Социологическая теория трансформации свободы в меняющемся обществе

Актуальность проблемы. Пафос социально-экономических преобразований, начатых по инициативе верхов, как известно, состоял в переходе к более свободному и процветающему обществу, где было бы больше возможностей для развития личности по законам ее собственной жизнедеятельности. С этой целью предполагалось уменьшить число административных запретов и ограничений, раскрепостить энергию и инициативу людей, дать им возможность работать столько, сколько они хотят, и зарабатывать столько, сколько могут, предоставить им возможность самостоятельно делать выбор в разных сферах жизнедеятельности и нести за него ответственность.

Исходя из весьма распространенного мнения об отсутствии свободы в дореформенном обществе, ожидалось, что закрепощенный (и, что немаловажно, страдающий от этого) российский народ субъективно стремится к свободе. Причем к свободе непременно западного образца (иначе какая же это свобода?!), а значит, к такой свободе, которая на социетальном уровне предстанет в виде рынка и политической демократии, а на индивидуальном уровне будет выражаться в независимых и самостоятельных действиях социальных субъектов, которые с радостью воспользуются новыми возможностями.

Задуманный переход к новой общественной системе не мог произойти без изменения базовых социальных институтов (экономических, политических, культурных). Пришедшие к власти реформаторы начали с самого доступного — системы права как части социальных норм и отношений, декларируемой государством и охраняемой его силой. Были провозглашены новые права и свободы, принципиально меняющие социетальную свободу и, казалось, открывающие новые возможности расширения индивидуальной свободы каждого человека в разных сферах жизнедеятельности. Действительно, людям были предоставлены: право создать свое дело и вести его на свой страх и рискправо частной собственности на землю и другие средства производстваправо решать, работать или не работатьправо производителям самим определять объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной платыправо приватизировать квартиру, приобрести и иметь в личной собственности жильеправа на забастовки, митинги, акции протестаправо свободного вступления в разные партии, объединения, движения, союзысвобода выражать свои взгляды, отстаивать убеждениясвобода выбора места жительства и перемещений по территории странывозможность выезда из страны и беспрепятственного возвращения и др.

Все эти права были не только провозглашены, но и начали в той или иной степени реализовываться, сигнализируя об исчезновении или ослаблении прежних, административно-командных, ограничителей индивидуальной свободы. В самом деле, в ряде отраслей государство больше не фиксирует размеры заработной платы и расценки на продукцию. Теперь не требуется особых разрешений с места основной работы, чтобы устроиться на работу еще и в других местах. Покончено с обязательным для всех трудом и преследованием за тунеядство, с обязанностью принимать участие в жизни коллектива (выполнять общественные и партийные поручения). Ушла в прошлое необходимость членства в КПСС для успешной карьеры. Открылись многие из ранее «закрытых» городов и предприятий. Облегчился выезд за рубеж. Расширился выбор товаров и услуг, не стало очередей и талонов и пр. Иными словами, исчезновение прошлых ограничений и практическая реализация многих из вновь провозглашенных прав стали эмпирическими фактами. Жизнь действительно изменилась.

Что касается индивидуального уровня, то степень включения в самостоятельные социальные действия по адаптации к новым условиям, без опоры на помощь властей, тоже оказалась высокой. Так, абсолютное большинство респондентов (84%) признают, что сегодня рассчитывают на свои силы чаще, чем до реформсовсем немногим помогают справляться с имеющимися трудностями центральные или местные органы власти (1 и 1% соответственно) или руководители предприятий (3−4%).

Все эти эмпирические факты (как на социетальном, так и на индивидуальном уровнях), в принципе, могли бы истолковываться как победоносное шествие российского общества к более свободному, если бы не одно «но». По данным тех же обследований, в новых условиях уровень индивидуальной свободы у весьма многочисленной части населения не увеличился, а напротив, уменьшился. В сельской местности и небольших городах эта часть особо велика и устойчиво достигает 68−73%. Даже в крупнейшем городе российской провинции в настоящее время она достигает почти половины (47% против 18% повысивших уровень своей свободы в новых условиях).

Как же можно объяснить сосуществование таких явлений в современной реальности, как устранение прежних ограничений индивидуальной свободы и установление новых прав, с одной стороны, и наблюдаемое при этом снижение уровня свободы больших групп российского общества, с другой? Разочарование новыми условиями сегодня чаще всего трактуется как «неготовность к свободе», «неспособность быть свободными, нести бремя взрослого человека», «бегство от свободы», «болезненная непереносимость свободы» и др. вплоть до диагноза — «обреченности российских граждан на вечную несвободу». Но действительно ли это так? А если и так, то можно ли как-то приостановить столь сильное «бегство» от «западной» свободы? И нужно ли это делать?!

Прежде чем делать какие-либо заключения, представляется необходимым ответить, как минимум, на два принципиально важных вопроса:

Первый касается взаимосвязи между независимостью и самостоятельностью, с одной стороны, и индивидуальной свободой, с другой. Независимость и самостоятельность внутренне присущи природе новых прав, какие бы права для примера мы ни взяли — экономические или политические. И именно через этот (очевидный с точки зрения западной общественной традиции механизм) новые права призваны были повысить уровень индивидуальной свободы россиян. Вопрос, однако, состоит в следующем: насколько верно для современного российского общества, следуя западной общественной традиции, рассматривать независимость и самостоятельность непременными элементами и условиями индивидуальной свободы? Какие смысловые образы свободы (индивидуальной и социетальной) сегодня в нашем обществе в принципе наиболее распространены? Какие элементы в них преобладаютэкономические, политические или какие-то еще? Как часто на практике используются (а если не используются, то, почему) новые социально-экономические и политические права для увеличения (сохранения) индивидуальной свободы?

Второй — действительно ли за новыми ролями (правами) сегодня скрываются именно те отношения, которые предполагает западная общественная традиция? Не являются ли новые роли (а вместе с ними и формирующаяся в России социетальная свобода) «западными» больше по форме, чем по содержанию? То, что традиционная для советского общества «административно-командная» свобода в новых условиях обрела существенно новые черты, вряд ли, вызывает сомнение. Но действительно ли она качественно переродилась? Если да, то во что именно? И каковы исходя из всего этого возможные перспективы движения российского общества к более свободному?

Очерченное проблемное поле предъявляет, как минимум, три требования к научному исследованию феномена свободы в меняющемся обществе:

1) комплексность и междисциплинарность развиваемой теории: необходимо принять во внимание как внешние, так и внутренние аспекты свободыпотенциальную и реальную ее ипостаси, а также правовые (неправовые), экономические, политические, психологические и другие «проекции» этого многогранного феномена;

2) преимущественно эмпирический статус теории: в кардинально меняющемся обществе реально складывающаяся социеталъная свобода и ее взаимосвязь с индивидуально-групповой свободой — неизвестные со многими переменными, которые можно обнаружить только эмпирическим путем. Кроме того, без обращения к изучению «данного общества в данных фактах» вряд ли можно выявить количественные и качественные закономерности трансформации индивидуальной свободы, многообразие ее образов и ограничителей в условиях крупных общественных изменений;

3) взаимосвязанное изучение разных уровней социальной реальности — социетального, социального (группового) и индивидуального, — с акцентом на групповой уровень как расширитель или ограничитель свободы индивидуальной и как фактор или барьер для формирования того или иного типа свободы социетальной. Поскольку провозглашенная свобода «социально распределяется», то феномен свободы нельзя понять, не уяснив, какое место занимают те или иные социальные субъекты в данной системе общественных отношений и институтов (внешний аспект) и насколько они адаптированы к ним (внутренний аспект).

Феномен свободы — предмет исследования многих наук: философии, экономической теории, психологии, права и пр. Отдельные аспекты свободы (свобода выбора профессии, места жительства и т. д.) изучались и социологией. Какая же из этих наук (если брать ее подход в «чистом» виде) более всего готова к изучению и объяснению описанного выше проблемного поля?

В философии проблема свободы издавна разделяется на три части: проблему свободы действия, проблему свободы выбора и проблему самого хотения, или проблему свободы воли. И хотя, по мнению самих же философов, истинное решение вопроса должно охватить все три уровня, именно в проблеме свободы воли заключается собственное ядро вопроса о свободе (В.Виндельбанд, С.А.Левицкий). Великое множество точек зрения по этому вопросу (независимо от ориентации на материалистические, психические, теологические или какие-то другие «чистые модели» детерминизма и индетерминизма) объединяет то, что все они основываются на метафизических (сверхопытных) утверждениях и построениях, предельных описаниях, а потому заведомо далеки от требований нашего проблемного поля. Иными словами, в нашем случае философскому подходу к свободе не хватает эмпиричности, связанности с конкретными реалиями реформируемого общества.

