Петр I в отечественной историографии конца XVIII — начала XX вв

Петр I относится к числу наиболее значимых фигур отечественной истории. Внимание к его личности и многообразной деятельности не ослабевает. Согласно оценке, высказанной в современной науке, одни только государственные преобразования Петра это — «грандиозная, глубокая реформа, изменившая суть устройства и функционирования государственной машины на долгие десятилетия». При этом подчеркивается, что многие принципы, заложенные Петром в основу реформированного им государства, «просуществовали столетия и имеют значение до сих пор"1.

Актуальность темы

определяется, прежде всего, тем, что в современных условиях, когда происходит процесс не только переосмысления прошлого нашей страны, но и поиска ее идентичности, особое значение приобретает анализ дореволюционной исторической литературы, освещающей личность и деятельность Петра I. Обращение к историографической традиции обогащает наше знание, помогает восстановить утраченную преемственность в развитии исторической мысли,.

1 Анисимов Е. В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб., 1997. С. 3 — 4. да и самого социума. Значение разработки темы возрастает в связи с тем, что в современном российском обществе, испытавшем на себе противоречивые последствия очередного витка модернизации, вызывает огромный общественно-политический резонанс сохранившийся в историографическом наследии образ царя, предложившего и осуществившего ее первую модель.

В одной из отечественных дореволюционных работ, специально посвященной истории восприятия и изучения в России петровских преобразований, был отмечен характерный научный парадокс: с одной стороны, «эпоха Петра Великого давно уже стала достоянием прошлого», но, с другой — «мы как будто все еще стоим под обаянием этого времени, как будто все еще не пережили этой тревожной, лихорадочной поры и не в силах отнестись к ней вполне объективно». Причины такой историографической ситуации известному знатоку темы Е. Ф. Шмурло виделись в том, что «великий император ребром поставил вопросы, которых мы и до сих пор окончательно не решили.». Это отразилось и на литературе, посвященной петровским преобразованиям, которая, как выразился Шмурло, «скорее напоминает судебные речи в защиту или в обвинение подсудимого, чем л спокойный анализ научной исторической критики». О значении анализа эволюции рефлексии о Петре писал в конце XIX в. и А. А. Кизеветтер, утверждавший, что «история петровского вопроса важна и поучительна для нас не менее истории петровского царствования.

Литература

вопроса с необыкновенной эластичностью отразила на его различных постановках разнообразнейшие повороты общественной жизни, разнообразнейшие течения общественной мысли"3.

И, наконец, согласно несколько ироническому отзыву В. О. Ключевского, «часто даже вся философия нашей истории сводилась к оценке петровской реформы: посредством некоторого, как бы сказать,.

2 Шмурло Е. Ф. Петр Великий в оценке современников и потомства. СПб., 1912.

СЛ.

3 Кизеветтер А. А. Реформа Петра Великого в сознании русского общества (1896 г.) // Петр Великий: pro et contra. СПб., 2003. С. 641. ученого ракурса весь смысл русской истории сжимался в один вопрос о значении деятельности Петра, об отношении преобразованной им новой России к древней"4.

Долгое время, как писал и Кизеветтер, за реформой Петра оставалась «репутация. центрального пункта пережитого нами исторического процесса"5, а к разработке петровской темы действительно «приурочивались наиболее поучительные обобщающие выводы относительно общего течения русской исторической жизни». Научной же разработке истории Петра и его преобразований это, конечно, не всегда благоприятствовало. Наоборот, по мнению Кизеветтера, параллельно с разрастанием масштабов «петровского» вопроса «все более стушевывались и тускнели в сознании общества и сам Петр как конкретное историческое лицо, и его реформа как реальный исторический факт». Имя царя обретало символический смысл. «Что только не подкладывалось в разное время под это всеобъемлющее имя? Общеевропейская, даже общечеловеческая культура, торжество государственной идеи, могущественное значение науки и знания в народной жизни, просвещенный абсолютизм, революционная ломка исторических традиций, измена национальному духу, обезличение народности, разрыв государства и земли, — все это и многое другое — до пришествия антихриста включительно, — не раз покрывалось краткой и энергической формулой: Петр"6.

4 Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций. В 3 кн. М., 1993. Кн. 3. Лекция 68. С. 50−51.

5 Кизеветтер А. А. Реформа Петра Великого в сознании русского общества. С. 640.

6 Кизеветтер А. А. Реформа Петра Великого в сознании русского общества. С. 641. Заметим, что эта мимоходом брошенная плодотворная мысль найдет поддержку и развитие лишь спустя сто лет, на современном этапе развития истории восприятия, осмысления и изучения в России Петра I и его деятельности. См.: Поляков JI. В. Кара-Мурза А. А. Реформатор. Русские о Петре I: Опыт аналитической антологии. — Иваново, 1994.

С тех пор, как были впервые сформулированы эти историографические обобщения, минул еще один век, но современное состояние науки и общественного сознания не только не позволяет безоговорочно объявить эти мысли лишь достоянием прошлого, а, наоборот, порой дает им новые подтверждения. Например, современный историк А.А. Кара-Мурза уже без всякой иронии утверждает, что «за внешней формой спора о Петре скрывается спор о самом русском народе и его судьбе. Если народ — варвар, то методы Петра оправданыесли перед нами, напротив, — не понятая Петром цивилизация, то варваром автоматически оказывается он сам"7. Приходя к выводу, что зачастую Петр I в литературе был «лишь функцией от того или иного определения народа», Кара-Мурза легко перекидывает мостик к самой злободневной проблематике, усматривая в таком подходе к оценке царя-реформатора, источник споров и о преобразованиях, проводимых в современной России8.

Таким образом, стремление многих авторов к теоретическим обобщениям, вытекающим из рассмотрения петровской эпохи, то символическое значение, которое приобрело в русском обществе само имя Петра, крайне политизированный взгляд на его личность и деяния длительное время не благоприятствовали научной разработке темы. Вместе с тем именно поиск и смена научных подходов к осмыслению феномена Петра, неизгладимая печать времени и страстей, отразившаяся на литературе о царе-реформаторе, и делает ее специальный анализ особенно необходимым и перспективным.

Объектом исследования становится таким образом российская историческая литература, посвященная анализу личности и государственной деятельности Петра I.

Предмет исследования — сам процесс изучения отечественными историками Петра I и его государственной деятельности.).

7 Петр Великий: pro et contra. Личность и деяния Петра I в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — СПб., 2003. С. 869.

8 См.: Петр Великий: pro et contra. С. 869, 870.

Хронологические рамки работы охватывают период с конца XVIII до начала XX вв. Исходным рубежом исследования стало усиление общественного интереса к личности и деятельности Петра I и начало научного осмысления проблемы в последние десятилетия XVIII в. Конечный рубеж исследования определяется концом эпохи самой Российской империи, созданной Петром I, а также существенным изменением условий развития самого историографического процесса.

Методология исследования. Работа базируется на общеметодологических принципах историзма, научной достоверности и объективности.

На основе комплексного применения историко-генетического, историко-типологического и системного подходов раскрываются свойства, функции и изменения изучаемой историографической реальности в ее исторической динамикерассматриваемые явления упорядочиваются с учетом их существенных черт, а также выявляется степень целостности, зрелости и устойчивости объекта исследования.

Методы и категориальный аппарат исследования выстроены с учетом достижений современной историографии. Общая тенденция развития историографических исследований состоит в стремлении расширить содержание дефиниции «историографический факт», распространив ее на все, что, так или иначе, несет информацию об истории науки9. Первостепенное значение имеют те историографические факты, которые помогают воссоздать концепцию. К таковым относятся исторические труды, лекционные курсы и т. п. Но задачей реконструкции концепции историографическое исследование не ограничивается. Базовым в изучении.

9 См.: Дурновцев В. И. О содержании понятия историографический факт // Методологические и теоретические проблемы истории исторической науки. Калинин, 1980. С. 42 — 53- Зевелев А. Н., Наумов В. Н. Историографический факт: критерии оценок и анализа // Вопросы истории. 1980. № 5. историографического факта служит принцип историзма, в соответствии с которым анализ той или иной теоретической конструкции ведется с учетом мировоззренческих установок ее автора, общего состояния науки, тенденций общественной мысли и социальной практики. Ту или иную концепцию вообще нельзя адекватно понять и раскрыть без учета целого ряда фактов, которые в равной степени могут быть отнесены, как к историческим, так и к историографическим. К таковым следует отнести общественно-политическую атмосферу эпохи, ее социокультурные ценности, ментальные установки, наконец, индивидуальные черты и судьбу изучаемого историка. В контексте истории науки эти факты приобретают историографическое значение. В то же время и факты собственно историографические, изначально родившиеся в сфере познания прошлого, могут становиться фактами историческими, выходить за рамки науки на более широкий простор. Применительно к разрабатываемой нами теме это особенно важно подчеркнуть. Как будет показано в ходе исследования, те или иные интерпретации личности и деятельности Петра Великого на протяжении всего изучаемого времени становились фактами истории общественной мысли, общественной полемики и борьбы вокруг острых проблем современности.

