Сельские женщины в условиях колхозного строительства в конце 1920-х — начале 1940-х гг.: на материалах Дона, Кубани и Ставрополья

Актуальность темы

исследования. Проблемы соотношения и трансформации мужских и женских ролей, взаимоотношения полов всегда привлекают к себе пристальное внимание человеческого общества, на каком бы этапе своего развития оно не находилось, в рамках какой бы исторической эпохи не пребывало. В современных же условиях, когда в глобальных масштабах наблюдаются активные процессы феминизации (так что специалисты даже полагают возможным говорить о частичной смене тендерных ролей), эти проблемы ощущаются с особенной остротой. В значительной мере именно трансформации тендерной структуры и процессы феминизации, развернувшиеся в XX веке, стали мощным импульсом к развитию (в том числе и в России) такого нового направления исторических исследований, как «женская история» или историческая феминология.

Одной из актуальных тем научного анализа в российской исторической феминологии является «тендерная революция», чей пик пришелся на конец 1920;х — 1930;е гг., то есть на период «сталинской» модернизации. Пожалуй, именно термин «революция» (по аналогии с «культурной революцией») с наибольшей полнотой и точностью передает масштабность, глубину и радикализм целенаправленных трансформаций тендерной структуры в 1930;х гг. Особенно это было особенно заметно в российской деревне, традиционализм которой вызывал резкое неприятие большевиков и подвергся их яростной реформаторской деятельности в годы коллективизации. Осуществленное в период «колхозного строительства» коренное переустройство (а зачастую — ломка) системы социально-экономических отношений российской деревни не могло не отразиться на укладе крестьянской жизни в целом, и в том числе, — на взаимоотношениях полов, на расстановке тендерных ролей. Тем более, что большевики уделяли отнюдь не последнее внимание социальным (а, значит, — и тендерным) вопросам сельской жизнивовсе не случайно специалисты в области крестьяноведения и аграрной истории определяют коллективизацию как «попытку широкомасштабной социальной инженерии».1.

Научно-теоретическая актуальность исследования тендерных трансформаций в российской деревне в 1930;х гг. обусловлена не только их масштабностью и глубиной, но также многомерностью и противоречивостью, свойственной и указанным трансформациям, и коллективизации вообще. В советской историографии внимание акцентировалось на положительных сдвигах в жизнедеятельности сельских женщин, произошедших во время «колхозного строительства»: в частности, на том, что колхозницы все-таки имели возможность обрести определенную самостоятельность и независимость от мужа или отца. Но результаты коллективизации в тендерной сфере оказались далеко не столь однозначны: декларации большевиков об «освобождении женщины-крестьянки» зачастую резко контрастировали с социальным статусом колхозниц и тем положением, которое они занимали в коллективных хозяйствах. В постсоветский период исследователи имеют возможность, опираясь на ранее недоступные им источники, провести всесторонний анализ неоднозначных, противоречивых изменений в тендерной структуре колхозной деревни.

Следует подчеркнуть, что затянувшееся и не отличающееся эффективностью реформирование аграрного производства постсоветской России придает теме нашей работы не только научно-теоретическую, но также и практическую актуальность. В целях оптимизации аграрных преобразований необходимо как учитывать негативные характеристики колхозной системы (которые нередко проявляются и в жизнедеятельности современной нам деревни), так и всемерно использовать полезный опыт, накопленный в процессе многолетнего функционирования коллективных хозяйств. В частности, в постсоветский период могут (и должны) быть востребованы позитивные принципы и методы осуществлен.

1 Данилов В. П., Маннинг Р., Виола Л. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5-ти томах (Редакторское вводное слово) // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5-ти томах. 1927 — 1939. Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1929. М., 1999. С. 7. ных в советский период мероприятий по социальной защите сельских женщин, улучшению их быта, и пр.

Хронологические границы исследования — конец 1920;х — начало 1940;х гг. Начальным рубежом служит 1929 г., когда И. В. Сталиным был провозглашен переход к политике сплошной форсированной коллективизации, в рамках которой осуществлялись и преобразования тендерной структуры советской деревни. Завершает период Великая Отечественная война, прервавшая поступательное развитие колхозной системы и существенно изменившая демографические параметры и тендерную структуру советской (в том числе южнороссийской) деревни.

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье, входившие с 1924 г. по январь 1934 г. в состав Северо-Кавказского края (административный центр — г. Ростов-на-Дону). С 1934 г. по сентябрь 1937 г. территории Дона и Кубани объединялись в границах Азово-Черноморского края (центр — г. Ростов-на-Дону), а затем вошли в состав двух новых административно-территориальных единиц — Ростовской области (г. Ростов-на-Дону) и Краснодарского края (г. Краснодар). Территории Ставрополья с 1934 г. оставались в составе преобразованного и территориально значительно уменьшившегося Северо-Кавказского края с центром в г. Пятигорске, а в 1937 г. получили административное оформление в виде Орджоникидзевского края с центром в г. Ворошиловске (в 1943 г. край был переименован в Ставропольский, а его центру вернули прежнее название — Ставрополь).

Исследование осуществлено на материалах русских районов Юга России, отличающихся общностью культурно-исторических традиций и социально-экономических характеристик. Своеобразие национальных регионов Северного Кавказа, в большинстве своем входивших в состав Северо-Кавказского (с 1937 г. — Орджоникидзевского) края на правах автономий, превращает их в объекты специального, самостоятельного исследования.

Историография проблемы. Тема многообразных, разноплановых изменений, вызванных в жизни и деятельности советских крестьянок «колхозным строительством», привлекла к себе внимание исследователей, а также политических и общественных деятелей Советского Союза, уже с момента развертывания коллективизации — с конца 1920;х — начала 1930;х гг. В процессе научного осмысления данной темы представляется возможным выделить ряд этапов, отличных друг от друга количеством привлеченных к работе источников, уровнем анализа, содержанием выводов и суждений:

Первый этап (конец 1920;х гг. — начало 1940;х гг.), на протяжении которого шел процесс формирования источниковой базы и первичного анализа результатов «колхозного строительства» в области тендерного устройства коллективизированной советской деревни, в том числе — колхозных сел и станиц Дона, Кубани и Ставрополья.

Второй этап (вторая половина 1940;х гг. — середина 1980;х гг.) характеризуется введением в научный оборот значительного массива новых источников и, соответственно, заметно возросшим уровнем научно-теоретического осмысления проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне.

Третий этап, длящийся со второй половины 1980;х гг. до настоящего времени, отличается от предыдущих не только расширением источниковой базы за счет малоизвестных и засекреченных материалов, но и резкой сменой исследовательских приоритетов при анализе «тендерной революции» 1930;х гг. в советской деревне, а также существенной корректировкой (нередко — радикальным пересмотром) ранее незыблемых оценок тендерных трансформаций периода «колхозного строительства».

Предваряя анализ работ, выходивших на протяжении первого из отмеченных нами этапа историографии проблемы, необходимо заметить, что они имеют, так сказать, двойственный статус. С одной стороны, эти книги, брошюры, статьи представляют собой исторические источники, поскольку создавались они современниками «колхозного строительства» и непосредственно во время этого строительства. Исторические же источники (в том числе и письменные), представляют собой, согласно общепринятому в науке определению, продукты жизнедеятельности людей, содержащие в себе факты и свидетельства о событиях и явлениях современной им общественной жизни.1 Проще говоря, исторический источник — это тот или иной памятник эпохи, современный данной эпохе и содержащий определенную информацию о ней.

Вместе с тем, очевидно, что те или иные публикации 1930;х гг. вполне могут быть охарактеризованы как исследовательские работы, появление которых знаменовало начало научного осмысления затронутой нами проблемы трансформаций жизни и деятельности сельских женщин во время коллективизации. Подобный вывод обоснован тем, что в этих работах предпринимались попытки не только описать, но и осмыслить процессы, проходившие в коллективизированной деревне (в том числе в жизнедеятельности колхозниц Юга России). Более того, — выводы и суждения, сделанные советскими исследователями «колхозного строительства» в 1930;х гг., легли в основу последующей историографической традиции, причем нередко они считались незыблемыми вплоть до начала постсоветской эпохи. Без анализа публикаций указанного периода невозможно понять закономерности историографии «колхозного строительства» и особенности, присущие остальным этапам научного осмысления данной проблемы. Поэтому, на наш взгляд, не только возможно, но и необходимо, трактовать работы 1930;х гг. одновременно и как исторические источники, и как научные исследования, заложившие основы историографии исследуемой нами темы. В данном случае мы полностью солидарны с целым рядом исследователей (в частности, В. Т. Анисковым, А. В. Митрофановым, и др.), 2 относившими публикации, современные происходившим событиям, к первому этапу научно-теоретического осмысления этих событий.

1 Пронштейн А. П. Методика исторического исследования. Ростов н/Д, 1971. С. 18- Пронштейн А. П., Данилевский И. Н. Вопросы теории и методики исторического исследования. М., 1986.

2 См.: Анисков В. Т. Подвиг советского крестьянства в Великой Отечественной войне. Историографический очерк. М., 1979. С. 12 — 15- Митрофанов А. В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1971. С. 9−10.

