Ликвидация рыночных механизмов НЭПА в российской деревне, 1927-1929 гг

В результате осуществления новой экономической политики в СССР к концу 1920;х гг. сложилась многоукладная экономика. Наряду с государственным и кооперативным секторами в важнейших отраслях народного хозяйства определенное развитие получил частнокапиталистический сектор. В отличие от первых двух его становление происходило при самой минимальной поддержке государства, а со временем — и при его прямом противодействии. Развитию частного предпринимательства мешало отсутствие необходимых капиталов, цельного законодательства, гарантирующего его существование, общий антирыночный настрой широких масс населения и другие причины1. В крупнейшей отрасли советского народного хозяйства — сельском хозяйствеосуществление принципов нэпа повлекло становление рыночных механизмов реализации продукции, что стимулировало восстановление экономического потенциала аграрной экономики, ее дальнейшее развитие. Все более четко оформлялись разные уклады в сельскохозяйственном производстве, и каждый из них в первый период осуществления нэпа имел возможность реализовать свой потенциал в производстве жизненно важной для российской экономики продукции. Россия как страна догоняющего развития должна была опираться на хлебный экспорт, ввозя новые машины и технологии для промышленности, новую технику для сельского хозяйства. В середине 20-х годов многие в руководстве страны полагали, что и дальнейшее развитие российской экономики будет осуществляться на основе соблюдения основных принципов нэпа, обеспечивая соответствующее продвижение вперед как в городской промышленности, так и в сельском хозяйстве.

Коренной поворот, который Сталин назвал «великим переломом», а историки — началом «сталинской революции сверху», оказал огромное воздействие на судьбы страны. Исследуя конкретные факты экономического и социально-политического развития страны, историки пытались и пытаются ответить на принципиальный вопрос: в какой степени неизбежной была эта сталинская победа, имелись ли иные варианты движения страны вперед? Вопрос о механизме свертывания нэпа относится к самым сложным и проблематичным вопросам российской истории. Он имеет особую актуальность уже потому, что по сути это вопрос о том, насколько органична для России система рыночного регулирования экономики и насколько социально-экономическая ситуация в этой стране зависит от субъективно-политических факторов. Был ли радикальный поворот в политике в конце 1920;х гг. результатом «злой воли» Сталина, в одночасье пославшего нэп «к черту», или это явилось результатом более или менее длительного по времени процесса борьбы противоречий всей нэповской системы, их развития под влиянием объективных (социальные противоречия в деревне и в городе) и субъективных условий? К последним отнесем внутрипартийную борьбу в руководстве вокруг нэпа, те или иные решения, принятые Политбюро ЦК, съездами и конференциями ВКП (б). Правильно определить ориентиры исследования можно, лишь внимательно разобравшись с историографией проблемы.

Научное исследование процессов, происходящих в стране в годы нэпа, началось уже в 20-е годы. В области изучения социального развития деревни и социально-классовых отношений были традиционно сильны позиции ученых, приверженных статистическим подходам. Ценность их работ определяет высокая надежность результатов группировки крестьянских хозяйств, в основу которой положены наиболее важные и принципиальные параметры организации и функционирования хозяйства. Проводились выборочные бюджетные обследования, гнездовые переписи, социологические исследования, обрабатывались данные налогового обложения и т. п. Проведенная в то время работа дала огромный материал для анализа социального состава деревни, для выявления направлений в ее развитии, позволила сделать имеющие большое практическое значение выводы и обобщения3.

Значительный интерес представляет собой методика классового анализа деревни, разработанная в те годы и не утратившая своего значения до настоящего времени. Разработка методики проходила в спорах, в дискуссиях по коренному вопросу: какие показатели деятельности хозяйства следует взять за основу для выявления действительной картины социально-экономического развития деревни. Представители государственной статистики считали, что наиболее общим признаком деления хозяйств на группы является группировка по посеву4. Однако не все аналитики были убеждены, что официальная статистика адекватно отражает действительное положение вещей с социально-классовой структурой деревни. Большая группа исследователей полагала, что наиболее полную картину социальных отношений в деревне дают данные о найме-отпуске рабочей силы и о сдаче-найме рабочего скота и инвентаря в сочетании с данными о посевной площади5 .

Значительная работа по изучению социальной структуры деревни проводилась также по заданию ЦКК-РКИ. Проверяя правильность составленного ЦСУ хлебофуражного баланса, органы партийно-государственного контроля установили, что при анализе товарности крестьянского хозяйства работники государственной статистики, руководствующиеся методикой группировки крестьянских хозяйств по размерам посевов, дали совершенно искаженную картину соотношения классовых групп в деревне6. Вопрос о методике группировки крестьянских хозяйств при изучении социальной структуры деревни из научно-теоретического быстро превращался в вопрос политический.

В исследовательской литературе на основе обработки обширного эмпирического материала иной раз делались весьма смелые и далеко идущие обобщающие суждения. Один из авторов утверждал, что «расслоенная деревня сама по себе является препятствием к социалистическому переустройству», полагая, что процессы социалистические по своему характеру преобладают на путях естественного социального расслоения крестьянской деревни7.

Много интересных соображений о методике социального исследования деревни приводит Л. Н. Крицман, сам сделавший немало полезного в этой области. В частности, он был убежден, что возможно параллельное существование социалистического и капиталистического секторов, представляя процесс вытеснения первым второго за счет более быстрого роста социалистического хозяйства и уменьшения доли капиталистического: «Ни экономически целесообразной, ни, тем более, необходимой экспроприация капиталистических слоев крестьянства в условиях экономического господства пролетариата и роста этого господства о не является». Правда, на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов, проходившей в декабре 1929 года, ему уже приходилось представить это свое убеждение как абстрактное предположение, допустимое в научном труде9 .

Важные итоги исследовательской работы ученых в области расслоения деревни привел А. И. Гайстер на конференции аграрников-марксистов в докладе «Социальные сдвиги в советской деревне»: было дано обоснование целям и задачам работы ученых по изучению классового расслоения, сопоставлялись различные виды методик исследования, показаны социальные сдвиги в деревне после XV съезда партии. Однако доклад уже не вызвал оживленной дискуссии, как в прежние нэповские годы. Выступление Сталина на этой конференции «К вопросам аграрной политики в СССР» расставило все точки над сделав ненужным обсуждение вопроса о классовом расслоении деревни, равно как и сами дальнейшие исследования в этой области.

Еще в первой половине 20-х годов идеология заметно вторгалась именно в рассмотрение проблематики, связанной с трактовкой социально-классового состава деревни. Широко освещаются и комментируются ход и итоги дискуссии в газете «Беднота» на тему: кого считать кулаком, а кого тружеником10. Определенное значение для историографии нэпа в деревне имеют работы М. И. Калинина: в середине 20-х годов, в них чувствовалось конкретное знание деревни и особенностей ее развития, содержался достаточно интересный фактический материал, объективные и разносторонние оценки положения в деревне и состояния ее общественно-политической жизни11. Но во второй половине 20-х гг. декларируемая в его работах самодеятельность и инициатива крестьянства входит во все большее противоречие с реальной политикой высшего руководства страны, к которому он принадлежит. Весьма нелицеприятно отозвался о таком положении вещей в одном из своих писем конца 20-х гг. М. А. Шолохов: «Надо на густые решета взять всех, вплоть до Калининавсех, кто лицемерно, по фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка» 12.

