Агрессия и насилие как социокультурные феномены

Актуальность темы

исследования. Актуальность заявленной темы обусловлена следующими обстоятельствами. Исторический опыт конца XX начала XXI вв. дает целую палитру одиозных проявлений насилия: взрывы 11 сентября в США, теракты в Лондоне, Мадриде и Москве, экстремистские выступления исламских радикалов по поводу карикатур на пророка Мухаммеда в прессе Дании, фундаменталистские тенденции в христианстве с не менее радикальными призывами запретить В. Набокова и Г. Маркеса и т. д. Насилие, применяемое в наиболее варварских, примитивных формах, все чаще становится инструментом большой политики. Достаточно вспомнить ужасы «арабской весны» или ядерный шантаж Ирана. Все это со всей очевидностью показывает, что дискурс об этике ненасилия проявил низкую эффективность в предотвращении указанных выше событий, в изменении нравственного климата на планете.

Специфика современной социокультурной ситуации в связи с темой исследования заключается еще и в том, что кризис религиозного сознания в той части мира, которая причисляет себя к христианской культурной ойкумене, превращает заповедь «не убий» в фикцию и условность. Формируется устойчивая установка общественного сознания, согласно которой насилие допустимо и оправдано. Причем, речь идет о наиболее одиозных его формах. Последние, будучи частью медийного пространства, становятся необходимым элементом news making1. Эффект привыкания к насилию в современном мире обусловлен еще и тем, что в превращенной игровой форме насилие давно стало частью массовой культуры.

С другой стороны, в мусульманском мире происходит радикализация религии и, как следствие, возникает всё тот же эффект привыкания к насилию. Исламский фундаментализм (как фундаментализм вообще) и сопутст.

1 News making (англ.) — создание новостей. социально-политической и антропологической практики XIX—XX вв.еков. В числе концепций происхождения агрессии и насилия особое место занимает позиция 3. Фрейда, изложенная в работах «По ту сторону принципа удовольствия» (1920 г.), «Недовольство культурой» (1930 г.), «Почему война?» (1932 г.), «Конечный и бесконечный анализ» (1937 г.). В данных произведениях утверждается, что категория «насилие» не имеет иных оснований, кроме психологических.

Тема деструктивности в социуме, начиная с периода 1910;1920 годов, исследуется пристально и обстоятельно в сочинениях западноевропейских психоаналитиков и философов — А. Адлера, Э. Фромма, К. Лоренца, Н. Тин-бергена, К. Г. Юнга, Ч. Ламздена, Э. О. Уилсона, Р. Коллинза. Феномены массового поведения и групповой агрессии освещались на страницах книг Г. Ле-бона, С. Московичи, Г. Моска. Культурологи В. Бунд, О. Шпенглер, А. Радк-лиф-Браун сформировали понимание этнических фобий, способствующих проявлению агрессии и насилия. В разработку теории религиозного конформизма, во многом ставшего основой современных радикальных религиозных движений, существенный вклад внесли труды М. Вебера, Г. Зиммеля и В. Дильтея. А сами эти движения стали объектом исследования крупнейших современных западных социологов религии Э. Вандерхилл и А. Баркер.

Изучению социально-философских аспектов насилия и агрессивности посвящены работы современных российских ученых — Р. Г. Апресяна, В. И. Власова, Я. И. Гилинского, A.A. Гусейнова, В. В. Денисова, В. М. Красикова, А. П. Назаретяна, С. Г. Пилецкого, A.M. Роговского, В. В. Савчук, П. Е. Суслонова, А. Я. Флиера и др.

Агрессия и насилие в контексте таких явлений, как фундаментализм и экстремизм, рассматриваются современными исследователями данной проблемы: Ю. М. Антоняном, О. Г. Бахтияровым, Ф. П. Васильевым, В. П. Журавель, А.П. Кара-Мурзой, A.C. Петровой, Б. Г. Путилиным, A.B. Ростокинским, И. Ю. Сундиевым, М. Я. Яхьяевым и др.

Метод историко-философской реконструкции позволил выделить концептуальные модели агрессии и насилия в социокультурном процессе.

Диалектический метод способствовал рассмотрению основных категорий, анализируемых в рамках диссертационного исследования, а также выявлению их соподчиненности.

Компаративистский подход дал возможность осуществить сравнительное исследование социально-философских концепций.

Метод восхождения от абстрактного к конкретному позволил выявить специфику изучаемых явлений и перспективы их проявления в социальной практике.

Применение указанных методов обеспечило возможность исследовать рассматриваемые объекты всесторонне и объективно, выявить определенные тенденции, сделать обобщения и выводы.