Итак, первые работы по затронутой нами проблеме были современны «колхозному строительству». Работы эти, посвященные вопросам преобразований и трансформаций жизнедеятельности женщин советской деревне, и в том числе сел и станиц Юга России, как правило, основывались на относительно узкой и однообразной источниковой базе, представленной в основном наблюдениями самих авторов, материалами прессы, сведениями из статистических и справочных изданий. В большинстве своем авторы этих работ не столько анализировали, сколько описывали процессы тендерных трансформаций в коллективизируемой деревне, делая упор на позитивном характере происходящих изменений. Иначе и не могло быть в условиях сталинского режима, при безраздельном политико-идеологическом диктате и жесткой цензуре, перед которой бледнел даже «чугунный» цензурный устав Николая I. Основное внимание уделялось таким вопросам, как: участие крестьянок в борьбе за создание и укрепление коллективных хозяйствмероприятия партийных органов по привлечению женских масс к «колхозному строительству» и по преодолению попыток «кулаков» использовать женщин в антиколхозных акциях протестапроизводственная деятельность колхозниц и методы ее стимулирования, в том числе — развитие в колхозах сети культурно-бытовых и детских дошкольных заведенийпозитивные изменения в быту и повседневной жизни колхозниц по сравнению с крестьянками доколхозной деревни. Иными словами, освещение изменений, происходивших и жизни и деятельности женщин коллективизированной деревни, основывалось на двух концептуальных подходах, столь характерных для советской историографии — историко-политологическом и историко-экономическом. При этом в большинстве работ тендерные проблемы рассматривались всего лишь как один из аспектов «колхозного строительства».1.

1 См., например: Альфпш С. Д. Победа колхозного строя. Саратов, 1939; Анисимов Н. И. Победа социалистического сельского хозяйства. М., 1937; Артюхина А. В. Крестьянка за коллективизацию. М., 1930; Барановская О. Курица — не птица, баба — не человек. М. — Л., 1929; Власов М. Коллективизация советской деревни. М., 1930; Горева Е. Делегатка — опора партии. М., 1930; Ильин И Б. Колхозы РСФСР и перспективы их развития. М. — Л., 1930; Лаптев И Исторические победы колхозного строя // Социалистическое сельское хо.

Те же тенденции были характерны для южнороссийской региональной историографии затронутой нами проблемы. Так, член Терского окружкома ВКП (б) В. Тодрес в своей солидной брошюре «Колхозная стройка на Тереке» привел примеры проколхозной активности терских казачек и крестьянок, а также осветил факты женских выступлений, направленных против коллективизации. Показательно, что в последнем случае автор устранился от выявления истинных причин женских антиколхозных акций протеста, сваливая всю вину на «кулаков», которые якобы подстрекали односельчанок на неповиновение властям.1 Н. Чинарин в своих небольших работах рассматривал роль сельских женщин в агитации за коллективные хозяйства, а также поверхностные, наиболее бросающиеся в глаза изменения в их коллективной психологии, вызванные коллективизацией.2 П. А Синицын и А. Б. Дарьев, освещавшие процесс «колхозного строительства» на Дону и Ставрополье, коснулись и такого вопроса, как участие крестьянок в колхозном производстве.3 Ф.М. Ани-симов, Н. Гайдаш, И. И. Гарус, Ю. Давыдов, С. Криволапов, А.Ф. Кудряше-ва, рассматривавшие процессы развития и функционирования отдельных, наиболее мощных коллективных хозяйств Юга России, уделили некоторое внимание производственной деятельности колхозниц, их участию в управлении колхозами, изменениям в повседневной жизни сельских женщин.4.

Отдельного упоминания заслуживают работы И. А. Акинина, К. Кравченко, И. Лаптева, Э. В. Лукашенковой, Г. Серебренникова и др., 5 в которых зяйспзо. 1939. № 11- Лнбкшзд А. С. Аграрное перенаселение и коллективизация деревни. М., 1931; Малевич Ф. Е. Органшация женского труда // Коллективист. 1931. № 4- Мыльникова М. А. Женские бригады на колхозных полях. М., 1932; Сталь Л. Н. Работница и крестьянка в культпоходе. М. — Л., 1931; ШуваевК.М. Старая и новая деревня. M., 1937.

1 Тодрес В. Колхозная стройка на Тереке. Пятигорск, 1930.

2 Чинарин H. Не баба, а колхозница. Ростов н/Д., 1930; Его же: О чем говорили казачки и крестьянки. Ростов н/Д., 1930.

3 Синицын ПА Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. Ставрополь, 1932; Дарьев А. Б. Колхозный Дон. Ростов н/Д «Северный Кавказ», 1933.

1 4 Анисимов Ф. М, Кудряшева АФ. Колхоз-миллионер «Красный буденовец». Пятигорск, 1940; Гайдаш Н Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск, 1940; Гарус И. И. Крупный колхоз «Октябрь», Ростов н/Д, 1930; Давыдов Ю. «Красныйтерец». Ростов н/Д, 1931; Криволапов С. Коммуна «Наша жизнь». Ростов н/Д, 1930.

5 Акшшн И. А. Женский труд в колхозах. М., 1930; Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М., 1931; Кирсанова К. И. Полное равноправие женщин в СССР. М., 1936; Кравченко К. Крестьянка при советской власти. М., 1932; Лаптев И. Советское крестьянство. М., 1939; Лукашенкова Э. В. Роль женского труда вызванные коллективизацией тендерные трансформации в советской деревне либо являлись предметом специального исследования, либо занимали важное место в общем анализе процессов «колхозного строительства». Перечисленные исследователи также работали в рамках историко-политологического и историко-экономического подходов, в результате чего круг рассматриваемых ими вопросов ничем не отличался от указанного нами выше: основное внимание уделялось общественной и производственной деятельности колхозниц, а также изменениям в их быту и повседневной жизни.

Однако названные авторы основывали свои выводы и суждения на достаточно солидной по тем временам источниковой базе, центральное звено которой составляли отчеты коллективных хозяйств и материалы специальных исследований и наблюдений. В частности, объемная и отличающаяся глубоким анализом статья Э. В. Лукашенковой базировалась на материалах обследования 10 колхозов Украины, Белоруссии, Узбекистана и РСФСР, проведенного сотрудниками и слушателями Научно-исследовательского колхозного института (НИКИ) и Аграрного института Коммунистической академии (Комакадемии) в 1932 г. Причем, важное место в общей массе использованных теми или иными авторами источников занимали материалы Дона, Кубани и Ставрополья как преимущественно аграрных регионов, в которых сплошная форсированная коллективизация была проведена в кратчайшие сроки и позиции колхозной системы отличались относительной прочностью.

Разумеется, солидная эмпирическая база придавала большую убедительность выводам и суждениям исследователей относительно сути и характера тендерных изменений в коллективизированной деревне. Вместе с тем следует отметить, что все опубликованные в конце 1920;хначале 1940;х гг. работы, в которых в той или иной степени освещались вопросы жизни и деятельности колхозниц, полностью соответствовали господствовавшей в СССР идеологив колхозном производстве // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. № 11 — 12- Серебренников Г. Женский труд в СССР. М., 1934. ческой доктрине, согласно которой коллективизация и вызванные ею процессы в советской деревне должны были расцениваться как положительные явления и подаваться чуть ли не исключительно в розовом цвете. Отдельные негативные факты, приводившиеся в исследованиях (например, об антиколхозных женских акциях протеста, об отсутствии или неудовлетворительном состоянии колхозных детских садов, яслей, площадок, и т. п.), трактовались как результат вражеских происков, «перегибов» или временных неурядиц, вызванных огромными масштабами «колхозного строительства». При таком подходе картина жизнедеятельности женщин колхозной деревни подвергалась сильнейшему искажению, и положение не спасало даже использование в тех или иных работах широкого круга источников.

После перерыва, вызванного Великой Отечественной войной (когда предметом исследовательского внимания являлись текущие вопросы функционирования колхозной системы, в том числе трудовой героизм колхозниц), исследования тендерных трансформаций в 1930;х гг. возобновились. В отличие от первого этапа историографии (конец 1920;х — начало 1940;х гг.), в период со второй половины 1940;х гг. до середины 1980;х гг. учеными была существенно расширена источниковая база, что позволило углубить анализ проблемы и несколько увеличить число рассматриваемых вопросов.

Однако нисколько не изменились концептуальные подходы к осмыслению и коллективизации в целом, и такого ее аспекта, как тендерные трансформации. Как и ранее, исследовательская мысль была скована узкими рамками историко-политологического и историко-экономического подходов, базировавшихся на марксисткой метатеории (так, как ее понимали в СССР) и советской моноидеологии. Заданные еще в 1930;х гг. основные оценки изменений, произошедших во время «колхозного строительства» в жизни и деятельности женщин российской (в том числе и южнороссийской) деревни, на протяжении второго этапа историографии не были пересмотрены. Это было попросту невозможно в условиях, когда у ученых отсутствовали легальные возможности объективного анализа тендерных трансформаций, имевших место в период «колхозного строительства». Как и прежде, коллективизация оценивалась лишь в положительном плане, так же, как и те изменения, которые она внесла в жизнь и труд крестьянок. Лишь в связи с кратковременной хрущевской «оттепелью» исследователи смогли несколько поколебать (но никоим образом не разрушить) эту традицию, указывая, что далеко не всегда «колхозное строительство» было благом для сельских женщин. В частности, Ю. В. Арутюнян справедливо отметил, что непомерные для женского организма физические нагрузки и неудовлетворительные материально-бытовые условия на производстве являлись основными препятствиями вовлечению максимально возможного количества колхозниц в сферу механизации сельского хозяйства, чего настойчиво добивалось советско-партийное руководство в 1930;х гг.1.