В экономическом предметном поле можно обнаружить два подхода к феномену свободы — назовем их узким и широким. «Узкоэкономический» подход, не позволяющий охватить все грани свободы в их взаимосвязи и взаимообусловленности, не отвечает требованию комплексности. Ибо в этом случае предметом исследования являются только экономические свободы (или, по определению Я. Корнаи, «права человека на свободное распоряжение своим богатством, доходом, временем и усилиями»), которым придается самостоятельное и/или главное значение в системе свобод. Напротив, познавательные возможности «универсальной» версии экономического подхода, которая, опираясь на теорию рационального выбора, претендует на объяснение всех форм человеческого поведения, ограничиваются излишней глобальностью — идет ли речь о максимизации полезности (Л.Роббинс, Г. Беккер, К. Бруннер) или достижении удовлетворительного результата (Г.Саймон). По существу, проблеме свободы здесь не остается места, ибо неявно предполагается, что социальный субъект в каждый момент времени уже реализует (реализовал) максимальную (или близкую к ней) степень свободы, которая только доступна ему в данных условиях и при данных ресурсах. При этом вне поля остаются изменения в пространстве доступных альтернатив, зависимость тех или иных элементов индивидуального выбора (целей, возможностей) от интересов других индивидов (социальных групп, государства), а также различия между индивидами (группами) в целях, возможностях, затратах на достижение примерно одинаковых целей, значимых потерях и пр.

Поэтому главное положение неоклассической экономической теории (человек всегда стремится максимизировать поведение, сопоставляя цели со средствами их достижения, приобретения — с потерями) в данном случае может стать лишь полезной познавательной предпосылкой, исходной установкой, ограничиться которой значило бы ничего не понять в сущности и закономерностях изучаемого феномена.

Вопрос о свободе прямо или косвенно присутствует в большинстве концепций, разрабатываемых и психологией. Пытаясь познать человеческую природу, психологи основное внимание уделяют внутреннему аспекту свободы, переживанию человеком чувства свободы-несвободы, осознания и изменения границ своих возможностей в самых разных социальных процессах: воспитании, обучении, творчестве, самоактуализации, манипуляции и др. (1А. Еаз1егЬгоок, Е. И. Кузьмина и др.). При этом диапазон понимания степени внутренней свободы, которой обладают люди в выборе направления своих мыслей и в осуществлении контроля над своим поведением и средой, в психологии очень широк: от отрицания какой бы то ни было свободы выбора (3. Фрейд, Б.Ф.Скиннер) до наделения людей полной свободой, от объявления стремления людей к свободе врожденным (А.Адлер, А. Маслоу, К. Роджерс) до обоснования бегства от нее (Э.Фромм). Важной заслугой психологии является придание проблеме свободы эмпирического статуса, привлечение внимания к неосознаваемым состояниям и иррациональным действиям, тесное переплетение психологии свободы с практикой: психология влияния [Р.Чалдини], психоанализ и др. Однако в целом психологический подход, выигрывая в акценте на внутренних аспектах свободы и использовании эмпирических методов, проигрывает в изучении внешних аспектов свободы, а также их взаимосвязи с внутренними в условиях крупных общественных преобразований.

Вопрос о свободе в меняющемся обществе, разумеется, не может быть решен без исследования ее взаимосвязи с правом и законом, а последних — друг с другом. Иными словами, — вне разработанной в правоведении либеральной концепции «правопонимания» с ее разграничением права и закона, делением законов на правовые и антиправовые, нелегитимностью неправового законаучетом различий в восприятии одних и тех же законов разными социальными группами в качестве правовых или неправовых (Завадская Л.Н., Нерсесянц B.C., Лившиц Р. З., Малеин Н. С. и др.). Однако даже самое прогрессивное право, само по себе, еще не превращает общественные отношения в правовые, так что взаимоотношения правовой структуры с другими социальными структурами в каждом конкретном обществе и в разные моменты времени могут складываться по-разному. К тому же априорное включение в определение свободы требования соблюдения провозглашенных правовых норм, вполне оправданное в других науках (и обществах), в нашем случае нецелесообразно. Оно резко сузило бы познавательные возможности в обнаружении конкретных типов социетальной и индивидуальной свободы, реально формирующейся в современном российском обществе. Это, разумеется, не исключает необходимости изучения места права и законности в современных образах свободы разных групп, роли неправовых ограничителей свободы, правовых и неправовых механизмов социальной адаптации к ним. Однако все эти задачи лежат за пределами правоведения.

Таким образом, каждая наука, изучавшая свободу, внесла свой вклад в познание этого сложного и многогранного феномена. Однако ни одна из них не является полностью подходящей для осмысления проблем и закономерностей трансформации свободы в меняющемся обществе. По своему подходу, методам, потенциалу в наибольшей степени отвечает всем обозначенным требованиям одновременно только одна наука — социология. Ибо именно социологию отличает «природная междисциплинарность», связанная с тем, что многие ее ветви родились «на стыке» с другими науками: социология личности, социология права, экономическая социология, политическая социология и пр. От философии, как самой древней науки, традиционно изучавшей свободу, ее отличает эмпиричность, что крайне важно для изучения количественных и качественных закономерностей динамики свободы в меняющемся обществе. И наконец, в исследовании механизмов общественных изменений именно социология делает акцент на групповом уровне социальной реальности и на институциональных аспектах социальных действий. Как же реагирует социология на этот «социальный запрос»?

Научная ситуация. До сих пор «взаимоотношения» социологии с феноменом свободы складывались непросто. В настоящее время нет единой точки зрения даже на то, может или не может свобода быть предметом научного знания. В дореформенный период социологические исследования свободы были единичны и носили частный характер (свобода выбора профессии, места жительства и др.). В условиях кардинальных общественных преобразований из-за новизны предмета знание о закономерностях трансформации свободы просто не успело накопиться и тем более оформиться в целостные научные концепции и теории. Тем не менее, социология все же располагает полезными наработками, способными существенно облегчить продвижение в изучении феномена свободы на разных уровнях социальной реальностииндивидуально-групповом и социетальном, — равно как и взаимосвязи между ними.

В области изучения индивидуально-групповой свободы это:

— исследование потребностей и ценностей, в том числе и в реформируемом обществе, выявление в них места свободы выбора и независимости,'а также исследования культурных особенностей россиян.

Г. Г. Дилигенский, Л. Г. Ионин, А. Г. Здравомыслов, Б. Г. Капустин, И. М. Клямкин, К. Касьянова, Н. И. Лапин, Ю. А. Левада, В. С. Магун, В. А. Ядов, S.R. Maddi, A. Maslow, Rokeach М, Ball-Rokeach S.J. и др.). Само по себе знание потребностей и ценностей, разумеется, еще не указывает на динамику индивидуальной свободы, потому что вне поля зрения находятся вопросы о динамике препятствий при их реализации. Однако, как составная часть исследования свободы, знание ценностей в меняющемся обществе и их динамики представляется необходимым;

— исследование социальной структуры, социальной стратификации и социальной мобильности (М. Вебер, П. Сорокин, Т. И. Заславская, Т. Ю. Богомолова, З. Т. Голенкова, Е. Д. Игитханян, В. Ильин, В. В. Радаев, О. И. Шкаратан, B.C. Тапилина, Н.Е.ТихоноваБ. Барбер, R.K. Merton, S.F. Nadel, А. Stewart, К. Prandy, R. Blacburn и др.). Результаты этих исследований, будучи «переопределенными» в контексте свободы, дают знание о динамике возможностей и социальных ограничителей в ходе реформ. Разумеется, в контексте нашего проблемного поля это знание первоначально имеет лишь «гипотетический статус», ибо не все социальные ограничители на практике являются ограничителями индивидуальной свободы, и не все анализируемые исследователями оси социальной стратификации для разных индивидов (групп) обладают одинаковой значимостью и присутствуют в актуальных полях индивидуальной свободы. В качестве теоретической основы стратификационной «проекции» в данном случае больше всего подходит веберианство. В первую очередь благодаря трем следующим положениям теории М. Вебера и его последователей: а) существует множество относительно самостоятельных иерархий, каждая социальная группа одновременно занимает несколько позиций, определяемых престижем образования и профессии, ценностями и нормами поведения, стилем жизни и др.- экономическая проекция — одна среди многихб) в центре вниманияне уже сформировавшиеся структуры, а структуры формирующиеся, системы социального действия, что, думается, более характеризует состояние дел в современном российском обществев) учет не только текущего положения индивида (группы) на разных позициях, но и «потенциала» этих позиций — перспектив социального продвижения, которые они «обещают» ;

— исследование доступных разным группам или предпочтительных для них стратегий социальной адаптации (Е.С. Балабанова, JI. А. Гордон, Л. В. Корель, Э. Фромм, П. Штомпка, В. А. Ядов, Jochim Michael А., R.K. Merton и др.). Важность этого направления связана с тем, что именно в ходе социальных адаптаций формируются новые нормы и «правила игры» и осуществляется обратное воздействие индивидуальной свободы на свободу социетальную. В кардинально меняющемся обществе особый интерес для анализа механизмов и результатов социальной адаптации в контексте свободы-несвободы представляет диспозиционная теория саморегуляции социального поведения личности В. А. Ядова, а также представление о типах индивидуальной адаптации к структурной аномии Р. Мертона и институционализации отклонений П. Штомпки. Поскольку феномен свободы включает элемент восприятия индивидами окружающего мира, то важные перспективы для исследований ее внутренних аспектов в процессе социальной адаптации к новым условиям открывает феноменологическая социология «повседневного знания» (П.Бергер, Т. Лукман).

