Российская эмиграция: общественная мысль и политическая деятельность (20-30-е годы XX в.)

Актуальность темы

исследования. Среди проблем отечественной истории, вызывающих повышенный интерес, особое место занимает тема первой послереволюционной эмиграции. Исход из страны около 2 млн. человек1 стал итогом драматических событий 1917 года и последовавшего за ним ожесточенного гражданского противостояния. Помимо радикальной смены власти и всей системы общественных и экономических отношений в бывшей Российской империи, социально-политические катаклизмы 1917;1922 годов привели к возникновению уникального по своим масштабам и последствиям явления — зарубежной России. Несмотря на рассеяние по разным странам (на первых порах преимущественно европейским), затруднительные условия существования, российская эмиграция сумела сохранить себя как духовно-культурная целостность. На протяжении 1920;30-х годов за рубежом сложилась культура, которая, с точки зрения американского исследователя М. Раева, является важным компонентом всей мировой культуры в ее мате2 риальном, интеллектуальном и духовном измерении" .

1 Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции (первая треть XX века): Энциклопедический биографический словарь. М., 1997. С. 5.

2 Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919;1939. М., 1994. С. 28.

Одной из значимых сторон существования диаспоры была ее политическая жизнь. Зарубежная Россия представляла собой поразительную по своей широте и контрастности политическую мозаику. С точки зрения П. Н. Милюкова, к 1927 году в эмиграции определилось 16 самостоятельных направлений политической мысли (от крайне левых социалистов-интернационалистов до правых о монархистов-легитимистов), сторонники которых соперничали в борьбе за влияние на эмигрантские массы, а конечную цель своей деятельности видели в возвращении в Россию и обретении там власти. Столь широкий разброс политических настроений вызвал к жизни яркий и самобытный политический процесс, субъектами которого стали партии и движения, существовавшие раньше и сформировавшиеся в Зарубежье, а движущей силой — противоречия, вызванные разным пониманием будущего политического устройства Российского государства и методов достижения заявленных целей. Вместе с тем идейная «разноликость» диаспоры и связанная с ней изнурительная внутренняя борьба как концепций, так и амбиций (для некоторых ставшая самоцелью и даже способом выживания на чужбине) явились одной из причин политического краха зарубежной России.

Поучительные уроки идейного противостояния 1920—30-х годов, ошибки и заблуждения, имевшие место в процессе поиска формулы согласия, чрезвычайно актуализируют проблемы политической истории эмиграции в условиях современной российской действительности, нуждаются в адекватном историческом осмыслении. Приходится с сожалением констатировать, что представите.

3 См.: Милюков П. Н. Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Т. I. Происхождение и укрепление большевистской диктатуры. Париж, 1927. С. 278. ли нынешней политической элиты в борьбе за власть зачастую игнорируют опыт предшественников, демонстрируют откровенное пренебрежение к уникальному «наглядному пособию», каким является политическая история российского Зарубежья.

Помимо насущной политической значимости и задачи извлечения уроков, актуальность изучения деятельности российских эмигрантов обусловлена также необходимостью реконструкции правдивой и полной картины послеоктябрьской истории России и Зарубежья. Общество до сих пор не выработало общеприемлемого подхода к важнейшим событиям как дооктябрьской, так и послеоктябрьской истории. По мнению авторов «Национального Манифеста», изданного в 1999 году в МОНФ, «ни один народ мира не имеет в оценке ключевых, судьбоносных вех своей истории и в понимании национальной сверхзадачи — на каждом из этих этапов своего развития — такого разброда и антагонизма мнений"4. В условиях очередного общественного размежевания, приведшего в недавнем прошлом к национально-государственной катастрофе, определенные общественные силы пытаются оперировать фактологией истории русского Зарубежья в качестве инструментария достижения тех или иных целей.

Данная тенденция явственно прослеживается не только в действиях субъектов современного политического процесса (например, политических партий, объявивших себя наследницами идей некогда существовавших партий России), но и в трактовке исторических событий представителями серьезной научной общественности, включая академическую среду. В качестве примера может служить издание биографического словаря «Русское Зарубежье. Золотая.

4 Национальный манифест. М., 1999. С. 12. книга эмиграции (первая треть XX века)". Из поля зрения авторов издания странным образом практически выпали представители правого крыла российской эмиграции (например, П. Н. Врангель — генерал, главнокомандующий Белой армией на юге России, лидер РОВСП. Н. Краснов — казачий генерал, писательС. Н. Палео-лог — общественный деятель, лидер русской эмиграции в королевстве СХСмитрополит Антоний, в миру Алексей Храповицкий — теолог, церковный деятель и др.). Появление «энциклопедического» словаря такого уровня и ему подобных изданий позволяет констатировать грустный факт влияния идейных и политических стереотипов, вызревших в условиях очередной общественной трансформации, на процесс научной разработки проблемы.

Изучение проблем российской политической эмиграции чрезвычайно актуализируется в условиях геополитической катастрофы начала 90-х годов XX века. В результате незаконного, по нашему мнению, раздела союзного государства и поспешной легитимизации новых образований около 25 млн. россиян оказались за пределами своей исторической Родины, по сути, став заложниками политики различных этнократических группировок5. Во весь рост встал вопрос об их этнокультурном выживании. Поэтому накопленный российской эмиграцией.

5 Мы выражаем полное согласие с позицией А. И. Доронченкова. По его мнению, «жертвенный» для русских интернационализм обернулся для них после развала СССР катастрофической неблагодарностью", а склонность народа к пониманию идеала «абсолютным образом», составляющая смысл русского максимализма, действительно «была использована. национальной элитой бывших союзных республик» {ДоропченковА. И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001. С. 90). Нельзя также не отметить поразительной оперативности традиционных геополитических соперников Российского государства в юридическом признании новых государственных образований. в 1920—30-е гг. опыт сохранения языка, культуры, традиций, связей с исторической Родиной, создания действенных механизмов защиты своих прав приобрел весомое политическое, социально-психологическое и культурно-историческое звучание.

Степень научной разработанности проблемы История изучения русского Зарубежья как предметной области прошла несколько этапов, отличных друг от друга, прежде всего сменой идеологических приоритетов6. Комплекс исследований по проблеме можно разделить на три группы: русская эмигрантская, отечественная и зарубежная историография.

Российские эмигранты одними из первых начали осмысление феномена русской послереволюционной эмиграции. С начала 1920;х годов в Зарубежье стали появляться работы, связанные с рассмотрением начального этапа пребывания в эмиграции, главным п образом в странах Южной и Центральной Европы. Именно в них впервые была сформулирована концепция зарубежной России. Ряд авторов уже в первые эмигрантские годы предпринимал попытки рассмотреть политические реалии российской диаспоры и разобраться в истоках социально-политической драмы, приведшей к расколу страны на два лагеря. Впоследствии, на протяжении деся.

6 См.: Митрохин В. А. О научных подходах в изучении российского Зарубежья (19 201 990;е гг.) // Проблемы политологии и политической истории. Саратов, 1996. Вып. 7. С. 68 сл. Более подробно историографический анализ представлен в первой главе настоящего исследования.

7 См.: Даватц В. X., Львов Н. Н. Русская армия за границей. Белград, 1923; Материалы по эмиграции и устройству земледельческих колоний в окрестностях Константинополя. Константинополь, 1921; На чужбине. Париж, 1920; Салтыков А. А. Две России. Национально-психологические очерки. Мюнхен, 1922; Струве П. Б. Размышления о русской революции. София, 1921; Винберг О. Крестный путь. Корни зла. Мюнхен, 1921. Ч. 1 и др. тилетий, сложились основные подходы, приоритеты и оценки эмигрантской традиции русского Зарубежья как целостного исторического, культурного и политического феномена, была обоснована мессианская роль эмиграции как носителя культурных ценностей «потерянной Родины». В русле этих традиций эмигрантская историография развивалась в 1930;1960;е годы. Плодотворно исследовались культурная жизнь эмиграции, ее литературное, философское, политическое наследие8.

В послевоенные годы в эмигрантской историографии появились труды, авторы которых видели свою задачу в обобщении итогов миссии первой послереволюционной волны. Своеобразными вехами в осмыслении истории 20−30-х годов стали книги «Незамеченное поколение» В. С. Варшавского и «Зарубежная Россия.» П. Е. Ковалевского9. Помимо всестороннего анализа культурно-просветительной, научной, литературной и других сторон жизни диаспоры, авторы обоих изданий, в той или иной степени, затронули вопросы политического наследия эмиграции.

Основные подходы к изучению русского Зарубежья, повлиявшие на развитие советской историографии и ставшие определяющими в разработке исторической концепции эмиграции, были заложены в работах В. И. Ленина10. о.

См.: Пио-УльскийГ. Н. Русская эмиграция и ее значение в культурной жизни других народов. Белград, 1939; Струве Г. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк, 1956; Зень-ковский В. В. Русские мыслители в Европе. Париж, 1955; Уайт А. Русская политика самосохранения. Мюнхен, 1961 и др.

9 См.: Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956; Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: История и культурно-просветительная работа русского Зарубежья за полвека (1920;1970). Париж, 1971; Его же. Зарубежная Россия. Доп. вып. Париж, 1973.

10 См. подробнее главу 1 настояшего исследования.

Первые немногочисленные работы советских авторов, посвященные становлению и деятельности эмиграции, появились уже в начале 1920;х годов11. Их особенностью был обличительно-пропагандистский характер. Авторы стремились показать негативную роль эмигрантов в годы Гражданской войны и их антисоветскую деятельность после ее окончания. Тем не менее следует выделить книги В. М. Белова, отличавшиеся более взвешенным и аналитичным подходомв них, в частности, приводилась характеристика социального состава русских эмигрантов и их положения в.

12 отдельных странах. Уже в 1920;е годы в советской историографии предпринимались попытки выявления причин русской эмиграции, анализа ее политических течений (в частности, выступавших за принципиально новые формы взаимоотношений с Советской властью)13.

Ленинское определение «России № 2» как составной части враждебного капиталистического окружения было господствовавшим в советской историографии вплоть до середины 1980;х годов. Тем не менее, несмотря на идеологический диктат, отечественная историография в 1970;80-е годы пополнилась рядом исследовательских работ, поднимавших тему эмиграции. В центре внимания Л. К. Шка-ренкова, Г. З. Иоффе, Ю. В. Мухачева, В. В. Комина, Г. Ф. Барих.

11 См.: Бубнов А. В. Буржуазное реставраторство на втором году НЭПа. М., 1923; На идеологическом фронте борьбы с контрреволюцией. М., 1923; Мещеряков Н. Л. На переломе (из настроений белогвардейской эмиграции). М., 1922; Покровский М. Н. Контрреволюция за четыре года. М., 1922.

