Роль идейно-политического наследия Л.А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX-XX веков

Актуальность темы

исследования. В русской истории и культуре имеется не только органичность, но и противоречивость, наличие различных несмешивающихся между собою пластов. В этом смысле весьма актуальным представляется изучение личности и творческого наследия Л. А. Тихомирова (1852−1923), народовольца, монархиста, религиозного философа. Тихомиров является одним из наиболее ярких выразителей и проявителей этих противоречий, и он же в своей жизни их соединяет. Причем соединяет как интеллигент, а интеллигенция это безусловно русское явление, которого нет на Западе. Именно в интеллигенции проявляется одна из особенностей русской натуры — с ее гигантским интересом к новому, с характерным для нее стремлением всякую вещь испробовать «на разрыв». Тихомиров, прямо по Г. Федотову, -идеен и беспочвен. Все время теряет почву под собой и вновь пытается найти идею спасения и почвы.

В революционные 1870-е Тихомиров революционер, теоретик террористической партии «Народная воля», в 1888 г. кается перед царем. В 80−90е — в период реакции он реакционер, виднейший идеолог самодержавия, пришедший в начале XX века к апокалиптической тематике. В 1917 г. Тихомиров признал Временное правительство, что позволило некоторым исследователям утверждать, что он отрекся и от монархизма.

Судьба парадоксальная, не укладывающаяся в «прокрустово ложе» политических идеологий, доставшихся нам в наследство от XX в.

Корневую черту творчества Тихомирова Павел Флоренский охарактеризовал следующим образом: «ум его острый и разрывающий материал как добычу, не особенно плодотворен: начинает всегда очень сильно, а потом всю деятельность разоряет, и никакого заключения — нет». Действительно, Тихомиров «качался» вместе с различными волнами (пластами) русской истории, ярко их воплощая. Отсюда и сложность в восприятии его жизни историографами — те идейно-культурные пласты, которые «прожил» Тихомиров, не всеми осознаются как проявления единой русской культуры. Но Тихомиров не просто умудрился побывать в разных пластах культуры. Он принес «плоды» в виде работ — революционных, монархических и богословских. Им хорошо показана и катастрофичность русской истории и ее удивительная противоречивость. Тихомиров и здесь образец, ибо в своей единой жизни попытался соединять как тогда казалось несоединимое — монархию и социализм, западничество интеллигенции и почвенность православия. Тихомиров ярчайший и высочайший пример интеллигенции еще и потому, что он мыслитель, писатель, но не делатель, не практик. И если история интеллигенции является составной частью отечественной истории, тогда освоение тихомироведения есть самопознание русской культуры. Именно при таком подходе изучение личности и наследия мыслителя становится наиболее актуальным, поскольку до настоящего времени каждый тихомировед выбирал особый пласт истории и называл его русским, а другие чужеродными. Тихомиров же интересен тем, что своей личностью и жизнью он подчеркивает родство этих пластов, их русскость, их единое происхождение из русской истории. И это важно нам сегодня, потому что Россия опять в «разорванном» состоянии, что также может быть понято как проявление русской культуры, как звенья разладившегося механизма освоения ценностей. Поймем Тихомирова, поймем по разному его понимавших, поймем чуть лучше нашу историю, восстановим русский механизм освоения ценностей, восстановим жизнь.

Степень научной разработанности темы. Хотя биография Л. А. Тихомирова, написанная В. Маевским появилась еще в 1934 г. [211], первым полноценным исследованием, посвященным Тихомирову, может считаться лишь диссертация В. Н. Костылева «Лев Тихомиров на службе царизма: (Из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX начале XX вв.)» [483]. Защищенная в 1989 г., эта диссертация до сих пор остается самым полным сводом архивно-библиографических источников тихомироведения до 1987 г. (года ее написания) и одновременно своеобразным 100-летним итогом изучения творчества Тихомирова «слева». Костылевым впервые была обрисована широкая панорама реакции русского общества на переход революционера Тихомирова в правительственный лагерь, были представлены оценки этого события со стороны революционеров, монархистов, либералов, а также политической эмиграции.

Следует отметить, что предшественником Костылева был Ю. В. Давыдов. В исторических романах Давыдова о народовольцах и его главном герое — Г. Лопатине (знаменитом охотнике за провокаторами) уже в 1970;80-х гг. было поднято большинство вопросов, по отдельности обсуждавшихся впоследствии, во вступительных статьях и предисловиях 1990;х гг. к переиздаваемым работам Тихомирова.

Несмотря на большое количество литературы о Тихомирове, содержащей порой прямо противоположные оценки, до сих пор нет специальных историографических исследований. Так, единственная классификация основных подходов, существующих в рамках тихомироведения, имеется лишь в упомянутой диссертации В. Н. Костылева. И то, охватывает она одно лишь «левое» его крыло. Но здесь важен сам принцип классификации, задающий матрицу дальнейшего исследования, и, прежде всего, позволяющий увидеть вопрос, главный для левой историографии. Поскольку последняя является первоначальной и базовой, то содержащиеся в ней основные подходы могут быть в дальнейшем спроецированы на все тихомироведение в целом.