Теоретико-методологические основы исследования социеталъной свободы и ее взаимосвязи с индивидуально-групповой сложились как в рамках самой социологии, так и в смежных науках. Прежде всего, это:

— социологические теории социальных изменений, сочетающие макрои микроуровни анализа социальной реальности: теория «трансформационного процесса» Т. И. Заславской и теория «социального становления» П. Штомпки;

— теоретические концепции социальной структуры, включая выделение разных типов поведенческих реакций на деформации в ней и институционализацию отклонений {Т.И.Заславская, R.K.Merton, П. Штомпка) — современные научные концепции взаимосвязи между индивидуальной свободой и свойствами общественной системы: либеральные концепции свободы (Ф.фон Хайек, М. Friedman, Л. фон Мизес, Ф. Фукуяма) — социально-психологическая концепция свободы («бегства от свободы») Э. Фроммакритическая теория «одномерного человека» Г. Маркузеконцепция промежуточного государства Я. Корнаи;

— концеции взаимосвязи между экономической и политической свободами (М. Friedman, К. Гаджиев) — либеральная концепция правопонимания (Завадская Л.Н., Нерсесянц B.C., Лившиц Р. З., Малеин Н. С. и др.).

Методология базируется на сочетании трех ветвей социологического знания: феноменологической, социоструктурной и институциональной.

Замысел исследования в самых общих чертах состоит в обосновании, разработке и реализации социологической перспективы изучения феномена свободы в меняющемся обществе. Это предполагает разработку теоретико-методологического подхода, системы понятий, методики эмпирического обследования и, в конечном счете, целостной социологической теории, облегчающей понимание закономерностей изменения свободы на разных уровнях социальной реальности в терминах и проблемах данного общества. В силу «междисциплинарной» природы социологии эта перспектива базируется на достижениях самых разных наук, традиционно изучавших феномен свободы: философии, экономической теории, психологии, праве. Но в то же время она охватывает такой спектр проблем и ставит такие задачи, которые в других науках оставались без достаточного внимания и игнорирование которых затрудняет понимание закономерностей трансформации свободы в меняющемся обществе.

Цель исследования состоит в выявлении закономерностей 4 (тенденций, механизмов, факторов и ограничителей) трансформации свободы в условиях реформ на разных уровнях социальной реальностисоциетальном и индивидуально-групповом, — рассматриваемых во взаимосвязи друг с другом, и оценке на этой основе перспектив современного трансформационного процесса в России.

Реализация этой цели предполагает решение следующих основных задач.

1. Определить степень соответствия между разными уровнями социетстъной свободы в реформируемом обществе: декларированным, возможным, реализуемым. Выявить, какие из провозглашенных в ходе реформ социально-экономических прав и гражданских свобод представляются разным группам индивидов наиболее значимыми, а какиеменее значимыми или не значимыми совсем. Оценить сравнительную значимость прав новых и старых, обретенных и утраченных. На этой основе определить наиболее распространенные образы желаемой социетальной свободы в современном российском обществе. Выявить величину, факторы й последствия несоответствий между разными уровнями социетальной свободы: декларированным, желаемым, — возможным и реализуемым.

2. Выявить наиболее распространенные смысловые образы индивидуальной свободы в современном российском обществе. Определить степень присутствия в них независимости, самостоятельности, права как необходимых элементов и условий индивидуальной свободы в западной трактовке. На этой основе попытаться оценить возможности соприкосновения и расхождения двух процессов: (1) становлении западной институционально-правовой свободы и (2) продвижении российского общества к более свободному в том смысле, как понимают свободу большие группы его граждан.

3. Определить динамику самостоятельности, независимости и индивидуальной свободы за годы реформ. Выявить основные факторы изменения уровня индивидуальной свободы разных групп российского общества. Построить социальные портреты групп, которые в современных условиях повысили уровень своей свободы и которые, напротив, понизили его. Определить различия между ними в реализуемых адаптационных стратегиях. Выявить оси социальной стратификации, изменение позиций на которых в настоящее время в наибольшей мере сказывается на динамике индивидуальной свободы.

4. Построить классификацию ограничителей свободы, которая отражала бы как объективные, так и субъективные особенностипереходного периода и облегчала понимание закономерностей адаптации и изменения уровня свободы разных групп. Выявить основные закономерности трансформации ограничителей свободы в кардинально меняющемся обществе и на этой основе оценить возможности смягчения последних или конструктивной адаптации к тем ограничителям, которые преодолеть невозможно.

5. Выявить характер доминирующих социальных взаимодействий, которые скрываются за современными ограничителями индивидуальной свободы и новыми социальными ролями. Оценить их с точки зрения соответствия природе «западных» прав и свобод.

6. Оценить динамику, масштабы, виды и степень устойчивости (перспективы институционализации) неправовой свободы. Выявить представления разных групп о сферах жизнедеятельности, где чаще всего нарушаются их значимые права, и субъектах, которые чаще всего их нарушают. Определить виды и способы, а также результативность самостоятельной защиты населением своих прав. Определить представления россиян о сравнительной эффективности разных способов самозащиты значимых прав в современных условиях (законных и противозаконных, экономических и неэкономических, протестых и конформистских, силовых и мирных, индивидуальных и коллективных, открытых и теневых и пр.). Оценить воздействие наиболее распространенных видов и способов самозащитного поведения на действительно формирующуюся в современных условиях социетальную свободу, равно как и на степень ее отклонения от провозглашенной и желаемой институционально-правовой свободы.

7. Оценить в контексте свободы-несвободы механизмы и результаты современного адаптационного процесса. Выявить степень распространения добровольных и вынужденных социальных адаптаций, а также прогрессивных (конструктивных) и регрессивных (разрушительных) адаптаций. Построить социальные портреты «прогрессивных адаптантов», «регрессивных адаптантов» и «неадаптантов». Определить воздействие современного адаптационного процесса на перспективы институционализации новых прав.

8. Выявить основные черты реально складывающейся социеталъной свободы и на основе разработанной социологической теории оценить перспективы современного трансформационного процесса в России в контексте свободы-несвободы.

Основная гипотеза исследования. При крупных переменах, таких как происходящие сейчас в российском обществе, необходимо различать два процесса: (1) провозглашенное движение к такой социеталъной свободе, которая максимально приближена к западной институционально-правовой свободе- (2) движение к такой социеталъной свободе, при которой все большее число членов общества (с теми целями и ценностями, которые у них имеются в данный момент и которые не изменить мгновенно) обретают все больше возможностей для развития по законом своей собственной жизнедеятельности, т. е. для увеличения индивидуальной свободы в том смысле, как они сами ее понимают. Это два разных процесса, которые требуют разных условий и разного времени для своей реализации и которые в реальной жизни могут пересекаться лишь частично, а могут вообще развиваться в прямо противоположных направлениях. В настоящее время имеется существенный разрыв между этими процессами, причем за годы реформ он увеличился и в ближайшей перспективе при сохранении существующих условий будет расти.

Эмпирический объект, информационная база и методы исследования. Поскольку уровень потенциальной и реальной свободы, которую несут новые права и общественные отношения жителям разных типов поселений неодинаков, то информационной базой исследования являлись материалы серии репрезентативных социологических обследований, проведенных в разных типах поселений. Городское исследование базировалось на материалах социологического обследования, проведенного в г. Новосибирске в ноябре-декабре 1998 г. (работающее население) и в январе 1999 г. (безработные и учащиеся средних специальных и высших учебных заведений). Выборочная совокупность (602 чел.) репрезентирует генеральную по полу и возрасту трудоактивного населения. В нее вошли лица, занятые на предприятиях разных отраслей и форм собственности, включая частных предпринимателей без образования юридического лица. С некоторой долей условности (устаревшие данные микропереписи, скорректированные экспертными оценками) можно говорить о репрезентативности данных и по уровню образования занятого населения. Информационной базой сельских исследований стали данные серии социологических обследований, проведенных ИЭиОПП СО РАН в Алтайском крае (один сельский район.

1995 г.) и Новосибирской области (один сельский район и малый город.

