Феномен забвения в развитии культуры

Актуальность темы

исследования. Специфической особенностью современного этапа культурного развития является непрерывное усложнение и ускорение социокультурной динамики, а также трансформация традиционных механизмов исторической преемственности и воспроизводства культурного целого. Ускорение хода истории, постоянное сгущение плотности культурных инноваций меняет способ восприятия времени в рамках современной культуры и одновременно с этим ставит под сомнение традиционный механизм обретения субъективной самотождественности личности. Процесс ускоряющейся культурной динамики с необходимостью сопровождается глобальной трансформацией привычных структур жизненного мира, становящихся все более неконгруэнтными по отношению к субъекту. Одновременно с увеличением технических возможностей для аккумуляции предыдущего опыта и увеличением скорости устаревания настоящего возрастает и необходимость селекции достойных архивации элементов прошлого, их структурирования и иерархизации. В данном контексте особую актуальность приобретает вопрос о причинах отбора и сохранения в культуре определенных ценностей, представлений и норм и забвения других.

Проблематике механизмов памятования и забвения в культуре в последние десятилетия уделяется все большее внимание как в отечественном философско-гуманитарном познании, так и в рамках зарубежных «memory-studies». Представляется справедливым утверждение, согласно которому тема памяти и различных мнемонических модусов в< конце XX века заняла место, принадлежавшее в XIX веке теме человеческой души. Вместе с тем необходимо отметить, что в отличие от разнообразных аспектов проблемы надындивидуальной памяти (социальной, исторической, памяти социальных групп и институтов и др.), проблематика забвения как целостного феномена культуры осталась на периферии философско-культурологического осмысления.

Понимание сущности забвения неразрывно связано с проблематикой свободы и субъектности личности, именно поэтому проведение настоящего диссертационного исследования обусловлено в первую очередь необходимостью применения антропологического подхода к изучению забвения в качестве онтологического и универсального в рамках культуры феномена.

Степень разработанности проблемы. Проблема соотношения памяти и забвения в контексте культуры и в рамках бытия конкретной личности имеет в гуманитарных науках давние традиции изучения. Вместе с тем, специфика забвения в качестве объекта культурфилософского осмысления связана со свойственным для1 классической философской традиции вытеснением его на периферию поля проблем, достойных. изучения и рассмотрением забвения в виде негативного дополнения памяти, свидетельствующего об ее нехватке и уничтожении накопленного знания.

В современном социогуманитарном познании тема памяти и забвения приобретает чрезвычайную популярность. Тем не менее, отсутствие специальных работ, непосредственно посвященных комплексному изучению забвения в качестве целостного явления культуры, определило круг источников, к которым мы обращались в процессе исследования.

Первую группу составляют работы, в которых представлен анализ культуры как целостности, а также механизмов культурной памяти и забвения. В работах А. Моля, Ю. М. Лотмана, Н. Лумана память выступает в качестве структуры, генерирующей прошлое. А. И. Пигалев отнес культурную память к разряду социокультурных интеграторов, то есть специфически человеческих способов формирования и поддержания общности культурного целого, механизмов ее воспроизводства и регенерации.

Ценностный подход к изучению культурной памяти, в котором акцентируется внимание на сохранении традиций и смыслов культуры широко представлен в работах отечественных мыслителей: Д. С. Лихачева, Г. С. Кнабе, М. М. Бахтина, B.C. Библера, В. И. Плотникова, Э. Ю. Соловьева, JI.B. Стародубцевой.

Проблематика памяти и забвения в контексте культурной темпоральности нашла свое отражение в работах Ф. Р. Анкерсмита, Я. Ассмана, В. Беньямина, М. К. Мамардашвили, Д. Лоуэнталя.

Анализ соотношения памяти и истории был бы невозможен без обращения к исследованиям П. Хаттона, A.M. Руткевича, Л. П. Репиной, Дж. Коллингвуда, П. Нора. Особой вехой в изучении данной темы стала фундаментальная работа П. Рикера «Память. История. Забвение», представившего феноменолого-герменевтическое осмысление трех основных модусов культурной темпоральности.

