Бородинское сражение: историография, источники, проблемы исторической реконструкции

Бородинское сражение является одной из героических страниц русской истории. Участники Отечественной войны 1812 г. вспоминали об этом событии с особым чувством. «Всё испытано в сей день, до чего может возвыситься достоинство человека!» — много лет спустя утверждал генерал Ермолов, прошедший Аустерлиц, Прейсиш-Эйлау, Фридланд, Бородино, Малый Ярославец и Березину, воевавший под Лейпцигом и у стен Парижа.

Генеральное сражение при селе Бородине является самым значительным военным столкновением не только Отечественной войны 1812 года, но и всего периода наполеоновских войн в Европе. За исключением сравнительно короткого периода 1917 — середины 1930;х гг. (но и тогда невозможно было изгнать до конца историческую память о нем) Бородино в российском самосознании всегда было символом патриотизма, воинского долга, чести и мужества.

Этот символ российской истории, как происходило и с другими, равнозначными ему явлениями-символами, был и остается достоянием национальной культуры, идеологии в ее временных проявлениях, науки, обыденного исторического сознания. Подобно таким явлениям-символам, отношение к которым или интерпретация которых касалась каждого россиянина, Бородинское сражение не только стало объектом научного исследования, художественного осмысления, ритуального почитания (идеологического и религиозного). Бородино выдвинулось в ранг тех великих явлений, которые полагали начало устойчивой легенде национального самосознания — без подобной легенды вообще невозможно целостное существование последнего — и порождали творчество, укреплявшее или (реже) разрушавшее миф. Нередко мифологическая модель явления казалась крепче и оказывалась долговечнее сменяющихся научных моделей. Потому особенная сложность научно-исторического, источниковедческого, историографического исследования и исторической реконструкции явлений подобного ранга определяется большим, чем в других случаях, давлением устойчивого мифологического представления.

Бородинское сражение не является в этом смысле исключением. Но представления о нем формировались и эволюционировали не в пору господства безымянного мифотворчества и провиденциалистских идей, а в более сложную, развертывавшуюся эпоху доминирования личностного начала, теоретически осознанных государственных интересов, «попечительства» об обществе и научных представлений о прошлом. Субъективные обстоятельства, обычно остававшиеся за рамками научного исследования, привели к тому, что отечественная историографическая традиция Бородина, основанная на сложном по своему происхождению и по времени создания комплексе источников, изначально вступила с ними в противоречие. Уже военачальники, руководившие войсками на Бородинском поле, и участники сражения в своих служебных документах, а позднее в воспоминаниях, письмах и первых военно-научных описаниях битвы, закладывая основы различного видения происшедшего, неизменно стремились придать своим толкованиям канонический облик. Обретая статус традиции, поддерживаемой теми или иными силами во имя тех или иных интересов, некоторые из этих толкований действительно превращались в каноническую концепцию, все более расходившуюся с источниковой базой и склонявшуюся к мифу. При этом источниковая база последующих исследований, если не суживалась, то либо «застывала» в определенном наборе источников, либо при издании комментировалась в русле сложившегося канона. Подобной «мифологизации» (причем речь уже идет об историографическом каноне) подверглись почти все события от кануна битвы до ее исхода и итогов.

Самым «темным местом» отечественной историографии Бородинской битвы, страдавшим «перепутанностью моментов», не позволявшим разобраться как в логике распоряжений русского и французского командования, так и в ходе боевых действий, является хронометрия битвы, последовательность вступления в бой воинских частей, последовательность событий. К этой запутанной картине в историографии Бородина подвёрстываются различные, порой не совпадающие, порой прямо противоречащие друг другу мнения как участников сражения, так и историков о проблемах стратегического выбора русского командования (решение о генеральном сражении, реализация его замысла в ходе боевых действий, предварительное видение последующей ситуации), истолкование ими диспозиции русских войск, оценки итогов битвы и вклада в нее отдельных воинских частей и военачальников. В течение многих десятилетий изучения Бородинской битвы между ее историографическими версиями и источниковой базой накопилась масса противоречий. Без исследования этих противоречий и их происхождения, без сопоставления бытовавших и бытующих историографических моделей с источниковой базой невозможно достигнуть относительно непротиворечивой современной модели сражения, «единства описания и объяснения фактов», оценить итоги «грандиозного побоища в летописях народов» (И.П. Липранди).

Актуальность темы

диссертации, таким образом, состоит не только в новом исследовании Бородинского сражения, выяснении целого ряда спорных и запутанных вопросов. Назревшей и актуальной проблемой является изучение состояния и взаимоотношений источниковой базы и историографии Бородинского сражения от времени самого события до настоящего времени, исторические источники, содержащие сведения о Бородинском сражении, никогда не подвергались всестороннему комплексному исследованию на предмет достоверности информации. Сложилось так, что эта проблема даже в основательных исследованиях оказывалась вторичной, второстепенной по отношению к избираемым историками версиям, заложенным еще в военно-оперативной документации и в первых сочинениях военачальников русской армии о Бородине (официальные и личные документы М. И. Кутузова, сочинения М. Б. Барклая де Толли, Л. Л. Беннигсена, сочинения К. Ф. Толя, противостоявшие друг другу изначально). Приоритеты в использовании тех или иных источников определялись произвольно, в зависимости от субъективных позиций историков и их приверженности той или иной трактовке Бородинского сражения. Авторы либо не объясняли, почему они отдают предпочтения тому или иному, противостоящему ряду источников, либо их редкие объяснения связывались с общественно-политическими и идеологическими предпочтениями. Оттого представляется необходимой и актуальной задача выяснить, какими причинами это было обусловлено — целями создателя исторического источника или исторического труда, личностными отношениями, давлением политических и идеологических установок и др. Но не заключена ли новая информация о Бородинском сражении не только в исторических источниках, а в связях, соотношениях, противостояниях между ними? Без нового системного исследования источников, связанных с Бородинским сражением, невозможна оценка всей последующей историографиибез реконструкции связей между источниками, прилежащими к различным версиям, невозможны и новые работы по исторической реконструкции Бородинского сражения, призванные преодолеть почти двухсотлетнее противостояние версий.

Для диссертации и для проблемы исследования Бородина в целом актуальность темы располагается в области метода. Эволюция представлений о Бородинском сражении побуждает к поиску, обоснованию и проверке методов исследования того, откуда проистекают и как формируются первоначально в военно-оперативных документах, затем в сочинениях участников, и, наконец, в трудах историков историографические версии исторического события;

— как эти версии соотносятся с источниковой базой, как и почему знание исхода событий, их ближнего и дальнего «эха» отражается на понимании и истолковании исторического источникакак возникает «вчитывание» историком в источник того, что вовсе не имели в виду его создатели, или как отбрасывается за «несущественностью» то, что именно они имели в виду, и как исторический источник вписывается в стереотипы историографических версий состоявшегося события.

Объект исследования — исторические источники, представленные двумя совокупностями. Первая — это исторические источники, возникшие в связи с Бородинской битвой, начиная от военно-оперативных документов, возникших накануне сражения, до самых поздних по времени мемуаров и писем участников битвы. Другая совокупность — источники историографические (исторические и военно-исторические сочинения, критические отзывы и т. п.), начиная от версий, сформулированных некоторыми участниками Бородинского сражения до современных отечественных и зарубежных исследований.

Проблема исследования состоит в научной реконструкции формирования и бытования комплекса знаний о Бородинской битве. С этой целью в диссертации предпринято выявление соотношений, которые на протяжении почти двух столетий складывались между историографическими представлениями о Бородинской битве и информационными ресурсами источниковой базы.

В задачи диссертации входит:

• выяснение происхождения как исторических, так и историографических источников;

• изучение их формы и содержания, уточнение последовательности их возникновения и их текстуальных взаимоотношений;

• установление взаимоотношений между историческими источниками, возникшими как накануне и в ходе Бородинской битвы, так и в различное время по ее окончании;

• сопоставление отечественных и зарубежных источников и историографических версий;

• выявление общих и частных противоречий между историографическими версиями Бородинской битвы и показаниями исторических источников;

• исследование причин, породивших эти противоречияв итоге решается общая задача формирования историографически-источниковедческого поля для современных исторических построений по проблеме истории Бородинского сражения.

Историография темы диссертации может быть рассмотрена в двух комплексах. С одной стороны, это собственно историография Бородинской битвыв нашем исследовании она рассматривается как совокупность историографических источников. С другой стороны — это собственно историография поставленной проблемы, попытки ряда исследователей выявить и системно оценить расхождения между историографическими версиями и историческими источниками.