1996 г., два сельских района — 1997 г.). Выборочная совокупность репрезентирует генеральную по полу, возрасту и уровню образования взрослого населения (1995г., 344 чел.) и населения трудоспособного возраста (1996г., 340 чел.), по полу и возрасту взрослого населения (1997г.,.

551 чел). Выборка стратифицированная (по типам поселений), двухступенчатая (1 — выбор населенного пункта, 2 — выбор респондентов).

Данные массовых опросов дополнялись материалами неформализованных интервью с «шабашниками» -строителями, коммерсантами (г.Новосибирск, 1998 г.), анализом школьных сочинений на тему: «Что я думаю о свободе», а также статистическими данными и материалами периодической печати.

В анализе внешней проекции свободы использовались законодательные и нормативные акты, позволяющие выявлять область правовой свободы и изменения в декларированных правах и ограничителях свободы в ходе реформ.

Методы сбора целевых социологических данных: неформализованное и формализованное интервьюирование. Методы анализа данных. В ходе исследования применялись методы прикладного многомерного статистического анализа: простые и комбинационные группировкидля оценки качества полученных результатов использовались статистические критерии связи (Хи-квадрат Пирсона, коэффициенты Крамера). Для выявления степени распространения в образах индивидуальной свободы феноменов независимости, самостоятельности, права осуществлен контент-анализ более 600 определений свободного человека, данных самими респондентами.

Научная новизна работы состоит в следующем:

I. В области теории:

1.1. Разработана (и верифицирована) экономико-социологическая концепция взаимосвязи индивидуальной свободы с независимостью и самостоятельностью, согласно которой связи между этими феноменами могут быть более многообразными, чем допускает западная общественная и научная традиция. Независимость, как и самостоятельность, может быть 1) элементом свободы, 2) способом ее увеличения в данных условиях и обстоятельствах, 3) ограничителем индивидуальной свободы.

Со временем при определенных условиях эти связи могут перетекать одна в другую.

1.2. Разработана частная концепция о закономерностях трансформации и метаморфозе ограничителей свободы в реформируемом обществе. Она базируется на разграничении социальных ограничителей и ограничителей свободы и построении такой классификации последних, которая учитывает как объективные, так и субъективные особенности переходного общества, позволяет оценить закономерности трансформации социетальной свободы во взаимосвязи с изменением индивидуальной свободы разных групп. Согласно этой концепции в условиях кардинальных изменений расширение спектра ограничителей индивидуальной свободы в принципе неизбежно (что, разумеется, не исключает еще и искусственного их усиления). Но в тех случаях, когда самостоятельность и независимость являются элементами свободы, последняя может возрастать (сохраняться), несмотря на рост ограничителей. Во всех остальных случаях чаще всего наблюдается расхождение динамики самостоятельности, независимости и свободы, которое мало поддается преодолению силами самих индивидов (при пассивной позиции государства) и активно препятствует институционализации новых прав.

1.3. Разработана концепция о механизмах и результатах социальной адаптации в контексте свободы-несвободы. В ее основе — различение трех разных феноменов: добровольных (вынужденных) действий и состояний, социальной адаптации и индивидуальной свободы. На возрастание (сохранение) уровня индивидуальной свободы в момент времени I оказывают воздействие как адаптационные (добровольные и вынужденные), так и неадаптационные (добровольные и вынужденные) социальные действия и состояния в моменты времени t и 1-п (где п>0, а оценка в настоящий момент времени включает и будущие ожидания). Накопленный вклад разного рода адаптаций к новым условиям в динамику индивидуальной свободы в каждый данный момент времени лучше всего улавливается через феномены прогрессивной (созидательной) и регрессивной (разрушительной) адаптаций. Адаптация представлена как процесс, который задает пределы и направления трансформации социетальной свободы в ходе изменения (сохранения) индивидуально-групповых свобод, как процесс, через посредство которого идет поиск «компромисса» между разными уровнями свободы.

1.4. Обоснована правомерность и продуктивность использования конструкта «неправовая свобода» в социологическом исследовании феномена свободы. На основе переопределения известных классификаций видов социальных взаимодействий (П.Сорокин, Ю. Делевский) применительно к неправовому социальному пространству выделены 4 типа неправовых социальных взаимодействий: односторонниеантагонистические и солидаристические, двусторонние антагонистические и солидаристические. На основе анализа их вплетенности в современный адаптационный процесс сделан вывод об устойчивости феномена неправовой свободы и его активной институционализации. Этому способствует и то, что ролевая система нестабильного, меняющегося общества сама по себе предрасположена к усилению неправовой свободы.

1.5. Все перечисленные выше концепции и теоретические представления интегрированы в социологическую теорию трансформации т свободы, дающей целостное представление о ее закономерностях и существенных связях в меняющемся обществе. Эта теория базируется на разграничении свободы трех уровней — социетальной, групповой и индивидуальной, которые сохраняют определенный уровень автономности друг от друга и в то же время находятся в тесном взаимодействии. Согласно этой теории не существует универсальной свободы — ни социетальной (пригодной для всех обществ), ни индивидуально-групповой (единой для всех групп и индивидов внутри каждого общества). В каждый момент времени смысловые образы свободы многообразны (многогранны и иерархически устроены) и отражают индивидуально-групповые различия в целях, ценностях, доступных (и допускаемых) способах их достижения, особенности социально-экономического и культурного развития общества и др. Поэтому даже такие «базовые» конструкты свободы, как независимость, самостоятельность, право, занимая центральное место в доминирующих образах свободы в одних обществах (или у одних групп), могут находиться на периферии или за пределами поля актуальной индивидуальной свободы в других обществах (или у других групп). Не только социетальная свобода оказывает воздействие на индивидуально-групповые свободы, но и последние активно воздействуют на первую, задавая пределы и направления ее трансформации. Насаждение даже самого прогрессивного типа социетальной свободы, не отвечающего актуальным жизненным целям и ценностям больших групп населения, сопровождается формированием такой системы ограничителей индивидуальной свободы, адаптация к которой приводит к утрате провозглашенной социетальной свободой своих сущностных признаков и массовому снижению индивидуальных свобод.

II. В области методологии:

2.1. На основе анализа достижений и ограничений в познании феномена свободы науками, традиционно его изучавшими (философии, психологии, экономической теории, права), обоснована правомерность и продуктивность развития социологии свободыопределены ее границы и место в системе научного знания о свободе.

2.2. В рамках социологического знания разработан и реализован оригинальный теоретико-методологический подход, позволяющий оценивать закономерности современного трансформационного процесса в контексте свободы. Его сущность в самых общих чертах состоит в выделении двух «проекций» феномена свободы: внутренней и внешней, и последующей их интеграции на трех основах: институционально-правовой, ценностно-деятельностной и стратификационной.

2.3. Разработан и реализован новый подход, позволяющий оценивать динамику социальной стратификации в контексте свободы-несвободы. В его рамках свобода выступает: а) критерием отбора наиболее важных для данного субъекта статификационных осей, б) внешним измерителем движения индивидов на этих частных осях, в) интегральной переменной социальной стратификации, которая отражает совокупное воздействие изменения позиций субъекта сразу на всех значимых для него осях, определенным образом иерархизированных им же самим — исходя из его собственных жизненных целей и ценностей и динамики возможностей их реализации. Динамика позиций на традиционных осях социальной стратификации (экономической, управленческой, профессиональной, образовательной и др.) при этом оценивается по тому вкладу, который она вносит в осуществление желательного перемещения на интегральной оси. III. В области методики:

— разработан и апробирован инструментарий социологического исследования феномена свободы в меняющемся обществе. На основе анализа первичных определений свободы (свободного человека), которые давали сами респонденты, показана проблематичность использования термина «свобода» в массовых опросах как для выявления динамики индивидуальной свободы, так и для определения (отслеживания) ее взаимосвязи с изменением социетальной свободы в ходе реформ. Из-за своей расплывчатости термин «свобода» распространяется как на пространство актуальных жизненных возможностей индивидов, так и за его пределы. Причем вытеснение феномена свободы из актуального жизненного пространства индивидов в большинстве случаев происходит искусственно и вызвано тем, что они не связывают свои определения свободы с такими ее инвариантами, как 'возможность действовать посвоему' или 'осознание изменения (и изменение) границ своих возможностей'.

IV. Получены новые содержательные результаты:

4.1. Выявлены смысловые образы индивидуальной свободы россиян. Установлено, что поле индивидуальной свободы в настоящее время лежит в пространстве преимущественно социально-экономическом, а не в политическом или юридическом. В динамику индивидуальной свободы наибольший вклад вносят (и в ближайшее время будут вносить) материальная ось, ось стабильности жизненных позиций, профессионально-трудовая, образовательная оси и др. Что касается самостоятельных и независимых от властей социальных действий и состояний (а именно они необходимы для успешной институционализации новых прав), то пока в большинстве случаев они лежат за пределами области актуальной социальной свободы. Поэтому их интеграция со свободой возможна только в том случае, если они станут более эффективными (по сравнению с менее самостоятельными и более зависимыми социальными действиями и состояниями) способами достижения действительно важных в данный момент целей (ценностей) — в первую очередь, — социально-экономических.

