Исторические основы сказаний о женщинах-воительницах Южнорусских степей

Среди разнообразных сюжетов, так или иначе связываемых с территорией южнорусских степей, одним из самых известных является сюжет о женщинах-воительницах. Хотя в различных этнических средах эти персонажи могут фигурировать под разными именами, европейскому миру они стали известны прежде.

I* всего под древнегреческим именем «амазонки». Поиски исторических корней этих сказаний представлялись заманчивыми для многих поколений исследователей, начиная уже с эпохи античности. Повышенное внимание к теме объясняется необычностью представленной в ней ситуации: мир мужчин и мир женщин как бы поменялись местами, их социальные функции и позиции изменились на противоположные (женщины — воины, правители, главы семействмужчины — «домохозяйки», воспитатели детей, униженные и изгоняемые из общества). На данный момент существует огромное количество научных, научно-популярных и околонаучных работ, касающихся определения происхождения и историко-этнографических основ повествований о воинственных женщинах. Но общей чертой большинства из них является то, что нередко проблемы эти воспринимались с определенной долей иронии и решались довольно поверхностно, на уровне привлечения более или менее обширного количества сходных примеров. Практически не ставился вопрос о том, что «воительницы» различных повествований имеют разные характеристики, функции, а возможно — и различное происхождение и 1 иную соотнесенность с историко-этнографической реальностью. Такая ситуация, несомненно, не соответствует важности данной темы, имеющей выходы на другие, очень серьезные и значительные проблемы отечественной и зарубежной истории. Необходимость в комплексном анализе материалов по «воительницам», на данный момент включающих в себя огромное количество источников, и предопределило появление данного исследования.

Актуальность данной темы определяется с одной стороны, теми процессами, которые происходят в мировой и отечественной науке в целом, а с другойналичием определенных изменений в отечественных науках, исследующих древние и средневековые общества Северного Причерноморья (археология, этнография, история, фольклористика, искусствоведение и др.).

В последние годы происходит поворот от решения глобальных исторических проблем к разработке тем специализированных, приближенных к человеку. В русле поисков новых методологий все чаще для анализа «амазонских» сюжетов пытаются использовать тендерный подход. Под тендерными исследованиями подразумевают в целом изучение полоролевых установок [Бок Г., 1994, с. 177−184- Пушкарева Н. Л., 2000, с.31- Репина Л. П., 2002, с. 12−13]. В понимании представителями разных народов социальных ролей, позиций, прав и обязанностей мужчин и женщин были обнаружены значительные различия. Они обусловлены множеством факторов и касаются как внешних знаков и показателей пола (особенности поведения, одежда, прическа и пр.), так и властных практик отношений между полами [Пушкарева H.JI., 2000, с.32]. Все это позволяет по-новому взглянуть на проблему исторических основ сказаний о женщинах-воительницах. Не отрицая плодотворности такого подхода, мы хотим отметить, что его абсолютизирование может так же негативно сказаться на развитии наших знаний о мире мужчин и женщин, как и полное игнорирование тендерных проблем. Материал, относящийся к нашей теме, показывает правомерность использования разных подходов и методик, в т. ч. и традиционных. Синтез нового и старого — это, на наш взгляд, именно то, в чем сейчас нуждается наука.

Рассматриваемая тема имеет также важное значение для развития знания об истории и культуре нашего региона. От ее решения, в частности, во многом зависит определение характера развития кочевых обществ южнорусских степей как в античную, так и в более поздние эпохи: уровень социально-экономического развития, социальная структура, особенности быта. Сейчас открылись широкие возможности для разработки этой темы: накопление и обобщение данных (этнографических, археологических, фольклорных) позволяет проводить современное исследование на должном фактологическом уровне, а свобода научного поиска от идеологических установок помогает с новых научных позиций пересмотреть устаревшие схемы и шаблоны мышления.

Степень разработанности темы.

В мировой науке сказания о воинственных женщинах изучались достаточно активно, и прежде всего это относится к мифам об амазонках. Первым специальным трактатом по данному вопросу считается вышедшее в 1685 г. сочинение француза Пьера Пти (1617−1687) [Косвен М.О., 1947, № 3, с.27], который считал амазонок бесспорной реальностью. К XIX в. за рубежом было создано множество работ, разрабатывающих темы мифологии и иконографии амазонок1, однако долгое время дискуссии об исторических корнях легенды в основном оставались на уровне признания или отрицания реальности существования племени воинственных женщин в том виде, в каком оно описано в греческом мифе. Российскими учеными вплоть до конца XIX в. так же не проводились значительные специальные исследования, хотя об амазонках было известно со времен написания «Повести временных лет». Они, как правило, признавались исторической реальностью и непосредственно связывались с ранней историей Руси2. В целом же как в зарубежной, так и в отечественной историографии наиболее характерны были работы, представляющие собой по преимуществу просто компиляции различных (чаще всего — античных) данных об «амазонках» в разных частях света [Цагарели А., 1870- Rothery G.C., 1910; и др.].

Вопрос о соотношении мифа об амазонках и историко-этнографической реальности в полной мере был поставлен лишь в XX веке, по мере накопления и осмысления этнографического, исторического и археологического материала. С развитием научного знания выделилось несколько основных направлений, по линии которых шло исследование3.

В соответствии с «мифологическим» подходом предание об амазонках относится к сфере чисто мифологических представлений. Такая интерпретация встречается и в науке XVIII в. (например, работа Н. Фрэрэ [Доватур А.И., 1982, с.366]), и в XIX в. (см.: [Косвен М.О., 1947, № 3, с.28]), есть сторонники такого подхода и сейчас. Так, по мнению В. Я. Петрухина, амазонки в разных традициях, восходящих к античной, отмечают не историко-географическне реалии, а неосвоенную часть ойкумены в пространственном отношении или доисторическую (мифологическую) эпоху во временном отношении. Последнее наблюдается уже у Геродота, где амазонки считаются прародительницами реальных савроматов [Петрухин В.Я., 1995, с.47]. При несомненной верности подмеченных автором особенностей восприятия мира древними народами, необходимо заметить недостаточность только таких трактовок сюжета. Как правило, сказания о воительницах включают разнообразные по типу и происхождению пласты и не ограничиваются лишь одними мифическими чертами. В русле этого же подхода продолжается в основном исследование мифа об амазонках в современной зарубежной наукеречь идет о поисках неких архетипов сознания древних греков, при этом термин «амазонки» рассматривается главным образом как метафора борьбы между полами [Рошегоу S.B., 1975, р.24−25- Lefkowitz M.R., 1983, р.49, Джеймс П., Торп Н., 2001, с.446].

Исторический подход к проблеме характеризуется мнением, что амазонки — это варварские народы, которых греки, введенные в заблуждение их чуждыми для греческих глаз внешним видом и обычаями, посчитали женщинами. Этот подход зародился еще в античное время [Папефат, XXXII]. В работах более современных исследователей наиболее ярко эта точка зрения выражена у В. Леонхарда4. Но как в зарубежной, так и в отечественной науке она не получила распространения из-за своей узости в интерпретации материала.

Несомненно, внимания заслуживает т.н. «религиозно-мифологический» подход, согласно которому греческих миф об амазонках связан с культами плодородия. У него есть целый ряд сторонников [Услар П.К., 1881- Мищенко Ф. Г., 1882- 1886- Ельницкий Л. А., 1961; Урушадзе А. В., Рогава Г. В., 1975; Доватур А. И., 1982; Karst J., 1948; Bedrosian R., 1999; и др.]- как правило, в отечественной науке его комбинируют с этнографическим подходом, при преобладании именно последнего. Анализу связей легенды об амазонках с культами посвящен § 3 Главы I.