Четче всего постоянно задававшийся ему вопрос сформулировал сам Тихомиров, назвавший свою покаянную брошюру 1888 г. «Почему я перестал быть революционером» [152]. 1 Какие же основные варианты ответа на него находит В. Н. Костылев?

1) Народнический, согласно которому Тихомиров не был борцом, в его личной неустойчивости и измене народовольчество не при чем (В.Н.Фигнер [461], Д. Кузьмин (Е.Е.Колосов), Н. С. Русанов [70], Е. А. Таратута [227], В. А. Твардовская [228], Ю. Пелевин [339], [Х.Вада [308]] и др.).

2) Марксистский. Здесь ренегатство объясняется отражением, с одной стороны, кризиса народнической идеологии, с другой — торжества реакции в России 1880-х гг., причем сам Тихомиров называется «героем политического безвременья» (Г.В.Плеханов,.

B.И.Невский [412], С. И. Мицкевич, И. А. Теодорович [70, 353], С. С. Валк [193], Н. А. Троицкий [229], М. Г. Седов [222], [К.Ф.Шацилло] и др.).

3) Поскольку К. Маркса в 1888 г. в живых уже не было, то следующий подходФ. Энгельса, в 1890 г. задавшего следующую максиму: «.русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова» [93: 15].

4) Ленинский. Воссоздать этот подход ставит перед собой задачей в своей диссертации Костылев. В полном собрании сочинений Ленина имеется всего одно, не существенное упоминание имени Тихомирова, но были упоминания в газете «Искра».

Как видим, первый и второй ответы предлагают объяснение поступка соответственно субъективными и объективными причинами. Третий и четвертый ответы — дань канонам. Они задают идеальный пример отношений преемственности, имеющей место и в случаях 1−2, поскольку марксизм выступил преемником народовольчества. Как неоднократно отмечали нижегородские исследователи, Ленин (а с ним и большевизм) выступил преемником как западной, так и отечественной традиций [190]. И в этом смысле 4-й ответ является синтетическим. Однако, несмотря на наличие некоторого материала, показывающего преемство большевизма и «Народной воли», проходящее через личности их вождей, эта важнейшая проблема Костылевым поставлена не была.

В дальнейшем отдельные историографические проблемы поднимались: применительно к революционному периоду творчества Тихомирова — Х. Вада, Г. С. Каном, О. А. Милевскиммонархическому — А. В. Пролубниковым, И. А. Исаевым,.

C.М.Сергеевым, Г. Б. Кремневым, С.В.Фоминымрелигиозно-философскому.

1 Аналогично: «Почему Тихомиров „перестал быть революционером“?» называется § 1 главы I диссертации Костылева [483: 41−63], в котором содержится историографический обзор.

Г. Николаевым, В. И. Карпецом, В. М. Лурье. Однако все исследователи касались «одного из» периодов творчества, «одной из» творческих ипостасей мыслителя.

Исследование монархической теории Л. А. Тихомирова привлекало и нижегородских исследователей. На юридическом факультете Нижегородском университете была выполнена и успешно защищена в 2000 г. диссертация В. И. Цыганова [487]. В 1996 г. традиция изучения наследия мыслителя была заложена и на кафедре социальной философии ННГУ — отдельная глава была посвящена Тихомирову в дипломе И. И. Кобылина [294].

Первый опыт целостного обзора историографии Л. А. Тихомирова имеется в монографии 1999 г. А. В. Репникова «Консервативная концепция российской государственности» [221], однако кроме Тихомирова книга посвящена еще трем персоналиям консерваторов. Интересные попытки осмысления личности и наследия Тихомирова в целом содержатся в диссертациях и статьях О. А. Милевского и С. М. Сергеева, в тезисах выступлений А. Г. Трифонова, а также в небольшой статье современного публициста Б. Парамонова, в которой тема жизни мыслителя осмысляется им как покаяние [338].

Несмотря на то, что на протяжении 1990;х гг. вышла серия томов «Pro i contra», посвященная целой плеяде дореволюционных мыслителей серебряного века, проблема традиции, 3 насколько нам известно, в данных изданиях специально не ставилась. До Тихомирова же данная волна еще не докатилась.

Тема восприятия Л. А. Тихомирова младшими современниками и, в частности, П. А. Флоренским, была затронута преподавателем Православного Свято-Тихоновского богословского института А. И. Яковлевым в вышедшей в 2002 г. книге «Корона и крест» (о Патриархе Тихоне) [283]. В ней Л. А. Тихомиров представлен одним из главных героев, действующих на фоне церковной жизни дореволюционной интеллигенции Москвы и Сергиева Посада. В рамках «правого» тихомироведения этот роман-хроника сопоставим с романами Ю. В. Давыдова для «левого» направления.

Таким образом, следует сказать, что непосредственно посвященными интересующей нас теме мы можем назвать лишь диссертацию В. Н. Костылева и романы Ю. В. Давыдова и А. И. Яковлева. Причем, последние, в силу своего жанра, конечно, научными исследованиями не являются.

