошедшие в японском обществе в 50−80-х годах XX века. Авторов книги интересовало влияние научно-технической революции на экономику, религию, искусство, язык, роль средств массовой коммуникации. На обширном фактическом материале дан анализ проблем засилия «массовой культуры», поисков Японией своего места в мировом сообществе, соотношения традиций и инноваций.3.

Определенный интерес представляет новое издание книги В.А. Пронни-кова и И. Д. Ладанова «Японцы», вышедшая в издательстве «ВиМ» в 1996 году. Книга посвящена рассмотрению особенностей японского национального харак.

Григорьева Т. П. Японская художественная традиция. М.: 1979; Григорьева Т. П. Дао и логос. М., 1992; Григорьева Т. П. Красотой Японии рожденный. М., 1993.

2 Человек и мир в японской культуре. М., 1985.

3 Япония: культура и общество в эпоху НТР. М., 1985. тера. Авторы ее на основе обширного фактического материала анализируют черты национального характера японцев, механизмы социальной регуляции поведения, роль дзэн-буддизма, особенности общения, психологию японского менеджмента и систему образования. Недостатком данной работы, на наш взгляд, является то, что система образования рассматривается как статичная система.

Из работ посвященных рассмотрению японской системы образования можно отметить работы H.H. Оттенберга и А. И. Соколова. Оттенберг рассмотрел систему профессионально-технического образования в Японии, а Соколов проследил связь экономики и образования в Японии. Также можно отметить статью И. А. Латышева «Материальные и духовные издержки образования в Японии» опубликованную в ежегоднике «Япония. 1982 год.» 1.

Подводя итоги рассмотрения отечественной историографии по данной проблеме необходимо отметить два момента, во-первых, в 70−80-е годы в работах советских исследователей акцентировалось особое внимание на недостатках японского общества, чувствовалось влияние чрезмерно идеологизированного классового подхода, во-вторых, для новейших российских исследований характерен акцент прежде всего на положительных сторонах жизни японского общества, восприятие его зачастую как некоего идеального общества, затушевывание негативных моментов. Эта особенность новейших российских исследований во многом, на наш взгляд, связана с негативным историческим опытом России в XX веке, по сравнению с которым постепенная модернизация Японии в XIX—XX вв.еках, ее послевоенные экономические успехи воспринимались как уникальные достижения.

Из работ зарубежных исследователей наше внимание привлекли работы Т. Сакайя, Я. Накасонэ, Ф. Мараини, Э. Уилкинсона, Н. Инамото, Ю. Берндта, Ж. Бо, Т. Фукутакэ, Т. Хаяси, И. Миякэ, Н. Китакадо, Т. Хаяма, М. Исикава, М. Хиросэ, Т. Иваи, Т. Сасаки, Дз. Масуми, Е. Кобаяси, Т. Кимура, М. Икэда,.

1 Латышев И. А. Материальные и духовные издержки образования в Японии // Япония. 1982. Ежегодник. М.,. 1983.

Т.е. Лебра, К. Исидзака, В. Каммингса, Ф. Кобаяси, Б. Ричардсона, С. Фарра, Дз. Ватануки.

В книге Т. Сакайя «Что такое Япония?» автор рассматривает эволюцию японского общества с момента его появления до наших дней. Сакайя, объясняя мотивы побудившие его написать эту книгу, отмечает, что он стремится предостеречь японцев от чрезмерной эйфории по поводу экономических успехов, от превозношения уникальности и самобытности японской культуры, напомнить о необходимости изменений, позволивших бы добиться процветания в принципиально новой геополитической ситуации, объяснить резкий контраст впечатляющих достижений экономики и нарастания чувства недовольства и неуверенности у многих японцев.

Сакайя охарактеризовал японское общество, как общество индустриальной монокультуры, оптимально организованное для своего времени, основанное на системе сотрудничества государства и промышленных кругов под эгидой бюрократии, полной стандартизации и унификации промышленности, системы образования, формирования территории страны как единого, живого организма и сосредоточение основных интеллектуальных, культурных, политических ресурсов в Токио.

В современных условиях дальнейшему развитию Японии, по мнению автора, препятствуют три проблемы: международные осложнения, связанные с экспансионистским характером японской экономикинесоответствие экономической мощи и уровня жизни японцевослабление моральных и нравственных устоев японского общества, наиболее ярко отразившееся в серии громких политических скандалов. Решению этих проблем препятствуют наличие системы кураторства бюрократии, защищающей интересы производителей, политика протекционизма, система тесного сотрудничества государства и промышленных компаний, такие черты национального характера, как бережливость и чувство коллективизма. При этом Сакайя отмечает, что японцы «ради реальных интересов могут резко изменить точку зрения, принять совершенно иную эти-ку» 1.

Сакайя также подчеркивает, что изменению японского общества в 90-е годы будут способствовать три фактора — во-первых, процессы глобализации и интернационализации во всем мире, во-вторых, стремление японцев ощутить плоды экономического подъема на деле, формирование психологии потребительского общества, в-третьих, изменение возрастной структуры, появления проблемы «стареющего» общества, переход от экономики развития к экономике накопления.

Книга Я. Накасонэ «Политика и жизнь. Мои мемуары», переведенная на русский язык и опубликованная в издательстве «Прогресс» в 1994 году, помогает заглянуть за кулуары политической сцены, взглянуть на политическую жизнь Японии «изнутри», глазами видного политика. Выбор мемуаров именно Накасонэ связан, во-первых, с его ролью в политической жизни страны, в особенности во время работы на посту премьер-министра, во-вторых, с крайне незначительным числом публикаций такого рода, в-третьих, нехарактерным для японских политиков откровенностью и «публичным», открытым стилем поведения2.

На примере политической биографии Накасонэ, впервые ставшего депутатом парламента еще в 1947 году, можно проследить послевоенную эволюцию политической системы и культуры Японии. Он рассказывает о своей жизни, перипетиях политической судьбы на широком фоне послевоенной модернизации страны. Накасонэ подробно рассказывает об обстоятельствах избрания его в парламент и его деятельности в качестве депутата в первые послевоенные годы, письме генералу Макартуру, политической ситуации в стране в это время, истории создания ЛДП. Он также рассматривает внутреннюю структуру ЛДП, механизм его функционирования, роль фракций. Значительный интерес представляют его воспоминания о ключевых исторических моментах, таких как.

1 Сакайя Т. Что такое Япония? Пер. с яп. М., 1992. С. 311.

2 Накасонэ Я. Политика и жизнь. Мои мемуары. Пер. с яп. М., 1994. подписание «договоров безопасности», нефтяной кризис середины 70-х годов, административно-финансовая реформа 80-х годов, описания встреч с ведущими политиками Японии и мира, и их характеристики. Определенный интерес представляют оценки Накасонэ перспектив Японии в новых исторических условиях, его понимание тенденции развития мирового сообщества в конце XX века и прогноз на XXI век.

