Фаунистическая лексика древнееврейского и других семитских языков

Как видно из названия работы, сравнительному анализу в ней подвергается, с одной стороны, фаунистическая терминология всех семитских языков и, с другой, особое внимание уделено одному мертвому языку, древнееврейскому. Такой подход объясняется стремлением автора испытать себя в решении двух типов этимологических задач, которые можно условно обозначить как «реконструктивные» и «сравнительные». Задачи первого типа соответствуют тем, которые стоят перед авторами этимологических словарей праязыков: из огромной массы синхронно зафиксированных терминов отбираются и объединяются в этимологические статьи те слова, чей фонетический облик и значение с большей или меньшей убедительностью сопоставимы в рамках сравнительно-исторического метода. При решении задач второго типа все слова определенного языка (в данном случае, древнееврейские фаунистические термины) должны быть подвергнуты этимологическому анализу. Результатом этого анализа, естественно, далеко не всегда является праязыковая реконструкция. Здесь уместны сближения гораздо менее строгие как по семантике, так и по фонетике. Наконец, в некоторых случаях возможен абсолютно негативный результат — ни одной сколько-нибудь любопытной параллели не обнаруживается. Специфической чертой задач второго типа является допущение заимствованного характера той или иной лексемы с доказательством или опровержением этой гипотезы, так же как обсуждение возможности производного характера лексемы (в семитских языках речь обычно идет об отглагольной деривации).

В обоих случаях при этимологическом анализе используется традиционный сравнительно-исторический метод исследования. Предполагается, что все семитские языки являются наследниками общесемитского праязыка, лексика которого отражена в них с большей или меньшей регулярностью в фонологическом и семантическом планах. Таким образом, в основную часть этимологической статьи всегда привлекаются параллели, совершенно регулярные фонологически. Семантическая близость является, как известно, гораздо менее строгой категорией, но и здесь предпочтение всегда отдавалось параллелям с полным семантическим тождеством или различиями, вероятность которых подтверждается эмпирически. В последнем случае применялся т.н. метод «изосемантических рядов», предложенный С. С. Майзелем и отработанный А. Ю. Милитаревым.

В то же время, имея в виду слабую разработанность исторической фонологии семитских языков (не говоря уже об исторической семантике), мы, как правило, не отвергали совершенно те параллели, которые, не соответствуя полностью по фонетике и/или семантике, выглядят привлекательно по тем или иным причинам. Такие сближения часто приводятся в примечаниях ко всей этимологической статье или к данным отдельных языков и снабжаются необходимым комментарием. Естественно, присутствие таких параллелей более заметно в статьях сравнительного типа. Следует подчеркнуть, что такой подход особенно оправдан для фаунистической лексики, некоторые группы которой в принципе подверженны немотивированным фонетическим изменениям.

Для правильного понимания содержания данной работы полезно упомянуть, в заключение, те аспекты описания, которые занимают в ней периферийное место или отсутствуют вовсе:

— не все древнееврейские термины дискутируются одинаково подробнодля некоторых хорошо зафиксированных слов я ограничился лишь ссылкой на словарь и приведением принятого в нем перевода;

— филологическая дискуссия имеет в основном сравнительный характерсинхронные проблемы, в первую очередь библеистические, часто игнорируются;

— практически никогда не делается попыток точной зоологической идентификации синхронно зафиксированных или реконструированных фаунистических терминов. Так, кроме исключительных случаев, не дискутируются обычно приводимые в этой связи данные древних переводов Библии, сведения по археологии (в том числе палеозоологии) и истории искусства.

Такое ограничение сферы исследования обусловлено двумя причинами. По некоторым из упомянутых вопросов уже существует научный консенсус, простое воспроизведение которой в рамках данной диссертации казалось бессмысленным (так, едва ли возможно добавить что-то новое о переводах редких названий библейских птиц в Септуагинте или Вульгатеинтересующийся специалист легко может найти необходимые сведения в стандартных словарях). Другие проблемы изучены недостаточно, но лежат далеко за пределами научной компетенции и текущих интересов автора.

Сказанное выше, естественно, не означает, что междисциплинарное изучение семитской фауны кажется нам бесполезным. Напротив, работа, которая сочетала бы все эти аспекты была бы крайне желательной, однако, с моей точки зрения, создать такое исследование на вполне современном уровне под силу лишь коллективу авторов, а его объем далеко выходил бы за пределы диссертационного исследования. В известных мне работах такого плана (в том числе и таких прекрасных исследованиях, как книга Александра Зимы о фауне древней Южной Аравии) именно этимологический аспект исследования, как правило, оказывается наименее развитым и чаще всего сводится к более или менее точному перечислению общеизвестных фактов. Естественно, следовать этому подходу мне не хотелось. В то же время, можно надеяться, что результаты данной работы будут в какой-то мере учтены библеистами, историками ближневосточной фауны, другими специалистами, чьими совместными усилиями может быть выполнен действительно современный комплексный труд.

1.2. Структура работы.

Настоящее исследование состоит из трех разделов: вводного, основного и заключительного. Вводный раздел содержит общие положения, а также некоторые наблюдения над фонологическими и морфологическими особенностями проанализированного в основной части материала. Заключительный раздел содержит краткие выводы и обрисовывает возможные пути дальнейшего исследования семитской фаунистической лексики (здесь затрагиваются разнородные проблемы такие как роль фаунистических терминов в установлении прародины семитов и типа их хозяйственной деятельности или причины возникновения развитой системы синонимичных названий животных).