12 См.: Белов В. М. Белая печать, ее идеология, роль, значение и деятельность. Пг., 1922; Его же. Белое похмелье. Русская эмиграция на перепутье. М.- Пг., 1923.

13 См.: Луначарский А. В. Смена вех интеллигентской общественностью// Культура и жизнь. 1921. № 1. новского, С. А. Федюнина и других был политический аспект проблемы: эволюция идейных настроений, антисоветская активность белоэмигрантских группировок, трансформация «белой идеи» и т. д.14 Исследования 1970;80-х годов содержат ценный фактический материал, построены на богатой источниковой базе, однако сохраняют традиционную для. советской исторической школы одностороннюю оценку эмиграции. Основное внимание в них уделяется «идейно-политическому банкротству» эмигрантских политиков.

Современный этап отечественной историографии, начавшийся на рубеже 80—90-х годов, связан с изменениями в политической обстановке страны, под влиянием которых происходит переоценка многих устоявшихся стереотипов, в том числе о месте и роли различных политических партий и общественных движений. Для данного этапа характерен взрыв интереса к российскому Зарубежью в целом и к эмиграции первой волны в частности. Это подтверждается тем, что за сравнительно непродолжительное время появилось множество исследований, посвященных жизни русской диаспоры в 1920;30-е годы. Авторы многих из них обращают свой взор к политическим сторонам деятельности эмигрантов.

В центре внимания представителей различных гуманитарных дисциплин (историков, политологов, философов и т. д.) находятся проблемы взаимодействия эмигрантских и европейских политиче.

14 См.: Шкарепков Л. К. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М., 1987; Иоффе Г. 3. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977; МухачевЮ.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982; Ко-мин В. В. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом. Калинин, 1979; Барихповский Г. Ф. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921;1924). Л., 1978; Федюнин С. А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭПу. М., 1977 и др. ских идеологий, эволюция эмигрантских политических течений и т. п. В статьях и монографиях И. А. Верба, Н. А. Омельченко, А. Игнатова, А. В. Квакина, в диссертациях Т. А. Яковлевой, Е. Г. Кри-вошеевой, Л. И. Глебовой, С. А. Александрова и других авторов представлена пестрая и противоречивая политическая палитра российской диаспоры, прослеживается эволюция основных политических партий за рубежом, дается оценка «евразийства», сменно-веховства, анализируется полемика, которая велась в изгнании о причинах поражения в борьбе с большевиками и путях национального возрождения России15.

Появление обширной мемуарной литературы, работ западных авторов (многие из них переведены на русский язык и изданы в России в 1990;е гг.), наконец, расширение источниковой базы (более доступными стали эмигрантские фонды ГАРФ, РГАЛИ, а также некоторые фонды ранее совершенно закрытых архивов спецслужб) значительно расширили возможности изучения зарубежной России.

15 См.: ГлебоваЛ. И. Политическая деятельность кадетов в период эмиграции (20-е годы): Дис.. канд. ист. наук. М., 1994; КвакинА. В. Российская интеллигенция и первая волна эмиграции. 1917—1940. М., 1994; Александров С. А. Общественно-политическая деятельность П. Н. Милюкова в эмиграции (1920;е годы): Дис.. канд. ист. наук. М., 1995; Верба И. А., Гусарова Л. О. С думой о Родине на чужбине. Эволюция русских политических партий в эмиграции (1920;1940)// Кентавр. 1995. № 3- Игнатов А. «Евразийство» и поиск новой русской культурной идентичности// Вопросы философии. 1995. № 6 и др.- Кривошеева Е. Г. Пореволюционное эмигрантское течение — евразийство (1921;1932 гг.). М., 1995; Омельченко Н. А. Русский опыт. Революция 1917 года в России и политическая практика большевизма в общественно-политической мысли российского зарубежья (1917 — начало 1930 гг.). М., 1995; Яковлева Т. А. Политическая история газет П. Б. Струве, П. Н. Милюкова и А. Ф. Керенского в 20—30-е годы: Дис.. канд. ист. наук. Иркутск, 1995; Доронченков А. И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001.

В последние годы опубликован ряд работ о политических взглядах и судьбах выдающихся представителей эмиграции: А. А. Кизевет-тера, П. Б. Струве, В. А. Маклакова, А. Ф. Керенского, В. М. Чернова и других16. Некоторые из них увидели свет десятилетия назад, но лишь сравнительно недавно стали доступны читателю. Такова, в частности, судьба исследования И. Гетцлера «Мартов: политиче.

17 екая биография русского социал-демократа" .

Постоянное внимание зарубежной России, начиная с 1920;х годов, уделяли западные авторы. Широкую известность получила вышедшая в 1924 году книга Ганса фон Римши, посвященная общему обзору российской послереволюционной эмиграции. Им же в 1927 г. был предпринят более подробный анализ русской эмиграции18. Работы обобщающего плана появлялись и в 1930;е годы19. В этот период в зарубежной историографии начинала складываться традиция изучения российской эмиграции в контексте мировых миграционных процессов. Своего рода классикой этой традиции стала лл обстоятельная работа Д. Симпсона, в которой охарактеризованы.

16 См.: Думова Н. Г., Трухановский В. Г. Черчилль и Милюков против Советской России. М, 1989; Вандалковская М. Г. I I. II. Милюков и А. А. Кизеветтер: история и политика. М., 1993; Зотова 3. М. Петр Бернгардович Струве // Вопросы истории. 1993. № 8- Иоффе Г. 3., Кулешов С. В. В. А. Маклаков: вместо подчинения одних другим надо искать равновесия // Кентавр. 1993. № 6- Черверков Н. В. Премьер: штрихи к портрету А. Ф. Керенского // Вести. Челяб. ун-та. Сер. 1. История. 1993. № 2- АврусА. И. Забытая монография // Клио. 1999. № (9) — Будницкий О. В. Нетипичный Маклаков // Отечественная история. 1999. № 2—3 и др.

17 См.: ГетщерИ. Мартов: политическая биография русского социал-демократа // История России в вопросах и ответах. Ростов н/Д., 1997. С. 251 сл.

18 Rimscha Н. Der russische Burgerkrieg und die russische Emigration 1917;1921. Jena, 1924; Idem. Russland jenseits der Grenzen, 1921;1926. Jena, 1927.

19 Huntington W. C. The Homesick million. Russia-ou-Russia. Boston, 1933.

20 См.: Simpson J. H. The Refugee Problem. Report of a Survey. London, 1939. основные социальные группы российского Зарубежья и особенности их адаптации в странах проживания. Вопросы миграционной политики и международной помощи российским беженцам, а также сведения об участии отдельных стран в ее оказании нашли отражение в общих трудах по истории Лиги Наций21.

В 1960;80-е гг. в западной историографии возрастает интерес к эмигрантской проблематике, что выразилось в появлении ряда статей и монографий, наряду с другими аспектами истории российского Зарубежья в период между мировыми войнами, отразивших проблему воздействия европейского фашизма на русскую диаспо.

22 т> ру. Весьма показательны в этом смысле изданные на русском языке работы У. Лакера и Д. Стефана, а также труд английского историка Р. У. Уильямса23.

Историографический анализ показывает, что все три потока исследований (эмигрантский, отечественный, зарубежный) взаимодополняли друг друга в освещении истории русской эмиграции, способствовали лучшему раскрытию темы. Вместе с тем ряд аспек.

См.: Bentwich N. The League of Nations and Refugees // The British Yearbook of International Law. London, 1935; Hansson M. Fluktningeproblemet og Folkeforbundet. Foredrag i No-belinstituttet 7 Januar, 1937. Oslo, 1937; Walters F. P. A History of the League of Nations.

LondonN-Y., 1967.

См.: Hermann P. Das «Russland ausserhalb der Grenzen». Zur Geschichte der antibolschewistischen Kampfes der russischen Emigration seit 1917 // Zeitschrift fur Politik. Koeln, 1968. Bd. 15. Heft 2- Volkmann H.-E. Die russische Emigration in Deutschland. Marburg, 1966; White R. Avangard ofNazism. The Freecorps movement in Postwar Germany 1918— 1923. N-Y., 1969.

См.: Стефан Д. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции 1925;1945. М., 1992; Лакер У. Черная сотня: происхождение русского фашизма. М., 1994; Williams R. Culture in exile: Russian Emigres in Germany. 1881−1941. London, 1972. тов проблемы (в том числе политическая история Зарубежья) требует дальнейшего углубленного изучения.24.

Цель данного исследования состоит в анализе общественной мысли и политической деятельности ведущих эмигрантских направлений «первой волны», в исследовании их взаимодействия и взаимовлияния, в оценке концептуальных интегрирующих идей общественно-политического содержания.

Следование данной исторической и историографической цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

• на основе парадигмального и проблемно-хронологического подхода рассмотреть и критически оценить основные этапы и направления исследования российской эмиграции в отечественной и западной историографии;

• на основе исторического и компаративного подходов проанализировать основные взгляды эмигрантских мыслителей различных направлений на объективные и субъективные причины русской революции и крушения монархии;

• на основе социокультурного подхода изучить представления эмигрантов о специфике русского национального характера и особенностях исторического развития России в контексте взаимоотношений с Западом;

• на основе системного и сравнительного анализа рассмотреть и критически оценить основные либеральные, консервативно-монархические и евразийские альтернативы политического развития России и их потенциальные перспективы;

• проанализировать эволюцию и мотивацию идейно.

24 Вопросы этнической эмиграции освещены автором в следующем исследовании: Митрохин В! А. Русское Зарубежье: поиск идей и политическая практика (20−30-е годы XX века). Саратов, 2001 политических позиций эмигрантов по вопросу практического отношения к советской России и проекты их возвращения на Родину;

• исследовать основные направления, особенности и результаты организационного строительства в эмигрантской среде;

• рассмотреть попытки создания эмигрантской коалиции, выявить потенциал, предпосылки и трудности данного процесса, оценить его итоги;

• изучить особенности эволюции идейно-программных позиций эмигрантских группировок в условиях нарастания военно-политических противоречий в Западной Европе и мире;

• проанализировать отношение эмигрантских мыслителей различных направлений к фашизму.

Объектом настоящего исследования с тала идейная и политическая жизнь русской эмиграции «первой волны».

Предметом исследования являются идейные дискуссии в эмигрантской среде по ключевым российским проблемам, теоретико-концептуальное, программно-политическое оформление и организационно-практическое воплощение идей, представлений, ценностных установок, взглядов сторонников различных эмигрантских направлений.

Хронологические рамки исследования вбирают в себя два десятилетия межвоенной истории — с 1920 по 1939 гг. К осени 1919 года становится все более очевидным исход гражданского противостояния в России. Поражение «Белого Интернационала», а вместе с ним и исчерпание военных методов борьбы с Советской властью, создало принципиально новую ситуацию в эмигрантской среде, качественно изменило общественно-политическую атмосферу. Именно 1920 год стал переломным с точки зрения поиска новых путей возвращения в Россию (своего рода самоопределение политических элит в новых условиях), резкого увеличения эмигрантских потоков и, по сути, стал первым годом существования уникального явления межвоенной истории — Зарубежной России.