По мере того как приближался поворот в аграрной политике правительства к коллективизации крестьянских хозяйств, литература, посвященная социальной проблематике деревни, принимала все более агитационно-пропагандистский характер, в особенности после известного выступления Сталина на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г. Стали публиковаться статьи государственных и хозяйственных руководителей разного уровня на заданную тему, в которых отражались конкретные проявления, формы и методы реализации классовой политики партии на селе с учетом специфики региональных и местных условий13. Отметим появление в этот период специального исследования А. Ангарова, в котором хоть и выдерживается возобладавшая в литературе общая линия, однако содержится много ценных фактов, показывающих реакцию разных слоев крестьянства на тот поворот в политике, который непосредственно предшествовал началу коллективизации14.

В 20-е годы видными советскими экономистами опубликован ряд ценных исследований, в которых раскрывались как отдельные процессы хозяйственной жизни страны, так и попытки охватить экономику страны в целом. Представители разных школ экономической мысли увлеченно полемизировали по вопросам об основах новой экономической политики в сельском хозяйстве и дальнейших путях развития крестьянского сельского хозяйства на этих основах 15. В результате создавались основательные теоретические исследования (часто определявшие драматические повороты в личных судьбах их авторов). Крупный экономист 20-х годов Н. Д. Кондратьев встретил новую экономическую политику с большим воодушевлением. Он связывал быстрый рост народного хозяйства прежде всего с введением в практику хозяйствования экономических методов управления, хозяйственного расчета. С активизацией рыночных отношений связывал ученый и развитие сельскохозяйственного производства, рост его товарности и укрепление в этой связи экспортных возможностей страны, что позволяло, по его мнению, осуществлять стратегическую задачуиндустриализацию народного хозяйства 16. Исключительное значение для советской экономики, по мысли Н. Д. Кондратьева, имело планирование народного хозяйства. Но конечно ученый не имел в виду те пятилетние планы, которые стали впоследствии неотъемлемой основой экономики сталинизма.

Большой вклад в разработку теории развития российского сельского хозяйства на основе кооперирования крестьянских хозяйств, горизонтальной и вертикальной кооперации в различных областях и на тех или иных этапах крестьянского производства внес лидер организационно-производственного направления в российских исследованиях аграрной экономики A.B. Чаянов. Глубоко исследовав особенности крестьянского двора как производственной единицы, он показал всю специфику характера крестьянского семейного труда, мотиваций и стимулов к труду в крестьянском хозяйстве. A.B. Чаянов также исследовал особенности экономической организации России, как страны некапиталистической, страны догоняющего развития, рассчитывая оптимальные условия функционирования разных экономических укладов в многоукладной экономике на основе нэповских принципов 17. Как пишет, исследуя теоретическое наследие организационно-производственного направления, A.B. Гордон, «в работах ученых, представлявших ОПН, и лидера этой школы (A.B. Чаянова) были аккумулированы творческие потенции аграрной мысли и свершения аграрно-экономической науки России всего пореформенного периода, а в опосредованном виде — особенности самого аграрного развития страны» 18 .

Работы Н. И. Бухарина содержали весомый вклад в исследование новой экономической политики в теоретико-методологическом плане. Важность политической деятельности Н. И. Бухарина и его теоретического наследия определяется и тем, что этот видный деятель ВКП (б) был видным российским экономистом двадцатых годов, сторонником и пропагандистом новой экономической политики. У него был свой взгляд на нэп, который по ряду позиций перекликался с разработками ученых организационно-производственного направления. Бухарин настоятельно убеждал политическое руководство страны выстраивать политический курс в соответствии с объективными законами развития экономики вообще и экономики аграрных обществ, в частности19.

Каковы место и роль означенных направлений исследования развития нэповской деревни для историографии проблемы? В. И. Погудин в своем обширном историографическом исследовании приводит мнение на этот счет В. П. Данилова, согласно которому литература 20 — 30-х годов имеет в сущности не историографическое, а источниковедческое значение. Автор вступает в полемику с такой постановкой вопроса: «Анализ этой литературы показывает, что, как и в наши дни, в те годы выходили и популярные и пропагандистские статьи и брошюры, но наряду с ними были представлены научные труды, основанные на изучении повседневной практики, большого фактического материала. Нигилистическое отношение к литературе прошлых лет наносит урон развитию исторической науки. Нередко возникают ситуации, когда делаются открытия уже давно известных вещей. Вместе с тем имеют место факты и некритического использования литературы прошлого. Этот недостаток связан прежде всего со слабым ее источниковедческим анализом» 20. Очевидно есть разумные основания для обоих этих утверждений.

В связи с разгромом так называемого «правого уклона» и выводом Бухарина из состава Политбюро ЦК ВКП (б), в литературе возобладали оценки данных теоретических и политических позиций, полностью базировавшиеся на резолюциях и решениях апрельского и ноябрьского (1929 г.) Пленумов ЦК ВКП (б), а также на резолюции.

X Пленума ИККИ «О товарище Бухарине». Из этих документов вытекали следующие оценки содержания политической борьбы в руководстве страны в 1928;1929 гг. Во-первых, указывалось, что «в течение ряда месяцев Бухарин вел и ведет борьбу против генеральной линии ВКП (б) и VI Всемирного конгресса Коминтерна, противопоставляя ей линию правого уклона. Преувеличивая силы капитализма, преуменьшая силы рабочего класса, Бухарин пришел к теории мирного врастания кулака в социализм, что на деле является теорией перерождения социалистического хозяйства, теорией 1 реставрации капитализма в СССР». Во-вторых, подчеркивалось, что либеральное толкование «правыми» нэпа, «ведущее на деле к отказу от регулирования рыночных отношений пролетарским государством, .объективно означает линию на свертывание социалистического наступления и ослабление позиций пролетариата в борьбе против капиталистических элементов города и деревни». В-третьих, «правым» ставилась в вину «недооценка новых форм смычки социалистической промышленности с сельским хозяйством, недооценка роли колхозов и совхозов, при явной переоценке возможностей развития мелкого индивидуального крестьянского хозяйства». Указывалось, что «в противоположность линии партии, группа Бухарина. фактически делает ставку на расширение возможностей для развития кулацкого хозяйства» 24. Такого рода оценки были взяты за основу в работах, посвященных г борьбе с «правым уклоном», вышедших в 1929;30 гг.

