Русское религиозное сознание второй половины XVI-XVII века

Русская культура второй половины XVI — XVII в. долгое время недооценивалась в отечественной исторической науке и искусствоведении и рассматривалась как затянувшийся переход от ориентированной на византийское наследие Древней Руси к петровскому просветительскому барокко. Но в последней четверти XX и первом десятилетии XXI в. она стала объектом пристального внимания со стороны исследователей, представляющих разные гуманитарные дисциплины (А.И. Клибанов, Б. И. Краснобаев, A.M. Панченко, В. Г. Брюсова, В. М. Живов, М. Б. Плюханова, А. П. Богданов, И.Л. Бусева-Давыдова, A.JI. Юрганов, JI.A. Черная, М. С. Киселева и др.). При этом значимым для понимания ее сути признается не столько усиление внутри нее светских, секулярных тенденций (так называемого «обмирщвления»), сколько сопровождавший формирование светских и церковных структур власти самодержавного Русского государства процесс трансформации средневековой традиции, тесно связанной с православной верой и религиозным сознанием.

Большинство современных исследований опирается на источники, являющиеся продуктом интеллектуальной деятельности узкого круга богословов и книжников, обслуживавших интересы государства и церкви или определенной части социума (например, последователей старого обряда). Актуальность поставленной проблемы состоит в том, что ее решение позволит исследователям рассуждать и об особенностях религиозного сознания (являвшегося основой средневековой культурной и исторической идентичности) и поведения «безмолвствующего большинства», то есть рядового населения русского государства, источником веры и благочестия которого было не «книжное учение», а система представлений, сложившаяся в предшествующий период и претерпевающая изменения под влиянием многих внешних и внутренних факторов.

Характерной чертой социокультурной ситуации в современной России является рост значения религии и церкви, сопровождающийся обострением общественного интереса к историческим истокам православных религиозных традиций, а также формированием в массовом историческом и культурном сознании иллюзий, основанных на представлении о том, что отношения человека и религиозных институтов в прошлом были устойчивыми, неизменными на протяжении столетий и лишенными противоречий. С допетровскими временами сейчас нередко ассоциируется образ «Святой Руси», золотого века «русской духовности». Исследование массового религиозного сознания второй половины XVI — XVII в. дает возможность понять, совпадает ли мнение потомков с оценками этой эпохи ее современниками.

В профессиональной историографии, напротив, господствовавшие долгое время взгляды на историю как на линейный процесс, направленный в сторону социального и культурного прогресса человечества, сформировал представления о том, что культура имеет некие заранее предопределенные цели и задачи, осуществление которых обеспечивает прогрессивное историческое развитие общества. Под влиянием этих идей русская позднесредневековая культура середины XVI — XVII в. обычно рассматривается как почва зарождения культурных тенденций петровского времени. И для ее характеристики часто применяются такие понятия, как «новизна», «модернизация», «вестернизация», «светские элементы» и т. п.1.

Такая модель истории культуры представляет несомненный научный интерес и далеко не исчерпала все заложенные в ней исследовательские перспективы. Но она не дает возможности понять и оценить феномен появления именно во второй половине XVII в. так называемой народной культуры, во многом противоположной в своих интенциях нововременной.

1 Например: Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. — Л., 1984; Живов В. М. Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе XVII в. // Из истории русской культуры. — М., 1996. — Т. III (XVII — начало XVIII века). — С. 460 485 и др. вестернизированной культуре верхов, насаждавшейся государственной властьюфеномен «отставания» провинциальной культуры, которая, несмотря на все усилия принудительного эстетического просвещения, еще целый век продолжала использовать древнерусский стиль в храмовом зодчестве и жилищном строительствефеномен сохранения традиций средневекового обыденного благочестия, осуждавшихся синодальной церковью (например, подаяния нищим). Поэтому представляется актуальным вновь вернуться к вопросу о том, насколько существенным был в культуре позднего Средневековья и сознании человека того времени перевес в сторону модернизации, и каково было значение идущей от «старины» религиозной культурной традиции. Ведь одной из центральных проблем русской культуры второй половины XVI — XVII в. было восстановление «древлего благочестия».

В последние годы наметился поворот исследований в сторону поиска нововременных тенденций в позднесредневековой русской культуре не на уровне очевидной антитезы «светское-церковное», а внутри самой средневековой традиции, тесно связанной с православной верой, церковью и сознанием верующего человека. В этом отношении особенно показательны монография А. Л. Юрганова «Убить беса. Путь от Средневековья к Новому л времени», статьи коллективных сборников «Человек между Царством и Империей"3, «Патриарх Никон и его время"4, «Человек верующий в культуре Древней Руси"5, «Ростовский архиерейский дом и русская художественная культура второй половины XVII века"6, материалы «Филевских чтений», посвященных проблемам русской художественной культуры XVII — первой половины XVIII в., регулярно проводимых Центральным музеем древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

2 Юрганов А. Л. Убить беса. Путь от Средневековья к Новому времени. — М., 2006.

3 Человек между Царством и Империей. — М., 2003.

4 Патриарх Никон и его время. — М., 2004.

5 Человек верующий в культуре Древней Руси. — СПб., 2005.

6 Ростовский архиерейский дом. — Ростов, 2006.

Новизна диссертационной работы обусловлена тем, что в ней впервые осуществлено комплексное исследование источников, дающих возможность выявить особенности взглядов на веру и благочестие «безмолвствующего большинства» русского позднесредневекового социума: представителей знати и служилых людей, рядового духовенства, торговцев и ремесленников. Факты религиозного сознания этих людей зафиксированы не столько в их собственных высказываниях и произведениях, сколько в решениях церковных соборов, актах, агиографической литературе, синодиках и вкладных книгах, монастырской документации, сочинениях иноземцев о Московии, памятниках архитектуры, монументальной фресковой росписи храмов, иконописи. Только систематизация и комплексный анализ этих источников позволяет получить и верифицировать информацию о влиянии на религиозную жизнь и сознание русского человека второй половины XVI — XVII в. реформ и нововведений, решений светской и церковной власти, направленных на регламентацию православного вероисповедания и благочестия, о его отношении к христианскому долгу спасения души, строительства храмов, благотворительности в пользу церкви и неимущих, важнейшим православным догматам, иконопочитанию, а также установить, как люди того времени воспринимали переосмысление традиционных для средневековой православной культуры и заимствование новых из западноевропейской литературы и искусства барокко сюжетов и образов. В настоящей диссертационной работе также обобщаются и верифицируются данные об особенностях религиозного сознания и поведения населения Русского государства, содержащиеся в уже существующих исследованиях и источниковедческих публикациях.

Проблема исследования религиозных взглядов и представлений допетровского времени не входила в круг приоритетных для отечественной исторической науки в XIX — первой четверти XX в., и тем более в послереволюционный период. Но ее касались в своих трудах В. О. Ключевский, А. Н. Веселовский, A.C. Лаппо-Данилевский, С. Ф. Платонов, историки русской церкви Е. Е. Голубинский, Н. Ф. Каптерев, A.B. Карташев, интерес к ней проявляли Г. П. Федотов и исследователь истории русского старообрядчества С. А. Зеньковский.