В книге итальянского исследователя Ф. Мараини «Япония. Образы и традиция» Япония представлена в виде мозаики картин страны в разные периоды ее истории. Мараини обращается к первоосновам бытия любой культуры, к ее 1 религии, синто. Он прослеживает ее генезис с момента появления до наших дней. Мараини подчеркивает особую важность синтоизма как краеугольного камня японской культуры. Он пишет: «Синто, часто в неузнаваемом виде, повсюду вокруг нас, словно невидимая жидкость, текущая через все японское общество, от домашнего обхождения и привычек до сущности художественного вкуса» 1.

Мараини отмечает также влияние конфуцианства, отчасти завуалированное, как и влияние синто. Оно проявилось, в частности, в культе государства и власти, обожествлении императора, в культе образования. По его мнению, конфуцианское «скрытое влияние пронизывает все общество и определяет ценности общества и соответственно его поведение, начиная от узкого семейного круга и кончая широкими горизонтами науки, бизнеса и политики» .

Буддизм, по его мнению, несмотря на во многом определяющее влияние на философию, литературу, искусство, театр, кино, в силу определенной несовместимости с национальным духом, образом мышления проявляющемся в синто, не имеет того влияния на духовную жизнь страны, которое ему приписывают. По мнению Мараини, элементы буддизма, которые укоренились в японской культуре, как, например, дзэн, «действовали заодно с основными тенденциями японской цивилизации, затрагивали темы, которые были дороги.

1 Мараини Ф. Япония. Образы и традиция. Пер. с итал. М.: Планета. 1980. С. 15.

2 Там же, с. 15. сердцу японцев: любовь к природепреклонение перед интуицией и действиемпрямой инстинктивный подход к вещам, в соединении с безразличием к теории и метафизике, культ совершенства и чистоты" 1.

Подводя итоги, Мараини пишет: «Европеизация в основе своей это принятие ценностей и идеалов Запада, в этом смысле европеизация представляет собой приближение к западному образу мышления, к западным взглядам на жизнь и на мир. С другой стороны, модернизация требует, в первую очередь, внедрения техники, которая с идеологической точки зрения нейтральна. Япония скорее модернизирована, чем озападнена» 2.

В книге «За развитие культурной компаративистики. Проблемы понимания других культур», вышедшей в Токио в 1985 году, содержатся статьи, написанные профессорами университета Васэда на основе лекций, прочитанных ими в 1983 году в рамках курса «Комплексное изучение общественных наук» .

В статье К. Кога «Синтез восточной и западной культур» рассматриваются основные особенности развития японской и западной культур, тенденции и перспективы их синтеза. По его мнению, во время первых контактов с европейцами в XVI веке японцы изначально не могли найти точки соприкосновения в силу воинствующего характера католицизма, его непримиримости и нетерпимости. Лишь после Реформации, релятивизации христианства появились условия для синтеза элементов западной и японской культур. Кога считает необходимым «исследовать модернизацию в рамках триады, включив в нее, помимо понятий „естество“ и „деяние“, еще и „становление“, причем оно находится в его центре» 3.

Статья Т. Кимура «Евроамериканская культура и Япония» посвящена истории контактов японцев с Западом в период с середины XIX до начала XX века. Автор отмечает резкое изменение отношения японцев к Западу после первых близких контактов в 60−70-е годы XIX века, переход от чувства превосход.

1 Мараини Ф. Указ. соч., с. 19.

2 Там же, с. 150.

3 Хикаку Бунка — но сусумэ: ибунка рикай — но мэдзасу моно. (За развитие культурной компаративистики. Проблемы понимания других культур.) Токио, 1985. С. 51. ства над иностранцами к пониманию сильных сторон западной цивилизации, необходимости активных заимствований ее элементов для дальнейшего развития страны.

Статья М. Икэда «Современное состояние японоведческой культурологии» посвящена эволюции западного японоведения после второй мировой войны. По его мнению, появление работ Э. Рейшауэра, Э. Вогеля, Дж. Кравеля свидетельствует о качественно новом уровне понимания Японии на Западе и в то же время о стремлении найти ответ на вопрос о причинах феноменального подъема японской экономики для адекватного реагирования на японский вызов. Вместе с тем Икэда достаточно скептически относится к работам Вогеля и Кравеля, усматривая в них «своего рода утопию, использование образа Японии для того, чтобы высказать наболевшее о своей стране» 1.

Икэда в то же время отмечает американского исследователя Д. Ламмиса, который резко раскритиковал американоцентризм, на примере книги Р. Бенедикт «Хризантема и меч», практику восприятия Японии сквозь призму западных ценностей, мнение о том, что традиционные культурные ценности должны быть заменены на западные.

Оборотной стороной этого, по мнению Икэда, является идеализация особенностей Японии. Он считает, что такого рода подход порочен, как в идеологическом, так и в методологическом плане. Он отмечает следующие недостатки этого подхода: суждения по аналогии, типизация случайных наблюдений, отсутствие социологического анализа и объективных выборок респондентов по различным критериям, доминирование «поэтического» подхода не подкрепленного серьезным научным анализом.

Икэда также выделяет работы австралийских исследователей Японии. Отличительной чертой новой парадигмы, которая начинает складываться в их работах, по его мнению, является стремление «подходить к японской культуре.

1 Хикаку Бунка — но сусумэ: ибунка рикай — но мэдзасу моно. (За развитие культурной компаративистики. Проблемы понимания других культур.) Токио, 1985. С. 72. не как к чему-то внешнему, экзотическому, а изучать Японию изнутри, понимать и чувствовать ее как свою собственную страну" 1.

Икэда, в заключении, подчеркивает жизненную необходимость такого объективного, беспристрастного подхода в силу того, что «нынешние необъективные исследования о Японии во многом способствуют возрождению идеологии японского национализма» и чреваты опасными и непредсказуемыми последствиями" 2.

Одной из таких новых работ является монография английского исследователя Э. Уилкинсона «Взаимное непонимание: Европа и Япония». Он рассматривает историю взаимовосприятия Японии и Западной Европы, стереотипы и ошибочные представления друг о друге. Уилкинсон отмечает, что японские представления о Европе более объективны и ближе к истине в силу того, что она долгое время рассматривалась в «постмэйдзийской» Японии как образец для подражания. В то же время европейские представления о Японии были далеки от реальности в силу ощущения чувства превосходства и периферийного положения Японии в отношение зоны жизненно важных интересов Европы.

Уикинсон проследил эволюцию представлений европейцев о Японии и японцев о Западной Европе с середины XIX века до 80-х годов XX века. Если вначале, в середине XIX века, Япония казалась воплощением мифов о Востоке, страной резких контрастов и парадоксов, со своей изысканной, утонченной культурой, то после выхода ее на международную арену, ее побед в войнах с Китаем и Россией на смену образу «хрупкой, романтической Японии» пришел образ «воинственной, жестокой и лживой нации», воплощения «желтой опасности». После второй мировой войны Япония чаще всего стала восприниматься как страна, символом которой стал образ «лотоса и робота». Причиной таких перепадов, по мнению автора, являлось чувство превосходства европейцев над инородцами и применение к японцам своих «колониальных образов» .