Начиная с 1937 года вплоть до 1988 года литература, посвященная политической борьбе в связи с отменой нэпа, тяготеет к более жесткой и категорической постановке вопроса. В ходе процесса по делу «антисоветского правотроцкистского блока», т. е. по «делу» Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, в литературе резко изменились оценки26. Квинтэссенцией нового взгляда на вещи явился вышедший в 1938 г. фактически под редакцией И. В. Сталина «Краткий курс истории ВКП (б)», в котором был сделан вывод о том, что «троцкисты и бухаринцы давно уже составляли общую банду врагов народа., что эти подонки человеческого рода вместе с врагами народа — Троцким, Зиновьевым, Каменевым — состояли в заговоре против Ленина, против партии, против советского государства с первых дней Октябрьской социалистической революции.». Бухарину вменялось в вину, что он, «выполняя волю своих хозяев — иностранных разведок», ставил своей целью, ни больше ни меньше, как «разрушение партии и советского государства, подрыв обороны страны, облегчение иностранной военной интервенции, подготовку поражения Красной Армии, расчленение СССР., уничтожение завоеваний рабочих и крестьян, восстановление капиталистического рабства в.

СССР" 28. Таким образом, навязывались жесткие формулировки, которыми предписывалось освещать проблемы отказа от нэпа в конце 20-х годов.

В отличие от литературы конца 20-х годов, когда имела место хоть и в стесненных рамках идейная борьба, полемика взглядов, мнений, оценок, историческая литература 30−50-х годов была целиком под гнетом официальной версии29. Закрепленные в «Кратком курсе» оценки кочевали из работы в работу, из учебника в учебник.

Однако в 60 — 80-е годы в российской историографии намечается направление аграрных исследований, в рамках которого происходит постепенное изменение в анализе причин отказа от нэпа и свертывания рыночных отношений в деревне. Группа ученых Института истории АН СССР во главе с В. П. Даниловым предпринимает попытку переосмысления событий коллективизации, а также предшествующего, доколхозного периода советской аграрной истории 30, критически анализирует опыт коллективизации, пытаясь выяснить истинные причины и проследить реальные процессы ее проведения. Опираясь на документальную базу, появившуюся в исследовательской литературе местную проблематику коллективизации, они разрушали навязанные науке закосневшие догмы в проблеме массовой коллективизации в стране, доказывали отсутствие материально-технических предпосылок для сплошной коллективизации, наличие серьезных извращений в ее проведении, субъективный характер этих извращений.

Под руководством В. П. Данилова началась публикация сборников документов о коллективизации, шло расширение источниковой базы. Все это позволило по-новому взглянуть на события конца двадцатых годов. С точки зрения исследователей, потенциально существовала так называемая «бухаринская альтернатива» сталинской коллективизации: социалистическое преобразование сельского хозяйства могло осуществляться на путях развития кооперации в деревне31. и.

Но в историографии вопроса с еще достаточно сильным консервативно-декларативным направлением, поддерживаемым сверху, давление консервативных идеологических структур на историческую науку сужало возможности изучения истории советского крестьянства. Новое направление в изучении истории советской деревни, привлекавшее к себе молодых отечественных исследователей, столкнулось с этим давлением в полной мере. Это можно понять, но не оправдать. В ряде работ по данной проблематике делались следующие выводы, которые в силу большого количества подобного рода литературы выглядели общепризнанными: во-первых, признавая на словах возможность построения социализма в СССР, «правые» на деле противодействовали осуществлению индустриализации и коллективизацииво-вторых, капитулянтская сущность «правого уклона» заключалась в том, что Бухарин и его сторонники поддерживали не строительство социализма в деревне, а развитие там буржуазных отношений, делали ставку на кулакав-третьих, платформа правых оппортунистов, если бы она была осуществлена, объективно привела бы «к реставрации капитализма в СССР», а потому, не разгромив правых, нельзя было строить социализм32.

В западной историографии нэповской проблематики большое место отводится проблемам политической борьбы конца 20-х годов. В 60 — 70-е годы велись серьезные исследования бухаринского наследия на Западе. Наиболее крупным, глубоким и всесторонним было исследование профессора Принстонского университета США С. Коэна. В 1973 г. он издал в Нью-Йорке свою книгу: «Бухарин: политическая биография. 1888−1938». В 1988 г. издательство «Прогресс «выпустило ее в СССР на русском языке. «В значительной степени, — подчеркивает С. Коэн, — бухаринские идеи вытекали из ленинской своеобразной теории аграрно-кооперативного социализма», обоснованной еще в ленинском «завещании». Отсюда — его отношение к колхозам, как к одной из форм, причем второстепенных, перехода к социализму в деревне» 33. Каковы главные идеи С. Коэна?

Бухарин создал теорию нэповского пути к социализму, в соответствии с которой строилась его концепция социалистических преобразований в городе и деревне;

При формировании своей концепции, Бухарин исходил из признания однородности крестьянства, ввиду его «осереднячивания». Поэтому он и говорил о «рабоче-крестьянском» блоке, совершенно игнорируя бедноту и кулачество;

Бухарин существенно развил марксистскую аграрную мысль, утверждая, вслед за Лениным, что социализм в деревне будет, начинаться не непосредственно через процесс производства, а посредством обычной кооперации — закупочной, снабженческой, сбытовой;

В вопросе о так называемой «кулацкой опасности» «правые» занимали позицию, согласно которой, кулак сам по себе не представляет опасности, доказывая, что первостепенное значение имеет не эта самая «кулацкая опасность», а неопределенность настроений среднего крестьянства. Они полагали, что давнишний лозунг большевизма, «кто кого», уже больше неприменим. Теперь вопрос стоит так: кто с кем?

Основой всей их политической программы стала идея гражданского мира в обществе, недопустимость разжигания классовой борьбы.

Однако, по мнению американского исследователя, бухаринские идеи о развитии сельского хозяйства были уязвимы. Надеясь, что стимулирование потребительского спроса крестьян и подъем индивидуального крестьянского хозяйства дадут достаточно зерна для города и индустриализации, Бухарин забывал об отсталости и низкой продуктивности сельского хозяйства России, примитивный характер которого еще более усилился после уничтожения помещичьих хозяйств в 1917;1920 гг. Были возможны два решения: допущение частного землевладения и образование высокопродуктивного сельскохозяйственного сектора или образование крупных колхозов и совхозов, ни то ни другое для Бухарина не было приемлемым34. Так в самом общем виде можно представить концепцию С. Коэна которая выглядит гораздо объективнее, чем работы ряда его советских коллег этого периода.