Центральное место в работе занимают этимологические статьи, посвященные древнееврейским и общесемитским фаунистическим терминам. Эти статьи содержатся в основном разделе диссертации и сгруппированы в шесть глав по семантическому принципу: (1) домашние млекопитающие- (2) дикие млекопитающие- (3) птицы- (4) рептилии и амфибии- (5) рыбы- (6) насекомые, паукообразные и черви. Как уже отмечалось выше, данная работа решает два типа задач, условно охарактеризованных как «реконструктивные» и «сравнительные». В практическом плане это означает наличие в основной части двух типов словарных статей. К первому типу относятся статьи, не содержащие древнееврейского материала. Входом словарной статьи в этом случае является общесемитская реконструкция. Далее следуют обосновывающие ее данные семитских языков, условно сгруппированные в следующие группы: [1] аккадский- [2] эблаитский- [3] угаритский- [4] ханаанейские языки- [5] арамейские языки- [6] арабский язык- [7] ЮЭЯ- [8] эфиосемитские языки- [9] СЮЯ. Языковые данные часто сопровождаются краткими комментариями филологического или лингвистического характера, ссылками на литературу и т. д. После перечисления в таком порядке надежных параллелей следует дискуссионный раздел, где приводятся, с необходимыми замечаниями, более спорные параллели, а также таются разнообразные комментарии ко всей этимологической статье. Завершает статью перечнь этимологической литературы, где обсуждались релевантные термины (как правило, со списками языков, чьи данные ранее привлекались к сближению). Данная схема практически полностью повторяет схему, принятую в написанном А. Ю. Милитаревым в сотрудничестве с автором диссертации первом томе семитского этимологического словаря ([SED I]).

Несколько иная схема соблюдается в тех случаях, когда задачей этимологической статьи является не общесемитская реконструкция, а анализ сравнительных данных для терминов, представленных в Ветхом Завете. Здесь можно выделить две ситуации. В первой из них древнееврейский термин восходит к хорошо реконструированной общесемитской основе. В этом случае отличия от вышеприведенной схемы незначительны: входом словарной статьи является древнееврейское слово с необходимым комментарием (рядом по возможности приводятся и данные мишнаитского еврейского), затем — общесемитская праформа, к которой это слово восходит и далее данные других языков, организованные так же, как в словарной статье первого типа.

Поскольку в задачи работы входит анализ всех древнееврейских фаунистических терминов, вполне очевидно, что такая схема применима не всегда, т.к. многие из этих слов не восходят к ясным праформам (имеют неясное происхождение, являются производными от глагольных корней, заимствованы и т. д.). В таких случаях входом словарной статьи остается древнееврейское слово, а сравнительные данные подаются в форме свободной дискуссии.

1.3. История изучения фаунистических терминов в семитских языках.

Названиям животных в семитских языках посвящено довольно большое количество исследований и, в целом, эта семантическая группа изучена гораздо лучше, чем большинство других. Лишь в немногих из этих работ этимологическому аспекту исследования придается сколько-нибудь большое значение, и почти повсеместно уровень этимологического анализа является довольно низким и страдает характерными для традиционной сравнительной семитологии дефектами (ограниченный круг привлекаемых к сравнению языков, частое отсутствие ссылок на тексты и лексикографические пособия, повторение старых, часто малоубедительных сближений, вместо поиска новых, отсутсвие фонологической и семантической дискуссии в случаях, где она совершенно необходима). Эти обстоятельства кажутся достаточным основанием для того, чтобы предложить вниманию исследователей работу, в которой указанные недостатки по возможности учтены. В то же время, нельзя не отдать должного трудам нашим предшественникам, в которых накоплен и проанализирован обширный текстовый материал на мертвых и живых языках и сделано множество ценных наблюдений, в том числе и этимологического характера. Краткий критический анализ важнейших из этих трудов следует ниже (обсуждаются только обобщающие работы, специально посвященные данной темекритика частных сближений и идентификаций как правило не приводится, см. частные этимологические статьи в основном разделе работы).

До сих пор не существует ни одной специальной работы, посвященной фаунистическим терминам в прасемитском языке. Некоторое исключение составляет один из разделов посвященного прасемитскому лексическому фонду труда П. Фрондзароли ([Fron.]). Этому разделу вполне свойствены как достоинства, так и недостатки всей работы в целом. Среди несомненных преимуществ можно назвать наличие консонантно-вокалических реконструированных форм (все еще довольно необычное для семитологических работ) и присутствие краткой, но довольно содержательной этимологической дискуссии. Серьезными недостатками является ограниченность материала (за редкими исключениями к сравнению привлекаются только «классический» набор языков), отсутствие ссылок, произвольность многих семантических и фонологических построений.

Классическим исследованием аккадской фаунистической лексики является книга Б. Ландсбергера ([Landsberger Fauna]). В литературе название этой книги часто встречается в краткой форме Die Fauna des alten Mesopotamien, из которого можно заключить, что она является обобщающим трудом по всей фаунистической лексике шумерского и аккадского языков. Подлинную картину дает полное название труда Ландсбергера Die Fauna des alten Mesopotamien nach der 14. Tafel der Serie HAR. RA = hubullu. эта книга является комментированным изданием одного лексического списка, таким образом описывая и анализируя лишь те термины, которые входят в этот список. Подробные описания посвящены следующим группам животных: змеи, млекопитающие хищные (кошачьи, собачьи и некоторые другие), млекопитающие копытные, млекопитающие грызуны и насекомоядные, амфибии и рептилии помимо змей, насекомые и паукообразные. Круг лексем, попавших в этот список, довольно широк, но далек от исчерпывающегонекоторые группы лексики (в первую очередь птицы и рыбы) отсутствуют совсем. Имеющиеся термины обычно прокомментированы весьма подробно, и для многих из них интерпретация Ландсбергера остается общепризнанной и до сих пор. Этимологический анализ данных не являлся центральным аспектом исследования Ландсбергера, но, как и во всех ассириологических работах того времени, арабские, еврейские и арамейские данные привлекаются довольно широко и часто сопровождаются оригинальными замечаниями, сыгравшими значительную роль в дальнейшем развитии аккадской и семитской этимологии.