2 Благодарим О. А. Уварова, указавшего нам на существование данного исследования.

3 Об интересе к дайной теме нижегородских исследователей свидетельствует, например, исследование Е. Н. Базуриной «Консерватизм в идейном наследии К. Н. Леонтьева и В.В.Розанова» [492].

Подобная степень изученности вопроса не может считаться достаточной. Та литература, которая вышла о Тихомирове за последние 15 лет, и те новые источники, которые не были известны В. Н. Костылеву, нуждаются в анализе и классификации, в частности, не были проанализированы правый и либеральный подходы. Кроме того, сама проблема нуждается в новой постановке в соответствии с выясненными приоритетными направлениями исследования творческого пути мыслителя.

Хронологические рамки исследования: 80-е гг. XIX — XX вв.

1880-е гг., потому что именно в это время Тихомиров выходит на политическую арену. Сначала как последний оставшийся на воле крупнейший деятель «Народной Воли», ставший после цареубийства 1 марта 1881 г. не просто теоретиком, но и вождем революционеров. Затем, в 1888 г. поступок тихомировского покаяния стал предметом самого широкого обсуждения как в тогдашней печати, так и в последующей литературе. В качестве верхней рамки можно было поставить начало XXI столетия, однако, вся полнота библиографии собрана нами до 2001 г., хотя анализируются и отдельные работы, появившиеся позднее.

Цель и задачи исследования

Исходя из сказанного, целью исследования видится анализ той роли, которую сыграло идейно-политическое наследие Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре кон. XIX — нач. XX вв.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

• изучение эволюции восприятия (т.е. историографии) Л. А. Тихомирова в ее связи с идейно-политической эволюцией мыслителя;

• анализ понятия ренегатства применительно к идейной эволюции Л. А. Тихомирова;

• анализ эволюции тихомировского монархизма и его оценка;

• исследование значения идейно-политической эволюции Л. А. Тихомирова для современной отечественной культуры;

• преодоление сложившихся стереотипов и воссоздание целостного образа Тихомирова, существующего в русской культуре.

Теоретическая и методологическая база исследования.

Сообразно сформулированной выше цели данного исторического исследования в качестве методологии выбран культурологический подход, позволяющий определить роль наследия Тихомирова, как в русской общественной мысли конца XIX — начала XX вв, так и в русской культуре в целом. А именно, в диссертации предлагается рассмотрение идейно-политического наследия Тихомирова с точки зрения отражения в ней разнородных пластов русской общественной мысли и культуры указанного периода.

Подобный подход диктует необходимость присутствия историографического метода в качестве серьезной составляющей.

Вслед за С. М. Сергеевым и В. И. Цыгановым мы называем Тихомирова творческим традиционалистом. В. И. Цыганов справедливо выделял три периода, которые прошла в своем развитии отечественная государственная мысль: первый — до-петровский, (относительно) самостоятельный, второй — «подражательский». И здесь Цыганов отмечает один очень важный момент: «консервативный идеологический запас русского общества был очень велик, больше, чем последующего», третьего периода, который Цыганов характеризует как «период активного формирования теории русского самодержавия». Поскольку понятие традиционалист восходит к веберовской проблематике модернизации, мы бы и назвали эти периоды по-веберовски: традиционным, модернизационным и ввели бы третье понятие — традиционалистский. При подобном методологическом подходе понятие модернизации оказывается уместным для понимания того, что в основе появления различных пластов русской культуры лежит единое диалектическое ее развитие на протяжении истории.

В соответствии с поставленными задачами выбраны следующие методы исследования:

1. Поскольку в настоящем исследовании речь идет об оценках (а следовательно и восприятии) в русской общественной мысли и культуре, первым методом становится психологический подход, позволяющий разрешить первую задачу — преодолеть множественность различных субъективных образов интересующего нас объекта восприятия. Это возможно через выявление глубинных архетипов, к которым сводятся их частные проявления, известные (доступные) из имеющихся в наличии источников. При этом восприятие мыслителя другими людьми не только увязывается с его самовосприятием, но и проверяют одно другое.

2. Поскольку речь идет о соотнесении идейно-политической эволюции мыслителя, отражающего эволюцию общественной жизни, то другим методом исследования становится принцип микроистории, позволяющий великое видеть в малом (в нравственной проблематике отдельной личности — проблемы стоящие перед обществом в целом). Посредством этого метода разрешается вторая задача — эволюция восприятия Л. А. Тихомирова выявляется через последовательно провоцирующие ее волны (пласты) идейной и творческой эволюции мыслителя.

3. Принцип сравнительного анализа.

Объектом исследования является идейно-политическое наследие Л. А. Тихомирова и представления о нем, существующие в контексте отечественной общественной мысли и культуре.