4.2. Определены основные виды и закономерности динамики ограничителей свободы в периоды кардинальных общественных преобразований. На данном этапе реформирования основные из них следующие: 1) возрастает спектр ограничителей свободы- 2) изменяется их качественный состав- 3) меняется их относительная значимость, иерархия- 4) возрастают усилия большинства индивидов на преодоление этих ограничителей- 5) уменьшаются шансы многих социальных групп их преодолеть, увеличиваются различия в возможностях разных групп сделать это. Новые ограничители свободы оказались настолько сильными, что на их фоне у части индивидов (особенно селян) произошла метаморфоза в восприятии административно-командных ограничителей: даже самые очевидные из них (дефицит, неоправданные привилегии власть имущих, малый выбор рабочих мест на селе и др.) перестали рассматриваться препонами дореформенной жизни. Оказалось также, что снижение уровня свободы на данном этапе реформирования в большом числе случаев усилено искусственно.

4.3. Две основные особенности современной системы ограничителей свободы — доминирование вертикальной и неправовой составляющихуказывают на то, что степень продвижения к западной социетальной свободе отнюдь не такова, как могло бы показаться исходя из изменений в ролевой системе общества. Институционализируясь в условиях неправовой свободы и доминировании, как и прежде, отношений господства-подчинения, «западные» права обретают «незападное» качество.

4.4. В ходе репрезентативных социологических обследований определены разные виды и субъекты неправовых социальных взаимодействий, степень их распространенности в разных сферах жизнедеятельности, а также масштабы и результативность самозащитного поведения населения. Установлено, что «неправовая свобода» не только широко распространена в современном трансформационном процессе: идет активный процесс ее институционализации.

4.5. В механизмах современного адаптационного процесса устойчиво преобладают преимущественно вынужденные адаптации над добровольными, а в результатах — преимущественно регрессивные (разрушительные) над прогрессивными (созидательными) адаптациями. Между городом и селом имеются значительные различия по результативности адаптации в контексте свободы. Тем не менее повсеместно ее особенности таковы: адаптации представляют собой преимущественно самостоятельный процесснесмотря на рост трудовых усилий, они чаще всего сопряжены со снижением уровня индивидуальной свободыроль добровольных механизмов невелика и определяется не столько осознанием преимуществ нового по сравнению со старым, сколько простой надеждой на лучшее будущееадаптированность носит сиюминутный характер.

4.6. Разные типы адаптантов («прогрессивные адаптанты», «регрессивные адаптанты», «неадаптанты») придают разную значимость провозглашенным в ходе реформ правам, однако степень использования этих прав повсеместно очень низка. Несоответствие между востребованными правами и другими уровнями социетальной свободы (декларированным, желаемым, возможным) в настоящее время мало сглаживается. Более того, в современном адаптационном процессе сложился целый ряд взаимосвязанных механизмов, которые работают на усиление рассогласования между разными уровнями социетальной свободы, препятствуя институционализации и интернализации новых прав. Основные из этих механизмов: поддержание отчуждения от новых прав, отложенный спрос на новые права, неправовая реализация новых прав, разочарование в новых правах из-за недопонимания их природы, воспроизводство «западных» прав на административно-командной основе.

4.7. В результате показано, что переход российского общества к западной институционально-правовой свободе и его продвижение к более свободному (как понимают свободу большие группы его членов) — два разных процесса, требующие разных условий и разного времени для своей реализации. В ходе современных реформ разрыв между ними углубляется. Сохранится он и в перспективе.

Все обозначенные выше результаты исследования, определившие его новизну, выносятся на защиту.

Практическая значимость исследования. Полученные результаты используются в преподавании курсов по социологическим специальностям в ряде вузов России (Москва, Нижний Новгород, Новосибирск). Социологическая перспектива изучения феномена свободы открывает новые возможности теоретического и эмпирического анализа закономерностей современного трансформационного процесса в России и тем самым может играть важную роль в выборе и обосновании направлений социально-экономической политики, их дифференциации для разных социальных групп и оценке результативности осуществляемых преобразований с точки зрения соответствия одному из важнейших критериев общественного развития, каким является переход к более свободному обществу.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования докладывались и обсуждались на международной конференции «Российские общественные науки: новая перспектива» (октябрь, Москва, 1999), на международном симпозиуме «Куда идет Россия?.» (январь, Москва, 2000). Среди научных докладов, специально изданных ИЭиОПП СО РАН к ХШ и XIV конгрессам Всемирной социологической ассоциации (Билефельд, 1994; Монреаль, 1998), результаты исследования представлялись и на этих форумах. Своеобразной апробацией замысла и основных результатов исследования стало участие и победа в пяти конкурсах, ежегодно проводимых Московским общественным научным фондом (с 1993 г.), работа по грантам (Фонд Сороса, 1996;1997) и Фонда Макартуров (1998;1999).

Результаты исследования нашли отражение в двух индивидуальных монографиях, в главах четырех коллективных монографий и серии статей, опубликованных в научных журналах и сборниках. Всего по теме исследования опубликовано 53 работы общим объемом более 90 п.л.

Структура работы и общая логика исследования. Диссертация состоит из введения, 10 глав, объединенных в три части, заключения, библиографии и 3 приложений. В приложения включены: анализ взаимосвязи между индивидуальной и социетальной свободами в современных научных концепциях (Приложение 1), характеристика информационной базы исследования с иллюстрацией на примере города и села социоструктурных различий в контексте свободы (Приложение 2) и инструментарий социологических обследований (Приложение 3).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Социологическая теория трансформации свободы и перспективы трансформационного процесса в России.

1. Перспективы трансформационного процесса в контексте свободы-несвободы.

Главный вывод, который можно сделать из проведенного анализа, состоит в том, что а) провозглашенное движение к западной институционально-правовой свободе и б) продвижение российского общества к более свободному (в том смысле, как понимают свободу большие группы его членов), — это два разных процесса, которые требуют разных условий и разного времени реализации. Судя по набору важнейших стратификационных шкал, по доминирующим образам индивидуальной свободы и действительным изменениям в системе социальных отношений, которые скрываются за новыми экономическими и неэкономическими ролями, существенный разрыв между этими процессами сохранится и в перспективе. В принципе, большие группы и слои российского общества сегодня находятся в таких условиях, что способны почувствовать себя более свободными и без необходимых атрибутов западной свободы или в самом начале пути к ней. В этом смысле либерализм (особенно в его классической версии, какую пытались реализовать отечественные реформаторы) пока не является единственным (и тем более неизбежным) путем перехода российского общества к более свободному (как понимают свободу большие группы его членов). По крайней мере, в ближайшей перспективе.

Исследование образов индивидуальной свободы, которые сегодня имеются у разных индивидов (групп), а также динамики социальной стратификации в контексте свободы показало, что поле индивидуальной свободы в настоящее время лежит преимущественно в социально-экономическом, а не в политическом или юридическом пространстве. У большинства групп (прежде всего из базового и нижнего, по типологии Т. И. Заславской, слоев), динамика индивидуальной свободы в современных условиях определяется (и в ближайшее время будет определяться) результативностью усилий, направленных на улучшение позиций в первую очередь на материальной, профессионально-трудовой и образовательной осях, а по возможности и на оси стабильности жизненных позиций и безопасности. В большинстве случаев эта динамика отрицательная, что связано как с ростом (естественным и искусственным) числа ограничителей свободы, так и с сужением доступных способов преодоления этих ограничителей или конструктивной адаптации к тем из них, которые преодолеть нельзя.

Что касается самостоятельных и независимых от властей социальных действий и состояний (а именно они необходимы для успешной институционализации новых прав), то в большинстве случаев они лежат вне области актуальной индивидуальной свободы. На входе в реформы независимость и самостоятельность не являлись элементами свободы в том смысле, как ее понимает большинство населения. В перспективе же они могут интегрироваться со свободой, лишь став более эффективными (по сравнению с несамостоятельными и зависимыми) способами достижения действительно важных в данный момент целей и ценностей. Пока же этого нет, говорить об индивидуальной свободе только в терминах самостоятельности и независимости, значит существенно усечь сложившиеся у большинства россиян образы свободного человека и значительно их исказить. Какими бы «неправильными» и даже «уродливыми» ни казались эти образы ученым экспертам, они отражают реальное состояние массового сознания в данных условиях, особенности национальной культуры, результаты аккумуляции социального опыта (своего и других) и пр.

