Преобразования Петра I. Оценка их в российской историографии

КУРСОВАЯ РАБОТА

Преобразования Петра I. Оценка их в российской историографии

петровский церковный внешнеполитической император

В конце XVII столетия на исторической арене Российского государства появилась личность первой величины, мирового масштаба — царь Петр I. Он был внуком основателя новой правящей династии Романовых, Михаила Федоровича, призванного на царский престол Земским собором в 1613 г.

Личность Петра занимала большое место в творчестве поэтов и писателей, живописцев и скульпторов во все времена. Но уже в том же столетии, когда жил и умер Петр, отношение к нему было неоднозначным. Уже при его жизни не все согласны с тем, что и как он делал, вводя свои знаменитые новшества. Позднее, во второй половине века, одни, признавая успехи в преобразовательной деятельности Петра, скорбят об ушедших при нем прошлое старинных нравах и обычаях Московской Руси, упадке аристократических фамилий, повреждении нравов. Другие, например А. Н. Радищев, тоже признавая великого Петра реформатора, упрекают его за то, что он истребил «последние признаки дикой вольности своего Отечества». Эти споры перешли в XIX столетие и продолжаются сейчас.

Тем не менее, нужно признать заслугу Петра I. Он, несомненно, был продуктом своей эпохи, вобравшим ее основные черты, и одновременно творцом эпохи новой, во многом определившим вехи дальнейшего пути страны. Вот почему важно попытаться разобраться в этой сложной, противоречивой личности, носившей явный отпечаток психологической нестандартности, так как нестандартность эта была порождена совокупностью реалий не только личной, но и общественной жизни царя-реформатора, и она же, в свою очередь, оставила неизгладимый след в судьбе России.

Целью данной работы является анализ деятельности реформ Петра I и ее значение для Российского государства.

1. Предпосылки Петровских преобразований

В XVII в. в результате деятельности первых представителей династии Романовых был преодолен социально-экономический и политический кризис государства и общества, вызванный событиями Смутного времени. В конце XVII столетия наметилась тенденция европеизации России, обозначились предпосылки будущих петровских преобразований. Исследователь В. Н. Роденков важнейшими из них называет следующие:

1) тенденция к абсолютизации верховной власти (ликвидация деятельности Земских соборов как сословно-представительных органов), включение в царский титул слова «самодержец»;

2) оформление общегосударственного законодательства (Соборное Уложение 1649 г.). Дальнейшее совершенствование свода законов, связанное с принятием новых статей (в 1649—1690 гг. было принято 1535 указов, дополняющих Уложение);

3) активизация внешней политики и дипломатической деятельности российского государства;

4) реорганизация и совершенствование вооруженных сил (создание полков иноземного строя, изменения в порядке комплектования и набора в полки, распределение военных корпусов по округам);

5) реформирование и совершенствование финансовой и налоговой систем;

6) переход от ремесленно-цехового производства к мануфактурному с использованием элементов наемного труда и простейших механизмов;

7) развитие внутренней и внешней торговли (принятие «Уставной таможенной грамоты» 1653 г., «Новоторгового устава» 1667 г.);

8) размежевание общества под влиянием западноевропейской культуры и церковной реформы Никона; появление национально-консервативного и западнического течений.

Однако, несмотря на обозначившуюся тенденцию европеизации России в XVII в., в целом она значительно отставала от уровня развития западноевропейских государств. Значительные внешнеполитические усилия России в XVII в. привели к весьма скромным итогам. Выход к Балтийскому и Черному морям по-прежнему был закрыт. Для того чтобы на равных бороться с европейскими державами и Османской империей, нужно было не просто заимствовать отдельные достижения Европы, а сделать европейскую экономику и культуру, европейский образ жизни особой ценностью. Только тогда модернизация жизни России приобрела бы действительно широкие масштабы, страна могла бы войти в круг европейских держав.

На исторической арене появляется сильная личность, которая обладала не только верховной властью, но и пониманием необходимости перемен, смелостью и решительностью, умом, энергией и талантом преобразователя.

В истории Петровских реформ исследователи выделяют два этапа: до и после 1715 г. На первом этапе реформы носили в основном хаотичный характер и были вызваны в первую очередь военными нуждами государства, связанными с ведением Северной войны, проводились в основном насильственными методами и сопровождались активным вмешательством государства в дела экономики. Многие реформы носили непродуманный, поспешный характер, что было вызвано как неудачами в войне, так и отсутствием кадров, опыта, давлением старого консервативного аппарата власти. На втором этапе, когда военные действия уже были перенесены на территорию противника, преобразования стали более планомерными. Шло дальнейшее усиление аппарата власти, мануфактуры уже не только обслуживали военные нужды, но и производили потребительские товары для населения, государственное регулирование экономики несколько ослабло, торговцам и предпринимателям предоставлялась определенная свобода действий.

Целью реформ стало обретение Россией роли одной из ведущих мировых держав, способной к конкуренции со странами Запада в военном и экономическом отношении. Главным инструментом проведения реформ было осознанно применяемое насилие. Темпы преобразований зависели от срочности решения той или иной задачи, стоящей перед государством. При этом одни преобразования часто вызывали необходимость других, ибо коренная ломка в одной области, как правило, требовала немедленного переустройства в другой или создания новых структур и учреждений.

2. Преобразования в области экономики и социальная политика Петра I

Реформы в экономике охватывали сельское хозяйство, крупное и мелкое производство, ремесло, торговлю и финансовую политику.

В сфере экономики господствовала концепция меркантилизма — поощрение развития внутренней торговли и промышленности при активном внешнеторговом балансе. Развитие промышленности диктовалось исключительно нуждами ведения войны и было особой заботой Петра. За первую четверть XVIII в. было создано 200 мануфактур. Главное внимание уделялось металлургии, центр которой переместился на Урал. Рост промышленного производства сопровождался усилением феодальной эксплуатации, широким применением принудительного труда на мануфактурах: использованием крепостных, купленных (посессионных) крестьян, а также труда государственного (черносошного) крестьянства, которое приписывалось к заводу как постоянный источник рабочей силы. В 1711 г. при мануфактурах были учреждены ремесленные школы. Указами 1722 г. в городах было введено цеховое устройство. Создание цехов свидетельствовало о покровительстве властей развитию ремесел и их регламентации.

