Диплом, курсовая, контрольная работа
Помощь в написании студенческих работ

Имя состояния в современном бурятском и русском языках

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Опираясь на наблюдения ученых-лингвистов, можно сделать вывод о том, что несомненная общность имен состояния обнаруживается только в области синтаксиса: имена состояния с ядерным значением состояния лица, природы, среды, окружающей обстановки, с ядерным значением оценки, с ядерным значением волеизъявления выполняют одну предикативную функцию (функцию составного именного сказуемого в особого рода… Читать ещё >

Содержание

  • ГЛАВА I. ИМЯ СОСТОЯНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
    • 1. 1. История изучения имени состояния в русской и бурятской грамматической науке
    • 1. 2. Имя состояния в аспекте функционально-коммуникативной грамматики
  • Выводы первой главы
  • ГЛАВА II. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ИМЕН СОСТОЯНИЯ В БУРЯТСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ
    • 2. 1. Имя состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках
      • 2. 1. 1. Лингвистическая интерпретация значения «состояние»
      • 2. 1. 2. Конструкции с именами состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках
    • 2. 2. Разряды имен состояния в бурятском и русском языках
    • 2. 3. Имя состояния в составе предложения в бурятском и русском языках
      • 2. 3. 1. Имя состояния с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановки в составе предложения
      • 2. 3. 2. Имя состояния с ядерным значением оценки в составе предложения
      • 2. 3. 3. Имя состояния с ядерным значением волеизъявления в составе предложения
    • 2. 4. Роль имен состояния в языке художественной литературы
  • Выводы второй главы

Имя состояния в современном бурятском и русском языках (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

В последние годы в научном мире интерес ученых-лингвистов смеI стился из области собственно лингвистических исследований в область изучения ментальности носителей тех или иных языков. Данная «перемена научной парадигмы вызвана интеграцией наук о человеке и стремлением видеть лингвистику не просто наукой о кодах, но наукой о речемыслительной деятельности человека» [Милославский 2002, 136]. В настоящее время общепринятым является положение о том, что каждый язык имеет свой специфичный способ концептуализации окружающей действительности. В основе каждого конкретного языка лежит особая картина мира, «.образ мира, исторически сложившийся у конкретного языкового коллектива, свод пред» ставлений о мире" [Королев 2003, 5]. Эта особая картина мироздания закреплена в грамматике (в семантически значимых грамматических категориях) и в лексической системе языка.

Известно, что и лексическая, и грамматическая структуры разных языков имеют универсальные мыслительные, когнитивные основания. Универсальной является смысловая основа языковых значений. Интерпретационный компонент же, «в своих конкретных реализациях, отражающих специфику структуры каждого языка и действующих в нем правил функционирования лексических и грамматических единиц, является идиоэтни-ческим. Это не исключает возможности межъязыковых совпадений и параллелизма некоторых тенденций языковой интерпретации (ср., в частности, значения частей речи.)» [Бондарко 1992, 1−7].

Вызывают интерес возможные межъязыковые параллели в интерпретации смыслового содержания имен состояния в русском и бурятском языках, то место, которое занимают указанные слова в системе частей речи данных языков. Основанием для сравнения единиц неродственных языков служит наличие в различных языках мира изоморфных черт, общих закономерностей развития языка, на которые указывал еще И. А. Бодуэн де |Суртенэ: «Мы можем сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. Мы постоянно находим одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу и исторически, и географически» [Избранные труды по общему языкознанию 1963, 371]. Бесспорным является то, что «каждое истинное знание обязано своим развитием сравнению и на нем же основывается» [Мюллер 2003, 15].

В научной литературе неоднократно подчеркивалась мысль об однотипности логического строя и мыслительной деятельности людей, говорящих на разных языках. Языковая картина мира в основном совпадает с логической, но при этом «через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира. Словесный образ сочетается с понятийным образом, лингвистическое моделирование мира — с логическим его отображением, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей» [Брутян 1968, 57]. «Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той жз социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, — это разные миры.» [Сепир 2003, 131].

Итак, известно, что язык отражает мир с различных сторон. Прежде всего, в языке представлена объективная действительность, которая выражается различными языковыми средствами, в том числе именами состояния.

Исследование имен состояния как части речи в русле сопоставительно-типологической проблематики теснейшим образом связано с общей проблемой выделения лексико-грамматических классов в языке.

В лингвистической литературе большое количество^исследований посвящено описанию основных принципов распределения слов по частям речи и освещению разного рода непоследовательностей традиционной классификации слов по этим разрядам.

Известно, что проблема выделения частей речи в языках различного строя обычно считается одной из наиболее дискуссионных проблем.

Классификация отдельных частей речи по разным основаниям, иногда противоречащим друг другу, ставит перед исследователями нелегкую задачу определения ведущего принципа при выделении частей речи вообще и главного принципа каждой отдельной части речи, в частности.

Таким главным принципом деления всех слов по разрядам мы, вслед за учеными-лингвистами, в частности, основываясь на наблюдениях Е. С. Кубряковой, считаем принцип ономасиологический. «Полагая, что в частях речи „нашло отражение расчленение человеком окружающего мира“ [Принципы описания языков мира 1976, 25], мы думаем, что это расчленение происходило сообразно природе вещей и что тем самым части речи являются прежде всего наименованиями разных объектов действительности или объектов действительности, осмысленных и опознанных человеком как различные» [Кубрякова 1978, 24].

Ономасиологический подход имеет тесные связи с семантическим подходом. Но «семантический анализ направлен на установление и констатацию значений, ономасиологический анализ должен ответить, на вопрос о том, что именуется, что называется данной лингвистической единицей и к какому референту в экстралингвистическом мире она отнесена» [Кубрякова 1978, 2]). Таким образом, при анализе тех или иных частей речи важным оказывается установить не только те конкретные лексические значения, которые выражают части речи, не только те значения, которые зафиксированы для слов определенной части речи в конкретном языке, но и то, что называет данная часть речи и к какому кругу объектов действительности она обращена. Последнее предполагает решение такой проблемы, как выявление общих черт в обозначенных одной частью речи объектах, и вопроса о том, существует ли такой круг объектов, для обозначения которых складывается особый класс наименований.

В научной классификации частей речи одним из наиболее спорных продолжает оставаться вопрос об именах состояния. В русском языкознании с середины XIX-го века усилилось внимание к изучению отличительных черт особой категории слов — имен состояния. Исследование данного разряда слов в русской лингвистике представлено значительным количеством работ проблемного и описательного характера. Но, несмотря на обширную литературу с глубокими наблюдениями и обобщениями, некоторые важные вопросы, связанные с проблемами функционирования имен состояния, до конца не изучены. Следует отметить, что данный разряд слов не всеми учеными-лингвистами признается как сформировавшаяся в русском языке часть речи. В связи с этим важно установить, что дает основание большинству ученых-языковедов выделять этот разряд слов как особую часть речи, какие признаки являются для нее определяющими.

Аспекты рассмотрения содержания и функционирования имен состояния, анализ дифференциальных грамматических признаков указанных слов обусловлены историей изучения данного значения в языкознании на лексическом и грамматическом уровнях.

Известно, что развитие языкознания предполагает не только появление новых аспектов исследования, но и обращение к давно описанным категориям языка, которые в свете современных лингвистических представлений способны дать новые знания об уже известном явлении. Одной из таких категорий в русском языке является категория имен состояния. До настоящего времени сохраняется потребность во всестороннем системном изучении имен состояния, анализе субъектно-предикатных отношений, реализуемых в конструкциях с данными словами, так как эти вопросы еще не получили исчерпывающе полного описания. Наиболее полному пониманию природы имен состояния, проблемы выделения данного разряда слов как самостоятельной части речи может способствовать представляемое в настоящей работе комплексное исследование, включающее анализ функций, семантики имен состояния, структуры предложений с указанными словами. Такой подход представляется верным, поскольку в грамматической природе имен состояния отразились функционирование и семантические влияния со стороны других частей речи.

В бурятской граммтической науке указанный разряд слов относится к малоизученным. Имена состояния в системе частей речи бурятского языка не выделяются. Обзор литературы по грамматике бурятского языка свидетельствует о том, что материал для исследования имен состояния привлекается лишь эпизодически. Но специфика данного разряда слов дает основание признавать их отдельным лексико-грамматическим разрядом слов и утверждать, что данная группа слов занимает особое положение в системе знаменательных частей речи. В связи с современными подходами к изучению грамматического строя бурятского языка, в соответствии с практическими потребностями, появляется необходимость в системном представлении имен состояния как особой части речи. При определении специфики имен состояния как самостоятельного класса слов следует исходить из характера функционально-коммуникативной модели языка.

Актуальность темы

исследования. Для выявления общих и своеобразных фактов функционирования имен состояния, закономерностей организации функционально-семантического поля состояния недостаточно материала одного языка, поэтому для анализа выбраны два разноструктурных языка — бурятский и русский. Основанием для сравнения неродственных языков служит наличие в различных языках мира изоморфных черт, общих закономерностей развития языка.