Теоретическая база исследования. Существенной стороной в теоретической разработке проблемы насилия является ее осмысление в контексте исторического развития и различных теоретических подходов к данной проблеме. При обобщенном рассмотрении этих трактовок на первый план выходят две линии ученых, сторонников противоположных точек зрения.

Так, говоря о сущности насилия и агрессии, ряд ученых, представляющих позиции эволюционизма (С.Г. Пилецкий, A.M. Роговский, В. И. Красиков, А. П. Назаретян и др.), считают их одним из средств борьбы за общественное развитие. Например, А. П. Назаретян утверждает, что развитие всегда встречает сопротивление, преодолеть которое можно только с помощью агрессии. Отсутствие агрессии означает отсутствие развития, что ведет к возрастанию энтропии системы.

Сторонниками аналогичных взглядов в истории философии являлись Гераклит, Платон, Аристотель, Гоббс, Макиавелли, Гегель, Ницше и др., считавшие насилие решающим средством организации общественной жизни. Другие мыслители (И. Кант, Ф. Достоевский, JI. Шестов, JI.H. Толстой, М. Ганди, Р. Бэрон, Д. Ричардсон др.) придерживаются более традиционных взглядов на разрушительную природу агрессии и насилия. Они утверждают, что насилие в историческом процессе является неоправданным злом, которое необходимо исключить из человеческой жизни.

Большое значение для теоретической разработки данной проблемы имеют исследования, раскрывающие различные ценностно-смысловые аспекты и показывающие общезначимые основания для ответа на вопросы: соответствует ли современное насилие понятию исторического прогрессакаково будет его состояние в ближайшем и отдаленном будущемимеются ли мировоззренческие основания для агрессии и насилия в наши дни?

При анализе античного материала использовались тексты Платона, Аристотеля, Цицерона. Классические тексты Дж. Гоббса, И. Канта, Г. Гегеля, К. Маркса, Ф. Энгельса стали основными источниками понимания данной проблемы в период Нового времени. Современное восприятие агрессии и насилия с особой остротой прослеживается в работах 3. Фрейда, Э. Фромма, К. Лоренца, Р. Коллинза. Среди работ, посвященных анализу агрессии и насилия и их реализации в культуре, можно выделить исследования отечественных ученых: Р. Г. Апресяна, О. Г. Бахтиярова, В. И. Власова, A.A. Гусейнова, В. В. Денисова, В. М. Красикова, Е. Д. Мелешко, А. П. Назаретяна, В. В. Савчук, А. Я. Флиера и др.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

— выстроено логическое соподчинение понятий «агрессия» и «насилие», а также стоящих за ними социальных феноменов как отношений родового (агрессия) и видового (насилие, экстремизм);

— выявлены онтологические основания насилия и его источника — агрессии, которые коренятся в присущей любой бытийной системе потребности в экспансии (расширении ресурсной базы) как условии существования и развития этой системы;

— установлено, что насилие является социальным модусом агрессии. Объективный источник насилия — в конфликте интересов социальных субъектов, обусловленном их фактическим неравенством (в аспектах социальной, интеллектуальной и другой нетождественности одного индивида другому) и как следствие — неравенстве их потребностей, масштабов и темпов роста последних;

— доказано, что в основе любой экстремистской идеологии лежит регенерированный архаический мифологический субстрат, в основе которого находится принцип дифференции реальности по признаку «свой-чужой».

Положения, выносимые на защиту:

1. Исходной категорией для исследования феномена насилия выступает агрессия как свойство живой материи. Видовая разновидность агрессии в социальной практике — насилие. Насилие представляет собой актуализацию в социуме присущей всему живому способности к экспансии (расширению ресурсных возможностей), инструментом чего выступает агрессия. Акт насилия предполагает наличие субъекта насилия, объекта насилия. В качестве таковых могут выступать любые социальные структуры (общество в целом, классы, сословия, индивиды и т. д.). В результате насилия происходит: отрицание суверенного статуса объекта насилия, его частичное и полное разрушение (деструкция) — удовлетворение потребности субъекта насилия либо за счет присвоения отдельных сторон объекта, либо за счет его полного уничтоженияконсервация вновь обретенного статуса субъекта насилия- «уплотнение» его бытия.

