Отношения римских императоров с христианской церковью в 330-х — начале 360-х годов

Отношения императоров с церковью — многовековая проблема в истории христианской цивилизации — стала одной из главных, кардинальных в русской и западноевропейской медиевистике. Она актуализировалась в новом, третьем, тысячелетии в связи с нарастающими духовными потребностями общества. Истоки возникновения этих отношений уходят в глубокую старину, но важнейшим этапом их становления оказываете^ IV век — время великих Константина ! и «• .

Афанасия Александрийского, деятельность которых издавна привлекала внимание, но не изучена во всех связях и с учетом социально- ¦ политического контекста. Тем более время жизни ближайших потомков знаменитого императора, Констанция И, Констанса и Константина II — середина века — детальному историческому анализу не подвергалось. Изучая указанный сложный, во многом переломный период взаимоотношений светской власти и церкви, необходимо увидеть и теоретически осмыслить главнейшие компоненты этих связей в их динамике, перспективе развития, вкладе в духовную культуру общества.

Хронологические рамки работы — 330-е — начало 360-х годовот основания Константинополя, события первостепенной важности для позднеримско-византийской и мировой истории, а также для истории христианской церкви, до — конца правления Констанция II и начала узурпации Юлиана Отступника. Это время интенсивной соборной деятельности и острой борьбы внутри церкви, становления церковных канонов и институциональных основ, в частности монашества. Светская жизнь того же периода характеризуется отстаиванием единства империи сыновьями Константина и охраной внешних рубежей государства.

Из числа наиболее ранних источников, дающих сведения об отношениях римской власти с церковью в правление Константина I, выделяются сочинения1 Евсевия Кесарийского — «Церковная история», оконченная им к 326 году, Панегирик в честь 30-ти-летия царствования Константина I, датируемый 336 годом, и — «Жизнь Константина» (в 4-х книгах), сочинение, являющееся в сущности также панегириком (составлено в 337—339 гг., но неполностью завершено из-за кончины писателя). Следует иметь в виду, что эти сочинения, основаны на материале «Церковной истории». Историческая ценность трудов Евсевия не равнозначна. Очевидно то, что жанровые особенности панегирика заставляли автора тщательно отбирать только те факты, которые были желательный для правителя. Евсевий считал главным изображение благочестивых дел Константина I, тогда как и сложная внутрицерковная ситуация, и позиция правящей элиты Римской империи в церковном вопросе 30-х гг. IV века остались им неосвещенными. Следовательно, сочинения Евсевия дают лишь сравнительно небольшой фрагмент исторической действительности, ценный для восстановления некоторых сторон идеологической жизни эпохи Константина I.

Для 40−50-х гг. IV в. основные сведения об отношениях императорской власти с церковью дают труды Афанасия Александрийского — «Апология» перед Констанцием II и особенно «История Ариан» (между 353—357 гг.), а также ряд других сочинений. Афанасий был хорошо осведомлен о ситуации в Египтепри этом Александрийский архиепископ, посетивший Италию, Галлию и.

1 Издания Евсевия многочисленны. Подробный указатель изданий Евсевия и др. церковных авторов, используемых в моей работе см. в монографии И. В. Кривушина. Ранневгоантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 231—233. Здесь мы указываем лишь те гадания, которые непосредственно используются в диссертации. Труды Евсевия опубликованы в Патрологии Миня (Т. 19—24). В диссертации привлекается помимо этого издания также Eusebius Pamphilius. The Ecclesiastical history. Vol. 1—2. Camb. (Mass.), 1980. На русский язык Евсевий переводился в 1848—1849 гг. Затем было издание «Церковной истории» в серии «Богословские труды». Сб. 23—26. М., 1982—85. Последнее русское издание: Евсевий Памфил. Церковная история. Автор перевода неизвестен. М., 1993.

Балканские провинции, стал деятелем общеимперского масштаба, что отразилось на содержательности и исторической ценности его церковно-политических сочинений. В частности, у Афанасия освещена не только церковная политика императора в общем виде, как у Евсевия, но и роль придворных и государственного аппарата в отношениях власти и церкви, действие местной администрации, воплощавшей церковную политику Констанция II на практике, даны некоторые сведения о личных контактах епископов-ариан с представителями светской власти. Сведения Афанасия позволяют отрешиться от чисто идеологического восприятия изучаемой проблемы и сосредоточиться на реальной стороне дел, на личных и межинституциональных взаимосвязях, а не на абстрактных, идейных и богословских нюансах, не имеющих первостепенного значения для понимания отношений императора и церкви. Богословские трактаты архиепископа представляют некоторый интерес для выяснения взглядов Афанасия на императора и его власть. Несмотря на огромное значение творений архиепископа2, информация, содержащаяся в трудах александрийского иерарха, вряд ли может быть оценена как полная и объективная, так как Афанасий был не беспристрастным свидетелем событий, а участникомпалемтпюсть—неотъемлемая черта стиля его сочинений.

Следует отметить появление неортодоксальной церковной историографии, а именно сочинения полуарианского епископа Гераклеи Сабина. Он включил в свой труд соборные акты, охватывающие время от.

1 Вселенского собора (325 г.) почти до конца правления Валента. Сабин давал оценку церковным событиям с ярко выраженной необъективностью. Сабин обходил молчанием все, что было бы не на пользу церковной 1руппировке во главе с Македонием, полуарианским епископом.

2 Основные издания трудов Афанасия: Sancti patris nostri Athanasii. Opera omnia exstant. Т. 1—Ф // Patrologiae cursus completus. Series graeca. Т. 1—161 / Accurante et recognescente l’abbe J. — P. Migne. Paris, 1857—1866. T. 25—28- Творения иже во святых отца нашего Афанасия, архиепископа Александрийского. В 4-х ч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902—1903. Перевод выполнен Московской духовной академией. Репринтное воспроизведение: Святитель Афанасий Великий. Творения. Т. 1—4. М., 1994. В дальнейшей цитируется это издание.

Константинополя, Сочинение Сабина известно лишь по отзывам о нем в других источниках, прежде всего у Сократа Схоластика.

Нецерковная историография IV века представлена «Деяниями» Аммиана Марцеллина3, датируемыми 80—90 гг. IV века. Аммиан, повествуя о правлении Констанция II в период 353—361 годов, упоминал христиан или церковные события лишь вскользь, для него это второстепенная тема. Историк был тесно связан с римской государственной системой, принадлежа к числу мелких военных и чиновников. Приведенные факты, прямо или косвенно относящиеся к церкви, и скрытая информация Res Gestae способны заметно помочь в лучшем понимании церковно-государственных связей в то время.

Среди нецерковных писателей 40—60-х гг. IV в. можно упомянуть также Юлиана Отступника, Либания, Фирмика и пр. Информационная ценность этих источников ограниченна, однако они помогают понять общее умонастроение в ту эпоху и сообщают отдельные факты, дающие возможность дополнить картину отношений императора и церкви в 330—360 гг.

Переходя к характеристике исторических трудов, не принадлежащих перу современников событий 330—360 гг., следует отметить развитие неортодоксальной церковной историографии, представленной «Церковной историей» арианина Филосторгия4. Это сочинение охватывает период от воцарения Константина I до смерти императора Гонория. Филосторгий, уроженец Каппадокии, был для своего времени очень образован, в частности знаком с трудами Филона Александрийского и Порфирия. Труд Филосторгия дошел до нас в отрывках, сохраненных благодаря патриарху.

3 В моей работе используются два издания Аммиана: Amrmanus Marceffinus / Rerum gestanun libri qui supersunt. Berolini. Vol. 1—2. 1910—1915; Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб., 1994. В основу этого издания положен перевод Ю. Кулаковского и А. Сонни (Т. 1—3. Киев, 1906—1908), отредактированный Л. Ю. Лукомским.

4 В диссертации использовано немецкое издание Филосторгия: Philostorgius. Kirchengeschichte. Leipzig, 1913.