Предметом исследования является феномен восприятия идейно-политической эволюции Л. А. Тихомирова, нашедший отражение, с одной стороны, в саморефлексии мыслителя, выраженной в его теоретических, публицистических работах, статьях, воспоминаниях, переписке, а, главное, в дневниках. С другой стороны, предметом исследования является все многообразие реакции русского общества на его сочинения, личность и поступки. Среди использованных нами концептуальных для тихомироведения программных, оценочных мемуаров следует выделить воспоминания:

A.Белого, К. Леонтьева, В. Маевского, С. И. Мицкевича, С. Н. Палеолога, А.П.Прибылевой-Корбы, Н. С. Русанова, С. С. Синегуба, Я. Стефановича, В. И. Сухомлина, Ю. Терапиано,.

B.Н.Фигнер, М. В. Фроленко, С. И. Фуделя. Специфика данной темы заставляет относить к источниковой базе исследования публикации, упоминавшиеся в историографическом разделе.

В работе использованы источники личного фонда Л. А. Тихомирова в Государственном архиве РФ, а также документы, хранящиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства и Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки.

Значительную помощь в работе оказало знакомство с неопубликованной перепиской П. А. Флоренского и Л. А. Тихомирова 1913;1919 гг., хранящейся в Архиве семьи Флоренских, любезно предоставленной академиком П. В. Флоренским.

Научная новизна исследования. В данной работе предлагается рассмотрение истории русской общественной мысли и культуры через единство противоположных пластов, нашедших воплощение в идейно-политическом наследии Л. А. Тихомирова, который в своем творчестве и судьбе соединил несоединимое. Кроме того:

• Впервые в работе дается общая картина эволюции восприятия личности и наследия Л. А. Тихомирова в русской культуре.

• Подчеркивается актуальность анализа имеющегося в литературе спектра объяснений и оценок тихомировского поступка 8 марта 1917 г. (принятие Временного правительства) для современной отечественной культуры, для осознания путей выхода из современного ценностного кризиса.

• Впервые воссоздается целостный образ Тихомирова в русской культуре через выявление самовосприятия мыслителя, подтверждаемого другими источниками.

• Впервые дается анализ эволюции тихомировского монархизма.

• Впервые делается акцент на бытовании монархического наследия Тихомирова и образа мыслителя в традиции.

Теоретическая и практическая значимость диссертации в том, что в ней намечены дальнейшие перспективы исследования творческой эволюции Л. А. Тихомирова через понимание того, что в тихомировских колебаниях отражаются основные смысловые линии (пласты) русской истории. Как гениальный сын своей истории Тихомиров с каждой новой ее «волной» (пластом) поднимался вверх и падал вниз, но в самом обществе, народе не одна волна, их несколько, они могут не совпадать, противоречить и противоборствовать, и это всегда борьба за главенствующие ценности, а значит борьба за культуру. Подобные колебания — проявления русскости судьбы Л. А. Тихомирова и ее вплетенности в русскую историю, где после централизации государства при Иване Грозном (завоевал Казань, Астрахань, Сибирь) имело место страшное падение в Смутное время. Где после разгрома Гитлера, взлета в космос и т. п. наблюдается падение в компрадорскую демократию. Россия (перевернем идею) как Тихомиров идет от взлета к падению и ренегатству, и поняв судьбу Тихомирова, как явление русской истории, мы поймем как уменьшить вред от подобных переворотов. В частности, в работе:

— реконструируется целостный образ Л. А. Тихомирова, дается возможность рассмотреть его творчество с непредвзятых позиций;

— в экзистенциальном выборе и творческой эволюции отдельной личности демонстрируется эволюция народа в целом;

— на конкретном примере показывается родство русской революционной традиции с традицией исихазма.

Выводы и результаты исследования могут быть использованы в дальнейших исследованиях по отечественной истории XX в., при составлении общих и специальных лекционных курсов, написании учебных пособий, а также при подготовке собрания сочинений Л. А. Тихомирова, в исследованиях, посвященных другим философским персоналиям.

Апробация работы. Ряд положений исследования выносился на обсуждение на научных конференциях международного, российского и межвузовского уровня, а также при подготовке лекций и семинаров. После обсуждения на заседании кафедры «е социальной философии 6 апреля 2004 г. диссертация получила положительную оценку.

выводы к четвертой главе.

I. Монархический пласт наследия мыслителя в настоящее время является наиболее исследованным, а, по мнению некоторых исследователей, и наиболее ценным. По этим причинам проблема восприятия наследия Тихомирова, понятая как преемство в традиции, была рассмотрена на примере восприятия монархического пласта наследия мыслителя.

Установлено большое значение теории Ж.-Ж.Руссо для понимания монархической доктрины Л. А. Тихомирова, и в частности:

— что теория договорного происхождения государства Ж.-Ж.Руссо выступила теоретической осью, на которой произошел переворот 1888 г., однако в «Монархической государственности» эта теория была подвергнута критике;

— что критика демократии была осуществлена Тихомировым на основании теории верховной власти, разработанной им на основании идей Ж.-Ж.Руссо;

— что существует корреляция между выбором 1888 г., когда народ был на стороне императора, и выбором 1917 г., когда ситуация была противоположной.

