Модернизация городского пространства Санкт-Петербурга в 1905-1914 гг

Актуальность темы

исследования.

Тема данного исследования представляется актуальной в связи с тем фактом, что в любые периоды масштабных общественных изменений процессы, протекающие в изменяющемся обществе, оказывают сильное воздействие на города, являющиеся одним из ключевых элементов организации социума. Городское пространство, как синтез социального и материального пространств, не может оставаться вне процессов преобразований. Изменения экономические, социальные, политические неизбежно влияют не только на ход развития страны, но и на обновление, модернизацию ее городов, тем более — столицы. Эти изменения сказываются и на социальной структуре населения города, и на процессах миграциии на национальном составе, на внешнем облике города и на его архитектуре. Интенсивное развитие капитализма в России конца XIX — начала XX веков, начало превращения России из страны аграрной в индустриальную, процесс ее модернизации вызывали не менее разительные перемены в жизни крупнейших городов. Комплексное изучение механизмов влияния глобальных процессов общественных изменений на городское пространство представляется поэтому вполне актуальным вопросом и сегодня.

Объект исследования.

Объектом данного исследования является городское пространство Санкт-Петербурга в 1905;1914 гг. в единстве его материальных и социокультурных аспектов.

Предмет исследования.

Предметом данного диссертационного исследования является процесс, влияния модернизации в различных ее проявлениях на городское пространство Санкт-Петербурга в 1905;1914 гг. Влияние это раскрывается через влияние факторов социальных изменений (рост города, возрастание плотности населения, возрастание социальной дифференциации и изменение социальной структуры города в целом, изменение политической системы и т. д.) на городское пространство, как совокупность социальной и материальной организации города. Более конкретно это можно выразить так: глобальные факторы социальных изменений в виде модернизации изменяют социально-экономическую составляющую городского пространства, а та, в свою очередь, изменяет культурную и материальную составляющую городского пространства.

Цель исследования.

Целью данного исследования является выявление характеристик, иллюстрирующих процесс изменения городского пространства под воздействием общесоциальных модернизационных процессов, выявление характера и направленности этих изменений. Данная цель обусловила постановку следующих задач.

Задачи исследования.

1. Основная задача данной работы состоит в том, чтобы на примере анализа районов или зон городского пространства выделить основные механизмы влияния процессов модернизации на городское пространство, как на единый комплекс различных тенденций и факторов.

2. Дать обзор теории модернизации, выделить ее основные положения, а также определить методологию, которая может быть применена в рамках данной теории для анализа процессов, протекавших в России в 1905;1914 гг., и их влияния на городское пространство Санкт-Петербурга. Дать развернутые определения основополагающим понятиям, которые будут использованы .в работе, а именно понятиям «город», «городское пространство», «урбанизация».

3. Проанализировать влияние глобальных общественных процессов на социальное пространство конкретного города, описать то состояние, в котором находилась Россия в целом, в начале XX века, наметить основные демографические, экономические, политические, социальные характеристики развития России в данный период.

4. Описать общее состояние города Санкт-Петербурга в период 1905;1914 г. г., рассмотреть социально-экономические характеристики, продемонстрировать состав населения, особенности городских районов, типы застройки, инфраструктуру, органы городского самоуправления, основные городские проблемы и тенденции развития.

5. Выделить специфические части городского пространства, отдельные районы, прежде всего, по социальному признаку, охарактеризовать эти районы как части городского пространства Санкт-Петербурга по критериям, касающимся как социальных, так и материальных составляющих городского пространства.

Хронологические рамки исследования.

В данной работе рассматривается период с 1905 года, или начала первой русской революции до начала Первой мировой войны. В это время старая императорская Россия вступила в последний этап своего существования, когда интенсивное экономическое развитие, особенно к концу рассматриваемого периода, сопровождалось мощным общественным движением и преобразованием политической системы от режима неограниченного самодержавия к монархии, ограниченной народным представительством. Начавшаяся в 1914 году мировая война нал ожила-серьезный отпечаток на модернизационные процессы, жизнь Петербурга и формирование городского пространства. Специфика развития городского пространства в военный период составляет тему для отдельного исследования и намеренно исключена из рамок данной диссертации. В период 1905;1914 гг. достигла своего апогея капиталистическая, досоветская модернизация России, началась политическая модернизация страны, на первый план вышли рабочее и другие общественно-политические движения, широко представленные в Санкт-Петербурге, обострились социальные противоречия, выросло общественное и экономическое значение класса буржуазии, ускорился темп изменений, модернизации в целом. Все эти факторы стали основным критерием для выбора хронологических рамок работы.

Географические рамки исследования.

Ограничиваются Санкт-Петербургом и его ближайшими окраинами, находившимися в описываемый период в теснейшей связи с городом — Нарвской заставой, Невской заставой, Большой и Малой Охтой, Лесным, Коломягами. Поскольку в задачи данной диссертации входит рассмотрение влияния процессов модернизации России на городское пространство Санкт-Петербурга, в работе также дан обзор общего социально-экономического и политического состояния всей России в описываемый период, т.к. это необходимо для определения среды развития города и специфики модернизационных процессов.

Степень изученности проблемы.

Поскольку тема данной работы подразумевает рассмотрение вопросов, связанных как с развитием России, ее модернизацией в начале XX века, так и с историей Санкт-Петербурга, именно работы, посвященные данным проблемам, будут упоминаться в последующем обзоре и, прежде всего, те, в которых затронуты обе проблемы. Начало XX века стало временем фактического зарождения отечественной урбанистики и краеведения. Работы данного периода носили, преимущественно, историко-краеведческий характер, сосредотачиваясь, в основном, на архитектурных аспектах и не содержали основательного научного анализа социального пространства города, ограничиваясь в большинстве случаев бытовыми зарисовками, хотя еще в 1886 году вышел труд В. Михневича «Язвы Петербурга» (52) -пожалуй, первое серьезное исследование социальных • проблем раннеиндустриального города в отечественной историографии. Из прочих работ, рассматривающих социальный аспект городской жизни в данный период, следует упомянуть труды А. А. Бахтиарова, особенно «Пролетариат и уличные типы Петербурга: бытовые очерки», (49) а таюке «Брюхо Петербурга» (48) и «Босяки: очерки с натуры» (47). Несмотря на то, что труды Бахтиарова и Михневича носят, в целом, описательный характер, они дают ценный материал о социальной структуре населения Петербурга конца XIX в. и о социальных проблемах, актуальных и в период 1905;1914 гг. Среди более поздних работ следует упомянуть, прежде всего, исследование В. П. Семенова Тян-Шанского «Город и деревня в Европейской России» (121). Данная работа — одно из главнейших исследований дореволюционной отечественной урбанистики и экономической географии. Ее автор указал, в частности, на глубокие различия между официальным статусом большинства российских городов того времени и их реальным положением: большинство городов являлись административными единицами, сохранявшими, однако, сельский или полусельский уклад жизни. Из историков-краеведов Петербурга конца XIX — начала XX века необходимо упомянуть, прежде всего, П. Н. Столпянского и М. И. Пыляева, давших в своих работах подробные историко-краеведческие обзоры Санкт-Петербурга. Среди работ М. И. Пыляева необходимо выделить, прежде всего, «Старый Петербург» (117) и «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» (116). Работы П. Н. Столпянского, чья деятельность в области петербургской истории и краеведения началась еще до революции и продолжилась в 20-е гг. XX в., довольно многочисленны и разнообразны. Из его крупнейших дореволюционных работ следует выделить работы «Петербург пятьдесят лет тому назад», (136) «Врачи старого Петербурга», (133) «Аптекарский, Петровский, Крестовский острова» (132). Также. стоит упомянуть таких петербургских краеведов, как В. К. Симанский, известный своим обзором петербургских дачных пригородов «Куда ехать на дачу? Петербургские дачные местности в отношении их здоровости», (123- 120) а также Ф. Раевского, составителя путеводителя «Петербург с окрестностями» (118).

Что касается оценки общего уровня социально-экономического развития России, тенденций ее развития, темпов изменений, необходимо отметить исследование В. И. Ленина «Развитие капитализма в России», (95) основанное на обширном анализе результатов всероссийской переписи населения 1897 года и данных земской статистики. Данная работа ценна, прежде всего, обширным материалом, иллюстрирующим общий уровень развития в России промышленного капитализма на рубеже XIX—XX вв.еков и особенности этого развития. На основании этого материала автор делает вывод о современном (на момент написания работы) характере развития промышленного капитализма в России. В этом же ряду стоит упомянуть работу французского экономического обозревателя Э. Тери «Трансформация экономики России», (17) написанную в 1914 году на основе российских и зарубежных статистических данных об экономическом развитии России к 1914 году. В данной работе рассмотрены, с точки зрения современника, основные тенденции развития России, основные проблемы и прогнозируемые автором перспективы развития.

В послереволюционный период и до второй половины 20-х годов продолжает публиковать свои краеведческие очерки П. Н. Столпянский. Наиболее существенные его работы данного периода: «Петербург. Как возник, основался и рос Санкт-Питербурх», (137) «Революционный Петербург: У колыбели русской свободы», (135) «Дачные окрестности Петрограда», (131) «Жизнь и быт петербургской фабрики за 210 лет ее существования» (132). 20-е годы стали также временем активной научной деятельности Н. П. Анциферова, одного из крупнейших отечественных исследователей в области исторической урбанистики, истории городской культуры и краеведения. Его главная работа «Душа Петербурга» (57) содержит основные положения его культурологической, по сути, концепции, подразумевающей изучение города как целостного «культурного организма», имеющего набор уникальных черт, составляющих «душу» города. Душа города понимается здесь как набор присущих только данному городу памятников культуры и культурных феноменов, воспринимаемых наблюдателем в гармоничном единстве. Самое важное в этой концепции то, что «душа» города, находясь в органичном единстве, существует при этом только в динамике, она состоит из объектов, районов, частей города, сформировавшихся в разные исторические эпохи. «Душа» города возникает, таким образом, только во взаимодействии этих различных частей, каждой со своим культурным содержанием. Среди прочих работ Н. П. Анциферова, изданных в 20-е гг., необходимо упомянуть таюке «Быль и миф Петербурга», (56) «Пути изучения города как социального организма: Опыт комплексного подхода», (59) «Город как выразитель сменяющихся культур: Картины и характеристики» (55). В 20-е гг. продолжается деятельность и В. П. Семенова Тян-Шанского, в 1928 году выходит его новая работа «Район и страна», (120) в которой он излагает свой подход к районированию, предлагая делить территорию страны на районы, сгруппированные вокруг «ключей» — узлов экономической деятельности, в качестве которых выступают, в частности, крупнейшие города.

