Социально-политические перемены 1920-1930-х годов и формирование новой языковой культуры советского общества

Актуальность темы

обусловлена общим значением языковой культуры для развития общества. В немалой степени это связано с тем, что в современном мире тенденция к разным видам международной интеграции поставила перед многими народами проблему сохранения национальной культуры и собственной идентичности. При этом процессы, связанные с глобализацией и вхождением в информационное общество, заставляют по-новому взглянуть на события прошлого.

Язык имеет огромнейшее значение и для человека, и для общества в целом. Языковое сознание — это запечатленная в языковой форме совокупность как знаний человека о мире (образ мира), так и знаний операционального характера (знаний, касающихся использования языка).

Исторический анализ показывает, что успешная манипуляция массовым сознанием достигается умелым использованием языковых средств, определенной языковой политикой. В данной связи, следует отметить, что современные методы и способы воздействия на массовое сознание (реклама, информационное воздействие) в значительной мере основаны на тех же принципах, психологических и лингвистических приемах, что и идеологическая работа партии большевиков в 2030 гг. XX столетия. Поэтому разумный и критический анализ деятельности советских властей в 20−30 гг. по использованию языка в качестве орудия манипуляции массовым сознанием и распространения новой советской культуры, а также реакции населения на политику партии в области культуры, позволяет понять тенденции и методики современной борьбы за умы, противостоять негативному влиянию средств массовой информации и пропаганды.

Пытаясь найти решение сегодняшних насущных проблем, отечественные историки и философы, государственные и политические деятели, публицисты обращаются к наследию культуры прошлого, чтобы осмыслить и переоценить историю России XX века, особенно ее советский период.

Современное состояние русского языка, вызывающее в наши дни всеобщую озабоченность, является закономерностью, вытекающей из логики развития предшествующей советской культуры. В 20 — 30-е гг. XX века и на рубеже XX и XXI веков в обществе и в языке происходят схожие процессы: построение повой модели социокультурного существования, что предполагает наличие информационно-пропагандисткого обеспечения избранного пути исторического развития посредством воздействия на граждан через язык. Актуальной задачей, следовательно, является обоснование механизма взаимовлияния социально-политического и языкового факторов в развитии общества и анализ этого феномена на конкретном историческом материале.

Историография проблемы в основном относится к современному историческому периоду. Значимых работ по избранной нами теме в первые десятилетия существования советского общества и государства практически не отмечается. Лишь со второй половины XX века, в частности с конца 60-начала 70-х гг. начинают появляться отдельные исследования по исследуемой проблеме.

Тем не менее, в историографии проблемы можно выделить два основных периода ее изучения — советский (до 1990;х гг.) и постсоветский (с рубежа 1990;х гг. по настоящее время).

Характерным для советского периода изучения темы являлось то, что проблема существования и развития языковой культуры, воздействия на нее большевистской партии и государства рассматривалась крайне ограниченно, фрагментарно, в основном в рамках изучения феномена культурной революции. Тем не менее, данная проблематика разрабатывалась еще в 20-е годы.1 При этом к ней обращались и лидеры правящей партии, среди которых выделялись как консерваторы в языке (В. Ленин, А. Луначарский), так и сторонники его «революционного обновления» (Н. Бухарин, Л. Троцкий и др.).

1 Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. Сборник. M.-JI., 1925; и др.

2 Бухарин Н. И. Революция и культура: Статьи и выступления. 1923;1936 гг. М., 1993; Ленин В. И. О культуре и культурной революции. Сборник. М., 1985; Луначарский Л. В. Десять лет культурного строительства в стране рабочих и крестьян. М.-Л., 1927; и др.

Однако в дальнейшем, тема языковых «инноваций» первых десятилетий советской власти не привлекала к себе сколько-нибудь заметного внимания. В многочисленных работах по истории культурной революции можно обнаружить лишь отдельные фрагменты, связанные с интересующей нас проблемой. Как правило, это были сюжеты, посвященные теме новых имен и географических названий, распространенных в конце 1920;30-х гг. Но, по сути, советские историки как бы стыдливо замалчивали те многочисленные несуразности, которые были связаны с экспериментами в языке. Вплоть до начала 1990;х годов в советской исторической науке, где безраздельно господствовали марксистские подходы, внимание привлекали в основном общие вопросы партийного руководства сферой культуры. Ученые активно исследовали культуру как общественное явление, ее функции.

В этой связи, сразу же необходимо отметить, что значительный вклад в ее разработку внесли зарубежные историки, культурологи, философы.

Среди исследований языкового феномена в культуре, в том числе в условиях процесса огосударствления общества, ключевое место занимают идеи и труды Р. Барта. Он высказал мысль о том, что язык — это власть. Он объясняет это тем, что «языковая деятельность подобна законодательной, а язык является ее кодом. В языке, благодаря самой его структуре, заложено фатальное отношение отчуждения. Говорить. это значит подчинять себе слушающеговесь язык целиком есть общеобязательная форма принуждения».4 Являясь одним из классиков современной семиологии, после выхода в конце 1960;х гг. своих трудов «Основы семиологии» и «Система моды», он сузил поле исследований и ограничил его анализом знаковых фактов, усваиваемых людьми через.

3 Веселое Л. Я. Борьба Коммунистической партии за проведение культурной революции в деревне в годы коллективизации. J1., 1978; Иовчук M.T. Коган Л. Н. Советская социалистическая культура: исторический опыт и современные проблемы. М., 1979; Козлов В. А. Культурная революция и крестьянство, 1921;1927: (По материалам Европейской части РСФСР). М., 1983; Галин СЛ. Исторический опыт культурного строительства в первые годы Советской власти (1917;1925). М., 1990; Культура и процессы демократизации. N1., 1990; Онуфриен-ко Г. Ф. На распутье: Развитие культуры и механизмы власти // Свободная мысль. 1991. № 15- Коган Л. Н. О сущности советской культу ры в прошлом и настоящем. // Политика и культура. Екатеринбург, 1991; и др. язык.5 Более того, он исследовал роль языка в создании современных культурологических мифов, тиражируемых средствами массовой информации.

Еще один тезис Барта имел важное значение для нашего исследования: в своей статье «Мифология сегодня» он писал, что «Теперь уже нужно не разоблачать мифы. теперь требуется расшатывать знак как таковой».6 Применяя это утверждение к реалиям 1930;х гг., становится понятным распространенность анекдотов и частушек, связанных с какими-то политическими событиями и персонажами. Речь шла не о «разоблачении мифа», а о «расшатывании знака».

Зарубежные труды по истории Советского государства и культурного строительства в 20−30-е гг. обычно содержали суровую критику и неприязнь ко всему происходившему в нашей стране в XX веке. Представители же современной американской науки (Ш. Фицпатрик, Дж. Рейли, Д. Пеннер) рассматривали советскую культуру не как что-то уникальное, специфическое, а через анализ повседневной жизни советского периода. По мнению американских историков, любая трагическая страница советской действительности (будь то голод 1932;1933 гг., либо революция 1917 г.) уникальна настолько, насколько вообще уникально любое историческое событие.

