Репрезентации «чувствительности» в литературном и живописном портретах в России второй половины XVIII века

Постановка проблемы. Диссертационное исследование посвящено культуре репрезентации чувств человека в России 2-й половины XVIII века. Постановка темы связана с анализом представлений о субъективности человека и социальном поведении в русской культуре XVIII столетия. Особый интерес для исследования представляют знания того времени о способах переживания чувств, о дозволенных эмоциях, границах их публичного проявления и влиянии на социальное поведение человека.

В XVIII веке эти знания тесно связаны с процессами формирования представлений о субъективности человека, которые отразились в дискуссиях на темы философии, литературы и философии искусства вокруг проблем возможности индивидуального, отличного от других внешнего облика и стратегий поведения.1 В то же время эти представления, как было показано исследователями культуры этого времени, историчны, они значительно отличаются от понимания субъективности уже в XIX веке.

Постановка проблемы диктует понимание литературного и живописного портретов как текстов, отражающих систему значений приписываемых в культуре XVIII века облику Человека, лицу, взгляду, манере поведения. Использование понятия текста в работе опирается на представления о тесной связи системы создаваемых в культуре значений со способами их представления в различных культурных практиках и системой социальных ценностей, нашедших в них отражение. Такое понимание портрета позволяет при анализе литературных текстов рассматривать даже незначительные упоминания о внешнем облике и поведенческих стратегиях героев.

Характерно, что формирование представлений о переживании чувств и субъективности человека неразрывно связано с проблемами создания в культуре языков описания и осмысления эмоций. В этом контексте для нас представляют интерес культурные практики, в которых происходит формирование представлений о чувствах и языков их описания. Lynch D. Overloaded Portraits: The Excesses of Character and Countenance // Body and Text in the Eighteenth Century. Stanford University press, 1994. P. 112−142.

2 Сеннет P. Падение публичного человека. M.: Логос, 2002.

В связи с этим для рассмотрения в диссертационной работе избраны такие художественные практики, как литература и живопись, а в рамках анализа этих практик особое внимание уделено литературному и живописному портрету. Выбор материала исследования позволяет рассмотреть весь комплекс проблем, связанных с представлениями о субъективности человека: существующие в культуре знания о связях внешнего облика человека и его психики, о должных или возможных поведенческих стратегиях.

На протяжении XVIII века в литературе, эстетике, философии создается сложная система теорий и метафор, описывающая психику человека. Одними из наиболее часто используемых в самых различных контекстах и культурных практиках становятся понятия чувств, «страстей», «чувствований» и «чувствительности». В работе рассмотрена система значений, связанных в культуре XVIII века с чувствами и «чувствительностью». В ходе работы с репрезентациями «чувств» нами использован как словарь, созданный в текстах XVIII века для обозначения психики человека, так и понятия современной философии. Так, для указания на специфику репрезентаций «страстей» использовано понятие аффекта или «тела — аффекта» как сильной эмоции или шока, которые «создают в нас движение, которое направляется против организма и Я — чувства» и влечет за собой кардинальные физические, а трансформации.

С появлением романов Руссо и «мещанских» драм «чувствительность» становится одним из ключевых понятий в литературном мире 2-й половины XVIII столетия и центральным для русских писателей конца века. Идеи «чувствительности» находят широкое распространение в литературе, в эстетике, философии и культуре повседневности, что позволяет исследователям говорить о формировании «культуры чувствительности», охватывающей как литературные тексты, так и систему поведенческих стратегий.4.

В рассматриваемых нами культурных практиках с этим понятием связаны различные смыслы, в которых нашло отражение осмысление психики.

3 Подорога В. Феноменология тела: Введение в философскую антропологию (Материалы лекционных курсов 199 -1994 годов). М, — Ad Marginem, 1995. С. 65−66.

4 Mar km an E. The Politics of Sensibility: Race, Gender and Commerce in the Sentimental Novel. Cambridge, 1996; Van Sant A.J. Eighteenth-Century Sensibility and the Novel: the Senses in Social человека и его социального поведения. На протяжении столетия это осмысление происходило в рамках различных философских, дидактических, эстетических практик.

В «Словаре Французской Академии» (Париж, 1762, переведен и издан в России в 1786 г.) дается определение «чувствительности», обобщающее результаты рефлексии по поводу природы чувств человека, этических и социальных проблем в текстах философии английского сенсуализма, английской морализаторской философии, «нравоучительной» литературы XVIII века. Согласно «Словарю», «чувствительностью» считается физическая чувствительность к впечатлениям от предметов и «чувствительность сердца, то есть сострадательность, жалостливостьтакже горячесть, горячность, нежность сердца» .5 Такое определение связано как с исследованием механизмов мышления человека и влиянием на них внешних чувственных впечатлений, так и с социальными чувствами человека — сострадательностью к несчастьям другого.

В «Словаре Академии Российской» (Спб., 1794) эти смыслы, связанные как с исследованием в философии сенсуализма механизмов физической чувствительности, так и с разработкой должных стратегий социального поведения и системы дозволенных и необходимых эмоций артикулированы так же четко. «Чувствительность — это 1) движение души, возбужденное или возбуждаемое в оной чрез впечатление действующих на чувственные орудия внешних предметов- 2) сострадательность, качество человека, трогающегося несчастием другого. Чувствительность сердца.» 6.

Определение «чувствительности» вобрало в себя систему представлений о психике, поведении и эмоциях человека. При этом одной из наиболее характерных тем, обсуждаемых в литературе и «нравоучительных» руководствах XVIII века в этой связи, являются этические проблемы, связанные с данной от природы симпатией к другому и организацией на ее основе.

Context. NY — Camridge, 1993; Кочеткова Н. Д.

Литература

русского сентиментализма. Спб.: Наука, 1994. С. 16−19.

5 Полный французский и российский лексикон, с последнего издания лексикона Французской академии на российский язык переведенный Собранием ученых людей. Спб., 1786. Т. 2. С. 507, Кочеткова Н. Д.

Литература

русского сентиментализма. Спб.: Наука, 1994. С. 18.

6 Словарь Академии Российской. Спб., 1794 Т. 6 С. 839 взаимоотношений внутри сообщества.7 Происходит активное обсуждение чувств, испытываемых к другому, и стратегий социальной коммуникации, и эти ситуации на протяжении XVIII века становятся одними из наиболее распространенных в европейской и русской культурах мотивов.8.

Таким образом, исследователь репрезентаций «чувствительности» имеет дело с сетью смыслов, реконструкция которых тесно связана со способами их использования и представления.

В данной работе предметом внимания является тесная связь актуализации различных смыслов слова «чувствительность» с жанрами текстов, их принадлежностью к определенной4 художественной традиции, с темами, сюжетами, формами организации и конвенциями их восприятия.

Ко 2-й половине XVIII века в живописи, театре и литературе уже существовали традиции осмысления и изображения эмоций. В искусстве XVII века переживание чувств связывалось с телесными проявлениями аффектов и темперамента. Выражение «страстей»: любви, страха, ненависти становилось объектом изображения и рефлексии художников (французский художник XVII века Шарль Лебрен даже создал типологию страстей и их мимических проявлений).9 Представление чувств в художественных практиках XVII века предполагало изображение психологических аффектов и их активную демонстрацию. В культуре XVIII века эта система изображения и пристальный интерес к физическим проявлениям чувств сохраняется, но представления о психике человека и конвенциях переживания чувств претерпевают значительные изменения. Изучить эти изменения позволяет обращение к литературному и живописному портретам.

В литературных текстах 2-й половины XVIII века: романах, драмах и повестях появляются подробные описания внешности и поведения.

7 Кочеткова Н. Д. Указ. соч.

8 Marshall D. The Suprising Effects of Sympathy: Marivaux, Diderot, Rousseau and Mary Shelley. Chicago. 1988; Кочеткова Н. Д. Указ. соч.

9 Ямпольский М. Жест палача, оратора, актера // Ad Marginem' 93: Ежегодник Лаборатории постклассических исследований Института философии Российской Академии наук. М.: Ad Marginem, 1994. С. 21−70- Kemp М., Wallace М. Spectacular Bodies: The Art and Science of the Human Body from Leonardo to Now. Berkeley — Los Angeles — London: University of California press, 1999. P. 9 -100. литературных героев, а также краткие упоминания об их облике. Историки литературы рассматривают их как литературные портреты, выполняющие функции представления добродетелей и социального поведения героев.

В живописи интерес к выразительности облика человека находит отражение в системе жанров — историческом, бытовом и портретном. В России и Европе второй половины XVIII столетия в ряде портретов и жанровых картин появляются образы, свидетельствующие об интересе художников к изображению чувств и «чувствительности». Специфика живописных портретов в том, что в них символические мотивы переживания чувств и обращения к другому используются для передачи индивидуальности портретируемого. Каноны жанра предполагают изображение «характера», социальной роли и поведения, но не позволяют представления модели, экспансивно проявляющей чувства.