В 30-е годы в СССР начинается период тотальной идеологизации гуманитарных и, в несколько меньшей степени, естественных наук. Практически полному разгрому подвергаются краеведение, урбанистика, экономическая география. Изучение предреволюционного исторического периода стало одной из наиболее заидеологизированных тем в отечественной истории, поэтому действительно научный анализ этой эпохи оказался невозможен. Данная ситуация оставалась практически неизменной до середины 50-х годов.

Рост числа отечественных публикаций по истории Ленинграда начинается в 50-е гг., .ближе к их середине. «Ленинградское дело», фактически, привело к запрету на празднование 250-летия Ленинграда. В такой обстановке регулярная публикация даже чисто краеведческих работ по истории города была сильно затруднена. Выходящие в конце 40-х — начале 50-х годов работы ограничиваются, в основном, историей ленинградской архитектуры. Тем не менее, из отечественных публикаций конца 40-хначала 50-х годов по истории города можно упомянуть, к примеру, краеведческую работу Н. П. Анциферова «Пригороды Ленинграда: (города Пушкин, Павловск, Петродворец)» (58). Рубежом, после которого в отечественной историографии вновь появляются заслуживающие внимания работы по истории Ленинграда, в том числе, по периоду 1905;1914 гг., следует считать 1957 год — год проведения «отложенного» юбилея города. К данному юбилею было издано большое количество работ в непериодической и периодической печати, носивших историко-краеведческий характер. К примеру, издательством АН СССР был издан 4-х томный энциклопедический справочник «Очерки истории Ленинграда», (13) 3-й том которого был целиком посвящен периоду 1895−1917 гг. Данное издание содержит большое количество статистической и фактической информации, прежде всего о развитии Санкт-Петербурга в 1895—1917 гг., как крупнейшего в стране промышленного, экономического центра. Большая часть тома, впрочем, занята подробным описанием перипетий политической борьбы и революционного движения в Петербурге-Петрограде. Издательство Большой Советской Энциклопедии выпустило энциклопедический справочник «Ленинград», в котором содержались, к примеру, такие статьи, как «Хроника рабочего движения в г. Петербурге (1870−1917 гг.)», (23) за авторством Б. С. Итенберга и Д. А. Коваленко. В целом же, значительная часть «юбилейных» изданий была, по вполне понятным причинам, посвящена истории революционного и, в частности, рабочего движения в Петербурге-Петрограде, истории петербургского рабочего класса в целом. В качестве примера можно привести работу Ю. К. Бибикова «Профсоюзы Петрограда до Великой Октябрьской Социалистической Революции (1907;1917 гг.)», (64) работу Э. Э. Крузе «Петербургские рабочие в 1912;1914 гг.» (90). Юбилей города широко освещался и в периодической печати, где появлялись, в том числе, статьи и по разным темам истории города. В качестве примера можно привести публикации в журналах «Нева» — статья В. Вишневского «Ленинград — морской порт», (69) написанная еще в 1942;м году, в журнале «Звезда» — статья JI. Успенского «Из записок старого ленинградца. О дореволюционном облике города» (142). Статьи по предреволюционной истории Петербурга-Петрограда публиковались также в изданиях «Вопросы истории» и «Пропагандист». Главными чертами изданных в данный период работ и публикаций являлись: следование общей доктрине исторического материализма и официальной трактовке конкретных исторических событий, а также упор в исторических исследованиях, очерках, статьях на революционный и постреволюционный периоды. Дореволюционный период освещался, как правило, более скудно. В отличие, скажем, от работ, посвященных истории феодального города, публикации по истории российских городов конца XIX — начала XX вв. носили, преимущественно описательный характер, избегая обобщений и оставаясь скорее в русле краеведения, чем исторической урбанистики или социологии. В 60-е годы данное направление публикаций по истории Ленинграда, в целом сохранялось, как основное.

В 70-е годы в отечественной историографии продолжает сохраняться преимущественно описательно-краеведческий характер работ по истории дореволюционного Петербурга с уклоном в собственно революционный период. В 60-е гг. начинает свою научную деятельность один из основателей московско-тартусской семиотической школы Ю. М. Лотман, многие из работ которого были посвящены истории культуры Петербурга-Петрограда-Ленинграда, развивая культурологическое направление, созданное Н. П. Анциферовым в русле семиотики. В 80-е годы появляются основные работы исследователей тартусско-московской семиотической школы, посвященные культурному пространству городов и, в частности, Петербурга-Петрограда-Ленинграда. В 1984 году было введено в оборот понятие «петербургский текст», когда в сборнике «Труды по знаковым системам. Семиотика города и городской культуры. Петербург» были опубликованы статьи В. Н. Топорова «Петербург и петербургский текст русской литературы» (141) и «Символика Петербурга и проблемы семиотики города и городской культуры» (99) Ю. М. Лотмана. Оставаясь формально в рамках литературоведения, данные авторы возродили традицию отечественной культурологической урбанистики, созданной Н. П. Анциферовым. Рассматривая Петербург периода классической русской литературы, они создали концепцию города, как механизма порождения текстов, несущих в себе отпечаток того «текста», которым является сам город — как совокупность культурных символов, знаков, порожденных различными историческими периодами его развития.

Помимо работ по истории петербургской культуры, опубликованных в 80-е годы, необходимо отметить также исследование Н. В. Юхневой, посвященное этносоциальному составу населения Санкт-Петербурга конца XIX — начала XX веков: «Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Вторая половина XIX — начало XX века. Статистический анализ» (154). В данной работе, пожалуй, впервые в отечественной историографии был проведен анализ состава населения Санкт-Петербурга на рубеже XIX — XX веков и, в первую очередь, этнического состава. Ценность данной работы особенно высока, поскольку в ней прослеживается не только собственно этнический состав, но и социальное положение, основные виды деятельности и занятий разных этнических групп, составлявших население Петербурга.

В 90-е — 2000;е годы число публикаций по теме значительно возрастает. Работы данного периода можно разделить на следующие группы: а) краеведческиеб) социальная история и историческая урбанистикав) культурная урбанистикаг) работы по истории петербургской архитектурыд) работы по проблемам российской модернизации. Спектр краеведческих работ по истории Санкт-Петербурга в описываемый период довольно широк. В первую очередь стоит отметить работы петербургских историков и краеведов С. Е. Глезерова (74), Д. Ю. Шериха, (146) Е. Д. Юхневой, (153) Г. И. Зуева, (84) Н. П. Столбовой (131) и др. Для постперестроечного периода характерен также значительный рост числа публикаций, посвященных истории дореволюционной России начала XX века и истории Петербурга данного периода. Экономическое и социальное развитие России в данный период становится предметом исследований и дискуссий. Вопросы социально-экономического развития России в начале XX века рассматриваются, к примеру, в фундаментальной работе современного российского историка Б. Н. Миронова «Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства» (100). В данной работе автор дает широкий срез развития российской общественно-политической жизни, эволюции социума в целом и его социальной структуры, начиная с эпохи петровских преобразований и заканчивая 1917 годом. В работе подчеркивается переходный характер российского общества начала XX века: от сословного общества к классовому, от патернализма к гражданскому обществу, от сельского общества к городскому. Автор рассматривает также демографические процессы, протекавшие в России в анализируемый им период, развитие отдельных институтов, таких, как институт семьи, крепостного права. В работе активно используется понятийный аппарат теории модернизации. Спектр работ, посвященных истории Санкт-Петербурга в предреволюционный период, также достаточно широк. Из них представляется необходимым выделить коллективное исследование современных российских историков, социологов и философов В. В. Фортунатова, Е. Э. Платовой, Т. И. Симоненко, В. А. Данилова и Е. Р. Гутиной «Социальная история Санкт-Петербурга», (128) изданное под редакцией доктора экономических наук, профессора В. Н. Соловьева. В данной работе прослеживается эволюция социального облика и социально-экономической жизни города Санкт-Петербурга в течение всей его истории, анализируется социальный состав населения в разные исторические периоды, а таюке эволюция отдельных сословий и классов. Также в данном исследовании подробно рассматривается положение петербургского рабочего класса на рубеже XIX—XX вв., проиллюстрированное богатым статистическим материалом. Помимо этого, затронуты вопросы изменения облика города на рубеже двух веков, его инфраструктуры, основных институтов жизни. Подробно рассматривается вопрос об уровне жизни в Петербурге в начале XX века, выделены существовавшие в нем основные социальные проблемы. Социальные проблемы дореволюционного Петербурга глубоко рассматриваются также в работе Н. Б. Лебиной и М. В. Шкаровского «Проституция в Петербурге» (93). Несмотря на то, что в целом она посвящена одному социальному явлению — проституции, рассмотрение данного вопроса привело авторов к необходимости проанализировать социальную среду проституции, то есть городскую среду, а также сопутствующие явлению проституции социальные проблемы, вопросы социального неравенства и сословного деления в дореволюционной России и Петербурге на разных этапах исторического развития, в том числе в начале XX века. Социальные проблемы в России начала XX века рассматриваются также в коллективной работе современных российских историков и социологов «Девиантность и социальный контроль в России (ХГХ-ХХ вв.)» (73). Представляется необходимым также назвать несколько крупных трудов современных отечественных историков, посвященных истории различных классов в России начала XX в., в частности тем, история которых в советский период освещалась недостаточно полно. Имеются в виду, к примеру, работы М. Н. Барышникова, посвященные истории российского (и петербургского) предпринимательства в начале XX века, (62) монография А. И. Османова, посвященная истории петербургского купечества (105). В работах М. Н. Барышникова анализируются особенности социального состава российского предпринимательства в условиях фактического разложения сословной структуры при ее формальном сохранении, роль иностранцев в структуре предпринимательства, политическая роль российского предпринимательства в начале XX в.