Неизменность научно-теоретических подходов к осмыслению рассматриваемой нами проблемы привела к тому, что основное внимание специалистов во второй половине 1940;х — середине 1980;х гг. по-прежнему было сосредоточено на таких вопросах, как роль сельских женщин, руководимых компартией, в осуществлении сплошной форсированной коллективизации, производственная деятельность колхозниц и методы ее стимулирования, позитивные изменения в культурно-бытовой сфере деревни. Такие вопросы в той или иной степени (либо как предмет специального анализа, либо как частный сюжет) рассматривались в работах В. Абакумовой, М. С. Андреевой, А. Анисимова, B.JI. Биль-шай, Э. Н. Бурджалова, М. А. Вылцана, В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого, JI. Карасевой, М. А. Краева, В. Б. Островского, во втором и третьем томах «Истории советского крестьянства» (в написании которых принимал участие целый ряд из перечисленных авторитетных исследователей), и др.2.

1 Арутюнян Ю. В. Механизаторы сельского хозяйства СССР в 1929 — 1957 гг. (формирование кадров массовых квалификаций). М., 1960.

2 См., например: Абакумова В. Октябрьская революция и раскрепощенне женщины. Л., 1958; Андреева М. С. Коммунистическая партия — организатор культурно-просветительной работы в СССР (1917 — 1933). М., 1963; Анисимов А. Советское крестьянство. М., 1947; Белов П. А. Социалистическая индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства СССР. М., 1946; Белова B.C. Подлинное равноправие, М., 1965; Бильшай В Л. Советская демократия и равноправие женщин в СССР. М., 1948; Бурджалов Э. Н. СССР.

Среди специальных работ, посвященных рассмотрению тендерных трансформаций в колхозной деревне, необходимо выделить монографии B.JI. Биль-шай, В. В. Михайлюк, Н. И. Татариновой.1 В этих работах на основе представительного круга источников, среди которых видное место занимали материалы Дона, Кубани и Ставрополья, достаточно обстоятельно анализировались вопросы трудовой занятости и социальной защиты женщин-колхозниц, а также улучшения их культурно-бытовых условий. В частности, вполне можно согласиться с общим мнением В. В. Михайлюк и Н. И. Татариновой о том, что коллективизация значительно увеличила профессиональную и социальную мобильность сельских женщин (хотя представляется поспешным их суждение о якобы произошедшем в условиях колхозной системы значительном облегчении трудовременных нагрузок на колхозниц).

На Юге России во второй половине 1940;х — середине 1980;х гг. заметно возросла численность работ, в которых затрагивалась и освещалась такая тема, как многоплановые изменения в жизни и деятельности казачек и крестьянок в период коллективизации. Правда, надо отметить, что чаще всего данная тема не рассматривалась в рамках самостоятельного, специального исследования: как правило, специалисты освещали отдельные ее аспекты в рамках общего анализа «колхозного строительства» на Дону, Кубани и Ставрополье.

Анализ выходивших в данное время на Юге России работ позволяет утверждать, что первоочередное внимание специалистов привлекла роль сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в содействии осуществлению в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 — 1934 гг.). М., 1950; ВылцанМ.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938; 1941 гг.). М., 1970; Вылцан М. А., Данилов В. П., Кабанов В. В., Мошков Ю. А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., 1982; Генкина Э. Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 — 1934). М., 1952; Громова Г. М. Советская женщина — труженица, мать. М., 1963; Ивнйц-юш Н. А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929; 1932 гг.). М., 1972; История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 2. (1927 — 1037 гг.). М., 1985; Т. 3. (1938 — 1945 гг.). М., 1987; Селун-ская В. М. Борьба Коммунистической партии Советского Союза за социалистическое преобразование сельского хозяйства. М., 1961; Карасева Л. Советская женщина в борьбе за построение коммунизма. М., 1954; Краев М. А. Победа колхозного строя в СССР. М., 1954; Кукушкина Ю. С. Сельские советы и классовая борьба в деревне (1921 — 1932 гг.). М., 1968; Островский В. Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967.

1 Бильшай В. Л Решение женского вопроса в СССР. М., 1956; Михайлюк В. В. Использование женского труда в народном хозяйстве. М, 1970; Татарннова НИ. Стро1ггельство коммунизма и труд женщин. М., 1964. сплошной форсированной коллективизации. Отмеченный вопрос более или менее подробно освещался в целом ряде обзорных работ, а также диссертационных исследований и монографий, посвященных процессам «колхозного строительства» в Северо-Кавказском крае в конце 1920;х — начале 1930;х гг.1 Среди них следует особо выделить диссертационное исследование П. Ф. Абрамовой, которое представляет собой одну из крайне немногочисленных специальных работ по проблеме тендерных трансформаций в коллективизированной деревне русских регионов Юга России, появившихся на протяжении второго из выделенных нами этапов историографии. П. Ф. Абрамова посвятила три из четырех параграфов своей диссертации именно деятельности партийно-советских органов по повышению уровня общественно-политической активности работниц и крестьянок Ставрополья и Кубани в период «колхозного строительства».2.

В полном соответствии с официальной идеологической доктриной южнороссийские ученые акцентировали внимание на фактах проколхозной деятельности сельских активисток (агитация, поддержка массовых хозяйственно-политических кампаний, и пр.), подчеркивая при этом ведущую и направляющую роль компартии. Напротив, массовые женские антиколхозные акции.

1 Иванов В. И., Чернопицкий П. Г. Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 -1937 гг.). Исторический очерк. Ростов н/Д., 1971; Извекова A.K. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани: Дис.. канд. ист. наук. Краснодар, 1948; Измайлов П. П. Борьба партийных организаций Кубани за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки: Дне.. канд. ист. наук. М., 1953; Канцедалов П. З. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке: Дис.. канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф. И. Поташева, С. А. Андронова. Ростов н/Д., 1970; Мельсшов В, А Азово-Черноморская краевая партийная организация в борьбе за политическое и орга-шшциошю-хозяйственное укрепление колхозов годы второй пятилетки: Дис.. кшщ. ист. наук Ростов н/Д, 1969; Молчанов МБ. Победа колхозного строя на Дону н Кубани. Шахты, 1960; Негодов Д. Г. Терская партийная организация в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства округа (1927 — 1931 гг.): Дне.. канд. ист. наук. Ростов н/Д., 19 710сколков Е. Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа (очерки истории партийного руководства коллективизацией крестьянских и казачьих хозяйств). Ростов н/Д, 1973; Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 2. 1921 — 1971 гг. Ростов н/Д, 1973; Очерки истории Ставропольской организации КПСС. Ставрополь, 1970; Пейгашев В. Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис.. канд. ист. наук. Пятигорск, 1951; Его же: Коллективизация сельского хозяйства Ставропольского края (1927—1932 гг.)// Ученые записки Пятигорского государственного педагогического института. Т. 16. Пятигорск, 1958; Прозоров А. К. Комсомол Дона — помощник партии в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис.. канд. ист. наук. М., 1950; Турчанинова Е. И. Подготовка и проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства в Ставрополье. Душанбе, 1963.

2 Абрамова П. Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа по вовлечению трудящихся женщин в социалистическое стро! ггельство в период построения фундамента социализма (1926 — 1932 гг.). Дне.. канд. ист. наук. М., 1976 протеста привлекли гораздо меньшее внимание исследователей, причем объяснялись они, как и в 1930;х гг., злонамеренными происками «кулаков» или влиянием «перегибов», а не тем, что сама политика насильственной форсированной коллективизации вызывала резкое отторжение значительной части крестьянства. Правда, можно дать положительную оценку тому, что, начиная с 1960;х гг., специалисты более смело, открыто и подробно заговорили о самих «перегибах», об их масштабах и о негативном влиянии на процессы «колхозного строительства» (в качестве примера можно привести работы Е.Н. Осколкова1 и Е.И. Турчаниновой2).

В меньшей мере южнороссийскими исследователями анализировались такие вопросы, как производственная деятельность колхозниц, мероприятия властей по их социальной защите, улучшению культурно-бытовых условий, и т. п. Данные вопросы в слабой степени затрагивались в работах JI. Горсткиной и В. И. Кузнецова (здесь освещалась специфика устройства и функционирования отдельных, наиболее развитых, колхозов), К. М. Ковалева и А. Русиной, обосновывавших мнение, что коллективизация значительно улучшила жизнь крестьян и крестьянок.3 П. Ф. Абрамова посвятила один из параграфов своей диссертации работе партийных организаций СевероКавказского края по повышению роли крестьянок в общественном производстве, но оставила за пределами внимания социальные и культурно-бытовые вопросы сельской жизни 1930;х гг.4 Таким образом, в работах южнороссийских исследователей, выходивших во второй половине 1940;хсередины 1980;х гг. и посвященных вопросам тендерных трансформаций в деревне в период коллективизации, историко-политологический подход был выражен гораздо ярче и четче, чем историко-экономический.

1 Осколков Е. Н. Победа колхозного строя. С. 206.

2 Турчанинова Е. И. Подготовка и проведение сплошной коллективизации. С. 196 — 201.

3 Горсткина Л. Колхоз «Украина». Ростов н/Д, 1950; Кузнецов В. И. История колхоза имени Военсовета СКВО Ростовской области: Дис.. канд. ист. наук. М., 1950; Ковалев К. М. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947; Русина А. Женщина колхозной деревни. Ставрополь, 1947.

4 Абрамова П. Ф. Деятельность партийных организаций Северного Кавказа. С. 112 — 142.