Другим важным вкладом в изучение аккадских названий животных является серия работ финского ассириолога А.Салонена. Изучение месопотамских реалий занимало центральное место в научной деятельности этого ученого, так что работы по фауне составляют лишь часть этого огромного проекта и следуют принятой для всех входящих в него работ схеме: алфавитный перечнь аккадских и шумерских терминов с более или менее полным обзором текстовых фиксаций, а также реальным и филологическим комментарием. Данные родственных языков при анализе аккадской лексики привлекаются очень редко и, как правило, тривиальны. Нашей теме посвящено четыре исследования этого типа: [Salonen Jagd], [Salonen Vogel], [Salonen Fischerei], [Salonen Hippologica] (как отмечал сам автор, лишь насекомые и рептилии/амфибии остались вне поля его деятельности). Значение работ Салонена остается большим, однако компилятивный характер способствует их быстрому устареванию в связи с ростом вновь опубликованного материала. Многие из его построений подвергаются резкой критике современными ассириологами, однако полноценной замены им до сих пор не подготовлено.

Краткое, но не потерявшее актуальности, исследование аккадских терминов для рыб принадлежит перу финского ученого Х. Хольмы ([Holma Fischnamen]). Автор блестящего исследования об аккадских названиях частей тела ([Holma Korperteile]), Хольма и в данной работе проявил себя как хороший знаток аккадского и родственных языков, предложив немало полезных интерпретаций и сближений.

Поскольку названия животных составляют существенную часть терминов, входящих в обнаруженные в Эбле лексические списки, эблаитские фаунистические термины часто привлекали внимание исследователей, что привело к созданию по крайней мере двух специальных статей на эту тему ([Civil ЕЫа] и [Sjoberg]- заметим, что как в настоящем введении, так и в основной части работы эблаитские формы рассматриваются как данные особого языка, несмотря на все более популярное среди ассириологов представление, по которому т.н. «эблаитский язык» должен рассматриваться как периферийная разновидность староаккадского). Работа М. Сивила является теоретическим исследованием, посвященным характеру шумерских данных из эблаитских лексических списков. В качестве иллюстративного материала автор в основном приводит именно названия животных (в основном из двуязычных шумеро-эблаитских списков), причем эблаитские термины обычно сопровождаются кратким этимологическим анализом. Работа О. Шеберга представляет собой издание одноязычного семитского лексического списка МЕЕ 4 116. Автором предпринята попытка отождествления каждого слова, входящего в этот довольно обширный список. Поскольку список одноязычный, этимология является важнейшим инструментом в идентификации и, как правило, применяется автором довольно успешно.

Отметим, что оба автора являются виднейшими шумерологами, но никогда специально не занимались сравнительной семитологией. Поэтому, несмотря на ряд блестящих отождествлений, в целом оба исследования могут быть охарактеризованы лишь как начальный этап в полноценном анализе эблаитских фаунистических терминов, который, по-видимому, может быть осуществлен лишь в содружестве между шумерологами и сравнительными семитологами.

Названия животных в древнееврейском языке издавна привлекали внимание исследователей, так что количество статей и монографий, имеющих то или иное отношение к ветхозаветной фаунистической лексике, измеряется десятками (адекватное представление об основных направлениях исследований в этой области можно получить из библиографии к статье [Тшп^е]). В то же время, нам не известно ни одной обобщающей работы, для которой этимологический или даже сравнительно-филологический анализ был бы основной задачей. В свете этого обстоятельства не кажется удивительным, что этимологические наблюдения, содержащиеся в соответствующих статьях базового словаря ветхозаветного языка ([КВ]), почти всегда тривиальны и почерпнуты из вторичных источников. Хуже того, полноценный этимологический анализ нередко подменяется наивными попытками синхронной (или «деривационной») интерпретации фаунистических терминов как производных от различных глагольных корней. Подробная критика традиционных этимологических представлений и альтернативные интерпретации могут быть обнаружены при большинстве этимологических статей, составляющих основную часть настоящей работы.

С этим плачевным положением резко контрастирует количество материала и глубина его анализа, присущие другим аспектам изучения библейской фауны (зоология, археология, этнография, текстовая интерпретация, данные древних переводов и др.). Работы Г. Драйвера, И. Ахарони, И. Феликса и ряда других авторов сильно продвинули вперед уровень наших представлений в этих областях и систематически анализируются на страницах данной работы несмотря на очевидную разницу в задачах и подходах. Обобщающие работы такого типа как правило менее ценны (так, часто цитируемая книга [ВоёепЪетег] является, по нашему мнению, довольно хаотичным собранием разнородных эссе на фаунистические сюжеты, большая часть из которых довольно не информативна и, к тому же, сильно устарела). Важное исключение являет собой диссертация Д. Тальшира ([ТакЫг]), посвященная названиям животных в самаритянском переводе Пятикнижия и их соотношению с оригинальными (т.е. древнееврейскими) терминами. Этот исключительно содержательный труд важен в равной степени как для арамеистики (в том числе сравнительной), так и для гебраистики и во многих аспектах является подлинно исчерпывающим.