Традиция исследования городского пространства вообще и пространства Петербурга, как культурногофеномена, в частности бурно развивается в постсоветский период,. Анциферовская культурологическая традиция была продолжена такими исследователями, как М. С. Каган, С. Волков, Д. Л. Спивак и др. В 1995 году в США вышла книга живущего в эмиграции отечественного культуролога, историка-музыковеда С. Волкова «История культуры Санкт-Петербурга» (71). В данной книге автор, фактически, превращает биографические описания крупнейших деятелей культуры Петербурга за все 300 лет его существования в биографию самого Петербурга, его культуры. Основной работой видного отечественного культуролога М. С. Кагана, представляющей интерес в контексте темы данной диссертации, является монография «Град Петров в истории русской культуры» (86). В данном труде, впервые в отечественной истории культуры, предпринимается попытка взглянуть на Петербург как на комплексный культурный феномен. Петербургская культура предстает как развивающаяся система, не состоящая из отдельных разрозненных элементов, а объединяющая их в единство — единство материальной культуры и культуры духовной, единство повседневной культуры и искусства. Показывается также огромная роль Петербурга в формировании российской культуры, особенно ее элитарного, «европейского» слоя. Каган, в целом, следует выводу Анциферова о существовании «души» города, сузив и конкретизировав это понятие в понятии «стиля города». Стиль Петербурга — это закон организации культуры города, проявляющейся, в том числе, в искусстве, которое актуализирует этот стиль в сознании горожан, влияя на их поведение. Если «высокое» искусство в начале XX века влияло, в основном, на высшие, образованные слои общества, и это влияние более-менее очевидно, то влияние «народного» искусства является отдельным предметом для изучения. Данная тематика широко освещается в работах исследователя петербургского фольклора Н. А. Синдаловского (125- 126- 127). В своих работах автор показывает, как в петербургском фольклоре отражается образ, стиль Петербурга-Петрограда-Ленинграда. Этот образ довольно многогранен. Когда речь идет о Петербурге начала XX века, здесь можно1 упомянуть и страхи вчерашних крестьян перед большим городом,' и представления о тяжелой доле рабочих, и «светские» сплетни, присущие столице огромной империи, социальные стереотипы, социальные проблемы (например, преступность), мифы о городском прошлом, преломленные через призму настоящего. Разные части города и их обитатели в фольклоре тех времен имеют очень характерный отпечаток, с каждым из них связаны определенные стереотипы и закрепленные в массовом сознании горожан черты.

Говоря о современных отечественных работах по культурологии Санкт-Петербурга, нельзя не упомянуть и о трудах известного культуролога Д. JI. Спивака, посвященных влиянию различных иностранных культур на культуру Петербурга и через Петербург на русскую культуру в целом. Спивак в своих работах вводит понятие «петербургского мифа», основное содержание которого, в принципе, близко к понятиям «стиля» или «души» Петербурга. Петербургский «миф» в трактовке автора — это наиболее глубинный слой городской культуры, созданный в результате синтеза различных культурных субстратов. Петербург, как никакой другой город в России, развивался в диалоге множества разных культур на протяжении всей своей истории. Поэтому его культурная основа весьма разнообразна, что порождает уникальный культурный, семиотический феномен, петербургский дух, метафизику Петербурга, которая выступает как совокупность присущих только Петербургу культурных смыслов. Метафизика города выступает, как «коллективное подсознание его жителей» (130,12). Действительно, Петербург создавался русскими людьми на финской земле, бывшей окраине шведской державы, создавался как «окно в Европу», с самого начала своего существования впитывая интеллектуальные ресурсы, товары, идеи из разных европейских (и не только) стран. Процент иностранцев среди населения дореволюционного Петербурга стабильно оставался высоким, в том числе в начале XX века. В работе «Метафизика Петербурга: Немецкий дух» (129) Д. JI. Спивак раскрывает роль «немецкого мира» в развитии Петербурга, влияние этого мира на городскую культуру, в которой немец-предприниматель, немец-учитель, немец-инженер был фигурой весьма значимой. В начале XX века процент служащих, администраторов, технических специалистов, предпринимателей немецкой национальности в Петербурге оставался весьма высоким, высоким был процент немцев и среди аристократии, а также среди офицеров. Со времен Екатерины П в пригородах Петербурга существовали немецкие сельские колонии. В целом, немецкая «колония» или, говоря современным языком, диаспора оставалась в Петербурге начала XX века наиболее многочисленной из европейских «колоний». Не менее значимым было и влияние Франции на петербургскую (и русскую) культуру. Это влияние на протяжении всей истории Петербурга прослеживается Д. JI. Спиваком в другой работе: «Метафизика Петербурга: Французская цивилизация» (130). В данной работе автор отмечает наличие в Петербурге конца XIX — начала XX века французской «колонии», которая, при своей сравнительной немногочисленности из всех иностранных колоний и диаспор была наиболее приспособлена к существованию среди образованного слоя петербургского населения, пропитанного с XVIII века французской культурой. Отмечает автор и традиционное французское культурное влияние, в частности на архитектуру — это и увлечение стилем «модерн» и «ар нуво», и строительство Троицкого моста и многое другое.

Завершая разговор о современных работах, посвященных истории петербургской культуры, необходимо упомянуть пласт работ, посвященных истории петербургской архитектуры. Работы данного направления часто находятся на стыке истории архитектуры как вида искусства и исторического краеведения. Число подобных работ, как и чисто краеведческих, довольно велико, но стоит упомянуть те, которые в наибольшей степени относятся к предмету данной диссертации. Так, необходимо упомянуть работы, посвященные истории стиля «модерн» в архитектуре Петербурга начала XX века. В книге И. А. Муравьевой «Век модерна», (102) написанной в виде серии исторических очерков, история изменения архитектурного облика Петербурга конца XIX -¦ начала XX веков переплетается с историей изменений в широких слоях • петербургской культуры и быта. В ней дан характерный срез эпохи, главная ценность которого — не в глубине исторического анализа, а в широте охвата. Показаны важные изменения в общественном сознании, к примеру, увеличение роли рекламы в повседневной жизни и торговле, роль наружной рекламы в изменении облика города. Истории петербургской архитектуры конца XIX начала XX вв. посвящены работы историка петербургской и ленинградской архитектуры Б. М. Кирикова: «Архитектура петербургского модерна: особняки и доходные дома» (88) и «Архитектура Петербурга конца XIX — начала XX века» (87). В данных работах подробно рассматривается эволюция петербургской архитектуры начала XX века, наиболее модных на тот момент стилей. Истории петербургской архитектуры начала XX века посвящены также работы другого отечественного историка петербургской архитектуры, М. С. Штиглица. Наиболее значимыми для целей данной диссертации являются работы данного автора, посвященные промышленной архитектуре Петербурга: «Промышленная архитектура Петербурга» (149) и «Промышленная архитектура Петербурга в сфере «индустриальной археологии» (148). В начале XX века промышленная архитектура составляла весьма заметную часть петербургского ландшафта, в этот период происходит ее бурное развитие.

Следующая категория работ современных отечественных авторов, которую необходимо рассмотреть — работы, посвященные модернизации России, в частности на рубеже XIX — XX вв. Теория модернизации приобрела в России широкую популярность в 90-е гг., поскольку она могла применяться как для описания современного переходного состояния страны, а также использоваться, как методологическая основа для описания развития России в предшествующие исторические периоды. Основные работы в России по теории модернизации принадлежат социологам и политологам, таким как О. Н. Яницкий, (155) А. С. Ахиезер, (60) Н. Н. Зарубина, (80) В. И. Пантин, (109) В. А. Красильщиков (89). Из отечественных историков, активно использующих в своих работах теорию модернизации, можно выделить уже упоминавшегося Б. Н. Миронова, А. С. Сенявского, (122) И. В. Побережникова (113). В целом, можно отметить, что практически все современные работы по теории модернизации, носят, как правило, междисциплинарный характер, привлекая данные, как исторической науки, так и социологии, политологии, экономической теории и т. д. В работах-болынинства отечественных авторов отмечаются основные отличительные черты модернизационного процесса в России: догоняющий характер модернизации, цикличность модернизации, проявляющаяся в периодах активной модернизации и контрмодернизации, социально-культурное расслоение общества (характерное для дореволюционного периода), неравномерный характер модернизации, проявляющийся в чрезмерном развитии одних сфер при недостаточном развитии других.

Применительно к концу XIX — началу XX века особенности российской модернизации проявлялись в следующем. При интенсивных темпах экономического роста и роста промышленного производства, страна продолжала оставаться преимущественно аграрной, экономическое развитие сдерживалось недостатком капиталов внутри страны и неразвитым внутренним рынком. При значительных достижениях в науке и культуре процент образованных и просто грамотных людей был гораздо меньше, чем в Европе. Политическая система оставалась архаичной и модернизировалась медленно, но чересчур быстрая ее модернизация (да и модернизация общества в целом) могла вызвать потерю контроля правящего класса над страной. Отчуждение между образованной частью общества и большинством населения оставалось значительным даже спустя полвека после отмены крепостного права. В целом, к концу ХЖ века Россия стояла перед необходимостью нового модернизационного витка, достаточно интенсивного и радикального, чтобы разрешить существующие проблемы и в тоже время, достаточно эффективного в плане защиты реформируемого государственного строя в целом в период нестабильности. В итоге же существующий режим самодержавия, ограниченного народным представительством, оказался недостаточно устойчив и под давлением внутренних и внешних (Первая мировая война) обстоятельств рухнул, результатом чего стала модернизация уже по совершенно иной, социалистической и тоталитарной модели. Неспособность сочетать далеко идущее реформаторство с жестким курсом насохранение стабильности государства привела к отказу от любой модернизации кроме чисто экономической. в период правления Александра Ш. Со временем же экономический рост вошел в противоречие с развитием других сфер общественной жизни, обострился земельный вопрос, с каждым годом все настоятельней требовавший разрешения.

Б. Н. Миронов отмечает, что в данный период в России протекали процессы, характерные для большинства стран, проходящих трансформацию от аграрного к индустриальному обществу и от сословного к гражданскому. Зачатки гражданского общества в начале XX века в России соседствовали с общинным строем жизни в деревне и, в меньшей степени, в городах. После революции 19 051 907 гг. российское общество окончательно взяло курс на разрушение общинного уклада жизни, т. е. на изменение господствующего типа социальности, что является необходимым для успеха любой модернизации. Россия в данном направлении двигалась вместе с европейскими странами, хотя и с изрядным опозданием. Вместе с тем социальная специфика России заключалась к концу XIX века в существенной разнице между развитием основных сословий — крестьянства, городского населения и дворянства, которые развивались в достаточной степени автономно, существуя в разных социокультурных мирах. Затянувшееся сословное деление, поддерживаемое государством, тормозило формирование более современной, многоступенчатой системы социальной дифференциации, в которой разница между соседними стратами во всех отношениях относительно невелика. Данное обстоятельство усиливало социальные антагонизмы в российском обществе. Б. Н. Миронов солидарен с британским историком-русистом Дж. Хоскингом в том, что в России к началу XX века русская нация и русское национальное государство не успели сформироваться, в силу уже упомянутых социокультурных различий, а также в силу того, что потребности империи, ее рост и национальная политика препятствовали формированию русской нации. Вместе с тем, взаимодействие города и деревни представляло собой не только и не столько антагонизм, сколько некий симбиоз: доля крестьян в городском населении к началу XX века постоянно увеличивалась, вместе с тем доля крестьян, порвавших к 1917 г. с общиной составила, по оценке Б. Н. Миронова до 30%, (100,481) в крестьянской среде возникла буржуазная прослойка. В целом, наметилось характерное для периода индустриальной модернизации взаимопроникновение городского и сельского миров. Постепенной ликвидации культурной изоляции крестьянства способствовало давно назревшее к началу XX века повышение уровня грамотности населения. Начал намечаться к началу XX века и демографический переход, связанный с постепенным падением рождаемости, смертности, брачности, повышением возраста вступления в брак, а в целом — с урбанизацией. Ускоренная, догоняющая модернизация естественным образом порождала противоречия и сопротивление. В крестьянской среде, к примеру, существовала сильная оппозиция курсу на разрушение общины. Капиталистический путь развития России имел противников в рабочей, крестьянской среде, и, особенно, в' среде интеллигенции, как результат тех противоречий, что сопровождали развитие капитализма в России, неравномерного, догоняющего характера этого развития. Исходя из этого, Б, Н. Миронов делает вывод о том, что Октябрьская революция, наряду с импульсом на обновление имела, особенно на начальном этапе, и антимодернизационную составляющую, особенно в отношении борьбы с частной собственностью, фактическим восстановлением общинного характера землевладения, стремления к распределению собственности согласно традиционному, по сути, пониманию социальной справедливости.