Тенденция антропологизации предметного поля в исторически ориентированных гуманитарных науках явственно обозначилась в последних десятилетиях XX — начале XXI в. и продолжает развиваться в настоящее время. Основным объектом исторических, филологических, философских, культурологических и искусствоведческих исследований становится человек, различные аспекты его социальной и духовной жизни, его роль и место в истории. Такой антропологический поворот в гуманитарной сфере связан с формированием феноменологического подхода к истории в целом и истории культуры в частности, опирающегося на философию Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, и представляющего культуру как «человеческую деятельность» или «смыслополагание человека"7. На гуманитарные науки серьезное влияние о оказали также французская школа «Анналов» и труды французского философа и культуролога М. Фуко9.

Задача исследования сознания «безмолвствующего большинства», составляющих его социальных групп и индивидов, его места и роли в средневековой культуре была поставлена и в отечественной медиевистике. Особое значение для ее решения имеют работы, А .Я. Гуревича, являющиеся, в определенной степени, ориентиром и для автора данной диссертации10.

Подробная историография заявленной проблемы не укладывается в рамки традиционного историографического обзора. Кроме того, ее анализ тесно.

7 Кондаков КВ. Феноменология культуры // Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997. — С. 488−492.

8 Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». — М., 1993; Бессмертный Ю. Л. «Анналы»: переломный этап? // Одиссей. 1991. — С. 7−24.

9 Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. — М., 1994 и др. работы.

10 Гуревич А. Я. 1) Проблемы средневековой народной культуры. — М., 1981; 2) Категории средневековой культуры. — М., 1984; 3) Культура и общество средневековой Европы глазами современников. — М, 1989; 4) Средневековый мир и культура безмолвствующего большинства- 5) Индивид и социум на средневековом Западе. — СПб., 2009 и др. работы. связан с вопросами становления и перспектив развития методов антропологически ориентированных исследований истории культуры, поэтому в настоящей диссертационной работе он выделен в специальную главу.

Научная тенденция к использованию историко-антропологического подхода в изучении средневековой культуры во многом определила выбор предмета диссертационного исследования. Это — зафиксированные в исторических источниках явления, тенденции и традиции русского религиозного сознания второй половины XVI — XVII века. В документах государства и церкви, в памятниках агиографии и литературы, сочинениях иностранцев о Московии того времени индивидуальные качества русского человека и социальные качества русского общества оцениваются, в первую очередь, через призму христианской веры и норм христианского благочестия. Верующий человек мыслился в культуре второй половины XVI — XVII вв. как неотъемлемая часть идеальной модели политического и общественного устройства православного государства. Изучение феноменов религиозного сознания русских людей второй половины XVI — XVII в., запечатленных в письменных источниках, памятниках архитектуры и произведениях изобразительного искусства, существенно расширяет представления об этой эпохе, ее внутренних противоречиях и методах ее познания.

Объектом исследования в данной диссертационной работе является совокупность исторических источников, дающих возможность научного осмысления феноменов религиозного сознания русского человека второй половины XVI—XVII вв.ека. Источниковую базу исследования составляет большой корпус исторических источников этого времени. Одна из основных проблем диссертационной работы состоит в их систематизации и уточнении источниковедческой ценности каждого типа и вида источников применительно к задачам историко-антропологического исследования.

В диссертации отдается предпочтение письменным источникам в силу большей ценности и более высокой степени верифицируемости их информации. В работе анализируются памятники, как светского, так и канонического права, актовый материал, жития русских святых, литературные произведения, богослужебные книги и монастырская документация, записки иностранцев о Русском государстве.

Значительная часть этих источников давно известна специалистам, но редко рассматривается и используется в историко-антропологических исследованиях. Основные этапы становления «предписанного» православия как среды формирующей и питающей религиозное сознание русского человека позднего Средневековья, устанавливаются на основе изучения блока законодательных и распорядительных документов, начиная с Судебника 1550 г. и Стоглава 1551 г. и заканчивая решениями церковных Соборов XVII в., Указами русских патриархов и первых царей династии Романовых, до утверждения Петром I «Духовного регламента». Информацию о распространенных формах благочестия этого времени содержит церковная документация регистрационно-учетного характера: вкладные книги, синодики-помянники. Памятники книжности и литературы второй половины XVI — XVII в. сохранили представления своего времени о православных религиозных ценностях. Выделить особенности восприятия веры и благочестия русского человека в контексте западноевропейской нововременной культуры позволяют сочинения иностранных дипломатов и путешественников XVI—XVII вв.еков.

До сих пор к числу слабоизученных источников, а порой и вовсе неизвестных широкому кругу исследователей, относятся весьма распространенные в культуре второй половины XVI и XVII столетия произведения русской агиографической литературы и литературные предисловия синодиков. Их источниковедческое исследование требует разработки особых подходов, содержащиеся в них смыслы не лежат на поверхности. Но привлечение этих источников позволяет рассматривать вопросы обыденного благочестия, бытовой веры, массовой религиозной традиции, соотношения «народной» и ученой книжности, то есть тех сфер истории культуры, которые ранее с трудом поддавались верифицируемой научной оценке из-за недостатка и отрывочного характера имеющейся в распоряжении исследователей информации. Многие источники из названных выше групп в данной работе впервые вводятся в научный оборот или впервые подвергаются источниковедческому анализу. Лицевые памятники, в первую очередь, лицевые синодики, рассматриваются комплексно (что никогда также не делалось), с учетом источниковедческого значения, как текста, так и иллюстраций к нему.

Поиск источников производился в фондах РГАДА, ОР РГБ, ОР РНБ, ИР ЛИ РАН (Пушкинского дома), БАН (Санкт-Петербург), Государственного архива Ярославской области и его филиала в Ростове Великом, архивных и рукописных хранилищах музеев Ярославля, Ростова, Переславля-Залесского, Сергиева Посада. К исследованию привлекались также публикации источников, как осуществленные до 1917 г., так и современные.

Наряду с письменными источниками при исследовании религиозного сознания человека прошлого были использованы и другие типы источников (изобразительные, вещественные), которые крайне редко привлекаются историками, хотя на их ценность обращали внимание еще А. В. Арциховский и H.H. Воронин11. Эти источники часто содержат весьма ценную информацию для изучения религиозной культуры и ее феноменов. Данная информация при недостатке других сведений нередко является незаменимой. Исследование только одной из традиционных областей православной культуры позднего Средневековья — иконописи с привлечением большого количества письменных источников, раскрывающих историю создания произведений и обстоятельств жизни художников и заказчиков, в свое время позволило В. А. Плугину и В. Г. Брюсовой показать неодномерность и противоречивость историко-культурного процесса и понять, насколько значительную роль в нем.

11 Арциховский A.B. Древнерусские миниатюры как исторический источник. — М., 1944; Воронин H.H. Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса) // Советская археология. — 1954. — № 19. — С. 41−76. играла человеческая индивидуальность12. Источниковедческий анализ памятников архитектуры дает похожую картину.