Культурно-антропологический подход к исследованию мнемонических процессов, а также рассмотрение трансформаций памяти и забвения в современной культуре в связи с проблемами формирования и трансляции идентичности представлены в работах В. Г. Безрогова, В. В. Бычкова, Л. Гудкова, П. С. Гуревича, Э. Эриксона, В. Хесле, Г. Люббе, Е. Г. Трубиной и др.

Следует также отметить исследования, посвященные осмыслению роли забвения в рамках психоаналитической традиции: от классического психоанализа 3. Фрейда, связавшего забвение с проблематикой становления и поддержания психической самотождественности, теории архетипов К.-Г. Юнга до концепции Т. Адорно, связанной с раскрытием концептов: «историческая вина», «прощение», «проработка прошлого» и др.

При анализе роли и значения памяти и забвения в процессах передачи (трансляции) социокультурного опыта были использованы работы, в которых рассматриваются социальные основания памяти и забвения. Рассмотрение феномена «коллективной памяти» в структурно-функциональном аспекте впервые было осуществлено в работах М. Хальбвакса. Из современных социологических исследований, продолжающих указанную традицию, отметим труды X. Вельцера, К. Уайкема, Дж. Фентресса, М. Ферретти, Б. Шлинка. Различные аспекты проблемы, связанной с рассмотрением феномена культурной памяти и беспамятства в современной России, получили свое освещение в трудах Л. Г. Ионина, С. Бойм, Б. Гройса, М. Н. Эпштейна, A.A. Кара-Мурзы, И. С. Кона, А. Левинсона, Н. Л. Пушкаревой, Ж. Т. Тощенко, Д. Н. Хубовой и др.

В силу ряда особенностей традиционного философского восприятия феномена забвения, вытесняющего его на периферию теоретического анализа культуры, необходимо обращение к текстам всемирной литературы, позволяющее более точно проследить динамику развития взаимоотношений памяти и забвения как в ситуации, когда речь идет об отдельной человеческой личности, так и о культуре в целом. В качестве основных литературных источников, использованных в рамках настоящего исследования, можно назвать художественные произведения А. Платонова, Ч. Айтматова, Г. Г. Маркеса, М. Кундеры, Х.-Л. Борхеса, Т. Вулфа, М. Пруста, О. Э. Мандельштама и др.

Цель исследования состоит в целостном осмыслении феномена забвения в качестве самодостаточной, эвристически ценной для понимания многих важнейших реалий современности культурной универсалии.

Для достижения даннойцели необходимо решить следующие задачи:

— дать философский анализ содержания феномена забвения в качестве культурной универсалии и важного фактора формирования индивидуальной субъектности, выделить основные модусы забвения в культуре (индивидуальное и коллективное, забвение как уничтожение и как резерв, забвение как ущербность памяти и как условие творчества и т. д.).

— рассмотреть особенности взаимосвязи надындивидуальной памяти и забвения в контексте проблемы целостности и воспроизводства культуры;

— выделить и дать философский анализ наиболее важных аксиологических функций забвения в культурерассмотреть природу забвения в контексте социокультурной темпоральности субъекта;

— эксплицировать роль забвения в ходе становления и поддержания персональной и коллективной идентичности;

— проанализировать взаимосвязь мнемонических способностей личности и феномена творчества.

Таким образом, объектом исследования в работе является соотношение практик памятования и забвения в контексте культуры, а предметом исследования — роль забвения в процессе формирования социокультурного пространства и времени, в ходе становления персональной и коллективной идентичности, в процессе культуротворчества.