На основании этого сделан вывод о том, что приверженность идеям Ж.-Ж.Руссо была константой на протяжении всей жизни Л. А. Тихомирова. На первом этапе она была основной и руководящей теорией, на втором — имела место критика демократии посредством критики теории общественного договора Руссо с опорой на теорию верховной власти того же Ж.-Ж.Руссо. На третьем этапе склонность к Руссо, с его «Исповедью», исповедальными мотивами (в европейской традиции восходящими к «Исповеди» Блаженного Августина) проявила себя, с одной стороны, в написании воспоминаний, с другой — в толковании Апокалипсиса, в котором Тихомиров придерживался августиновской традиции.

Высокий удельный вес договорной теории в тихомировских дневниках последнего периода свидетельствует о том, что имела место эволюция тихомировского монархизма в сторону славянофильского. И здесь факт знакомства Тихомирова с Флоренским, в соединении с выводами Сергеева о том, что Тихомиров был последний славянофил, позволяет сделать нижеследующий вывод. А именно, что в своей государствоведческой части работа Флоренского «Около Хомякова» была направленной преимущественно против славянофильских увлечений Тихомирова, как наиболее крупного из находящихся рядом славянофилов и при этом теоретика монархии.

Путь Тихомирова высветил наиболее слабые места не только революционного, но и монархического правосознания, что, во многом, остается актуальным и по сей день. Если революционные идеалы Тихомирова имели воплощение на практике (в советский период), то воплощения монархических идеалов еще не было. По этой причине монархическое правосознание Тихомирова представляет интерес для более подробного рассмотрения.

II. Дихотомическое деление монархического пласта творчества Тихомирова принадлежит М. Б. Смолину. «Критика демократии», «Апология Веры и Монархии» -таковы названия сборников статей Л. А. Тихомирова, характерные для этой традиции издания, а значит и прочтения сочинений мыслителя. И хотя сам автор с названиями Смолина вероятно бы согласился, нам они нужны для того, чтобы показать, каким образом могла бы быть осуществлена критика наследия Тихомирова в духе П. А. Флоренского.

1. В серьезной коррекции нуждается тезис Смолина о том, что в мышлении Тихомирова «удивительно сочетались критические достоинства и апологетические возможности». Серьезные оговорки вызывает вторая часть тезиса, поскольку более сильной стороной наследия Тихомирова представляется критическая составляющая, «апология» же зачастую «хромает».

2. Очевидно, что главный труд жизни не мог не отразить структуры (эволюции) тихомировского мировоззрения в целом. А значит, не случайно, что к противопоставлению «критики» и «апологии» Смолин пришел эмпирически — издавая другие публицистические труды Тихомирова. В первом сборнике были изданы статьи конца XIX в., опубликованные в «Русском обозрении», во второй сборник вошли статьи из «Московских ведомостей» начала XX в. Своеобразной вершиной пирамиды при этом оказалась «Монархическая государственность», в рецензии на пятое издание которой Смолин позднее объяснил принципы построения своих сборников.

Однако, зная историю первого издания книги, не со всеми высказанными Смолиным оценками можно согласиться, и прежде всего со столь жестким дихотомическим делением. Более точной является структура первого, васнецовского издания «Монархической государственности», в котором видно, какое основание у «пирамиды» — часть III-я, где Тихомиров выступил историком идеи русского самодержавия (а не только критиком и апологетом).

Если же отталкиваться от дихотомического деления Смолина, тогда краеугольным камнем монархической доктрины Тихомирова оказывается восходящая к Ж.-Ж.Руссо теория верховной власти, на основании которой им была произведена критика господствующей в современной ему науке теории разделения властей. Вслед за Аристотелем и Ж.-Ж.Руссо, Тихомиров делит власть на верховную и управительную и доказывает, во-первых, что обособление властей возможно лишь в области власти управительной, во-вторых, что онтологические свойства верховной власти совпадают со свойствами власти единоличной.

Однако сказать, что в своей монархической теории Тихомиров полностью основывается на Руссо, было бы в корне не верно. Противоположным полюсом теории верховной власти в концепции Руссо является учение об общественном договоре, критике которого с позиций Святителя Филарета (Дроздова) в «Монархической государственности» уделено немало места.

III. Нельзя согласиться с мнением С. В. Фомина о том, что поступок Тихомирова 8 марта явился «проявлением того, что прикровенно содержалось в его теории и до 1917 г.». Напротив, сопоставление тихомировских дневников 1906;1917 гг., содержащих «неонародовольческие» высказывания (в духе общественного договора), с текстом «Монархической государственности», в которой содержится критика этой теории, позволяет сделать вывод об эволюции Тихомирова в сторону хомяковского (славянофильского) православия, подвергнутого критике П. А. Флоренским в 1916 г. в статье «Около Хомякова». При этом нужно особо подчеркнуть, что Флоренский критиковал «договорной монархизм» позднего славянофильства (и в том числе Тихомирова, запамятовавшего, о чем он писал на рубеже веков), вполне в духе филаретовского (византийского) православия «Монархической государственности».

Здесь можно говорить о «монархизме теории и монархизме жизни». Преодолев интеллигентский нигилизм в теории, Тихомиров (как и, например, И.Л.Солоневич) не смог до конца изжить его на практике.