Классические работы о фаунистических терминах в арамейских языках принадлежат видному специалисту по реалиям побибейского иудаизма И.Леву. Разбросанные по журналам и сборникам (часто труднодоступным), его труды в этой области сравнительно недавно были переизданы в виде отдельного тома ([Low]), в который вошли эссе о названиях рыб, змей, других пресмыкающихся и амфибий. Все эти работы отличаются очень высоким уровнем для своей эпохи, а во многом не устарели и до сих пор. Труды Лева сочетают глубокое знание раввинистической литературы со здравым филологическим подходом (в том числе и в области этимологии). Широко привлекаются языковые и текстовые данные других семитских языков (в первую очередь арабского), большое внимание уделяется подлинным и мнимым заимствованиям (греческим, латинским, иранским).

Богатейшая фаунистическая терминология классического арабского языка до сих пор не получила полноценного исследования ни в синхронном, ни в диахронном плане. Единственной значимой работой в этой области остается классическое исследование Ф. Хоммеля ([Hommel]), ограничивающееся лишь названиями диких и домашних млекопитающих. Видный семитолог, арабист и сабеист, Хоммель обладал широкой эрудицией (в том числе и за пределами семитских штудий) и фундаментальными знаниями в области классической арабской литарературы. Его труд, несмотря на более чем вековое расстояние, отделяющее нас от времени его создания, остается одним из важнейших пособий в области сравнительного изучения семитской лексики. Работа Хоммеля построена в виде каталога терминов, распределенных по семантическим группам, и сочетает описательный и этимологический подходы. В последнем случае, естественно, использовались лишь известные в то время древние языки (еврейский, арамейский, геез). Большая заслуга Хоммеля состоит в активном использовании известных на тот момент аккадских данных (многие аккадско-арабские сближения не потеряли значимости и до сих пор, хотя и недостаточно востребованы последующими поколениями семитологов и ассириологов). Некоторым недостатком работы Хоммеля является ее определенная неполнота, вполне объяснимая, впрочем, беспрецедентным лексическим богатством арабского языка. В несколько меньшей степени охвачен в книге Хоммеля фаунистический лексикон классического эфиопского языка (гееза), но и здесь она остается весьма ценной и, к сожалению, единственной.

Книга А. Зимы, посвященная фаунистической лексике южноаравийских эпиграфических языков ([Sima]), несомненно превосходит все ранее написанные семитологами работы такого типа. Как видно из заглавия книги, она посвящена не только фауне, но и многим другим реалиям древнего Йемена, однако названия животных занимают в ней важнейшее место (что видно таже из объема соответсвующей главы, составляющего более половины всей книги). Автором выделены и проанализированы сорок фаунистических терминов четырех ЮЭЯ (в основном это названия диких и домашних млекопитающих, но представлены и несколько терминов для насекомых). Как уже было замечено, вся работа оставляет превосходное впечатление полнотой собранного материала и критичностью его анализа, однако наиболее сильными сторонами ее являются современный подход к зоологическим проблемам и продемонстрированное автором великолепное знание эпиграфического материала. Напротив, этимологический анализ едва ли относится к ее сильным сторонам, что имеет свои причины. Как известно, классическая сабеистика постоянно злоупотребляла этимологическим методом в интерпретации более или менее темных слов и идентификации стоящих за ними реалий, что действительно приводило к негативным результатам. Работа Зимы является вполне оправданной критической реакцией на этот традиционный подход: как отмечает в предисловии сам автор, роль этимологии в интерпретации и особенно идентификации кажется ему периферийной. Логичным в таком случае выглядел бы полный отказ от приведения этимологических данных, что, однако, не было сделано. В результате, автор снабжает почти все свои примеры этимологическими замечаниями, однако эти ремарки как правило опираются на вторичную литературу и выглядят неполными и очень устаревшими. Другим важным недостатком работы является устойчивый гиперкритицизм автора: отвергая традиционные интерпретации многих слов и даже вычеркивая их из словарей соответствующих языков, Зима далеко не всегда приводит достаточную для таких серьезных выводов аргументацию. Многочисленные замечания к отдельным положениям обсуждаемой книги содержатся на страницах настоящей диссертации и планируются диссертантом к опубликованию в виде специальной рецензионной статьи.

Несколько специальных очерков, посвященных отдельным фрагментам фаунистической лексики современных южноаравийских языков (в основном сокотри) содержатся в [НП]. Сюда относятся главы «Скотоводство и скотоводческая лексика», «Насекомые», «Рыболовство и лексика рыбаков». Поскольку вся группа в целом и сокотри в особенности остаются крайне слабо изученными, любые добавления к известному корпусу лексики этих языков имеют огромную ценность для семитологов. В этом отношении особо важна глава о рыболовстве, содержащая несколько десятков названий рыб и морских животных, ранее совершенно неизвестных специалистам. Глава о насекомых, наряду с несколькими новыми терминами, содержит любопытные наблюдения над родственными словами других семитских языков.

2. Нетривиальные фонологические явления, наблюдаемые в корпусе.

Выполненные в рамках данного исследования сближения основаны на общепринятых канонических соответствиях семитского консонанизма и вокализма (см., например, таблицу соответствий согласных в [SED I LXVIII-LXIX] и замечания о вокализме [ibid. CXXIV-CXXV]). Поскольку, как известно, большинство деталей исторической фонологии семитских языков остается совершенно неисследованным, естественно, что в процессе анализа материала некоторые канонические соответствия подверглись уточнению.