Теоретическими и методологическими основаниями диссертационной работы являются герменевтический, сравнительный, системный подходы, диалектический метод. Теоретическим ориентиром настоящего исследования послужили идеи, сформулированные в области философии культуры Б. Гройсом, Г. С. Кнабе, Д. С. Лихачевым, Ю. М. Лотманом, М. К. Мамардашвили, А. И. Пигалевым, В. А. Подорогой, В. В. Савчуком, И. П. Смирновым, Л. В. Щегловой, М. Н. Эпштейном, М. Н. Ямпольским.

Научная новизна исследования состоит в рассмотрении забвения в качестве культурной универсалии и важнейшего феномена индивидуальной субъектности:

— проведен философский анализ феномена забвения, выделены формы и модусы его концептуализации в контексте культуры;

— осуществлено понятийное и методологическое разграничение забвения и забывания, беспамятства, забытия;

— выделены основные функции и механизмы надындивидуальной памяти и забвения в рамках бытия культурной целостности.

— эксплицированы аксиологические основания мнемонических феноменов и процессов в рамках культуры, изучены этические аспекты памятования и забвения в бытии современного человека.

— изучены механизмы воздействия мнемонических процессов на ход становления и поддержания персональной и коллективной идентичности.

— исследована связь забвения и творческих способностей субъектаостранение как беспамятство в рамках искусства рассмотрено в качестве важнейшего условия создания нового.

Положения, выносимые на защиту:

1. Забвение в контексте культуры носит универсальный характер и выступает в качестве сложного многоаспектного феномена, являясь и свойством индивидуального человеческого сознания, и одним из важнейших условий воспроизводства и трансляции культуры.

2. В рамках культурного целого забвение как форма инобытия памяти выступает в качестве особого рода «машины всеобщности», способствуя формированию общего социокультурного пространства-времени и поддержанию коллективной идентичности.

3. В этическом контексте забвение неотделимо от проблематики прощения и покаяния. В процессе развития культуры (как на макроуровне, так и на уровне межсубъектных взаимоотношений) забвение выступает в роли фактора, способствующего снятию травмирующих противоречий, залечиванию ран, оставленных прошлыми конфликтами.

4. Забвение является формой репрезентации прошлого в настоящем, особым «модусом бывшести», необходимым условием субъективной темпоральности.

5. Лишая предшествующий субъективный опыт иллюзорной однозначности и самотождествениости, забвение позитивно воздействует на процесс поиска и поддержания персональной идентичности.

6. Забвение вносит в континуальность человеческого восприятия реальности элементы дискретности, отбора и вариативности, являясь, таким образом, необходимым условием творчества.

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что результаты, полученные в ходе исследования, могут быть использованы при разработке общих проблем философии и истории культуры, в частных культурологических и историко-философских исследованиях. Основные положения и результаты исследования имеют практическое значение и могут найти применение при подготовке лекционных курсов культурологии, этики, эстетики, философской и культурной антропологии, социальной психологии, в спецкурсах и семинарах социогуманитарного цикла.

Апробация результатов диссертационного исследования.

Основные идеи, положенные в основу исследования, докладывались, на аспирантских семинарах кафедры теории и истории культуры Волгоградского государственного педагогического университета. Полученные выводы обсуждались на Всероссийской научной конференции «Социокультурное пространство современной России: тенденции развития» (Саратов, 2007), Международных научно-практических конференциях «IV Серебряковские чтения» (Волгоград, 2007), «V Серебряковские чтения» (Волгоград, 2008), Втором российском культурологическом конгрессе с международным участием «Культурное многообразие — от прошлого к будущему» (Санкт-Петербург, 2008), Международном научном семинаре «Творческое бесплодие во всех его проявлениях: причины, признаки, грани феномена». (Киев, 2008), XIII Региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 2008), II Международном коллоквиуме молодых ученых «Науки о культуре в новом тысячелетии» (Ярославль, 2008), Российском научном семинаре «Цивилизационная идентичность современного российского общества» (Санкт-Петербург, 2009), VII Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, «Культура и интеллигенция России XVIП-XXI вв.: юбилейные события. Образы города. Историческая память горожан» (Омск, 2009), V Российском философском конгрессе «Наука. Философия. Общество» (Новосибирск, 2009).