В современной историографии активно обсуждается проблема периодизации исторической науки, в частности, критериев для выделения тех или иных периодов в развитии науки. Еще сравнительно недавно в нашей историографии был силен соблазн подменять собственно историографическую периодизацию общеисторической с непременной оговоркой об относительной автономности исторической науки. Общеисторические критерии периодизации истории науки ориентировали исследователей в первую очередь на выявление воздействия на нее социально-политических факторов и условий. Сам по себе такой ракурснеотъемлемый компонент историографического исследования. Русские историки традиционно не стояли в стороне от «вопросов жизни».

Игнорировать это обстоятельно, значит, искажать картину развития науки. Иное дело, что в советской историографии подобный ракурс рассмотрения истории исторического знания во многом задавался искусственно в строгих рамках господствовавшей доктрины. В настоящее время в историографической мысли наблюдается возвращение к периодизации истории исторической науки на основе становления и смены ее теоретико-методологических парадигм (провиденциализм, рационализм, гегельянство, позитивизм, неокантианство, марксизм и др.). Такой критерий, несомненно, имеет очевидные преимущества, давая возможность исследователям постичь внутреннюю логику развития научного знания10. Признавая важность методологии истории в качестве одного из критериев периодизации и вообще упорядочивания картины развития исторического знания, не будем преувеличивать его значения для всех историографических исследований. То, что вполне приемлемо и необходимо в области изучения эволюции и.

10 См.: Могильницкий Б. Г. Политические и методологические идеи русской либеральной медиевистики середины 70-х годов XIX века — начало 1900;х годов. Томск, 1969; Цамутали А. Н. Борьба течений в русской историографии во второй половине XIX века. Л., 1974; Его же. Борьба направлений в русской историографии в период империализма. Историографические очерки. Л., 1985; Хмылев Л. Н. Проблема методологии истории в русской буржуазной историографии конца XIX — начала XX вв. Томск, 1978; Дурновцев В. И. Проблемы истории России и Запада в освещении государственной школы. М., 1984; Теоретико-методологические вопросы развития советской исторической науки. Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. И. Д. Ковальченко. Днепропетровск, 1987; Иллерицкая Н. В. Историко-юридическая школа в русской историографии второй половины XIX в. М., 1998; Синицын О. В. Неокантианская методология истории и развитие исторической мысли в России в конце XIX — начале XX вв. Казань, 1998; Корзун В. П. Образы исторической науки на рубеже XIX — XX вв. (анализ отечественных историографических концепций). Екатеринбург-Омск, 2000; Мягков Г. П. Научное сообщество в исторической науке. Казань, 2000; Русакова О. Ф. Философия и методология истории в XX веке: школы, проблемы, идеи. Екатеринбург, 2000; Нечухрин А. Н. Теоретико-методологические основы российской позитивистской историографии (80-е гг. XIX в.-1917 г.). Гродно, 2003 и др. смены самих теоретико-методологических основ исторической науки, не всегда пригодно для конкретного историографического анализа. Как справедливо пишет автор новейшего исследования, посвященного судьбам позитивистской парадигмы в российской историографии, «само появление новой парадигмы было бы немыслимо, если бы отдельные элементы ее не накапливались в рамках предыдущих систем. Взгляды каждого крупного исследователя отличались глубоким своеобразием, они не укладывались в жестко заданную схему. Традиции и новации переплетались в них самым причудливым образом"11.

Очевидно, что лишь синтез различных факторов может позволить реконструировать историю разработки большинства крупных проблем русской исторической науки, к числу которых, безусловно, относится и осмысление проблемы личности и деятельности Петра I в российской истории.

Источниковая база исследования достаточно широка и разнообразна. Только в новейших «Материалах к библиографии о Петре.

Великом, его деяниях и его времени", подготовленных Д. Евстафьевым, в двух разделах, содержащих сведения о литературе на русском языке.

Документы эпохи" и «Исследования и материалы»), упомянуто 949.

12 названий различных (в том числе и многотомных) печатных изданий. Имеются и другие библиографические описания литературы о Петре I и его эпохе13.

11 Нечухрин А. Н. Указ. соч. С. 10.

12 См. Петр Великий: pro et contra. СПб., 2003. С. 935 — 1001.

13 См.: Межов В. И. Юбилей Петра Великого Библиографический указатель литературы Петровского юбилея 1872 года с приобщением книг и статей о Петре I вообще, явившихся в свет с 1865 по 1876 г. включительно. СПб., 1881- Шмурло Е. Ф. Петр Великий в русской литературе (Опыт историко-библиографического обзора). СПб., 1889- Его же. Петр Великий в оценке современников и потомства. Выпуск I (XVIII век). СПб., 1912; История исторической науки в СССР: Дооктябрьский период. Библиография. М., 1965; Баггер X. Реформы Петра Великого. Обзор исследований / Пер. с датского. М.,.

В современной историко-научной литературе были даны разные трактовки понятия историографического источника. Одной из распространенных является точка зрения, высказанная в свое время A.M. Сахаровым14, согласно которой историографическим источником считаются труды историков в любой их форме: опубликованные сочинения, рукописи, черновики, рабочие выписки и т. п. В целом же под историографическими источниками мы понимаем такие источники, которые определяются предметом историографии и несут информацию о процессах, протекавших в исторической науке.

Все историографические источники по теме исследования можно разделить на ряд групп, исходя из того, что различные периоды в истории исторической науки имели свои специфически ценностные источники.

По мере того, как в процессе расширения источниковой базы исследований, приращения исторических фактов, развития и углубления методологических и концептуальных подходов формируется традиция научного изучения личности и деятельности Петра I, создаются исторические труды, возникает и расширяется круг их читателей, соответственно, меняются форма и существенные характеристики самих историографических источников.

Для зарождения научного подхода к изучению темы характерны в первую очередь такие историографические источники, которые еще не выделись из общего потока литературных произведений, публицистики,.

1985. Библиография. I.

Литература

на русском языке. С. 158 — 171- «Когда Россия молодая мужала с гением Петра.» Рекомендательный библиографический указатель. / ГПИБ — М., 1990; Бушуев С. В. История государства Российского: Историко-библиографические очерки. Кн. вторая. XVII — XVIII вв. / РГБ. — М., 1994. С. 271 — 368 и др.

14 См.: Сахаров A.M. О предмете историографических исследований // История СССР. 1974. № 3- его же. О некоторых вопросах историографических исследований // Вестник Моск. ун-та. Серия «История». 1973. № 6. мемуаров и путевых заметок15. Наряду с ними историографическую ценность представляют и документы, либо возникшие непосредственно в русле официального делопроизводства, либо адресованные высшим должностным лицам, самому императору: записки и проекты, содержащие аналитические экскурсы в прошлое16. Немаловажную роль в накоплении документальной основы, необходимой для разработки темы, как и в формировании массового исторического сознания, на ранней стадии изучаемого историографического процесса, играют труды, характер которых, с точки зрения современных представлений, определить затруднительно. Это — «одновременно, и сборник материалов, и их обработка, или, точнее, простой, неотшлифованный пересказ источников», как в свое время Е. Ф. Шмурло, определил жанр главных произведений И.И. Голикова17. Специальные исторические исследования в области петровской эпохи, появившиеся в конце XVIII в.

1R несут на себе следы публицистики того времени. Наконец, в 1830 — 1840-е гг. создаются исторические труды в жанре «жизнеописаний» великого.

15 Дашкова Е. Р. Записки княгини Е. Р. Дашковой. М., 1990; Карамзин Н. М. Письма русского путешественника // Избранные сочинения в 2 т. M.-JL, 1964. Том 1.

16 Сперанский М. М. О государственных установлениях // План государственных преобразований. М., 1905. С. 230 — 297- Карамзин Н. М. Записка о, древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях / Публ. и прим. Ю. С. Пивоварова // Ретроспективная и сравнительная политология. Публикации и исследования. Вып. I. М., 1991. С. 185−254.

17 Шмурло Е. Ф. Петр Великий в оценке современников и потомства. С. 61.

18 Щербатов М. М. Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого // Щербатов М. М. Сочинения / Под ред. И. П. Хрущева и А. Г. Воронова. СПб., 1898. Т. 2. Стлб. 23 — 50- Его же. Примерное времяисчислительное положение, во сколько бы лет, при благополучнейших обстоятельствах, могла Россия сама собою, без самовластия Петра Великого, дойти до того состояния, в каком она ныне есть в рассуждении просвещения и славы // Там же. Стлб. 12−22- Его же. О повреждении нравов в России // Там же. Стлб. 133 — 246- Его же. Ответ гражданина на речь, говоренную ее императорскому величеству обер-прокурором Сената Неклюдовым, по причине торжества шведского мира 1790 г. сентября 5 числа // Там же. Стлб. 117 — 132. человека, историй царствования19. Сама форма подобных сочинений очень точно фиксирует доминировавшие тогда представления о роли Петра I в отечественной истории. Параллельно в русле развития журнальной публицистики возникает жанр историко-философской статьи20, в рамках которой стал возможен цельный взгляд на русскую историю и на реформы первой четверти XVIII в. как закономерный этап в развитии страны.