Усиление влияния фашизма в 1930;е годы, связанная с этим милитаризация, как известно, вызвали в конечном итоге новую мировую войну. Российская эмиграция в этот период времени стала особенно остро ощущать свою зависимость от общественно-политических процессов, протекавших в предвоенной Европе. Нападение на Польшу 1 сентября 1939 года не только радикально поменяло европейский и мировой политический ландшафт, но и привело к необратимым изменениям в положении русских за границей. 1939 год стал годом прекращения существования «России № 2» в том виде, в котором она развивалась на протяжении двух десятилетий.

Методологическая основа исследования.

В связи со сложностью и многогранностью объекта исследования, представляющий собой уникальный социально-политический, идеологический и историко-культурный феномен мировой истории XX века, в заявленной работе используются методы нескольких дисциплин: истории, политологии, философии, культурологи.

Методологическая база работы основывается на синтезе методов и принципов, оптимально необходимых для максимально полного, свободного от конъюнктурных идеологических штампов исторического анализа. Для обеспечения данной методологической установки диссертант руководствовался принципами объективности, историзма, комплексности, системности изучения явлений общественной жизни.

Основополагающим методологическим принципом научного мышления и следования для диссертанта стал историзм, позволивший проследить, как возникали идейно-мировоззренческие концепты представителей различных направлений русского Зарубежья, какие этапы и под воздействием каких факторов прошли они в своем развитии, и чем стали к концу исследуемого периода. Принцип историзма — традиционный принцип исторического исследования, который требует конкретного изучения общественных явлений в их развитии и изменении, всестороннего исследования взаимосвязи каждого из этих элементов с другими. Данный принцип предполагает также учет обстоятельств развития рассматриваемого феномена — эволюции политических идей и концепций Русского Зарубежья: нахождение в инокультурной социально-политической среде, влияние актуальных исторических событий XX века на политическое сознание, изменения приоритетов социально-экономического развития многих государств в связи с экономическими кризисами, активным вовлечением в военные действия и др. История развития идей русской диаспоры за рубежом представлена в динамике, с момента зарождения первых центров локализации диаспоры и до превращения ее в зрелый социальный организм многих европейских государств. Она рассматривается в контексте локальной истории как Европы и Соединенных штатов, так и России, и мировых событий, оказавших непосредственное влияние на причины эмиграции из стран исхода, на иммиграционную политику принимающего государства, на условия адаптации русских иммигрантов.

Принцип объективности предполагал максимальное выявление всей совокупности самых разнообразных точек зрения и тенденций, в том числе и взаимоисключающих, и их непредвзятое исследование и аргументированную критическую оценку. Данный принцип позволяет понять основные ценности и мотивы деятельности видных представителей Русского Зарубежья, особенности возникавших идейных споров, характер и стиль дискуссий на страницах периодики и в больших монографических произведениях. В конечном итоге, принцип объективности дает возможность рассмотреть и проанализировать позитивные и негативные явления исторического процесса XX века, связанные с борьбой идей в эмиграции.

Любой исторический факт, исследуемый в диссертации, рассматривается в развитии, на фоне конкретно-исторической обстановки, что предполагает применение метода сравнительно-сопоставительного анализа. Это касается и непосредственной работы с источниками поскольку предполагает внимательное отделение фактов и интерпретаций, применение техники историографической критики. Сравнение как принцип в рамках данной диссертационной работы использовалось в рамках следующих методологических ракурсов: как сравнение-подтверждение (с опорой на верификацию авторской гипотезы), как сравнение-отрицание (предполагающее возможности фальсификации изначально выдвинутой гипотезы) и, наконец, как сравнение-контраст, дающее возможность использовать в анализе неоднозначности и противоречивости многих идейных построений русской эмиграции прямое сопоставление зачастую прямо противоположных концепций.

Использование системного подхода позволило рассмотреть общественно-политические воззрения Русского Зарубежья как целостный социокультурный феномен, представляющий совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих элементов, вычленить отдельные направления в общественно-политической мысли, определить их границы, критерии отличий друг от друга, параметры для системного сравнения различных концепций и выявления их общих и специфических характеристик.

Системный подход потребовал максимального использования факторного анализа для выявления всей совокупности сложных, многоуровневых и взаимозависимых причинно-следственных связей, влияющих на эволюцию составных частей данного феномена.

Поскольку диссертация посвящена изучению творческого наследия ряда выдающихся русских политических мыслителейэмигрантов, необходимым элементом методологии явился биографический подход, позволяющий учесть значение личностного начаЛ с ла в исследовании истории идей. Это позволило выявить особенное внутреннее единство мысли и жизни, творчества и личности.

Современный уровень развития отечественной исторической науки расширил методологический арсенал исследователя за счет многовекторных подходов. Широкие возможности для понимания тенденций развития и особенностей различных социально-этнических групп, не связанных напрямую с формационным развитием общества, открывает цивилизационный подход, который позволил дать представление о социально-психологическом облике русской эмиграции, ее менталитете, рассмотреть культуру русских политических деятелей за рубежом как социальный способ деятельности человека в обществе. Данный подход позволил провести анализ взаимовлияния политической среды и индивидуального ле.

См., напр.: Репина Л. П. «Персональная история»: биография как средство исторического познания // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999. Вып. 2. С. 76— 100. мышления, особенностей политической культуры европейских го.

• сударств и проявления русского политического сознания как особой доминанты социально-политического поведения эмигрантов из России-СССР.

Важную методологическую роль в диссертации сыграло использование новейших наработок в сфере диаспоральных исследований, что является сравнительно новым направлением в отечественной науке. Многообразие проявлений феномена диаспоры (в переводе с греческого языка — «рассеяние») привлекли к нему внимание ученых разных специальностей: историков, лингвистов, этнографов, социальных антропологов и др. В 1980;е годы выявились основные направления изучения этого феномена. Первое — это работы теоретического и методологического характера, нацеленные fJfT на прояснение ряда дискуссионных вопросов. Второе направление связано с изучением конкретных диаспор в прошлом и настоящем. В центре внимания исследователей — история складывания диаспор, их этнокультурные свойства, сравнительный анализ социальных характеристик диаспор и отпускающего общества27.

Оба направления исследований совмещают анализ феномена диаспоры с попыткой определения термина, способного вместить.

Тишков В. А. Исторический феномен диаспоры // Исторические записки. 2000. № 3. С. 207−237- Гучгшова Э Обсуждение проблем диаспор на IV Конгрессе российских этнографов и антропологов // Диаспоры. 2002. № 3. С. 194−204- Сагитова И. О. Диаспора как исследовательская проблема // Россия и АТР. 2003. № 3. С. 109−115.

27 Мосейкин М. Н., Мелихов Г. В. Российская диаспора в XIX—XX вв.: выживание или исчезновение // Отечественная история. 2000. № 1. С. 208−213- Пушкарева H.JI. Возникновение и формирование российской диаспоры за рубежом // Отечественная история. 1996. № 1. С. 53−69- Ауршене Е. Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920;50-е гг.). Хабаровск, 2003. всю многогранность явления. По этой проблеме в конце 1990;х — начале 2000;х годов развернулась дискуссия на страницах журнала 28.

Диаспоры". Наибольшее распространение получила дефиниция, определяющая диаспору как совокупность людей единого этнического происхождения, живущих в иноэтническом окружении за пределами своей исторической родины (или ареала расселения своего народа), сохраняющих свои этнические характеристики, отличающие их от остального населения страны-реципиента, и одновременно приспосабливающихся (осознано или нет) к нормам, традициям, культуре принимающего общества. Изначальным условием образования диаспоры является наличие на территории страны людей, имеющих историческую родину за ее пределами.29 Автор придерживается в своей работе данной выше дефиниции.

Способствуя сохранению самоидентификации, диаспора выполняет культурную, социальную, экономическую, политическую функции. Реализация названных функций еще раз подтверждает тезис о том, что диаспора — сложный социальный феномен со множеством составляющих, цепочка, в которой анализ одного явления неизбежно влечет за собой другое. Все черты взаимообусловлены и взаимозависимы, что превращает диаспору в явление со свойственными всякому социальному организму периодами формирования, стабильного сосуществования, расцвета и упадка.

28 Дятлов В. Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры. 1999. № 1. С. 824- Попков В. «Классические» диаспоры: К вопросу о дефиниции термина // Там же. 2002. № 1. С. 7−22- Тишков В. Увлечение диаспорой (о политических смыслах диаспорального дискурса) // Там же. 2003. № 2. С. 160−183- Шеффер Г. Диаспора в мировой политике // Там же. 2003. № 1. 162−184.

29 Левин З. И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). М., 2001. С. 5- Сагитова И. О. Указ. соч. С. 111−112.

Диаспора, по мнению В. А. Тишкова: «— это явление, прежде всего, политическое, а миграция — социальное». И потому не все выехавшие из России — это состоявшаяся диаспора или всегда диаспора. Он считает, что ранняя эмиграция из России не стала базой для образования диаспоры. Причина этого — сам характер миграции и историческая ситуация в принимающей стране. «Это была отчетливо неидеологическая (трудовая) эмиграция, поглощенная сугубо хозяйственной деятельностью и экономическим выживанием. В ее среде было крайне недостаточно представителей интеллектуальной элиты и этнических активистов (диаспорных предпринимателей), которые взяли бы на себя труд политического производства диас-порной идентичности. Без интеллектуалов как производителей субъективных представлений нет диаспоры, а есть просто эмигрантское население. Возможно, свою роль сыграл также антицаристский содержательный момент ранней российской эмиграции, но этот аспект следует специально изучать."30.

Предположение В. А. Тишкова подчеркивает важность такого аспекта теоретико-методологической базы диссертационного исследования, как региональный подход: в последние годы в историографии все яснее осознается разноплановость процессов, протекающих на разных территориях. Это совпадает и с нашей точкой зрения, согласно которой русская диаспора во Франции, например, имела особые отличительные от других стран черты, проявившиеся уже на раннем этапе ее истории. Понимание сущности диаспоры в целом невозможно без прохождения этапа изучения конкретных диаспор, локализирующихся в отдельных регионах.

30 Тигиков В. А. Исторический феномен диаспоры. С. 223, 227.

Важной методологической проблемой является проблема периодизации истории русской эмиграции, по поводу которой в историографии нет единой точки зрения.

Проблема периодизации истории российского Зарубежья активно обсуждалась в отечественной историографии в 1990;е гг. В ходе дискуссии рождалось множество разных вариантов и высказывалось мнение, что пора вернуть историческую справедливость по отношению к миллионам наших соотечественников, эмигрировавших до революции 1917 г.