Структура диссертации отражает цели и задачи исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение

.

По мере устаревания прошлого, стремительно теряющего свою ценность, к нему все больше возрастает интерес. Этот интерес вызван именно процессом постепенного исчезновения прошлого, уже перешедшего за грань небытия. Именно неуловимый флер потусторонности, дыхание смерти привлекают внимание современников к паровым двигателям, соломенным крышам, транзисторам и глиняным горшкам. Приближающаяся неизбежность распада и придает очарование уходящему. Коллекционирование граммофонных пластинок отнюдь не означает отказа от лазерных дисков, восстановление ретро-автомобилей ограничивается, как правило, внешними характеристиками, вполне сочетаясь с современными представлениями о скорости и комфорте передвижения. Утраченное компенсируется интересом к его истории. «Когда вещи перестают быть полезными, ими восхищаются только потому, что они старые. Их сохранение придает вещам своеобразную генеалогию, помещает их в определенный темпоральный контекст, компенсирует им ту долговременность, которой мы их лишили, избавившись от них так быстро"1.

По словам Д. Лоуэнталя, превращение прошлого в «чужую страну» делает невозможным его воплощение в творческих актах и усилия сосредотачиваются на консервации его фрагментов: «Чем менее целостна роль прошлого в нашей жизни, тем более настоятельна потребность в сохранении его реликтов. они уже не принадлежат действительному миру, не стимулируют вдохновение художников и архитекторов на новое творчество. Они уже не составляют части живого прошлого, но больше мы ценим его следы или же пытаемся приспособить их для нынешних целей. А поскольку существовавшие ранее способы реакции на прошлое для нас теперь закрыты, поскольку большая часть сохранившегося прошлого.

1 Лоуэнталь Д. Прошлое — чужая страна. С. 600. принадлежит чужой для. нас стране, именно сохранение стало основнымчасто единственным — способом обращения к нашему наследию"1.

Свойственная культуре постмодерна ценностная рядоположенность «всего со всем», одновременность всего, в сочетании ^ массовым пассеизмом и «ностальгической революцией» вызывают к жизни ситуацию «затопления» эклектичным нагромождением обломков прошлого. По словам исследователя «кажется, будто мы живем посреди бессмысленной мозаики фрагментов. От черепов обезьян до храмов майя, мы созерцаем разнообразные обломки времени, подобно осматривающим достопримечательности туристам, которым все эти величественные фрагменты, разрушенные ворота и затонувшие галеры не говорят ровным счетом ничего"2. На наш взгляд, именно «туристическое» отношение к прошлому является наиболее точной характеристикой описываемой культурной ситуации: Равнодушная всеядность, произвольно отбирающаяодни элементы исторического прошлого и отбрасывающая другие, ведет к превращению истории' в «зрелище» и утраты подлинного-интереса к, прошлому.

Искусственно продуцируемая, мультимедийность и коммуникативная интерактивность технически ориентированной цивилизации способствует превращению процесса поиска источника культурной легитимации настоящего, персональной и общекультурнойсамоидентичности в бессмысленную? погоню за призраками прошлого. Невозможность культуры эпохи «пост» укорениться в настоящем вынуждает ее к постоянному и превращенному в самоцель укоренению во все более удаляющемся прошлом. Преодоление демонизации культурного забвения, понимание его роли и места в процессе формирования культурной-целостности способно, на наш взгляд, стать основой подлинного понимания экзистенциальной природы т темпоральности человеческого бытия;

1 Лоуэнталь Д. Прошлое-чужаястрана. С. 579.