Сторонники этнографической интерпретации мифа полагают, что в его основе лежат либо действительные обычаи отдельных народов, либо эти предания отражают реальную ситуацию в развитии человеческого общества в целом.

Именно в этом русле и шло в основном исследование «амазонской» проблематики в нашей стране. Важным фактором в разработке различных тем в этом направлении явился выход в свет специальных сборников русских переводов античных источников, в которых сведениям об амазонках уделялось большое внимание (монументальной работы В. В. Латышева «Scythica et Caucasica» [Латышев В.В., 1893−1900], работ Э. Апарина [Апарин Э., 1901;1902], К. Гана [Ган К., 1884]), и классической подборки разнообразных повествований о племенах женщин, осуществленной М. О. Косвеном [Косвен М.О., 1947, № 2−3]. Именно работа последнего, по сути, задала направление всех последующих отечественных исследований по данной теме. Он не только привел материал по воительницам, но и определенным образом его классифицировал5- представил развернутую историографию проблемы и выделил в античных сказаниях об амазонках несколько вариантов6. С развитием археологических исследований (в первую очередь — на территории древней Скифии) начинается, по сути, новый этап изучения «амазонок». Находки погребений «женщин с оружием» возродили интерес к древней легенде и, казалось, дали ей материальное подтверждение. Именно отечественные исследователи стали его активно привлекать при анализе античной традиции об амазонках в Северном Причерноморье. В российской науке складываются четкие концепции по данным проблемам, и это позволяет говорить о серьезной разработке вопроса.

Попыткой дать всеобъемлющее объяснение «амазонской» легенды во всех ее вариантах, определившей основные подходы ряда зарубежных исследователей и большинства отечественных, было применение в данном случае учения о матриархате как первой универсальной стадии развития человечества [Аверкиева Ю.П., 1966, с. 181- Першиц А. И., 1986, с.59]. Матриархат рассматривался как ранний период развития общества, знаменовавшийся равноправным и даже преобладающим положением женщины в хозяйстве и в обществе [Косвен М.О., 1948, с. З]. Отправной точкой для развития исследований в этом направлении стала работа И.-Я.Бахофена «Материнское право». Автор поделил начальную историю развития человечества на три периода: гетеризм, гинекократия и патриархат. Переход от гетеризма к гинекократии составляет, по Бахофену, особый этап, именуемый им амазонством. Сказания об амазонках исследователь считал подлинной исторической традицией и принимал амазонство в качестве универсального явления человеческого прошлого. Бахофен изображал его как своего рода социальный переворот, совершенный женщиной [Косвен М.О., 1948, с.121]. Гипотезу Бахофе-на разделяли К. Маркс и Ф. Энгельс, что предопределило ее господствующее положение в отечественной науке, хотя позже отдельные ее положения были частично развиты и переработаны. Среди зарубежных ученых идеи швейцарского историка долгое время также были весьма популярны [Сухачев H.JI., Харитоно-вич Д.Э., 1998, с. 482, прим.21].

Преобладанием женщины в обществе объяснялось как ее участие в воинской практике, так и переосмысление этого участия в мифологии и фольклоре. Общепринятым стало мнение, что мифы о воительницах, распространенные уже в классовых обществах, свидетельствуют о пережитках матриархата, это — сохранившиеся остатки былых эпох, черты ранних социальных отношений [Лунин Б.В., 1949, с.88- Хлобыстин Л. П., 1972, с.28- и др.]. Амазонская легенда, бытовавшая в патриархальном обществе Древней Греции, также рассматривалась как рудимент ушедшей эпохи: в мифах об амазонках и их борьбе с олимпийскими героями отразились элементы матриархата, борьба героев с амазонками — это борьба матриархата и патриархата, поражение амазонок — поражение матриархата [Та-хо-Годи А.А., 1989, с.51- 1997а, с.63- Доватур А. И., 1982,. С.366- Косвен М. О., 1947, № 3, с.29сл.- Лунин Б. В., 1949, с.88- Донини А., 1966, с.146−147- Шашков С. С., 1898, с. 10, 22- Мифы., 2000, с. 112- Bedrosian R., 1999]. Следы именно такого понимания предания несет на себе основная масса отечественных и ряд зарубежных исследований даже после того, как встал вопрос о пересмотре положения о периоде существования «власти матерей», господства женщины в семье и обществе.

С 50-х гг. XX в. среди этнографов начинаются дискуссии, в результате которых был сделан вывод, что хотя во многих архаических обществах, действительно, существовал счет родства по женской линии и достаточно высокое положение женщины, нигде не зафиксированы ни промискуитет, ни матриархат в собственном смысле этого слова, т. е. как первоначальное господство женщины в семье и обществе [Хлобыстин Л.П., 1972, с.28- Андреев Ю. В., 1992, с. 12- Сухачев Н. Л., Харитонович Д. Э., 1998, с. 482, прим.21- и др.]. Понятие «матриархат» было заменено на понятие «материнский род» [Монгайт А.Л., Першиц А. И., 1955, с. 137- Першиц А. И., 1986, с.60]. Но потом было поставлено под сомнение и то, что первоначальный счет родства велся по материнской линии: вероятно, что материнский и отцовский счет родства зародились параллельно [Решетов A.M., 1972, с.4- Файнберг Л. А., 1975, с.65- Алексеев В. П., Першиц А. И., 1990, с. 159]. Более того, факты показывали, что даже если род был материнским, то «женщина оставалась полноправной, уважаемой, часто влиятельной, но не больше» [Першиц А.И., 1986, с.68]. Во всех без исключения раннепервобытных и позднепервобыт-ных племенах, сохранивших материнский род, женщины не занимали господствующего положения. Ни матрилинейность, ни матрилокальность не ставили мужчину в сколько-нибудь зависимое, подчиненное положение. Немало примеров существует того, что в материнскородовых обществах женщины обладали меньшим общественным и семейным весом, чем мужчины [Першиц А.И., 1986, с.64−65]. Хотя в некоторых племенных группах в Африке и Юго-Восточной Азии женщины, действительно, имеют преимущество в наследовании родового имущества, в выборе брачного партнера, но это исключительные случаи, объясняемые как особая форма распада первобытных отношений [Сухачев Н.Л., Харитонович Д. Э., 1998, с. 482, прим. 21]. Следовательно, вопрос о первоначальной форме рода и положении в нем женщины — разные вещи. Однако несмотря на то, что из-под ног сторонников такого объяснения происхождения «амазонской» легенды был выбит прочный фундамент в виде существования периода матриархата, многие продолжают отстаивать первоначальное существование материнского рода, и п именно с этим увязывать разрешение «амазонской» проблемы .

Другие видят в «гинекократии» кочевников южнорусских степей уже не пережитки материнского рода, а вторичное явление, связанное с особыми условиями варварского или раннерабовладеяьческого общества, когда свободное взрослое мужское население занято грабительскими походами, а руководство всем хозяйством, забота о безопасности дома и стада обеспечивались женщиной [Смирнов А.П., 1971; Плетнева С. А., 1983, с.9]. Такая трактовка, на наш взгляд, тоже не является исчерпывающей: как показывает этнография, участие женщин даже кочевников) в обороне родного селения носит исключительный характер, о чем пойдет речь в § 1 Главы II.