В результате академик РАН Ю. А. Поляков предложил общую схему, в соответствии с которой различаются пять периодов истории Российского Зарубежья. При этом в общие хронологические рамки этой истории вводится первый период массовой эмиграции из России дореволюционной (Х1Х-начало XX вв.) — так называемой.

31 трудовой эмиграции. Такое нововведение продиктовано требованиями цивилизационного подхода и стало важным шагом в преодолении стереотипа формационной парадигмы в истории России.

Доктор исторических наук Г. Я. Тарле, обосновывая правомерность такого решения и учитывая некорректность пренебрежения укоренившейся в историографии по отношению к послереволюционной эмиграции привычной формулировки «первая волна эмиграции», предложила уточнить терминологию и говорить о «первой постреволюционной волне», что позволит не нумеровать последующие потоки и «волны» и избежать неразберихи в этом вопросе .

31 История Российского зарубежья. Проблемы историографии (конец Х1Х-ХХ вв.). Сб. ст. М., 2004. С. 37.

32 Там же.

В связи с этим следует пояснить смысловое значение терминов, употребляемых в диссертации. Понятие «русская эмиграция» подразумевает этнических русских в странах проживания. Термин «российская эмиграция» употребляется для обозначения всех выходцев из России, независимо от их этнической принадлежности, а термин «белая эмиграция» обозначает всех эмигрантов, не принявших советской власти после революции 1917 г.

Термин «перемещенные лица» (аббревиатура «ди пи» — «DP» — от английского Displaced Persons), появился во время Второй мировой войны и обозначал гражданских лиц, которые по обстоятельствам войны оказались вне родины и стремились или, наоборот, не желали туда возвращаться, но не могли найти другое место жительj-J ства без посторонней помощи .

В данном исследовании наиболее значимым является принцип актуализации истории, смысл которого заключается в выявлении того воздействия, которое оказало исследуемое явление на ход мировой истории, на историю России, в оценке востребованности и применимости рассматриваемых идейно-мировоззренческих концептов в современных условиях.

В качестве базовой методологии историко-философского анализа общественно-политической мысли Русского Зарубежья, осмысления особенностей содержания, выявления основных тенденций эволюции и концептуализации ее основных направлений выступает, прежде всего, использование исторического, проблемно-хронологического, компаративного и нормативного подходов.

33 Жуков А. Ф., Жукова Л. Н. История и судьба российской эмиграции. Вторая волна эмиграции. 1939;1950;е годы: Учеб. пособие. СПб., 1998. С. 31.

Использование сравнительно-исторических методов на основе проблемно-хронологического подхода позволило поэтапно проанализировать динамику эволюции мировоззренческих основ, взглядов и идей представителей различных направлений русского Зарубежья по наиболее значимым для них проблемам: особенности исторического развития России, причины российских революций, отношение к сложившейся советской политической системе, оценка перспектив ее трансформации, и т. д.

Нормативный подход помог выделить и оценить идеально-типические модели, которые, по мнению представителей различных направлений в общественно-политической мысли Русского Зарубежья, оптимальнее всего подходили российским социально-экономическим и социокультурным условиям. Исходным пунктом послужила идея, заложенная в веберовской концепции: «Идеальный тип определенного общественного состояния, сконструированный посредством абстрагирования ряда характерных социальных явлений эпохи, может — и это действительно часто случается — представляться современникам практическим идеалом, к которому надлежит стремиться, или, во всяком случае, максимой, регулирующей определенные социальные связи"34. С одной стороны, такие «идеальные» модели общественно-политического устройства придают целостность всей совокупности политических взглядов и идей конкретного мыслителя (или конкретного направления) и дают возможность более адекватно оценить внутреннюю логику их развития. С другой стороны, упорное следование «идеальному типу» дает возможность понять причины случаев неадекватной реак.

34 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 395. ции мыслителей на меняющиеся внутренние и внешние условия оцениваемой ими российской действительности.

Для более глубокого исследования особенностей становления и оформления идейно-мировоззренческих постулатов представителей русского Зарубежья была использована также методологическая концепция П. Сорокина. Он постулировал существование надорганической, надиндивидуальной социокультурной реальности, которая охватывает «истину чувств», «истину рационального интеллекта» и сверхнациональную, гиперсознательную веру, интуицию, или видение. Все три типа познания должны использоваться для систематизированного изучения социокультурных явлений35. Для нашего исследования данная методологическая установка означала необходимость оценивать различные общественно-политические воззрения эмигрантских мыслителей не только с точки зрения их внутренней научной логики, концептуальной завершенности, оригинальности и т. п., но и с учетом персональной биографии авторов, пережитого ими опыта, особенностей характера, религиозных убеждений, партийной принадлежности.

Кроме того, в процессе анализа предмета исследования использовались и общераспространенные методы научного познания: абстрагирование, экстраполяция, восхождение от абстрактного к конкретному, анализ и синтез.

Источниковая база проведенного исследования представляет собой комплекс опубликованных и архивных материалов, которые сгруппированы по принципу их функционального назначения.

35 См.: Сорокин П. Социокультурная динамика и эволюционизм // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 358−378.

Центральную группу источников составляют документы, входящие в коллекцию Русского заграничного исторического архива (РЗИА), переданную Чехословацким правительством Академии наук СССР в 1945 году и ныне хранящуюся в ГАРФ (350 тыс. ед. хранения). Реализуя задачи исследования, автор привлек материалы из 24 фондов указанного архива, которые позволили получить представление о разнообразных сторонах жизни российской эмиграции: характере взаимоотношений между различными общественными группами, динамике социокультурных процессов, политических предпочтениях, а также представить панораму общественных настроений и их эволюцию. Серьезным подспорьем в этом стали материалы личных фондов ГАРФ и, прежде всего: П. Б. Струве (Ф. 5912), В. Л. Бурцева (Ф. 5802), В.В. и Е. Г. Шульгиных (Ф. 5974), Е.Д. Прокопович-Кусковой (Ф. 5865), П. Н. Милюкова (Ф. 5856), Н. В. Чайковского (Ф. 5805) и др.

Выявленная и проанализированная обширная личная и деловая переписка представителей эмигрантской элиты дала возможность расширить знания о духовной жизни диаспоры, реконструировать мировоззренческие устои, выявить зачастую скрытые от широкой общественности межличностные связи. Анализ переписки позволяет утверждать, что значительная часть выходцев из России стремилась поддерживать отношения даже с политическими оппонентами, пытаясь доказать правомерность собственных позиций. Так, один.

36 из безусловных лидеров русской эмиграции П. Б. Струве в первой половине двадцатых годов поддерживал стабильную переписку с Е. Прокопович-Кусковой, В. Набоковым, П. Савицким, Д. Мережковским, М. Цветаевой, различными общественными и вновь соз.

36 ГАРФ. Ф. 5912. данными политическими объединениями (например, возникшим в.

ХП.

1921 году Национальным комитетом). Не менее разнообразной по политической палитре являлась переписка Е. Прокопович-Куско-вой, В. Бурцева38.

В архивных материалах первой половины 1920;х годов выпукло предстает острейшее противоречие русской эмиграции — поиск консолидировавшей идеи, обеспечивавшей возвращение на Родину, с одной стороны, — и упорное отстаивание собственных политических принципов, а зачастую, — настойчивое стремление навязать их большинству, — с другой. Этот антагонизм без труда угадывается в переписке политических противников В. Бурцева и В. Шульгина. В письме В. Шульгину от 10 (1) июля 1923 года известный борец с царским режимом и «преступным Керенским» Владимир Львович Бурцев писал: «У нас много общего и мы должны бороться вместе .Я — левый из левых, демократ, социалист — остаюсь таким же, кем я был всю свою жизнь. Но глубоко убежден, что у нас сейчас вопрос идет не о демократии и не о социализме, а о русском народе, о России, о спасении ее бытия ,."39.

Необходимо отметить, что обращенность к судьбе покинутой Родины, ее будущности являлись доминировавшими мотивами в материалах большинства личных архивных фондов ГАРФ. Достаточно показательны в этом смысле документы фондов М.М. Вина-вера (Ф.5818), А. И. Гучкова (Ф.5868), A.A. Гольденвейзера (Ф.5981), И. И. Петрункевича (Ф.5839), П. Н. Савицкого (Ф.5783).

37 ГАРФ. Ф. 5912. Ед. хр. 72, 84, 100, 80, 132, 149, 145.

38 Там же. Ф. 5865, 5802.

39 Там же. Ф. 5802. On. 1. Ед. хр. 658. Л. 10−11.

Указанные материалы проливают свет на то, как складывалось уникальное политическое и культурное пространство Зарубежной России. Например, материалы фонда П. Н. Савицкого позволяют проследить практически все этапы эволюции влиятельнейшего пореволюционного течения — евразийства.

Так, сохранившаяся в начале 1920;х годов переписка демонстрирует, каким образом вызревала идеология течения. Наряду с внутренними коммуникациями (и здесь особый интерес представляет переписка П. Савицкого и Н. Трубецкого40), прослеживаются связи евразийцев со своими сторонниками41, полемика с оппонентами (в архивном фонде сохранился оригинал статьи П. Савицкого «Проблемы русской истории», в которой он оспаривал милюковское видение исторического процесса и поддерживает Г. Вернадского42).

Сохраняя обширные международные связи, лидеры движения придавали большое значение контактам с европейскими СМИ, отстаивали на страницах различных изданий идеи и принципы евразийского учения. В архивном фонде сохранились материалы статьи П. Савицкого в чешские и польские издания43. Так, в письме в редакцию польской газеты «Курьер Поранны» от 19 августа 1925 г. П. Савицкий весьма критически оценил попытки сращивания коммунистической и евразийской идей: «Мы ничего общего не имеем с «евразийством» Москвы. То евразийское движение, представителем которого являюсь я всегда было движением антикоммунистиче.

40 ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 312.

41 Там же. Ед. хр. 485.

42 Там же. Ед. хр. 108. Л. 4, 19.

43 Там же. Ед.хр. 45, 459. ским"44. Эту позицию П. Савицкий последовательно проводил, судя по сохранившимся источникам, в период кламарского кризиса, в своем отношении к небезызвестному «Тресту», просоветской газете «Евразия"45.

Ценным источником изучения политической истории эмиграции являются документы низовых организаций евразийской сети. В коллекции РЗИА имеются в наличии материалы белградской, парижской, бельгийской и иных групп евразийцев, касавшиеся различных сторон жизни организаций. Автору удалось изучить многочисленные протоколы и резолюции собраний, документы финансово-хозяйственной переписки (включая секретную) с вышесто-явшими управленческими структурами, аналитические записки о.

