Древнекитайский город в период Хань: 206 г. до н. э. — 220 г. н. э

Цели и задачи. Город, как известно, является одним из самых важных компонентов оседлой цивилизации, показателем уровня развития её производительных сил, уровня централизации власти и ресурсов, доступных правителю. Многие аспекты древнекитайской цивилизации, несмотря на длительное её изучение, до сих пор представляют собой проблемы, рассмотренные явно недостаточно. Изучение ханьского города призвано ответить на многие вопросы касательно экономического и социального развития Хань, демографических процессов, происходивших в этот период, проанализировать роль города как в хозяйственной, так и в духовной жизни страны, его идеологическое значение, как города отразились в мировоззренческой картине древних китайцев. Необходимо проанализировать отличительные черты как городов вообще, как социально-экономического и культурного феномена, так и, например, компоненты столицы, которые позволяют понять многие из ее функций. Мы постараемся определить роль и место горожан в социальной структуре империи, выяснить правомерность для данной эпохи выделения такой социальной группы. Приступая к изучению древнекитайского города периода Хань, мы надеялись прийти к выводам, важным для истории не только этой династии, но и для истории Китая вообще — ведь при династии Хань, первой, которая на длительный срок объединила Китай, были заложены основы очень многих аспектов китайской культуры.

Источники. Недостаточная изученность многих аспектов китайской истории и культуры во многом это объясняется огромными размерами корпуса письменных источников, к которому в последние десятилетия стал прибавляться очень значительный объем сведений, полученных в ходе археологических раскопок. И именно появление этих новых данных, предоставило нам уникальную возможность верификации письменных источников. Впервые, благодаря кропотливой работе китайских археологов, города и дворцы, известные нам по одам и хроникам, предстали перед исследователями воочию. Помимо анализа максимального количества археологического материала, нами рассмотрено значительное количество письменных источников, от династийных историй {Ханъ гиу, Хоу-Хань илу) до литературных произведений, посвященных городам. Нами переведено и прокомментировано два текста, которые ранее на русский язык не переводились — «Ода о Западной столице» (Си-цзин фу) Чжан Хэна (78−139) (Приложение IV) и отрывок из канонического трактата «Записи об изучении ремесел» (Као гун цзи), посвященный правилам постройки столицы (Приложение III).

Территория и хронология. Данные письменных источников и археологии позволяют нам довольно точно определить границы империи Хань в разные этапы её существования1. В тот период границы несколько отличались от современных — на севере они проходили по югу Внутренней Монголии, Ляонина и Цзилиня, в империю входила территория современной КНДР (при Восточной Хань граница прошла несколько южнее) — на западе Хань принадлежали земли современных провинций Ганьсу и Сычуань, крайней южной точкой были земли Вьетнама. Именно в этих пределах так или иначе можно надеяться найти общие закономерности, присущие землям, входящим в одно государство.

Период Хань выбран нами для изучения потому, что это время прочного установления на территории Китая единого централизованного государства. Без всякого сомнения, начала этого были заложены при Цинь, но очень многие проблемы новой политической организации при этой династии решены не были, слишком мало времени было ей отпущено. Хань унаследовала от Цинь страну, равно как и большинство вопросов, встающих перед правителем империи (как, впрочем, и возможные способы их решения), и именно при Хань.

1 В большинстве случаев за основу мы брали самый полный из ныне существующих атласов: Чжунго лиши диту цзи («Атлас истории Китая»), под ред. Тан Ци-сяна, Пекин, 1996, т. 1−8 (далее — ЧГЛШДТЦ), большая часть т. 2 посвящена периоду Хань. централизованный Китай стал правилом: в более поздние эпохи Китай часто бывал разобщен, но всегда очень сильно было стремление к объединению, к возрождению империи, и это заслуга именно Хань — ведь при Цинь гораздо сильнее были центростремительные тенденции, не-циньские элиты стремились в основном к возрождению царств периода Чжаньго. Лю Бану, возможно, благодаря своему неаристократическому происхождению, удалось осознать выгоды существования централизованного государства, и империя Хань стала уникальным плавильным котлом, в котором локальные варианты культур слились в единый древнекитайский сплав, который и по-настоящему и положил начало Китаю как таковому. Очень многое в китайской культуре восходит к эпохе Хань, и именно это время стало в китайской традиции своего рода классической древностью, временем культурного и экономического процветания, после которой начался распад и долгий регресс — своего рода китайское средневековье.

Что касается формальных границ, то нам кажется приемлемым использование традиционной периодизации, принятой в литературе — началом Хань считается 206 г. до н.э., когда основатель династии Лю Бан принял титул вана, или 202 г. до н.э., когда он объявил себя императором. И та, и другая даты вполне условны, так как реальную власть над всей территорией страны он получил значительно позже. Династия Западная Хань правила до начала I в. н.э. — в 9 г. н.э., канцлер Ван Ман, уже и до того осуществлявший реальную власть, сместив императора, объявил себя основателем новой династии Синь. Однако эта династия правила не долго — в ходе начавшейся смуты Ван Ман был убит (23 г. н.э.), династия Синь свергнута. Фактическим основателем новой династии стал представитель боковой ветви дома Хань, Лю Сю, который стал императором под именем Гуан У-ди (храмовое имя Ши-цзу). Столица была перенесена из Чанъани в Лоян, отчего новая династия получила название Восточной Хань. Последний император этой династии, Сянь-ди, который был чисто номинальным правителем при Цао Цао, был в 220 г. н.э. смещён его сыном, Цао Пи, который основал новую династию Вэй. Началась эпоха Троецарствия, страна распалась и надолго погрузилась в хаос и войны.

Методология. В современных условиях нам показалось необходимым провести наше исследование, опираясь как на письменные, так и на археологические источники, причём мы стремились сравнивать данные источников разных типов, таким образом верифицируя их. Для большей наглядности, нами составлен полный каталог археологически изученных ханьских городов, с сопоставлением археологических данных с сведениями основных письменных источников (Приложение I). Для наиболее важной столичной области Сыли нами собраны сведения, содержащиеся в Хань шу и Хоу-Ханъ шу, которые, для удобства, сведены нами в таблицу (Приложение II). Подобный подход позволяет анализировать данные о городах, используя методы, применяемые к массовым источникам, что, с нашей точки зрения, придаёт полученным результатам гораздо большую обоснованность.

Актуальность и новизна.

Актуальность темы

исследования определяется той огромной ролью, которую играл и играет город в Китае. В течение тысячелетий город в Китае создавался по канонам, установившимся при Хань. Невозможно изучать традиционный китайский город, не поняв его ханьских истоков. А ведь представление о Китае веками складывалось именно через его города, которые сочетали в себе множество важнейших особенностей этой страны. Правильная оценка китайского города обязательна для правильной оценки китайского общества, экономики, культуры и т. п., вплоть до современной политики и политической жизни. Не стоит забывать, что именно в китайских городах родилось «экономическое чудо» современного Китая, а в этих городах очень многое имеет свои истоки именно в эпохе Хань.

В данном исследовании мы сделали попытку определить круг фактических источников для данной проблемы и постарались возможно более полно представить смысл этих источников в русскоязычном тексте. Мы наметили в существовании города определённый круг тенденций развития, который позволил посмотреть на Ханьскую эпоху с точки зрения динамики эволюционных изменений и тенденций развития города, городской жизни и политических институтов, связанных с ним. Данный аспект анализа китайской древности представляется весьма многообещающим направлением научного изучения, чей потенциал навряд ли может быть исчерпан одним исследованием.

Особое внимание уделяем мы всем видам фактического материала, подтверждающего каждое из наших положений, базой наших построений мы прежде всего видим фактическую основу. Параллельный анализ археологических и письменных источников позволяет наглядно и максимально достоверно ответить на ряд вопросов, касающихся ханьского города.

В ходе подготовки переводов источников нами, в частности, проведена работа по верификации специальной терминологии, что позволило уточнить ряд понятий.

Апробация. По многим вопросам, обсуждающимся в данной работе, мы делали сообщения на различных научных конференциях и опубликовали ряд статей и переводов:

1. Лоян. Столица Восточной Хань. — Ломоносов-2001. История. Сборник тезисов. М., 2001 (сс. 108−114).

2. Зима 2001 г. XII Сергеевские чтения (МГУ, Российская ассоциация антиковедов). «Чанъань. Столица Западной Хань» (сообщение).

3. Февраль 2002 г. XXXII конференция «Общество и государство в Китае». «Основные компоненты ханьского города на примере Чанъани» (сообщение).

4. «Основные компоненты ханьского города на примере Чанъани». — XXXII научная конференция «Общество и государство в Китае», М., 2002 (1 пл.).

Аннотация: Olga Rodel. — Revue bibliographique de sinologie, vol. XX, 2002, p.

229.

5. Чжан Хэн. «Си-цзин фу» (Ода о западной столице). Перевод и комментарий". — Древний Восток и античный мир. Вып. V. М. 2002 (0,9 п.л.).

6. 13 апреля 2002. I Межвузовская конференция молодых учёных памяти профессора В. Ф. Семёнова (история Древнего мира) в Ml И У. «Основные тенденции развития ханьской фортификации» (сообщение).

7. «Основные тенденции развития ханьской фортификации». — Труды I Межвузовской конференции молодых учёных памяти профессора В. Ф. Семёнова (история Древнего мира) в МПГУ, М., 2002 (сс. 17−20).

8. Январь 2003. XIII Сергеевские чтения. «Древнекитайская градостроительная теория по данным Као гун цзш (сообщение).

9. Чжан Хэн. «Си-цзин фу» (Ода о западной столице). Перевод и комментарий" (продолжение). — Древний Восток и античный мир. Вып. VI. М. 2003 (0,6 п.л.).

10. 20 августа 2004 г. Всемирный конгресс азиатских и северно-африканских исследований (ICANAS-37) в Москве. «La capital de Han Anterieur d’apres 'L'Ode de la capitale Occidentale' (Hsi ching fii) de Tchang Heng (78 138) et les donnees archeologiques» (сообщение).