В настоящее время следует выделить объективные и эмоционально-ровные исследования в рамках американской русистики, одним из ярких представителей которой является Ш. Фицпатрик. Предметом ее научных изысканий является послереволюционная Россия, в том числе сталинская Россия в 1930;е годы.7.

4 Барт Р. Избранные работы. М., 1994. С. 94.

5 Структурализм: за и против. М., 1975. С. 115.

6 Барт Р. Семиология как приключение. М., 1993. С. 82−83.

7Htzpatrick S/ After NEP: The Fate of NEP Entrepreneurs, Small Traders, and Artisans in the «Socialist Russia» of the 1930s // Russian History. 1986 Vol. 13. № 2−3- Ascribing Class: The Construction of Social Identity of Enlightenment. Soviet Organization of Education and the Arts under Lunacharsky, October 1917;1921. Cambridge, 1970: The cultural Front. Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, 1992: Education and Social Mobility in the Soviet Union, 19 211 934. Cambridge, 1979: How the Mice Buried the Cat: scenes from the Great Purges of 1937 in the Russian Provinces // Russian Review. 1993. Vol. 52- Lives under Fire. Autobiographical Narratives and Their Challenges in Stalin’s Russia // De Russie et d’ailleurs. Melanges Marc Ferro. Paris,.

В своих фундаментальных трудах «Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня» (М., 2001) и «Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город» (М., 2001)8 и в ряде других статей и монографий автор исследует взаимодействия повседневного и чрезвычайного в культуре и общественной жизни 1930;е годы, описывает пути и способы, с помощью которых советские граждане пытались вести обычную жизнь в необычных условиях. В центре исследований Ш. Фицпат-рик — комплекс институтов, структур, ритуалов советской культуры, образующих в совокупности среду обитания человека сталинской эпохи. И хотя Ш. Фицпатрик не рассматривает языковую политику властных структур в качестве инструмента создания человека советского, формирования его новой культуры, она не обходит вниманием смену культурной модели общества, в связи с чем рассматривает процесс замены личных имен и географических названий.

Частично исследуемая нами проблема была затронута в книге американского историка Р. Пайпса «Россия при большевиках"9, который наряду с другими вопросами рассматривает политику большевиков в отношении религии и культуры. В главе «Культура как пропаганда» автор не обошел вниманием язык данного периода, приведя ряд примеров любопытных, с его точки зрения, изменений. Отобранный историком языковой материал позволяет судить об изменениях в массовом сознании солдат и крестьян после событий Октября 1917 года.

К ученым, которые подчеркивают чисто внешний характер влияния общественных факторов на язык, относится Э. Бенвенист, который вслед за другими повторял, что революция 1917 г. в России привела к изменению всего общественного строя в нашей стране, а язык, тем не менее, остался прежним. Критикуя точку зрения Э. Бенвениста, советский языковед Р. А. Будагов счита.

1995; Supplicants and Citizens. Public Letter-Writing in Soviet Russia in the 1930s // Slavic review. 1996. Vol. 55. № 1.

8 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001; Ее же. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001.

9 Пайпс Р. Россия при большевиках. N1., 1997. ет, что после Октября 1917 г. изменилась сфера и характер функционирования языка, в первую очередь литературного языка.10.

Оговоримся однако, что, конечно же, не все описываемые языковые процессы могут возникать, развиваться и затухать лишь в рамках идеологии, т. к., по словам французского филолога Ж. Бедье, определенные ситуации и впечатления в абсолютно несхожие эпохи, в совершенно разных странах могут порождать одинаковые формы выражения, и это связано во многих случаях с неизменностью человеческой природы, не зависящей от времени и пространства.

Среди представителей русского зарубежья нельзя не отметить М. Геллера, представившего подробный историко-культурологический анализ событий советского периода. До начала 90-х гг. имя М. Геллера было известно в России лишь узкому кругу специалистов и людей, знавших его лично. За прошедшие 10 лет в нашей стране были изданы многие его труды. И хотя отношение к этому историку неоднозначное, мы считаем, что в той части его работ, где идет речь о языке советской эпохи (М. Геллер называет его советским языком), выстроена четкая концепция феномена «языка власти». Концепция представлена в книге «Утопия у власти» (1982), написанной в соавторстве с А. Некричем и посвященной истории СССР с 1917 г. до наших дней, а также в статьях «Новояз в 1984 году» (1983) и «Революционный плакат как знак советского языка» (1983). Основами взглядов М. Геллера на «советский язык» послужили идеологические материалы советского периода, собственные наблюдения, роман Д. Оруэлла"1984″.

Как отмечалось, характерным для советского периода изучения темы являлось то, что проблему существования и развития языкового сознания в культуре рассматривалось либо без соотнесения ее с общей практикой развития культуры и общественно-политической жизни страны в период 20−30 гг., либо в контексте культурных свершений коммунистической партии и в.

10 Будагов Р. А. Избранные научные труды. М., 1997. С. 117. контексте становления новой пролетарской культуры.

Констатируя, что проблема воздействия языкового фактора советской идеологизированной культуры на массовое сознание не получила должного воплощения в научных трудах, отметим, что, пожалуй, единственной работой по этой тематике была монография Б. Ф. Поршнева.11 Причиной, но нашему мнению, является то, что эта проблема не вписывалась в официальную идеологическую схему, основанную на классовом факторе. Лишь в 1980;х историки более предметно обратились к теме советских языковых инноваций, что наи.

1 О более наглядно проявилось в трудах Г. А. Бордюгова.

Тем не менее, нельзя не отметить, что в советский период разбирались философские, мировоззренческие основания данной проблемы, предпринимались общетеоретические исследования роли языкового компонента в культуре, причем нередко в культуре человеческой цивилизации вообще, без привязки к конкретной советской культурной и общественно-политической действительности.13.

Необходимо отметить, что и в это время в Советском Союзе существовала целая философская школа, которая рассматривала язык, как систему знаков в культуре, свидетельствовавших, в том числе и об идеологических предпочтениях. Речь идет о так называемой Тартусской школе, признанным главой которой был Ю. П. Лотман. Сегодня исследователи считают, что школа возникла и смогла сохраниться в условиях государственно-идеологического контроля лишь в силу своей эзотеричности, усиливавшейся благодаря специфичной терминологии. В понимании Ю. П. Лотмана язык включал в себя не только вербальные формы культуры, но и жесты, манеру одеваться, визуальные формы.14 Частично мы использовали этот подход в нашей работе.

11 Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. N1., 1966.

12 См. напр.: Бордюгов Г. А. Социалистическая культура быта в годы довоенных пятилеток: (Проблемы и тенденции развития). Дисс. .канд. ист. наук. М., 1987. п Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. N1., 1966; Лотман Ю. II. Семиотика кино. Таллин, 1973; Веселое А. Я. Борьба Коммунистической партии за проведение культурной революции в деревне в годы коллективизации. Л., 1978; и др.