Урбанизации как важнейшей составляющей модернизационного процесса в России в целом, а также проблеме модернизации российских городов посвящены работы отечественного историка, урбаниста А. С. Сенявского. По мнению Сенявского, применительно к началу XX века процесс урбанизации привел к двоякому результату — с одной стороны в городах значительно возрос процент пришлого городского населения, с другой стороны — на селе зародилась категория населения с «прогородской ментальностью». Рост городов сопровождался маргинализацией их населения. Вместе с тем к 1917 году население России осталось преимущественно сельским, несмотря на сравнительно высокие темпы роста городского населения на рубеже ХЗХ — XX вв.

Дореволюционная иностранная историография для целей данной работы представляет интерес, в первую очередь, с точки зрения публикации работ, заложивших основы социологии города и создавших предпосылки к возникновению в будущем теории модернизации. Речь идет отрудах немецких социологов Г. Зиммеля, Ф. Тенниса и М. Вебера. В своем труде «Большие города и духовная жизнь» (82) Г. Зиммель указывал на некоторые особенности жизни в городах рубежа XIX-XX столетия с точки зрения социальной психологии — город представляет горожанину существенно больше «нервных стимулов», чем деревня селянину. Горожанин существует в потоке информации, которую он вынужден отфильтровывать, в результате у горожан обостряется восприятие в одних областях жизни и притупляется в других. Результат подобного воздействия двоякий — горожане интеллектуально более богаты и расчетливы, но в городе гораздо больше риск психических расстройств, самоубийств, стресса. Основными регуляторами современной городской жизни, как отмечал Г. Зиммель, являются деньги и время. Нельзя не отметить, что переход индивида от сельской жизни к городской порождает проблемы адаптации, в том числе на психологическом' и бытовом уровне, что было весьма актуально для быстрорастущих индустриальных городов той эпохи, в том числе и в России. Что касается М. Вебера, нужно отметить его основную работу, опубликованную в 1904;1905 гг. — «Протестантская этика и дух капитализма» (66). В этой работе рассматривается преобразование традиционного феодального общества в современное капиталистическое под воздействием процессов, порожденных Реформацией, что послужило толчком к бурному развитию Западной Европы. По сути, в данной работе рассматривается процесс «первичной» модернизации Западной Европы. Проблематика модернизации «запаздывающей», незападноевропейской станет актуальной в середине XX века, но в работах по этой теме сохранится проведенная М. Вебером дихотомия традиционное-современное, каки понимание необходимости широких изменений в общественном сознании в ходе модернизации. Ф. Теннис в своих работах, прежде всего в «Общность и общество», (140) как и М. Вебер, разделяет традиционное и современное общества, как основанные на принципиально различных способах социального взаимодействия —• соответственно на «общности» и на ¦ «обществе». В этой концепции для традиционных доиндустриальных обществ характерно взаимодействие на личностном уровне, для современных индустриальных обществ же характерно обезличивание социальной жизни, примером чему служат современные индустриальные города. В городском обществе помимо обезличивания резко возрастает мобильность и самостоятельность индивида. Основатель «чикагской школы» городской социологии американский социолог Р. Парк в 1916 году публикует работу «Город: предложения по изучению человеческого поведения в городском окружении» (166), в которой он сформулировал практическую программу исследований города, послужившую ориентиром для работы «чикагской школы» на десятилетия вперед.

Из иностранных публикаций 20-х гг., имеющих отношение к теме данной работы, следует отметить, прежде всего, основную работу М. Вебера по социологии города, опубликованную уже после смерти автора — «Город» (67). Рассматривая, в русле своей основной концепции историю западноевропейских городов, М. Вебер показал, что именно города являлись средоточием новых, рационалистических, капиталистических порядков взамен традиционных феодальных. Немецкий социолог обратил также пристальное внимание на экономическую роль городов в обществе. В русле практической, эмпирической социологии в 20-е годы начинается активная деятельность «чикагской» школы, давшей огромный материал по социальному пространству индустриальных городов и существующим в них социальным проблемам. Например, американский социолог Э. Берджесс заложил основу теории зонирования городов в своей работе «Рост города: введение в исследовательский проект», (156) основой для которой послужили ранее составленные исследователем социальные карты Чикаго. Данное направление исследования городов было развито, к примеру, другим американским социологом, X. Зорбаухом в работе «Золотое побережье и трущобы», (171) в которой подробно анализировалось, как социальное расслоение в Чикаго отражалось на распределении районов в городе.

Из зарубежной историографии 30-х — 40-х годов следует упомянуть дальнейшие работы социологов «чикагской школы» городской социологии, например работу ученика Р. Парка — американского социолога JT. Вирта, опубликовавшего в 1938 году статью «Урбанизм как образ жизни» (68). В ней автор рассматривал особенности поведения людей в городах, используя тот огромный материал, который к тому времени был накоплен при исследованиях населения Чикаго и других американских городов. Одной из главных черт современных индустриальных городов Л. Вирт считал возрастающую гетерогенность социальной жизни, превращение города в комплекс, состоящий из различных социальных миров, в которых особое значение приобретают формальные институты бюрократии, полиции и т. д., в которых возрастает мобильность членов социума и число контактов с незнакомцами. Город — естественная среда социальных потрясений, возникающих из-за сдвигов в плотности, структуре населения города, его размеров. Все эти положения вполне могут быть применены к Санкт-Петербургу 1905;1914 гг., который был центром социальных противоречий и местом постоянного движения населения. Другой исследователь «чикагской школы», В. Файри уже в 40-е гг. обратил внимание на социокультурные факторы формирования городского социального пространства, которым ранее не уделялось должного внимания в рамках данной школы. В своей работе «Использование земель в центральной части Бостона» (158) он доказал, что чисто личностные мотивы выбора места проживания, например престижность района, традиция, значимость для того или иного класса, играют немаловажную роль в определении городской структуры. Также он подчеркивал совершенно особый характер расселения этнических, меньшинств, где основную роль играют как раз социокультурные факторы. На примере Санкт-Петербурга начала XX века мы видим, что попытки создания новых престижных районов на Невской заставе, на Васильевском острове не имели успеха, в том числе, из-за традиционного предубеждения обеспеченных классов к районам города, воспринимаемым, как рабочие. Более удаленные от центра, но лишенные репутации рабочих окраин районы островов и северные пригородные районы активно заселялись богатыми и обеспеченными горожанами. Национальные меньшинства (немцы, финны) составляли компактные районы проживания с собственным укладом жизни. Другим последователем социокультурного подхода в рамках «чикагской школы» был американский социолог А. Хоули, проанализировавший социокультурные факторы развития городов в работе «Человеческая экология» (160). А. Хоули предложил использовать в качестве базового элемента анализа социального пространства города коммуну, которая у него выступает, как объединение людей с целью адаптации к среде (в данном случае городской). Коммуны, как правило, четко локализованы в пространстве города. И в самом деле, небольшие по численности объединения городских жителей, такие как артели, землячества играли важную роль в адаптации мигрантов из сельской местности в Петербурге начала XX века. Даже рабочие поселки заселялись, в основном, по принципу землячеств.

Переходя к зарубежной историографии 50-х — 60-х годов, необходимо остановиться, прежде всего, на работах, заложивших основу теории модернизации. В этот период, отталкиваясь от работ К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма, Ф. Тенниса и полемизируя с ними, теория модернизации возникает как специализированное направление в западной социологии и смежных науках. Теория модернизации возникла в данный период как • альтернатива марксисткой концепции развития и предполагала пути развития. для стран недавно образовавшегося Третьего мираОсновным мотивом — ранних концепций модернизации была мысль о том, что все страны должны, так или иначе, пройти через стадии экономического роста, преодоленные современными западными странами. Решающий вклад в начало создания теории модернизации внесла работа «Этапы экономического роста: некоммунистический манифест», (169) написанная американским экономистом и политологом У. Ростоу, советником по национальной безопасности США при президенте JL Джонсоне. Согласно этой работе, переход от традиционного роста к современному возможен только путем коренных экономических преобразований, внедрения демократических (то есть западных) политических институтов, роста массового потребления. По мнению У. Ростоу, в ходе модернизации возникает новый тип экономики и новый тип общества. Переход к новому типу общества Ростоу характеризует понятием «взлет». На раннем этапе модернизации происходит постепенное накопление предпосылок для «взлета». Анализируя процесс модернизации Англии, Франции, Германии, России, Японии и других стран, Ростоу приходит к выводу, что на этом этапе дается толчок к модернизации (например, угроза вторжения в той или иной форме) — силами частного предпринимательства, государства и иностранного предпринимательства закладываются технические предпосылки «взлета», его индустриальная базапоявляются социальные группы, являющиеся двигателями процесса модернизации и проводящие в этом направлении определенную политику. На самом этапе «взлета» начинается широкомасштабный процесс индустриализации, проведение которого становится важной задачей национальной политики. На этом этапе происходит невиданный доныне рост доходов все более обширных слоев населения и происходит изменение структуры общества под воздействием урбанизации и индустриализации. Оба этих фактора приводят к значительным социальным и политическим переменам, окончательно ломающим традиционные структуры, они увеличивают роль в обществе среднего класса, его политические и экономические претензии, так же как и нового класса наемных индустриальных рабочих, требующих для себя социальных гарантий. Это, с одной стороны, усиливает конфронтацию в обществе, с другой — создает предпосылки для демократии. Все эти тенденции получают свое дальнейшее развитие и разрешение на следующей стадии движения к технологической и экономической зрелости. Применив данную периодизацию к России XIX — XX вв., действительно, можно выделить этап «взлета» (реформы Александра II и последующее развитие капитализма), последовавший за угрозой отставания, явственно продемонстрированной в Крымскую войну, хотя этап движения к зрелости еще только-только начинался к XX веку. Другие заметные работы классиков теории модернизации 60-х: «Модернизация и структура обществ» (162) М. Леви, «Разложение традиционного общества» (161) Д. Лернера, «Политика модернизации» (152) Д. Эптера, «Социальные истоки диктатуры и демократии» (165) Б. Мура. На этом этапе исследователями даются определения понятиям «современное» и «традиционное» общество, понятию «модернизация», выделяются стадии модернизации. К концу 60-х, начальный радикализм теории модернизации, фактически сводящей ее к вестернизации, существенно смягчается. Приходит понимание того, что модернизация — сложный процесс, на который воздействуют факторы различного рода, а не только экономические, а также то, что национальная специфика всегда накладывает отпечаток на процесс модернизации, и ни в одной стране она не протекает одинаково. В середине 60-х этот тезис был поддержан и развит американским социологом и политологом Ф. Риггсом в своей работе «Администрация в развивающихся странах» (169). Риггс рассматривал современные проблемы модернизации стран Третьего мира как естественное временное явление, проистекающее из особенностей этих стран. Также, по его мнению, характеристики процесса модернизации довольно сложны и в разных странах проявляются в разных формах, и модернизацию нужно ассоциировать с целым набором вариантов, которые могут стать результатом первоначального импульса к обновлению.