Фотию (IX в.), который, однако, негативно относился к этому историку. Филосторгий превозносил Евсевия Никомедийского, Аэция, Евномия и других арианских пастырей, приписывал им способность к пророчеству, к исцслснию больных и мертвых и т. д. Константин, Афанасий, каппадокийцы — для него отрицательные личности, равно как и Юлиан Отступник. Зато дук Артемий, боровшийся с епископом Афанасием и проводивший церковную линию ариан, оценивается положительно. Для уяснения отношений императора и церкви Филосторгий приводит отдельные факты, важные, и не получившие отражения в других источниках.

Самым значительным в церковной историографии V века был труд Сократа Схоластика5 (ок. 380 — после 439), продолжателя традиций Евсевия. Сократ довел свое сочинение в 7 книгах до 439 года, начав от Константина I. Этот писатель принадлежал к высокообразованному слою константинопольского общества, имел контакты с софистами и арианскими теологами. Сократ основывал свой труд на разнообразном предшествующем материале, включая сочинения Евсевия, Афанасия, Григория Богослова и т. д., а также устную традицию, к своим источникам относясь критически. Его «Церковная история» содержит ряд фактов, нигде более не упоминаемых, поскольку Сократ, хотя и держался Пикейского исповедания, использовал полуарианские и новацианские свидетельства, которые во многом отличались от того, что сообщали сторонники Никейского символа. Сократ стремился комбинировать события церковной и светской истории, не проводя между ними явной и тесной связи. Отношения светской власти к церкви выявляются путем указания на мнения и поступки императоров в церковных делах, тогда как в целом правящий слой римского общества показан слабо и фрагментарно.

3 В диссертации используются издание в Патрологии Ж. Миия (Socratis Scholastici.

Ifistoria ecclesiastica // Patrologiae cursus completus. Series graeca. Т. 1—161 / Accurante et recognescente Г abbe J. — P. Migne. Paris, 1859. T. 67) и в русском переводе: Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996. В основу этого издания положен перевод середины XIX в., осуществленный в Санкт-Петербургской Духовной Академии.

Роль придворных в церковной жизни почти не освещена. И все же, сочинение Сократа относится к важнейшим источникам знаний о государственно-церковных отношениях в 330—360 гг.

Среди источников следует также назвать «Церковную историю» Феодорита Киррского6, написанную в 40-х гг. V века. Феодорит придерживался более строгого христианского подхода по сравнению с Сократом, почти не сообщая фактов, которые бы не имели прямого отношения к церковной жизни. Благодаря связям с сирийским монашеством, Феодорит смог поместить в свой труд ряд уникальных сведений об отношениях императорской власти с этим особым слоем ближневосточно-римского общества. В целом писатель идейно и историографически основывается на данных Афанасия, используя также соборные материалы и послания епископов и императоров.

Определенное место в освещении отношений императорской власти и церкви занимает агиографическая литература, создававшаяся как правило много позднее описываемых событий.

Важный агиографический памятник — «Мученичество Артемия», созданный в IX веке Иоанном Родосским на основе сведений Филосторшя, желающего прославить арианского мученика. Важность «Мученичества Артемия» в том, что оно удостоверяет христианское почитание видного представителя римской светской власти, активно участвовавшего в церковных и политических конфликтах в Египте в конце 50-х — нач. 60-х годов IV века.

Особую категорию источников составляют документальные свидетельства IV века — письма, соборные постановления и послания и т. п. Преимущественно они помещены церковными историками в свои сочинения. Ценность этих материалов значительна, когда они исходят от.

6 Феодорит, епископ Кире кии. Церковная история. М., 1993. В основу этого издания положен русский перевод, сделанный при Санкт-Петербургской Духовной Академии и опубликованный в 1852 году. Греческий текст: Patrologiae cursus completes. Series graeca. Т. 82.

7 Это житие опубликовано в Acta sanctorum (издание болландистов) Т. 8. Р. 856—884 и в приложении к вышеуказанному изданию Филосторгия 1913. императора, или адресованы ему от лица представителей церкви. Отношения светской власти и церкви в документах нарисованы иногда весьма рельефно. Сохранилась запись беседы папы Либерия с Констанцием II, Эпиктетом Центумцелльским и евнухом Евсевием об Афанасии, епископе Александрийском. Феодорит включил в свою историю этот документ, который в жанровом отношении близок актам мучеников. А.

Отдельное место занимают «Оглавления» пасхальных посланий Афанасия на сирийском языке. По содержанию — это краткая хроника пребывания архиепископа на александрийской кафедре. «Оглавления» иногда дополняют другие источники, сообщая об отношениях египетской высшей адинистрации и императорской власти с Афанасием.

Некоторое значение для исследования имеют труды философов-неоплатоников9 — Плотина, Порфирия, Ямвлиха и Евнапия. Социальные аспекты их философии заслуживают серьезного внимания, поскольку в полуязыческой-полухристианской империи IV века взгляды неоплатоников прямо или косвенно влияли и на светскую власть и на церковных писателей.

В итоге рассмотрения источников следует признать, что они дают возможность исследовать поставленные в диссертации проблемы. * *.

Средневековая историография отношений светской власти и церкви была связана с борьбой внутри христианского мира по поводу статуса и объема власти римского папы, а также католической иерархии. В XV веке Николай Кузанский и Лоренцо Валла доказали поддельность Русский перевод в издании: Афанасий Великий. Творения. Т. Ш. М., 1994. С. 376−392.

9 Plotimis Enneades. V. 1−6. P.- Brux., 1924—38- Плотин. Эннеады. Перевод Г. В. Малеванского, М. Браша и С. И. Еремеева. Киев, 1995. Последнее издание используется в диссертации. Iamblichi de vita Pythagorica Liber Petropoli, 1884. Philostratus Flavius. Eunapius. The lives of the sophists. Camb. (Mass.), 1968. Евнапий. Жизни философов и софистов. Перевод Е. В. Дарк и М. JL Хорькова / Римские историки IV века. М., 1997. С. 227—294.

Константинова дара". Следующим этапом этого процесса стал коллективный труд протестантских10 богословов во главе с Матвеем Фляцием — Магдебургские центурии в 13 томах (1559—1574). Центурии представляли собой обширный свод материалов по церковной истории, собранных из многих европейских библиотек. Воззрения Фляция и его коллег довольно запутаны, но заметно, что они были склонны отрицать высокое значение отцов церкви в христианской истории, находили ошибки в их богословском учении. К авторам центурий идеологически примкнул германский гуманист Иоанн Леунклавий, который в 1576 году критически отозвался об изображении правления Константина I у Евсевия и церковных авторов V века, считая языческую точку зрения на правителя более взвешенной. Противоположный взгляд на проблему высказал кардинал Ц. Бароний в своих «Церковных анналах» (Т. 1—12,1588—1607). В духе Контрреформации он стремился доказать чистоту католической церкви, а Константина считал образцом христианского правителя, впрочем, критикуя последнего за чрезмерно терпимое отношение к язычникам. Разные взгляды на государственно-церковные отношения IV века проявлялись одновременно с открытием и публикацией источников по этой теме. В 1544 году были изданы сочинения Евсевия Кесарийского, Сократа, Созомена и Феодорита.

В XVII веке начинают создаваться труды, имеющие отношение к церковной и политической истории IV в., но с меньшим полемическим настроем — «Мемуары для церковной истории первых шести веков» (1693—1712, 16 тт.) Тиллемона, а также труд К. Флери (1692—1720, 20 тт.).

Протестантская историография представлена Г. Арнольдом и его «Беспристрастной историей церкви и ересей» (1699—1700, т. 1—4). Арнольд изобразил IV век периодом полного упадка и разложения церкви,.