На протяжении третьего этапа научного осмысления проблемы преобразований тендерной структуры советской деревни в период коллективизации, начало которому было положено общественно-политическими процессами середины — второй половины 1980;х гг. («перестройка», демократические реформы в постсоветской России), марксистская методология лишилась своего монопольного положения, открылись ранее засекреченные архивные фонды и были сняты запреты на анализ табуированных аспектов коллективизации. Это позволило исследователям по-новому взглянуть на процесс «колхозного строительства», устранить множество лакун, образовавшихся в историографии коллективизации, и подвергнуть кардинальному пересмотру целый ряд суждений и выводов, казавшихся прежде незыблемыми. В том числе были существенно переосмыслены и тендерные трансформации в коллективизированной деревне, процессы жизнедеятельности женщин-колхозниц.

В постсоветский период произошла смена исследовательских приоритетов при исследовании жизни и деятельности женщин-колхозниц, что объяснялось как расширением эмпирической базы, так и, главным образом, формированием новых исследовательских подходов к осмыслению минувших эпох. Если в рамках марксистской методологии упор делался на политические и социально-экономические аспекты исторического процесса, то с позиций новых подходов, получивших признание в среде российских ученых (цивилизационная теория, социальная история, историческая антропология, история повседневности и др.), важнейшими объектами изучения выступают, прежде всего, сам человек, его сознание, быт, культура, и т. п. Если в советской историографии освещались, прежде всего, вопросы общественно-политической и производственной деятельности женщин-колхозниц, то в постсоветской — их повседневная жизнь и то влияние, какое оказывали на нее коллективизация и колхозная система. Исследователи, подчеркивая факт повышения внимания к сфере женской повседневности, справедливо замечают, что «историческая фемииология вернула женщин истории».1 При этом специалисты, следуя принципу объективности, стремятся выявить как позитивное, так и негативное влияние «колхозного строительства» на жизнь и деятельность сельских женщин, в том числе крестьянок и казачек Дона, Кубани, Ставрополья, Терека.

На протяжении третьего из выделенных нами этапов историографии впервые подвергся жесткой критике незыблемый в советское время тезис о том, что коллективизация пользовалась поддержкой подавляющего большинства сельского населения, а имевшие место факты женских протестов были инспирированы «кулаками». В частности, в работах H.JI. Рогалиной, Н. А. Ивницкого указывалось на важную роль крестьянок в противодействии коллективизации и антиколхозных протестных акциях конца 1920;хначала 1930;х гг.

Достаточно критично специалисты оценивали итоги «колхозного строительства» в отношении женской части населения коллективизированной деревни. В. Б. Жиромская на основе тщательного анализа Всесоюзных переписей населения конца 1930;х гг. доказала, что коллективизация не только усилила диспропорции в соотношении полов, но и весьма несущественно изменила положение женщин в сфере производства: колхозницы, так же, как ранее крестьянки, в подавляющем большинстве были заняты тяжелым физическим трудом, не занимая сколь-нибудь заметных позиций в составе колхозной администрации.3 Противоречивость тендерных трансформаций 1930;х гг. подчеркивали в своих работах Р. Т. Маннинг и Ш. Фицпатрик (вообще необходимо отметить, что в постсоветский период зарубежные специалисты внесли заметный вклад в исследование тендерных трансформаций в колхозной деревне 1930;х гг.). Так, Р. Т. Маннинг констатировала факт некоторого выравнивания тендерных ролей.

1 Пушкарева Н. Зачем он нужен, этот «гендер»? К анализу прошлого // Социальная истории. Ежегодник. 1998 / 99. М&bdquo- 1999. С. 159.

2 Рогалина Н. Л. Коллективизация: уроки пройденного пути. М., 1989; Ивницкий Н А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). М., 1994; Его же: Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. По материалам Политбюро ЦК ВКП (б) и ОГПУ // Судьбы российского крестьянства. М., 1995.

3 Жиромская В. Б. Демографическая история России в 1930;е годы. Взгляд в неизвестное. М., 2001. в колхозной деревне и повышения социальной мобильности колхозниц (которые могли стать агрономами, зоотехниками, занять посты в административно-управленческом аппарате и т. д.). Вместе с тем ею справедливо указывалось, что труд сельских женщин в это время был крайне тяжел, а попытки властей расширить сферу приложения трудоусилий колхозниц (например, вовлекая их в ряды механизаторов) не лучшим образом сказывались на здоровье и личной жизни последних. Ш. Фицпатрик обосновала мысль о том, что потрясения 1930;х гг. на некоторое время подорвали на селе институт семьи, нов то же время коллективизаторам так и не удалось существенно изменить патриархальное отношение к женщинам, что проявлялось, в частности, в недопущении колхозниц в управленческие структуры.1 В ряде работ подчеркивалась неоднозначность и противоречивость социальной политики сталинского режима, а также общих изменений, вызванных «великим переломом» в жизнедеятельности советских женщин, в том числе и сельских.2.

Авторы многих из вышеперечисленных работ, в которых в той или иной мере освещались тендерные трансформации в колхозной деревне Советского Союза 1930;х гг., использовали, помимо прочих, и материалы Дона, Кубани и Ставрополья. Это вполне объяснимо, учитывая, что названные регионы Юга России исторически являются аграрными и предоставляют массу информации о самых разных сторонах жизнедеятельности населения колхозной деревни, в том числе и женщин-колхозниц. Однако на Юге России, начиная с 1990;х гг., несколько снизился исследовательский интерес к теме «колхозно.

1 Маннинг P.T. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935 — 1940 годы // Отечественная история 2001. № 5- Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М., 2001; Ее же: Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в ЗОе годы: город. 2-е изд. М. 2008. С. 8.

2 Вишневский А. Г. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Боннелл В. Крестьянка в политическом искусстве сталинской эпохи // Советская социальная политика 1920 — 1930;х годов: идеология и повседневность / Под ред. П. Романова и Е. Ярской-Смирновой. М., 2007; Лебина H. «Навстречу многочисленным заявлениям трудящихся женщин.» Абортная политика как зеркало советской социальной заботы // Советская социальная политика 1920 — 1930;х годов. М., 2007; Лебина H., Романов П., Ярская-Смирнова Е. Забота и контроль: социальная политика советской действительности, 1917 — 1930;е годы // Советская социальная политика 1920 — 1930;х годов. М., 2007. го строительства", и, в частности, к такому ее аспекту, как изменения в образе жизни и психологии казачек и крестьянок, ставших колхозницами.

В ряде посвященных «колхозному строительству» исследований, выходивших на Юге России в рамках третьего из выделенных нами периода историографии, затрагивались вопросы жизнедеятельности и положения сельских женщин. Так, в объемной и насыщенной фактическими материалами диссертации Н. И. Булгаковой был осуществлен взвешенный и детальный анализ демографических процессов на Ставрополье в период коллективизации. Автором было справедливо указано на то, что в условиях сталинского «великого перелома» тендерные диспропорции на селе еще более усилились.1.

Н.И. Булгакова, кроме того, коснулась вопросов функционирования личных подсобных хозяйств колхозников Ставрополья, проследив динамику посевных площадей и выявив предпочтения владельцев ЛПХ в выращивании сельхозкультур и разведении видов скота. Проблемы функционирования ЛПХ также затрагивались в диссертации И.И. НекрасовойВ.А. Бондарев посвятил им один из разделов своей представительной монографии, а М. Б. Тленкопачевспециальное исследование. Поскольку женщины колхозной деревни Юга России преимущественно были заняты именно в личных подсобных хозяйствах, нам представляется необходимым указать на данный аспект исследований.

Н.А. Мальцева в своей монографии о коллективизации на Ставрополье, отметила факт активного участия крестьянок в антиколхозных акциях протесо та. В. А. Бондарев, анализируя процесс противоборства крестьянства и сталинского режима в период коллективизации, впервые в южнороссийской историо.

1 Булгакова Н. И. Сельское население Ставрополья во второй половине 1920х — начале 30-х годов XX века: изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике. Дис. канд. ист. наук. Ставрополь, 2003.

2 Бондарев В. А. Крестьянство и коллективизация: многоукладносгь социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х — 30-х годах XX века. Ростов н/Д., 2006, Некрасова И И. Коллективизация в сельском хозяйстве Ставропольского края (конец 20-х — начало 30-х гг.): оценки и выводы. Автореф. дис. канд ист. наук. Пятигорск, 2004; Тленкопачев М. Б. Политико-правовой статус личного подсобного хозяйства в российском обществе: история и современность. М., -Пятигорск, 2001.

3 Мальцева Н. А. Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб, 2000. i графии предпринял попытку установить причины и характер массовых женских акций протеста против хлебозаготовок, «раскулачивания» и коллективизации.1.

Результаты анализа историографии позволяют полностью согласиться с Э. Г. Колесниковой, полагающей, что такая тема, как динамика тендерной структуры и тендерных ролей, особенности взаимоотношений полов в южнол российской региональной историографии «раскрыта фрагментарно». Целый ряд аспектов проблемы тендерных трансформаций в колхозной деревне Юга России не получил детального и всестороннего освещения. В их числе:

— особенности социально-профессиональной дифференциации женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930;х гг.;

— специфика производственной деятельности колхозниц и меры властей по ее стимулированию;

— трансформации тендерных ролей в коллективизированной деревне Юга России, изменения ментальности сельских женщин, произошедшие в условиях «колхозного строительства»;

— историческая повседневность донских, кубанских, ставропольских колхозниц в рассматриваемый период времени.