2.1. Нерегулярная рефлексация ларингалов в аккадском.

Отражение общесемитских ларингалов в аккадском языке остается одной из наименее исследованных областей семитской исторической фонологии. Основные типы неканонических рефлексов выделены в [SED LXXIII-VII]. Настоящий корпус содержит примеры два из них: а. *а в контакте с Ы > с вместо ожидаемого а: ettutu (ettT tu) < ПС *hatVtVw/y-at- 'паук' (в последнее время, правда, стала известна старовавилонская форма с а-) — perurutu < ПС *ра?г- 'мышь'- nesu < ПС *nVbVs- 'лев' (реконструкция недостаточно надежна) — б. *а в контакте с? > а вместо ожидаемого е: asasu < ПС *?Vt (V)t- 'моль'- akbaru < ПС *?акЪаг- 'мышь'- atudu < ПС *?at (t)ü-d-'баран' (тж. etudu) — abutu < ПС *?ab- 'вид рыбы'- arrabu< ПС *уагЬй?~ 'вид грызуна'.

Как известно, особую проблему представляет собой отражение в аккадском редкой фонемы у В корпусе содержатся следующие аккадские теримны с *у: persWu (с вариантами) < ПС *pVryVt- 'блоха', aribu (cribu, hcrebu) < ПС *yVrVb- 'ворон', umlku (, hurniku) < *yVrnTk- 'журавль', urinnu < *yVrVn- 'орел'. Как и в примерах, приведенных в [SED I LXXVII], в основном наблюдается отражение *у как 0, однако почти постоянное присутствие вариантов с f/h (в том числе и в поздние периоды, где оно никак не может объясняться орфографическими причинами) явно не случайно.

2.2. Отражение межзубных в арамейском.

Как известно, каноническая рефлексация общесемитских интердентальных % *d и *t в арамейском определяется периодом: в древнеарамейском они передаются графемами для сибилянтов (s, z и s), что свидетельствует об их сохранности как отдельных фонем, в то время как в позднейшие периоды и в графике, и в произношении фиксируется слияние с соответствующими смычными (t, d и /). Оба типа рефлексации достаточно широко представлены в настоящем корпусе. В то же время, в двух примерах из поздних диалектов присутствует не дентальная, а сибилянтная рефлексация: а. Арамейский s < *t иуд. Yasa, сир. fassa < ПС * ?Vt (V)t-'моль'- б. Арамейский ^< *d: иуд. ziba, zehn, мнд. zaba < ПС *dflb- 'волк'. См. также дискуссию об арамейских словах для пчелы, осы в No. 1 главы 6.

Некоторые примеры такого типа приводятся также в [SED I LXXIX], Количество известных на сегодняшний день случаев недостаточно для сколько-нибудь основательных выводов о том, является ли это явление внутриарамейским или объясняется ханаанейским, арабским или аккадским влиянием, имеет ли оно фонологическую или чисто графическую природу (вторая точка зрения отстаивается в авторитетной работе [Blau 46]).

2.3. Реконструкция *р.

Как известно, лабиальный ряд является дефектным в триадической системе общесемитских смычных: здесь принято реконструировать только два члена, звонкий и глухой, в то время как место эмфатического (глоттализованого) *р в трациционной реконструкции остается вакантным. Точка зрения, по которой общесемитское *р все-таки должно быть реконструировано, была высказана Х. Гримме и на современном уровне разработана А. Ю. Милитаревым (подробно об истории вопроса см. [SED I CV]). Оба автора полагали, что эта прафонема должна отражаться как р в аккадском, еврейском и арамейском и как Ъ в остальных языках (по Гримме, также как р в геэзе, по Милитареву, также как /в арабском).

По нашему мнению, />-гипотеза нуждается в критическом обсуждении с привлечением новых данных за и против нее (подход, резко отличный от до сих пор принятого в семитологии полного ее игнорирования или неаргументированного отрицания). Корпусу настоящей работы принадлежит возможно самый яркий и самый знаменитый пример сторонников этой теории, общесемитский термин для блохи (евр. parfos, акк. per sä-'и, сир. purtafna vs. арб. buryut— примечательно иуд. purtaVna, где / может объясняться как переход эмфазы с некогда существовавшего *р). В то же время, ряд рассмотренных корней скорее противоречат ей, демонстрируя колебания лабиальных, но в ином распределении по языкам. Так, постулировавшаяся в [СИСАЯ No. 47] реконструкция *рэг- 'мышь' (на основании противопоставления акк. рёгйгШи и арб. birr-) едва ли убедительна в свете данных живых эфиосемитских языков (хар. fur, гур. Шит). См. также угр. Ып (вероятно также акк. basmu) vs. евр. patan, иуд. pi Im в *b/patn- 'змея', акк. sibaru vs. арб. safir-, сок. safiroh в *sVp (p)Vr- 'птица', акк. sibbu vs. арб. si ff-, тгр. sofn *§ Vpp- 'змея' (параллели с ¿-присутствуют и в ряде других языков).

4. Фаунистическая лексика и общесемитское именное слообразование.

4.1. Нерасширенные основы.