Историография поставленной нами проблемы — отношений между источниками и историографическими реконструкциями битвыскладывалась, по существу, вместе с историографией самого Бородинского сражения. Наличие значительного числа неточностей и «неразъясненных недоумений» в историографии Бородинского сражения были обнаружены участниками битвы уже после выхода в свет сочинения Д. П. Бутурлина «История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году». Генерал H.H. Раевский составил замечания на этот труд, адресовав их А. Жомини1. Первым автором, указавшим на несоответствия русской историографической версии Бородинских событий историческим источникам был, как ни странно, французский генерал Ж.Ж. Пеле-Клозо, изложивший свои воспоминания о «битве гигантов» в форме полемики с Д. П. Бутурлиным, апеллируя при этом

1 Раевский H.H. Из записок об Отечественной войне 1812 года // Бородино. Документы, письма, воспоминания. М., 1962. С. 380−382. не только к французским, но и к русским официальным документом. В числе критиков доминировавшей тогда версии Бородинского сражения К. Ф. Толя (существовала и иная версия, идущая от сочинений М. Б. Барклая де Толли), отразившейся в трудах Д. П. Бутурлина и А.И. Михайловского-Данилевского, оказался и сам император Николай I. Он провел грандиозный эксперимент — попытался реконструировать события генерального сражения при Бородине, реализовав свой замысел силами более чем 130 тысяч русских воинов во время торжественного празднования годовщины битвы в 1839 г. 3, в результате которого выявился ряд сомнений в правоте описаний К. Ф. Толяэтот факт опровергает мнения об «официальном навязывании» историкам этой версии. Попытки сопоставить различные точки зрения на события при Бородине предпринял М. И. Богданович, обратив внимание на «ахиллесову пяту» своего предшественника А.И. Михайловского-Данилевского: ошибку в указании последовательности двух важнейших событий — первой атаки на батарею Раевского и ранения Багратиона. Он и механически поменял их местами, сдвинув оба события к полудню, добавил лишнюю атаку на центральное укрепление, приурочив именно к ней кавалерийский рейд Уварова и Платова. Так последовательность событий и хронометрия битвы запутывались еще больше. На «темные места» в историографии Бородинской битвы указывал И. П. Липранди. В частности, разбирая труд М. И. Богдановича, он обратил внимание на отсутствие должной связи в обозрении источников, на неясность установленных им приоритетов и был склонен оценивать представленное им описание как «хаотическое нагромождение» свидетельств без их анализа и сопоставления. Он также указал на целый ряд проблем, возникших в изучении «Бородинской эпопеи» в статьях, опубликованных в сборниках «Пятидесятилетие Бородинской битвы» и

2 Pelet J.J. Bataille de la Moskova // Spectateur militaire. VII. 1829−1830. Цит. по: Пеле Ж. Бородинское сражение // ЧОИДР 1872. Кн. I. М., 1872.

3 Шильдер Н. К. Император Николай I и Михайловский-Данилевский // Русская старина. 1900. № 6- Болдина Е. Г. Из истории Бородинских торжеств 1839 г, // Материалы научн. конф. «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы» Бородино, 1997; Малышкин С. А. История создания А.И. Михайловским-Данилевским «Описания Отечественной войны в 1812 году» // Материалы Всеросс. научн. конф. Проблемы изучения истории Отечественной войны 1812 года. Изд. Саратовского Университета. 2002. г. С. 36−47.

Материалы для истории Отечественной войны 1812 года"4. Многие замечания Липранди так и не нашли отклика в официальной историографии.

На рубеже XIX—XX вв. в ходе исследований в архивах значительно расширилась и в результате многочисленных публикаций стала общедоступной основная масса источников по Бородинскому сражению. Это порождало все большее число вопросов среди специалистов в отношении замыслов русского командования, размещения и использования войск, хода событий 24 августа у Шевардина и даже последовательности и хронометрии боевых действий 26 августа, что наиболее ярко проявилось в работах А. Н. Витмера, A.B. Геруа, Б.М. Колюбакина5. Однако, начавшееся было осмысление соотношения историографической версии Толя с источниками и другими версиями прекратилось в 1917 г.

В советской историографии наиболее весомый вклад в изучение источников, связанных с Отечественной войной 1812 г., и их отношение к историографической традиции, был внесен А. Г. Тартаковским, выявившим динамику публикаций мемуарных источников, собравшим ценные сведения об их бытовании и об авторах6. Большой интерес представляет и его исследование «Неразгаданный Барклай» (М., 1996), содержащее сведения о времени возникновения «Оправдательных» писем военачальника, количестве их редакций и обстоятельствах, сопутствовавших их возникновению. Ученый уточнил датировку такого важного документа, как «Изображение военных действий I Западной армии в 1812 году» имеющего прямое отношение к событиям на Бородинском поле, где впервые была высказана обстоятельная «антикутузовская» версия сражения. О необходимости внимательного изучения источников о Бородинской битве и поиска новых методов их

4 Липранди И. П. Война 1812 года. Замечания на книгу «История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам» М. И. Богдановича. M., 1869- Он же. Материалы для истории Отечественной войны 1812 года. СПб., 1867.

5 Витмер А. Н. Бородинский бой: опыт критического исследования // Военно-исторический сборник. 1912. № 2- Колюбакин Б. М. 1812 год: Избрание Кутузова Главнокомандующим над всеми армиями // Русская старина. 1912, № 7. он же. 1812 год: Бородинское сражение 26 августа // Русская старина, 1912, № 8. С.2- Геруа A.B. Бородино (по новым данным). СПб., 1912.

6 Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. M., 1980; Он же. Русская мемуаристика XVIIIпервой половины XIX в.: От рукописи к книге. М., 1991. оценки говорится в исследованиях H.A. Троицкого, Б. С. Абалихина, В. А. Дунаевского. Авторы вступили между собою в оживленную полемику, главным образом по поводу результативности деятельности Кутузова как главнокомандующего при Бородине. К сожалению, их научному спору не хватало именно того, из-за чего он возник: внимательного отношения к источникам, особенно к военно-оперативной документации.

Конец XX — начало XXI столетия, на наш взгляд, ознаменовалось качественно новым уровнем изучения источниковой базы, связанной с Бородинским сражением. Современные ученые впервые предприняли попытку «фронтального» сопоставления источников не только русской, но и неприятельской стороны.

Введение

в оборот французских, немецких, польских источников сделало возможным долгожданный прорыв в изучении темы, позволив ввести принципиально новые элементы в сложившуюся версию «битвы гигантов». Достаточно назвать работы A.A. Васильева, в том о числе созданные в соавторстве с A.A. Елисеевым и А. И. Поповым, позволяющие уточнить численность, состав и потери русской и неприятельской армии. А. И. Поповым и A.A. Васильевым введены в оборот ранее не публиковавшиеся или не переводившиеся на русский язык источники, связанные с действиями при Бородине французских, немецких и польских войск. Большой интерес представляют источниковедческие работы С. А. Малышкина и А.И. Сапожникова9. Особого внимания заслуживает

7 Троицкий H.A. 1812 — Великий год России. М., 1988; Он же. Отечественная война 1812 года. История темы. Саратов, 1991; Абалихин Б. С. 1812 год: Актуальные проблемы истории. Элиста, 2000; Абалихин Б. С., Дунаевский Б. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков. М., 1990.

8 Васильев A.A. «Лукавая цифирь» авантюриста // Родина. 1992. № 6−7. С. 68−71- Васильев A.A., Елисеев A.A. Русские соединенные армии при Бородине 24−26 августа 1812 года. Состав войск и их численность. M., 1997; Васильев A.A., Попов А. И. Grand Armee. Состав армии при Бородино. М., 2002.

9 Малышкин С. А. История создания А.И. Михайловским-Данилевским «Описания Отечественной войны в 1812 году» // Материалы Всеросс. науч. конф. Проблемы изучения истории Отечественной войны 1812 года. Издательство Саратовского Университета. 2002 г.- Он же. Человек в Бородинской битве: опыт историко-культурологического исследования // Материалы VII Всеросс. науч. конф. «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы». Бородино, 1999; Сапожников А. И. Записка атамана М. И. Платова о Бородинском сражении//Материалы VII Всеросс. науч. конф. «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы». Бородино, 1999; Он же. «Бородинский футляр» из библиотеки генерала Ф. Ф. Шуберта // Бородино и наполеоновские войны. Битвы, поля сражений. M., 2003; Он же. Неопубликованная «История кампании 1812 года» А.И. Михайловского-Данилевского // Материалы XI Всеросс. науч. конф. «Отечественная война Источники. Памятники. Проблемы». Можайск, 2004. монография В.Н. Земцова10, представляющая, по словам автора, «многоплановую» или «тотальную» историю Бородинского сражения «применительно ко всей европейской армии Наполеона». Ученый из Екатеринбурга попытался выявить «национальные историографические «коды» в освещении действий Великой армии в Бородинском сражении. К сожалению, в отношении русской армии при Бородине подобных попыток не предпринималось, чем отчасти и определяются цели и содержание настоящей диссертации.