14 Лотман Ю. II. Семиотика кино. Таллин, 1973.

Для нашего исследования важным представляется размышление Ю. М. Лотмана об особенности русской культуры: «Категория авторитетности, ее степени и ее источников играет в русской культуре первостепенную роль. Центр внимания переносится с того, „что“ сказано, на то, „кем“ сказано, и от кого этот последний получил полномочия на подобное высказывание. Именно перемещение источника авторитетности является основной причиной перестройки всей идеологической системы. Так, в зависимости от того, является ли источником истины божественное начало, разум, опыт и практика или личные или классовые интересы и т. д., перестраивается и вся остальная система ценностей».15 В последующем, эпоха перестройки дала возможность активизации семиотической школы. К этому времени относятся труды ряда семиологов, посвященные языку.16.

Обращаясь непосредственно к исторической литературе, отметим, что внимание советских историков к проблемам воздействие языкового фактора советской идеологированной культуры на массовое сознание не получило должного воплощения в научных трудах. Причиной этого, по нашему мнению, является то, что эта проблема несколько не вписывалась в официальную идеологическую схему, основанную на классовом факторе. Пожалуй, единственной работой по этой тематике была монография Б. Ф. Поршнева «Социаль.

1 7 пая психология и история". Иногда встречались сюжеты, связанные с модой на новые имена и географические названия в конце 1920;30-х гг. в трудах по исто.

18 рии культурной революции.

Наряду с Ю. П. Лотманом и его семиотической школой в рамках культурологии к подобной теме обратился B.C. Елистратов.19 В центре внимания его исследований — взаимосвязь национальных и языковых проблем. Языковые изме.

15 Лотмаи Ю. П. Избранные труды по семиотике. М., 1995. С. 197.

16 Соломоник А. Язык как знаковая система. М., 1992.

17 Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.

18 Веселое А. Я. Борьба Коммунистической партии за проведение культурной революции в деревне в годы кол лективизации. Л., 1978.

19 Елистратов B.C. Язык старой Москвы: лингво-энциклопедическии словарь. М., 1997. нения особенно четко видны на фоне изменений других сторон жизни общества. B.C. Елистратов приходит к выводу о том, что так называемые «национальные проблемы» актуализируются примерно в одни и те же периоды, что и проблемы снижения языка. Это периоды нестабильности как на «макроуровне» (система межнациональных отношений), так и на уровне отношений социальных, отношений между группами, странами, корпорациями. Происходит актуализация или легализация того, что тщательно скрывалось доминирующей идеологией стабильной эпохи. В основном это устные тексты (брань, инвективы, сниженный минифольклор), которые «нарабатывались» в течении стабильной эпохи, а теперь становятся объектом исследований, входят в литературу, средства массовой коммуникации. То же происходит и с комплексом национальных конфликтов: они «признаются», затем «обсуждаются» и т. д.

Особо подчеркнем, что интерес к языку ученых разных отраслей наук в СССР весьма активизировался с началом перестройки. Снятие идеологических запретов в конце 1980;х гг., доступ исследователей к ранее закрытым источникам и зарубежным исследованиям по проблемам языка в культуре советской эпохи привели отчасти к заполнению пробела в изучении языковой культуры населения России данного исторического периода и способствовали появлению в современной исторической науке трудов по исследованию языковых проблем. С конца 80-х гг. — начала 90-х гг. XX столетья историки, культурологи, лингвисты при анализе данной проблематики переходят к ее всестороннему изучению в контексте советской культурной и общественно.

2о политической реальности 20−30 гг.

Уже в конце 1980;х гг. вышли несколько сборников, среди авторов кото.

20 Клопов Э. В. Что это было?: размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30−40 годы. М., 1989. Сенявская Е. С. Фронтовое поколение: историко-психологическое исследование. М., 1996. Она же. Человек на войне: опыт историко-психологической характеристики российского комбатанта// Отечественная история. 1995. JS" i>3. Баранов Н. Б. Мифологизация массового сознания. М., 1996; Она же. Власть и воздействие на массовое сознание в 30-е гг. XX века. Дисс. д. и. н. М., 1997. Боброва О. Ю. Основы исторической психологии. СПб., 1997; Шкуратов В. Л. Историческая психология. М., 1997; Барулин В. Российский человек в XX в. Потери и обретение себя. СПб., 2000. рых были и философы, и социологи, и лингвисты, и представители других наук.21 Значительное внимание исследователи отводили проблемы воздействия языкового компонента советской идеологизированной культуры на массовое сознание как общества в целом, так и его отдельных социальных слоев.

В контексте исследования проблемы, на наш взгляд, представляют интерес разноплановые работы, посвященные анализу советского массового.

9? О сознания, происходящих в нем изменений, общественных настроений, «опыта проведения правящей большевистской партией идеологических.

24 кампаний. При этом значительное внимание исследователи отводили проблеме воздействия языкового компонента советской идеологизированной культуры на массовое сознание как общества в целом, так и его отдельных ос социальных слоев. Специально обращается к проблеме О. А. Мусорина.

Одним из исследователей массового сознания является С. Т. Кара-Мурза. Правда, его книги носят скорее публицистический характер и не всегда содержат научный аппарат.26 Тем не менее, в его трудах можно найти некоторые сюжеты, связанные с проблемой нашего исследования.

В то же время известный интерес представляют и общие работы, посвященные анализу изменений в культуре и быту советских людей, в том числе.

21 Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. Сб. науч. трудов под ред. Серебренникова Б. А. И., 1988. и др.

22 Баранова Н. Б. Мифологизация массового сознания. М., 1996; Ее же. Власть и воздействие на массовое сознание в 30-е гг. XX века. Дисс. .докт. ист. наук. М., 1997; Массовое сознание и массовая культура в России: история и современность. Сб. статей. M.: РГГУ, 2004;

23 Лившин А, Я. Общественные настроения в Советской России 1917;1929 гг. Дисс.. докт. ист. паук. М., 2004; Хришкевич Т. Г. Общественно-политические настроения крестьянства Северо-Запада России в период нэпа (1921;1929гг.). Дисс. .канд. ист. наук. Псков, 2002;

24 Ушакова С. Н. Идеолого-пропагандистские кампании как способ социальной мобилизации советского общества в конце 1920;х — начале 1940;х гг.: На материалах Западной Сибири. Дисс. .канд. ист. паук. Новосибирск, 2001; Родионова И. В. Механизмы формирования патриотического сознания населения в 1930;е гг.: На материалах РСФСР. Дисс. .канд. ист. наук. М., 2004; и др.

25 Мусорина О. А. Язык как способ воздействия властей па массовое сознание в 1920;1930;е гг.: (На примере Пензенского региона). Дисс. .канд. ист. наук. Пенза, 2004.

26Кара-Мурза С. Т. Советская цивилизация. От начала до Великой победы. М., 2002; Манипуляция сознанием в России сегодня. М., 2001; Манипуляция сознанием. М., 2002; Истмат и проблема Восток-Загтад. М., 2002. Идеология и мать ее наука. М., 2002. Краткий к>рс манипуляции сознанием. М., 2002.