Но судить Тихомирова слишком строго было бы не корректно, поскольку это был неизбежный, ученический этап сознательного усвоения монархической теории, русской государственной мысли в лице Тихомирова нужно было встать для начала вровень с Западом, чтобы почувствовать себя независимым от него.

Причины этого «отката» коренятся в том, что для следующего шага необходимо было отказаться от «самости», от выводов собственного, поврежденного грехом ума, однако это-то и было всего сложнее для Тихомирова, пришедшего своим умом и к монархии, и к вере.

Этот следующий шаг был осуществлен в диссертации о. Павла Флоренского «О духовной истине» (1911 г.). Как видим, произошло это в иной — богословской плоскости. По этой причине самостоятельный разговор о восприятии наследия Тихомирова Флоренским в полной мере возможен лишь при рассмотрении религиозно-философского периода творчества Тихомирова.

Но Флоренскому, как и другим представителям следующего поколения, было легче, потому что Рубикон был уже пройден. То, что поколение, ставшее поколением новомучеников и исповедников российских, пошло на смерть от большевиков без политического бунта, означало, что в России родился новый тин интеллигенции, а вернее, интеллигенция подошла к той «третьей» фазе политической зрелости, ради которой она в свое время и создавалась Петром I.

Однако преодоление недостатков тихомировской «апологии монархии» нужно искать не столько в эмигрантских трудах публициста И. Л. Солоневича или профессора И. А. Ильина, являющихся лишь усовершенствованием основных теоретических положений «Монархической государственности», сколько в творениях священномученика П. А. Флоренского, в житии которого мы уже не видим расхождения между словом и делом.

Если смотреть с точки зрения общей теории модернизации, то третий период идейной эволюции мыелителя является «четвертым» («откатным»), поскольку базовым, или собственно первым, должен считаться период его традиционной религиозности, полученной Тихомировым в семье. Однако одной общественно-политической проблематикой последний период творчества не объясняется, а потому необходим специальный разговор о Тихомирове — религиозном философе. Кроме того важна дальнейшая периодизация, с одной стороны, творческой эволюции Тихомирова, с другой стороны, эволюции ее восприятия в русской культуре.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В результате анализа тихомироведения, с одной стороны, был выявлен большой удельный вес левой историографии, с другой стороны, отсутствие обращения к этой историографии со стороны историографии правой и, как следствие, отсутствие критического, т. е. единственно научного отношения к наследию мыслителя. Соответственно сформулирован тезис о необходимости всестороннего изучения материалов советского тихомироведения и сопоставления поставленных в нем вопросов с материалами правой историографии.

I. При исследовании левой историографии Тихомирова выявлено:

1. Обвинение Тихомирова в ренегатстве, разработанное в виде целой концепции. В свою очередь эта концепция ренегатства раскладывается на ряд частных обвинений:

• в том, что Тихомиров никогда не был настоящим революционером: с одной стороны, упрек в трусости, с другой стороны, в том, что он не имел выстраданного революционного мировоззрения;

• в том, что никогда — ни в левом, ни в правом лагере — не был оригинальным мыслителем, в женственном и одновременно головном (рассудочном) характере его мысли и мировоззрения (метафизики), в том, что плыл лишь по ветру, был флюгером;

• в наличии лицемерия и противоречия между выступлениями Тихомирова в печати и в дневниковых записях как в 1880-е гг. (Л.Стефанович), так и в начале века, вплоть до 1914 г. (В.Костылев);

• в крахе деятельности Тихомирова как монархиста, и связанное с ним обвинение в двойном ренегатстве.

2. В левой традиции имеется два образа Тихомирова. Положительный — образ непререкаемого авторитета, «старца», и отрицательный — «ренегата», под которым был погребен первоначальный положительный. Негативное восприятие личности Л. А. Тихомирова получило наиболее полное художественное выражение в литературных мемуарах А. Белого и научное — в диссертации В. Н. Костылева, которые могут быть использованы для реконструкции ленинского подхода, соответственно: а) к личности и б) к наследию Тихомирова.

3. В зависимости от традиции понятие «ренегат» означает: а) в народничествепредателя или сумасшедшего («надорвавшегося) — б) в марксисткой ветви левой историграфии — «отошедшего» («уставшего») или идейного ренегата.

4. По адресу тихомировского учения о монархической государственности имеются обвинения в эклектичности и утопичности. Критика Тихомирова-монархиста восходит к Вл.С.Соловьеву. В полемике Тихомирова с Соловьевым (сер. 1890-х гг.), с одной стороны, как с наиболее ярким представителем либерального стана откристаллизовывались основные положения будущей «Монархической государственности», с другой стороны, создавалась тихомировская эсхатология, поскольку Соловьев — это еще и родоначальник религиозно-философского ренессанса.