Источниковая база исследования включает в себя архивные материалы, сборники документов, сочинения и тезисы выступлений советско-партийных деятелей, периодические издания, письма, мемуары и воспоминания.

Диссертационное исследование основано на материалах Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Центров документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (Г.ЩНИ КК), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), Государственных архивов Ростовской области (ГАРО), Краснодарского (ГАКК).

1 Бондарев В. А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х — начале 50-х годов XX века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов н/Д., 2005.

2 Колесникова Э. Г. Тендерные представления и стереотипы Ставропольского провинциального общества в последней четверти XIXначале XX вв. Автореф. Дисс. канд. ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 3. и Ставропольского (ГАСК) краев. Общий объем использованных в работе архивных материалов составляет 33 фонда и свыше 170 дел.

В РГАСПИ сосредоточен массив разнообразных документов ЦК ВКП (б) (ф. 17), из которых наибольшее значение в рамках избранной нами темы представляют материалы докладов и выступлений партийных деятелей, посвященных вопросам привлечения крестьянок к борьбе за коллективизацию и организационно-хозяйственное укрепление коллективных хозяйств. Не менее интересны стенограммы слетов и совещаний передовиков колхозного производства (животноводов, льноводов, и т. д.), в которых зафиксированы рассказы колхозниц о жизни, деятельности, профессиональных достижениях.

В РГАЭ хранится архив «Крестьянской газеты» (ф. 396), в котором собраны письма колхозников, отражающие настроения и надежды сельских жителей, в том числе крестьянок и казачек Дона, Кубани и Ставрополья. Материалы Центрального статистического управления (ЦСУ) при Совете министров СССР (РГАЭ, ф. 1562) дают представление о динамике численности и удельном весе колхозниц в общей массе членов коллективных хозяйств Юга России, их роли в аграрном производстве. Такие же сведения содержатся в документах стат-управлений Ростовской области (ГАРО, ф. р-4034), Ставропольского (ГАСК, ф. р-1886) и Краснодарского (ГАКК, ф. р-1246) краев, Краснодарской краевой плановой комиссии (ГАКК, ф. р-1378), в отчетах отдельных колхозов Ставрополья (ГАСК, ф. р-2034, ф. р-2870, ф. р-5350) и Дона (ГАРО, ф. р-4340).

Постановления, распоряжения, протоколы и материалы бюро, пленумов и совещаний Северо-Кавказского (ЦДНИ РО, ф. 7), Азово-Черноморского (ЦЦНИ РО, ф. 8), Краснодарского (ЦДНИ КК, ф. 1774-а), Орджоникидзев-ского (ГАНИ СК, ф. 1) крайкомов ВКП (б), Ростовского обкома ВКП (б) (ЦДНИ РО, ф. 9), Терского окружкома ВКП (б) (ГАНИ СК, ф. 5938) позволяют реконструировать процесс реализации на региональном уровне государственной политики по вовлечению сельских женщин в «колхозное строительство». К перечисленным документам высших партийных органов Юга.

России близки по содержанию материалы таких советских учреждений, как исполнительные комитеты советов депутатов трудящихся: Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р-299), Ростовского областного (ГАРО, ф. р-37 373), Краснодарского краевого (ГАКК, ф. р-687, ф. р-1480) исполкомов.

В фондах Северо-Кавказского (ГАРО, ф. р-1390) и Орджоникидзевского (ГАСК, ф. р-2395) краевых земельных управлений, земельного управления Ставропольского окрисполкома (ГАСК, ф. р-595), Северо-Кавказского краевого (ГАРО, ф. р-2399) и Ставропольского окружного (ГАСК, ф. р-602) союзов сельскохозяйственных коллективов (колхозсоюзов), Северо-Кавказского краевого управления зерновых МТС (ГАРО, ф. р-2573) также сосредоточено значительное количество разного рода постановлений, приказов и инструкций, касающихся аграрного производства. Вместе с тем в материалах перечисленных учреждений, осуществлявших непосредственное руководство функционированием колхозов и МТС, содержится деловая переписка между различными инстанциями, отчеты инструкторов, уполномоченных и проверяющих, письма, заявления и жалобы колхозников, и т. д. Сведения, почерпнутые из этих документов, позволяют создать детальную картину жизнедеятельности колхозного крестьянства (в том числе и женщин-колхозниц) Дона, Кубани и Ставрополья в 1930;х гг.

Массу интереснейшей и уникальной информации предоставляют исследователям «колхозного строительства» на Юге России документы СевероКавказского краевого (ГАРО, ф. р-1185) и Кубанского окружного (ГАКК, ф. р-226) управлений Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), и особеннополигсектора Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краевого земельного управления (ЦДНИРО, ф. 166). Эти контролирующие (РКИ) и чрезвычайные (политотделы МТС) органы обязаны были информировать представителей вышестоящего партийно-советского руководства о действительном положении дел в колхозной деревне, которое очень сильно отличалось от парадных официальных отчетов и деклараций. Поэтому докладные записки, сводки и отчеты.

РКИ и политотделов МТС содержат массу информации о негативных сторонах жизнедеятельности южнороссийских колхозниц: крайне низкой оплате труда, систематических «продовольственных затруднениях», издевательствах и рукоприкладстве со стороны колхозных администраторов, и т. п. Все эти материалы предоставляют возможность объективно отобразить процессы, происходившие в колхозной деревне (и, в частности, в жизни колхозниц) в 1930;х гг. Однако, именно в целях соблюдения принципа объективности, крайне важно придерживаться взвешенного и осторожного подхода в работе с перечисленными документами, не впадая в соблазн абсолютизации негатива.

Данное требование актуально и при анализе материалов периодических изданий, составляющих важный компонент источниковой базы нашего исследования. Список периодических изданий, использованных в работе, включает в себя 26 наименований газет и журналов. В их числе 14 центральных журналов («Коллективист», «Социалистическая реконструкция сельского хозяйства», «Социалистическое сельское хозяйство» и др.) и газета «Социалистическое земледелие», а также 3 региональных журнала («Колхозница», «Колхозный путь», «Северо-Кавказский край») и 8 газет («Большевик», «Молот», «Орджо-никидзевская правда», и пр.). Пресса, служившая мощным средством агитации и пропаганды, предоставляет массу материалов, как о реализации государственной аграрной политики, так и о производственной деятельности и повседневной жизни колхозниц Юга России, их настроениях, и пр. Но, в отличие от органов РКИ и политотделов МТС, советская пресса впадала в прямо противоположную крайность: журналисты, выполняя четкий социально-политический заказ, стремились к приукрашиванию действительности, а нередко к ее искажению в угоду официальной идеологической доктрине. В связи с этим материалы прессы нуждаются в обстоятельном критическом анализе.

Разнообразные сведения о государственной тендерной политике и о жизнедеятельности колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930;х гг. были почерпнуты нами из сборников опубликованных документов и материалов, 1 в том числе и тех, которые издавались на Юге России.2 Высокой информативностью отличаются сборники, изданные в постсоветский период, поскольку в них сосредоточено значительное количество ранее засекреченных документов, содержание которых способствует заполнению ряда лакун, существующих в рамках проблемы тендерных трансформаций в советской колхозной деревне.

Особой группой источников выступают произведения и материалы выступлений политических и государственных деятелей: А. А. Андреева, И. В. Сталина, Б. П. Шеболдаева, Я. А. Яковлева, и др. В них содержатся характеристики государственных мероприятий по отношению к женщинам-колхозницам, а нередко даются достаточные взвешенные оценки процессу и результатам тендерных трансформаций.

О том, как сами колхозницы Дона, Кубани и Ставрополья оценивали изменения в своей жизни и деятельности, вызванные «колхозным строительством», свидетельствуют эпистолярные источники. В работе использовались письма южнороссийских колхозниц, опубликованные как на протяжении 1930;х гг. в сборниках и, особенно, в периодических изданиях («Колхозница», «Колхозный путь»), так и по завершении данной исторической эпохи.3 Настроения, впечат.

1 Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917 — 1957 годы. Сб. документов. В 4-х т. Т. 2. 1929; 1945 гт. М., 1957; Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927 — 1932 гг. / Под ред. В. П. Данилова и H.A. Ивницкого. М., 1989; История колхозного права. Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917; 1958 гт. Т. 2. 1937; 1958. М., 1959; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898 — 1953. 7-е изд. В 2-х ч. 4. 2. М., 1953; Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД: Документы и материалы / Под ред. А. Береловича,.

B. Данилова. 1918 — 1939. Т. З. Кн.1. 1930 — 1931. М., 2003; Кн. 2. 1932 — 1934. М., 2005; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в пяти томах. 1927 — 1939 / Гл. ред. В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола. Т.2. Ноябрь 1929; декабрь 1930. М., 2000; Т. З. Конец 1930; 1933. М., 2001; Т. 4. 1934;1936. М., 2002.

2 Коллективизация и развитие сельского хозяйства на Кубани (1927 — 1941 гг.): Сб. документов и материалов / Под ред. И. И. Алексеенко. Краснодар, 1981; Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 — 1937 гт.) / Под. ред. П. В. Семернина и Е. Н. Осколкова. Краснодар, 1972; Краснодарский край в 1937 — 1941 гг. Документы и материалы/ Гл. ред. А. А. Алексеева. Краснодар, 1997.

