Кочевые цивилизации Центральной Азии в трудах Л.Н. Гумилева

Актуальность. Научное и идейное наследие известного ученого-востоковеда, этнолога, географа, поэта, создателя одной из самых оригинальных и противоречивых концепций этногенеза JI. Н. Гумилева вот уже на протяжении более двух десятилетий привлекает пристальное внимание академического и научного сообществ и будоражит общественно-политическую мысль России, ближнего и дальнего зарубежья. Широкая востребованность наследия ученого заставляет искать ее причину в существующих реалиях общественно-политической мысли и самом обществе, претерпевающем социальную трансформацию и находящемся в поисках национальной самоидентификации и самоопределения. с.

Особенность географического и геополитического положения Российской Федерации, располагающейся между Европой и Азией, предопределила влияние этих регионов на ее историческое развитие и судьбы. Многовековая включенность в состав России многих народов, исторически и культурно взаимосвязанных с народами Центральной Азии заставляет отталкиваться от имеющихся реалий в формировании сегодняшней деятельности РФ в международной практике многовекторной политики, в условиях бурного экономического развития многих стран АТР. В связи с этим объектом пристального внимания (рефлексии) со стороны научных и общественно-политических кругов стала специфика российской цивилизации, истоки ее своеобразия, самобытности и устройства. Такое положение вещей обусловило возрождение многих идей и взглядов из историософского наследия евразийцев — общественно-политического движения русской эмиграции 1920;1930;х гг., актуализация которых вызвана трансформационными процессами в российском обществе. В этом ряду стоит и научное наследие JI.H. Гумилева, испытавшего влияние со стороны евразийства и позиционирующего себя как «последний евразиец» .

В настоящее время в отечественной историографии фиксируется довольно большой методологический разброс в изучении и отражении объективной исторической действительности, что связано в первую очередь с крушением долгое время существовавшего в общественных науках «единственно верного» исторического материализма. < Образовавшийся научно-инструментальный вакуум стал заполняться как новыми подходами, так и теоретическим переосмыслением богатого дореволюционного и «буржуазного» историософского наследия. В частности, в общественно-политических и академических кругах актуальность обрело евразийство, в связи с этим стали переиздаваться труды «классических» евразийцев (В.Г. Вернадского, П. Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого', Э. Хара-Давана и др.), отличавшихся оригинальной трактовкой истории и путей самоопределения Российского государства. Центральной темой историков классического евразийства, обусловленной идентификационным поиском и наступившим после революции 1917 г. духовным кризисом, стало рассмотрение взаимоотношений со своими соседями на евразийском пространстве. Отсюда и особый неустанный интерес к кочевым обществам. Это стало точкой соприкосновения и пересечения взглядов JI.H. Гумилева и евразийцев. Предложив новую цивилизационную парадигму исследования, представители научного евразийства предвосхитили многие теоретические разработки ученых востоковедов сегодняшнего дня.

Необходимо отметить, что в современной востоковедной историографии взаимоотношения номадов с оседло-земледельческими цивилизациями, место и роль их на исторической арене подверглись основательному пересмотру в первую очередь с позиций цивилизационного и мир-системного подходов. Это не отрицает полностью результатов советской историографии, но по-новому и, на наш взгляд, более адекватно и системно интерпретирует характер взаимоотношений, связей кочевников с оседло-земледельческими цивилизациями, взаимозависимости двух разных хозяйственно-культурных типов, а также истоки и природу кочевых держав.

В современном отечественном кочевниковедении активно разрабатывается «теория кочевых цивилизаций», предметная область которой определяет довольно широкий спектр проблем историко-культурных процессов в кочевых обществах. Прежде всего, такая широкая проблематика обусловлена многозначностью формулирования одного из ключевых понятий данной теории — «цивилизации», что детерминировало ряд дискуссионных теоретико-методологических положений. Современная теория кочевых цивилизаций находится в процессе самоопределения. Происходящее уточнение ее статуса в качестве интегративного, целостного знания о кочевых обществах повышает роль обобщающих теоретических концепций. В этой связи становится несомненно актуальным изучение научного наследия JI.H. Гумилева, чье творчество в отношении применяемой методологии укладывается в рамки цивилизационного подхода, хотя и несколько условно, поэтому мы можем отнести ученого к одним из предшественников данной теории. JI.H. Гумилев, по мнению Н. Н. Крадина и других исследователей-востоковедов, был «единственным интерпретатором цивилизационного подхода» в условиях методологического господства исторического материализма в исторической науке СССР. Изучение трудов J1.H. Гумилева позволит помочь раскрыть особенности содержания процессов в истории становления и развития кочевых цивилизаций, выявить закономерности и методологию их раскрытия.