1 Хикаку Бунка — но сусумэ: ибунка рикай — но мэдзасу моно. (За развитие культурной компаративистики. Проблемы понимания других культур.) Токио, 1985. С. 75.

2 Там же, с. 78.

В то же время Уилкинсон отмечает прагматизм японцев, который проявился в том, что, несмотря на первоначальное неприятие западной культуры, они смогли перестроиться и заимствовать у Запада многие элементы ее цивилизации. Причем при заимствованиях японцы выработали свою «модель поведения», вначале «уклонение от контактов», затем «ассимиляция» инноваций, и в заключении «отклонение». Уилкинсон проследил эту модель поведения на конкретном примере, истории контактов японцев и европейцев в период с 1543 года по 80-е годы XX века1.

Ряд работ посвящен рассмотрению личности японца в сравнительном плане. Профессор южнокалифорнийского университета Н. Инамото в книге «Японцы и американцы», вышедшей в Токио в 1982 году, попытался выявить культурно-исторические корни различия в психологии японцев и американцев. Причины этих различий он усматривает в географических, исторических, социокультурных условиях их формирования, особенностях методов воспитания. Инамото отмечает, что для японского общества характерны гомогенность, господство группового сознания, особая роль традиций. Он пишет: «Основу японской групповой психологии составляет система межличностных отношений, базирующихся на принципах „он — гири“ („благодеяние — долг“), „гири — нинд-зе“ („долг — теплые человеческие отношения“), „хоннэ — татэмаэ“ („истинные намерения — установка“), „энре“ („стеснительность“), „амаэ“ („благожелательное отношение к зависимости“) и „накама исики“ („групповое сознание“)» 2.

В основе американского национального характера, по мнению Инамото, лежат такие черты, как практический склад ума, конкретность мышления, упорство, настойчивость в достижении цели, вера в прогресс, стремление к новому, сила духа, мужество, уважение к независимым, самостоятельным личностям, стремление подчинить себе природу.

Инамото также рассматривает характерные черты японского и американского обществ, механизмы социализации. Он отмечает крайнее отчуждение.

1 Wilkinson Е. Misunderstanding: Europe versus Japan. Tokyo, 1982.

2 Инамото H. Нихондзин тай амэрикадзин (Япония и американцы). Токио. 1982. С. 56.

Из работ посвященных рассмотрению японской политической системы и культуры заслуживают внимания, в частности, монографии Дз. Ватануки, Б. Ричардсона, Ф. С. Фарра. Ватануки исследует электоральное поведение японцев на примере выборов 1983 года. Ричардсон анализирует политическую культуру японцев в целом. Исследование Фарра посвящено механизму отбора политической элиты Японии1.

Подводя итоги рассмотрения западной и японской историографии данной проблемы необходимо отметить несколько моментов: во-первых, для работ западных исследователей по-прежнему характерным оставался своеобразный ев-ропои американоцентризм, рассмотрение японской истории прежде всего через призму западных ценностей и своей истории, хотя еще с А. Тойнби наметился отход от этой тенденцииво-вторых, для работ японских исследователей характерен тщательный и скрупулезный анализ локальных тем, наличие некоего общего контекста без которого некоторые положения их исследований кажутся абсурдными и ненаучными.

В целом необходимо отметить, что в подавляющем большинстве работ как зарубежных, так и отечественных исследователей по данной проблеме учитываются лишь социальные факторы, а природные, биокосмические в расчет не принимаются. Это, на наш взгляд, ведет к тому, что исторические события и явления, которые, рассматриваются вне общеисторического контекста, неадекватно отражают реальную картину жизни японского общества.

Работа по структуре состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

1 Richardson B.M. The Political Culture of Japan. Los Angeles, London, 1974; Watanuki J. Electoral Behavior in the 1983 Japanese Elections. Tokyo, 1986; Pharr S.J. Losing Face: Status Politics in Japan. Berckey, 1990.

Выводы к главе.

Подводя итоги рассмотрения эволюции японской системы образования в 70−80-е годы XX века, необходимо отметить, что в это время происходило осознание актуальности претворения в жизнь концепции непрерывного обучения. Это нашло отражение в серии рекомендации Специального совета при премьер-министре в 1985;1987 годах. Основными принципами реформы образования середины 80-х годов стали переход к системе пожизненного обучения,.

1 Исихара Ю. Чем меньше «почемучек», тем мрачнее будущее науки и техники // Япония сегодня. 1994. № 9. С. 7. акцент на развитии индивидуальности, соответствии процессам информатизации и интернационализации.

В новых условиях по иному стал трактоваться принцип равных возможностей, был сделан акцент на возможности выбора той или иной дифференцированной формы обучения с учетом индивидуальных особенностей. Новая японская система образования призвана способствовать проявлению самобытности личности, а не стремиться воспитать, сформировать ее, исходя из традиционной модели личности.

Реализация принципов реформы образования будет, по всей видимости, зависеть, в первую очередь, от того, насколько гармонично удастся совместить традиционные японские педагогические постулаты, складывавшиеся веками, с принципами новой системы образования, продиктованной реалиями общества переходного типа конца XX века.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

На основе данного исследования мы пришли к следующим выводам:

1. В условиях кризиса западной общественной модели, в 70−80-х гг. XX в., в Японии произошел «ренессанс» традиционализма, возвращение к истокам, к традициям стало рассматриваться в качестве реальной альтернативы западной общественной модели;

2. Этот «ренессанс» облегчался тем, что в силу устойчивости и инерционности национального сознания традиционные ценности и нормы, институты не утратили полностью своего влияния и сохранились до сих пор в трансформированном виде;

3. Возвращение к традициям закономерно и логично вписывалось в общеисторическую канву Японии, как один из своеобразных периодов контрреформации, один из циклов, когда делается акцент на самобытности японской культуры, на ее приоритете над заимствованиями;

4. В сфере межличностных связей доминировали вертикальные отношения с особой качественной их окраской, для японцев были характерны относительная замкнутость, как по широте, так и по глубине общения, акцент на идеях компромисса и гармонии;

5. Для отношений социальных групп и общества в целом было характерно сочетание строгой дифференциации и ранговой структуры внутри системы, с монолитным единством при контактах с внешним миром, системообразующий принцип группового патриотизма проявлялся в противопоставлении «Я» и «не-Я», «свой-чужой», «Япония-Запад» ;

6. В политической сфере сохранялось доминирование ЛДП, внутри нее в 70−80-е годы XX века усиливается влияние фракции Сато-Танака, возрастают расходы на организацию избирательной компании, содержание фракций внутри ЛДП, происходит тесное сращивание интересов финансово-промышленной олигархии и руководства ЛДП;

7. В политической культуре в это время сохранялось влияние консервативных установок, изменения были связаны с процессами индустриализации и урбанизации, размыванием социальной базы носителей традиционных начал, некоторым ослаблением и видоизменением традиционных установок, приматом экономической целесообразности и неприятием любого рода изменений;

8. Характерным явлением для 70−80-х годов стал рост недовольства политикой и политическими деятелями, сокращение числа устойчивых сторонников той или иной партии, все большая роль политической конъюнктуры и средств массовой информации;

9. В сфере образования в 70−80-е гг. XX века происходило осознание актуальности претворения в жизнь концепции непрерывного обучения, что нашло отражение в реформе системы образования середины 80-х годов, основными принципами которой стали переход к системе пожизненного обучения, акцент на развитие индивидуальности, соответствии процессам информатизации и интернационализации, на возможности выбора той или иной дифференцированной формы обучения с учетом индивидуальных особенностей.