Уже во второй половине XIX в. появляются специальные исследования, в которых рассматриваются отдельные направления реформирования страны в первой четверти XVIII в., прежде всего, преобразования в сфере государственной власти и управления. К их числу.

21 22 относятся работы о Сенате и Синоде, об отдельных институтах центральной власти23, о реформах местного и городского управления24, об.

19 Пушкин А. С. История Петра / Сост., коммент. и предисл. B.C. Листова. РАН: Отд-ние лит. и яз. Пушкин, комис. М., 2000; Погодин М. П. Петр Великий (1841 г.) // Погодин М. Историко-критические отрывки. М., 1846. [Т. 1]. С. 333 — 363- Полевой Н. А. История Петра Великого: В 4 т. СПб., 1843- Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1 -4, 6. СПб., 1858 — 1863 и др.

Кавелин К. Д. Взгляд на юридический быт древней России (1847) // Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С. 11−67.

9 1.

Петровский С.А. О Сенате в царствование Петра Великого: Историко-юридическое исследование. М., 1875- Филиппов А. Н. Правительствующий Сенат в царствование Петра Великого // История Правительствующего Сената за двести лет: 1711 -1911. СПб., 1911. Т. 1.С. 47−341.

22 Верховской П. В. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент. К вопросу об отношении церкви и государства в России. Ростов н/Д, 1916. Т. I — II.

23 Веретенников В. И. История Тайной канцелярии Петровского времени. Харьков,.

1910.

24 Дитятин И. И. Устройство и управление городов в России. Т. 1. Города России в XVIII столетии. М., 1875- Мрочек-Дроздовский П. Н. Областное управление России XVIII века до учреждения о губерниях 7 ноября 1775 года. Историко-юридическое исследование. Ч. 1. Областное управление эпохи первого учреждения губерний (1708 отдельных административных должностях25. Но, как уже было замечено в историографической литературе, различия в конкретных объектах исследования, подходах и методах исторического анализа и уровне обобщений делают выводы, содержащиеся в таких работах, зачастую несопоставимыми26. Поэтому в общей дискуссии о личности и деятельности Петра I может участвовать лишь часть историографических источников.

Начиная с 1860-х гг. и до конца изучаемого периода, гораздо более репрезентативными, с точки зрения задач настоящего исследования, являются такие историографические источники, как общие труды и лекционные курсы по истории России27. Именно в этих работах становится наиболее заметным прогресс исторической мысли в познании эпохи Петра I как времени преобразований, вписывающихся в длительную историческую традицию.

Следует также подчеркнуть, что значение историографических источников приобретают и закономерно возникающие в ходе развития науки.

1719 гг.) М., 1876- Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого: Провинция 1719- 1727 гг. М., 1902.

25 Градовский А. Д. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры. СПб., 1866. / Переизд.: Градовский А. Д. Собр. соч. СПб., 1899. Т. 1. С. 37 -297- Веретенников В. И. Очерки истории генерал-прокуратуры в России до Екатерининского времени. Харьков, 1915.

26 Баггер X. Реформы Петра Великого. Обзор исследований. С. 25.

27 Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения. В 18 кн. Кн. VII. Т. 13 — 14. Кн. VIII. Т. 15 — 16. Кн. IX. Т. 17 — 18. — М., 1988 — 1993; Ключевский В. О. Курс русской истории. // Соч. в 8 т. Ч. 3 — 4. Т. Ill — IV. М., 1957 — 1958; Его же. Лекции по русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве, 1872−1875/ Под ред. Р. А. Киреевой и А. Ф. Киселева. М., 1997; Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993; Богословский М. М. Лекции по русской истории XVIII века. Читанные на Высших Женских Курсах в 1907;1908 гг. М., б.г.- его же. История России XVIII века. Курс, читанный на Московских Высших Женских курсах в 1909/10 учебном году. [По запискам слушательницам., б.г.- Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен. В 4 т. М., 1966. Т. 1 и др. на протяжении рассматриваемого в диссертации периода работы «вторичного» характера: полемические отклики, рецензии, обзоры литературы и мнений, наконец, специальные исследования в области истории изучения Петра I и его эпохи28. Их анализ в качестве историографических источников позволяет сделать выводы не только о восприятии новых концепций в научной среде, но и об отношении на том или ином этапе развития науки к предшественникам.

Отметим также издания архивных документов, введение которых в научный оборот становилось историографическим фактом, стимулировало направление и характер дальнейшей исследовательской работы, как, например, это было после публикации «Истории царствования Петра Великого» Н. Г. Устрялова, каждый том которой содержал обширные документальные приложения. Историографическое значение имеют и учебные пособия30, где находили отражение, как правило, устоявшиеся.

Устрялов Н. Г. Историки Петра Великого // Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1. СПб., 1858. С. XXX — LIБестужев-Рюмин К. Н. Причины различных взглядов на Петра Великого в русской науке и русском обществе // ЖМНП. 1872. № 6. С. 149 — 156- Миллер О. Ф. Об отношениях русской литературы к Петру Великому // Русская старина. 1873. Т. 7. С. 406 -411- Шмурло Е. Ф. Петр Великий в оценке современников и потомства. Выпуск I (XVIII век). СПб., 1912; Кизеветтер А. А. Реформа Петра Великого в сознании русского общества // Русское богатство. 1896. № 10. С. 20 — 46- Платонов С. Ф. Взгляды науки и русского общества на Петра Великого // Лекции по русской истории. М., 1993. С. 446 — 456 и др.

29 Походные журналы 1695 — 1698, 1700 — 1703, 1705 -1724 гг., СПб., 1853 — 1855- Переписка императора Петра I с государыней Екатериной Алексеевной. М., 1862- Есипов Г. В. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. [В 2 т.]. М., 1872- Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные Имп. Академией наук: [в 6 т.] Под ред. Н. В. Калачова. СПб., 1880 — 1901; Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. I — VI. СПб., 1887 — 1912.

30 Устрялов Н. Г. Руководство к первоначальному изучению русской истории., признанное Министерством народного просвещения учебною книгою для уездных училищ. СПб., 1840- Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. СПб. суждения, общепринятые схемы. Наконец, для более полного исследования историографического процесса необходим и анализ документов личного происхождения: писем, дневников, мемуаров ученых31, а также учет произведений публицистики.

Таким образом, стремление многих авторов к теоретическим обобщениям, вытекающим из рассмотрения петровской эпохи, то символическое значение, которое приобрело в русском обществе само имя Петра, крайне политизированный взгляд на его личность и деяния длительное время не благоприятствовали научной разработке темы. Вместе с тем именно поиск и смена научных подходов к осмыслению феномена Петра, неизгладимая печать времени и страстей, отразившаяся на литературе о.

Киев, 1909; Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1903; Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX ст.) СПб., 1909 и др.

31 Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983; Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. М-Л., 1931; Богословский М. Н. В. О. Ключевский как ученый // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 39 — 40- Воспоминания М. М. Богословского о В. О. Ключевском // Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981. С. 308 — 314- Градовский А. Трудные годы. СПб., 1880- Кавелин К. Д. Из литературной переписки //.Русская мысль. 1892. № 1,3, 5, 10- 1895. № 2- 1896. № 2- 1897. № 1- 1899. № 5, 8, 12- Кавелин К. Д. Из писем. К. К. Гроту. 1862 — 1883. // Русская старина. 1899. № 1. С. 135 — 157- № 2. С. 377 — 399- Кавелин К. Д. Из писем. к графу Д. А. Милютину. 1882 — 1884 гг. // Вестник Европы. 1909. № 1. С. 5 — 41- Кавелин К. Д. Письма к П. Л. Лаврову, Е. П. Ковалевскому и Т. Н. Грановскому // Литературное наследство. 1959. Т. 67. С. 137 — 140- 591 — 614- Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. Л., 1990; Кизеветтер А. А. Московский университет и его традиции. Прага, 1927; Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий. (Воспоминания. 1881−1914). Прага, 1929; Милюков П. Н. В. О. Ключевский // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 183 — 217- Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991; Никитенко А. В. Дневник. В 3-х т. Л., 1955 — 1956; Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. М., 1983 и др. царе-реформаторе, и делает ее специальный анализ особенно необходимым и перспективным.

Степень разработанности проблемы. Отечественная историография Петра I и его эпохи начинает вглядываться в свое собственное прошлое уже в середине позапрошлого столетия. Начало серьезной историографической разработки темы связано с именем Н. Г. Устрялова и его 6-томным трудом «История царствования Петра Великого». Вопросам изучения Петра и его эпохи в значительной мере было посвящено «Введение» к первому тому, увидевшему свет в 1858 г.