Необходимость осмысления научного и идейного наследия ученого, отражаемого в его трудах, диктуется также той неоднозначностью и противоречивостью оценки места и роли JI.H. Гумилева в историографии в условиях устойчивого читательского интереса к созданным им произведениям, позволившие назвать его «культовой фигурой», «властителем дум», «модным автором» .

Выявление историографической значимости и оценки научного вклада трудов J1.H. Гумилева в развитие исторических знаний о номадах и теории кочевых цивилизаций Центральной Азии является, безусловно, актуальной задачей отечественного кочевниковедения.

Степень изученности темы. Несмотря на многочисленную критическую литературу, посвященную взглядам Л. Н. Гумилева, анализ истории критики показывает, что в целом собственно историографическим работам и наследию ученого уделено всего лишь несколько статей, рецензий и замечаний (Б.А. Андрианов, Л. С. Васильев, Л. И. Думан, А. Г. Кузьмин, Н. Ц. Мункуев, Б. А. Рыбаков, М. И. Чемерисская и др.). Большинство критических работ, представителей академической науки было направлено не против написанных Л. Н. Гумилевым «степных трилогий» и иных «историографических панорам», а против «пассионарной» теории этногенеза. Поэтому целесообразным при нашем исследовании будет деление историографии по данной проблеме на два проблемно-хронологических блока: критическая литература собственно историографических работ и литература, посвященная критике «теории этногенеза» .

В целом по теме диссертационного исследования можно выделить следующие этапы развития историографии.

Первый этап — 1960;1980;е гг. В целом в этот период советской историографии в научных работах Л. Н. Гумилева критиковались «биологизаторский» подход к понятию «этнос» в методах его исследования и «географический» детерминизм в объяснении движущих факторов исторического процесса (М.И. Артамонов, Ю. В. Бромлей, Ю. К. Ефремов, И. Я. Златкин, В. И. Козлов и др.). Подверглась жесткой критике не только концепция русско-половецких, русско-монгольских отношений XIII в., но и взгляды на этническую историю Китая III—VI вв. (М.В. Крюков, В. В. Малявин и др.).

Одной из первых работ, подвергающих критике концепции Л. Н. Гумилева являются, тезисы Б. И. Маршака «Возражения Л. Н. Гумилеву», опубликованные в докладах по этнографии географического общества СССР [Маршак, 1965]. Б. И. Маршаком критически рассматриваются некоторые положения статьи «Великая распря в первом тюркском каганате в свете византийских источников». Основное, на что обращает внимание автор — это несоответствие исторических построений J1.H. Гумилева с фактами из источников (свидетельства Феофилакта Симокатты о тюркском посольстве к императору Маврикию). Дискуссия по вопросу интерпретаций событий конца VI в. в первом тюркском каганате примечательна тем, что в ней впервые JI.H. Гумилев изложил свои взгляды на внутреннюю критику источников, считая при этом, что «единственным коррективом при восстановлении хода событий является установление их логической связи» [Гумилев, 1965: Распря., с. 66].

После издания книги «Хунну. Срединная Азия в древнее время» в 1960 г. К. В. Васильевым была написана рецензия, в которой отмечалось, что труд JI.H. Гумилева представляет собой «систематический пересказ накопленных исторической наукой материалов, нежели самостоятельное исследование». Данная книга, по мнению К. В. Васильева, «не вносит ничего принципиально нового в современную историографию древней Центральной Азии», поскольку она страдает многочисленными недостатками, «корни которых кроются в трех основных причинах: «в незнакомстве с оригиналами используемых источниковв незнакомстве с современной научной литературой на китайском и японском языкахв некритическом восприятии ряда устаревших концепций, представляющих вчерашний день востоковедной науки» [Васильев, 1961, с. 124]. Отмеченные недостатки о произвольном изложении начала сюннуской предыстории, неверном отождествлении и идентификации отдельных племен, некоторые фактические неточности, конечно, указаны правильно. В то же время критика проведенного J1.H. Гумилевым анализа социально-экономических отношений в сюннуском обществе дана с позиций исторического материализма, что на сегодняшний день не может считаться вполне убедительным.