Еще одно видение решения проблемы представлено в трудах Ю. И. Семенова [Семенов Ю.И., 1966; 1974; 1996] и некоторых последующих авторов, пользовавшихся его гипотезой и доводами [Матюшин Г. Н., 1972, с.97−101- Мавлеев Е. В., 1981, с.15- Скржинская М. В., 1991, с.40]. Ю. И. Семенов полагал, что развитие производственных половых табу привело к обособлению мужчин и женщин и развившемуся антагонизму между ними. Конфликт мог быть разрешен путем возникновения половых отношений между людьми, принадлежащими к разными коллективам, т.к. в их отношении не действовали принципы внутрикол-лективных половых табу. Начальный этап завязывания такого рода отношений оргиастические нападения женщин на мужчин других коллективов, которые в последний период существования первобытного человеческого стада представляли собой всеобщее и закономерное явление. Отображение этих нападений и составило первоначальное ядро амазонских легенд, на которое в дальнейшем наслоились новые моменты, что привело к его более или менее значительному изменению. Изложенная концепция вошла в ряд фундаментальных обобщающих работ по истории первобытного общества8, хотя и вызвала среди ряда специалистов серьезные критические отзывы [Кабо В.Р., 1972, с.57].

В попытках найти некую иную обобщающую модель, которая бы объясняла наличие сказаний о женщинах-воительницах у разных народов, исследователи последних лет предлагают теории, касающиеся особенностей половозрастной структуры первобытных обществ. В легендах о женщинах-воительницах пытаются найти отражение обрядов инициаций, женских молодежных вооруженных от-^ рядов, мужских и женских домов и союзов, и т. п. [Толстова Л.С., 1984, с. 193;

Лукьяшко С.И., 1991, с.60- Фиалко Е. Е., 1991; 2002; Гутнов Ф. Х., 2000; Гуляев.

В.И., 20 006]. Нам представляется, что эти попытки требуют особого исследования, которому и посвящен раздел в § 2 Главы II.

Целый ряд отечественных и зарубежных авторов склоняются к мысли, что в основе легенд о воительницах (амазонках) лежат действительные обычаи конкретных народов (как правило, либо киммерийцев, либо савроматов).

Тождество киммерийцев или их части и «амазонок» в Северном Причерноморье устанавливается по сходству некоторых моментов их военной историипо тому, что они, вероятно, занимали близкие территории, а также по наличию в их обществе особого положения женщины [Мищенко Ф.Г., 1882- 1886- Ростовцев М. И., 1918; Ельницкий JI.A., 1961; Максименко В. Е., Скрипник Т. А., 1991; Ми-рошина Т.В., 1995]. Подчас с киммерийцами связывают даже зарождение самого греческого мифа об амазонках. Однако история киммерийцев во многом еще остается «белым пятном». В археологической науке все еще не сложилось единого мнения даже относительно того, какую именно археологическую культуру или отдельные памятники следует считать собственно киммерийскими, обитали ли они в Северном Причерноморье, а некоторые даже сомневаются в том, что киммерийцы вообще существовали [Дьяконов И.М., 1981; Куклина И. В., 1985, с.48−66- Степи., 1989, с. 10, 16- Алексеев А. Ю., 1993, с.6- и др.]. Что касается наличия «особого положения» женщин у киммерийцев, то это предположение не имеет конкретных доказательств ни в письменных, ни в археологических источниках. Такие крупные исследователи как М. И. Артамонов, А. И. Тереножкин, А. И. Иванчик решили обойти вопрос об общественных отношениях, а тем более вопрос о положении женщины в киммерийском обществе, считая, что для этого у нас слишком мало материала [Артамонов М.И., 1974; Тереножкин А. И., 1976; Иванчик А. И., 1996]. Поэтому, как нам представляется, до достижения ясности в вопросе с самими киммерийцами вряд ли можно серьезно говорить об их отождествлении с амазонками греческих мифов.

Более аргументировано сопоставление амазонок в Северном Причерноморье и савроматов. Свидетельства античных авторов о воинственности савромат-ских женщин послужили основой гипотезы о том, что греки, столкнувшись с этими племенами в процессе колонизации Северного Причерноморья и обнаружив, что у них женщины свободны и принимают участие в военных действиях, перенесли на эти территории по аналогии и легенды об амазонкахпозже сведения об амазонках и савроматках практически полностью сливаются. В начале XX века огромную роль в развитии этой гипотезы сыграли работы выдающегося исследователя античной традиции М. И. Ростовцева. По его мнению, сведения о роли женщин у савроматов вытекают из наблюдений главным образом над ближайшими к грекам племенами у Дона и Меотиды, язаматами [Ростовцев М.И., 1925, с. 110]. Развитие археологии привело к тому, что этой гипотезе был дан новый импульс. Открытия захоронений женщин с оружием по всей территории расселения савроматов, казалось бы, окончательно подтверждали сведения античных авторов о «гинекократии» у савроматов. Именно в этом ключе написана работа Б. Н. Гракова «Пережитки матриархата у сарматов» [Граков Б.Н., 1947], ставшая одной из важнейших вех в развитии изучении северопричерноморской «амазонской» проблематики во 2 пол. XX в. Б. Н. Граков выдвинул тезис о тождестве савроматов и сарматов и предложил периодизацию культуры, по которой они составляют этапы единого процесса развития. В рамках данной периодизации автор и прослеживает «наличие пережитков материнского рода у савромато-сарматов и их постепенное исчезновение» на основе археологического материала (захоронений женщин с оружием и предметами культа). Т.к. на ранних этапах савромато-сарматской культуры материнский род, по его мнению, явно налицо, то есть все основания считать версию «переноса» амазонской легенды на «женоуправляе-мых» савроматов-сарматов вполне реальной. Другая фундаментальная работа по савроматской культуре, написанная К. Ф. Смирновым [Смирнов К.Ф., 1964], закрепила представление о ней как об «амазонской» и дала в руки исследователей статистические данные по распространенности погребений «женщин с оружием» у савроматов9. Эти работы породили в дальнейшем длительную дискуссию о наличии «матриархата» (либо материнского рода) у савроматов, на которую оказывали большое влияние состояние в археологической и этнографической науках (в частности, теоретические вопросы, связанные с матриархатом) и вопросы, связанные с пересмотром периодизации культур кочевников скифо-сарматского времени, данной Б.Н.Граковым10. Практически все последующие авторы-археологи вплоть до конца 80-х — начала 90-х гг. в своих исканиях отталкивались именно от заключений, сделанных Б. Н. Граковым и К. Ф. Смирновым. Из ученых, которые продолжают и сейчас работать в этом направлении, т. е. ищут реальных «прототипов» амазонок среди племен Северного Причерноморья, необходимо отметить Т. В. Мирошину. Она провела сравнительный анализ характеристик обычаев амазонок и савроматов, и сделала вывод, что большая их часть совпадает, что подтверждается рассказом Геродота о происхождении савроматов от амазонок. По мнению исследовательницы, в Приазовье под амазонками античные авторы имели в виду язаматов (иксибатов-яксоматов), включавших вернувшихся из Передней Азии киммерийцев, отличительной особенностью которых были женские молодежные отряды [Мирошина Т.В., 1990; 1995]. Как нам представляется, ряд доказательств и выводов автора не бесспорен и нуждается в уточнениях как в плане деталей мифа об амазонках, так и сообщений античных авторов о савроматках11.