Выбор в качестве материала для исследования литературного и живописного портрета позволяет определить, какие представления о внешнем облике человека и его связях с переживаемыми эмоциями существовали в европейской и русской культурах второй половины XVIII века.

Такая постановка проблемы дает возможность увидеть процессы открытия и означивания «чувств» и оценить механизмы, обеспечивающие влиятельность концепта «чувствительности» как образца для представлений о себе и организации стратегий поведения человека XVIII века.

Актуальность работы состоит в том, что она представляет собой опыт исследования художественных практик создания литературного и живописного портретов, которые организованы различным образом и по-разному воспринимались в культуре. Анализ основанных на различных традициях изображения чувств литературных текстов и живописных образов позволяет рассматривать поле формирования культурных смыслов, в котором сосуществуют разнообразные представления об эмоциях.

Предметом исследования являются принципы и способы изображения чувств в литературном и живописном портретах 2-й половины XVIII века.

Цель диссертации — выявить в литературном и живописном портретах специфику представления облика человека и проявлений им различных эмоций.

Для достижения поставленной цели необходимо:

— рассмотреть систему представлений литераторов и художников об эмоциях и социальном поведении человека во 2-й половине XVIII века;

— проанализировать способы изображения героев литературных текстов, их внешнего облика, жестов и речевых практик;

— исследовать ситуации коммуникации, представленные в литературе, и оценить их роль в репрезентации чувств;

— показать особенности композиции живописных портретов, выявив специфику коммуникативных ситуаций, характерных для жанра портрета;

— провести анализ способов изображения внешнего облика моделей, рассмотрев их физиономические характеристики и систему жестов;

— сопоставить принципы изображения литературных героев и моделей живописных портретов и определить механизмы, лежащие в основе представления «чувствительности» в художественных практиках.

Обзор источников. Диссертационная работа базируется на исследовании нескольких групп визуальных и вербальных источников. Рассматриваются живописные произведения, выполненные в жанре портрета и бытовом жанре, а также литературные тексты — романы, повести, «слезные» драмы и комедии 2-й половины XVIII века. Для изучения отобраны литературные тексты и живописные портреты, связанные с деятельностью профессиональных и дружеских сообществ живописцев и литераторов Санкт-Петербурга и Москвы.

В группу вербальных источников входят тексты, которые историками литературы обычно рассматриваются в связи с развитием русского сентиментализма. При этом под сентиментализмом понимается не единое литературное направление, подразумевающее общность литературных приемов, а определенное единство мотивов и сюжетов, общность мировосприятия, обусловленная филиацией просветительских философских идей и увлечением «чувствительностью» .10.

В группу литературных источников вошли переводы французских романов, изданные в 1760-е гг. Романы «Философ английский, или Житие Клевеланда, побочного сына Кромелева», «Приключения маркиза Г., или.

10 Кочеткова Н. Д.

Литература

русского сентиментализма. Спб., 1994. С. 21.

Жизнь благородного человека, оставившего свет" Антуана Прево и «Жизнь Марианны, или Похождения госпожи графини де ***» Пьера Мариво были написаны в эпоху «битвы за роман» 1730-х. Для русских переводчиков, судя по предисловиям, представляли интерес проблемы нравоучения, «страстей», переживаемых человеком, и способов их изображения. Однако трактовка чувств и «страстей» в этих романах значительно отличается от французских романов 2-й половины XVIII века, прежде всего от «Новой Элоизы» Ж.-Ж. Руссо, хотя «протосентиментальные» мотивы в них присутствуют.

Русские авторы и переводчики были хорошо знакомы с романами Руссо «Эмиль» (1762) и «Новая Элоиза» (1761) в оригиналепервый профессиональный перевод Павла Потемкина, рассматриваемый в работе, вышел в 1769 г. Роман отличает наличие новых для русских читателей текстовых структур, позволяющих по-новому трактовать чувства героев и строить взаимоотношения текста и читателя. При переводе «Новая Элоиза» рассматривалась как образец литературного текста.

Следующую группу составляют тексты русских авторов. В нее входят «слезные» драмы и комедии, а также повести 1760−1770-х гг. — драма «Друг нещастных» (Спб., 1774) и повесть «Колин и Лиза» (Спб., 1772) М. Хераскова, «Торжество дружбы» П. Потемкина (Спб., 1773), комедии «Так и должно» (М., 1773) и «Добродетель, увенчанная верностию» (М., 1774) М. Веревкина, комедия «Мот, любовию исправленный» и драма «Награжденное постоянство» В. Лукина (1765).11.

Для повестей, драм и комедий, ориентированных на жанр французской и английской «мещанской» драмы, характерна тесная связь с дидактикой, создание моделей поведения чувствительного человека и их наглядная демонстрация зрителям и читателям. С этой точки зрения особый интерес представляют драмы и комедии, тексты которых предполагают сценическое воплощение, что обусловило подчеркнуто демонстративный характер поведения героев.

В третью группу литературных источников вошли романы, повести и драмы 1780−90-х гг. Здесь интерес представляют как тексты, продолжающие Лукин В. И. Сочинения и переводы. Спб.: Тип. Академии наук, 1765. 2 ч. традицию морализаторства и демонстрации образцов поведения, так и сочинения, вводящие новые принципы организации литературного текста. В эту группу входят романы П. Львова «Российская Памела» (1789) и «Роза и Любим» и повести «Бедная Лиза» (1792), «Остров Борнгольм», «Лиодор», «Чувствительный и холодный» и «Письма русского путешественника» (17 911 795) Н. М. Карамзина. В повестях Карамзина создаются новые, более сложные принципы представления чувств героев.12 В них появляется фигура «рассказчика», прямые обращения к читателю, содержащие рекомендации к переживанию чувства и его оценки.

Особое место в работе отводено поэтическим текстам Г. Р. Державина, В. В. Капниста, И. И. Хемницера и Н. А. Львова, которые вместе с романами и повестями 1780−1790-х гг. составляют единую образную систему, в рамках которой происходит формирование представлений о «чувствительности» .

Следующая группа вербальных источников — философские труды, представляющие различные типы рефлексии по поводу природы чувств и социального поведения человека. В нее входят статьи из «Энциклопедии» Дидро — Д’Аламбера и их переводы, философские труды Ж.-Ж. Руссо (например, «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми») и их переводы, а также переводы сочинений К. М. Виланда, «Теории нравственных чувств» А. Смита и других работ, связанных с философией морали.13 Особое место в этой группе занимает труд «Физиогномические фрагменты» швейцарского писателя и философа И. К. Лафатера (1741−1801), в котором дана одна из наиболее влиятельных в конце XVIII века типологий темпераментов и стратегий поведения человека.14.

2 Топоров В Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения: К двухсотлетию со дня выхода в свет. М.: Изд. центр РГГУ, 1995.

13 Философия в «Энциклопедии» Дидро и Даламбера / Ин-т философии. М.: Наука, 1994; Козельский Я. Статьи о нравоучительной философии Спб., 1770- Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми / Пер П Потемкин. М.: Тип. Моск. ун-та, 1770- Руссо Ж,-Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми // Он же. Об общественном договореТрактаты М ' Канон-пресс. Кучково поле, 1998; Виланд Х. М. О симпатии // Утренний свет. СПб, 1778 Ч. 2, янв — Муравьев М. Н. Начало нравственных деяний // Он же Полное собрание сочинений. СПб.' Тип. Российской Академии, 1820. 3 ч.

14 Lavater J.К. Physiognomische Fragmente zur Beforderung der Menschen Kenntniss und Menschen Liebe. LeipzigWinterthur, Weidmann, Reich, Steiner und Co, 1775−1778. В России текст известен в оригинале. Первые переводы появляются в начале XIX векаФизиогномический кабинет славного Лафатера. М.: Тип. Армянского ин-та гг Лазаревых, 1829- Новейший и любопытнейший способ как узнавать каждого человека свойства. Спб, 1817.

В диссертации также рассматриваются труды по философии искусства, в частности, сочинения Ж.-Б. Дюбо «Критические размышления о поэзии и живописи», Дени Дидро «Письмо господину *** о глухих и немых, предназначенное для тех, кто слышат и говорят», Ж.-Ж. Руссо «Опыт о происхождении языков, а также о мелодии и музыкальном подражании», статьи русских авторов по проблемам эстетики.15 Особую подгруппу составляют художественные руководства и тексты, связанные с бытованием портретов: «Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России», переведенные в России трактаты французского критика конца XVII века Роже де Пиля «Понятие о совершенном живописце, служащие основанием судить о творениях живописцеви Примечание о портретах», а также дневники и биографии, связанные с людьми, изображенными на портретах.16.

