Концепция исторического развития в наследии русских и европейских основателей цивилизационного подхода

Отсутствие единства мироощущеиия — одно из основных качеств современности. Религия, государство, культура — все это воспринимается в отрыве друг от друга, доводится до абсурда возвеличивания атомизированных частей бытия: идеал свободы превращается во вседозволенность, эстетика — в искусство ради искусства, национальное чувство — в интересы «крови», экономика — в смысл человеческого существования, техтптка — в угрозу самому бытию. Одновременно попытка уйти от раздробленности сознания обращается в другую крайность — смешение религий, государств, языков и культур: мир превращается в глобальное, экуменическое сообщество стандартизированных личностей, поначалу мечущихся между двумя этими крайностями, но теперь, все чаще, успокаивающихся на своем упрощенном и обесцвеченном идеале.

Но ведь когда-то было по-иному. Нет, ттигде в истории не существовало идеальных исторических образований, государств поголовного счастья и справедливости — это утопия. Но, при этом, в истории были другие идеалы, на которых выросли великие цивилизации прошлого, включая исторические типы России и Европы. Эти идеалы и конкретно-исторические пути их осуществления принципиально отличны от современных, и объединяются единым словом «традиция».

В русской истории о традиции можно говорить под самыми разными углами зрения — можно посмотреть па нее через призму богословской мысли, можно посредством государственной и династической истории, возможно и посредством великой русской культуры. Но, почти ни один взгляд не даст той золотой середины, которая совмещала бы в себе интегративное качество и чуткое чувство собственной самобытности. Тот метод, который с XX века принято именовать «цивилизационным подходом» — один из немногих, который дает наблюдателю одновременно и универсальный ключ к истории, и понимание ценности того исторического организма, к которому он принадлежит.

Для того, чтобы вернуться к истокам цивилизационного подхода нужно вскрыть множественные пласты научного знания, истории России и мира в целом. А поможет в этом обращение к фундаментальному наследию четырех достопамятных личностей — основателей цивилизациотшого подхода. Это русские мыслители — Константин Николаевич Леонтьев (1831−1891) и Николай Яковлевич Данилевский (1822 — 1885), и европейцы — немец Освальд Арнольд Шпенглер (1880 — 1936) и англичанин Арнольд Джозеф Тойнби (1889−1975).

На начало 1990;х годов XX века в России пришелся всплеск интереса к цивилизационнному подходу. Развернувшиеся дискуссии и попытки определения самого термина «цивилизация», привели к появлению многочисленных работ, посвященных сравнению цивилизационного, и доселе общепринятого формационного подходов. В итоге появилось значительное число диссертаций, монографий и статей, изучающих, разрабатывающих теорию цивилизационного подхода к историческому процессу, и на практике применяющих ее. Издан ряд работ, посвященных как описанию различных тенденций внутри цивилизационного подхода, так и выявлению его места среди других научных направлений.

Однако, нельзя не заметить, что трактовка понятия «цивилизационный подход» весьма широка. В современной историографии в представителей цивилизационного подхода вдруг «превратились» хорошо знакомые авторы (В.О. Ключевский, Е. Л. Чаадаев и Н.Г.Чернышевский), доселе не относимые к данному направлению И напротив, те, кто действительно относится к этому направлению (как, например, Н.Я. Данилевский), зачастую не соотносятся с понятием «цивилизационный подход» 2.

Все это побуждает к тому, чтобы остановится на вопросе: по какому признаку можно объединять разных мыслителей в одно направление. Для этого как нельзя лучше подходит следующее суждение Н. Я. Данилевского: «Под естественным делением, или естественной системою, разумеется такая группировка предметов или явлений, при которой принимаются во внимание все их признаки. Напротив того, искусственная система довольствуется одним каким-либо или немногими признаками, почему-нибудь резко заметными,.

1 См., например: Рудницкая, Е. Л. Чаадаев и Н. Г. Чернышевский: цивилизационное видение России. // Вопросы истории. М., 2003. № 8. С. 37−55- Щербань Н. В. Цивилизованный подход к истории в трудах В. О. Ключевского. // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 116−119.

2 Например, Н. Я. Данилевский. Вот одно из упоминаний в связи с цивилизационным подходом: Карнишина Н. Г. Данилевский Н.Я. как один из основоположников цивилизационного подхода в изучении исторического процесса. // Цивилизационные и формационные подходы к изучению отечественной истории: теория и методология (Конкретно-исторические проблемы). Вып.2. М., 1996. или немногими признаками, почему-нибудь резко заметными, хотя бы и вовсе несущественными" 3. Это различение естественной и искусственной систематизации очень важно для методологии любого исследователя, задавшегося целью группировки научных подходов. Против классификации по признаку внешней схожести также предостерегал и О. Шпенглер, который писал: «Поймем же, наконец, что тайна исторической формы лежит не на поверхности,. есть явления, обладающие обманчивым внешним сходством, но внутренне ничем друг другу не родственные» 4.

К сожалению, можно констатировать, что многие исследователи создают именно искусственные классификации, основанные на одном — двух признаках. Приведем два почти хрестоматийных примера: это так называемые «циклизм» и «оргашщизм». Автор диссертационного исследования ничего не имеет против как этих научных направлений, так и против разрабатывающих их авторов. Дело в другом — локальные, остановившиеся на ряде внешних признаков классификации, будучи представлены как самостоятельные, и чуть ли не самодостаточные, приводят к включению в одни и те же списки представителей таких мировоззрений, которые априори несовместимы друг с другом. Мало того, именно на основе этих классификаций 5 чаще всего группируются все те мыслители и ученые, которые могут быть причислены к цивштизационнному подходу.

Некоторые исследователи буквально «заставляют» представителей самых разных цивилизаций, традиций и взглядов быть «предшественниками» и «родоначальниками» цивштизациотпюго подхода. Основанием служит такой тривиальный признак, что они упоминают в своих трудах о некой системе исторического развития, отдаленно напоминающей схему «рождение — расцвет — распад». Это признак «циклизма», и наиболее часто в этой связи называются Аристотель, Полибий, Ибн Хальдун, Ж. — Б. Вико, Н. Маккиавелли, Т. Кампанелла, Ж.-Б. Фурье, И. Г. Гердер и Г. Рюкерт 6. Согласно этому признаку, количество.

3 Данилевский Н. Я. Россия и Европа. С. 60.

4 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 79.

5 Да еще на основе так называемого направления «локальных цивилизаций», которое часто идентифицируется с самим цивилизационным подходом.

6 Например: Михеев В. М. Философия истории Н. Я. Данилевского. Автореф.. дис. канд. филос. наук. М., 1994. предшественников" О. Шпенглера таково, что в его «Закате Европы» «не должно было остаться ни одной девственной страницы» Вот как отвечал на подобные выпады сам Шпенглер (из письма издателю О. Беку): «Мне пришлось на этот лад познакомиться с более чем пятьюдесятью предшественниками. Число их тем временем должно было перевалить далеко за сотню. Если бы мне вздумалось прочитать хоть половину этого, я ещё и сегодня не подошёл бы к концу» Однако, чего нельзя найти в работах этих зачастую весьма достойных авторов, так это совокупности признаков цивилизационного подхода, присущей естественной системе классификации.

Много представителей «цивилизационного подхода», и одновременно -«циклистов» и в русской мысли. Здесь либералы А. Н. Радищев и Т. Н. Грановский оказываются идейными учителями монархистов К. Н. Леонтьева и Н. Я. Данилевского. Вроде бы абсурдное утверждение, однако, именно их имена приводятся в связи с деятельностью основателя цивилизационного подхода, по той простой причине, что все трое были сторонниками «возрастной» концепции истории (нация проходит «фазы, аналогичные жизни отдельного человека»)9.

В последнем примере налицо совмещение «циклизма» и «органицизма», то есть такого представления об исторической реальности, которое подразумевает весьма широкий спектр исследовательских методов — от простого уподобления цивилизации и организма, до пантеистического представления о цивилизации как живом организме. Здесь в предшественники О. Шпенглера записываются Гераклит, Г. Лейбниц, В. Дильтей, Г. Зиммель, А. Бергсон, Ф. Теннис, В. Зомбарт, А. Гумбольдт и многие другие. В русской мысли в этой связи обычно называют профессора СанктПетербургской Медико-хирургической академии Д. М. Велланского (1774−1847), а также солидное число людей, взгляды которых диаметрально противоположны друг другу (зато содержат «органические» элементы). Например, К. С. Аксаков, Ф. М. Достоевский, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков и Ф. И. Тютчев «соседствуют» с М. В. Буташевичем.

7 Свасьян К. А. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу. // Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С. 16.

8 Feiken D. Oswald Spengler. Konservativer Denker swischen Kaiserreich und Diktatur. Muenchen, 1988. S. 60.

9 См.: Галактионов A.A. Органическая теория как методология социологической концепции Н. Я. Данилевского. // Данилевский Н. Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995.

Петрашевским, Н. А. Добролюбовым, К. Д. Кавелиным, князем П. А. Кропоткиным и П. Н. Милюковым.

Исходя из представления о том, что подобные односторонние классификации непродуктивны для исторического исследования, автор диссертационного исследования прибегает к естественной системе, которая позволяет говорить о существовании не более и не менее как четырех основателей цивилизацион-ного подхода в России и Европе. Это К. Н. Леонтьев, Н. Я. Данилевский, О. А. Шпенглер и А. Д. Тойнби. Какую бы работу, автор которой действительно пытается разобраться в том, «откуда есть пошел» цивилизационный подход, мы не открыли, везде встретим примерно такую фразу: «К. Н. Леонтьев, Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби и другие» 10. При этом, расшифровать, кто такие «другие» (при периодичеких упоминаниях А. Вебера, Ф. Нортропа, П. Сорокина, С. Хантингтона, В. Шубарта, и т. п.) практически невозможно, -эта загадочная фраза оказывается просто корректностью.

Мыслителем, не только открывшим, но и последовательно обосновавшим существование отдельных исторических типов был Н. Я. Данилевский, пришедший к этому на полвека раньше О. Шпенглера и А. Тойнби. Его имя, несмотря на значительный интерес исследователей к его наследию, тем не менее, пока не может быть названо общепризнанным в качестве принадлежащего основателю цивилизациоиного подхода. Подобное положение вещей предвидел Ф. М. Достоевский, который в 1869 году писал, что «Россия и Европа» Данилевского — это «будущая настольная книга всех русских» п, и К. Н. Бестужев-Рюмин, убежденный в том, что это «одна из тех книг, значение и смысл которых уясняется временем (выделено нами — М. Е.-Л.)», так как ци-вилизационнному подходу «суждено, вероятно, занять преобладающее место в философии истории» и. Книга Данилевского «Россия и Европа», как это давно поняли некоторые представители западной историографии (и совсем недавноотечественной), действительно явилась новым словом в исторической науке, в.

10 См., например: Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001. С. 90- Николай Данилевский. 175 лет. Материалы IV областных историко-философских чтений. Липецк, 1998. С. 36. В ходе нашего исследования мы коснемся работ Вальтера Шубарта и Самюэля Хантингтона более подробно.

11 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 тт. Т. XXIX. Кн. 1. Л., 1986. С. 30.

12 Бестужев — Рюмин К. Н. Николай Яковлевич Данилевский. Известия СПб-ко го Славянского благотворительного общества. 1885. № 10. С. 458. том числе в методологии истории 13. Как признал хорошо знавший Шпенглера В. Шубарт, Данилевский на полвека предвосхитил «Закат Европы» немецкого мыслителя 14.

Обращаясь к наследию младшего совреметтика Данилевского — Константина Леонтьева, все большее число исследователей приходит к выводу, что оно характеризуются весьма интересными чертами. Во-первых, выясняется, что Леонтьев состоялся как систематик, методолог и историк 15, неоднократно демонстрировавший «знание логики и приемов ведения дискуссии» 16. Так в полемике с П. Е. Астафьевым, несмотря на оскорбительный тон своего оппонента, он блестяще продемонстрировал действие собственного правила: «когда хочешь возражать кому-нибудь, то надо или опровергнуть самую терминологию противника, или, приняв эту терминологию, доказать ему, что он из собственных оснований своих выводит неправильное заключение» 17. Это — интеллектуальное кредо Леонтьева: несмотря на то, что его весьма значительное по объему наследие не дает нам труда, обобщающего мировоззрение мыслителя, современный добросовестный исследователь, при сопоставлении разных работ, неизменно приходит к заключению о строгой систематичности его мышления. В этой связи, не удивительны восторжешше определения, данные Леонтьеву как некоторыми его современниками (Л. Н. Толстой: «Леонтьев стоял головой выше всех русских философов» 18- П. Б. Струве: «самый острый ум, рожденный русской культурой в XIX веке» 19), так и современными исследователями (итальянский историк Э. Гаспарипи включил его имя в число семи самых выдающихся русских мыслителей и писателей, поставив наравне с A.C. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым, Н. В. Гоголем, Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым и А. П. Чеховым, а священник Александр Шумский уверен в том, что «рыцар

13 Балуев Б. П. Споры о судьбах России. С. 70.

14 Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 247.

15 Володихин Д. М. «Высокомерный странник». Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000. С. 102, 171.

16 Андронов 10. В., Мячин А. Г., Ширинянц А. А. Русская социально — политическая мысль XIXнач. XX века. К. H. Леонтьев. М&bdquo- 2000. С. 43.

17 Леонтьев К. H. Кто правее? // ВРС. С. 641.

18 Маковицкий Д. П. Яснополянские записки. // Литературное наследство. Т. 90: В 4 кн. У Толстого (19 041 910). Кн. 1 (1904;1905). М., 1979. С. 352.

19 Струве П. Б. Константин Леонтьев. //K.IT. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 181.

20 См.: Gasparini Е. Scrittori russi: Puchkin, Lermontov, Gogol, Dostoevski, Tolstoj, Chechov, Leontiev. Padova, MarsUia, 1966. Именно эта по сию пору парадоксальная для русского сознания характеристика подвигла А. А. екая фигура" Леонтьева, вместе с Ф. М. Достоевским, «возглавляет иерархию русских мыслителей» 21).

Эти оценки кажутся несколько преувеличенными, пока не изучишь наследие Леонтьева: выясняется, что «„гипотеза триединого процесса“ и многие другие фштософско-политические идеи складывались у Леонтьева в 60-е годы XIX в. параллельно концепции Данилевского и независимо от нее», и что в его работе «С Дуная» содержатся наброски того цивштизационного подхода, который значительной части современной историографии представляется чуть ли не как заимствованный из «России и Европы» Данилевского 22.

Таким образом, можно говорить, по крайней мере, о двух равновеликих «отцах-основателях» цивштизационного подхода в русской науке, пришедших к своим идеям на полвека раньше Шпенглера и Тойнби. Конечно же, наличествуют сложные взаимные влияния разных мыслителей на формирование взглядов друг друга, — это верно и в отношении действия взглядов таких славянофилов как А. С. Хомяков и А. С. Аксаков на мировоззрение Леонтьева и Данилевского. Но целокупность их наследия несравнима ни с одним из славянофилов: по совокупности взглядов (что, конечно, не означает — тождественности), рядом с Леонтьевым и Данилевским поставить некого: не только в истории России до XIX века включительно (отсутствие предшественников и соработников), но и в современной русской мысли (отсутствие содержательно-схожих равновеликих последователей). Как подчеркивает современный исследователь, Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев занимают «отдельное положение» «прежде всего благодаря высокой степени методологической универсальности выдвинутых ими теорий культурно-исторических типов и этапов развития» 23. Именно об этом, в поэтической форме писал О. Мандельштам, говоря, что Леонтьев «более других был склонен орудовать глыбами времени. Он чувствует столетия, как погоду, и покрикивает на них» 24.

Королькова начать изучение наследия Леонтьева и написать одну из замечательных книг о Леонтьеве (см.: Корольков А. А. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991).

21 Александр Шумский, священник. Предел против беспредела. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 190.

22 Хатунцев С. В. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в 50-е — начале 70-х гг. XIX века: Дис. канд. ист. наук. Воронеж, 2004. С. 29, 42, 45.

23 Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001. С. 212, 218.

24 Мандельштам О. Собрание сочинений. Т. 2. М., 1966. С. 140, 145.

Точно такими же сколь универсальными, столь и неповторимыми мыслителями стали два представителя европейской цивилизации — Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби.

Что касается английского историка, то его наследие зачатую противопоставляется исследователями по отношению к трем другим основателям цивили-зационного подхода: во-первых, это является следствием политических взглядов Тойнби, и во-вторых, — результатом того, что наследие этого мыслителя наиболее приближено к современному пониманию образа ученого. Оба признака не дают совокупной характеристики его наследия, и потому представляются бесперспективными. Заслуга Тойнби, относительно развития содержания цивилизациотшого подхода, заключалась в том, что на значительно более богатом историческом материале он подтвердил перечень цивилизаций, составленный Данилевским и Шпенглером, а при анализе исторического развития, обобщив историю всех известных цивилизаций, подробно обосновал теорию развития своих предшественников, в первую очередь Леонтьева26.

Весьма интересным является вопрос о знакомстве с наследием русских предшественников Освальда Шпенглера. На «поразительный параллелизм» идей Даиилевского и Шпенглера сразу же после выхода в свет «Заката Европы» обратили внимание многие. Первый том фундаментального труда Шпенглера вышел в 1918 году, а уже в 1920 г. был издан сокращенный перевод «России и Европы» Даиилевского на немецкий язык: «и российская и западная критика сразу же заметили поразительное сходство этих двух книг» 2Х. Подобные характеристики продолжают с завидной регулярностью появляться в историографии, и это понятно, ведь «мировоззреште Данилевского настолько близко основным идеям Шпенглера, что так и хочется предположить знакомство Шпенглера с книгой Данилевского» 29.

Но еще более поразительное сродство обнаруживается при методичном сравнении идей Шпенглера с идеями Леонтьева: необходимо констатировать.

25 Леонтьев был согласен со списком Николая Яковлевич, добавив к нему Византию.

26 Учитывая при этом, что он, видимо, не был знаком с его наследием.

27 Захаров А. А. Циклические теории всемирно-исторического процесса в русской исторической литературе XIX века. Автореф дис.. канд. ист. наук. Томск, 1987. С. 16.

28 Репников A.B. Консервативная концепция российской государстветпгости. М., 1999. С. 42.

29 Афанасьев В. В. Философия политики О. Шпенглера. М., 1999. С. 13. удивительную перекличку идей, взглядов, стиля и даже отдельных фраз. Это касается анализа мыслителями традиционных явлений исторического развития. Назовем лишь самые важные. Их единит представление о корпусе цивилизаций, когда-либо существовавших в историито явление, которое крупнейший исследователь мировоззрения индоевропейских народов Ж. Дюмезиль назвал «трехфункциональностыо» 30 (то есть методологическая сводимость как состава цивилизации, так и сословного деления общества к трем функциям: религиозной, государственной и культурной) — оценка роли религии, монархии, сословий (в первую очередь знати), представления о национальном вопросе, о войне, эстетике и искусстве, науке. Далее, и русский и немецкий мыслители оперируют представлением о трехстадиальности исторического развития самостоятельных цивилизаций: по справедливому мнению С. Аверинцева, данное Шпенглером «описание распада социальной формы поразительно родственно некоторым пассажам К. Леонтьева» (тем более рельефное, что те же 1000−1200 лет которые насчитывал в качестве максимального возраста цивилизации Леонтьев, появляются и в «Закате Европы»). «Любопытное совпадение» — подытоживал исследователь 31.

Также и автор посвященной Шпенглеру монографии В. В. Афанасьев, пишет, что вслед за Данилевским, «другим известным российским предшественником» немецкого мыслителя можно назвать К. Н. Леонтьева, — здесь «совпадения и сходство формулировок со Шпенглером еще большее» чем с Данилевским. Учитывая определенную языковую и терминологическую сложность понимания идей О. Шпенглера, Афанасьев делает вывод, что для того, «чтобы полнее понять Шпенглера, следует ознакомиться с точкой зрения Леонтьева, стиль которого отличается большей отточенностью и меткостью формулиро.

32 вок" .

Схожи и оценки, данные двумя мыслителями нетрадиционным явлениям цивилизационной жизни — либерализму, племенизму33 социализму, глобализму.

30 См: Dumezil G. Mythe et epopee I., II., III. P., 1995; Dumezil G. L. Ideologic tripartite des Indo-Europeens. Bruxelles, 1958 и др.

31 Аверинцев С. «Морфология культуры» О Шпенглера. // Вопросы литературы. 1968. № 1. С. 150.

32 Афанасьев В. В. Философия политики О. Шпенглера. М., 1999. С. 15, 16, 17.

33 Термин введен нами — на основе понятия Леонтьева «племенная пол! гтика», и подразумевает совокупность таких антинациональных явлений как нацизм, фашизм, расизм, сепаратизм и т. п. См.: Емельянов-Лукьянчиков.

Таким образом, актуальность настоящего исследования является следствием очевидной необходимости сравнительного изучения взглядов основателей цивилизационного подхода на исторический процесс, — посредством системного анализа и, одновременно, синтеза основных положений их наследия.

Состояние научной разработки темы исследования. Дальнейший обзор историографии цивилизационного подхода будет проводится нами в направлении выявления работ, посвященных наследию К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, и их сравнительному изучению. В первую очередь это труды, исследующие теоретические и конкретно-исторические (по отношению к истории России и Европы) взгляды основателей цивилизационного подхода.

Для того, чтобы более-менее полно обозреть историографию понадобится неограниченное место: представление о значительности ее объема, доставляют следующие свидетельства. Так, если в 2000 году один из известных исследователей леонтьевского наследия писал, что «в последние пять-десять лет о Константине Николаевиче написано чрезвычайно много» 34, то уже в 2004 году, другой исследователь констатировал, что на данном этапе «леонтьевская историография чрезвычайно обширна, можно сказать необозрима». Эта «необозримость» представлена многими сотнями статей, монографий и диссертаций. Точно так же и исследовательница, специально посвятившая диссертационное исследование обзору отечественной тойнбианы, признает, что «объем литературы о Тойнби значителен и описательная методика историографического исследования, заключающаяся в перечислении многочисленных высказываний / историков о Тойнби, едва ли применима и оправдана». Несколько менее значительно количество работ, посвященных Данилевскому и Шпенглеру.

Поэтому исходя из того, что главное — не количество, а качество, вслед за уже освещенными вопросами, дадим основные и главные, на наш взгляд, черты.

М.А. Концепция «племенизма» К. Н. Леонтьева в цивилизационной историософии 19−20 веков. // Вопросы истории. 2004. № 9. С. 120−132.

34 Володихин Д. М. «Высокомерный странник». Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000. С. 3.

35 Хатунцев С. В. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в 50-е — начале 70-х гг. XIX века: Дис. канд. ист. наук. Воронеж, 2004. С. 5, 10.

36 Воробьева О. В. Учение Арнольда Тойнби о цивилизациях в трактовках отечественной историографии. Ав-тореф.. канд. ист. наук. Липецк, 1999. развития историографии, касающейся темы нашего исследования. Прежде чем перейти к рассмотрению, укажем тта ряд работ, в том числе специально-историографических, из которых можно почерпнуть более развернутые данные по историографии цивилизационного подхода, посвященной Леонтьеву 37, Данилевскому 38, Шпенглеру39 и Тойнби40. Авторы данных работ исходили га собственных задач, поэтому хотя некоторые из них и были полезны в нашем исследовании, но все же, они предоставляют лишь фрагментарную информацию по историографии цивилизационного подхода (это в первую очередь касается не объема изученной исследователями литературы, а подхода к ее анализу).