В данном разделе постулируемые в корпусе основного раздела праформы будут рассмотрены с точки зрения структуры их основ. Основы первичных имен в прасемитском состояли из определенного набора консонантных и вокалических элементов, причем скудный набор праязыковых гласных и жесткие правила слоговой структуры делают количество возможных вариантов типа основы довольно ограниченным. Анализ этих типов основ и их рефлексов в частных языках имеет определяющее значение для реконструкции общесемитского вокализма (в сущности, сама эта реконструкция возможна лишь в том случае, если имеется хотя бы тенденция к регулярному их отражению по крайней мере в тех языках, чей исторический вокализм кажется более или менее ясным). Ниже выделяемые нами типы основ будут формально классифицированы по количеству корневых согласных и количеству/долготе корневых гласных и, в случае необходимости, снабжены специальными комментариями. Следует заметить, что ниже приводятся лишь те праформы, чья вокалическая реконструкция выглядит непротиворечивой. Большое количество примеров, для которых восстановление гласных выглядит на сегодняшний день затруднительным или невозможным, здесь не рассматриваются, так как сопряженные с ними проблемы выходят за рамки настоящего обзора и должны стать предметом специального изучения.

4.1.1. Краткостные основы. ка1- 'овца' (возможно, тж. ка11-: *Ъакк- 'комар', *рагг- 'молодая особь домашнего скота' (см. другие основы в арб.), *§-аЬЬ- 'вид ящерицы', *такк- 'черепаха'- kiIl- *rimm (-at) — 'вид насекомого/червя'- *nibb- 'гнида' (в ряде языков отражен вариант праформы *даЬ-) — kull- *dubb- 'медведь' (недостаточно надежно, т.к. акк. dabu явно, а сир. debba возможно несводимы к такой праформе) — katl-: *kalm— *kaml- 'вошь' (но см. другую основу в арб. kamal-, эф. *kumat) *layt- 'лев'- Haby (-at) — 'газель'- *tawr- 'бык', *?alp- 'бык', *?arh- 'телка', *§ а?п-'мелкий рогатый скот', *kabs- 'баран', *tays- 'козел', *gady- 'козленок', *?ауг-'(молодой) осел', *kalb- 'собака', *?awp-'птица', *nasr- 'крупная хищная птица'- *kitl-: *dflb- 'волк', *rfim- 'дикий бык', *?igl- 'теленок'- kutl-: *mubr- 'жеребенок', *уирг- 'детеныш копытного животного', *huld- 'мышь, крот'- katal-: *namal- 'муравей', *bakar- 'крупный рогатый скот' *raham- 'вид хищной птицы', *paras- 'лошадь'- katil-: *namir- 'леопард', *wa?il- 'дикая коза', *rahil- 'овца'- *kattal- *?ayyal- 'олень'- katiad-: *?akral> 'скорпион'- *?arnab- 'заяц'- *gawzal- 'птенец (голубя)'- *kutlud-: *kunpud- 'еж'.

4.1.2. Долготные основы.

Содержащийся в работе материал дает важные свидетельства в пользу наличия в прасемитском первичных именных основ с долгим гласным. Эти данные заслуживают специального обсуждения, так как существование таких основ оспаривалось некоторыми видными семитологами, в первую очередь И. М. Дьяконовым: 'primary nouns with a long vowel are extremely rare and their vowel length is apparently in all cases of secondary origin' [Diakonoff Structure 77]. Как видно из приводимых Дьяконовым исключений, имеются в виду исключительно основы структуры *CVC- (*bab- 'дверь', Чйт- 'чеснок' и др.). Общесемитских статус некоторых из таких реконструкций действительно может быть поставлен под сомнение, однако многие из них восстанавливаются не менее надежно, чем самые тривиальные трехсогласные термины. Надежные примеры, содержащиеся в корпусе, включают в себя: kal< *ka?- 'ворон'- kil-: *zTz- 'вид насекомого'- kul-: *sus- 'моль' (в ряде языков, однако, отражен вариант праформы *sas-) — *nü-b-'пчела'- *Ьйг- 'вид насекомого' (как в акк., так и в гураге, где представлены рефлексы, -иможет отражать контракцию w/y и ларингалов, так что отнесение к этому вокалическому типу не вполне надежно).

Очевидно, что подход к таким основам может быть двояким. Они могут считаться либо неанализируемыми основами с долгим гласным, либо результатом фонетической эволюции последовательностей *kaw/yal-, *kuw/yland *kiw/yl-. Такие последовательности синхронно недопустимы в зафиксированных семитских языках (а значит и в непосредственно реконструируемом праязыке), но вполне могли быть реальностью на несколько более глубоком уровне, полученном с помощью внутренней реконструкции. Мы склонны предпочесть первую возможность, однако не исключаем и альтернативной трактовки (см. аргументацию в ее пользу в [Fox 103−4]). Во всяком случае, данные такого типа недостаточны для того, чтобы подтвердить или опровергнуть вышеприведенную точку зрения Дьяконова.

Решающим аргументом против этой точки зрения является, как кажется, тот факт, что долгие гласные надежно реконструируются в целом ряде трехсогласных основ. В исследованном корпусе выделяются следующие типы основ такого рода: katil-: *karft- 'куропатка', *yarib- 'ворона' (в ряде языков отмечаются другие модели, в основном также с долгими гласными) — katul-: *?at (t)ud- 'баран'- ki/utul-: * si/unun (uw)-at- 'ласточка'- katal- *?atan- 'ослица', *sakat- 'вид птицы'- kital-: *himar- 'осел'- kutal-: *huwar- 'молодой верблюд', *suran-/*sV (n)nar- 'кошка'- kutTl-: *huzir- 'свинья', *?urrt- 'козленок'.

Ценность приведенных примеров, естественно, неодинакова. Некоторые из них имеют довольно узкое распространение, другие могут быть охарактеризованы как межсемитские заимствования. Несомненно, однако, что общесемитский статус такого слова как *himä-foсел' ничуть не более сомнителен, чем у слова *kalb- 'собака', так что содержащийся в этом слове долгийаочевидно является общесемитским достоянием.