В настоящее время в условиях интенсивного возрождения национальных культур, традиций, языка, актуальны теоретические изыскания в области сопоставительного изучения разноструктурных языков. Закон Республики Бурятия «О языках народов Республики Бурятия» провозгласил, что «языкэто духовная основа существования любой нации. Беречь и развивать свои родной язык и с уважением относиться к другим языкам — долг и обязанность каждого гражданина». В современных условиях двуязычия сопоставительно-типологическое изучение разносистемных языков, каковыми являются бурятский и русский языки, приобрело особую актуальность и в общетеоретическом, и в практическом аспектах. Общепризнанным стал тот факт, что многие специфические явления того или иного языка могут быть выявлены и представлены только при сопоставлении одного языка с другим. В этом видится важная роль сопоставительной грамматики. При сопоставлении грамматической системы бурятского и русского языков острее выявляются особенности и национальные черты бурятского языка.

Несмотря на различия в характере бурятской и русской языковых систем, в них есть немало явлений, соотносительных как в грамматическом строе, так и в логическом плане. Наличие этих точек соприкосновения в грамматике языков, принадлежащих к разным языковым семьям, может быть объяснено тем, что законы мышления носят общечеловеческий характер и в равной мере проявляются у всех народов, хотя и находят выражение в разных формах в соответствии с исторически сложившимися законами языка каждого народа.

Актуальность избранной темы обусловлена необходимостью комплексного исследования лексико-семантических, грамматических, словообразовательных свойств русских и бурятских имен состояния в сопоставительном аспекте. Подобное исследование предполагает выявление общих и различных свойств имен состояния в указанных языках, более глубокое понимание особенностей данного разряда слов на фоне других частей речи.

Актуальность настоящей работы заключается в том, что в ней решается вопрос о частеречном статусе бурятских имен состояния, исследуются процессы, связанные с формированием имени состояния как самостоятельной части речи в бурятском языке. Уяснение частеречных свойств бурятских имен состояния создает почву для углубления существующих представлений о природе частей речи.

В связи с дискуссиями по вопросу об односоставности/ двусоставности предложения, безличности и бессубъектности, нуждаются в дальнейшем изучении синтаксическая функция и синтаксическая сочетаемость имен состояния.

Основной целью работы является описание семантических, грамматических и функциональных характеристик имен состояния как самостоятельной части речи в бурятском и русском языках в сопоставительном аспекте.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

— определение места имен состояния в функционально-семантическом поле состояния;

— выяснение лексико-грамматической специфики имени состояния как части речи;

— определение статуса, словарного состава, принципов дифференциации имен состояния в русском и бурятском языках;

— рассмотрение предложений с именами состояния в соответствии с современными научными принципами, в свете теории коммуникативной грамматики.

В процессе работы использованы следующие методы исследования: сравнительно-сопоставительный методметод компонентного анализаметод наблюдения.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые в бурятской грамматической науке предпринята попытка: рассмотреть имена состояния как особый разряд слов в системе частей речи (с позиций функционально-коммуникативной грамматики) — установить критерии различения имен состояния от других частей речиопределить сходства и различия бурятских и русских имен состояниядифференцировать рассматриваемый класс слов на основании выявленных функциональных признаков. При решении проблемы установления общих и специфических черт имен состояния в бурятском и русском языках предлагается ономасиологический подход и системное рассмотрение значения состояния.

Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что изучение бурятских имен состояния открывает перспективы для более глубокого осмысления проблемы частей речи вообще и дальнейшего детального исследования конкретных лексико-семантических разрядов имен состояния. Результаты исследования могут служить для учебных и методических нужд, а именно: при составлении научных и практических грамматик сравниваемых языков, при создании научных исследований по сопоставительной грамматике. Выводы относительно универсальных и специфических черт в выражении значения состояния в разноструктурных языках могут быть использованы при чтении лекций по сопоставительной грамматикеотдельные разделы работы могут найти применение в практике преподавания современного бурятского языка.

Апробация материала. Важнейшие положения диссертации нашли отражение в научных публикациях и докладах, сделанных на научных конференциях в БГУ, КИГИ РАН (Элиста).

По теме диссертации опубликованы четыре научные статьи, две статьи находятся в производстве.

В качестве материала исследования были использованы толковые и переводные словари современного бурятского литературного языкапроизведения современной художественной литературы, что вызвано учетом стилистической дифференциации функционирования имен состояния (широкая употребительность данного разряда слов характерна именно для литературно-художественного стиля) — наблюдения над разговорным языком.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Выводы второй главы.

1. Целостное описание языковых явлений предполагает сегодня расширение концепции функционально-семантических полей за счет включения в сферу исследования когнитивной и прагматической интерпретации речевых/текстовых структур, реализующих смыслы соответствующего ФСП.

Одним из ФСП, выделяемых на материале разных языков, является поI ле состояния. Понятие состояние является одним из важных лингвистических понятий. В современном языкознании данное значение исследуется на разных уровнях, в частности, на лексическом и грамматическом. Опираясь на концептуальные положения А. В. Бондарко, приходим к выводу, что имена состояния являются центральным компонентом функционально-семантического поля состояния.

2. В настоящей работе на основании концепции Т. А. Булыгиной, О. Н. Селиверстовой, Е. М. Вольф считаем, что при анализе состояний важно учитывать их соотношение с другими видами: с действиями, процессами, I признаками.

3. Имена состояния в русском и бурятском языках выделяются в особую лексико-грамматическую группу на основании отличительных семантических, морфологических, синтаксических и словообразовательных признаков, основные из которых следующие: значение недейственного состояния, единственная функция — функция главного члена в предложении — составного сказуемого, неизменяемость и морфологическая соотносительность с теми частями речи, от которых они произошли: с именами прилагательными, существительными — в русском языке и с именами прилагательными, реже — с именами существительными, наречиями и глаголами — в бурятском языке, словообразовательная непохожесть на другие части речи.

Указанные признаки имен состояния служат достаточно убедительным доказательством их изолированности от других знаменательных частей речи.

Характерным признаком имен состояния как в русском, так и в бурятском языках является управление дативом при обозначении состояния субъекта — наиболее иконичной формой выражения экспериенцерав конструкциях с именами состояния выявляются регулярные отношения с локальным конкретизатором, характеризующим среду проявления состояния. Способность управлять теми или иными падежными формами развивается в именах состояния под влиянием глагола.

Определяющим фактором для выделения имени состояния как особой части речи явился синтаксический фактор, повлекший за собой изменение лексического значения, морфологических свойств, а также словообразовательной специфики.

4. Форма имени состояния является в сравниваемых языках наиболее иконичным способом выражения неконтролируемого, пассивного, обусловленного состояния — отношения. Для такого отношения важна определенная направленность — от мира к человеку. Отношения, имеющие противоположное направление, — от человека к миру (т.е. к другому человеку, к ситуации), ср., сухалдаха/ злиться, уурлаха/ сердиться, — даже если они имеют причину, не могут принимать форму имени состояния, ср. *Намда уур-тай/*Мне сердито. I.

5. Характерной приметой внешнего облика имен состояния в русском языке является суффиксо, в бурятском языке — суффикстай (-тэй, -той), а также непроизводные имена прилагательные.

6. В русском языке имена состояния являются функциональными омонимами имен прилагательных, имен существительных, наречий, в бурятском языке — имен прилагательных, реже — глаголов, имен существительных.

7. Сопоставление значения имен состояния позволяет уяснить различную структурно-семантическую базу: одни имена состояния обозначают состояние субъекта, окружающей среды, природы, обстановки, другие — дают I оценку, характеристику самого состояния, действия, признака, третьи — выражают намерения, желания, долженствование, возможность / невозможность. В связи с этим и в русском, и бурятском языках в составе имен состояния взаимодействуют три подгруппы (в рамках одной системы).

Важно указать на возможность некоторых имен состояния выступать в разных значениях, и, соответственно, входить не в однуа в несколько лекси-ко-семантических подгрупп.

В семантике имен состояния и имен оценки отражаются разные связи и отношения внешнего мира: понятие состояния неотделимо от его носителя, оценка же мыслится в связи с оцениваемой субстанцией. Внутреннее состояние связано с физическими ощущениями внутри человека или с эмоциональными чувствами человека, оценка ситуации отражает точку зрения извне, со стороны.

8. Вопрос об объединяющих и дифференцирующих особенностях имен состояния как в русском, так и в бурятском языках еще Нуждается в специальном изучении. Рассмотренные разряды обозначают связь с огромной системой средств выражения значения состояния, модальности, оценки и представляют собой только лишь одно из важных звеньев изучения имен состояния.