11. «La capital de Han Anterieur d’apres 'L'Ode de la capitale Occidentale' (Hsi chingfii) de Tchang Heng (78−138) et les donnees archeologiques». -Международный конгресс востоковедов ICANAS-37, M. 2004, T. 2, cc. 565−567.

12."Древнекитайская градостроительная теория по данным Као гун цзи". -XXXIV научная конференция «Общество и государство в Китае», М., 2004. (1 п.л.).

13.Февраль 2005. XIV Сергеевские чтения при МГУ. «Древнекитайская литературная антология на примере „Вэньсюани“ (Собрание лучших образцов изящной словесности)» (сообщение).

14."Новые методы в китайской археологии. Топографическая съемка ханьской Чанъани, её цели и результаты". — Древний Восток и античный мир. Вып. VII. М. 2005 (0,6 п.л.).

15." Чжан Хэн. «Си-цзин фу» (Ода о западной столице). Перевод и комментарий" (продолжение). — Древний Восток и античный мир. Вып. VII. М. 2005 (1,5 п.л.).

Практическое использование. Положения диссертации и данные из неё могут быть использованы в лекционных курсах университетов, в учебниках и сборниках материалов по истории древнего Китая, а также для продолжения исследований по различным проблемам истории китайской древности.

Обзор основных источников.

Как мы уже отмечали, наше исследование базируется на двух группах источников — письменных (нарративных) и археологических. Излишне говорить, что эти группы принципиально различны, как по характеру содержащихся в них данных, так и по принципам работы с ними (прежде всего, говоря об археологии, иногда трудно чётко разделить источники и историографию).

Археологические источники. Лидерство в изучении проблемы, без сомнения, принадлежит китайской археологии. Несмотря на то, что первыми раскопки ханьских городов начали в 30-е годы проводить в северно-восточном регионе японские учёные (см. [137- 84- 105]), по настоящему широкомасштабные раскопки ханьских городов, начиная с Чанъани и кончая мелкими уездными центрами и небольшими крепостями, начали в начале 50-х гг. прошлого столетия, т. е. почти сразу после создания КНР, именно китайские археологи. Китайское правительство известно своим вниманием к археологии и затратами на раскопки, поэтому работы велись очень широко, хотя и не всегда достаточно квалифицировано и тщательно, и многие из них, хотя бы и на предварительном этапе, были завершены в весьма короткие сроки (например

Чанъань — в целом была раскопана к середине 70-х годов, хотя более тщательные исследования продолжаются, и сроки их полного завершения назвать вряд ли возможно). В это же время вышла основная масса отчётов о раскопках и отдельных находках в китайской специальной периодике — журналах «Каогу», «Каогу тунсюнь», «Каогу сюэбао», «Вэньу», «Каогу юй вэньу» и др. Работы продолжаются и в настоящее время, и, очевидно, будут идти ещё долго. На данный момент нам известно о 131 городище ханьского времени, обнаруженном и в той или иной степени исследованном археологами (см. Приложение I), что составляет менее одной десятой всех ханьских городов того времени (впрочем, надо отдавать себе отчёт в том, что многие города, скорее всего, не могут быть изучены, так как на их месте за две тысячи лет один город сменял другой, уничтожая все следы прошлоговозможно, именно поэтому лучше всего изучены северный и северо-западный регион, где города после Хань были заброшены, да и в настоящее время плотность населения там значительно ниже центральных районов страны).

К археологическим источникам можно отнести не только раскопанные городища и места расположения ремесленных мастерскихдля нашей тематики крайне важны и обнаруженные в значительном количестве рельефы, на которых часто изображены отдельные сцены городской жизни, и найденные в гробнице в Мавандуе ханьские карты (см. [170- 176]) и фрески, открытые в 1974 году в Хорингэре (уезд Хэлиньгээр провинции Внутренняя Монголия) в гробнице неизвестного чиновника периода Восточной Хань (см. [147]). Этот достойный человек на протяжении своей жизни успел послужить помощником наместника округа Сихэ-цзюнь, командующим войсками подчинённых владений округа Шан-цзюнь, начальником уезда Фаньян-сянь и, наконец, инспектором по делам ухуаней1 со ставкой в городе Нинчэне (округ Шангу-цзюнь). Поэтому на стенах его гробницы среди прочих бесценных фресок найдены изображения северокитайских городов Фаньяна и Нинчэна, а также Учэна, в котором покойный не служил, но бывал по делам. Лучше всего сохранилась фреска Нинчэна, ценность которой повышается тем, что все здания на плане имеют подписи, что облегчает определение их назначения (см. [109, с. 17]). На плане мы видим изображение города, передающее многие мелочи именно естественной городской жизни, которую нелегко представить по обычным археологическим данным. Обычно до нашего времени доходит очень малая часть городских зданий, их нередко трудно атрибутировать. На фреске — город, полный жизни.

Отдельно надо отметить археологический источник огромной ценности, чей потенциал пока раскрыт лишь в небольшой степени. Это глиняные модели зданий, которые принято было класть в погребения. Эти модели детально воспроизводят дома и хозяйственные постройки, которые были необходимы покойному в загробной жизни. Такие модели, ещё весьма схематичные (хотя и передающие многие специфические особенности древнекитайской архитектуры), появились уже в период Западной Хань, но истинного расцвета достигли в период Восточной Хань. Традиция приносить в жертву духам предков ненастоящие дома, деньги, рабов и скот имеет давние корни и, без сомнения, восходит к жертвоприношениям глубокой древности, которые затем в целях экономии заменили моделями жертв. В период Хань этот обычай трансформировался — и модели дошли до нас, причём в прекрасном состоянии и огромном количестве. Больше всего моделей найдено на территории провинций Гуандун, Ганьсу, Шэньси, Хэнань, Шаньдун, Сычуань. Обычный материал — красная или серая глина. Судя по некоторым находкам, эти модели могли быть раскрашены. В настоящий момент глиняные модели зданий воспринимаются как основной иллюстративный источник по китайской архитектуре периода Хань, именно в этом ключе проходит их публикация (см. [75]). При этом основная ценность и уникальность моделей зданий как источника — это то, что, судя по всему, модели представляют собой не некие усреднённые типы строений, а по возможности точные копии зданий, входивших в усадьбу покойного, разнообразных жилых и хозяйственных построек. Изучив совокупность моделей, найденных в каждой конкретной гробнице, исследователь может создать абсолютно достоверную картину той или иной древнекитайской усадьбы, а, учитывая огромный объем материала (модели зданий найдены-в сотнях могил), анализ его мог бы дать весьма яркую картину древнекитайской усадьбы периода Хань в целом. Однако на данном этапе такой анализ, к сожалению, почти невозможен — в археологических отчётах по отдельно взятым гробницам модели лишь перечисляются, крайне редко даются их изображения или подробные описания, а в альбомах фотографий, почти никогда не приводится привязки к конкретному объекту. Остаётся надеяться, что китайские учёные осознают настоящее значение этого источника, оказавшегося в их распоряжении.

В последнее время китайские археологи широко берут на вооружение современные методы работы, и, получают интересные результаты даже на уже, казалось бы, хорошо изученных объектах.

Например, летом 1994 г. группа специалистов из Бюро топографической съемки провинции Шэньси в тесном сотрудничестве с учёными-археологами приступила к топографической съемке местности, на которой размещалась западноханьская столица Чанъань (в 10 км к северо-западу от Сиани, столицы провинции Шэньси) (см. [13- 77]). Основными задачами исследования были: 1) уточнить расположение и очертания городских стен, особенно плохо сохранившейся северной стены и северной оконечности западной стены- 2) вычислить точную длину стен и координаты их изгибов- 3) предельно точно вычислить площадь Чанъани- 4) зафиксировать точное местоположение дворцов, улиц, рынков и других объектов- 5) выстроить для ханьской Чанъани систему координат (нанести объекты на сетку системы координат) — 6) создать цифровую карту Чанъани- 7) создать компьютерную базу данных по ханьской Чанъани, крайне ценную для изучения городища (см. [77, с. 39]).

Такого рода «оцифровка» археологического памятника проводилась в Китае впервые (что вполне красноречиво говорит о том, насколько высоко оценивается ценность исследований именно Чанъани, которую предпочли другим объектам Китая). Проведение съемки (причём широко использовалась и аэрофотосъемка) и обработка данных заняли более пяти лет.

Впервые за полувековую историю исследований Чанъани (и за более чем два тысячелетия существования города) была сделана его полная и точная карта, причём она существует и в цифровом формате (см. [77, с. 40−41]). С гораздо большей, чем ранее, точностью, были вычислены длина и очертания городских стен и прочих объектов, произведён анализ высот городской территории, обнаружен ряд объектов, чьё положение до того определялось лишь предположительно, например, четверо из двенадцати городских ворот.

Все данные, полученные с помощью топографической аэрофотосъемки, были внесены в компьютер и создана сетка координат, и все городские объекты, равно как и ворота, а также изгибы стен, получили точные числовые координаты (всего было выделено 89 точек).

На основании проведённых исследований, а также с учётом карт и обмеров, сделанных за предыдущие пятьдесят лет, была создана цифровая двухмерная модель ханьской Чанъани, которая позволяет с высокой точностью высчитывать не только размеры крупных объектов, но и расстояния между ними, соотношения их размеров, и т. д. Помимо того, что карта Чанъани теперь доступна в цифровом варианте, готовится к выпуску новая подробная карта городища, в масштабе 1: 10 ООО (см. [77, с. 42]). Излишне отмечать, что внедрение в китайскую археологию современных методов заставляет ждать ещё более интересных результатов. Говорить о подведении итогов в ханьской археологии пока, без сомнения, рано.

Повторяясь, подчеркнем, что археологически ханьский Китай изучен пока далеко не полностью. А значит, в будущем следует ожидать новых находок.

Письменные источники. Крайне трудно вычленить из общего массива источников тот или иной, который представляет для нас особый интерес. Почти во всех произведениях, касающихся эпохи Хань, в каком-либо контексте упоминаются города. Поэтому мы сосредоточимся здесь только на основных источниках, занимающих в нашем исследовании особенную роль. Нам кажется, что нужно выделить несколько групп источников — статистические, описательные и экономические.