Невозможно также пройти и мимо оценок, данных Бухарину и его альтернативе итальянским историком Дж. Боффа35, будучи предубежденным критиком советского периода российской истории, горячо поддерживает позиции «правых» в отношении «бешеных темпов» индустриализации, справедливо указывая на катастрофические их последствия для промышленности и сельского хозяйства. Однако возможности реализации «бухаринской альтернативы» исследователь оценивает весьма скептически: «Позиция Бухарина и его сподвижников имела немало слабых мест. Прежде всего, бухаринцев отличала политическая слабость: они не были сплочены, и даже в решающие месяцы на рубеже 1928;1929 гг. не всегда выступали единым фронтом. Сам Бухарин не обладал хваткой вождя и среди крупнейших советских руководителей 20-х годов, был, пожалуй единственным кто не представлял себя в этой роли. Существует, вместе с тем, некий глубинный мотив, по которому идеи Бухарина не могли утвердиться в СССР в 1928 г. Для своего осуществления они требовали иной партии, иного аппарата, иной системы власти — отличных от тех, что сложились при Сталине, более гибких, более способных „торговать“, по выражению Ленина. А сталинская партия, со своим руководящим аппаратом, прошедшим гражданскую войну и борьбу с троцкистами, разумеется, не способна была к такому переходу» 36.

Таким образом, по вопросу о свертывании нэпа и возможной альтернативе ему продолжалось обсуждение в советской историографии, несмотря на административные препятствия. Другое дело, как оценивалась подобная альтернатива — как идущая в рамках социалистического строительства (В.П. Данилов, С. Коэн), или как капиталистическая, альтернативная социализму (Ф. Ваганов, Г. Чигринов, Г. Конюхов и др.). В период 1950 — 1970;х гг. по известным причинам на поверхности историографии довлела вторая позиция — она совпадала с установками официальной партийной идеологии той поры37. Потребовались политические изменения в обществе, ставшие возможными в результате известных партийных решений 1985;1987 гг., благодаря которым произошли изменения в атмосфере научного творчества, в частности, в исторической науке. Это позволило отбросить старые историко-партийные схемы и заново поднять ряд вопросов концептуального характера.

Начиная с 1988 года в связи с реабилитацией многих партийных деятелей на читателей обрушился буквально шквал статей в различных периодических изданиях 38. Глубина исследования проблемы ее анализ, — все это было еще достаточно «сырым», зато очевидно было стремление «поднять на щит» Бухарина в пылу эйфории. «Бухаринская альтернатива» сталинизму была представлена как единственно последовательная, идущая в русле «ленинского кооперативного плана», она позволяла избежать известных деформаций социализма. Таков был лейтмотив всех этих статей. Почти все статьи этого времени на данную тему заостряли вопрос о том, насколько неизбежным было насильственное свертывание нэпа. Такие исследователи, как В. П. Данилов, Н. П. Шмелев, В. Г. Сироткин, В. Наумов, В. Тихонов и др., подчеркивали насильственный характер свертывания нэпа в 1929 г. Осуждался волюнтаризм Сталина, пославшего «нэп к черту». Одновременно указывалось, что единственной реальной и последовательной альтернативой сталинскому «великому перелому» была альтернатива Бухарина, якобы основывающаяся на признании Лениным так называемого «рыночного социализма» в его завещании. Суть же альтернативы, по мнению авторов этих статей, заключалась в расширении и укреплении нэповских начал в экономике, противопоставлении их начавшей набирать обороты «чрезвычайщие» 39.

В 1990;е годы в российской исторической литературе постепенно исчезает несколько идеализированный взгляд на такие исторические фигуры, как Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и др. Объективной оценке их роли в свертывании нэпа к концу 20-х гг. не способствовало восторженное отношение к ним на том лишь основании, что они возражали Сталину. То была борьба идей и политических амбиций, и абсолютизировать этот фактор в исторической судьбе нэпа в ущерб другим факторам неправильно. Как подчеркивает специально исследовавший проблему М. А. Богатырев, несмотря на свои «нэповские» и «рыночные» декларации, Н. И. Бухарин, тем не менее, внес свою посильную «лепту» в процесс свертывания нэпа, ибо не протестовал против решения о высоких темпах индустриализации, и вытекавшей из него «перекачки» средств из деревни, хотя прекрасно понимал возможные последствия, как экономист40. Безусловно, у Н. И. Бухарина были свои достаточно оригинальные взгляды на роль и место товарно-денежных отношений в условиях нэпа, на перспективы их использования в рамках планомерного строительства «рыночного социализма», на вопрос о совместимости рынка, товарно-денежных отношений и экономической модели социализма. Основы этих позиций были выработаны им еще в 1916;1920 г. г. И эти позиции одного из лидеров большевистской партии, в которых хватало противоречивости и недиалектичности в понимании сущности нэпа и рыночных отношений, сыграли свою роль в процессе свертывания нэпа на протяжении 1926;1929 гг.41.

В научном обороте появляется термин «кризис нэпа», озвученный на «круглом столе» на тему «СССР в 20-е годы», который был организован редакцией журнала «Вопросы истории» в мае 1988 года. В относительно-развернутом виде понятие «кризис нэпа» было дано в статье В. И. Бакулина «Историческая альтернатива: нэп или «военный коммунизм?» и в совместной статье Г. А. Бордюгова и В. А. Козлова «Поворот 1929 года и альтернатива Бухарина» 42. Статья этих авторов безусловно интересна и содержательна, не вызывают возражений многие ее положения и выводы. Однако, авторы находят причины кризиса нэпа и альтернативу сталинскому новому курсу лишь в аграрной области. За рамками исследования остаются сложнейшие процессы, протекавшие в сфере промышленного производства страны, без чего картина кризиса нэпа представляется явно неполной43. Но именно из этого — преимущественно аграрногоподхода делаются весьма серьезные выводы, причем не каждый из них представляется достаточно аргументированным. Была ли категорически неразрешимой проблема кризиса хлебозаготовок 1928;1929 гг. в рамках более последовательного осуществления базовых принципов новой экономической политики как в деревне, так и в городе?

Это огромный вопрос, который в значительной мере выходит за рамки нашего исследования. Однако в поисках ответа на него необходимо привлекать весь комплекс тех фактов, которые связаны с ликвидацией рыночных механизмов нэпа в деревне. Говоря об исследовании фактического и статистического материала, архивных документов, касающихся социально-экономического развития советской деревни в 1920;е гг., необходимо прежде всего упомянуть капитальные исследования В.П. Данилова44, наглядно показавшие, насколько плодотворно сочетание определенного теоретико-методологического подхода с подходом конкретно-историческим. Четкость теоретического подхода определяется в данном случае решительным разрывом с идеологическими штампами С. П. Трапезникова 45, без которых в те годы невозможно было издать монографию по крестьянской проблематикетеоретико-методологический подход исследователя состоит в глубоко продуманной и последовательной подаче и тщательном анализе огромного фактического материала, особенно статистического. В результате открывается разнообразие противоречивых, но теснейшим образом взаимосвязанных экономических и социально-классовых процессов развития деревни в нэповский период, в том числе и на последнем его этапе. Ученый приводит периодизацию периода нэпа сообразно развитию земельной политики советского государства: 1922;1924 гг.- 1925;1927 гг.- 1928;1929 гг.46. По каждому из этих этапов дается широкая картина показателей экономического и социального развития деревни как в целом по стране, так и по основным сельскохозяйственным регионам. Таким образом раскрывается внутренняя диалектика развития нэпа в деревне, потенциал возможного дальнейшего развития крестьянского сельского хозяйства на этой основе, а также те экономические и социальные противоречия деревни, которые на завершающем этапе нэпа стали одним из важных факторов отказа от принципов этой политики.