Таким образом, изменения, произошедшие в 70−80-е годы в Японии в социально-политической системе, сфере образования отражали тот факт, что японское общество переживало в это время одну из фаз инерционной стадии развития. Это проявилось в соответствии основным характеристикам этой стадии, спаде пассионарности, интенсивном накоплении материальных и культурных ценностей, росте техносферы, экологическом кризисе, ориентации на посредственность, падении моральных и нравственных устоев.

Спад пассионарности проявился в отсутствии инноваций способных внести принципиальные изменения в общественную парадигму, в «ренессансе» традиционализма, в том, что, было мало новых идей, произведений искусства высокого уровня, ярких индивидуальностей, материальные интересы превалировали над духовными, все силы общества были сосредоточены на достижении экономического процветания, экологическом кризисе. Причем экологический кризис был прямым следствием того, что недостаток пассионарности привел к росту техносферы, появлению потребительского отношения к природе, восприятию ее не как «храма», а как «мастерской» .

Конформистский тип личности, в основе которого находились представления обывателя о «золотой середине», несмотря на все попытки общества сместить акценты на развитие индивидуальности оставался доминирующим. Это определялось историческим прошлым, традициями групповой психологии и самосознания, особенностями системы образования. Начиная с детского сада, с семьи в сознание японцев внедряется мысль о необходимости соизмерять, соотносить свои мысли и поступки с требованиями группы принадлежности. Во главу угла ставятся интересы группы. В частности, это проявлялось в противопоставлении общественно предписанных норм поведения и высказываемых взглядов («татэмаэ») и личной позиции человека («хоннэ»), предпочтение в социально значимых ситуациях предписаний «татэмаэ». В этой связи не случайным представляется то, что одним из наиболее суровых наказаний для японца является социальный остракизм, вынужденная изоляция от группы принадлежности.

В 70−80-е годы ослабевает влияние семьи на процесс формирования личности, происходит отчуждение людей разных поколений. Ослабление влияния семьи объяснялось, прежде всего, распадом традиционной формы семьи «иэ», изменением социальной структуры населения в результате урбанизации, увеличением занятости родителей на производстве и как следствие, сокращением времени на общение, совместный досуг. В это время растет занятость на производстве женщин. В период с 1960 по 1988 годы численность женщин работающих по найму увеличилась на 226%, с 7380 тыс. до 16 700 тыс., число временно работающих женщин в шесть с лишним раз, с 570 тыс. до 3860 тыс. Причем значительно выросла доля замужних среди работающих женщин. Если в 60-е годы она составляла 30%, то в 70-е годы она увеличилась до 50%, а к концу 80-х до 58,1%1.

В то же время соответственно выросла численность детей обучавшихся в.

1 Седзи К. Указ. соч., с. 16, 52. детских садах в течении пяти лет. Если в 1950 году доля таких детей составляла 8,9%, то в 1987 году она достигла 63,6%. То есть, в связи с увеличением занятости женщин на производстве все большую роль в воспитании подрастающего поколения начинает играть общество, а роль семейного воспитания уменьшает-ся1.

В еще большей степени процесс взаимного отчуждения коснулся взаимоотношения отцов и детей. В связи с тем, что в Японии широко распространена практика сверхурочных работ, существует традиция «компания — дом», когда досуг принято проводить с членами трудового коллектива, у мужчин не остается времени на общение с детьми. Не случайно, что лишь 4,1% молодых японцев, согласно данным социологических опросов, проведенных в 70−80-е годы XX века, считали роль отцов в воспитании детей определяющей, что лишь 11,8% опрошенных часто беседовали с отцом .

Положение усугублялось развитием средств массовой информации, научно-техническим прогрессом, компьютеризацией, увеличением разновидностей и числа видеои аудиосистем, появлением большого числа разнообразных игр и развлечений. По сути, поколение «отцов» существовало в своем мире, по преимуществу в обществе сослуживцев по работе, а поколение «детей» в своем, зачастую виртуальном, компьютерном мире.

На основе анализа материалов различных национальных обследований характера японцев, можно сделать вывод, что если в 40-х годах большинство японцев стремились «вести чистую и праведную жизнь», «жить и трудиться для общества», то в 60-х годах на первое место выходит желание разбогатеть, а с середины 70-х годов начинает преобладать число тех, кто хочет «вести жизнь по собственному вкусу» и «жить беззаботно» .

Одним из наиболее явных признаков спада пассионарного напряжения является сокращение числа ярких индивидуальностей в результате превращения в образец для подражания посредственности, отторжения и подавления.

1 Исадзака К. Указ. соч., с. 3.

2 Сэйсенэн хакусе (Белая книга о молодежи). Токио, 1984. С. 12.

3 Сэйсенэн хакусе (Белая книга о молодежи). 1978. С. 52- Хаяси Т. Указ. соч., с. 43, 106. обществом людей пассионарного типа. Ключевую роль в этих процессах играла система образования, по самому своему определению, призванная способствовать передаче и воспроизведению основных культурных ценностей этноса и общества.

Японский исследователь Т. Сакайя, отмечая недостатки японской системы образования, пишет: «В целях борьбы с теми, кто проявляет определенные желания и индивидуальность, вырабатываются все более жесткие школьные правила, унифицирующие все. Школьные правила — это контроль и регламентация, не допускающие ни малейшего их проявлений индивидуальности учеников, никакого самовыражения. Стандартизированный подход выхолащивает из образования всю его прелесть, подавляет всякую оригинальность мышления и индивидуальность учеников хотя и дает прочные общие знания и умения, вырабатывает привычку преодолевать трудности» 1.

В этой связи далеко не случайным является появление представления о Японии, как о «безликой» стране, населенной «экономическими животными». Мир знает о выдающихся достижениях японской экономики, о знаменитых японских промышленных и торговых компаниях, японских товаров, качественных, функциональных, относительно недорогих. Но много ли японских деятелей политики, бизнеса, культуры, науки и искусства знают и ценят в мире?

Так, например, Т. Сакайя, в свое время работавший в МВТП, курировавший такие крупные проекты, как концепция всемирной выставки «Экспо-70» в Осака, Океанологическая выставка в Окинава, проект «Саншайн» по поиску альтернативных источников энергии, по сей день, участвующий в работе разного рода комиссий и комитетов, президент правления «Азиатского клуба», генеральный продюсер павильона Японии на всемирной выставке в Севилье, отмечая недостатки присущие современному японскому обществу, пишет: «Япония — это безликая великая экономическая держава, «черный ящик», из которого текут лишь промышленные товары. В нашей стране человеку яркой индивидуальности, известному и за рубежом, значительно труднее проникнуть в руково.