3 День нашей жизни. Очерки. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д, 1940; Бутко. Письмо в редакцию // Колхозница. 1937. № 4. С. 19- Ефименко Е. А. Письмо в редакцию // Колхозница. 1937. № 5. С. 19- Кабан Е. С. Все женщины хотят учиться // Колхозница. 1936. JSs 1 — 2. С. 6- Лаврухина В. Г. На широкой дороге // Колхозница. 1937. № 11. С. 14- Мазевич Е. Если бы мне крылья! // Колхозница. 1936. Л’а 1−2.

C. 10- Малютин, Марфунцев, Волченко. По сталинскому уставу работаем и распределяем доходы // Колхозный путь. 1935. № 9.С. 20- Мандрнк О. Т. У меня растет прекрасная дочурка // Колхозница. 1937. № 6. С. 117- Письмо 26 колхозниц-ударниц Троицкой МТС Славянского района Азово-Черноморского края Всесоюзному съезду пиления и переживания колхозников и колхозниц Юга России, современников коллективизации, отражены также в их дневниках, мемуарах и воспоминаниях.1 Солидаризуясь с мнением, что «чаще всего художник, а не историк открывает нашему современнику духовный мир» предшествующих нам поколений, 2 в эмпирическую базу исследования были включены художественные произведения.3 Среди них наиболее важными представляются произведения М. А. Шолохова, отличающиеся не только большой художественной силой, но и высоким уровнем исторической достоверности, в полной мере отражающие дух и характер эпохи «великого перелома».

Данная эмпирическая база, подвергнутая комплексному и критическому анализу, предоставила возможность раскрыть заявленную тему и решить поставленные в рамках нашего исследования задачи.

Цель исследования заключается во всестороннем анализе трансформаций, происходивших в тендерной структуре южнороссийской деревни и жизнедеятельности женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья на протяжении исторического периода с конца 1920;х гг. до начала 1940;х гг. сателей // Молот. 1934. 28 августаПисьмо колхозниц колхоза «12-й Октябрь» Тарасовского района Ростовской области И. В. Сталину // Колхозница. 1937. № 11. С. 10- Письмо многодетных матерей Тарасовского района ко всем многодетным матерям // Колхозница. 1937. № 6. С. 15- Письмо 385 казачек Александрийско-Обнленского района Северо-Кавказского края И. В. Сталину // Северо-Кавказский большевик. 1936. 8 мартаПисковацкова, А Первенство в области // Тракторист и комбайнер. 1939. № 5. С. 11- Поливара З. Ф. С радостью жду шестого ребенка// Колхозница. 1937. № 6. С. 17- Ромащенко AM. Хочу видеть жизнь в будущем // Колхозница. 1936. № 3 -4. С. 16- Саенко Е. Жажду культуры // Колхозница. 1936. № 1 — 2. С. 14- Ус В. Как произошел мир? // Колхозница. 1937. Ки 5. С. 5- Финько М. Особенный год // Колхозница. 1936. № 1 — 2. С. 16- Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах / Сост С. С. Крюкова. М., 2001; Письма во власть. 1928 — 1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост. АЯ. Лившин, И. Б. Орлов, О. В. Хлевнюк. М., 2002; Тепцов H.B. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям: 1929 — 1933 годы. М., 2002; Шолохов и Сталин. Переписка начала 30-х годов (Публикация, вступительная статья и примечания Ю.Г. Мурина) // Вопросы истории. 1994. № 3.

1 Александрова П. А. Пережитое // Колхозница. 1936. № 1 — 2. С. 9- Деревянко С. Старая хата // Крестьянин. 2007. № 2. С. 19- Карпов В. Лихолетье // Крестьянин. 2003. № 23. С. 9- Кияшко З. О. Годы колхозной жизни. Краснодар, 1953; Павлов, А Записки переселенца. О найденном дневнике, который мог стоить жизни его автору // Советская Кубань. 1991. 18 январяСокольский Э. Забытый уклад // Крестьянин. 2004. № 18. С. 8- Тка-ченко Н. Как загоняли в колхоз // Крестьянин, 2000. № 31. С. 22.

2 Кабытов П. С., Козлов B.A., Литвак Б. Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М., 1988. С. 3.

3 Панферов Ф. И. Бруски. Кн. 2. М., 1950; Его же: Бруски. Кн. 3. М., 1950; Шолохов М. А. В казачьих колхозах // Шолохов М. А. Они сражались за Родину. Рассказы. Очерки. Ростов н/Д., 1974; Его же: Поднятая целина. М., 1960; Его же: По правобережью Дона // Шолохов М. А. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 8. М., 1975; Его же: Слово о родине //Шолохов М. А. Собрание сочинении в восьми томах. Т. 8. М., 1975.

Поставленная цель предполагает решение ряда задач'.

— проследить тендерную динамику коллективных хозяйств Юга России;

— выявить социально-профессиональную дифференциацию колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья;

— установить особенности трудовой занятости сельских женщин в колхозном производстве;

— определить факторы и формы участия крестьянок и казачек Юга России в общественной жизни села в период «колхозного строительства»;

— проанализировать тендерную специфику крестьянского протеста, обусловленного проведением сплошной форсированной коллективизации;

— исследовать роль и формы занятости колхозниц в своем домашнем хозяйстве как особой сфере приложения труда;

— осуществить детальное и всестороннее освещение исторической повседневности женщин-колхозниц Юга России 1930;х гг.;

— дать анализ процессам изменения тендерных ролей и трансформации ментальности женщин-колхозниц, имевших место в коллективизированной деревне Дона, Кубани и Ставрополья.

Объектом исследования выступает социальная структура российской (советской) деревни и возникающие в ее рамках взаимоотношения полов, в их динамике и развитии.

Предмет исследованиятрансформации жизнедеятельности, повседневности и ментальности женщин-колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в период «колхозного строительства» конца 1920;х-начала 1940;хгг.

Основополагающими компонентами теоретико-методологической базы исследования являются принципы историзма, системности, всесторонности и объективности, следование которым выражается в освещении прошедших событий и явлений во всей их сложности и противоречивости, с учетом причинно-следственных связей и специфики рассматриваемой эпохи. Работа основана на синтезе ряда методологических подходов, что позволяет с достаточной эффективносгью осуществить анализ такой сложной, отчасти имеющей междисциплинарный статус, проблемы, как тендерные трансформации в колхозной деревне Юга России на протяжении 1930;х гг. Положения формационного подхода, не утратившего своей научно-теоретической значимости при анализе социально-экономических процессов, послужили основой для освещения особенностей функционирования колхозной системы, производственных отношений на селе. Базой для исследования преобразований и изменений сельской культуры, мен-тальности крестьянок, структур женской повседневности послужил цивилизанионный подход. Учитывая специфику заявленной темы, важным компонентом авторской методологической позиции является также тендерный подход, трактующий взаимоотношения полов как часть социальной организации общества со всеми вытекающими отсюда последствиями (такими, например, как способность тендерных отношений детерминировать сферу производства или влиять на общественно-политические процессы).

Поскольку предметом нашего исследования выступают тендерные трансформации в южнороссийской деревне, проходившие в общем русле модернизации аграрного производства в 1930;х гг., нам представляется актуальной обоснованная в работах В. А. Бондарева частно-историческая теория фрагментарной модернизации, характеризующая «колхозное строительство» как процесс неполных, частичных преобразований, сопровождающихся в ряде случаев обратным вектором развития.1 Использование в работе указанной теории позволило осветить и объяснить всю противоречивость и фрагментарность изменений в жизни и деятельности колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья, происходивших на протяжении исторического периода конца 1920;х гг. до начала 1940;х гг.

В процессе анализа тендерных трансформаций в южнороссийской деревне периода «колхозного строительства» немаловажны и положения «новой ло.

1 См.: Бондарев В. А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: история преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х — начале 50-х годов XX века на примере зерновых рйонов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов н/Д, 2005; Его же: Крестьянство и коллективизация: многоукладность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х — 30-х годах XX века. Ростов н/Д, 2006. кальной истории", — обладающего высоким научно-теоретическим потенциалом направления исторических исследований, обоснованного в работах Т. А. Булыгиной и С. И. Маловичко.1 «Новая локальная история» представляет собой комплексное изучение истории того или иного региона «в исследовательском поле общероссийской истории, с позиций междисциплинарного подхода», 2 и, тем самым, ориентирует исследователей на всемерное выявление региональной специфики. В рамках избранной нами темы «новая локальная история» позволяет установить и проанализировать региональные особенности тендерных трансформаций на Юге России.

Методологический инструментарий, использованный в работе, включает в себя универсальные (общенаучные) и специально-исторические методы исследования. В последнем случае следует отметить сравнительно-исторический метод (позволивший выявить сходства и различия тендерного устройства докол-хозной и коллективизированной деревни), историко-генетический метод (давший возможность проследить преемственность социального статуса и образа жизни крестьянок и колхозниц), и др. На основе метода контент-анализа был осуществлен поиск смысловых единиц в периодических изданиях (так, подсчи-тывалось количество корреспонденции, присланных в журнал «Колхозное опытничество» заведующих колхозными хатами-лабораториями Юга Россиимужчинами и женщинами) — метод когорт применялся при анализе гендерно-демографических процессов в южнороссийской деревне 1920;х — 1930;х гг.