9. Опираясь на наблюдения ученых-лингвистов, можно сделать вывод о том, что несомненная общность имен состояния обнаруживается только в области синтаксиса: имена состояния с ядерным значением состояния лица, природы, среды, окружающей обстановки, с ядерным значением оценки, с ядерным значением волеизъявления выполняют одну предикативную функцию (функцию составного именного сказуемого в особого рода личном предложении). Очевидными являются различия между именами состояния, и эти различия пронизывают практически все языковые уровни. Данный важный признак позволяет считать имена состояния с разным ядерным значением самостоятельными лексико-грамматическими группами, но еще в самом начале своего формирования имя состояния было названо особым классом слов. Поэтому имя состояния целесообразно рассматривать как часть речи в широком смысле этого слова, понимая под этим условную общность сходных форм. Основания для такого объединения находятся в сфере грамматической семантики, так как общая сема состояния пронизывает прямо или опосредованно все разряды имен состояния, их морфологическая форма константна, а синтаксическая позиция определенна. Таким образом, имена состояния представляют собой особым образом организованную целостную систему.

10. Состояние как одна из универсальных категорий находит отражение в предложении. Для трактовки предложения принципиально важное значение имеет определение понятия предикативности. Именно противоположные подходы к пониманию предложения породили противоположные толкования простого предложения как односоставного или двусоставного построения.

В настоящей работе, основываясь на наблюдениях Г. А. Золотовой, предложения типа Намда хуидэ (байна)/Мне тяжело, Тэрээндэ хуйтэн (бай-на)/Ему холодно рассматриваем как двусоставные. В современной лингвистике содержание подобных конструкций является одной из актуальных проблем. Убедительной представляется точка зрения, согласно которой в указанных конструкциях есть не только семантический субъект, но и подлежащее, которые приравнены друг другу и могут быть выражены любым падежом, в частности, дативом.

Номинатив включает значение субъекта как инициатора какой-либо активности, датив служит для выражения дополнительного значения «инво-люнтивности». Дательный падеж, после именительного, который представляет собой основную диагностическую форму субъекта-подлежащего, является претендентом на роль имени, занимающего первое место в предложении. Таким образом, датив может функционировать как главный член предложения, вступающий в предикативную связь с другим главным членом, обозначающим его признак.

В предложениях типа Газаа халуун/На улице жарко, Такалга соо уй-тан/В комнате тесно носителем признака является амбиентное пространство (пространственная среда, атмосфера). При неназванное&tradeсреды позиция носителя признака может быть заполнена локативом.

Таким образом, «безличные» предложения не представляют категорию односоставности, они личны и двусоставны.

11. Наблюдения показывают, что русское языковое сознание в отражении картины мира использует категорию так называемой безличности значительно чаще, чем языковое сознание носителей бурятского языка.

12. Предложения с именами состояния с разным ядерным значением имеют отличия в синтаксическом плане. Имена состояния с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановку могут образовать законченное предложение с одной только формой датива (с/без инфинитива), имена состояния с ядерным значением оценки образуют законченное предложение только с инфинитивом, который представляет собой подлежащее.

Русскому инфинитиву в бурятском языке соответствует форма причастия будущего времени. В бурятском языке причастие будущего времени в форме датива указывает на конкретную речевую ситуацию, причастие будущего времени в форме номинатива отражает объективную оценку и имеет показатель гээшэ.

В русском языке при препозитивном положении инфинитива в нем усиливаются номинативные свойства, в связи с этим в именах состояния усиливается оценочное значение, ослабляется значение состояния. При постпозитивном инфинитиве в нем усиливаются глагольные свойства и ослабляются номинативные, а в именах состояния превалирующим становится значение состояния, что обусловливает более свободную сочетаемость с дательным субъекта.

Характерно, что в бурятском языке причастие будущего времени, соответствующее русскому инфинитиву, не способно занимать постпозитивное положение по отношению к имени состояния. Оно употребляется в позиции подлежащего в предложениях с именами состояния с ядерным значением оценки, но не с именами состояния с ядерным значением собственно состояния. Конструкции типа *Тэрээндэ хухюутэй байгаа санаар ябахадань, *Ном Ионин уншахада являются нарушением коммуникативного узуса.

В основе конструкций с именами состояния с ядерным значением воI леизъявления и инфинитивом лежит оценка реализованного отношения к проявлению, названному инфинитивом. Инфинитив в таких предложениях обычно обозначает действие — активное целенаправленное проявление, датив субъекта является агентивом. Русскому инфинитиву, употребленному в составе сказуемого с именем состояния с ядерным значением волеизъявления, в бурятском языке соответствует форма причастия будущего времени в именительном падеже (в некоторых случаях — в дательном падеже) и соединительное деепричастие. Характерно, что в русском языке инфинитив может занимать преи постпозитивное положение по отношению к имени состояния с ядерным значением волеизъявления, в бурятском языке имя состояния с данным значением может находиться только в постпозиции. Ср., Мне нужно идти, Мне идти нужно — Намда ябаха хэрэгтэй, * Намда хэрэгтэй ябаха. Рассматриваемый состав сказуемого ябаха хэрэгтэй характеризуется высокой степенью спаянности компонентов (в сравнении с русским языком).

13. Предложения с именами состояния в бурятском и русском языках отражают особую референциальную область окружающей действительности, ограничивающуюся сферами стихийных явлений природы, психики и состояния организма человека.

14. Анализ языкового материала свидетельствует о том, что конструкции с именами состояния шире употребляются в художественной и разговорной речи, чем в официально-деловой и научной.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Одной из наиболее характерных черт современной лингвистики является обращение к языку, как к ментальной репрезентации человека. «Язык представляет собой особый способ видения и репрезентации окружающего, нас мира», — писал известный ученый В. фон Гумбольдт [1985, 35]. Именно в его философско-лингвистической концепции впервые получила выражение идея о том, что у каждого народа своя, присущая только ему картина мира. При этом в содержании каждого языка необходимо различаются два компонента: универсальный и идиоэтнический (или специфический), из которых один является общим для всех языков, а другой характеризует каждый язык в его своеобразии. Исходя из того, что универсально-языковое предопределено универсально-мыслительным, а неуниверсально-специфическое отражает особенности мышления народа, выделение этих специфических компонентов возможно при анализе взаимоотношений между языком и обществом, языком и культурой. При этом сравнение особенного происходит лишь в случае определения общих признаков. Данные характеристики учитывались при изучении универсальных и специфических факторов в выборе способов выражения значения состояния в бурятском и русском языках.

Необходимость научного соотнесения грамматического материала раз носистемных бурятского и русского языков обусловлена как теоретическими, так и практическими потребностями, о которых говорилось выше. Основанием для сравнения неродственных языков служит, как известно, наличие в различных языках мира изоморфных черт, общих закономерностей развития языка.

На основе сопоставления слов, называемых в настоящей работе именами состояния, можно сделать вывод о том, что в сравниваемых языках имеются как общие, так и специфические черты в выражении значения состояния. Подчеркнем, что форма имени состояния является в рассматриваемых языках наиболее иконичным способом выражения неконтролируемого, пассивного, обусловленного состояния — отношения. Для такого отношения, как указывалось, важна определенная направленность — от мира к человеку.

В русской лингвистике начиная с первой половины XIX-го века до настоящего времени проблеме имен состояния уделяется достаточно большое внимание, но содержание и сущность проблемы имен Ьостояния до сих пор до конца не изучены, а сами имена состояния не получили однозначной грамматической квалификации. Данная категория слов не всеми учеными-лингвистами признается как самостоятельная часть речи. Однако для большинства грамматических исследований современного русского языка характерно выделение имен состояния как особой части речи.

В настоящей работе опираемся на концептуальные положения тех ученых-лингвистов, которые выделяют рассматриваемую группу слов в самостоятельную часть речи, так как данная точка зрения представляется убедительной. Необходимо иметь в виду то, что имена состояния являются особыми выразителями идеи состояния.

Если в русистике исследование имен состояния представлено значительным количеством работ проблемного и описательного характера, то в бурятоведении данный разряд слов не нашел должного отражения, хотя указанные слова обладают типологически важными структурными, семантическими и функциональными свойствами.

Имена состояния и в бурятском, и в русском языках выделяются в особую лексико-грамматическую группу на основании совокупности отличительных семантических, морфологических, словообразовательных и синтаксических признаков.

Характерным (и ведущим) признаком имен состояния является синтаксический. Л. В. Щерба в работе «О частях речи в русском языке» указывал, что ученый «должен разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой языковой системой.» [1957, 64]. По мнению Д. А. Алексеева, «при классификации частей речи следует учитывать совокупность всех признаков и прежде всего придерживаться того из них, который является ведущим, наиболее характерным для данной части речи» [1955, 37]. Определяющим фактором для выделения имени состояния как особой части речи явился синтаксический фактор, повлекший за собой изменение лексического значения, морфологических свойств, а также словообразовательной специфики. Синтаксическая функция имен состояния устойчива — главный предикативный член двусоставного личного неноминативного и инфинитивно-оценочного предложения — составное именное сказуемое.

Лексико-семантическим значением имен состояния является значение пассивного состояния. К морфологическим свойствам данной группы слов относятся следующие: неизменяемостьсоотносительность с теми частями речи, от которых они произошли. Употребляясь со служебным глаголом байха (быть), имя состояния получает возможность аналитически выражать время и наклонение.