Источники, исследуемые в диссертации, представлены двумя обширными группами — источники исторические, созданные участниками сражения и его современниками, и источники историографические, созданные исследователями сраженияпри этом следует иметь в виду, что некоторые из участников битвы оказались и первыми ее историками.

Круг исторических источников по исследуемой теме чрезвычайно велик, представлен почти всеми существовавшими в первой половине XIX в. видами письменных источников. Большая часть исторических источников издана.

Законодательными источниками определялись порядки и формальная сторона взаимоотношений в русской армии11. Материалы делопроизводства, представленные дипломатической документацией, служат уяснению внешнеполитической ситуации времени войны 1812 г., но мало 1 информативны в отношении собственно Бородинской битвы. Военно-оперативная документация включает приказы по армии, ее соединениям и подразделениям, официальную переписку начальствующих лиц, рапорты начальников штабов, командиров корпусов, начальников дивизий, командиров бригад и полков, наградные списки, ведомости о численности и

10 Земцов В. Н. Великая армия в Бородинском сражении. Екатеринбург, 2001.

11 Воинский устав пехотной дивизии. СПб., 1811- Учреждение для управления Большой действующей армии. Ч. 1−4. СПб., 1812- Общие правила для артиллерии в полевом сражении. СПб., 1812- Наставление господам пехотным офицерам в день сражения // Военный сборник. 1902. № 7- Собрание высочайших манифестов, грамот, указов, рескриптов. 1812, 1813, 1814, 1815, 1816 гг. СПб., 1816- Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. СПб., 1830. Т. XIX-XXII.- Российское законодательство X — XX века: В 9 т. M., 1988. Т. 5.

12 Внешняя политика России XIX и начала XX вв. Серия! 1801−1815. М., 1960;1972. Тт. 1−9. потерях войск. Большая часть военно-оперативных документов вошла в различные издания по истории Отечественной войны 1812 г. 13. Особый интерес среди них представляет неоднократно опубликованная так называемая Реляция М. И. Кутузова Александру I с подробным изложением хода битвы, атрибуция которой входит в задачу нашего исследования. Неопубликованные военно-оперативные документы 1812 года представлены в еще значительном количестве в отечественных архивах — это преимущественно рапорты, переписка, наградные документы, ведомости о составе и потерях войск, картографические источники и др. Речь идет прежде всего о фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). В фонде 103 (Барклай де Толли) отложились черновики и оригиналы рапортов о Бородинском сражении, черновики и оригиналы наградных списков, официальная переписка М. И. Кутузова, ведомости о потерях. В фондах бывшего Военно-ученого архива (ВУА) содержатся, кроме рапортов и иных официальных документов, дневники и воспоминания участников Отечественной войны 1812 г., собранные А.И. Михайловским-Данилевским. Особую ценность представляют рапорты военачальников Великой армии 1812 г.: сведения о действиях при Бородине 1-го армейского корпуса маршала Даву содержатся в трофейных бумагах (фонд 846). Переписка о награждении за Бородино, включая тексты наградных рескриптов, находится в фонде канцелярии Военного министерства (фонд 29). Документы, связанные с событиями при Бородине, отложились и в фонде 154 (A.A. Аракчеева). Фонд 489 составляет коллекция формулярныхных списков, в том числе участников Бородинского сражения, содержащих информацию об их участии в битве 24−26 августа и вместе с тем

13 Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба. Тт. I-XXII. 19 001 914; Сборник исторических материалов, извлеченных из архива Собственной Его Императорского Величества канцелярии. СПб, 1913; Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные П. И. Щукиным. М., 1897−1910. Ч. 1−10- Харкевич В. И. Переписка императора Александра и Барклая де Толли в Отечественную войну // Военный сборник. 1903. № 11−12- 1904. № 1- 1906. № 3- Вел. кн. Николай Михайлович. Переписка императора Александра I с сестрой вел. кн. Екатериной Павловной. СПб., 1910; Генерал Багратион: Сб. документов и материалов. M., 1945; М. И. Кутузов. Сборник документов. Т. I-V. M., 1950;1956; Бородино. Документы, письма, воспоминания. М., 1962; 1812−1814. М., 1992; Фельдмаршал Кутузов. Документы, дневники, воспоминания. M., 1995; Бородино. Документальная хроника. M., 2004 и др. сведения о времени (или временном соотношении) и топографии отдельных эпизодов сражения. Военно-оперативные документы, связанные с Бородинским сражением, находятся также в Российском государственном историческом архиве (РГИА) в г. Санкт-Петербурге. Наибольшую ценность составляют хранящиеся в фонде 1409 оригиналы рапортов Кутузова Александру I и наградных представлений за Бородинское сражение.

Среди факторов, существенно повлиявших как на состояние военно-оперативных документов, так и на историографию Бородинской битвы, — взаимоотношения в среде высших военачальников, индивидуальные представления высших начальствующих лиц о планах, ходе и итогах битвы и всей кампании, о собственной роли в них, оценка своих сослуживцев. В их рапортах и наградных представлениях велико личностное начало. В тщательном анализе особенно нуждаются источники, связанные с назначением М. И. Кутузова главнокомандующим Соединенными армиями, с численностью армии и состоянием резервов и ополчения, причинами генерального сражения, выбором позиции, разработкой диспозиции и реальным расположением войск в битве. Существуют разночтения внутри источниковой базы и внутри историографической традиции, а также между ними по таким вопросам, как события при Шевардине, хронометрическое и топометрическое соотношение отдельных фаз сражения (бои за Бородино, за Семеновские флеши, за деревню Семеновское, за батарею Раевского, ранение Багратиона и перемещения в руководстве войсками левого фланга и др.).

Важную роль в исследовании битвы играют опубликованные официальные сообщения и военная публицистика обеих сторон14, а также источники личного происхождения. Военно-оперативные документы в сопоставлении с письмами, дневниками, воспоминаниями участников битвы и с иностранными источниками предоставляют возможности для пересмотра ряда устоявшихся элементов исторических описаний битвы и позволяют

14Листовки Отечественной войны 1812 года. Сборник документов. М., 1962; Bulletins officials de la Grand Armee, campagnes de Russie et de Saxe. P., 1812- Pieces officielles et bulletins de la Grande Armee. Annee 1812. (Extrait du Journal officiai). Paris. S.a. [1813]. существенно уточнить последовательность событий и хронометрические параметры событий 24 — 26 августа 1812 г.

Свежие впечатления участников битвы зафиксированы в письмах, чаще всего лишь ненамного запаздывающих по отношению к пережитым событиям15- однако, следует отметить, что из-за ограничения военной цензуры сохранилось немного личных, или как тогда говорили «партикулярных» писем. Впрочем, в соответствии с традициями и стилем века в форму писем облекались и тщательно обдуманные публицистические

1Л 17 произведения или полемические заметки. Изданы и имеющие огромное значение для исследования нашей проблемы письма руководителей неприятельской армии, начиная с корреспонденций императора Наполеона18.

Участники войны 1812 года оставили по себе дневники и мемуаристику, ставшую объектом упомянутого исследования А. Г. Тартаковскогосреди дневников и воспоминаний велика доля произведений участников Бородинского сражения. Значительная, если не заведомо большая часть источников личного происхождения собрана и издана. Некоторые из документов личного происхождения весьма сложны по своему составу и характеру. Так, важнейшим документом, уже отстоящим от военно-оперативной документации и представляющим собой личностное авторское сочинение с элементами и мемуаров, и исторического исследования, является знаменитое «Описание» К.Ф. Толя19.

15 Дубровин Н. Ф. Отечественная война в письмах современников (1812−1815). СПб., 1882- Бородино. Документы, письма, воспоминания. М., 1962; Вильсон Р. Т. Дневник и письма. 1812−1813. СПб., 1995; Письма Д. С. Дохтурова к его супруге // Русский архив. 1874. № 1- Письма Кутузова жене (с 25 августа по 31 декабря 1812 года) // Русская старина. 1872. № 4- Переписка императора Александра Павловича с графом Ф. В. Ростопчиным (1812−1814 г. г.) // Русская старина. 1893. № 1- Переписка П. П. Коновницына с А. И. Коновницыной // Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года. М., 1904. Ч. 8. С. 126−134- Местр Ж. де. Петербургские письма. 1803−1817. СПб., 1995; К чести России: Из частной переписки 1812 года. М., 1988.