Динамика индивидуальной свободы, самостоятельности и независимости — разные процессы, со своими закономерностями, ограничителями и благоприятствующими факторами. Поэтому целесообразно разделять социальные действия: а) выполняемые самостоятельноб) способствующие увеличению (сохранению) индивидуальной свободы и в) содействующие институционализации провозглашенной социетальной свободы. Степень включения людей в самостоятельные социальные действия, без опоры на помощь властей, уже сейчас достаточно велика. Но эта самостоятельность в большинстве случаев не стала ни способом расширения индивидуальной свободы (будучи в большинстве случаев не добровольной, а вынужденной), ни средством претворения в жизнь элементов новой социетальной свободы.

Несмотря на, казалось бы, бесспорное продвижение к западной институционально-правовой свободе (судя по изменениям в ролевой системе общества), подлинной либерализации общественных отношений в России не произошло. Использование новых прав в качестве способа расширения самостоятельности и свободы в современных условиях нередко сопряжено не с уменьшением, а, напротив, с еще большим усилением зависимости от властей, а также с ростом незащищенности и от противоправных действий властей, и от чисто преступных действий. В ходе современных реформ большие группы лишились первостепенных социально-экономических прав, и в этих условиях им либо вообще нет дела до «западных» прав, либо они, хотя и желаемы, но не доступны.

В желаемом образе социетальной свободы как сторонники, так и противники «западной» модели отводят важное место усилению роли государства. И хотя разные группы понимают ее по-разному, все соглашаются с тем, что без сильной государственной власти новые права не могут установиться, а первостепенные социально-экономические права — воспроизводиться на необходимом уровне. К тому же без усиления роли государства невозможно создать условия для развития отечественного производства, восстановить продовольственную безопасность и усилить независимость страны.

На примере города и села, мы убедились, что, наряду с различиями в образах желаемой правовой свободы, существенны различия и в социоструктурной доступности новых прав, которая становится новым фактором социальных неравенств.

В условиях правового беспредела и безучастности государства самостоятельные попытки разных групп преодолеть возросшее число ограничителей свободы или адаптироваться к ним (добровольно или вынужденно) способствуют институционализации такой социетальной свободы, которая отклоняется как от «западной», так и от желаемой для них самих. Формирующаяся при этом самостоятельность имеет принципиально отличную от западных аналогов природу. А большие группы населения чувствуют себя еще менее свободными, чем прежде.

Современная «свобода по-российски» — это некий гибрид прежней (административно-командной) и новой свободы, в котором прежняя социетальная свобода видоизменилась за счет усиления неправового и непроизводительного элементов, а новая (рыночная и демократическая), формируясь в условиях произвола и безнаказанности, обретает сущностные признаки, отличные от западной социетальной свободы. Современную социетальную свободу в России молено определить как неправовую и «незаконопослушную» (в гражданском плане), в значительной мере сохранившую прежние административно-командные зависимости, где властвует не закон, а личные предрасположенности, распоряжения, улаживания, неформальные связи и др. (в экономико-политическом плане) — как непроизводительную, больше способствующую торгово-финансовой, чем производственной активности (в структурно-отраслевом плане).

Отношения господства-подчинения (или властвования), как известно, являются базисными социальными отношения административно-командной системы. Они же выступают и главным внутренним ограничителем ее возможностей. И именно их в первую очередь должны были потеснить российские реформы, ориентированные на западное общественное устройство. Однако в силу инерции, которая неизбежна в динамике любых общественных структур, в трансформации социетальной свободы сегодня присутствуют и еще долгое время будут иметь место «административно-командные» элементы (т.е. прежние нормы социальных взаимодействий). Как мы видели, в современных социальных взаимодействиях традиционные для советского общества зависимости воспроизводятся вновь и вновь. Они тесно оплетают новую ролевую систему общества, которая пока напоминает западную больше по форме, чем по содержанию.

Более того, прежние административно-командные зависимости дополнились ныне усилением неправовых элементов. Причем неправовая свобода не просто нарастает, но и активно институционализируется. Она превращается в очень устойчивый элемент новой социетальной свободы, который в будущем еще долго будет определять направление и пределы трансформации последней.

В современных условиях для большинства россиян (как сторонников, так и противников новой институционально-правовой свободы) «неправовая свобода» выступает средой адаптационного процесса (ибо неправовое социальное пространство стало более реальным, чем правовое) — широко распространенным адаптационным механизмом и каналом новых социальных неравенстводним из наиболее трудно преодолимых препятствий социальной адаптации к новым условиям и одним из наиболее неблагоприятных ее результатов.

Отрицательная динамика индивидуальной (групповой) свободы чаще всего наблюдается вовсе не потому, что всё более прочные позиции занимает западная социетальная свобода. Проверка общества западной свободой — дело будущего и, судя по всему, достаточно отдаленного. Тем более, что в ходе самостоятельных адаптаций разных групп к новым условиям уже сложился целый ряд механизмов, которые препятствуют институционализации и интернализации новых прав. Принимая во внимание бессилие и безучастность государства, ослабление институционально-правовой и разрушение производственной систем за годы реформ, можно признать, что сегодня у российского общества шансов продвинуться к западной институционально-правовой свободе стало еще меньше, чем в начале реформ.

Однако это вовсе не означает, что автоматически (и пропорционально) снижаются шансы российского общества стать более свободным в том смысле, как чаще всего понимает свободу большинство его членов. Напротив, как раз здесь благоприятные перспективы более вероятны. Во-первых, планка в данном случае не столь высока, как у западной институционально-правовой свободы, а во-вторых, точка отсчета, крайне низкая и в дореформенный период, за годы реформ еще более снизилась и, находясь на низком уровне продолжительное время, стала привычной для большой части общества. Подчеркну, что феномен «привыкания к худшему» — важный элемент современных регрессивных адаптаций. Более того, в новых условиях социализировалось уже целое поколение молодежи, склонное воспринимать нынешнюю точку отсчета как саму собой разумеющуюся данность («Нам не с чем сравнивать»). Так что любое продвижение вверх в значимом жизненном пространстве не останется незамеченным, и будет восприниматься как расширение уровня индивидуальной свободы и молодыми, и более старшими группами.

Каковы же перспективы институционализации и интернализации провозглашенных в ходе реформ прав, которые по природе своей предполагают включение индивидов в самостоятельные и независимые действия и состояния? Относительно невысокая значимость самостоятельности и независимости — даже на фоне демонстрируемой лояльности населения к либеральным правам, — указывает на то, что при сохранении нынешних условий эти права еще долго будут занимать второстепенное место в поле актуальной индивидуальной свободы или же вообще находиться за его пределами.

В перспективе шансы на интернализацию новых прав будут тем выше, чем больше они будут способствовать продвижению индивидов на действительно значимых для них осях (преимущественно социально-экономических). Важно, чтобы индивиды быстрее достигли таких позиций на них, которые создадут им своеобразный тыл, позволяющий оторваться от материально-бытовых проблем и нищеты и по заслуге оценить новые права, а вместе с ними — самостоятельность и независимость в их западном понимании. В этом смысле либерализация российского общества в западной трактовке этого слова может произойти лишь по мере и на основе его подлинной либерализации, соответствующей пониманию свободы самими россиянами.

На ценностно-деятелъностном уровне пока сохраняется потенциал и для интернализации западных прав, и для роста самостоятельности как самоценного состояния и способа увеличения (сохранения) индивидуальной свободы. Во-первых, еще далеко не все желающие воспользовались новыми правами, а во-вторых, не все воспользовавшиеся ими имеют возможность отстоять полученные и важные для них права законными способами. В результате велика доля тех, кто включаются в неправовые действия вынужденно и испытывают от этого внутренний дискомфорт. В то же время более половины респондентов отметили, что чувствуют себя комфортнее, когда имеют возможность действовать самостоятельно, обходиться без помощи других людей и ни от кого не зависеть. Даже среди проживающих в сельской местности 88% респондентов предпочли, чтобы их дети в новых условиях были самостоятельными, стремились всего достичь собственными силами и не зависеть от кого-либо.

Будут ли в перспективе разные группы активнее обращаться к новым правам, покажет время. При сохранении существующих условий ценностно-деятельностный потенциал для интернализации новых прав так и останется нереализованным, а потенциал для роста самостоятельности, если и реализуется, то, вероятнее всего, в неправовом социальном пространстве, способствуя дальнейшей институционализации неправовой свободы.

2. Основные теоретические положения: резюме и место в системе научного знания.

В заключение соберу воедино каркас той теоретической концепции, которая была положена в основу социологического анализа закономерностей и перспектив трансформации свободы в меняющемся обществе. Ибо она, во-первых, наиболее точно характеризует особенности социологической перспективы изучения феномена свободы, ее возможности и ограничения по сравнению с другими перспективами (философской, экономической, психологической и др.). А во-вторых, дает целостное знание о наиболее существенных социальных связях и закономерностях изменения свободы в кардинально меняющихся условиях, т. е. развивает социологическую теорию трансформации свободы.