Что касается дальнейшего развития социологии города, стоит упомянуть работу британских социологов П. Рекса и Р. Мура «Раса, сообщество и конфликт» (167). Хотя данная работа посвящена, в основном, проблеме расовой сегрегации, о ней стоит упомянуть, потому что в ней раскрывается механизм проявления социального неравенства в городском пространстве. По мнению П. Рекса и Р.

Мура, жилищная структура города — результат борьбы «жилищных классов». В любом городе действует определенная система формальных и неформальных правил и запретов, которая, к примеру, препятствует расширению области обитания представителям низших классов и этнических меньшинств. Этот процесс регулируется не только и не столько рынком жилья, сколько интересами других «жилищных классов», внеэкономическим путем. «Жилищный класс» -группа жителей, которая обладает сходными интересами в отношении расселения в городе и обладает определенной возможностью влиять на решения городских и муниципальных властей в желательном для себя духе. Фактически, в этой концепции город рассматривается как система, в которой физическое пространство выступает как главный ресурс в его количественном и качественном измерениях, как предмет борьбы. Если брать Санкт-Петербург начала XX века, разница в правах и возможностях влиять на городскую политику между различными категориями жителей, несомненно, весьма велика. Уложение 1903 года явно выделяло два жилищных класса (не сословия!) над всеми — домовладельцев и наиболее богатых квартиросъемщиков, имевших наибольшее представительство в городском самоуправлении. Через неравенство «жилищных классов» в Петербурге того времени проявлялось неравенство, собственно социальное.

В 70-х годах один из известных современных зарубежных философов и социологов, А. Лефевр в своих работах создал концепцию организации городских пространств в рамках неомарксистского подхода. В своем исследовании «Производство пространства» (96) он описывает городское пространство, как продукт капиталистических общественных отношений, как важный компонент социальной организации. Также, по мнению А. Лефевра городское пространство является инструментом социального контроля со стороны государства — государство отводит определенные участки городов под полицейские участки, пожарные части, казармы, контролирует распределение земель, среди различных слоев населения и т. п. Регулирование государством «абстрактного» городского пространства часто вступает в противоречие с реальной организацией социального пространства города, что приводит к конфликтам. Отметим, что ведущая роль государства и городского самоуправления Санкт-Петербурга начала XX века в регулировании городского пространства несомненна, при этом регулирование зачастую осуществлялось в интересах высших слоев городского населения, имевших решающий вес в городском общественном управлении.

В рамках неомарксистского подхода город рассматривал в 70-е гт. испанский и американский социолог М. Кастельс, в частности, в работе «Городской вопрос» (157). Он рассматривает город, как среду воспроизводства капиталистических отношений. Согласно концепции М. Кастельса, задача извлечения прибыли вступает в городе в противоречие с задачей поддержания функционирования большого города и качества жизни в нем, в связи с чем город выступает как объект регулирования со стороны государства, стремящегося сгладить социальные противоречия, в максимально возможной степени соблюдая интересы господствующего класса капиталистов. Вслед за М. Кастельсом и А. Лефевром, неомарксисткое толкование городского пространства дал британский социолог и географ Д. Харви в' своей работе «Социальная справедливость и город» (159). В данной работе автор доказывал, что пространственная организация города обусловлена не столько собственно рыночными отношениями, сколько монопольной властью большого бизнеса, спекуляциями недвижимостью и землей и, в конечном счете, является продуктом поиска наибольшей выгоды для капитала. Городское пространство формируется конфликтами между различными силами, организующими это пространство в процессе поиска прибыли, причем главной силой при капиталистическом строе являются интересы «лендлордов» — крупных владельцев недвижимости и земельных участков. Как уже упоминалось выше, Санкт-Петербург рубежа XIX—XX вв. представлял собой наглядную иллюстрацию социального расслоения и был местом многочисленных социальных противоречий и проблем, а также местом, где интересы высшей буржуазии, аристократии и государственных ведомств в организации городского пространства столицы превалировали.

В 80-е годы неомарксистские концепции города и городских конфликтов получили дальнейшее обобщение и развитие в более взвешенной концепции «машины роста» американских социологов Д. Логана и X. Молоча, описанной ими в работе «Городские богатства: политическая экономия места» (163). В центре данной концепции находятся конфликты, разворачивающиеся в городах за обладание местом, т. е. за обладание ценными участками городского пространства. Ограниченное пространство города выступает как основной ресурс, используемый различными группами городского населения, и как источник социального конфликта. Авторы концепции констатируют, что при капитализме интересы городских землевладельцев (лендлордов) являются определяющими, кем бы не являлись эти лендлорды — частными лицами, корпорациями, местными органами власти, органами и учреждениями государственной власти и т. д. Способность той или иной группы бороться за место в пространстве города напрямую зависит от ее места в социальном пространстве города или шире — в социальной структуре общества. Взаимодействие разнообразных интересов в процессе борьбы за места в' городском пространстве Логан и Молоч характеризуют понятием «машина роста». «Машиной роста» выступают предприниматели, застройщики, органы местной власти, банки — акторы, заинтересованные в создании новых точек приложения капитала в городском пространстве. «Машина роста» может как осваивать новые территории, окраины города, так и «реконструировать» уже существующие места в городском пространстве с целью увеличить их прибыльность. Применяя положения данной концепции при рассмотрении городского пространства Санкт-Петербурга начала XX века, можно обнаружить, что в данный период формирование новых участков (мест) городского пространства осуществлялось в результате непростого взаимодействия класса домовладельцев (обладающих преимущественным представительством в органах-городского самоуправления), капитала, органов государственной власти. Планомерный рост города сдерживался существенными ограничениями, наложенными законодательством на права городского самоуправления — возможности отчуждения частной собственности, а тем более, казенной собственности были весьма ограниченными. В этой обстановке осуществление крупных планомерных общегородских проектов, (прокладка новых улиц в черте старой застройки для улучшения планировки, строительство метро и т. п.) было серьезно затруднено, но, вместе с тем, в начале XX века начинается стихийная реконструкция центра Петербурга, инициированная интересами капитала (постройка финансовых, торговых и производственных зданий). Интересы квартиросъемщиков, составлявших большинство городского населения, особенно беднейшей ее части, в деле развития города оставались на последнем месте. Вместе с тем, подобный дисбаланс зачастую вредил и интересам предпринимателей и землевладельцев. К примеру, проекты создания новых городских кварталов на Васильевском острове и на Невской заставе оказались малоудачными, в том числе из-за того, что их строительство не было увязано с развитием городской инфраструктуры, в первую очередь, транспортной. В результате, теоретически прибыльные районы показывали малый спрос, несмотря на сильное перенаселение города, т.к. связность новых районов с центром была неудовлетворительной.

Что касается развития теории модернизации в 70-е годы, необходимо заметить, в первую очередь, что в данный период продолжается и углубляется отход от изначальной трактовки модернизации. В обсуждении взаимоотношений «традиции» и «современности» начал получать распространение цивилизационный подход. В рамках такого подхода еще в большей мере, чем в 60-е гг., подчеркивалось многообразие «традиционных» стран и различия их социального облика, приводящее к тому, что объединение их в понятие «традиционные общества» стало возможно только механически. Одним из видных теоретиков этого периода, придерживающимся именно такой точки зрения, был американский социолог и политолог С. Хантингтон. Основной его работой по теории модернизации стала работа «Политическийпорядок в меняющихся обществах», (143) изданная еще в 1968 году, но приобретшая актуальность и подтвержденная практикой модернизации в 70-е гг. По его мнению, нельзя говорить о возникновении единой цивилизации на основе западной путем модернизации незападных стран. Эти страны, по его мнению, чаще всего, стремятся к «модернизации без вестернизации», чтобы конкурировать с Западом в рамках собственных цивилизаций. Причем неизменным спутником успешной и динамичной модернизации в неевропейских странах является крепкая, авторитарная государственная власть, либеральные проекты чаще всего не имеют шансов возглавить модернизационный процесс. Следуя данной трактовке модернизации, можно отметить, что Россия в начале XX века представляла собой отдельную цивилизацию, модернизация которой была невозможна как без заимствования западных технологий, экономических и политических моделей, так и без поиска путей «встраивания» этих заимствований с учетом цивилизационных особенностей. В то же время модернизационные задачи входили в противоречие с нестабильной обстановкой в обществе, с противоречиями в-политической системе. Следуя положениям концепции С. Хантингтона, России того периода требовалась радикальная смена политического режима — от «охранительного» самодержавия, смотревшего в прошлое, к динамичному, но жесткому режиму нового топа, смотрящему в будущее. Дальнейшие исследования в русле теории модернизации в 90-е -2000;е годы на Западе сосредотачиваются, в основном на проблематике постмодернизации, глобализации, экологической модернизации (теория риска), поэтому их отношение к теме данной диссертации невелико и подробно рассматриваться они не будут.