В области внутренней и внешней торговли большую роль играла государственная монополия на заготовку и сбыт основных товаров (соль, лен, пенька, меха, сало, икра, хлеб и др.), что значительно пополняло казну. Всячески поощрялось создание купеческих «кумпанств» и расширение торговых связей с заграницей. Правительство Петра уделяло большое внимание развитию водных путей — главного в это время вида транспорта. Велось активное строительство каналов: Волго-Донского, Вышневолоцкого, Ладожского, были начаты работы по сооружению канала Москва — Волга.

Финансовая политика государства в годы правления Петра I характеризовалась небывалым налоговым гнетом. Рост государственного бюджета, необходимый для ведения войны, активной внутренней и внешней политики, достигался за счет расширения косвенных и увеличения прямых налогов. Специальными «прибыльщиками» во главе с А. Курбатовым выискивались все новые источники доходов: вводились банная, рыбная, медовая, конская и др. подати, вплоть до налога на бороды. Всего косвенных сборов к 1724 г. насчитывалось до 40 видов. Наряду с указанными поборами вводились и прямые налоги: рекрутские, драгунские, корабельные и особые «сборы». Немалые доходы приносили чеканка монеты меньшего веса и понижение содержания в ней серебра. Поиски новых источников доходов вели к коренной реформе всей налоговой системы — введению подушной подати, заменившей подворное обложение. В результате таковой, во-первых, практически удвоилась сумма налоговых поступлений с крестьян. Во-вторых, податная реформа стала важным этапом крепостного права в России, распространила его и на те слои населения, которые ранее были свободными («гулящие люди»), либо могли обрести свободу после смерти господина (кабальные холопы). В-третьих, вводилась паспортная система. Каждый крестьянин, уходивший на заработки дальше 30 верст от места жительства, должен был иметь паспорт с указанием срока возвращения.

В 1714 г. был издан «Указ о единонаследии», по которому дворянское поместье уравнивалось в правах с боярской вотчиной. Указ знаменовал окончательное слияние двух сословий феодалов. С этого времени светских феодалов стали называть дворянами. Указ о единонаследии предписывал передавать вотчины и поместья одному из сыновей. Остальные дворяне должны были нести обязательную службу в армии, на флоте или в органах государственной власти. К указу о единонаследии примыкали законы, запрещающие производить в офицеры дворян, не прошедших службу рядовыми в гвардейских полках, жениться дворянским «недорослям», не овладевшим азами математики, покупать имения тем, кто нигде не служил и др.

Особую роль в организации и консолидации дворянского сословия сыграло принятие 24 января 1722 г. «Табели о рангах» — государственного закона, определявшего порядок прохождения службы и устанавливающего иерархию служебных разрядов. Теперь принцип занятия той или иной государственной должности по знатности заменялся бюрократическим. Продвижение по служебной лестнице зависело от выслуги, образования, а в итоге, — от личных способностей дворянина. В трех разрядах службы — гражданской, военной и дворцовой — все должности разделялись на 14 рангов — от 1-го высшего, например, канцлера в гражданской службе, до 14-го низшего — коллежского регистратора. «Табель о рангах» отделила чиновный класс от низшей бюрократии. При Петре чиновник уже с 14 ранга получал личное, а с 8-го (коллежский асессор) — потомственное дворянство. Для военных потомственное дворянство предоставлялось уже с 14 ранга — низшего офицерского чина прапорщика. Это давало возможность наиболее способным представителям «подлых» сословий пробиваться наверх по социальной лестнице, что укрепляло ряды дворянства.

Таким образом, политика правительства несколько ущемляя материальные права дворянства, мобилизовала его на службу государству и общесословным интересам.

Основное же бремя модернизации страны, проходящей к тому же в экстремальных условиях войны, несло на себе крестьянство, составлявшее 92% населения России. Десятки тысяч крестьян, насильственно мобилизованных государством, строили верфи, крепости, заводы, возводили на болотах новую столицу — Санкт-Петербург.

3. Административные реформы

Реформа системы государственного управления, предпринятая Петром I, вызывалась рядом причин. Требовалось создание нового государственного аппарата, отвечавшего духу времени и способного эффективно осуществлять руководство модернизирующемся обществом. Петр I стремился утвердить и закрепить свою абсолютную власть. Для воплощения «высшей воли» монарха была необходима совершенная государственная машина.

Во главе государства стоял царь. В 1721 г. Петра провозгласили императором, что означало дальнейшее усиление власти самого царя. «Император всероссийский, — записано в Воинском регламенте, — есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает».

В 1711 г. вместо Боярской думы и подменявшей ее с 1701 г. Консилии (Совета) министров был учрежден Сенат. В него вошли девять ближайших Петру I сановников. Сенату предписывалось разрабатывать новые законы, следить за финансами страны, контролировать деятельность администрации. Руководство работой сенаторов было в 1722 г. поручено генерал-прокурору, которого Петр I называл «оком государевым». В 1718—1721 гг. была преобразована громоздкая и запутанная система приказного управления страной. Вместо полусотни приказов, чьи функции часто совпадали и не имели четких границ, было учреждено 11 коллегий. Каждая коллегия ведала строго определенной отраслью управления. Коллегия иностранных дел — внешними сношениями, Военная — сухопутными вооруженными силами, Адмиралтейская — флотом, Камер-коллегия — сбором доходов, Штатс-коллегия — расходами государства, Вотчинная — дворянским землевладением, Мануфактур-коллегия — промышленностью, кроме металлургической, которой ведала Берг-коллегия. Фактически на правах коллегии существовал Главный магистрат, ведавший русскими городами. Кроме того, действовали Преображенский приказ (политический сыск), Соляная контора, Медный департамент, Межевая канцелярия.

Наряду с укреплением центрального аппарата управления еще раньше началась реформа местных учреждений. Вместо воеводской администрации в 1708—1715 гг. была введена губернская система управления. Первоначально страна была разделена на восемь губерний: Московскую, Петербургскую, Киевскую, Архангельскую, Смоленскую, Казанскую, Азовскую и Сибирскую. Во главе их стояли губернаторы, ведавшие войсками и управлением подчиненных территорий. Каждая губерния занимала огромную территорию и поэтому делилась на провинции. Их было 50 (во главе стоял воевода). Провинции, в свою очередь, делились на уезды. Таким образом, сложилась единая для всей страны централизованная административно-бюрократическая система управления, решающую роль в которой играл монарх, опиравшийся на дворянство. Значительно выросло число чиновников. Выросли и расходы на содержание управленческого аппарата. Генеральный регламент 1720 г. ввел единую для всей страны систему делопроизводства в государственном аппарате.