46 настроениях и политическом процессе в эмигрантских кругах. Изученные материалы позволили отследить характер и динамику взаимодействия вышестоящих и нижестоящих оргструктур, реакцию последних на изменения политической ситуации. В качестве примера можно привести протокол № 18 собрания Белградской группы евразийцев от 23 февраля 1929 г., предметом которого стала кризисная ситуация в движении. В резолюции собрания было записано следующее: «Организованное евразийство переживает в настоящий момент чрезвычайно острый внутренний кризис, в основе которого лежит принципиальное расхождение в существеннейших вопросах евразийской идеологии и тактики между отдельными членами Евразийского совета"47. Анализ кризисной ситуации нашел.

44 ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 459. Л. 25.

45 Там же. Ед. хр. 444, 463.

46 Там же. Ед. хр. 459, 455.

47 Там же. Ед. хр. 444. Л. 12. свое отражение и в резолюции собрания парижской группы: «Основным пороком евразийского движения была полная его правовая неоформленность, выраженная в отсутствии Устава, который бы точно определил организацию движения, его органы, их права и обязанности. выработку конституции евразийского движения мы считаем первым и основным требованиям."48.

Личные фонды другого крыла эмиграционной элиты — деятелей кадетской партии также способствуют раскрытию тайн политической истории Зарубежья. В архивном фонде И. И. Петрункевича, на наш взгляд, представляет интерес переписка H. Н. Петрункевича и M. М. Винавера с 1920 по 1927 гг.49. Среди материалов фонда П. Н. Милюкова обращают на себя внимание ед. хр. № 518 и 538, в которых собраны многочисленные воззвания и обращения политических объединений (1920;1939 гг.), представляет интерес стенограмма политических курсов в Париже за 1926 год.

К сожалению, указанные фонды в меньшей степени насыщены фактологическим материалом, однако в сочетании с другими источниками позволяют выявить приемы и методы работы кадетов в эмиграции, разобраться в управленческой механике и способах рекрутирования новых членов, ощутить тонус политической борьбы.

Яркие страницы в историю эмиграции внесло русское воинство. Стереотип восприятия Зарубежья через призму «белоэмигрантов», устоявшийся в советской историографии, в немалой степени был обусловлен позицией, занимавшейся военной элитой в годы эмигрантского лихолетья. Русская армия за границей была наиболее организованной, реальной политической и военной силой, с которой.

48 ГАРФ. Ф. 5783. On. 1. Ед. хр.444. Л. 16.

49 Там же. Ф. 5839. On. 1. Ед. хр. 57. долгое время связывали надежды на возвращение на Родину и ее сторонники, и противники. Большим подспорьем в изучении военной эмиграции стали фонды русских генералов А. С. Лукомского50,.

Г | г^.

А.И. Деникина, A.A. фон-Лампе. Материалы последнего содержат уникальный дневник с изложением и личной трактовкой важнейших событий в период 20−30-х годов XX века.

Собрание документов коллекции РЗИА дают возможность достаточно подробно исследовать процессы, протекавшие в армейский эмигрантской среде. Время, проведенное вдали от родины, позволило в ином свете увидеть произошедшее в России, пересмотреть казавшиеся незыблемыми представления. Так, сама жизнь опровергла набивший оскомину догмат — «армия — вне политики». Круговорот событий в эмиграции и в мире требовал от русской военной элиты не только ясной позиции по насущным вопросам политической жизни, но и действия. Русская армия и составная ее часть — казачество, неоднократно являвшееся заложником и жертвой политических интриг, стремилась найти (была вынуждена искать) свою нишу в непростом процессе общественно-политической борьбы, отвечать на наболевшие вопросы русской действительности: каким должно быть политическое будущее страны? Как выживать в политическом пространстве Запада? Как защищать свою позицию в СМИ? Командование прилагало все усилия к сохранению единоначалия и идейного единства армии.

В 1923 г. генерал Врангель издал приказ, запрещавший бывшим военнослужащим вступать в политические партии и объединения за.

50ГАРФ. Оп. 1.Ф. 5829.

51 Там же. Ф. 5827.

52 Там же. Ф. 5853. границей, а, следовательно, разбредаться по «политическим квартирам». Чуть позже усилиями армейского руководства был создан РОВС (Русский общевоинский союз), в задачу которого входила консолидация армейского ядра в решении поставленных задач53. Однако жизнь, как всегда, оказалась сложнее. Содержание различных документов зачастую представляет собой незримую полемику по важнейшим вопросам эмигрантского бытия. Например, А. И. Деникин, весьма критически относившийся к сотрудничеству с западными державами, считал недопустимым содействие иностранной разведке: «Работа в этом направлении в пользу иностранных держав является результатом либо беспринципности, либонепонимания"54.

Иной была позиция A.A. фон — Лампе, критически относившегося к А.И. Деникину55. Генерал понимал всю опасность включения западных держав (особенно Германии) в решение «русского вопроса», но в конечном итоге пришел к выводу о возможности такого сотрудничества56.

Не менее острой была полемика вокруг политического будущего России. Своеобразный итог ее подвел безусловный лидер белой эмиграции генерал Петр Николаевич Врангель в письме к A.C. Лу-комскому: «Я почту своим долгом поддерживать всякую власть,.

С1!

Фонд РОВС (Ф. 5826) включает в себя переписку различных подразделений, приказы и распоряжения штабов, речи и заявления Великого князя Николая Николаевича, переписку с лидерами казаков и общественными деятелями. Немалый интерес для исследователей представляют материалы других армейских ассоциаций: см.: Ф. 5845 — Русский воинский союз в Праге, Ф. 5759 — Галлиполийский союз в Праге и другие.

54 ГАРФ. Ф. 5827. Оп. 1. Ед. хр. 261. Л. 3.

55 Там же. Ф. 5853. Оп.1. Ед. хр. 31. Л. 91- Ед. хр. 34. Л. 23.

56 Там же. Ед. хр.65. Л. 278 явившуюся на смену большевистской, при условии, что эта власть будет отвечать народным чаяниям и надеждам"57.

Еще сложнее представлялась проблема отношений с казаками.

58 эмигрантами. Протоколы заседаний казачьих организаций, а также «База возрождения казачества"59 убедительно свидетельствуют о полном отсутствии взаимопонимания между армейскими и казачьими офицерами. Значительная часть казачьего руководства стремилась дистанцироваться от «лагеря реставраторов», с коим они идентифицировали зачинателей белой борьбы — «не допустить перетягивания казаков в правый лагерь!"60. Отдавая должное государ-ственническим идеям, казаки предрекали скорое разрушение Советской республики, пытались выработать собственную политику в условиях надвигавшейся геополитической катастрофы, дабы «не быть трамплином для других политических сил"61. Главной ценностью будущего государственного устройства казаки видели демократию, но единства в ее понимании, судя по архивным документам, не наблюдалось.

В 1920;1930;е гг. в Праге и Париже при активном участии А. П. Богаевского, Н. М. Мельникова, В. А. Харламова, П. А. Скач-кова и других лидеров казачества шло создание источниковой базы истории казачьей эмиграции. Основная масса документов была сконцентрирована в правлении Казачьего союза в Париже, в Праге — в Донском казачьем архиве. В дальнейшем большая часть этих материалов была включена в коллекцию РЗИА.

57 ГАРФ. Ф. 5829. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 48−49.

58 Там же. Ф. 6473.

59 Там же. Ф. 6079. Оп. 1.

60 Там же. Ед. хр. 29. Л. 19.

61 Там же. Л. 22.

Источники, содержащиеся в коллекции ГАРФ, позволяют увидеть сколь драматичная ситуация зачастую складывалась в казачьей и армейской среде, насколько мучительно протекал процесс духовного поиска и политического прозрения.

Разнообразные источники, способствовавшие расширению знаний о русской эмиграции, были обнаружены автором в фондах общественных, политических и религиозных объединений и организаций ГАРФ. Фонд 5764, например, содержит информацию о деятельности Объединения российских земских и городских деятелей в Чехословацкой республике. Земгор, известный со времен Первой мировой войны как благотворительная организация, в 1920;е годы стал одним из центров эмигрантской политической активности. Это в полной мере подтверждают источники. Деятели Земгора были включены в активную переписку с различными организациями, лидерами эмиграции, чехословацким правительством. Особого внимания заслуживает переписка с известным норвежским исследователем Верховным комиссаром Лиги Наций по делам беженцев Ф. Нансеном.

В архивном фонде имеются многочисленные свидетельства нешуточной общественной борьбы, развернувшейся вокруг организации в 1920;е годы. Её участниками стали торгово-промышленный комитет, Союз инвалидов, Общество офицеров и даже дамский кружок под председательством Леонтьевой. С нашей точки зрения, это связано с усилением политических мотивов в деятельности Земгора и борьбой за материальные средства, контролировавшиеся его лидерами. Председатель Земгора В. Я. Гуревич в записке председателю Совета Министров Чехословацкой республики давал свое объяснение повышенной эмигрантской активности: «Действительный смысл кампании в том, чтобы захватить дело помощи беженцам в свои руки. использовать беженские массы в своих политических целях. Именно такое положе.

62 ние создается в Югославии и Болгарии". Большой исследовательский интерес представляет разнообразная документация Исполнительной комиссии частного Совещания бывших членов Всероссийского учредительного собрания. Созданная в начале 1921 г., комиссия, по сути, явилась одной из первых попыток объединения разрозненных эмигрантских масс после драматического завершения борьбы на юге России. Идеологи предприятия (одним из них был П.Н. Милюков) сочли возможным включить в работу комиссии представителей в прошлом известных политических течений: социалистов-революционеров, октябристов, народно-трудовой социалистической партии и т. д.64. Однако заданный идейный вектор, а также участие таких одиозных фигур, как А.Ф. Керенский65, не получили поддержки в широких эмигрантских массах.

Тем не менее, документы фонда дают представление о характере политического процесса на начальном этапе, степени включенности в него представителей так называемого демократического крыла эмиграции, позиции и конкретных шагах «демократов» по недопущению сотрудничества западных держав с большевистской властью.

Картина общественно-политической жизни русского Зарубежья была бы неполной без привлечения архивных источников Россий.

62 ГАРФ. Ф.5764. Оп. 1. Ед. хр. 120. Л. 87.

63 Там же. Ф. 5804. Оп. 1.

64 Там же. Ф. 5804. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 3, 5, 8.