Имена состояния как в русском, так и в бурятском языках характеризуются определенным оформлением (в русском языке основной показательо, в бурятском языке — частотный показатель: -тай, -той, -тэй, а также непроизводное слово, омонимичное прилагательному.

Характерными признаками имен состояния в сравниваемых языках являются также следующие: управление дативом при обозначении состояния субъектав конструкциях с именами состояния выявляются регулярные отношения с локальным конкретизатором, характеризующим среду проявления состояния.

Устойчивым является словообразование имен состояния — образование путем конверсии. Исследование конверсионного перехода из других частей речи в категорию имен состояния способствовало вйявлению целостного подхода к изучению источников пополнения данного лексико-грамматического разряда. Следует отметить, что функциональная омонимия слов разных частей речи является исключительно важным объектом сопоставительно-типологического анализа, представляет интерес с позиций национально-культурного своеобразия. Изучение функциональных омонимов раскрывает глубинные особенности структуры того или иного языка.

В настоящей работе имя состояния рассматривается как разноуровневая категория с позиций функционально-коммуникативной парадигмы, получившей практически универсальное признание еще в середине 70-х годов ХХ-го века. Анализ рассматриваемой группы слов проводится на основе опоры на функционально-семантические единства, которые группируются вокруг функционально-семантического поля состояния.

Имена состояния рассматриваемых языках занимают центральное место в функционально-семантическом поле состояния, хак как являются особыми выразителями идеи состояния, семантика состояния является их категориальным значением. Изучение функционально-семантических полей состояния, оценки и модальности позволило сделать предположение о том, что в составе имен состояния взаимодействуют слова с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановки, с ядерным значением оценки, с ядерным значением волеизъявления (намерения, желания, возможности-невозможности, долженствования). В связи с этим положением в бурятском и русском языках в составе имен состояния взаимодействуют три подгруппы (в рамках единой системы). Если в русском языке разряд имен состояния с ядерным значением оценки представлен достаточно широко, то в бурятском языке данная группа слов выражена слабее. В русском языке разряд имен состояния с ядерным значением волеизъявления не соотносителен со словами других частей речи, в бурятском языке указанная группа слов соотносительна с формами слов других частей речи.

Важно подчеркнуть, что в современном бурятском и русском языках формируются неравноценные и по составу, и по соотношению определяемых признаков лексико-семантические группы имен состояния.

Необходимо отметить, что конструкции с именами состояния, выражающими значение физического и эмоционально-психического состояния человека, отражают конкретную речевую ситуацию. Если в русском языке одна и та же конструкция Мне больно употребляется и в ситуации ощущения физической боли, и в ситуации душевной боли, то бурятском языке способ представления денотативного содержания подобной конструкции отличается от интерпретации, заключенной в русской модели. Если в ситуации ощущения физической боли для носителей бурятского языка естественной является конструкция Намда убшэнтэй (байна), то в ситуации ощущения душевной боли употребительна модель Досоом муу байна. Во втором случае больно находит свой смысловой эквивалент в бурятском языке двухкомпонентным сочетанием. Общий тип смыслового содержания имеет различную форму выражения. Очевидно, это зависит от языкового видения человеком мира и позиции говорящего в конкретной коммуникативно-речевой ситуации общения. Коммуниканты, находясь в аналогичных ситуациях, выбирают различные модели, опираясь на систему своего языка.

Имена состояния представляют собой, как было показано выше, важный конструктивно-смысловой компонент предложения. Конструкции с именами состояния в бурятском и русском языках отражают особую рефе-ренциальную область объективной действительности, ограничивающуюся сферами стихийных явлений природы, эмоционально-психического и физического состояния человека.

В настоящей работе анализ предложений с именами состояния проводится с опорой на концепцию о двучленности предикативного отношения.

В системе как русского, так и бурятского языков выделяются так называемые односоставные безличные предложения. Основываясь на концептуальных положениях Г. А. Золотовой, предложения типа Намда убшэнтэй (байна) /Мне больно, Тэрээндэ аягуй (байна) /Ему неудобно, которые в традиционной грамматике принято считать односоставными безличными конструкциями, рассматриваем как двусоставные личные неноминативные. Ученый предполагает, что «сопоставление русского синтаксиса с синтаксической организацией других языков плодотворнее вести не по рубрикам традиционной грамматики, а по координатам сущностных признаков, возможно, пересекающимися в разных языках в разных точках системы и порождающих иные следственные связи между явлениями» [Золотова 1988, 58]. Следует указать, что в настоящей работе разделяем мнение ученого о том, что «традиция в грамматике — это интерес и уважение к знаниям, оставленным нам предшествующими поколениями. Но традиционность в смысле застылость, неподвижность, боязнь поиска не свойственна науке по сути ее» [Золотова 2001,109].

Изложенная ученым трактовка безличных односоставных предложений и рассмотрение их как двусоставных личных конструкций с расчлененным выражением предикативного признака и его носителя представляется убедительной. «Так называемые „бессубъектные односоставные“ предложения по своему реальному составу оказываются личными, субъектными, двусоставными конструкциями, отличаясь от „личных двусоставных“ лишь формой выражения субъекта: не именительный падеж, а определенные формы косвенных падежей, противопоставленные именительному в оппозиции: субъект I непроизвольного действия (состояния) — субъект произвольного действия как маркированное обозначение непроизвольного признака немаркированному» [Золотова 2001,115].

Не вызывает сомнения тот факт, что подлежащее в форме именительного падежа оказывается для многих моделей несущественным признаком, т. е. не является универсальным положением. Следует подчеркнуть, что номинатив включает значение субъекта как инициатора какой-либо активности, датив служит для выражения дополнительного значения «инволюнтивно-сти». Датив, как указывалось выше, интерпретируется в научной литературе как одна из характерных особенностей русской языковой ментальности, связанная с отсутствием контроля над событием со стороны субъекта. Признавая правомерность данного положения, вместе с тем следует отметить, что сходна значимость, содержательная ценность бурятского датива. Русскому дательному падежу субъекта при имени состояния соответствует бурятский дательно-местный падеж.

Предложения типа Газаа халуун / На улице жарко, ТаИалга соо уйтан / В комнате тесно также следует рассматривать как двусоставные, в них носителем признака, как указывалось выше, является амбиентное пространство.

Таким образом, «безличные» предложения не представляют категорию односоставности, они являются личными и двусоставными (неноминативными). Важно отметить, что в бурятском языке (в сравнении с русским языком) употребление двусоставных неноминативных предложений умеренное. Анализ конкретного языкового материала показывает, что русское языковое сознание в отражении картины мира использует категорию «безличности» значительно чаще, чем языковое сознание носителей бурятского языка. В некоторых случаях вместо «безличных» синтаксических моделей, выражающих значение независимости состояния от воли его носителя, в бурятском языке употребляются личные с подлежащим в именительном падеже: Би унтажа ядааб / Мне не спится, Би баяртайб / Мне радостно. Причины широкого распространения так называемых безличных предложений в русском языке, умеренного в бурятском языке, кроются, очевидно, в национальном мышле нии, особом менталитете. Таким образом, большинство языковых решений продиктованы определенной культурой и зависят от нашего знания и понимания миранекоторые решения определяются структурой языка, другие являются индивидуальными.

Интерес представляет то, что имена состояния со значением эмоционально-психического и физического состояния имеют особенности употребления в предложении. Большинство имен физического состояния соотносятся с нормой, причем чаще обозначают отклонения от нормы. Важно отметить и то, что если русскому языку свойствен способ расчлененного обозначения I субъекта (Мне ногам холодно), то в бурятском языке такое обозначение не является характерным: носитель бурятского языка в рассмотренной выше ситуации выберет иную синтаксическую модель (Хулни дааража байна / Ноги мерзнут). Имена психического состояния не соотносимы с какой-либо нормой. Предложения с подобными именами состояния связаны с общей ситуацией, от которой зависит данное состояние. В предложениях типа Харанхы / Темно, характеризующих состояние природы, среды имеет место особое событие, которое состоит в том, что наблюдатель предицирует неограниченному пространству некоторые временные свойства, воспринимаемые им визуально. Подобные конструкции содержат информацию о том, что состояние окружающей среды воспринимается наблюдателем физически или психически, т. е. наблюдатель воспринимает и регистрирует состояние окружения, и он присутствует только в том смысле, что ситуация подается с точки зрения его восприятия, тогда как событие происходит не с ним, он не представлен как принимающий участие в событии. Отметим, что, Говоря о наблюдаемости события, мы, согласно современной лингвистической концепции, имеем в виду существование для окружающих возможности фиксировать осуществление/неосуществление события на основе непосредственного наблюдения, без привлечения логического вывода.