Возросшая экономическая и финансовая мощь государства, появление новой регулярной армии, резкое увеличение бюрократического аппарата и реформа системы управления создали необходимые условия для завершения формирования абсолютистской монархии. Царь был носителем высшей законодательной, исполнительной и судебной власти и не разделял ее ни с кем. В Духовном регламенте 1721 г. записано: — «император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает».

4. Церковная реформа. Ломка старых традиций и зарождение новой культуры

После смерти в 1700 г. патриарха Адриана Петр I решил не назначать нового патриарха. Временно во главе духовенства был поставлен рязанский митрополит Стефан Яворский, при этом не облеченный патриаршими полномочиями. В 1721 г. Петр утвердил «Духовный регламент», разработанный его сторонником псковским епископом Феофаном Прокоповичем. Согласно новому закону была проведена коренная церковная реформа, ликвидировавшая автономию церкви и полностью подчинившая ее государству. Патриаршество в России было упразднено, а для управления церковью учреждена специальная Духовная коллегия, преобразованная вскоре для придания большего авторитета в Святейший правительствующий Синод. В его ведении находились чисто церковные дела: толкование церковных догм, распоряжения о молитвах и церковной службе, цензура духовных книг, борьба с ересями, заведование учебными заведениями и смещение церковных должностных лиц и т. д. Синод имел также функции духовного суда. Все имущество и финансы церкви, закрепленные за ней земли и крестьяне находились в ведении Монастырского приказа, подчиненного Синоду. Таким образом, это означало подчинение церкви государству.

Политика государства была направлена на просвещение общества, реорганизацию системы образования. Просвещение при этом выступало как особая ценность, отчасти противостоявшая религиозным ценностям. Богословские предметы в школе уступали место естественнонаучным и техническим: математике, астрономии, геодезии, фортификации, инженерному делу. Первыми появились Навигацкая и Артиллерийская школы (1701), Инженерная школа (1712), Медицинское училище (1707). Для упрощения процесса обучения сложный церковнославянский шрифт был заменен на гражданский. Получило развитие издательское дело, созданы типографии в Москве, Петербурге и других городах. Заложены основы развития русской науки. В 1725 г. в Петербурге была создана Академия наук. Развернулась большая работа по изучению истории, географии и природных богатств России. Пропаганду научных знаний осуществляла открытая в 1719 г. Кунсткамера — первый отечественный естественноисторический музей.

С 1 января 1700 г. в России было введено новое летоисчисление по юлианскому календарю. В результате реформы календаря Россия стала жить в одном времени с Европой. Происходила коренная ломка всех традиционных представлений о бытовом укладе жизни российского общества. Царь в приказном порядке ввел бродобритие, европейскую одежду, обязательное ношение мундиров для военных и гражданских чиновников. Поведение молодых дворян в обществе регламентировалось западноевропейскими нормами, изложенными в переводной книге «Юности честное зерцало». В 1718 г. появился Указ о проведении ассамблей с обязательным присутствием женщин. Ассамблеи устраивались не только для забав и увеселений, но и для деловых встреч. Петровские преобразования в сфере культуры, быта и нравов вводились зачастую насильственными методами и носили ярко выраженный политический характер. Главным в этих реформах было соблюдение интересов государства.

5. Итоги внешнеполитической деятельности Петра I

Основные направления внешней политики России этого периода — северо-западное и южное — определялись борьбой за выход к незамерзающим морям, без чего невозможно было вырваться из экономической и культурной изоляции, а, следовательно, преодолеть общую отсталость страны, а также стремлением приобрести новые земли, укрепить безопасность границ и улучшить стратегическое положение России.

Победа России в Северной войне (1700−1721 гг.) во многом была закономерной, поскольку война имела исторически обоснованный характер. Он обусловливался стремлением России вернуть принадлежащие ей ранее земли, без которых становилось невозможным ее поступательное развитие. Справедливый характер войны особенно ярко проявился во время шведского нашествия, когда перед русским и украинским народами борьба за независимость выступила на первый план.

Страна, под руководством Петра, «поднявшего ее на дыбы», сумела мобилизовать все свои ресурсы, создать оборонную промышленность, новую регулярную армию и флот, которые долгое время не знали себе равных в Европе. В ходе войны русская армия приобрела высокий уровень организации и руководства, а мужество, стойкость и патриотизм ее солдат стали одним из главных источников победы.

Русская дипломатия, используя противоречия между европейскими странами, сумела создать необходимые для заключения мира внешнеполитические условия.

Россия в итоге долгой и мучительной войны заняла важнейшее место в Европе, завоевав статус великой державы. Выход к Балтийскому морю, присоединение новых земель способствовали ее экономическому и культурному развитию. В ходе войны Россия создала мощную регулярную армию, стала превращаться в империю.

6. Итоги и оценка петровских преобразований

Оценивая петровские реформы и их значение для дальнейшего развития Российской империи, необходимо принять во внимание следующие основные тенденции.

1. Реформы Петра I ознаменовали оформление абсолютной монархии, в отличие от классической западной, не под влиянием генезиса капитализма, балансирования монарха между феодалами и третьим сословием, а на крепостническо-дворянской основе.

2. Созданное Петром I новое государство не только существенно повысило эффективность государственного управления, но и послужило главным рычагом модернизации страны.

3. По своему масштабу и стремительности проведения реформы Петра I не имени аналогов не только в российской, но и, по меньшей мере, в европейской истории.

4. Мощный и противоречивый отпечаток наложили на них особенности предшествующего развития страны, экстремальные внешнеполитические условия и личность самого царя.

5. Опираясь на некоторые тенденции, наметившиеся в XVII в. в России, Петр I не только развил их, но и за минимальный исторический промежуток времени вывел ее на качественно более высокий уровень, превратив Россию в могущественную державу.

6. Платой за эти радикальные изменения явилось дальнейшее укрепление крепостничества, временное торможение формирования капиталистических отношений и сильнейший налоговый, податный нажим на население.