Вся русская и европейская историография темы закономерным образом делится на четыре периода, вехами для определения которых являются события исторического развития России и Европы Х1Х-ХХ1 веков. Так, первый период начавшись в конце 1860-х — 1870-е годы (с первыми откликами на фундаментальные труды Данилевского и Леонтьева), заканчивается в связи с революционными событиями 1917 года в России и Германии. Второй период охватывает.

37Андронов Ю. В., Мячин А. Г., Ширинянц А. А. Русская социальнополитическая мысль ХГХнач. XX века. К. Н. Леонтьев. М., 2000. С. 12 — 22- Беленький И. Л. Консерватизм в России XVIII — начала XX в. (Библиографический обзор отечественных исследований и публикаций второй половины XX в.). // Россия и современный мир. 2001. № 4- 2002. № 1- 2002. № 2- 2002. № 3- К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 621−651 (до 1972 годапосле: С. 677 — 681.) — Козырев А. П. Константин Леонтьев в «зеркалах» наследников. // K.H. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 417−435- Мячин А. Г. Социально-политические взгляды К. Н. Леонтьева: Дисс.. канд. полит, наук. М., 1998. С. 24−68- Репников А. В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999. С. 8−31- Русская политическая мысль второй половины XIX в: Сб. обзоров ИНИОН. / Отв. ред. Разумович H.H. / Сост., ред. и отв. за выпуск Пивоваров 10.С. М., 1989; Салмин А. М. Политическая историософия К. Леонтьева. // Русская политическая мысль второй половины XJLX века. Сб. обзоров ИШ10Н. М., 1989; Хатунцев С. В. Ук. соч. С. 5−40- Чернавский М. 10. Религиозно-философские основы консерватизма К. Н. Леонтьева: Дисс.. канд. филос. наук. М., 2000. С. 4−12- Чернавский M. FO. Философские идеи К. Н. Леонтьева в контексте мировой и отечественной консервативной мысли. // IV межвузовская научная конферепеция «Человек. Общество. Закон». Люберцы. 2002.

38 Дубина В. Судьба идей Н. Я. Данилевского в отечественной и западной историографии. // Российско-американский симпозиум «Актуальные проблемы преподавания российской истории в университетах России и США» (Россия, Самара, 6−8 июня 1998 г.) Самара, 1998. С. 71−75- Пивоваров 10.С. Николай Данилевский: в русской культуре и в мировой науке. // Мир России. Т. 1. № 1. М, 1992; Репников A.B. Американские исследователи о Н. Я. Данилевском. // Россия и мир на пороге XXI века. Тезисы международной научной конференции. Часть 1. М., 1999; Русская политическая мысль второй половины XIX в: Сб. обзоров ШТИОП. / Отв. ред. Разумович H.H. / Сост., ред. и отв. за выпуск Пивоваров Ю. С. М., 1989.

39 Карулина Т. Б. Освальд Шпенглер и немецкая философия истории 20 — 30-х годов XX века. Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1993; Eckermann К. Oswald Spengler und die moderne Kulturkritik. Bonn, 1980; Merlio G. O. Spengler. Temoin de son temps. Stuttgart. 1982.

40 Воробьева, O.B. Парадоксы восприятия А. Тойнби в современной российской историографии // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып. 4 (специальный). М., 2001. С. 259−276- Воробьева О. В. Учение Арнольда Тойнби о цивилизациях в трактовках отечественной историографии. Автореф.. канд. ист. наук. Липецк, 1999; Хачатурян В. М. Проблема цивилизации в «Исследовании истории» А. Тойнби в оценке западной историографии. // Новая н новейшая история. 1991. № 1. С. 204−218- Шофман А. С. Сергеев Н. А. Критика концепции А. Тойнби в советской науке. //Критика буржуазных концепций всеобщей истории. Казань, 1976. С. 107−132- Morton S. F. Bibliography of Arnold J. Toynbee with a Foreword by Veronica M. Toynbee. Oxford University Press, 1980. время с 1917 по 1945 годы, которое, при всем отличии советского политического режима и реалий Третьего Рейха характеризуется схожими явлениями в историографии. Затем, Вторая Мировая война пролагает границу между вторым периодом и третьим, который оканчивается в 1991 году — вместе с Холодной войной. Наконец, современный период продолжается с 1991 года по настоящее время. Подобная периодизация вызвана тем, что основные тенденции развития русской и европейской историографии неотделимы от геополитических событий рассматриваемой эпохи.

При жизни о Леонтьеве писали мало, а то, что писали, представляет собой набор фрагментарных, в основном критических заметок о его работах, посвященных развитию традиции, и охранению ее от модных идеологических заблуждений, а также о литературных произведениях Леонтьева 41. В качестве примера можно привести уже упоминавшиеся работы П. Е. Астафьева, дискуссия которого с Леонтьевым, с одной стороны, представляет интерес, как более — менее целенаправленная попытка диалога, но с другой стороны удручает совершенно превратным пониманием терминологии, аргументации и идеалов Леонтьева, связанных с национальным вопросом42.

Разница между 'прижизненной историографией, посвященной Леонтьеву и историографией 1891−1916 годов — в объеме. Содержательная составляющая изменилась не значительно.

С одной стороны, после его смерти все чаще звучат голоса о том, что Россия не узнала очередного гения, мало того, пророка. Это обуславливается тем, что прогностические достоинства леонтьевской историософии на фоне пред.

41 См., например: А-т. Заблуждение отшельника. // Новое время. 1891. 20 мартаА. С. Что такое старчество? // Церковный вестник. 1883.1- Аристов П. Леонтьев и его гадания. // Русское дело. 1888. 10 янв.- Астафьев П. Е. Смысл истории и идеалы прогресса, две публичные лекции. // Чтения Общества любителей духовного просвещения. 1885- Балканский Т. Славянство и К. Леонтьев. // Современные известия. 1885. 31 окт.- Киреев, А А. Народная политика как основа порядка. // Славянские известия. 1889. 28 и 29- Лесков Н. С. Золотой век. Утопия общественного переустройства. Картины жизни по программе Леонтьева. // Новости. 1883. 22−29 июняМиллер О. Церковь и византийство. // Киевская старина. 1884. XIРайский: Н. Г. Поэт-воин. // Гражданин. 1891. 332- Страхов Н. Н. О византизме и славянстве. // Русский мир. 1876. 137- Фуделъ И. И. К вопросу о «национальном». «Самообман и ошибки»: // Московские ведомости. 1890. 23 окт.

42 Ход дискуссии отражен в следующих работах: Леонтьев К. Н. Национальная политика как орудие всемирной революции. // Леонтьев К. Н. ВРС. С. 512−533- Астафьев П. Е. Национальное самосознание и общеловеческие задачи. // Русское обозрение. 1890. № 3- Леонтьев К. Н. Культурный идеал и племенная политика. // Леонтьев К. Н. ВРС. С. 600−625- Астафьев П. Е. Национальность и общечеловеческие задачи. М. 1890- Он же. Объяснение с г. Леонтьевым. // Московские ведомости. 1890. 29 нюняОн же. Смысл истории н идеалы прогресса. М., 1886- Леонтьев К. Н. Кто правее? // Леонтьев К. Н. ВРС. С. 625−677. сказанных им событий первой русской революции 1904;1907 годов сложно было не отметить, хотя и тогда раздаются скептические голоса 43. В спор о значении леоптьевского наследия включаются известные представители русской мысли: Белый А., Бердяев Н. А., Булгаков С. Н., Мережковский Д. С., Милюков П. Н., Поселянин Е., Розанов В. В. Соловьёв Вл. С., Страхов В. В. Тихомиров Л. А., Трубецкой С. Н., Флоренский П., Франк С. Л., священник Иосиф Фудель 44- интерес к личности и творчеству «русского гения» поддерживается целым рядом периодических изданий («Русское обозрение», «Русский вестник», «Московские ведомости», «Новое время»)43. Если большинство исследователей рассматривают его взгляды вцелом, (что тте значит — систематически, так как совокупное опубликованное наследие не было доступно критикам Леонтьева: оно стало библиографической редкостью), то появляются и отдельные работы, посвященные конкретным темам, интересовавшим Леонтьева, таким как христианство 46, «Восточный» и славянский вопросы «7. Возникает ряд простых и сердечных работ о личности Леонтьева, в основном принадлежащих перу людей хорошо его знавших (правда, лишь на позднем этапе его жизни). Это Ю. Н. Го.

43 Например: Аристов П. Леонтьев и его гадания. // Русское дело. 1888. 10 январяБурнакин А. Литературные заметки. Царьград и всеславянство. (Пророчества Константина Леонтьева). // Новое время. 1912. 2 ноября.

44 Бердяев II.А. К. Леонтьев — философ реакционной романтики. // Бердяев Н. А. Собрание сочинений. Т. 3: Типы религиозной мысли в России. Париж, 1989; Булгаков С. Н. Победитель — Побежденный. // К К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 376−392- Мережковский Д. С. Страшное дитя. //К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 241 249- Милюков П. Н. Разложение славянофильства: (Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев). // Милюков П. Н. Из истории русской интеллигенции. СПб, 1902; Поселянин Е. Леонтьев. Воспоминания. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1- Розанов В. В. Эстетическое понимание истории. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1- Соловьев B.C. Константин Леонтьев. // К. Леонтьев, наш современник. СПб., 1993; Тихомиров Л. А. Непризнанный пророк. // Московские ведомости. 1911. 30 июняТрубецкой С. Противоречия нашей культуры. // Вестник Европы. 1894. № 8. С. 510−526- Флоренский П. Столп и утверждение истины. Париж, 1989; Франк С. Л. Миросозерцание Константина Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1- Фудель И. Культурный идеал К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1.

45 Бурнакин А. Литературные заметки. К. Леонтьев. // Новое время. 1912. 20 июляИзмайлов А. Новые книги. Воскресшая память К. Н. Леонтьева. Убийственная биография. Мечта сослать Толстого в Сибирь. // Русское слово. 1911. 19 ноябряМлляев Н. Из воспоминаний о Константине Николаевиче Леонтьеве. // Русское обозрение. 1898. № 1- Некролог. // Новое время. 1891. 14 ноябряНиколаев Ю. [Говоруха-Отрок Ю.Н.]. Несколько слов по поводу кончины К. Н. Леонтьева. // Московские ведомости. 1891. 13 ноябряПамяти К. Н. Леонтьева. // Гражданин. 1891. № 317- Памяти К. Н. Леонтьева. Литературный сборник. СПб., 1911; Райский П. [Колышко И. И.]. Поэт-воин. // Гражданин. 1891. № 332.

46 Например: Агеев К. Христианство и его отношение к благоустроению земной жизни: Опыт критического изучения и богословской оценки раскрытого К. Н. Леонтьевым понимания христианства. Киев, 1909 (рецензия на эту диссертацию: [Тареев М. М.] // Богословский вестник. 1909. Сентябрь. С. 503−512) — Антоний (Храповицкий). Как относится служение общественному благу к заботе о спасении собственной души. // Вопросы философии и психологии. 1892. № 3. Вып. 12- Иосиф. [Литовкин И. Е.] Н. В. Гоголь, И. В. Киреевский, Ф. М. Достоевский и К. Леонтьев перед старцами Оптиной Пустыни. М., 1897- Лесков Н. С. Граф Л.Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи. // Новости и Биржевая газета. 1883. 1, 3 апреляМедведский К.П. Философ-христианин (Основы миросозерцания К.Н. Леонтьева). //Русский вестник. 1896. № 1, 3, 4.

47 Балканский Т. Славянство и Константин Леонтьев. // Современные известия. 1885. 31 октябряКозловский Л. Мечты о Царьграде: (Достоевский и К. Леонтьев). // Голос минувшего. 1915. № 2. С. 88−116- № 11. С. 44−74. воруха — Отрок, В. В. Розанов, священник Иосиф Фудель, Евгений Поселянин, Г. И. Замараев, Б. А. Грифцов, А. А. Александров и другие. Они же писали и об отдельных чертах мировоззрения Леонтьева48.

Одна из неотъемлемых черт историографии этого периода — характеристика духа Леонтьева как «духа больного, несчастного, в корне раздираемого внутренней дисгармонией» 49, а его наследия, как «неуравновешенного» 30, «полного противоречий и пугающих крайностей» 31. Все эти «крайности» и «дисгармонии» возникали в сознании его критиков в силу того, что современное им русское общество в значительной мере утратило последовательную соборность мысли и стойкость взглядов: ударяясь то в одно модное увлечение (политическое, научное и т. п.), то в другое, оно не понимало, как в уме Леонтьева на протяжении десятилетий совмещались одни и те же религиозные, государственные и культурные взгляды, сконцентрированные не на абсолютизации каких-либо вырванных из цивилизационного контекста ценностей, а на соборном осмыслении исторического развития. При этом, он никогда не принадлежал никаким партиям — ни «правым», ни «левым».

Другой основной признак критической историографии разбираемого периода, это переходящая из работы в работу мысль о противоречии леонтьевско-го наследия христианству. При сравнении собственного представления о христианстве с жизныо и творчеством Леонтьева, В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, С. Н. Трубецкой, Д. С. Мережковский, В. Бородаевский и Ф. Ф. Куклярский понимали коренное противоречие между ними, и в выборе между традиционным православным вероучением и его модными трактовками предпочитая последнее, буквально анафематствовали Леонтьева как представителя ортодоксальной религиозности. Как писал В. Бородаевский, иные даже «называют его врагом.

48 Александров А. А. Памяти К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 359−375- Говоруха — Отрок Ю. Н. Несколько слов по поводу кончины К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 15−20- Грифцов Б. А. Судьба К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 294−358- Замараев Г. И. Памяти К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 200−207- Иосиф Фудель, священник. Культурный идеал К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 160−180- Розанов В. В. Эстетическое понимание истории. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 27−122- Поселянин Е. Леонтьев. Воспоминания. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 181−199.

49 Франк С. Л. Миросозерцание Константина Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 235, 236.

50 Соловьев В. С. Памяти К. Н. Леонтьева. 1892 // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 21.

51 Бердяев Н.А. К. Леонтьев философ реакционной романтики. 1905. //Там же. С. 209, 234.

Христа и, возводя его на пьедестал, громогласно и торжественно предают анафеме".

Леонтьева искренне не понимали, — даже тогда, когда восхищались. Примером может служить следующее рассуждение А. Г. Закржевского: «для многих имя Леонтьева — звук пустой, а для некоторых — и того хуже (считают позорным самый этот звуктак поступают те, которые любят таблички с определенными надписями на лбу человеческом, им все равно до души этого человека, лишь бы значилась табличка, по ней и судят). И только очень и очень немногие — человек десять во всей России, не больше — знают, кто был Леонтьев не по табличке. И для этих немногих имя Леонтьева так же дорого, как имя Ницше, с которым у него много общего» Обосновывая элитарность Леонтьева, автор огорошивает читателя сравнением Леонтьева с Ницше. На это можно ответить словами одного из немногих современников русского ученого, все же разобравшихся в том предмете, о котором они судят: «Общество не знает К. Леонтьева. Так, например, неоднократно приходилось встречать в печати такое сближение: К. Леонтьев — русский Ницше. смиренному послушнику оптин-ских старцев, и не снилось, что когда-либо в нем найдут тождество с ярым антихристианином Ницше» 54.

Можно констатировать, что на данном этапе леонтьевской историографии, его наследие не столько изучалось, сколько додумывалось, и тем самым искажалось. Как это понял еще в 1911 году Б. В. Никольский, авторы посвященных ему работ, «цепляясь за слова, приписывали Леонтьеву то, чего у него не было и в помине, и по-детски (а иногда мошеннически) сочиняли своего собственного Леонтьева, склеивая в одно фантастическое целое его парадоксы, не умея понять (или стараясь не понять) мыслей, в них костюмированных» 55.

52 Бородаевский В. О религиозной правде Константина Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 253- см., также: Бердяев Н.А. К. Леонтьев философ реакционной романтики. К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 209, 234- Куклярский Ф. Ф. К. Леонтьев и Фр. Ницше как предатели человека. // K.H. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 273- Мережковский Д. С. Страшное дитя. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 241−249- Соловьев В. С. Памяти К. H. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 21- Трубецкой С. Н. Разочарованный славянофил. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 15.

53 Закржевский А. Г. Литературные впечатления. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 265.

54 Иосиф Фудель, протоиерей. Судьба К. Н. Леонтьева. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 250, 251.

55 Никольский Б. В. К характеристике К. II. Леонтьева. // Памяти К. Н. Леонтьева. 1891 г.: Литературный сборник. СПб., 1911. С. 373.

Это хорошо понимают и некоторые современные исследователи. Так, С. В. Хатуттцев пишет, что «дореволюционные работы о мыслителе были крайне эмоциональны и субъективны, практически ни одна из них. не носила научного характера» 56, а известный балкановед В. И. Косик, ознакомившись с отзывами Н. А. Бердяева о Леонтьеве, констатирует: «Все не так. Леонтьев здесь прочитан не верно» 57. Леонтьев и его современники жили в одно время, но в разных мирах, почти на разных континентах мировоззрения: «образ Леонтьева не укладывался в прокрустово ложе схем и четких формул» 58.

Если Леонтьев при жизни вызывал хоть какие-то отклики, то Данилевский, как историософ, был практически незамечен русским обществом. Как отмечает крупнейший специалист по изучению его наследия Б. П. Балуев, «лишь немногие из современников оценили книгу ["Россия и Европа"] по достоинству» 59.

Первоначально отклики на ее выход в 1869 году были минимальными и остро критическими: «прогрессивная» часть общества пыталась защитить Европу от критики Данилевского 60, причем такая позиция характеризовала как работы либералов, так и работы социалистов и анархистов (например, П. Н. Ткачева и близкого по духу «Дела» 61). Их единило и отсутствие какого-либо мнения по поводу теории культурно-исторических типов Данилевского: глубокий методологический уровень первой систематической 62 работы по обоснованию цивилизационного подхода оказался недоступен. Несколько более внимательно к этой теории отнесся Н. К. Михайловский, который, однако, поспешил «поправить» ее автора в социалистическом ключе й.

Положительные отзывы были, в основном, в частных письмах. Так А. Н. Майков, вслед за Ф. М. Достоевским (февраль 1868 г.) характеризовал Дани.

56 Хатунцев С. В. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в 50-е — начале 70-х гг. XIX века: Дис. канд. ист. наук. Воронеж, 2004. С. 5.

57 Косик В. И. Константин Леонтьев: размышления на славянскую тему. М., 1997. С. 105.

58 Козырев А. П. Константин Леонтьев в «зеркалах» наследников. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 1. С. 422, 423−424, 425, 426, 427, 429, 432, 433.

59 Балуев Б. П. Споры о судьбах России. Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001. С. 103.

60 СПб-кие ведомости. № 119- Голос. № 203- П. НЦебальский]. Заметка. Русский вестник. 1869. № 7−8- Без-образов В. П. Война и революция. М., 1873- Дело. 1871. № 4. II отд.

61 Ткачев П. Н. Ташкентец в науке [критика на: А. Стронин. «Политика как наука». Спб, 1872]. // Ткачев П. Н. Кладези мудрости российских философов. М., 1990. С. 123 и др.

62 В отличие от фрагментарных упоминаний в работе К. Н. Леонтьева «С Дуная».

63 Михайловский Н. К. Полное собрание сочинений. Т. Ш СПб. 1909. С. 761, 763, 867, 884. левского как «бесподобно голову», а его книгу «капитальным явлением» 64. При этом, насколько можно судить, названных авторов привлекало в работе Данилевского не только (и даже не столько) конкретно-историческое содержание, сколько строгая методология. Точно также смотрел на «Россию и Европу» и заведующий кафедрой русской истории Санкт-Петербургского университета К. Н. Бестужев — Рюмин б5. В восприятии грандиозного открытия, сделанного Данилевским, русскому обществу мешал евроцентризм, именно поэтому для уяснения его историософии Бестужев-Рюмин подверг жесткой критике это явление: «для русских литераторов (почти без исключений) существует пункт, на котором они все сходятся. Пункт этот — как ни странным кажется такой факт — отрицание возможности самостоятельной русской. культуры (здесь: цивилизации — Е.-Л. М.А.)» 66.

Наиболее значительную роль в раскрытии значения трудов Данилевского принадлежит Н. Н. Страхову, который в своей полемике по этому поводу с В. С. Соловьевым блистательно показал их непреходящую ценность 67. Спор был вызван тем, что Соловьев имел собственную философию истории, ряд положений которой был несовместим со взглядами Леонтьева и Данилевского: это, в первую очередь, идея вселенской теократии Либеральная часть русского общества оказалась весьма признательна Соловьеву за его критику столь традиционно настроенного мыслителя как Данилевский. Но эта признательность оказалась недолгой, — очень скоро эта часть русской прессы и науки «отблагодарила».

64 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 тг. T. XXVIII. Кн. 2. М., 1985. С. 469, 273.

65 Бестужев — Рюмин К. Н. Русская история. Т. 1. СПб., 1872. С. 3−4.

66 Бестужев-Рюмин К. Н. Теория культурно-исторических типов. // Данилевский H. Я. Россия и Европа. С. 517.

67 Эта полемика, н обрамляющие ее события подробно разобрана в работе Б. П. Балуева. См.: Балуев Б. П. Споры о судьбах России. С. 119−176- ее ход отражен в следующих работах (в хронологическом порядке): Данилевский Н. Я. Владимир Соловьев и православии и католицизме. // Известия славянского благотворительного общества". 1885. №№ 2, 3- Соловьев В. С. Ответ Н. Я. Данилевскому. // Известия славянского благотворительного общества". 1885. № 3- Страхов H. Н. Наша культура и всемирное единство. Замечания на статью г. Вл. Соловьева «Россия и Европа». // Русский вестник". 1888. № 6- Соловьев В. С. О грехах и болезнях. // Вестник Европы. 1889. № 1- Страхов H. Н. Последний ответ Вл. С. Соловьеву. // Русский вестник. 1889. № 2- Соловьев.

B. С. Письмо в редакцию. // Вестник Европы. 1889. № 3- Страхов H. Н. Спор из-за книг Н. Я. Данилевского. // Русский вестник. 1889. № 12- Соловьев В. С. Мнимая борьба с Западом. // Русская мысль. 1890. № 8- Страхов Н. Н. Новая выходка против книги Н. Я. Данилевского. // Новое время". 1890. 21 сентября, 20 ноябряСоловьев В.

C. Счастливые мысли H. Н. Страхова. // Вестник Европы. 1890. № 11 — Соловьев В. С. Немецкий подлинник и русский список. // Вестник Европы. 1890. № 12- Страхов H. Н. Исторические взгляды Г. Ркжкерта и Н. Я. Данилевского. //Русский вестник. 1894. № 10.