16 Беннигсен Л. Л. Письма о войне 1812 года. Киев, 1912; Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. 1814−1815 гг. М., 1985; Харкевич В. И. Переписка императора Александра и Барклая де Толли в Отечественную войну // Военный сборник. 1903. № 11−12- 1904. № 1- 1906. № 3;

17 Барклай де Толли М. Б. Изображение военных действий 1-й армии в 1812 году // Труды ИРВИО, 1912. Т. IV. Кн. 2. С. 17−67- Он же. Изображение военных действий 1812 года. СПб., 1912; Он же. Замечания на Официальные известия из армии от 26 августа// Харкевич В. И. Указ. соч. Вып. 2. Вильно, 1903.

18 Correspondance de Napoleon I. Paris, 1868. V.24,

19 Толь К. Ф. Описание битвы при селе Бородине 24−26 августа 1812 года, составленное на основании рапортов ГГ. корпусных командиров Российской армии, из официальных документов неприятельских. СПб., 1839.

В составе изданных дневников, воспоминаний или близких к ним созданных даже в привычной форме официальных рапортов, как в случае

Барклая де Толли) произведений представлены мемуары лиц из высшего командования русской армии, в частности, Барклая де Толли и Беннигсена20, других военачальников (от командира корпуса до командира полка). Среди них записки А. П. Ермолова, П. П. Коновницына, М. С. Воронцова, М.А.

Милорадовича, H.H. Раевского, Э.Ф. Сен-При, И. Ф. Паскевича и др., штабных офицеров, младших офицеров, записанные рассказы «нижних 21 чинов». На личном знании и личных впечатлениях основано сочинение К. Клаузевица о войне

1812 г. В нашей работе использованы также «Записки» московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина и государственного

УХ секретаря A.C. Шишкова. Исследование обеспечивается и значительным количеством изданных дневников и мемуаров «неприятельской стороны"24, в том числе выпущенных и в русском переводе25.

20 Барклай де Толли М. Б. Изображение военных действий 1 Западной армии в 1812 году // Труды ИРВИО. СПб., 1912. T. VI. Кн. 2- Беннигсен Л. Л. Записки графа Беннигсена о кампании 1812 года//Русская старина. 1909. Т. 4−12.

21 Родожицкий И. П. Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 г. Ч. 1−2. М., 1835- Голицын Н. Б. Офицерские записки или воспоминания о походах 1812, 1813 и 1814 годов. М., 1838- Евг. Вюртембергский. Воспоминания о компании 1812 года в России // Военный журнал. № 1. СПб., 1848- Рассказ о Бородинском сражении отделенного унтер-офицера Тихонова // ЧОИДР. 1872. Кн. 1 — Граббе П. Х. Из памятных записок. М., 1873. 4. 2- Митаревский Н. Е. Нашествие неприятеля на Россию. М., 1878- Норов A.C. Воспоминания // Русский архив. 1881. № 3- Муравьев H.H. Записки // Русский архив. 1885. № 9- Михайловский-Данилевский А. И Из воспоминаний // Русская старина. 1900. № 6- Записки генерала В. И. Левенштерна // Русская старина. 1900. Кн. ЗГорчаков А. И. Письмо А.И. Михайловскому-Данилевскому от 13 мая 1837 г. // Харкевич В. И. Указ. соч. Вып I.- День 26 августа 1812 года. Из бумаг А. Н. Марина и материалы к его биографии // Летописи ГЛМ. М., 1948 Кн. 10- Муравьев А. Н. Автобиографические записки // Декабристы. Новые материалы. M., 1955; Дневник Александра Чичерина 1812−1813. М., 1966; Дневник Павла Пущина 18 121 814. Л., 1987; Ермолов А. П. Записки. M., 1991; Записки генерала М. С. Воронцова // 1812−1814. M., 1992; Военский К. А. Отечественная война 1812 года в записках современников. СПб., 1911; Бородино. Документы, письма, воспоминания. M., 1962; 1812 год. Военные дневники. M., 1990; 1812 год. Воспоминания воинов русской армии. M., 1991; 1812 год в воспоминаниях современников. M., 1995; Бородино в воспоминаниях современников. СПб., 2001 и др.

22 Клаузевиц К. 1812 год. M., 1997.

23 Ростопчин Ф. В. Записки о 1812 годе // Ох, французы! M., 1992; Шишков A.C. Домашние записки // Записки, мнения и переписка адмирала A.C. Шишкова. Берлин, 1870. T. 1- Энгельгардт Л. Н. Записки. M., 1997. и Adam A. Aus dem Leben eines Schlachtenmalers. Stuttgart, 1886- Biot H.F. Souvenirs anecdotiques et militaries. Paris, 1901; Caulaincourt A.A.L. Souvenirs du duc Vicence. Bruxelles, 1838. V. l-2- Cerrini di Monte Varchi C.F.X. Die Feldzuge der Sachen in den Jahren 1812 und 1813. Dresden, 1821- D’Antoird. Notes et documents.// Carnet de la sabretache. 1906. № 162- Dedem de Gelder. Memoires du general Dedem de Gelder. Paris, 1900; Dumas M. Souvenire. Paris, 1839. T.3- Francois С. Journal du capitaine Francois. Paris, 1904. T.2- Girat de l’Ain. Dix ans de mes souvenirs militaries. Paris, 1873- Journal du capitaine Bonnet du 18-e de ligne // Carnet de la sabretache. 1912. № 239- Minkwitz A. Die Brigade Thielmann in dem Feldzuge von 1812. Dresden, 1879- Pion des Loches A.A. Mes campagnes. Paris, 1899- Planat de la Faye N.L. Vie de Planat de la Faye. Paris, 1895- Roth von Schreckenstein. Die Kavalerie in der Schlacht an der Moskwa. Munster, 1858- Seruzier T.J.J. Memoires militaries Paris, 1894- Teste F.

В распоряжении исследователя находится также документальная хроника 24−26 августа 1812 г., представляющая собой систематизированный по времени свод источников, в том числе ранее неопубликованных26.

Наконец, важнейшим вещественным источником остается само Бородинское поле. Его топометрические данные (расположение природных и искусственных объектов, расстояния между ними, высоты и их соотношение, характер берегов протекающих по полю рек и ручьев и др.) позволяют проверять данные о расположении на местности войск, оценивать возможности их перемещения во время, указанное в письменных источниках, выверяя тем самым топометрию и хронометрию сражения.

Историография такого масштабного события, как Бородинское сражение обширна и своеобразна. Ее основы были заложены уже в военно-оперативной документации — в силу нарративного характера такого исторического источника, как рапорты и наградные списки (первые содержали описания действий, вторые — описания совершенных отличий и подвигов) — и в неофициальных «повествованиях» военачальников (личные письма М. И. Кутузова, сочинения и письма М. Б. Барклая де Толли, Л. Л. Беннигсена и др.). «Канонический» вариант описания битвы сложился к середине XIX в. и почти не претерпел изменений вплоть до последнего десятилетия XX в. Д.П. Бутурлин27, А.И. Михайловский-Данилевский28, а вслед за ними Ф.Н. Глинка29 и Н.Д. Неелов30 положили в основу своих трудов сочинения бывшего генерал-квартирмейстера Главного штаба М. И. Кутузова генерала от инфантерии К. Ф. Толя. Пресекая любые нарекания в

А. Souvenirs // Carnet de la sabretache. 1911; Thirion A. Souvenirs militaries 1807−1818. Paris, 1892- Vossen. Tagebuch des Lieutenants Anton Vossen. Marburg, 1892.

25 Дневник Фоссена // Русский архив. 1903. Кн. ШЛожье Ц. Дневник офицера Великой армии в 1812 году. M., 1912; Коленкур А. де. Мемуары. Поход Наполеона в Россию. Смоленск, 1991; Воспоминания генерала Ж. М. Пернети о Бородинском сражении // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. Труды Гос. истор. музея. Вып. 132. М., 2002. См. также: Васильев A.A. Французский офицер Гийом Боннэучастник Бородинского сражения // Материалы IX Всеросс. науч. конф. «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы». Бородино, М., 2001.

26 Бородино. Документальная хроника. М., 2004.