7. Многократное увеличение налогов привело к обнищанию и закабалению основной массы населения. Различные социальные выступления — бунт стрельцов в Астрахани (1705−1706), восстание казачества на Дону под руководством Кондратия Булавина (1707−1708), на Украине и в Поволжье — были направлены не столько против преобразований, сколько против методов и средств их осуществления.

8. Несмотря на противоречивость личности Петра I и его преобразований, в отечественной истории его фигура стала символом решительного реформирования и беззаветного, не щадящего ни себя, ни других, служения Российскому государству.

9. Преобразования первой четверти XVIII в. столь грандиозны по своим последствиям, что дают основание говорить о допетровской и послепетровской России. Петр I Великий — одна из наиболее ярких фигур в русской истории. Реформы неотделимы от личности Петра I — выдающегося полководца и государственного деятеля.

Однако необходимо отметить, что цена преобразований была непомерно высока: проводя их, царь не считался ни с жертвами, приносимыми на алтарь отечества, ни с национальными традициями, ни с памятью предков. Отсюда противоречивость оценки преобразований в исторической науке.

7. Оценка их в российской историографии

Эпоха Петра Первого в истории России, личность этого выдающегося государственного деятеля, полководца, дипломата пользуется вниманием как в отечественной, так и в зарубежной исторической науке.

Изучение этой эпохи имеет богатую традицию — ведь началось оно еще при жизни самого великого реформатора; сейчас же литература о Петре Великом и его времени может составить целую библиотеку.

Большие достижения во многих областях общественной и государственной жизни, превращение России из расположенной на задворках Европы страны в великую мировую державу, ставшее своего рода феноменом истории, объясняют устойчивый повышенный интерес к эпохе Петра в мировой исторической науке.

Почти все крупнейшие ученые — историки, специалисты по истории России за рубежом, начиная с восемнадцатого столетия и до наших дней, так или иначе откликались на события петровского времени.

Зарубежной литературе о России эпохи Петра Великого, несмотря на различия в подходе ученых к оценке событий того времени, присущи некоторые общие черты. Отдавая должное правителю, тем успехам, которые были достигнуты страной, иностранные авторы, как правило, с некоторой недооценкой или с открытым пренебрежением судили о допетровской эпохе в истории России.

Большое распространение получили взгляды, согласно которым Россия совершила скачок от отсталости, дикости к более передовым формам общественной жизни с помощью «Запада» — идей, заимствованных оттуда, и многочисленных специалистов, ставших помощниками Петра Первого в проведении преобразований.

Столь же давнюю традицию имеет распространенное в зарубежной, и отчасти отечественной исторической науке противопоставление России и стран Запада, антитеза «Россия — Запад», «Восток — Запад».

Изображение России и СССР в качестве антипода Западу, европейской культуре, зачастую помимо исторической имело и политическую направленность (особенно во время «Холодной войны»). Стоит отметить, что это относится не только к трудам недавнего прошлого, существовала такая точка зрения и в дореволюционный период.

До сих пор можно встретить утверждения о кардинальном отличии исторического пути России в сравнении с западными странами, «разных корнях» их исторических традиций, отсталом «азиатском» характере хозяйства, общественной жизни, культуры России в отличие от передовой европейской цивилизации, будто бы представлявшей некое единство и противостоявшей тому, что имелось и имеется в отсталой России.

Эти два мира являют две «противостоящие» друг — другу культуры. Представления о фатальном расхождении исторических путей России и Западной Европы (да и всего Запада вообще) питаются, среди прочего, концепциями, согласно которым на формирование русской государственности сильное или даже решающее влияние оказали византийские традиции, монголо-татарское иго, которые сыграли свою роль в том, что развитие Руси, а затем России пошло в сторону, противоположную от Европы.

Сторонники так называемой «Евразийской теории», корни которой восходят к государственной школе и славянофилам, проповедуют идеи о том, что Россия, будучи «смесью восточного и западного» остается мостом между Востоком и Западом. Отсюда утверждения о благодетельном воздействии Золотой Орды на эволюцию государственности в Северо-Восточной Руси, о некоем симбиозе Орды и Руси, положившем сильный отпечаток на всю последующую историю России царской и императорской эпох. (К историкам, разделяющим это мнение принадлежит, например, Л. Н. Гумилев.)

В данной работе будут рассматриваться позиции русских ученых «государственников», таких как Соловьев, Богословский. Их можно сгруппировать не по историографическим направлениям и классовым установкам, а по характеру, содержанию их трудов (специальные они или же общие), по позициям авторов, одни из которых рассматривают эпоху Петра на фоне предыдущего периода русской истории, другие — сравнивая с положением в тогдашней Европе, третьи — в плане ее значения для последующего развития России.

Значительная часть исторической литературы о России 18-го века посвящена реформам Петра Первого; объясняется это например тем, что дореволюционные историки рассматривали связанный с ними узел проблем как ключевой, центральный в истории России.

После 1917 года эти проблемы несколько отошли на второй план, но и в советской историографии петровская эпоха считается одним из важнейших периодов в истории нашего государства.

Интересы же западных исследователей сосредоточились, прежде всего, на внешней политике России и биографии Петра Великого; после Наполеона царь характеризовался ими как личность, наиболее поразительная в истории Европы, как «самый значительный монарх Европы этого века».

Основная часть литературы по этой теме — специальные труды, посвященные отдельным аспектам преобразовательной деятельности Петра. Выводы, содержащиеся в этих работах по большей части несопоставимы вследствие различий в объектах исследований, подходе авторов к теме и тому подобных факторов.

Таким образом, в общих дискуссиях о петровских реформах может участвовать лишь малая часть литературы по данной теме, но и она содержит чрезвычайно широкий спектр оценок. Возможно, объяснение крайнего несходства точек зрения состоит в том, что сложность, комплексный характер темы, делают невозможным для отдельного ученого ее всестороннее раскрытие, и поэтому многие историки превращают оценки отдельных аспектов реформ в составную часть общей характеристики преобразований, придавая им при этом весьма различный вес.

Не менее разнообразен и фон, на котором исследователи оценивают реформы Петра. Здесь можно выделить три основных направления: одни историки рассматривают эту тему преимущественно в сравнении с предыдущим периодом русской истории, чаще всего непосредственно предшествовавшим эпохе Петра (кон. 16−17 век), другие сравнивают сложившуюся ситуацию с положением в Европе начала 18 века, третьи же оценивают историческое значение деятельности Петра сквозь призму последующего развития России.