68 Соловьев В. С. История и будущность теократии. Т. 1. Загреб, 1887- Соловьев В. С. Первоначальные судьбы теократии. М., 1885- Соловьев В. С. Россия и вселенская Церковь. Париж, 1888 (на фр. яз) — Соловьев В. С. Русская идея. Париж, 1888 (на фр. яз). его: устами П. Н. Милюкова, «заклеймившего» «разлагающимися славянофилами» не только Леонтьева и Данилевского, но и. самого Соловьеваf9.

Роль Соловьева в этой дискуссии весьма неблаговидна. Леонтьев, ценивший Соловьева, тем не менее, дал весьма нелицеприятную оценку его поведению, когда писал, что «ужасно недоволен им» с «тех пор, как он вдался в эту ожесточенную и часто действительно недобросовестную полемику против славянофильства. Недоволен самым направлением, недоволен злорадным и ядовитым тоном, несомненной наглостью подтасовок» 70. Например, уже после смерти Данилевского, он пытался обвинить его в плагиате 71. Речь шла о книге как тогда, так и теперь мало известного немца Г. Рюккерта «Учебник всеобщей истории в органическом изображении». В настоящее время ясно (основу этого понимания заложил Страхов 72, и укрепил американец Мак-Мастер 73), что историософия Данилевского и Рюккерта (книги которого не было в библиотеке Николая Яковлевича) может сополагаться только посредством искусственной систематизации, однако и сто лет спустя недобросовестная критика из уст столь известного человека как Владимир Соловьев служит аргументом в дискуссиях. Своими работами о Леонтьеве и Данилевском, написанными для Энциклопедии Брокгауза и Эфрона74 он значительно усугубил травлю их имен не только дореволюционным обществом, но и советской наукой. Так М. Н. Покровский писал еще до революции: «Полемизировать с Данилевским после В. Соловьева значило бы писать „Илиаду“ после Гомера» 75.

В итоге, нечастые упоминания Данилевского в периодической печати76 не изменили ситуации с историографией Данилевского в этот период, которую, учитывая масштаб его личности и наследия, можно назвать катастрофической. Даже разбор теории культурно-исторических типов, предпринятый членом.

69 Милюков П. Н. Разложение славянофильства. Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев. M., 1893.

70 Леонтьев К. Н. О Владимире Соловьеве и эстетике его жизни (По двум письмам). М., 1912. С. 5.

71 Соловьев В. С. Немецкий подлинник и русский список. //ВестникЕвропы. 1890. № 12.

72 Страхов Н. Н. Исторические взгляды Г. Рюккерта и Н. Я. Данилевского. // Русский вестник. 1894. № 10.

73 Mac-Master A. Danilevsky: Russian totalitarian philosopher. Cambridge, Massachusetts, 1967.

74 Соловьев Вл. С. Данилевский Н. Я. // Энциклопедический словарь. Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Эфрон. Биографии. Т. 4. М., 1993; Соловьев В. С. Леонтьев К. Н. //Энциклопедический словарь. Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Биографии. M., 1993.

75 Покровский M. Н. «Идеализм» и «законы истории». // Покровский M. Н. Избранные произведения. Кн. 4. М., 1967. С. 259. См. также: Покровский М. Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923. С. 248. Ср. о Леонтьеве: Покровский М. Н. Леонтьев К.Н. // Энциклопедический словарь Товарищества Братьев А. и И. Гранат и Ко. Т. 27. M., 1915.

76 Например: Соколов Н. М. Хомяков А. С. Данилевский Н. Я. // Русский вестник. 1904. № 7. корреспондентом Российской академии наук Н. И. Кареевым (1850−1931) всего лишь показал, как русская наука того времени, отмечая отдельные положительные черты его наследия (Данилевский «совершенно верно подметил одну особенность в западноевропейском понимании истории человечества: это — встречающееся и у историков, и у философов истории. отождествление судьбы роматю-германской Европы с судьбами всего человечества» «), оказалась не способной воспринять его целокушюе достоинство и непреходящую актуальность. Это — горькая истина, которая только оттеняется, иначе не скажешь, самоотверженной борьбой Страхова, Бестужева-Рюмина, Леонтьева и Розанова работами некоторых других авторов. На этом фоне редкие сравнения наследия Леонтьева и Данилевского были эпизодическими и страдали необъективностью.

В Европе того времени труд Данилевского 79 заметили лишь разгоряченные жаром «национальной» борьбы славяне. Уже в 1890 году «Россия и Европа» вышла в Бухаресте (на французском языке) ко, вслед за чем последовал ряд работ об этой книге К1. и интерес повышенный к ее автору. Как писал некий «Заграничный славянин», «один генерал-губернатор и некоторые писатели и политики за большие деньги желали иметь книгу Данилевского и как трудно было ее получить!» 82 Экзальтация базировалась на одном факте — по мнению славянских обществ Россия просто была «обязана» использовать весь свой исторический потенциал для того, чтобы освободить славян. Этот подход и нивелировал практически всю ценность европейской историографии Данилевского рассматриваемого периода и.

Обратимся к рассмотрению второго этапа историографии. В литературе, посвященной Леонтьеву часто можно встретить суждение о том, что после революционных событий в России, его критики чуть ли не коренным образом пе.

77 Кареев Н. И. Теория культурно-исторических типов. // Кареев Н. И. Философия истории в русской культуре. СПб., 1912. С. 81.

78 Розанов В. В. Литературные изгнанники. T. 1. СПб., 1913.

79 Что касается Леонтьева, то в этот период на Западе выходили в основном переводы его литературных произведений.

80 Данилевский H. Я. Россия и Европа. Бухарест, 1890 (на фр. яз).

81 Например: Skupiewski 1.1. la doctrine panslaviste d apres N. I. Danilevski. Bucarest. 1890.

823аграничный славянин. Сближение славян. // Известия Санкт-Петербургского славянского благотворительного общества. 1886. № 7−8. С. 295.

83 К рассмотрению исторической трагедии славянства мы обратимся в основной части. ресмотрели не только свой взгляд на наследие мыслителя, но и собственное мировоззрение в целом. Действительно, классическим следует признать изменение точек зрения, ярко видимое при сравнении дореволюционных работ и эмигрантского сборника «Из глубины».

В русской эмиграции о Леонтьеве продолжали активно писать, Но можно привести массу примеров того, как критики его наследия сохранили свою позицию, несмотря на то, что, по их же собственному признанию, он предсказал революцию в России. Так, Н. А. Бердяев, свящешшк Сергий Булгаков, Георгий Иванов и некоторые другие авторы продолжали твердить о «трагическом дуализме» леонтьевской личности и наследия *5. Свящешшк Георгий Флоров-ский «обнаружил» даже, что для Леонтьева христианство — религия смерти, а не религия жизни (этот вывод делается им на основании естественного для каждого христианина апокалиптизма мыслителя). Отсюда, рационалист А. Н. Герцен (в логике Флоровского) оказывается религиознее монаха Леонтьева. И лишь немногие авторы (такие как П. Б. Струве 86), продолжают в эмиграции дело О. Иосифа Фуделя, пытаясь дать адекватную оценку покойному мыслителю.

Наличие в трудах названных авторов ошибочных оценок Леонтьева не исключает ценных положений этих работ. Так, на протяжении 1923 — 1926 годов Н. А. Бердяев написал целый ряд статей, в которых последовательно проводит мысль о «леонтьевском» наследии Шпенглера (первый том «Заката Европы» которого вышел в 1918 г.), о взглядах которого он писал, что «нас, русских, нельзя поразить этими мыслями», так как «проблема Шпенглера совершенно ясно была поставлена К. Леонтьевым» 87. В 1926 году он написал книгу, полностью посвященную его наследию, в которой еще раз подчеркивал, что он «уже более 50 лет назад открыл то, что теперь па Западе по-своему открывает г.

84 Бердяев Н. А. Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной жизни. Paris, 1926; Зандер Л. А. Константин Леонтьев о прогрессе. Пекин, 1921; Иванов Г. Страх перед жизнью: Константин Леонтьев и современность. //K.H. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 187−196- Памяти К. Н. Леонтьева, 1831−1891: Доклады в Обществе им. А. С. Пушкина. 1943. 18 ноября. Нью-Йорк, 1944; Струве П. Б. Константин Леонтьев. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 180−186- Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции. // Федотов Г. П. Судьба и грехи России (избранные статьи по философт! русской истории и культуры): В 2 т. Т. 1. СПб, 1991; Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж [Белград?], 1938; Florovskij G. Die Sackgassen der Romantik. // Orient und Occident. 1930. IV.

85 Бердяев H.A. Константин Леонтьев Очерк из истории русской религиозной мысли. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 176- Булгаков С. Н. 1918. Победитель — Побежденный. (Судьба К. Н. Леонтьева). // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 377- и др.

86 Струве П. Б. Константин Леонтьев. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 180−186.

87 К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 652.

Шпенглер" 88. Кроме того, он отмечает, «что точка зрения Шпенглера неожиданно напоминает точку зрения Н. Данилевского, развитую в его книге «Россия и Европа» «. Эти работы Бердяева закладывали основы сравнительного изучения трудов Леонтьева, Данилевского и Шпенглера.

В это же время на Западе появляются немногочисленные работы собственно европейских авторов, замечательные лишь тем, что поддерживают хоть * какой-то интерес к леонтьевскому наследию 89, а в Ныо-Иорке (на русском языке) выходит перевод «Моей литературной судьбы» К. Н. Леонтьевауо.

Как не удивительно, но приведенная оценка религиозности Леонтьева русской эмиграцией не многим отличается от оценки некоторых советских авторов. Так, П. Ф. Преображенский, чуть ли не предвосхищая оценки Флоров-ского, говорил о том, что «философы смерти» Леонтьев и Герцен, были расположены к религии, но так и не обрели ее 91. Эти суждения весьма красноречиво свидетельствуют о том, что как идеалы русской антиреволюционной интеллигенции, резко отзывавшейся о советской действительности, так и идеалы той части интеллигенции, которая ощущала себя творцами новой жизни здесь, в России, были одинаково далеки от традиционного идеала Константина Леонтьева. А потому не было не только объективных попыток сравнительного изучения его взглядов со взглядами других основателей цивилизациотпюго подхода, но и примеров комплексного анализа наследия самого мыслителя.

Советская историография до начала 1930;х годов дает еще некоторое число если не положительных, то, по крайней мере, заинтересованных отзывов на наследие Леонтьева. Это проявилось даже в публикации некоторой части его наследия, и включении посвященных ему статей в справочные издания 92. В большинстве случаев это может быть объяснено тем, что авторы соответст.

88 Там же, 83.

89 Miroglio A. La philosophie de Leontiev. Institut Slave, 1925.

90 Leontiev К. Моя литературная судьба. Автобиография. N.-Y, 1935.

91 Преображенский П. Александр Герцен и Константин Леонтьев: Сравнит, морфология творчестваУ/Печать и революция. 1922. № 2. С. 78−88.

92 Владиславлев И. В. К. H. Леонтьев. // Владиславлев И. В. Русские писатели: Опыт библиографического пособия по русской литературе X1X-XX ст. М. -Л., 1924. С. 261−263- Леонтьев К. H. Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве. // Апполон Григорьев. Воспоминания. Воспоминания Апполона Григорьева и воспоминания о нем. М., Л., 1930. С. 528−556-Лучанский М. Леонтьев К. Н. //Литературная энциклопедия. М., 1932. Т. 6. Стлб. 279−281- Страницы воспоминаний К. Леонтьева. СПб., 1922. вующих работ просто не сополагали литературное и мемуарное наследие Леонтьева с его явно «антисоветскими» работами публицистического характерау.

Вторая половина тридцатых годов приносит обвинения Леонтьева в «обскурантизме», «мракобесии» и «реакции». Подобная оценка, — с зарождением фашизма в Италии и нацизма в Германии соседствующая с обвинениями в «махровом национализме», — характерна, например, для работ М. Н. Покровского, Н. Мещерякова, В. Ермилова94, после работ которых наступает молчание.

Что касается советской историографии 1917 — 1945 годов, посвященной Н. Я. Данилевскому, то Большая Советская энциклопедия 1930;го года связывает его имя с «классовым мировоззрением российских крепостников-дворян», представляя Николая Яковлевича чуть ли не востребовашшм идеологом монархии, пытавшимся остановить «надвигающуюся буржуазно — демократическую революцию» у5. Эта оценка говорит о незнании ее авторами наследия Данилевского, не предвидение грядущей революции которым является одним из характерных черт его «России и Европы»: Данилевский был убежден, что Россия никогда не будет иметь революции, «имеющей целью ограничение размеров власти, присвоение всего объема власти или части ее каким-либо сословием или всею массою граждан, изгнание законно царствующей династии и замещение ее другою» 9 Г.

В отличие от Леонтьева, имя Данилевского появляется и в 1940;е годы, что было связано с изучением славянофильства и движения петрашевцев 97. Однако, оценка его наследия была практически идентична оценке Леонтьева, мало того, исходила из тех же самых уст. В русле критики Лениным теоретиков русского империализмаМ. Н. Покровский и А. М. Деборин-Иоффе обвиняли его в проповеди великодержавного шовинизма, и разрушении пауки как прогрессивного знания. При этом, характерно сополагатше идей Н. Я. Данилевского и.

93 См.: Губер П К. Константин Леонтьев. // Страницы воспоминаний К. Леонтьева. СПб., 1922.

94 Ермилов В. Мечта художника и действительность. // Красная новь. 1939. № 1- Мещеряков Н. У истоков современной реакции. // Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба: Автобиография. // Литературное наследство. Т. 22−24. М., 1935; Покровский М. Н. Леонтьев К.Н. // Энциклопедический словарь Товарищества Братьев А. и И. Гранат и Ко. Т. 27. М., 1915.

95 [Деборин — Иоффе А. М.?] Данилевский Н. Я. // Большая советская энциклопедия. Т. 20. М., 1930. С. 325.

96 Данилевский Н. Я. Россия и Европа С. 470−471.

97 Данилевский Н. Я. Показания. // Дело петрашевцев. Т. 2. М.- Л., 1941. С. 289−326- Дмитриев С. С. Славянофилы и славянофильство // Историк-марксист. 1941, № 1.

98 Ленин В. Л Тетради по империализму. // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М., 1970. Т. 28. С. 506. идей возникшего на пороге революции О. Шпенглера, в наследии которых упомянутые авторы справедливо усмотрели значительную схожесть: была отмечена критика ими дарвинизма, социализма, либерального понимания прогресса, и евроцентризма в науке, Но идеологическая наполненность этих работ сводила практически «на нет» их научную ценность.

В свою очередь, европейская историография, уже традиционно акценти-руясь на панславизме Данилевского 10°, как и русская эмиграция, обратила некоторое внимание на родственность его фундаментального труда «Россия и Европа» и «Заката Европы» Шпенглера101.

Неоднократное упоминание Шпенглера в связи с историографией этого периода, посвященной Леонтьеву и Данилевскому, показывает, сколь большой резонанс вызвал выход первого тома «Заката Европы» в 1918 году. Самым значительным русским ответом на животрепещущие мысли Шпенглера был выход сборника «Освальд Шпенглер и закат Европы» 102, следствием которого, стала жесткая реакция В. И. Ленина шз, не только раскритиковавшего «мещанство» Шпенглера и его «шпенглерят», по и выславшего последних, на знаменитом «философском пароходе», за пределы родины, 04.

Какое-то время, работы о Шпенглере все же продолжали выходить в советской России. Среди критиков встречаем все те же имена, которые «отметились» в критике Леонтьева и Датпшевского «». Нельзя не отметить, что эта критика была построена на ряде верных посылов. Так Деборин-Иоффе отмечал, что «Шпенглер прекрасно отдает себе отчет в том, что единственный серьезный враг. теории замкнутых (то есть «локальных» — Е.-Л.М.А.) культурных типов — это марксизм и марксовский интернационализм, стремящийся к утверждению «всеобщего братства» или единства человечества на почве социалистического.

99 Деборин A.M. Гибель Европы или торжество империализма? // Под знаменем марксизма. [Б. м.], 1922. №. 1 — 2 (перепечатано в: Деборин А. М. Философия и политика. М., 1961. С. 108−129).

100 Fische! А. Der Panslavismus bis zum Weltkrieg. Suttgart, 1919.

101 Лютер А. Русский предшественник Освальда Шпенглера. Лейпциг, 1921; Шварц М. Шпенглер и Данилевский (Два типа культурной морфологии). // Современные записки. Париж, 1926.

102 Освальд Шпенглер и закат Европы: Сб. статей Н. Бердяева, Я. Букшпана, Ф. Степуна и С.Франка. М.: Берег, 1922. (перепечатано в: Освальд Шпенглер и закат Европы: Сборник статей Н. Бердяева, Я. Букшпана, Ф. Степуна и С.Франка. //Бердяев H.A. Смысл историиНовое средневековье. М., 2002).

103 Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М., 1970. Т. 45. С. 174.

104 Ряд исследователей полагает эту высылку прямым следствием выхода сборника.

105 Например: Ваганян В. Наши российские шпенглеристы. // Под знаменем марксизма. 1922. №. 1 — 2- Вуль-фиус А. Г. Освальд Шпенглер как историк. // Анналы. Журнал всеобщей истории. 1922. № 2- Преображенский П. Шпенглер и крушение истины. // Печать и революция. 1922. № 1. переустройства мира" 106. Конечно, для Шпенглера социализм был не единственным врагом, но главное схвачено верно, — социалистический идеал не совместим с традиционным идеалом Шпенглера, основанным на примате традиционной иерархичности.

Начиная с 1930;х годов Б. Быховский, И. Разумовский. С. Вольфсон, Ф. Перельман и другие авторы пишут о наследии Освальда Шпенглера уже не иначе как о «философии германского фашизма».

Между тем, в Германии сложилась очень схожая ситуация с восприятием наследия Шпенглера. На той же волне, что позволила русским современникам событий 1904 — 1907;го годов, и, в еще большей степени, «поправевшим» в эмиграции веховцам попять правоту Леонтьева, названного пророком, происходило и осмысление первого тома «Заката Европы» в унижетпгой (по собственной милости) постверсальской Германии. Kmira Шпенглера стала именно тем готовым рецептом осмысления действительности, который был так нужен немцам этого времени. Но, как показала история, бурные восторги не помешали остаться книге книгой, a «realpolitik» действительной политикой. Ответы на первый и второй тома «Заката Европы», а затем на последующие работы немца посыпались как из рога изобилия, — причем среди них были как восторженные, так критические 107. Можно выделить статьи, авторство которых принадлежало известным деятелям Германии, таким как Томас Maim |08- специализировашгые работы (например, о государственных взглядах Шпенглера)10У, и работы, пытавшиеся провести последовательное сравнение его взглядов с мнимыми «предшественниками» (такими как Ибн Хальдун) ш.

С приходом к власти Гитлера, отношение к Шпенглеру резко меняется. Мыслитель предвидел трагедию Германии, когда еще в 1922 году писал о том, что германская конституция 1919 года — готовое поле деятельности для губителя нации: «несколько совсем малых поправок — и она вручит одиночке неогра.

106 Деборин A.M. Гибель Европы или торжество империализма? // Под знаменем марксизма. 1922. №. 1 — 2. С. 109.

107 Meyer Е. Spenglers Untergang des Abendlandes. 1925; Neurath О. Anti-Spengler. Muenchen, 1921; Scholtz H. Zum «Untergang des Abendlandes». Eine Auseinandersetzung mit Oswald Spengler. Berlin, 1921; Schroeter M. Der Streit um Spengler. Muenchen, 1922.

108 Манн Т. Об учении Шпенглера. / Пер. с нем. Е. Эткинд // Манн Т. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 9: О себе и собственном творчестве. 1906 — 1954; Статьи. 1908 — 1929. М, 1960.

109 Koellreutter О. Die Staatslehre Spenglers. lena, 1924.

110 Dempf A. Die ewige Wiederkehr. Ibn Chaldun und Oswald Spengler. // Hochland, 1922. Bd. 20. S. 113 — 130. ниченную власть" ш, только она уже будет не традиционной, монаршей, — а замешанной на кризисных идеях властью.

Результатом личной встречи Шпенглера с Гитлером, и последующих отказов мыслителя (в том числе на предложетше Гиммлера) сотрудничать, стало официальное указание прессе, не упоминать имени Шпенглера. Некоторые работы, — посвященные жесткой и недобросовестной критике его трудов с нацистских позиций, — все же выходят, однако, их меньше, чем в донацистский период (если за 1921 — 1930 годы насчитывается не менее 40 наименований, то в 1931 -1940 годах — всего 14 ш).

Вывод по второму периоду разбираемой историографии однозначен, — интерес к Леонтьеву, Данилевскому и Шпенглеру был буквально задавлен рево-ЛЮЦИ01ШЫМИ изменениями в России и Европе этого периода.

Переходя к освещению третьего периода рассматриваемой историографии, надо отметить, что в 1960;1980 годы появляется более значительное по сравнению с предыдущим периодом число работ, посвященных Леонтьеву. Это было вызвано, во-первых, стремлением к опровержению трудов европейских исследователей, чьи книги были связаны с антисоциалистическим истолкованием наследия К. Леонтьева и Н. Данилевского, а во-вторых, как пишет С. Ю. Хатунцев, тем, что при изучении русской общественно-политической мысли невозможно постоянно игнорировать имя Леонтьева. Большая часть этих работ касается рассмотрения его государственных взглядов ш. Насколько известно, первой диссертацией защищенной в Советском Союзе по Леонтьеву стал философский проект А. Л. Янова «Славянофилы и Константин Леонтьев» ш. Многие.

111 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. С. 489.

112 Свасьян К. А. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу. // Шпенглер О. Закат Европы. T. 1. С. 5- Merlio.

G. Oswald Spengler. Temoin de son temps. Stuttgart, 1982. P. 7.

113 Авдеева Л.P. Проблема государства в русской религиозной общественной мысли последней трети XIX — начала XX вв. // Вестник Московского университета. Сер. 12. Теория научного коммунизма. 1982. № 5- Авдеева Л. Р. Проблема «Россия и Европа» в воззрениях Н. Я. Данилевского и K.H. Леонтьева. // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1982. № 3- Авдеева Л. Р. Религиозно-консервативная социология K.H. Леонтьева. // Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1983; Авдеева Л. Р. Философско-методологические аспекты консервативной социологии К. Леонтьева. // Актуальные проблемы истории философии народов СССР. Вып. 9. М., 1981; Гальцева Р. П., Роднянская ЦБ. Раскол в консерваторах. Ф. М. Достоевский, Вл: Соловьев, ПС. Аксаков, K.H. Леонтьев, К. П. Победоносцев в споре об общественном идеале. // Неоконсерватизм в странах Запада. 4. 2. М., 1982; Гальцева Р. П., Лиливяли H. В. К вопросу о сущности консервативного общественного идеала К.

H. Леонтьева. //Актуальные проблемы истории русской философии XX века. М., 1987. С. 151−159.

114 Янов А. Л. Славянофилы и Константин Леонтьев (Буржуазный миф о «пророчестве Константина Леонтьева» и русская консервативная мысль XIX столетия). // Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1970. См. в связи с этим: Никитин С. А. Славянские комитеты в России в 1858—1876 годах. М., 1960. работы были посвящены судьбе России характеристике Леонтьева как историка и историософа (в разрезе его взглядов на процессы исторического развития) П6. Наконец, появляются не только аналитические обращения к религиозным взглядам Леонтьева117, но и специально посвященные этому работы ш.