Группу визуальных источников составляет портретная и жанровая живопись 2-й половины XVIII века — работы, принадлежащие к различным стилевым направлениям и представляющие различные типы портретных композиций. Критериями выбора произведений были личные и профессиональные связи их авторов в литературно-художественных кругах, а также использование символических систем жестов и атрибутов, близких или резко отличающихся от применявшихся в литературных портретах того времени. Большая часть рассматриваемых нами живописных работ связана с таким явлением, как «русский портрет эпохи Просвещения», и с классицистическими тенденциями конца века.

В работе исследуются портреты, созданные иностранными живописцами, работавшими в России в 1760-е — 1790-е гг. Среди них произведения художников 1760-х годов — времени издания первых литературно-философских журналов: портретиста французского королевского двора Луи Токе (Токке, 1696−1772), приглашенного в Россию в 1756 г. для написания портрета императрицы Елизаветы Петровны, и итальянского художника Пьетро деи Ротари (1707−1762), работавшего в Петербурге в 1756—1762 гг. Они привезли.

15 Дюбо ЖБ. Критические размышления о поэзии и живописи. М. Искусство, 1976, Дидро Д Письмо господину *** о глухих и немых, предназначенное для тех, кто слышат и говорятПохвальное слово Ричардсону / Он же. Эстетика и литературная критика. М, 1980. с собой и писали в России как парадные, так и камерные портреты, связанные с традицией рокайльной живописи 1-й половины XVIII века, мифологического портрета и жанра «головок» .

Особую группу составляют работы члена Французской Академии живописи и скульптуры, портретистки королевского двора Элизабет Виже-Лебрен (1755−1824), работавшей в России в 1795—1801, и австрийского художника Иоганна Баптиста Лампи-старшего (1751−1830) и его сына Иоганна Баптиста Лампи-младшего.

Портреты этих мастеров представляют классицистические тенденции в искусстве конца XVIII века. Они характеризуются подчеркнутой демонстративностью и эстетизацией облика моделей, и их популярность в России указывает на изменение системы эстетических предпочтений.

Среди русских портретистов особый интерес вызывают фигуры таких художников, как Д. Г. Левицкий (1735−1822) и В. Л. Боровиковский (1757−1825), лично связанных с видными деятелями русской культуры 2-й половины XVIII века, в частности, с кругом Державина, Капниста, Хемницера, архитектора и поэта Н. А. Львова, а также с Н. И. Новиковым и другими русскими масонами. В эту группу входят также жанровые картины русского художника М. Шибанова (? — 1789), сюжеты которых отражают характерное для русской интеллектуальной культуры восприятие крестьян с точки зрения концепции «естественного» человека, искреннего в проявлениях чувств.17.

Степень разработанности проблемы. Научная литература, использованная при подготовке диссертационной работы, составляет несколько тематических групп, включающих исследования по социологии культуры, философии и истории телесности, истории культуры, литературы и искусства XVIII века.

Работы по социологии культуры оказали влияние на постановку проблемы в диссертации, в частности, на внимание к проблемам субъективности и коммуникации в культуре XVIII века. Так, труды М. Фуко, П.

16 Штелин Я. Записки .- Об изящных искусствах в России. М.: Искусство, 1990. 2 т. — Пиль Р. де. Понятие о совершенном живописце, служащее основанием судить о творениях живописцев, и Примечание о портретах / Пер. А. Иванов. Спб., 1789.

17 Выбор картин М. Шибанова обусловлен также его обучением у Д. Г. Левицкого или Г. И. Козлова.

Бергера, Т. Лукмана, М. Моееа, Р. Сеннета18 продемонстрировали историчность процессов индивидуализации, их тесную связь с практиками тела. Среди них особого внимания заслуживает проведенный Р. Сеннетом анализ поведенческих стратегий человека XVII—XIX вв.еков и выделение им в культуре сфер публичного и приватного поведения.

Работа П. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности» послужила основой исследования организации в текстах культуры XVIII в. повседневного знания об общении с другими людьми и способов концептуализации этого взаимодействия. Исследования П. Бергера, Т. Лукмана, М. Мосса позволили обратить особое внимание на факторы невербальной коммуникации — выражение лиц, системы жестов и поведенческих стратегий партнеров.

Отдельную группу составляют работы К. Гирца и Дж. Кавелти, предложивших подходы к исследованию символических репрезентаций опыта, ценностных конфликтов и образцов поведения.19 В этом контексте важными представляются также публикации, связанные с cultural studies — направлением исследований, для которого характерно внимание к процессу создания, трансляции и потребления культурных благ общества.20.

В самостоятельную группу можно выделить труды по философии «телесности», а также исследования истории телесных практик. Сюда относятся работы как французских философов «телесности» «Corpus» Ж.-Л. Нанси, Ж. Делеза, философов-феноменологов Ж.-П. Сартра, Э. Левинаса, так и русского.

ОI философа В. По дороги. Эта группа работ оказала влияние на формулировку в диссертации проблемы субъективности человека, на внимание к ситуациям «Ядругой» и проблемам создания в культуре конструктов «лица человека». С.

18 Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999; Сеннет Р. Падение публичного человека. М.: Логос, 2002; Мосс М. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии. М., 1996; Бергер П., Лукман Т Социальное конструирование реальностиТрактат по социологии знания. М., 1995.

19 Гирц К Влияние концепции культуры на концепцию человека // Культурология XX века Антология исследований культуры. Спб, 1997. Т.1, Кавелти Дж.Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. М, 1996. 1 22 С. 33−64.

20 What is Cultural Studies? / Ad. by J. Storey. L — NY, 1996.

21 Нанси Ж.-Л. Corpus M: Ad Marginem, 1999; Сартр Ж.-П. Воображаемое: Феноменологическая психология восприятия. Спб.: Наука, 2001; Левинас Э. Диахрония и репрезентация // Интенциональность и текстуальность: Философская мысль Франции XX века Томск: «Водолей», 1998; ПодорогаВ. Феноменология тела. М ¦ Ad Marginem, 1995. философией телесности и современной феноменологией связана также значимая для прикладных культурных исследований постановка проблемы выражения телесного опыта в тексте.

В работах английских, американских и русских историков «телесности», вошедших в рассматриваемую группу научной литературы, предметом интереса является создание представлений о теле и лице человека в различных культурных практиках философии, медицины, искусства.22 Основные принципы этих исследований рассматриваются в монографии социолога и антрополога И. М. Быховской.23.

В работах Б. Стаффорд показана тесная связь медицинских и художественных анатомических атласов в XVIII в. с процессом развития знаний о теле.24 В монографиях французских исследователей Ж.-Ж. Куртинэ и К. Арош «История лица», М. Кэмпа и М. Валлас «Театр тела», сборнике статей Стэнфордского университета «Тело и текст» 25 исследуется особая роль лица человека во французской и английской культурах XVII—XVIII вв., когда лицо рассматривается как одно из значимых средств коммуникации, являясь специфической социальной маской, фигурой политеса или «гримасой сочувствия» — в то же время лицо человека тесно связано с процессами идентификации, «знания», утверждения и демонстрации себя в обществе.

Исследования «театра» XVIII века Д. Маршалла и авторов журнала «Representations», позволили обратить внимание на культурную роль стратегий публичной демонстрации, основанных на невербальных средствах коммуникации — системе взглядов, жестов, мимики, их тесную связь с.

22 В нашей стране этот подход представляют работы М. Ямпольского: Жест палача, оратора, актера // Ad Marginem' 93: Ежегодник Лаборатории постклассических исследований Института философии Российской Академии наук. М.: Ad Marginem, 1994. С. 21−70- От символического тела к репрезентативному пространству (Фрагменты из книги «Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец «старого режима») // Новое литературное обозрение М., 2002. № 56.

23 Быховская И. М. Homo somatikos: Аксиология человеческого тела. М.: Эдиториал УРСС, 2000.

24 Stafford В. Body Criticizm: Imaging the Unseen in XVIII Century Art and Medicine. Cambridge, 1992.

25 Courtine JJ., Haroche C. Histoire du visage Exprimer et traire ses emotions (du XVI siecle au debut du XIX si? cle). Paris' Payot — Rivages, 1994; Kemp M., Wallace M. Spectacular Bodies: The Art and Science of the Human Body from Leonardo to Now. Berkeley — Los Angeles — London: University of California press, 1999; Body and Text in the Eighteenth Century / Ed. by V. Kelly and D. von Muecke Stanford University press, 1994. представлениями о нормах поведения в обществе.26 Согласно этим работам, в XVIII веке театральные представления служат предметом философской рефлексии, метафоры театра, актеров и зрителей используются для описания отношений в обществе.27.

Отдельный интерес представляют философские труды и исторические исследования, посвященные истории представлений о зрении и стратегиях видения. Благодаря работам М. Джея, Дж. Крэри и других исследователей в диссертации обращено внимание на историчность видения и необходимость изучения способов его организации и описания в текстах, связанных с различными культурными практиками (медициной, естественными науками, философией, литературой), на наличие в культуре разветвленной системы л о метафор видения и зрения.