Вслед за разгромной рецензией Васильева в том же журнале «Народы Азии и Африки» публикуются две рецензии Л. И. Думана и М. В. Воробьева.

Оба отмечают, что недостатков в книге достаточно: слабая связь авторских интерпретаций с источниками, и вольный перевод некоторых выражений китайских текстов, искажение имен собственных и географических названий вследствие разной транскрипции. Так, Л. И. Думан пишет: «Автор иногда не только не опирается на источники в своих выводах, но добавляет от себя то, чего источники не сообщают» [Думан, 1962, с. 199]. Не согласен он и с выводами о социальном строе хунну, считая, что процесс разложения родового строя произошел гораздо раньше. И все же появление книги, охватывающей всю историю хуннов от появления данного этноса до исчезновения их имени в истории Азии, по их мнению, представляет определенный интерес. М. И. Воробьев пишет: «. автор представил написанный прекрасным литературным языком очерк истории хуннов и дал свою трактовку основных сторон этой истории, т. е. создал вполне оригинальную и нужную работу по древней истории Срединной Азии» [Воробьев, 1962, с. 201].

Особый интерес представляет статья Б. А. Андрианова «Некоторые замечания по поводу статьи JI.H. Гумилева «Роль климатических колебаний в истории народов степной Евразии» «, поскольку в ней подвергаются критике основополагающие положения гипотезы JI.H. Гумилева о природпо-климатических факторах, повлиявших на развитие кочевых народов евразийских степей. Автор указывает на то, что Гумилев неправомерно связывает периоды повышенной увлажненности пространств степей, приводящих, как считает ученый, к увеличению экономической базы для кочевого хозяйства, с процветанием кочевых империй и громадными завоеваниями. Более того, «оказывается, дело не столько в обильных пастбищах (весенних и летних «нагулах» скота), сколько в величине потерь в зимние месяцы. При неблагоприятных метеорологических условиях (когда пастбища покрывались ледяной коркой) кочевники, не обладая страховыми запасами кормов, теряли значительную часть своих стад» [Андрианов, 1968, с. 234]. Попытки увязать расцвет и упадок кочевых империй с природноклиматическими циклами есть не что иное, как подмена исторических закономерностей физико-географическими. В частности, он пишет: «Простое, механическое сопоставление фактов, характеризующих климатические изменения с теми или иными событиями или передвижениями скотоводческих обществ древности и средневековья, еще не решает вопрос о причинах этого явления. И хотя общество и находилось в различных связях с природным окружением, для него характерны свои, отличные от природных закономерности развития, которые необходимо учитывать при изучении историко-географических проблем» [Андрианов, 1968, с. 234].

И .Я. Златкин в своей статье «Не синтез, а эклектика», вышедшей в 1970 г., подвергает сокрушительной критике методику исследований, предложенную JI.H. Гумилевым, обвиняет его в географическом детерминизме, отрицании принципа историзма (в отношении сущности этноса), пренебрежении к историческим источникам, что приводит его, по мнению историка, к многочисленным ошибкам. Так он пишет, что «читая работы JI.H. Гумилева последнего десятилетия, в которых он все более активно вторгается в сферу „глобальных“ проблем, становится очевидным умножение и усложнение ошибок, уводящих его в сторону от исторических фактов» [Златкин, 1970, с. 87].

Логическим продолжением «Хунну» стала книга «Хунны в Китае», которая вызвала более положительный отзыв со стороны востоковедов, хотя и здесь встречаются все те же замечания. Так, JI.C. Васильев, говоря о тщательности источниковедческого анализа и необходимости в исчерпывающем ознакомлении с историографией вопроса, отмечает те же недостатки в исследовательских работах ученого. «Существует определенная логика исследования, сводящаяся в самом общем виде к знаменитой Гегелевской триаде (тезис — антитезис — синтез). Метод исследования JI.H. Гумилева целиком игнорирует среднюю часть триады, он связывает мнение прямо с выводом, целиком отгораживая это мнение от любого, могущего быть противопоставленным ему, сомнения» [Васильев, 1976, с. 156].

Другой, не менее известный востоковед М. В. Крюков не согласен с тем, что Гумилев отводит решающую роль природно-климатическим факторам в объяснении демографических процессов в Китае III—VI вв. и воссозданной на этом этнической картине средневекового Китая.