Как исторические источники в диссертации рассматриваются памятники архитектуры второй половины XVI — XVII века. До этого лишь отдельные из них привлекались к научным исследованиям в этом качестве. Учитывая специфику архитектуры, использующую в основном выразительные, а не изобразительные приемы передачи смыслов, при ее источниковедческом анализе используются данные письменных источников и историографии, связанные с созданием исследуемых архитектурных сооружений. В качестве источников привлечены как хорошо известные памятники, такие как собор Василия Блаженного, так и образцы «массового» храмоздательства этого времени, большинство из которых никогда не рассматривались в исторических и историко-антропологических исследованиях. Это позволяет рассуждать не только о государственных и церковных идеях, воплощенных в храмовой архитектуре и транслируемых через нее в широкие массы населения, но и о воззрениях рядовых верующих на функции храма в православном вероисповедании и его роль в религиозной среде русского позднесредневекового города.

Памятники иконописи и монументальной живописи исследуемой эпохи сами по себе более информативны, чем архитектура. Особенно это относится к произведениям середины — второй половины XVII столетия. Расширение набора сюжетов и образов, использование новых для того времени богословских и общественно-политических идей в иконописи и стенописи раскрывает развитие религиозного сознания человека и общества в целом. В данной диссертации в качестве источников используются несколько десятков, как опубликованных в специальных изданиях, так и неопубликованных, памятников иконописи, хранящихся в различных столичных и провинциальных собраниях. Некоторые из них, как, например, «Богоматерь Владимирская».

12 ПлугинВ.А. Мировоззрение Андрея Рублева. — М., 1974; Брюсова В. Г. Русская живопись XVII века. — М., 1984 и др. работы.

Симона Ушакова, неоднократно становились объектом анализа искусствоведов, но редко рассматривались как исторический источник. Целый ряд памятников никогда не привлекал к себе внимания историков культуры, хотя их источниковедческое значение и художественная ценность весьма высоки. Рассмотренные по отдельности и совокупно в составе тематических групп они представляют большой интерес для историко-антропологического исследования русской позднесредневековой культуры. Как и в отношении памятников архитектуры, в большинстве случаев, данные, полученные в результате источниковедческого анализа памятников иконописи и монументальной живописи, могут быть верифицированы с помощью информации письменных источников.

Нам представляется, что расширение и уточнение круга источников исследования религиозного сознания русского человека второй половины XVI —XVII в — назревшая необходимость современной исторической науки. Это расширит познавательные возможности специалистов, занимающихся изучением русской культуры позднего Средневековья и раннего Нового времени, позволит существенно скорректировать сложившиеся в отечественной историографии представления о социокультурных процессах в обществе, находившемся на пороге одной из самых существенных модернизаций в своей истории.

Цель диссертационного исследования — выявление исторических особенностей и ключевых ценностных структур религиозного сознания русского человека второй половины XVI —XVII в. на основе комплексного анализа различных типов и видов источников этого времени. На достижение поставленной цели направлено решение основных задач данной диссертационной работы.

1. Религиозное сознание как основной предмет исследования изначально определяет его междисциплинарность и метадисциплинарность. Поэтому возникает необходимость обстоятельно рассмотреть историографию становления антропологически ориентированных историко-культурных исследований в отечественной медиевистике и проблему выбора исследовательских методов в изучении антропологических аспектов истории русской культуры XVI—XVII вв. В последнее время в российской науке наибольшее распространение получили историческая антропология, философско-антропологический метод и историческая феноменология. В диссертации анализируются достоинства и недостатки этих подходов и оцениваются их перспективные возможности при выборе методов анализа источников и реконструкции религиозного сознания человека прошлого.

2. В связи с тем, что в диссертации вводится в научный оборот значительное количество новых или редко использовавшихся источников, возникает необходимость их источниковедческой разработки и системной видовой характеристики. В данной работе раскрывается источниковое значение для историко-антропологических исследований синодиков и вкладных книг, памятников архитектуры, произведений иконописи и монументальной живописи второй половины XVI — XVII века.

3. Исследование религиозного сознания подразумевает выявление его феноменов, позволяющих установить характерные особенности религиозности конкретной исторической эпохи. В диссертационном исследовании прослеживается, как формулировалась в «предписанном» православии Русского государства XVI—XVII вв. культурная норма «человека верующего», до какой степени она была усвоена и соблюдалась в обществе, и каковы были наиболее распространенные отступления от нее в церковном и мирском благочестии. Особое внимание уделяется правилам повседневного вероисповедания, примерам праведного и неправедного жития, кодифицированным в памятниках нравственно-учительной книжности. В работе также прослеживаются зафиксированные в источниках случаи проявления русским человеком этого времени «самомышления» в вере и анализируются его возможные причины и следствия.

4. При исследовании различных видов источников, связанных с религиозной культурой позднего Средневековья, неизбежно возникает проблема понятийного аппарата, приемов типологизации и типизации. В настоящей диссертационной работе уделено внимание вычленению на основе результатов источниковедческого анализа универсальных понятий русской культуры второй половины XVI — XVII в., дающих возможность уяснить специфику развития и трансформаций религиозного сознания в условиях политических, экономических и церковных реформ.

Хронологические рамки диссертационной работы ограничиваются 1547—1721 годами. Они обусловлены целью исследования источников, позволяющих реконструировать религиозное сознание «безмолвствующего большинства» населения Русского государства в условиях формирования «предписанного» православия. Нижняя граница исследования определяется такими важными событиями в истории государства и церкви, как венчание Иванам на царство в 1547 г.- Макариевские соборы 1547 и 1549гг.- Общеземский собор 1550 г., утвердивший новую редакцию Судебника Ивана III, Стоглавый собор 1551 г.- церковный собор 1553—1554 гг., рассматривавший, в частности, дело о «богохульных строках» и о «сумнении святых честных икон» дьяка И. М. Висковатого. На земских и церковных соборах, заседавших в первые годы после венчания на царство Ивана Грозного, и были заложены основания системы «предписанного православия», ставившей веру и благочестие индивидуума и общества под контроль церковной и государственной властей. Верхняя хронологическая граница связана с изданием в 1721 г. Петром I «Духовного регламента» и учреждением Синода. В результате этих деяний светской власти церковь была окончательно подчинена государству. «Монаршая воля» распространялась на все сферы жизни русского общества13.

В качестве промежуточного хронологического рубежа в исследовании выделены время Смуты, периоды деятельности патриархов Иосифа (1642— 1652), Никона (1652—1658), Иоасафа (1667—1672) и междупатриаршества.

13 Феофан (Прокопович). Правда воли монаршей. — М., 1722.