1. Предлагаемая «версия» социологического видения свободы базировалась, во-первых, на том, что начатые общественные преобразования по-разному сказались на уровне свободы разных социальных групп. Прежде всего потому, что каждая социальная группа, занимая определенные позиции в социальной структуре общества, может включиться и включается (желают или не желают того ее представители) в ограниченные социальные отношения. Разные группы существенно различаются возможностями влиять на вновь провозглашаемые права (отношения), шансами воспользоваться ими, объемом необходимых для этого усилий (затрат, потерь), способностями к рефлексии, доступом к информации и пр.

А во-вторых, на том, — и это положение подчеркивалось особо, — что в данном обществе и в данный момент времени у разных социальных субъектов имеется свой образ индивидуальной свободы, свои жизненно важные цели и ценности, свои представления о допустимых способах и благоприятных условиях их достижения (независимо от того, прогрессивно ли это с чьей-то точки зрения или нет). И тот или иной тип социетальной свободы — будь то свобода «административно-командная» или «рыночная демократическая» — индивиды оценивают прежде всего как средство реализации своей личной свободы.

Поэтому в социологическом исследовании проблемы свободы в меняющемся обществе различались, как минимум, три разных аспекта: (1) условия и составные части индивидуальной свободы (в том смысле, какой в нее вкладывают разные группы в данный момент) — (2) условия и составные части социетальной свободы, которая в наибольшей мере способствовала бы увеличению индивидуальной свободы разных групп (т.е. доминирующий образ желаемой социетальной свободы) — (3) востребованную и реализуемую в ходе самостоятельных социальных действий (адаптационных и неадаптационных, добровольных и вынужденных) институционально-правовую и неправовую свободу, которая по существу и олицетворяет собой реально формирующуюся в российском обществе социетальную свободу.

2. Сущность теоретико-методологического подхода, разработанного для оценки современного трансформационного процесса в контексте свободы, в самых общих чертах состояла (1) в выделении двух «проекций» феномена свободы: внутренней (когда социальный субъект сам оценивает уровень и динамику своей свободы) и внешней (когда оценка динамики свободы социального субъекта делается исходя из изменений во внешней среде, независимо от того, осознает он их или нет, актуальны они для него в данный момент или нет) — (2) в последующей интеграции внешних и внутренних аспектов свободы на трех основах: институционально-правовой, ценностно-деятельностной и стратитификационной.

Институционально-правовая ось «задает» новые правила игрызакрепленные в новых экономических и политических правах внешние рамки индивидуальной свободы и допускаемые способы ее увеличения (сохранения). Ценностно-деятельностная ось «отфильтровывает» из этих изменений в социетальной свободе только актуальные для каждого индивида (те изменения, которые в данный момент значимым образом сказываются на уровне индивидуальной свободы в том смысле, как он сам ее понимает), а также «сигнализирует» о готовности индивида действовать в этом направлении. Наконец, стратификационная ось объединяет индивидов в группы, различающиеся реализуемыми возможностями повысить (сохранить) индивидуальную свободу (как они сами ее понимают) при данных изменениях в социетальной свободе.

3. Эта интеграция позволила обозначить исходные концептуальные положения социологической теории трансформации свободы. Основные из них следующие:

1) Социетальная и индивидуальная свободы, имея определенный уровень автономности друг от друга, в то же время находятся в тесном взаимодействии. Причем связь между двумя уровнями свободы может быть не только односторонней («сверхувниз»), но и двусторонней: индивидуальная свобода, испытывая на себе воздействие социетальной свободы, в свою очередь, может активно воздействовать на нее. В каждом обществе (или в одном обществе на разных этапах его развития) сила и характер взаимосвязи и автономности названных уровней свободы имеют свои особенности. То же самое относится и к разным группам одного и того же общества. Иными словами, социологическая модель трансформации свободы имеет многосубъектную проекцию.

2) В периоды крупных общественных изменений реально складывающаяся социетальная свобода и ее взаимосвязь со свободой индивидуальной — неизвестная со многими переменными. Можно высказывать предположения о ее характеристиках, но обнаружить их можно только эмпирическим путем. Априори можно утверждать, что она будет неизбежно отличаться от провозглашенной институционально-правовой свободы. Не более. Поэтому у теории трансформации свободы в меняющемся обществе должен быть «эмпирический статус».

3) В социологическом предметном поле феномен свободы нельзя понять вне связи с основными социальными отношениями и институтами данного общества Конкретные образы индивидуальной свободы, несмотря на все свое многообразие, в значительной степени отражают характер доминирующих в данном обществе социальных институтов, уровень развития экономической системы общества и др. Общественная система не только ограничивает, но одновременно и формирует индивидов, подавляя одни и развивая другие социальные качества. И пусть в прежние времена их индивидуальность подавлялась или ограничивалась, но сегодня они такие, какие есть. И оценивать динамику своей свободы социальные субъекты будут, именно, исходя из своей системы жизненных целей (ценностей), равно как и из изменений в возможностях и способах их реализации в новых условиях по сравнению со старыми.

4) Говорить о свободе или несвободе индивида (группы) в каком-то конкретном отношении имеет смысл тогда и только тогда, когда это отношение (объективное или субъективное) действительно значимо для социального субъекта — либо само по себе, либо как средство достижения (сохранения) других жизненно важных целей, ценностей. Ибо если тот или иной элемент социальной реальности (отношение, норма, процесс и др.) для индивида (группы) НЕ значим, если он привык (научен) обходиться без него и не испытывает в нем никакой нужды, то говорить о его несвободе в данном конкретном отношении бессмысленно.

5) Поскольку у разных индивидов (групп) имеются различные цели и ценности, а также неодинаковые возможности их реализации, то неизбежно будут различными конкретные смысловые образы желаемой ими индивидуальной свободы, равно как и ее динамика, ограничители и благоприятствующие факторы. Как показали обследования, у респондентов нет единого мнения даже по базовым признакам и ограничителям свободы.

6) Важным свойством свободы в социологическом предметном поле является ее относительность в пространстве и во времени, динамичность. Социальный субъект оценивает ее уровень либо путем сравнения тех возможностей достижения своих целей и ценностей, которые он имел в момент времени «Г, с возможностями, имеющимися в момент времени 'Ч+п» (где п>0, а оценка в момент 'Ч+п" содержит не только элементы пропшого и настоящего, но и оценку будущего, своего или значимых других), либо путем сравнения своих возможностей в каждый момент времени с уровнем и динамикой возможностей других групп (или даже обществ), либо на основе динамического и социального (социетального) сравнения одновременно. Так как основная часть российского населения за рубежом пока не бывала и не могла ощутить на себе преимущества и недостатки обществ с рыночной экономикой и демократическими традициями, то практически точкой отсчета чаще всего выступает уровень свободы в дореформенный период.

7) В основе реализуемой социологической модели лежит представление о человеке как существе преимущественно рациональном: он сам определяет, что для него важно в данный момент, а что нетпри каких условиях и какими способами он с меньшими препятствиями и усилиями (затратами) может достигнуть своих целей, а при каких — с большими и почемучто такое свобода и несвобода и пр. В отличие от психологии, социология не может проникнуть в глубины иррациональных импульсов и потому вынуждена ограничиться анализом целенаправленно и рационально обусловленного человеческого поведения. Именно в этом и состоит главная ограниченность реализуемого подхода, которая, впрочем, в периоды кардинальных социальных изменений смягчается целым рядом обстоятельств.

8) В переходных, нестабильных обществах, особенно если они ставят перед собой задачу перехода к большему уровню свободы, ось свободы имеет все основания стать отдельной (пусть и зависимой, интегральной) осью социальной стратификации. На этой оси разные группы распределятся в зависимости от того, расширяются или сужаются их возможности (объективные и субъективные) жить так, как они считают для себя наиболее подходящим. Конкретный смысл этого «наиболее подходящего для себя» у разных субъектов может быть разным. Однако типы динамики возможностей его достижения во многом схожи, они легко иерархизируются, размещаясь на оси в пространстве «лучше — хуже». Кроме того, поскольку в каждый момент времени в обществе имеется множество образов индивидуальной свободы, то для разных индивидов (групп) отдельные оси социальной стратификации обладают различной значимостью и нуждаются в индивидуальной оценке в контексте свободы-несвободы. Только в этом случае можно будет выявить воздействие социостратификационной динамики на уровень реальной социальной свободы, ее ограничители и благоприятствующие факторы.

Предлагаемый в рамках данной концепции теоретико-методологический подход кладет в основу стратификационного анализа феномен свободы-несвободы. Суть разработанного подхода в самых общих чертах состоит в том, что свобода выступает а) критерием отбора наиболее важных для данного субъекта статификационных осей, б) внешним измерителем движения индивидов на этих частных осях, в) интегральной переменной социальной стратификации, которая отражает совокупное воздействие изменения позиций субъекта сразу на всех значимых для него осях, иерархизированных им же самим, исходя из собственных жизненных целей и ценностей и динамики возможностей их реализации. Динамика позиций на традиционных осях социальной стратификации (экономической, управленческой, профессиональной, образовательной и др.) при этом оценивается по тому вкладу, который она вносит в осуществление желательного перемещения на интегральной оси.