1 Сакайя Т. Указ. соч., с. 59−60. дство в той области, где он является специалистом. И наоборот, ему будет гораздо легче жить, он добьется неизмеримо большего, если не будет демонстрировать свою индивидуальность, умерит притязания, никому не будет завидовать, проявит услужливость" 1.

С этим высказыванием известного менеджера, ученого и публициста перекликается эпизод из политической биографии бывшего премьер-министра Японии Я. Накасонэ описанный им в своих мемуарах. К концу 50-х годов, На-касонэ, тогда молодой, сорокалетний политик, уже приобрел известность и авторитет, был в течении десяти с лишним лет депутатом парламента, одним из наиболее влиятельных членов фракции И. Коно. В это время несколько друзей Накасонэ посоветовали ему на некоторое время отойти от активной политики. Позднее, вспоминая это время Накасонэ в своих мемуарах пишет: «Осаму Ина-ба и другие коллеги говорили: «Под большим деревом другое большое дерево не вырастает. Тебе следует в течении некоторого времени отдохнуть». В мире существует немало примеров того, когда «первый номер» не испытывает восторга по поводу роста влияния «второго номера». Быстрое выдвижение «второго номера» порождает осознанное противодействие старших по возрасту и стажу, а также некоторых сверстников. Возможно, предупреждения имели и такой смысл: «Поскольку Коно обдумывает возможности формирования своего кабинета министров, тебе следует на некоторое время расслабиться, держать себя скромно и быть готовым в любой момент «включиться» в политическую игру». И в течении семи лет я не занимал никаких постов в правительстве, не председательствовал в парламентских комитетах и комиссиях, не назначался ни на один из видных постов в руководстве партии. Уступив все это другим, я исподволь готовил «свой проект» «2.

В одном из своих интервью А. Куросава также заметил, что японцев «раздражает его известность за рубежом, они этого не любят, всегда находятся люди, которые видят дефект даже в самом совершенстве». По сути, это выска.

1 Сакаия Т. Указ. соч., с. 75−76.

2 Накасонэ Э. Политика и жизнь. Мои мемуары. Пер, с яп. М., 1994. С. 224−225. зывание, также свидетельствует о активном неприятии японским обществом ярких личностей, стремлении добиться всеобщей стандартизации и унификации1.

Схожая ситуация наблюдается во всех сферах жизнедеятельности японского общества рассмотренных в данной работе. В сфере идеологий нет ни новых идей, ни самобытных, ярких мыслителей способных их генерировать. В сфере политики доминируют партии и фракции, политики воспринимаются не как отдельные личности, а как представители той или иной политической партии или фракции, независимые политики не имеют практически никаких шансов на удачную карьеру. В сфере образования японские педагоги воспроизводят и претворяют в жизнь либо идеи западных теоретиков образования, либо традиционные японские педагогические идеи, основанные на синтезе догматов синто, буддизма, конфуцианства, даосизма. Эта ситуация, помимо спада пас-сионарности, объяснялась не отсутствием способностей и низким уровнем интеллекта японцев, а спецификой системы образования до предела стандартизированной и унифицированной, подавляющей в зародыше всякие проявления индивидуальности.

Спад пассионарного напряжения, торжество обывателя ведут к падению нравственных и моральных устоев. Это проявилось в 70−80-е годы в том, что в политике в результате тесного сращивания интересов государственной бюрократии, ведущих фракций правящей партии, финансово-промышленной олигархии процветала коррупция, частные корыстные интересы «сильных мира сего» ставились выше общественных, в системе образования, в школах наблюдается рост насилия, школьники издевались, избивали своих учителей, одноклассников, семья все больше теряла свои позиции в деле воспитания подрастающего поколения, росла отчужденность родителей и детей, их отношения все более становились формальными, увеличивалось число одиноких людей, в большинстве своем пожилых, сократилась доля больших семей состоящих из представителей трех поколений.

1 На планетарной площадке А. Куросава // Советская культура. 1991. 8 июня. С. 14.

Наиболее наглядно этот спад проявился в результатах разного рода социологических опросов этого времени. В это время, как отмечает Т. Фукутакэ, быстро увеличивалась доля тех, кто считал, что «японцы думают только о себе самом», что «увеличилось число людей, думающих только о личных желаниях и собственных интересах», что многие мыслят индивидуалистично и не проявляют интереса к другим людям". Таких людей в 60-е годы было 60%, в 70-х годах — 70%, в 80-х годах уже более 80%. Эту тенденцию подтверждают итоги «Обследования национального характера» проведенного в 1978 году. Они показали, что 74% опрошенных были убеждены в том, что «большинство японцев думает только о себе» 1.

О росте влияния эгоизма и индивидуализма свидетельствуют данные социологического опроса проведенного Эн-Эйч-Кэй в 1980 году. Так, 68% респондентов считали, что «большинство людей думают только о себе», 64% были согласны с утверждением о том, что «в мире много людей, стремящихся выгодЛ, но для себя использовать другого человека», 43% не доверяли людям .

В 70−80-е годы, как показывают результаты «Обследования национального характера», все большее число японцев начинают отдавать предпочтение таким ценностям, как «жить одним днем, беззаботно», «жить по собственному вкусу». Так, если в 1953 году доля таких людей составляла 32%, то в 1968 году она достигла 52%, а в 1978 году увеличилась до 61%, то есть за 25 лет она увеличилась почти в два раза. Соответственно сократилось число респондентов, предпочитавших такие «традиционные ценности», как «противиться всякому злу в мире и жить чистой и праведной жизнью», «никогда не думать о себе, посвятить себя служению обществу», с 23% в 1953 году до 18% в 1978 году3.

Наличие этой тенденции подтверждают результаты опросов общественного мнения молодых японцев. Так, если в 1953 году такие новые ценности, как «жить как хочется», «жить в соответствии со своими интересами», выбрали 43% всех респондентов, то в 1968 году — 68%, а в 1978 году уже 77%. В то же время.

1 Фукутакэ Т. Указ. соч., с. 198.

2 Нихондзин то амэрикадзин (Японцы и американцы). Токио, 1982. С. 35.

3 Хаяси Т. Указ. соч., с. 115−118. число сторонников традиционных ценностей таких, как «жить для общества», «жить чистой и праведной жизнью», сократилось за 25 лет, в период с 1953 по 1978 годы, почти в два раза, с 36% до 19%. Как показали результаты опроса молодых японцев, проведенного в 1983 году, показали, что, несмотря на то, что 72% опрошенных сказали о своей любви к Родине, лишь 0,7% респондентов хотели бы посвятить свое свободное время служению обществу1.

Об изменении ценностных приоритетов свидетельствует и отношение японцев к императору, символу японской нации и государства. Так, если в 1961 году «почтение, трепет, восхищение, дружелюбие» испытывали по отношению к императору 64% опрошенных, то в 1985 году число таких людей составило лишь 48%. Соответственно, в этот период, увеличилось число японцев испытывавших по отношению к императору «антипатию, безразличие, ненависть», с 31% до 49%2.