2. В системе социальных отношений насилие в чистом виде играет роль древнейшего и наиболее примитивного способа разрешения объективно существующего конфликта интересов участников социального процесса. Природа этого конфликта коренится в фактическом неравенстве одного субъекта другому, которое находит наиболее полное выражение в неравенстве потребностей индивидов. Потребности субъектов в полной мере не могут быть удовлетворены за счет внутренних ресурсов человека. В этой связи становится неизбежной коммуникация (социализация), что с необходимостью ведет к использованию для удовлетворения потребностей субъекта ресурсов другого. Если этого не происходит добровольно, принуждение (насилие) становится неизбежным. Насилие становится правовым регулятором общественных интересов, когда мера его применения среди участников социального процесса признается допустимой большинством.

3. Сущность социокультурной эволюции человечества заключается в систематическом вытеснении крайних форм насилия (война, террор, убийства) на периферию социального процесса и замещение их превращенными формами принуждения (право, религия, мораль). Поскольку всегда существует объективное противоречие между постоянно расширяющимися потребностями индивида и наличествующими легальными способами регуляции его взаимоотношений с другими индивидами ради удовлетворения этих потребностей, с течением времени это несоответствие приобретает характер ярко выраженного конфликта. Легитимные политико-правовые регуляторы перестают восприниматься как эффективный механизм снятия конфликта интересов. Возникает распад социальных связей, их дезинтеграция по принципу «свой-чужой». Регенерация архаичных форм насилия, его делегитимизация в рамках экстремистских течений и движений, в конечном итоге приводят к коллапсу прежней системы политико-правовых связей и ее замене новой.

4. В рамках современной социокультурной ситуации присутствуют, как минимум, две тенденции. Первая связана с ростом терроризма, экстремизмавторая — с денатурализацией насилия, переходом его в плоскость игровой, развлекательной, виртуальной культуры. С одной стороны, сублимация насилия в рамках массовой культуры является эффективным инструментом снижения уровня социальной напряженности, с другой — возникает своеобразный эффект привыкания к насилию, превращению его в элемент обыденного. Это обстоятельство ведет к росту случаев так называемого немотивированного, спонтанного насилия.

5. Насилие может иметь два основных модуса: экстериоризированный и интериоризированный. В первом случае экспансия, проявлением которой является насилие, направлена вовне в отношении другой системы. Во втором случае, в силу невозможности усложнения системы за счет использования и внешних ресурсов, насилие оказывается направлено внутрь системы, что ведет к утрате ее целостности, деградации и возможному исчезновению.

6. Типологические различия экстремизма, как одного из проявлений агрессии и насилия, формируются вокруг националистических, этнических, религиозных и иных социальных групп, организаций и т. д. и находятся в прямой зависимости от их идеологической платформы. При этом, несмотря на диверсификацию феномена экстремизма в современном обществе, можно говорить о том, что в основе любой экстремистской идеологии лежит архаический мифологический субстрат, основанный на принципе дифференциации реальности по признаку «свой-чужой».

Теоретическое и практическое значение исследования заключается в том, что были выявлены логические основы соподчинения феноменов агрессии и насилия, углублено понимание социокультурной сущности насилия и экстремизма, дан теоретический анализ природы современного экстремизма.

Положения и выводы, изложенные в диссертации, позволяют наметить новые задачи научных исследований по проблеме изучения агрессии и насилия как социокультурных феноменов.

Результаты исследования в дальнейшем могут быть использованы в качестве теоретико-методологической основы для разработки курсов по философии, культурологи, межкультурной коммуникации.

Апробация результатов исследования. Основные теоретические положения и выводы диссертационного исследования были представлены на международных научно-практических конференциях «Проблемы и перспективы социально-экономического реформирования современного государства и общества» (г. Москва, 2011 г.), «Система ценностей, современного общества» (г. Новосибирск, 2011 г.), «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (г. Ижевск, 2012 г.) — на межрегиональной научно-практической конференции «Роль гражданского общества в социально-экономическом развитии региона» (г. Липецк, 2007 г.).

Содержание диссертации и опубликованных по теме исследования работ активно используется в учебном процессе при преподавании учебной дисциплины «Философия права» и спецкурса «Философские аспекты принуждения в гражданском праве» в федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина».

Структура работы обусловлена целью, задачами, логикой научного исследования и содержит введение, три главы, включающие шесть параграфов, заключение и библиографический список.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итогом данного диссертационного исследования стал вывод о том, что насилие не есть эпифеномен в отношении ситуативно обусловленной, более или менее случайной «истории» индивида и общества, разновидность деви-антного поведения, некий феноменологический нонсенс, от которого можно легко отмахнуться. Мы убеждены в том, что насилие, будучи видовым в отношении агрессивности как биологически обусловленного свойства живой материи, укоренено в самой природе бытия как системы (в том числе — социальной), ключевой характеристикой которой является экспансия.