27 Александрова Е. В. Становление и развитие советской культуры в Российской Федерации, октябрь 19 171 927гг. Дисс. .канд. ист. на>к. М., 2000; Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре. М., 1998; и др. характеризующие данные процессы в различных социально-классовых групо Q пах населения и различных регионах страны.

Среди работ, уделявших внимание историческим аспектам социальной функции языка, отметим исследования СМИ и эпистолярных источников исследуемого периода. Особый интерес здесь представляет диссертация И.А.

Кузнецова. В данном ряду находится и работа Н. Н. Козловой, рассматривавшей социальную судьбу крестьянства посредством обращения к хранящимся в.

ЛЛ архивах дневниковым записям. Не будучи историком, исследователь, тем не менее, использовала методы и средства исторической науки.

Особого внимания заслуживает также разработка в современной литературе вопроса о связи советской культуры и идеологии, поскольку в советском обществе художественной культуре придавался также идеологический харако 1 тер. При этом политическая культура изучается в принципиально новом аспекте, в том числе в плане отражения политических представлений в языке.32.

Отметим также продолжение исследования процессов ликвидации неграмотности.33 Как показано авторами, это серьезно повлияло на изменения в языке, открыло более широкие возможности для проникновения в народный язык новых форм.

Вспомогательное значение для разработки избранной темы имела литература о процессах в молодежной среде, отражающих именно моменты появления новых черт жизни, в том числе в языке.34.

28 Попов М. В. Культура и быт крестьян Урала в 1920;1941 годах. Екатеринбург, 1997; Калистратов Ю. К. Рабочий класс и советская культу ра в 20−30-е годы. Н. Новгород, 1997; и др.

29 Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянск>ю газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920;х гг. Дисс. .канд. ист. наук. М., 1996.

30 Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора. М., 1996.

31 Киященко Н. Н. Политические аспекты самоорганизации в культуре. П Теоретические основания культурной политики. Сб. науч. тр. М. 1993. Кречмар Дирк. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 1970;1985 гг. Пер. с нем. М. Аиро — XX. 1997. С. 320. Кудрина Т. Л. Политика и культура. М. Луч. 1993. С. 34.

32 Быкова С. И. Политические представления советских людей в 1930;е гг.: На материалах Уральского региона. Дисс. .канд. ист. на>к. Екатеринбург, 2002;

33 Вишняков Ю. Л. Проблемы ликвидации неграмотности в РСФСР, вторая половина 1920;х- 1930;е гг. Дисс. .канд. ист. наук. N1., 1994;

34 Крайнов Г. Н. Политическая культура молодежи советской России в 20-е годы: Опыт и уроки формирования, на материалах Поволжья иПриуралья. Дисс. .докт. ист. наук. СПб., 1993; Кульгускина Л. В. Государство и молодое поколение в конце 1920;х — 1930;е годы: опыт создания новой ментальное! и. Дисс. .канд. ист, наук.

Очасти интерес представляют труды по культурной работе в рабочей среде.35.

Проблема изменений в языковой культуре советской эпохи достаточно активно разрабатывается этнолингвистами и филологами, в основном использующими исторические сюжеты для лингвистических выводов. Из наиболее полных филологических исследований можно назвать работы М. Н. Губогло, л/.

И.А. Купиной и Т. М. Николаевой.

В данном контексте особо выделим фундаментальную работ В. В. Колесо.

37 ва, который хотя и в достаточно популярной форме исследует трансформацию русской ментальности в категориях языка, показывает изменения в языке, происходившие в советский период российской истории.

Таким образом, проблемы языка в исследованиях, посвященных социальной истории и культуре, практически затрагиваются лишь вскользь. Большей частью темой языка занимались, филологи, используя редкие исторические сюжеты для лингвистических выводов. В частности, отметим работы ученых, исследующих творчество писателей, наиболее активно обращавшихся к теме советского «новояза» — М. Зощенко, И. Бабеля, Б. Пильняка и пр.

От постановки проблемы воздействия языка на массовое сознание советского социума и анализа сущности идеологической работы исследователи закономерно перешли к анализу отдельных стереотипов массового сознания и механизмов их возникновения и формирования. В этом анализе одно из.

Барнаул, 2005; Маковецкая Ю. Г. Формирование молодого поколения в условиях становления советской административной системы: Историческая практика и >роки, 1920;1930;е гг. Дисс. .канд. ист. наук. М., 2003; Стец>ра Ю. А. Молодежь в пострсволюционном преобразовании России в 20−30-е годы. Дисс. .докт. ист. наук. Армавир, 1998; Слезин А. А. Молодежь и власть: Из истории молодежного движения в Центральном Черноземье 1921;1929 гг. Тамбов, 2002;

35 Федосеева ЛЛО. Рабочие Поволжья и культурное строительство в регионе во второй половине 20-х — середине 30-х годов. Пенза, 2000;

36 Г>богло М. Н. Принудительный лингвицизм: Социолингвистические очерки об этпополнтической ситуации в СССР в 1920;1930;е гг. М., 2000; Купина И. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1995; Николаева Т. М. Лингвистическая демагогия. М., 1998; и др.

Колесов В. В. Язык и менталыюсть. СПб., 2004.

38 Белая Г. А. Дон Кихоты революции — опыт побед и поражений. М., 2004; Гуськов Н. А. От карнавала к канону: Русская советская комедия 1920;х гг. СПб., 2003; Филимонова А. А. Поэтика «серьезного» в сатире 1920;х годов: М. Зощенко, П.Романов. Дисс. .канд. филолог, наук. М., 1993; Вертянкина Н. Н. Поэтика анекдота в рассказах М. М. Зощенко 1920;х годов. Дисс. .канд. филолог, наук. Самара, 2001; и др. важнейших мест занимает исследование идеологической функции языка. Этому посвящена книга Б. Сарнова «Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма». Б. Сарнов исследует не только официальный язык советской эпохи, но язык, бытовавший в массах как противоядие, благодаря которому общественное сознание не поддавалось губительному воздействию языка власти в частности и давлению властей в целом. Книга содержит богатый фактический материал, хотя ее вряд ли можно полностью отнести к классическому научному жанру.39.

Наряду с этим, большое внимание исследователи уделяют изучению народного языка, а также такого явления, как анекдоты.40.

Таким образом, проблема языка как одного из аспектов советской культуры, с одной стороны, и способа воздействия на массовое сознание населения страны, с другой стороны, в отечественной историографии не нашла своего полного освещения и является недостаточно изученной.

Объектом исследования является советская культура 1920;30-х годов. Предметом исследования является языковой аспект культуры в первые послереволюционные десятилетия.