1658—1667), когда впервые после введения патриаршества в 1589 г. (следов влияния этого события на массовое религиозное сознание обнаружить не удалось) источники фиксируют самостоятельную роль церковной иерархии в формировании нравственных ориентиров религиозного сознания и поведения населения Русского государства. В эти тридцать лет новые попытки государства и церкви реформировать русское православие и, одновременно, восстановить «древлее благочестие» привели к церковному расколу. В 1649 г. Земским собором было утверждено Уложение царя Алексея Михайловича, где еще раз, после Стоглава 1551 г., законодательно прописывались, корректировались и уточнялись нормы вероисповедания и благочестия. «Большие» соборы 1666—1667 гг. и собор 1682 г. не только укрепили позиции государства и церкви, но и углубили религиозный конфликт сторонников «старого» и «нового» церковных обрядов.

Также представляется необходимым очертить и географические границы исследования. Анализируемые в нем источники, за небольшим исключением, относятся к Замосковью и связаны с городами, монастырями и храмами, находившимися на этой территории. Данное ограничение проведено сознательно, так как, несмотря на то, что Русское государство XVI—XVII вв. было уже единым и централизованным в политико-административном отношении, его северные, западные и южные регионы, а также Заволжье отличались от центра некоторыми специфическими чертами культуры и религиозной жизни. Детальный анализ этой специфики выходит далеко за рамки проблематики диссертации.

Ограничение исследования Замосковным краем обусловлено и другими существенными причинами. Замосковье или Замосковный край, Замосковные города — историческое название Северо-Восточной Руси в XVI—XVII вв.еках. Религиозные традиции в этом регионе складывались на протяжении нескольких веков и имели прочную историко-культурную основу. На его территории находились древние и наиболее развитые в экономическом отношении города Владимир, Суздаль, Ростов, Переславль-Залесский, Можайск, Тверь, Кострома,.

Ярославль. Замосковный край, наиболее близкий к столице географически и исторически, в XVI—XVII вв. находился под её сильным культурным влиянием14. Между Москвой и окружающими её городами шел интенсивный культурный обмен. Именно Замосковье выдвинуло целый ряд видных деятелей русской церкви, книжников, зодчих и иконописцев, активно участвовавших в процессе создания столичной культуры и распространявших её вокруг Москвы. В столице и ее ближних и дальних окрестностях, в первую очередь, происходили усвоение и переработка иноземных культурных влияний. В то же время, в пределах Замосковья государство и церковь во второй половине XVI.

XVII в. могли относительно эффективно осуществлять контроль выполнения своих установлений. Здесь наиболее ярко проявились результаты их усилий по созданию системы «предписанного» православия. Одновременно, религиозная деятельность населения Замосковья оставила заметные следы «самомышления» в вере в значительном количестве сохранившихся памятников архитектуры и иконописи. Ограничение географии диссертационной работы Замосковьем облегчает систематизацию источников и позволяет использовать прием типизации феноменов религиозного сознания человека прошлого, выявляемых в процессе комплексного источниковедческого исследования.

Специфика предмета и цели данной диссертационной работы требует тщательного выбора и обоснования соответствующих исследовательских методов.

Методология исследования основывается на принципе признания единства сознания человека прошлого и его понимания через посредство исторического источника. Реконструкция русского религиозного сознания второй половины XVI — XVII в. базируется на комплексном изучении источников трех различных типов (письменных, изобразительных, вещественных), созданных в результате целенаправленной деятельности людей субъектов определенной культуры, основной ценностью которой была православная вера.

14 Готье Ю. В. Замосковный край в XVII веке. — М., 1937.

Основой источниковедческого анализа в работе стало предложенное в трудах A.C. Лаппо-Данилевского интерпретационное понимание исторического источника как единого целого, которое должно быть осмыслено в культурном контексте эпохи. Данный подход позволяет отказаться от детального изучения каждого источника с обязательной верификацией всех содержащихся в нем сведений и сосредоточиться на выявлении в источниках общих надиндивидуальных черт, сформировавшихся в результате влияния на психику их создателей социально-политических процессов, в целом характерных для общества этого времени. Основной единицей анализа в работе является вид исторического источника, что способствует осмыслению значения отдельных видов источников для осуществления реконструкции религиозного сознания конкретного исторического периода.

В историографической части исследования мы руководствовались обобщенным в трудах Л. П. Репиной, А. Л. Ястребицкой и др., современным научным взглядом на историографию как форму самопознания общества, интеллектуального взаимодействия конкурирующих традиций и культурного диалога людей, принадлежащих к разным историческим эпохам15. История формирования антропологически ориентированного подхода к изучению позднесредневековой русской культуры в отечественной гуманитаристике рассмотрена сквозь призму познавательных «поворотов» в историографии, конкуренции и взаимодополнительности методов.

Синтез результатов комплексного источниковедческого исследования осуществляется на основе исторической антропологии, методология которой в последнее время активно осмысливалась отечественной историографией (А.Я. Гуревич, Ю. Л. Бессмертный, М. М. Кром, О. М. Медушевская, В. А. Муравьев, И. Н. Данилевский и др.). Историческая антропология в рамках данной работы позволяет вписать реконструируемые в процессе анализа.

15 XX век: Методологические проблемы исторического познания / Под ред. А. Л. Ястребицкой. — 4.1. — М., 2001; Репина Л. П. Историческая наука на рубеже XX — XXI вв. —М., 2011 и др. источников факты религиозного сознания в социокультурный контекст изучаемой эпохи.

Многообразие типов и видов источников, а также предмет исследования определили его междисциплинарностъ. Различные стратегии междисциплинарного подхода к проблемам социальной истории, исторической антропологии и истории культуры в последние годы успешно реализовывались в рамках научных конференций и семинаров «Центра изучения православия и древнерусской культуры» СПбГУ, «Центра украинистики и белорусистики» МГУ, международных конференций «Комплексный подход в изучении Древней Руси» журнала «Древняя Русь. Вопросы медиевистики», многочисленных международных конференций РГГУ и др., а также в публикациях специалистов по истории русской средневековой культуры и древнерусской книжности (И.Л. Бусевой-Давыдовой, И. В. Дергачевой, М. С. Киселевой, A.B. Сиренова, A.A. Турилова, A.C. Усачева, Л. А. Черной, Т. В. Чумаковой и др.). В большинстве случаев междисциплинарность подразумевает сочетание приемов исторической науки, филологии и искусствоведения, единство которых обеспечивается общностью проблематики и предметно-объектного поля исследований.

Междисциплинарный подход к диссертационному исследованию определил выбор его методов. При изучении письменных источников использованы традиционные методы источниковедения (источниковедческий анализ, системная характеристика типов и видов источников). Работа с произведениями литературы, памятниками агиографии, литературными предисловиями синодиков потребовала применение семантического и семиотического анализа, методы которого разработаны в трудах филологов и историков культуры (Ю.М. Лотмана, Б. А. Успенского, В. М. Живова, А. И. Панченко и др.). Для уяснения смыслов содержащихся в письменных источниках понятий, характеризующих представления русского человека позднего средневековья о вере и благочестии привлекается метод лингвистического анализа.