27 Бутурлин Д. П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году. Ч. 1−2. СПб., 1823−1824.

28 Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. 4.1−4, изд. 2-е. СПб., 1840.

29 Глинка Ф. Н. Очерки Бородинского сражения. М., 1839.

30 Неелов Н. Д. Опыт описания Бородинского сражения. М., 1839. адрес фельдмаршала, Толь изложил свою версию событий на Бородинском поле в «Описании битвы при селе Бородине 24−26 августа 1812 года, составленном на основании рапортов гг. корпусных командиров Российской

11 армии и официальных документов неприятельских.". Авторитет любимого ученика Кутузова, как и заглавие работы, говорили сами за себя. Он создал настолько крепкий «каркас» последовательности событий, решений командования и хронометрии битвы, который не смогли сокрушить историки последующих поколений. Критикуя самого Толя и его концепцию по частям, никто не опроверг ее в целом, в связи с чем сама критика, как ни странно, порождала новые ошибки.

В 60-е гг. XIX в. вышла в свет «История Отечественной войны 1812 г. по достоверным источникам» М.И. Богдановича32, где Бородинскому сражению отводилось три главы. Историк воспользовался документальной базой, собранной А.И. Михайловским-Данилевским, присовокупив в качестве приложений часть воспоминаний участников битвы, написанных по просьбе последнего. Следующими значимыми событиями стали выход работ И. П. Липранди и анонимного автора А.Х., не без основания отметившего, что объективно труд Богдановича значительно уступает в части описания битвы работам его предшественников, в частности, А.И. Михайловского-Данилевского33.

Именно у историков XIX в. возникла традиция предпочтения определенной версии (в большинстве — версии К.Ф. Толя) и подхода к источникам с позиции этой версии (даже если показания источников этой версии в чем-то противоречили).

К 100-летию Отечественной войны 1812 года появилось немало статей, специально посвященных уточнению хода сражения, исправлению ошибок, допущенных предшественниками (А.П. Скугаревский, А. Н. Витмер, A.B. Геруа, Б. М. Колюбакин и др.). Критический настрой авторов не

31 Отечественные записки. СПб., 1822.

32 Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 1−3. СПб., 1859−1860.

33 Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. Ч. 1.-4., изд. 2-е. СПб., 1840. препятствовал возникновению новых «несообразностей»: непомерно затянулся, увеличившись до 8 атак, бой за Семеновские (Багратионовы) флеши, значение же событий у самой дер. Семеновское, где решался исход сражения, полностью исказилось. Историки внесли в свои сочинения элементы критики М. И. Кутузова, основываясь на не публиковавшихся ранее «Записках» JI. JL Беннигсена и «Оправдательных» письмах М. Б. Барклая де Толли (ранее опубликованных лишь частично). Поражающая новизна этих источников мешала их объективному анализу и сопоставлению с уже имеющимися.

В советской историографии описанию битвы при Бородине отводилось значительное место в монографиях Е.В. Тарле34, Л.Г. Бескровного35, П.А. Жилина36, H.A. Троицкого37. Но перечисленные авторы (за исключением H.A. Троицкого) не обращались к источникам заново, очевидно полагая события достаточно изученными. Их труды основывались, главным образом, на сочинениях Бутурлина, Михайловского-Данилевского, Богдановича. Статьи военных историков начала XX в., как правило, не анализировались, хотя и упоминались в библиографиях.

Интересные исследования были опубликованы в сборнике статей «1812 год», изданном к 150-летнему юбилею Отечественной войны (М., 1962). В частности, А. П. Ларионов посвятил свою статью действию артиллерии при Бородине, исправив недостоверные сведения К. Ф. Толя. Статья Л. П. Богданова посвящена подробному анализу Бородинской позиции, однако базировалась опять-таки на сочинениях Толя.

Не менее широко освещалось Бородинское сражение в иностранной историографии. И в наши дни не утратили своей актуальности работы Ж. Шамбрэ, Ф. П. Сепора, А. Фэна, А. Жомини, Ж. Ж. Пеле, П. Денье, Л.А.

34 Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1943.

35 Бескровный Л. Г. Отечественная война 1812 года. М., 1962.

36 Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1974. Изд. 2.

37 Троицкий H.A. 1812. Великий год России. М., 1987; Он же. Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты. М., 2002.

Тьера и др. Французские авторы уделяли особое внимание замыслам Наполеона в битве, анализируя степень их реализации в ходе боевых действий, придерживались в своих сочинениях более четкой хронометрии событий, что позволяет частично восполнить пробелы в отечественной историографии, связав воедино описания действий обеих сторон.

Последнее десятилетие (90-е гг.) показало, что Бородинское сражение как тема исследования не утратило своей актуальности. В этот период были опубликованы работы В.Н. Земцова39, А.И. Попова40, A.A. Васильева41. А. И. Попов особенно подробно исследовал действия в Бородинском сражении немецких контингентов войск армии Наполеона. A.A. Васильев подготовил ряд публикаций, связанных с трофейными документами Российского государственного военно-исторического архива. Подробнейшим образом осветил действия неприятельских войск В. Н. Земцов. Используя предложенную нами хронометрию боевых действий русских войск, перечисленные авторы убедительно подтвердили ее правильность ссылками на иностранные источники, не согласовав их однако с русскими и породив новые разночтения. Одновременно возникли разногласия в толковании диспозиции противника. Ряд вопросов может быть разрешен привлечением данных ландшафтного исследования местности, содержащихся в работах A.B. Горбунова42.

38 См.: Chambray G. Histoire de l’expedition de Russie. V. 1−3. P., 1838- Fain A. Manuscrit de l’an 1812. V. 1−2. P., 1827- Pelet J.J. Bataille de la Moskova // Spectateur militaire. VII. 1829−1830- Denniee P. Itineraire de l’empereur Napoleon pendant la campagne de 1812. P., 1842- Thiers L.-A. Histoire du Consulat et de l’Empire. P., 1856. V. 14- Thiry J. La campagne de Russie. Napoleon Bonaparte. Avec cartes. Paris, Berger-Levrault, 1969; Garnier J. Borodino // Dictionnaire Napoleon. P., 1987. P. 269−270 и др. Большой интерес представляют работы английских историков, основанные, в основном, на французских источниках: Hutchinson H. The Story of 1812. London, 1897- Chandler D. The Campaigns ofNapoleon. London, 1967; Dufly Ch. Borodino and the War of 1812. London, 1972 и др.

39 Земцов В. Н. Битва при Москве-реке. М., 1999; Он же. Великая армия в Бородинском сражении. Екатеринбург, 2001.

40 Попов А. И. Вюртембержцы в походе на Россию. Бородино, 1992; Он же. Немецкие войска в бою за Багратионовы флеши. Самара, 1994; Он же. Действия вестфальцев в Бородинском сражении. Бородино, 1994; Он же. Меж двух «вулканов». Боевые действия в центре Бородинского поля. Самара, 1997.

41 Васильев А. А. Обзор французских документов-трофеев Отечественной войны 1812 года. // Документальные реликвии российской истории. 200-летие Военно-ученого архива. М., 1998; и др.

42 Горбунов А. В. Место расположения Главной квартиры М. И. Кутузова на Бородинском поле // Материалы науч. конф. «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы». Бородино, 1997; Он же. Бородинское поле как уникальная историческая территория // Материалы науч. конф. Бородино, 1994; Он же. Бородинское сражение в новейшей отечественной историографии (1989;1999) // Материалы межрегион, науч. конф. Воинский подвиг защитников Отечества. Вологда, 2000. Ч. 2. С. 135−144 и др.

В настоящее время обобщающий труд о действиях русской армии при Бородине, учитывающий новые открытия, отсутствует.

Методологические основы исследования. Поскольку проблемой исследования является научная реконструкция формирования и бытования комплекса знаний о Бородинской битве, постольку теоретические и методологические подходы к решению поставленных задач лежат преимущественно в области историографии и источниковедения.

Объект исследования, как указывалось выше, представлен двумя совокупностями исторических источников. С одной стороны, это собственно «бородинские», объединенные общностью происхождения. Созданные участниками и свидетелями событий, они передают их представления и принадлежат к одному темпоральному слою культуры. Источники историографические, принадлежащие к иным слоям и оттенкам культуры, стоят уже в опосредованном отношении к этому явлению и передают представление о нем последующих поколений. Обе группы связаны между собою не только простейшим отношением «источник — историк». Особенности возникновения значительной части военно-оперативных документов — переработка и обобщение рапортов и донесений нижестоящих военачальников вышестоящими, нарративный характер представления в них состоявшегося события, привнесение в эти документы личного видения и оценок событий — приводили к формированию в этом «первичном» слое источников сильного историоописательного (историографического) элемента, традиции, воздействовавшей на последующее историописание, передававшей ему и свои успехи, и свои заблуждения.