К статистическим (мы вполне осознаем условность такого наименования, это обозначение призвано, прежде всего, подчеркнуть уровень «массовости» (с математической точки зрения) информации, содержащейся в этих памятниках) источникам необходимо прежде всего отнести разделы Хань шу («История [Ранней] Хань») Дили чжи («Трактат о земном устройстве»)) (цзюани.

28 А и В) и Хоу-Ханъ шу («История Поздней Хань») Цзюнь-го чжи liPIU/S («Трактат об округах и удельных княжествах»)) (цзюани 29−33).

История [Ранней] Хань", состоящая из 100 цзюаней, в основном написана восточноханьским историком Бань Гу (32−92), часть текста (цз. 9, 10, 73, 84 и 98) — его отцом Бань Бяо, главы 13−20 — его сестрой Бань Чжао. Книга охватывает разные стороны истории Западной Хань и является основным источником по этому периоду (подробнее см. [37- 167, с. 2.09−211]).Раздел Д, ши чжи описывает все округа империи, перечисляет все уездные города, основные географические приметы, и, главное, приводит для каждого округа данные переписи 2 г. н. э3. Данные Хань шу значительно дополнены комментариями к нему, составленными учёными разных эпох и собранных танским учёным Янь Ши-гу МЙ’Й'. Без всякого сомнения, помимо исторических фактов комментаторы приводят и множество недостоверной или легендарной информации, что, впрочем, тоже небезынтересно. Данные Дили-чжи позволяют нам составить некоторое представление о городах Западной Хань, их числе, местоположении, опосредованно — о населении (подробнее см. Главу III данной работы).

Аналогичный раздел (Цзюнь-го чжи) входит в Хоу-Ханъ шу, написанную Фань Е (398−445). Этот труд из 120 цзюаней, несмотря на то, что написан значительно позже, планировался как продолжающий традиции Хань шу. В частности, трактат Цзюнь-го чжи, входящий в Хоу-Ханъ шу, составлен по образцу Дили-чжи. За основу демографического обзора взяты данные переписи 140 г. н.э., в целом данные об округах несколько более подробны, чем у Бань Гу, например, во многих случаях упоминаются не только уездные города, но и прочие населенные пункты, входившие в уезды. Данные Фань Е дополняются сводным комментарии к Хоу-Хань шу лянского (502−557) учёного Лю Чжао.

Ш.

Без всякого сомнения, эти источники нельзя воспринимать как абсолютно точные, но в целом они, при всех возможных ошибках и неточностях автора (а также использовавшихся им материалов) и переписчиков, представляют собой абсолютно уникальный материал, равного которому по охвату нет ни в одном нарративном источнике древности.

Группы описательных источников, конечно, гораздо более разнородна и многочисленна. Нам хотелось бы специально остановиться на одах-фу, написанных в ханьское время и описывающих главные города империи. Жанр фу окончательно оформился именно при Хань4, поэтому ханьские фу стали своего рода эталоном, вошли в разного рода сборники и стали одним из знаковых элементов китайской литературы и культуры (подробнее см. [220]).

В нашем исследовании мы прежде всего использовали оды Бань Гу и Чжан Хэна, которые входят в одну из самых известных антологий древней китайской литературы Вэнъсюанъ ¿-СШ («Собрание [лучших произведений] словесности»), составленную в начале VI в. н.э. группой филологов под руководством наследного принца династии Лян (502−557) Сяо Туна ЩЩ (501−531) (посмертный титул — Чжаомин-тайцзы ВдВЯ^-р). Поскольку эта антология, при всей своей важности для китайской культуры, почти не отмечена в отечественной историографии, мы считаем возможным остановиться на ней и на истории её составления несколько подробнее.

Династия Лян, одна из южных династий периода Нань-бэй чао, несмотря на недолгое время своего существования стала заметным периодом в истории китайской литературы и филологии, во многом благодаря. крайне уважительному отношению к изящной словесности первого правителя династии, У-ди (Сяо Янь Щ^Т, 464−549, император с 502 г.). Поэты и: писатели стекались в столицу со всей империи, чтобы занять место в том или ином литературном салоне, которые обычно возглавлялись членами императорской фамилии.

Центром одного из таких салонов был старший сын императора, Сяо Тун5, родившийся в октябре 501 г. и провозглашённый наследником 24 декабря 502 г (см. [125, цз. 2, с. 2025; 91, цз. 6, с. 2689]). Он получил приличествующее его сану образование — на третьем году жизни начал изучать Сяо цзин и Лунъ> той, на пятом году жизни знал наизусть Пять канонов. Одним из его наставников был Шэнь Юэ (441−512), возможно, самый почитаемый придворный поэт того времени. Главным увлечением молодого принца было коллекционирование редких манускриптов, есть сведения, что в его собрание, например, входил оригинал Ханъ шу, написанный собственной рукой Бань Гу (см. [125, цз. 40, с. 2081 -2082; 91, цз. 50, с. 2803−2804]).

Сяо Тун собрал вокруг себя множество литераторов и буддийских монахов, часто участвовал в дискуссиях и обсуждениях. Среди народа он был известен своей благотворительностью — зимой посылал рис и одежду беднякам столицы, давал деньги на похороны тем, у кого не было средств.

К сожалению, наследнику не суждено было стать императором- — в апреле 531 года он упал в воду во время прогулки (его лодка, с которой он собирал лотосы, перевернулась), был спасен, но заболел, но долго запрещал извещать отца о своей болезни, чтобы не расстроить его. Он умер 7 мая 53 1 года и был похоронен 21 июня.

Согласно его биографиям, после него осталось несколько сочинений: он составил собрание классических изречений и афоризмов Чжэм сюи ИЕ.^ («Истинный порядок») в 10 цзюанях, сборник пяти слоговых стихотворений, Вэнъ-чжан ин-хуа («Лучшие цветы литературных произведений») в.

20 цзюанях, антологию Вэнъсюанъ в 40 цзюанях и ряд его собственных произведений общим объемом в 20 цзюанях (см. [125, цз. 8, с. 2038; 91, цз. 53, с. 2812]).

До нашего времени из этих произведений дошла только Вэнъсюанъ. Очевидно, что Сяо Тун не был единственным составителем этой антологии (по крайней мере, его именем подписано предисловие к антологии, в котором изложены причины составления Вэнъсюани и основные принципы предлагаемого в ней жанрового деления). Японский буддийский монах Кукай (774−835) в своём сочинении Бункё хифурон («Трактаты из секретного хранилища литературного зерцала») пишет, что Сяо Туну помогали Лю Сяо-шо (481−539), известный поэт и один из ближайших друзей наследника, ведавший его библиотекой, и другие ученые, имен которых он не называет (см. [85, с. 163]). Крупный исследователь Вэнъсюани Хэ Жун foHi полагает, что, помимо Лю Сяо-шо, значительную роль в составлении антологии играл также поэт Ван Юнь ЗЕЦ (481−549), которому после смерти Сяо Туна было приказано написать плач по нему (его текст см. [125, цз. 8, с. 2038]), под их началом работала целая группа сотрудников: Лю Чуй |Ш1§- (470−526), Инь Юнь (479−529), Дао Ся SJJ& (477−527), Мин Шань-бинь Щй]Ш (443−527) и Чжан Шуай ШШ (475−527) (см. [149, с. 27]).

Наиболее вероятным временем составления антологии можно считать период 520−526 гг., причём завершено оно было не ранее 526 г., так как именно в этом году скончался Лю Чуй, самый поздний из авторов, вошедших в Вэнъсюанъ, а Сяо Тун, по ряду данных, следовал в составлении антологии принципу включения в неё лишь тех авторов, которые уже перешли в мир иной (см. [164, цз. 20, л. 1в]).

Вэнъсюанъ была создана в столице Лян, Цзянкане ШШ (совр. Нанкин), в т.н. Восточном дворце (Дунгун ЖИ), резиденции Сяо Туна. Однако в средине века существовала стойкая традиция, что местом его составления был город.

Сянъян II PU (совр. Сянфан ЩЦ в Хубэе). Сунский географический трактат Ю-ди цзи-шэн ЩгШ^Ш («Записанные достопримечательности Вселенной») Ван Сян-чжи 1ЕШ2. (получил степень цзинъ-ши ок. 1196 г.) отмечает, что на месте Сянъяна можно видеть здание, называющееся Вэнъсюань-лоу (Башня Вэнъсюани), в которой Сяо Тун якобы собрал десять учёных для составления антологии (см. [64, цз. 82, л. 9в]). Эта точка зрения, однако, не подтверждается источниками, так как Сяо Тун, за исключением первых месяцев своей жизни, никогда не был в Сянъяне. Объясняется возникновение этой традиции, вероятно, тем, что Сянъян был столицей области Юнчжоу ШШ, которой с 523 по 526 г. управлял брат Сяо Туна Сяо Ган iif&lf (будущий император Цзянь-вэнь-ди (550−551)), который, согласно Нань ши, также собирал вокруг себя ученых и литераторов, собирал древние книги и составлял их антологии (см. [91, цз. 50, с. 2804])6.

В антологию вошло 761 произведение 130 авторов, классифицированные по 37 жанрам. Авторы, чьи произведения вошли в антологию, относятся к т периоду с VI в. до н.э. до конца V в. н.э. Сам факт вхождения в антологию сделал эти произведения creme de creme китайской литературы, также как и жанровое деление, предложенное составителями, надолго стало эталоном (или, по крайней мере, отправной точкой) для составителей разнообразных изборников в последующие века. Фактически именно Сяо Тун и его коллеги предложили отделить изящную словесность от исторических и философских трудов, и предложили весьма детализированную систему жанров, каждый из которых развивает какое-нибудь особенно качество изящной словесности {фупышность описания, ши (стихотворения) — искренность чувства и т. п).

В Вэньсюань вошли:

Жанр Цзюани Количество произведений.

1 Оды {фу ®)8 1−19 56.

2 Стихотворения {ши 19−31 443.

3 Элегии (cao JU) 32−33 17.