10 Обзор протестантской историграфии делается главным образом на основе нового издания А. П. Лебедева, см.: Церковная историография в главных ее представителях с IV в. до XX в. СПб., 2000. С. 206—395. Там же можно наши исходные данные об изданиях протестантских авторов. а Константин стал объектом критики за то, что одарил «льстивый клир» льготами и привилегиями. Деятельная вера была подменена терминологическими дебатами, а авторитет епископа стал доминирующим фактором в церковной жизни. Арнольд порицает Афанасия Александрийского и других церковных ортодоксов, считая, что именно они предавались заблуждениям и распутству, тогда как ариане изображаются людьми строгой нравственности.

К тому же направлению принадлежал В. Вистон, издавший в 1711 году свой труд «Возрожденное раннее христианство», где Афанасий Великий оценивался как нарушитель церковной гармонии.

В XVIII веке происходит поворот к рационализации церковной истории IV в., что дало себя знать в 6-ти томном труде протестантского историка Г. Генке (год издания его сочинений неизвестен). По мнению последнего, в IV веке к христианству стали примешиваться религиозные языческие формы, а епископы всячески содействовали поддержанию суеверий, чтобы легче осуществлять свое господство над необразованными и суеверными массами народа. Об Афанасии Великом Г. Генке отзывался как о гордом упрямце, злоупотреблявшем своим авторитетом и устраивавшем смуту в церкви.

В период Просвещения интерес к церковной истории должен был пережить заметный спад, что показала «История упадка и крушения Римской империи» Э. Гиббона (т. 1—6, 1776—1788)11. Историк в целом уделил церкви мало внимания, клерикальный дух Э. Гиббону чужд. В то же время критический разум помог историку избежать и просветительских заблуждений, таких как преклонение перед Юлианом Отступником. В основе метода Э. Гиббона лежит психологизм, изучение человеческого характера. Это явствует из оценки им правления Юлиана: фанатизм и человеческие страсти пагубно влияли и на христиан, и на язычников12.

11 Gibbon Е. The history of the decline and fall, of (he Roman Empire. V. 1−6. L., 1776—88.

12 См. напр. в рус. изд.: Гиббон Э. История упадка и крушения римской империи. М., 1994. С. 26Ф—265, 283.

Будучи невысокого мнения о церкви, Гиббон тем не менее признавал особые дарования13 Афанасия Великого. Одним из главных достоинств труда Э. Гиббона является привлечение всего возможного тогда источникового материала по светской истории, включая эдикты императоров.

Из историографии церковного направления 19 века, можно выделить труд Ф. X. Баура, где он пьггался приспособить ход церковной и религиозной истории IV века к гегелевской философии, усматривая движущую силу всех процессов внутри церкви в борьбе противоположностей и их синтезе. Баур более положительно отзывался об арианстве, чем ортодоксии: ересь по его мнению, содержала больше разумности и практической пользы.

В числе крупнейших богословских историков XIX века следует упомянуть также А. Неандера и А. Гарнака.

В середине XIX века в западноевропейской науке обострился интерес к религиозному облику Константина I. Я. Буркхардт14 критически воспринял сведения церковной традиции о христианском настроении императора. Он считал его холодным, расчетливым фаталистом, чуждым искренней веры и думавшем только об укреплении своей власти. Позднее на эту же тему высказался Т. Бригер15. Он осторожно подошел к концепции о религиозной иидифферентпости Константина, считая ее трудно доказуемой. Политика императора, по мнению Бригера, была направлена па порабощение церкви.

В русской дореволюционной историографии занимает видное место изучение церковной истории IV века. Ученые, как правило из церковных кругов, сосредоточили внимание на 3-х аспектх жизни церкви в IV веке: сфера богословия, церковно-правовые проблемы, изложение и реконструкция фактического материала. Отношения церкви с.

13 Там же. С. 281.

14 Burckhardt J. Die Zeit Constantins des Grossen. Stuttgart, 1853.

15 Brieger 1Ъ. Cons tan tin der Grosse als keligionspolitiker. Gotha, 1880. императорами, естественно, находили свое отражение в этих трудах, но лишь в связи с указанными тремя аспектами. Несмотря на обилие монографий и статей, социально-историческая сущность этих отношений в 330−360 годах осталась в русской дореволюционной историографии мало изученной. Впрочем, русская церковь и церковные историки XIX века, по-видимому, считали, что богословие и церковное право принципиальнее и важнее, чем отношения с суетной и часто сомнительной светской властью, тем более, что априори очевидна пагубность для внутреннего состояния и репутации церкви глубоких контактов со светскими правителями.

Следует выделить работы А. В. Горского, прежде всего составленную им биографию Св. Афанасия «Жизнь святого Афанасия Великого, архиепископа Александрийского» (М., 1851). Это для той поры — фундаментальный труд, несмотря на содержащиеся в нем хронологические неточности и стремление в оценках событий строго придерживаться мнения Афанасия, тогда как научное исследование требует критического анализа источников. А. В. Горский собрал значительный материал и заложил основу православного осмысления деятельности Афанасия. Исследователь не старался особенно углубляться в отношения церкви со светской властью, считая эту проблему неактуальной.

В русском обществе конца XIX века — начала ХХ-го усиливается внимание к церковной истории, вызванное желанием найти в церкви надежную социальную опору. Наиболее значительны концепции В. С. Соловьева, интерес которого к церковной истории был связан с поисками единого и целостного начала в жизни.

В общем виде свою концепцию Соловьев16 изложил в реферате «Об упадке средневекового миросозерцания», прочитанном на заседании Московского психологического общества 19 октября 1891 года. Философ полагал, что «общественный договор» между язычеством и христианством, особенно заметный в сфере законодательства, привел к отказу христиан от преобразований общественного строя в лучшую сторону или от попыток.

16 Соловьев В. С. Собр. соч. С116. Г. VL С. 347—358. влиять на императорскую власть. Западная римская церковь Соловьевым поставлена несколько выше, чем восточноримская: философ полагает, что на Западе «были яркие примеры стремления к социально-нравственному христианству, начиная от принципиального протеста св. Мартина Турского и св. Амвросия Миланского против смертной казни и кончая деятельностью Григория VII"17. Философ отметил, что тенденция к активному влиянию церкви на светскую власть, в конечном счете, и на Западе не дала устойчивых результатов. Но несомненно, что св. Мартин и св. Амвросий, выступившие против чрезмерно строгого отношения власти к манихеогностической секте присциллианнистов, для Соловьева стали важными ориентирами в поиске истинно христианского духа, от которого, по его меннию, основная масса (мнимых) христиан обособилась.

Важной идеей Соловьева стала мысль о папской теократии, как высшем типе государства, позволяющем создать вселенское «царство церкви"18, в котором господствует истинно христианский дух. Подлинной папской теократии, призванной служить благу христиан, философ противопоставляет папизм или извращенную теократию. Последняя имела тенденцию упразднить самостоятельность больших местных церквей. Если истинная теократия основана на том, что высшая власть в христианском мире — у духовного лица, а не у светского (светская власть подчиняется духовной, как тело — душе), то в ложной теократии духовное лицо начинает для управления государством использовать исключительно мирские средства. Примером истинного теократического правления Соловьев считал понтификат Льва Великого (V век)19. Таким образом, философ находил в истории церкви образцы эффективного духовного господства и церковного влияния на мирские дела. Концепция Соловьева оказала влияние на проблематику исследований в этой сфере и вызвала дискуссии.

17 Там же. С. 356. См.: Трубецкой Е. Миросозерцания В. С. Соловьева. М., 1913. С. 449.

19 Там же. С. 454.