Современное определение исторического источника как всякого объекта, возникающего в результате целенаправленной деятельности людей и используемого для получения данных о его создателях43, является ключевым для исследования и интерпретации как отдельных исторических и

43 Медушевская О. М., Муравьев В. А. Источниковедение в системе гуманитарного образования // Научно-педагогическая школа источниковедения Историко-архивного института. М., 2001. С. 33. историографических источников, относящихся к предмету нашего исследования, так и всей их совокупности и существующих внутри этой совокупности взаимоотношений. Значительную часть военно-оперативных документов (донесения, рапорты, представления), письма, дневники, мемуары, военно-историческую литературу сближает не только «нарративный» характер изложения событий, но и стоящая за этим характером проблема «автора». В сущности, в центре всего исторически сложившегося комплекса знаний о Бородинской битве стоят авторы донесений и сочинений о ней и их интересы. Входящее в число наших задач изучение целеполаганий как создателей исторических источников, так и создателей исторических сочинений, происхождения источников, взаимоотношений их текстов между собою, отношения историографических источников к источникам собственно историческим, причины упорного предпочтения тех или иных версий и показаний выводят источниковедческий метод на ведущее место в нашем исследовании.

Столь же значим для решения наших проблем и метод историографического исследования. Историописание, историография складывается и эволюционирует как система взаимодействия целого ряда условий и факторов, включая такие, как цивилизационный уровень времени историописания, политические и идеологические факторы, обеспеченность историописания ресурсами, организационной инфраструктурой, социальный запрос к историку, доминирующая проблематика, источниковая база, существующие. теории и методы познания прошлого, давление предшествующего знания. Процесс историописания может быть рассмотрен как динамичная система, как социокультурный процесс, протекающий в состоянии неустойчивого равновесия и проявляющий одновременно тенденции и к стабилизации и консервации знания, к сохранению баланса между знанием и ожиданиями общества, и тенденции к разрушению равновесия между собственными составляющими и внешними факторами44.

Оба эти метода (второй органически вытекает из первого) объединяет прежде всего представление об источнике и историческом произведении как обладающем суверенностью памятнике культуры и стремление к исключению произвольных и потребительских подходов к последнемуименно то, что было одной из мотиваций настоящего исследования.

Эта методологическая позиция могла бы быть обозначена понятием «историзм» с тем существенным отличием, что в традиционном его понимании акцент ставится на соответствии данного описания историка тому, что может стать лишь результатом описания, но мыслится как действительно произошедшее именно так. Такой результат, в конечном счете, вытекает сам из себя и сам из себя верифицируется. В диссертации не ставилась задача показать, что все, что происходило на Бородинском поле, происходило именно так, а не иначе (несмотря на выявляемые нами мифы, заблуждения, случайные ошибки создателей исторических источников и историков), ибо это означало бы не более, чем еще одно повторение уже сделанного. Историзм в применении к комплексам исторических и историографических источников означает подход к ним, как к определенным, исторически сложившимся цельностям, историко-культурным системам. Потому методы исследования в данном случае — это методы изучения историко-культурных систем, их внутренних взаимоотношений и отношений между ними.

Метод источниковедческого изучения, включающий исследование происхождения исторического источника, изучение его состава и содержания, отношений с другими источниками (историческими и историографическими), оценку его информационной насыщенности45 является ведущим в нашей работе. Его использование, вместе с тем,

44 Сахаров A.M. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978. С. 8−15- Муравьев В. А. История вновь и вновь // Источниковедческая компаративистика и историческое построение. Тез. докл. и сообщений XV науч. конф. Москва, 30 января — 1 февраля 2003 г. М., 2003. С. 22−31.

45 Источниковедение: История. Теория. Метод. Источники российской истории. М., 2000. вызывает необходимость обратиться и к ряду других методов, актуальных для современной познавательной ситуации. Это, в первую очередь, сравнительно-исторический метод, включающий не только сравнительное изучение как синхронных по времени исторических источников, так и разделенных более или менее значительными временными интервалами (напр., донесения военачальников, написанные по свежим следам событий и оценка ими этих же событий в мемуаристике и в «партикулярных письмах»), но и сравнительно-историческое изучение письменных и вещественных источников (так, информация письменных источников нуждается в тщательном сопоставлении с природно-ландшафтным состоянием и топографическими описаниями Бородинского поля, реальным расположением природных объектов и фортификационных сооружений, расстояниями между ними и возможными темпами передвижения войск). То же самое можно сказать и по поводу сравнительно-исторического изучения историографических источников, представляющих различные временные «срезы» историописания. Актуальными для нашего исследования являются методы текстологии, позволяющие выявить взаимоотношения повторяющихся, близких или зависимых текстов различных источников или даже различных исторических описаний. Наконец, мы имеем дело не только с двумя обозначенными выше системами исследуемых источников (исторические и историографические), но каждая из них может быть представлена в виде той или иной сложности подсистемы (напр., подсистема рапортов о сражении, подсистема мемуаристики, подсистема историографических трудов участников Бородинского сражения, подсистемы юбилейных трудов к 100- и 150-летию битвы и т. д.), что предъявляет свои требования к системности исследования и к применению соответствующих методов и критериев классификации и исследования системных объектов.

Научная новизна диссертации. Системного исследования соотношений, которые усилиями исследователей складывались между историографическими версиями и информационными ресурсами источниковой базы Бородинской битвы, научной реконструкции формирования и бытования комплекса знаний о Бородинской битве ранее не предпринималосьисториография Бородинской битвы представала либо как библиографическое обозрение, либо как процесс механического «приращения знания». В диссертации развиваются методы комплексного изучения собственно исторических и историографических источников, установления соотношений между источниковой базой и эволюционирующими научно-историческими представлениями. В работе выявляются причины, вызвавшие формирование и бытование основных историографических версий, а также причины и мотивы, побуждавшие историков отдавать предпочтения той или иной версии и, соответственно, тому или иному комплексу источников. Не ставилось ранее и вопроса о воздействии тех или иных историографических предпочтений на восприятие и комментирование тех источников, которые противоречат избранной историографической версии. В диссертации уточнена атрибуция и датировка ряда документов (приказ М. Б. Барклая де Толли войскам 1-й Западной армии от 25 августа 1812 г., реально принадлежащий А.П. Ермолову- «Диспозиция для 1-й и 2-й Западных армий, при селе Бородине расположенных августа 24 дня 1812 г.», «Реляция Кутузова» и др.) — Анализ (в том числе текстологический) последовательной цепи военно-оперативных документов, вышедших из штаба М. И. Кутузова, позволил выявить некоторые опасения, предположения, замыслы и мотивации решений Главнокомандующего соединенными армиями, которым ранее не придавалось в литературе существенного значения. Выявлены расхождения между военно-оперативной документацией, возникшей непосредственно на Бородинском поле (23 — 27 августа 1812 г.) и рапортами, составленными военачальниками русской армии в сентябре — октябре 1812 г. На основании комплексного анализа военно-оперативной документации 1812 г. выявлена принципиальная возможность формирования иной версии Бородинского сражения, чем бытовавшие в историографииэто является еще одним свидетельством давления личностного начала полководцев и эпистолярной и мемуарной традиции на историографию Бородина. В частности, выявлено, что в историографии Бородина ранее явно недооценивалось влияние сочинений М. Б. Барклая де Толливремя появления его «Оправдательных писем» и степень их распространенности позволяет считать, что «антикутузовская версия» Бородина оформилась ранее, чем каноническая «прокутузовская». Внутри последней, связанной с именем К. Ф. Толя выявлено существование двух последовательных ее редакций, различающихся между собой. На основании комплексного изучения российских и неприятельских источников и историографических традиций в диссертации предложены новые решения ряда проблем, связанных с современным состоянием изучения Бородинской битвы.