Согласно другой гипотезе амазонки прямо или косвенно ассоциируются с савроматами не только в Северном Причерноморье, но и на Кавказе, и в Малой Азии. Еще К. Ф. Смирнов выдвинул версию о том, что легенды об амазонках в Азии имеют подоплекой участие савроматок в походах VII в. до н.э. [Смирнов К.Ф., 1964, с.211]. Наиболее полная и аргументированная разработка этого варианта в отечественной литературе принадлежит В. Б. Виноградову [Виноградов В.Б., 1972]. Он считает, что сопоставление свидетельства Эсхила о проживании амазонок на Кавказе и последующем переселении их в Малую Азию, с другими античными данными (особенно Геродота, Диодора и Страбона) дает новое подтверждение выводам о возможности участия савроматов и их женщин в переднеа-зиатских походах. По его мнению, за именем амазонок скрываются савроматские племена, которые жили в районах, прилегающих к Предкавказью и чьи походы в Малую Азию и породили легенды о воинственном племени женщин [Виноградов В.Б., 1972, с.21−26]. Мы полагаем, что в рамках нашего исследования эта гипотеза требует особого рассмотрения (прежде всего в виду специфики указанных античных источников), что и станет предметом анализа в соответствующих главах.

С развитием археологических исследований территории древней Скифии встал вопрос и о «причастности» амазонской легенде скифов. Женские погребения с оружием скифского времени на территории Украины становятся известны уже с рубежа XIX — XX вв., но как об особом явлении в скифской археологии о них было впервые заявлено лишь в 50-е гг. XX в. [Ганша О.Д., 1958; 1960]. Долгие годы их рассматривали как некую аномалию, исключения, пытались объяснить их появление, например, браками с савроматками, либо приписывали их сарматам [Смирнов К.Ф., 1984]. Большую роль в этом «неприятии» скифских женских захоронений с оружием сыграли античные письменные свидетельства, которые рисовали скифское общество строго патриархальным [Герод., IV, 114]. Поэтому традиционно считается, что положение женщины у скифов было приниженным [Хазанов A.M., 1975, с.83]. Противоречие между письменными и археологическими данными разрешалось долгое время в пользу первых. Но археологических источников становилось все больше и их уже нельзя было игнорировать. Появляются работы, в которых пытаются беспристрастно анализировать археологический материал и подсчитывать процентное соотношение женских погребений с оружием, разрабатывая и применяя при этом новые, более объективные методики [Бунятян Е.П., 1978; 1982; 1985; Ольховский B.C., 1991, с.119]. В 1991 г. вышла статья Е. Е. Фиалко, специально посвященная скифским женским захоронениям с оружием степной зоны [Фиалко Е.Е., 1991]. Это наиболее полная по охвату археологического материала из выходивших до сих пор работ по данной теме. Однако автор представила на суд читателей собственно результаты поисков, а сам процесс остался скрытым, что вызывает целый ряд вопросов. В частности, не были затронуты некоторые аспекты, важные для социологической интерпретации погребений (положение оружия в могиле, соотнесенность количества наличествующего оружия с богатством погребения, и т. д.). Об этом подробнее речь пойдет в § 2 Главы IV.

С изучением античной амазонской легенды связано и исследование эпических традиций народов, населявших южнорусские степи или граничащих с ними. Как только научный мир узнал об эпических воительницах, они были поставлены в прямую связь с греческими амазонками. И именно в отечественной историографии вопросы происхождения и историко-этнографических корней эпических образов вообще и воинственных женщин в частности получили наибольшее распространение. Сформировалось несколько основных концепций и направлений.

Представители т.н. «мифологической» школы полагали, что воинственные девы эпоса, как и амазонки греческой мифологии, олицетворяли собой грозные силы природы, прежде всего, тучи [Миллер О., 1869, с. 341−342- Афанасьев А. Н., 1982, с. 76−77- 246].

Другие искали в мифах и эпосе подтверждения реально происходивших событийосновным при этом считалось совпадение имен и географических наименований [Плисецкий М.М., 1962; Рыбаков Б. А., 1963; и др.]. Но так как в случае с женскими воинственными персонажами эпосов поиски реальных прототипов не дали удовлетворительных результатов, все исследования сосредоточились на поисках той исторической среды в целом, которая породила сам тип воительницы. Проведенные аналогии с греческой амазонской легендой помогли в таких поисках. Историко-этнографической основой разнообразных эпических сказаний о воительницах основная масса отечественных ученых стала считать отношения, восходящие к эпохе матриархата [Новиков Н.В., 1974, с. 74- Мкртчян Л., 1989, с. 17- Кузьмина Е. Н., 1980, с. 17, 60, 94- Туаева О. Н., 1949, с.35- Абаев В., 1949а, с.43- Гаглойти Ю. С., 1977, с.66−67- Толстова Л. С., 1979, с. 157- Сагитов И. Т., 1962, с. 98- и др.]. И, соответственно, устанавливали типологическую связь не только всех этих эпических образов между собой, но и с образами античных амазонок [Кузьмина Е.Н., 1980, с.60- Аникин В. П., 1964, с. 39]. А героини кавказских, некоторых тюркских и русского эпосов были поставлены практически в прямую связь с сообщениями античных авторов о «матриархальном быте» савроматов, сарматов, меотов, саков и других родственных им племен — либо как продолжение древней традиции самих этих народов, либо как выражение взгляда патриархальных племен на племена, сохранившие сильные черты матриархата [Рыбаков Б.А., 1994, с.587−589, 596- Балашов Д., 1975, с. 30−43- Калоев Б. А., 1959, с.45−51- Мамиева Н., 1971, с.149−151- Кузнецов В. А., 1980, с.47- и др.]12 Т.о., исследователи считали, что воинственность изображенных в эпосах женщин — это прямое отражение ситуации, существовавшей в обществе на определенных этапах его развития.

На этом фоне параллельно развивается и иное направление — поиск этнографических соответствий эпическим образам и отношениямв том числе, обратили внимание на связь эпических сюжетов о сватовстве с брачными обычаями [Лобода A.M., 1904; Смолицкий В. Г., 1965, с.116- Новичкова Т. А., 1983; Гуржий Т. Г., 1997; и др.]. Сюжеты о девах-воительницах эпосов так же были поставлены в связь с этнографически зафиксированными свадебными обычаями первобытных народов и пережитками их в более развитых культурах. Подобные сопоставления привели некоторых этнографов к заключению, что бытовой основой этих сказаний является обычай испытания силы жениха и проверка суженности жениха и невесты друг другу: лишь тот, кто победит невесту, является истинным женихом [Жирмунский В.М., Зарифов Х. Т., 1947, с.83- Жирмунский В. М., 1974, с.266]. Основанием для противостояния героя и героини является принадлежность героя к иному для героини миру [Гуржий Т.Г., 1997, с. 94, 103]. Эпическая активность богатырь-девицы ограничена конечной целью борьбы с мужчиной — брачными отношениями, хотя эта идея может быть выражена в сюжете недостаточно ясно и раскрываться только в конце эпического рассказа [Далгат У.Б., 1972, с.242]. Одновременно было обращено внимание на то, что трактовать фольклорные образы и ситуации необходимо с большой осторожностью, так как соотношение их с действительностью имеет свою специфику. Создается ряд выдающихся работ по методике исторического изучения фольклора [Жирмунский В.М., 1958; 1962; 1974; Мелегинский Е. М., 1963; 2000; Пропп В. Я., 1976; 1998; 1999; Путилов Б. Н., 1971; 19 756- 1988; 1999], которые перевели исследования эпического историзма на качественно иную ступень.

