Научное изучение Казахстана во второй половине XVIII в

академический экспедиция степь этнографический Современный Казахстан гордится своей историей и культурой, бережно сохраняя традиции и обычаи, поддерживая язык. К сожалению, в силу определенных исторических обстоятельств, так было не всегда. Сведения о казахской земле, истории и культуре были записаны русскими и зарубежными учеными и исследователями. Лишь единичные представители казахского этноса, такие как Ш. Уалиханов, смогли оставить свой след в истории научного изучения родной земли.

В силу этого, актуальным является рассмотрение истории научного изучения Казахстана в период XVIII—XIX вв.еков, проведенное с позиций объективного подхода, в русле цивилизационной парадигмы, утверждающей самоценность каждого народа и каждой культуры.

Объектом исследования выступает Казахстан, казахский этнос со своими самобытными обрядами и обычаями, культурой и языком.

Цель: рассмотреть историю научного изучения Казахстана в XVIII—XIX вв.еках.

Задачи:.

- выявить предпосылки и исторические условия начала первых научных изысканий на территории Казахстана;

— определить характер и основные направления научного изучения Казахстана;

— познакомиться с личностями ученых-исследователей, организовывавших и участвовавших в научных экспедициях по Казахстану;

— дать оценку научного изучения Казахстана с точки зрения полученных результатов и их полезности для казахского народа.

Степень изученности.

Можно с определенной долей уверенности говорить о том, что тема нашей работы достаточно широко представлена в научной литературе. К сожалению, отсутствуют специальные исследования отечественных авторов по данной проблеме, что создает трудности при попытке объективного освещения процесса научного изучения Казахстана.

Как уже было отмечено, практически вся используемая нами литература относится к советскому периоду, и представляет собой либо исследования, либо переиздание трудов XVIII—XIX вв.еков.

Одним из таких переизданий являются два тома сборников документов и трудов «Памятники сибирской истории» [1; 2], представляющими интерес в плане наличия в них редких свидетельств и биографий ученых, восстановленных по архивным документам и воспоминаниям современников.

Важное значение в плане документальной основы представляет собой сборник документов «Казахско-русские отношения в XVI—XVIII вв.еках», составленный на основе материалов российских архивов. К этой же категории документальной базы работы можно отнести «Труды Восточного отделения Русского археологического общества», переизданные единым сборником лишь после распада СССР.

Из последних отечественных переизданных трудов интересной является книга Э. А. Масанова, посвященная истории этнографического изучения Казахстана, как в период Российской империи, так и в советскую эпоху.

Книги авторов изучаемой нами эпохи представлены работами У. С. Ремезова [6], В.В. Вельяминова-Зернова [7], В. Н. Татищева [15; 20; 21], А. И. Левшина [16], С. П. Крашенинникова [22], Г. Ф. Миллера [23], П. И. Рычкова [24], Г. Н. Потанина. В этих трудах представлены культурные, социально-экономические, обрядово-бытовые и религиозные аспекты жизни казахов. Конечно же, эти работы нельзя назвать конкретно научными исследованиями, материал в них лишь собирался, но не систематизировался и не подвергался специальному анализу с позиций научной рациональности. Следует заметить также определенную предвзятость авторов по отношению к казахскому этносу как «отсталому» по сравнению с русской и западноевропейской культурами.

Особое место занимают труды Ч. Ч. Валиханова, как первого казаха, занимавшегося изучением Казахстана на научной основе, и оставившего богатейший материал по географии, истории, фольклористике и многим другим направлениям.

Среди исследований советского периода необходимо отметить труды Л. С. Берга [8], С. Р. Лапкина [10], М. О. Косвена [11; 39], В. В. Цыбульского [12], М. И. Наврот [13], В. Н. Федчиной [14], С. Е. Фель [18], Н. Попова [19], Э. А. Масанова [29; 32], А. И. Артемьева [30], Н. Я. Савельева. Их труды посвящены личностям ученых-исследователей, проблемам специальных наук, развивавшихся в Казахстане, а также вопросам этнографического изучения, преобладавшего в научных исследованиях интересующего нас периода.