Исследования телесных и визуальных практик XVIII—XIX вв. продемонстрировали их особое влияние в культуре, показали возможность и необходимость проблематизации визуального и телесного опыта в культуре. В данной работе делается попытка рассмотреть эти проблемы на русском материале.

Следующую группу литературы по теме диссертации составляют работы по истории литературы. Интерес здесь представляют как исследования, охватывающие историческую поэтику, так и ставящие проблемы социологии культуры. Это работы С. Гринблатта, современных английских, американских и немецких историков литературы XVIII века, связанные с тендерной проблематикой, экономическими и политическими проблемами в обществе.

26 MacArthur J Е Emboding the Public SphereCensorship and the Reading Subject in Beaumarchais’s Mariage de Figaro // Representations. 1 61. 1998. P 57−78- Maslan S. Resisting Representation: Theater and Democracy in Revolutionary France // Representations. 1 52. 1992. P. 27−51.

27 Markley R. Sentimentality as Performans: Shaftsbury, Sterne and the Thearters of Virtue // The New Eighteenth Century: Theory, Politics, English literature. NY., 1987. P. 210−230- Marshall D. Rousseau and the State of Theater // Representations. 1 13. Winter, 1986; Idem. The Figure of Theater: Shaftsbury, Defoe, Adam Smith and Geoge Elliot. NY. 1986, Idem. The Surprising Effects of Sympathy: Marivaux, Diderot, Rousseau and Mary Shelley. Chicago. 1988.

28 Crary J. Techniques of the Observer: On Vision and Modernity in the Nineteenth Century. Cambridge, 1990; Stafford B. Body Criticizm: Imaging the Unseen in XVIII Century art and Medicine. Cambridge, 1992; Stafford B. Good Looking. Essays on the Virtue of Images. Cambridge, 1996; Vision in Context: Historical and Contemporary Perspectives on Sight / Ed. by T. Brennan, M. Jay. L.: Routledge, 1996.

29 Гринблатт С Формирование «я» в эпоху Ренессанса: От Мора до Шекспира (главы из книги) // Новое литературное обозрение. М., 1999. № 35.

XVIII столетия.30 Среди отечественных исследователей можно также выделить работы A.JI. Зорина.31.

Наибольшую ценность в этой группе представляют исследования французской литературы XVII—XIX вв.еков Жана Старобинского, сделавшего важные для истории культуры выводы в ходе анализа сочинений Монтеня, Корнеля и Расина. Старобинский продемонстрировал тесные связи формирования в культуре XVII в. представлений о «себе» с процессами «явления» себя взгляду другого и выявил особый, «визуальный» характер трагедий эпохи французского классицизма.

В эту группу также входят монографии по истории русской литературы таких отечественных исследователей, как Г. А. Гуковский, К. А. Назаретская, П. А. Орлов, Н. Д. Кочеткова, посвященные изучению структуры литературных текстов и реконструкции культурного контекста их создания.33 В диссертации активно используется предложенное Н. Д. Кочетковой в монографии «Литература русского сентиментализма» понимание русского сентиментализма как мировоззренческой общности, основанной на филиации идей в обществе, но не предполагающей единства языка и стиля литературных произведений, а также единства политических и эстетических взглядов их авторов.34.

30 Markman Е. The Politics of Sensibility: Race, Gender and Commerce in the Sentimental Novel. Cambridge, 1996; Mullan J. Sentiment and Sociability: the Language of Feeling in the XVIII Century. Oxford, 1988, Van Sant A. J Eighteenth-Century Sensibility and the Novel, the Senses in Social Context. NY. — Camridge, 1993; Эрих-Хефели В. К вопросу о становлении концепции женственности в буржуазном обществе XVIII века: Психоисторическая значимость героини Ж.-Ж. Руссо Софи // Пол. Тендер. Культура. М., 1999. Т. 1.

31 Зорин A.JI. Кормя двуглавого орла.' Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Зорин A.JI., Немзер, А С Парадоксы чувствительности' Н М Карамзин «Бедная Лиза» // «Столетья не сотрут. .» ¦ Русские классики и их читатели М «Книга, 1989.

32 Старобинский Ж. Поэтика взгляда у Расина // Он же Поэзия и знание: История литературы и культуры / Сост., отв. ред. и авт. предисл. С Н. Зенкин. М, 2002. Т. 1- Старобинский Ж. Монтень в движении // Там же. Т. 2.

33 Кочеткова Н. Д.

Литература

русского сентиментализма. Спб.: Наука, 1994, Назаретская К. А. Сентиментальные и предромантические мотивы в творчестве Хераскова и поэтов его школы 6070-х гг. XVIII в // Вопросы романтизма. Казань 1967. Вып. 3- Орлов П. А. Русский сентиментализм. М., 1977; Гуковский Г. А. Русская поэзия XVIII века М.-Л., 1928, Он же. Очерки по истории русской литературы и общественной жизни XVIII в. Л., 1938.

34 Кочеткова Н Д Литература русского сентиментализма Спб. Наука, 1994.

С точки зрения изучения в диссертации взаимоотношений «текст — автор — читатель — персонажи» интерес представляет опыт нарративного анализа повести «Бедная Лиза», проведенного В. Н. Топоровым.35.

При работе над диссертацией также использованы статьи по отдельным аспектам истории русской литературы, а также монографии по истории журналистики и литературных переводов в России XVIII в.36 Отдельную группу составляют монографии по проблемам развития французской литературы 1-й половины — середины XVIII в.

Другую группу научной литературы составляют монографии по теории и истории искусства. Среди них ведущую роль при разработке методологии исследования сыграли работы Уильяма Митчелла, рассматривавшего «картину» как одну из возможных форм представления культурного и эстетического.

38 опыта. В диссертации также использовались работы по семиотике и лл психологии искусства Н. Брайсона и Р. Арнхейма.

В группе литературы по истории искусства особого внимания заслуживают монографии М. Фрида и Г. Вдовина, связанные с интересом.

35 Топоров В Н. «Бедная Лиза» Карамзина Опыт прочтения: К двухсотлетию со дня выхода в свет. М • Изд центр РГГУ, 1995.

36 Берков П Н. История русской журналистики XVIII века / Ин-т русской литературы. M.-JL: Акад Наук СССР, 1952, Он же Введение в изучение истории русской литературы XVIII века. Ч 1: Очерк литературной историографии XVIII века. JI' Изд-во Ленингр. ун-та, 1964; Данилевский Р Ю. Россия и Швейцария: Литературные связи XVIII—XIX вв. Л.: Наука, 1984; Рак В. Д. Русские литературные сборники и периодические издания второй половины XVIII века: Иностранные источники, состав, техника компиляции. Спб.: Акад. проект, 1998; Ревелли Дж. Образ «Марии, Российской Памелы» П. Ю. Львова и его английский прототип // XVIII век: Сб. 21. Спб, 1999. С. 296−302.

37 Atkinson G. The Sentymental Revolution: French Writers of 1690−1740. L. — Seatle: Unversity of Washington press, 1965; Atkinson G., Keller A.C. Prelude to the Enlightenment. French Literature 1690−1740. L. — Seatle: Unversity of Washington press, 1971; Brady P. Rococo Style versus Enlightement Novel. Geneve: Slatkine, 1984.

38 Mitchell W.J.T. Iconology: Image, Text, Ideology, Chicago — London: The University of Chicago Press, 1986; Idem Picture Theory Essays on Verbal and Visual Representation University of Chicago Press, 1995.

39 Бел M., Брайсен H. Семиотика и искусствознание // Вопросы искусствознания. М., 1996 1 12- Bryson N. Looking at the Overlooked Four Essays on Still Life Painting London: Reaktion Books, 1990; Idem. Word and Image: French Painting of the Ancien Regime. Cambridge, 1981; Visual Culture: Images of Interpretation / Ed. by N. Bryson, M A Holly, K.P.F. Moxey. Wesleyan University Press, 1994; Арнхейм P. Вильгельм Воррингер об абстракции и эмпатии // Он же. Новые очерки по психологии искусства М, 1994. С. 63−76 авторов к процессам социальной идентификации и формирования представлений об индивидуальности моделей.40.

Существенную помощь в работе оказали фундаментальные труды, посвященные крупнейшим портретистам XVIII в. В. JI. Боровиковскому и Д. Г. Левицкому41, а также статьи и монографии, рассматривающие конвенции создания и специфику бытования портрета XVIII века 42.

В диссертации использованы работы по истории культуры, в частности, проведенные Р. Дарнтоном исследования бытования наиболее известных текстов культуры XVIII вв43, а также истории частной и публичной жизни человека XVII—XVIII вв.еков44 Важная роль в постановке проблемы диссертации принадлежит трудам Ю. М. Лотмана, посвященным особому влиянию литературных текстов конца XVIII — нач. XIX в. на формирование у читателей представлений о себе, а также культурным механизмам, обусловившим этот феномен.45.