4.1.3. Редуплицированные основы.

Особый тип семитских первичных именных основ составляют основы, анализируемые как редупликация двусогласного элемента © VC2-C) VC2-). Широко распространенные среди всех семантических групп первичных имен, эти основы особенно частотны в качестве фаунистических терминов. Это обстоятельство, давно отмеченное семитологами, послужило стимулом для специального исследования [Noldeke Beitrage 107−123]. Эта работа, построенная в основном на еврейском, арамейском, арабском и классическом эфиопском материале, отличалась, для своей эпохи, большой полнотой и подробностью, однако в настоящее время может быть существенно дополнена, в первую очередь данными языков, неизвестных Нельдеке или не привлекавшихся им к описанию и сравнению.

В работе Нельдеке не делается специального различия между терминами, встречающимися в отдельных языках, и словами, претендующими на общесемитский статус. В настоящем описании по понятным причинам охвачен лишь тот материал, который в той или иной мере принадлежит реконструированным нами общесемитским основам (исключение составляют немногие древнееврейские термины типа selasal 'сверчок', для которых этимология не устанавливается).

В [SED I CXXXIX] ПС редуплицированные основы были разделены на две группы. К первой относятся термины, для которых редуплицированная форма является единственно возможным видом реконструкции. Такие лексемы не дают формальных оснований для выделения биконсонантного элемента, который может быть выделен лишь по аналогии с обсуждаемым ниже другим типом редуплицированных основ. Как более частотная была охарактеризована ситуация, при которой редупликация присутствует лишь в одном-двух языках, в то время как в других представлены либо формы, демонстрирующие другие типы развития нетипичных для семитских языков двусогласных основ, либо сами эти основы в чистом виде (довольно редко).

Отличие настоящего корпуса состоит в том, что основы первого типа распространены гораздо шире. Сюда относятся ПС *kVnkVn- 'вид червя/насекомого', *sVrsVr- 'сверчок, кузнечик', *bilbill- 'вид насекомого', *lV (f)lV (?) — 'козленок', *ка?ка?- 'лягушка', *gVmgVm- 'вид птицы', *zVrzVr- 'скворец', *1ак1ак- 'аист' и многие другие. Такая глубокая укорененность редуплицированных основ в фаунистическом лексиконе праязыка по-видимому объясняется ономатопоэтическим или описательным происхождением многих из них. Это важное обстоятельство, впрочем, никак не ставит под сомнение их прасемитского статуса.

4.2. Расширенные основы.

Общепризнанной в семитологии считается точка зрения, по которой первичные имена не реконструируются с аффиксами (см. [Fox 126]: «PS isolated nouns are not reconstructible with afformatives»). Как было продемонстрировано в [SED I CXL], эта точка зрения верна лишь в самом общем виде, так как материал анатомической лексики продемонстрировал довольно много случаев, когда праосновы первичных имен содержат явно отделяемые префиксы или суффиксы (не говоря уже об обилии такого рода примеров в частных языках). Эти элементы могут быть тождественны хорошо известным деривационным аффиксам, могут отличаться от них, но их вторичный по отношению к ядру основы характер всякий раз вполне очевиден. Говоря о фаунистической лексике, можно заметить, что количество надежных примеров сравнительно невелико, однако преуменьшать их значимость также не следует.

4.2.2. Основы с префиксами.

В [SED I CXLff.] было отмечено, что среди анатомических терминов частных семитских языков довольно частотны формы, первый согласный которых ясно выделяется как префигированный (чаще всего речь идет о присоединении? Vи tnV-). Некоторое количество подобных случаев постулировалось и на прасемитском уровне. Обзор фаунистических терминов показал, что в данном сегменте лексики количество таких примеров сравнительно невелико как в отдельных языках, так и в тех случаях, когда это явление может быть возведено к прасемитскому уровню. Зафиксированные случаи могут быть систематизированы следующим образом: mVАкк. тТгапи (тйгапи) vs. ПС *? Vnar-I *? Vran- 'некрупный хищник (канид, гиена, виверра?)', сок. mibkeroh vs. ПС *bVkVr (-at) — 'молодая верблюдица'. См. также ПС *mV?Vz- 'коза', реконструированный нами как отдельный корень, однако в конечном счете возможно связанный с ПС *?Vnzс тем же значениемV-: акк. ''uplu vs. ПС *pVl- 'вид насекомого, вошь'- арб. ?a?warvs. ПС * ?arw/y— *?awr- 'хищная птица', faslamvs. *sVlVm- 'вид насекомого'- евр. 'aprdah, иуд. ''aproha vs. ПС *parh- 'птенец'- тгр. i enserar, амх. encerar (тж. тна.^encerar с неожиданным V-, о котором см. ниже) vs. евр. ПБ nesa’r, сир. nasora 'сверчок'- сок. ?edbiboh vs. ПС *dVb (V)b- 'муха'.

Отметим примеры, в которых? Vимеется в более чем одном языке и, таким образом, возможно восходит на протоуровень: сок. telheh и акк. elu в */V?-> lVf-at-'бык, корова', иуд. tabbaka, сир. fabakka, тгр. fabbekikiв *bVkk- 'вид птицы'- tV-: арб. tahmurvs. ПС *bimar- 'осел'- гез. tomni vs. ПС *mVn (Vn) — 'вид насекомого'.