Однако, наследие Константина Николаевича продолжает ассоциироваться с образом врага: если в начале этого периода — это враг в первую очередь социализма, то в его конце — на фоне соответствующих изменений в СССР, — он все чаще представляется как враг либерализма («демократизации») ш. Далее положительно настроенные исследователи чаще всего оговариваются: вот в этом, этом и этом Леонтьев позитивен, но в остальном — враг «прогрессивных» ценностей, «недоросший» до «истинного» понимания исторического процесса. Несмотря на определенный прогресс в леонтьевской историографии, и периодические упоминания в этой связи других основателей цивштизационного подхода, изначальная идеологическая предвзятость исследователей не позволяла им выйти на принципиально новые рубежи научного изучения.

Что касается европейских работ, посвященных Леонтьеву, то, как уже было отмечено, именно зарубежные исследования, в значительной мере содействовали появлению ответных исследований в СССР. Этому способствовали работы X. Кона, который отмечал антисоциализм Леонтьева, Р. Хейра, признавшего Константина Николаевича предшественником Шпенглера и Тойнби, а.

115 Абрамов А. И. Культурно-историческая концепция русской цивилизации К. H. Леонтьева. // Цивилизация: Прошлое, настоящее и будущее человека. М., 1988. С. 48−61- Авдеева Л. Р. Проблема «Россия и Европа» в воззрениях Н. Я. Данилевского и K.H. Леонтьева. //ВестникМосковского университета. Серия 7. Философия. 1982. № 3- Бажов С. И. Некоторые аспекты проблемы культурно-исторического самоопределения России в творчестве К. Н. Леонтьева. //Актуальные проблемы истории русской философии XIX века. М., 1987.

116 Губанков И. И. К критике концепции культурологического цикла: Учение К. H. Леонтьева о динамике культуры и современность. //Идеалистическая диалектика XX века: Критический анализ. (Проблемы диалектикиВып. 8.). Л., 1978. С. 144−160- Рабкина H.A. Исторические взгляды К. Н. Леонтьева. // Вопросы истории. 1982. № 6.

117 Например, в вышеназванных работах Л. Р. Авдеевой.

118 Лиливяли IL В. Религиозно-философская концепция К. II. Леонтьева. // Религиозно-идеалистическая философия в России XIX — начала XX вв. (Критический анализ). М., 1989. С. 55−70- Лиливяли H. В. К. H. Леонтьев и русский религиозный ренессанс. / Беседу вёл Е. Шкловский. // Из истории религиозной философии в России XIX-начало XX вв. М., 1990. С. 66−82 (Подписано: Лиллевяли Н. В.).

119 Ср.: К. Ф. Шацилло. Русский либерализм накануне революции 1905;1907 годов. Организации, программы, тактики. М., 1985. С. 31- Очерки истории исторической науки в СССР. Т. II. / Под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1960. С. 93. также Э. Тадена, который в своей монографии о русском консерватизме уделил место и Леонтьеву и Данилевскому по.

В 1940;1970 годы в Германии, Греции, Италии и США, появляется целый ряд работ, как специально посвященных мыслителю, так и, в той или иной мере, касающихся его наследия 121. В частности, взгляды Леонтьева рассматривались наряду с представлениями А. С. Пушкина и славянофилов о том, каким должно быть свободное молодое эллинское государство, сравнивались с историософией Шпенглера (как последователя). В 1965 году в Германии была издана книга профессора философии Чешского университета в Праге (и младочеш-ского депутата) Томаса Масарика, посвященная истории русской духовной и религиозной жизни. Есть в ней и упоминания о Леонтьеве, в том числе, рассказ о внутреннем переломе, произошедшем в его жизни в 1871 году т. Все это доказывает, что и в зарубежной историографии происходили позитивные изменения. Тем не менее, это не дало системных работ, отразивших миросозерцание Леонтьева — отдельно, или в связи со взглядами других авторов цивилизацион-ного подхода: изучение и сравнение происходили на базе произвольно выделенных, оторванных от системы взглядов, суждений.

Были издания, методологический стержень которых представляется весьма сомнительным. В их числе — книга С. Лукашевича 123, в которой с позиции психоанализа 3. Фрейда, проводятся параллели между Леонтьевым, Шпенглером и Т. Карлейлем, Ф. Ницше, Р. Вагнером, Б. Шоу, в результате чего оба основателя цивилизационного подхода объявляются «предтечами фашизма». Тенденциозные оценки некоторых западных авторов сильно напоминают кри.

120 Hare R. Pioneers of Russian social though. N. Y., 1964; Kohn II. The mind of modern Russia: Historical and political thought of Russia’s great age. New Jersy, 1955; Thaden E. Conservative nationalism in nineteenth century Russia. Seattle, 1964.

121 Berlin J. Russian Thinkers. N.Y., 1978; Gasparini E. Le revisioni di C.Leontev. Venezia, 1957; Gasparini E. Scrittori russi: Puchkin, Lermontov, Gogol, Dostoevski, Tolstoj, Chechov, Leontiev. Padova, Marsilia, 1966; Glusti W. Un pensatore russo controcorrente: Constantino Leont’ev. // Stona e pohtica. Milano, 1964; Ivanov A. K. N. Leontiev. II pensiero, lumo, il destino. Pisa, 1973; Kohn H. The Fallacies of Spengler. (Рец. на: Hughes H. S Oswald Spengler. A Critical Estimate. N. Y., 1952). //The Nation — America’s Longest Running Weekly Magazine. V. 174. 1952. 29 marchKologrivov I. von. Von Hellas zum Monchtum. Leben und Denken K.Leontjews. Regensburg, 1948; Meyer II. Oswald Spengler und seine Vorlaufer. // Stimmen der Zeit. 1961/62. 169 (1) — Tachiaos A.-E.N. The national regeneration of the Greeks as seen by the Russian intelligentsia. // Balkan studies. Thessaloniki, 1989. Vol. 30. № 2. P. 291−310.

122 Masaryk T.G. Russische Geistesund Religionsgeschichte. Dusseldorf, Koln, 1965; переиздано: Masaryk T.G. Russische Geistes-und Religionsgeschichte. 2 Bde. Frankfurt, 1992.

123 Lukashevich S. Konstantin Leontev (1831 — 1891): A study in Russian «Heroic Vitalism». New York, 1967 (Критический отзыв: Obolensky A. Konstantin Nikolaevich Leont’ev. An expos itory study and analysis of his thoughts as reflected in his life and his writings. Ph. O dissertation. University of Pennsylvania, 1967). тику, раздававшуюся со стороны русской дореволюционной, и позднее — эмигрантской интеллигенции. Так, Монас 124 описывает «банкротство» религиозности Леонтьева: «Неся огромный вес страха, вины и невроза, [она] принадлежала царству смерти» а Лаврин полагает, что его личность совмещала в себе «смесь Ницше и византийского монаха» 126.

В то же самое время выходит несколько работ представителей русской эмиграции, в которых некоторое внимание уделено Леонтьеву ш. К сожалению, и здесь повторяются расхожие оценки его наследия: так, Н. Лосский, как будто демонстрируя неспособность уйти от недальновидной оценки П. Н. Милюкова, писал о «дегенеративной форме славянофильства». Фактологически весьма ценной, но методологически не менее спорной является фундаментальный труд Ю. Иваска В яркой, одновременно исследовательской и художественной форме обобщив массу источников и литературы о личности и творчестве Леонтьева, он сильно обесценивает свой труд тем, что ставит фигуру Леонтьева в обрамление мифов о Нарциссе и Алкивиаде. Подлинные стержни историософии Константина Николаевича, остаются не понятыми исследователем: триединый процесс развития, по Иваску, оказывается не только повторением идей Аристотеля и Бера, но и «неприемлемым» «для христианской философии» 129.

Переходя к обзору советской послевоенной историографии, посвященной Данилевскому, отметим, что на протяжении 1950;1970 годов в СССР продолжается критика его работ с чисто идеологических позиций Так Е. Б. Рашков-ский повторяет расхожую, но от того не менее нелепую фразу о «великодержавном шовинизме» и «политике национальной вражды», якобы провоцируемых Данилевским, тогда как, в действительности, его панславизм есть реакция.

124 Monas S. Leontiev: А Meditation. JMH. 1971. № 43. S. 483−494.

125 Ук. соч. С. 492.

126 Lavrin J. Russia, Slavdom and the Western World. London, 1969. S. 136.

127 К. Леонтьев. // Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1992. Т. 1.4. 2. С. 246−265- Лосский Н. История русской философии. М., 1991.(издано впервые на англ. яз. в 1951) — Stepun F. Der bolschewismus und die christliche Existenz. Munchen, 1959.

128 Иваск Ю. Константин Леонтьев (1831−1891): Жизнь и творчество. Bern, Frankfurt/M., 1974; Ivask G. Konstantin Leontiev. Grove, Atlantic, 1975. (Рец.: Левицкий С. // Новый журнал. 1977. № 129. С. 287−290- Москвитянин. Новая книга о Константине Леонтьеве. // Вестник русского христианского движения. 1977. № 11 (121). С. 182−191).

129 Иваск Ю. П. Константин Леонтьев (1831—1891). Жизнь и творчество. 1961. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 429,439.

130 См.: Рашковский Е. Б. В. И. Ленин о психологии реакционного экстремизма. // Вопросы философии. 1970. № 1- Большая Советская Энциклопедия. М., 1952; Философская энциклопедия. М., 1960. пусть нетрадиционная) на западные вызовы, а никак не агрессия. Мало того, затверженная фраза о Данилевском как о «публицисте, социологе, естествоиспытателе, идеологе панславизма», как это подметил Б. П. Балуев ш, путешествующая из издания в издание, позволяет говорить о том, что для значительной части русской науки этого периода наследие Николая Яковлевича не представляло никакого интереса ш.

Г. Д.Чесноков, более объективно изучая его наследие, тем не менее, приходит к выводу о том, что историософия Данилевского «является повторением хорошо известной на Западе со времен Д. Вико концепции исторического круговорота» шМ. Н. Пеунова посчитала одним из оснований его мировоззрения теорию Гегеля о молодых и старых народах ша Н. В. Мордовский, полагая, что «действительная суть концепции Данилевского заключается в идее изоляции национальной истории» (таким специфическим образом он отмечал антиглобализм Николая Яковлевича), тем не менее, соглашался с критикой Данилевским евроцетггризма в исторической науке, следствием которого является линейная схема истории.

Еще более позитивно были настроены А. А. Галактионов и П. Ф. Никанд-ров 136. Положительно отзываются как о Леонтьеве, так и о Данилевском авторы «Социологической мысли в России». Причем в отношении последнего прямо говорится о том, что его «типология культуры» «идейно повторена О. Шпенглером и отчасти А. Тойнби», а стало быть, благодаря его трудам может быть выявлен «приоритет русской социологии» ш. К наследию мыслителя обращаются авторы посвященных ему диссертаций — историк А. А. Захаров и философ С. И. Бажов ш. При этом Захаров, как и Авдеева, обратились к представ.

131 Балуев Б. П. Споры о судьбах России. Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001. С. 11.

132 Большая Советская Энциклопедия. Т. 7. М., 1972. С. 527- Советская историческая энциклопедия: В 16-ти томах. Т. 4. М., 1963. С. 970- Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 134.

133 Чесноков Г. Д. Теория культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского. // Чесноков Г. Д. Современная западная философия истории. Горький, 1972. С. 42.

134 Пеунова М. Н. Неославянофильство. // История философии в СССР. Т. 3. М., 1968. С. 323−341.

135 Мордовский H.B. К критике «философии истории» Н. Я. Данилевского. // Философские проблемы общественного развития. М., 1971. С. 261−290.

136 Галактионов А. А. Никандров П. Ф. Русская философия IX—XIX вв.еков. Л., 1989.

137 Данилевский II. Я. // Социологическая мысль в России: Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIXначала XX века, под редакцией Б. А. Чагина. С. 228−244. Голосенко И. А K.II. Леонтьев. // Там же. Л., 1979. С. 27.

138 Бажов С. И. Культура и цивилизация в философско-исторической концепции Н. Я. Данилевского (критический анализ). // Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1989; Захаров АА. Циклические теории всемирнолениям Данилевского о судьбе России, сравнивая его взгляды, соответственно, с идеями Ап. Григорьева (с точки зрения «циклизма») и Леонтьева К. В. Султанов посвятил ряд работ государственным взглядам мыслителя. Он характеризовал их как «оригинальную культурологическую концепцию, которая предвосхитила ряд. установок современной западной философии истории» называя в этой связи имена О. Шпенглера и А. Тойиби 140.

Таким образом, советская историография очень медленно, но «поворачивалась лицом» к наследию своих соотечественников.

На Западе (во Франции, Польше, Германии и, больше всего, в США) в этот период также выходит целый ряд работ, посвященных осмыслению наследия Н. Я. Данилевского 141. Во многих из них отт упоминается наряду с К. Н. Леонтьевым. Но, в большинстве из них, акцент делается на нетрадиционной части его наследия — панславизме, интерпретация которого у некоторых авторов доходит до абсурда. Примером этого является книга Р. Мак — Мастера «Данилевский: русский тоталитарный философ», название которой говорит само за себя: на основе отождествления русского консерватизма и большевизма (!) автор называет Данилевского «учителем В. И. Ленина, И. В. Сталина и Адольфа Гитлера».142.

В качестве положительного явления западной историографии этого периода можно назвать вклад Питирима Сорокина, который в целом ряде работ исторического процесса в русской исторической литературе XIX века: Автореф .дис.. канд. ист. наук. Куйбышев, 1987.

139 Авдеева Л. Р. Проблема «Россия и Европа» в воззрениях Н. Я. Данилевского и K.H. Леонтьева. // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1982. № 3- Захаров, A.A. Россия в философско-исторической концепции Н. Я. Данилевского. Томск, 1986. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР № 25 855 от 9.07.86.

140 Султанов K.B. Концепция «культурно-исторических типов» Н. Данилевского и современная западная философия истории. // Философские и социологические исследования. Вып. XIII. Л., 1972. С. 182.

141 Berlin J. Russian Thinkers. N.Y., 1978; Fadner F. Seventy years of Panslavism in Russia: Karamzin to Danilevski. 1880−1870. Georgetown, 1962; Frederic C., Copleston S. Philosophy in Russia. Univ. of Notre Dame, 1986; Hare R. Pioneers of Russian social though. N. Y., 1964; Hingley R. The Russian mind. N.Y., 1977; Kohn H. Die Slaven und Der Westen: Die Geschichte des Panslavismus. Wien, Munchen, 1956; Kohn H. Dostoevsky and Danilevski. Nationalist messianism. // Continuty and change in Russia and Soviet thought. Cambridge, 1955; Kohn H. The mind of modern Russia: Historical and political thought of Russia’s great age. New Jersey, 1955; Petrovich M.B. The emergence of Russian panslavism. 1856−1870. N.Y., 1956; Pfalzgraf К: Die Politisierung und Radikalisierung des Problems Ru? land und Europa bei N. J. Danilevskij. // Forschungen zur Osteuropaischen Geschichte. Bd. 1. Berlin, 1954. S. 188 — 193 Schapiro L. Rationalism and nationalism in Russian nineteenthcentury political thought. New-Haven-L., 1967; Thaden E. C. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle, 1964; Venturi F. Roots of Revolutions: A history of the populist and socialist movements in nineteenth century Russia. N. Y., 1960; Walicki A W. Kregu konserwatywnei utopii. Warszava, 1964.

142 Mac-Master R. Danilevski and Spengler: A new interpretation. // Journal of modern history. Chicago, 1954. Vol. 26. № 2- Mac-Master A Danilevsky: Russian totalitarian philosopher. Cambridge, Massachusetts, 1967. сравнивает идеи Данилевского с мировозрением А. Тойпби и других мыслителей ш.

Обращаясь к историографии Шпенглера нельзя не отметить, что в конце 1950 — начале 1970 годов в Германии и Европе в целом наблюдается пусть не бурный, но всплеск интереса к его наследию, который, несмотря на определенную критику, может быть адекватно представлен названием книг, «обрамляющих» этот период. Так в 1948 году выходит книга «Освальд Шпенглер: Пророк мирового хаоса», а в 1977 году — работа «История и прорицание: Освальд Шпенглер и Закат Европы» ш: как справедливо отмечает Т. Б. Карулина, непрекращающийся интерес к «германскому гению» обусловлен именно «прогностическими достоинствами его философии в вопросах глобального развития» 14.

Биограф и публикатор наследия Шпенглера А. М. Коктанек выпустил замечательную книгу о нем, которая одновременно освящает и его наследие и его жизнь 146- вышел целый ряд посвященных ему работ ш. Такое положение вещей характерно и для второй половины 1970;х — начала 1990;х годов, когда имя Шпенглера включается в энциклопедии ш, и упоминается в связи с безоговорочной антинацистской позицией мыслителя Неудивительно, поэтому, что большая часть работ посвящена его политической историософии 15°. В некоторых из них не забывают и про «русский вопрос» 1 М, продолжая тем.

143 Sorokin P. Modern Historical and Social Philosophies. N. Y., 1963; Sorocin P. Russian Influence on U. S. N. Y., 1944; Sorokin P. A. Social Philosophies of an Age Crisis. Boston, 1950; Sorokin P. A. Sociological Theories of Today. N. Y., L., 1966. См. также: Сербенко H. И., Соколов А. Э. Кризис культуры как исторический феномен: Данилевский, Шпенглер, Сорокин. // Философские науки. 1990. № 7.

144 Fischer К. P. History and Prophecy: Oswald Spengler and the Decline of the West. Durham, Moore, 1977 [перепечатано в: N. Y., 1989]- Steiner R. Oswald Spengler: Prophet of World Chaos. 1948.

145 Карулина Т. Б. Освальд Шпенглер и немецкая философия истории 1920;30-х годов XX в. Авторсф. дис.. канд. фмлос. наук. М., 1993. С. 5, 22.

146 Koktanek А. М. Oswald Spengler in seiner Zeit. Munchen, 1968.

147 Baltzer A. Oswald Spenglers Bedeutung fur die Gedenwart. Nunrberg, 1959; Dakin E. F. Today and Destiny: Vital Excepts from the Decline of the West of Oswald Spengler. N. Y., 1962;Hughes, H. S. Oswald Spengler: A Critical Estimate. N. Y., 1952 (перепечатано в 1962 г.) — Meinecke F. Uber Spenglers Geschichtsbetrachtung. // Werke. Bd. 4. Stuttgart, 1959; Murjahn G. Romantik und Realismus in der Lehre Oswald Spenglers. Berlin, 1968.

148 Meyers Enzyklopaedisches Lexikon. Mannheim: Bibliographisches Institut, 1978 (korrigierter Nachdruck 1981). Band 22. S. 268−269.

149 Fei ken D. Oswald Spengler. Konservativer Denker swischen Kaiserreich und Diktatur. Muenchen, 1988; Muller J. The other God that faild. Hans Freyer and the deradicalization of German conservatism. Prinston, N.J., 1987; Vollnhals C. Oswald Spengler und Nationalsozialismus. Das Dilemma eines konservativen Revolutionars. // Jahrbuch des Instituts fur deutsche Geschichte Tel Aviv. 1984. № 13.

150 A Nietzsche Reader. / Trans. Ilollingdale R.J. N. Y., 1977;Fennelly J. F. Twilight of the Evening Lands: Oswald Spengler a Half Century Later. N. Y., 1972;Farrenkopf J. The early phase in Spengler’s political philosophy. // History of political thought. Vol. 13. Iss. 2. Exeter, 1992. P. 319−338- Farrenkopf J. The transformation of Spengler’s philosophy of world history. // J. of the history of ideas. Vol. 52. № 3. Philadelphia, 1991. P. 463−485- Hoser, P. Ein Philosoph im Irrgarten der Politik. // Vierteljahrsh. fur Zeitgeschichte. Jg. 38. H. 3. Stuttgart, 1990. S. 435−458- Lubbe H. Historisch-Politische Exaltationen. Spengler heute. Muenchen, 1980; Naeher J. Oswald Spengler: mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. Reinbek, 1984; Spengler heute. / Hg.v. P.C. Ludz. Muenchen, 1980; Sunic T. продолжая тем самым традиции немецкого русофильства рубежа Х1Х-ХХ веков. Изучаются параллели в работах Шпенглера и его «предшественников» (в их числе отсутствуют Леонтьев и Данилевский).

Что касается отечественной историографии Шпенглера, то она в этот период довольна значительна и разнообразна. Среди корпуса критических работ них наблюдается тенденция перехода от истматовской интерпретации к более или менее объективному подходу, но все же весьма близкому к европейским критикам Шпенглера с позиций всемирной линейной истории (с делением на «древнюю», «среднюю» и «новую») 2. Поэтому, с одной стороны, обвинения в фашизме продолжают звучать с завидной регулярностью (при этом «близкую к Шпенглеру „философию истории“ пропагандирует в настоящее время английский историк Тойнби».)3, но с другой стороны, наследие Шпенглера исследуется вкупе с трудами Данилевского и Тойнби, что несмотря на категоричность оценок, уже весьма позитивно Причем, изучаются не только его государственные воззрения 5, но и религиозные6.

1 Farrenkopf J. Hegel, Spengler, and the enigma of world history: progress or decline? // Clio.Vol. 19. № 4. Fort Wayne, 1990. P. 331−344- Fisch J. Kausalitaet und Pfysiognomik. Zyklische Geschichtsmodelle bei Ibn Haldun und Oswald Spengler. // Archiv fuer Kulturgeschichte. 1985. Bd. 67. S. 263 — 309- Mann T. Ueber die Lehre Spenglers. // Altes und Neues. Frankfurt/M., 1976; Schulin E. Die Erfassung der modernen sozialen Welt bei Rathenau, Spengler und Junger: Skizze eines Vergleichs. // Veroff. des Inst, fur europ. Geschichte Mainz. Abt. Universalgeschichte. Stuttgart, 1988. S. 85−97.

2 Асмус В. Ф. Маркс и буржуазный историзм. // Асмус В. Ф. Избранные философские труды. Т. 2. М., 1971. С. 380 — 429- Будениеце Э. А. Критика иррационалистической концепции «заката культуры» Шпенглера. // Вопросы философии. 1978. № 2- Гайденко П. П. Категория времени в буржуазной европейской философии истории XX века. // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 251 — 260- Давыдов Ю. Н. Бегство от свободы: Философское мифотворчество и литературный авангард. М., 1978. С. 59 — 76- Давыдов Ю. Н. Биокосмическая мифологизация диалектики (О.Шпенглер). М., 1987; Давыдов Ю. Н. Два пути мифологизации диалектики в XX столетии. // Идеалистическая диалектика в XX столетии: Критика мировоззренческих основ немарксистской диалектики. М., 1987. С. 228 — 271- Кирсанов В. А. К критике космополитических тенденций в западной культурологии (Концепция поликультурной личности в учениях Шпенглера и Щютца). // Ленинградский институт культуры. Труды. Т. 103. Л., 1986; Кутлунин А. Г. Критика исторического метода Шпенглера. //Философские науки. 1987. № 1.