Против утверждаемого JI.H. Гумилевым и И. Эрдейи мнения, что кочевание и оседлость есть противоположные этнические признаки, и возможность оседания кочевников возникает только при переселении в новую географическую среду, где сохранение привычного образа жизни невозможно, выступили М. А. Артамонов и С. А. Плетнева. Они считают, и это мнение общепринято, что оседлость никак не может быть этническим признаком в силу социально-экономического характера процесса седентеризации кочевников. «. оседают в первую очередь обедневшие кочевники, не способные обеспечить свое существование скотоводством. Следовательно, оседание кочевников происходит в результате углубления в их среде экономического неравенства» [Артамонов, Плетнева, 1970, с. 92].

В статье Б. А. Рыбакова «О преодолении самообмана» указывается на недопустимый подход к анализу источников, на бездоказательность концепции JI.H. Гумилева о взаимоотношении Древней Руси и кочевников. Ученый, основываясь на том, что «Слово о полку Игореве» — памфлет, созданный в 1249—1252 гг., характеризует данный литературный памятник как «сочинение антикочевнического и антинесторианского направления», называет его «литературная стрелой, направленной в грудь благоверного князя Александра Ярославича Невского», полагает, что «.под масками князей XII в. должны скрываться деятели XIII в.». Б. А. Рыбаков с такими высказываниями категорически и вполне оправданно не согласен [Рыбаков, 1971].

Разделяет это мнение и Н. Ц. Мункуев, указывая на неверные филологические параллели, в частности, «слово «хин» в «Слове о полку.

Игореве" не совсем справедливо связано1 Л. Н. Гумилевым с названием чжурчжэньской династии Цзинь (1115−1234)" [Мункуев, 1972, с. 188].

Значительный интерес представляет статья Л. А. Дмитриева «К спорам о датировке «Слова о полку Игореве», в которой достаточно подробно и в логичной последовательности проводится анализ методов источниковедческих исследований Л. Н. Гумилева. Автор данной статьи приводит убедительные факты, которые противоречат гипотезе Л. Н. Гумилева о политической направленности «Слова о полку Игореве», отражающего сложившуюся в раздробленной Руси общественно-политическую ситуацию 40−50-х годов XIII в.

A.M. Хазанов, известный своими крупными кочевниковедческими работами, исходя из сравнительного анализа кочевых обществ, подвергает критике взгляды ученого на пути их развития. Так он пишет, что «Л. Н. Гумилев усматривает в тысячелетиями стабильной численности народонаселения у кочевников „оригинальный способ этнического существования, непохожий на привычные нам, но отвечавший потребностям самих кочевников“ [Гумилев, 1971, с. 9]. Я вижу в этой стабильности еще одно доказательство тупикового и застойного характера кочевнической экономики» [Хазанов, 1975, с. 266].

Таким образом, для этого этапа характерна методологическая поляризация концепций на природу кочевых обществ, не оформленность целостной картины видения исторического развития номадов, в силу данного обстоятельства труды Л. Н. Гумилева по истории кочевых этносов Центральной Азии обозначают собой одно из концептуальных направлений советского кочевниковедения.

Второй этап хронологически объемлет период с 1988 по сегодняшний день. В это время, после выхода в свет в конце 1980;х гг. крупных монографий «Этногенез и биосфера Земли», «Древняя Русь и Великая степь» изменяется место Л. Н. Гумилева в научной историографии. j i.

Обстоятельный анализ изложения ученым фактической истории Древней Руси, проблемы характера ее взаимоотношений с хазарским каганатом проделан Я. С. Лурье. Главное, на что указывает Я. С. Лурье в своей статье «Древняя Русь в сочинениях Л.Н. Гумилева» и в дальнейшем в работе «Историческая этнология» — это противоречия гумилевских интерпретаций событий истории Древней Руси с источниками: «чрезвычайно мало считается с источниками» [Лурье, 1994, с. 174]. Выдвигаемые им гипотезы и утверждения, например, о «хазарской гегемонии» над Русью, последовательно и аргументировано опровергаются критиком, привлекающим большой фактический материал из летописей. Своеобразное видение Гумилевым истории Киевской Руси Я. С. Лурье объясняет тем, что «автор опирался на пробелы в летописной традиции, позволявшие ему строить произвольные конструкцииописывая историю последующих веков, он систематически умалчивает о том, что повествуется в летописях, сообщая читателю нечто такое, чего ни в каких источниках найти не удается» [Лурье, 1994, с. 176].