Если имена состояния с ядерным значением состояния лица, природы, среды, обстановки образуют законченное предложение с одной только формой дательного падежа, то имена состояния с ядерным значением оценки могут образовать законченное предложение только с инфинитивом. Необязательность сочетания с инфинитивом (в русском языке), с причастием будущего времени (в бурятском языке) у имен состояния со значением собственно состояния и обязательность — у имен состояния оценки — их яркий различительный признак. Предложениям с именами состояния с ядерным значением оценки дательный субъекта является чуждым, так как в них нет слова, которое обозначало бы собственно состояние, имя состояния со значением оценки связано с инфинитивом. Но следует указать, что в таких конструкциях датив иногда может встречаться, но он имеет совершенно другое значение, например, значение интереса, пользы, назначения и т. д. Характерно, что в русском и бурятском языках наблюдается синтаксическое сходство и некоторые различия в употреблении инфинитива / причастия будущего времени. Как и русский инфинитив-подлежащее, его бурятский эквивалент обычно стоит перед сказуемым и отделяется паузой. Важно указать, что в бурятском языке причастие будущего времени в дательно-местном падеже, а также с частицей личного притяжания указывает на конкретную речевую обстановку (когда обращаются к конкретному лицу), ср.: Энеэхэшни эртэхэн (Шадаев. Эдир ангуушад.с.16) / Смеяться тебе раноХоб хэлсэхэдэ муухай / Сплетничать некрасиво. Причастие будущего времени, употребленное в именительном падеже, отражает объективную оценку (т.е. не указывает на конкретное лицо), причем часто сопровождается показателем гээшэ: Мэдэхэггй гээшэ хэсггл байна даа! (Дон. Брынзын санха.с.97) / Тяжело не знать об этом. Отметим, что в бурятском языке причастие будущего времени, изменяясь по падежам, может принимать предикативные единицы первого и второго лица, отрицательные и притяжательные частицы. Обычно предложения, в которых содержится семантика оценки, не актуализированы во времени, а значения, передаваемые этими предложениями, связаны с «положением дел» во вне-языковой действительности, которые воспринимаются как необычные, иногда связанные с нарушением норм поведения человека или аномалиями в природе и обществе.

Необходимо различать конструкции с именами состояния со значением собственно состояния и с именами состояния с ядерным значением оценки, компонентом которых является инфинитив. Основное функциональное различие у собственно имен состояния и имен оценки наблюдается внутри синтаксической позиции предикатива. Инфинитив, включаемый в состав предложения, при тех и других словах имеет разное синтаксическое значение. В русском языке в конструкциях с именами состояния со значением собственно состояния господствующим членом является имя состояния, ему подчиняются все компоненты предложения, инфинитив является примыкающим. При именах оценки инфинитив представляет собой подлежащее. Отметим, что при препозитивном положении инфинитива в нем усиливаются номинативные свойства, в связи с этим в именах состояния усиливается оценочное значение, ослабляется значение состояния. При постпозитивном инфинитиве в нем усиливаются глагольные свойства и ослабляются номинативные, а в именах состояния превалирующим становится значение состояния, что обусловливает более свободную сочетаемость с дативом субъекта.

Характерным является то, что в бурятском языке причастие будущего времени, соответствующее русскому инфинитиву, не способно занимать постпозитивное положение по отношению к имени состояния. Ср., Ему было весело кататься на лыжах/Тэрээндэ санаар ябахадань хухюутэй байгаа (*Тэрээндэ хухюутэй байгаа санаар ябахадань — в данном случае наблюдается нарушение коммуникативного узуса) — Кататься на лыжах весело/Санаар ябаха гээшэ хухюутэй. Таким образом, в бурятском языке причастие будущего времени употребляется в позиции подлежащего в предложениях с именами состояния с ядерным значением оценки, но не с именами состояния с ядерным значением собственно состояния.

В основе конструкций с именами состояния с ядерным значением волеизъявления (и инфинитивом) лежит оценка реализованного отношения к проявлению, названному инфинитивом. Инфинитив в таких предложениях обычно обозначает действие — активное целенаправленное проявление, датив субъекта является агентивом. Русскому инфинитиву, употребленному в составе сказуемого с именем состояния с ядерным значением волеизъявления, в бурятском языке соответствует форма причастия будущего времени в именительном падеже (в некоторых случаях — в дательном падеже) и соединительное деепричастие. Характерно, что в русском языке инфинитив может занимать преи постпозитивное положение по отношению" к имени состояния с ядерным значением волеизъявления, в бурятском языке имя состояния с данным значением может находиться только в постпозиции. Ср., Мне нужно идти, Мне идти нужно — Намда ябаха хэрэгтэй, * Намда хэрэгтэй ябаха. Рассматриваемый состав сказуемого ябаха хэрэгтэй характеризуется высокой степенью спаянности компонентов (в сравнении с русским языком). Некоторая синтаксическая несамостоятельность слова хэрэгтэй может указывать на тенденцию частичного затемнения его лексического значения, сдвига в сторону неполнознаменательности, и шагом в этом направлении может быть то, что в бурятском языке данное слово является специализированным, высокоупотребительным, чрезвычайно унифицированным средством выражения значения необходимости.

Рассматривая синтаксическую структуру как знак, отображающий определенный тип отношений действительности, необходимо учитывать, что синтаксические единицы так же, как и лексические, выступают носителями национально-культурной информации. Каждый язык имеет свои синтаксические особенности, находящие свое отражение в закономерностях выражения субъектно-предикатных отношений, составляющих основу высказывания. Поэтому для эффективного усвоения предикационных знаний необходим функциональный подход к отбору и предъявлению языкового материала.

Анализ языкового материала свидетельствует о том, что конструкции с именами состояния шире употребляются в художественной и разговорной речи, чем в официально-деловой и научной. Изобразительность имен состояния, возможность не только передать сам образ мира, нр и в предельно лаконичной форме выразить индивидуальное отношение к нему, восприятие этого образа, выявить все ассоциативные связи и представления, сопутствующие слову-образу, — причина широкого распространения в языке художественной литературы этой лексико-грамматической категории.

Итак, бесспорным является то, что имена состояния занимают особое положение в языковой картине мира. Выделение этой группы слов в системе частей речи и русского, и бурятского языков как особого разряда обусловлено различиями лексико-грамматического значения, особенностями функционирования, различиями в способе отражения действительности. Важно отметить, что данные об особенностях употребления слова, его частотности и типичном семантическом и грамматическом окружении открывают перед исследователями возможность установить его место в структуре определенного языкового регистра и увидеть самостоятельную единицу в системе частей речи и в системе языка в целом.

Имена состояния представляют собой продуктивное, развивающееся явление в бурятском языке, аналогичное группе имен состояния в русистике. Вопрос об именах состояния как особом лексико-грамматическом разряде в системе частей речи современного бурятского языка является одним из важных грамматических вопросов.

Следует подчеркнуть, что в бурятском языке научная интерпретация имен состояния находится на самом начальном этапе своего становления. Несмотря на глубокие различия русской и бурятской языковых систем, в них есть немало явлений, соотносительных как в грамматическом строе, так и в г логическом плане, что, очевидно, может быть объяснено общечеловеческим характером законов мышления, в равной мере проявляющихся у всех народов. В то же время важно учитывать тот факт, что каждый язык обладает специфичными средствами реализации тех или иных значений. План содержания имен состояния в сравниваемых языках является универсальным, план же выражения имеет различия, хотя и здесь наблюдается достаточно много-точек соприкосновения. Известно, что те или иные решения говорящего продиктованы определенной культурой и зависят от индивидуального понимания мира. Выбор языковой конструкции выводится из норм и традиций, принятых говорящими (носителями языка) в построении речи. Характерно, что ситуации, типичные для русского лингвокулыурного узуса, являются нетипичными для бурятского. Различные языковые ситуации имеют свою национально-культурную специфику.

Настоящее исследование носит поисковый характер, поэтому сделанные в нем выводы не являются окончательными и требуют дальнейшего изучения имен состояния в бурятском языке: а) с привлечением материала диалогических и монологических структурб) в аспекте функционирования имен состояния в тексте с позиций коммуникативной грамматикив) в аспекте корпусной лингвистики, уделяющей основное внимание построению речи в процессе коммуникации. Существует потребность в дальнейшем изучении лексико-семантических групп имен состояния в бурятском языке.