Источниковедческое исследование памятников архитектуры и монументальной живописи, произведений иконописи, книжной миниатюры проведено с использованием иконографического метода. Введенный в практику отечественной науки знатоками русских древностей Ф. И. Буслаевым, Н. П. Кондаковым, Н. П. Лихачевым, Н. В. Покровским он был вновь актуализирован на рубеже XX — XXI вв. в работах И.Л. Бусевой-Давыдовой, Н. В. Квливидзе, A.M. Лидова, В. Д. Сарабьянова, И. А. Шалиной, O.E. Этингоф и др., посвященных изучению средневекового искусства. Особенностью «нового» иконографического анализа является его комплексность, учитывающая исторические, филологические и богословские особенности исследуемого памятника16.

В целях исследования свойств и особенностей религиозного сознания «безмолвствующего большинства» русского позднесредневекового социума нами привлекался и сравнительно-исторический метод. Он позволил провести сопоставление результатов изучения источников разных типов и видов и верифицировать содержащуюся в них информацию о религиозных взглядах и традиционных представлениях различных социальных групп населения Русского государства.

Научная проблема диссертации, видовое разнообразие анализируемых в ней источников и многообразие используемых методов потребовали применения специальных методик исследования. В работе отдельно рассматриваются: письменные источники и их видывещественные источники (памятники архитектуры) и изобразительные источники и их виды. В то же время, в целях сохранения целостности видения предмета исследования, при переходе к изучению следующего вида и типа источников применяются приемы обобщения полученной ранее информации.

16 Баталов А. Л. К интерпретации архитектуры собора Покрова на Рву: (О границах иконографического метода) // Иконография архитектуры: Сб. науч. трудов. — М., 1990. — С. 15−37- Квливидзе Н. В. Иконография // Православная энциклопедия. — М., 2009. — Т. XXII. — С. 44—47 и др.

Осмысление источникового контента исследования как единой совокупности позволяет размышлять над вопросом детерминации типологии позднесредневековой культуры религиозным сознанием человека того времени. Размышления по поводу типологических конструкций и типизации истории культуры второй половины XVI — XVII в. строятся с учетом современного философского взгляда на универсалии культуры и их связь с исторической эпохой.

Для обозначения сущности явлений и процессов культуры второй половины XVI — XVII вв., связанных со спецификой религиозного сознания, в диссертации используется сконструированное нами понятие «предписанное» православие. Поскольку оно не являются общепринятыми, то требует особого обоснования.

Понятие «предписанное» православие вводится нами по аналогии с «предписанным» христианством (le christianisme ordonne), предстающим в виде антитезы христианству «переживаемому» (le christianisme vecu) в трудах французских историков второй половины XX века17. В современном русском языке глагол «предписать» означает «предложить официально», «приказать», а также «назначить», «предложить соблюдать что-либо"18. Прилагательное «предписанное», с нашей точки зрения, хорошо подходит для уточнения состояния православия и его норм в том виде, как их представляли государственная власть и русская церковь во второй половине XVI — XVII веке. Этот хронологический период русской истории чрезвычайно насыщен событиями, связанными с появлением документов государства и церкви, регламентирующими деятельность церковных институтов и религиозную.

17 Эти понятия получили распространение благодаря работам Жана Делюмо (Delumeau J. 1) Le developpement de l’esprit d' organization et de la pensee methodique dans la mentalite occidentale a l’epoque de la Renaissanse // XIII-e congres international de sciences historiques. — Moscou, 1970; 2) La culpabilisation en Occident (XIII-e — XVIII-e siecles). — Paris, 1978; 3) Le peche et la peur. La culpabilisation en Occident (XIII-e — XVIII-e siecles). — Paris, 1983.

18 Ожегов С. И. Словарь русского языка. — М., 1984. — С. 501−502. жизнь общества, практику вероисповедания и благочестия. Большинство из этих документов представляли собой законодательные акты, обязательные для соблюдения всем православным населением Русского государства. То есть, государством и церковью было «предписано» поведение человека в сфере его отношений с религией.

Культурной антитезой «предписанному» православию является православие индивидуальное, существующее в сознании человека в виде эмоциональных образов и переживаний, вызванных впечатлениями от церковной службы, созерцания икон, чтения Писания или нравственно-учительной литературы. В социальном аспекте можно говорить и о православии обыденном, тесно связанным с традицией и ритуалами, пронизывающими всю жизнь человека русского Средневековья. Во второй половине XVI — XVII в. с помощью предписаний в сфере религии государство и церковь пытались бороться с существовавшими в обыденном православии традиционными, идущими из глубокой старины обычаями, представляющими, по существу, отступления от христианства или его искажения.

Во второй половине XVI — XVII в. строго регламентированное «предписанное» православие, усиленно насаждавшееся государством и церковью, сталкивалось в индивидуальном религиозном сознании верующего человека и с присущим ему, сознанию, «самомышлением» в вере. Это еще одно ключевое понятие, использующееся в диссертации, также нуждается в пояснении.

Самомышление" — понятие имманентное культуре того времени, зафиксированное в источниках. В словаре И. И. Срезневского оно толкуется как «собственный домысл"19. При этом И. И. Срезневский ссылается на хрестоматию Ф. И. Буслаева, где цитируется Стоглав: «Самомышления (курсив.

19 Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. — М., 1989 (Репринт издания. — М., 1912). —Т. III.— Ч. 1 (Р-С). —Стлб. 251. мой — Л. Б. Сукина) бы и своими догадками божества не описывали плотию"20. Со своей стороны, сошлюсь еще на одну цитату из Стоглава, где предписывается: «Писати иконописцем иконы с древних переводов <.> а от своего замышления (курсив мой — Л. Б. Сукина) ничтоже претворяти"21. То есть, «самомышление» можно толковать и как собственный замысел, собственное представление. Отметим, что понятие «самомышление» и его синоним «свое замышление» появляются в тех местах текста Стоглава, где речь идет о регламентации иконографии сюжетов и образов, связанных с таким важным для православия догматом как Боговоплощение, и подводится черта под дискуссиями богословов и иконописцев о том, можно ли изображать Бога Отца, и как писать Троицу. В таких вопросах человек не должен проявлять «самомышление», за него все решила церковь.

В исследованиях русской средневековой культуры (в частности, в обобщающих работах А. И. Клибанова и A.JI. Юрганова) используется и анализируется понятие «самовластие» человека, также имманентное своему времени, которое, на первый взгляд, может показаться синонимичным «самомышлению». «Самовластие» мыслится в культуре русского Средневековья как идея дарованной богом свободы воли человека, сцепленная с идеей ответственности человеческой души перед господом за пройденный земной путь. Проблема «самовластия», как отмечают и А. И. Клибанов, и A.JI. Юрганов, обсуждалась в русской культуре с конца XV до начала XVIII века. Но заметим, что круг полемистов был сравнительно узок и включал лишь людей искушенных в сложных богословских вопросах, от Максима Грека и Иосифа Волоцкого до протопопа Аввакума, Юрия Крижанича и Ивана Посошкова. A.JI. Юрганову принадлежит сделанный в результате анализа.

20 Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия Церковно-Славянского и Древне-Русского языков. —М&bdquo- 1861. —С. 811.