В конце 1860-х — начале 1870-х гг. два важных события в научной и общественно-культурной жизни пореформенной России способствовали развороту научной мысли к истории изучения Петра и его эпохи: завершение С. М. Соловьевым публикации томов своей «Истории России с древнейших времен», посвященных царствованию Петра Алексеевича, и наступивший вскоре 200-летний юбилей царя-реформатора.

И в «Истории России.» (в конце третьей главы восемнадцатого тома,.

IT впервые увидевшего свет в 1868 г.), и в «Публичных чтениях о Петре Великом» (1872 г.)34, и в речи, произнесенной в торжественном собрании Московского университета 30 мая 1872 г. 35, Соловьев неизменно обращался к истории изучения Петра и его эпохи, дополняя и уточняя характеристику предшественников новыми красками.

32 Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1. Господство царевны Софьи. СПб., 1858. С. XI — LXXXVIII.

33 Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения. В 18 кн. Кн. IX. Т. 17−18. М., 1993. С. 525−527.

34 Соловьев С. М. Чтение первое // Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984. С. 10- 11.

35 Соловьев С. М. Речь, произнесенная в торжественном собрании Императорского Московского университета 30 мая 1872 года // Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. С. 147 — 149.

Именно в конце 1860-х — начале 1870-х гг. благодаря историографическим экскурсам Соловьева и специальным статьям К.Н. Бестужева-Рюмина и О. Ф. Миллера изучение Петра и его эпохи дополняется серьезной «рефлексией рефлексии» о царе-реформаторе, сама история восприятия и осмысления петровских преобразований становится одним из набирающих силу направлений в истории общественного сознания и исторической науки в России.

Уже в этих историографических обзорах высказывались мысли о наиболее важных рубежах, которыми было отмечено становление историографии темы, делались первоначальные наметки для ее периодизации. Определенное внимание уделялось воздействию общественно-политических факторов на развитие историографического процесса, была показана высокая степень его включенности в общеевропейский политико-культурный контекст (распространение просветительской философии, французская революция, наполеоновские войны, рост национального самосознания европейских народов). В качестве характерных для изучаемого историографического процесса было указано несколько устойчивых черт. Во-первых, объединявшее всех писавших о Петре и его реформах (вплоть до 1860-х годов) представление о петровской эпохе как о времени резкого перелома, разрыва преемственности в истории страны, объясняемого исключительными качествами самого царя. Во-вторых, ограниченность сферы влияния собственно научных представлений о Петре и его эпохе и превращение данного сюжета в предмет широких и острых общественных дискуссий, участникам которых часто недостает историзма.

36 Бестужев-Рюмин К. Н. Причины различных взглядов на Петра Великого в русской науке и русском обществе // ЖМНП. 1872. № 6. С. 149 — 156.

37 Миллер О. Ф. Об отношениях русской литературы к Петру Великому // Русская старина. 1873. Т. 7. С. 406−411.

В конце XIX — начале XX в. разработка истории восприятия и изучения петровских преобразований в России была продолжена Е. Ф. Шмурло и А. А. Кизеветтером в специальных работах, В. О. Ключевским и С. Ф. Платоновым в рамках общих лекционных курсов по русской истории.

Заслугой Е. Ф. Шмурло и А. А. Кизеветтера следует признать, во-первых, полезный опыт расширения рамок историографического анализа за счет обращения к пограничным сюжетам, каковыми были, народные представления о Петре и его эпохе, а также различные отголоски в ранней литературе по «петровскому» вопросу социальных изменений и конфликтов внутри правящей российской элиты. Во-вторых, этим авторам было свойственно более пристальное внимание к екатерининской эпохе как времени зарождения научно-исторического анализа темы. Кизеветтеру к тому же удалось проследить развитие этого процесса в спорах славянофилов и западников, показать их роль в осмыслении исторического значения петровских преобразований.

В начале XX столетия в печатных изданиях лекционных курсов В. О. Ключевского и С. Ф. Платонова были сформулированы два основных подхода к русской историографии Петра I и его преобразований. С одной стороны, оба автора признавали исключительное значение в развитии историографического процесса трудов С. М. Соловьева, с другой, видение ими достигнутых результатов и перспектив в научной разработке темы не во всем совпадало. Если Ключевский40 сформулировал больше вопросов, на которые, по его мнению, нельзя было найти ответов, оставаясь в русле.

38 Шмурло Е. Ф. Петр Великий в русской литературе (Опыт историко-библиографического обзора). СПб., 1889- его же. Петр Великий в оценке современников и потомства. Выпуск I (XVIII век). СПб., 1912.

39 Кизеветтер А. А. Реформа Петра Великого в сознании русского общества // Русское богатство. 1896. № 10. С. 20 — 46. (Перепечатана в сб.: Петр Великий: pro et contra. СПб., 2003. С. 640−669).

40 Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций. В 3 кн. М., 1993. Кн. 3. Лекция 68. С. 50 — 70. соловьевской традиции, то для Платонова41 верность ей становилась критерием научности в понимании Петра I и его эпохи.

Если русские историки XIX — начала XX в. рассматривали проблематику петровских преобразований как центральную и ключевую в истории России, то после 1917 г. эти проблемы несколько отошли на второй план, хотя и в советской историографии петровская эпоха была признана одной из важнейших в истории страны. Соответственно и история изучения петровских реформ не выпадала из поля зрения советских исследователей42. В советской историографии серьезно разрабатывались главным образом социально-экономические проблемы петровской эпохи, хотя уже послевоенная дискуссия о генезисе капитализма в России показала, что.

41 Платонов С. Ф. Взгляды науки и русского общества на Петра Великого // Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 446 — 456.

42 Кафенгауз Б. Б. Вопросы историографии эпохи Петра Великого // Исторический журнал. 1944. № 9. С. 24 — 42- его же. Эпоха Петра Великого в освещении советской исторической науки // Петр Великий. М.-Л., 1947. С. 334 — 389. См. также: Мавродин В. В. Петр Первый. Л., 1948; Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII века. Преобразования Петра I / Под ред. Б. Б. Кафенгауза и Н. И. Павленко. М., 1954; Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. к 70-летию со дня рождения и 45-летию научной и преподавательской деятельности Б. Б. Кафенгауза / Вступ. ст. Н. И. Павленко. М., 1964; История СССР с древнейших времен до наших дней: В 2-х сериях. В 12-ти т., первая серия. Т. 3. Превращение России в великую державу. Народные движения XVII — XVIII вв. / Ин-т истории СССР АН СССР: Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1967; Рахматуллин М. А. К дискуссии об абсолютизме в России // История СССР. 1972. № 4. С. 65 — 88- Павленко Н. И. Петр Первый / Сер. «ЖЗЛ». М., 1975 (2-е изд., испр. М., 1976) — его же. Петр Великий. М.: Мысль, 1990; Анисимов Е. В. Податная реформа Петра I: Введение подушной подати в России. 1719 — 1728 гг. Л., 1982; Медушевский А. Н. Реформы Петра I и судьбы России. М., 1994 и др. анализ этого вопроса затрудняется из-за недостаточного внимания историков к значению и роли «надстройки"43.

Сравнительно обширный очерк эволюции взглядов на Петра I и его деятельность в русской и отчасти в советской исторической литературе, представил в 1943 г. Б. И. Сыромятникова в первой главе своей монографии «» Регулярное" государство Петра Первого и его идеология"44.

Но особую ценность представляет обзор историографического материала по теме петровских преобразований более чем за сто лет — с середины XIX в. до второй половины 70-х гг. XX в., сделанный датским историком X. Баггером в книге, впервые изданной в 1979 г. в Копенгагене. В 1985 г. эта книга увидела свет в переводе на русский язык45. Не только сам факт перевода книги X. Баггера на русский язык, но и особенности этого издания, осуществленного при участии трех отечественных специалистов по эпохе Петра: В. И. Буганова (вступительная статья и общая редакция), А. Н. Медушевского (постраничные примечания), В. Е. Возгрина (перевод и послесловие) позволяют нам рассматривать русскую версию книги X. Баггера в контексте развития отечественной историографии.

Большое место в работе датского исследователя занял анализ трудов дореволюционных российских историков. Ряд ценных замечаний историографического характера к работе самого X. Баггера сделал уже во вступительной статье к ее русскому изданию В.И. Буганов46. В частности, он отметил, что Баггер фактически прошел мимо «досоловьевского» этапа в.

43 Баггер X. Реформы Петра Великого. Обзор исследований / Пер. с датского и послесловие В. Е. Возгрина. Вступит, ст. и общая ред. В. И. Буганова. Прим. А. Н. Медушевского. М., 1985. С. 50.

44 Сыромятников Б. И. «Регулярное» государство Петра Первого и его идеология. M.-JI., 1943. Ч. 1. Гл. I. Проблема государства Петра I (Историографический очерк). С. 5 -82.