Однако при любом решении вопроса о происхождении образа воительницы речь чаще всего шла именно об одном ее типе. Исследователи, как правило, мало разделяли разных по характеру героинь, если они были воинственны: считалось, что историко-этнографические основы у них одни и те же. Но те специалисты, которые хорошо знали эпическую традицию, были вынуждены делать все же оговорки и как-то ограничивать пределы образа. Пожалуй, раньше всех было замечено своеобразие образа «девушки-юноши» [Созонович И.П., 1903; Веселовский А. Н., 1890- и др.], но до сих пор расшифровка его не получила убедительных и окончательных результатов [Кржижановский Ю., 1963]. Наиболее известен из эпических воинственных женских персонажей образ «богатырской девы», но его трактовали то узко, называя так только невест, вызывающих на состязание женихов, то обобщенно, понимая под ним и русских полениц, и древнегреческих амазонок, и валькирий скандинавского эпоса, и кельтских героинь, и персонажей «Шахнамэ», «Манаса», монгольского эпоса и др. [Созонович И.П., 1903, с. 15- Жирмунский В. М., 1974, с.265- Жирмунский В. М., Зарифов Х. Т., 1947, с.82- Ша-ракшинова Н.О., 1968, с.20- и т. д.]. В некоторых работах вопрос о типологии воинственных героинь мифов и эпосов ставится более четко, но различные по своим характеристикам воительницы рассматриваются как стадии развития одного архаического образа богатырки [Путилов Б.Н., 1971, с.87- Жирмунский В. М., Зарифов Х. Т., 1947, с.345−346- Далгат У. Б., 1972, с.246- Мелетинский Е. М., 1963, с.338−339- Екшембеева J1.B., 1987]. Существующие типологии героинь и реконструкции процесса развития их образов, на наш взгляд, не всегда достаточно разработаны. В частности, нам представляется, что различия между некоторыми типами столь существенны, что вполне возможно говорить об их разном происхождении.

Т.о., при наличии несомненных успехов и многолетней работы над темами, связанными со сказаниями о воительницах южнорусских степей, целый ряд вопросов требует пересмотра, уточнения, иного методологического подхода или даже первоначальной разработки. Одной из причин такой ситуации, видимо, является то, что уделом «амазонской» тематики в отечественной науке остались статьи и главы в отдельных работах, а цельного монографического исследования, в рамках которого был бы осуществлен комплексный подход к проблеме, так и не было создано.

Все вышесказанное предопределило выбор объекта, предмета и цели исследования.

Объектом данного исследования являются повествования о женщинах-воительницах южнорусских степей, а предметом — исторические основы этих сюжетов, соотношение в них мифа и действительности.

Цель данного исследования: определить степень и формы воздействия ис-торико-этнографической реальности на формирование сюжетов о женщинах-воительницах южнорусских степей. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) рассмотреть комплекс античных сказаний об амазонках в Северном Причерноморье как динамическую, изменяющуюся системупопытаться выявить как их характерные черты, так и те внешние и внутренние факторы, которые приводили к изменению конкретных мифов и сообщений о женщинах-воинах. Несомненно, при этом мы не сможем абстрагироваться от античной «амазонской» мифологии в целом, т.к. именно в ней шло развитие интересующих нас сюжетов. Поэтому возникает необходимость определить соотношение общемифического (древнегреческие и древнеримские сведения об амазонках и других воинственных женщинах) и конкретно-«скифского» элементов в повествованиях о «скифских» амазонках;

2) исследовать «этнографическую» традицию о воинственных женщинах народов Северного Причерноморья: определить ее основные черты и пути формирования, причины, которые привели к созданию именно такого образа женщин «варварских» народовпроследить генетические связи и типологические схождения данного сюжета в контексте мировой этнографии, в частности, выявить основные случаи связи «женщина — оружие» по данным этнографии и возможные соответствия их данным письменной традиции о воинственных женщинах южнорусских степей;

3) определить особенности повествований «исторического» характера о воинственных царицах Северного Причерноморья и соотношения их с легендой об амазонках, с одной стороны, и сообщениями о воинственности женщин, с другой;

4) проанализировать археологические данные о погребениях «женщин с оружием» раннего железного века на территории южнорусских степей и отношение их к данным письменной и эпических традиций, а также к этнографическим реалиям синполитейных обществ.

Географические рамки исследования охватывают степную полосу Северного и Северо-восточного Причерноморья, т. е. территории от степей современной Украины до предгорий Кавказа, с глубокой древности объединяемые общностью природно-климатических условий, исторических судеб, населения (этнический состав, хозяйственные занятия, культура — материальная и духовная). В современном географическом понимании этот регион обобщенно называется южнорусскими степями [Лубский А.В., 2002].

Хронологические рамки исследования определяются временем существования сказаний о женщинах-воительницах южнорусских степей. Самые ранние из них, античные, фиксируются с конца VI в. до н.э. и до гибели античной цивилизации в V в. н.э., что совпадает с эпохой раннего железного века на территории юга России. Однако поднимаемые нами проблемы не могут быть решены без привлечения соответствующих материалов, относящихся к более поздним эпохам, вплоть до Нового времени.

Источниковая база исследования.

Обозначенные параметры исследования определили круг используемых источников. Они могут быть подразделены на следующие основные группы: письменные источники (представленные античной традицией) — изобразительныеэтнографические, археологические (материалы погребений), фольклорные.

1. Античная письменная традиция, передающая мифы об амазонках, а также и о других воинственных женщинах. Традиция об амазонках огромна и разнообразна — в нашем распоряжении оказались соответствующие отрывки из произведений более чем 100 древнегреческих и римских авторов. Они повествуют о племени воительниц с различной степенью полноты и вариативности: от кратких неясных упоминаний имени и обычаев амазонок до развернутых и компилятивных (в поздних античных произведениях) картин их жизни, быта, нравов. Большое место в этом наследии занимают мифы об амазонках в Северном Причерноморье, а также сведения «этнографического» характера о воинственных нравах женщин народов, населяющих эти территории. Оба этих комплекса сообщений тесно связаны друг с другомони могут одновременно присутствовать в произведении одного и того же автора, подменять друг друга или настолько тесно переплетаться, что практически невозможно отделить миф от реальности. Традиционно исследователи выделяют важнейшие для разработки тем, связанных с историей Северного Причерноморья, античные источники, такие как произведения Геродота, Эсхила, псевдо-Гиппократа, Диодора Сицилийского, Страбона и ряда других авторов. Не отрицая значения их трудов, мы должны отметить, что представляется крайне важным анализ всей совокупности данных античной традиции об амазонках, так как только в этом случае мы сможем в полной мере воссоздать тот фон, который формировал и подпитывал, определял пути развития мифа об амазонках в Скифии, т. е. частного случая амазонской легенды в целом, а также и сообщений о воинственных женщинах местных «варваров». Иначе же, как это нередко уже случалось, перед нами предстанет искаженная и неполная картина, которая предопределит и искаженные выводы. Другая, не менее важная для нас, проблема, относится к особенностям античной письменной традиции о Северном Причерноморье: мы должны постоянно помнить, что перед нами — иноописания, далеко не всегда адекватно отражающие реалии абсолютно чуждого для греков и римлян далекого мира причерноморских «варваров». И определение степени отражения (или искажения) историко-этнографической реальности, или, более того, наличия вымысла — это одна из основных задач в каждом конкретном случае интерпретации письменного источника данного круга.