Вместе с тем, стоит более подробно остановиться на получившей дальнейшее развитие теории социального пространства, эволюционировавшей к концу 80-х годов в отдельное направление в социологии — социологию пространства, поскольку категория пространства занимает важное место в данной диссертации. Теорию социального пространства в 80−90 гг. развивал известный французский социолог П. Бурдье. В первую очередь, стоит отметить вышедшую в 1984 году во Франции его работу «Социальное пространство и воспроизводство «классов», (65,14−48) а также работы «Физическое и социальное пространства» (65,49−63) (1990 г.), «Социальное пространство и символическая власть» (65,64−86) (1987 г.). В данных работах автор отходит от господствовавшего ранее в теориях социального пространства неомарксистского подхода и создает концепцию пространства, основанную на методологической базе постструктурализма и его собственной теории социального поля. Концепция «социального пространства» у П. Бурдье связывает общие социальные процессы (макропроцессы) с локальными (микропроцессами). Социальное пространство в трактовке П. Бурдье представляет собой среду, в которой осуществляются все социальные в широком смысле отношения (в т.ч. экономические, политические и т. д.). Физическое пространство, в котором существует конкретный социум, данный социум преобразует таким образом, чтобы привести физическое пространство в соответствии с социальным — физическое пространство структурируется социальным пространством. Само социальное пространство также структурировано определенным образом, подразделяясь на ряд «полей»: экономическое поле, политическое поле, культурное и т. д. Каждому полю соответствует свой вид «капитала», то есть ресурс, являющийся определяющим для выстраивания отношений индивидов в данном поле, распределение всех капиталов в многомерном социальном пространстве определяет социальную структуру общества. Группы индивидов, находящихся в сходных позициях в социальном пространстве по нескольким «полям», представляют собой реальные (а не теоретически сконструированные, как в марксизме) классы, которые существуют как объединенная социальная сила лишь в вероятностном измерении (в зависимости от того, насколько класс мобилизован в конкретный момент времени). Один и тот же индивид (агент по терминологии П. Бурдье) может входить в разные классы с разной степенью вероятности (вероятность объединения рабочих против работодателей выше, чем рабочих и работодателей против, к примеру, внешнего врага на основе национальной идентификации, но последняя вероятность все же существует).

Применительно к городскому пространству Санкт-Петербурга начала XX века данная концепция интересна потому, что она не сосредотачивает все внимание на одном виде капитала, например, экономическом, но рассматривает и прочие капиталы как полноправные участники формирования социального и, опосредованно — физического пространства, в данном случае пространства города.

Так, в условиях царской России немалое значение для формирования пространства Санкт-Петербурга имел капитал, связанный с правами высшей — аристократии и царской семьи, административный ресурс различных ведомств, местом подданного или групп подданных в сословной системе государства. Те участники формирования петербургского городского пространства, которые обладали данными капиталами в социальном пространстве города, имели преимущества в формировании физического пространства города. Данные отношения серьезнейшим образом влияли на чисто экономические факторы спроса и предложения, капитала и инвестиций. Взгляд П. Бурдье на классы также дает возможность взглянуть на российское общество начала XX века и на население Петербурга под новым углом. Так, дня Петербурга и в начале XX века была характерна многочисленная группа сезонных рабочих-крестьян, приезжающих из деревни в город. Среди рабочих, постоянно живущих в городе, процент крестьян в первом-втором поколении также был весьма велик. Подход к хозяйствованию и коммерции, образ жизни российских предпринимателей — выходцев из крестьян оставался, во многом крестьянским, то есть традиционным, с недоверием к передовым на тот момент формам коммерции, финансовым операциям, машинам и т. п. Представляется обоснованным взгляд, согласно которому в России в начале XX века в силу переходного характера общества, не сложилось еще полноценных классов в современном понимании, четкой их дифференциации. Для России была характерна маргинальность значительной части населения, в первую очередь, городского.

В заключение обзора иностранной историографии по теме данной диссертации представляется необходимым упомянуть отдельно работы современных зарубежных историков, посвященные развитию России и крупных российских городов в начале XX века. Так, одним из классических трудов по истории дореволюционной России является впервые изданная в 1974 г. работа Р. Пайпса «Россия при старом режиме», (107) описывающая эволюцию русского общества и государства с XIV века до 80-х годов ХЖ века и ее продолжение «Русская революция», первый том которой, «Агония старого режима», (108) был целиком посвящен периоду 1905;1917 гт. (вышел в 1990 г.). Именно последняя работа представляет наибольший интерес в рамках темы данной диссертации. Говоря об эволюции русского общественного строя к началу XX века, Р. Пайпс отмечает, что русское самодержавие, дав сначала автономию дворянам, затем, спустя сто лет, крестьянам, постепенно освободило в значительной степени из-под опеки государства экономику, культурную и, отчасти, правовую сферы. Вотчинный, патримониальный характер государства, который автор считает главной отличительной чертой русского самодержавия, в данных сферах жизни к 1900 г., в основном, отошел в прошлое. Экономическая модернизация, начавшаяся после реформ Александра II, изменила и социальный состав общества, его структуру, которая чем далее, тем более оставалась сословной лишь на бумаге. Но исключением осталась политическая сфера. Александр Ш, отменив многие из начинаний своего отца, не мог изменить общего курса на развитие экономической и промышленной мощи страны в силу объективных интересов самого государства (сохранение конкурентоспособности в современном мире). Но курс на развитие капитализма означал неизбежную либерализацию экономической жизни, развитие класса промышленных рабочих, разрушение патриархального уклада жизни крестьянства. В России возникло противоречие между развивающейся капиталистической экономикой, основанной на частной собственности и абсолютистским политико-административным аппаратом, опиравшимся на бюрократию, которая, в полном соответствии с вотчинно-патриархальными воззрениями, считалась не слугой государства, а слугой лично самодержца, находясь, таким образом, над законом. Местное самоуправление не имело прав, которые можно было бы счесть политическими, и это притом, что на местах государственная администрация из-за недостатка средств была представлена порой очень слабо. То есть, фактически Р. Пайпс отметил одну из главных характеристик российской модернизации — ее неравномерность в различных сферах. По мнению Р. Пайпса, основой задержек в политической модернизации являлся страх государственной элиты (в первую очередь, царя и. царского двора) перед глубоким традиционализмом большинства населения — крестьянства, которое, по их мнению, было еще неспособно отличать конституционный строй от безвластия, что являлось предпосылкой к возможной анархии. С другой стороны, отмечает Р. Пайпс, власть испытывала недоверие к реальной готовности русской интеллигенции к управлению государством. Как показали последующие события, опасения по поводу готовности интеллигенции к регулярной политической работе оказались небеспочвенными в силу максимализма значительной части либеральной интеллигенции, считавшей введение демократических норм и устранение деспотизма достаточным условием для установления работоспособного демократического строя, не учитывая необходимости создания определенных условий и предпосылок для этого, недооценивавших силы политического радикализма.

Разрыв между политической и прочими сферами жизни усиливался личностью последнего российского императора, который, по мнению Р. Пайпса, по своему психологическому складу и политическим убеждениям представлял собой удивительно анахронистический пример вотчинного самосознания, что может быть подтверждено множеством примеров («хозяин земли русской», почитание царя Алексея Михайловича и т. д.). Главной трагедией было то, что, обладая убеждениями в патриархальной природе своей власти, Николай П не обладал стремлением, психологией сильного государственного лидера. Напротив — по своим способностям он, скорее подходил на роль формального конституционного монарха, которым он быть не хотел, не желая в то же время отказываться и от бремени возложенной на него самодержавной власти.

Необходимо упомянуть также работу британского историка Дж. Хоскинга «Россия: народ и империя», (145) в которой дан взгляд на российское государство и общество начала XX века через проблему формирования русского национального государства в западном понимании, с гражданской нацией в основе. Согласно концепции автора, вся история императорской России проходила в противоречии между потребностями империи и потребностями русского народа. Вынося основные тяготы по расширению и укреплению империи, русские не только не пользовались наибольшей свободой и привилегиями, но, во многих отношениях, были ущемлены, так, именно на великороссов, в основном, распространялось крепостное право. Но основное противоречие заключалось в том, что многонациональная империя, желая сохранить свою целостность, проводила политику, направленную на консервирование сословного строя, препятствуя развитию гражданского самосознания. К началу XX века, по данным Дж. Хоскинга, великороссы составляли уже меньшинство населения всей империи в целом. Но при этом самоидентификация большинства крестьянского населения (в отличие от узкого слоя национальной интеллигенции) строилась не на этническом, а скорее на религиозном признаке — «русский» было надэтничным понятием, объединявшем всех православных. Если, скажем, в США, к началу XX надэтничная общность среди бывших белых иммигрантов — «американцы» сложилась на основе концепции гражданской нации, в России в тот же период эта общность основывалась на устоях традиционного общества, а образованный слой населения во многих случаях тяготел к национализму на этнической основе. Выше речь шла о территории империи, заселенной преимущественно восточнославянским населением. Отношения с национальными окраинами составляли отдельную проблему, решаемую до поры до времени сочетанием широкой автономии и репрессивных мер. Самым важным выводом Хоскинга для темы данной диссертации является тезис о том, что развитие империи в период ее экспансии приводило к тому, что народ оставался национальным и традиционалистским, а элита становилась модернизаторской и космополитичной. Вместе эти факторы препятствовали образованию гражданской нации русских как сверху, так и снизу. В крупнейших городах это противоречие становилось особенно заметным, в то же время в них к началу XX века процессы социального расслоения опережали по темпам процессы образования единой городской гражданской общности. В своей книге «Россия и русские» (144,20) Дж. Хоскинг затрагивает вопрос о влиянии социальных перемен на крупнейшие российские города в начале XX века. Прежде всего, он отмечает отчетливо наметившийся, особенно в средних и высших слоях общества, разрыв с сельской культурой и переход к чисто городскому образу жизни: от многодетной семьи к малодетной, от торговых лотков к универмагам, от традиционных увеселений к кинематографу, от традиционных стандартов в одежде к постоянно меняющимся требованиям европейской моды. Отмечает он и изменение уклада жизни городских низов, уже неоднократно упоминавшуюся выше маргинализацию городского населения. Между тем, в российских городах рубежа XIX—XX вв. у представителей низших слоев городского населения практически отсутствовали легальные институты выражения собственных интересов, что способствовало эскалации социального недовольства в политическое напряжение, экономических требований — в политические. Революция 1905;1907 гг. способствовала временному спаду этого напряжения, но не разрешила его до конца. Православная церковь в том виде, в котором она существовала в начале XX века, не могла обеспечить новым горожанам достаточную моральную и материальную поддержку, что приводило к распространению в крупных городах разного рода сектантства. Отмечает автор и резкий рост на рубеже веков в крупных российских городах часто немотивированного антисоциального поведения — «хулиганства».