3 Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в XIX — XX в. Л., 1979. С. 93- Зотов А. Ф., Мельвиль Ю. К. Буржуазная философия середины XIX — начала XX века. М., 1988. С. 417, 449, 451- Философский словарь. / Под ред. М. М. Розенталя. М., 1975; Фрумкин С. Н. Освальд Шпенглер и неонацизм. // Современная философия и социология в ФРГ. М., 1971.

4 Маркарян Э. С. О концепции локальных цивилизаций. Ереван, 1962; Чесноков Г. Д. Методологические принципы критики концепции исторических кругов. М., 1973.

5 Давыдов Ю. Н. Шпенглер и война. Историософское эстетство в свете современного опыта. // Вопросы литературы. 1983. №. 8- Свасьян К. А. Социально-политическая философия Освальда Шпенглера. // Социологические исследования. 1987. № 6.

6 Гаврюшин Н. Лаут, Шпенглер и «христианство Достоевского». // Общественные науки. 1990. № 2.

Пока фрагментарно, но публикуется наследие Шпенглера 158, а С. Аверин-цев, который на протяжении 1960;х годов был одним из немногих исследователей, «допущенных» к Шпенглеру, наряду с публикацией в «Вопросах литературы» (где сравнивает его с Леонтьевым), весьма активно проводит имя мыслителя в различные справочные издания 15У.

На этом этапе в советской историографии возникает имя Тойнби, который стал известен на Западе незадолго до начала Второй Мировой войны. В русской историографии этого периода, посвященной его работам (в первую очередь «Постижению истории») происходит трансформация от чисто критических работ 1950;60 годов до более объективных, и чуть ли не позитивно настроенных работ 1970;80 годов. Признанию Тойнби и даже частичной публикации его наследия способствовала роль известного востоковеда Н. И. Конрада, схожая с ролью С. С. Аверинцева по отношению к Шпенглеру. «Высокие заступники» позволили появиться работам Тойнби не только под грифом «ДСП», но и в открытой печати 160.

Критикуя так называемую «концепцию локальных цивилизаций» Шпенглера, Данилевского и Тойнби, советские авторы постепенно выходили на качественной иной уровень изучения их трудов, при котором даже с точки зрения линейного подхода невозможно не увидеть позитивных черт в работах рассматриваемых авторов 161. При этом, надо иметь в виду, что позиции авторов.

157 Гаврюшин H. Лаут, Шпенглер и «христианство Достоевского». // Общественные науки. 1990. № 2.

158 Шпенглер О. Закат Европы: [Фрагмент] // Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли XX в. М., 1979; Шпенглер О. Игра в кости за мировое господство. / Пер. с нем. К. А. Свасьян. // Социологические исследования. 1987. № 6- Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли XX в. М., 1979.

159 Аверинцев С. С. «Морфология культуры» О.Шпенглера. // Вопросы литературы. 1968. № 1. С. 132−154 (перепечатано в: Новые идеи в философии: Ежегодник Философского общества СССР. 1991. M., 1991) — Он же. О. Шпенглер. // Большая Советская Энциклопедия. Т. 29. M., 1978; Он же. О. Шпенглер. // Краткая литературная энциклопедия. Т. 8. M., 1975; Он же. О. Шпенглер // Краткий философский словарь. М., 1954; Он же. О. Шпенглер. // Философская энциклопедия. Т. 6. М., 1970.

160 Диалог историков. Переписка А. Тойнби и TI. Конрада. // Новый мир. 1967. № 7- Конрад ТТ. И. Избранные труды. История. М., 1974; Померанц Г. С. Концепция философии истории А. Тойнби (по материалам работ А. Тойнби). // Современная буржуазная философия истории (сборник рефератов для служебного пользования) М.,.

1965. С. 177−220 (с переводами отрывков).

161 Араб-Оглы Э. А. Концепция исторического круговорота. //Исторический материализм и социальная философия современной буржуазии. M. 1960. С. 153−197- Араб-Оглы Э. А. Философия истории А. Тойнби. // Вопросы философии. 1955. № 4. с. 113−121- Виноградов К. Б. Очерки английской историографии Нового и новейшего времени. Л. 1959; Гольдберг А. Л. История России в кругу «локальных цивилизаций» (концепция русской истории в трудах А. Тойнби) // Критика новейшей буржуазной историографии Л., 1967. С. 177−205- Маркарян Э. С. Исторический очерк и критический анализ концепций исторического круговорота М., 1957; Маркарян Э. С. О концепции локальных/Цивилизаций. Ереван, 1962; Чесноков Г. Д. Критика философии истории А. Тойнби. Горький, 1964; Чесноков Г. Д. Проблемы цивилизации в философии истории А. Тойнби. // Вопросы философии.

1966. № 10. С-' 70⁷⁹. этого периода зачастую были созданием «своего» Тойнби: неудивительно, поэтому, что сам английский историк оппонировал интерпретациям Быховского.

В целом, достижения историографии, посвященной Тойнби в СССР довольно значительны: имеют место работы о взглядах Тойнби на религию 163, и даже три монографии, посвящеппые анализу его наследия 164, принадлежащие Е. Б. Рашковскому, 10. Н. Семенову и В. М. Мучнику. Это, правда, не мешало Рашковскому «клеймить» Датшлевского «шовитгистом»: «пророк не имеет чести в своем отечестве» (Лк., 4, 24- Ин., 4, 44).

Как уже отмечалось, библиография западной тойнбиапы (начиная с 1930;х годов) весьма значительна 165. Среди раттих работ (до 1945 года) были как критические 166, так и положительные отзывы 167. В последующий период, количество критических работ, пожалуй, все-таки превалировало 168, причем (как и в случае со Шпенглером) против цивштизационного подхода активно выступал основатель школы «Анналов» Л. Февр 169. Однако и позитивные работы, посвященные Тойнби, исчисляются сотнями Впрочем, надо учитывать, что весьма ттетрадиционниые представления Тойнби о христианстве в некоторых из этих.

162 Например: Быховский Б. Восток и Запад в изображении английского профессора Тойнби. // Новое время.

1947. № 46- Тойнби А. Дж. Постижение истории. // Сборник. С. 223−224 (примечание).

163 Бондаренко Ю. Я. Критический анализ учения А. Дж. Тойнби о роли религии в жизни общества. М., 1980; Кирхоглани С. В. Вопросы религии в философии истории, А Тойнби (критический анализ). М., 1977.

164 Мучник В. М. В поисках утраченного смысла истории: (Генезис и эволюция исторических вглядов А.Дж.Тойнби). / Под ред. Могильницкого Б. Г. Томск, 1986; Рашковский Е. Б. Востоковедная проблематика в культурно-исторической концепции Тойнби (опыт критического анализа). М., 1976; Семенов Ю. Н. Вынужденные признания и тщетные надежды. // Вопросы философии. 1963. № 10. С. 102−110- Семенов Ю. H. Общественный прогресс и социальная философия современной буржуазии. М. 1965; Семенов IO.H. Социальная философия А. Тойнби (критический очерк). М., 1980.

165 Это, в частности связано с беспрецедентным для основателей цивилизационного подхода объемом изданного при жизни наследия.

166 Kohn H. Rewiew of A Study of History. Vol. IV-VI .//The Nation. 1940. P. 256−257.

167 Ficher H. A. L. A Universal Historian. // The Nineteenth Century and After. L., 1934. P. 663−673- Kroeber A. L. Review of Study of History. Vol. I-VI. //The American Antropologist. Vol. 45. № 2. 1943. S. 294−299.

168 Colinvaux P. The Fates of Nations. L., 1983; Geil P. Toynbee’s System of Civilizations. // Toynbee and History.

1948. P. 39−72- Grew R. The Case for Comparing Histories. // American Historical Review. 1980. Vol. 85. № 4- Kadish A. Apostle Arnold: The Life and Death of Toynbee A. J. Durham, 1986; Martell G. National and International Politics in the Middle West. Totowa, 1986; Perry M. Arnold Toynbee the Crisis of the West. Washington, 1982; TrevorRoper IT. Testing the Toynbee System. // The Sunday Time. 1954. P. 22−24- Wescott R. The Enumeration of Civilizations. // History and Theory. Vol. 9. 1970. № 1.

169 Февр Л. От Шпенглера к Тойнби. // Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 95−96.

170 Например: Martel G. The origins of the Chatham Thouseversion. // National and international politics in the Middle East. L.- Totowa, N.J., 1986. P. 66−83- Marwick A. The Nature of History. N.Y., 1971. P. 109−110- Masan H. L. Toynbee’s Approach to World Politics. New Orleans, 1958; Stomberg R. W. Arnold J. Toynbee: Historian for an Age of Crisis. L., 1972. работ расцениваются одобрительно т, поэтому далеко не всегда можно согласиться не только с критикой его работ, но и с их апологией.

Кроме того, в этот период выходят сборники, специально посвященные Тойнби 172, его биография 173, а также ряд изысканий, авторство которых принадлежит известным исследователям. Это X. Ортега — и — Гассет 174, который написал книгу о Тойнби, основанную на курсе лекций по «Постижению истории» (в свое время он издал на испанском языке и «Закат Европы» Шпенглера), представитель цивилизационного подхода Ф. Бэгби 175 и социолог П. Сорокин, который, как уже было отмечено, активно проводил сравнение взглядов Тойнби с Данилевским.

Таким образом, в отношении третьего периода русской и европейской историографии можно говорить о значительном, но фрагментарном прорыве в области изучения как наследия основателей цивилизационного подхода, так и связей между их взглядами.

Обратимся к рассмотрению современной историографии. Начиная с конца 1980;х годов, и особенно с 1991 года интерес к Леонтьеву настолько вырос, что можно говорить о сравнении работ за последние пятнадцать лет с работами всех предыдущих периодов леонтьевской историографии. Начинается леонть-евский и шпепглеровский «ренессанс» 176: непонимание и критика, присущие русской дореволюционной, эмигрантской и советской историографии, после 1991 года сменились валом исследований, посвященных всем четырем рассматриваемым авторам. Появилась серьезная и устойчивая историографическая традиция, дух которой характеризуется уже самими названиями статей: «Неузнанный гений», «Возвращение Леонтьева» и «Склоняя голову: Обретение могил К. Н. Леонтьева и В. Розанова» 177. Показательным является употребление.

171 См.: Thornhill J. The Philosophical Assumptions, Implicit and Explicit, of Toynbee A. J. Philosophy of History. // Thomist. 1962. Vol. 26. № 2- Casserly J. V. L. Toward of Teology of History. L., 1965.

172 Toynbee and History. Boston, 1956.

173 McNeill, W. H. Arnold J. Toynbee: A life. N. Y.- Oxford, 1989; MuIIer, G. // History a. theory. Vol. 30. № 3. Middletown, 1991. S. 381−384.

174 Ortega — у — Gasset J. An Interpretation of Universal History. N.Y., 1973.

175 Bagby Ph. Culture and History. Prolegomena to the comparative Study of Civilizations. Westport, 1976.

176 Крестинина E. Леонтьевский ренессанс. // Возвращение в Россию. Историко-философский сборник. М. 1996.

177 Багдасаров Р., Вовченко А. Возвращение Леонтьева. // Литературная Россия. 1991. № 47- Куликов 10. Склоняя голову". Обретение могил К. H. Леонтьева и В. Розанова. // Литературная Россия. 1991. 18 октября. № 42. С. 13- Научная конференция посвященная 100-летию памяти КН. Леонтьева — великого русского мыслитетермина «пророк», которое с этого времени присуще как научным, так и публицистическим работам о Леонтьеве ш.

В этот период выходят многочисленные сборники, в связи с чем нельзя не отметить выдающуюся работу Г. Б. Кремнева, практически в одиночку поднявшего такой грандиозный труд как публикация сборника «Восток, Россия и Славянство» (объемом в 65 печатных листов), содержащего не только однажды изданные (при жизни мыслителя) работы Леонтьева, но и работы никогда ранее не публиковавшиеся 1тапоявляются сборники, посвященных Леонтьеву статей, в том числе, материалов конференций ш, и, наконец, выходят талантливые, объективные и столь актуальные еще с последней четверти XIX века монографии, посвященные Леонтьеву ш. При всей своей разности, работы Д. М. Воло-дихина, К. М. Долгова, А. А. Королькова и А. Ф. Сивака сделали главное — открыли традицию серьезного монографического исследования леонтьевского наследия со стороны авторов, одновременно, и критичных и искренне влюбленных в своего героя. ля, писателя (1831−1891). // Московский журнал. 1992. № 3- Прокопов Т. Ф. Неузнанный гений. Парадоксы судьбы Константина Леонтьева. // Леонтьев K.H. Моя литературная судьба. Воспоминания. М, 2002.

178 Например: Глушкова Т. «Боюсь, как бы история не оправдала меня.» // Леонтьев К. Н. Цветущая сложность: Избранные статьи. М., 1992. С. 6−66- Глушкова Т. Два пророка: Достоевский и Леонтьев. // Домострой. 1995. № 48- Кондрашева Н. В. Нет пророка в своем Отечестве: Константин Николаевич Леонтьев (1831−1891). // Судьбы творцов русской науки. М., 2002; Корольков A.A. Пророк в своем Отечестве. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2- Корольков A.A. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991; Кремнев Г. Константин Леонтьев и русское будущее. //Наш современник. 1991. № 12- Сергеев С. М. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80 — 90-х гг. XIX в. // Автореф. дис.. канд. ист. наук. М., 2002; Сергеев С. Неуслышанный пророк: 100 лет памяти К. Н. Леонтьева. 1831 -1891. // Российский календарь знаменательных дат. 1991. № 9. С. 48−53- Сивак А. Ф. Всадник русского апокалипсиса. Откровения и суды Константина Леонтьева. //Литературная газета. 1991. № 46- Слесарева Г. Ф. Образ России и предвидение ее будущего в интеллектуальных исканиях К. Н. Леонтьева. // Россия в Новое время: Образ России в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX — начале XX века. Материалы Российской межвузовской конференции 17−18 апреля 1998 г. М., 1998; Шугуров М. В. Будущее отчуждение и судьба России в апокалиптических пророчествах К. Леонтьева. //Вече. Альманах русской философии и культуры. Вып. 13. СПб., 2002.

179 Леонтьев К. Н. ВРСЛеонтьев К. Н. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты (1865−1872). М., 2003; Он же. Записки отшельника. М, 1992; Он же. Избранное. М, 1993; Он же. Поздняя осень России. М., 2000; Он же. Цветущая сложность: Избранные статьи. М, 1992; Майорова O.E. «Он ужасно неталантливо родился.» // Новый мир. 1994. № 5. (рецензия на книги: К. Леонтьев, наш современник. Сборник. СПб., 1993; Леонтьев К. Н. Избранные письма (1854−1891). СПб., 1993; Леонтьев К. Н. Избранное. М., 1993; Сивак А. Ф. Константин Леонтьев. Л., 1991) — Молодняков В. Э Рец.: Леонтьев К. Н.: Pro et contra. Антология: В 2 кн. // Вопросы философии. 1998. № 2- Неизданные письма Константина Леонтьева. / Предисловие, подготовка текста, примечания Соловьева Д. // Звезда. СПб., 1993. № 3. С. 134−157- и др.

180 К. Леонтьев, наш современник. Сборник. / Сост.: Адрианов Б., Мальчевский НПубликация писем Соловьева Д. В. СПб., 1993.

181 Володихин Д М. «Высокомерный странник». Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000 (отзыв: Свободная мысль. № 11. 2000; Родина № 7, 2001; Репников A.B. Понять диалектику идей. Москва. 2002. № 3) — Долгов K.M. Восхождение на Афон: Жнзнь и миросозерцание Леонтьева. М., 1995 (рец.: Аверьянов В. А. Маслин М.А. // Вопросы философии. 1999. № 6) — Корольков А. А. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991; Сивак АФ. Константин Леонтьев. Л., 1991.

Наиболее значительным показателем консолидации леонтьевоведов является академическое издание полного собрания сочинений и писем К. Н. Леонтьева, предпринимаемое Институтом русской литературы РАН («Пушкинский дом») Кроме того, нельзя не отметить проведение Леоптьевских чтений (с 2004 г.), создание Леонтьевского общества (с 2005 г.), и грандиозный Интернет-проект, лишь имя автора которого (Кирилл) известно ш.

На современном этапе наследие Леонтьева начинает раскрываться через важную часть его мировоззрения — религиозную Значительная часть работ по-прежнему, посвящена его государственным взглядам ш. При этом, широко освещается судьба России взгляды Леонтьева па идею Москва — Третий Рим,.

182 Леонтьев К. Н. ПСС. Т. 1−7(1). СПб., 2000;2005. См.: Фетнсенко О. Академический Леонтьев. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». //Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 202−203.

183 См.: http://www.knleontiev.narod.ruсм., также: http://philos.omsk.edu/libery.

184 Аленина P.A. Трактовка гуманизма в философии К.Леонтьева. //Человекознание: гуманистические и гуманитарные ориентации в образовании. Курск, 1994; Балдин А. Религия страха или религия любви: к истории одной полемики. //Творчество Ф. М. Достоевского: проблемы, жанры, интерпритации. Новокузнецк, 1998; Безносое В. Г. Ф. Достоевский, К. Леонтьев, В. Соловьев о преображении и спасении. // Достоевский и современность: Материалы IX Международных Старорусских чтений 1994 г. Новгород, 1995; Бочаров С. Леонтьев и Достоевский. Статья первая. Спор о любви и гармонии. // Вопросы литературы. 1993. Вып. VIКонстантинов В. К истории одной полемики (K.IL Леонтьев и B.C. Соловьев о проблемах христианской эсхатологии). // Начала. 1992. № 2- Митрофанов Георгий, [протоиерей] Религиозно-философские воззрения К. Н. Леонтьева и их значение для русской церковной культуры. // Начала. 1997. № 5- Чернавский М. Ю. О религиозных основаниях теории триединого процесса развития К. Н. Леонтьева. // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сб. научных трудов кафедры философии МПГУ. Вып. IV. М., 1999; Чернавский М. Ю. Религиозно-философские основы консерватизма K.H. Леонтьева. //Дис.. канд. филос. наук. M., 2000. С. 4−12- Черноглазое А. Формула воцерковления. О православии Константина Леонтьева. // К. Леонтьев, наш современник. Сборник. / Сост.: Адрианов Б., Мальчевский НПубликация писем Соловьева Д. В. СПб., 1993; и др.

185 Адрианов Б. Иерархия — вечный закон человеческой жизни (Стержневой, господствующий принцип К.Н.Леонтьева). // К. Леонтьев, наш современник. СПб., 1993; Ватыль В. Н., Ермашов Д. В., Ширинянц A.A. Социально-политическая правовая мысль России XIX — начала XX века (Очерки истории и теории): В 2 ч. Ч. 1. Гродно, 1997; Горошко A.B. К. Н. Леонтьев об «органичном государстве»: органический «византизм» в России. // Восток, Запад, Россия. Тезисы всероссийской научно-теоретической конференции 14−15 октября 1993 г. Вып. 1. Ростов-на-Дону., 1994; Дробжева Г. М. Проблема социокультурного идеала в социально-философских воззрениях К. Н. Леотъева. // Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1995; Лурье C.B. Идеология и геополитическое действие. Вектор русской культурной экспансии: Балканы — Константинополь — Палестина — Эфиопия. // Цивилизации и культуры. Вып. 3. Россия и Восток: геополитика и цивилизационные отношения. М., 1996; Мя-чин А.Г. Социально-политические взгляды К. Н. Леонтьева. // Дис.. канд. полит, наук. М. 1998; Репников A.B. Социальные идеи в работахК.Н. Леонтьева. //Материалы межвузовской научной конференции «Россия в новое время. Образованное меньшинство и крестьянский мир: поиск диалога». М., 1995; Цимсрман M. М. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в системной реконструкции и интерпритации. Дисс.. канд. полит. наук. Уссурийск, 2001; Чикирев Д. С. Историософия К. H. Леонтьева в контексте отечественной общественно политической мысли. Дисс.. канд. филос. наук. М., 2002; и др.

186 Базурина Е. Н. Константин Леонтьев о судьбах России. // Мир человека: Ежегодник-альманах Нижегородского отделения РФО и Общероссийской академии человековедения. Вып. 1 (4). Н. Новгород, 2001; Исаев И. А. Политико-правовая утопия в России (конец XIX — начала XX вв.). М., 1991; Курганова O.H. Россия и Запад в контексте историософской концепции К. Н. Леонтьева (Тезисы Второго международного симпозиума, ноябрь 1996 г.) // Россия и Запад: взаимовлияние идей и исторических судеб. Саратов, 1997; Орехова Л. А Еще один взгляд на войну?: К. Н. Леонтьев. Сдача Керчи в 55 году. // Материалы международной научной конференции «Восточная (Крымская) война 1853−1856 гг. и оборона Севастополя» (Севастополь, 24−28 августа 1994 г.) Севастополь, 1994. С. 61−64.

Восточный", славянский и евразийский вопросы изучается теория леонть-евской историософии ш. Появлятотся работы, посвященные изучению взглядов мыслителя на три основных нетрадиционных идеологии: либерализм племе-цизм 190 и социализм 19.

Наконец, в рассматриваемый период, взгляды мыслителя сравниваются с мировоззрением самых разных деятелей Х1Х-ХХ веков, среди которых Н. Я. Данилевский и О. Шпенглер

187 Косик В. И. Прогресс, эстетика, христианство у К. H. Леонтьева и судьба славянства. //Славяне: адзшства i мнагастайнасць. Мшск, 1990. Секцыя 6, Секцыя 7. С. 62−64- Косик В. И. Константин Леонтьев: размышления на славянскую тему. М., 1997; Мячин А. Г. Константин Леонтьев, русский консерватизм и Восточный вопрос. // Вестник Московского университетата. Сер. 12: Политические науки. 1998. № 1- Новикова Л. И., Сиземская И. Н.

Введение

// Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993; Носов С. Н. Идея «Москва — Третий Рим» в интепритации Константина Леонтьева и Владимира Соловьева. // Русская литература и культура нового времени. СПб., 1994; Рабкина H.A. «Византизм» Константина Леонтьева. // История СССР. 1991. № 6- Сохряков Ю. И. Ф. М. Достоевский, К. H. Леонтьев, H. А. Бердяев о славянской идее. // Русско-славянская цивилизация: исторические истоки, современные геополитические проблемы, перспективы славянской взаимности. М., 1998; Хатунцев C.B. Восточный вопрос в работах К. П. Леонтьева. // Страницы истории и историографии отечества: Сборник научных трудов. Воронеж, 1999. Вып.2- и др.

188 Бенедиктова Е. Н. Теория развития цивилизации в работах К. H. Леонтьева. // Россия и мир: материалы международной научной конференции. H. Новгород., 1993; Володихин Д. Хроника ненастья. К. H. Леонтьев как историк. // К. H. Леонтьев. Поздняя осень России. М., 2000; Гоголев P.A. Философия истории K.H. Леонтьева. // Автореф. Дис.. канд. филос. наук. H. Новгород, 2001; Дамье H. В. Философия истории К. Н. Леонтьева. Дис.. канд. филос. наук. М., 1993; Хатунцев C.B. Отечественная история в системе общественно-политических взглядов K.H. Леонтьева. // Вопросы истории. М., 2004. № 1. С. 155−158.