Большое внимание в научном творчестве В. П. Данилова уделяется вопросам развития крестьянской кооперации в 1920;е гг. Вероятно, именно подробное рассмотрение различных форм снабженческой, сбытовой, торговой, производственной кооперации в сельском хозяйстве, динамики их развития и социально-экономических результатов этого развития привели ученого к убеждению в том, что бухаринская альтернатива коллективизации сельского хозяйства по Сталину была вполне реальна, экономически обоснованна и перспективна для дальнейшего развития страны. В последующий период нарастающее в конце 20-х гг. вмешательство государства в дела сельскохозяйственной кооперации стало признаваться в литературе в качестве одного из свидетельств отступления от принципов нэпа47.

Прослеживая развитие хлебного рынка в условиях нэпа, сибирский историк В. А. Ильиных обнаруживает еще один серьезный фактор свертывания нэпа в сельском хозяйстве: стремление государства к собственности на весь реализуемый крестьянами, а затем и на весь производимый ими хлеб как важнейшую статью получения средств на нужды индустриализации. Ученый показывает, что если до середины 20-х гг. осуществление принципов нэпа обеспечивало относительное равноправие всех заготовителей на рынке хлеба — частника, кооперации, государства, — то в период с 1926 по 1928 г. государство окончательно монополизировало хлебный рынок страны, заменив рыночный механизм ценообразования на директивный48.

Нэповский рынок может быть рассмотрен как основная форма связи между почти полностью огосударствленной промышленностью и крестьянским сельским хозяйством. В этом качестве его необходимо было воссоздавать в 1921;1923 гг., что и осуществлялось в острой борьбе с идеями и практикой военного коммунизма. Это обстоятельство обернулось непоследовательностью, половинчатостью и незаконченностью рыночных отношений. Для возникновения рынка создавались очень узкие рамки. Рассматривая рынок с точки зрения «смычки» двух укладов, исследователи подчеркивают противоречивый характер этой смычки. И если в первой половине 20-х гг. эти противоречия мощно стимулировали ускорение процесса восстановления народного хозяйства, то с переходом к периоду индустриализации они оборачиваются тормозом для «революционно-романтических» намерений руководства страны. А поскольку командные методы себя к этому времени не только не исчерпали, но широко практиковались в государственном секторе экономики, рынок оказался чуждым и временным явлением. Его побочные явлениябезработица, социальная дифференциация — вызывали раздражение в самых широких и разных кругах советского населения, что привело к процветанию командных методов и исчерпанию нэповских возможностей49.

В числе факторов, определивших судьбу нэпа в деревне, в современной исследовательской литературе обычно фигурируют общая отсталость страны, противоречивость и изолированность ее рынка, неготовность и нежелание руководства страны, занятого внутриполитической борьбой, искать перспективные теоретические и политические решения, а также краткосрочность того периода времени, который история отвела на перестройку экономики, на индустриализацию промышленности и сельского хозяйства.

Последний момент вызывает заметные разногласия в среде историков. Была ли столь уж реальной та военная угроза, которая стала во второй половине 20-х гг. популярным аргументом официальной пропаганды в пользу форсированных темпов индустриализации и изыскания внутренних ресурсов для этого любой ценой? Некоторые авторы квалифицируют это как миф, прямой обман населения в политических целях50. Высказывается мнение, что укоренившийся в исторической литературе тезис о непосредственной военной угрозе стал результатом некритического восприятия оценок международной ситуации, которые содержались в партийных документах того времени, в трудах Сталина и его окружения, стремившихся использовать этот чисто пропагандистский тезис для укрепления руководящего положения в обществе и государстве51. Другие исследователи полагают, что реальная угроза новой войны все же была, и это отчетливо ощущалось не только партийно-государственным руководством, оказав существенное влияние на ситуацию в верхах, но и простыми советскими людьми. Отметим, что простые советские люди могли ощущать это прежде всего, если не исключительно, через средства массовой информации. Крестьянская же реакция на подобную информацию предсказуема: война это голод — следовательно, необходимо придержать хлеб. Как свидетельствуют вновь открывающиеся документы, так оно и происходило на самом деле53.

Вообще идейно-политическая составляющая обстановки в стране ко времени обозначившегося поворота от более или менее последовательного соблюдения принципов нэпа к их все более решительному отторжению представляет собою фактор чрезвычайной важности. Некоторые современные исследователи, признавая явное преувеличение значимости данного фактора свертывания нэпа в литературе рубежа 80 — 90-х гг., склонны все же ставить его на первое место в сложном комплексе причин и предпосылок резкого поворота в политике конца 20-х гг.54 Эта атмосфера была связана с возрождением в партийных кругах прежних представлений о «штурмовых» методах строительства нового общества, о «кавалерийской атаке» на капитал, что в особенности было характерно для Сталина и его окружения. В партии и среди молодежи все больше распространялась особая психология, которую можно назвать «революционным романтизмом»: вера в грядущую мировую революцию в сочетании с глубоким убеждением во всемогуществе командно-административных методов управления.

Большое значение для нашей работы имеет все то, что делается в современной исследовательской литературе по изучению восприятия разными слоями деревни политики советской власти в годы нэпа и поворота в этой политике, связанного с отказом от основных нэповских принципов55. В этом плане в последнее время в историографии проделан большой шаг от выборочного приведения отдельных крестьянских документов для обоснования тех или иных исследовательских позиций к системному подходу в анализе имеющихся источников. Об основных составляющих этого подхода, о научных методах контент-анализа крестьянских писем и речей, о современных методах компьютерной обработки содержащейся в этих документах информации пишет в своей монографии Д. Х. Ибрагимова и практически подтверждает текстом своей работы, сколь плодотворными может быть эта методология при изучении массового сознания сельского населения в годы нэпа и сколь многообразные заключения и выводы могут при этом возникать56. Один из таких принципиальных выводов на основе весьма последовательного аналитического подхода к письменным источникам о последнем периоде нэпа, исходящим из самой деревни, обосновывает К. Б. Литвак. Исследователь полагает, что крестьянские письма существенно корректируют широко бытующее представление о всеобщем признании деревней политики нэпа. Актив деревни стремится к радикальным переменам, плохо осознаваемым по существу, на фоне аполитичности значительной части крестьянства и глухого ропота по поводу нарушения политикой нэпа вековых уравнительных традиций. Одним из важнейших итогов нэпа была внутренняя переориентация крестьянина: с одной стороны, он в массе своей готов к принципиальному изменению сложившихся порядковс другой стороны, будучи природным конформистом, мыслит изменение это в рамках сложившихся политических структур, т. е. советской власти. В продолжении последовательной реализации принципов нэпа в политике не были к концу 20-х гг. заинтересованы достаточно широкие слои деревенского населения, что стало важной предпосылкой отказа в государственном руководстве от этих принципов57.