К истории церкви IV—V вв.еков обращался С. Предтеченский20, изучая проблему развития влияния римского престола на жизнь церкви. В связи с этим он изучал роль соборов IV веков — Никейского, Сардикского, Римского. Ученый полагал, что шестой канон Никсйского собора 325 года утвердил за папой те же широкие права в нескольких провинциях, что и у александрийского епископа. Предтеченский обоснованно утверждал, что третий, четвертый и пятый каноны Сардикского собора 343 года дали главе западной церкви новые права в области церковной юрисдикции. Однако Римский собор 378 года постановил, что папа подсуден не только собору епископов, но и суду императора, а также светских сановников. Ученый признает, что папские притязания на главенствующую роль в церкви к концу IV века были довольно очевидными, папы уже видели особое положение апостольского римского престола по сравнению е другими церквями. Исследования Предтеченского позволяют уточнить.

Л 1 проблематику, восходящую к ситуациям и в Восточно-римской церкви .

Помимо обширной богословской литературы, которая прямого отношения к рассматриваемым проблемам не имеет, необходимо назвать труды Я. И. Алфионова, П. В. Гидулянова, А. М. Иванцова-Платонова, А. П. Лебедева, иеромонаха Михаила, В. В. Болотова, П. Прокошева, Н. С. Суворова, в которых делается ряд важных наблюдений церковно-правового характера, но эти труды напрямую не выходят к проблеме взаимосвязей власти и церкви в 330—360 годах22.

20 Предтеченский С. Развитие влияния папского престола на дела западных церквей (до конца IX века) / Православный собеседник. Сентябрь, 1890.

21 Более подробно об этом см. мою статью: Западно-римская церковь IV—V вв.еков в русской исторической мысли конца XIX века // Гуманитарные науки на рубеже веков. Материалы Межвузовской научной конференции. М, 2001. С. 28—32.

22 См.: АлфионовЯ. И. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877- Гидулянов П. В. Восточные патриархи в период четырех первых вселенских соборов. Ярославль, 1908; Иванцов-Платонов А. М. Религиозные движения на Востоке в IV—V вв.еках. М., 1880- Лебедев А. П. Собрание церковно-исторических сочинений. Т. 1—10. М., 1898—1905; Иеромонах Михаил. Законодательство римско-визалтайских императоров о внешних правах и преимуществах церкви (от 313 до 565 г.). Казань, 1901; Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви, Т. 1—4. СПб., 1907—1918; Прокошев IL Церковное судопроизводство в период Вселенских соборов. Казань, 1900;

В русской эмигрантской историографии 1920—1930;х годов развивался формально-юридический подход к проблеме отношений римской императорской власти и церкви. Н. Н. Афанасьев23 доказывал, что в юридическую основу соборной жизни IV века были положены прежние провинциальные формы языческого культа (греческие Koivd и римские concilia). Именно в этом обстоятельстве Н. Н. Афанасьев видел объяснение роли, которую играла императорская власть на христианских.

Зарубежная историография XX века изначально сосредоточивалась на воспроизведении биографии Афанасия Великого (Г. Барди, Ф. Каваллера, позднее — Ф. Л. Кросс)24. В то же время, в первой половине XX века, поддерживался интерес к общим идеологическим проблемам религиозной и церковной политики Константина I (Д. Фиртс, О. Зеек, Е. Швартц, Н. Бейнс и др.)25. В 30-х — 50-х годах нарастает внимание к изучению политико-теологических взглядов Евсевия Кесарийского, определяются его представления о христианском императоре. Это направление развивали X. Беркхоф, X. Опитц, С. Гринслейд, Ф. Кранц и др.26 Ценная работа принадлежит К. М. Сеттону27, в которой он проследил развитие отношения отцов церкви к Константину I и Констанцию II, обозначил проблему изменения взглядов церковных писателей на.

Суворов IL С. Объем дисциплинарного суда и юрисдикции церкви в период Вселенских соборов. М., 1906.

23 Афанасьев Н. Н. Провинциальные собрания римской империи и вселенские соборы / Рус. науч. институт в Белграде. Записки. Вып. 5. Белград, 1931. м Bardy G. Saint Athanase (296- 373). Paris, 1914; Cavallera F. Sainl-Athanase (295—373). Paris, 1908; Cross F. L. The study of St Athanasius. Oxf., 1945; Leroux J.-M. Athanase d’Alexandrie. Paris, 1956.

25 Firth J. Constantine the Great. The reorganisation of the empire and the triumph of the church. N.Y., 1904; Seeck O. Geschichte des Untergangs der Antiken Wch. Bd. 1—6. Stuttgart, 1895−1921; Schwartz E. Kaiser Cons tan tin und die christliche Kirche. Leipzig-Berlin, 1913; Baynes N. Constantine the Great ant the Christian Church. Oxf., 1972.

26 BerkhofH. Die Theologie des Euseblus von Caesarea. Fmsterdam, 1939; OpitzH. Euseb von Caesarea als Theologe // Zeitschrift fur die neutestamentbche Wissenschaft XXXIV (1935). P. 1—19- Greenslade S. Church and state from Constantine to Theodosius, L., 1954; Cranz F. Kingdom and polity in Eusebius of Caesarea // Harvard Thedogical Review 45, 1952. P. 47—66.

27 Setton К. M. Christian attitude towards the emperor in the 4Л century N.Y., 1941 субординацию императора и церкви. Ученый постарался вскрыть причины этих процессов. Таким образом, «политическая теология» деятелей церкви была осмыслена Сеттоном не как статичное явление, а развивающееся в зависимости от идеологических и политических факторов.

С 1960;х годов усиливается социологи за то рское направление в изучении государственно-церковной истории IV века — работы А. Момильяно, А. X. М. Джонса28. В 1970;е годы о социальном контексте христианства IV века писали А. Пасторино, А. Пиганьоль и отчасти Г. Дагрон29. Большое значение имеет труд М. Симонетти30 «Арианский кризис в IV веке». Несмотря на глубокое внимание к богословской проблематике, ученый уделил известное место и светским аспектам церковной борьбы, изучению мотивации поступков императоров, связей епископов с высшими властными структурами и т. д. В 1980;е годы к церковно-политическим проблемам обращались Й. Чешка и П. Браун31. Для этих работ характерно рассмотрение церковно-государственных отношений IV века в связи с социальным и идеологическим развитием римского общества.

Йозеф Чешка, придерживающийся марксистской методологии, видел во внутрицерковной борьбе политический смысл и отражение материальной заинтересованности епископов. Император хотел сохранения мира внутри церкви и подчинял теологические вопросы идее церковного единства. Ученого привлекала проблема влияния христианства на законодательство Константина. Чешка считает, что строгие законодательные акты Константина соответствовали церковной этике, и что в этом и проявлялось воздействие новой религии.

28 Momigliano A. The conflict between Paganism and Christianity in the fourth century. Oxf., 1963; Jones A. H. M. The cities of the eastern Roman provinces. Oxf., 1971.

29 Pastorino A. Cristianesimo e impero dopo Costantino (337—395). Torino, 1972; Piganiol A. L’emptre chretien (325—395). 1972; Dagron G. Naissance d’une capitale. Constantinople et ses institutions de 330 k 451. Paris, 1974.

30 Simonetti M. La crisi ariana del IV secolo. Roma, 1975.

31 CeSkaJ. Rimsky stat a katolicka cirkev ve IV stoleti. Brno, 1983; Brown P. Society and the holy in Late Antiquity. BerkLA, 1982.

Переходя к правлению Констанция II, Чешка отмстил, что этот император неосознанно обострил кризис рабовладельческого строя, так как способствовал экономическому ослаблению городов и предоставлял различные привилегии церкви и чиновникам. В целом церковная политика Констанция П определялась интересами централизованной бюрократической монархии, которую укреплял этот император, боровшийся с сепаратизмом. Император понимал единство государства и церкви так, что это ему позволяло вмешиваться в вопросы вероучения и заставлять епископов уважать его мнения. По политическим соображениям Констанций II склонился на сторону ариан, теология которых была ближе образованным слоям населения, как считает ученый. Сторошшки Никейского символа опирались на чувства угнетенного народа, для которого страдающий Христос был ближе и понятнее, чем ветхозаветный Бог-Отец и абстрактный, философско-богословский Логос. Таким образом, симпатии Констанция к арианству связываются ученым с «антинародной» политикой императора.