4 Стихотворения «семь строк по семь знаков» (циfc) 34−35 24.

5 Эдикты (чжао |д) 35 2.

6 Грамота о жаловании уделом (цэ ffi) 35 1.

7 Приказ (.пин v") 36 1.

8 Поучения (цзяо Ш) 36 2.

9 Экзаменационные сочинения (цэ-вэнъ ШЗС) 36 13.

10 Трактаты (бяо Ш) 37−38 19.

11 Докладные записки (шаншу .ЬШ) 39 7.

12 Сообщения (i{u Ш) 39 3.

13 Обвинения (таныии ЗЩ^) 40 3.

14 Меморандум (цзянь Hit) 40 3.

15 Доклад (цзоу-цзи И|й) 40 1.

16 Письма {ту Ш) 41−43 24.

17 Прокламации (си Ш) 44 5.

18 Ответ на вопрос (дуй-вэнь IIP°1) 45 1.

19 Диалоги (шэ-лунь ^fm) 45 3.

20 Слова (в старославянском значении слова — нечто среднее между одой и стихотвторением) (1{Ы 45 2.

21 Предисловия (сюм 45−46 9.

22 Панегирики (сун Щ) 47 5.

23 Хвалебные речи (цзанъ Щ) 47 5.

24 Трактовки благовещих знамений (iфу-мин ?Jbp) 48 3.

25 Рассуждения об исторических событиях (ши-лунь SE-itra) 49−50 9.

26 Изложения и рассуждения об исторических событиях (ши шу-лунь S^iEfra) 49−50 9.

27 Суждения (лунь ira) 51−55 14.

28 «Нанизанный жемчуг» (лянь-чжу ШЕЙ 55 50.

29 Увещевание (чэ/сэнь Ш) 56 1.

30 Надписи (мин Ш) 56 5.

31 Надгробные слова (лэй 56−57 8.

32 Плачи (ай Ж) 57−58 3.

33 Эпитафии (бэй 58−59 5.

34 Надгробные надписи (му-чжи HtS) 59 1.

35 Погребальная (напутственная) речь (син-чжуан ItJUO 60 1.

36 Плачи (дяо-вэнь 60 2.

37 Речи при жертвоприношениях (цзи Ш) 60 3.

Конечно, эта жанровая классификация не достаточно прозрачна. Современный китайский литературовед Шу Чжун-чжэн ШШ1Е, детально проанализировав произведения разных жанров, предлагает объединить их в 7 групп-категорий: I. 1- 4 — рифмованная литература {ю юнь чжи вэнь ЩШ^.'Я.) — II. 5−9 — приказы и наставления правителя подданнымIII. 10−17 — обращение низшего к высшему или равномуIV. 18−21 — диалоги и рассужденияV. 22−24 -панегирикиVI. 25−28 — логические построенияVII. 29−37 — произведения, прославляющие добродетель или доблести усопшего (см. [191, с. 531−533]). С предложенной Шу Чжун-чжэном классификацией согласен и Дж. Хайтауэр (см. [216, с. 531−533]. Стоит отметить довольно значительные отличия представлений китайцев об изящной словесности от западной традиции, в это число включались жанры, которые в Европе, скорее всего, были бы отнесены не к филологии, а к делопроизводству.

Изучение Вэньсюани началось вскоре после его составления9 — первый комментарий (Вэньсюань инь-и ->CjIITal§ («Произношение и смысл Вэньсюани»)) был составлен двоюродным братом Сяо Туна, Сяо Гаем ШШ, известным также как знаток Хань шу (см. [219, с. 52]). В начале Суй важную работу написал Цао Сянь ЩЩ. (ок. 605−649), уроженец Янчжоу и известный знаток редких знаков (см. [112, цз. 198, с. 4727]). Эти комментарии не сохранились, но, судя по всему, они носили в основном лингвистический характер, преследуя цель пояснить многочисленные редкие и вышедшие из употребления знаки, в большом количестве встречающиеся в произведениях, вошедших в Вэньсюань.

Настоящий переворот в изучении Вэньсюани произвёл один из учеников Цао (многие из них занимались изучением Вэньсюани), Ли Шань^Щ (?-689), учёный, входивший в свиту танского наследника престола Ли Хуна Ли.

Шань был известен как очень квалифицированный знаток древней литературы и языка, но над ним посмеивались за то, что он был абсолютно неспособен к самостоятельному творчеству — редкий случай среди китайских интеллектуалов. Среди приближенных принца его даже называли «корзиной для книг» (см. [112, цз. 202, с. 4740]), за его обширные, но, пс мнению придворных, бесполезные знания. Однако в 658 г. он прославился, представив императору Гао-цзуну (650−683) свой комментарий Чжаомин Вэньсюань чжу («Комментарий к Вэньсюани принца Чжаомина»), который и по сей день остаётся первым среди многих.

Ли Шань предложил новое деление текста (на 60 цзюаней, ранее он делился на 30), в своей работе он проанализировал многие более ранние комментарии (для ряда произведений труды ранних комментаторов воспроизведены им полностью), и прежде всего сосредоточился на объяснении смысла редких слов, а также на пояснении содержащихся в тексте скрытых цитат {loci classici). Его сын Ли Юн (678−747) по его просьбе составил разъяснения смысла отдельных фраз. Известно, что при жизни Ли Шаня он подготовил четыре «издания» своего комментария, каждый раз внося в текст исправления и добавления.

Однако, что вполне естественно, комментарий Ли Шаня вызвал, помимо похвал, и многочисленную критику. В основном его упрекали в недостаточном внимании к смыслу целых фраз, без коих пояснений, даже зная смысл отдельных слов, понять текст крайне затруднительно. В 718 г. Люй Яньцзо Sii.?^ поднёс императору Сюань-цзуну (712−755) новый комментарий, основанный на пояснениях пяти учёных разных времён, о которых у нас нет почти никакой информации: Люй Сяна S (ум. ок. 723), Люй Яньцзи S, Лю Ляна Ш Й, Чжан Сяня Ш. Ш, и Ли Чжоу-ханя Этот комментарий был назван У-чэнь цзи-чжу («Сводный комментарий Пяти Сановников»), и в нём обращалось внимание прежде всего на пояснение отдельных фраз. Также учёные предложили заменить ряд знаков в текстах, которые, по их мнению, были результатами описок. Этот комментарий, хоть и подвергался критике, вплоть до XI в. был более распространен, чем комментарий Ли Шаня. В целом комментарий Пяти сановников считается ценным инструментом в изучении Вэньсюани, хотя и гораздо менее тщателен, чем труд Ли Шаня.

В итоге усилий многих учёных была создана целая наука, «вэньсюанелогия» (вэньсюань-сюэ), которая особенно расцвела после Тан, когда Вэнъсюань стала одним из основных предметов государственных экзаменов (даже ходила поговорка Вэнъсюань лань, сюцай бань «вызубрил Вэнъсюань — считай полсюцая») (подробнее см. [219, с. 1]).

Самыми древними экземплярами антологии считаются четыре рукописи Вэньсюани, найденные в Дуньхуане, которые были созданы в 680 г. в Чанъани в монастыре Хунцзи. Среди этих самых древних копий — значительная часть «Оды о Западной столице» Чжан Хэна с комментарием Ли Шаня (см. [93, с. 3075−3141- 101- 79]).

При Сун Вэнъсюань с комментарием Ли Шаня была издана на средства Го-цзы грянь Щ-рдп (Инспекция образования чиновников). Издание было осуществлено ок. 1023−1033 гг., в Пекинской библиотеке хранится два неполных экземпляра этого издания (см. [182, с. 77−78- 98]). Первое известное издание Вэньсюани с комментарием Пяти сановников относится к 1161 году, оно было подготовлено в издательстве Чун-хуа шу-фан Ш^ИгИз Чэнь Ба-лана RlA^P. Экземпляр этого издания хранится в Центральной национальной библиотеке на Тайване (см. [163, с. 28]).

Другие версии Вэньсюани сохранились в Японии, прежде всего это Вэнъсюань цзичясу (Мондзэн сютю) ^tiillil/i с комментарием неизвестного автора, составленным не ранее середины VIII в. Оригинальный текст этой версии состоял из 120 цзюаней, но до нашего времени дошло только 20 (см. [219, с. 54]).

При Сун комментарии Ли Шаня и Пяти Сановников впервые были изданы вместе в виде «Сводного комментария Шести Сановников» (Лю-чэнь цзи-чжу), первое издание было напечатано в Сычуани, господином Пэем Щ между 1106 и 1111 гг., оно хранится в музее Гугун на Тайване (см. [73, с. 13, 66]). Именно в этом виде Вэнъсюань чаще всего издаётся и сейчас.

Некоторый упадок изучения Вэнъсюани начался при Юань и продолжился при Мин, когда антология была выведена из числа текстов, которые необходимо было знать для сдачи государственных экзаменов. Впрочем, издания и переиздания книги и в это время были весьма многочисленны.

В эпоху Цин гуманитарные исследования в Китае переживали своего рода золотой век, повлияло это и на изучение Вэнъсюани. Были написаны десятки работ, с разных сторон анализировавших и пояснявших как сами тексты, вошедшие в Вэньсюань, так и древние комментарии к ним (подробнее см. [219, с. 58−63- 193, с. 938]). Своего рода вершиной цинской вэньсюанелогии считается филологический комментарий, созданный Ху Шао-ином (1791−1860), Вэньсюань цзянь-чжэн >СЩ|ЁИ («Комментарий и исследование Вэнъсюани») в 32 цзюанях (см. [140]). Ху, как и некогда Ли Шань, в первую очередь обратил своё внимание на проблемы значения и произношения отдельных знаков. Этот комментарий абсолютно необходим при изучении Вэнъсюани, особенно для од {фу), известных своим крайне пышным языком, изобилующим редкими знаками.