4. Поскольку в современных условиях индивидуальная свобода трактуется большинством групп в социально-экономическом контексте, то ее расширение (сохранение) связывается с улучшением (сохранением) позиций прежде всего на социально-экономических осях. Что касается самостоятельных и независимых от властей социальных действий и состояний, то, воссоздавая свои образы индивидуальной свободы, индивиды чаще всего обходились без терминов «независимость» и «самостоятельность». Последующий анализ социальной стратификации в контексте свободы показал, что это не было случайным: самостоятельность и независимость в большинстве случаев и здесь оказались вне области актуальной социальной свободы.

5. Разработанная (и верифицированная) экономико-социологическая концепция взаимосвязи индивидуальной (групповой) свободы с независимостью и самостоятельностью позволила установить, что в современном российском обществе эти связи более многообразны, чем допускает западная общественная и научная традиция. Независимость, как и самостоятельность, может быть 1) элементом свободы, 2) способом ее увеличения в данных условиях и обстоятельствах, 3) ограничителем свободы. Наше исследование подтвердило тот факт, что сегодня в большинстве случаев независимость и самостоятельность не рассматриваются ни как элементы индивидуальной свободы, ни как способы ее увеличения (сохранения). Их шансы интегрироваться со свободой возрастут только в том случае, если они будут содействовать улучшению позиций индивидов в значимом жизненном пространстве, в первую очередь, — социально-экономическом. Однако в современных условиях этого чаще всего не происходит.

6. На одну из главных причин несоответствия между этими феноменами указывает разработанная в ходе данного исследования частная концепция закономерностей трансформации и метаморфозы ограничителей свободы в переходном обществе. Построенная классификация современных ограничителей свободы учитывает как объективные, так и субъективные особенности переходного периода. Основные закономерности динамики ограничителей свободы на данном этапе следующие: 1) расширяется спектр ограничителей свободы- 2) изменяется их качественный состав- 3) меняется их относительная значимость, взаимная иерархизированность- 4) возрастают усилия большинства индивидов на преодоление этих ограничителей- 5) уменьшаются шансы многих социальных групп их преодолеть, увеличиваются различия в возможностях разных групп сделать это. Новые ограничители свободы оказались настолько сильными, что на их фоне у части индивидов произошла метаморфоза в восприятии административно-командных ограничителей: даже самые очевидные из них (дефицит, неоправданные привилегии власть имущих, малый выбор рабочих мест на селе и др.) «затмились», перестали рассматриваться препонами дореформенной жизни. Оказалось также, что снижение уровня свободы на данном этапе реформирования в большом числе случаев усилено искусственно.

7. На типы социальных взаимодействий, которые скрываются за ограничителями индивидуальной свободы (и институционализируются под их «шапкой»), указывают две основные особенности их современной системы. Одна состоит в доминировании вертикальной составляющей, основанной (прямо или косвенно) на отношениях господства-подчинения, которые были базисными в «административно-командной» системе и, казалось, должны были отступить на второй план в новых условиях.

Вторая — в доминировании неправового социального пространства, где реализуются и дополнительно усиливаются ограничители свободы всех видов, включая вертикальные.

8. Для определения степени вплетенности неправовых социальных взаимодействий в современный трансформационный процесс, а также степени их устойчивости были выделены и проанализированы 4 их типа: односторонние антагонистические, двусторонние антагонистические, односторонние солидаристические, двусторонние солидаристические. Установлено, что «неправовая свобода» не просто широко распространена в современном трансформационном процессе в России: идет активный процесс ее институционализации. Институционально-#?правовая свобода — весьма устойчивый элемент новой социетальной свободы, который не изменить мгновенно вместе со сменой лиц, стоящих у руля. Об этом, в частности, свидетельствует то, что в верхних звеньях государственной бюрократии широко распространены двусторонние солидаристические неправовые взаимодействия во взаимоотношениях друг с другом и односторонние антагонистические взаимодействия — во взаимоотношениях с остальными группами (сказывается отсутствие в обществе надежных институциональных противовесов произволу властей). У рядовых групп, как мы видели, отклонение от правовых норм также уже превращается в норму, активно проникая в институты социализации молодого поколения.

Кроме того, ролевая система нестабильного, меняющегося общества всегда некоторым образом предрасположена к развитию неправовой свободы. Во-первых, провозглашенные реформаторами права пока еще не отвечают интересам и потребностям массовых групп населения, лежат за пределами их жизненных целей, не актуальны для них, воспринимаются многими как несправедливые. Новые ролевые ожидания не соответствуют правовым и моральным нормам, которые разделяют многие индивиды. Поэтому новая институционально-правовая свобода для них нелегитимна, а отклонения от новых ролевых ожиданий не сказываются отрицательным образом ни на оценке индивидами самих себя, ни на оценке их «значимыми другими». А во-вторых, в нестабильном обществе «не окрепли ролевые рамки» и для сторонников новой институционально-правовой свободы. Типичное для многих ролей поведение еще окончательно не оформилось, ослабился контроль за правильностью ролевого исполнения и др.

9. Анализ современного адаптационного процесса в контексте свободы выявил преобладание в его механизмах преимущественно вынужденных адаптации над преимущественно добровольными, а в его результатах — преимущественно регрессивных (разрушительных) адаптаций (и неадаптированное&trade-) над преимущественно прогрессивными (созидательными) адаптациями.

Разные типы адаптантов придают разную значимость провозглашенным в ходе реформ правам. Однако в современных адаптациях к новым условиям степень использования этих повсеместно очень низка. Несоответствие между востребованными правами и другими уровнями социетальной свободы (декларированным, желаемым, возможным) в настоящее время мало сглаживается. Более того, в современном адаптационном процессе сложился целый ряд взаимосвязанных механизмов, которые работают на усиление рассогласования между разными уровнями социетальной свободы, препятствуя институционализации и интернализации новых прав. Основные из этих механизмов: поддержание отчуждения от новых прав, отложенный спрос на новые права, неправовая реализация новых прав, разочарование в новых правах из-за недопонимания их природы, воспроизводство «западных» прав на административно-командной основе.

В результате подтвердилась основная гипотеза исследования о том, что провозглашенное движение к западной институционально-правовой свободе и продвижение российского общества к более свободному (в том смысле, как понимают свободу большие группы его граждан) — два разных процесса, которые требуют разных условий и разного времени для своей реализации. Существенный разрыв между этими процессами сохранится в перспективе. Судя по тем отношениям, которые скрываются за новыми ролями (правами), продвижение к западной институционально-правовой свободе в действительности оказалось еще меньшим, чем можно было бы ожидать, исходя из изменений в ролевой карте российского общества. Так что сегодня Россия имеет даже меньше шансов продвинуться к западной институционально-правовой свободе, чем имела на пороге реформ. * *.

Описанное исследование трансформации свободы в меняющемся обществе, думается, дает основание для вывода о правомерности и продуктивности дальнейшего развития социологической перспективы изучения данного феномена.

Делая акцент на социологическом подходе к изучению свободы, я отнюдь не абсолютизирую его и, разумеется, далека от мысли, что именно он позволит решить «вечную проблему свободы». Не умаляется значение и других подходов к познанию этого многогранного и сложного феномена, ибо социологическая модель свободы, как было показано, базируется на достижениях философского, психологического, экономического и правового подходов. В то же время в поле зрения социологии свободы попадает такой спектр проблем, которые в науках, традиционно изучавших свободу, оставались без достаточного внимания, и без которых нельзя продвинуться к пониманию ее сущности, особенно в меняющемся обществе. В этом смысле социологическая перспектива анализа способна существенным образом обогатить научное знание о феномене свободы.

Кроме того, разработка и развитие социологической теории свободы открывает новые перспективы теоретического и эмпирического анализа в рамках самой социологии. Она расширяет возможности дальнейшего.

355 развития стратификационной теории, социологии адаптаций, социологии личности и др. Делая акцент на изучении взаимосвязи между социетальным и индивидуально-групповым уровнями свободы, социологическая модель может быть весьма продуктивной в осмыслении одной из главных проблем общественных наук — взаимосвязи между обществом с его социальными институтами и действующими на микроуровне социальными субъектами, имеющими ту или иную свободу выбора. В меняющемся обществе особая значимость социологического изучения свободы видится в тех возможностях, которые оно открывает для познания механизмов формирования новых и сохранения старых социальных институтов.

Таким образом, у социологии свободы есть все основания стать в перспективе важным и самостоятельным направлением социологического знания.