Чешка высказывает мысль, что при Констанции II церковь взяла на себя функции поддержания единства империи и романизации провинций. Прежде эти функции выполняла римская армия, но к середине IV века она стала сильно варваризироваться и уже не могла быть надежной опорой императора в его провинциальной политике.

Чешка поставил ряд важных вопросов, связанных с отношениями светской власти и церкви в IV веке, и много сделал для их решения. В то же время внимание ученого сосредоточено преимущественно на изучении социального контекста церковной борьбы за ортодоксальный Символ Веры и на анализе императорского законодательства. Это сузило поле научного исследования, так как контакты императора и церкви изучались им не во всей полноте их проявлений, то есть односторонне. В целом, несмотря на ряд пробелов в его методологии в объяснении церковно-государственных i Ceska J. Op. cit. V. 154. отношений в IV веке, работа Чешки имеет научное значение и представляет интерес.

Деятельность церковных соборов изучали в 1980;х годах X. К. Брсннекс33 и Л. В. Барнард34. Следует также отметить труды Г. В. Боверсока35 и Г. Фоудена36.

В историографии 80—90-х гг. XX века заметное место принадлежит Т. Барнсу37. Он более въедливо, чем другие ученые, работал с источникамив частности, обращаясь к эпохе Константина, ученый шире использовал сочинения Евсевия теологического, экзегетического и апологетического содержания, считая, что и в них есть немало ценной информации. Кроме того, Барнс стремился выявить в трудах Евссвия скрытое отражение различных происходящих в то время событий. Для восстановления правдоподобной картины событий ученый старался опираться на свои углубленные изыскания в хронологии эпохи Константина I и его преемников. Личность Константина I ученый попытался рассмотреть по-новому, учитывая высказывания самого императора и его современников. Признавая, что император был крайне противоречивой личностью, Барнс считал, что натура Константина I определилась двумя факторами: 1) огромным властолюбием- 2) мессианизмом особого рода, выразившемся в искренней вере императора в то, что Бог поручил ему миссию обратить Римскую империю в христианство. Возникшую проблему отношений светской власти и церкви ученый рассматривает как результат реформ Константина I. Появление выдающихся церковных деятелей в IV в. — это, по мнению.

33 Brennecke Н. Ch. HUarius von Poitiers und die Bischofsopposition gegen Konstantius П. BerLN.Y., 1984.

34 Barnard L. W. The council of Serdica 343. AD. Sofia. 1983.

35 Bowersock G. W. From emperor to bishop: The selfconscious transformation of political power in the Fourth century AD II Classical philology. Chicago, 1986. Vol.81. N4. P. 298—307.

36 Fowden G. Bishops and temples in the Eastern Roman Empire AD 320—435 11 Journal of theological studies. Oxf., 1978. Vol. 29. Part. 1. P. 53—78.

37 Barnes T. Constantine and Eusebius. Camb. (Mass.), 1981; Он же: Athanasius and Constantius. Camb. (Mass.), 1993.

Барнса, следствие исключительной привилегированности, полученной церковью от светской власти. Ученый склонен не придавать большое значение личностному фактору в церковной истории IV века, считая, что личный характер даже таких крупных деятелей, как Афанасий, не может объяснить их политической весомости. Статус епископа, согласно Барнсу, возник вследствие разделения при Константине религиозного авторитета с социальным статусом и политической властью&trade-, имевшихся ранее в неразделенном виде у языческой провинциальной знати.

Барнс, критически относясь к Афанасию, выявлял в его трудах искажения фактов и умолчания, попутно проделывая полезную работу по уточнению хронологии событий церковпо-государственной жизни того периода. В целом же исследование Барнса не даст возможности прийти к ясному пониманию отношений светской власти и церкви в 330—360-м годах. Обнаружение неверных фактов в сочинениях Афанасия мало показательно, тем более, что Филосторгий, Сабин и другие арианские писатели также субъективно и выборочно оценивали происходящее. Обличение Афанасия автоматически ведет к апологии его врагов, а также Констанция и его придворных. Но Констанций II и его окружение не были беспристрастными и строгими законниками, ориентирующимися только на соборные решения. Ситуация была гораздо более сложной, чем отстаивание внешней законности. Объективные интересы различных сил и сложные нюансы церковной политики Констанция II у Барнса в нужной мере не нашли отражения, хотя в целом его труд имеет определешгую научную новизну.

В западноевропейской историографии 1990;х годов видное место занимает работа К. Хааса «Александрия в поздней Античности: топография и социальный конфликт» (Балтимор, 1997). Он сделал ряд важных замечаний о социальной и религиозной борьбе в Александрии 330—360-х годов, показал роль различных городских общин и.

18 Barnes Т. Athanasius and Constantius. Camh. (Mass.), 1993. P. 179.

39 Haas Ch. Alexandria in Late Antiquity: Topography and social conflict. Baltimore, 1997. профессиональных групп в этих конфликтах. Ученый дал оценку деятельности Афанасия и его противников в исторических событияхон выявил ряд особенностей императорской политики 50-х годов IV века в Александрии. Дискуссионные вопросы труда Хааса будут рассмотрены во второй главе диссертационной работы.

В работе Д. Мэтьюза40 анализируются сведения Аммиана Марцеллина о церкви и отчасти о ее контактах со светской властью. Ричард Лим41 изучил социальное происхождение и curriculum vitae арианских аномейских лидеров Аэция и Евномия. Из статей 1990;х годов важно назвать работу М. Ди Майо и Д. Арнольда об участии некоторых iA предстоятелей церкви в придворных интригах 337 года. Кроме того, содержательную биографию Цезаря Галла написал Т. Банчич43. Он не ставил задачу изучать роль церкви в правление Галла, но его статья дает возможность лучше понять некоторые события, имеющие отношение к церкви.

В советской историографии 40-х годов XX века изучаемая проблема разрабатывалась Н. Н. Розенталем в ряде статей44. Ученый развивал материалистическое представление об отношениях светской власти и церкви. Для него официальное христианство — это не отрицание, а продолжение официального язычества. Ереси Розенталь понимает как «религиозное выражение стихийного протеста народных масс против угнетавшего их общественного строя"45. Конечно, при этом сугубо материалистическом подходе трудно избежать неточностей, не говоря уже о том, что арианство не может уложиться в данную схему. Мнение о приближенности к Констанцию П «наиболее беспринципной и.

40 Matthews J. The Roman Empire of Ammianus. L. 1989.

41 Lim R. Public disputation, power, and social order in late antiquity. Berkeley et cet 1995.

42 Di Maio M., Arnold D. Per Vim, Per Caedem, Per Bellum: A Study of Murders and Ecclesiastical Politics in the Year 337 A. D // Byzantion. T. 62. Bnixelles, 1992.

43 BanchichTh. Gaflus Caesar (15 march 351 — 354 A. D) // An Online Encyclopedia of Roman Emperors. 1997.

44 Розенталь HL H. Римская Империя и христианская церковь после Константина // Одесский пед. институт. Науч. записки. Т. 8. Одесса, 1947. С. 107—144.