Опрос газеты «Асахи», проведенный в 1986 году, показал, что в вопросе об отношении к императору проявились межпоколенные различия. Так, если чувство «безразличия и равнодушия» по отношению к императору испытывали 67% японцев в возрасте от 20 до 30 лет, 42% японцев в возрасте 30−40 лет и 19% японцев в возрасте старше 40 лет, то, наоборот, чувство «уважения и близости» испытывали к императору 48% лиц старше 40 лет, 33% людей среднего возраста, от 30 до 40 лет и лишь 10% молодых людей в возрасте от 20 до 30 лет3.

Одним из симптомов ослабления нравственных и моральных устоев, в 70−80-е годы, стала секуляризация массового сознания. Как показали результаты социологических опросов, проведенных газетами «Асахи» и «Иомиори», соответственно, в 1981 и 1979 годах и «Обследование национального характера» 1978 года, лишь примерно одна треть опрошенных причислила себя к числу приверженцев той или иной религии. Опрос газеты «Иомиури» показал, что лишь 8,3% верующих сказали, что регулярно участвуют в богослужениях,.

1 Сэйсенэн хакусе (Белая книга о молодежи). Токио, 1978. С. 8.

2 Сила-Новиикая Т. Г. Указ. соч., с. 164.

3 Асахи симбун. 7.04.1986.

10,3% читают религиозную литературу.

О духовном кризисе свидетельствует и рост числа установленных преступлений в 70−80-е годы XX века. Если, в период с 1950 по 1970 годы наблюдалась устойчивая тенденция сокращения числа установленных преступлений, то с 1970 года по конец 80-х годов происходит их рост. Так, если в 1950 году было зафиксировано 1 457 767 преступлений, то к 1970 году их число сократилось на 13%, до 1 279 787. В период же с 1970 по 1990 год, число установленных преступлений увеличилось на 22%, с 1 279 787 до 1 636 628, причем эта цифра была наивысшей за последние 50 лет, не считая показателя за 1989 год1.

Эта тенденция получила свое продолжение и в 90-е годы. Японский исследователь М. Накамото, в газете «The Finansial Times» от 5−6 ноября 1994 года, в своей статье пишет: «Страна долго гордилась спокойствием на улицах и надежностью полиции, способной если и не покончить с преступностью, то по крайней мере удержать ее в определенных рамках. Однако серия преступлений поколебала веру во всемогущество блюстителей порядка. Среди растущего числа жертв нападений со смертельным исходом, зафиксированных в 1994 году — управляющий отделением банка „Сумитомо“ в Нагое, президент компании по торговле видеокассетами в Киото и глава компании по производству игрушек в Токио. Что особенно шокировало общественность, так это все более широкое использование преступниками огнестрельного оружия. Согласно данным Полицейского управления, в 1993 году было конфисковано 1672 единицы огнестрельного оружия — на 73% больше, чем в 1990 году, когда соответствующий показатель равнялся 963. Гангстеры, которые прежде шли на насильственные преступления преимущественно в своем кругу, начинают нападать на рядовых граждан и продавать оружие» 2.

О неблагополучии в сфере морали и нравственности свидетельствует и рост насилия в школах. Школьники, в особенности учащиеся младших средних школ, все чаще стали бить окна и двери, оскорблять учителей, применять наси.

1 Седзи К. Указ. соч., с. 63.

2 Что делать с пистолетной логикой// Знакомтесь — Япония. 1995. № 10. С. 135−136. лие по отношению к родителям, одноклассникам.

В 1982 году в 1382 младших средних школах (13,5% от их общего количества) и в 10,5% старших средних школ были официально зарегистрированы случаи насилия1.

Согласно данным Национального полицейского управления в 1983 году в средних неполных школах было зарегистрировано 2125 актов насилия, что в 1,6 раза больше чем в 1978 году. Число актов насилия учащихся совершенных против учителей выросла за пять лет, с 1978 по 1983 годы, в 4,8 раза. В 1983 году более 2000 неполных средних школ (13% от их общего числа) пригласили полицию на выпускные вечера для предотвращения насилия. Опрос учащихся средних школ, проведенный НИИ проблем молодежи в 1985 году, показал, что 35,7% школьников подвергались издевательствам со стороны своих соучеников, а 45,7% сами применяли насилие по отношению к свои товарищам2.

Эта тенденция роста насилия в школах получила продолжение и в 90-х годах. Так, в 1996 году, в шести из десяти японских средних школ зафиксированы случаи, когда учащиеся терроризировали своих одноклассников, доводя их до психических расстройств, а иногда и до самоубийств. В 1995 году было зафиксировано 60 096 таких инцидентов .

О неблагополучии в сфере политики наиболее наглядно свидетельствуют скандалы связанные с фактами коррупции видных деятелей правительства и ЛДП. Наиболее известные из них, «дело Локхид», приведшее к отставке правительства К. Танака в 1974 году, и «Дело Рикруто», приведшее к отставке кабинет Н. Такэсита в 1989 году. В рецензии на вышедшую в свет в 1997 году книгу Дж. Шлезингера «Shadow Shoguns: The Rise and Fall of Japan’s Post-war Political Machine» говорится: «Коррупция в те старые черные дни была настолько наглой, что читатель не может не ощутить приступ некоторого восхищения. В середине семидесятых годов Какуэй Танака привел перспективного кандидата в.

1 Исидзака К. Указ. соч., с. 35.

2 Cummings W.K., Kobaaschi V.N. Education in Japan // Current history — Philadelphia, 1985. Сэнгоку тамоцу ни-мибэй «идзимэ» сюе: тю: Гакусэй хикакуко (Сравнительное исследование проблемы «издевательства» в начальной и средней школе США и Японии. Токио, 1985, № 8. с. 91.

3 Новости месяца// Япония сегодня. 1997. № 2. С. 23. депутаты парламента к себе домой, вынул из груды картонных коробок одну и высыпал ее содержимое на стол. «Ты не сможешь стать политиком, если эта куча денег тебя нервирует» , — заявил он гостю. Танака обучал своих учеников этикету взяточничества: действуйте смиренно, низко кланяйтесь и предлагайте взятку в такое время, когда тяжело от нее отказаться, например, выдавайте ее за деньги в знак соболезнования на похоронах или нарочно проигрывайте высокие ставки при игре в маджан. Син Канэмару превзошел своего ментора. Получая взятки от транспортной фирмы «Сагава кюбин», он даже не позаботился об оформлении фальшивых сделок с акциями для маскировки своих намерений. В 1990 г. взятку доставили ему прямо к парадному входу в дом — на тележке с «грузом» в 900 млн. иен" 1.

70−80-е годы XX века стали также временем интенсивного накопления материальных и культурных ценностей. Общий объем ВНП в 1991 году составил 3198 млрд долл., то есть 15% мирового объема ВНП. Средний доход на душу населения составил 26 тыс. долл. Положительное сальдо во внешней торговле достигло 94,1 млрд долл. Безработица не превышала 3%. Уровень цен был стабилен. Средний процент прироста семейного бюджета в 1990 году составил 14%). Вклады населения в банках, ценные бумаги, страховые и резервные фонды составляли более 900 трлн. иен, то есть 6,7 трлн. долл. Это в три раза превышало сумму годового личного дохода населения. Общие активы японцев составляли в это время 20,1 трлн. долл.2.