65 Не лучше в определенных эмигрантских кругах было отношение к В. М. Чернову. Источники убедительно подтверждают высокую степень неприятия лидера эсеров. В частности, в письме С. Мельгунова к Е. Кусковой от 16. 11. 1925 г. прямо пишется: «Для меня Чернов хуже большевиков» (Ф. 5865. Оп. 1. Ед. хр. 313. Л. 3). ского посольства в Париже66, архирейского Синода русской православной церкви за границей67, Союза русских евреев в Германии68 за 1920;1933 гг. Материалы этих фондов позволяют на уровне источников, многие из которых долгое время были недоступны, оценить всю многосложность политической и культурной динамики Зарубежья, реконструировать общественную атмосферу, в которой формировался уникальный социально-нравственный ландшафт «России № 2». Весьма ценными в этой связи являются документы, связанные с религиозным расколом и деятельностью митрополита Евлогия69, переписка российского посольства в Париже с представителями разных общественных кругов70, протоколы заседаний и отчеты культурно-просветительской комиссии Союза русских евреев в Германии за 1921;1924 гг.71.

Особенностью коллекции РЗИА является то, что документы ряда влиятельных эмигрантских организаций отложились сразу в нескольких фондах, зачастую не связанных с избранной проблематикой. Так, документы Национального комитета, созданного в 1921 г.,.

72 73 можно обнаружить в фондах В. Л. Бурцева, А. И. Деникина, П.Б. Струве74. Материалы «легитимистов» неожиданно обнаружи.

66 ГАРФ. Ф. 6851.

67 Там же. Ф. 6343.

68 Там же. Ф. 5774.

69 Там же. Ф. 6343. Оп. 1. Ед. хр. 9а, 23, 252, 253.

70 Там же. Ф. 6851. Оп. 1. Ед. хр. 97.

71 Там же. Ф. 5774. Оп. 1. Ед. хр. 8, 109, 128.

72 Там же. Ф. 5802. Оп. 1. Ед. хр. 1529, 1568.

73 Там же. Ф. 5827. Оп. 1. Ед. хр. 482.

74 Там же. Ф. 5912. Оп. 1. Ед. хр. 145.

75 76 лись в фондах П. Н. Савицкого, В.В. и Е. Г. Шульгиных и т. д. Такой «мерцающий» характер источников создает дополнительные трудности в их поиске, требует более внимательного отношения к документальной базе ГАРФ. Впрочем, это ничуть не умаляет гигантскую работу, проделанную сотрудниками архива по систематизации архивных материалов и снабжению их необходимым справочным аппаратом.

В качестве источника были использованы документы и материалы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). Различные аспекты интересующей нас проблематики нашли отражение в фондах правившей партии, личных фондах видных деятелей партии и правительства, оппозиционно настроенных к советской власти общественных деятелей.

Судя по сохранившимся документам, новая правящая элита придавала большое значение отслеживанию ситуации в эмигрантском лагере, видя в ней реальную опасность реставрации старого порядка. Многочисленные докладные записки, сводки, сведения, в разной степени отражавшие ситуацию за границей, отложились в фонде № 17 ЦК ВКП (б). Новую власть интересовали политические, экономические, организационные аспекты существования российской диаспоры. В ряде документов анализируется организационная и материальная обстановка в белоэмигрантской среде, делаются выводы о деморализации сторонников ген. Врангеля77, представлен аналитический взгляд на литературную ситуацию в эмиграции, ха.

75 ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 459.

76 Там же. Ф. 5974. Оп. 1. Ед. хр. 57.

77 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 86. Ед. хр. 29. рактеризующую морально-нравственное состояние российских бе.

78 79 женцев. Аналогичные темы затрагивались в переписке с ОГПУ .

В фонде ЦК ВКП (б) обширно представлены материалы «Сводок белоэмигрантской прессы» — еженедельного издания информацион.

ОЛ ного отдела ЦК ВКП (б). Судя по его содержанию, эмигрантская пресса была одним из главных поставщиков информации из-за границы. Основное внимание партийных аналитиков занимала политическая, культурная, религиозная жизнь Зарубежья, а также персоналии, ставшие символами противостояния с Советской властью: П. Б. Струве, П. Н. Милюков, П. Н. Врангель, А. Ф. Керенский и др. Главными источниками информации для дайджеста были издания — лидеры эмигрантской периодики: «Последние новости», «Возрождение», «Дни». Есть основания полагать, что суммарная информация, получаемая из разных изданий, а также дополненная другими источниками, позволяла адекватно оценивать ситуацию в лагере оппозиции и оперативно реагировать на предпринимавшиеся ею действия. Фонд № 5. РГАСПИ — «Документальные материалы В. И. Ленина по руководству международным и коммунистическим движением» содержит источники, свидетельствующие о пристальном внимании к эмигрантской тематике руководителя Советского правительства. Фонд содержит информацию как об отдельно взятых политических течениях (например, ед. хр. 506 — деятельность русских монархистов за границей, ед. хр. 505 — позиции антисоветских партий), так и о наиболее значимых событиях в эмигрантской жизни. В отдельные папки включены документы, связанные с создани.

78 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 86. Ед. хр. 171.

79 Там же. Ед. хр. 228.

80 Там же. Ф. 17. Оп. 85. Ед. хр. 219, 220, 221, 312. ем Русского Совета в г. Константинополе, съездом (июнь 1921 г.) и дальнейшей деятельностью русского Национального объединения81.

Судя по всему, разнообразные материалы, поступавшие из-за рубежа, в решающей степени определяли непримиримую, но весьма гибкую позицию В. И. Ленина в отношении врагов Советской власти. Она хорошо известна и нашла отражение в многочисленных статьях, письмах, выступлениях вождя, а также в законодательных актах Советского государства, официальных документах РКП (б) -ВКП (б), протоколах и стенографических отчетах съездов, материалах XII партконференции.

Выявить официальную линию власти, а также место русской эмиграции в политических приоритетах руководства помогли архивные документы РГАСПИ, отложившиеся в личных фондах известных деятелей этого времени: Г. В. Чичерина (Ф. 159), A.B. Луначарского ,(Ф. 142), Ф. Э. Дзержинского (Ф. 76), Ф.Ф. Раскольни-кова (Ф. 562) и других. Так материалы Фонда Ф. Э. Дзержинского содержат важные с точки зрения нашей проблематики сведения о деятельности эсеров (ед. хр. 49), меньшевиков (ед. хр. 150), монархистов (ед. хр. 331). Определенное представление о контрмерах, предпринимавшихся в отношении политических противников, позволяет составить переписка о Б. Савинкове (ед. хр. 226), документы легендарного «Треста» (ед. хр. 356). Не последнее место в фонде Ф. Э. Дзержинского занимают материалы, связанные с эмиг.

82 рантской прессой, что подтверждает мнение о повышенном внимании советского руководства к информационной деятельности эмиграции.

81 РГАСПИ. Ф. 5. Ед. хр. 503, 508.

82 Там же. Ф. 76. On. 1. Ед. хр. 314, 344, 353.

В фонде Ф. Ф. Раскольникова вызвала интерес статья «Николай от.

Гумилев и контрреволюция", датированная 1931 годом. Значительную ее часть Федор Раскольников посвятил анализу настроений в эмигрантской среде. В частности давались весьма резкие оценки зарубежным откликам на расстрел известного поэта-символиста Николая Гумилева в августе 1921 года. Автор статьи как бы вел заочный спор с представителями эмиграции, отстаивал свою точку зрения, демонстрируя при этом хорошее знание эмигрантской действительности и литературы (в частности обращался к статье A.B. Амфитеатрова «Горестные заметки»).

Большую ценность, с исследовательской точки зрения, представляют документы, связанные с деятельностью противников советских преобразований. В РГАСПИ они основательно представлены в личных фондах А. Н. Потресова (Ф. 265), B.JI. Бурцева (Ф. 328), Ю. О. Мартова (Ф.362), П. Б. Аксельрода (Ф. 361). Изучение данной группы источников углубило представления автора об общественных процессах, протекавших в 20−30-е годы, позволило уяснить содержание партийной борьбы, сопоставить позиции сторон в спорах, почувствовать атмосферу, в которой проходил обмен мнений. Весьма показательным в этом смысле является архивный фонд П. Б. Аксельрода.

Несмотря на фрагментарный характер наличествующей источ-никовой базы, имеющиеся документы раскрывают суть непростой ситуации, в которой оказались представители РСДРП (м) в начале 1920;х годов, идейную подоплеку внутренних борений в меньшевистской среде.

83 РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Ед. хр. 13.

Особую ценность представляют эпистолярные материалы, так.

84 или иначе отражающие положение в меньшевистских рядах, в чаос стности переписка «правого» меньшевика А. Н. Потресова. Касательно отношения к деятельности идейных сородичей — большевиков — обращает на себя внимание программное письмо П.Б. Ак-сельрода Ю. О. Мартову от 1920 года, в котором рассматривается тактика социалистов в борьбе с большевистским режимом86.

Важным источником стали материалы периодической печати. Из массы изданий 1920;1930;х годов были отобраны и в наибольшей степени использованы подшивки 19 эмигрантских газет и журналов, издававшихся в Париже, Берлине, Белграде, Софии, содержащие текущую информацию о жизни русских колоний, деятельности эмигрантских организаций, взглядах лидеров различных идейно-политических течений. Печать как источник обладает ярко выраженной идейно-политической направленностью, заостренностью публи.

87 ковавшихся материалов. Однако именно эти специфические черты позволили вникнуть вглубь идейных разногласий, выливавшихся в нескончаемую информационно-пропагандистскую войну эмигрантских группировок. Важными для понимания политического процесса явились статьи и публикации (как правило, передовые) лидеров разных течений эмиграции: П. Н. Милюкова, П. Б. Струве, А. Ф. Керенского, В. Л. Бурцева и наиболее известных политиков и публицистов.

84 РГАСПИ. Ф.361. On. 1. Ед. хр. 28.

85 Там же. Ед. хр. 21, 22, 25.

86 Там же. Ф.361. On. 1. Ед. хр. 34.

87 Одной из особенностей эмигрантских газет как источника является их объемность. Taie, изыскание необходимых для раскрытия темы данных только по одной газете «Последние новости» потребовало просмотра около 40 тыс. страниц. русского Зарубежья: И. А. Ильина, А. С. Изгоева, С. С. Ольденбурга, К. И. Зайцева, И. В. Шкловского и др.

Еще одним, исключительно значимым для осмысления общественных процессов источником являются разнообразные по жанрам издания эмигрантских авторов (научные монографии, публицистипо ческие брошюры, очерки, мемуары и т. д.). Часть этого уникального наследия зарубежной России (около 300 наименований) была использована в ходе проведения настоящего исследования. Особое внимание обращено на книги, перешагнувшие границы злободневной публицистики. К таковым, бесспорно, относятся сборники статей «Исход к Востоку» (1921), «Смена вех» (1921), «Россия и евреи» (1924), «Под знаком революции» (1925).

Не менее важны, с точки зрения познания социальной психологии различных групп сообщества, ее трансформации в экстремальных условиях Зарубежья, художественные и художественно-публицистические произведения эмигрантских авторов89. Некоторые издания незаслуженно забыты. Так, выпала из поля зрения исследователей русского Зарубежья поразительная по своей глубине и проницательности книга Н. Е. Мурова «Плоды народовластия» (Париж, 1923).