Комплексный анализ античной традиции об амазонках и «воинственных савроматках / скифянках» как с точки зрения мифологического содержания, так и с позиции определения степени отражения в ней исторических и этнографических реалий, осуществлен в §§ 1−2 Главы I и § 1 Главы II.

2. Изобразительные источники — изображения женщин с оружием, образующие две неравноценные по количеству представленных образцов группы: относящиеся к античному периоду изображения амазонок и изображения скифского времени, не связанные с амазонской легендой. Античная иконография воительниц включает изображения амазонок на предметах искусства, вазах, различных архитектурных сооружениях и т. д. Эти источники ценны тем, что дополняют иногда уже утраченные письменные свидетельства, в частности, воссоздают неизвестные нам сюжеты амазономахии, внешний облик, имена амазонок и др. Огромную роль в развитии изучения этого вида источников сыграли публикации существующего материала зарубежными [Bielefeld Е., 1951; Bothmer von D., 1957; Vos M.F., 1963; и др.] и отечественными исследователями [Кобылина М.М., 1951; Горбунова К. С., 1983; Горбунова К. С., Передольская А. А., 1961; и др.]. Изображения вооруженных женщин этого же периода, но не относящиеся к амазонским, немногочисленны. На гандхарских рельефах представлены вооруженные женщины, которые изображают, по мнению некоторых исследователей, женскую лейб-гвардию индийских царей кушанского и послекушанского времени II — I вв. до н.э. [Толстов С.П., 1948, с.325]. К скифскому времени относятся несколько изображений, найденных на Кавказе: изображения женщин-всадниц с выделенными половыми признаками и оружием в руках на бронзовом поясе из Астхи-Блуратам же изображена колесница, в которой стояла еще одна вооруженная женщинааналогичная батальная сцена известна на глиняном сосуде из Дилижанакаменная антропоморфная стела из Замай-Юрта (Чечено-Ингушетия) также изображает вооруженную женщину [Махортых С.В., 1991, с. 41].

3. Этнографические свидетельства — данные о быте, нравах, обычаях и обрядах различных народов, которые позволяют проследить разнообразные связи «женщина-оружие». Здесь можно выделить две большие группы: описания путешественников и случайных наблюдателей (Е.Зичи, К. Коха, Марко Поло, Плано Карпини, Гильома Рубрука, А. Ламберти, А. де ла Мотрэ и т. д.), которые зафиксировали воинственность женщин у ряда народов или употребление ими оружия в различных ситуацияхи данные исследователей (этнографов, антропологов, социологов и пр.), специально обследовавших отдельные общества. И если в последнем случае присутствует определенная методика наблюдения, фиксации и интерпретации материала, то данные первой группы часто отрывочны, нередко малодостоверны, требуют строгого критического подхода и почти всегда нуждаются в «дешифровке». Объясняется это отчасти тем, что «этнографы-любители» не всегда адекватно воспринимали и передавали наблюдаемые ими явления в жизни чуждых им народов, проводя аналогии с известными и понятными им самим явлениямиотчасти тем, что им недоступна была информация в полном объемеотчасти же предвзятостью и даже прямым искажением фактов.

4. Археологические памятники — материалы раскопок женских погребений с оружием на всей территории южнорусских степей и сопредельных с ними регионах, относящиеся как к скифскому времени, так и к более позднему периоду. С конца XIX в. и по настоящий момент открыто большое количество погребений, которые традиционно интерпретируются как погребения «амазонок». В свое время находки женских погребений с оружием подстегнули интерес к проблеме воительниц античных преданий. Однако интерпретация этого археологического материала далеко неоднозначна, а соотношение его с другими видами источников не столь прямолинейно выражено, как это обычно принято считать, что мы и попытаемся показать в § 2 Главы III.

5. Фольклорные тексты — эпические произведения различных народов, в которых воительницы являются важными и распространенными персонажами. Это и крупномасштабные героические эпосы, такие как «Кырк-кыз», «Алпамыш», «Манас», «Кобланды-батыр" — и круг сказаний о Гороглы (Кёр-оглы) — и эпические и романические дастаныи письменный памятник эпоса тюркоязычных народов «Деде Коркут" — и огромное количество русских былин, и др. В отечественной науке принято считать, что амазонки и эпические воительницы — явления одного порядка, они типологически (а порой и генетически) близки и отражают с различных позиций (греческой и местной) одни и те же этнографические и исторические реалии. Такие объяснения обычно строились на чисто внешних аналогиях, поверхностном сопоставлении и общей теоретической базе (концепция матриархата). Поэтому, как нам представляется, необходим пересмотр прежних гипотез на базе анализа конкретных мифо-эпических традиций различных народов, и прежде всего тех, которые были в прошлом связаны с Северным Причерноморьем (народы Кавказа, Средней Азии, восточнославянские народы).

Таким образом, мы имеем огромное количество самых разнообразных источников, содержащих информацию о «воинственных женщинах», что позволяет нам попытаться обнаружить связь мифо-эпических преданий с историко-этнографической реальностью.

Объект и предмет изучения и поставленные научные цели и задачи определили методологические принципы исследования. Ведущими принципами данной работы стали принципы историзма, объективности и всесторонности, требующих комплексного изучения всяких общественных явлений в их движении, возникновении и развитии, внутренней закономерности и взаимной связи [Кабо В.Р., 1979, с.77]. Важнейшую роль в изучении мифо-эпических текстов для решения поднимаемых в исследовании проблем сыграл сравнительно-исторический анализ материала. Аспектами его являются, во-первых, простое сопоставление явленийво-вторых, сравнение историко-типологическое, объясняющее сходство генетически между собою не связанных явлений сходными условиями общественного развитияв-третьих, сравнение историко-генетическое, рассматривающее сходные явления как результат их генетического родства и последующих исторически обусловленных расхождений. В методологическом плане как один из наиболее важных принципов современных историко-генетических исследований мифо-эпических текстов может рассматриваться принцип этнографизма [Путилов Б.Н., 1975а, с. 12]- в-четвертых, сравнение, устанавливающее генетические связи между явлениями на основе культурных взаимодействий, «влияний» или «заимствований», обусловленных исторической близостью данных народов и предпосылками их общественного развития [Жирмунский В.М., 1958, с. 6−7]. Кроме того, мы глубоко уверены в том, что при подобных исследованиях метод может быть только индуктивным, т. е. от наиболее полного изучения материала к выводам.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

Произведен подробный комплексный анализ письменных, фольклорных, этнографических и археологических данных о женщинах-воительницах южнорусских степей в контексте соответствующих международных традиций, что позволило сделать иные выводы об их особенностях и соотнесенности с исторической действительностью, а именно:

— установлено, что в мифо-эпических повествованиях о женщинах-воительницах южнорусских степей представлены разные типы воительниц («амазонки" — эпическая невеста-богатыршажена-помощницажена-убийца мужавоинственная царица) — выделены стадии развития образа «амазонок» в греческом мифе, различающиеся по характеристикам, функциям и происхождению (амазонки «ранние" — «классические" — подвергшиеся «историзации» и «этнографизации" — «эпические»);

— определено, что образ амазонок зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем. «Перенесение» места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становятся особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного мира. Огромную роль в утверждении северопричерноморской локализации сыграли произведения греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «История» Геродота. Однако как в этих, так и в последующих сочинениях нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет утверждать влияние на локализацию амазонок в Северном Причерноморье фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами;

— анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов южнорусских степей показал, что мнение о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников;

— связи «женщина-оружие», восстанавливаемые по этнографическим данным, очень разнообразны и многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами, что могло восприниматься сторонними наблюдателями как реальное сражение;

— реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения. Как показывает этнография, участие женщин в реальных военных действиях носило исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ;

— археологический материал погребений «женщин с оружием» исследован еще совершенно недостаточно, но даже имеющиеся данные показывают чрезвычайное разнообразие материала с одной стороны, и очень небольшое количество погребений женщин с оружием в т.н. «рабочем», «боевом» положении.