21 Стоглав. Изд. Д. Е. Кожанчикова. — СПб., 1863. — С. 150.

22 Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. — М., 1994. — С. 109−205- Юрганов A.JI. Категории русской средневековой культуры. — С. 216−305. источников ценный для наших рассуждений вывод, что в середине XVI в., при Иване Грозном, идее «самовластия» человека была противопоставлена идея государственной власти, выступающей посредницей во взаимоотношениях.

23 человека и бога. Дальнейшая полемика вокруг «самовластия» затрагивала уже и этот аспект.

В середине XVI в. в Стоглаве появляется и понятие «самомышление». Еще раз подчеркнем, что идея «самовластия» была доступна пониманию лишь немногих представителей церковной и светской «умственной элиты» русского общества XVI—XVII вв., тогда как «самомышление» в вере мог допустить каждый человек, занимавшийся строительством храмов и иконописанием, выступавший заказчиком постройки церквей, их росписи и украшения иконами, шитыми пеленами или священными сосудами, вершивший дела благотворительности, поминавший усопших близких, и воспитывавший семью в традициях православия. «Самомышление» — это не свободомыслие в современном понимании, а лишь попытка собственной «догадки», создание индивидуумом собственного представления о том или ином аспекте веры или благочестия, искреннее заблуждение, проистекающее из желания достичь большего «благолепия». Но при сознательном или невольном попустительстве со стороны церкви и государства прецеденты проявления «самомышления», накапливаясь и воспроизводясь в обществе, могли изменить сам образ веры, и действительно, как показывает исследование, изменяли его на протяжении тех полутора столетий истории русской культуры, о которых идет речь в данной работе. В диссертации рассматриваются наиболее яркие случаи «самомышления» человека в различных сферах культуры второй половины XVI — XVII в., зафиксированные в источниках того времени, и анализируется их роль в трансформации религиозного сознания людей позднего Средневековья.

В целом, все использованные в диссертационной работе приемы и методы направлены на выявление возможностей и перспектив понимания.

23 Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. — С. 271−275. особенностей русского религиозного сознания второй половины XVI — XVII в. на основе комплексного источниковедческого исследования. Изучение представлений о вере и благочестии «безмолвствующего большинства» этого времени через посредство не только письменных источников, но и памятников архитектуры и изобразительного искусства вписывается в тенденцию к переориентации социокультурной истории от «социальной истории культуры» к «культурной истории общества"24, в которой социальное бытие человека прошлого конструируется посредством его повседневной культурной практики, которая в период позднего Средневековья строилась, преимущественно, на основе религиозной традиции.

24 Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. — М., 2009. — С. 251.

Заключение

.

Понимание ценностей и смыслов русской культуры второй половины XVI — XVII в., особенности которой были обусловлены формированием «предписанного» православия и постепенным переходом от Средневековья к Новому времени, невозможно без реконструкции структуры, выявления особенностей религиозного сознания рядового человека этой эпохи, принадлежавшего к «безмолвствующему большинству» и массовых представлений о вере и благочестии. В диссертации основу такой реконструкции составило комплексное источниковедческое исследование, включающее анализ и системную характеристику источников различных типов и видов, содержащих информацию о религиозной жизни и взглядах русского общества между церковными соборами середины XVI в. и принятием «Духовного регламента». Для данного исследования важное значение имело и осмысление накопленного отечественной историографией опыта изучения антропологических аспектов истории и культуры допетровского времени, формирования источниковой базы, определения методологии и выбора методов источниковедческого анализа и исторического синтеза.

Изучение историографии проблемы показало, что человек допетровской Руси постоянно привлекал внимание отечественных историков, начиная с XIX века. Его религиозная жизнь и сознания не часто становились предметом специального исследования, но анализ русской средневековой культуры в целом и отдельных ее сфер не мог обходиться без учета антропологических аспектов. Во второй половине XX — начале XXI в. интерес историков культуры явственно сместился в сторону изучения явлений и процессов, характерных для позднего Средневековья и перехода к Новому времени. Русская культура XVI — XVII вв. стала постоянным объектом исторически ориентированных исследований. Одновременно разрабатывались новые методы ее изучения и подходы к пониманию сознания человека прошлого, реконструкции его феноменов.

Анализ когнитивных возможностей современных методологий, используемых исторической наукой, привел к выбору исследовательской методики, опирающейся на разработанный A.C. Лаппо-Данилевским и актуализированный в трудах О. М. Медушевской методологический подход к пониманию исторического источника как продукта целенаправленной интеллектуальной деятельности человека, принадлежавшего к определенной исторической эпохе, произведения сознания людей прошлого, типизирующего влияния социальной среды на психику индивидов. Это позволило сосредоточиться на исследовании не отдельных источников, а их видов, внутри которых источники приобретают надиндивидуальные черты, а их информация легко поддается обобщению. Синтез результатов источниковедческого анализа был осуществлен на основе исторической антропологии, подходы и методы которой, по нашему мнению, в наибольшей степени соответствуют антропологически ориентированной источниковедческой концепции исторического знания A.C. Лаппо-Данилевского.

В процессе исследования установлен круг типов и видов источников, которые позволяют реконструировать продолжавшийся полтора столетия процесс формирования «предписанного» православия. Ведущая роль принадлежит письменным источникам, в которых реальность, как считала.

О.М. Медушевская, фиксировалась наиболее осознанно и оперативно. Решения церковных соборов (Макариевских 40-х гг. XVI в., Стоглавого 1551 г., «Больших» соборов 60-х гг. XVII в. и собора 1682 г.), Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., царские и патриаршие грамоты XVII в., а также «разрешительные» акты епархиальных архиереев на постройку церквей свидетельствуют о стремлении властных структур полностью контролировать религиозную жизнь населения Русского государства. Они ориентированы на.

971 Медушевская О. М. Феноменология культуры: Концепция A.C. Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени. — С. 129. восстановление и поддержание «древлего» порядка православного вероисповедания и благочестия, установленного еще в средневековой Руси и «исправленного» в соответствии с каноническими нормами религиозного уклада, существующими в других православных странах (в первую очередь, в Греции), сохранившими, с точки зрения государственной и церковной власти, более тесную связь с византийскими традициями восточного христианства.

С середины XVI до конца XVII в. нормированию подверглись отношения государства, высшей церковной иерархии и церковных организаций (приходских общин и монастырей), рядового духовенства, мирян. Вклады в церкви и монастыри, строительство храмов, книгописание и иконописание, отправление церковных таинств и обрядов, православная благотворительность, повседневное благочестие в семьях — всё должно было определяться и контролироваться органами государственной и церковной власти. Наказания за нарушение правил вероисповедания и благочестивого поведения, предусмотренные законодательством этого времени, были не менее суровы, чем за государственные и уголовные преступления. Образцы жизни «праведной» и «неправедной» в новой редакции «Домостроя» также отвечали новым, жестко сформулированным нравственным требованиям.