Структура диссертации соответствует целям и задачам исследования. В первой ее главе исследуется эволюция «русской версии» в описании Бородинского сражения, начиная от первых военно-оперативных документов, относящихся к нему (рапортов и диспозиций) и кончая современной историографиейв этой главе также рассматривается отношение русской историографии к «французскому» Бородино. Во второй главе подвергнуты анализу источники и историографические версии, относящиеся к таким вопросам, как положение М. И. Кутузова во главе действующих армий, стратегическая ситуация при движении армии Наполеона к Москве и причины, приведшие к Бородинскому сражению. В третьей главе рассматриваются историографические версии и источники, относящиеся к планам генерального сражения, конкретным обстоятельствам, способствовавшим или препятствовавшим реализации замыслов М. И. Кутузова и других военачальников, к причинам и следствиям боя за Шевардинский редут. Четвертая глава всецело посвящена сравнительному анализу исторических источников и историографических версий, относящихся к самому ходу сражения и его итогов. Общие результаты исследования изложены в заключении к работе.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были изложены в докладах на международных и всероссийских научных и научно-практических конференциях, посвященных военной истории и Отечественной войне 1812 г., в Москве (1992;2001), Санкт-Петербурге (1991, 1992, 1995), Бородино (1991;2004), Вологде (2000), Больших Вяземах (1995, 2000). Материалы исследования использовались автором в работе над созданием экспозиции «Битва гигантов» (зал «Бородинское сражение») в Государственном Бородинском военно-историческом музее-заповеднике (2002).

Научная реконструкция формирования и бытования комплекса знаний о Бородинской битве является необходимым условием научной реконструкции самого исторического события. С одной стороны, все возможное (и постоянно реализуемое в исследовательском процессе) знание заложено в исторических источниках, связанных с этим событием — от возникновения замысла генерального сражения до ухода из жизни последнего его участника и даже до современного состояния Бородинского поля. С другой стороны, перед нами на протяжении почти двух столетия предстает «знание знания» — историописание Бородинской битвы, несущее в себе это первое, источниковое знание, но отобранное и организованное по принципам и требованиям другого времени и другого общества — времени историописания и общества, в котором оно возникало или продолжалось. Бородинская битва — один из наиболее общеизвестных содержательных элементов национального самосознания российского обществапредставления о ней до сих пор закладываются еще в раннем детстве. Но обыденному сознанию нет нужды разделять исторический и историографический источник. Да и формируется оно в значительной мере под воздействием идеологии, политики, публицистики, искусства. Но и эти последние в своих представлениях идут не столько от источника, сколько от доминирующей в их времена историографической моделино они же и воздействуют на состояние и трансформации этой модели. Путь от исторического источника к историческому знанию оказывается многократно опосредованным. Этим, по-видимому, и объясняется возможность длительного и устойчивого существования «удобных» для общества историографических моделей, перерастающих в миф. Подобная ситуация лишь до поры до времени может устраивать научно-историческое знание. Постоянно подмечаемые и время от времени вскрываемые противоречия между информацией, заключенной в исторических источниках, и конструкцией и содержанием историографических моделей обусловливают развитие научно-исторического знания. Создание нового, относительно непротиворечивого научно исторического знания, в свою очередь, дает новый импульс в его обратной связи с идеологией, политикой, публицистикой, искусством, национальным самосознанием. Но создание нового непротиворечивого научно исторического знания не может опираться только на исторические и историографические источникионо должно выявить происхождение тех и других, историю отношения вторых к первым. В настоящей работе исследованы три проблемы. Во-первых, это зарождение описаний Бородинской битвы, причины и содержание эволюции ее историографии. Во-вторых, методы исследования исторических и историографических источников в такой специфической области, как история сражения. В-третьих — современные пути реконструкции Бородинского сражения. Один из главных результатов нашего исследования можно сформулировать следующим образом: на всю отечественную историографию Бородина со времени ее зарождения до наших дней оказало влияние «соперничество» двух основных версий — «прокутузовской», заложенной трудами К. Ф. Толя, и «антикутузовской», основы которой сформулировал М. Б. Барклай де Толли (близкой к ней оказалась и версия Л.Л. Беннигсена).Анализ происхождения обеих версий позволил установить, что вторая из них предшествовала первой. Это обстоятельство определило апологетическое содержание и даже самое появление «прокутузовской» версии Толя. В стадии становления историография Бородинского сражения являет один из примеров того, как информация, заложенная в исторических источниках, перерабатывается в историографические тексты. Особенность значительной части источников, свидетельствующих о сражении (рапорты военачальников, письма, дневники, мемуары и др.) состоит в том, что их авторы изначально ставят перед собою (и перед своим читателем) некоторые задачи цельного, концептуального видения происшедшего. Причины Бородинского сражения, замыслы и планы сторон, диспозиция и ее оценка, ход боевых действий, итоги сражения — все это так или иначе уже представлено в названных исторических источниках. Мнения участников сражения и их современников продуцировали последующие представления и схемы события. Но, в отличие от последующих, действительно историографических версий, концептуальные элементы источников не связаны принципами научного видения, а разобщены обстоятельствами происхождения источника. Анализ источников и первых историографических версий, созданных участниками событий, убеждает в том, что представления их создателей о Бородинской битве зависели от времени описания ими событий (накануне или непосредственно после сражения, до или после оставления Москвы, по завершении войны), от разного — в силу служебного положения или местонахождения в битве ;

видения поля сражения, времени и протяженности фаз сражения, их связи между собою. Интерпретация событий также зависела от взаимоотношений в среде высших военачальников, личных мотивов и интересов (проблема ответственности, стремление представить свои намерения и действия в выгодном свете, стремление противопоставить себя своим соперникам и т. д.). В этой ситуации у создателей первых версий Бородинского сражения не было необходимости обращаться ко всей первичной военно-оперативной документациик ней обращались выборочно для доказательства собственной правоты. Это обычная ситуация в комплексе исторических источников, несущих различные видения факта. Необычность ситуации — в чрезвычайно сильном воздействии противостоящих версий К. Ф. Толя и М. Б. Барклая де Толли на последующее историописание. Первое поколение историков Бородинской битвы — Д. И. Ахшарумов, Д. П. Бутурлин, А.И. Михайловский-Данилевский, Ф. Н. Глинка — оказалось вовлеченным в этот спор честолюбий. Близкие к самому событию и к ряду действующих лиц, «несвободные в пристрастиях» (И.П. Липранди), они видели смысл своих сочинений в том, чтобы потомство разделило их пристрастия. Этим поколением были определены приоритеты в использовании исторических источников и их истолкованииисточники подвёрстывались к определившимся версиям. Первоначальные версии военачальников утрачивали связи со своими создателями и трансформировались в версии историков. Мало того — историография получила хождение наряду с источниками и даже подменила их. К прежним факторам, определявшим приверженность той или иной версии (и в значительной мере сохранявшим свою силу), прибавились новые. Историографические версии медленно эволюционировали под воздействием идеологических и политических факторов, с одной стороны, и под воздействием требований науки (философия и метод познания, требования к обработке источников) — с другой. Последующие поколения историков второй половины XIX — начала XX вв. не были лично связаны с интересами действующих при Бородине лиц, но оказались в плену жесткого каркаса описания битвы, созданного К. Ф. Толем. Осознание же мотиваций, по которым была создана версия Толя, отсутствовало. Это вело к новым противоречиям: критическое и даже скептическое отношение к версии Толя, замеченные историками ее несообразности, побуждали историков корректировать детали внутри этой версии и интерпретировать новые привлекаемые источники с точки зрения этой версии, что еще более запутывало картину. Создавая образ Бородинского сражения, удовлетворяющий патриотические (юбилей 1912