Первая из названных точек зрения естественно порождает вопрос о том, в какой степени петровская эра означала разрыв с прошлым (или, напротив, продолжала тенденции развития 17 века).

Вторая заставляет уделять повышенное внимание дискуссии о зарубежных прообразах реформ, и их адаптации в российских условиях.

Третья точка зрения, актуализирующая вопрос о следствиях реформ и их пригодности в качестве образца, уступает первым двум в научной плодотворности: так, реформы Петра Первого превратились в дореволюционной России в излюбленную тему для публичных дебатов. Эта тема, таким образом, была политизирована задолго до того, как началась ее научная разработка.

Хотя и существует мнение, высказанное П. Н. Милюковым, что не дело историка пускаться в рассуждения о том, были ли события прошлого позитивными или негативными, что историк обязан целиком сосредоточиться на «своей деятельности в качестве эксперта» выявляющего подлинность фактов, тем не менее, мало кто из историков преуспел в стремлении уйти от бесконечных публицистических дискуссий о том, насколько реформы Петра были вредны или полезны, предосудительны или достойны подражания с точки зрения морали или интересов нации.

М.М Богословский в своей фактографической биографии Петра с сожалением констатировал, что более или менее обобщающие оценки петровской эпохи были выработаны главным образом под влиянием общефилософских систем, постоянно вторгающихся в область исследования источников. Видимо, эта характеристика Богословского вполне годится для оценки всей предшествовавшей истории исследования темы.

В большинстве обзорных трудов петровский период рассматривается как начало новой эпохи в истории России. Однако сильные разногласия царят среди историков, пытающихся ответить на вопрос, в какой степени эпоха реформ означала кардинальный разрыв с прошлым, и отличалась ли новая Россия от старой качественно.

Рубежи, разделяющие участников этой дискуссии, в большей мере исторически обусловлены, поскольку по мере все более основательного исследования как 17, так и 18 веков, увеличивалось число сторонников концепции, согласно которой реформы петровского времени являются закономерным результатом предшествовавшего развития страны.

Существует и противоположная, «революционная» концепция, по которой реформы не имели почти ничего общего с предшествовавшим развитием страны. Ярким выразителем одной из крайних точек зрения в рамках «революционной» концепции был С. М. Соловьев, который своей «Историей России» сделал крупный вклад в научное исследование эпохи правления Петра. Его взгляды находятся в прямом родстве с представлениями, господствовавшими во всей предшествовавшей этому труду историографии и публицистике.

Он интерпретирует петровский период как эру ожесточенной борьбы между двумя диаметрально противоположными принципами государственного управления и характеризует реформы как радикальное преобразование, страшную революцию, рассекшую историю России надвое, и означавшую переход из одной эпохи в истории народа в другую.

Однако, в противоположность славянофилам, Соловьев считает, что реформы были вызваны исторической необходимостью и поэтому должны рассматриваться как целиком и полностью национальные.

Русское общество 17 века находилось, по его мнению, в состоянии хаоса и распада, что и обусловило применение государственной властью радикальных мер — «точно так же, как серьезная болезнь требует хирургического вмешательства».

Таким образом, ситуация в России накануне реформ оценивается Соловьевым негативно.

Богословский, не придерживаясь четко материалистических позиций, представлял реформы как радикальный и полный разрыв с прошлым.

Схожая точка зрения, но с позиций марксистской историографии приводилась М. Н. Покровским и Б. И. Сыромятниковым — оба этих историка основывают свое мнение относительно революционного характера преобразований на переменах в расстановке классовых сил в начале 18 века.

В западной литературе также имеются отдельные примеры оценки реформ как революции или, по крайней мере, «трансформации».

Существует еще один взгляд на эту проблему, более нейтральный, а именно — «эволюционная» концепция.

Среди ученых, отстаивающих эту концепцию необходимо выделить В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова. Эти историки, глубоко исследовавшие допетровский период, и в своих опубликованных курсах лекций по отечественной истории, настойчиво проводящие мысль о преемственности между реформами Петра и предшествовавшим столетием. Они категорически против данной Соловьевым характеристики 17 века как эпохи кризиса и распада. В противоположность такому взгляду они утверждают, что в этом столетии шел позитивный процесс создания предпосылок для реформаторской деятельности, и была не только подготовлена почва для большинства преобразовательных идей Петра Великого, но и пробуждено «общее влечение к новизне и усовершенствованиям».

«17 столетие не только создало атмосферу, в которой вырос и которой дышал преобразователь, но и начертало программу его деятельности, в некоторых отношениях шедшую даже дальше того, что он сделал. Петр в порядках старой Руси ничего кардинально не менял, он продолжал возводить постройку в развитие уже существовавших тенденций. Обновление же состояло лишь в том, что он переиначивал сложившееся состояние составных частей».

По мнению Ключевского и Платонова, если в реформах Петра и было что-то «революционное», то лишь насильственность и беспощадность использованных им методов.

На сегодняшний же день в науке преобладающим является мнение, что реформы Петра не означали кардинального разрыва с прошлым, хотя и в двадцатом веке отдельные крупные историки, как, например, ученики Ключевского — М. М. Богословский и М. Н. Покровский в этом вопросе были солидарны с Соловьевым.

Начиная с середины тридцатых годов для советских историков было характерно убеждение в том, что сущность петровской России по сравнению с 17 веком не изменилась. Точка зрения Сыромятникова в этом смысле исключение. Но в то же время и советские и западные историки едины во мнении, что реформы Петра дали резкий толчок к акселерации важных тенденций развития России, именно эта черта в первую очередь придает петровской эпохе ее особый характер.

Вторая из наиболее отчетливо поставленных проблем в общей дискуссии о реформах Петра содержит в себе вопрос: в какой мере для реформаторской деятельности были характерны планомерность и систематичность?

У Соловьева реформы представлены в виде строго последовательного ряда звеньев, составляющих всесторонне продуманную и предварительно спланированную программу преобразований, имеющую в своей основе жесткую систему четко сформулированных целевых установок: «В этой системе даже войне отведено заранее определенное место в числе средств реализации общего плана».

В этом отношении труд Соловьева испытал влияние предшествовавшей его написанию историографии и публицистики. Его основные идеи могут во многих случаях быть прослежены до работ непосредственно послепетровской эпохи.