Согласно статистическим данным, в 1993 году, стандартный набор из холодильника, стиральной машины, пылесоса, цветного телевизора имели 98−99% японских семей. 87% японских семей владели фотоаппаратами, 81% микроволновыми печами, 80% автомобилями, 54% проигрывателями для компакт-дисков, 53% кнопочными телефонами, 12% персональными компьютерами, 7% факсимильными аппаратами. Улучшалось качество и количество жилья. В 1988 году общее количество единиц жилья достигло 42 млн., увеличившись, по.

1 Япония 90-х: кризис системы или временные сбои? М., 1998. С. 114.

2 Сакаия Т. Указ. соч., с. 19−22. сравнению с 1948 годом, в три раза. В домах увеличивалась жилая площадь. В конце 80-х годов она составляла в среднем 85 кв. м.1.

В 80-е годы в Японии наблюдался бурный рост спроса на предметы роскоши. В 1989 году на Японию пришлось 17% сбыта всех предметов роскоши в мире, совокупный объем которого равнялся 46 млрд долл.2.

Наряду с материальным накоплением происходит и накопление культурных ценностей. Затраты на культуру финансируются в Японии из центрального и местного бюджетов. Под центральным бюджетом понимается бюджет Управления культуры. Если в 1968 году он составлял 5 млрд. иен, то в 1980 году достиг 40 млрд. иен. В дальнейшем он несколько сократился, но по-прежнему оставался довольно значительным. Расходы органов самоуправления на культуру существенно превышали ассигнования из госбюджета. Так, в 1980 году они составляли 206 млрд. иен, то есть превышали государственные расходы на культуру в пять с лишним раз3.

При этом государство направляло большую часть средств на охрану памятников культуры, сохранение и развитие традиционных видов культуры и искусства, а местные органы самоуправления основные средства тратили на развитие современных искусств, поощрение творческой самодеятельности, пропаганду искусства.

Помимо Управления культуры и местных органов власти поддержкой культуры занимались многочисленные общественные организации, ассоциации и фонды, имевшие льготное налогооблажение. В частности, органами местного самоуправления создаются специальные фонды содействия культуре (бунка синко дзайдан).

В 1972 году был создан Фонд международного культурного обмена (Ко-кусай корю кикин) с капиталом в 10 млрд. иен. Им заключены и реализуются договоры и соглашения с 32 странами. В 1990 году был создан Фонд содейст.

1 Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. Указ. соч, с. 192, 195−196.

2 Япония: конец века. М.,. 1996. С. 191.

3 Саркисов К. О. Политика сохранения национальной культуры// Япония. Послевоенная государственная политика: вызовы и ответы. М., 1998. С. 274−275. вия развитию культуры и искусства с капиталом 61,2 млрд. иен с целью содействия развитию национальной культуры и международного культурного обмена1.

Основной задачей Управления культуры является охрана исторических и культурных памятников, культурного достояния в целом. Рассматривая роль японского государства в сохранении и накоплении культурных ценностей К. О. Саркисов пишет: «Государство осуществляет огромную работу по инвентаризации и классификации всего культурного достояния с точки зрения его ценности и определяет меры по его сохранению, содержанию, пропаганде. В культурное достояние (бункадзай) включаются все предметы материальной (юкэй) и объекты духовной (мукэй) культуры, имеющие непреходящее историческое и этническое значение. К материальным предметам культурного достояния относятся картины, гравюры, свитки, книги, архитектурные сооружения, природные объекты. К духовным ценностям относятся творческие личности и целые коллективы — носители традиционных видов искусств и народного творчества. Произведения искусств и народного творчества, архитектурные объекты большого культурного значения выделены в особую группу (дзюе бункадзай). На 1 сентября 1996 года в эту группу входил 11 961 предмет. В Японии 42 района признаны „районами традиционной архитектурной застройки важного культурного значения“, там запрещено новое строительство без специального разрешения Управления культуры. Сохранность, содержание, реставрация материальных предметов полностью обеспечиваются за счет государственных средств. Государство предоставляет творческим личностям и коллективам денежные субсидии для совершенствования своего мастерства и полностью берет на себя заботу об их учениках, о тех, кто наследует их мастерство» 2.

Одним из других признаков инерционной стадии является, помимо интенсивного накопления материальных и культурных ценностей, рост техносфе.

1 Саркисов К. О. Политика сохранения национальной культуры//Япония. Послевоенная государственная политика: вызовы и ответы. М., 1998. С. 272.

2 Там же, с. 276−277. ры, быстрая урбанизация, как неизбежное следствие индустриализации. За 40 лет, с 1945 по 1985 годы, доля населения проживавшего в сельской местности сократилась в три с лишним раза, с 72,2% до 23,3%. Причем наиболее быстрыми темпами росла доля тех, кто жил в крупных городах с населением свыше 1 млн. чел. Даже по несколько заниженным данным, так как в них не были учтены пригороды и города-спутники, эта доля составила в 1985 году 20,5% и увеличилась, по сравнению с 1945 годом, в 3,8 раза, в то время, как общая численность городского населения увеличилась в 2,7 раза1.

Гумилев пишет о негативных последствиях урбанизации: «Самое плохое в фазе цивилизации — это стимуляция противоестественных миграций, а точнее — переселений целых популяций из натуральных ландшафтов в антропогенные, в города. Каждый город накапливает столь большую техническую базу, что в нем могут жить пришельцы из совсем непохожих стран. В урбанистическом ландшафте они способны прокормиться хотя бы благодаря эксплуатации аборигенов, создавших и поддерживающих этот искусственный ландшафт. И самым трагичным является то, что мигранты вступают с аборигенами в обратную связь. Они начинают их поучать, вносить технические усовершенствования для родных ландшафтов мигрантов, но не для тех стран, куда они механически переносят.. В буквальном смысле это миф об Антее, который теряет свою силу оторвавшись от родной земли» 2.

С определенными оговорками, это высказывание Гумилева отражает суть урбанизации, противоестественные миграции больших масс людей в города, распад традиционных социальных связей, ослабление морали и нравственности, растущее отчуждение людей, потерю связи с природой, утрату чувства единения с ней.

Индустриализация, рост техносферы, накопление материальных и культурных ценностей, урбанизация ведут к ухудшению экологической ситуации. Пик кризиса пришелся в Японии, на 60-е годы, когда многие реки и озера.

1 Нихон токэй нэнкан (Японский статистический ежегодник). Токио, 1990. С. 28.

2 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1997. С. 511−512. превратились в сточные канавы для промышленных отходов, морские заливы превратились в мертвые зоны, большое число участков плодородной земли было выведено из сельскохозяйственного обращения в связи с заражением почв, города были покрыты смогом, появились неизвестные заболевания, исчезли многие виды флоры и фауны. Такое положение дел вынудило начать борьбу за улучшение экологической ситуации, которая принесла реальные результаты уже к концу 70-х годов, когда она вначале стабилизировалась, а затем существенно улучшилась.