45 Баггер X. Реформы Петра Великого. Обзор исследований М., 1985.

46 Буганов В. И. «Реформы Петра Великого» X. Баггера и изучение истории России конца XVII — первой четверти XVIII в. // Баггер X. Реформы Петра Великого. С. 5 — 23. истории становления научных знаний о Петре и его эпохе, не включив в свой обзор обширной русской (как и зарубежной) литературы XVIII — первой половины XIX столетия.

Следует также сказать, что X. Багер, поставив во главу угла задачу систематизации различных мнений, высказанных в науке по «петровскому» вопросу более чем за сто лет, вообще не стремился к их исторически последовательному воспроизведению и анализу с точки зрения конкретных обстоятельств места и времени их появления, распространения и т. п. У его работы был иные цели: раскрыть перед широким кругом заинтересованных читателей весь «спектр» подходов и мнений, так сказать, «по горизонтали», не углубляясь в историю их возникновения.

На современном этапе развития науки некоторые общие итоги изучения темы подведены в монографиях Н. И. Павленко, Е. В. Анисимова, А. Б. Каменского, С. И. Реснянского.

Труды Н. И. Павленко внесли наиболее заметный вклад в освещение личности и деятельности Петра I в последней трети XX в.47 Тем весомее выглядят и его высказывания по вопросам, связанным с теми или иными трактовками проблемы, как в прошлом, так и в наши дни. В частности, Н. И. Павленко обратил внимание на то, что позитивная оценка преобразований первой четверти XVIII в. и признание «колоссальной роли» в них самого Петра I, отнюдь не мешали «многим поколениям историков» видеть негативные черты его личности и деятельности. На многократно возникающий в истории отечественной исторической мысли вопрос,.

47 См.: Павленко Н. И. Петр I (к изучению социально-политических взглядов) // Россия в период реформ Петра I. М., 1973. С. 40 — 102- Его же. Петр Первый / Сер. «ЖЗЛ». М., 1975; Его же. Петр Первый / Сер. «ЖЗЛ». 2-е изд., испр. М. 1976; Его же. Птенцы гнезда Петрова. М., 1984; - 2-е изд., с изм. 1988; Его же. Александр Данилович Меншиков. 3-е изд. М., 1989; Его же. Петр Первый и его время. М., 1989; Его же. Петр Великий. М.: Мысль, 1990; Его же. Петр I. М., Наука, 1990; Его же. Соратники Петра. М., 2001. существовала ли в то время альтернатива развивавшимся вширь и вглубь крепостническим порядкам, Н. И. Павленко дает отрицательный ответ, поскольку в ту пору кризисные явления в крепостном хозяйстве еще не проявлялись, а ростки капитализма были очень слабыми и едва заметными. Вместе с тем колоссальная роль государства в истории России, как пишет Н. И. Павленко, вовсе не изобретение Петра, а отличительная особенность развития страны, обусловленная, в конечном счете, борьбой за выживание и стремлением ускоренными темпами преодолеть отставание от других держав. Успех в этой борьбе, по мнению данного историка, в начале XVIII в. могли обеспечить только крепостничество, только борьба с варварством варварскими методами48.

Податной реформе Петра I, а также общей характеристике его деятельности и другим аспектам времени преобразований посвящены работы Е.В. Анисимова49. В его монографии, посвященной петровским реформам в области государственного управления, представлен и краткий обзор историографии данного вопроса50.

48 Павленко Н. И. В защиту Петра Великого // Политическое образование. 1989. № 15. С. 92 — 95- Его же. Историческая наука в прошлом и настоящем. (Некоторые размышления вслух) // История СССР. 1991. № 4. С. 81 — 99.

49 Анисимов Е. В. Податная реформа Петра I: Введение подушной подати в России. 1719 — 1728 гг. Л., 1982; Его же. Время петровских реформ. Л., 1989; Его же. Рождение империи. Власть и реформы при Петре Великом // Власть и реформы: От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 111 — 152- Его же. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб., 1997; Его же. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М., 1999.

50 См.: Анисимов Е. В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. С. 3 — 6.

Проблемам российской модернизации в XVIII в. посвятил свои исследования А.Б. Каменский51. Для описания и анализа происходивших тогда социальных процессов он широко использует понятийно-терминологический инструментарий современной социологии, ведя речь о «традиционализме», «структурном кризисе» и т. п. Под таким углом зрения Каменским был осуществлен сплошной просмотр законодательных актов, изданных в России от Петра I до Павла I, а, кроме того, проведен анализ менталитета и социальной структуры российского общества на каждом из этапов его реформирования. В своих работах, содержащих историографическую полемику, Каменский ставит под вопрос представление о том, что российская история в XVIII в. развивалась по известному алгоритму «реформы — контрреформы». Наоборот, он доказывает, что это обманчивое представление сложилось вследствие того, что наиболее изученными в историографии оказались лишь периоды интенсивной реформаторской деятельности государственной власти. В работах А. Б. Каменского даны развернутая характеристика возникшей при Петре I социально-политической системы и подробное описание ее дальнейшего развития на протяжении столетия. С точки зрения данного исследователя, возникновение дворянства, первого и долгое время единственного в России сословия, способного к осознанию своих интересов, оказалось побочным следствием осуществленной Петром мобилизации всех социальных групп российского общества. Ликвидируя отсталость в сфере промышленности и государственного управления, царь-реформатор прежде всего опирался на институт крепостничества, превратив его в краеугольный камень местного управления, налоговой системы и промышленности.

51 Каменский А. Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999. Его же. От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в.: Опыт целостного анализа. М., 1999.

Проблема общественного восприятия церковной реформы Петра I, взаимоотношений Церкви и государства в истории России стала предметом специальных исследований С. И. Реснянского. Центральный вопрос, которым задается автор, формулируется весьма остро и злободневно: была ли церковная реформа Петра симптомом прорыва конфессиональной замкнутости, своеобразным «духовным» окном в Европу, откуда хлынул на Россию секуляризированный комплекс протестантских идей, породив коррозию модели национального самосознания?52.

По-своему закономерно, что современный (постсоветский) этап развития знаний о Петре I и его эпохе отмечен и новым витком широкого интереса к многоликому петровскому образу, созданному в богатейшей литературной традиции и к историософским аспектам национальной традиции рефлектирования на интересующую нас тему53.

Разработкой различных аспектов истории восприятия и изучения Петра I и его эпохи в публицистике и историографии XVIII в. занимаются в настоящее время ученые Саратовского университета: С. А. Мезин и Е.В. Ермасов54. С. А. Мезин еще в 1980;е гг., впервые после дореволюционных.

52 Реснянский С. И. Церковь и государство в освещении отечественной историографии М., 2001; Его же. Священство и Царство в эпоху реформ Петра I: проблемы историографии. М., 2001; Его же. Российская историография взаимоотношений государства и церкви в период петровских преобразований / Автореф. дисс.. на соиск. учен. степ. докт. истор. наук. М., 2001.

53 См.: Поляков JI. В. Кара-Мурза А. А. Реформатор. Русские о Петре I: Опыт аналитической антологии. Иваново, 1994; Петр Великий: pro et contra. Личность и деяния Петра I в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология / Предисл. Д. К. Бурлаки, Л. В. Полякова, А.А. Кара-Мурзы, послесл. А.А. Кара-Мурзы, коммент. С. Н. Казакова, К. Е. Нетужилова. СПб., 2003.

54 Ермасов Е. В. Россия начала XVIII века глазами немецкого публициста (Христиан Штифф) // Карамзинский сборник. Ч. II. Восток и Запад в русской культуре. Ульяновск, работ Е. Ф. Шмурло, обратился к истории восприятия и изучения Петра I и его эпохи в России XVIII в., плодотворно разрабатывает эту проблематику до сих пор55. Большую роль в осмыслении исторического значения Петра I и его эпохи в XVIII в. сыграли сочинения французских просветителей и историков, оказавшие влияние и на развитие русской исторической мысли.

1998. С.127−138., Его же. Северная война как фактор восприятия России в Германии в первой четверти XVIII века // Военно-исторические исследования в Поволжье: Сб. научных трудов. Вып. 3. Часть 1. Саратов, 1998. С. 68−79- Его же. Петр Великий и Россия в немецкой публицистике первой четверти XVIII века // Историографический сборник: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 18. Саратов, 1999. С. 40−63- Его же. Петр I и Россия в немецкой публицистике первой четверти XVIII века. Автореф. дисс.. на соиск. учен, степени канд. истор. наук. Саратов, 2000.