Изучение Вэнъсюани стало одной из жертв стремления китайской интеллигенции к демократизации гуманитарных наук. В двадцатом веке число китайских учёных, изучавших Вэньсюань, значительно уступало цинской эпохе — долгое время в общественном мнении антология была не более чем невнятным сборником малопонятных текстов, совершенно не нужных в современной жизни. Почти все вэньсюанеологи Китая двадцатого века являются учениками или учениками учеников Хуан Каня ИШ (1886−1935). Его сравнительно немногочисленные труды о Вэнъсюани были опубликованы только после его смерти (см. [142]), так как основные силы он направлял на подготовку студентов, в чём весьма преуспел. После 1949 г. «центр тяжести» изучения Вэнъсюани переместился на Тайвань, а в КНР оно только сейчас начинает восстанавливать свои позиции.

В двадцатом веке началось и исследование Вэнъсюани иностранцами, на что определённое влияние оказали находки в Дуньхуане.

Очень многое сделано японскими исследователями, существует целый ряд переводов Вэнъсюани на японский язык (см. [111- 117- 60- 110]), а также перевод входящих в нее фу (см. [108]). Огромную помощь всем, изучающим Вэньсюань, оказал Сиба Рокуро $fn$/EP, составивший четырёхтомный Мондзэн сакуин («Указатель к Вэнъсюани») (см. [116]).

Усилия западных учёных прежде всего сосредоточились на переводах. Артур Уоли в двадцатые годы опубликовал перевод ряда фрагментов из од (см. [243, с. 41−42, 43−44- 244, с. 41−43, 65−72]), комментированные переводы нескольких небольших произведений в 1926;1928 гг. выполнил Эдуард Эркес (см. [213- 212]). Русский эмигрант Георгий Маргулис (Georges Margoulies) издал в Париже перевод ряда од, декларировав в предисловии, что в его планы входит перевод и исследовании всех од Вэнъсюани (см. [226, с. 2]). К сожалению, этим планам не суждено было осуществиться.

• Кроме того, что это переводы охватывали лишь небольшую часть текста, они не были лишены ошибок и неточностей, что не раз отмечал австрийский учёный Э. фон Цах (1872−1942), работавший в 1901;1919 в Китае в консульстве Австро-Венгрии, затем осевший в Батавии и погибший в 1942 г., когда корабль, на котором он эвакуировался, был торпедирован японской подводной лодкой (см. [214]). Он перевел на немецкий почти 90 процентов огромного корпуса Вэнъсюани. Этот удивительный человек, выучивший китайский самостоятельно (к тому же он владел маньчжурским и тибетским), также успел перевести почти все тексты танской поэзии. Он всегда провозглашал, что делает переводы для студентов, а не для ученых, поэтому стремился прежде всего к точности передачи грамматических конструкций (которую он сочетал с большой «литературностью» своего текста) и возможному минимуму комментариев (см. [253]). Он публиковал свои переводы в никому не известных журналах в.

Батавии (см. [251- 252]), в Европе они были переизданы только после его смерти (см. [250].

Более подробный и в полном смысле слова научно комментированный перевод на английский язык выполнен профессором Вашингтонского Университета Дэвидом Кнектегесом, который предпринял попытку перевода всего текста Вэнъсюани. В нашем распоряжении есть только первый том, где собраны переводы од о столицах (цз. 1−6) (см. [249]). Продолжается ли дальнейшее издание перевода, нам, к сожалению, неизвестно.

Но вернемся к одам, входящим в Вэньсюанъ. Начать надо, без сомнения, с «Од о двух стольных градах» (Лян-ду фу MfPIJi) кисти уже упоминавшегося нами Бань Гу, автора Хань-шу (они написаны им под литературным псевдонимом Бань Мэн-цзянь $£2аМ). Две оды прославляют столицы ХаньЧанъань и Лоян, их текст (с небольшими различиями), помимо Вэньсюани, также содержится в биографии Бань Гу в Хоу-Хань шу (см. [127, цз. 70, с. 923 925]). Жизнь Бань Гу довольно хорошо изучена (см. [37, с. 31−37]), и мы не будем на ней специально останавливаться. Обе оды писались им одновременно с Хань шу и были поднесены императору ок. 65 г.

Гораздо менее, особенно в отечественной историографии, известна жизнь Чжан Хэна Wffi (78−139), автора цикла Санъ-цзин фу («Оды о трёх столицах»), притом что он — один из интереснейших людей Китая эпохи Восточной династии Хань, выдающийся астроном, литератор и философ. Это один из самых знаменитых учёных древнего Китая, его имя без преувеличения известно каждому китайскому школьнику, нет недостатка в научно-популярных книгах, посвященных его жизни и изобретениям (см., например, [90]), даже в исторических романах о нём (см. [97]). Однако, как часто случается, известия источников о Чжан Хэне чрезвычайно скупы, и серьёзных исследований о нём крайне мало (см. [119- 123]). Публикации на русском языке, посвященные этому учёному, фактически исчерпываются небольшой статьей директора.

Цзыцзиныианьской обсерватории Чжан Юй-чжэ (см. [56]) и статьей А. И. Кобзева и А. Г. Юркевича в энциклопедии «Китайская философия» (см. [19]). Переведены некоторые фрагменты его философских трудов (см. [15, с. 325 -334]) и небольшая часть поэтического наследия (см. [8, с. 204−206- 9, с. 183 193- 53- 54- 55]).

Источников, рассказывающих о его жизни, также весьма немного — это эпитафия, составленная его другом, поэтом Цуй Юанем Щ. Ш (78−143) и биография в Хоу-Хань шу (см. [127, цз. 89. с. 969 — 973]).

Несмотря на то, что это не является предметом нашего исследования, остановимся на его жизни подробнее, так как, как мы отмечали выше, в отечественной историографии о нём написано довольно мало. В его биографии написано: «Чжан Хэн, по имени Пин-цзы^F-p10, уроженец Сиао Щ^Р в уезде Наньян ШР§ П.Из знатного рода12. Его отец Кань Ш был тайшоу в округе Шу H13. Хэн [уже] в малом возрасте был весьма прилежен в науках, поэтому отправился в столицу. Приехав в столицу, он учился в Тайсюэ^.Щ, где проник [в смысл] пяти канонов и шести искусств14. Хотя он был чрезвычайно талантлив для своей эпохи, не гордым, чистым и благородным, с холодным обликом, скромный — плохо сходился с людьми. Вот таких обычаев человек. В середине [периода] Юн-юань ЯС7С15 выдвигать почтительных к старшим (сяо) и честных считалось невозможным. Правители и чиновничество не сообразуясь с [велениями] времени служили Поднебесной. Изо дня в день, в течении долгого времени, начиная с ванов и хоу (высшая аристократия. — С.Д.) и ниже никто не отказывался от роскоши. Поэтому [Чжан Хэн] не стал главнокомандующим, хотя ездил на лошади удивительно [хорошо]. Его таланты были всеобъемлющи, но его не ценили. Хэн был хорош в механизмах, достиг мудрости в астрономии,.весьма хорош в математике. Ань-ди16, высочайше услышав что Хэн хорош в математике, отправил царскую колесницу специально чтобы пожаловать его рангом лапчэ/суна BPф, потом перевёл в тайшилины ЛЗЁ’ф17.

1 fi.

В начале правления Шунь-ди двор переехал, вновь. был назначен тайшшином. Хэн не хотел получать должность, [сказал], что [тайшилин] это чиновник, который [обязан] жить при дворе, а он слаб и в годах, не поехал. С тех пор, как ушел с должности тайгиилина, прошло пять лет, и снова вернулся.

В начале [периода] Юн-хэ19 был выслан в качестве канцлера [удела] 20.

Хэцзянь .после того, как он три года ведал делами [министра], написал императору, просясь на покой, [но в ответ] был вызван [в столицу] и пожалован рангом шаншу fcfiHr. На шестьдесят втором году жизни, в четвертый год [периода] Юн-хэ, умер" [127, с. 969−973].

Чжан Хэн начал свою службу в родном Наньяне, при начальнике округа Бао Дэ ШШ, и в течение восьми лет (100−108) составлял для него множество официальных документов, приказов, отчётов и прошений. В 108 г. Бао Дэ получил повышение и уехал в столицу, а Чжан Хэн вернулся домой и до 111 года занимался науками и литературой.

Р 111 г. император Ань-ди, ьрослышав о его талантах в области математики, пригласил его в столицу. Он был придворным учёным, занимался многими проблемами, связанными с календарём, астрологией и т. п. Про чудеса, созданные изобретательским гением Чжан Хэна, ходили легенды. Фань Е, например, вкладывает в его уста следующую фразу, полную печальной иронии: «Три колеса можно заставить самостоятельно вертеться, деревянный орёл также может сам летать, складывает крылья, возвращаясь в гнездо, так почему бы мне не наладить этот аппарат и не воспользоваться им?!». Трудно не заметить, что умение создавать летающих деревянных птиц — непременный ятпи^т пргриттарного изобретателя-умельца у многих народов. Чжан Хэн имел именно такую репутацию.

Одно из самых известных изобретений Чжан Хэна — сконструированный им сейсмограф, представлявший собой сосуд, на стенках которого были прикреплены восемь фигур драконов, расположенных по странам света. В пастях драконы держали бронзовые шарики. В случае землетрясения противоположный его направлению дракон ронял шарик в рот одной из бронзовых жаб, которые сидели под каждым драконом. Несмотря на то, что современным учёным не удалось создать действующую модель такого сейсмографа, Фань Е сообщает, что он нормально функционировал и извещал о землетрясениях, произошедших за несколько тысяч километров от него. Благодаря этому чудесному изобретению авторитет Чжан Хэна при дворе был очень высок. Также он изобрёл тележку-компас с шестерёночными передачами, солнечные часы, предложил использовать в картографии прямоугольную систему координат (см. [123, с. 256]).