45 Розенталь Н. Н. Указ. соч. С. 125. подхалимской части христианского духовенства"46, по-видимому слишком категорично. Вряд ли все епископы, близкие к Консганцию, были «подхалимами». Н. Н. Розенталь отводил важную роль в формировании отношений светской власти и церкви эпохе Констанция II. Ученый отмечал, что «со времени Констанция христианское духовенство непосредственно сошло в состав правящего административного аппарата империи"47, став третьим основным элементом римской государственной машины, наряду с бюрократией и армией. Роль епископов при дворе Констанция II показана ученым, по-видимому, не без преувеличенийв частности, он считал, что «с влиянием епископов на Констанция могло соперничать только влияние его придворных евнухов во главе с прспозитом императорской спальни Евсевием"48. Однако нам кажется, что, во-первых, невозможно из чего-либо заключить, что в светских делах епископы оказывали заметное воздействие на императора, если же речь идет о чисто церковной сфере, то и здесь Констанций даже с «придворной партией епископов» обращался самовластно. В борьбе за влияние на императора епископы не могли соперничать с евнухом Евсевием. Н. Н. Розенталь вполне обоснованно полагает, что при Констанции II и его братьях произошло значительное ужесточение политики по отношению к язычникам, еретикам и иудеям49. Дети Константина намного превзошли своего отца в подавлении религиозного инакомыслия. Ученый также отмечает резкое усиление при Констанции II богатства и могущества верхушки церкви (имеются в виду прежде всего Афанасий, Либерий Римский и Павел Константинопольский) и ее способность оказывать императору различные виды сопротивления вплоть до вооруженного. В целом, Н. Н. Розенталь последовательно отстаивает чисто материалистическое понимание отношений светской власти и церкви в IV веке.

46 Там же. С. 127.

47 Там же. С. 143.

48 Там же.

49 Там же. С. 131.

В советской науке начала 60-х гг. XX века проблема отношений светской власти и церкви в познеримской империи рассматривалась в связи с изучением ранневизантийского города50. Г. JI. Курбатов видел в церкви и христианстве идейное оформление упадка рабовладельческой организации античного города. В христианском учении, получившем в Антиохии большую популярность, по мнению Г. Л. Курбатова, отразились такие явления общественной жизни, как рост сервилизма у свободных граждан, упадок полисной благотворительности, стирание разницы между городским и сельским свободным населением и т. д. Специфически сирийские явления в христианской жизни (отшельничество и аскетизм в крайних проявлениях) ученый оценивал как протест городской и крестьянской бедноты против своего положения51. Внутрицерковная борьба также рассматривалась им как проявление определенной расстановки социальных сил в городе.

Нельзя не заметить успехов материалистической исторической науки, но сфера духа в марксистских работах выглядит недостаточно свободной от явлений материальной жизни. Именно поэтому объектом исследований в сущности было лишь Римское государство, а церковные дела оказались растворены в политической жизни. Последовательный материализм не открывает кратчайшую и подходящую дорогу для решения сложной проблемы отношений римской государственной системы с церковью.

В современной исторической науке осуществляются поиски в области методологии. Автор диссертации опирается на труды современных ученых, исследующих исторические процессы Древнего мира и Средневековья.

В трудах И. С. Свенцицкой52, А. И. Павловской53, Е. М. Штаерман54 рассматривается ряд проблем, которые имеют отношение к объектам.

50 Курбатов Г. JL Ранневизангайский город. JL, 1962.

51 Там же. С. 186—188.

32 См.: Свенцицкая И. С. Раннее христианство. Страницы истории. М., 1988. диссертационного исследования. И. С. Свенцицкая глубоко изучает развитие церкви как социальной организации поздней античностив IV веке исследуемые ею процессы получают свое продолжение.

В постсоветское время в отечественной науке резко возрос интерес к церковной историографии. И. В. Кривушин55 внес определяющий вклад в изучение взглядов Евсевия Кесарийского, Созомена, Сократа Схоластика и Феодорита на движущие силы истории. И. В. Кривушин считает, что историческая мысль — это «в определенной степени и фактор реального исторического развития"56. Поэтому новаторство и своеобразие исторических концепций Евсевия и каждого из его продолжателей связаны каким-то образом с поиском взаимодействия между церковью и светской властью. Наиболее важным следует признать вывод И. В. Кривушина о сочетании во взглядах церковных авторов земных и метафизических объяснений происходящего: то какое-либо событие связано с действиями Бога, то с вмешательством дьявола, часто оно объясняется качествами человеческой природы, скорее порочной. Земное участие Высших сил в восприятии Евсевия «неравномерно, различно по формам и не охватывает всего исторического события». Для изучения отношений светской власти и церкви этот вывод представляет известную ценность. Поворот к изучению исторической мысли церковных писателей дает возможность со временем обогатить научное знание и о реальных отношениях императорской власти с церковью.

53 См.: Павловская А. И. Египетская хора в IV веке. М., 1979; Она же. Афанасий, архиепископ Александрийский и его епархия // БДИ, 2001, № 1. С. 60—74.

54 См.: Штаерман Е. М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987.

55 См.: Кривушин И. В. Рождение церковной историографии: Евсевий Кесарийский. Иваново, 1995; Он же. Сократ Схоластик и его «Церковная история» // Сократ Схоластик. Церковная история. Приложения. М., 1996. С. 311—323- Он же. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998.

56 Кривушин И. В. Ранневизантийская церковная историография. СПб., 1998. С. 6.

57 Гам же. С. 74.

В том же направлении ведутся исследования В. М. Тюленевым58, изучающим историко-политические воззрения Лактанция.

Историографический обзор свидетельствует о существовании за рубежом и в России обширной научной литературы, имеющей более или менее прямое, или косвенное отношение к представленному диссертационному исследованию. Однако отсутствуют монографии и даже статьи, специально посвященные нашей теме: изучаемые здесь социально-политические явления и процессы переломного тридцатилетия — 330—360-х годов — не стали еще до сих пор предметом пристального и достаточно полного исследования с новых методологических позиций, продиктованных началом третьего тысячелетия. * *.

Цель и задачи диссертационной работы можно сформулировать следующим образом.

Основная цель исследования — определить место и роль церкви в политической системе Римской империи. Задачи: изучить теоретические обоснования в 330—360 годах отношений императорской власти и церквипроследить процесс формирования христианских монархических взглядовопределить значение церковных соборов 330—360 годов для установления отношений церкви с императорской властьювыявить роль деятельности, с одной стороны, Афанасия Великого, Евсевия Никомедийского, Георгия Александрийского и прочих епископов, с другой — Константина I, Констанция II, Констанса их.

58 См.: Тюленев В. М Лактанций и его De mortibus persecutorum // Лактанций. О смертях преследователей. Вступительная статья. СПб., 1998. С. 5—50- Он же. Лактанций: христианский историк на перекрестке эпох. СПб., 2000. придворных и иных должностных лиц в организации связей двух социальных институтовраскрыть роль народа (христиан и язычников) в формировании государственно-церковных отношенийизучить участие представителей духовенства в придворной жизни и в светской политической борьбе.

В определении исследовательских методов решения поставленных задач автор диссертации опирался на труды указанных выше ученых. Применение традиционных принципов историзма имеет вид в нашей работе критического анализа исторических источников, выявления динамики связей исторических явлений в их противоречивости и своеобразной гармонии. Не отвергая роли социально-экономических факторов, автор диссертации придает особое значение духовной сфере жизни, которая получает конкретное содержание в действиях исторических личностей и народа, в отношениях церкви с представителями государственной власти. В анализе социальных процессов IV века выражено стремление к адекватному отображению многообразия исторической жизни: поведения выдающихся личностей, их окружения, частных лиц, вовлеченных в значительные события, явлений соборности, настроений народатакже в сфере исследования оказываются примечательные «частности» и «мелочи», зафиксированные в источниках и приобретшие в контексте большой исторической жизни глубокий смысл. Автор диссертации работал с источниками, их переводами, внося в последние свои коррективы.

Структура диссертации определяется необходимостью изучения двуединого процесса: 1) теоретического осознания деятелями IV века отношений императорской власти и церкви- 2) реальных процессов, развернувшихся в середине IV века, свидетельствующих о перипетиях взаимоотношений двух социальных институтов. Отсюда в диссертации выделены три главы. В первой — анализу подвергнуты убеждения виднейших церковных писателей того времени и письменные свидетельства представителей светской власти, показано как они опирались на Священное Писаниев то же время выявлено влияние неоплатонизма на возникающие монархические концепции. Во второй главе рассмотрены экономические основы отношений и деятельность церковных соборов середины IV века, а в третьей главе изучается роль выдающихся личностей той поры, а также посредников в установлении связей императоров с церковью. В Заключении подводятся итоги исследования. Диссертация завершается списком использованных работ: разного типа источников, общего характера исследований социально-политической жизни IV века, конкретных книг и статей, касающихся проблем, поставленных в диссертации.