Исходя из этого — цель исследования состоит в изучении характера воздействия социально-политических перемен 1920;1930;х годов на формирование новой языковой культуры советского общества. Задачи диссертации:

— определить особенности эволюции языкового сознания как элемента советской культуры и выявить специфику его исторического изучения;

— рассмотреть перемены в образовании и культуре российского общества, определившие характер становления советского «новояза»;

— исследовать особенности отражения новой социально-политической реально.

39 Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002.

40 Борев Ю. История государства советского в преданиях и анекдотах. М, 1995; Сорвилин С. Г., Каманин О. С. Анекдот: вчера и сегодня. М., 1993; Анекдоты для рассказчиков и слушателей. Сост. С. М. Карданский. М., 1994; Кастальский К. Ю. Смех и слезы: неверные мужья и дураки-чиновники. СПб., 1995: Соколова Н. Материалы к энциклопедии советского анекдота // Огонек. 1995. № 73- и др. сти в различных языковых контекстах (политическом, бытовом и пр.).

Хронологические рамки работы ограничены 20 — 30-ми гг. XX века, периодом, когда определялись и устанавливались базовые характеристики новой советской языковой культуры, а также советского общества и государства в целом. Безусловно, 1930;е гг. являются наиболее характерным периодом с точки зрения степени зрелости новой советской культуры. Ыо специфика исследуемой проблемы такова, что для адекватной оценки роли языка в советской культуре необходимо проанализировать и начало процесса становления нового языкового сознания и его объективные факторы. Это предопределило обращение к двум послереволюционным десятилетиям. В ряде случаев, для выяснения предпосылок тех или иных изменений, мы также обращались к предреволюционному периоду.

Территориальные рамки работы включают в себя территорию Российской Советской Федеративной Социалистической республики. Выбор территориальных рамок был обусловлен и тем, что особенности экономического, социального, политического и культурного развития России определялись многонациональностыо ее населения. Это накладывало отпечаток как на ход социалистического строительства, становление новой советской культуры так и на практику деятельности органов власти. Специфичной была и социальная структура страны. Культурная отсталость, сравнительно небольшая прослойка квалифицированных рабочих и специалистов, преобладание в обществе крестьянского населения, создавали дополнительные трудности и, по нашему мнению, определяли стереотипы и особенности массового сознания россиян.

Источи и ковая база диссертации формировалась на основе использования опубликованных и архивных документов и материалов.

Среди открытых публикаций следует, в первую очередь, выделить разнообразные нормативно-правовые акты.41.

41 Декреты Советской власти. Т.1−6. N1, 1957;1971. Документ Великой пролетарской революции. Т. 1. N1., 1938. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства, 1917. Директивы BKII (б) по вопросам просвещения. М.Л., 1931. и др.

Второй крупный блок опубликованных источников составляют многочисленные сборники документов, характеризующие состояние советского общества, деятельность партийных и государственных органов в период 20−30-х годов. Третий блок образовали документальные издания, посвященные постреволюционному периоду 20−30-х гг. в России.43.

Особое место в качестве источника исследования занимает мемуарная литература этого периода.44.

Особую группу источников составляет периодика в том числе журнальные публикации.45 Огромную роль в нашем исследовании играли газеты, поскольку они одновременно дают представление и о языке власти, и о языке, которым пользовались люди, обращаясь к властям.46.

Подавляющее большинство неопубликованных документов находится в центральных государственных архивах. Значительный интерес представляют материалы Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). Пред.

42 Крестьянское движение в Поволжье (1919;1922): Доку менты и материалы/Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. N1., 2002. Общество и власть: 1930;е годы. Повествование в документах. М., 1998. Партийная этика. Документы и материалы дискуссии 20-х гг. М., 1989. Письма И. В. Сталина В.М. Молотову. 1925 — 1936 гт. М&bdquo- 1995. и др.

41 Сибирская Вандея. 1919;1920. Документы. В 2-х т. Под ред. Акад. А. Н. Яковлевасостав. В. Н. Шишкин. М., 2000. Т. 1. Пензенская область за 50 лет. Саратов. 1967. и др.

44 Авдеенко А. Наказание без преступления. М., Изд. Савинова. 1991. Адамова — Слиозберг О. Путь // Доднесь тяготеет Вып. 1.: Записки вашей современницы. N1., 1989; Аджубей А. Те десять лет. N1., 1989; Александров Г. Эпоха и кино. М. 1976; Ангелина П. Люди колхозных полей. М., 1948; Ангелина II. О самом главном. М., 1948;Афанасьев С. ВДалекие тридцатые. М., 1999; Багаев М. А. Моя жизнь. Иваново. 1949; Боннэр Е. Дочки-матери. М., 1999; Бусыгин А. Жишь моя и моих друзей. М. 1939; Вернадский В. И. Дневник 1938 г. // Дружба народов. 1991. № 2- ГершбергС. Завтра газета выходит. М., 1966; Жид А. Из дневника 1939;1941 гг. //Литературная газета. 1989. 8 мартаЖенская судьба в России: Документы и воспоминания. М., 1994; Кабанова ИЛИ. Мои живые и ушедшие родственники. СПб., 2001; Казакевич Э. Слушая время. Дневники, записные книжки, письма. М., 1990; Либединская Л. Зеленая лампа. М., 1995; Мандельштам Н. Воспоминания. М&bdquo- 1995; Маньков А. Г. Из дневника рядового человека // Звезда. 1994. № 5- Михалков С. В. От и до. М., 1997; Поляновский М. Остановись мгновение. М., 1968; Пришвин М. И. Дневники. М. 1990; Терц Абрам. Литературный процесс в России // Континент. 1974. Кч 1- Сталин в воспоминаниях и документах эпохи / Сост. М. Лобанов. М., 1995; Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991; Твардовский И. Страницы пережитого // Юность. 1988. № 3- Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. М., 1990. и др.

45 «Советский музей» за 1931, 1935, 1937 гг.- «Коммунистический Интернационал» за 1935 г.- «Искусство и жизнь» за 1937 г.- «Литература и искусство» за 1931 г.- «Большевик» за 1931, 1932, 1935 гг.- «Самодеятельное искусство» за 1932 гг.- «Звезда» за 1935 г.- «Исторический журнал» за 1937 г.- «Творчество» за 1937 г.- «Знамя» за 1934 г.- «Под знаменем марксизма» за 1934, 1937 гг.- «Огонек» за 1929, 1930 гг.- «Советский театр» за 1931 г.- «Антирелигиозник» за 1929 г.- «Красный библиотекарь» за 1932 г.- «Советская юстиция» за 1934 г.- «Журналист» за 1932 г.- «Крокодил» за 1933 -1936, 1939 гг.- «Наши достижения» за 1932 -1934 гг.

46 «Правда» за 1935, 1936, 1937 гг.- «Известия» за 1933;1938 гг.- «Литературная газета» за 1934;1938 гг.- «Сталинский клич» за 1938;1941 гг.- «Социалистический штурм» за 1933;1937 гг.- «Трудовая правда» 1930;32 гг. и др. ставленные в этом архиве фонды (Ф. 446, 1235,1244, 3316, А-299, Р-395, Р-9550, 10 048) позволяют более точно восстановить процесс становления языкового сознания населения России 20−30-х гг.