Статьи-рецензии М. И. Чемерисской отличаются взвешенной и конструктивной критикой. В них достаточно подробно проанализированы основные гипотетичные моменты концептуальных построений Л. Н. Гумилева, указываются предпосылки формирования его взглядов, и дается оценка ранних кочевниковедческих работ.

Краткий историографический обзор представлен в статьях В. А. Кореняко, в которых дается обстоятельных анализ истории критики взглядов Л. Н. Гумилева. Проведя анализ историографической критики Л. Н. Гумилева, В. А. Кореняко пришел к заключению, что в целом ее можно суммировать по четырем главным направлениям: проблема «иудейско-хазарской химеры» и русско-хазарские отношениярусско-половецкие отношениядатировка и авторство «Слова о полку Игореве" — русско-золотоордынские отношения. При этом он приходит к весьма важному выводу, что «вне существенной критики оказалось гумилевское понимание не только всех остальных событий российской истории, но практически всей истории зарубежных стран и народов. Большинство критических статей, которые писались представителями академической науки, было направлено не против сочинявшихся JT.H. Гумилевым «степных трилогий» и иных «историографических панорам», а против «пассионарной теории этногенеза» «[Кореняко, 2006, с. 27].

Большой вклад в понимание источников формирования мировоззрения ученого вносит монография Б. С. Лаврова «Лев Гумилев. Судьба и идеи», где описывается научная биография Л. Н. Гумилева, его становление как кочевниковеда [Лавров, 2000].

Критика и анализ концепции этногенеза и основанной на ней реконструкции исторических процессов, предложенной Л. Н. Гумилевым, представлена работами М. А. Абрамова, С. Г. Банных, И. М. Дьяконова, В. А. Козлова, Л. С. Клейна, С. А. Панарина, В. А. Тюрина, В. А. Шнирельмана, А. Л. Янова и др.

В статье французского антрополога Марлен Ларюэль «Когда присваивается интеллектуальная собственность, или о противоположности Л. Н. Гумилева и П.Н. Савицкого» подвергаются анализу расходящиеся концепции кочевого мира евразийцев и Л. Н. Гумилева. Восприятие истории кочевников последним «по самым его фундаментальным принципам противоположно восприятию Савицкого и его современников». «Гумилев — университетский специалист по кочевникам. Его тексты о номадах одновременно и очень фактологичны, и очень идеологизированы, биологический детерминизм отразился в них куда больше, чем евразийские убеждения» [Ларюэль, 2002, с. 14].

Отдельные дискуссионные аспекты истории кочевых народов Центральной Азии, излагаемой Гумилевым, представлены в работах Л. Л. Абаевой, Б. В. Базарова, С. В. Данилова, Б. Б. Дашибалова, С. Г. Кляшторного, П. Б. Коновалова, Н. Н. Крадина, С. А. Плетневой, Д. Г. Савинова, Т. Д. Скрынниковой и др.

На уровне диссертационных исследований трудов JI.H. Гумилева имеются работы в большинстве своем социально-философского плана. Одной из последних работ является историографическая работа Е. Н. Ищенко, в которой прослеживается влияние евразийской традиции в творчестве JI.H. Гумилева, дается объективный анализ основных исторических трудов.

Труды JI.H. Гумилева получили довольно высокую оценку среди монгольских историков: академиков Ш. Бира, Ч. Далай, Б. Ринчена, ученых X. Пэрлээ, Н. Ишжамца, Ш. Нацагдоржа, Ж. Болдбаатара, Ц. Ишдоржа, Н. Ням-Осора, X. Шагдара. Научное наследие JI.H. Гумилева имеет несомненную актуальность и для среднеазиатских ученых В. П. Алексеева, О. Исмагулова, К. Б. Шихимбаевой, М. Ж. Жолдасбекова и др.

В общем, критическую литературу историографических трудов JI.H. Гумилева условно можно разделить на четыре направления: проблема русско-хазарских отношенийрусско-половецкие отношениядатировка и авторство «Слово о полку Игореве" — русско-монгольские отношения XII—XV вв.