5. В довоенный период наиболее интересны воспоминания о Тихомирове, являющиеся материалом для его биографа. Послевоенная историография содержит критику наследия Тихомирова через призму его творческого пути (принцип историзма). Перед Великой Отечественной войной победила точка зрения И. А. Теодоровича, согласно которой Тихомиров — идейный ренегат, и позиция П. Л. Лаврова (замалчивание Тихомирова и его проблематики). После войны в диссертации Костылева вместо позиции Лаврова была востребована позиция Н. С. Русанова (неприятие монархической эволюции Тихомирова), которая была подкреплена таким доводом, как крах Тихомирова-монархиста.

Таким образом, был выявлен, с одной стороны, большой удельный вес в тихомироведении левой историографии, с другой стороны, отсутствие обращения к этой историографии со стороны историографии правой и, как следствие, отсутствие критического, т. е. единственно научного отношения к наследию мыслителя. Соответственно сформулирован тезис о необходимости всестороннего изучения материалов советского тихомироведения.

II. В ходе анализа правого тихомироведения выявлено следующее:

1. Духовный переворот здесь считается идейным ренегатством, однако в силу однозначно отрицательного смысла, заключающегося в русском слове ренегат, приходится от него отказаться вовсе, заменив его на термин покаяние, а общую характеристику Тихомирова на понятие «традиционалист». Происходит перенос центра тяжести с выбора 1888 г. на поступок 1917 г. В частности, выявлены следующие, существующие в правой историографии, ответы на обвинения, сформулированные по отношению к Тихомирову со стороны историографии левой:

• Трусость (если выражаться предельно резко) личная не обязательно является помехой для наличия «отваги умственной» и, даже напротив, предполагает метафизическую потребность в том, чтобы рядом находилась личность лидера-практика.

Кроме того, о том, что Тихомиров был революционером, свидетельствует третий период его творчества. Во-первых, через описание биографий героев преодолевается «негероизм» самого мемуариста, во-вторых, толкователем Апокалипсиса Тихомиров стал именно как носитель революционного сознания, в-третьих, о том же свидетельствует жизненный путь его учеников — Святейшего Патриарха Алексия I, отца Павла Флоренского, принимавших советскую власть и сотрудничавших с ней, не изменяя своим убеждениям.

• С одной стороны, второе обвинение встречает продолжение в правой традиции, для которой излишний рационализм является маргинальным. С другой стороны, понятая в качестве «зеркальности», «флюгерность» оказывается лишь промежуточным вызреванием такого качества Тихомирова как летописца. В дальнейшем было бы интересно рассмотреть это свойство метафизики Тихомирова через понятие креационизм.

• Тезис о лицемерии находит, с одной стороны, подтверждение, с другой стороны, коррективу, в результате которой может быть понят как преодоление ограниченности партийного монархизма.

• Тезис о двойном ренегатстве в правой историографии выходит на первый план и получает смыслообразующее значение для понимания левой концепции ренегатства справа.

2. В правой традиции имеется, по крайней мере, два противоположных образа Тихомирова. Образ Тихомирова-ренегата не сразу поменялся в знаке и стал означать покаявшегося: блудного сына или обратившегося из «Савла в Павла». Первоначально имела место подозрительность по отношению к покаявшемуся революционеру, которого многие монархисты, вслед за революционерами, обвиняли в корыстных мотивах поступка 1888 г. Итак, с одной стороны, имела место трагедия неприятия его покаяния единомышленниками — монархистами. Сюжет ее — евангельская притча о возвращении блудного сына. Усилия реабилитировать этот трагический образ Тихомирова в 1990 гг. после долгого господства ярлыка «ренегат» привели к тому, что появилось искушение обожествления Тихомирова. Причины этому вполне понятны — желание «перегнуть» палку, чтобы ее выпрямить. Наиболее ярко подобные попытки видны в традиции издания трудов Тихомирова М. Б. Смолиным. И напротив, С. М. Сергеев писал о недопустимости создания из Тихомирова (или из кого бы то ни было еще) нового «Маркса». Ту же мысль, но в более образной и иронической форме, впоследствии высказал С. В. Фомин, когда в конце своего предисловия к дневникам Тихомирова за 1916;17 гг. приводил прозвище «Карл Маркс», которое дали Тихомирову в Сергиевом Посаде дети. Излишне идеализированный образ Тихомирова-монархиста действительно способен обернуться прямой противоположностью. Особенно после того, как в широких монархических кругах станет известно о его поступке признания Временного правительства 8 марта 1917 г.

3. Осознание ценности покаяния Тихомирова восходит к К. Н. Леонтьеву с его идеями о том, что русский царь некогда возглавит социалистическое движение. Именно от Леонтьева берет исток интерес к Тихомирову у большинства обращавшихся к его творчеству исследователей.

4. Критическое восприятие наследия Тихомирова «справа» было осуществлено о. Павлом Флоренским, явившимся продолжателем как леонтьевской, так и соловьевской линий отечественной философской традиции. Преодоление недостатков тихомировской «апологии монархии» нужно искать не столько в эмигрантских трудах И. Л. Солоневича или профессора И. А. Ильина, являющихся лишь усовершенствованием основных теоретических положений «Монархической государственности», сколько в творениях и житии священномученика П. А. Флоренского. В ответ на предложение самооговора Флоренский написал тюремный трактат «Предполагаемое государственное устройство в будущем» (1933 г.). Таким образом, признав себя главой мифического национал-фашистского центра — «Партии возрождения России», он тем самым, в отличие от Тихомирова, ушел из порочного круга политических идеологий XX в., очерченного М. В. Назаровым.