Методологические основы диссертации. Работа предполагает использование комплекса исследовательских подходов, которые разрабатываются в русле интерпретативной антропологии, cultural studies (исследования культуры) и visual studies (исследования визуальности).

В ходе работы над диссертацией было необходимо дать определение литературного и живописного портрета и подходов к его изучению.

40 Вдовин Г. Становление «Я» в русской культуре XVIII века и искусство портрета. М.: Наш дом — L' Age Г Homme, 1999; Fried М. Absorption and Theatricality. Painting and Beholder in the Age of Diderot. Chicago, 1988; Pointon M. Hanging the Head. Portraiture and Social Formation in Eighteenth-Century England Yale University Press, 1998.

41 ГершензонЧегодаева H.M. Дмитрий Григорьевич Левицкий. М. Искусство, 1964; Алексеева Т. В. Владимир Лукич Боровиковский и русская культура на рубеже XVIII—XIX вв.еков. М.: Искусство, 1975.

42 Поспелов Г. Г. Русский интимный портрет второй поло вины XVIII — начала XIX века // Русское искусство XVIII века: Материалы и исследования. М.: Искусство, 1968; Карев А. А. Портреты Лосенко: О средствах характеристики модели в эпоху классицизма // Русский классицизм второй половины XVIII — начала XIX века. М, 1994; Евангулова О С., Карев А. А. Портретная живопись в России второй половины XVIII века М.: Изд — во МГУ, 1994; Яблонская Т. В. Классификация портретного жанра в России XVIII в.: Автореф. дисс. на соиск. учен, степени кандидата искусствоведения. М., 1978.

43 Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры / Пер. Т. Доброницкой, С. Кулланды. М.: Новое литературное обозрение, 2002.

44 Человек эпохи Просвещения. М.: Наука, 1999; Человек в мире чувств: Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени / Отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М. РГГУ, 2000.

Портрет понимается в тесной связи с исследованием проблемы субъективности человека — лица, взгляда, тела, манеры поведения, переживания и проявлений аффектов, темперамента, социального положения. Такое понимание портрета тесно связано с изучением представлений о физическом строении человека, конвенциях должного внешнего облика и поведения, представлений о чувствах и системе дозволенных в культуре XVIII века эмоций, возможности их проявления и публичной демонстрации.46 Постановка проблемы диктует понимание наших литературных и живописных источников как текстов, отражающих систему значений, присваиваемых облику человека, лицу, взгляду, манере поведения в культуре XVIII века.

При этом лицо и внешний облик человека являются для нас культурными конструктами. Лицо, физиогномические данные, мимика, жесты для человека культуры могут принадлежать к «естественному», не подлежащему рефлексии знанию47, однако они включены в те или иные культурные практики, в которых им присваивается система значений и вырабатывается их облик.

В то же время в философии XX века существуют и представления о сложности означивания лица, отсылающих к тесной связи лица человека с его субъективностью, что приводит, согласно Э. Левинасу, к огромной этической.

АЛ ответственности. В феноменологии Ж.-П. Сартра лицо наделяется «неким не поддающимся определению качеством», что пробуждает аффективную.

49 реакцию, весьма далекую от поиска точных смыслов и точного сходства.

Сложности создания конструкта лица нашли отражение во внимании современной философии к восприятию лица человека. Абсолютная безошибочность, но и нерациональность такого восприятия в философии 2-й половины XX века привели к постановке проблемы границ субъективности. С.

45 Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII—XIX вв. // Он же. Избранные статьи. Таллин, 1992. Т. 2, Он же. Сцена и живопись как кодирующие устройства культурного поведения человека начала XIX столетия // Там же. T 1.

46 Сеннет Р. Публичный мир «старого режима» 11 Он же Падение публичного человека. М.: Логос, 2002.

47 Мосс М. Общества. Обмен Личность: Труды по социальной антропологии М, 1996. С 242 249.

48 Левинас Э Диахрония и репрезентация // Интенциональность и текстуальностьФилософская мысль во Франции XX в. Томск, 1998. С 148−150.

49 Сартр Ж.-П. Воображаемое Феноменологическая психология воображения. Спб., 2001. С. 8889 разных точек зрения проблемы возможности личного телесного опыта и опыта восприятия лица другого активно обсуждаются в работах Ж. Делеза, Ф. Гваттари и Ж. Л. Нанси.50 Эти трудности по-разному интерпретировались в различные периоды европейской культуры, но всегда являлись предметом рефлексии в рамках различных культурных практик. В данной работе такими культурными практиками являются литература и живопись.

Литературные и живописные портреты рассматриваются нами как активные участники образования и изменения культурных смыслов и ценностей. Такого рода подходы опираются на представления, существующие в рамках «символических» теорий культуры Э. Кассирера, К. Гирца и теории текста и дискурса Ю. Кристевой, М. Фуко и Р. Барта. Влияние на выбор исследовательского подхода в диссертации оказали работы «новых историков», в частности, С. Гринблатта, и такое активно развивающееся направление исследований, как cultural stydies, в разных контекстах использующие эти теории.51.

Литературные и живописные портреты важны для нас как «символические образцы социального взаимодействия и социального опыта», когда субъективно ориентированные фикциональные структуры воплощают.

С’У поведение «всех и каждого» и потому обращены к любому. С этой точки зрения интерес представляют механизмы создания, трансляции и восприятия культурных ценностей.

Для С. Холла, Р. Джонсона, Дж. Сторей и других исследователей, работающих в русле cultural studies, такая постановка проблемы подразумевает анализ стратегий репрезентации — способов создания изображения, его организации и правил функционирования. Важным при исследовании репрезентаций культурных смыслов является знание о том, что в культуре сосуществуют формы организации культурного опыта, выражающие разнообразные социальные интересы. По-разному используемые и.

50 Подорога В. Феноменология тела: Введение в философскую антропологию Материалы лекционных курсов 1992;1994 годов. М: Ad Marginem, 1995. С. 327−338- Нанси Ж.-JI Corpus. М.: Ad Marginem, 1999.

51 Гринблатт С. Формирование «я» в эпоху Ренессанса // Новое литературное обозрение М., 1999. 1 35. С. 34−77- Hall S. Cultural Studies: Two Paradigms // What is Cultural Studies'? / Ed. by J. Storey. L — NY., 1996. P 31−48. воспринимаемые, они представляют различные системы значений или аспекты решения проблемы. В этом контексте С. Холлом культура понимается как борьба и конвергенция различных позиций, как сеть формирующихся значений.53.

Литературный и живописный портреты могут быть рассмотрены как символические формы, представляющие различные системы значений, присваиваемых телесному облику человека и испытываемым им чувствам.

При исследовании стратегий репрезентации «чувствительности» важным является знание о том, что в процессе создания и трансляции культурных благ значения и формы их представления неразрывно связаныво многом именно форма представления обеспечивает трансляцию культурных смыслов и провоцирует создание новых культурных смыслов.54.

Так, в европейской и русской литературе и живописи на протяжении XVIII века ставится и различным образом решается проблема языков описания и представления чувств. Мы можем говорить о том, что в ходе этих процессов происходит открытие ценности психологических аффектов и формирование конвенций этого переживания.

Эти механизмы создания и восприятия культурных значений исследователь культуры потребления С. Холл обозначает как артикуляцию значений. Последняя предполагает процесс их продуцирования и потребления, который происходит в определенном контексте в определенный исторический момент при помощи определенных дискурсов.55 При этом множество людей, использующих эти дискурсы и находящихся в различных социальных и культурных контекстах, создает новую сеть смыслов. С этой точки зрения литературные и живописные портреты могут рассматриваться как поле создания смыслов.

В ходе работы с по-разному организованными и воспринимаемыми культурными практиками можно ожидать достаточно сложной картины значений, придаваемых чувствам человека. Результаты такого анализа могут.

52 Гудков Л., Дубин Б., Страда В Литература и обществоВведение в социологию литературы. М., 1998.-С. 18−19.

53 What is Cultural Studies? / Ed by J Storey L.- NY., 1996. P. 4.

54 Hall S. Cultural Studies: Two Paradigms, Frow J, Morris M. Australian Cultural Studies // What is Cultural Studies? / Ed. by J. Storey L.- NY, 1996. P. 31−48. быть охарактеризованы как анализ «культурной политики» — происходившей в культуре XVIII века работы по осмыслению и созданию представлений о чувствах, умению присваивать значения дотоле неважным в культуре явлениям.

Изучение создания культурных смыслов в работе ведется в рамках анализа интертекста и нарратологии, методов работы, которые применимы как к литературным текстам, так и к живописным портретам. Нарративный анализ позволяет рассматривать взаимоотношения автора — текста — читателя, выявляя в тексте роли и ситуации, с которыми может идентифицироваться читатель.56.