Итоги изучения этого круга источников показали, что установление строгого порядка религиозной жизни в «предписанном православии» соответствовало модели сформировавшегося и развивавшегося централизованного государства с сильной самодержавной властью. Не только церковь, но и государство было заинтересовано в упорядочении религиозных взглядов и поведения населения «православного царства».

Но эти же источники содержат информацию, свидетельствующую о том, что государство и церковь в реализации своей религиозной политики столкнулись с серьезными препятствиями в виде укоренившихся в массовом сознании традиционных представлений об образе православной веры, ее обрядах и ценностях. Навести порядок в этой сфере, исправить все «нестроения» и привести религиозную жизнь русского человека к предписанным" нормам и образцам так до конца и не удалось. Элементы языческих культов, следование большинства рядового населения обычаям формального обрядоверия, привычки отмечать церковные праздники и другие события «с кабаком и скоморохами», удалыми песнями, плясками и кулачным боем сохранились до конца XVII столетия и перешли в следующую эпоху. Епархиальные архиереи, верхушка церковного клира и монастырские соборные старцы, на которых была возложена задача контролировать состояние благочестия рядовых монахов, церковнослужителей и мирян, по ряду объективных и субъективных причин не вполне справились со своими обязанностями. Очевидно, что государственные и церковные предписания во многих случаях не смогли преодолеть силу традиции, определявшей религиозное сознание общества.

Содержание уложений церковных соборов, актов государственной и церковной властей не были доступны широким слоям населения Русского государства. Сформулированные в них нормы, правила и поучения распространялись через книги (жития, минеи и торжественники, агиографические и учительные сборники), использовавшиеся в богослужебной и церковно-учительной практике.

В ходе источниковедческого исследования характерных памятников русской агиографии XVI — XVII вв. удалось установить, что в это время появился новый образец «праведной жизни». Удостоенные общерусского почитания на соборах середины XVI в. несколько десятков праведников стали символом «Святой Руси». Изменениям подвергся сам идеал святости, в котором образ мученичества за веру постепенно был вытеснен образом праведничества, включавшего в себя смирение перед властью и патриотические мотивы. Свидетелями чудес национальных святых были известные местным жителям или всему населению Русского государства люди с высоким морально-этическим авторитетом. Почитание своих благоверных князей и прославившихся духовными подвигами представителей монашества стало мостиком между религиозной и исторической сферами сознания русского человека, связало его с прошлым и настоящим страны. Для агиографа, создававшего житие русского святого, главным было представить образ, наделенный всеми качествами, ожидаемыми от праведника, чтобы читатель, в сознании которого уже сложился стереотип «мужа праведна и свята», получил достойный образец для подражания, соответствующий нормам благочестия, «предписанным» государством и церковью.

Особое место среди источников исследования религиозного сознания принадлежит синодикам и вкладным книгам, связанным с практикой церковной коммеморации середины XVI — первой половины XVIII века. В это время все виды коммеморации в монастырях и храмах сопровождались их фиксацией в церковной и монастырской документации, как это требовало специальное решение Стоглавого собора (Стоглав. Глава 75). Коммеморационные записи обладали двойной функцией: облегчали контроль за церковной и монастырской собственностью со стороны церковной иерархии и государства и способствовали реализации важнейшей нормы православного благочестия — обязательного церковного поминовения душ умерших. Вкладные книги, если рассматривать их не только в качестве документов, фиксирующих поступление в монастырскую казну земельных пожертвований, денежных дач и другого имущества в виде вкладов, но и как источник также связанный с практикой коммеморации, дополняют информацию о принципах православного благочестия представителей разных социальных групп населения Русского государства.

При исследовании синодиков определено, что в них зафиксированы не только особенности позднесредневековой поминальной традиции, основанной на аксиологии родовых и личных связей, о благотворительности в форме вкладов в церкви и монастыри, а также нищелюбия, но и «философские» представления человека того времени о грехе и расплате за него, о жизни и смерти, начале и конце мира, о составе человеческой природы. Источниковедческий анализ синодичных предисловий позволяет увидеть русского человека XVI — XVII вв. во всей сложности его религиозного бытия и сознания.

Настоящее исследование показало, что синодик, долгое время остававшийся незаслуженно недооцененным историками из-за недостатка в нем информации о средневековом землевладении, представляет собой ценный источник для изучения уровня, степени и характера религиозности населения Русского государства в XVI — XVII вв., а также религиозных норм и взглядов, которые усилиями богословов и книжников стремилась сформировать православная церковь. Изучение лицевых экземпляров синодиков, которые были призваны распространять истины веры путем визуализации важнейших церковных догматов (о Троице, Евхаристии и т. п.) и через изображения загробного мира, ада и рая, смерти, грехов и наказаний за них указывать пути правильного понимания долга христианского благочестия и предостерегать от его ложного истолкования, позволило уточнить и существенно расширить круг тем и проблем, входивших в сферу религиозного сознания человека того времени.

Исследование немногочисленных произведений переводной и оригинальной художественной литературы XVII в., чье содержание напрямую связано с религиозными проблемами, показало, что в них крайне редко воспроизводится модель «идеального» благочестивого поведения, предлагаемая в современных им памятниках канонического права, агиографии и «Домострое», но достаточно примеров нарушения норм православного благочестия и описания греховных поступков. Источниковая ценность этих произведений состоит в том, что здесь в «прямых» и «косвенных» высказываниях современников завершающего этапа формирования «предписанного» православия раскрывается отношение рядового человека к религиозному долгу, догматам, символам, его представление о содержании религиозных обрядов и мотивации благочестивого и нечестивого поведения.

Анализ такой группы источников, как записки иноземцев о Московии XVI—XVII вв., позволил реконструировать представления людей европейской культуры о национальном характере русской религиозности этого времени. В сочинениях иностранных дипломатов и торговцев о допетровской Руси довольно отчетливо прослеживаются две линии отношения к ее православной вере и населению. Католические эмиссары, по крайней мере, до середины XVII столетия не скрывали прозелитических устремлений своей конфессии и на православных русских смотрели как на возможных будущих собратьев по вере на основе Флорентийской унии. В записках европейцев-католиков делается упор на искренность и первозданную наивность веры русского человека. Почти единственным недостатком вероисповедательной практики русских им представляется нехватка «правильного» христианского образования и воспитания, способного облагородить примитивные ритуалы и грубый религиозный быт рядовых священнослужителей и их паствы.

Иноземцы-протестанты демонстрируют в отношении веры русского человека гораздо больший скепсис. Их оценки религиозного сознания и поведения «московитов» долгое время расценивались в отечественной историографии как несправедливые и предвзятые. Но сопоставление записок протестантов с современными им русскими источниками показывает, что их точка зрения мало отличалась от видения религиозной ситуации изнутри Русского государства представителями светской власти и церковной иерархии.