Показать весь текст

Список литературы

  1. В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка: (К вопросу о предмете социолингвистики).- Л.: Наука, 1975 — 276с.
  2. В. Г. Нулевая связка, связочный глагол и грамматика зависимостей // В Я. 1983.- № 5.-С.34−43.
  3. В.Г. Система форм речевого высказывания. СПб.: Наука, 1994. — 153с.
  4. К. С. Критический разбор «Опыта исторической грамматики русского языка» Ф. И. Буслаева. Сочинения. Т. 2. М.: Университетская типография, 1875.
  5. Д.А. Именные части речи в монгольских языках // ВЯ.-1955.- С.35−48.
  6. Д. Д. Современный бурятский язык.- Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1958. 340с.
  7. Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // ВЯ.- 1995. С.37−67.
  8. Н. Н. Семантическая структура простого предложения в современном русском языке. Киев: Винза школа, 1984. — 159с.
  9. Н. Д. Коммуникативная функция и значение слова // НДВШ ФН. 1973. — № 3. -с. 52−62.
  10. Н. Д. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976.383с.
  11. Н. Д. Об объекте общей оценки // ВЯ.- 1985. -№ 3.-С.13.25.
  12. Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. — 341с.
  13. Н. И., Козырева Т. Г. Современный русский язык: Наречие. Категория состояния. Мн.: Высшая школа, 1981. -78с.
  14. О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. М.: Учпедгиз, 1957. — 294с.
  15. В. В. Структура предложений с безлично-предикативными словами в современном русском языке // Уч. зап. Кабарди-но-Балк. ун-та.-Нальчик, 1957. -Вып. 2.
  16. В. В. Эмоционально-оценочные предложения // РЯШ.-1958. № 2. С.39−48.
  17. В. В. Односоставные предложения в современном русском языке. М.: Просвещение, 1968. — 160с.
  18. В. В. Гибридные слова в системе частей речи современного русского языка // РЯШ. -1971. -№ 3. С.81−84.
  19. В. В. Зона синкретизма в системе частей речи современного русского языка // НДВШ ФН. 1983. -№ 5. — С.35−43.
  20. В. В. Явления переходности в грамматике русского языка: Моногр. М.: Дрофа, 2000. — 640с.
  21. Т.Б., Белошапкова В. А. К вопросу о семантическом субъекте // НДВШ ФН. 1984. -№ 1. -С.29−34.
  22. JI. К., Сафиуллина Ф. С. Сопоставительный синтаксис русского и татарского языков. Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1989. — 200с.
  23. Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка.-М., 1955,-328с.
  24. Ц.Ц. Именные словосочетания в бурятском языке. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997.-132с.
  25. А. А. Российская грамматика. М.: Изд-во МГУ, 1981.776с.
  26. А. Я. Части речи структурно-семантические классы слов в современном русском языке. — Таллин: Валгус, 1982.-184с.
  27. Е. И. Функционально-семантическое поле модальности в английском и русском языках. Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1985. -180с.
  28. Т.А. К проблеме частей речи в монгольских языках // Зап. Бурят. НИИК. Улан-Удэ, 1956. — Т.21.
  29. Т.А. Субъект и подлежащее // ВЯ.-1958.-№ 5.-С.65−69.
  30. Т. А., Цыдендамбаев Ц. Б. Грамматика бурятского языка (Синтаксис).- М.: Изд-во вост. лит., 1962. 320с.
  31. Т.А. Морфологическая структура слова в монгольских языках. М.: Наука, 1974. -383с.
  32. В. А. Общий курс грамматики. Казань, 1935.269с.
  33. В.А. Очерки по языковедению и русскому языку.-М.: Учпедгиз, 1939, — 221с.
  34. Бодуэн де Куртенэ И. А. О смешанном характере всех языков // Избранные труды по общему языкознанию. Т.1.- М- Изд-во АН СССР, 1963.-С. 362−372.
  35. А. В. Опыт лингвистической интерпретации соотношения системы и среды // ВЯ. № 1. — С. 42−58.
  36. А. В. Теория морфологических категорий. J1.: Наука, 1976, — 255с.
  37. А. В. Грамматическое значение и смысл. -Л.: Наука, 1978. 175с.
  38. А. В. Категориальные ситуации (к теории функциональной грамматики) // ВЯ. 1983. — № 3С. 15−19. ,
  39. А. В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984.136с.
  40. А. В. К проблеме соотношения универсальных и идио-этнических аспектов семантики: интерпретационный компонент грамматических значений // ВЯ. 1992. — № 3. — С 15−19 .
  41. А. В. К проблеме интенциональности в грамматике // В Я- 1994. № 2 .- С.29−43.
  42. А. В. Теория инвариантности Р.О.Якобсона и вопрос об общих значениях грамматических форм // ВЯ. 1996. -№ 4. -С.29−47.
  43. А. В. Основы функциональной грамматики. СПб: Изд-во С, — Петерб. ун-та, 2001. — 260с.
  44. JI. В. Проявление связей между частями речи в современном русском языке. Кишинев: Штиинца, 1979. — 120с.
  45. JT. В. Речевые закономерности, обусловленные взаимодейtствием частей речи. Кишинев: Штиинца, 1980. — 90с.
  46. В. М. Синтаксис и семантика инфинитива в современном русском языке. Киев: Наукова думка, 1990. -320с.
  47. Г. А. Гипотеза Сепира-Уорфа. Ереван, 1968.-177с.
  48. Р.А. Введение в науку о языке. М: Просвещение, 1965,492с.
  49. Р.А. Очерки по языкознанию. М.: Изд-во АН СССР, 1968. -279с.
  50. Л.Л. Трудные вопросы морфологии. М.: Просвещение, 1976.- 207с.
  51. Т.В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов.- М.: Наука, 1982. 365с.
  52. Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Языки русской культуры, 1997, — 575с.
  53. Д.И. О становлении бурятского языка // Исследования по истории монгольских языков. Улан-Удэ, 1993. — С.3−10.
  54. Бурятско-русский словарь / Под редакцией К. М. Черемисова. -М.: Советская энциклопедия, 1973. I
  55. Бурят-монгольско-русский словарь / Под ред. Ц.Б.Цыдендамбае-ва.- М.: Госуд. изд-во иностр. и нац. словарей, 1951.
  56. Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М.: Учпедгиз, 1959. -619с.
  57. О.Д. Сегментация речевого потока. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 1998.-104с.
  58. А. И. О происхождении предикативных наречий в русском языке // Вопросы языка и методики его преподавания. Курск, 1960. -С.66−74.
  59. А. И. «Переходные» предикативные наречия в современном русском языке // Уч. зап Курского пед. ин-та. Вып. 9. Курск, 1960. -С. 77−91.
  60. JI. М. Теория семантических полей // ВЯ.- 1971. -№ 2. -С. 106−111.
  61. А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996.-416с.
  62. Н.Ф. Слова категории состояния в современном русском языке // АКД, — JI.: 1970.-24с.
  63. В. В. О грамматической омонимии в современном русском языке // РЯШ.- 1940, — № 1. С.23−39.
  64. В. В. Основные типы лексических значений слова// ВЯ.- 1953.- № 5.-С. 10−15.
  65. В. В. Об омонимии и смежных явлениях // ВЯ. -1960. -№ 5. С. 3−18.
  66. В. В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М.: Высшая школа, 1972. — 614с.
  67. Т. Г. Говорящий и слушающий: Варианты речевого поведения. М.: Наука, 1993. 171с.
  68. Е.И. Дательный падеж при предикативных словах на -О и инфинитиве // Вестник ЛГУ. Сер. ист., яз. и лит-ры. Вып 1, — 1965. -№ 2. -С. 17−23.
  69. Е.М. Состояния и признаки. Оценки состояний // Семантические типы предикатов.- М.: Наука, 1982.-368с.
  70. Е. М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985.-232с.
  71. А.Х. Русская грамматика. М., 1959. — 216с.
  72. М. В. Теория функционально- коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка. М.: Изд-во МГУ, 2000. — 502с.
  73. Галкина-Федорук Е.М. К вопросу об омонимах в русском языке // РЯШ. 1954. -№ 3. — С. 14−20.
  74. Галкина-Федорук Е. М. О категории состояния в русском языке // РЯШ. 1957.-№ 4 -С. 14−21.
  75. Галкина-Федорук Е. М. Безличные предложения в современном русском языке. М.: Изд-во Московск. ун-та, 1958. — 332с.
  76. Грамматика бурятского языка: Фонетика и Морфология / Отв. ред. Г. Д. Санжеев. М.: Наука, 1962. — 702с.
  77. Грамматика калмыцкого языка: Фонетика и морфология / П. Ц. Биткеев, Д. А. Павлов, А. А. Каляев и др.- Редкол.: Г. Д. Санжеев (отв. ред.) и др.- Элиста: Калм. изд-во, 1983. 336с.
  78. Грамматика русского языка: В 2-х ч.: 4.1. -'М.: Изд-во Академии наук СССР, 1960. 702с.
  79. Е. В., Шендельс Е. И. Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. М.: Просвещение, 1969. — 184с.
  80. В. фон. Язык и философия культуры.- М.: Прогресс, 1985.-269с.
  81. М.М. Понятийные категории, языковые универсалии и типология // ВЯ. -1985. -№ 3. -С.3−13.