189 Емельянов-Лукьянчиков M. A. «Proteia Antropolatria». Диагноз болезни от Константина Леонтьева. // Вестник Московского городского педагогического университета. 2005. № 1. С. 125−141- Тишуков В. M. К. H. Леонтьев о русском либерализме и новые реалии XX века. // Человек. сам себе непонятный. Новгород, 1997; Чи-кирев Д. С. К. Н. Леонтьев и проблема либерализма. // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Сер. «Социалыю-историческкие науки». М., 1998; Шестаков H.A. Константин Леонтьев и русский либерализм. // Вестник Московского университета. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1993. № 2.

190 Емельянов-Лукьянчиков М. А. Концепция «племенизма» К. H. Леонтьева в цивилизационной историософии X1X-XX веков. // Вопросы истории. 2004. № 9- Хатунцев C.B. K.H. Леонтьев о национализме и национальной политике. // Страницы истории и историографии отечества: Сб. научных трудов. Воронеж, 2001. Вып. 3- Яро-славцева И. П. Понятие национальной идентичности у K.M. Леонтьева. // Восток, Запад, Россия. Тезисы всероссийской конференции 14−15 октября 1993 г. Ростов-па-Дону. 1993. Вып. 1.

191 Например: Белов А. В. Идея монархического социализма в культурофильстве К. II. Леонтьева. // Национальные концепции социализма и судьбы России: Сборник. М., 2004 г.- Воронин И. А. Константин Леонтьев: реакция, революция, социализм (к постановке проблемы). // Научные труды Mill У. Сер.: «социальноисторические науки. М, 2000. С. 80- Репников A.B. В ожидании «социалистического самодержца» // Армагеддон: Актуальные проблемы истории, философии, культурологии. М., 1999. Кн. 5 (октябрь-декабрь) — Репников A.B. K.H. Леонтьев: «Я имею некий особый взгляд на коммунизм и социализм.». // Социальная теория и практика на рубеже столетий. /Статьи Международной научной конференции (27−28 января 2000 года). Ч. 1. М., 2000; Сергеев С. «Окончательное смешение» или «новое созидание»? (Проблема социализма в мировоззрении К.Н. Леонтьева). // Роман-журнал XXI век. 2003. № 7. С. 100−104- Троицкий Е. С. Русский — российский социализм: миф или грядущая реальность? // Национальные концепции социализма и судьбы России. М., 2004 г.- Чериав-ский М. Ю. Идея социализма в консервативной системе К. П. Леонтьева. // Актуальные проблемы социогумани-тарного знания. Сборник научных трудов кафедры философии Mill У. Вып. 5. М., 1999.

192 Белов A.B. Культура глазами философов-органицистов. Ростов-на-Дону, 2002; Гагарин A.C. Кризис европоцентризма и судьба России (Культурологические воззрения К. Н. Леонтьева и О. Шпенглера). // Диалог культур. Екатеринбург, 1992. Вып. 1. С. 14 — 37- Емельянов-Лукьянчиков М. Леонтьев и Шпенглер. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198 202- Кольцов Б. А. Идея органицизма Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева. Автореф. дис.. канд. филос. наук. Саратов, 2003; Пушкин С. Н. Взгляды Н.Я.Данилевского и К. Н. Леонтьева как идейный источник евразийства. // Проблемы духовной жизни: история и современность. Н. Новгород, 2002. С. 108−118- Пушкин С. Н. Исто.

Также и в современной европейской историографии наблюдается ряд весьма многозначительных явлений (количество которых, тем не менее, не сравнимо с отечественным), связанных с наследием К. Н. Леонтьева. В 1990;е годы его основополагающий историософский труд «Византизм и славянство» был переведен на болгарский, испанский и румынский языки На французский язык переведены некоторые другие важнейшие работы Леонтьева 1У4, которые показывают «всю плодотворность и глубину русской философии и ортодоксальной теологии, повсеместно проигнорированные в Западе», 95.

Исследование наследия Леонтьева представлено хотя и скромно, но разнообразно. Например, изучаются его взгляды на христианство (в том числе в связи с мировоззрением Ф. М. Достоевского) В этот период в Интернете появилась публикация работы монахини Марии Скобцовой «Тины религиозной жизни». Зная личность Леонтьева, нетрудно догадаться, что его жизнь отнесена к эстетическому типу, причем автор далека от шаблотпюго тезиса о внутреннем духовном расколе Леонтьева, которого она называет великим примером «ортодоксального эстета»: именно вследствие серости «чудовищного» буржуазного мира Леонтьев отверг его и обрел православие, неотъемлемой частью которого является красота, 9?. Совокупность взглядов Леонтьева активно изучается доктором философских наук (кафедра философии Лодзинского университета) М. риософия русского консерватизма XIX века. //Автореф. дне.. докт. филос. наук. Н. Новгород, 1997; Репников A.B. Проблемы государственной власти в концепции русских консервативных мыслителей к. XIX нач. XX вв. Дне.. канд. ист. наук. M., 1997 (монография по диссертации: Репников A.B. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999; рец.: Смагина С. М., Попов Э. А. // Гуманитарный вестник. Ежегодный научно-теоретический сборник профессорско-преподавательского состава ВТУ. 2001. № 1) — Сивак А. Судьба России в доказательствах и пророчествах: Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев. // Слова и отзвуки. Les mots et les echos. СПб., Париж, 1992. № 1. С. 33−40- Троицкий Е. С. Научный подвиг теоретиков локальных цивилизаций. // Русско-славянская цивилизация: исторические истоки, современные геополитические проблемы, перспективы славянской взаимности. Сб. статей. М., 1998.

193 Leontiew К. Bizantinismo у eslavismo. // Rusia у Occidente. / Ed. рог Novikova О. Madrid, 1997. Pp. 87−160- Leontiev К. Bizantinismul in lumea slava. / Traducere Elena Pirvu (Parvu), eu un cuvant introductiv de Claudio Mutti. Bucuresti, 1999; Leontiev K. Vizantinismyt i slavyanstvoto. Sofia, 1993.

194 Leontiev K. L’europeen moyen: ideal et outil de la destruction universelle. Essai. / Traduit du russe et preface par Danielle Beaune-Gray. Age d’homme, 1999. Recension realisee par Dumont B. // Catholica. Revue trimestrielle publiee avec le concours du Centre National du Livre. 2000. № 67 (см.: http://www.catho!ica.presse.fr/lxOgeEmxdrdv88&zUeq-67-l.html) — Leontiev C. Clement Zederholm, Hieromoine dOptino. Des Syrtes / Edifin, 2005.

195 La Legende du Grand Inquisiteur de Fedor Dostoevski, Konstantin Leontiev, Vladimir Soloviev, Vassili Rozanov, Serge Boulgakov, Nicolas Berdiaev, Semion Frank. / Traduit du russe par Luba Jurgenson. Age d’homme, 1999.

196 Dostoevsky and the Christian Tradition. / Pattison G., Thompson В. O. eds. / Cambridge Studies in Russian Literature. Cambridge, 2001 (см. рецензию: Rolland P. A. Dostoevsky and the Christian Tradition. // Canadian Slavonic Papers. 2003. Sep-Dec).

197 Maria Skobtsova, mother. Types of Religious Lives. / Trans. Smirensky Fr. A., Obolonsky E. // http://www.incommunion.org-http://www.tuirgin.com.

Бродой т. Исследователей (в том числе славянского происхождения) продолжает волновать взгляд Леонтьева на «Восточный», славянский, и «евразийский» вопросы, причем весьма показательно, что интерес к этим темам распространился на Японию.

Наследие нашего соотечественника, медленно, но верно, занимает авторитетное место в как в академических исследованиях, так и в публицистике. Его работы изучаются в университетах: например, в Вестфальском Вильгельм-Университете (Мюнстер, Германия), Университете Майами (США), и в Университете Буэнос-Айреса (Аргентина) 20°. Яркий пример — работа Георга Шумахера (ныне — доктора Г. Шумахера) «Эстетический аристократизм Константина Леонтьева. Современная критика и дворянский менталитет в России». Автор исходит из представления о том, что наследие Леонтьева «удивительно актуально», ибо он сумел предсказать не только разрушение русского самодержавия, но и объединение Европы 201. Во многом эта работа носит чисто обзорный характер, но достаточно объективный подход ее автора, использовавшего литературу на нескольких языках (включая русский), позволяет говорить о ее добротности. Последние двадцать восемь страниц исследования не обошлись без темы «Леонтьев и Ницше», хотя в данном случае можно говорить о том, что автор сополагает взгляды двух мыслителей на основании постоянно присущего ему стремления к совокупному анализу русской и немецкой мысли. Но наибольший интерес представляют первые сто двадцать страниц работы, на которых освещаются представления Леонтьева о религии, государстве и культуре 202.

Если в рассмотренной работе не раз упоминается Данилевский, то в некоторых статьях периодических изданий, имена обоих русских мыслителей сопо-лагатотся со Шпенглером. Так, Витторио Страда, в итальянской газете «Corriere.

198 Брода М. Проблемы с Леонтьевым. М., 2001; Broda М. Historia a eschatologia: Studia nad mysla Konstantego Leontjewa i «zagadka Rosji». Lodz, 2001; Bohun M. Kontrrewolucja i pesymizm: Filozofia spoleczna Konstantina Leontjewa. Krakow, 2000.

199 Абэ Г., Жуков К. А. Интересы России на Балканах: уроки Константина Леонтьева. // Annals of the Japanese Association for Russian and East European Studies. Tokyo, 1996. Vol. 25. P. 107−118. Абэ Г., Жуков K. A. On the roots of Eurasianism: the epilogue of Leo Tolstoy’s Anna Karenina and Byzantinism and Slavdom of Konstantin Leontiev. // Studies in Languages and Cultures (University ofTsukuba). 2000. Vol. 52. P. 241−262.

200 http://www.filo.uba.ar/contenidos/carreras/historia/catedras/seminarioelpensamientoruso/programa.

201 http://slawistik.artelier.de/home/index.asp?w=pages&r=81&pid=84.

202 Schomacher G. Konstantin Leont’evs asthetischer Aristokratismus. Modernitatskritik und Adelsmentalitat in Ru? land. Munster, 1996. delia sera", упоминает о трех мыслителях в связи с анализом современного русского социализма 2Н.

В современных западных оценках леонтьевского наследия присутствуют и весьма недоброкачественные, весьма близкие к наследию Холодной войны оценки. Здесь «псевдорелигиозность» Леонтьева соседствует, например, с такими сомнительными высказыватшями: «Леонтьев, как и Ницше, может быть назван интеллектуальным предтечей фашизма» 204. Не может не огорчить тот факт, что рефлексия славянского вопроса в работах Леонтьева со стороны самих славян развивается по самому худшему сценарию. Так, Милан Суботич (Институт философии и социальной теории Сербии) в своей работе «К. Н. Леонтьев и русская идея» 205, тта основании анализа той части взглядов ратпшх славянофилов и Н. Я. Данилевского, которая противоречит представлениям Леонтьева, приходит к выводу, что наследие Константина Николаевича есть пример «саморазрушения „русской идеи“». Речь идет о критике леонтьевской идеи «византизма», а «вырождение» русской идеи автор связывает, ни больше ни меньше, как с отказом России от панславизма 206.

Обращаясь к рассмотрению современной отечественной историографии, посвященной Данилевскому, надо отметить, что здесь также наблюдается весьма значительный всплеск интереса, который несколько сдвинут во времени по отношению к интересу к Леонтьеву 207 — он и начался позже, и протекает менее бурно.

Ныне Данилевскому посвящен ряд монографий, среди которых нельзя не выделить первую и пока единственную работу профессионального историка. Речь идет о фундаментальном труде «Споры о судьбах России: Н. Я. Данил ев.

203 См.: Corriere delia sera Sabato. 1996. 27 Gennaio.

204 http://www.cdi.Org/russia/johnson/7174.cfm#10.

205 Есть и аналогичная работа о Данилевском: Subotic M. N. Danilevski: Teorija kulturno-istorijskih tipova i slovenofilstvo. //Filozofija i druStvo. Beograd, 1995.

206 Subotic M. K. N. Leontjev i ruska ideja. // Filozofija i drustvo. Beograd, 1995.

207 Кисилев C.H. Наследие Н. Я. Данилевского в канун XXI столетня. // Русская смута 1917;1920 гг. и судьбы мира в XX веке. Вторые Крымские Чтения Н. Я. Данилевского. Симферополь, 1995; Невский А. Данилевский и современность. // Русский вестник. № 34−35. 1999; Ннканорова В. В. Документальное наследие русских мыслителей об исторических путях развития России. // Вестник архивиста. М., 1997. № 4. С. 104−106- Николай Данилевский: 175 лет: Материалы IV областных историкофилософских чтений (Липецк, 16−17 декабря 1997 г.) / Отв. ред. Земцов Л. И. Липецк, 1998; Очистительный гений Славянства: Сборник статей. Ростов-на-Дону. 2002; Субетто А. И. Н. Я. Данилевский как философ истории, предтеча евразийства и цивилизационного подхода к анализу социо-культурной динамики и истории в целом. // Кирилло-мефодиевские чтения (15−16 нтоня 1999 г.) Луга, 1999. С. 198−207. ский и его книга «Россия и Европа» Б. П. Балуева, вклад которого в изучение наследия Данилевского, его систематизацию и популяризацию переоценить сложно.

Весьма активно изучается теоретическая часть наследия Данилевского, что вызвано тем, что оно, в отличие от наследия Леонтьева, разбросанного по множеству работ, сконцентрировано в одной монографии и в одном сбортшке статей. Теория культурно-исторических типов, преимущественно в силу наличия которой и можно говорить о Данилевском как об основателе цивилизаци-онного подхода, постигается через призму исторической науки, философии истории, «органицизма» и «циклизма» 20У.

Активно изучаются государственные взгляды Данилевского 2Ш, в том числе в связи с судьбой России 211. Исследуются его представления о славянском.

208 Аринии A.H. Михеев В. М. Самобытные идеи Н. Я. Данилевского. М., 1996; Балуев Б. П. Споры о судьбах России: Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001.

209 Асланов И. К. Теория культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского. // Философия и общество. М., 2002. № 1. С. 164−180- Бажов С. И. Философия истории Н. Я. Данилевского. М., 1997; Нугманова Н. Х. Н. Я. Данилевский: традиции цившшзационного подхода в отечественной историографии. // Автореф. дис.. канд. ист. наук. М., 1996; Галактионов A.A. Органическая теория как методология социологической концепции Н. Я. Данилевского. // Данилевский Н. Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995; Захаров A.A. Теоретическое наследие Н. Я. Данилевского в свете современной исторической науки. // Историческая наука на рубеже веков: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 120-леггию Томского государственного университета (Томск, 27−28 мая 1998 г.) Т. 1. С. 89−94. Томск, 1999; Павленко А. Н. «Темпоральная монадология» и времявосприятие Н. Я. Данилевского. // Философия и культура в России: методологические проблемы. М., 1992. С. 64−76- Полатайко C.B. Пространственно-временные основания теории культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского. Автореф. дис. канд. филос. наук. СПб., 1998.

210 Бабаскин С. А., Бабаскина Т. Л Н. Я. Данилевский о российской государственности. // Идея государственности в истории политической мысли России. Барнаул, 1996. С. 62−67- Морякова О. В. Политический идеал в культурно-философских построениях Н. Я. Данилевского. // Культура и ценности. Тверь, 1992; Султанов К. В. Социальная философия Н. Я. Данилевского и проблема «культурно-исторических типов» в современной общественной мысли. // Автореф. дис. докт. филос. наук. СПб., 1995; Шевляков А. И. Концепция российской государственности Н. Я. Данилевского. Автореф. дис. канд. филос. наук. М., 1999; и др.

211 Быкова Н. П. Н. Я. Данилевский о культурно — историческом типе России //: Цивилизационные и формаци-онные подходы к изучению отечественной истории: теория и методология (Конкретно-исторические проблемы). Вып.2. М., 1996; Киселев С. Н. Н. Я. Данилевский о Крымской войне// Материалы международной научной конференции «Восточная (Крымская) война 1853−1856 гг. и оборона Севастополя», Севастополь, 24−28 авг. 1994 г. — Севастополь, 1994. С. 57−59- Кондратенко А. Н. Я. Данилевский и русская национальная идея. // Истории рус. провинции. Орел, 2003. N 12. С. 54−76- Маякунов А. Э. Национально-государственные проблемы России в творчестве Н.Я. Данилевского// Автореф. дис.. канд. филос. наук. СПб., 1994. вопросе, тесно связанные с панславизмом 212. Среди мыслителей, с воззрениями которых проводится сравнение — К. Н. Леонтьев и О. Шпенглер

Работ, специально посвященных взглядам Данилевского на религию практически нет, — это объясняется тем, что основную часть его наследия представляют взгляды государственные. Очень мало работ и европейских авторов 2Ы, и такое положение вещей находится в русле общего падения интереса западных исследователей к цивилизациотптому подходу.

При всех положительных тенденциях данного периода в изучении наследия Леонтьева и Данилевского, нельзя не заметить характерную особенность: если оппоненты Шпенглера и Тойнби активно выступают против иих, то оппоненты русских мыслителей чаще применяют «фигуру умолчания». Игнорирование Данилевского и Леонтьева налицо тогда, когда изучается наследие Тойнби, и делаются выводы о том, что «никто до Тойнби, пожалуй, не придал такого значения категории „цивилизация“» 215, что «английский историк, был, пожалуй, первым, кто соединил в своей цивилизационной концепции цивилизацию и.

216 религию воедино, выявив их соотношение и взаимодействие", а потому, мол,.

212 Емельянов-Лукьянчиков М. А. Концепция «племенизма» К. H. Леонтьева в цивилизационной историософии XIX—XX вв.еков. // Вопросы истории. 2004. № 9, Ковыршин Ю. А. Всеславянский Союз в работе Н. Я. Данилевского «Россия и Европа». // Николай Данилевский. 175 лет. Материалы IV областных историко-философских чтений (Липецк. 16−17 декабря 1997 г.) Липецк, 1998; Птицын А. Н. Концепция «славянской цивилизации» Н. Я. Данилевского. //Автореф. дис.. канд. ист. наук. Ставрополь, 1999; Рябцев C.B. Н. Я. Данилевский и его взгляды на миссию славян. // Дни славянской письменности и культуры. Тверь, 1995. С. 55−58.

213 Бассейн Ж. В. Концепция культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера. // Русская философия между Западом и Востоком: Материалы V Всероссийской научной заочной конференции. Екатеринбург, 2001. С. 23−26- Белов A.B. Культура глазами философов — органицистов. Ростов-на-Дону, 2002; Дианова В. М. Из истории формирования в России социокультурных концепций циклического развития. // Циклические ритмы в истории, культуре, искусстве. М., 2004. С. 501−513- Дубина, B.C. Самобытные идеи Н. Я. Данилевского и западная историография. // Карамзинский сборник. Ульяновск, 1998. Ч. 2. С. 119−126- Емельянов-Лукьянчиков M. A. «Proteia Antropolatria». Диагноз болезшт от Константина Леонтьева. // Вестник Московского городского педагогического университета. 2005. № 1. С. 125−141- Ерыгин А. Н. Восток. Запад. Россия: Становление цивилизационного подхода в историческом исследовании. / Отв. ред. Нарежный А. И. Ростов н/Д, 1993; Камкин, А К. Сравнительный анализ культурологических концепций Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера и их значение для современности. Автореф. дис.. канд. филос. наук. Москва, 2004; Коптелова Т. И., Пушкин С. Н. Взгляды Н.Я.Данилевского и К. НЛеонтьева как идейный источник евразийства. // Проблемы духовной жизни: история и современность. Н. Новгород, 2002. С. 108−118- Пушкин С. II. Очерки русской историософии. СПб., 1996; Пушкин С. Н. Диалог культур в творчестве Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева. // Современный ислам в диалоге культур. Н. Новгород, 1996; и др.

214 Nowak A. Tcoria walki cywilizacji Mikolaja Danilewskiego. // Rosja XIX i XX wieku. Olsztyn, 1998. S. 59−76.

215 Уколова В. И. Арнольд Тойнби и постижение истории. // Тойнби А. Дж. Постижение истории. Сборник. М., 1991. С. 13. Упоминается и Шпенглер, и даже имеющий весьма косвенное отношение к цивилизационному подходу американский ученый П. Сорокин, но только не основатели этого подхода — наши соотечественники.

216 Дымова А. П. Роль и место религии в цивилизационной концепции Т. Автореф. дис.. канд. ист. наук. М., 1996. С. 4. учение Тойнби о цивилизациях является наиболее основательной теорией в.

217 цивилизационной парадигме".

Как пишет крупнейший исследователь наследия Данилевского Б. П. Балуев, «в статьях ряда авторов о достоинствах цивилизационного метода имя Н. Я. Данилевского как его первооткрывателя упорно не называется, — а в качестве его авторов указываются О. Шпенглер и А. Тойнби, т. е. те, кто обратился к этому методу. после Данилевского». Точно так же и пользующаяся методологией Николая Яковлевича Н. А. Нарочницкая отмечает, что его имя «намеренно замалчивается оппонентами» ш. Это не случайность, а тенденция, а потому нельзя не согласиться: «Создается впечатление, что некоторые исследователи никак не могут переварить приоритет русского ученого в разработке новой историософской системы. Любое открытие для них действительно только тогда, когда оно запатентовано на „цивилизовашюм“ Западе» 219. Лучше всего об этом явлении (которое сам Данилевский называл «европейничаньем») сказал Константин Леонтьев, еще при жизни столкнувшийся с подобным бойкотом: «Смелых гипотез у нас не любятили, вернее сказать, их очень любят и у нас, но только в книгах западных, а не у своих авторовсвоим — не доверяют — на почве теории и гипотез» 22(). За прошедшие сто с лишним лет в России изменилось многое, но бойкот как средство «дискуссии» по-прежнему весьма популярен.

Гораздо менее значительный интерес современные русские исследователи имеют к наследию Шпенглера. Признаками некоторого движения в этой области, являются плодотворные попытки описания жизни и творчества Шпенглера (в том числе монографического характера, акцентированного на его государственных взглядах) 221, освещение его взглядов на судьбы России 222, либе.

217 Воробьева О. В. Учение Арнольда Тойнби о цивилизациях в трактовках отечественной историографии. Ав-тореф. дис.. канд. ист. наук. Липецк, 1999. С. 23.

218 Нарочницкая Н. А. Россия и русские в мировой истории. М., 2003. С. 151.

219 Балуев Б. П. Споры о судьбах России. С. 264.

220 Леонтьев К. Н. Культурный идеал и племенная политика. //Леонтьев К. Н. ВРС. С. 624.

221 Афанасьев В. В. Славянофильская школа исторической социологии. // Сознание и история. Барнаул, 1993. С. 54−68- Афанасьев В. В. Философия политики Освальда Шпенглера. М., 1999; Патрушев А. И. Миры и мифы Освальда Шпенглера (1880−1936). // Новая и новейшая история. М., 1996. № 3. С. 122−144.

222 Голосенко И. А., Султанов К. В. Культурная морфология О. Шпенглера о «ликах России». // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. 1(3). рализм 223, племешгзм 224, социализм 225. Взгляды Шпеиглера сравниваются с миросозерцанием Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева и других мыслителей 226, и в этой связи нельзя не отметить настойчивую тенденцию к сравнительному изучению наследия таких крупных представителей России и Германии как К. Н. Леонтьев, О. Шпенглер, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Ю. Мёзер и М. Щербатов. Не обходиться и без критики 227.