55 Мезин С. А. «Единственно из любви к истории Российской.» // В мире книг. 1983. № 10. С. 54 — 55- Его же. М. В. Ломоносов о Петре I // Историографический сборник. Вып 12. Саратов, 1984. С. 79 — 104- Его же. Петр I в русской литературе и общественной мысли XVIII века. Автореф. дис. канд. истор. наук. Саратов, 1984; Его же. Освещение деятельности Петра I с позиций консервативного дворянства (М. М. Щербатов) // Историографический сборник. Вып. 13. Саратов, 1987. С. 40 — 60- Его же. «Полтавская баталия» в сочинениях Феофана Прокоповича // Историографический сборник. Вып. 14. Саратов, 1988. С. 153−161- Его же. Историк XVIII века И. И. Голиков // Спорные вопросы отечественной истории XI—XVIII вв.еков. Тезисы докладов и сообщений Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1990. С. 171 — 174- Его же. Русские книги XVIII в. о Петре I // Книга в России: век Просвещения. Л., 1990. С. 97- 99- Его же. Русский историк И. И. Голиков. Саратов, 1991; Его же. Полемика русских авторов с французскими просветителями о реформах Петра Великого // Новая и новейшая история. Вып. 13. Саратов, 1991. С. 33−45- Его же. «История Петра Великого» Феофана Прокоповича // Русская литература. 2000. № 2. С. 158 — 166- Его же. Анекдоты о Петре Великом как явление русской историографии XVIII в. // Историографический сборник. Вып. 20. Саратов, 2002. С. 18−54.

Эта тема легла в основу докторской диссертации С.А. Мезина56, а также цикла опубликованных им работ57.

Следует также отметить значение для настоящего исследования общих трудов и учебных курсов по истории отечественной исторической науки, в которых прослеживаются ведущие тенденции исторической мысли, возникновение, борьба и смена различных направлений и школ в науке58.

56 Мезин С. А. Петр I в общественной мысли XVIII века: Россия и Франция / Автореф. дисс.. докт. истор. наук. Саратов, 1999.

57 Мезин С. А. Пребывание Петра I в Париже и зарождение петровской темы в общественной мысли Франции // Карамзинский сборник. Ч. 2. Восток и Запад в русской куль-туре. Ульяновск, 1998. С. 139−147- Его же. Вольтеровская «История Карла XII» глазами русского современника // Новая и новейшая история. Вып. 17. Саратов, 1998. С. 82−90- Мезин С. А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. Саратов, 1999; Его же. Петр I и Северная война в вольтеровской «Истории Карла XII» // Военно-исторические исследования в Поволжье. Вып. 3. Ч. 2. Саратов, 1999. С. 147−159- Его же. Пьер-Шарль Левек о Петре I // Историографический сборник. Вып. 18. Саратов, 1999. С. 20 — 39- Его же. Фонтенель и Петр I // Карамзинский сборник. Национальные традиции и европеизм в русской культуре. Ульяновск, 1999. С. 130−138- Его же. Петр I во французской историографии XVIII века // Россия и Франция XVIII—XX вв.ека. Вып. 3. М., 2000. С. 14−36- Его же. Петр I во французской публицистике XVIII века // Образы России в научном, художественном и политическом дискуссиях. Петрозаводск, 2001. С. 264−270. Его же. Цивилизация России Петром I: два взгляда // Европейское Просвещение и развитие цивилизации в России. Материалы международного научного коллоквиума. Саратов, 2−6 сентября 2001 г. Саратов, 2001. С. 251−256- Его же. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века// Вопросы истории. 2002. № 10. с. 148−157.

ГЦ

Милюков П. Н. Очерки истории исторической науки / П.Н. МилюковОтв. ред., сост. и автор предисл. М.Г. ВандалковскаяИн-т российской истории. — М., 2002; Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941; Очерки истории исторической науки в СССР. Т. I — V. М.: Наука, 1955 — 1985; Пештич С. Л. Русская историография XVIII в. Л., Ч. 1−3. 1961;1971; Шапиро А. Л. Русская историография в период империализма. Курс лекций. Л., 1962; Его же. Историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993; Историография истории СССР. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Учебник для вузов. Под ред. В. Е. Иллерицкого и И.А.

Определенные результаты в изучении интересующей нас темы получены в исследованиях, посвященных судьбам отдельных направлений в исторической науке, или истории разработки крупных проблем отечественной истории. В центре новейшей монографии Р.А. Киреевой59 -историческая концепция К. Д. Кавелина и Б. Н. Чичерина, лидеров государственной школы — наиболее значимого направления в исторической науке России середины XIX — начала XX вв. Если в советской исторической литературе оценка государственной школы была излишне политизированной, то Киреева пытается прежде всего воспроизвести аргументацию и логику самих ученых и рассматривает поставленные ими проблемы в контексте развития науки того времени. Среди этих проблем — «реформа Петра I в освещении К.Д. Кавелина"60. Весьма значим вывод Р. А. Киреевой о том, что в оценке К. Д. Кавелиным Петра I «сошлись все главные составляющие» его исторической концепции: «идея органического развития (реформы Петра были подготовлены ходом исторического развития предшествующей эпохи), идея государства и личности"61.

Кудрявцева. М., 1971; Сахаров A.M. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978; Волков J1.B., Муравьев В. А. Историография истории СССР в период завершения социалистического строительства в СССР (середина 30-х — конец 50-х годов). М., 1982; Муравьев В. А. Историография истории СССР. XIX в. М., 1990; Историография отечественной истории. С древнейших времен до середины XX столетия: Учебно-методическое пособие. / Сост. Н. Г. Георгиева. М., 1997; Герасименко Г. А. История Российской исторической науки (дооктябрьский период): Учебное пособие. Псков, 1998; Усанов В. И., Лабузов В. А. Историография отечественной истории: с древнейших времен до 1917 года. Курс лекций. В 2 ч. Оренбург, 2000; Историография истории России до 1917 г.: учеб. для студ. высш. учеб. зав.: в 2 т. / Под ред. М. Ю. Лачаевой. М., 2004.

59 Киреева Р. А. Государственная школа: историческая концепция К. Д. Кавелина и Б. Н. Чичерина. М., 2004.

60 Там же. С. 147- 156.

61 Там же. С. 141.

Ценные историографические наблюдения относительно истории изучения личности и деятельности Петра I, содержатся в работах, посвященных творчеству видных ученых, которые внесли вклад в разработку истории петровских преобразований. В их числе — Н.М. Карамзин62, М.П. Погодин63, Н.Г. Устрялов64, К.Д. Кавелин65, С.М. Соловьев66, В.О. Ключевский67, М. М. Богословский, П.Н. Милюков68, С.Ф. Платонов69 и др.

Лотман Ю. М. Карамзин: Сотворение КарамзинаСтатьи и исследования, 19 571 990; Заметки и рецензии. СПб., 1997; Кислягина Л. Г. Формирование общественно-политических взглядов Карамзина (1785 — 1803). М., 1976; Пирожкова Т. Ф. Н. М. Карамзин — издатель «Московского журнала» (1791 — 1792). М., 1978; Эйдельман Н. Я. Последний летописец. М., 1983.

63 Барсуков Н. П. Жизнь и труды Н. П. Погодина. В 22 т.- Петров Ф. А. М. П. Погодин и создание кафедры российской истории в Московском университете. М., 1995; Павленко Н. И. Михаил Погодин. М.,. 2003 и др.

64 Бушкович П. (США) Историк и власть: дело царевича Алексея (1716 — 1718) и Н. Г. Устрялов (1845 — 1859) // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период: Антология. Самара, 2000. С. 80 — 120.

65 Овчинникова А. С. Полемика вокруг статьи К. Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт Древней Руси» // Уч. записки Горьковского гос. ун-та. Вып. 105. Горький, 1969; Дурновцев В. И. Проблемы истории России и Запада в освещении государственной школы. М., 1984; Его же. Проблема «Россия, славянский мир и Запад» в освещении К. Д. Кавелина, С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина // Историографические исследования по славяноведению и балканистике. М., 1984. С. 116 — 133- Китаев В. А. К. Д. Кавелин: между славянофильством и западничеством // В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 243 — 271- Цамутали А. Н. Вся русская история есть по преимуществу государственная: Константин Дмитриевич Кавелин, Борис Николаевич Чичерин. — В кн.: Историки России. XVIII — начало XX века. М., 1996. С. 244 — 267- Кантор В. К. К. Д. Кавелин и его философия русской истории // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. Материалы международной научной конференции. М., 1999. С. 449 — 457- Арсланов Р. А. К. Д. Кавелин: человек и мыслитель: Монография. М., 2000 и др.

66 Безобразов П. В. С. М. Соловьев. Его жизнь и научно-литературная деятельность.

СПб., 1894- Волкова И. В. Сергей Михайлович Соловьев. Очерк жизни и творчества //.