Не вполне ясен статус уав ПС *уаЬтйг- 'дикая коза, антилопа' и *уагЬиУ- 'вид грызуна'. Этот элемент, не являющийся продуктивным деривационным префиксом ни в одном семитском языке, тем не менее встречается в ряде первичных именных основ отдельных языков (см. специальную работу [Koehler]- в нашем корпусе см. сир. уакгйга vs. *kVr- 'лягушка').

Большой интерес в связи с проблемой префигированных элементов у первичных именных основ представляет история термина *уарап- 'молодой бычок' в эфиосемитском, где в довольно близко родственных языках наблюдается префиксация не только m V- (сод. вол. mofan сел. mofan сод. mofen) и tV- (гез. tayfan (tafen, tefan), тна. tafiri), но и wV-, в таком качестве вообще не известного (амх. wayfan, мух. мск. гог. waferi). Любопытна арб. форма fanat- 'корова', возможно свидетельствующая о том, что *уав праформе на более глубоком уровне также не является частью основы.

4.2.3. Основы с суффиксами.

— Vm: евр. kinnam, евр. ПБ kanimma, мхр. кэпэтШ, хрс. kenemot, джб. sinit (мн. кипит), сок. копеm vs. евр. кёп (мн. kinn-im), евр. ПБ kinna, иуд. kinna, возможно эбл. ga-na-du-um (ПС *kV (n)n (Vm) — 'насекомое-паразит') — арб. jardamvs. ПС *garad- 'вид насекомого' (арб. jarad-) — *'?аг-т- '(дикая) коза', вероятно связанное с *? Vrwiyid.- сок. firehim 'девочка' (если справедливо сближение с ПС *paras- 'лошадь');

— fV) n: сир. purtafna, иуд. purtafna vs. ПС *pVryVt- 'блоха'- *'ar-n-, вероятно связанное с *? Vrwiyid.- мхр. ferhayn, хрс. ferhin vs. ПС *paras- 'лошадь'- амх. dffunndt, хар. hiffin vs. ПС *?apVaw/y- 'гадюка', хар. harbaSSo, энд. arbaSua (и др. гураге) vs. ПС *?arnab- 'заяц'- арб. jiidawn-, мхр. gdidin, хрс. geidln vs. ПС *gVrVd-'вид грызуна'.

— an: акк. zizinu (sisâ-nи) vs. ПС *zlz- 'вид насекомого', bukanu (bukannu) vs. ПС *bukay- 'вид насекомого', sammanuvs. ПС *sVm (Vm) — 'вид рептилии'- эбл. ti-a-mim, li-a-nu-um vs. ПС *1V?- '(дикий) бык'- евр. sepipdn vs. ПС *sVpp- 'вид змеи', евр. sip?ô-ni'гадюка' vs. евр. sapa? id.- иуд. remana vs. ПС *Tflm- 'дикий бык'- арб. Urbiyanlocusta marina' vs. ПС *> Vrbiy- 'саранча', fukrubfm-, ?ukrubbao- 'scorpion malesorte d’insecte qui s’introduit dans l’oreille, perce-oreille' vs. ПС *?akrab- 'скорпион', hunzuwanatvs. ПС *hVnz (iz) — 'вид насекомого', sumanat-, sumanavs. ПС *sVm- 'вид птицы'.

Особое место в данном разделе занимают возможные реликты классных показателей, постулированные в [Diakonoff AL 57]. Наиболее заметным здесь является гипотетический показатель вредных животныхЬ.

Уже давно было замечено, что целый фаунистических терминов в семитских языках оканчивается на -¿-(см., например, несколько арабских примеров в [Юшманов 174]). В [Diakonoff AL 57] за этим гипотетическим показателем закреплена функция маркера терминов для вредных животных. Как показывает материал настоящего исследования, довольно много таких примеров надежно восходят на ПС уровень: *?VrVb- 'червь', *dVb (V)b- 'муха', *?ankab~ 'паук', *?akrab- 'скорпион', *nub (-at) — 'пчела', *nVb (b)-'вошь, гнида', *gVdVb- 'кузнечик, саранча', *dfib- 'волк', *ta?lab- 'лиса', *dubb-'медведь', *тагпаЬ- 'заяц', *kalb- 'собака'.

Поскольку количество таких реконструкций сравнительно невелико, особую актуальность приобретает вопрос об отделимости этого показателя, которая имеет решающее значение для его трактовки как пусть и непродуктивного, но все-таки аффикса. Можно констатировать, что в целом ряде случаевЪ выделяется довольно явно. Сюда относятся в первую очередь четырехсогласные корни *?ankabи *ta?lab-, чьи трехсогласные прототипы хорошо зафиксированы в языках (см. примеры в соответствующих статьях основной части работы). Не вызывает сомнений существование двусогласного прототипа *gVdу *gVdVb- 'кузнечик, саранча'. Далее, в трех из трехсогласных основ конечныйЬ удвоен (*dubb- 'медведь', *dVb (V)b-'муха', *nVb (b)~ 'вошь, гнида'), что также может говорить о суффиксальном характере одного из конечых согласных (в первом случае см. особенно акк. dabu с другим вокализмом и негеминированнымЬ-).

Интересен вопрос о семантике этого гипотетического суффикса. Бросается в глаза, что для ряда животных постулированная Дьяконовым «вредность» не вполне очевидна или даже сомнительна ('заяц', 'собака'). Как кажется, более ясная картина может быть получена лишь при систематических попытках выделения других непродуктивных классных показателей, в том числе и на материале фаунистической лексики. Во всяком случае, данные настоящего исследования говорят в пользу определенной перспективности такого рода исследований.