Оказавшись за рубежом, бывшие политические деятели начали публиковать свои воспоминания, многие из которых были посвящены революции и Гражданской войне. Наиболее представительным в этом плане стало издание «Архива русской революции», предпринятое И. В. Гессеном (Гессен И. В. Архив русской революции: — В 22 т. Берлин, 1921;1934).

89 См.: Мережковский Д. С., Гиппиус 3. Н., Философов Д. В., ЗлобинВ.А. Царство антихриста. Лейпциг, 1922; Ландау Г. Сумерки Европы. Берлин, 1923; Франк С. Л. Крушение кумиров. Берлин, 1924; Шульгин В. В. Три столицы. Берлин, 1927 и др.

Научная новизна исследования обусловлена использованием оригинальной совокупности методологических подходов и принципов, обширного комплекса разнообразных источников, которые позволили адекватно изучить идейно-мировоззренческую эволюцию взглядов представителей различных эмигрантских направлений и их организационно-практическое воплощение.

Автором впервые введены в научный оборот архивные источники, которые позволили по-новому осмыслить и более аргументированно оценить идейное наследие эмигрантских мыслителей и политических деятелей, их взгляды на специфику узловых моментов российской истории, выявить причинно-следственные связи и мотивацию их эволюции, полнее использовать биографические данные и личностно-психологические характеристики для объяснения особенностей тех или иных концептуальных положений и конкретных практических действий.

Впервые сделана обобщающая историографическая систематизация исследований отечественных и зарубежных авторов, изучавших взгляды российских эмигрантов и их деятельность в 1920;30-е годы, и на основе сравнительного анализа обоснована оригинальная авторская позиция по таким наиболее дискуссионным и неодно значно трактуемым проблемам, как оценка причин революции в России, победы большевиков в гражданской войне, перспектив объединения различных эмигрантских группировок, их отношение СССР, к фашизму, к начавшейся Второй мировой войне.

В диссертации исследование идейного наследия русской эмиграции осуществлено в ракурсе взаимодействия идейных и организационных структур с пространством европейской политический мысли первой четверти XX в., смысл которого заключается в системном и многофакторном анализе взаимозависимостей и взаимосвязей идейно-теоретического осмысления исторического прошлого и настоящего России с практикой дореволюционной и эмигрантской деятельности представителей различных группировок.

Исходя из принятого ракурса исследования,^разработана и научно апробирована периодизация процесса становления и эволюции эмигрантской политической мысли. Периодизация учитывает узловые моменты в процессе общественно-политического развития зарубежной России, ключевые цели участников событий, степень и формы их активности, появление новых идейно-мировоззренческих концептов, контекст социально-политического развития стран пребывания, особенности развития СССР в данный период.

Элементы новизны содержит сравнительный анализ мировоззренческих и теоретико-методологических оснований изучения прошлого России представителями различных эмигрантских направлений. Выявлены общие тенденции и охарактеризованы отличительные их черты в концептуальном обосновании смысла и целей общественного прогресса, движущих сил исторического процесса, его направленности и роли человеческой личности в истории, раскрыто понимание места России в этом процессе. В целом, в совокупности это составляет содержание интеллектуальной традиции русской политической мысли.

На основе изученных архивных и публицистических материалов автором расставлены новые акценты в вопросе о соотнесении интересов России и Запада в контексте их взаимоотношений в историческом прошлом, настоящем и будущем. Несмотря на многообразие позиций в этом вопросе, значительная часть представителей различных эмигрантских группировок пережили глубокое разочарование европейской действительностью и утвердились в наличии открытых, или латентных антироссийских мотивов поведения западных политиков, что отразилось в идейном эмигрантском наследии и придало ему специфический облик.

Обосновано положение о том, что особенными чертами политического развития зарубежной России являлись неравномерность и скачкообразность, отсутствие взаимопонимания между различными конкурировавшими группами, которые стали основным препятствием к выработке общепризнанного идеологического концепта.

В результате использования новых источников (материалов переписки, автобиографий и других данных) установлено, что особую роль в архитектонике политического пространства «России № 2» и отсутствии внутриэмигрантского консенсуса играл субъективный фактор и психологическое неприятие представителями различных эмигрантских групп друг друга, обусловленные не только идейными и политическими разногласиями, но и личными взаимоотношениями в дореволюционный период (например, либералы и монархисты взаимно обвиняли друг друга в ответственности за приход к власти большевиков).

На примере анализа основных концепций монархического направления показано, как эволюционировала идеология монархизма от установок на незыблемость основ самодержавной власти российского императора до признания за народом права осуществлять контроль за деятельностью правительства и исполнительных структур власти. Поэтому в современных условиях многие их идеи оказываются созвучными проводимым общественным преобразованиям и могут быть актуализированы. Например, идея о том, что монархия — это не только институты, но и сложившиеся традиции, преодолеть которые возможно только путем их включением в новую систему институциональных отношений.

Использованные материалы позволили констатировать, что российское Зарубежье, несмотря на свою идейно-мировоззренческую и политическую фрагментированность и внутреннее противоборство, представляло собой единый, сложный и самодостаточный организм, объединенный не только общей историей, социокультурными характеристиками и эмигрантской судьбой, но и общим стремлением вернуться на Родину.

Практическая значимость работы определяется тем, что поставлена и решена недостаточно изученная научно и социально значимая исследовательская проблема. Материалы исследования, сформулированные выводы, могут быть использованы в дальнейшей научной разработке проблемы русского Зарубежья. Кроме того, предложенные рекомендации могут быть применены государственными организациями при выработке современной стратегии миграционной политики.

В научный оборот введены новые материалы, обоснованы оригинальные выводы и оценки, которые могут способствовать преодолению сложившихся в исторической науке и массовом сознании стереотипов о взглядах и практической деятельности российской эмиграции. Многие теоретико-концептуальные положения эмигрантских мыслителей могут быть актуализированы в ходе обсуждения и выработки общенациональной идеологии современной России, а также инкорпорированы в программы российских политических партий. Результаты исследования могут быть использованы в учебном процессе, в изучении истории российского Зарубежья, проблем Отечественной истории 20−30-х годов XX века, при подготовке учебных спецкурсов по истории, философии, культурологии и политологии.

Апробация результатов исследования.

Основные результаты исследований по проблематике диссертации нашли отражение в двух опубликованных монографиях, научных статьях и иных публикациях по (теме диссертационной работы. Принципиальные положения работы были доложены автором в выступлениях на научных и научно-практических конференциях и семинарах: «А. И. Солженицын и русская культура» (Саратов, 1998) — «Политические и социально-экономические механизмы управления на современном этапе» (Саратов, 1999) — «Социализация личности на рубеже XXI века» (Саратов, 1999) — «Общественная мысль, движения и партии в России XIX — XX вв.» (Брянск, 2000) — «Интеллигенция и проблемы формирования гражданского общества в России» (Екатеринбург, 2000) — «Восток-Запад: проблемы взаимодействия и трансляции культур» (Саратов, 2000) — «Российская интеллигенция: критика исторического опыта» (Екатеринбург, 2001) — «Психология политической власти» (Саратов, 2003) — «Политические институты' и практики посткоммунистического общества» (Саратов, 2005) — «Религии в обществе риска» (Саратов, 2005) — «Российская эмиграция в США» (Круглый стол в Далласе, штат Техас, США, 2005) — «Правовая реформа в России: федеральный, региональный и муниципальный уровни» (Астрахань, 2006) и др.

Ряд положений и выводов, содержащихся в диссертации, использованы при чтении лекций по курсам «История Отечества», «Основы политологии», «Связи с общественностью», при подготовке спецкурсов «Геополитика» и «Политическая история российской эмиграции».

Работа обсуждалась на совместном заседании кафедр политических наук и отечественной истории в новейшее время Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского. Диссертация рекомендована к защите кафедрой экономической и политической истории России Саратовского государственного социально-экономического университета.

Структура работы обусловлена задачами исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ общественно-политической жизни российской эмиграции позволяет рассматривать ее в качестве одного из наиболее ярких проявлений активности диаспоры на протяжении 1920—1930;х годов.

Характер и специфика существования эмиграции обуславливались, с одной стороны, внутренней идейно-мировоззренческой и политической логикой развития каждого отдельного направления, предисторией его взаимоотношений с другими институализирован-ными и неформальными эмигрантскими структурами в дореволюционный период.

С другой стороны, большую роль играла совокупность факторов, обусловленная реальностью их общего эмигрантского положения, физической оторванностью от России, вынужденностью вживания в иную политическую, социально-экономическую и социокультурную среду с другой ментальностью.

Большое влияние оказывали и разнообразные внешние факторы. Процессы мирового общественного развития, события внутри стран, принявших эмигрантов, конфликты и противоречия между западноевропейскими державами, тенденции нарастания военной угрозывсе это, очевидно, сказывалось на динамике и содержании эмигрантской деятельности. Не следует забывать и о том, что многие западные правительства оказывали целевую поддержку эмигрантским структурам в расчете на их активную антисоветскую деятельность.

Наконец бурные политические и социально-экономические преобразования в СССР также в значительной степени определяли смысл, содержание и направление эволюции «России № 2».

Проведенное исследование дало возможность автору обосновать определенную совокупность критериев выделения узловых моментов в процессе общественно-политического развития зарубежной России. В качестве таких критериев выделены, прежде всего, ключевые цели основных участников событий. Несмотря на то, что отдельные эмигрантские структуры провозглашали различные стратегические цели своей деятельности и конечные ее результаты, тем не менее, нами выявлена общая (хотя и достаточно условная) Г хронологическая закономерность их корректировки. Другим взаимосвязанным критерием стали степень активности и конкретные ^ формы деятельности эмигрантских организаций и отдельных их представителей. Еще одним основанием для периодизации явилось. рождение новых идейно-мировоззренческих концептов представителей различных эмигрантских группировок и бурные дискуссии по этому поводу в эмигрантской печати. Кроме того, как уже указывалось выше, учитывался контекст социально-политического развития стран пребывания, а также особенности развития СССР в данный период.

На основе таких критериев в диссертации представлена авторская периодизация процесса общественно-политического развития зарубежной России. Хронологические рамки каждого из периодов, по понятным причинам, не могут быть жестко очерчены и носят достаточно условный характер.

Начальный период политической эволюции ориентировочно охватывает первые два года существования диаспоры. Главными его чертами стали: самоопределение политических элит эмиграции (что включало в себя «ориентацию» в политическом пространстве в отношении потенциальных союзников и противников) — оформление идейно-теоретической базы и политической позицииобнародование и защита программ.