Соловьев С. М. Общедоступные чтения о русской истории. М., 1992. С. 23 — 186- Иллерицкий В. Е. Сергей Михайлович Соловьев. М., 1980; Ковальченко И. Д., Дмитриев С. С. Историк Сергей Михайлович Соловьев. Его жизнь, труды, научное наследство // Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. I. Т. 1 — 2. М., 1988. С. 6 — 48- Колесник И. И. Полемика вокруг «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева в русской дореволюционной историографии: Автореф. дис.. канд. ист. наук. М., 1979; Пресняков А. Е. С. М. Соловьев в его влиянии на развитие русской историографии // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М.-Л., 1963; Пушкарев Л. Н. «Публичные чтения о Петре Великом» С. М. Соловьева как памятник исторической и общественно-политической мысли // Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом М., 1984. С. 178 — 204- Сахаров A.M. История России в трудах С. М. Соловьева // Вестн. Моск. ун-та. История. 1971. № 3. С. 73 — 87- Сахаров A.M., Шульгин B.C. Комментарии к тринадцатому и четырнадцатому томам «Истории России с древнейших времен» // Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. VII. Т. 13 — 14. М., 1991. С. 643 — 652- Троицкий С. М., Волкова И. В. Комментарии к пятнадцатому и шестнадцатому томам «Истории России с древнейших времен» // Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. VIII. Т. 15−16. М., 1993. С. 596 — 603- Троицкий С. М., Волкова И. В. Комментарии к семнадцатому и восемнадцатому томам «Истории России с древнейших времен» // Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IX. Т. 17 — 18. М., 1993. С. 634 — 645- Черепнин Л. В. Соловьев как историк // Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В 15 кн. Кн. 1. М., 1959. С. 5−51.

67 Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества. М.: Наука, 1974; Ключевский. Сборник материалов. Пенза, 1995. Выпуск 1- Эммонс Т. Ключевский и его ученики // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 45 — 61- Шаханов А. Н. С. М. Соловьев и В. О. Ключевский // Вопросы истории. 2000. № 3. С. 146 — 155 и др.

68 Вандалковская М. Г. П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер: история и политика. М., 1992; Ее же. Он никогда не отделял науку от жизни: Павел Николаевич Милюков // Историки России. XVIII — начало XX века. М., 1996. С. 626 — 657- Ее же. Милюков в полемике с евразийской концепции русской истории. // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. Материалы международной научной конференции. М., 2000. С. 262 — 273- Думова Н. Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. Исторический портрет П. Н. Милюкова. М., 1993. 4.1- Иконников С. Н. П. Н. Милюков как историк русской культуры. М., Возрождение культуры России: истоки и современность. СПб, 1993. С. 61 -71- П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. Материалы международной научной.

Вместе с тем, очевидно, что даже самый тщательный анализ творчества отдельных историков не может заменить собой целостного изучения истории разработки крупной научно-исторической проблемы, каковым и является вопрос о личности и деятельности Петра I.

В целом же вплоть до настоящего времени история восприятия и изучения личности и деятельности Петра I в отечественной исторической литературе конца XVIII — начала XX вв. была реконструирована лишь фрагментарно, применительно только к определенному отрезку времени, конкретно-историческому сюжету или историку.

Цель исследования и состоит в том, чтобы раскрыть в указанных хронологических рамках основные закономерности процесса познания отечественными историками личности и деятельности Петра I.

Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

• определить ведущие тенденции и этапы развития историографии проблемы;

• проанализировать изменения трактовок проблемы в исторической литературе;

• установить дискуссионные вопросы теоретического и конкретно-исторического характераконференциям, 2000; Макушин А. В., Трибунский П. А. Павел Николаевич Милюков: труды и дни (1859−1904). Рязань, 2001 и др.

69 Брачев B.C. Русский историк С. Ф. Платонов. Ученый. Педагог. Человек. Спб., 1997; Цамутали А. Н. Глава петербургской исторической школы: Сергей Федорович Платонов // Историки России. XVIII — начало XX века. М, 1996. С. 538 — 552- Шмидт С. О. Сергей Федорович Платонов // Путь историка. М., 1996. С. 495 — 549- Ростовцев Е. А. А.С. Лаппо-Данилевский и С. Ф. Платонов (К истории личных и научных взаимоотношений) // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сборник научных работ. Вып. 1. СПб., 1999. С. 128 — 165 и др.

• выявить причины смены проблематики исторических исследований по теме, а также ее трактовокисследовать процесс введения в научный оборот новых источников;

• подвести итоги развития отечественной историографии проблемы на протяжении XIX — начала XX вв.- выявить те подходы и концептуальные схемы, которые преодолены в процессе становления и развития научного знания, и те, которые требуют пристального внимания;

• раскрыть достижения, а также выявить наиболее характерные пробелы и недостатки в подходах к истолкованию проблемы.

Новизна исследования определяется прежде всего тем, что в нем впервые в отечественной историографии дан многосторонний анализ истории изучения в России личности и деятельности Петра I на протяжении полутора вековпоказано, как в процессе расширения источниковой базы исследований, приращения исторических фактов, развития и углубления методологических и концептуальных подходов происходило преодоление мифологических представлений о личности и деятельности Петра I, формировалась традиция изучения этой проблематики в контексте общих процессов отечественной историисоответственно, менялась и форма самих исторических работустановлена тесная взаимосвязь этого историографического процесса с динамикой и запросами общественно-политической жизнипоказано, что наряду с размыванием петровской легенды, сохранялась устойчивая «маятникообразная» тенденция в оценках царя-реформатора, обусловленная, в конечном счете, их сопряженностью с общими тенденциями развития российской общественной мысли, как и всей социальной практики.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в монографиях, выпущенных в свет Издательством Российского университета дружбы народов, в статьях, опубликованных журналами «Отечественная история», «Вестник РУДН» и др., а также в докладах и выступлениях на научных конференциях, заседаниях кафедры истории России и кафедры гуманитарных дисциплин Российского университета дружбы народов.

Практическое значение исследования состоит в том, что оно создает основу для более глубокого раскрытия темы в общем курсе «Историография отечественной истории», развития междисциплинарных связей в процессе преподавания историографических и собственно исторических предметов, а также для подготовки и внедрения в учебный процесс спецкурса /спецсеминара и написания соответствующих учебно-методических пособий.

Структура работы соответствует цели и задачам исследования. В ее основу положен проблемно-хронологический принцип. Работа состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Одной из особенностей восприятия и изучения личности и деятельности Петра I в отечественной исторической литературе стала исключительно тесная сопряженность этого, на первый взгляд, сугубо историографического процесса с общими тенденциями развития российской общественной мысли и социальной практики. Сам процесс осмысления русскими историками личности и деятельности Петра I с конца XVIII до начала XX вв. представляет собой относительно самостоятельный цикл в развитии отечественной рефлексии о выдающемся царе-реформаторе. Ее сложная динамика была во многом обусловлена не столько сменой теоретико-методологических парадигм научного знания, сколько факторами социо-культурного и общественно-политического порядка.

Уже во второй половине XVIII столетия накапливаются предпосылки для известных изменений в традиционно-апологетических трактовках личности и деятельности Петра I. В ходе исследования установлено, что тому было несколько причин. Прежде всего, менялась сама эпоха, начинали сказываться долговременные последствия петровских преобразований: именно они расчистили почву, на которой смогла впоследствии выделиться из жесткой системы сословно-служебных отношений человеческая личность, личная инициатива, самостоятельность. Кроме того, вторая половина столетия, в особенности эпоха Екатерины II, — это время очевидного культурного прогресса страны, более широкого, причем поощряемого императрицей, распространения исторических знаний, роста национального самосознания и развития исторической науки, начало которому положили В. Н. Татищев и Академия наук, основанная самим Петром I.

В контексте таких широких перемен эта связь, преемственность с петровской эпохой начинает осознаваться с гораздо большей полнотой образованными людьми того времени. Интерес к истории, к национальному прошлому, в том числе и к эпохе петровских преобразований, растет в русле общего влияния на умы просветительской идеологии с ее культом человеческой личности, приматом разума и критическим отношением ко всяким авторитетам. Но при этом политическим идеалом для просветителей выступает просвещенный монарх, главный источник благодеяний для инертного, невежественного народа.

В то же время следует учитывать и тот факт, что сам генезис личности в России происходит главным образом в среде одного сословия, дворянства, как раз к тому времени получившего вольную, а вместе с ней и законодательные гарантии своих прав и привилегий, иные из которых были просто немыслимы при Петре Великом. Отсюда — порой неизбежная печать сословности на первых проблесках критической мысли, в том числе, и по отношению к Петру Великому и его эпохе.

Обсуждение все более уходившей в прошлое исторической проблемы происходило в неослабевающем взаимодействии со злобой текущего дня. В самом начале нового столетия в атмосфере ожидавшихся политических перемен образ Петра I по существу оказался в центре развернувшейся вблизи трона острой (хотя и закрытой для посторонних) дискуссии, становясь для одних — примером, достойным подражания и развития (М.М. Сперанский), для других — предметом критики, «сверхзадачей» которой было противодействие новым реформаторским начинаниям (Н.М. Карамзин). При этом общей основой разноречивых выводов о Петре и его наследии было рационалистическое мировоззрение. Различия в интерпретациях вполне объяснимы разницей в политических идеалах.