Задолго до Соловьева всеобщим стало мнение, что деятельность Петра и ее результаты были порождением почти сверхчеловеческого разума: осуществлением дьявольского плана или проявлением высшей мудрости, реформатор традиционно характеризовался как «антихрист» (раскольниками) или «человек, Богу подобный» (М.В. Ломоносовым).

Но не все историки придерживаются столь лестного для Петра взгляда на реформы. Точка зрения относительно очевидной бесплановости и непоследовательности преобразований Петра разделяется В. О. Ключевским, который подчеркивает, что движущей силой преобразований была война. Ключевский считает, что структура реформ и их последовательность были всецело обусловлены потребностями, навязанными войной, которая, по его мнению, тоже велась довольно бестолково. В противоположность Соловьеву Ключевский отрицает, что Петр уже в ранний период своей жизни ощущал себя призванным преобразовать Россию; лишь в последнее десятилетие своего царствования Петр, по мнению Ключевского, стал осознавать, что создал что-то новое, одновременно и его внутренняя политика стала утрачивать черты скоропалительности и незавершенности решений. Этот взгляд положил начало ряду других точек зрения, более сосредотачивающихся на различных нюансах реформ.

В советской историографии по вопросу планомерности реформ тоже не существовало единого взгляда. Как правило, предполагался более глубокий смысл преобразований, нежели только повышение эффективности военных действий.

С другой стороны, распространенным было мнение, что ход войны имел решающее влияние на характер и направленность петровских преобразований. Отмечалось и то, что реформы приобретали все более отчетливый характер планомерности и последовательности по мере неуклонно возраставшего перевеса России над Швецией в Северной Войне.

Для авторов таких исследований характерным является стремление провести границу между первой «лихорадочной» фазой войны, когда внутренние реформы имели хаотичный и незапланированный характер, и последним десятилетием жизни Петра, когда правительство располагало достаточным количеством времени для обдумывания более перспективных решений. К этому периоду и относятся самые эффективные и существенные преобразования.

Существует еще одна тема, вызывающая сильные разногласия — это историческая сущность реформ. В основе понимания этой проблемы лежат либо воззрения, основанные на марксистских взглядах, то есть считающие, что политика государственной власти основана и обусловлена социально — экономической системой, либо позиция, согласно которой реформы — это выражение единоличной воли монарха. Эта точка зрения типична для «государственной» исторической школы в дореволюционной России.

Первый из этого множества взглядов — мнение о личном стремлении монарха европеизировать Россию. Историки, придерживающиеся этой точки зрения, считают именно «европеизацию» главной целью Петра.

По мнению Соловьева встреча с европейской цивилизацией была естественным и неизбежным событием на пути развития русского народа. Но Соловьев рассматривает европеизацию не как самоцель, а как средство, прежде всего стимулирующее экономическое развитие страны.

Теория европеизации не встретила, естественно, одобрения у историков, стремящихся подчеркнуть преемственность эпохи Петра по отношению к предшествовавшему периоду.

Важное место в спорах о сущности реформ занимает гипотеза о приоритете внешнеполитических целей над внутренними. Гипотеза эта была выдвинута впервые Милюковым и Ключевским.

Убежденность в ее непогрешимости привела Ключевского к выводу, что реформы имеют различную степень важности: он считал военную реформу начальным этапом преобразовательной деятельности Петра, а реорганизацию финансовой системы — конечной его целью. Остальные же реформы являлись либо следствием преобразований в военном деле, либо предпосылками для достижения упомянутой конечной цели. Самостоятельное значение Ключевский придавал лишь экономической политике.

Последняя точка зрения на эту проблему — «идеалистическая». Наиболее ярко она сформулирована Богословским — реформы он характеризует как практическую реализацию воспринятых монархом принципов государственности. Но тут возникает вопрос о «принципах государственности» в понимании царя. Богословский считает, что идеалом Петра Первого было абсолютистское государство, так называемое «регулярное государство», которое своим всеобъемлющим бдительным попечением (полицейской деятельностью) стремилось регулировать все стороны общественной и частной жизни в соответствии с принципами разума и на пользу «общего блага».

Богословский особенно выделяет идеологический аспект европеизации. Он, как и Соловьев, видит во введении принципа разумности, рационализма радикальный разрыв с прошлым. Его понимание реформаторской деятельности Петра, которое можно назвать «просвещенный абсолютизм», нашло множество приверженцев среди западных историков, которые склонны подчеркивать, что Петр не являлся выдающимся теоретиком, и что преобразователь во время своего зарубежного путешествия принимал во внимание, прежде всего, практические результаты современной ему политической науки.

Некоторые из приверженцев этой точки зрения утверждают, что петровская государственная практика отнюдь не была типичной для своего времени, как это доказывает Богословский. В России при Петре Великом попытки воплотить в жизнь политические идеи эпохи были гораздо более последовательными и далеко идущими, чем на Западе.

По мнению таких историков, русский абсолютизм во всем, что касается его роли и воздействия на жизнь русского общества занимал совершенно иную позицию, чем абсолютизм большинства стран Европы. В то время, как в Европе правительственную и административную структуру государства определял общественный строй, в России имел место обратный случай — здесь государство и проводимая им политика формировали социальную структуру.

В этой связи нужно отметить и то, что в дискуссии о сущности русского абсолютизма, завязавшейся в советской историографии, нашлись сторонники той точки зрения, что государственная власть в России занимала значительно более сильную позицию по отношению к обществу, чем европейские режимы. Но эта точка зрения в советской историографии доминирующей не являлась. Советские историки, которые стремились дать петровскому государству и его политике свою характеристику, как правило уделяли особое внимание экономическим и социальным преобразованиям; при этом отношения классов служили отправной точкой. Единственное в чем здесь были расхождения — это в понимании характера классовой борьбы и соотношения противоборствующих сил в этот период.

Первым, кто попытался определить сущность реформ Петра с марксистских позиций, был Покровский. Он характеризует эту эпоху как раннюю фазу зарождения капитализма, когда торговый капитал начинает создавать новую экономическую основу русского общества.

Как следствие перемещения экономической инициативы к купцам, власть перешла от дворянства к буржуазии (т.е. к этим самым купцам). Наступила так называемая «весна капитализма». Купцам необходим был эффективный государственный аппарат, который мог бы служить их целям, как в России, так и за рубежом.

Именно по этому, по мнению Покровского, административные реформы Петра, войны и экономическая политика в целом, объединяются интересами торгового капитала.