1 См.: Булыпша ТА Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А. Н. Еремеевой, А. Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 — 34- Булыгина ТА, Маловичко С. И. Культура берегов и некоторые тенденции современной историографической культуры // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Ищернет-конференции, Ставрополь, 2о мая 2004 г. — Ставрополь, 2004. С. 4 — 24- Маловичко С. И., Булыпша ТА Современная историческая наука и шучение локальной исторш! // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийском Интернет-конференции., Ставрополь, 23 мая 2003 г. — Ставрополь. 2003. С. 6 — 2- Маловичко С. И Новая локальная история: историографический опыт выход за границы провинциализма // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. — Ставрополь, щд-во СГУ, 2004. С. 140 — 156- Оборский ЕЮ. Заметки о современной исторической науке и деятельности центра «Новая локальная история» // Новая локальная история Вып. 2. Новая локальная ncropiw: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. — Ставрополь, гад-во СГУ, 2004. С. 184 -187.

2 Булыгина ТА Историческая антропология. //Человек на исторических поворотахXXвека. С. 27.

Новизна представленной работы прежде всего состоит в том, что впервые в региональной историографии осуществлено комплексное исследование многообразных изменений в производственной и общественной деятельности, повседневной жизни, ментальности, социально-гендерном статусе сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в период «колхозного строительства» конца 1920;х — начала 1940;х гг. Кроме того, в работе:

1. Осуществлен анализ динамики тендерного состава колхозов Юга России в конце 1920;х — начале 1940;х гг., и факторов, оказывавших на данные процессы определяющее влияние. Доказано, что на всем протяжении рассматриваемого периода в колхозах Дона, Кубани и Ставрополья сохранялись тендерные диспропорции, выражавшиеся в численном превалировании колхозниц над колхозниками. Коллективизация усилила эти диспропорции и привела к феминизации аграрного производства (хотя, с другой стороны, в ходе «колхозного строительства» был ликвидирован такой феномен 1920;х гг., как женские колхозы). Обосновано авторское мнение, что в комплексе факторов, усиливавших количественные разрывы в численности колхозников и колхозниц, ведущим являлось отходничество — как организованное, так и стихийное.

2. Установлена и проанализирована социально-профессиональная дифференциация колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930;х гг. Выделены следующие группы в составе колхозниц, имеющие как профессиональный, так и социальный статус: администраторы (управленцы), специалисты, передовики производства (ударники, стахановцы), рядовые колхозницы. Определены основные области и формы занятости колхозниц в рамках общественного хозяйства. Освещен процесс модернизации производственной деятельности колхозниц Юга России и ее результатов, каковыми являлись расширение сфер приложения женских трудоусилий и повышения трудовых и временных затрат в аграрном производстве. Это стало следствием снижения численности мужчин-колхозников и отстаиваемого государством курса на активное вовлечение женщин в «мужские» отрасли производства (коневодство, механизация, и пр.).

3. Определен и детально рассмотрен комплекс факторов женской трудовой активности в коллективных хозяйствах Юга России, к числу которых относились: позиция местного руководства по отношению к колхозницам, обусловленная воздействием крестьянских традицийуровень материального вознаграждения за труд в колхозахстепень вовлеченности женщин-колхозниц в домашнее хозяйствогендерно-производственные позиции членов колхозных семей, — как мужчин, так и женщинналичие и степень развития культурно-бытовых заведений. Путем анализа источников подтверждена авторская гипотеза о динамике данных факторов в 1930;х гг., обусловленной постепенным организационно-хозяйственным укреплением колхозной системы (что положительно влияло на производственную мотивацию женщин-колхозниц).

4. Проведен анализ общественной деятельности колхозниц в лице наиболее активных представительниц данной группы (активисток). Впервые в региональной южнороссийской историографии разработана периодизация общественной деятельности колхозниц в условиях «колхозного строительства». В зависимости от преобладающей совокупности задач, стоявших перед сельскими активистками на Юге России, выделены следующие этапы их деятельности: 1) конец 1920;х гг. — начало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или «социально-политический этап») — 2) начало 1933 г. — конец 1936 г. («этап закрепления результатов коллективизации», или «социально-экономический этап») — 3) 1937 г. — начало 1940;х гг. («хозяйственно-политический этап»).

5. Дана оценка процессу трансформации тендерных ролей в южнороссийской деревне на протяжении 1930;х гг. Установлено, что такие задачи коллективизации, как освобождение женщины и достижение равноправия полов, не были реализованы в полной мере. Причиной этого являлись не только устойчивые патриархальные традиции сельского социума (с точки зрения которых женщина не могла претендовать на равные позиции с мужчиной), но и особенности колхозной системы, подчинившей крестьянство, — как женщин, так и мужчин, — диктату сталинского режима. Хотя в ходе «колхозного строительства» в деревне и сформировался слой «новых женщин», как правило, молодых возрастов, действительно ощущавших (или желавших ощущать) себя свободными и равными мужчинам, в целом существенной смены тендерных ролей в деревне Юга России не произошло.

6. Доказано, что в сфере повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России в 1930;х гг. господствующей характеристикой являлось сочетание традиций и новаций при доминировании первых над вторыми. Колхозницы, как и крестьянки доколхозного периода, преимущественно были заняты в домашних хозяйствахтем самым образ жизни сельских женщин оставался традиционным. Низкий уровень материального обеспечения колхозников и ориентация сталинского режима на снабжение деревни промышленными товарами по остаточному принципу привели к тому, что костюм колхозниц, так же, как интерьер их жилищ и сами жилища, претерпел несущественные изменения. Сохранялись и базовые компоненты ментальности сельских женщин, такие, как осознание себя матерью, женой, хранительницей домашнего очагакроме того, колхозницы отличались большей религиозностью по сравнению с мужским населением деревни или горожанками.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению лекционных и практических занятий по дисциплинам исторического цикла в Сочинском филиале Российского университета дружбы народов. Эмпирическая база диссертационного исследования, его содержание и выводы могут быть использованы в учебной работе, в лекционных курсах по отечественной истории, краеведению, аграрной истории, истории советского крестьянства.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы 4 работы общим объемом 1,38 п.л. Основные положения и выводы исследования обсуждались на ряде научных конференций, таких, как «Межрегиональные научные чтения по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы» (Новочеркасск, 2008 г.), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2008 г.).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Коллективизация, согласно знаменитому «Краткому курсу истории ВКП (б)», была «революцией сверху», 1 осуществленной по воле высшего партийно-советского руководства СССР и в соответствии с большевистскими идеями о социалистических преобразованиях российской деревни. Однако эта «революция сверху», осуществлявшаяся форсированными темпами, зачастую методами насилия и террора, не пользовалась под держкой значительной части крестьянства и не могла сколь-нибудь существенно изменить целый ряд сельских институтов и традиций, складывавшихся веками. К тому же крестьянство, и в том числе женская часть сельского социума, не являлось пассивным субъектом аграрных преобразований большевиков, но активно корректировало их курс: либо протестуя против самых непопулярных на селе форм и методов коллективизации, либо, — в союзе с властью, — предлагая наиболее приемлемые пути решения возникавших проблем. Все это и предопределило многомерность и неоднозначность изменений, произошедших в жизнедеятельности и ментальности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья в процессе «колхозного строительства».

В конце 1920;х — начале 1930;х гг. значительная часть крестьянок Юга России решительно воспротивилась попыткам сталинского режима коллективизировать деревню и тем самым «железной рукой загнать человечество (в данном случае — российское крестьянство) к счастью». Причем зачастую женщины играли намного более активную роль, чем мужчины, в акциях протеста против коллективизации, «раскулачивания», хлебозаготовок, закрытия церквей, и пр., так что в период «колхозного строительства» получил широкое распространение такой тендерный феномен, как «бабьи бунты». Это было обусловлено не только снижением протестного потенциала мужской части.

1 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс / Под ред. комиссии ЦК ВКП (б). Одобрен ЦК ВКП (б). 1938 год. М, 1950. С. 291. населения деревни в результате властного террора (в ходе которого наиболее явные и непримиримые противники коллективизации были устранены из деревни, а остальные крестьяне запуганы), но и изначально заметной ролью женщин-крестьянок в сопротивлении любым попыткам извне поколебать размеренный ход сельской жизни и разрушить домашний очаг. Однако, как и крестьянское протестное движение в целом, активные формы сопротивления сельских женщин Юга России коллективизации постепенно сошли на нет в 1933 — 1934 гг., в результате репрессий, голодомора, а также и организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств. На протяжении последующих лет протест сельских женщин против негативных компонентов и характеристик колхозной системы выражался в пассивных формах, преимущественно в уклонении от участия в общественном производстве.

В то же время не менее значительная часть сельских женщин Юга России более или менее активно поддержала коллективизацию, видя в ней единственное спасение от вечной нужды. Сталинский режим в полной мере использовал проколхозную активность крестьянок и казачек для быстрейшего осуществления политики коллективизации, укрепления коллективных хозяйств, а также для борьбы с оппозицией. В зависимости от преобладающей совокупности задач, стоявших перед сельскими активистками на Юге России, можно разделить их общественную деятельность на ряд этапов: 1) конец 1920;х гг. — начало 1933 г. («этап содействия коллективизации», или «социально-политический этап») — 2) начало 1933 г. — конец 1936 г. («этап закрепления результатов коллективизации», или «социально-экономический этап») — 3) 1937 г. — начало 1940;х гг. («хозяйственно-политический этап»).

Несмотря на специфику рассматриваемого периода, в рамках которого идеология и политика вторгались буквально во все сферы жизни общества (так что даже в проведении сельхозкампаний власти находили политические аспекты), все же отнюдь не общественно-политическая деятельность являлась основной и важнейшей применительно ко всей массе женщин-колхозниц Юга.