5. Наиболее ценным в правой историографии Тихомирова представляется критика его монархической доктрины, развернутая в работах 1930;40-х гг., а также критика его поступка 8 марта 1917 г., появившаяся в конце 1990;х гг.

III. В результате данного исследования мы пришли к следующим выводам:

1. Выявление эволюции восприятия личности и наследия Л. А. Тихомирова (тихомироведения) — невозможно в отрыве от историографии «Народной воли». Вслед за эволюцией историографии «Народной воли» тихомироведение в своем развитии прошло три качественных периода. В рамках развиваемой М. В. Назаровым классификации основных идеологем XX в. (ни одна из которых не является монархической) мы назвали периоды: 1) социалистическим- 2) националистическим и 3) либеральным. Последний создает благоприятные условия для синтеза левой и правой историографии, поскольку они обе равно находятся в оппозиции либерализму. Главным вопросом для тихомироведения в целом является признание Тихомировым — идеологом монархии.

Временного правительства 8 марта 1917 г. При этом два идейных выбора (1888 и 1917 гг.) являются проявлениями единой творческой эволюции, прошедшей в три этапа.

2. Воссоздание целостного образа Тихомирова в русской культуре — невозможно без учета самовосприятия мыслителя. К концу жизни Лев Александрович осознал свое истинное призвание в образе Пимена-летописца. Подтверждением того, что эта самооценка не расходилась с действительностью, являются воспоминания его младших современников А. Белого и Н. С. Русанова, в которых выявлен тот же сюжет.

3. Тихомиров — ярчайший представитель и выразитель русской культуры, с ее предельной противоречивостью.

4. Предыдущий вывод базируется на том, что Тихомиров — это типичный представитель русской интеллигенции. И ему свойственны все черты этой социальной группы: и сильные, и слабые. Постоянное самообразование, стремление изменить окружающую жизнь к лучшему сочетаются у него с нерешительностью и безвольностью его характера. Как писала Т. Резвых, «соборность» на словах и отрицательный, индивидуалистический пафос на деле". По этой причине образ Пимена может считаться лишь в качестве двойственного — трагическо-комического.

5. В рамках русской революционной традиции Л. А. Тихомиров занимает особое место, сопоставимое с местом Ж.-Ж.Руссо в истории Великой Французской революции. Речь идет о преемственности традиции, последовательном разворачивании единого сюжета, в контексте которого Ленин сопоставим с Робеспьером, а Сталин с Наполеоном. В свете святоотеческого предания монархическая доктрина Тихомирова была творчески воспринята Флоренским.

При этом, как было показано выше, большинство тезисов левой историографии нашло подтверждение, своеобразное преломление в правой историографии и было «снято» в ходе дальнейшего диалектического рассмотрения в рамках историографии «Третьего пути».

Благодаря чему такое оказалось возможно?

Как на этот факт неоднократно указывалось нижегородскими исследователями, у левой и правой историографии значительно больше общего, чем отличий. Что касается правого тихомироведения, то в нем они проистекают из того факта, что здесь имеется свой вопрос, сопоставимый с вопросом левой историографии. И соответственно такая же структура основных ответов на него.

Кроме того, была показана необходимость преодоления следующих стереотипов:

• мнения о кардинальности переворота 1888 г.;

• имеющегося в левой историографии мнения о несамостоятельности Тихомирова как мыслителя — нет он был самостоятелен, но как мыслитель, а не как деятель;

• существующего в правой историографии стереотипа о непогрешимости Тихомирова — идеолога монархии;

• имеющегося в правой историографии предубеждения по отношению к монархическим и религиозно-философским работам в связи с поступком 8 марта 1917 г.

IV. Поставлены такие вопросы и проблемы для дальнейшего иссл едования как:

1. Периодизация творческой эволюции и наследия Л. А. Тихомирова с учетом самовосприятия мыслителя.

2. Создание подлинной историографии покаяния Л. А. Тихомирова возможно лишь при восстановлении истинных масштабов и координат. Необходим переход от историографии, пускай и покаявшегося, но все-таки цареубийцы, к восстановлению светлой памяти царя-Освободителя. При этом историография самого Тихомирова не только не потеряет своего значения, но лишь, напротив, обретет новое. Наследие Тихомирова становится тем пространством, на котором возможен диалог и столкновение различных точек зрения в подлинно научной дискуссии.

3. Сравнительный анализ отношения к ренегатству со стороны В. И. Ульяиова (Ленина) и православного учения на основе общей теории устойчивости и надежности систем.

4. Необходима дальнейшая разработка, с одной стороны, проблемы преемственности в революционной традиции: Тихомиров — Ленин, с другой стороны, сравнительное исследование религиозно-философской метафизики Л. А. Тихомирова и о.П.Флоренского.

5. Дальнейшая деталиция периодизации эволюции тихомироведения.