  82. П.П. Комбинированные средства выражения модальности в бурятском и русском языках // Материалы Всерос. науч. конф. «Санже-евские чтения 4». — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. — С.36−38.
  83. П.П. Категория модальности в современном бурятскомязыке. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2000. -252 с.$
  84. Дондуков У.-Ж.Ш. Аффиксальное словообразование частей речи в бурятском языке.- Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1964. 248с.
  85. Дондуков У.-Ж.Ш., Лхасаранова Б. Б. Учебник бурятского языка. Улан-Удэ: Изд-во «Бэлиг», 2001. — 168 с.
  86. Д.Д. Современный бурятский язык (Морфетика). -Улан- Удэ: Бэлиг, 2002.- 212с. I
  87. Д.Д. Современный бурятский язык (Синтаксис). Улан-Удэ: Бэлиг, 2002, — 160с.
  88. Д.Д., Санжимитова Р. Ц. Бурятский язык для 8−9 классов. -Улан-Удэ: Бурят, кн изд-во, 1989.- 160с.
  89. Д.С. К описанию моделей простого предложения в бурятском языке (предложения с именным сказуемым)//Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии: Мат-лы междун. науч. конф, — Т.З.- Улан-Удэ, 2000.- С.71−77.
  90. Дугар-Жабон Д. Грамматика бурят-монгольского языка. ФонетиIка и морфология.- Улан Удэ: Бурят-монгольское гос. изд-во, 1949. — 154с.
  91. В.М. Бурятский глагол. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2003. -140с.
  92. Единицы разного уровня языка и закономерности их реализации: Сб. науч. тр./ Науч. Ред. А. М. Ломов.- Воронеж: Воронежск. гос. ун-т, 1992,-169с.
  93. Л.В. Языковые модули и проблемы обучения. Алма-Ата, 2000. — 121с.
  94. О. Философия грамматики. М.: Наука, 1958. — 236с.
  95. Л. П. Субъект базовый компонент семантической структуры предложения. — М.: Прометей, 1991. — 94с.
  96. В. М. Аналитические конструкции в языках раз л и чIных типов. М.-Л.: Наука, 1965. — 214с.
  97. В. М. О природе частей речи и их классификации // Вопросы частей речи: На материале языков различных типов. Л., 1968. -С.7−32.
  98. Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М.: Наука, 1973. — 351с.
  99. Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. -М.: Наука, 1982. -368с.
  100. Г. А. Синтаксический словарь.- М.: Наука, 1988, — 439с.
  101. Г. А. Об основных классификациях преддоже-ний//РЯЗР. 1989.- № 5 -С.23−31.
  102. Г. А. Онипенко Н. К. Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Наука, 1998. -528с.
  103. Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтеза. Изд. 2-е, стереотипное. М.: Эдиториал УРСС, 2001. — 368с.
  104. Г. А. Грамматика как наука о человеке // Рус. яз. в науч. освещении. М., 2001. -№ 1. -С. 107−113.
  105. А. В. Грамматический строй русского языка в сопосIтавлении со словацким. Ч. 1. Морфология. Братислава, 1954. — 129с.
  106. А. В. О возникновении и развитии состояния в славянских языках//ВЯ. 1955.-№ 6.-С. 49−65.
  107. Исследования по русско-бурятской филологии: Сб. науч.тр. /Отв. ред. В. И. Асалханова. Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 1997.- 114с.
  108. Н. А. Категория состояния в Современном русском языке. М.: Изд-во МГУ, 1991.-30с.
  109. A. JI. Качественные наречия и прилагательные в монгольских языках // Проблемы алтаистики и монголоведения: Материалы всесоюзной конф. Элиста, 1972, — Вып.2. -М., 1975. — С.335−339.
  110. А.А. Категория состояния как понятийное поле и способы его выражения в современном русском языке // Исследования по семантике. Уфа, 1992. — С.69−81.
  111. А.А. Современный русский язык. Морфология. М.: Изд-во МГУ, 1999. — 240с.
  112. С. Д. Типология языка и речевое мышление. Д.: Наука, 1972. -216с.
  113. В.Е., Янович Е. И. Русский язык. Мн.: Универсггецкае, 1999. -416с.
  114. А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. Универсальное, типовое и специфическое в языке.- М.: УРСС, 2001.-335с.
  115. Ким О. М. Транспозиция на уровне частей речи и явление омонимии в современном русском языке. Ташкент: Фан, 1 $ 78.- 227с.
  116. И. М. Лингвистическая семантика.- М.: Эдиториал УРСС, 2000.-350с.
  117. Г. В. Контекстная семантика. М.: Наука, 1980. — 150с.
  118. JI. А. К дискуссии о категории состояния. В сб.: Вопросы русского языкознания. — Львов: Львовск. ун-т, 1960. — Кн. VI.
  119. К. Языки мира // Языки как образ мира.- М.: ООО «Изд-во ACT" — СПб.: Terra Fantastika, 2003.- С.5−7.
  120. Краткий русско-бурятский словарь // Ц. Б. Цыдендамбаев, М. И. Имехенов. М.: Госуд. изд-во иностр. и нац. словарей, 1962.
  121. Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. -М.: Наука, 1978.-116с.
  122. Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике // Дискурс, речь, речевая деятельность: Функциональные и структурные аспекты. М., 2000.- С.87−123.
  123. Г. И. О типах производных значений слов с экспериенци-альной семантикой // ВЯ.-2002.-С. 16−34.
  124. М. В. Стабильность языкового значения. М.: Эдиториал УРСС, 1998. — 167с.
  125. Т. А. Типы и формы сказуемого в современном русском языке,— М.: Высшая школа, 1976.-143с.
  126. А. А. Психолингвистические единицы и порождения речевого высказывание. М.: Наука, 1969. — 307с.
  127. А. А. Язык, речь, речевая деятельность.- М.: Просвещение, 1969.-214с.
  128. Ли В. С. Семантическая структура предложений с предикативом на -О в современном русском языке. Алма-Ата, 1981. — 63с.
  129. И. И. Члены предложения и части речи. Л.: Наука, 1978. -387с.
  130. Т.В. Функционально-семантическое поле оценки в русском языке // Вестник МГУ. Сер.9. Филология.- 1994'.- № 4.- С. 12−19.
  131. Маттуш Х.-Ю. К вопросу о функционально-семантическом описании языка // Исследования по семантике. Уфа: БГУ, 1983. — С.93−99.
  132. В.Н. Категория состояния или бессубъектное прилагательное? // Исследования по современному русскому языку. М.: Изд-во МГУ, 1970, — С.59−66.
  133. И.Г. Культура речи и русская грамматика. М.: Ступени, Инфра-М, 2002. -160с.
  134. М. У. Наречие в современном калмыцком языке. Элиста: Калмиздат, 1980. — 133с.
  135. М. От слова к вере // Языки как образ мира.- М. ООО «Изд-во ACT" — СПб.: Terra Fantastika, 2003.- С.9−126.
  136. Н.П. О значении форм русского глагола. М., 1959,301с.
  137. Г. П. Грамматические средства выражения в модальности русском языке. Харьков: Око, 1991. -163с.
  138. O.K. К структурной классификации безлично-предикативных слов в русском языке // Слав. Сб. 2. Уч. Зап. Киргизск. Унта. — Вып. 10.- Фрунзе, 1964. — С.18−28.
  139. В. М. Полевые структуры в строе языкознания. СПб., 1996.-114с.
  140. Пак Н. В. Типологические особенности взаимосвязи лексического и грамматического уровней в языках различных типов. Ташкент: Изд-во Ташкентск. гос. пед. ин-та, 1992. — 20с.
  141. М. В., Сабаткоев Р. Б. Русский язык. СПб: Просвещение, 1993.- 197с.
  142. В. М. Из истории категории состояния (формы слов на О) // НДВШ ФН. -1969.-№ 2. — С.33−41.
  143. А. М. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е. изд.- М.: Учпедгиз, 1956. 511с.
  144. A.M. Русский синтаксис в научном освещении, — 8-е изд.- М.: Языки славянской культуры, 2001.- 544с.
  145. Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.: Наука, 1985. — 271с.
  146. Полевые структуры в системе языка / З. Д. Попова, И. А. Стернин, Е. И. Беляева.- Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1989. -196с.
  147. Попова 3. Д. Может ли обойтись синтаксис без учения о членах предложения? // ВЯ.- 1984, — № 5.- С. 69−75.
  148. H. С. Мысли о русской грамматике: Избр. тр. / Сост. Е. А. Иванчикова. М.: Наука, 1990. — 179с.
  149. Н. С. В защиту категории состояния // ВЯ. -1955. -№ 2.-С. 55−65.
  150. А. А. Из записок по русской грамматике. Т.2.-М.: Просвещение, 1958. — 287с.
  151. Принципы описания языков / Б. А. Серебренников, Г. В. Колшанский, В. Н. Ярцева и др. М.: Наука, 1976.- 343с.
  152. Ю. А. Безличный предикат и субъектно-объектные отношения в русском языке // ВЯ. 1992. — № 1. — С. 48−63.
  153. Г. Ц. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис простого предложения. Элиста: Калмиздат, 1977. — 222с.
  154. Г. Ц. О некоторых инновациях в синтаксисе предложения монгольского языка // ВЯ. -1977. № 5. — С. 125−132.