2 The Imagined Past. History and Nostalgia (eds. C. Shawand and M. Chase). ManchesterNew York, 1989. P. 6.

Таким образом, сложность аксиологического осмысления феномена забвения в культуре* связана с его насыщенной ценностной окраской. Существенно, что в оппозиции память-забвение с последней категорией преимущественно связываются отрицательные коннотации, в то время, как память почти безоговорочно оценивается как нечто положительное. В ходе изучения проблемы нами были выделены следующие ценностные модусы «негативного» забвения:

1. Забвение — безумие, глупость. Смысловая соотнесенность памяти и мышления, разума влечет соответственное соотнесение отсутствие памяти с безумием и, в то же время, с глупостью. Существенно, что эти модусы забвения аналогичны наименее «памятливым» стадиям человеческой жизни — детская фиксируемость на настоящем, «неразбуженность» памяти в этом смысле ассоциируется с глупостью и легкомыслием, с невзрослостью («память девичья» и т. п.) В то же время, старческое ослабление мнемонических функций, угасание памяти вызывает коннотации со слабоумием, болезнью Альцгеймера, провалами в памяти — летаргией (переходом за Лету).

2. Забвение — насилие. Манипулятивиое и как правило зловредное (колдовское, наркотическое, физическое — манкуртство) воздействие на память — классический и вполне универсальный сюжет как в мифологии, так и современном кинематографе. Манкурт — удобный в силу своей покорности раб, лишенный памяти путем сдавливания головы высохшей верблюжьей шкурой, описанный Ч. Айтматовым в романе «И дольше века длится день» -хрестоматийный пример насильственной амнезии, лишающей жертву не только памяти о прошлом, но и, по большому счету, статуса личности.

3. Забвение — беспамятство, предательство. Забвение прежней дружбы, любви, семейных связей — ассоциируются в культуре с неблагодарностью и предательством. Добровольное сиротство, безродность («Иван-непомнящий родства», «перекати-поле») — еще один однозначно негативный ценностный уровень забвения. к.

4. Забвение — смерть. Память как условие жизни культуры, символического бессмертия ее ценностей и смыслов, как сохранение и возрождение прошлого неизбежно контрастирует с забвением. Забвение наследия предков — означает их окончательную, необратимую смерть. Лета, слабо персонифицированная античиая богиня забвения — вместе с тем, — хтонический символ вселенской энтропии, река в царстве мертвых, переплывание через которую для мифологического сознания равнозначно уходу в небытие.

Позитивные аксиологические характеристики феномена забвения являются менее выраженными и с трудом поддаются артикуляции. Тем не менее, можно выделить следующие смысловые компоненты:

1. Забвение — прощение. Прощение как альтернатива кровной мести останавливает «дурную бесконечность» деструкции и насилия. Прощение собственного греха, примирение, подлинное раскаяние в содеянном предваряют забвение прошлого для того, чтобы дать свершиться будущему.

2. Забвение — очищение. Забвение как очищение, отбор существенного от вторичного, выступает в качестве специфического культурного фильтра, одновременно являясь (согласно известной гипотезе М. Н. Эпштейна о самоочищении), одним из источников бытия культуры. Необходимо периодическое забвение, «обнуление счета», завершение цикла, способное преодолеть давящий груз прошлого.

3. Забвение — здоровье, спокойствие. Забвение как преодоление, вытеснение травмирующих воспоминаний является необходимым условием доверия будущему, душевного здоровья, нормального психического метаболизма.

4. Забвение — творчество. Остранение прошлого, отказ от бессмысленного «дежавю», бесконечного воспроизводства стереотипов является одним из условий творчества. Забвение — источник вдохновения, удивления и новизны.

Таким образом, этическое измерение памяти и забвения, которое задается напряженным взаимоперетеканием надежды и отчаяния, благодарной памятливости и унизительным манкуртством беспамятства, освобождающего прощения и ностальгической меланхолии, в онтологической перспективе смыкается с проблематикой выбора между свободой и долженствованием. Амбивалентность и невозможность ценностной нейтральности философского осмысления категории забвения с одной стороны усложняют исследование данной проблематики, вместе с тем, делая ее неотъемлемым условием понимания важнейших экзистенциальных оснований бытия индивида и культуры.