22Я.

Точно таким же «тихим интересом» характеризуется и современное европейское шпенглероведение, которое вращается вокруг характерных и для предыдущего периода тем социализма 229, славянства 2 М, и сравнения взглядов мыслителя с другими авторами — в числе которых А. Д. Тойнби 231. Этот анализ.

223 Артамошин C.B. Антилиберализм немецкого «революционного консерватизма» в веймарской Германии. // Межвузовский сборник научных трудов. Брянск, 2003. Вып. 12. С. 148−154- Емельянов-Лукьянчиков М. А. «Proteia Antropolatria». Диагноз болезни от Константина Леонтьева. // Вестник Московского городского педагогического университета. 2005. № 1. С. 125−140.

224 Цит. по: Гергилов P.E. О. Шпенглер и Третий рейх. // Antropologia. ruЕмельянов-Лукьянчиков М. А. Концепция «племенизма» К. H. Леонтьева в цивилизационной историософии XIX—XX вв.еков. // Вопросы истории. 2004. № 9- Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С. 351 -361.

225 Емельянов-Лукьянчиков М. Леонтьев и Шпенглер. / К. H. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198−202- Мочкин А. Н. «Кровь и почва» прусского социализма Шпенглера. // Философские науки. № 5−6. 1995. С. 253−262- Руткевич A.M. Прусский социализм и консервативная революция. // Шпенглер О. Пруссачество и социализм. М., 2002,.

226 Бассейн Ж. В. Концепция культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера. // Русская философия между Западом и Востоком: Материалы V Всероссийской научной заочной конференции. Екатеринбург, 2001. С. 23−26- Бросова H.3. История между «жизнью» и «смертью»: О. Шпенглер и М.Хайдегтер. // Вестник Московского университета. Серия 7 (Философия). 2002. № 2- Камкин А. К. Сравнительный анализ культурологических концепций Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера и их значение для современности. Автореф. дне.. канд. филос. наук. Москва, 2004; Седых О. М. Философия времени в творчестве О. Э. Мандельштама. // Вопросы философии. 2001. № 5. С. 105 — 112.

227 Давыдов Ю. Н. О. Шпенглер: апофеоз кризисного сознания в европейской социальной философии и культурологии. // История теоретической социологии Т. 2, М., 1998. С. 81−109- Орлов Ю. Я. К значению философии Шопенгауэра, Ницше и Шпенглера для методологии немецко-фашистской пропаганды. // Вестник Московского университета. Сер. 10 (Журналистика). 1993. № 1- Сыров В. Н. «Закат Европы» как закат европейской философии истории. // Сыров В Н. Расцвет и закат европейской философии истории (от Бэкона к Шпенглеру). Томск, 1997.

228 Афанасьев В. В. Философия политики О. Шпенглера. М., 1999. С. 97- Bertelsmann Discovery '97. Guetersloh: Bertelsmann Lexikon Verlag, 1996.

229 Lubbe H. Oswald Spenglers «Preusentum und Sozialismus» und Ernst Jungers «Arbeiten): Auch ein SozialismusRuckblick. // Ztschr. fur Politik. Jg. 40, H. 2. N. F., Koln, В., 1993. S. 138−157- Sosinski P. Torytarny pruski socjalizm Oswalda Spenglera. // Acta University wratislaviensis. T. 2532: Studia nad faszyzmem i zbrodniami hitlerowskimi, N 26. Wroclaw, 2003. S. 139−159.

230 Димитрова H. «Залезът на Запада» в българското културно пространство. // Философски алтернативи. Г. 5. № 2. София, 1996. С. 82−89.

231 Граматиков С. Метафизика на историята. // Философски алтернативи. Г. 5, № 2. София, 1996. С. 69−82- Коллингвуд Р. Д. Идея истории. / Пер. с англ. Ю. Н. Асеев. // Коллингвуд Р. Д. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 173 — 175- Тодоров X. Очерци по философия на историята. София, 1996; Duara P. The discourse of civilization and pan-Asianism. // Journal of world history. Vol. 12. № 1. Honolulu, 2001. P. 99−130- Farrenkopf J. Weber, Spengler, and the origins, spirit, and development of capitalism. // Comparative civilizations rev. Fall. № 27. Carlisle (PA), 1992. P. 1−30. позволяет некоторым исследователям говорить о Шпенглере как пророке Заката Европы232.

Несколько более насыщенной можно назвать русскую историографию, посвященную наследию Тойнби. Начиная с 1991 года издана значительная часть его работ, имя английского исследователя стало ключевым для некоторых сборников 23 Можно констатировать, что оперирование некоторыми терминами Тойнби (такими как «вызов», чаще во множестветпюм числе: «вызовы») стало весьма распространенным, ссылки на него присутствуют в необозримом количестве работ, однако, это явление, говоря о признании авторитета исследователя, все же не позволяет заключить о том, что методология исторического исследования, им разработанная, занимает центральное место в современной историографии. Очень часто упоминание Тойнби — лишь признак «хорошего тона» (если не сказать — моды, особенно в 1990;е годы). С другой стороны, плодотворное изучение английским историком русской истории не могло не вызвать интереса к соответствующим работам историка 234. Изучаются также его взгляды на историческое развитие 235, религию 236, племенизм 237.

Как отмечает О. Воробьева, написавшая первую работу по историографии «отечественной тойнбианы», наш интерес к наследию Тойнби, который значительно вырос во второй половине 1980 — 1990 годах, «сопровождается почти.

232 Farrenkopf J. Prophet of Decline: Spengler on World History and Politics. 2001.

233 Бессонов Б. H. Тойнби и современность. // Социальная теория и современность. Вып. 7. М., 1993; Жовтун Д. Т. «Избыток энергии» в концепции Тойнби. // Социальная теория и современность. Вып. 7. М., 1993; Петренко Е. Л. О философских основаниях концепции А. Тойнби. // Социальная теория и современность. Вып. 7. М., 1993; Согрин В. В., Зверева Г. И., Репина Л. П. Современная историография Великобритании. М., 1991; Степнов П. П. А. Тойнби и проблема нравственного закона. // Социальная теория и современность. Вып. 7. М., 1993; Тимчук Т. Г. Цивилизация: человек — творец гуманистической культуры и источник насилия. // Социальная теория и современность. Вып. 7. М., 1993.

234 Каспэ С. Российская цивилизация и идеи А.Дж. Тойнби. // Свободная мысль. М., 1995. № 2. С. 76−83- Кис-люк К. В. Опыт периодизации истории СССР (дооктябрьский период) на основе историософских воззрений А. Дж. Тойнби. Харьков, 1992 (деп. в ШШОН РАН № 46 404 от 8.04.92) — Фоменко C.B. Российский процесс демократизации в свете размышлений А.Дж.Тойнби о «психологии столкновения» цивилизаций. // Демократия и общественные движения: история и общественная мысль. Волгоград, 1998. С. 40−46- Янов А. Три лика «русского деспотизма». // Свободная мысль. № 10 М., 1992. С. 53−73.

235 Ефремов В.Я.- Кутишкин 10. А. Мир культуры Арнольда Тойнби: «вызовы» и «ответы». // Информационная среда региона как условие формирования информационной культуры личности: Тезисы докладов Международной научной конференции (27−30 сентября 1999 г.). Самара, 1999. С. 34−36.

236 Дымова А. П. Роль и место религии в цивилизационной концепции А. Дж. Тойнби. Автореф. канд. ист. наук. М., 1996.

237 Емельянов-Лукьянчиков М. А. Концепция «племеннзма» К. Н. Леонтьева в цивилизационной историософии XIX—XX вв.еков. //Вопросы истории. 2004. № 9. полным ее забвением на Западе" (за исключением США, где, например, сравниваются его взгляды на племенизм с воззрениями Шпенглера23*).

Таким образом, на современном этапе развития отечественной историографии (на фоне падения интереса в Европе), посвященной наследию основателей цивилизационного подхода, произошел качественный скачок в положительную сторону. Это позволяет переходить от количественных характеристик (когда наличие почти каждой работы — в каком-то смысле достижение, ибо, несомненно, плохие отзывы также содействовали сохранению интереса к теме), преимущественно к качественным. Ныне подавляющая часть составляющих мировоззрения Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби, в той или иной мере, освещена историками, философами, культурологами, социологами, литературоведами, религиоведами, политологами, публицистами.

По рассмотрении основных вех развития русской и европейской историографии, посвященной изучению наследия основателей цивилизационного подхода, необходимо подвести итоги.

Конкретно-исторические события и господствующие идеологии последней четверти XIX — XX веков наложили неизгладимый отпечаток на рассмот-ретшую историографию, количество и качество которой в некоторые периоды стремилось к нулю. Вместе с тем, обзор историографии цивилизациоштого подхода показывает, что в обширном море работ наличествуют весьма значительные тенденции и достижения. Труды основателей этого подхода, будучи не поняты и искажаемы при жизни их авторов 239, даже в самые трудные исторические отрезки, все же обретали объективных исследователей и заинтересованных последователей.

Взгляды основателей цивилизационного подхода на религию, их представления о государствештой составляющей цивилизации не раз были рассмотрены на серьезном научном уровне. Однако каждая тема рассматривалась по отдельности (иногда несколько тем сразу), и весьма редко в одном труде понятие цивилизации, с его внутренними и внепишми связями, рассматривалось как целостное явление. В том случае если это происходило, то анализировались.

238 Duara P. The discourse of civilization and pan-Asianism. // Journal of world history. Vol. 12. № 1. Honolulu, 2001. P. 99−130.

239 Это относится к Леонтьеву, Данилевскому и Шпенглеру. взгляды какого-то одного мыслителя, иногда двух, или даже трех (реже всего с другими основателями цивилизационного подхода сравнивается Тойнби, с другой стороны при сравнении Леонтьева и Данилевского, авторы далеко не всегда позиционируют их как представителей цивилизационного подхода). Как в России, так и на Западе имя Леонтьева сополагалось с именем Данилевского (и иногда Шпенглера), а наследие Данилевского, в свою очередь сравнивалось со взглядами Шпенглера (но уже без Леонтьева). Наконец, Шпенглер сравтгоался с Тойнби, реже с Данилевским, и почти никогда с Леонтьевым. Можно даже сказать, что чем дальше друг от друга во времени находятся годы жизни конкретных основателей цивилизационного подхода, тем реже их имена сополага-ются друг с другом (Данилевский и Шпенглер — часто, Леонтьев и Тойнбиредко).

В современной историографии не только отсутствует сколь-тшбудь консолидированное научное направление, которое может именоваться «цивилиза-ционным подходом» (в том виде как представляли его себе Леонтьев, Данилевский, Шпенглер и Тойнби), — по зачастую пет и четкого представления о сущности идей основателей этого подхода. Их наследие весьма часто противопоставляется — в основном по «партийному», «идейному», а то и «классовому» признаку. По справедливому замечанию О. А. Сергеевой, именно политические взгляды Данилевского, Шпенглера и Тойнби зачастую мешают анализировать их наследие в его совокупности 24°.

Поэтому, при всей многочисленности монографий, диссертаций и статей, посвященных данному научному подходу, выделяется гораздо меньшее число работ, действительно продолжающих традицию ого основоположников. Но самое главное — за всю почти столетнюю историю историографии цивилизационного подхода, с того времени как возникла возможность сравнительно-целокупного изучения взглядов Леонтьева, Данилевского и Шпенглера (19 181 922 — выход двухтомника «Закат Европы»), и за более чем полвека после выхода первых томов «Постижения истории» Тойнби, не появилось ни одной работы, в которой бы изучалась совокупность взглядов всех четырех основателей.

240 Сергеева О. А. Теоретические модели цивилизационной концепции. Дисс.. докт. филос. наук. Москва, 2002. С. 4, 9, 11. Признавая основоположником цивилизационного подхода Данилевского, автор предпринимает попытку исследования его взглядов в соотнесении с наследием Шпенглера, Тойнби и II. Гумилева. цивштизациошгого подхода на центральный вопрос этого подхода — из чего состоит феномен цивилизации, и как он развивается во времени.

Объектом исследования являются теоретические и конкретно-исторические основы цивилизационного подхода в русской и европейской науке.

Предметом исследования являются взгляды основателей цивилизационного подхода, — К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, -на содержание феномена цивилизации, и на основные признаки ее исторического развития, освещаемые, преимущественно на материале русской истории.

Таким образом, концепция исторического развития цивилизаций в наследии русских и европейских основателей цивилизационного подхода исследуется в двух измерениях: первое предполагает выявление того, что развивается (например, русская цивилизация в совокупности ее составляющих), а второевыяснение того, как развивается (посредством зарождения, расцвета и упадка, стимулируемых вызовами времени и соседей).

При этом, если двум из трех составляющих цивилизации (религиозной и государственной) мы посвящаем отдельные главы, то культурная составляющая цивилизации рассматривается нами конспективно. Это, с одной сторотгы, вызвано спецификой представлений цивилизационного подхода о культуре, в состав которой включаются эстетика, искусство, наука и техника, — то есть, преимущественно, те области исторического бытия, которые в значительной мере являются предметом либо других специальностей, либо даже других паук. С другой стороны, культура требует к себе значительного внимания исследователя, и подробное ее рассмотрение неосуществимо из соображений не превышения объема диссертационного исследования.

Хронологические рамки исследования охватывают историю существования русской и европейской цивилизаций вплоть до конца XIX века. Это вызвано обращением К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби к соответствующему конкретно-историческому материалу, призванному продемонстрировать основтгые положения цивилизационного подхода. Обозначение крайней хронологической границы целесообразно в связи с годами жизни Данилевского (1822 — 1885) и Леонтьева (1831−1891).

Территориальные рамки исследования включают в себя границы русской и европейской цивилизаций. Это является следствием того, что основатели цивилизационного подхода, с одной стороны, — представители этих цивилизаций, а с другой стороны, — для иллюстрации своих теоретических воззрений наиболее часто оперируют конкретно-историческими примерами из истории России и Европы.

В связи с очевидной необходимостью выяснения содержания цивилизационного подхода в совокупности взглядов его основателей, целыо настоящего исследования является:

Раскрытие — на основе наследия основателей цивилизационного подхода К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, и на материале русской истории, — содержания феномена цивилизации и сущности процесса исторического развития цивилизаций.

Из цели проистекают задачи исследования:

— раскрыть общие черты между мировоззрением основателей цивилизационного подхода и русской и европейской традицией;

— дать определение феномена цивилизации и раскрыть его структуру;

— показать значимость религии в жизни цивилизаций;

— обнаружить роль государства в существовании цивилизаций;

— раскрыть периодизацию, признаки и суть исторического развития цивилизаций;

— показать значительную перспективность сравнительного изучения трудов основоположников цивилизационного подхода.

Источники, употребленные для написания данного исследования можно разделить на три основных типа. Это корпус библейских книгархивные источники, и труды четырех основателей цивилизационного подхода (К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби).

К первому типу относятся книги Священного Писания, которые приводятся в русском синодальном переводе. Их использование обусловлено как постоянным апеллированием рассматриваемых авторов к библейским текстам, так и принципиальной невозможностью изучения истории, как России, так и Европы, без знания о христианских корнях, присущих их духовности. Как ветхозаветные книги (Бытие, Исход, Числа, первая и третья книги Царств), так и новозаветные писания (Четвероевангелие, Деяния святых апостолов, Послание апостола Иакова, семь Посланий апостола Павла и Апокалипсис) представляют собой бесценный источник как для раскрытия цитат и аллюзий основателей ци-вштизационного подхода, так и для понимания тех мест в их трудах, которые, не имея ссылок на Библию, однозначно интерпретируются как развивающие библейскую традицию миросозерцатшя. При этом, характерно, что далеко не все прилагаемые места Священного Писания используются нами как источник для понимания религиозности Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби: часто они бывают важны как конкретно-исторические примеры, которые послужили формированию взглядов рассматриваемых авторов.

Ко второму типу относятся архивные материалы. Это документы Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), впервые водимые в научный оборот. В той или иной степени нами используются материалы фондов 10 (Аксаковы), 290 (К. Н. Леонтьев), 1496 (Н. А. Бердяев), 2980 (С. Н. Дурылип).

Значительный интерес представляют маргиналии К. Н. Леонтьева, сделанные тта полях книги Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (СПб., 1888). Это издание было в 1891 году подарено Константину Николаевичу Н. Н. Страховым и, после внесения значительного числа записей на полях и отметок в тексте, в свою очередь, подарено другу и ученику — священнику Иосифу Фуделю. Значение этого источника трудно переоценить. При сравнении взглядов двух основателей цивилизационтюго подхода — Леонтьева и Данилевского, — у исследователя складывается свое представление о соотношении мировоззрения двух мыслителей, которое основывается на анализе опубликованных трудов, частной переписки и т. п. При этом, весьма редко приходится рассчитывать на то, что полученные выводы удастся сравнить с собственноручными пометами и записями одного из мыслителей, наследие которого изучается, сделанными на книге другого изучаемого автора (и без какой бы то ни было оглядки на цензуру). В данном случае речь идет о маргиналиях Леонтьева, оставленных им в последний год жизни, то есть тогда, когда мировоззрение Константина Николаевича было наиболее зрело, и на анализ книги Данилевского у него было более двадцати лет. При этом, надо учитывать, что отношение Леонтьева к своим молодым ученикам было очень ответствештым. В итоге, вслед за о. Иосифом, автор данного исследования становится тем учеником мыслителя, которому доверяется самое сокроветптое.

Вышесказанное относится и к аналогичным маргиналиям, сделанным Леонтьевым на страницах подаренной ему В. С. Соловьевым книги «Великий спор и христианская политика» (М., 1883). Творчество молодого, но уже признанного мыслителя вызывало у Леонтьева живой интерес, поэтому «корректировка» взглядов В. С. Соловьева рукой Леонтьева представляет возможность соположения мировоззрения двух мыслителей, что называется, из первых рук. Это важно в связи с активной включенностью Соловьева в спор вокруг судеб России, а также вокруг книги Данилевского «Россия и Европа».

Кроме того, нами используется ряд писем Леонтьева: графу Н. П. Игнатьеву (1832 — 1908; дипломат и государственный деятель, генерал от инфантерии, во время переписки с Леонтьевым — русский посол в Константинополе, в 1881 -1882 гг. — министр государственных имуществ и министр внутренних дел), Гу-бастову К. А. (1845 — после 1918; дипломат, после смерти Леонтьева — генеральный консул в Вене, посланник в Ватикане и Белграде, автор нескольких работ по истории русской дипломатии), иеромонаху Оптиной пустыни Клименту (ок. 1830 — 1878- в миру: Константин Карлович Зедергольм — духовный писатель, друг и наставник Леонтьева, которого он весьма уважал: написал о нем книгу, и в его честь принял монашеское имя «Климент») и племяннице М. В. Леонтьевой (1848−1927; одна из главных хранительниц наследия и памяти Леонтьева в последней четвертиXIX — первой четверти XX века). Эти письма среди многих и многих повседневных забот Леонтьева вскрывают четкие и глубокие характеристики его личности, способствующие пониманию наследия Константина Николаевича.

Далее, нами употребляется письмо О. Шпенглера Н. А. Бердяеву, и ответ последнего (1923 г.) 241, которые в концентрированном виде демонстрируют взаимный интерес русской и немецкой мысли, тем более, что Николай Алек.

241 Основная содержательная часть обоих писем нами опубликована. См.: Емельянов-Лукьянчиков М. Леонтьев и Шпенглер. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198−202. сандрович, не называя имен, ссылается в своем письме и на Леонтьева и на Данилевского.

Наконец, письмо Н. Я. Датпшевского И. С. Аксакову (написано между 1877 и 1885 г.) — цеттый источник для понимания положения Николая Яковлевича в русском обществе последней четверти XIX века, и для предпосылок создания цивштизациопного подхода 242.

Помимо названных архивных работ, труды К. Н. Леонтьева представлены в настоящем исследовании более чем тридцатью наименованиями, которые представляют собой центральный корпус научных и публицистических работ Леонтьева 243. Среди них необходимо выделить такие концептуальные работы как «Византизм и славянство», «Владимир Соловьев против Данилевского», «Записки отшельника», «Как надо понимать сближение с народом?», «Кто правее? Письма к Владимиру Сергеевичу Соловьеву», «Культурный идеал и пле-мештя политика», «О всемирной любви. Речь Ф. М. Достоевского на пушкинском празднике», «Плоды национальных движений па православном Востоке», «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения», «Страх Божий и любовь к человечеству. По поводу рассказа гр. Л. Н. Толстого «Чем люди живы?» «. Как это видно уже из самих названий, назватптые работы (так же как и остальное используемое нами наследие Леонтьева) охватывают все стороны жизни цивилизации — в том числе религиозную и государствештую.

Фундаментальная (и почти столь же универсальная по охвачетшому материалу) книга Н. Я. Данилевского «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо — Романскому» — первое в истории монографическое исследование, обосновывающее исходные положения цивштизациошюго подхода. Ее методологическое, и вообще научное значение весьма велико. Кроме нее, в той или иной степени, используются и другие работы Н. Я. Данилевского, раскрывающие отдельные аспекты цивилизацион-ной жизни. Это статьи: «Владимир Соловьев о православии и католицизме», «Нескольких слов по поводу конституционных вожделений нашей «либераль.

242 Кроме того, в тексте диссертации цитируется высказывание академика С. Б. Веселовского, полезное для характеристики отношения цившшзационного подхода к родовым традициям русской истории (фонд 620 (С. Б. Веселовский) Архива Российской Академии наук).

243 Также используются некоторые опубликованные письма и автобиографические и художественные произведения. ной прессы", «Происхождение нашего нигилизма. По поводу статьи: «Этюды господствующего мировоззрения» «, «Россия и Франко — германская война», а также «Показания» Данилевского по делу петрашевцев.

Что касается трудов О. А. Шпенглера, то нами применяется ряд переводов его фундаментального произведения «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории» (в двух томах): перепечатка перевода первого тома, выполненного Н. Ф. Гарелиным в 1923 годуперевод этого же тома, принадлежащий И. И. Маханькову (2002 г.) — перевод второго тома, выполненный в 1998 году И. И. Маханьковьтмвыборочный перевод обоих томов, выполненный в 1999 году А. Г. Румянцевым (по немецкому переизданию 1990 г.), а также перевод последней главы второго тома «Мир форм экономической жизни» (в отдельном издании известной как «Деньги и машина»), сделатпшй в 1920;е гг. Г. Генке-лем. Выбор в пользу использоватшя нескольких переводов был сделан в силу объективно всегда весьма сложного процесса восприятия текста, принадлежащего перу иноязычного автора: сравнение разных переводов позволяет спять значительную часть того, что можно назвать субъективным восприятием переводчика, априори, в каждом конкретном случае обладающего разным багажом знаний, умений, и разным личностным отношением к произведению и его автоРУ.

Кроме практически универсального (по охвату рассмотретпюго материала) «Заката Европы», используются следующие работы Шпенглера: «Годы решений. Германия и всемирно — историческое развитие» (перевод В. В. Афанасьева- 1999), «Прусская идея и социализм» (перевод Г. Д. Гурвича- 2003), и «Два лика России и германская восточная проблема».