Чжан Хэн также был одним из самых выдающихся астрономов той эпохи. Он сконструировал армиллярную сферу, его концепция мироустройства изложена в частично дошедших до нас трактатах Хун тянь и чжу ЧЩ-^ШШ21 («Иллюстрированное описание полной армиллярной сферы») и Лин сянь ШШ («Законы [действия] одухотворяющей силы») (см. [15, с. 325 — 334]). Чжан Хэн придерживался геоцентрической модели мира, в своих трудах он, почти одновременно с Клавдием Птолемеем, говорит об экваторе, эклиптике, полюсах мира. Он выделял 2500 «сильных» и 11 520 «слабых» звёзд (под «сильными» звёздами следует понимать звёзды, видимые невооружённым глазом, число 11 520 взято из «Книги перемен» и символизирует «все десять тысяч вещей»). Чжан Хэн вслед за философом Ян Сюанем (53 г. до н.э. — 18 г. н.э.) считал, что Вселенная бесконечна и непознаваема, скорость движения небесных тел он связывал с их удалённостью от земли. В области математики крупнейшим достижением Чжан Хэна является вычисление соотношения длины окружности земли и её диаметра (т.е. число 7г), равного 3,4 132 (или 3, 17 241).

Со временем Чжан Хэн добился позиций одного из приближенных императора Шунь-ди (126−144), но тут же стал мишенью для нападок евнухов и гадателей, имевших на императора большое влияние, против которого Чжан Хэн последовательно, но безуспешно боролся.

Фань Е приводит в биографии Чжан Хэна написанное имписьмо императору, где он, используя исторические примеры, убеждает правителя, что гадатели и заклинатели духов лишь шарлатаны, и их усиление — верный знак кризиса. Многие высказывания Чжан Хэна, посвященные ситуации в империи, полныв горечи и пессимизма: «[Сейчас думают] непременно [так]: „В ученье нет ничего нужного, а среди гадателей есть [те], кто приближен к императору“. Поэтому [ситуация в стране такова]: река, текущая вниз, все более полноводна, и весел нет!».

Следствием такой принципиальной позиции Чжан Хэна стала его опала и, фактически, ссылка. В 136 г. он был назначен канцлером (сяном) в уделе Хэцзянь, где вошел в конфликт с всесильными семьями местной знати, которая безнаказанно творила беззакония. Его стихи этого периода как никогда меланхоличны. В 138 г. Чжан Хэн окончательно оставил службу и вскоре умер.

В целом можно сказать, что Чжан Хэн, со своей энциклопедичностью и разнообразием талантов, стал для китайской культуры тем символом эрудита-интеллектуала, который в европейской культуре воплотил Леонардо да Винчи.

Без всякого сомнения, стихосложение было одним из самых больших.

У «У талантов Чжан Хэна. «Ода о Западной столице» и «Ода о Восточной столице» были написаны в течение десяти лет, в период его службы в Наньяне, до 108 г. На его написание его вдохновили оды Бань Гу (см. [166, с. 34]), однако цели написания од были совсем иными — Чанъань, столица Западной Хань, в его изображении представляется символом губительной роскоши и расточительности западноханьских императоров, прежде всего — У-ди, которые продолжили худшие традиции Цинь, и потому их гибель была неизбежна. По контрасту с этим разгулом, Лоян, столица Восточной Хань, представлен как город постоянных ритуалов и жертвоприношений, в которых пунктуальнейше участвует император, скромный и бережливый, ориентирующийся прежде всего на установления Чжоу. Конечно, это тоже было своего рода поучение правящей династии, предостережение от ошибок, идеальная картина, призванная усовестить современных автору монархов, несколько уступавших Гуан У-ди, которому Чжан Хэн очень симпатизировал, так как он тоже происходил из Наньяна. Именно Наньяну Чжан Хэн посвятил третью оду цикла, написанную несколько позже, в 108−111 гг., когда Чжан Хэн не служил и жил дома. «Ода о Южной столице» (.Нань-ду фу проникнута любовью к родному городу, который описан как зажиточное и спокойное место, бесконечно преданное своему императору.

Оды Бань Гу и Чжан Хэна весьма ценны не только с литературной точки зрения, но и как исторический источник. Во-первых, это довольно объемные произведения, в которых, согласно требованиям жанра, подробные описания занимают главную роль (из-за цепочек синонимов, которыми славились эти классические фу, они всегда считались одними из самых трудных для чтения текстов всей китайской литературной традиции), а во-вторых, они написаны не придворными поэтами, а людьми крайне образованными, эрудированными и осведомленными, поэтому в них стоит видеть не только красоту слога, но и ценную информацию для исследователя. Крайне важно, что время жизни обеих авторов не отстояло от описываемых ими событий на несколько веков (случай вполне обычный для Китая), а значит, даже если в описываевой ими городской жизни следует видеть прежде всего реалии их эпохи, то всё равно это города и горожане эпохи Хань.

Поскольку одной из целей нашего исследования было выяснение роли города в структуре экономики ханьского периода, то невозможно обойтись без.

И11УЧШ1Ы)В, 1ллиро1С исьсш, сиОТ именно ЛИ ВОПриСЫ. В ОСМиЬНиМ ли ИС10ЧШ1КИ достаточно известные и хорошо изученные — Янь-те лунь ИШвга («Спор о соли и железе»), трактат, написанный в середине I в. до н.э. Хуань Куанем^ЛС, и посвященный дискуссиям, которые велись при дворе по поводу экономической политики, особенно целесообразности введения государственных монополий на соль и железо (подробнее см. [52, т. 1, с. 7−23]).

Также стоит отметить две главы в «Записях историографа» (Ши щи) Сыма Цяня — «Трактат о сбалансированности [хозяйства]» (Пинчжунь шу (цз.

30) (см. [122, цз. 30, с. 178−180- 46, т. 4, с. 199−224, с. 50−55 (о главе)]) и цз. 129 -«Жизнеописания преумножающих богатства» (Хо-ши чжуань ШШШ) (см. [122, цз. 129, с. 355−357- 15, с. 99−107]). Эти главы описывают, соответственно, некоторые аспекты экономической ситуации при Западной Хань и успехи наиболее удачливых торговцев этого времени.

В таком же ключе выдержаны две главы Ханъ-шу — «Трактат о еде и товарах» (Ши-хо чжи (см. [63, цз. 24 А и В, с. 476−482]) (цз. 24, шан и ся), посвященный хозяйственно-культурному районированию и экономической политике Западной Хань, и Хо-ши чжуань (цз. 91) (см. [63, цз. 91, с. 705−707]), не только называющийся также, как и глава труда Сыма Цяня, но и во многом дублирующий ее по содержанию.

В целом надо отметить, что источники по нашей проблеме, как археологические, так и письменные, крайне разнообразны, и очень значительная их часть довольно слабо изучена. При этом для письменных источников характерно прежде всего внимание к глобальным идеологическим вопросам политики и экономики, проблемы повседневной жизни городского населения если и интересовали их авторов, то только как иллюстрации к их умозаключениям. К тому же, как и все нарративные источники, рассмотренные нами памятники не могут считаться абсолютно объективными. Поэтому так важно применять в исследованиях городской проблематики данные археологии, которые не только оказывают неоценимую услугу по «объективизации» данных письменных источников, но и раскрывают многие аспекты городской жизни, которые не привлекли внимания авторов трактатов и од.

Обзор историографии.

Непросто придумать более сложную задачу, чем описание историографии, касающейся эпохи Хань — публикации, освещающие те или иные аспекты истории этого периода составляют едва ли не половину всех китаеведческих публикаций. Ещё более усложняет проблему то, что городскую проблематику вряд ли можно отнести к узкоспециальным — она неразрывно связана с всем массивом социально-экономической истории Хань, а также многими сторонами культуры и идеологии. Ни в коей мере не претендуя на всеохватность, попробуем рассмотреть ряд аспектов темы.

Прежде всего надо отметить ряд работ, посвящённых периоду Хань вообще — в отечественной историографии это прежде всего коллективная монография М. Крюкова, Л. Переломова, М. Софронова и Н. Чебоксарова «Древние китайцы в эпоху централизованных империй» (см. [23]). В этой работе, по праву занимающей место своего рода «настольной книги» отечественного специалиста по Цинь и Хань, есть главы, посвящённые экономике Хань, Чанъани, роли городов в империи, городской жизни, социальным процессам. Очень многое основано на археологических источниках. К сожалению, объём книги не позволил авторам осветить проблему более подробно, а разнообразие рассматриваемых вопросов — уделить достаточное внимание различным гипотезам, касающимся города и городской жизни при Хань. Многие аспекты истории Хань (и древнего Китая вообще) рассмотрены в работах Т. В. Степугиной (см. [39- 40]) и В. Малявина (см. [32]), С. Кучеры (см. [28]) и Е. П. Синицына (см. [37]).

Для западной науки базовой работой без сомнения надо назвать посвящённый древности том «Кембриджской истории Китая» (см. [241]), наиболее авторитетное западное издания, касающегося китайской истории, в котором большинство разделов, посвященных Хань написано такими крупными специалистами как М. Лёве (Лоуи) и X. Билленстайн.

Отдельно стоит отметить составленный китайскими учеными восьмитомный «Атлас истории Китая» (см. [180]), второй том которого посвящен периоду Цинь-Хань. При всех очевидных недостатках (склонность проводить границы округов по границам современных провинций, включение в Китай районов, чье подчинение ему в тот период вызывает много вопросов, возможно, слишком самонадеянное нанесение на карту городов — часто это невозможно, так как письменные источники не слишком краснорнчивы, а археологически обнаружено, как мы видели, менее одной десятой объектов), атлас является лучшим из существующих и широко применяется для исследований во всем мире.

Значительное количество работ посвящено различным проблемам экономической истории Хань — первой династии, на длительное время объединившей Китай и в связи с этим столкнувшейся с рядом проблем, до того неизвестных правителям отдельных царств (и, заметим, весьма успешно решившей большинство этих задач).

Помимо обобщающей монографии Ли Цзянь-туна «Очерк истории экономики при Цинь и обеих Хань» (см. [89]) надо отметить книгу К. Вильбура о рабстве при Хань (см. [247]), большую статью X. Дабса, посвященную реформам Ван Мана (см. [210]). Особняком стоит, наверно, самая объёмная из существующих работ по ханьской экономике, «Food and Money in Ancient China» Нэнси Сванн (см. [240]). Сванн перевела и проанализировала «экономические» главы Ши цзи и Хань шу, дав широкий обзор экономических реформ периода Хань и их влияния на ситуацию в стране, также обратив немалое внимание на роль купечества в империи.