Таким образом, практически все авторы критических работ единодушны во мнении о том, что наиболее слабой стороной работ ученого является его вольное обращение с источниками. Присущие работам ошибки, сводящиеся к источниковедческой стороне, произвольной интерпретации некоторых событий истории, основанной на заполнении периодов неосвещенных источниками методом «интерполяции», а также имеющиеся фактические неточности не снижают их научной значимости, как крупных теоретико-обобщающих работ по истории кочевых народов Центральной Азии.

Данный этап в историографии отечественного востоковедения характеризуется становлением различных теоретико-методологических подходов к изучению номадизма, разработкой различных концепций, учитывающих принципы как стадиальной, так и цивилизационной парадигмы, поэтому отдельные аспекты кочевниковедческих работ J1.H. Гумилева в этих условиях актуализируются и находят определенное понимание в среде востоковедов.

Историографический анализ степени изученности темы позволяет сделать вывод о том, что тема «Кочевые цивилизации Центральной Азии в трудах JI.H. Гумилева» еще не стала предметом исчерпывающего исторического анализа и осмысления.

Цель и основные задачи диссертационного исследования. Целью настоящей работы является комплексный историографический анализ и оценка востоковедных трудов JI.H. Гумилева, посвященных истории становления, развития и упадка кочевых цивилизаций Центральной Азии.

Исходя из обозначенной цели, автором были поставлены следующие задачи, решение которых обуславливает достижение сформулированной исследовательской цели:

— проследить истоки формирования методологических подходов в изучении кочевых народов в трудах JI.H. Гумилева;

— рассмотреть географические (природно-климатические) концепции в кочевниковедческих работах ученого;

— проанализировать и дать оценку общей концепции истории кочевых обществ Центральной Азии JI.H. Гумилева;

— показать особенности взглядов исследователя на историческое развитие кочевых цивилизаций Центральной Азии;

— дать анализ истории кочевых народов Центральной Азии эпохи хунну в освещении трудов ориенталистапроанализировать историю кочевых сообществ раннего средневековья в работе JI.H. Гумилева «Древние тюрки»;

— дать оценку концепции востоковеда по истории монгольской империи.

Объектом исследования являются кочевые цивилизации Центральной.

Азии, под которыми понимается существование на протяжении длительного периода номадизма в этом регионе особой общности кочевых этносов, имеющих единый развитый и преемственный во времени и пространстве историко-культурный комплекс. Предметом выступают исторические исследования, научные взгляды и теоретические разработки Л. Н. Гумилева в области истории номадов Центральной Азии, выраженные в его востоковедных трудах.

Территориальные рамки исследования обусловлены ареалом распространения кочевых народов в Центральной Азии. В понятие Центральная Азия мы вкладываем физико-географическое и историко-культурное содержание и определяем его как территорию бессточной Азии. Хронологические рамки ограничены периодом с III в. до н.э., с образования хуннской державы до монгольской империи XIV—XV вв., т. е. временной промежуток в который укладывается существование основных кочевых империй Центральной Азии, рассмотренных Л. Н. Гумилевым.

Теоретическая и методологическая основа исследования. Избранный объект и предмет исследования в силу своей многоплановости предопределили в исследовательской практике обращение к теоретическим разработкам ученых из различных областей гуманитарных и естественных наук. Теоретической базой для написания диссертационной работы стали труды отечественных и зарубежных авторов по проблемам истории, археологии, этнологии, этнографии, географии, политологии, социологии и культурологии, первостепенными из которых выступили те, что носят интегративный и междисциплинарный характер.

При исследовании автор руководствовался основополагающимися методологическими принципами историзма и объективности, а также исходил из общепринятых норм историографического анализа. Применяемый в работе принцип историзма означает, что научное и идейное наследие Л. Н. Гумилева является показательным этапом, обусловленным развитием историографической мысли, теоретико-методологическими достижениями кочевниковедения современного ему времени и само выступает в качестве дальнейшего поступательного роста накопления исторических знаний, отражая их единство и преемственность. Принцип объективности достигается конструктивным учетом и достаточно полным охватом историографических источников, оценкой творчества ученого на основе разностороннего анализа собранного материала.

В работе использованы общенаучные принципы познания, методы периодизации, логического анализа, сравнительно-исторический, системно-исторический.

Источниковую базу для диссертационного исследования составил комплекс научно-исследовательских, научно-популярных и публицистических работ JI.H. Гумилева, который может быть обозначен как научное и идейное наследие ученого. Для проведения исследования использовался широкий круг исторических и этнологических работ Льва Николаевича Гумилева.