В настоящее время среди российских ученых, рассматривающих проблему свертывания нэпа, выделяются две группы авторов, объединенных общностью исходных позиций. Г. А. Бордюгов, В. А. Козлов, М. М. Горинов, В. М. Селунская, В. П. Дмитренко и др. считают, что переход от принципов нэпа к административно-командной системе, отказ от других вариантов были предопределены конкретными условиями того времени, выбор лежал в пределе очень ограниченных возможностей. В ситуации постоянного углубления кризиса во всех сферах экономики, в сфере социальной и политической требовался революционный внутриформационный скачек в развитии социализма. «Если придерживаться законов нэповской экономики, — пишет В. П. Дмитренко, — то, по нашему мнению, они неумолимо подводили к заключительной черте советского социалистического эксперимента. Если же придерживаться логики самого этого эксперимента, то нэп должен был быть смят. Страна, по законам еще не завершенных и борющихся революций, избрала второй путь. Нэповская альтернатива, менее социально защищенная, уступила, открыв дорогу для командной экономики. И здесь не нужно было совершать никаких „термидорианских“ переворотов» 59.

Сторонниками иной точки зрения являются В. П. Данилов, А. П. Бутенко, B.C. Лельчук, О. В. Хлевнюк, Г. А. Трукан и др.60 Эти исследователи обосновывают возможность другого пути развития страны, разные варианты которого обозначились в то время. Выступая против тех, кто полагает, что нэп неизбежно должен был смениться чем-то вроде сталинизма, Г. А. Трукан подчеркивает, что нэп это прежде всего демократическая линия в строительстве социализма, которая не исчерпала себя и сегодня, и для превращения России нэповской в Россию социалистическую, как показала практика, был необходим ряд промежуточных этапов: «Мы же не прошли кооперативной стадии в строительстве социализма, процесс был насильственно оборван» 61. В. П. Данилов высказывает убеждение, что до 1927 г. сохранялась возможность изменить набиравшую силу тенденцию укрепления власти Сталинакогда же Бухарин и его сторонники уступили сталинскому давлению и проголосовали за исключение из партии Троцкого, Зиновьева, Каменева и ряда других лидеров «новой оппозиции», «в высшем политическом руководстве исчез сложившийся после Ленина „баланс сил“, сталинская группа получила безраздельное большинство», в результате чего шанс для «бухаринской альтернативы» был упущен .

Острые дискуссии в специальной литературе вызывает и вопрос о сроках, в которые демонтировался нэп. Ряд авторов полагают, что заряд, взорвавший нэп был заложен уже к XIV съезду ВКП (б), и последующий период представлял собою неуклонный откат от нэповских принципов63. В. П. Данилов в докладе «Слом нэпа» на конференции в Институте российской истории РАН, ссылаясь на вновь открывающиеся источники, утверждал, что 1926;1927 гг. были лучшими по условиям жизни в стране, по налаживанию рыночного механизма, обеспечивающего функционирование многоукладной экономики: «Это были наиболее „нэповские“ годы» 64. Нэп, по его убеждению, начинался с признания права крестьянина распоряжаться произведенным им продуктом, хлебом в первую очередь, а также с признания особой роли кооперации в российских условиях, и судьба этих двух деревенских слагаемых нэпа была решена в 1928;1929 гг. Однако материалы нашей диссертации подтверждают позицию большинства исследователей, согласно которой рубежом, водоразделом в этом плане стал все же XV съезд партии.

Об этом же свидетельствуют большинство выполненных в последнее время региональных исследований, посвященных тем или иным аспектам резкого поворота в деревенской политике партии на заключительном этапе нэповского периода. Историками рассматривались характерные черты эволюции крестьянских хозяйств в регионах в годы новой экономической политики, складывание многоукладной экономики сельского хозяйства, особенности государственной линии в отношении сельской кооперации, усиление административного нажима на зажиточные слои деревни, отношение крестьянства к социально-экономической политике центра и методам ее осуществления на местах и др.65 Региональные материалы, как правило, подтверждают наиболее устоявшиеся и общепризнанные из вышеозначенных позиций современной историографии по вопросам отмены рыночных механизмов в деревне в 1927;1929 гг., иной раз дополняя и корректируя эти позиции и в любом случае расширяя и обогащая общую картину.

Анализ того, что сделано для исследования завершающего периода новой экономической политики в российской деревне на разных этапах развития историографии, рассмотрение спорных вопросов, связанных с отменой нэпа в деревне, составляют важное условие как для уточнения цели нашей диссертационной работы, так и для достижения ее.

Цель данной диссертации состоит в уточнении тех факторов, предпосылок и причин, которые легли в основу свертывания нэповских механизмов в российской деревне в 1927;1929 гг., а также характера взаимодействия этих факторов и социально-экономических последствий этого взаимодействия. Основные задачи, которые мы ставили перед собой для достижения этой цели: показать, каковы были результаты экономического развития крестьянского сельского хозяйства к 1927 г. на основе более или менее последовательного осуществления принципов, заложенных в основу новой экономической политикипроследить, какие социальные перемены произошли в деревне к этому времени на основе динамичного развития разных укладов аграрной экономики и в результате осуществления мероприятий социальной политики большевистской партии в отношении сельского населениявыявить, какие факторы влияли на отказ в руководстве ВКП (б) от основополагающих принципов нэпа и способствовали наступлению на сложившиеся рыночные механизмы в регулировании хлебооборотапроанализировать, какие трансформации происходили в разных секторах сельскохозяйственной экономики в результате поворота в политике руководства от нэповских принципов к усилению административного нажима на деревнюрассмотреть проявления реакции разных слоев крестьянства на ликвидацию рыночных механизмов нэпа в деревне и определить, как реакция деревни способствовала дальнейшему отторжению партийно-государственным руководством страны основ новой экономической политики.

Для решения означенных задач диссертации мы помимо материалов современных исторических исследований, а также работ современников и непосредственных участников событий, которые в значительной мере рассматриваем как источники, привлекаем к анализу данные опубликованной статистики66, публикации документов, а также впервые вводимые в научный оборот документы центральных архивов Российской Федерации, что является важным аспектом научной новизны работы. В последнее время учеными опубликован огромный массив архивных документов, имеющих непосредственное отношение к теме нашего исследования, в частности, 1-й том документального сборника «Трагедия советской деревни», материалы которого широко привлекаются к рассмотрению в диссертации. Однако и изданные в прежние годы документы, по нашему убеждению, нуждаются во внимательном прочтении при работе над темой — такие, как «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК» ,.

67 др.