В отечественной историографии по экономической истории этого периода многое сделано В. Штейном в его работе посвященной трактату «Гуань-цзы», оказавшему большое влияние на экономическую мысль Хань (см. [59]), многие проблемы объединенной империи, которые впоследствии пришлось решать и Хань, рассмотрел Л. Переломов в своей монографии, посвященной истории.

Цинь (см. [34]). Значительное место в изучении экономики и философии Хань занимают работы Ю. Кроля, осуществившего перевод и исследование трактата Янъ-те лунь (см. [52]), важнейшего источника по экономической мысли Западной Хань.

Отдельную группу исследований составляют работы, посвящённые проблемам демографии при Хань — работы, которые, благодаря упоминавшимся нами уникальным сведениям, содержащимся в Хань шу и Хоу-Ханъ шу, дали результаты, уникальные для демографии древней истории, которая обычно лишена столь детальных данных. Необходимо отметить классические исследования X. Билленстайна, также принимавшего участие в упомянутом томе «Кембриджской истории Китая», посвященные древнекитайской демографии (см. [199]), где он фактически впервые (если не считать работы Э. Био (см. [201])) открыл для западного читателя данные переписей, придя к по-настоящему фундаментальным выводам, позволившим объяснить многие процессы древнекитайской истории. Ряд вопросов древнекитайской демографии рассмотрен в статье Дж. Рассела (см. [234]).

В связи с демографическими проблемами стоит упомянуть исследования создавшего целую школу последователей В. Скиннера, профессора антропологии и востоковедения в Корнуэльском университете, изучавшего закономерности развития китайского города и пришедшего к крайне интересным и оригинальным выводам о жесткой зависимости размещения городов от т.н. рыночных округов (см. [237- 236]).

Давнюю традицию имеет и изучение частной жизни при Хань. Среди наиболее ранних отметим работу Анри Масперо «Частная жизнь в эпоху Хань» (см. [227]), в которой автор фактически впервые предпринял попытку определить основные тенденции социальной проблематики периода Хань. Что касается города и горожан, автор придерживался мнения, что древнекитайский город, создававшийся во многом искусственно по воле правителя, принципиально не отличался от деревни, а горожане в сущности были такими же крестьянами, что и жители окрестных сёл. В определенном смысле продолжателем Масперо можно назвать ведущего специалиста по эпохе Хань М. Лёве, чьему перу принадлежит большая работа о частной жизни при Хань (см. [224]), которая, впрочем, скорее может быть отнесена к числу научно-популярных. Лёве, продолжая изучение проблем, на которые впервые обратил внимание Масперо, не разделяет его взглядов на искусственность города и является сторонником существования при Хань городского населения как отдельного страта, со своими характерными особенностями.

Очень много работ посвящено разным проблемам древнекитайского города как экономического, социального и политического феномена.

В отечественной историографии по проблемам древних городов Китая, их возникновения и раннего этапа существования очень многое сделано С. Кучерой, введшим в научный оборот богатый материал, который дали раскопки китайских археологов (см. [26- 25- 24]). Вопросы, связанные с зарождением государственности в Китае (неразрывно связанные с возникновением городов) неоднократно рассматривались П. М. Кожиным (см. [20- 21]).

Под общей редакцией Скиннера вышел очень ценный сборник статей, посвященный китайскому городу (см. [242]). В этом сборнике больше всего касаются нашей темы статья А. Райта «Космология китайского города», и Чжан Сэн-ду «Морфология столиц, обнесенных стенами» (см. [248- 205]), а также статья самого Скиннера об иерархии китайских городов, в которой он развивает свою теорию о роли рынков разных уровней в районировании территории Китая (см. [236]).

К исследованиям, посвящённым различным проблемам города, надо отнести статью К. Бишопа «Древние китайские столицы» (см. [202]) и П. Уитли «Архитектура и китайский город» (см. [246]), нельзя не упомянуть ряд разделов «Науки и цивилизации в Китае» Дж. Нидэма, посвященных градостроительству и архитектуре (см. [229]), большое исследование X. Билленстайна о восточноханьском Лояне (см. [198]).

Немало учёных занималось отдельными регионами ханьской империи — в отечественной историографии надо отметить работу Ю. Кроля, основанных на данных Ханъ ту (см. [22]), много информации о северо-западных округах империи, ее стратегии продвижения на запад и соприкосновении с иноплеменными народами содержится в книге Л. Боровковой «Царства «Западного края» «(см. [5]), основанной в основном также на сведениях Ханъ шу. Юго-западу империи, завоеванному у протовьетских государств, посвящена статья Д. В. Деопика (см. [11]).

В данном обзоре мы намеренно опускаем огромный пласт историографии, посвященной истории взаимоотношения империи с кочевыми народами великой степи — эта проблематика, пожалуй, меньше всего имеет отношения к городам (хотя, конечно, именно кочевники часто становились непосредственной причиной как основания городов, так и их исчезновения, но их роль была велика лишь в северных регионах, где города были скорее опорными пунктами, чем ремесленными и торговыми центрами, как в центре империи).

Очень многое было сделано отечественными исследователями в изучении и переводе источников — нельзя не упомянуть сверхчеловеческий труд Р. В. Вяткина по переводу и комментарию Ши гри, без которого, конечно, не может обойтись (и не обходится) ни одно исследование по истории Хань, переведены многие экономические и философские трактаты эпохи Хань (помимо упоминавшихся Янь-те луня и Гуань-цзы — это своего рода философская энциклопедий Хуайнапь-цзы, переведённая Л. В. Померанцевой (см. [51]) а также целый ряд фрагментов трудов разных ханьских философов, изданных в сборнике «Древнекитайская философия. Эпоха Хань» (см. [15]).

В отдельную группу нам хотелось бы выделить исследования, посвящённые изучению древнекитайской литературы — эта группа не может не касаться нашего исследования, в виду использования нами литературных источниках. Ряд работ был упомянут нами в обзоре источников, помимо этого хотелось бы отметить исследования В. М. Алексеева (см. [1- 2]) и И. С. Лисевича (см. [29- 30]), которые стали классикой литературоведения и без которых любое изучение древнекитайских литературных памятников крайне затруднительно.

Несколько в стороне от перечисленных стоят исследования, основанные прежде всего на археологических источниках.

В обзоре источников мы уже упоминали об огромной работе, которую уже провели и продолжают вести китайские археологи (подробнее см. [100]). Нет смысла перечислять многие десятки отчётов о проведённых раскопках, они скорее относятся к источникам, нежели чем к изучению вопроса. Однако, несмотря на то, что китайские учёные имели исключительный доступ к данным, аналитических работ почти нет. В 1984 году вышла книга руководителя раскопок в Чанъани и Лояне, крупнейшего китайского специалиста по ханьской археологии Ван Чжун-шу «Обзор археологии истории династии Хань» (см. [66]). В книге довольно детально излагается ситуация с различными аспектами ханьской истории по археологическим данным, как торемесло, сельское хозяйство, погребения и др. Две главы посвящены столицам — Чанъани и Лояну. Признавая безусловную ценность работы, следует отметить, что работа носит всё же описательный характер, она обобщает данные раскопок и не более.

Нельзя не отметить работу крупного китайского учёного Ань Цзинь-хуая «Китайская археология» (см. [61]), которая, давая широкий обзор археологического изучения истории Китая с палеолита до эпох Мин и Цин, уделяет большое внимание эпохе Хань, причём, говоря о городах, он упоминает не только столицы, но и многие более мелкие города, а также производственно-ремесленные центры. К недостаткам работы (это относится и к упомянутой книге Ван Чжун-шу) надо отнести явно недостаточное использование данных письменных источников, из-за чего монография преобретает более описательный, чем исследовательский характер.

В «некитайской» историографии археологический аспект проблематики ханьского города освещен, по понятным причинам, более скудно.

Как мы видели в разделе, посвященном обзору источников, японская наука традиционно проявляла к изучению китайской древности большой интерес. Исследования японского учёного Кога Нобору ('ЙГЛИ:) в основном посвящены изучению Чанъани, принципам организации города и его окрестностей, и основаны прежде всего на археологических источниках (см. [82- 83]).

Самая ранняя работа в западной историографии, основанная на анализе данных раскопок — исследование С. Хоталинга (см. [217]), посвященное Чанъани и основанное на первых данных археологических исследований, которые начали вести китайские ученые, скорее знакомит западных учёных с полученной информацией, нежели делающее выводы.

Большая монография о планировке китайский городов, основанная на археологических источниках, написана А. Бойдом (см. [203]). К сожалению, она .не посвящена специально древности и тем более эпохе Хань, поэтому рассматриваемые нами проблемы анализируются в ней довольно кратко.

Самая значительная монография на английском языке по ханьской археологии принадлежит скорее к китайской историографии. Это — курс лекций, прочитанный в Йельском университете уже известным нам Ван Чжун-шу [245]. Книга почти полностью повторяет упоминаемую нами выше книгу того же автора, но, несмотря на то, что переводом руководил ведущий американский специалист по китайской археологии Чжан Гуан-чжи, в книге допущено много неточностей в написании иероглифических терминов и иллюстративном материале.

Стоит отметить и ещё одну англоязычную работу китайского ученого, входящую в эту группу статью «Архитектурные следы периода Цинь-Хань» гонконгца Чэн Тэ-куня (см. [207]).

На настоящий момент своего рода итогом изучения городов в эпоху Хань можно считать работы молодого китайского ученого, учившегося в Японии,.

Чжоу Чан-шаня (см. [174- 173]). Его монография «Изучение городов-периода Хань» — фактически первая известная нам попытка, пусть и в очень традиционном ключе, проанализировать феномен города при Хань, опираясь как на очень большой пласт письменных источников, так и на большой объем данных археологии. Автор посвящает главы книги идеологическому значению города, некоторым аспектам градостроительной теории, отдельно рассматривает крупнейшие города Хань (Чанъань, Лоян т.н. Пять столиц), демографическим проблемам городского населения, структуре городского квартала ли, роли и значению городских рынков.