России. Колхозницы рассматривались властью прежде всего как важнейшая тендерная группа коллективизированной деревни, способная обеспечить проведение сельхозработ и заменить в аграрном секторе экономики мужчин, которые в массовом порядке направлялись на создание советской индустриине случайно Сталин утверждал, что «женщины в колхозах — большая сила».

Стремясь к максимально полному вовлечению сельских женщин в колхозное производство, представители власти пытались устранить все препятствия этому. Особое внимание уделялось развитию сельских культурно-бытовых учреждений, на которые возлагалась задача освободить женщину от домашних забот, препятствующих ей трудиться в коллективных хозяйствах. Именно в ходе «колхозного строительства» численность культурно-бытовых заведений (детских садов, яслей, площадок, общественных столовых, бань, прачечных), уже появившихся в деревне на протяжении 1920;х гг., резко возросла.

Помимо семейно-бытовых забот, существовал еще целый ряд факторов, способных оказать как стимулирующее, так и, напротив, блокирующее воздействие на процесс вовлечения женщин в колхозное производство. К их числу относились: позиция местного (особенно колхозного) руководства по отношению к женщинам-колхозницам, обусловленная воздействием сельских ген-дерно-производственных традицийтендерные позиции членов колхозных семей — как мужчин, так и женщин (особенности взаимоотношений в семьях, желание или нежелание жен участвовать в общественном производстве, отношение к этому мужей, и пр.) — уровень материального возна1раждения за труд в коллективных хозяйствахстепень вовлеченности женщин-колхозниц в домашнее хозяйство. На всем протяжении 1930;х гг. органы власти вели бескомпромиссную борьбу с патриархально-пренебрежительным отношением к использованию женского труда вообще и в ряде считавшихся «мужскими» отраслей аграрного производства, — в частности (что было особенно характерно для казачьих колхозов Дона, Кубани и Терека, не говоря уже о национальных регионах Северного Кавказа). Так, в прессе, выступлениях передовиков сельского хозяйства и большевистских лидеров постоянно утверждалось, что женщины равны мужчине во всем, в том числе и труде.

В определенной степени массированное воздействие на общественное сознание сельского населения дало свои положительные результаты. Однако низкий уровень вознаграждения за труд в колхозах оставался неустранимым фактором, затруднявшим участие женщин в общественных работах и серьезно снижавшим женскую трудовую активность. Даже в конце 1930;х гг., несмотря на заметное улучшение условий жизни в деревне вследствие организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств, женщины намного чаще, чем мужчины, уклонялись от участия в общественном производстве, предпочитая колхозным полям свои ЛПХ. Все же, если рассматривать ситуацию с факторами трудовой активности женщин-колхозниц Юга России в целом, следует признать, что к исходу рассматриваемого десятилетия, по сравнению с его началом, степень вовлеченности колхозниц в общественное производство и их трудовая активность значительно возросли.

В колхозах Дона, Кубани и Ставрополья, как и в доколхозной деревне, на женщинах держались целые отрасли хозяйства (огородничество, птицеводство, молочное животноводство, свиноводство, и т. д.), а также целый ряд производственных операций в других отраслях аграрной экономики (например, в полеводстве — прополка, сноповязание, скирдование, и т. п.). В то же время в ходе «колхозного строительства» произошла модернизация женского труда в сельском хозяйстве, что выразилось, прежде всего, в существенном расширении сфер приложения трудоусилий женщин-колхозниц.

На протяжении 1930;х гг. женщины активно вовлекались в новые отрасли сельского хозяйства и новые сферы занятости на селе, которые были обязаны своим возникновением и развитием «колхозному строительству», — в сферу механизации (трактористки, комбайнерки), в опытно-исследовательские учреждения (в частности, колхозные хаты-лаборатории), в культурно-бытовые учреждения (заведующие и работницы детских садов, яслей, площадок, сельских амбулаторий, библиотек, и т. п.). Модернизация женского труда коснулась и вполне традиционных сфер занятости в аграрном секторе, нарушая сложившиеся стереотипы: в частности, заметно возросла роль колхозниц в коневодстве, которое рассматривалось на Юге России (особенно в национальных регионах Северного Кавказа) как типично мужская сфера занятости. Однако необходимо подчеркнуть, что под влиянием объективных обстоятельств попытки коллективизаторов подвергнуть аграрное производство радикальной феминизации не достигли успеха: сферы приложения трудоусилий колхозниц Юга России в 1930;х гг. оставались в основном традиционными.

Сходная ситуация складывалась и при формировании руководящих кадров колхозной деревни Дона, Кубани и Ставрополья за счет сельских женщин. Причем в данном случае можно говорить (в известном смысле) о дискриминации по тендерному признаку. Чаще всего женщины занимали средние и низшие уровни в иерархии колхозных управленцев, становясь бригадирами, заведующими животноводческим и птицеводческими фермами, звеньевыми. Но на более высокие посты они проходили гораздо реже.

В связи с вышеизложенными обстоятельствами подавляющее большинство колхозниц Дона, Кубани и Ставрополья в 1930;х гг. (да и на протяжении всего советского периода) относились к рядовому составу коллективных хозяйств и были заняты физическим, нередко неквалифицированным, трудом в различных отраслях колхозного производства. Сталинская модернизация аграрного производства, выразившаяся в сплошной форсированной коллективизации, означала для сельских женщин и Юга России, и всей страны значительное (двух-, а то и трехкратное) повышение трудовых затрат и значительное расширение сфер приложения трудоусилий.

В сфере повседневности и ментальности женщин-колхозниц Юга России 1930;х гг. было явно заметно сочетание традиций и новаций. При этом, как нам представляется, традиции все же преобладали над новациями, несмотря на весь массив изменений, произошедших в повседневной жизни и коллективной психологии сельских женщин в ходе «колхозного строительства». Данное обстоятельство являлось прямым следствием коллективизации, которая в силу своей ускоренности не могла существенно поколебать, а уж тем более, коренным образом трансформировать, ни систему тендерных взаимоотношений в деревне, ни сферу повседневности или менталитет крестьянок и казачек Дона, Кубани, Ставрополья и Терека.

Трансформации в системе тендерных ролей южнороссийской деревни были заметны еще в 1920;х гг., когда советская власть пыталась донести до сознания крестьянства и провести в жизнь свои постулаты о равноправии женщин и мужчин. В период же «колхозного строительства» 1930;х гг. эти трансформации неизмеримо усилились и ускорились. Благодаря совокупным усилиям властей и самих крестьянок и казачек Юга России, удалось достичь определенного выравнивания гендерного статуса сельских женщин и мужчин, ослабления жестко патриархальной модели устройства деревенской жизни.

В ходе трансформаций системы тендерных ролей в советской коллективизированной деревне 1930;х гг. (в том числе в колхозных селах и станицах Юга России) сформировалась генерация «новых женщин», которые мыслили себя вполне равными мужчинам и стремились выйти за рамки традиционных женских ролей, которые можно определить как «жена» (в худшем варианте -«служанка»), «мать», «хозяйка домашнего очага». Но, с другой стороны, трансформации системы тендерных взаимоотношений в 1930;х гг. носили поверхностный характер, что было обусловлено ускоренностью коллективизации. О том, что сельское сообщество не готово было признать женщину равной мужчине, свидетельствовала непропорционально низкая представленность колхозниц в органах управления коллективными хозяйствами (хотя против равенства в труде, а тем более лидирования женщин в сфере трудовых отношений, сельские мужчины, кажется, ничего не имели). Да и незамужняя женщина считалась в коллективизированной деревне, как и ранее, как бы неполноценной, не заслуживающей уважения — это тоже являлось свидетельством сохранения патриархальных стереотипов.

Добавим, что вследствие низкой оплаты труда в колхозах основным источником средств для крестьянских семей оставались ЛПХ. Заботы же по домашнему хозяйству возлагались преимущественно на плечи женщин. Конечно, ЛПХ, державшиеся в основном на женских плечах, нередко вполне успешно конкурировали с колхозами в производстве картофеля, овощей, мяса, молока и др. продуктов, поставляя часть произведенной продукции на рынок (так что женщины-колхозницы Юга России в 1930;х гг., по существу, выступали гарантом продовольственной стабильности не только для своих семей, но и для населения региона). Однако устойчивость женской роли «домашней хозяйки» в определенной степени препятствовала тендерному выравниванию.

Говоря о менгальности женщин-колхозниц Юга России в 1930;х гг., следует отметить факт сохранения ее базисных компонентов, таких, как осознание себя матерью и хранительницей домашнего очага. Не подверглась разрушению и такая характерная черта коллективной психологии сельских женщин Юга России, как религиозность.

В сфере повседневности сельских женщин Дона, Кубани и Ставрополья 1930;х гг. также было заметно сочетание традиций и новаций, при доминировании первых над вторыми. Под влиянием городской моды и большевистских идеологем в повседневную жизнь южнороссийской деревни проникали определенные новации, что находило выражение в костюме колхозниц, в меню колхозных семей, в том, что у крестьянок появилась возможность проводить досуг в клубах, Домах культуры, избах-читальнях. Вместе с тем эти и другие новации в повседневной жизни женщин-колхозниц Юга России в 1930;х гг. носили частный характер. Да и в целом следует констатировать, что коллективизация, при всем радикализме данной политики, не способна была на протяжении всего лишь десятилетия существенно изменить веками складывавшийся уклад жизни и менталитет сельских женщин Юга России.