Некоторые историки, придавая торговому капиталу большое значение, связывают его с интересами дворянства. И хотя тезис о доминирующей роли торгового капитала был отвергнут в советской историографии, можно говорить о том, что мнение относительно классовой основы государства оставалось в советской историографии с середины 30-х до середины 60-х годов господствующим. В этот период общепризнанной была точка зрения, согласно которой петровское государство считалось «национальным государством помещиков» или «диктатурой дворянства». Его политика выражала, прежде всего, интересы феодалов — крепостников, хотя внимание уделялось и интересам набирающей силу буржуазии.

В результате проводимого в этом направлении анализа политической идеологии и социальной позиции государства, утвердилось мнение, что сущность идеи «общего блага» демагогична, ей прикрывались интересы правящего класса. Хотя это положение разделяет большинство историков, есть и исключения. Например, Сыромятников, в своей книге о петровском государстве и его идеологии, полностью присоединяются к данной Богословским характеристике государства Петра как типично абсолютистского государства той эпохи. Новым в полемике о российском самодержавии стала его интерпретация классового фундамента этого государства, которая базировалась на марксистских определениях предпосылок Европейского Абсолютизма. Сыромятников считает, что неограниченные полномочия Петра основывались на реальной ситуации, а именно: противоборствующие классы (дворянство и буржуазия) достигли в этот период такого равенства экономических и политических сил, которое позволило государственной власти добиться известной независимости по отношению к обоим классам, стать своего рода посредником между ними.

Благодаря временному состоянию равновесия в борьбе классов, государственная власть стала относительно автономным фактором исторического развития, и получила возможность извлекать выгоду из усиливающихся противоречий между дворянством и буржуазией.

То, что государство стояло, таким образом, в известном смысле над классовой борьбой, ни в коем случае не означало, что оно было полностью беспристрастно. Углубленное исследование экономической и социальной политики Петра Великого привело Сыромятникова к выводу, что преобразовательная деятельность царя имела в целом антифеодальную направленность, «проявившуюся, например, в мероприятиях, проведенных в интересах крепнущей буржуазии, а также в стремлении ограничить крепостное право».

Эта характеристика реформ, данная Сыромятниковым, не нашла значительного отклика у советских историков. Вообще советская историография не приняла и критиковала его выводы (но не фактологию) за то, что они были очень близки к отвергнутым ранее положениям Покровского.

К тому же многие историки не разделяют мнение о равновесии сил в петровский период, не все признают едва народившуюся в 18 веке буржуазию реальным экономическим и политическим фактором, способным противостоять поместному дворянству.

Подтвердилось это и в ходе дискуссий, шедших в отечественной историографии в 70-х годах, в результате которых было достигнуто относительно полное единство мнений относительно неприменимости тезиса о «нейтральности» власти и равновесии классов применительно к специфическим российским условиям.

Тем не менее, некоторые историки, в целом не соглашаясь с мнением Сыромятникова, разделяют его взгляд на петровское единовластие, как относительно независимое от классовых сил. Они обосновывают независимость самодержавия тезисом о равновесии в новом варианте. В то время, как Сыромятников оперирует исключительно категорией социального равновесия двух различных классов — дворянства и буржуазии, Федосов и Троицкий рассматривают в качестве источника самостоятельности политической надстройки противоречивость интересов внутри правящего класса. И, если Петр Первый смог провести в жизнь столь обширный комплекс реформ вопреки интересам отдельных социальных групп населения, то объяснялось это накалом той самой «внутриклассовой борьбы», где с одной стороны выступала старая аристократия, а с другой — новое, бюрократизированное дворянство.

В то же время, нарождающаяся буржуазия, поддерживаемая реформаторской политикой правительства, заявила о себе, хоть и не столь весомо, выступая в союзе с последней из названных противоборствующих сторон — дворянством.

Еще одна спорная точка зрения была выдвинута А. Я. Аврехом, зачинателем дебатов о сущности российского абсолютизма. По его мнению абсолютизм возник и окончательно укрепился при Петре Первом. Его становление и невиданно прочное положение в России стало возможным благодаря относительно низкому уровню классовой борьбы в сочетании с застоем в социально — экономическом развитии страны.

Абсолютизм следовало бы рассматривать как форму феодального государства, но отличительной чертой России было стремление проводить вопреки явной слабости буржуазии именно буржуазную политику, и развиваться в направлении буржуазной монархии.

Естественно, эта теория не могла быть принята в советской историографии, ибо противоречила некоторым марксистским установкам.

Это разрешение проблемы не нашло особого признания и в ходе продолжавшейся дискуссии советских историков об абсолютизме. Тем не менее Авераха нельзя назвать нетипичным участником этой полемики, которая характеризовалась во-первых явным стремлением акцентировать относительную автономию государственной власти, а во-вторых единодушием ученых в вопросе о невозможности характеризовать политическое развитие только посредством простых заключений, без учета особенностей каждого периода истории.

Вне связи с дискуссией об абсолютизме историки обсуждали проблему личного вклада царя Петра в реформы. Фигура Петра давно приковывала внимание многих авторов, но большинство из них ограничивалось общими, и преобладающе положительными психологическими портретами противоречивой личности царя (причем такие работы появляются и в западной историографии).

Почти все эти характеристики возникли на основе предположения, что незаурядная личность Петра наложила отпечаток на всю политическую деятельность правительства и в положительном, и в отрицательном смысле.

Хотя подобная оценка достаточно интересна сама по себе, она лишь изредка находит подтверждение в серьезных исследованиях, касающихся степени и характера влияния Петра на процесс преобразований. Чаще же ученые довольствуются определениями роли монарха, основанными на представлениях о наличии или отсутствии рамок, ограничивающих деятельность великих людей, и их функции в историческом процессе (тут интересно отметить, что попытки воссоздать психологический портрет Петра Первого делались даже на основе записей его снов).

Первым открыто усомнился в величии Петра П. Н. Милюков. Основываясь на выводах своего исследования преобразовательной деятельности в фискально-административной области, которую он полагал вполне репрезентативной для оценки личного вклада царя в реформы, Милюков утверждает, что сфера влияния Петра была весьма ограниченной, реформы разрабатывались коллективно, а конечные цели преобразований осознавались царем лишь частично, да и то опосредованно его окружением.