Определенный материал был заимствован нами из различных академических учебников и трудов [9; 17].

Методологическую основу работы составляет принцип историзма и хронологической последовательности, примененный при рассмотрении процесса научного изучения Казахстана научными обществами и учеными-исследователями.

Научная новизна работы заключается в попытке комплексного подхода к исследуемой проблеме с позиций историко-культурного анализа, позволяющего выявить основные этапы научного изучения Казахстана, объективно подойти к анализируемым явлениям.

Практическая значимость работы состоит в том, что она может быть использована в средних и высших учебных заведениях. В общеобразовательной школе работа может использоваться в качестве основы для дальнейших научных изысканий в рамках исторического кружка или научного общества учащихся (НОУ). В вузе работа может служить в качестве дополнительного материала для подготовки к практическим занятиям и СРСП по дисциплине «История Казахстана», для студентов, обучающихся по специальности «история».

Структура.

Дипломная работа состоит из введения, трех разделов, заключения и списка использованной литературы, общим объемом 79 страниц.

1. Научное изучение Казахстана в XVII — начале XVIII вв..

1.1 Петр I и начало научного изучения Казахстана в первой четверти XVIII века.

В начале XVIII в. русские почти ничего не знали о казахской степи, жизни казахов, их занятии, культуре и быте, так как не было еще обобщающих научных трудов о казахской земле, а архивные материалы не публиковались. Это обстоятельство было отмечено в 1734 г. столичным академическим изданием «Примечания на ведомости» [5, с. 48].

Политические и экономические интересы Российской империи, а также интерес к соседним народам настоятельно требовали более глубокого изучения жизни этих народов, в частности народов Казахской степи и среднеазиатского Междуречья. В планах внешней политики России Казахская степь занимала особое место в силу своего выгодного стратегического положения «ключа и врат всем азиатским странам и землям» [5, с. 52]. И поэтому, как говорил в 1722 г. Петр I, «киргиз-кайсацкая орда потребна под российской протекцией быть, чтоб только чрез их во всех азиатских странах комоникацею иметь и к российской стороне полезные и способные меры взять…» [5, с. 48−49].

Эти мысли правительство России вынашивало с первых лет царствования Петра I и уже тогда естественно-географическое и историко-этнографическое изучение казахов и среднеазиатских народов было усилено.

Чтобы собрать сведения о казахском народе стали уделять большое внимание допросу казахских и среднеазиатских послов и купцов, посещавших русские города.

Подробные сведения о казахском народе Ф. Скибин и М. Трошин изложили в своих «допросных речах» в Тобольской приказной избе. Они, в частности, рассказали, что казахи «есть варят конским калом, а привозные дрова, таль и ветельник из наволоков от Сырта реки продают в городах… А города Казачьей орды от Туркестана все в близости…, а от Сырта реки в дальнем расстоянии, а при реках в близости не живут, а деланы в городах их многие колодцы… А крепости в Туркестане и в городах валены, валы земляные, и по валу кладены стены кирпича необожженного…». И далее, «и во всех тех городах живут бухарцы, а казаков мало, а казаки все живут для пашенных земель по кочевьям, а пахоты их скудны, коней и овец много, а коров мало; кормятся мясом и молоком. А к бою удачливы, волшебству учены от донских беглецов… А бой у них пушной и копейный, а пушек нет и мелкого, длинного, огненного ружья мало… а сказывают, что берут селитру по кислым озерам и варят в котлах, а сера топится из камени…, а свинец плавят из руды в городе Карнаке…, а руду красной меди плавят на тобольской дороге» [9, с. 622−627].