В работе анализируются материалы Российского государственного архива социально-политической истории: документы секретного отдела ЦК ВКП (б), проливающие свет на процесс выработки важнейших решений по крестьянству и сельскому хозяйству в интересующий нас периодпротоколы заседаний крайкомов и окружкомов ВКП (б), показывающие отношение местного руководства к спускаемым сверху установкам и директивамматериалы Наркомзема о землеустройстве, о расселении и переселении, о кадрах сельского хозяйства, о методах планово-регулирующего воздействия на сельское хозяйства о помощи бедноте и др. В изученных материалах Государственного архива Российской Федерации также содержится немало интересного по проблемам завершающего этапа новой экономической политики в деревне: механизмы административного вмешательство в регулирование хлебного рынкапринятие административных решений по самообложению крестьянства и контролю за его осуществлениемвопросы лишения избирательных прав жителей деревни и рассмотрения органами прокуратуры соответствующих крестьянских жалоб и др. Среди материалов Российского государственного архива экономики нас интересовали прежде всего письма крестьян и другие крестьянские документы, позволяющие проследить, сколь сложна и противоречива была реакция нэповской деревни на действия и шаги, которые в конце 1920;х годов предпринимало в своей аграрной политике партийно-государственное руководство страны68.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В 20-е годы в России сложился экономический механизм воздействия на крестьянское хозяйство, при котором государственными и кооперативными органами широко использовались экономические методы и стимулы, связанные с товарно-денежными отношениями и законом стоимости, на основе единой линии экономической политики в деревне. Это прежде всего относится к переходу от продразверстки к налогу, экономическому регулированию крестьянского хозяйства через рыночный механизм цен, заготовок, контрактации, внутренней и внешней торговли, транспортных тарифов, кредитования и финансирования, налогов, страхования, аренды и т. п.

В 1928 г. нэп был фактически насильственно прерван в результате чрезвычайных продразверсточных мер в отношении крестьянства в период хлебозаготовительных кризисов 1928 и 1929 гг., насильственной коллективизации и «раскулачивания», свертывания нормальных рыночных и кредитно-финансовых отношений между городом и деревней, перехода от экономических к преимущественно административно-распорядительным методам управления, свойственных для 1929 г. — «года великого перелома» .

Товарное производство и обращение в городе и деревне в первые годы нэпа были замкнуты, недостаточно связаны друг с другом. Рыночные отношения развивались преимущественно в городе, обмен между городом и деревней был развернут слабо крестьянское хозяйство характеризовалось низкой товарностью и доходностью, а покупательная способность сельских жителей была мала.

Нэп не был периодом спокойного, бескризисного развития. Он постоянно сотрясался кризисами: в 1923 г. — кризисом ценв 1925 г. — кризисом хлебозаготовок и инфляцией, повторившимся в 1927/28 гг. Главной причиной всех этих кризисов явилось некомпетентное вмешательство административных структур в экономику и явно непосильное для страны, развертывание индустриального строительства.

Российские историки очень точно подметили важнейшее противоречие 20-х годов: принципы нэпа на определенном этапе были последовательно проведены в лишь сельском хозяйстве и значительно слабее затронули промышленность. Образовались своеобразные «ножницы» в функционировании двух основных отраслей народного хозяйства. Противоречие это стало особенно ощутимым к концу 20-х годов. Разрешить его было возможно двумя способами: путем свертывания нэпа в деревне (сталинский вариант), либо путем углубления нэповских начал (хозрасчета, самостоятельности предприятий, производственной демократии) в сфере промышленного производства, на чем настаивали Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский. Победу, как известно, одержали сторонники первого варианта. На сегодняшний день исторической наукой еще не сделан исчерпывающий анализ причин и следствий этого исторического выбора.

20-е гг. исключительно богатый и многогранный период развития экономической теории практики в условиях нэпа. Эти годы занимают особое место в истории экономики, в том числе аграрной сферы. Однако в настоящее время еще мало фундаментальных трудов, в которых рассматриваются проблемы аграрной теории и практики в России, конкретные экономические формы и методы воздействия на крестьянское хозяйство. Научные исследования социально-экономических проблем крестьянского хозяйства в условиях рыночного нэпа в конце 20-х гг. были фактически свернуты, причем центр исследований переместился в сферу экономики колхозов и совхозов при «бестоварном социализме». Как это ни странно, но на протяжении большого периода развития российской историографии более пристальный интерес к проблемам воздействия экономических и политических, объективных и субъективных факторов на крестьянское хозяйство при осуществлении впервые в мире мероприятий новой экономической политики обнаруживался не на родине нэпа, а в других странах, где российский исторический опыт пригодился и был использован с большим толком.

В первые годы осуществления новой экономической политики законодательные и административные структуры советской власти более или менее последовательно придерживались основных принципов этой политики, одним из которых являлось использование прежде всего рыночных механизмов в хозяйственных взаимоотношениях между городом и деревней. Нэп создавал материальный стимул для мелкого крестьянского хозяйства как хозяйства мелкотоварного и тем самым восстанавливал в стране товарное производство и обращение. Заметно увеличилась трудовая активность широких крестьянских масс. В короткие сроки были преодолены последствия хозяйственной разрухи и голода 1921 г. Уже в 1925 г. сельское хозяйство по многим показателям достигло довоенного уровня, а в дальнейшем и превысило его. Одновременно восстанавливалась и промышленность.

Налоговая политика партии в этот период характеризуется постоянным поиском действенного компромисса между тем, что в руководящих кругах считалось верностью коммунистическим принципам (экономическое подавление зажиточных и эксплуататорских элементов деревни), и социально-экономическими ожиданиями большинства крестьянства. В целом эта политика работала, обеспечивая основные интересы государства в самом крупном секторе советской экономикисельском хозяйстве. Одним из результатов ее осуществления стали заметные сдвиги как в хозяйственном состоянии деревни, так и в социальном составе ее жителей. Нэповская деревня осереднячивалась, более широкие слои ее получали реальный доступ к участию в сельскохозяйственной кооперации.

Рыночные механизмы сыграли значительную роль в налаживании хозяйственных связей между крестьянской деревней и нэповским городом. Наличие на хлебном рынке относительно равноправного частного, кооперативного и государственного заготовителей определяло крестьянскую заинтересованность в своем труде, поскольку был реальный выбор в поисках выгоды при реализации своей продукции. Однако рынок играл далеко не одинаковую роль при восстановлении экономического потенциала городской промышленности и сельского хозяйства. Централизованное административное начало продолжало присутствовать очень мощно в управлении промышленностью. И распространение этого начала со временем на ценовую политику в целях перераспределения средств в советском народном хозяйстве в пользу промышленности в ущерб сельскому хозяйству пагубно отразилось на состоянии рыночных механизмов нэпа в дереве. Противоречия рыночно-административного взаимодействия двух макроукладов советской экономики — крестьянского сельского хозяйства и городской промышленности — на первом этапе нэпа выступали действенным стимулом восстановления производительных сил как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. С переходом от задач восстановительных к задачам по определению темпов и приоритетов дальнейшего развития народного хозяйства страны означенные противоречия жестко потребовали своего разрешения. Тем или иным способом.