Важной группой источников являются документы, хранящиеся в фондах этого архива, которые позволяют проследить общую направленность и ход процесса формирования новой советской культуры в постреволюционный период в целом, а также место языкового сознания в культуре (Ф. А — 2306). Важные материалы, отражающие социально-экономическое положение российского общества в рассматриваемый период хранятся в фондах (Ф. 374, 5451). Значительный пласт документов по исследуемой проблеме отложился в региональных архивах в материалах и документах которых отразилось социально-политическое и социокультурное положение российской провинции в 20−30 гг., в них нашли выражение особенности и ход процесса культурной трансформации российского общества, данные материалы хранятся в частности в Государственном архиве Ставропольского края (Ф.Р-40, Р-1919), Государственном архиве Краснодарского края (Ф. Р-411) и др.

Специфика темы исследования предопределила значимость такого источника, как литературные произведения и публицистика. Среди авторов использованных нами произведений были классики социалистического реализма М. Горький, Н. Островский, М. Шолохов, Э. Багрицкий, И. Ильф, Е. Петров, М. Зощенко и другие выдающиеся писатели исследуемого исторического периода.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в нем был предпринят исторический анализ языкового аспекта советской культуры 1920;30-х гг. через призму языка как социокультурного явления. Исторические исследования языковой культуры 1920;1930;х годов как одного из важнейших аспектов советской культуры в масштабах страны фактически не предпринимались.

На основе обширного документального материала, а также историко-философского наследия прошлого в работе обоснован вывод об объективной обусловленности популярности многих идей большевизма в широких слоях населения России особенностями русской ментальности, в частности, нашедшей отражение в «бытийных» проявлениях языковой культуры.

В работе показано, что инициированный новой властью процесс разрушения прежней культуры быстро приобрел радикальные формы и привел к архаизации культурной жизни, деградации российской культуры. Однако большевики считали этот процесс естественным путем формирования новой культуры. В данной связи критические масштабы разрушения прежней культуры воспринимались как свидетельство растущей революционной энергии масс.

Исследованием установлено, что в стране почти исчез тонкий налет европейской культуры, что, тем не менее, не означало торжества традиционной народной культуры. На деле, повсеместно стал наблюдаться переход общества к архаическим формам социокультурного существования. При этом состояние языковой культуры решающим образом определялось, с одной стороны, известным ее упрощением, явившимся результатом в основе своей позитивной кампании ликвидации безграмотности, а с другой — максимальной политизацией общественной жизни. С рубежа 1920;х годов, по мере преодоления неграмотности, особенно большое влияние на языковую культуру оказало становление у широких масс населения «технократического» сознания.

В работе доказано, что в условиях жесткого политического режима ведущее значение приобрел официальный язык власти, включающий комплекс языковых штампов, с преобладанием лозунга, а также всевозможных аббревиатур, упрощавших и обеднявших речь и, чаще всего, прикрывавших содержательную пустоту. В то же время власть весьма активно и успешно обеспечивала создание ориентированных на массы текстов в литературе и искусстве, особенно в песенном творчестве.

Автор обосновывает вывод о том, что конечной целью политики большевиков являлось радикальное изменение языковой среды, затрагивающей как жизнь всего социума (переименования городов и пр.), так и жизнь отдельного человека (появление новых имен).

Методология исследования. Методологическая основа исследования предполагает сочетание принципов историзма, достоверности и объективности. Теоретическая основа диссертации базируется на критическом осмыслении и синтезе идеи представителей отечественной и зарубежной исторической, лингвистической, философской, социологической мысли по проблемам языкознания и культуры. Автором использовались как общенаучные, так и специальные исторические методы исследования: конкретно-исторический, сравнительно-исторический, исторического описания, системно-структурный. Был также применен метод контент-анализа, созданный именно для изучения массовых совокупностей текстов. Применение данных методов позволило выявить и проанализировать основные проблемы формирования новой советской культуры 20−30 гг. XX столетия, место языкового аспекта в ее структуре, ее обусловленность характером социально-политических процессов, происходящих в этот период.

Научная и практическая значимость исследовании заключается в возможности включения его результатов в обобщенные исследования по истории советского общества. Кроме того, так как русский язык — это не только язык, на котором говорит большинство населения Российской Федерации, но и орудие деятельности политиков, журналистов, преподавателей, то на основе проведенного исследования могут быть выработаны определенные рекомендации по возможному влиянию слова на массовое сознание. Материалы диссертации могут использоваться для подготовки научных и учебно-методических трудов, привлекаться в процессе преподавания.

Апробация исследования. Результаты диссертации изложены в публикациях автора, в сообщениях и докладах на научных конференциях.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

Рассматривая характер и значение языкового сознания в истории и методы его изучения, необходимо отметить, что языковое сознание является неотъемлемой частью общественного сознания и культуры и служит одним из ее важнейших аспектов. Формируясь на протяжении длительного периода исторического развития языковое сознание в определенной степени является продуктом «длительной» истории приобретая в ходе своего формирования базисные, основополагающие черты. Тем не менее, несмотря на значительный запас исторической прочности языковое сознание подвержено изменениям в каждой из конкретных исторических эпох, и эпоха существования советского общества и государства не была в данном случае исключением из правил. Находясь в зависимости от социальных, культурных изменений в обществе оно постепенно начинает приобретать ранее не свойственные ему черты и характеристики.

Таким образом, в целостном языковом сознании существуют и взаимодействуют два уровня — базисный уровень и периферийный. Базисный остается неизменным и сохраняет определенную стабильность и статичность на протяжении всей культурно-исторической традиции, периферийный же уровень подвержен различного рода метаморфозам, которые являются неотъемлемой частью перемен, происходящих в культуре общества в целом. Именно на этом уровне языкового сознания и можно проследить исторические и культурные изменения в характере определенного общества и государства. Структура языкового сознания содержит в себе мотивоционно-ценностные и абстрактно-логические структуры, имеющие внешнее знаковое выражение, проявляющееся непосредственно в определенной языковой культурной традиции.

Языковое сознания в своих сущностных, основополагающих характеристиках является отражением картины мира культуры определенной исторической эпохи, ее различных интерпретаций. Среди них присутствует та ее часть, которая непосредственно формируется в человеческом сознании под влиянием объективных факторов реальности и по существу является основой определенного мировидеиия человека в конкретную историческую эпоху, другая представляет собой научную интерпретацию окружающей реальности в которой окружающий мир подвергается логическому научному осмыслению с позиций рационалистического сознания. На наш взгляд можно говорить о множественности картин мира существующих в сознании человека и отражающих реальность определенного исторического периода, находящих свое выражение в языке, в его сущностных характеристиках и внешних знаковых символах. Роль языка в картине мира формируемой сознанием индивида определенной исторической эпохи является определяющей, поскольку именно посредством языкового сознания человек постигает определенные исторические и культурные смыслы современной ему эпохи, выражает свое отношение к окружающему миру конструирует реальность своем сознании и проецирует сложившиеся образы во вне, передавая их другим членам социума. Из взаимодействия этих образов в процессе социального действия и рождается культура новой исторической эпохи, в конечном итоге, являющаяся непосредственным отражением как внутреннего мира человека так и осмысленной его сознанием внешней реальности, конструируемой сознанием картины мира.