Таким образом, Милюков, в ходе своего исследования обнаруживает длинный ряд «реформ без реформатора».

В свое время, точка зрения Милюкова привлекла большое внимание, однако распространенной она стала позднее, когда появились обобщающие труды М. Н. Покровского, в которых Петр предстает уже вовсе безвольным орудием капитала.

Вызов, брошенный Милюковым, был принят другими историками.

Например, уже в 1897 году русский историк Павлов-Сильванский опубликовал две работы с совершенно противоположной оценкой роли Петра в преобразованиях.

Одна из этих двух работ посвящалась теме отношения царя к ряду проектов реформ, другая — законодательной деятельности Верховного Тайного Совета непосредственно после смерти Петра. Эти архивные исследования позволили Павлову-Сильванскому сделать вывод, что в области реформ именно царь Петр, и никто иной, был побудительной и движущей силой. Петр часто действовал без учета мнений своих советников; более того, после смерти царя его ближайшие прижизненные помощники зачастую вели себя как принципиальные противники реформ.

Но, если Павлов-Сильванский, как и Милюков, исследовал сравнительно ограниченные архивные комплексы, то советский историк Н. А. Воскресенский посвятил всю свою жизнь изучению огромной массы законодательных актов петровской эпохи, в ходе которого он стремился при помощи анализа проектов и черновиков установить, какие конкретно лица, административные органы и социальные группы оказывали влияние на формирование отдельных законоположений. Эта весьма примечательная в методологическом отношении работа укрепила позиции Павлова-Сильванского, так как в ней Воскресенский пришел к выводу, что кабинет, то есть личная канцелярия царя, оказывал на законодательство решающее влияние, роль самого монарха в преобразовательной деятельности была «руководящей, многосторонней, полной энергии и творчества. Им были формулированы все наиболее важные нормы, отразившие основные тенденции, задачи, содержание и приемы предпринимаемых им реформ».

Воскресенский не мог, естественно, в ходе своей работы собрать все относящиеся к теме материалы, освещающие вопрос о том, кто был инициатором создания многих законоположений, и полемика о личной роли Петра в выработке отдельных законов эпохи преобразований продолжается.

Влияние Петра на внешнюю политику государства не стало предметом систематических исследований, но, согласно общепринятому мнению, император использовал большую часть своего времени и энергии именно на то, чтобы изменить отношения России и окружающего мира; кроме того, многие историки документально, на основе внешнеполитических материалов подтвердили активную и ведущую роль Петра в этой области государственной деятельности.

Заключение

В результате преобразований было создано мощное промышленное производство, сильная армия и флот, что позволило России добиться выхода к морю, преодолеть изоляцию, сократить отставание от передовых стран Европы и превратиться в великую державу мира. Однако форсированная модернизация и заимствование технологий осуществлялись за счет резкого усиления эксплуатации народа, оплатившего крайне высокой ценой положительные результаты реформ. Реформы государственного строя придали новые силы служилому деспотическому государству.

Реформы в области культуры и быта, с одной стороны, создавали условия для развития науки, просвещения, литературы и т. д. Но, с другой, механическое и насильственное перенесение многих европейских культурных и бытовых стереотипов препятствовало полноценному развитию культуры, основанной на национальных традициях. Главное же заключалось в том, что дворянство, воспринимая ценности европейской культуры, резко обособлялось от национальной традиции и ее хранителя — русского народа, чья привязанность к традиционным ценностям и институтам нарастала по мере модернизации страны. Это вызвало глубочайший социокультурный раскол общества, во многом предопределивший глубину противоречий и силу социальных потрясений начала ХХ в.

Парадокс петровской реформы сводился к тому, что «вестернизация» России, носившая насильственный характер, укрепляла основы русской цивилизации — самодержавие и крепостничество, с одной стороны, вызывала к жизни силы, осуществлявшие модернизацию, а с другой, провоцировала антимодернизационную и антизападническую реакцию сторонников традиционализма и национальной самобытности.

Из всего сказанного видно, что взглядов на Петра, его эпоху — великое множество. Пожалуй, ни одна личность в отечественной истории не вызывала столько жарких споров.

В деятельности Петра невозможно выделить однозначно положительные или отрицательные стороны, ибо то, что одни считают величайшим благом, другие считают непоправимым злом.

Вряд — ли в настоящее время можно говорить о категорическом преобладании какого-либо взгляда. В спорах о петровских деяниях на первый план выходит глубина исторического анализа, объективность ученого — историка.

Вообще, споры о Петре великом — нечто большее, нежели споры об одном отдельном периоде русской истории, одном отельном правителе.

Это — непрекращающийся уже столетия спор между западниками и славянофилами, норманистами и антинорманистами, церковью и светским миром.

Но в любом случае, самым наглядным свидетельством величия Петра, грандиозности его времени, значимости его реформ, на мой взгляд, являются сами эти споры, непрекращающиеся уже на протяжении трех столетий.

1. Арсланов Р. А., Керов В. В., Мосейкина М. Н. История России с древнейших времен до начала XX века: Учеб. для студентов гуманит. спец. / Под ред. В. В. Керова. — М.: Высш. шк., 2001. — 784 с.

2. История России от древнейших времен до начала XX в. / Под ред. И. Я. Фроянова. — - М.: Владос, 2003.

3. История России с начала XVIII до конца XIX века / Л. В. Милов, П. Н, Зырянов, А. Н. Боханов; отв. Ред. А. Н. Сахаров. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. -544 с.

4. Павленко Н. И. Петр Первый. — М.: Молодая гвардия, 1975. — 384 с.

5. Проценко О. Э. История восточных славян с древнейших времен до конца XVIII в.: Учеб.-метод. пособие / О. Э. Проценко, М. Я. Колоцей. — Гродно: ГрГУ, 2002. — 115 с.

6. Романовы. Исторические портреты. (В 2-х томах.) Под ред. А. Н. Сахарова. — М., 1997. — 862 с.

7. Анисимов Е. В. «Время петровских реформ. О Петре І». Ленинград, 1989 г.

8. Баггер Ханс «Реформы Петра Великого». Москва, 1985 г.

9. Ключевский В. О. «Исторические портреты». Москва, 1991 г.

10. Поляков Л. В. Кара-Мурза В. «Реформатор. Русские о Петре Первом». Иваново, 1994 г.

11. Сборник: «Россия в период реформ Петра Первого» Москва, 1973 г.