Основными единицами анализа литературных текстов и живописных произведений выбраны композиционные модели (в случае портрета), сюжетные структуры (при анализе романа), система ситуаций, в которых изображаются модели и персонажи, темы и мотивы (изображение лица, взгляда и жеста).

Внимание к фикциональным структурам, сюжетам, темам и мотивам обусловлено тем, что, с точки зрения Дж. Кавелти, эти структуры составляют часть единого культурного словаря, за ними в культуре закрепляется определенная система значений, при их помощи символизируются социальные стратегии, образцы мышления и поведения.57.

Они фигурируют в произведениях различных авторов, в различных видах искусства, трактуются и прочитываются по-разному в различные периоды времени. При этом в культуре не существует абсолютных разрывов: старые концепты могут трансформироваться и группироваться вокруг новых культурных предпосылок и тем.58.

Так, в русской культуре 2-й половины XVIII века, во время активного знакомства с европейской литературой и искусством, сосуществование различных тем и сюжетов очевидно, когда для чтения и перевода в связи с общественным интересом к чувствам человека выбираются более ранние тексты, не связанные с культурой «чувствительности» .

55 Там же. С. 4.

56 Бел М., Брайсен Н. Семиотика и искусствознание // Вопросы искусствознания. М., 1996. № 12- Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США) — Концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. М.: Интрада — ИНИОН, 1996. С. 74−76.

57 Кавелти Дж Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. М., 1996. 1 22. С 58.

58 Storey J. Cultural Studiesan IntroductionHall S. Cultural Studies: Two Paradigms // What is Cultural Studies? L.-NY., 1996 C. 4. Ямпольский M. Память Тиресея: Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993 С. 12 41, 59−65.

В контексте поставленных задач в ходе исследования предполагается особое внимание к трактовке создаваемых в романе и портрете ситуаций проявления чувств и «чувствительности» моделей, изображенных на портретах, и персонажей романов и драм.

Особой проблемой является осмысление соотношения «вербального» и «визуального» в культуре XVIII века. Постановка этой проблемы связана с существовавшими в европейской культуре XIX—XX вв. мифологиями непосредственности визуального восприятия и кардинальном различии визуального и рационального — вербального.59 По мнению таких исследователей, как У. Митчелл, М. Джей, К. Дженкс, это различие можно рассматривать с точки зрения создания в культуре разных форм организации культурного опыта, к которым относятся вербальные и визуальные образы. В различные эпохи они понимаются и воспринимаются по-разному.60.

Представление о специфике вербального и визуального опыта в диссертации реализуется на уровне особого внимания к тому, как соотношение вербального и визуального осмыслено и представлено в текстах XVIII века. Особое внимание уделено трактовке непосредственно «визуальных» ситуаций взгляда на другого и речи, обращенной к другому.

В литературных текстах анализируется система метафор и определений взгляда и зрения, определяется, какого рода поведенческие стратегии персонажей связаны с системой взглядов. В живописных портретах прослеживается непосредственно направление взгляда портретируемого и роль этого мотива в построении портретного образа.

Помимо этого, при анализе живописных портретов особое внимание уделено технике создания полотен и возникающим благодаря ей визуальным эффектам, оказывающим влияние на трактовку облика модели, что позволяет исследовать процессы восприятия и узнавания портретного образа.61.

59 Jenks Ch. The Centrality of the Eye in Western Culture // Visual Culture / C. Jenks. L.: Routledge,.

1995. P. 1−16.

60 Mitchell W.J.T. Iconology: Image, Text, Ideology. Chicago — London: The University of Chicago Press, 1986; Jay M Downcast Eyes. Berkeley, 1994; Jenks C. Visual Culture. L.: Routledge, 1995, Vision in Context. Historical and Contemporary Perspectives on Sight / Ed. by T. Brennan, M. Jay. NY.: Routledge, 1996; Stafford B.M. Good Looking: Essays on the Virtue of Images. Cambridge,.

1996.

61 Активные дискуссии о роли техник создания образов в интерпретации художественных произведений нашли отражение в сборнике Visual Culture: Images of Interpretation (Wesleyan.

В контексте интереса к конвенциям вербального — визуального представляется важным рассмотреть литературный и живописный портреты как особым образом организованные культурные практики, предполагающие особую организацию «текста», специфические для каждого вида искусства взаимоотношения субъективности автора, конвенций создания, восприятия и использования изображения, сложные системы взаимодействия с обществом и формирование профессиональных сообществ. Изучение литературных текстов и живописных портретов с этих точек зрения предусматривает использование опыта анализа текстов культуры в истории и социологии литературы и искусства,.

Решение всего комплекса проблем, связанных с анализом художественных практик, не входит в задачи данной работы. В центре внимания диссертации — символические образные и сюжетные ряды, связи литературных и живописных образов с формированием представлений о переживании чувств в культуре. В то же время для анализа привлечены сведения об авторах образов, анализ взаимодействия автора, произведения и зрителя, а также сведения о профессиональных сообществах.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Представления о «чувствительности» в русской культуре XVIII века исследуются с точки зрения стратегий социального поведения и самоощущения, в том числе переживания эмоций. Рассматриваются сложные взаимосвязи внешнего облика человека, ситуаций социальной коммуникации и проявления чувств, которые представлены в литературных текстах и живописных портретах.

Работа с ситуациями коммуникации как в литературных текстах, так и на живописных портретах показывает, что они являются символическими моделями, основанными на культурных представлениях о поведении «чувствительного» человека, в частности, о необходимости проявления расположенности или сочувствия другому. На живописных портретах симпатия.

University Press, 1994) и в работах историка искусства Нормана Брайсона (Bryson N. Vision and Painting: The Logic of the Gaze L.: Macmillan, 1983; Bryson N. Looking at the Overlooked. Four Essays on Still Life Painting. L., 1990) к другому трактуется как норма социального поведения изображенных людей, в то время как в литературных текстах создаются образцы для подражания.

2. Литературные и живописные источники изучены в тесной связи с исследованием проблем репрезентации в литературе и портретной живописи субъективности человека — лица, тела, манеры поведения, переживания и возможности проявлений аффектов, темперамента, социального положения.

Выделены литературные и живописные портреты конца XVIII века, в которых зрителю и читателю демонстрируется преимущество добродетелей «чувствительного» человека, способности к переживанию эмоций, сочувствию другому и любви к природе. В диссертации показано, что в литературе и живописи используются единые принципы символизации «чувствительности», основанные на создании жестко структурированной «картины» чувств.

Как особый тип портрета в литературных текстах рассмотрены описания чувств, переживаемых героем, или его социальных добродетелей. Они не предполагают внимания автора к внешнему облику, но включают указания на его изменения или на «ощущение нечто» при взгляде на партнера.

3. Выявлена особая роль в культуре процессов демонстрации чувств и проявлений характера партнеру по социальной коммуникации. Ситуации «явления чувств» собеседнику лежат в основе моделей социальной коммуникации, создаваемых в живописных портретах и литературных текстах. С пристальным интересом к лицу собеседника связаны стратегии напряженного наблюдения за партнером или интуитивного понимания при взгляде на него, отсюда специфический «визуальный» характер моделей коммуникации.

4. Показано, что в литературных текстах и на живописных портретах представлены различные стратегии переживания чувств и поведения, от аффективных проявлений «страсти» до образа действий, предполагающего спокойную расположенность к партнеру и социальной интуиции «ощущения нечто» в другом. Важной характеристикой репрезентаций «чувствительности» является интерес к изображению того, что невозможно рационально осмыслить, но можно почувствовать в облике человека.

Научная новизна работы определяется тем, что предметом анализа являются способы репрезентации «чувствительности» человека в различных художественных практиках — литературных текстах, живописных портретах и картинах бытового жанра.

Новым в работе является подход к исследованию литературы и живописи XVIII века как к культурным практикам, в которых создаются системы символических форм, представляющих ценности культуры. В связи с этим в диссертации рассмотрены механизмы их воздействия и восприятия, что актуально в отношении текстов XVIII века, тесно связанных с культурой нравоучения.

По-новому разрабатываются проблемы восприятия тела и лица человека в культуре XVIII века, которые рассматриваются с точки зрения создания значимых в культуре моделей социальной коммуникации.

По-новому поставлена проблема роли визуального восприятия в культуре XVIII века.

Научно-практическое значение работы заключается в предложении новой концепции исследования взаимодействия литературных текстов и живописных портретов, новых объяснительных схем для изучения представлений об эмоциях и социальном поведении человека в русской культуре XVIII века. Полученные результаты могут использоваться в научно-исследовательской деятельности и в педагогической практике — в лекционных курсах и семинарских занятиях по истории культуры XVIII века.

Апробация работы. Основные положения работы апробированы в форме докладов на межвузовских научных конференциях («Текст в гуманитарном знании», РГГУ, 1997; «Выбор метода: Изучение культуры в России 1990;х годов», РГГУ, 2001) и доклада на научном семинаре в Институте всеобщей истории РАН. Результаты и материалы исследования используются в авторском курсе «Визуальная культура: Подходы к исследованию», читаемом в Институте европейских культур РГГУ.