В то же время нельзя не отметить то, что несмотря на все усилия государства и общества экологическая ситуация в 70−80-е годы оставалась сложной. О сложности ситуации свидетельствует, в частности, то, что, несмотря на увеличение расходов на охрану и контроль за загрязнением окружающей среды, в период с 1970 по 1989 годы, в 10,8 раз, с 456,4 млрд. иен до 4927,1 млрд. иен, число жалоб на загрязнение окружающей среды, в период с 1982 по 1989 годы, увеличилось на 12%, с 63 559 до 72 159, численность официально признанных пострадавших от загрязнения увеличилось с 1975 года по 1988 год в пять с лишним раз, с 20 665 до 110 387 человек, содержание двуокиси азота в воздухе за 19 лет, с 1970 по 1989 годы, увеличилось на 22%, с 0,022 промилле до 0,028.

Отмечая серьезность существующих экологических проблем К. Седзи: «Постоянную озабоченность вызывают фотохимические оксиды, содержание которых периодически повышается и падает, в то время как количество взвесей в настоящее время остается неизменным. Загрязнение воды находится все еще выше допустимого на сегодняшний день уровня, и ситуация в отношении внутренних водных пространств таких, как озера, болота, небольшие бухты и заливы, еще остается серьезной. В последние годы постепенно становится все более заметным влияние химикатов на подземные воды. Почти не произошло уменьшение шума и запаха. Незначительно уменьшились в количественном отношении показатели вибрации, загрязнения и оседания почв. В настоящее время мы являемся свидетелями появления новых экологических проблем, вызванные.

1 Седзи К. Указ.соч., с. 57−60. низкочастотными излучениями и загрязнением городской земли. Большое количество и различные виды отходов при возросшем использовании новых материалов в повседневной жизни также создают проблемы. Химические вещества, выделяемые в окружающую среду на этапах производства, распределения, использования и удаления, в большей мере концентрируются, чем рассеивают-ся" 1.

К тому же одной из причин улучшения экологической ситуации в Японии, в 70−80-е годы, стала смена приоритетов в промышленной политике, структурная перестройка экономики, приведшая к выносу вредных производств в развивающиеся страны Азии. Но эта политика чревата непредсказуемыми, негативными последствиями, так как экологический кризис в 70−80-е годы приобрел глобальный характер.

О том каковы последствия такой политики, характерной для всех индустриально развитых стран, свидетельствуют следующие цифры: к началу 90-х годов 18% территории развивающихся стран составляют засушливые землиза двадцать с небольшим лет, начиная с 1970 года, площадь пустынь в Африке, Азии, Америке увеличилась на 120 млн. га, потеряно 480 млрд. тонн черноземапо прогнозам, в период с 1980 по 2010 год объем выбросов углекислого газа, оксидов серы и азота произведенный только новыми индустриальными странами увеличится в три раза, с 249 до 738 млн. тоннв 1994 году только один Китай произвел 90,9 тыс. тонн активных вредных веществ, что превышало соответствующий показатель США, ЕС, Японии и России вместе взятых .

Для финансового обеспечения программ, способных лишь остановить негативные процессы в сфере экологии в развивающихся странах требовалось с конца 90-х годов в течении 20 лет инвестировать в их экономику ежегодно по 125 млрд долл., в то время, как вся сумма денежных средств выделяемых странами «третьего мира», в начале 90-х годов составляла всего 55 млрд долл. и имела устойчивую тенденцию к снижению ее объемов3.

1 Седзи К. Указ. соч., с. 24−25.

2 Иноземцев В. Л. За пределами экономического общества. М., 1998. С. 532−534.

3 Иноземцев В. Л. Указ.соч., с. 535.

В то же время нельзя и недооценивать внутренний инновационным потенциал японского общества, его способность преодолевать любые кризисные явления. К тому же, несмотря на свою открытость для восприятия новых идей и технологий, японское общество всегда сохраняло свой внутренний стержень, свою религию — синто, которая выступала в роли системообразующего принципа, в роли своего рода «буфера» смягчающего последствия любых кризисных явлений. Не случайно в 60−80-е гг. многие исследователи обратили внимание на тот факт, что понятие «модернизации» применительно к Японии не равнозначно понятию «вестернизации» .

О том, что у таких стран, как Китай и Япония несмотря ни на что сохраняют свое значение основополагающие метаидеи, традиционные мифологемы свидетельствует и диалог Н. И. Конрада и одного из его учителей Т. Такахаси произошедший в 1917 году. Конрад вспоминает: «В чрезвычайном чванстве европейца, щеголяющего модной тогда мудростью „без теории познания нет философии“, я сказал Учителю: „Я не хочу читать с Вами ни Луньюй, ни Мэнцзы .Я хочу настоящую философию“. Учитель Тэммин сидел некоторое время молча, потом медленно поднял глаза, внимательно посмотрел на меня и сказал: „Есть четверо — и больше никого. Есть четверо великих: Кун-Цзы, Мэн-Цзы, Лао-Цзы, Чжуан-Цзы. И больше никого“. Я был удивлен. Прежде всего — недопустимое, с моей тогдашней точки зрения, смешение понятий. Разве можно говорить о Конфуции и Лао-Цзы рядом? Ведь это — полярно противоположные явления, как бы ни хотел я их соединить вместе. Этому японцу не хватает отчетливо философского представления о „системе“. Делаю замечание в этом духе. Ответ краток: „Кун-Цзы и Лао-Цзы — одно и тоже“. Возмущаюсь, хочу спорить, но не знаю, как. „Все-таки хочу Сунцев“ , — говорю я уже более робко. „Хорошо. Только сначала И-цзин“. „Как И-цзин?!“ Этого я никак не ожидал. Как? Эту „Книгу Перемен“? Непонятную галиматью с какими-то черточками? „Да, И-цзин! Великий И-цзин — в нем высшее“ .Спасибо теперь Учителю от всего сердца. Великий И-цзин! В нем высшее» 1.

1 Григорьева Т. П. Дао и логос. М., 1992. С. 372.

В тоже время необходимо отметить и то, что кризис проявившийся в 7080-е гг. отличается от предыдущих, как своим глобальным характером, так и наличием принципиально иной международной обстановкой и новой социально-политической ситуацией внутри страны. Мир стал как никогда взаимозависим и взаимосвязан, процессы интернационализации коснулись всех сфер жизни, влияние нового витка НТР всеобъемлюще и непредсказуемо, появилось новое поколение людей, не желающее знать своего прошлого, своей истории и культуры, живущих в своем виртуальном локальном мире. При этом формирование массового потребительского общества приводит к значительным изменениям в национальной психологии и сознании, урбанизация ведет к резкому сокращению сельского населения, носителя традиционных ценностей. Все это в конечном итоге с учетом таких проблем, как старение населения, демографический спад, экономическая и финансовая рецессия, усиление международной конкуренции, возможно, приведут к серьезным и далеко идущим негативным последствиям.