Отечественная война 1812 г. придала новый импульс дуалистической рефлексии о Петре Великом, то ли разрушителя основ национальной жизни, то ли образцового царя-реформатора, реформатора на все времена.

В николаевскую эпоху почитание Петра Великого становится одним из слагаемых официальной идеологии. Вместе с тем «петровский вопрос» окончательно выходит за рамки кулуарных толков и кабинетных записок, становясь одним из важных предметов сравнительно широкой общественной дискуссии, сосредоточенной на фундаментальных мировоззренческих и историко-философских проблемах.

Уже в 1840-е годы параллельно с неоднократными попытками создания «Истории Петра» и возобновлением разработки архивных фондов умами историков начинают овладевать идеи внутренней обусловленности, закономерности исторического процесса в целом и реформ Петра Великого в частности. Сами же преобразования, осуществленные Петром в области государственного управления, выделяются в русской историко-юридической литературе середины XIX столетия в качестве предмета специального исследования и анализируются как постепенный процесс. Иначе говоря, у историков-правоведов мы совсем не видим того, что позднее с легкой руки С. М. Соловьева станет предметом затянувшихся опровержений в пореформенной историографии, а именно — реанимации, восходящего к эпохе петровских преобразований представления о них, как о «революции сверху».

Несмотря на все достижения в деле осмысления петровских реформ в 30−40-е годы XIX в., сам образ Петра Великого был крайне мифологизирован при активном участии как самой власти и авторов официального направления, так и нарождавшихся оппозиционных сил. В конечном счете, основой такого «единства» русского образованного общества при различии толкований петровского мифа служила доминировавшая в политическом сознании эпохи парадигма: «реформы в рамках самодержавия». Ей соответствовал и официально-апологетический взгляд на Петра Великого, и либерально-западническая интерпретация его места в русской истории как первой свободной личности" (К.Д. Кавелин), и даже критика со стороны славянофилов, которые, словно, в отместку за нарушение, по их мнению, естественного хода национальной жизни наделяли Петра, согласно справедливому замечанию С. М. Соловьева, сверхъестественной силой.

На рубеже 1850−1860-х гг. историографический процесс снова испытал на себе сильное воздействие менявшейся социально-политической обстановки. Именно на годы тогдашней гласности пришлось обнародование массы новых архивных документов о Петре и его эпохе, как и появление первых в русской подцензурной печати строго критических разборов деяний исторической личности, еще недавно служившей предметом официального культа и поклонения со стороны наиболее влиятельной части общества.

И еще одна особенность рассматриваемого историографического процесса. Несмотря на интенсивно происходившее уже в предшествовавшие десятилетия размежевание между изящной словесностью и наукой о прошлом, тон в формировании образа царя-реформатора — вплоть до появления трудов Н. Г. Устрялова и С. М. Соловьева — во многом задавали авторы, сочетавшие в себе черты художников и историков. Характерно, однако, что именно в творчестве Н. М. Карамзина А.С. Пушкина, М. П. Погодина наиболее выразительно прослеживается зигзагообразный характер развития русской исторической мысли в оценке Петра I, попытки демифологизировать этот образ. «Маятникообразная» тенденция в оценках исторического образа царя-реформатора находит своеобразное преломление в трудах историков пореформенного времени.

Публикация тринадцатого — восемнадцатого томов «Истории России.» С. М. Соловьева — стала главным достижением историографии 60-х годов XIX в. в разработке истории Петра I и его времени. На страницах «Истории России.» впервые были так глубоко и всесторонне раскрыты исторические предпосылки петровских преобразований и представлен многогранный, подвижный и противоречивый образ самого царя-реформатора. В этом сказалось и владение широким теоретикометодологическим инструментарием, который включал как усвоение уроков Гегеля, так и входившего в моду позитивизма.

В то же время влияние социально-политических факторов на развитие историографического процесса в известном смысле даже усилилось. Сама обстановка крупных либеральных преобразований, которые одно за другим в первой половине 1860-х годов осуществлялись самодержавием, способствовала сохранению и оживлению в историографии либеральной версии мифа о Петре Великом, наиболее полно представленной в юбилейных чтениях С. М. Соловьева 1872 г. Вместе с тем, как показано в ходе исследования, к тому времени изменилась сама природа этого мифа, поскольку торжества по случаю 200-летия Петра Великого были уже лишь идеологическим отголоском уходившей эпохи реформ. Царствующий монарх стал заметно «уставать» от взятой им на себя роли нового царя-реформатора. Поэтому в настойчивом прославлении Соловьевым «царя-работника» можно было уловить не только верноподданнические настроения умеренно-либерального историка-монархиста, но даже и некоторый упрек в адрес существующей власти.

Образ «вечного работника на троне» закрепился в сознании русской образованной элиты с легкой руки Пушкина в самом начале царствования Николая I. С той поры и до наступления эпохи великих реформ за обращениями к фигуре Петра Великого часто скрывались ожидания новых инициатив и свершений верховной власти. В год 200-летия великого царя-реформатора ситуация становилась принципиально иной: пример Петра в интерпретации Соловьева лишь оттенял недостаток инициативы у царствующего монарха. То был первый, еще не явный симптом вызревания нового этапа в эволюции либеральной мысли и в развитии отечественной историографии Петра Великого и его эпохи.

В известном противоречии с набирающей силу сциентистской тенденцией в изучении Петра и его эпохи среди историков пореформенного времени оказались Н. И. Костомаров и В. О. Ключевский. Обладая даром художественно-эмоционального восприятия и воспроизведения исторической реальности, эти представители научного сообщества в России создали наиболее яркие характеристики, «исторические портреты» Петра Великого. Уже в представленном Н. И. Костомаровым критическом взгляде, как на самого царя-преобразователя, так и на его старшего сына-наследника, преломились и ощущение общего неблагополучия в Российской империи пореформенных лет, и скепсис, назревавший в отношении исторического потенциала самодержавной власти.

В.О. Ключевский, а вслед за ним П. Н. Милюков, опираясь на накопленный в пореформенное время опыт концептуализации и конкретной разработки истории петровской эпохи, еще более усиливают критический тон. В их размышлениях об альтернативности (или безальтернативности) русской истории на рубеже XVII — XVIII вв., о степени зрелости инициатора перемен, о присущей его преобразованиям хаотичности, сравнительно скромных результатах при высокой «цене» достигнутого прогресса, проглядывало ощущение исчерпанности той самой исторической традиции, олицетворением которой в русской мысли выступал Петр Великий.

Но, если П. Н. Милюков развил присущий Ключевскому скептицизм по отношению к самой фигуре Петра I, то его сверстник — С. Ф. Платонов, как и менее склонный к широким обобщениям М. М. Богословский, в большей мере выступил в этом плане в качестве продолжателя традиции С. М. Соловьева. Вместе с тем в лекционном курсе С. Ф. Платонова наиболее отчетливо прослеживается и попытка историографического синтеза, слияния в единой концептуальной схеме как общих подходов, сформулированных прежде всего С. М. Соловьевым и В. О. Ключевским, так и выводов многих конкретных исследований. Достижение такого синтеза в начале XX в., с учетом прогресса в накоплении научного знания и в развитии критической мысли вообще, было возможно только за счет определенных корректировок соловьевского наследия. Отказавшись от многословного прославления «великого человека», Платонов нашел опору в том, что оказалось наиболее жизнеспособным у Соловьева: в идее преемственности русской истории, в частности, обусловленности ее «петровского» периода всем предшествующим развитием страны. Поэтому особенно убедительно в платоновских «Лекциях.» выглядят сами преобразования первой четверти XVIII в., представленные как звено в цепи явлений и процессов, образующих непрерывную историческую традицию. Но в рамках такого широкого подхода личность реформатора и другие обстоятельства его царствования неизбежно отходили на второй план. Фигура Петра Великого у Платонова как бы заслонялась от непосредственной исторической критики Историей с большой буквы, находя в ней самой защиту и оправдание.

Но наряду со свойственным либеральному типу сознания оптимистично-прямолинейным видением перспектив исторического процесса, в трудах В. О. Ключевского и П. Н. Милюкова за присущим им в той или иной степени налетом публицистичности, проступало нечто более серьезное и тревожное: ощущение непредсказуемости российской истории и ее трагедийного накала с точки зрения судеб всего народа и отдельных людей.

Начиная с 1917 года, вся эта проблематика, в целом периферийная для позивитивисткой парадигмы исторического знания, внезапно стала неотъемлемой частью текущей жизни России и драматических судеб отдельных людей, в том числе и ученых-историков, посвятивших свои труды Петру Великому и его эпохе.

В истории страны, как и в историографии «петровского вопроса», наступил новый цикл, сопровождавшийся, в конечном счете, существенным изменением самих условий развития науки и требующий отдельного рассмотрения.