Структура работы. Работа состоит из вступления, трех глав и заключения. В 1-й главе «Представления о „чувствительности“ в западноевропейской и русской культуре второй половины XVIII века» рассмотрены представления о чувствах, которые формировались в философии, эстетике, литературе и искусстве Франции и России XVIII века. В центре внимания — ситуация 1760−1770-х гг., когда в России активно переводятся важные для понимания культуры «чувствительности» философские и художественные тексты. Во 2-й главе «Образы любви и дружбы в русской художественной культуре 1760−1770-х годов» исследуются тексты «слезных» драм, комедий и повестей, а также живописные портреты и жанровая живопись, представляющие различные концепции переживания и репрезентации чувств, от любовной страсти до чувств «дружбы» и расположенности к другому, партнеру по социальной коммуникации. В 3-й главе «Чувствительность» в русском сентиментальном романе и живописном портрете 1780−1790-х годов" определены изменения представлений о субъективности человека, принципах репрезентации чувств и темперамента литературных героев и моделей портретов конца XVIII столетия.

Заключение

.

В диссертационной работе поставлена задача рассмотреть представления о «чувствительности» в русской культуре XVIII века. Предмет особого интереса в работе — как в художественных практиках представлены облик человека и система коммуникативных ситуаций, в которых его «чувствительность» проявлялась. Такая постановка проблемы позволила выявить системы смыслов, связанных с утверждением ценности переживания чувств и сочувствия ближнему как основы социального поведения человека.

Работа с художественными практиками позволила не рассматривать концепт «чувствительности», а выявить систему коннотаций, связанных с комплексом стратегией поведения и самоощущения «чувствительного» человека. Так, нами продемонстрировано, что понимание «чувствительности» охватывало различные представления об эмоциях и физических ощущениях, а также о социальных чувствах, регулирующих восприятие другого — партнера по социальной коммуникации. Особым проявлением «чувствительности» являлась эстетическая чувствительность к изображению в литературных текстах или во время театрального представления испытаний, которым подвергается порядочный человек.

При этом в центре нашего внимания были представленные в литературных текстах и живописных портретах различные стратегии переживания чувств и различные поведенческие стратегии — от аффективных проявлений «страсти» до «добродетельного» поведения, предполагающего спокойную благорасположенность к партнеру.

Изучением принципов репрезентации чувств продиктовано особое внимание в работе к специфике организации изображения в живописном и литературном портретах и к различию их функций в обществе.

Отсюда возникла необходимость создания методологических условий для их сопоставления. В основу анализа портретов в работе положено изучение литературных текстов и портретов, созданных в один временной промежуток, в 1760—1770 и 1780−1790-е гг., традиционно в истории литературы выделяемые как этапы развития русского сентиментализма. Для анализа выбраны литературные тексты и живописные портреты, связанные с одной аудиториейпрофессиональными сообществами живописцев, поэтов и авторов романов. В ряде случаев, например, при изучении портретов кисти Д. Г. Левицкого и В. Л. Боровиковского, учитывались личные дружеские связи в среде поэтов и художников, оказавшие влияние на создание живописных портретов и литературных текстов.

Особое значение в работе уделено основным принципам создания живописных портретов и литературных текстов. При анализе живописных портретов учитывался тот факт, что портрет XVIII века строился согласно созданным в XVII—XVIII вв. принципам изображения, предполагающим тесную связь портрета с конвенциями социального поведения и представлениями о субъективности конкретного человека — модели на портрете. Согласно живописным руководствам XVII—XVIII вв.еков, портрет представляет социальную роль модели, тип темперамента и специфику поведения. В центре внимания в работе — конструирование в живописных портретах типов темпераментов, социальных ролей и поведенческих стратегий, которые имеют особое значение в культуре.

При работе с литературными текстами романов, драм и комедий особое внимание отведено их тесным связям с практиками нравоучения XVIII века и осмысленным в философии искусства этого времени принципам наглядной демонстрации преимуществ социальной «добродетельности», выражавшейся в сочувствии ближнему и благотворении. Для исследования привлекались тексты переводов французских романов эпохи «битвы за роман» 1730-х гг. и русских предисловий к ним, представлявшие чтение романов как способ знакомства с жизнью и наставления в «добродетельности». Особое место в этой традиции занимают «слезные» драмы и критические статьи Д. Дидро и русского переводчика В. И. Лукин, которые рассматривали принципы нравоучения в рамках театрального представления, связывая их с особым воздействием на зрителя изображений «горестей», испытываемых добродетельным человеком, и необходимостью создания наглядных моделей социального поведения, которым зритель может подражать.

В основе репрезентации человека и переживаемых им чувств как в живописном, так и в литературном портретах 2-й половины XVIII века лежит создание различных типов ситуаций коммуникации. В основе этих ситуаций в литературных текстах и живописных портретах лежат различные структуры изображений и их восприятия.

В избранных для анализа живописных портретах воспроизводится типичная для этого жанра ситуация активного обращения модели к зрителю с целью демонстрации своих достоинств, рода занятий и типичной для той или иной социальной роли манеры поведения. Создание такого рода ситуаций неразрывно связано с механизмами публичного представления себя в обществе, а не только на портрете. 1.

В центре нашего внимания в 1-й и 2-й главах — изменения в композициях портретов Д. Г. Левицкого 1770-х гг., сближение жанра портрета с бытовым жанром в «головках» П. Ротари, за которыми стояло изменение представлений о наглядной демонстрации достоинств модели. Так, на портретах Левицкого и «головках» Ротари создавался эффект динамики коммуникативной ситуации обращения модели к зрителю, когда можно говорить о ситуациях диалога «Ядругой» .

Доказано, что на портретах кисти Левицкого создавался особый тип портретной роли, в которой модель представлена зрителю в роли «любезного собеседника», активно тиражировавшейся художником. Широкое распространение этой портретной роли позволяет говорить об особом значении, придаваемом ей в обществеэта роль тесно связана с представлениями о предпочтительных в интеллектуальных сообществах того времени стратегиях поведения и в целом о нормах социального поведения «чувствительного» человека.

В живописных портретах конца века, рассмотренных в 3-й главе, в частности, в основе женских портретов В. Л. Боровиковского, лежит обращение к принципам наглядной демонстрации, когда особое внимание уделяется демонстрации символов «чувствительности» моделей, а не созданию эффекта коммуникации модели и зрителя. При этом в мужских портретах особая роль отводится демонстрации аффективного переживания чувств в рамках особых портретных ролей военачальника или поэта.

1 Особой формой демонстрации себя в обществе XVIII в. был выбор костюма, прически и поведения. Сеннет Р. Падение публичного человека. М.: Логос, 2002. С. 78 — 83.

В то же время в литературных текстах представлены ситуации коммуникации, в том числе сочувствия ближнему, которые рассматриваются как символические модели поведения и в этом качестве подробно комментируются. В текстах различных жанров форма этих комментариев может быть различна, она представляла особый предмет внимания в главах работы. Так, в «слезных» драмах роль комментатора выполняют герои второго плана, участвующие в действии и представляющие его оценку — необходимость сочувствия «горестям» влюбленных.

В переводах романа Руссо «Новая Элоиза» и повестях Карамзина создаются «картины» переживания чувств, комментируемые героями — авторами писем в «Новой Элоизе» и от лица автора у Карамзина. Функция этих комментариев — обучение читателя переживанию чувств и добродетели. Такого рода принципы репрезентации в литературных текстах Руссо, Карамзина и «слезных» драмах тесно связаны с дидактикой и нравоучением XVIII века. В философских и литературных текстах Дидро и Руссо эти механизмы связываются с необходимостью воспитания специфической «чувствительности» зрителя и читателя к изображениям добродетели.

В систему демонстрации, основанной на специфической для XVIII века культуре восприятия литературного текста и живописных изображений, в рассматриваемых нами литературных текстах включены ситуации коммуникации, непосредственно связанные с переживанием героями чувств и проявлениями их социальных добродетелей. Благодаря этим ситуациям происходит обучение конвенциям социального поведения, в частности, сочувствию другому, благорасположенности, открытости, «искренности» в общении.

В центре внимания в диссертационной работе — ситуации переживания любовного чувства, интерес к которым в культуре тесно связан с представлениями о присущей человеку способности к переживанию чувств и «первичных» чувствах, данных человеку от природы. В рассматриваемых нами текстах романа Руссо, русских «сентиментальных» драм, комедий и повестей переживанию любовной страсти и «разумной» любви придается особое значение. Так, в русских драмах и комедиях с переживанием героями любовных чувств соотносится выбор стратегий социального поведения, в то время как в романе «Новая Элоиза» Ж.-Ж. Руссо, русских романах и повестях 1780−1790-х гг. ситуации переживания любви тесно связаны с процессом обучения переживанию и проявлению чувств.