Очень многое зависело от того, какая группировка возобладает в советском руководстве, а следовательно, каким из потенциально возможных способов будут разрешаться скрутившиеся в тугой узел противоречия между рыночным и командным началами в социально-экономическом развитии страны. Инерция командования в экономике и красногвардейской атаки на капитал была живуча в верхних эшелонах партийно-государственного руководства в течение всего периода, предшествовавшего декабрю 1927 г., когда на XV съезде ВКП (б) было сказано много правильных слов в пользу экономических методов руководства народным хозяйством и практически сразу последовали слабо согласующиеся с этими словами дела. Слова были маневром группировки Сталина, поскольку было достаточно авторитетных людей в партии, которые были готовы отстаивать развитие политического курса на нэповских принципах. Другой маневр был предпринят в июле 1928 г. Но практика решительной подмены рыночных основ развития крестьянского сельского хозяйства администрированием и командованием неуклонно и стремительно набирала обороты.

Ко времени XV съезда партии, который мы вслед за большинством исследователей считаем переломным моментом в истории России нэповской, энергия ожидания какого-то разрешения означенной глубоко противоречивой ситуации в социально-экономическом развитии страны была характерна и для административно-хозяйственного аппарата среднего и нижнего звена. В рядах партийцев в частности в результате специальных призывов в ВКП (б) появилось много, что называется, рабочих от станка и крестьян от сохи, которым проще и привычнее было получать четкие установки и команды сверху, нежели разбираться в хитросплетениях экономических дискуссий.

В среде крестьянского населения назревал свой комплекс противоречий, ищущих скорейшего разрешения. Ясно, что зажиточная часть крестьянства не могла быть в восторге от налогового гнета и административного давления второй половины 20-х годов. Но приходилось терпеть, так как прежние размах и единство антиправительственных выступлений деревни теперь были явно невозможны. Советская власть была крепка и с каждым днем становилось все сильнее и сплоченнее. Сказывались и мощные антикулацкие пропагандистские кампании власти, которые нарушали солидарность деревни — многие слои сельского населения по известным причинам склонны были относиться к с пониманием к официальной позиции. Сказывалось и то, что в официальной пропаганде смутно, но неизменно присутствовали представления о скором наступлении социализма. Эти представления у разных групп крестьян могли во многом различаться. Но было и нечто общее, характерное для крестьянского менталитета в целом. Отсюда и большое разнообразие и уловимое сходство реакций на усиление репрессий в деревне в письмах крестьян и их выступлениях на различного рода собраниях. Мы сочли совершенно необходимым привлечь в данной работе к анализу эти крестьянские документы.

Крестьян, как и другие слои советского населения, не могли не волновать связанные с нэпом безработица, экономическая нестабильность, социальная несправедливость. При этом один из мотивов официальной пропаганды связывал надежды на скорое и более справедливое будущее с колхозами. И часто сами представители высшего руководства (не говоря о деревенских жителях) имели самое неопределенное понятие о том, что же это за крупные социалистические сельскохозяйственные предприятия будущего. Знай крестьяне заранее, чем обернется резкий отход сталинского руководства от осуществления нэповских принципов в деревне, — вместо смутных надежд они уже тогда, в 1927;1928 гг. явили бы тот уровень единства и сплоченности, который обнаружился зимой-весной 1930 г., отразив крестьянское возмущение коллективизацией. Но в том-то все и дело, что даже и в 1929 году ни крестьяне, ни администраторы всех уровней, включая и высшее руководство, не могли и представить, чем на практике окажется коллективизация по Сталину. Поэтому ряды сопротивляющихся резкому отказу от рыночных принципов были разрознены, позиции их — противоречивы и непоследовательны.

Изучив большой фактический материал, который содержится в специальных исследованиях, опубликованных и неопубликованных архивных документах, мы приходим к выводу о том, что в основе ликвидации рыночных механизмов нэпа в российской деревне в 1927;1929 годах было сложное взаимодействие целого ряда существенных факторов. Мы не можем вполне согласиться с теми исследователями, которые пишет о наличии какого-то решающего, определяющего фактора в этой связи. В последнее время часто таковым полагают личность Сталина и его неуемное стремление к абсолютной власти в стране. Безусловно, учет этого момента очень важен, тем более что общинно организованное крестьянство составляло серьезное препятствие для любого честолюбивого лидера, мешая осуществлять всю полноту власти в стране через советы и другие формальные административные структуры. Однако мы полагаем, что другие факторы отказа от принципов нэпа в деревне были не менее важны.

Какие это факторы? Помимо борьбы в большевистском руководстве за лидерство, в которой Сталин возглавил лагерь противников тех, кто выступал за наиболее последовательную реализацию нэпа, необходимо также принимать во внимание следующее. В деревне шли процессы социальной дифференциации, что создавало новую социально-экономическую ситуацию в сельском хозяйстве.

К середине 20-х годов исчерпали себя высокие темпы развития народного хозяйства, характерные вообще для любого восстановительного периода, и дальнейший экономический рост на основе товарообмена между городом и деревней должен был быть более скромным, хотя и пропорциональным. Обеспечение неэкономическими, административными быстрого развития одних сфер народного хозяйства за счет других было тогда одним из потенциально возможных путей вперед.

Угроза войны против СССР реально существовала — другое дело, что гипертрофия этой угрозы в партийной пропаганде в расчете на получение дополнительной продукции от крестьян имела обратный результат.

Наконец, очень многие и в партии, и в деревне были недовольны какими-то побочными эффектами нэпа. Ожидание решительных перемен, очень свойственное российскому менталитету, обладало большой потенциальной энергией. Политического лидера, способного красиво и убедительно пообещать и четко указать, что сейчас необходимо для этого делать, ждали — не все, конечно, но действительно многие (в том числе и в деревне!).

В результате хлебозаготовительной кампании 1929 года, для южных районов страны еще более жестокой, нежели продразверстка времен гражданской войны и интервенции, ситуация в сельском хозяйстве страны представлялась тупиковой. Товарообмен города и деревни резко сократился, внутренний сельский рынок развалился. Властям рассчитывать на то, что через год удастся повторить такой же нажим на разгромленную и разоренную зажиточную верхушку села, не приходилось. Средний слой крестьянства, за счет которого была получена основная часть выжатого из деревни хлеба, терял стимул к расширению хозяйства. Батрацко-бедняцкая часть также теряла источники своего существования. В целом насильственный слом сверху основополагающих основ нэпа в деревне лишал перспективы индивидуальное крестьянское хозяйство как товарное и рыночное, подрывал основы деятельности с/х кооперации. В этой обстановке, усиленной мощным давлением административно-репрессивного аппарата власти, агитация за вступление в колхозы выглядела для многих крестьянских семей как единственный реальный выход.

В своей работе мы стремились показать, какое большое значение имело это ожидание для предстоящего поворота в политике и отказа от нэпа в конце 20-х годов. Вопрос же о характере взаимодействия означенных факторов, об иерархии предпосылок и факторов ликвидации нэпа в деревне — предмет дальнейшего и очень скрупулезного исследования.