Языковое сознание является также производным, своего рода слепком культуры определенной исторической эпохи. В общих чертах оно содержит в себе все ее основные сущностные характеристики, а также символические образы. Существующее языковое сознание, отражает уровень развития и состояния культуры в целом, а также ту его часть которая отражает культуру определенного социального слоя или класса, его сущностные характеристики сформировавшиеся в структуре социума, его специфические черты, присущие только определенному общественному слою. Таким образом, через постижение языка можно изучать и культуру общества в целом, а также культуру различных составляющих его социальных структур, характер их взаимодействия в рамках единого общественного организма.

В данной связи, важное значение в языком сознании и характере его внешнего знакового выражения имеют определенные стереотипы, штампы, клише, которые являются продуктом культурной жизнедеятельности общества в определенный исторический период. Через стереотипические формы языка, можно постигать и характер культуры определенного времени, направления в деятельности общественного сознания и в конечном итоге историческую эпоху, продуктом которой они по существу и являются. В языковых стереотипах нашли свое выражения политические, социальные, культурные характеристики определенной исторической эпохи. Складывание стереотипов происходит под влиянием исторических и культурных факторов и с этой позиции они являются ярким свидетельством той исторической действительности, которая существовала в определенный отрезок исторического времени.

Тем не менее, важно отметить, что существование стереотипов в языке несмотря на определенный запас их устойчивости, не является статичным, раз и навсегда утвержденным, и неизменным. В рамках этих форм языкового сознания при определенных исторических условиях могут происходить существенные перемены, которые могут приводить в определенных обстоятельствах к исчезновению того или иного стереотипа. Кроме того, существующие стереотипы могут наполнятся новым содержанием, новым эмоциональным и социокультурным смыслом. Языковые стереотипы обладают также значительными не только культурными, но и социальными функциями, которые на наш взгляд, особенно ярко проявились в советскую эпоху в 20−30 гг. Их социаль-пая роль, заключалась в защите и утверждении коллективистских ценностей новой исторической эпохи, которые должны били стать фундаментом нового социалистического общества и нового мира справедливости и равенства.

Рассматривая характер перемен в образовании и культуре в России в 2030 гг. необходимо отметить, что они тесным образом были связанны с глобальными, эпохальными изменениями в существовании российского общества, произошедшими в Октябре 1917 года. Во многом они стали следствием общего процесса распада традиционной культуры в России и формирования новой социокультурной реальности, новых форм исторического бытия ее народов. Особенностью этого процесса в 20-е годы постреволюционные годы является то, что в его рамках происходило соединение различных факторов изменяющих социокультурную действительность российского общества. В 20-е годы власть начинает оказывать все более возрастающее влияние на ход процессов социокультурной трансформации общества. Теперь их ход значительно ускоряется, они приобретают новую социальную и политическую направленность, ранее свойственную им лишь в незначительной степени. Создание нового, советского человека, не мыслилось властью без приобщения его к ценностям образования и просвещения на первом этапе, а на втором, внедрения с их помощью в его сознания политических и идеологических установок новой государственной власти.

В дальнейшем на рубеже 20 — 30-х гг. отмечаются последние теоретические споры о путях дальнейшего развития культурного строительства в стране, о ходе и направлении культурной революции в постреволюционную эпоху. В этот период уничижительной критики подвергаются все направления, которые расходятся с линией коммунистической партии и ее руководства на продолжение социалистической модернизации в стране. Внутрипартийная борьба разгоревшаяся с новой силой в 30-е гг. поставила фактическую точку в спорах о развитии советской культуры. После поражения правого и левого уклона, она определялась точкой зрения на этот процесс сталинской «группы» победившей во внутрипартийной борьбе в 30-е гг.

Согласно ей происходило отождествление процесса формирования новой пролетарской культуры с процессом социалистическим строительства в стране. Все то, что в культуре не соответствовало этому направлению и поставленным партией задачам в области экономического и социально-политического развития признавалось не нужным и теоретически не верным. На период 30-гг. приходиться важный этап борьбы партийных теоретиков со всеми теоретическими воззрениями на культуру существовавшими в прошлом, которые по мнению, сталинского руководства, расходились с политической линией власти на строительство социализма. XV съезд ВКП (б) напрямую поставил задачу связать культурную революцию произошедшую в стране в октябре 1917 годы с хозяйственной и экономической реконструкцией и процессом создания экономического фундамента социализма в «одной стране», формированием мощной социалистической индустрии и промышленного производства. В соответствии с этой задачей культура должна была стать средством идеологического обеспечения этого процесса, его пропаганды в массах, формирования в их сознании образов отражающих идеологические установки партии в области в области экономики и социальных отношений.

Культура в этот период существования советского общества заняла место идейной, пропагандисткой надстройки над экономическими и социальными процессами происходившими в советском обществе и ее функции сводились к всестороннему обеспечению процесса социалистической реконструкции в стране. «Социалистический реализм» в этих условиях утверждался партией в качестве государственного творческого метода в культуре. На основе данных интерпретаций места культуры в общественных процессах возникало стремление к ее планированию и всесторонней регламентации в соответствии с поставленными коммунистической партией задачами. Культура становилась утилитарной сферой приложения идеологических и политических директив, мероприятия в области культуры тщательно планировались партийным руководством и носили крайне идеологизированный характер. В соответствии с этим появился новый терминкультурное строительство, которое в 1-й и 2-й пятилетке определялось директивами XV-XVII съездов ВКП (б), а также решениями принятыми на XVII Всесоюзной партийной конференции.

Таким образом, в 30-е гг. происходил процесс огосударствление культуры и ее подчинения задачам хозяйственного, экономического развития страны. Значительную роль в этом процессе играло высшее политическое руководство страны и непосредственно И. В. Сталин. Процесс огосударствления культуры развернувшийся в 30-е гг. подвел окончательную черту под различными теоретическими подходами существовавшими в обществе ранее в области культуры, и ставил культуру в положение служительницы идеологии, превращая ее в механизм передачи идеологических и политических установок партии к населению страны. Он же вводил культуру в раз и навсегда очерченные рамки лишая ее возможности естественного саморазвития и подчиняя все ее аспекты планам по строительству сталинской модели общественной и политической организации СССР.

Рассматривая характер изменения языкового аспекта в системе советской культуры 20−30-х гг. необходимо отметить, что данный процесс начался с реформы правописания проведенной большевиками в 1918 г. Это поспешная проведенная реформа в значительной мере затрагивала весь комплекс культурного, литературного наследия прошлого. Реформа 1918 года была важным шагом в деле формирования пропагандистского аппарата коммунистического государства, важнейшее место в котором занимали средства массовой информации и в особенности — печать.