Письменные источники фиксируют многие, но не все особенности религиозного сознания русского человека второй половины XVI — XVII века. Взгляды «безмолвствующего большинства» на благочестие и религиозную догматику зафиксированы не только и не столько в книжности этого времени, обращавшейся в ограниченном кругу образованного меньшинства, сколько в памятниках архитектуры и произведениях иконописи, фреской живописи, являвшихся неотъемлемыми элементами повседневной религиозной жизни всего православного населения Русского государства. Источниковедческое исследование памятников архитектуры и произведений иконописи второй половины XVI — XVII в. позволяет приблизиться к пониманию того, как в религиозном сознании человека этого времени причудливо и неразрывно соединялись мир реальной действительности и мир воображаемого.

Источниковедческое исследование памятников архитектуры дает возможность более полно и точно реконструировать храмоздательную практику второй половины XVI — XVII века как важную часть осуществления долга благочестия православного человека. В рамках «предписанного» православия возможностью осмысливать с помощью строительства храмов сложные богословские идеи и догматы обладала только государственная и церковная власть в лице царя и митрополита (с 1589 г. патриарха). Все остальное православное население страны могло возводить либо мемориальные храмы, либо ктиторские и приходские церкви в честь святых покровителей или престольных праздников. Количество, размер и архитектурные формы храмов должны были контролироваться церковной иерархией. Наблюдения на основе источниковедческого подхода к исследованию памятников архитектуры над храмоздательством горожан второй половины XVI — XVII в. привели к выводам об особенностях храмового строительства, связанных с социальной структурой русского города этого времени, и поставили под сомнение правомерность широкого использования термина «посадское зодчество» для характеристики культурной специфики городской храмовой архитектуры XVII столетия.

В процессе источниковедческого исследования произведений русской иконописи XVI — XVII вв. приходилось учитывать сакральный характер искусства иконописания. Сюжет и иконография иконы как объекта молитвенного поклонения определялись рамками канона, что ставит под вопрос ее источниковую ценность. Но произведения иконописи второй половины XVI — XVII вв. существенно отличаются от более ранних иконных образов. В иконописи этого времени, вслед за книжной миниатюрой, обозначилась тенденция к повествовательности сюжетов и образов, заимствования западноевропейской иконографии. В составе клейм житийных икон канонизированных в XVI — XVII вв. русских святых появились исторические" сцены. Иконопись этого времени на визуальном уровне подтверждает наличие проблем с усвоением массовым религиозным сознанием сути догматических идей и сюжетов, которые стали предметом обсуждения на церковных соборах, а нормативные образцы иконографии этой тематики законодательно утверждались в Стоглаве и Уложении 1649 года. В середине XVII столетия иконопись становится предметным полем эстетико-богословской полемики о возможности изображения человека и человеческого образа бога. Следствием осмысления этих проблем в среде церковной и художественной элиты при участии государства стал поворот иконописи, в том числе провинциальной, в сторону антропологизации сюжетов и образов. Как удалось показать на опыте источниковедческого анализа иконы «Распятие с семью таинствами», иконопись использовалась и в целях поучения мирян, а также распространения канонических церковных обрядов.

Изучение произведений иконописи как исторических источников приводит к выводу, что вольно или невольно церковь смирилась с необходимостью расширить круг канонической иконографии за счет образцов европейского религиозного искусства, а также позволить своим художникам некоторое «самомышление». Позднесредневековая иконопись является свидетельством кризиса религиозного сознания, избежать которого «предписанное» православие не смогло, не смотря на усилия государства и церкви регламентировать, в первую очередь, сакральную сферу художественной культуры, удержать ее в рамках канона, восходящего в своей основе к первым вселенским соборам и установлениям отцов церкви.

Источниковедческий подход к анализу памятников монументальной храмовой росписи предоставляет в распоряжение исследователя дополнительные свидетельства внутренней противоречивости религиозного сознания русского общества на пороге Нового времени. Расширение круга сюжетов и изменение иконографии храмовых росписей, сопровождавшие расцвет фресковой живописи в XVII в., одновременно усложняли и разрушали существовавшую в религиозном искусстве византийского круга стройную концепцию изображения земного и небесного «божьего мира». Масштабные фресковые ансамбли XVII столетия сохранили следы личностной интерпретации заказчиками и художниками церковных стенописей отдельных сюжетов и образов общей канонической картины мироустройства, библейской и евангельской мифологии, христианской истории.

Результаты осуществленного в диссертационной работе комплексного источниковедческого исследования дали возможность обратиться к проблеме типологизации и типизации русской культуры второй половины XVI — XVII века. Выделение отдельных универсалий культуры позволяет расставить ее смысловые акценты и дает исследователю шанс достичь понимания сущности процессов трансформации ментальностей прошлого.

В качестве базовых универсалий культуры, зафиксированных в письменных и изобразительных источниках, рассмотрены «Конец света и Апокалипсис», «смерть», «война и воинский подвиг», «чудо и чудесное», «игры и игрища», «учитель и учительство», «ученый муж и ученость», «свое и чужое». Этот перечень может быть дополнен и продолжен, но итоги проведенного исследования уже дают веские основания полагать, что русская культура второй половины XVI — XVII в., в целом, была средневековой, ее универсальные понятия тесно связаны с религиозным сознанием и все модернизационные процессы внутри нее вели не к «обмирщвлению», а лишь к трансформации социокультурных явлений и процессов, при сохранении их религиозного содержания и формы.

Осмысление результатов комплексного источниковедческого исследования, составляющего основу данной диссертационной работы, приводит к выводу о том, что религиозное сознание русского человека второй половины XVI — XVII в. формировалось на основе соединения многовековой традиции, нормативной культуры «предписанного» православия, создававшейся усилиями светской и церковной власти, и распространявшейся книжниками, и воплощенных в архитектуре и изобразительном искусстве визуальных образов христианских догматов, идей и сюжетов. В то же время, в ментальности людей этой эпохи присутствовал элемент религиозного «самомышления», присущий во второй половине XVI в. лишь отдельным представителям мыслящего меньшинства, а после Смуты распространявшийся во все более широких кругах знати и духовенства, служилых людей, торгово-ремесленной верхушки городского населения. У разных социальных групп общества уровень развития религиозного сознания был не одинаков. Более развитым сознанием отличались образованные слои населения, близкие к книжной культуре своего времени. При этом в источниках отмечаются одни и те же девиации религиозного поведения, как у знати, так и у простецов. Комплексный анализ источников выявляет существенные проблемы и противоречия религиозной жизни общества, развивающегося от Средневековья к Новому времени. Относительное единство и целостность русского православного сознания обеспечивали основные ценности веры и благочестия, усвоенные социумом, и остававшиеся неизменными на протяжении этих полутора веков.

Предпринятое в диссертации комплексное источниковедческое исследование позволило расширить возможности изучения отечественной истории второй половины XVI — XVII в. за счет социокультурной истории религиозного сознания. Использованные в ней методики дали возможность предложить подход к осмыслению принципов формирования ключевых ценностных структур и процессов русской позднесредневековой культуры не только через призму «книжной мудрости» крупнейших представителей мыслящей элиты, но и через понимание сути и содержания верований, идеалов и представлений «безмолвствующего большинства», результаты групповой интеллектуальной деятельности которого зафиксированы не только в письменных, но и в вещественных и изобразительных источниках этой эпохи.