Не меньшее внимание русские послы уделяли изучению географии Казахской степи. Собранные ими географические материалы оказались настолько значительными, что правительство России, ставшее на путь активизации своей восточной политики, в 1696 г. предписало тобольскому воеводе А. Нарышкину на основании допроса «Федора Скибина с товарищами» «учинить чертеж», т. е. составить географичесскую карту" [5, с. 56]. Это поручение было возложено на С. У. Ремезова, служившего в Тобольске. В предписании, врученном ему, говорилось: «написать степи от Тобольска до Казачьи орды и до Бухарей Большей и до Хивы, и до Еика, и до Астрахани, куцы ближе и сколь далеко днями в ход пути сухим и водяным, летом и зимою, и реки числом и величиною, и корм людям и скоту бесскуден бы, и переправы переходны б, и каменные горы проходны б, и урочища ведомы, и всему учинить наличный чертеж трех аршин длины поперег двух, и на чертеже подписать именно» [10, с. 20].

Семен Ульянович Ремезов (ок. 1663 — ок. 1715) широко образованный человек, был известен своими чертежными и картографическими трудами. В эти годы он работал над чертежом «Тобольской земли», на котором предполагал указать Казачью орду. Будучи уже опытным картографом, зная Казахскую степь, Ремезов без промедления приступил к составлению карты, которая, как видно из врученного ему предписания, должна была иметь преимущественно характер военной карты. Следовательно, Ремезов в своей работе не мог ограничиться использованием лишь архивных и опросных данных, известных ему ранее. Старые чертежи и карты, которых было очень мало в Тобольске, тоже не могли удовлетворить его полностью. Чтобы указать на карте расстояния в верстах и во времени, проходимость дорог в разные времена года, возможность снабжения войск продовольствием и фуражом по пути следования, нужны были дополнительные и специальные сведения, и Ремезов совершает научную поездку. Он собирал сведения и у «Тобольского города и иных городов всяких чинов людей: старожилов, ведомцов, бывальцов, выходцов и полонянников, русских и иноземцов: бухар и татар, и калмыков, и новокрещенных». По его просьбе некоторые необходимые материалы ему поставляли и другие лица, которые, по-видимому, бывали в казахских аулах.

В 1697 г. Ремезов представил правительству обе свои карты: «Чертеж Тобольской земли» и «Чертеж земли всей безводной и малопроходной каменной степи». Кочевья казахов были указаны на обеих картах. Но вторая карта более ценна для этнографии казахского народа. Она содержит этнографические данные и дает довольно полное географическое представление о Казахской степи. Дорога между Тобольском и Казачьей ордой обозначена на ней двойными красными линиями, пашни — системой пунктирных квадратов, колодцы — черными кружками. На карте отмечены также зимовки казахов, населенные пункты и каналы в бассейне реки Сыр-Дарьи.

Эта карта под № 20 в 1701 г. вошла в атлас Ремезова «Чертежная книга Сибири». Над картами автор работал в течение 1698−1701 гг. вместе со своими тремя сыновьями. Все карты атласа снабжены специальными пояснительными текстами, содержащими экономические, археологические, исторические, этнографические и другие данные. Из них только 23-я карта носит преимущественно этнографический характер. В пояснительных текстах приведены также сведения о измеренных расстояниях в верстах и во времени, по дорогам и рекам, и, в частности, сведения о пути от Тобольска до Аральского моря. «Чертежная книга Сибири» впервые полностью была опубликована лишь в 1882 г.

Первые попытки комплексного изучения Казахстана, предпринятые Россией в XVIII в., связаны с именем М. В. Ломоносова. Он был инициатором организации экспедиционных исследований территории края и создания его географических карт, способствовал проведению научных поисков по истории, лингвистике, экономике и географии казахов.

В XVIII в. наука в Российской империи добилась выдающихся достижений, которым в значительной степени содействовали успехи в области географического изучения и картографирования страны. Уже в первой четверти XVIII в. после работ С. У. Ремезова, было создано несколько карт Казахской степи и Средней Азии, например, появились карты Бухгольца (1715−1716 гг.), Лихарева (1717−1720 гг.), Бековича-Черкасского, Урусова и Соймонова (1714−1726 гг.), Унковского (1722−1723 гг.) и других.