В рамках процесса его создания вводилась всеобъемлющая цензура и закрывались оппозиционные газеты. Коммунистическая партия фактически присвоила себе монополию на печатное слово и полностью подчинила его задачам создания новой политической и общественной организации. Составной частью этого процесса стало продолжающееся со времени Октябрьской революции распространение грамотности и образования в широких народных массах.

Под влиянием всех этих перемен происходили и изменения в языковой культуре на народном, массовом уровне. Здесь все шире распространялись образцы нового советского языка, они становились достояние устной речи самых широких народных масс, а кроме того проникали и в текстовую сторону языкового сознания. Особенно сильно эти перемены были заметны в массовых молодежных движениях, где нормы нового языка приживались особенно быстро. Упрощение языка в 20−30-е гг., переход его к утилитарным, унифицированным формам, привели и к упрощению многих языковых понятий, имен и названий в повседневной жизни. Данный процесс нашел свое выражение в создании сокращенных аббревиатур в которых с наибольшей яркостью проявился редукционизм нового советского языкового сознания. Иногда языковое содержание аббревиатур выходило за всякие мыслимые логические рамки, по существу они являлись языковыми символами новой советской действительности и имели самый причудливый и совершенно экзотический характер.

В 20−30-е гг. особенно ярко проявилась связь нового языкового сознания и самого языка как элемента культуры с партийно-государственной идеологией. Советский новояз был идеологизирован до крайней степени, его внутренняя смысловая сущность отражала процесс формирования новой общественно-политической и социальной организации в которой язык являлся своеобразным механизмом, посредством которого в сознания населения страны вводились идеологические догмы и элементы нарождающейся советской культуры. Особенностью языка того времени была его футуронаправленность и предзаданность идеологическим будущем, в рамках которого, должны были разрешиться все проблемы человеческого существования.

Значительное место в языке новой исторической эпохи занимали различного рода мифологизированные образы: врага, вождя, героя и т. д. Одним из важнейшим среди них был образ врага, который всячески культивировался властью с помощью средств массовой пропаганды. Присутствие данного образа, его перманентное «обновление» было частью советской идеологической системы. Если существовал «светлый» социалистический мир, то должен был быть и его антипод — мир капиталистический, враждебный первому, пришельцы из этого мира стремились разрушить новое общество и несли с собой многочисленные беды. Кроме того, в самом новом обществе существовал и внутренний классовый враг, который также стремился разрушить советский строй.

Отражение этих идеологизированных представлений постоянно встречаются в языке 20−30-х гг. В эти годы для характеристики образа внешнего и классового врага применяли особые языковые формы и словесные эпитеты. Большинство из них имело ругательный, нецензурный характер. Негативные словесные определения врага должны были подчеркнуть его внутреннею мрачную сущность, его стремление ко всеобщему разрушению и ниспровержению. Зеркальным его отражением в языке был образ строителя светлого бу i С дущего советского человека — героя противостоящего силам зла и хаоса. Герой наделялся всеми идеальными чертами позитивной направленности. Это была идеальная личность отдающего всего себя делу строительства новой жизни и борьбе с врагами социалистического строя. Важнейшими из образов были образы вождей — заступников, чаще всего В. И. Ленина и И. В. Сталина которые олицетворяли собой все черты идеальной личности — первейших борцов за народное дело. Именно им были посвящены письма и обращения «простых» граждан в 20−30-е гг. в них они видели своих поводырей и заступников, идеальных личностей способных личным вмешательством разрешить все существующие проблемы обычного человека. К этим образам носящим сакральный характер в советском новоязе подбирались соответствующие эпитеты и особые языковые формы, призванные подчеркнуть совершенство этих знаменитых личностей, всех их дел и свершений.

В языке 20−30-х гг. находили выражение и образы простых людей верных строителей светлого будущего, беззаветно преданных социалистическим идеалам. Они также изображались в идеальных красках, но без излишнего пиетета свойственного образам вождей. Подчеркнуть отличие народных героев от простых людей были призваны особые титулы и звания в сфере науки, техники, культуры и т. д. Эти звания представляли собой особые языковые формулы отличающие их обладателей от всех остальных. «Народные» герои должны были предоставлять остальным тот позитивный образ человека будущего, которому должны были подражать все остальные. Их образы тиражировались с помощью плакатов и различного рода графических изображений, которые содержали соответствующие пояснительные тексты разъясняющие основную идею плаката. Советские человек должен был через искусство плаката приобщаться к идеальному миру вождей и героев и равняться на них в повседневной жизни.

Распространение идеологических догм и общественно-политические перемены 20−30-х гг. находили свое выражение в советской песне, которая также передавала ценностный мир советского человека и была отражением существующей на тот момент общественно-политической реальности. Выражением стремления к скорому построению нового мира было переименование улиц, городов, принятие гражданами СССР новых имен и фамилий. Как правила переименованные города и их улицы носили имена выдающихся деятелей коммунистической партии и советского государства. Их звучные имена, которые были у всех на слуху, вдохновляли обычного человека на смену собственного имени или фамилии или создание им новых имен для своих детей отличавшихся крайней идеологизацией, в них находили выражение идеалы и ценности советского человека, его стремление к новой лучшей жизни, совершенному обществу.

Своеобразной отдушеной в идеологизированном до предела мире 20−30-х гг. для простого человека были языковые формы связанные с массовым, народным уровнем языкового сознания. С наибольшей полнотой они проявлялись в частушках, анекдотах, различного рода каламбурах, которые были по существу порождением карнавальной, языковой культуры и представляли собой ответную реакцию массового сознания на крайнюю идеологизацию и политизацию общественной жизни. В них, также, находил выражение социальный протест против условий повседневного существования, не устроенного быта, злоупотребления власть имущих, а иногда проявлялось недоверие и ко всей советской системе в целом. На этом языковом уровне эти своеобразные фольклерные произведения носили глубоко народный характер в них мы не встречаем советского новояза и советских языковых стереотипов (если только они не были объектом критики со стороны автора), в них преобладают народные формы языковой культуры, меткий и хлесткий народный юмор и язык противостоящий советскому официальному языка и надсмехающийся над ним.

Тем не менее, не смотря на присутствие альтернативных официальным форм народной языковой культуры, в целом человеку периода 20−30-х гг. было сложно противостоять словесному, языковому идеологизированному давлению из вне, которое наблюдалась не только в вербальных языковых формах, но в литературных, текстовых.

По существу советский новояз, повсюду окружающий советского человека 20−30 гг., должен был формировать новую историческую личность — непреклонного борца за светлое историческое будущее. В идеале сознание этого человека должно было быть полностью подчиненно коммунистическим идео-логемам и представлять собой набор идеологических мифов и стереотипов. Этот новый совершенный человек должен был выражать свои мысли и стремления с помощью нового совершенного языка, в котором отразились все произошедшие в стране социально-экономические перемены — советского новояза, являющегося прообразом языка будущего.