Диссертационные материалы прошли следующую апробацию: были сданы в печать 11 статей (из них восемь опубликованы) — сделаны доклады на Межвузовской научной конференции «Гуманитарные науки на рубеже веков» (октябрь 2000 г.) в Московской финансово-юридической академии и на Всероссийской научной концеренции («Никитских чтениях») «Духовные начала русского искусства и образования» в Великом Новгороде 11—13 мая 2002 г., на научной межвузовской конференции в МПГУ в ноябре 2002 года. Результаты исследования были использованы в процессе педагогической работы — на лекциях и практических занятиях в Московском педагогическом университете и в Московском государственном открытом педагогическом университете им. М. А. Шолохова. Апробация осуществлялась в процессе работы по гранту РГНФ над коллективной темой «Миф, эпос, культ, ритуал в ареале античного Средиземноморья» (по материалам диссертации сдана статья).

Выводы ко второй и третьей главам.

На основании анализа источников и систематизации фактов, можно заключить, что к 330-му году отношения светской власти и церкви вступили в наиболее важную фазу развития. Союз обоих институтов в 330—360-х годах стал возможен благодаря императорской политике предоставления различных льгот и преимуществ для церкви в социально-экономической сфере. Церковь стала заметной социальной силой, где ведущую роль играли епископы, которым светской властью были предоставлены широкие возможности по управлению христианскими общинами. Императоры не имели желания и возможности лично участвовать в решении всех проблем церковной организации, поэтому властные полномочия внутри церквей прочно удерживались епископами и соборами. Наиболее важным обстоятельством, позволяющим императорскому двору влиять на внугрицерковные дела, стало получение в ряде случаев платы от претендентов на должность митрополита. Это была завуалированная процедура, осуществляемая, судя по косвенным данным, через императорских евнухов. Она имела далеко идущие политические последствия: положение отдельных епископов до некоторой степени оказывалось под контролем светской власти. Более самостоятельные епископы (в первую очередь, Афанасий Александрийский), приобретшие большой политический вес, скорее препятствовали, чем способствовали созданию слаженного и эффективно работающего церковно-государственного организма. Несмотря на то, что в 330—360-м годах течение церковной жизни нередко получало нежелательное развитие для императорского двора, верховные правители не стали цезаропапизма и прямого подчинения им церквиоб этом свидетельствуют церковные соборы, постоянно собираемые по инициативе императоров. Соборная жизнь, как правило, запечатлевала противоречия внутрицерковного й церковно-светского характера. Поэтому происходит усиление внесоборных, личных контактов правителей с епископами, служащее целям упрочения императорских ориентаций внутри церкви в противовес местному сепаратизму. Происходит возвышение отдельных епископов, особенно заметное при Констанции II, и приближение их к правителю. Такие епископы получали большие возможности направлять политику императора в церковной области. Однако личные предпочтения Констанция II были неустойчивы, приближенные ко двору церковные лица менялись, решающего голоса никто из них не имел. Огромное значение при Констанции II приобрело участие его придворных евнухов в выработке церковного курса. Придворные евнухи смещали и назначали епископов, руководствуясь своими интересами, при этом поддержка ими ариан обусловливалась не религиозными мотивами, а меркантильными соображениями. Административная сторона светского воздействия на ситуацию в церкви часто была несовершенна: не всегда было налажено взаимодействие гражданской и военной власти Египта в ходе борьбы Констанция П с Афанасием. Епископы, проводящие политическую линию императора внутри церкви, в ряде случаев становились заметными деятелями, влияющими не только на церковную, но и на светскую сферу. Наиболее видный епископ этого типа — Георгий Александрийский, способствовал резкому усилению борьбы императорской власти с язычеством и остатками самостоятельности городского управления. Однако такие епископы, действовавшие в союзе с Констанцием П, с его администрацией и придворными, не имели достаточно прочных позиций в своих епархиях. Они не могли устранить ни церковных, ни социальных противоречий в городахкроме того, они усиливали недовольство как язычников, так и многих христиан режимом Констанция П.

Следует сделать вывод о том, что принципы правления Константина I (союз с церковью, предоставление ей внутренней самостоятельности и социальных преимуществ) получили продолжение с радом модификаций в правление Констанция II. Большую роль в корректировке церковного курса Константина при его ближайших преемниках сыграл Афанасий Александрийский. Борьба с епископом привела Констанция П к пониманию необходимости добиваться более тесных личных и социально-экономических связей с ведущими деятелями церкви в целях большего приспособления церковной жизни к интересам императорской внутренней политики и создание жизнеспособной церковно-государственной системы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В 330—360-е годы императорская власть и христианская церковь активно формировали свои отношения. Главная проблема заключалась в объективно существующей необходимости придать церкви не только видимость государственного статуса, но и реально сделать ее частью государственного организма. Возникала необходимость учесть мнения и рядовых христиан (народа), их влияние на возникновение и развитие определенного типа церковно-государственных отношений. Все 30 лет императоры бились над решением поставленных сложных задач. Церковь не отрицала необходимости взаимодействия со светской властью, выдающиеся ее деятели в своих сочинениях создавали образ идеального императора и должных, с точки зрения христианских норм, его отношений с духовенством. Однако реальность вносила существенные коррективы в умозрительные построения.