Что касается работ А. Д. Тойнби, то здесь нами применяется тот же подход: фундаментальная выборка из 12-томного «Постижения истории» английского историка (перевод в 1991 году выполнен Е. Д. Жарковым под редакцией д. и. п., профессора В. И. Уколовой- 2003) сополагается с изложением «Постижения истории», сделанным в 1947 — 1957 годах Д. Ч. Сомервеллом. Последнее издание цетпю тем, что, отличаясь от многотомника в основном лишь изъятием конкретно-исторических примеров (от Шумера да Африкитогда как весь методологический каркас сохранен) было отредактировано самим Тойнби, неоднократно высказывавшим свое восхищение трудом Сомервелла. Эта работа была переведена к. фил ос. н. К. Я Кожуриным (2006) 244.

Кроме того, используются такие значительные работы Тойнби как «Мир и Запад» и «Цивилизация перед судом истории» (обе работы переведены под редакцией д. и. н., профессора В. И. У кодовой и к. и. н. Д. Э. Харитоттовичапереводчики: Е. Д. Жарков, А. Д. Харитонович, И. Е. Киселева- 2003).

В целом работы Тойнби, как и труды предыдущих авторов, охватывают все стороны исторического бытия.

Обратимся к методологии нашего исследования, памятуя о том, что «точная метода исследования как бы заставляет обозревать предмет со всех точек зрения и. усовершенствует то духовное зеркало, отражение в котором действительности и составляет то, что мы называем истиной» 245' Методологической основой исследования является совокупность принципов историзма, научной объективности, логического анализа и методов: системно-структурного, сравнительно-исторического и междисциплинарного.

Системно-структурный метод необходим потому, что, например, политическую проблему нельзя понять, основываясь на самой политике, глубокое её изучение обязательно выведет на взаимоотношения, которые, например, связывают формы государственного управления с религиозными воззрениями 246. В этой связи необходимо еще раз указать на «естественную систему» Данилевского, который писал, что «как бы частности ни были хорошо исследованы, как бы хорошо ни были разъяснены отдельные вопросы науки, по, пока факты не сопоставлены сообразно их естественному сродству, не приведены в естественную систему, они не дадут правильных выводов, не выкажут своего настоящего.

247. полного смысла". Поэтому суть метода заключается в изучении исторического развития в совокупности всех цивилизационых составляющих (религии, государства и культуры), что позволяет уходить от абсолютизации роли какой-либо одной стороны этого процесса.

Междисциплинарный метод используется нами в силу того, что цивили-зациопный подход априори находится на стыке целого ряда наук. Если мы по.

244 Работа используется только для сверки некоторых положений мировоззрения Тойнби.

245 Данилевский Н. Я. Россия и Европа. С. 135.

246 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. С, 90.

247 Данилевский Н. Я. Россия и Европа. С. 83. ставили перед собой цель исследовать взгляды основателей цивилизациошгого подхода на всю совокупность цивилизационного бытия 248, то необходимо использование, как минимум, данных исторической науки, религиоведения и философии. А потому очевидное в последнее время усиление стремлений к интеграции различных областей научных знаний можно только приветствовать.

Из системно-структурного и междисциплинарного методов происходит необходимость метода сравнительно-исторического: феномен цивилизации с необходимостью должен быть изучен как в отношении связей разных ее составляющих друг с другом (религии и государства) так и в отношении связей со схожими и родственными образованиями (разных цивилизаций друг с другом). Как писал Тойнби, для успешного научного исследования, умопостигаемое поле должно быть шире, чем область любой отдельно взятой цивилизации, а именно поле где «встречаются, сталкиваясь и взаимодействуя, две или более цивилизации"24У. В нашем случае это две цивилизации — Россия и Европа, с преимущественной акцептуацией на русской истории.

Научная новизна исследования определяется содержанием основных положений, выводов работы, представляющей собой первый опыт комплексного анализа наследия основателей цивилизационного подхода — К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби в совокупности их религиозных и государственных взглядов, как теоретического, так и конкретно-исторического характера. Вышеназванные цели и задачи ранее не ставились не только в исторических изысканиях, но и представителями других научных дисциплин. Опираясь на собственную интерпретацию их наследия, автор исследования предлагает оригинальное видение основных положений цивилизационного подхода. При этом, в научный оборот вводится ряд архивных источников: письма и книги с маргиналиями К. Н. Леонтьева, письма Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера и Н. А. Бердяева.

Теоретическая и прикладная значимость исследования являются следствием систематического изложения ключевых положений теории цивилизационного подхода: это позволяет предполагать востребоватпюсть результатов данного исследования представителями исторической науки, исследователями.

248 С акцентом на религии н государственности.

249 Тойнби А. Дж. Постижение истории. // Сборник. С. 43. представляющими философию, политологию, культурологию, социологию, этиологию, а также, в целом, небезучастными к своей истории гражданами. Материал данного исследования может быть применен для изучения как конкретно-исторического содержания русского цивилизационного бытия, так и для уяснения сущности современных мировоззренческих реалий.

Апробация данного исследования были представлены па V Всероссийской выставке Научно-технического творчества молодежи (29 топя -3 июля 2005 г., Всероссийский выставочный центр) в качестве визуального проекта (стенд с графиками, схемами и фотографиями) «Столкновение цивилизаций. „Культурная война“ в концепции исторического развития России Константина Леонтьева», который отмечен Благодарственным письмом Международной кафедры-сети ЮНЕСКО и Федерального агентства по образованию (за участие в конкурсе на лучшее дизайнерское решение), и дипломом Правительства Москвы (за новаторский подход в создании проекта и демонстрацию его па выставке НТТМ-2005).

Кроме того, апробация включает в себя два доклада, сделанные в Институте Российской истории РАН и в Библиотеке-фонде А. И. Солженицына «Русское зарубежье», а также четыре статьи, опубликованные в «Вопросах истории», «Вестнике Московского городского педагогического университета», Сборнике материалов V Всероссийской выставки научно-технического творчества молодежи НТТМ — 2005 и журнале «Москва».

Структура работы определяется целью, задачами и методологией данного исследования, и включает в себя Введение, четыре главы, Заключение, Списки источников, литературы и сокращений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Как в русской, так и в европейской науке толкования того, какие мыслители и ученые являются представителями цивилизационного подхода, а какие — нет, весьма разнятся. Поэтому, когда у автора диссертационного исследования зародилась мысль сравнительного изучения взглядов основателей этого подхода, то возникла необходимость нахождения того методологического принципа, на основании которого можно провести соответствующую классификацию. Им стал разработанный Н. Я. Данилевским принцип деления всех возможных классификаций на искусственные (когда в качестве представителей данного подхода может быть названо неограниченное число, мыслителей, — например, «орга-ницистов» и «циклистов») и естественные (принимается во внимание как можно большее количество признаков того или иного труда) классификации.

Несомненно, имеют место сложные взаимные влияния разных мыслителей на формирование взглядов друг друга. Это верно, например, в отношении влияния славянофилов на мировоззрение К. Н. Леонтьева и Н. Я. Данилевского. Но с другой стороны, по совокупности признаков, налицо схожесть (что не значит: тождество), родственность и взаимодополняемость взглядов именно четырех мыслителей — К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера и А. Тойиби, — труды которых стали первыми в истории опытами цивилизационного подхода. Они послужили материалом для сравнительного анализа в данном исследовании — на предмет выявления основных положений цивилизационного подхода. Изучение проводилось на трех взаимозависимых уровнях: теоретическом, конкретно-историческом и личностном, и подобное решение показало возможность качественно нового взгляда на теорию и практику исторического процесса через призму цивштизациотпюго подхода.

Цивилизация позиционируется как высшая категория исторического процесса (на протяжении истории их число составило не менее полутора десятков), и в качестве центрального положения цивилизационного подхода к его изучению выявлено представление о трехсоставности цивилизации (с делением на «религию», «государство» и «культуру»), последовательно проходящей через три стадии исторического развития (с делением на «первичную простоту», «цветущую сложность» и «вторичное смесительное смешение»).

Цивилизационный подход показывает, что суть явления исторического развития состоит в восхождении от простейшего к сложнейшему, посредством индивидуализации, дифференциации и обретения единства в многообразии. Развитие характеризуется постоянным движением, а потому все явления исторического развития подчинены закону: либо расти, либо отмирать. При этом, органический метод оказывается не более чем методом аналогии: цивилизация развивается не в силу мифической принадлежности к органическому миру, но в силу принадлежности к миру историческому, неотделимому от понятия времени. Следствием этого является также понимание, что всякая цивилизация не вечна. Вклад Леонтьева и Шпенглера в историческую хронологию дает нам четкий срок жизни цивилизации — 1000−1200 лет, и после этих вычислений рассмотрение исторического процесса вне представления об ограниченном долголетии цивилизаций становиться бесперспективным, так как объективность не позволяет говорить о вечно молодых исторических типах.

Самым значительным стимулом, оказывающим содействие развитию является «стимул страдания», формулирующийся как представление о том, что неблагоприятные обстоятельства («вызовы» А. Тойнби) способствуют росту. И наоборот: удобные географические и климатические обстоятельства, оказываются не только не способствующими развитию, по в известной мере, ему препятствующими. «Стимул страдания» сопутствует не только процессу роста, но и разложению, в одном случае он инициирует развитие, тогда как, в другом случае, способствует регрессу.

Непосредственным содержанием первого периода развития (первичной простоты) является процесс формообразования составляющих цивилизации, которые еще не несут значительно выраженных индивидуальных признаков, но приобретают их в борьбе с внутрешшми и внешними вызовами.

Период цветущей сложности характеризуется достижением единства в многообразии: религия, государство и культура приобретают самобытные признаки, характерные лишь для конкретной цивилизации, однако их разность, будучи скреплена единой государственной формой, представляет собой целостное цивилизационное образование. Очевидно, что между разными составляющими цивилизации, между разными государственными стратами и централизовашюй властью имеет место диалектика взаимного развития, которая и определяет гармонию между формой и содержанием, свободой и дисциплиной, идеальным и реальным. Отсюда, «нацией» называется согласие между «цивилизованностью» носителей религиозной, государственной и культурной составляющих и между «племенем», как совокупностью языковых и физиологических признаков.

Кратковременность периода расцвета любой цивилизации, известная из множества исторических примеров, представляется непосредственным следствием того духовного закона, в результате которого стимул страдания приводит к благоденствию. Также и здесь: вершина расцвета всегда меньше чем предшествующий подъем.

Признаками третьего периода исторического развития являются упрощение, смешение и утрата самодифферетщиации. Упрощение состоит в абсолютизации роли одной из цивилизационных составляющих, либо даже ее части. Это приводит к диссонансу религиозного, государственного и культурного элементов, и разрушению единства в многообразии. Сведение цветущей сложности то к экономике, то к технике — есть само по себе цивилизационная болезнь, которая упрощает организм. Здесь важно понимать, что гиперболизированная часть цивилизации сама по себе развивается весьма бурно, но это именно развитие болезни, тогда как организм цивилизации упрощается — экономика или любая другая часть буквально высасывает соки из других частей и составляющих цивилизации. Далее, происходит смешение, -как следствие упрощения, как пародия на былое единство, и утрата гармоничного разделения цивилизационых служений, в том числе сословного. Вместо единства в многообразии возникает единство подобных.

Взаимопроникновение и сотрудничество цивилизаций является неизменным следствием контактов между ними, однако именно влияние третьего периода, оказываемое одной цивилизацией на другую, зачастую приводит к утрате национальной идентичности. Причиной тому, расторжение цивилизационно-го триединства, способствующее образованию расторгнутых частей некогда единого целого, которые вторгаются в чужие цивштизационные целостности. При этом существует закономерность — проникающая сила каждого из вторгающихся элементов прямо противоположна его ценности. Поэтому религия очень редко становится элементом вторжения. Пагубность этого вторжения обуславливается тем, что национальная идентичность проявляется в невозможности перенесения элементов одной цивилизации в другую, и то самоструктурирование в новых условиях, которым характеризуется вторжение — есть уже не синтез двух цивилизаций, а уничтожение заимствующей цивилизации. Вместе с тем, процесс смешения обоюден — идентичность теряет и цивилизация-донор, и цивилизацияреципиент.

Рассмотренная трехстадиальность исторического развития закрыта к уменьшению количества периодов: все когда-либо существовавшие цивилизации проходили никак не меньше чем через три периода развития. С другой стороны эта схема обладает открытостью в сторону увеличения периодов развития, которые, однако, носят уже подчиненный характер, а потому именуются тактами. Очевидно, что продолжительные во времени периоды простоты и смешения обладают большим числом тактов, чем кратковременный период расцвета.

Изложешше представления основателей цивилизационного подхода были охарактеризованы нами как совершенно органичные для христианской традиции России и Европы. Это не говорит о существовании данного подхода ранее середины XIX века, но показывает, что миросозерцание рассматриваемых мыслителей представляет собой новую стадию развития этой традиции (несомненно также, что труды основателей цивилизационного подхода насыщены конкретно-историческим знанием по истории религий). Подобные выводы верны в отношении представления о дискретности (множественности), что согласно христианской традиции является удерживающим фактором: разность цивилизаций предохраняет мир от губительной для исторического развития унификации. То же самое можно сказать и об идее трехсоставности цивилизации, которая запечатлена не только во множестве христианских историософских представлений Византии, России и Европы, но и в наследии множества иных исторических типов (в частности, греческого, индийского и римского). Это позволяет говорить об универсальности этого явления, выполняющего функцию исторического формообразования.

В связи с включенностью цивилизационного подхода в христианскую традицию закономерным представляется вывод о том, что верхнее место в ци-вилизационной иерархии занимает религия. Однако известно, что Шпенглер и Тойнби (в отличие от Леонтьева и Данилевского), были агностиками, а потому тезис о главенстве духовной составляющей не есть следствие личной веры мыслителей, но результат широкомасштабных исторических исследований, ими предпринятых. Значимость института религии проистекает из ее роли в стимулировании цивилизационного развития, и одновременно, в не имеющем аналогов охранении традиции.

Действительно, в первом периоде развития религия есть то, за счет чего происходит само зарождение цивилизации (функция формообразования) — затем религия является опорой для внутреннего становления нации, в беспрецедентных масштабах расходующей свои силы в ответах на вызовыи, наконец, миновав расцвет и приближаясь к упадку, цивилизация еще раз демонстрирует нам важность религиозной составляющей. Казалось бы, гибель цивилизации происходит в силу истощения национального потенциала в борьбе с внешними (например, войны) и внутренними (революции) вызовами. Но это оказывается лишь поводами, также как явления упрощения и смешения являются лишь прафеноменальным скелетом третьего периода. Причина же заключается именно в духовной энтропии, апостасии жителей конкретной цивилизации.

Важная роль духовной составляющей цивилизации была проиллюстрирована на примерах русской и европейской цивилизаций (православие, католицизм), становление и развитие которых были стимулированы христианскими конфессиями. С другой стороны, вступление обеих цивилизаций в третий период развития оказалось синхронным таким явлениям как «розовое» христианство, Реформация и модернизация католичества.

При переходе к рассмотрению соотношения между цивилизацией и государством, было отмечено диалектическое положение: с одной стороны, государство есть наиболее осязаемая часть цивилизации, но с другой стороны, оновсего лишь часть цивилизации, что в очередной раз говорит о целесообразности изучения истории цивилизации посредством целого исторического типа, а не только лишь его государственной составляющей, и рассмотрение отпошешш между нациями как отношений между цивилизациями.

Функция государства заключается, преимущественно, в организации цивилизационной структуры и охранении цивилизационного содержания. Если религия хранит духовное наследие, то государство сохраняет, в первую очередь саму нацию, а затем уже ее материальный багаж. Эта роль государства ярко представлена начиная с эпохи расцвета, которая всегда приближена во времени к великим империям (что не говорит об их тождественности).

Структурная функция государства заключается в том, что именно посредством власти и сословий оказывается реализованным реальное представительство носителей религии, государства и культуры. Это происходит засчет того, что сословное деление общества сохраняет разнообразность содержания, а власть (в традиционных обществах — монаршая) концентрирует три разных служения — духовное, государственное и культурное, — в одно целое. Таким образом, осуществляется конкретно-историческое достижение идеала единства в многообразии.

Согласно анализу основателей цивилизационного подхода, генезис русской монархии и сословного строя (в первую очередь, до ХУП века) вполне соответствует изложенным теоретическим построениям, ибо развитие русского самодержавия совершалось одновременно со складыванием сословий, и было освещено идеалом духовно-государственной симфонии, а также представлением о соборности русской нации (вплоть до XVI века то же самое можно сказать и о европейской концепции трех сословий). Подобное положение вещей стало разрушаться лишь с кризисом традиционного мировоззрения.

Основания цивилизационного подхода в трудах Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби, в значительной степени, являются следствием Pix личного религиозного и государственного опыта. Например, не вызывает сомнений ортодоксальная православность Леонтьева и Данилевского. Точно также, при анализе личного участия основателей цивилизациотпгого подхода в государственной службе, можно констатировать незаурядный масштаб их деятельности. Это относится к Леонтьеву, который в значительной мере соответствует идеалу подлшпгого дипломатак Данилевскому, чьи теоретические разработки и экспедиционные отчеты получили реальное воплощение в государственной жизни Россиик Шпенглеру, который остался в истории единственным в Третьем Рейхе автором, последовательно выступавшим с критикой нацизмаи к Тойнби, службу которого также можно назвать эталоном ученой деятельности, направленной на сугубую пользу межцивилизационных отношений.

Все чаще исследователи обращают внимание на удивительное созвучие взглядов между разными основателями цивилизационного подхода, и зачастую делают выводы о наличии не только влияний, но и заимствований. Однако имеющийся материал показывает, что, несмотря на известную долю сторошшх воздействий, миросозерцание каждого из основателей цивилизационного подхода, безусловно, самобытно, независимо и уникально. Это верно, в частности, в отношении Леонтьева, который пришел к обоснованию теории развития независимо от Данилевского, и это верно в отношении Шпенглера, похожим образом разработавшего собственную теорию, — без существенных заимствований из трудов своих предшественников.

Поэтому, анализ генезиса взглядов основателей цивилизационного подхода целесообразно, в первую очередь вести не в направлении поиска влияний (что является рудиментом искусственной системы классификации), а в направлении изучения синхронного развития России и Европы, в том числе развития чисто научного. При таком подходе на поверхность выходят подлинные причины действительно уникального созвучия их наследия.

Наряду с личностными характеристиками рассматриваемых авторов, значительную роль в становлении цивилизационного подхода надо признать за характеристиками той эпохи, представителями которой они являлись. Выявление сущностных качеств данного научного направления представляется прерогативой именно совместного рассмотрения трудов Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби, призванного показать не столько единичные свойства мировоззрения каждого из них, сколько уникальный характер миросозерцания группы мыслителей, состав которой выявлен на основании совокупности признаков их наследия. Это позволяет говорить о зарождении цивилизационного подхода как закономерном явлении в развитии России и Европы.

Для пониматгия этого важно обратить внимание на ту разницу, которая существует между вызовами, с которыми сталкивалась Россия в первом периоде, с теми вызовами, которые оказались неизбежны в третьем периоде. Так, если при анализе татаро-монгольского ига мы констатировали, что оно способствовало активизации русской цивилизационной жизни, и в значительной мере стимулировало оформление самодержавия и сословности, то при обращении к петровским реформам и последующей истории Российской империи было обращено вниматше на двойственность подобного ответа на вызовы времени и соседей.

С одной стороны, эти изменения характеризуются как направленные на укрепление государственности, но с другой стороны, — как негативные для религиозности и традиционной культуры. Заимствование экономических, технических и военных достижений Европы привело к беспримерному государстветпюму возвышению России, однако обращение к чуждым ценностям способствовало расколу между традицией и новыми идеалами, и в конечном итоге, к постепенному разрушению Российской империи, сопровождавшемуся коренной трансформацией уклада национальной жизни.

Русские основатели цивилизационного подхода отвечали на подобные исторические вызовы, а западные мыслители, в свою очередь, пытались противостоять разрушению европейской традиции. Складывались как научные, так и политические программы, направленные на сохранение и развитие традиционных ценностей России и Европы. В частности, наследие Леонтьева и Шпенглера предоставляют множественные примеры чуткого восприятия грядущих цивилизационных потрясений.

Отсюда появление цивилизационного подхода в России (вторая половина XIX века), которое предшествовало аналогичному событию в Европе (первая половина XX столетия), является следствием конкретно-исторических реалий русской истории, с XVIII века разрывавшейся между двумя векторами развития: европейским и русским. На этот процесс паложилось нахождение обеих цивилизаций в позднем периоде развития, — они вступили в полосу кризиса миросозерцания, в эпоху, когда недальновидные схемы исторического развития уже переставали удовлетворять. Шпенглер и Тойнби наследовали русским Леонтьеву и Данилевскому, и это указывает на то, что цивилизационный подход появился как традиционная реакция интеллектуальной элиты на упрощенное пониматтие исторического процесса в качестве единого прогрессирующего развития на базе европейской цивилизации. Тем самым, па смену пониманию Запада как центра прогрессивного «человечества», которому противостоит отсталый «Восток» пришел тезис о множественности самобытных исторических миров.

Представители русской науки — Леонтьев и Данилевский, — потому и были первыми, кто попытался внести качественно новые, и жизненно необходимые подходы к изучению исторического бытия, что это было необходимым ответом на вызов: предложенные Западом парадигмы научного знания не отвечали основам русского миросозерцания. Весомая часть отечественного общества, оказавшись на перепутье, сделала выбор в пользу посредственности собственного национального наследия, Леонтьев и Данилевский пошли другим путем.

Другой причиной созвучия взглядов Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби является проникновенное чувство сопереживания собственного (будь то Россия или Европа) и соседнего цивштизациопного бытия, находящегося на аналогичной стадии развития. Среди основателей цивилизационного подхода не было безразличных людей, все они болели душой за судьбы своих цивилизаций, за судьбы мира и людей, его населяющих, — во всем многообразии их цветущей сложности.

Таким образом, русские и европейские основатели цивилизационного подхода отвечали на проблемы, присущие их собственным цивилизациям, но так как Россия и Европа находились (и находятся) на одном и том же, -позднем, — этапе исторического развития, их взгляды оказались удивительно схожими.

Вместе с тем, как относительно изучения прафеномена цивилизации заслуга Тойнби заключалась в том, что он на значительно более богатом историческом материале подтвердил перечень цивилизаций, составленный его пред-шествешшками, то при анализе исторического развития английский историк продемонстрировал еще более значительные результаты. Здесь его заслуга состоит в том, что, обобщив историю всех известных цивилизаций, он подробно обосновал теорию развития своих предшественников, в первую очередь Леонтьева. Кроме того, определенную будущность дальнейшего развития данного научного направления можно видеть в тех попытках осмысления конкретно-исторической действительности (например, в работах Г. Ю. Любарского), которые наблюдаются в русской науке конца XX — начала XXI века. В этом автор диссертационного исследования видит динамичность в развитии цивилизаци-онного подхода, а учитывая, что обе цивилизации продолжают оставаться в идентичном, позднем периоде развития, наиболее перспективным представляется совместное междисциплинарное изучение исторического процесса учеными России и Европы.