года) и идеологические требования общества, историки этого времени не смогли отрешиться от версии Толя. Эта версия обрела новую силу в советской историографии. После перерыва, обусловленного революцией, гражданской войной и самим характером советской историографии 20 — середины 30-х гг., изучение войны 1812 г. и Бородинского сражения возобновилось. Оказалось, что версия Толя вполне соответствовала и идеологическим, военно-патриотическим установкам партийно-государственного руководства страны, и разработанному в советской историографии предвоенных и военных лет образу М. И. Кутузова. Эта же версия играла существенную роль в сравнении войн 1812 и 1941;1945 гг. Дореволюционные историки пытались править версию Толя за счет версии Барклая или за счет привлечения новых источников (отечественных и зарубежных). В советской историографии версия Толя (правда, без имени ее создателя) стала расти далее «сама из себя» за счет отрыва от источников, произвольной интерпретации ряда событий, наращивания их драматизма, неоправданного противопоставления Кутузова и Барклая, внесения в историю войны 1812 г. современных аналогий. Разрыв между общей концепцией Бородинского сражения и успешными частными исследованиями, основанными на изучении исторических источников, продолжал нарастать. Современная российская историография осознает этот разрыв между моделью, созданной в 40 — 80-е годы, и той моделью российской истории (в том числе военной), которая может быть построена на основании исторических источников. Изучение эволюции отечественной историографии Бородинского сражения показало, что само по себе привлечение русских и иностранных исторических источников не решало проблемы ни во второй половине XIX, ни в XX в. Исторические версии, не согласующиеся с ними, продолжали жить своей жизнью. Данные исторических источников, осмысленные скорее с позитивистских позиций, вписывались в стереотипы историографических версий состоявшегося событиядаже в капитальных исследованиях проблема показаний источника оказывалась второстепенной по отношению к избираемым историками версиям. Предпринятое нами одновременное исследование источников и историографических версий Бородинского сражения показало, что первостепенной проблемой в этом исследовании является выяснение происхождения источника, его назначения, замыслов и целей его создателя не только в применении к отдельному источнику, но и к их совокупности и последовательности. Выяснилось, что даже источники, хронологически расположенные близко друг к другу и исходящие от одного и того же лица содержат различия в информации об одном и том же явлении, возникающие под воздействием быстро меняющихся обстоятельств. На наш взгляд, именно эти различия позволяют историку корректировать представления о движении намерений военачальников в связи с результатами их реализации. Так, лишь при сопоставлении переписки М. И. Кутузова, его распоряжений и рапортов августа — сентября 1812 г., писем и мемуарных свидетельств других участников битвы вместе со строгим учетом последовательности этих документов, выявляются его замыслы при Бородине. Другой пример — лишь в сентябрьских рапортах военачальников, а не в первичном слое военно-оперативных документов (рапорт М. И. Кутузова от 27 августа, «Официальные известия») появляются описания «главного подвига дня» — боя за батарею Раевского, боя за село Бородино, рейда кавалерии Уварова и Платова. Эти же рапорты содержат сведения о значительной продолжительности боевых действий на левом фланге русской армии, но не дают прямого основания для возникшей позднее в литературе версии о необычайно долгом сражении за Семеновские флеши Рапорты указывают и на то, что 24 августа у Шевардина нападению французов подвергся не отдельный передовой отряд, а участок левого фланга русской позиции. Разночтения и противоречия между историческими источниками, побуждавшие историков много лет выбирать что-то одно — например, противоречия между официальными документами и «Оправдательными» письмами Барклая, между последними и «Описаниями» Толя, между рапортами, появившимися до оставления Москвы и после оставления ' с помощью рапортов установлено расхождение в хронометрии между источниками и историографическими версиями. Согласно рапортам наименее известны события на флешах, которые подробно описаны в трудах историкови, напротив, боевые действия у дер. Семеновское, самая длинная фаза боя (с 10 утра до 9 вечера) представлена в историографии лаконично. С помощью рапортов установлено и как в историографию вкралась «роковая ошибка» в описании хода битвы — в рапортах Ермолова и Барклая де Толли неверно указано время первой атаки на батарею Раевского. Москвы, между двумя версиями Толя 1813 и 1816 г. и др. — должны быть разрешены не выбором, а системным исследованием связей, соотношений, противостояний между ними и их создателями или эволюции содержания источников, исходящих от одного и того же автора. В этом один из путей преодоления почти двухсотлетнего неаргументированного с научных позиций противостояния версий и разрешения проблемы «запутанных мест» (И.П. Липранди).Непротиворечивая реконструкция истории Бородинского сражения потребовала не только системного изучения происхождения источников и связей между ними, но и установления складывавшихся в историографии отношений между историческими источниками и историческими описаниями сражения, реконструкции связей «историк — источник». Только при этом условии оказалось возможным оценить силу давления историографической традиции и исследовать разночтения между привычным знанием и знанием, заложенным в источниках и в их совокупности. Одновременный комплексный анализ исторических источников и исторических исследований выявляет существенные различия и противоречия в понимании и описании замыслов и планов сражения, оценках возможности Бородинской позиции, в толковании «Диспозиции», смысла и значимости отдельных фаз и эпизодов сражения («Шевардинское дело», боевые действия у Семеновских флешей, у села Бородино, у деревни Семеновское, в центре русской позиции), в определении хронометрических и топометрических рамок событий, в разном изложении последовательности событий, в оценке итогов сражения. Именно комплексный анализ исторических источников и исторических исследований, связанных с Бородинской битвой, выявляет противоречия в среде высших военачальников русской армии (М.И. Кутузов, Л. Л. Беннигсен, М. Б. Барклай де Толли, П. И. Багратион, Д. С. Дохтуров, А.П. Ермолов) и окружавших их лиц. Этот фактор, безусловно, не может не учитываться при исследовании историографии Бородинского сражения. Современный историк Бородинского сражения не может не учитывать сложившейся историографической традиции, «каркаса» описания битвы, созданного и ее участниками, и последующими поколениями историков. Эта историографическая традиция составляет отдельный, самостоятельный предмет исследования и ее существование не исключает, напротив, предполагает возможность новой, современной реконструкции Бородина. Эта реконструкция оказывается возможной при системном сравнительном исследовании как историографической литературы и исторических источников (выявление несоответствий, расхождений, разночтений и т. п. — т. е. выявление наиболее уязвимых мест исторических

представлений), так и при системном сравнительном исследовании всей источниковой базы. В последнем случае, наряду с самым тщательным изучением происхождения источника (см. выше) первостепенное значение приобретают такие способы и средства исследования, как хронометрическое изучение (источники, отечественные и иностранные, как правило, значительно расходятся между собой в указаниях на время и протяженность отдельных фаз сражения, на время наиболее значительных событий), топометрическое изучение (возможность или невозможность совершения тех или иных передвижений войск на поле битвы в указанные в источниках отрезки времени, зависимость хода боевых действий от условий местности).Так, топометрическое и хронометрическое изучение источников позволяет соотнести время получения приказов о перемещении к Семеновскому гвардией, 2-м пехотным корпусом и 3-й пехотной дивизией с расстоянием и ландшафтом и скорректировать время прибытия этих воинских частей к месту назначения (в существующих историографических версиях это время непомерно затянуто от 6 часов утра до полудня). Очень важно выявить в исторических источниках непреднамеренные ошибки, порожденные при различных обстоятельствах (и повторение таких ошибок в различных источниках, что еще раз указывает на цепочки их «зависимостей»). Не менее важно и выявление субъективных особенностей видения одних и тех же событий разными лицами. Так, выясняется, что разночтения в источниках относительно времени начала сражения зависят, в первую очередь, от того, что создатели источников понимали под началом сражения. Ситуация становится значительно сложнее, когда создатели источников, наряду с особенностями видения, проявляют заинтересованность в определенном описании событий, напр. с целью акцентировать внимание на действиях подчиненных им войск. Яркий пример тому — «Замечания» и «Изображение» Барклая де Толли, в которых автор противопоставляет успех вверенной ему

1-й армии «совершенному расстройству» 2-й армии Багратиона. При исторической реконструкции неизбежно встает проблема «умолчания» в источниках. Классические в этом отношении примеры указаны выше — так, в оперативных документах отсутствует мотивация перемены позиции левого флангав первых донесениях о Бородинском сражении не отмечен бой за батарею Раевскоговерсия Толя скрывает время вступления в бой русской гвардии у Семеновского. Особое значение приобретает текстологическое изучение источников по различным направлениям — явные заимствования, зависимость одних текстов от других, их последовательность, применение текстуальных шаблонов в военно-оперативной документации и произведениях военачальников, порой скрывающих самое событие или даже его отсутствие. Так, А. П. Ермолов в своих записках красноречиво описывает действия 3-й пехотной дивизии на Старой Смоленской дороге, где этой дивизии, сражавшейся у Семеновского, уже не былоК.Ф. Багговут, «сильно теснимый неприятелем» на Старой Смоленской дороге, завершает свой рапорт заимствованием из «Официальных известий», где сообщается о преследовании «отступившего» противника казаками и от себя добавляет необходимую для «победного» рапорта подробность: «знамена русской императорской армии всю ночь развевались над полем битвы». Проведенная нами новая реконструкция истории Бородинского сражения (гл. II — IV) ни в коей мере не уменьшает значимости этого великого события, мужества и доблести российских войск, полководческого искусства русских военачальников. Напротив, картина битвы, созданная на основании системно выверенных исторических источников, а не на основании версий и схем, стремившихся представить происшедшее в лучшем свете (из чувства патриотизма, из почитания национальной святыни, из личных побуждений) не только выявляет еще непознанное в истории этого сражения, но и позволяет уверенно и доказательно утверждать, что решения русского командования выглядят более взвешенными и продуманными, а действия войск — более осмысленными, профессиональными и результативными, чем это было представлено в великой легенде, у основания которой стояли К. Ф, Толь и М. Б. Барклай де Толли.