В целом, в качестве исторических источников выступают многочисленные труды JI.H. Гумилева: обобщающие работы, монографии, статьи, тезисы статей по истории кочевых обществ. Эти источники позволили обозначить и детализировать научные взгляды, видение исторических процессов, теоретические концепции и методологические позиции ученого, выявить источники формирования его пассионарной теории этногенеза и проследить творческую эволюцию.

Как историографические источники, в основном представленные в периодической печати, для исследования послужили многочисленные критические работы научного и публицистического характера: монографии, диссертации, статьи, отзывы, рецензии на труды JI.H. Гумилева, которые дали возможность определить наиболее гипотетичные и менее обоснованные с научной точки зрения теоретические взгляды ученого.

Следует обратить внимание на то, что последние работы JI.H. Гумилева имеют междисциплинарный и разноплановый характер, поэтому критический анализ, разбор тезисов и выводов критиками охватывает лишь отдельные аспекты и положения его исследований.

Научная новизна исследования заключается в комплексном объективном изучении и оценке научного и творческого наследия Л. Н. Гумилева в области истории кочевых цивилизаций Центральной Азии. Востоковедные труды Л. Н. Гумилева на основе активно развиваемых принципов историзма и объективности в соответствии с новейшими научно-теоретическими достижениями в кочевниковедении рассматриваются как закономерный, необходимый в своей последовательности этап поступательного развития историографии кочевых народов Центральной Азии. Составляющей научной новизны работы является оценка пассионарной теории этногенеза Л. Н. Гумилева как попытки видения всемирно-исторических закономерностей с методологических позиций генезиса номадных обществ.

Практическая значимость работы состоит в том, что основные выводы исследования могут быть использованы при написании исторических работ по специальности «История стран Центральной Азии», «Востоковедение», а также будут необходимой методологической основой для дальнейшего изучения и историографического анализа истории кочевых обществ Центральной Азии.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Заключение

.

Лев Николаевич Гумилев занимает особое место в отечественной историографии, что вызвано неоднозначной оценкой его научного и идейного наследия. Его взгляды можно отнести как к позитивисткой парадигме, так и проследить в них влияние постмодернизма. Нетрадиционным для советской историографии явилось его постоянное стремление реабилитировать культуру кочевых народов, показать историческую субъектность номадов в мировой истории. В этом прослеживается влияние на его творчество евразийской традиции, принципиальные основы которой были разделяемы ученым. Обозначение системной целостности историко-культурной общности кочевых народов в рамках степного пространства Евразии, что было основным тезисом евразийской идеологии, привело Л. Н. Гумилева к раскрытию их активной творческой роли и места во всемирной истории. В основу доказательства объективного существования евразийского культурного единства была положена определенная взаимосвязь этноса и ландшафта. По мысли Гумилева, ландшафт принудительно влияет на формирование этнического стереотипа. Это выражается в том, что этнос приспосабливается к окружающей среде через свои способы хозяйствования, которые в свою очередь становятся предпосылкой для образования социо-культурных преобразований.

В поздних работах ученого история кочевых обществ рассматривается через призму разработанной им этнологической концепции, так называемой пассионарной теории этногенеза, многие моменты которой не могут быть полностью разделены научным сообществом в силу дискуссионности их подходов и своеобразия методологической основы.

Источники формирования концепции этногенеза Л. Н. Гумилева лежали как в идеях условно называемой школе научного расизма, сформировавшейся в конце XIX — начале XX вв., и представленной работами.

С.М. Широкогорова, так и в существовании в советской науке этницистского дискурса.

В то же время не только идейное наследие евразийцев сыграло роль в формировании истоков методологических подходов. Многие теоретические положения были им восприняты из отечественной востоковедной научной традиции. Немаловажное значение сыграли в методологическом плане и богатые эмпирическими материалами по истории кочевых народов работы одного из видных востоковедов Г. Е. Грумм-Гржймайло, на которого часто ссылается Л. Н. Гумилев. Взгляды Г. Е. Грумм-Гржимайло способствовали становлению также у ученого метода историко-географического синтеза.

Теоретические предположения Л. Н. Гумилева о природно-климатическом контексте историко-культурных процессов, представляя собой достаточно стройную концепцию, позволяют обобщить их в рамках. географического детерминизма, который не может быть сведен в научном i творчестве ученого к своей классической схеме, выработанной в XIX в.