Нет ничего плохого в хрестоматийной фразе К. Маркса о насилии как «повивальной бабке истории». Напротив, диалектика исторического и социокультурного развития от первых городских поселений в долине Нила, Шумере и Аккаде шесть тысяч лет тому назад до сегодняшнего дня со всей убедительностью свидетельствует о том, что насилие выступает в качестве важнейшего и необходимого элемента цивилизационного развития. В известном смысле это действительно двигатель прогресса, основа государственности и права, наиболее очевидный, лежащий под рукой способ удовлетворения индивидом своих все возрастающих потребностей.

Способность темперировать насилие, канализировать его в относительно приемлемые формы легитимной регуляции отношений людей в обществе — это главный критерий цивилизованности социума. Чем более сублимированными оказывались одиозные формы насилия, чем более закамуфлированы они ритуалом, законодательной нормой, сакрализированы догмой религии и морали, тем меньше протеста вызывают. Эффективность превращенных форм насилия напрямую связана с их способностью гарантировать участникам социального процесса то, что называется «социальной справедливостью». То есть, возможно более паритетное удовлетворение потребностей при фактическом неравенстве ресурсных возможностей индивидов в обществе.

Здесь важно иметь в виду то, что чем большей гибкостью и вариативностью обладает норма легитимного насилия (например, закон) и при этом, чем конкретнее механизм и сфера ее применения, тем больше шансов на то, что объективно существующий конфликт интересов индивидов будет разрешен в правовом пространстве. В этом смысле современная российская правовая база еще не в полной мере отвечает указанным требованиям. Как следствие — правовой нигилизм и склонность индивидов решать проблемы неправовыми методами, часто с применением варварских разновидностей насилия. Отсюда радикализация общественной жизни и рост экстремизма.

Если принять правоту мысли И. Бродского, изложенной в его Нобелевской лекции (1987 г.) о том, что «. мы все продукты языка в гораздо большей мере, чем полагаем"1, то, пожалуй, именно язык формирует общественное сознание, как и сознание вообще, а не наоборот. Не в этом ли искать причину радикально кровавого характера русской истории с весьма краткими промежутками покоя («застоя») перед вхождением в фазу очередной «политической турбулентности», а также причину того, что в целом ни одна из программ реформации (модернизации) России (Петр I, Екатерина II, Александр II) и т. д. не завершилась возникновением эффективной экономики и гражданского общества, понижением коэффициента насилия на самых разных его уровнях?

Как отмечают лингвисты, русский язык идеально подходит для поэзии и совершенно не подходит для логики, юриспруденции, экономической теории и математики. В отличие от языков германо-романской группы в русской грамматике глаголы «быть» и «иметь» не выполняют функцию структурооб-разования. А ведь именно эти глаголы — to be2, habere3, essere4 формируют тот экзистенционально-психологический каркас, вне которого невозможно суще.

1 Бродский И. А. Нобелевская лекция. — URL: http://lib.ru/BRODSKIJ/lect.txt. (дата обращения: 23.04.2012).

2 То be (англ.) — бьггь, находиться.

3 Habere (лат.) — иметь, обладать.

4 Essere (итал.) — быть, существовать, жить. ствование индивидуальности, «Я-сознания», автаркического и суверенного субъекта — гражданина.

В русском языке превалирует текучесть «МЫ-сознания», нарочитая неопределенность и неопределимость чего-либо, безличность, бесконечность. Не это ли обстоятельство на каком-то подсознательном уровне препятствует формированию у человека ответственности, суверенной гражданской позиции, мешает проявлению инициативности («единица — ноль, единица — вздор» — В.В. Маяковский), в конечном итоге не дает сформировать эффективную систему легитимной общественной самореализации (гражданского общества).

Остается только сожалеть, что романовской эксперимент по введению для части русского общества языковой диверсификации, давший фантастические результаты (например «Серебряный век»), был ограничен и не доведен до конца как, например, в современных странах Скандинавии. Обсуждение этих тем в открытой дискуссии, в том числе и в философской, остается непо-литкоректным и носит эпизодический характер1.

В самом деле, бренд патриотизма, великодержавности в современном российском социокультурном пространстве стал своего рода признаком лояльности существующему порядку вещей. А между тем, именно в плоскости языка, равно как и в этносоциальной психологии стоит искать ответ на волнующие всех вопросы о том, почему в формировании институтов гражданского общества так слаба инициатива снизу даже тогда, когда государство это дозволяет.