Второй период (1923—1928) связан с поиском решения поставленных задач и влиянием идей возвращения на Родину. Данный этап характеризовался активностью позиции большинства субъектов общественно-политического процесса, использованием разнообразных форм и методов в интересах достижения политического результата. Смерть в 1928 году вдовствующей императрицы Марии. Федоровны и генерала П. Н. Врангеля (а в начале 1929 года — Великого князя Николая Николаевича) привела к резкому изменению политической ситуации внутри эмиграции.

Конец 1920;х — начало 30-х гг. — период спада политической активности эмигрантов, что в первую очередь было вызвано крушением надежд на скорейшее возвращение в Россию и ликвидацию большевистского режима.

Приход к власти фашистов в 1933 г. знаменовал наступление нового этапа существования российской эмиграции, продолжавшегося вплоть до начала Второй мировой войны. Главные его характеристики связаны с реакцией на господствовавшие государственно-политические доктрины и в основном обусловлены влиянием европейского и мирового общественного развития. Вопросы внутриполитической жизни диаспоры на данном этапе оказались на втором плане.

На основе анализа основных взглядов эмиграции на объективные и субъективные причины русской революции и крушения монархии, можно констатировать, что это был один из самых сложных вопросов, который вызывал разночтения и противоречия эмигрантских мыслителей различных направлений. Подобная разноголосица была характерна и в вопросе о специфике русского национального характера, особенностях исторического развития России и роли интеллигенции в крушении монархии. Фактически каждое направление вкладывало свой смысл в определение данной специфики и перекладывало ответственность за трагические российские события на представителей других эмигрантских групп. Например, «соборность», «общинность» и «коллективизм» русского человека, его «апокалиптичность» и «анархизм» либералами рассматривались как одна из причин провала демократических преобразований 1917 г. Ответственность за трагедию они возлагали на «мракобесие» монархистов, которые противодействовали проведению объективно назревших преобразований и повышению политической культуры населения.

Монархисты те же самые особенности населения трактовали в свою пользу и продолжали настаивать на склонности русского народа к единовластной государственности, в которой статус монарха как «божъего помазанника» находится над конъюнктурными противоречиями отдельных социальных групп и обеспечивает общенациональные интересы и порядок. По их мнению, либералы, вместо созидательной работы по обустройству государства российского, погнались за формальным демократизмом и разрушили устои самодержавия.

Тем не менее, проведенное исследование позволяет утверждать, что общим для значительной части эмигрантских представителей было признание непредсказуемости, контрастности, импульсивности и максимализма в поведении русских, которые и сыграли свою разрушительную роль в революционных событиях.

Противоречивым образом оценивалась и моральная ответственность интеллигенции за идеологическую подготовку революции. К чести многих представителей интеллигенции в эмиграции нужно признать, что они были достаточно самокритичны в этом вопросе, негативно оценивая «слишком» безоглядную критику перед иностранцами своей страны и недостаточно бережное отношение к ее достоинству, ее историческому прошлому.

Проведенное исследование показало, что определяющей характеристикой политической культуры, сформировавшейся в эмиграции, стала свобода самовыражения. По меткому определению «Последних новостей», были созданы необходимые условия для «отбора лучших» в решении насущных политических задач. Совершенно очевидно, что политические идеалы «демократической весны» 1917 года (и главный из них — «свободная игра общественных сил») нашли свое дальнейшее развитие в условиях заграницы.

Однако это ни в коей мере не приблизило эмиграцию к решению ключевого вопроса — возвращения на Родину. Политический плюрализм и связанная с ним многопартийность оказались пустоцветом и вновь, как и в роковом 1917 году, предстали «воплощением своеобразной доктринальной шизофрении интеллигенции, а отнюдь не национально-консолидирующим, конструктивно-динамичным целым"963.

963 Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 41.

Было бы несправедливо сбрасывать со счетов многочисленные факторы, препятствовавшие осуществлению замыслов эмигрантов (среди них «закрытость СССР», отсутствие необходимых ресурсов, территориальная разделенность и т. д. и т. п.). Вместе с тем, общественная атмосфера зарубежной России была едва ли не решающим фактором, препятствовавшим реализации наиболее сильных сторон национального характера русских. Прав был Василий Витальевич Шульгин, считавший, что «лучшие их качества складываются, будучи толкаемы в одном направлении"964. Отсутствие консолидирующей идеи, воплощенной в действиях авторитетного духовно.

965 политического центра, парализует духовную энергию этноса, препятствует реализации лучших начал народной стихии и, в свою очередь, порождает «неистовые взаимотрения. грызню, взаимное недоброжелательство"966.

Архитектоника политического пространства «России № 2» явно > не согласовывалась с ментальными наклонностями русского человека, традиционным укладом его души. Энергия эмиграции ушла в «бесконечную борьбу «всех против всех», что наиболее ярко проявилось в противоборстве разнонаправленных тенденций общественного развития диаспоры — центростремительной и центробежной. Убедительным свидетельством этого стало практическая безрезультативность неоднократных попыток изыскания внутриэмигрантского консенсуса («Частное совещание членов Всероссийского Учредительного собрания», «Русский Совет» и т. д.).

964 Шульгин В. В. Что нам в них не нравится. СПб., 1992. С. 95.

965 Это прекрасно понимали русские евразийцы, считая, что коммунистическую идею можно перебороть другой, более притягательной «идеей строительницей». Не случайно именно они были столь «опекаемы» спецслужбами Советского государства.

966 Шульгин В. В. Указ соч. С. 95, 103.

Одним из примеров идейно-организационных разногласий может быть политическая дифференциация зарубежного меньшевистского движения. Различия в идеологии, в стратегии и тактике, присущие «левым» и «правым» меньшевикам в доэмигрантский период, за рубежом не были преодолены и продолжали влиять на их взаимоотношения друг с другом. Если «левые» меньшевики вплоть до конца исследуемого периода не утратили надежду на демократическую трансформацию большевистского режима, то «правые» выступали как сторонники непримиримой борьбы с властью, оценивая большевизм как антисоциалистический и реакционный режим.

Анализ попыток создания эмигрантской коалиции, ее потенциальных предпосылок и трудностей позволяет констатировать, что важнейшую роль в неудаче данного процесса сыграл субъективный фактор и психологическое неприятие представителями различных эмигрантских групп друг друга. Материалы публицистики, личной переписки, мемуаров свидетельствуют, что противоречия были обусловлены не только идейными и политическими разногласиями, но и личными взаимоотношениями в дореволюционный и революционный период (например, либералы и монархисты взаимно обвиняли друг друга в ответственности за приход к власти большевиков). Кроме того, имел место определенный идейно-мировоззренческий и психологический конфликт между старшим и младшим поколениями российской эмиграции «первой волны».

Таким образом, радикальное несовпадение задач и методов разных групп Зарубежья в сочетании с общим направлением их действий на преобразование российской государственности дает возможность рассматривать амбивалентность в качестве характерной особенности зарубежной России.

В результате сравнительного анализа мировоззренческих и теоретико-концептуальных взглядов представителей различных эмигрантских направлений в указанные 'периоды, выявлены основные тенденции в их отношении к смыслу и целям общественного прогресса, движущим силам исторического процесса, его направленности. Одним из примеров эволюции идейно-мировоззренческих взглядов может служить идеология монархизма, проделавшая в указанный период путь от установок на незыблемость основ самодержавной власти российского императора до признания за народом права осуществлять контроль за деятельностью правительства и других структур власти.

Изученные архивные и публицистические материалы позволяют по-новому расставить акценты в понимании эмигрантами вопроса о взаимоотношении России и Запада в историческом прошлом, настоящем и будущем. Суть их заключается в том, что, несмотря на многообразие взглядов на данный вопрос у различных группировок, нами выявлена общая преобладавшая тенденция в эволюции их позиций. На первом этапе значительная часть эмигрантских представителей имела достаточно идеализированные представления о западном образе жизни, о демократических институтах, механизмах и ценностях. Соответственно они переоценивали роль и значение западных стран в политике по отношению к российский эмиграции и поддержке ее интересов в Советской России. Постепенно значительная часть эмигрантских группировок пережила глубокое разочарование европейской действительностью и утвердилась в наличии открытых, или латентных антироссийских мотивов поведения западных политиков.

Одним из сложнейших и противоречивых стало отношение эмигрантских мыслителей различных направлений к фашизму. С одной стороны, следует признать, что для части российских эмигрантов в период конца 1920; начала 30 х гг. оказались привлекательными идеи фашизма, еще не скомпрометированные расизмом и последующими военными событиями, также как: восстановление могущества и величия государства, неприятие коммунизма, иерархичность, дисциплина движения и др. С другой стороны, реальная практика фашистского строительства, агрессивная политика Германии оказали существенное влияние на мировоззрение и политические ориентиры эмигрантов. Убедительным примером такой эволюции может служить изменение позиции «младороссов», которые от признания своего духовного родства с фашизмом пришли к пониманию его как учения о «международном хищничестве».

В целом, политическая культура, сформировавшаяся в эмиграции, отмечена определенной долей автономности. Это вызвано, прежде всего тем, что ее возникновение и развитие происходило под воздействием планов возвращения на Родину (особенно в первое десятилетие). Однако корпоративные начала не приобрели в эмигрантской среде самодовлевшего значения. Такие характеристики политического уклада «зарубежников», как альтернативность, свободное формирование информационного пространства, тесные связи с представителями западного политического истеблишмента, дают возможность говорить о высокой степени его открытости к культурам стран проживания и взаимодействия с ними. По сути, русское Зарубежье изменило многие представления о русских в западном истеблишменте и в массовом сознании.

Представляется, что проанализированные в диссертации процессы идейно-политического, организационного и концептуального развития основных направлений русской эмиграции и его итоги не должны рассматриваться только в контексте оценки их непреходящей исторической значимости, но могут и должны быть актуализированы применительно к современности.

Исследованный опыт должен стать важнейшим уроком для политической элиты и интеллигенции современной России, чтобы ходе демократических преобразований, в борьбе за формальные проявления идеологического и партийного плюрализма, а также другие институты демократии не были отодвинуты на второй план задачи консолидации общества и создания единого ценностного фундамента, разделяемого большинством граждан страны.

Другим уроком должно быть осознание исторической ответственности российской политической и бизнес элиты, а также интеллигенции за судьбы страны и народа в моменты радикальных преобразований и перехода общества от одного состояния к другому.

Важнейшее значение имеет востребованность идей о необходимости сохранения исторической преемственности в отношении политических институтов, накопленных традиций и ценностей и соответствующего учета социокультурных и ментальных особенностей российского населения.

Наконец, трагическая история российской эмиграции должна привести к массовому пониманию необходимости бережного отношения к интеллектуальному потенциалу страны в современных условиях для его сохранения и увеличения, а также противодействия политике «выкачивания мозгов» со стороны других стран.