Климатические колебания, по мнению Гумилева, играли решающую роль в исторических судьбах кочевых народов, проживавших в резкоконтинентальных условиях Евразийского материка. Влияя на эластичность степного ландшафта, подвижность травяного покрова, изменения климата зачастую заставляли кочевников совершать крупные миграции, вступать во взаимодействие с населением оседло-земледельческих государств. Анализ колебаний климата (усыхания/увлажнения) и возникновение или упадок кочевых держав в Центральной Азии привел к выводу ученого о сопряженности данных явлений, зависимости мощи политических образований кочевников от увлажнения Степи, внешне проявляющейся в росте возможностей экстенсивной скотоводческой экономики.

Концепция Л. Н. Гумилева о чередовании периодов увлажненности и усыхания аридной и гумидной зон (гетерохрЬнности процесса) и об изменениях в данной связи в исторических судьбах кочевых народов.

Евразийского континента не учитывает всего комплекса причинно-следственных факторов развития кочевой цивилизации, в связи с чем она не нашла должного понимания среди кочевниковедов.

Общая концепция истории кочевых цивилизаций Центральной Азии Л. Н. Гумилева в целом объективно отражает соответствующие периоды в истории Центральной Азии, представляя собой ценный источник для историографического анализа и уточнения понятийно-категориального аппарата. Взгляды Гумилева на политои этногенез кочевых народов Центральной Азии, определивших некий целостный цивилизациониый процесс в этом регионе, имеющий в своей основе самодостаточную культуру и самостоятельный оригинальный путь исторического развития, не только не потеряли своей научной ценности, но и позволяют сделать вывод об их дальнейшем теоретико-методологическом приложении. Однако объяснение некоторых явлений и процессов в кочевом обществе: миграции, расцвета и упадка кочевых держав, условиями и влиянием природно-климатических факторов не имеет под собой достаточных оснований.

Теоретико-обобщающие труды Л. Н. Гумилева по истории хуннов, древних тюрков и средневековых монголов комплексно раскрывают содержание крупнейших кочевых держав, существовавших в Центральной Азии.

Анализ основных теоретических выводов ученого по политогенезу хуннской державы, характерным особенностям социально-экономической структуры общества, культурно-исторической роли, комплексу факторов внешнеполитической деятельности позволяет говорить о научной состоятельности их для методологии кочевниковедения.

Освещение истории средневековой Центральной Азии в монографии Л. Н. Гумилева «Древние тюрки» было сделано на достаточно высоком теоретическом уровне, отразившем в полной мере уровень достигнутых знаний и совокупность введенных в научный оборот источников по данной проблеме. Основные выводы и предположения ученого по вопросам политической организации, структуре и характере общественного устройства древних тюрков в целом согласуются с современными представлениями тюркологов.

История монгольской империи в работах Л. Н. Гумилева, раскрываемая через религиозно-иделогический фактор, интересует, прежде всего, возможностью идентифицировать причинно-следственные связи внутриполитических событий в обществе средневековых монголов с помощью идеологических маркеров. Интерпретация внешнеполитической деятельности Монгольской империи и завоевательных походов с помощью несторианского фактора не выдерживает критики.

Обобщающий сравнительный анализ истории развития кочевых обществ привел ученого к выводу о том, что движущими факторами явились природно-климатические условия и их изменениясоседство оседло-земледельческих цивилизаций, влиявших на развитие кочевниковпротиворечия между отдельными племенами, отличающихся друг от друга хозяйственными навыками и способами адаптации к ландшафту. В дальнейшем к данным факторам исторического развития был добавлен деятельностный момент.

Таким образом, заключая наше исследование, можно определенно сказать, что научное творчество Льва Николаевича Гумилева представляет довольно актуальное наследие, в котором выразились общетеоретические достижения отечественного кочевниковедения того времени, ее тенденции и направления исследований, что представляет уже само по себе значительную историографическую ценность. В то же время взгляды Гумилева на политои этногенез кочевых народов Центральной Азии, определивших некий целостный цивилизационный процесс в этом регионе, имеющий в своей основе самодостаточную культуру и самостоятельный оригинальный путь исторического развития, не только не потеряли своей научной ценности, но и позволяют сделать вывод об их дальнейшем теоретико-методологическом.