  155. Г. Ц. Категория модальности и средства ее выражения в монгольских языках // ВЯ. -1981. -№ 5. С.25−31.
  156. Г. Ц. Историко-сопоставительные исследования по грамматике монгольских языков. Синтаксис словосочетания. М.: Наука, 1993.-304с.
  157. В.К. Морфология современного русского языка. -М.: Флинта: Наука, 2001. 120с.
  158. И. П. Несколько замечаний о так называемой семантической структуре предложения // ВЯ. -1981. № 4. — С.24−35.
  159. В.И. Морфология тофаларского языка в сравнительном освещении. М.: Наука, 1985. -С.92−98.
  160. В.И. О составе наклонений глагола бурятского языка // Актуальные проблемы текста: лингвитсическая теория и практика обученияI
  161. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2004. 216с.
  162. С. JI. Основы общей психологии.- М.: Учпедгиз, 1946.-297с.
  163. С. JI. Основы общей психологии: в 2-х т.: Т.2.-М.: Педагогика, 1989.- 322с.
  164. Русская грамматика: В 2-х т. М.: Наука, 1980.
  165. Русский язык/ Под ред.Л. Л. Касаткина.- М.: Академия, 2001 .-768с.
  166. Русско-бурят-монгольский словарь / Под. ред. Ц. Б. Цыдендам-баева. М.: Госуд. изд-во. иностр. и нац. словарей, 1954.
  167. . С. Сопоставительная грамматика русского и бурятского языков (Морфология). Улан-Удэ.: Бурят, кн. изд-во, 1984. — 144с.
  168. М.Р. Сопоставительно-типологическое исследование неличных форм глаголов бурятского и русского языков. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 1998.- 112с.
  169. Г. Д. К проблеме частей речи в алтайских языках // ВЯ,-1952,-№ 6 -С. 32−41.
  170. И. К истории вопроса о безлично-предикативных словах в русском языке // РЯШ. 1955.- № 5. — С.27−35.I
  171. О.Н. Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикатных типов русского языка// Семантические типы предикатов.- М.: Наука, 1982. 365с.
  172. Семантика в речевой деятельности, М.: Наука, 1988. — 142с.
  173. Семантика и типология разносистемных языков. Ташкент: Изд-во Ташкентск. ун-та, 1982. — 158с.
  174. Семантическая специфика национальных языковых систем. Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1985. — 164с.
  175. Семантические типы предикатов / Отв. ред. О. Н. Селиверстова.-М.: Наука, 1982. 365с.
  176. Э. Статус лингвистики как науки // Языки как образ мира.-М.: ООО «Изд-во ACT" — СПб.: Terra Fantastika, 2003.- С. 127−138.
  177. Е. С. Односоставные предложения. Куйбышев: Изд-во Куйбышевск. ун-та, 1977- 68с.
  178. Н.А. Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка. М.: Наука, 1981. — 206с.
  179. Н.А. Проблемы функциональной морфологии современного английского языка. М.: Наука, 1986. — 214с.
  180. А.И. Некоторые замечания по английской омонимике // ИЯШ, — 1948, — № 5.- С.35−47.
  181. Современный русский язык: В 3-х ч.: 4.2.Словообразование. Морфология /Н. М. Шанский, А. Н. Тихонов. М.: Просвещение, 1981.- 270с.
  182. Современный русский язык. В 2-х ч.: 4.2.: Словообразование. Морфонология. Морфология. / П. П. Шуба, Т. Н. Волыйец, И. К. Германович и др. / Под. ред. П. П. Шубы. 2-е изд. — М.: Плопресс, 1998.- 544с.
  183. Современный русский язык / В. А. Белошапкова, Е. А. Брызгуно-ва, Е. А. Земская и др. / Под. ред. В. А. Белошапковой. 3-е изд., испр. и доп. -М.: Азбуковник, 1999. 928с.
  184. Современный русский язык: Теория. Анализ языковых единиц. В 2-х ч. Ч.2.: Морфология. Синтаксис / В. В. Бабайцева, Н. А. Николина, JI. Д. Чеснокова и др. / Под. ред. Е. И. Дибровой. — М.: Академия, 2000. — 704с.
  185. Современный русский язык / Под. ред. П. А. Леканта. М.: Дрофа, 2000, — 560с.
  186. Современный русский язык. Фонетика. Лексикология. Словообразование. Морфология. Синтаксис. Пунктуация / Под ред. Л. А. Новикова. -СПб: Лань, 2001.- 864с.
  187. Ю. С. Имена, предикаты, предложения: Семиологиче-ская грамматика. М.: Наука, 1981. — 360с.
  188. О. А. Проблемы русского синтаксиса: Семантика безличных предложений. М.: Диалог — МГУ, 1999. — 222с.
  189. Е. В. Оптимизация предикативных конструкций в современном монгольском языке // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии: Материалы международной научной конференции. Улан-Удэ, 2000. — Т.З. — С. 115−117.
  190. В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. -М.: Наука, 1986. 141с.
  191. В.Н. Механизмы экспрессивной окраски языковых единиц // Человеческий фактор в языке: языковые механизмы экспрессивности.- М.: Наука, 1991.-214с.
  192. Теория функциональной грамматики: Субъектность. Обьект-ность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность. СПб: Наука, 1992 .-303с.
  193. Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Поссесивность. Обусловленность. СПб: Наука, 1996.- 262с.
  194. В. П. О переходе кратких прилагательных в категорию состояния // ВЯ. 1958. -№ 5. — С. 93−98.
  195. А. Категория состояния в современном русском языке. -Самарканд: Изд-во Самаркандск. ун-та, 1960. 43с.
  196. Фр. Заметки о «категории состояния» // ВЯ. 1956. -№ 3. -С.46−53.
  197. . А., Живов В. М. Центр и периферия в языке в свете языковых универсалий // ВЯ. 1973. — № 5. — С. 24−35.
  198. Н. И. и др. Синтаксические поля: М.: Высшая школа, 1977.-213с.
  199. Философская энциклопедия. М., 1970.
  200. В. В. Категория субъективности и ее выражение в русском языке. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. -180с.t
  201. А.А. Лексическое выражение степени величины признака в современном русском языке.- Симферополь, 1995.- 167с.
  202. Ц. Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении. М.: Наука, 1979. — 148с.
  203. Ц. Ц. Аналитические конструкции в бурятском языке. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. 299с.
  204. Ц. Ц. Буряад хэлэнэй морфологи. Улан-Удэ: Бурят кн. изд-во, 1981. — 234с.
  205. Ц. Ц., Базарова Д. Б. Буряад хэлэн, 6−7 классууд, II ху-би.- Улан-Удэ: Буряадай номой хэблэл, 1987.- 272 н.
  206. Ц. Ц., Базарова Д. Б., Жамьянова Ц.-Х.Ж. Буряад хэлэн> 6−7 классууд, 11 хуби, лексикэ, морфологи. Улан-Удэ: Буряадай номой хэблэл, 1993, — 272 н.
  207. Ц. Ц., Ошоров Д. Д. Бурятский язык для 5−6 классов. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1984. 208с.
  208. Части речи. Теория и типология. М.: Наука, 1990.-268с.
  209. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи/Е.С. Куб-рякова, А. М. Шахнарович, Л. В. Сахарный. М.: Наука, 1991 — 238с.
  210. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис / Н. Д. Арутюнова, Т. В. Булыгина, А. А. Кибрик и др. М.: Наука, 1992.-280с.
  211. П. В. Грамматика русского языка в свете теории семантических форм мышления. Таганрог: Таганроге, гос. пед. ин-т, 1992. — 167с.
  212. Л.Д. Изобразительные слова в современном бурятском языке. Улан-Удэ: Бурят кн. изд-во, 1962. — 140с.
  213. Л.Д. Итоги и задачи изучения бурятского языка // Развитие науки в Бурятии. Улан-Удэ: Бурят кн. изд-во, 1982. — С.101−112.
  214. А. Б. Есть ли в русском языке категория состояния как часть речи? // ВЯ, — 1955. № 2. — С. 42−54.
  215. А. А. Синтаксис русского языка. Л.: Учпедгиз, 1941.620с.
  216. А. А. Учение о частях речи. М.: Наука, 1952, — 243с.
  217. Н. Ю. Входит ли лицо в круг грамматических категорий, формирующих предикативность? // РЯЗР. 1971. — № 4. — С. 48 — 56.
  218. Н. Ю. К спорам о детерминантах: (Обстоятельственная и необстоятельственная детерминация простого предложения) // НДВШ ФН. 1973. -№ 5.-С. 66−77.
  219. М. А. Функциональная грамматика русского языка.$
  220. М.: Русский язык, 2001. 288с.
  221. Щерба J1. В. Избранные труды по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957. — 188с.
  222. JI.B. О частях речи в русском языке // Языковая система и речевая деятельность. М.: Учпедгиз, 1974. — С.77−100.
  223. Щур Г. С. Теория поля в лингвистике. М.: Наука, 1974. — 255с.
  224. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. 2-е изд. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1988. — 685с.
  225. В. Н. Контрастивная грамматика. М.: Наука, 1981. — 109с. I
  226. J.Trier, Der deutsche Wortschatzim Sinnbezirk des Verstandes, 1, Heidelberg, 1931.
Заполнить форму текущей работой