— выявлено, что сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни не характеризует положение остальных женщин как «особое» и не связано с их участием в воинской деятельности;

— в целом доказано, что говорить о широком участии женщин южнорусских степей в военных действиях нет оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии. Весь рассмотренный материал склоняет к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами — исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его содержания и выводов при разработке специальных и элективных курсов для студентов-историков, специализирующихся на изучении мифологии как историко-этнографического источника. Материалы диссертационного сочинения могут использоваться при написании обобщающих трудов по истории и культуре народов Юга России.

Апробация работы. Основные положения диссертационного сочинения • изложены в публикациях и выступлениях на VII Донской археологической конференции «Проблемы археологии Юго-Восточной Европы» в 1998 г.- «Семинарах по традиционной культуре», проводимых на филологическом факультете РГУ (2003;2004 гг.).

Структура работы, обусловленная всем вышеизложенным, включает в себя Введение, три главы: «Мифы об амазонках античной традиции», «Сведения о воинственности женщин южнорусских степей в контексте мировой этнографии», «Историко-археологические данные и проблема происхождения сведений о воительницах», ЗаключениеСписок использованных источников и литературы, Список сокращений.

1 Подробная зарубежная историография «амазонской» проблематики содержится в работе М. О. Косвена [Косвен М.О., 1947, № 2−3].

2 Так, В. К. Тредьяковский относил амазонок вместе со скифами и сарматами к числу прасла-вянских народов, при этом слово «амазонки» производилось им от славянского «омужены», то есть «мужественные жены» [Тредьяковский В.К., 1849, с.351]. В том же духе «расшифровывались» им и амазонские имена.

3 Мы в целом согласны с И. Ю. Шаубом, который выделил исторический, религиозно-мифологический, этнографический и психологический подходы [Шауб И.Ю., 1993, с.80]. Но, как нам представляется, то, что у данного автора обозначено как «религиозно-мифологический» подход, объединяет по крайней мере два независимых взгляда на миф, что мы и постарались показать. Психологический же подход касается в основном проблем траве-стизма и т. п., и нами хотя и учитывается, но практически не рассматривается, т.к. он очень специфичен и является предметом скорее психологии, а не исторической науки.

4 В его классической работе «Хетты и Амазонки» [Шауб И.Ю., 1993, с.80].

5 По месту локализации авторами племен женщин, что, правда, не являлось новым [см.: Rothery G.C., 1910; и др.].

6 М. О. Косвен предложил различать античные легенды об амазонках и античные этнографические сообщения. В легендах об амазонках можно, по его мнению, выделить два варианта: мифы о народе, состоящем только из женщин, и мифы о народе, у которого женщинам принадлежит господство. Этнографические сообщения касаются народов, у которых женщины участвуют в военных действиях. Кроме того, им выделяется мотив острова, заселенного женщинами [Косвен М.О., 1947, № 2, с.40−41]. Однако в целом ученый считал, что все эти варианты непосредственно связаны друг с другом, что и предопределило включение в его подборку сведений об амазонках сюжетов на все указанные темы.

7 См., например: [Пустовалова З.В., 1993, с.19].

8 См., например, [История первобытного общества, 1986].

9 К. Ф. Смирнов подсчитал, что достоверно женских погребений с оружием или конской сбруей погребений не менее 20% от всех могил с оружием и уздой [Смирнов К.Ф., 1964, с.201]. Позже Т. В. Мирошина пересчитала процентное соотношение вооруженных женщин савроматско-го времени, у нее получилось по разным регионам от 14 до 33% [Мирошина Т.В., 1990, с.167−170]. Однако все расчеты были основаны на определении пола преимущественно по инвентарю [Мирошина Т.В., 1990, с. 168].

Го Например, см.: [Лунин Б.В., 1949, с.88−89- Смирнов А. П., 1966, с.85- Каллистов Д. П., 1952, с.21- Хазанов A.M., 1970; 1975, с.85- Смирнов А. П., 1971, с.188- Мирошина Т. В., 1990, с.174- Очир-Горяева М.А., 1987; 1993; и др.].

11 Так, действительно, часть обычаев савроматов и амазонок — по некоторым источникамсовпадаетно совсем не «большая часть». Во всяком случае, в работе приводится лишь 4 примера, из которых всего один — участие женщин в войнах и охоте — можно полностью признать как совпадениеоднако подобные сведения сообщались античной традицией не только о женщинах савроматов, но и о женщинах целого ряда других народов. Спорна апелляция автора к киммерийцам как к тем племенам, у которых изначально была велика роль женщин, и, в частности, были женские военные отряды, т.к. на этот счет источники не дают никаких сведений. 11.

Методы подобных исследований фольклорных текстов и полученные результаты, на наш взгляд, порой вызывают сомнения. Так, чаще всего просто идет поверхностное сопоставление античных мифов об амазонках (или только рассказа Геродота) и эпических сюжетов по чисто внешнему признаку — как одинаково повествующих о воительницах.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В результате проведенного исследования и в соответствии с поставленными во Введении проблемами, мы пришли к следующим выводам.

Анализ античного мифо-эпического материала о народах южнорусских степей показывает, что в нем представлены разные типы воительниц. Древнейшие сообщения рисуют нам тип «амазонок» — племени воинственных женщин. Однако сказания об амазонках в Северном Причерноморье являются лишь частью греческой амазонской легендына их существовании и развитии самым непосредственным образом отражались те процессы и изменения, которые происходили с амазонской мифологией в целом. Образ амазонок зарождается еще задолго до знакомства древних греков с Северным Причерноморьем, и, по крайней мере, к VIII в. до н.э. уже широко известен в греческом мире. Возникновение его, несомненно, связано с культами плодородия и относится к территории Малой Азии (а, возможно, и к территории материковой Греции). Связывать формирование основного ядра греческого мифа об амазонках с варварами Северного Причерноморья, как и с варварами любых других территорий, у нас нет достаточных причин.

На основе рассмотренного нами материала мы можем утверждать, что легенды об амазонках показывают разные стадии развития. Они различаются по характеристикам, функциям и по происхождению. «Ранним» амазонкам присуща «коллективная индивидуальность», они выступают «коллективным противником» мужчин, обитают где-то на краю мира, хтоничны и тесно связаны с культами. «Классические» амазонки — это уже персонажи четко оформившегося и локализованного мифа, их общество имеет некую структуру (царицы и проч.) — они вступают в разнообразные связи с героями, в том числе в матримониальныедля них характерна личная индивидуальность. Следующая стадия развития мифа — когда амазонки подвергаются «историзации», «этнографизации», смешиваются с различными персонажами иных сказаний, в том числе эпических. Видимо, постепенно часть их преобразуется в дальнейшем в мифологический эпос. Об этом свидетельствует детализация повествования, индивидуализация образов и т. д.