Русские карты Казахской степи и Средней Азии, созданные в первой четверти XVIII в., красноречиво свидетельствуют о значительном интересе России к этой территории. Карты, авторами которых были разные лица, не повторяют, а дополняют друг друга. По мнению географов, «особенности графического изображения Средней Азии говорят о сложном пути развития картографических представлений о Средней Азии в России и о том, что каждая русская карта является одним из неотъемлемых и новых звеньев в цепи постепенного развития этих представлений» [14, с. 274].

Географическим исследованиям в России обязательно сопутствовали и исторические, так как, согласно инструкциям, которые составлялись для геодезистов, описание исторических сведений мыслилось в то время как часть географического описания отдельных областей России и соседних стран. Но полная история их неизвестна, за исключением исследований, связанных с рядом военных экспедиций, направленных Петром I в Казахскую степь и среднеазиатское Междуречье для захвата месторождений золота, о которых в начале XVIII в. в России распространялись фантастические слухи.

Захват месторождений золота в Средней Азии должен был, по планам царского правительства, содействовать и укреплению позиций России на Востоке и занятию ею господствующего положения в торговле между Азией и Европой.

В 1714 г. по указу Петра I в Астрахани и Тобольске одновременно для проникновения в Среднюю Азию с северо-запада и с севера были подготовлены две военные экспедиции, возглавленные А. Бековичем-Черкасским и И. Д. Бухгольцем.

Экспедиция Бековича-Черкасского в 1714—1717 гг., дважды направлялась морем к каспийским берегам Средней Азии и дважды — сухим путем из Астрахани через Гурьев мимо Аральского моря по Усть-Урту в Хиву. В 1717 г. экспедиция была вероломно уничтожена хивинским ханом, что на время приостановило попытки России проникнуть в Среднюю Азию с северо-запада.

Благодаря экспедиции Бековича-Черкасского было открыто Аральское море и установлены близкие к действительности его очертания, а также и очертания Каспийского моря, открыты сухое русло Узбоя и направление течения реки Сыр-Дарьи. Кроме того, были доставлены некоторые сведения о казахском народе [5, с. 62].

Не смогла продвинуться на юг и экспедиция И. Д. Бухгольца 1714−1717 гг., которая около Ямышевского озера в 1715 г. встретила упорное сопротивление джунгарского ополчения. В этом же районе, как видно из архивных материалов, экспедиция вошла в соприкосновение с «людьми Казачьей орды», отбившими у джунгаров русского офицера Маркела Трубникова.

Река Иртыш в то время являлась естественной границей между русскими владениями в Западной Сибири и казахскими землями. «С одну сторону по Иртышу городы государевой Сибирской губернии, — писали М. П. Гагарин и И. Д. Бухгольц в Сенат в 1719 г., — а по другую от них сторону Казачья орда» [12, с. 143, 156−147].

Другим важным результатом экспедиции Бухгольца было основание на реке Иртыш русских крепостей, в том числе Омска (1716).

Несмотря на неудачу экспедиции, продвижение России в верховья Иртыша не приостановилось. В 1718 г. подполковник Ступин основал крепость Семипалатную, а в 1719—1720 гг. речная экспедиция майора Ивана Лихарева поднялась по Иртышу к озеру Зайсан и далее в верховья Черного Иртыша. На обратном пути И. М. Лихарев основал крепость Усть-Каменогорскую.

К этому же времени относится дальнейшее расширение русско-казахских связей. В 1716 г. в Тобольск прибыли казахские послы Бекбулат Екешев и Байдаулет Буршев, которые сообщили губернатору Сибири М. П. Гагарину, что казахи желают жить с Россией «в вечном миру» и «ездить в Тобольск для торгу», а также заключить с Россией военный союз против Джунгарии. Одновременно с аналогичной же миссией казахское посольство посетило Казань [12, с. 152−153].

В том же 1716 г. М. П. Гагарин, руководствуясь указом Царя, снарядил к казахам ответное посольство «сына боярского Микиты Белоусова с товарищи», возвратившееся в Тобольск спустя один год. В наказе посольству, между прочим, говорилось: «Да ему ж, Миките, осведомитца подлинно, кто и как в Казачьей орде имеет силу, и кому они послушны, и есть ли владельцы, кроме Хаип-хана у них, и все ли Хаип-хану оне, Казачья орда, послушны, или есть иные владельцы, которых оне могут слушать». [12, с. 156].