В целом, изучение историографии по теме диссертации показало, что, несмотря на большое количество работ, посвященных модернизации России в начале XX в., а также истории Санкт-Петербурга этого же периода, проблема влияния модернизационных процессов на городское пространство Санкт-Петербурга, как комплексный феномен, еще • не стала предметом специального изучения и недостаточно полно отражена как в отечественной, так и в зарубежной исследовательской литературе.

Источниковая база исследования.

При написании диссертации были использованы несколько видов источников, как известных по публикациям, так и неопубликованных. Основой для написания диссертации послужили архивные материалы. Эти материалы можно разделить на несколько групп:

Статистические материалы, позволяют оценить, исходя из объективных показателей, состояние как социальной сферы, социального пространства Санкт-Петербурга в начале XX века, так и физического пространства.

Отчеты городских комиссий позволяют оценить состояние городской инфраструктуры, ее локализацию и развитие в городском пространстве.

Протоколы заседаний Городской думы и отчеты о заседаниях содержат информацию об отношении городского общественного самоуправления к различным сторонам городской жизни, городскому благоустройству, о механизмах, осуществляющих организацию петербургского городского пространства, о характере отношений между думой, государством, градоначальником, избирателями и прочими слоями населения.

Отчеты петербургского градоначальника являются разноплановыми, важными и интересными материалами, содержащими, как массу статистической и фактической информации о Петербурге, так и данные о взаимоотношениях государственной власти и городских властей, об отношении государственной власти и императора к столичным проблемам.

Для написания данной работы использовались материалы из фондов ЦГИА СПб и РГИА. В ЦГИА СПб наибольшее значение для данной диссертации имели фонды 783 и 792. Фонд 783 содержит статистические материалы Городской думы и Городской управы, отчеты некоторых городских комиссий, журналы заседаний Городской думы. Статистические данные дают ценную информацию о демографических и некоторых социально-экономических показателях, журналы заседаний Городской думы позволяют оценить стоящие перед городом проблемы и методы их решения, предлагавшиеся и осуществлявшиеся гласными, а также перспективы развития. Отчеты комиссий, например, комиссии по водоснабжению, комиссии по освещению Санкт-Петербурга позволяют оценить уровень развития городской инфраструктуры, и ее распределение в городском пространстве. В фонде 792 содержатся постановления Городской думы, отчеты городских комиссий. Постановления в форме указаний исполнительному органу — Управе содержат ценную информацию о повседневных проблемах города и повседневной работе по их решению.

Из фондов РГИА наибольший интерес представляют фонды 1276 и 1284. Данные фонды содержат документацию министерства внутренних дел (фонд 1284) и Совета министров (фонд 1276), касающуюся Санкт-Петербурга. Так, например, представляют большой интерес всеподданнейшие отчеты петербургского градоначальника императору, доклады, записки, направляемые градоначальником министру внутренних дел. Данные документы дают представление, в отличие от документов Городской думы, о взглядах представителя государственной власти в городе на городские проблемы.

Из опубликованных источников следует, в первую очередь, назвать «Известия Санкт-Петербургской Городской думы», (10) в которых печатались стенографические отчеты заседаний Думы, отчеты комиссий, постановления Думы.

Статистический материал по дореволюционному Петербургу содержит «Краткий свод статистических данных по гор. Петрограду за 1913;1914 гг.» (11). Большое количество разнообразной статистической информации по Петербургу начала XX в. содержит 3 том «Очерков истории Ленинграда», (13) изданный в 1956 г.

Составленный в 1914 году французским экономическим обозревателем Э. Тэри обзор экономического положения Российской империи (17) содержит массу данных о социально-экономическом положении России перед Первой мировой войной. Обширнейший социально-экономический статистический материал по дореволюционной России рубежа XIX — XX вв. содержит статистико-документальный справочник «Россия. 1913 год», (15) составленный Институтом Российской истории РАН в 1995 г. по данным из различных отечественных архивных и опубликованных источников.

Источники личного характера представлены подробными и доскональными воспоминаниями о разных сторонах быта, общественной жизни и облика Петербурга конца XIX-начала XX вв., написанные Д. А. Засосовым и В. И. Пызиным — представителями последнего поколения дореволюционной петербургской интеллигенции (44). Также использованы воспоминания одного из думских лидеров, В. А. Маклакова, в которых хорошо отражены основные особенности и проблемы русской политической жизни в 1905;1914 г. г. (46).

Большой объем фотоматериалов Петербурга начала XX века сохранился до нашего времени и значительная их часть опубликована в различных изданиях, а также в сети Интернет. Так, к примеру, изданные в 2005 году воспоминания известного советского театрального художника М. А. Григорьева о своем дореволюционном детстве и ранней юности в 1910;е г. г. (43) (интересные с точки зрения темы данной диссертации сами по себе), содержат в качестве иллюстраций значительное количество фотографий известнейшего дореволюционного петербургского фотографа К. К. Буллы. Фотоработы К. К. Буллы ценны тем, что они охватывают практически все стороны жизни Петербурга того времени: и парадный Петербург, и промышленный Петербург, и праздничные мероприятия, и рабочие будни Петербурга.

В качестве источников можно отметить также планы Санкт-Петербурга-Петрограда с окрестностями 1914 (20) и 1916 (19) гг., а также планы отдельных частей и участков за 1913 (21) г., дающие наглядное представление о пространственной организации города, основных транспортных артериях, распределении разных типов строений в городе. На данных планах отмечены также неосуществленные, в итоге, проекты застройки, что позволяет оценить то направление, в котором двигался город перед Первой мировой войной.

Периодическая печать в диссертации представлена газетами «Санкт-Петербургская газета», «Русское слово», «Новое время» за 1905;1910 гг., на страницах которых отражалась жизнь Петербурга в описываемый период. Для целей данного исследования представляли интерес те газетные заметки, в которых отражены перемены в организации городского пространства, городские проблемы и процессы, социальное расслоение, новые городские проекты.

Методологическая основа исследования.

Методологическую основу диссертации составляют принципы историзма, объективности, диалектического понимания процесса исторического развития, признания причинно-следственной закономерности событий, явлений и процессов. Принципы диалектики позволили рассмотреть общественные процессы во всей их ' сложности и противоречивости. В основе данного диссертационного исследования лежит междисциплинарный подход, заключающийся в данном случае в использовании социологических теорий применительно к конкретному историческому материалу. Теоретической базой данной работы являются:

• Теория модернизации, которая позволяет взглянуть на развитие России и Санкт-Петербурга в начале XX века как на комплексный феномен, включающий социальные, экономические и политические компоненты, связанные друг с другом.

• Концепция городского пространства, как продукта взаимодействия социального и физического пространств города в их взаимовлиянии и взаимообусловленности.

В качестве методов использовались: сравнительный, проблемно-хронологический, метод анализа и синтеза, обобщений и аналогий. В диссертации применен системно-структурный метод, позволяющий проследить в динамике развитие процесса модернизации Петербурга. Комплексный подход дал возможность системно изучать источники и историческую литературу. Метод исторического синтеза позволил обеспечить получение вывода и способствовал созданию целостной картины процесса модернизации столицы Российской империи в начале XX в.

Научная новизна исследования.

В ходе впервые проведенного исследования было показано, что происходившие в начале XX века в России модернизационные процессы оказывали существенное влияние на формирование и изменения городского пространства Санкт-Петербурга в единстве его социального и физического аспектов.

Специфический характер этих модернизационных процессов, обусловленный как особенностями российской модернизационной модели, так и конкретными историческими обстоятельствами, накладывал глубокий отпечаток на формирование городского пространства Петербурга. Особенности социального расслоения городского населения в данный период, особенности социальной мобильности, противоречия между экономическим, социальным и политическим развитием России в данный период оказывали непосредственное воздействие на распределение городских районов, на распределение населения между ними, на городское управление и строительство. В диссертации впервые проблема влияния макросоциальных изменений в России начала XX века на эволюцию городского пространства Санкт-Петербурга рассматривается, как системный, разносторонний феномен, включающий не только частные изменения в архитектуре, в быту, в социальном составе, градостроительных планах и т. д., а анализируемый комплексно. Многие исторические источники впервые введены в данной работе в научный оборот.

Теоретическая значимость исследования.

Результаты диссертационного исследования позволяют расширить представление об истории Санкт-Петербурга в 1905;1914 гг. На примере модернизации городского пространства Санкт-Петербурга в указанный период показан характер, направление и противоречия развития России в начале XX века. Также в диссертации продемонстрирована глубокая взаимосвязь социального пространства крупного индустриального города и его физического пространства, охарактеризованы основные, обусловленные исторической эпохой и российской спецификой закономерности взаимодействия этих компонентов в условиях крупнейшего российского города начала XX века.

Практическая значимость работы.

Представленные материалы и выводы могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по социально-экономической истории Санкт-Петербурга и России, в частности, социальной истории Санкт-Петербурга, по истории городского хозяйства и самоуправления Санкт-Петербурга начала XX века. Материалы диссертации могут использоваться при подготовке общих и специальных курсов по истории, социологии, истории культуры России и Санкт-Петербурга начала XX в., в научно-исследовательской работе студентов.

Положения, выносимые на защиту.

• В период 1905;1914 гг. в России намечалась активизация разложения традиционных институтов и ускорение процесса урбанизации, проявляющееся особенно полно в столице — городе Санкт-Петербурге, который испытывал серьезные изменения в социальном составеи в территориальной структуре, стал средоточием российской, промышленности и. рабочего класса, с одной стороны, капитала и буржуазии (в т.ч. прото-«среднего класса»), с другой.

Основными характеристиками модернизационных процессов в Санкт-Петербурге в рассматриваемый период является их относительная быстрота и, главное, — их противоречивость.

В рассматриваемый исторический период в Санкт-Петербурге происходила достаточно быстрая и радикальная дифференциация города, накладывавшаяся на его быстрый рост. При этом дифференциация городской структуры может быть увязана с факторами как социального расслоения, так и функциональной дифференциацией.

Данный процесс выражался в росте городских окраин, разделенных на два полюса — рабочие, промышленные окраины и «буржуазные» окраины, не имеющие промышленного значения, но ставшие местом сезонного, либо постоянного пригородного проживания обеспеченных слоев городского населения. Таким образом, процесс «выталкивания» населения из центра на окраины, происходивший во всех крупных американских и многих европейских городах, начинался и в Санкт-Петербурге, причем в данный период происходило вытеснение на окраины как бедного, рабочего населения, так и обеспеченного — в разные по своей сути районы. Последнее — зачаток того процесса, который на Западе (в отличие от СССР) привел к образованию пригородных районов и городов-спутников, заселенных благополучным средним классом, работающим, в основном, в городском центре, но не живущим там.

Помимо выявленной автором дифференциации города, в целом, и его окраин, в описываемый’период происходила, дифференциация центра Санкт-Петербурга. В нем выделилась деловая зона, административные, жилые зоны.