Перенесение" места жительства амазонок на другие территории происходит по мере знакомства греков с дальними странами в результате экспедиций в эти страны и их колонизации. Ведущей причиной появления новых локализаций амазонок становится не этнографический признак, а особенности мифологического мышления, помещающего все народы-«монстры» на границе известного грекам мира. Так как такая граница рассматривалась как граница с «потусторонним» миром, то выраженная хтоничность образа амазонок способствовала подобным локализациям. Так появляются амазонки в различных частях Малой Азии, Северного Причерноморья (от Истра до Кавказа), на Каспии, во Фракии, Северной Африке. Вслед за ними на эти территории переносится и амазонская топонимика. Этнографическая конкретизация легенд начинается позже, по мере знакомства греков с местным населением.

С V в. до н.э. среди регионов нового «распространения» амазонок все больше выделяется Северное Причерноморье. Огромную роль в утверждении подобной локализации сыграли произведения знаменитых греческих трагиков (Эсхил, Еврипид) и «Истории» Геродота, связавших имя амазонок и с упомянутой территорией, и с местными племенами. Однако в этих, определивших новое развитие легенды, сочинениях, как и в последующих работах, нет четко и бесспорно выраженного этнографизма, что не позволяет бесспорно утверждать влияние на новую локализацию амазонок — в Северном Причерноморье — фактов знакомства греков с воинственными местными женщинами. Одновременно в античной традиции существовало направление, представители которого придерживались традиционных взглядов на легенду (Пиндар, александрийцы, Павсаний и др.), и, соответственно, совершенно не соотносили амазонок с областями и народами Северного Причерноморья.

Анализ параллельной «этнографической» информации античных авторов о воительницах народов рассматриваемой территории показывает, что мнение исследователей о многочисленности этих сведений и полной адекватности их реальности сильно преувеличено. Почти все они воспроизводят сложившееся со времен Геродота, псевдо-Гиппократа и Эфора трафаретное описание, включающее ограниченный и четко фиксируемый в традиции набор характеристик, и, вероятно, восходят к одному первоначальному кругу источников.

Археологический материал погребений «женщин с оружием» исследован в интересующем нас отношении еще совершенно недостаточно. Комплексное изучение его весьма перспективно, будет представлять несомненный интерес и может дать важные результатыэто задача для будущего самостоятельного и обширного исследования. Но даже имеющиеся данные показывают чрезвычайное разнообразие материала: различен возраст, социальное положение погребенных, различно количество и состав вооружения в их могилах, неоднородно положение оружия относительно погребенной, и т. д., что, в принципе, вполне соотносится с разнообразием этнографических связей «женщина-оружие». И хотя часть погребений содержит останки женщин, которые в обществе, очевидно, рассматривались как причастные воинской деятельности, однако их количество настолько невелико относительно общего количества населения, обитавшего на этих территориях, что говорить о какой-либо женской воинской повинности и т. п. вариантах не приходится.

Связи «женщина-оружие», восстанавливаемые по этнографическим данным, очень многочисленны, включают нередко имитации женщинами боев и ритуальное противоборство с мужчинами. Нередко сторонними наблюдателями исполнение подобных обрядов могло восприниматься как реальное сражение. При этом, однако, реконструируемый некоторыми исследователями факт участия женщин в «военизированных молодежных отрядах» не находит подтверждения.

Как показывает этнография, факты участия женщин в реальных военных действиях носили исключительный и частный характер у всех, даже крайне военизированных кочевых, обществ. По данным археологии можно предположить, что и у населения Северного Причерноморья в скифское время иногда встречались и воительницы. Об этом могут свидетельствовать немногочисленные находки захоронений женщин с большими комплектами вооружения, находящимися при погребенных в «боевом» положении. Но говорить о широком участии женщин в военных действиях мы не имеем оснований ни по данным античных источников, ни по данным археологии, ни по данным этнографии.

Сведения об участии женщин высших сословий в политической жизни страны так же не характеризует положение остальных женщин как «особое», повышенное, и не связано с участием женщин в воинской деятельности. Следовательно, данные о «кочевых» и других царицах не могут быть дополнительным подтверждением наличия воительниц в этих обществах.

Учитывая все вышеизложенное, вполне вероятным является предположение, что речь у греческих авторов чаще идет не столько об участии женщин в военных действиях, сколько либо об эпических текстах, содержащих мотивы сражения девушки с претендентами-женихами, либо о неких обрядах, скорее всего, связанных с браком. Уже эволюционировавшие (ко времени знакомства греков с народами Северного Причерноморья) в сторону эпики сюжеты об амазонках вполне могли сближаться древнегреческими авторами с некоторыми «варварскими», северопричерноморскими эпическими произведениями, в результате чего возникали новые варианты мифа об амазонках, обогащенные героико-эпическими мотивами о воительницах местного происхождения. Последние же развивались самостоятельно и на иных основах, чем собственно греческие легенды об амазонках. Сообщения о «воинственных савроматках» как раз к ним и могут относиться: на наш взгляд, они в некоторой своей части образуют аналог сказаний об эпических невестах-богатыршах, может быть, женах-помощницах. С одной стороны, реальная немногочисленность и однотипность подобных сведений античной традиции, а с другой стороны — отсутствие прямых указаний на участие женщин скифов и савроматов в военных действиях подтверждают это мнение. Тип невесты, вызывающей женихов на состязания, встречается в эпических произведениях самых разных народов, в том числе и южнорусских степей и пограничных с ними территорий, являясь одним из наиболее древних и распространенных типов «богатырской женщины» эпоса. Его характеристики и функции совершенно отличаются от типа греческой «амазонки»: это индивидуальный образ, наделенный в древнейших вариантах огромной силой и размерамицель «богатырства» женщины — бракнахождение «истинного» суженого происходит в процессе его испытания, прежде всего, воинского состязания с ним. Победа героя над такой «воительницей» достигается лишь при использовании им специальных «приемов». Все эти особенности находят то или иное своеобразное отражение в традиционных представлениях о взаимоотношениях полов и брачных обычаях, что зафиксировано этнографией. Происхождение данного типа воительниц и его историко-этнографические корни вполне правомерно связывать именно с этим комплексом обычаев и представлений.

Нам представляется, что наблюдаемое разнообразие типов «воительниц» в мифах и эпосе народов, связанных с южнорусскими степями, типов отношений «женщина-оружие» в этнографических данных и материалах погребений приводит к выводу, что причину этого разнообразия нельзя искать в одной и единой для всех народов, культур и периодов причине. Историко-этнографическая реальность, включающая самые разные связи «женщина-оружие», породила и различные ее проявления в эпосе и обряде. Что же касается конкретного случая с «воительницами» древнейшего населения территорий южнорусских степей по данным античной традиции, то весь рассмотренный нами материал склоняет нас к мысли о том, что в большинстве случаев перед нами — исторический, этнографический и историографический миф, элемент социокультурной действительности, сформировавшийся еще в трудах древнегреческих авторов и перешедший оттуда в науку современности.