Очевидно, что наиболее действенным механизмом сублимации и канализации импульсов агрессивности (деструктивности) и насилия является эффективная правовая система, развитые институты гражданского общества. В совокупности они позволяют обеспечить разрешение конфликта интересов в.

1 Один из немногих примеров открытого обсуждения этой проблемы — монография Г. Л. Тульчинского «Постчеловеческая персоналогия. Новые перспективы свободы и рациональности». — М., 2002. обществе и относительно справедливый уровень удовлетворения потребностей граждан.

По ходу исторического развития рост потребностей индивида постоянно набирал обороты. Если в эпоху Античности, Средних веков, т. е. в рамках аграрных производственных отношений, он был мало заметен, то с началом индустриальной, а затем постиндустриальной, информационной эры этот рост приобрел лавинообразный характер, так что легитимные политико-правовые регуляторы перестали за ним поспевать. Как следствие — вспышки социальной напряженности, катаклизмы революции Новейшего времени. Ныне, в эпоху Интернета и виртуальности, потребности человека становятся поистине безграничными. И чем более несправедливой, косной и архаичной является политико-правовая система, тем выше тенденция радикализации сознания, распространение экстремистских, дезинтегрирующих социальную ткань тенденций.

Для России с ее этнокультурной полифонией, впечатляющим неравенством темпов развития разных регионов, неравным распределением материальных благ и ростом населения, мультиконфессиональностью — эти тенденции, вполне очевидные для каждого мало-мальски объективного наблюдателя, могут иметь поистине катастрофические последствия. И никого не должно вводить в заблуждение видимое благодушие и спокойствие. Тем более что вместо того, чтобы решать проблему диспаритета в удовлетворении потребностей, государство избирает тактику отвлечения внимания населения от этих проблем за счет широкого использования шоу-элемента массовой культуры, создание иллюзии силы и процветания. Эффективность этой методики краткосрочна и весьма сомнительна. Даже «маленькая победоносная война», по рецепту министра внутренних дел царской России В. К. Плеве, не спасла Россию от революции 1905 года. Что уж там говорить о соревновании по керлингу.

Несколько слов о двух основных социально-философских подходах к изучению агрессии и насилия — антропосоциогенном (другой термин социологизаторский") и социобиологическим (другой термин — «психологи-заторский»). Слабость и условность этой терминологии указывает на то, что выдвижение на первый план социального либо психологического аспектов целостного человеческого бытия может быть более или менее эффективно лишь для прояснения отдельных сторон явления насилия. Да и то не всегда полно и всесторонне. Эта дихотомия искусственна и порождена довольно противоестественным членением целостности под названием «человек» на систему контрарностей: душа — тело, разум — чувство, природное — социальное и т. д. Можно подумать, что кто-то в состоянии зафиксировать момент, где кончается одно и начинается другое.

Тем не менее, в рамках этих подходов были сделаны ценные теоретические находки. В частности, показана роль насилия как ключевого фактора антропосоциогенеза. Без темперирования и легитимизации насилия переход от варварства к цивилизации был бы попросту невозможен. И все же будущее, с нашей точки зрения, за холистичным взглядом на человека. Такой взгляд должен стать основой для синтеза этих двух подходов.

В заключение несколько слов о перспективах создания общества с минимальным коэффициентом насилия и его дериватов — радикализма и экстремизма. Каковы условия, при которых эта цель может быть достигнута? На наш взгляд, это:

— преодоление отчуждения государства от индивида;

— всестороннее развитие институтов гражданского общества и самоуправления (демократия «малых пространств"1);

— гибкость политико-правовой системы регуляторов конфликта интересов в обществе;

— автономия индивида в рамках правовой системы;

1 Под «демократией малых пространств» понимается организация местного самоуправления в России или, можно сказать, «демократия поселений», так как вся территория Российской Федерации соткана из них. См.: Фуат Сайфитдинов. Тюменская область сегодня: Демократия малых пространств. -URL: http://www.duma72.ru/ru/library/smi/16 787/ (дата обращения: 20.05.2012).

— возможно более ранняя диагностика и коррекция девиантного поведения, эффективная система социальной реабилитации.

Очевидно, что реализация этой программы требует активного участия в этих процессах гражданского общества (прямой демократии «малых пространств»). В гигантских многонациональных империях степень отчуждения государства от индивида всегда будет очень высокой, политико-правовая система — косной и репрессивной, человек — зависимым и несвободным. Остается только надеяться, что вместо утопических проектов «общества ненасилия», однажды возникнет настоящая потребность в философском дискурсе относительно оптимальных форм социально-политической, правовой организации, в рамках которых удастся создать эффективные механизмы профилактики одиозных форм агрессии и насилия.