В основе сюжетов рассмотренных нами романов, повестей и «слезных» драм лежат представления о любовной страсти, предполагающей аффективное переживание чувства, влекущее за собой систему физических трансформаций и экстатическое поведение героев, которые являются «театром» или «зрелищем» чувств для других. Особое внимание в работе уделено различному отношению к проявлениям страсти, трактуемой как предмет наблюдения, испуга и неодобренияв то же время репрезентации наглядных проявлений «страсти» используются в целях нравоучения и рассматриваются как образы «искреннего» переживания чувств.

Особыми типами коммуникативных ситуаций в литературных текстах являются также ситуации социальной коммуникации, знакомства и выяснения добродетельности партнера, проявлений дружбы и сочувствия.

Интерес при анализе этих коммуникативных ситуаций в литературных текстах представляет то, что в их основе лежит конструкт взгляда в лицо другому или наблюдения за партнером, поэтому можно говорить о специфическом визуальном характере представленных в текстах и предназначенных для подражания стратегий коммуникации.

Однако ситуации общения друзей могут носить и исключительно вербальный характер: когда герои наставляют друг друга в добродетельности, эти ситуации трактуются как диалог добродетельных друзей. В ряде случаев за проявлениями социальных добродетелей в текстах драм и комедий закрепляется система жестов, наглядно демонстрирующих «разум» героев.

Особую проблему при изучении живописных портретов и литературных текстов в работе составлял анализ специфики репрезентации внешнего облика, поведения, проявлений чувств и темперамента моделей портретов и литературных героев. При этом особое внимание уделялось изучению связи внешнего облика героев, ситуаций проявления чувств, представленных в текстах, и задач наглядной демонстрации, которые реализуются при их создании.

В ходе работы нами был выявлены знания о субъективности человека, в разной степени представленные в рассматриваемых живописных и текстовых источниках, но сохранившиеся и сосуществующие на протяжении 2-й половины XVIII века.

В работе продемонстрировано, что трактовка переживания чувств-эмоций, чувств-аффектов и социальных чувств в художественных практиках литературы и живописи XVII—XVIII вв.еков тесно связана с их физическими проявлениями, что делает их предметом интереса и наблюдения партнеров по коммуникации. В этих текстах представлены различные принципы репрезентации чувств, однако в целом рассмотренные литературные и живописные портреты созданы в рамках парадигмы «облик человека как знак его ментальной жизни» .

Значимой конструкцией для литературных портретов 1760—1790-х гг. является указание на «явление» чувств в облике моделей. За ней стоят представления о «деятельности души», имманентно ощущаемой человекомпроявления этой деятельности можно увидеть на лице человека, эти впечатления можно ощущать, но описать их крайне сложно. С этими представлениями связано внимание к способности человека «ощущать нечто» в облике собеседникаэто ощущение можно констатировать, но не описать. Оно является необходимым элементом представленных в русских романах, комедиях и драмах коммуникативных ситуаций. В то же время наиболее яркое отражение такого рода ситуации находят в переводных французских романах 1730-х гг., где они маркируют попытки и невозможность понимания партнера по социальной коммуникации.

Интуиция «ощущения нечто» уже во французских романах 1730-х гг. имеет социальные коннотации ощущения добродетели партнера, при этом оно трактуется как чувство привлекательности собеседника, ощущение или ожидание его благорасположения.

В культуре 1770−1790-х годов интерес к этому ощущению, литературные формулы и система метафор, представляющие его, сохраняются как в литературных текстах, так и в отзывах о живописных портретах и их моделях. При этом ситуации «ощущения нечто» при взгляде на другого связываются как с проявлениями социальной активности, благорасположенности к собеседнику, так и с концепциями врожденной привлекательности друг для друга будущих друзей, возлюбленных или просто добродетельных людей.

Указания на социальную интуицию, возникающую в ходе коммуникации, встречаются и в популярном в России конца века тексте «Физиогномических фрагментов» Лафатера, в личной переписке швейцарского философа и физиогномических наблюдениях в романах и повестях Карамзина.

Представления о динамике «явления чувств» и темперамента в ходе коммуникативных ситуаций существуют на протяжении всей 2-й половины XVIII века, они неразрывно связаны с попытками осмысления социального поведения.

В работе выделены собственно портреты, которые играют особую роль в текстах, в том числе и в реализации задач нравоучения.

Анализ портретов в романе Прево «Английский философ», переведенном в 1760-е гг., и портретов приглашенных живописцев 1760-х гг. продемонстрировал специфическую «слепоту» к физиономическому облику моделей на портрете и героев романапри этом в романах объектом интереса являются именно ментальные состояния героев.

В текстах романов создается сложная система коммуникативных ситуаций, основанных на взгляде в лицо партнера, при этом наблюдатель видит эмоции сквозь или помимо физических данныхтакого рода изображения могут рассматриваться как портреты эмоций или ментальных состояний. В живописных портретах иностранных мастеров, работавших в России в 1760-е годы, это отсутствие интереса к индивидуальному физическому облику выражается в создании эффекта эстетической привлекательности женских образов на портретах Луи Токке и изображении анонимных женских моделей, которые составляют кодекс универсальных проявлений чувств в «головках» П. Ротари.

Как особый тип и литературного и живописного портретов в работе выделены женские портреты «добродетелей», с четко закрепленным за добродетельностью и «чувствительностью» универсальным внешним обликом и стратегиями поведения. Эти портреты могут включать только указания на универсальную привлекательность персонажа или представлять собой развернутые описания — подражания «Новой Элоизе» Руссо, которые в сентиментальных романах конца XVIII века включают систему атрибутов «чувствительности» и служат для демонстрации привлекательности добродетели.

Нами продемонстрировано, что такого рода портреты представлены в одах и дружеских посланиях поэтов львовско-державинского кружка, «сентиментальных» романах и в живописных портретах кисти В. Л. Боровиковского. В них используется единая система атрибутов и физических обликов модели, указывающих на единство красоты и добродетельности, на умение чувствовать, в том числе красоту природы.

На создание портретов, подробных описаний внешности, поведения и типа темперамента в романах и повестях 1780−1790-х гг. оказывает влияние изменение представлений о субъективности героев, тесно связанное с физиогномикой Лафатера, с попытками наблюдения и классификации внешних обликов, поведенческих стратегий, проявлений темперамента и интеллектуальных способностей людей. Формой такого рода классификации, охватывающей всю сумму этих факторов, в работе Лафатера является система визуальных образов — изображений проявлений чувств и стратегий поведения, заимствованных из истории мировой живописи или созданных специально для его труда.

Литературные и живописные портреты в русских романах и повестях конца столетия также построены и описываются авторами текстов как «картины», способ создания которых позволяет говорить о текстовых и живописных структурах, опирающихся на принципы создания живописной картины «большого исторического жанра». Эти портреты, как литературные, так и живописные, выполняли функции наглядной демонстрации «чувствительности» модели.

Анализ репрезентаций «чувствительности» в литературных текстах и живописи XVIII века позволил показать такое важное качество представлений о чувствах человека в XVIII веке, как их социальность: переживание чувств и проявления социальных добродетелей в текстах культуры неразрывно связаны как с демонстрацией другому или другим, так и с процессом наглядной демонстрации стратегий переживания чувства зрителю театрального представления или читателю.

Работа со структурами репрезентаций позволила выявить механизмы трансляции представлений об универсальных чувствах любви и благожелательности и стратегиях их переживания, которым может подражать каждый. Проведенные исследования дают основания говорить о создании в культуре взаимосвязанных систем наглядной демонстрации норм социального поведения.

Другой важной характеристикой репрезентаций «чувствительности» является сохраняющийся на протяжении 2-й половины XVIII столетия интерес к изображению того, что невозможно осмыслить, но можно почувствовать в облике человека. Этот интерес тесно связан с представлениями о чувствах, переживаемых человеком, как о сфере данности, имманентного ощущения «действий души», к которой неприменим рациональный анализотсюда представления о невозможности адекватно представить чувства в художественных практиках. Ментальная деятельность может быть «явлена», продемонстрирована собеседнику, следствием чего становится особое внимание в рассмотренных литературных текстах к ситуациям взгляда в лицо партнера, а в жанре живописного портрета — к динамике лица человека в ходе коммуникации. Это позволяет говорить о специфической «визуальности» моделей публичного и приватного поведения, демонстрируемых читателю и зрителю.

Для рассмотренных литературных и живописных портретов характерно как внимание к динамике ситуаций «явления» чувств и темперамента, так и создание и демонстрация символических систем, указывающих на специфику поведения «чувствительного» человека. Эти процессы могут быть в равной степени представлены в рамках одного текстамы не ставили задачи их искусственно разрывать. Однако важно видеть в сосуществовании различных систем репрезентации чувств одно из основных условий функционирования систем наглядной демонстрации и нравоучения XVIII века.