Процесс управления городом носил на себе отпечаток общественно-политических противоречий России того времени. Возможности общественного самоуправления были довольно ограничены, как и егоизбирательная база, самоуправление находилось в постоянном конфликте с государством в лице его ведомств и институтов. В Санкт-Петербурге, как столице империи, государство в наибольшей степени вмешивалось в работу органов самоуправления. • Процесс формирования новых структур в городском пространстве происходил в противоречивом сочетании интересов капитала и государства при слабом учете мнения и потребностей самих городских жителей.

Апробация результатов исследования.

Основные положения диссертации нашли отражение в публикациях автора по теме исследования, в выступлениях на научно-практических конференциях «Культурное многообразие в образовании», «Современные образовательные технологии в гуманитарной сфере». Материалы диссертации были использованы при чтении лекций и проведении семинарских занятий по «Отечественной истории». По теме диссертации опубликовано 4 статьи, в том числе в издании «Известия РГПУ им. Герцена» — 2 статьи, в сборниках материалов конференций — 2 статьи.

Структура работы.

Структура работы определена задачами исследования. Диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения, списка использованных источников и литературы. Общий объем диссертации: 200 страниц.

Заключение

.

Проведенное исследование, в целом, позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, данные о характере, темпах социально-экономического развития России в начале XX века позволяют говорить о том, что Россия в данный период находилась на этапе догоняющей модернизации, двигателем которой был экономическая модернизация, промышленный рост, вызванный реформами 1860-х — 1870-х годов. Общим направлением этой модернизации был процесс постепенного превращения аграрной страны в аграрно-индустриальную. Можно отметить довольно высокие темпы промышленного роста в России того времени, характерные для развивающихся, модернизирующихся стран. Рост экономики был нестабильным, сопровождался частыми спадами, кризисами, характерными для капитализма того времени вообще, но общая тенденция по периоду говорит в пользу определения России начала XX века как страны ускоренной, догоняющей модернизации. Характерной чертой такой модернизации было отставание развития различных сфер жизни общества друг от друга — экономика модернизировалась существенно быстрее, чем социальная сфера (в т.ч. образование), общественные отношения сохраняли сильные пережитки традиционности. Отставало развитие политической и отчасти правовой сфер, формирование новой буржуазной части элиты входило в противоречие с традиционным характером власти и бюрократическим характером старой элиты. Неравномерный темп модернизации выражался в преимущественном развитии столичных регионов, в нарастании социального расслоения и социального напряжения. Резкий рост миграции сельского населения в города, на постоянной или сезонной основе, приводил к маргинализации и люмпенизации значительной части городского населения, которое постоянно размывалось пришлыми элементами, держа в постоянном напряжении городскую социальную сферу и инфраструктуру: Социальное деление российского общества того времени представляло собой картину резкого, контрастного деления на основные страты, без наличия ярко выраженных переходных слоев, составляющих социальную основу стабильного общества. Социальная структура разделялась на следующие основные группы: узкую верхушку наиболее богатых людей (крупные чиновники, аристократия, крупная буржуазия), отстоящую значительно ниже по уровню доходов также относительно узкую прослойку прото-среднего класса (мелкие чиновники, мелкие предприниматели, офицеры, интеллигенция, квалифицированные рабочие) и, находящуюся значительно ниже по социальной лестнице основную массу населения.

Столица России, город Санкт-Петербург стал средоточием процессов модернизации, и на его примере все эти процессы и сопровождавшие их противоречия выражались в данный период наиболее ярко. Население столицы за счет миграции в 1905;1914 гг. росло высокими темпами, постоянно увеличивалась численность рабочего класса столицы, возрастало число промышленных предприятий, окраины все плотнее сближались с городом и населялись. Для «нового» петербургского населения, сохранявшего полу городской-полусельский менталитет, быт и уклад жизни была характерна маргинализация, выражавшаяся в распространении многочисленных социальных проблем, росте девиантного поведения, нищенства. Противоречия между положением рабочих и ростом капитала, высокий уровень социального расслоения, поддерживающийся постоянным притоком бедного населения в город, все это обуславливало напряженную, взрывоопасную социальную обстановку в городе и служило стимулом к радикализации политической жизни. Также в Петербурге в значительной мере проявлялось противостояние между государственным бюрократическим аппаратом и общественными, представительными организациями. В Санкт-Петербурге напрямую сталкивались современность и традиция, выражавшие противоречия догоняющей модернизации: знаменитая на весь мир профессура и отсутствие всеобщего начального образования, современный, европейский быт высших слоев населения и патриархальный уклад жизни купечества, мещан, рабочих. Разделение российского общества на 2 группы по культурному укладу, образовательному уровню, унаследованное со времен крепостного права, продолжало, в целом, сохраняться в Петербурге и в начале XX века.

Процессы модернизации оказывали воздействие на городское пространство, рассматриваемое в единстве и взаимовлиянии социальной и пространственной компонент. Данное воздействие выражалось, прежде всего, в дифференциации городского пространства на разных уровнях, обусловленной как социальным расслоением, так и функциональной дифференциацией, вызванной социально-экономическим развитием города. Во-первых, происходило расслоение петербургских окраин на окраины, входящие в растущий «промышленный пояс» города и «буржуазные окраины», имевшие совсем другие функции и преобладающее население. На окраинах «промышленного пояса» преобладало бедное рабочее население, уровень благоустройства и инфраструктуры оставался низким, для данных районов были характерны рабочие поселки и дома при заводах, как основной тип жилищ. Северные, «буржуазные» окраины носили дачный характер, населялись богатыми и средними слоями, в начале XX века на этих окраинах ускорилось развитие благоустройства и инфраструктуры, они превратились в один из академических центров Петербурга, центром спортивных состязаний и зрелищ, одним из центров зарождения российской авиации. Буржуазный район, удаленный от центра, не связанный с местом работы, находящейся, как правило, в центре города, распространение феномена «зимогорства» — все это делало данные окраины как бы зародышем того типа поселений, которые получили впоследствии распространение в ряде западных стран. Процессы дифференциации центра Петербурга (условно разделяемого в рамках данной диссертации на «старый» и «новый» центр) проявлялись в-следующем. Развитие деловой, торговой активности в начале XX века привело к формированию делового центра Петербурга — примерно от Биржи вдоль Невского, проспекта до Мойки. Формирование. этого центра сопровождалось преобразованием существующего центра и ростом в центре города новых зданий банков, торговых домов. Административно-бюрократический Петербург в основном, к началу XX века уже сложился, но после 1906 года новым политическим центром в городе стала Рождественская часть, где размещалась Государственная дума, вокруг которой стали селиться депутаты и государственные деятели. Также в Петербурге формируются академические центры, складывающиеся вокруг крупнейших учебных заведений: Университета, Технологического института, Военно-медицинской академии и т. д. Великосветская и высшая культурная жизнь столицы тяготела, в основном, к «старому» центру, а развлечения «легкого жанра», в основном к «новому» центру," хотя в данном случае дифференциация проявляется слабее и четких районов сосредоточения не просматривается. Дифференциация жилых зон Петербурга проявляется в формировании зон расселения крупных чиновников, интеллигенции, буржуазии, политиков. Для остальных слоев населения дифференциация проявляется не столь четко, т.к. в доходных домах, составлявших основную часть жилищного фонда, нередко соседствовали богатые и небогатые квартиры, но в целом, беднейшая часть населения тяготела к окраинам, в основном южным, Выборгской стороне, Васильевскому острову. Одновременно процесс формирования новых фешенебельных районов в «новом» центре приводил и к случаям соседства таких районов и бедных кварталов, например, на Петербургской стороне.

Общественное самоуправление Санкт-Петербурга в начале XX века формировалось богатейшей частью столичного населения, но, тем не менее, его возможности были относительно сильно урезаны администрацией, а деятельность была противоречивой. Столичный статус Петербурга вступал в начале XX века в противоречие с потребностями городского управления и благоустройства — затянувшийся дорогостоящий выкуп основных инфраструктурных объектов, вывод из-под городских налогов казенной петербургской недвижимости при сохранении обязательств города по ее содержанию, все это предопределяло слабость петербургского бюджета, ставило Петербург в невыгодное по сравнению, например, с Москвой положение. Государство не торопилось брать на себя расходы по содержанию столицы, увязывая этот вопрос с фактической ликвидацией самоуправления, что было уже неосуществимо на практике. Опека администрации над Городской думой, несовершенная и запутанная организация петербургского городского общественного управления приводили к политиканству в Городской думе из-за дележа платных должностей, хроническому «неразбору» дел, частому отсутствию кворума и другим проблемам. Петербургское городское общественное управление, в целом, справлялось с задачами по поддержанию повседневного функционирования петербургского городского хозяйства, но испытывало огромные трудности с осуществлением масштабных проектов, даже таких необходимых, как современный водопровод и канализация. Исключением было лишь организация трамвайного движения.

В виду весьма ограниченного местного избирательного закона, несовершенства общероссийского законодательства в деле обеспечения прав основной массы городского населения, решающее влияние на формирование облика города оказывало богатое и влиятельное меньшинство населения: домовладельцы, промышленники и финансисты, государственные органы. Развитие города определялось, в основном рыночными законами, но при слабом учете интересов населения и даже, зачастую, без увязки с инфраструктурными планами городского самоуправления. В связи с последним фактором провалились планы создания новых фешенебельных районов на острове Голодай и в Александровской слободе из-за слабой транспортной связи их с центром города, строительство же Троицкого моста предопределило успех такого района, возникшего вдоль Каменноостровского проспекта. Частные предприниматели зачастую имели значительно большие правовые и финансовые ресурсы для перекраивания городской застройки там, где это им было выгодно, чем городское самоуправление, ограниченное законодательно в вопросах выкупа и отчуждения частной собственности, там, где это было необходимо городу. Попытки создать единые планы реконструкции Петербурга остались нереализованными и не получили государственной поддержки.

В целом, Санкт-Петербург в 1905;1914 годах представлял собой типичный пример быстро растущего под влиянием процессов модернизации, индустриализации, урбанизации крупного индустриального города, пораженного, в силу масштабов и темпов изменений и роста, постоянным кризисом «большого города», распадающегося на ряд отдельных кризисов: жилищный, санитарный, коммунальный, социальный и т. д. Модернизационные процессы в столице проявлялись наиболее полно, что делало Санкт-Петербург передовым отрядом дореволюционной капиталистической модернизации, где в трансформациях социального и физического пространств рождалось новое будущее страны, но в силу этого же это делало Петербург наиболее поляризованным, социально и политически активным, взрывоопасным городом страны, начавшим в России начала XX века несколько революций.