Автор объединяет в своей книге две абсолютно оригинальные историографические традиции — китайскую, основывающуюся на доскональном знании огромного корпуса письменных источников, и западную, совмещающую в себе критический подход к источникам и их анализ (китайские ученые часто бывают склонны лишь к цитированию относящихся к вопросу фрагментов, и крайне редко их комментируют) с стремлением к созданию универсальной источниковой базы исследования, и анализу разных типов источников.

Чжоу Чан-шань свёл в таблицу данные археологов о найденных городищах ханьского периода и на основании этих статистических данных приходит к ряду интересных выводов о типологии ханьских городов. Он предлагает деление империи на несколько больших регионов (центр и восток, юг, север и северо-запад) в каждом из которых города обладали рядом специфических черт, что было связано с особенностями этих регионов (степень военной опасности, плотность населения, процент китайского населения).

На основании сравнения данных письменных источников и археологических находок Чжоу предлагает очень интересную реконструкцию процентного соотношения городского и сельского населения в империи Хань, выясняет степень следования ханьских строителей градостроительной теории, описанной в позднечжоуском трактате Као гун цзи.

К недостаткам работы можно отнести очень малое использование автором западных работ, нельзя не сожалеть и о том, что автор почти не удеяет вопросам, касающимся горожан как социальной группы, их составу и особенностям.

Делая общие выводы, надо признать, что, несмотря на наличие значительного количества работ по разным аспектам темы, проблема как таковая в мировой историографии изучена довольно слабо. При этом в нашем распоряжении есть бесценная, уникальная и постоянно пополняющаяся фактическая база, появившаяся благодаря китайским археологам в течение последних десятилетий, которая ещё совсем недавно не была доступна исследователям. При этом эта база пока сравнительно мало введена в научный оборот. В последнее время в этой тенденции намечается определённый качественный перелом. В нашей работе фактическому материалу будет уделено основное место, так как на русском языке, равно как и на западных языках, этих данных, за редким исключением, нет. (, • ;

Без всякого сомнения, в данный момент есть необходимость в большом исследовании ханьского города, в котором будут использованы как письменные источники разных типов, так и весь корпус археологических данных, а также учтены результаты работы поколений учёных, изучавших разные аспекты истории эпохи Хань. В данной работе мы пытались воплотить именно эти принципы.

Заключение

.

Подведем итоги нашего исследования. Как мы увидели на примере данных археологических раскопок и письменных источников разного рода, к эпохе Хань сформировалось вполне детальное представление о городе, которое до того не было свойствено древним китайцам.

Ханьские города в абсолютном большинстве случаев строились по заранее разработанному плану, были ориентированы по странам света и имели четкую структуру — квадратные стены, прямые улицы. Набор компонентов, обязательных для города, восходит к еще до-ханьским представлениям и отражает основные функции города — это рынок, культовые объекты, административные здания (в столице — дворец), мастерские. Археологический материал подтверждает, что абсолютное большинство городов, вне зависимости от их расположения и размера, отвечало этим требованиям, притом, что до Хань расхождения были гораздо более значительными. Можно сказать, что при Хань произошла унификация представлений о городе и его составляющих, впервые на всей территории империи были введены единые принципы построения города, причём за основу, скорее всего, были взяты разработки восточноханьских философов и инжеренов царств Ци и Лу, где полнее всего сохранялась чжоуская традиция.

На примере Чанъани, которая достаточно хорошо сохранилась и изучена археологами, мы проследили блестящий пример ханьской столицыогромного, строго организованного города, политического и экономического центра империи, одного из самых больших и при этом хорошо организованных городов древнего мира.

Уровень экономики, достигнутый при Хань, несмотря на частые периоды смут и восстаний, был невероятно высок, и своеобразным отражением этого были не только многочисленные процветающие города, но и превосходящие все пределы роскоши императорские дворцы, каких, пожалуй, не мог себе позволить впоследствие ни один правитель Китая.

Рост экономики вызвал рост общего числа городов и падение их сакральной значимости, по сравнению с предыдущим периодом, когда практически все крупные города были центрами самостоятельных царств, а значит, прежде всего, сакрально-политическими центрами. При Хань же новые города основывались именно на местах, где требовался рыночный и ремеленный центр для обеспечения данного района, причем тот факт, что города почти всегда основывались по приказу императора или представлявшего его чиновника, заставляет считать, что ханьская элита хорошо понимала эти закономерности.

Империя Хаиь, без всякого сомнения, представляет собой принципиально новый этап в истории городов в Китае — на место городам столицам, пусть многочисленным в Китае в целом, но по определению единственным в своем роде (в каждом конкретном царстве) — пришли массовые города, призванные выполнять прежде всего свою экономическую функцию (мы не говорим о северных и северо-западных районах, где города-форты в основном были вписаны в оборонительную линию против варваров). Эти города были построены, исходя из единых правил, которые последствие стали обязательными для китайского города вплоть до начала XX в. н.э. Данные археологических раскопок, равно как и сведения нарративных источников, позволяют нам с уверенностью утверждать, что все, или почти все, ханьские города были центрами торговли и ремесла. Некоторые, подобно Чанъани, в которую сходились торговые пути, причём не только внутрикитайские, были огромными рынками с развитой и полностью контролирующейся государством инфраструктурой, другие, судя по данным раскопок, были мощнейшими центрами ремесла, в которых были сосредоточены десятки государственных мастерских, выпускавших очень большие объемы продукции.

На примере городов видно, насколько большую роль при Хань государство стало играть в росте экономики, да и в жизни населения вообще. Здесь города выступили своего рода новым сектором экономики, ведь влияние государства на традиционное сельское хозяйство была всегда довольно мало, более того, как показывал опыт, попытки излишне агрессивного вмешательства в эту сферу могли только принести вред. Городские же сферы экономики, торговля и ремесло, требовали государственного вмешательства в гораздо большей степени. Именно при Хань их роль в жизни страны стала гораздо более значительной, чем прежде, значит впервые в истории Китая можно говорить об образовании своего рода государственного сектора экономики, сектора, где роль государства была определяющей, и этот сектор неразрывно связан с.

1 иридами, ишсшш ^ Л1илн ууаНь л, а С1сШи! ШГСЯ Характерной ДЛЯ.

Китая — даже сейчас экономические реформы китайского правительства направлены прежде всего на города, сельское население затронуто ими в гораздо меньшей степени.

Крайне благоприятная экономическая ситуация, сложившаяся при Хань, стала причиной роста населения, особенно в некоторых районах, а следовательно и роста населения городов. Население впервые в истории Китая достигло цифры в пятьдесят миллионов, которую можно назвать своего рода «демографическим потолком» Китая при традиционной системе ведения хозяйства. Этот уровень населенности на протяжении всего средневековья бывал достигнут лишь в периоды стабильности, а достижение более высоких показателей стало возможно лишь с династии Мин, начинающей китайское Новое время.

Как мы видели, при Хань доля городского населения достигла третировно столько, по Чжоу ли, составляла доля земледельческого населения, которому не хватало работы. При Хань вся эта специфическая прослойка, взбудораженная и мобилизованная при Цинь и уже не вернувшаяся в деревню после конца смуты, стремилась в города, которые, будучи важными торговыми и ремесленными центрами своих районов, могли прокормить очень многих. На это также влияла благоприятная экономическая обстановка, позволявшая процветать рынкам и мастерским. Уровень урбанизации, достигнутый при Хань, крайне высок, особенно для древности. Даже сейчас доля городского населения в Китае составляет менее половины населения, и даже на данном этапе развития быстро растущая китайская экономика не позволяет обеспечить рабочими местами в городе больше крестьян.

Рост городского населения, столь отличного от деревенского, по понятным причинам беспокоил как консервативно настроенную интеллектуальную элиту, видевшую в этом бесспорно отход от заветов предков и золотого века, к которому они так стремились, так и элиту политическую, которая понимала, что с с ~редоточенная в городах огромная масса населения, в крайней степени зависящего от экономической ситуации (крестьянство в значительной мере автономно и, кроме ситуации по-настоящему крайней, склонно скорее отдавать все силы привычному труду, чтобы все же прокормиться, чем восставать), создает для государства большую опасность и составляет постоянный обьект опеки — допустить голод или просто падение уровня жизни среди этой группы населения было опасно. Именно этим вызваны попытки ограничить переход населения в города и в целом негативный образ горожанина, сложившийся в источниках. Также не стоит забывать, что именно при Хань горожане впервые стали по-настоящему массовым, непривычным явлением, что не могло не беспокоить элиту — ведь впервые такая масса населения не просто порывала с сельским хозяйством, но и добивалась этим большего богатства, чем верные заветам. предков крестьяне — ситуация, никак не вписывающаяся в идеологические рамки всех социально-политических учений прежнего времени.

Именно при Хань можно говорить об оформлении по-настоящему массового и обособленного городского сословия — следствие демографического роста, пертурбаций, вызванных объединением страны под властью Цинь, последующей смутой, и новым объединением в империи Хань, а также стабильности, характерной для большей части периода, которая позволяла горожанам поколениями жить в городах, что должно было формировать весьма специфическую социально-экономическую группу, которая если и существовала в эпоху Чжаньго, то была гораздо менее многочисленной, более «текучей» и рассеянной.

Горожане были прежде всего купцами и ремесленниками — эти специальности требовались от жителей города, который был обязан обеспечивать сельскохозяйственную округу товарами.

Почти все основы традиционного китайского города, как идеологические, так и социально-экономические, были заложены при Хань. Именно города и городское сословия составили базу экономического могущества Хань, так как стимулировали торговлю и ремесло и оттягивали из деревни лишних едоков.

Но, в свою очередь, именно эти города и горожане стали первой жертвой, когда время стабильности, царившей в стране при Хань, закончилось. Снова возродиться им было суждено лишь через несколько веков, после нового прочного объединения страны при Тан, во время нового периода спокойствия и процветания. Именно начиная с эпохи Хань расцвет городов стал одним из главных признаков экономических и политических успехов правителей Поднебесной.