Борьба за «реальный монархизм», то есть за действительное участие церкви в укреплении империи и составило главный смысл указанного исторического периода. Церковь устами Евеевия Кесарийского, Афанасия и других ее деятелей всегда заявляла о своей приверженности христианско-монархической идее. Даже ссора Афанасия с Констанцием И, породившая концепцию «император-антихрист», в общем не была направлена против монархических устоев империи. Последовательная проимператорская позиция епископов обусловливалась их религиозно-философскими взглядами, а также большими правами и привилегиями, которые они получали наряду с предоставлением им власти над христианскими общинами. Хотя сложная внутрицерковная конфронтация в те годы, связанная с борьбой ортодоксального духовенства с ересями за чистоту христианской веры, не имела антиимператорской и антигосударственной направленности, все же светская власть была весьма озабочена тем, чтобы конкуренция и споры епископов сглаживались, либо контролировались государством. Причиной внимательного отношения императоров к церковным ссорам была боязнь того, что в условиях политической нестабильности распри епископов, поддержанные христианским плебсом, окажут резко негативное влияние на внутреннюю жизнь Римской империи. Константин I и особенно Констанций II, пользуясь общим монархическим настроем христианских пастырей, установили важный принцип светского контроля над церковью — назначение епископов-ставленников, чьи кандидатуры неформально утверждались императором. В то же время полноценное управление, или контроль над церковью были невозможны, так как отсутствовали государственные органы, которые специально занимались бы церковными проблемами. Священная императорская спальня (sacrum cubiculum), очаг интриг и коррупции, слабо подходила для контроля над духовной сферой, но, несомненно, что именно придворные евнухи часто влияли на назначение или смещение епископов больших епархий, причем по косвенным данным в этих делах использовались взятки или элементы откупной системы, которая в то время господствовала в области взимания налогов. Иногда евнухи напрямую брали контроль над отдельными значительными церковными кафедрами, непридворный евнух Леонтий в 343 году стал епископом Антиохии. Частичное внедрение откупной системы и продажа духовных должностей диктовались не только тем, что императоры были заинтересованы в контроле над церковью, но и чисто экономическими мотивами. Церковь получала субсидии от государства, но при этом имела налоговые привилегии. Вероятно, при Констанции II односторонность системы была осознана и созрела необходимость того, чтобы церковные должности и имущества были вовлечены в процесс купли-продажи. В то же время важно отметить, что назначение епископов-ставленников не могло обеспечить действительного и полного контроля императора над церковью. Все епископы, назначенные властью, хотя и были хозяевами в своей епархии, редко добивались гармонизации церковной жизни. В ряде случаев епископы, выполняющие функции чиновников-агентов императора (Георгий Александрийский и др.) вызывали большие народные волнения. Система «реального монархизма» не смогла утвердиться в варианте, используемом монархизма" не смогла утвердиться в варианте, используемом Констанцием II, так как деятельность христианских пастырей иногда слишком тесно соседствовала с государственным давлением на римских подданных. Несмотря на отдельные преимущества этой системы, для императора епископ, выступая как неофициальный чиновник, мог принимать на себя удар за внедрение непопулярных мер императорской власти) — грубый «реальный монархизм» приводил не к умиротворению, а к противоположным результатам. Императоры осознавали рискованность управления церковью через их ставленников. Епископ-фаворит мог изолировать императора от церковной жизни или нарушить непрочные связи власти с христианской организацией. Поэтому в 330—360 годах правители империи старались, чтобы соборы сохраняли свое значение, выступая в качестве важной инстанции упорядочивания церковной жизни. В реальности соборы не столько успокаивали внутрихристианские распри, сколько были ареной борьбы различных церковных групп. Примечательно, что императорская власть не разочаровалась в соборах, несмотря на то, что их решения не всегда устраивали правителя. Поэтому церковь в 330— 360-х годах не теряла внутренней самостоятельности и никогда в полной мере не становилась послушным орудием императора. Центральным событием этих лет была борьба епископа Афанасия сначала против ариан, которым симпатизировала императорская власть, потом против самой восточной римской власти, открыто выступившей против архиепископа. Причины этой борьбы сложны и многочисленны, но одно из обстоятельств, обусловившее неоднозначные отношения Афанасия с восточноримской властью, заслуживает особенного внимания — Афанасий был выразителем монашеских настроений, а двор Констанция П был наводнен евнухами. Вошли в конфликт аскетичное монашество и властолюбиво-корыстное скопчество. Итогом этой борьбы стало, в конечном счете, поражение евнухов, которые были менее близки и понятны населению, чем монахи. Афанасий, пережив своего противника.

Георгия и засилье евнухов, фактически предложил альтернативу мало устойчивой системе «реального монархизма» Констанция II. Этой альтернативой стала монашеская церковь с высоким уровнем аскетизма, с религиозным эсктазом и культом девства. Церковь Афанасия слабо помогала светской власти в управлении государственными делами, она недвусмысленно претендовала на роль серьезной общественной силы и требовала, чтобы император с ней считался. В то же время церковь Афанасия гарантировала императору надежное сохранение его власти, так как архиепископ Александрии, несмотря на большие трения с императорским двором, олицетворял тип монаха-монархиста, более понятный и христианскому народу.

Языческая философская мысль одновременно пыталась предложить свою концепцию светской власти, которая в полу-языческой — полухристианской империи могла повлиять на отношения светской власти и церкви. Неоплатонизм имел возможность в IV веке выработать свой идеал императора — мудрец-философ на троне, сведущий в теургии и мантике, человек, действующий по воле богов (ближе всего к этому идеалу оказался Юлиан Отступник). Это представление практически было трудно осуществимым, так как христиане и часть язычников-скептиков не согласились бы иметь такого правителя. В то же время утверждение и укрепление мистической природы императорской власти в общем не противоречило желаниям как язычников, так и некоторых христиан, но создавалась опасность роста нелегальных кружков, потенциально враждебных императору. Констанций II боролся с язычеством и магией, но снисходительно относился к занятиям колдовством при дворе.

По своим принципам церковь и светская власть к середине IV века в общем не противостояли друг другу и объективно искали пути к гармонизации отношений.

Правление Юлиана Отступника (361—363), несмотря на его личную неприязнь к Афанасию, в конечном счете способствовало укреплению церковного монархизма в том виде, как это соответствовало курсу александрийскою епископа. Конечно, император стремился умалить общественное значение церкви и христианства. Наряду с этим Юлиан устранил чрезмерное могущество службы священной спальни, казнив или разогнав ее персонал. Естественно, что в новых условиях церковно-скопческие тенденции не могли возобладать. Афанасий, не нашедший при Констанции II общего языка с евнухами, извлекал из антископческих действий Юлиана очевидную пользу. Юлиан полностью лишил церковь материальной помощи от государства. Экономические связи заметно теряли прежнее значение, что непосредственно приводило к возрастанию роли церкви монашеского типа, идеальной для Афанасия. Империя, отказавшись от субсидий для церкви, теряла один из важных стимулов воздействовать на церковную жизнь или пытаться открыто использовать епископов для мирских целей. В общем курс Юлиана, враждебный лично для Афанасия, благоприятствовал политике епископа, хотя император, конечно, этого не осознавал.

При последующих правителях империи, особенно восточноримских, эта тенденция нашла продолжение, но приобрела новые оттенки. Валент (364—378) отказался or оживления соборной деятельности и создал вариант церкви авторитарного типа, который в 40—50-е годы Констанций опасался полностью принять. При Валенте церковь активно участвовала в политических событиях, императору приходилось пользоваться советами и другими услугами церковных деятелей. Некоторые клирики имели свою позицию в решении стратегических проблем политической жизни. Церковь стремилась освободиться от давления светской власти и обеспечить внутреннюю коносолидацию и преодоление дотатических неурядиц204. Однако во время царствования Валента стало очевидным, что суровая линия по отношению к церковной оппозиции дает отрицательные.

304 Си. подробнее в nodi статье: Копте лов Б. В. Церковь и императорская власть в Риме 378 г. (О встрече императора Валента с монахом Исаакием) / Литература и история. Вып. L М, 2000. С. 127—135. результаты для империи, так как подавление религиозного инакомыслия внутри церкви административным способом крайне затрудняло возможность для церкви включаться в государственную жизнь и содействовать императору. Гибель Валента в 378 году была объяснена некоторыми христианами ошибками правителя в церковной политике. Поэтому в 381 году Феодосий I направил ариан и ортодоксов на путь примирения, а в то же время нанес решительный удар язычеству. Церковь к концу IV века настолько усилила свои возможности влиять на императорскую власть, что можно говорить о создании христианской империи и более последовательного, чем прежде, церковного реального монархизма. Конечно, конфликтов епископов с императорами и внутрицерковных разногласий к концу IV — началу V века меньше не стало, но они не могли дезавуировать сложившуюся церковно-государственную систему, которая опиралась на взаимную заинтересованость друг в друге носителей высшей власти и епископов.

Наследие IV века в сфере церковно-государственных отношений обрело долгую жизнь в истории. До IV века еще не сложились эти отношения, и до сих пор императоры были язычниками. Сформировавшиеся в изучаемом веке связи, несмотря на повороты и противоречия социально-исторической жизни, укреплялись и все более внедрялись как в церковь, так и в светскую власть. Последняя на протяжении веков все глубже проникалась христианскими идеями, принимая высокие этические нормы, но и нарушая их в реальной жизни в силу различных субъективных и объективных причин. К XII веку, времени, когда уже произошло разделение церквей, наследие Восточноримской империи не только продолжило свое существование, но в новых условиях царствования византийских императоров стало бесспорным авторитетом и вошло в духовную культуру Православия. Теперь уже и сами императоры и их окружение открыто и убежденно проповедовали христианские истины, даже не опасаясь их культурноэстетических сближений с античностью205. IV век с его социально-нравственными уроками — значительнейший вклад в мировую историю.

103 См. подробнее в моей статье: Копте лов Б. В. Духовное наследие античности в «Алексиаде» Анны Комниной / Классическая филология на современном этапе. Сб. науч. статей. М, 1996. С. 160—171.