Со своей стороны казанский губернатор П. Салтыков также направил посольство к казахам, которое возглавлял Федор Жилин. В результате обмена послами были урегулированы некоторые взаимные претензии и достигнута договоренность о соблюдении мира, развитии торговли и военном союзе против Джунгарии.

В конце 1717 г. из Тобольска в казахские аулы отправилось посольство Бориса Брянцева, чтобы выяснить взаимоотношения казахов с джунгарскими калмыками. В своих записках Брянцев подробно осветил взаимоотношения казахов с джунгарами, башкирами, русскими, а также привел факты, характеризующие феодальные нравы, вооружение казахов и способы ведения ими военных действий [12, с. 157−163].

В 1718 г. в Тобольске побывало несколько казахских послов, доставивших губернатору М. П. Гагарину письма казахских ханов. Эти письма представляют значительный интерес для исторического исследования Казахстана. В них звучит образная речь казахского народа, насыщенная пословицами и поговорками, яркими сравнениями и характеристиками, в них отражены нравы и обычаи казахов [3, с. 28−31].

Интересны и ответные письма царских чиновников казахским ханам. Из них следует, что в России неплохо знали обстановку в казахских аулах и жизнь казахов. В это же время в России, как видно из русских документов, казахов впервые стали называть «киргиз-казаками» [3, с. 30]. Но в XVI-X VII вв. и до 20-х годов XVIII в. русские называли коренное население Казахской степи «казаками» или «казачьей ордой», в отличие от «енисейских киргизов».

В этом отношении интересны сведения в журнале капитана И. Унковского, русского посла, направленного в 1722 г. в Джунгарию с дипломатической миссией. И. Унковский писал: «С самого начала своего владения, он, контайша (т.е. джунгарский хан Цеван-Рабтан (1697−1727).), войска содержит против Казачьей орды около тридцати тысяч и много оных казаков повоевал» [5, с. 65].

И так во многих случаях И. Унковский называл казахов «казаками» и «Казачьей ордой». Знал он и енисейских киргизов, как самостоятельный народ, который, по его сведениям, в 1683—1685 гг., был покорен джунгарским Галдан Бошохту-ханом. С тех пор джунгары считали енисейских киргизов своими подданными. В беседе с Унковским Цеван-рабтан говорил ему: «Сумнительно нам, что наши люди — киргизы, которые жили по Оби реке, ныне оттуда выгнаны и обижены от кузнецких и красноярских, и многие к нам пеши пришли» [5, с. 66]. Но почему же именно в эти годы, особенно с 1730-х годов, казахов в России стали называть «киргизами» и «киргиз-кайсаками»? В то же время русские люди уже знали правильное самоназвание казахов. Так, в 1736 г. В. Н. Татищев отмечал: «…киргис-кайсаки, которых русские просто имянуют Казачья орда» [15, с. 49]. А Г. Ф. Миллер в 1750 г. подчеркивал, что казахи и киргизы разные народы. В 1795 г. другой русский автор, капитан И. Г. Андреев, в одном из столичных журналов писал: «Хотя ж киргис-кайсаками они пишутся и их так называют, но собственно на вопрос каждый киргисец просто себя именует хазак…, а слово киргис значит для них весьма поносительно» [5, с. 66].

1.2 Присоединение Казахстана к России и развитие научных исследований. Первая академическая экспедиция.

Во второй четверти XVIII в., в условиях продолжавшегося укрепления казахско-русских связей, изучение Казахстана учеными достигло больших успехов. Было сделано немало интереснейших открытий. Эти достижения были обусловлены всей многовековой историей русской науки, накоплением ценнейших и обильных материалов, разработкой ряда теоретических проблем, достоверностью научных сообщений и фактов. В эту эпоху государство уделяло значительное внимание развитию образования и просвещения. Была открыта Академия наук, готовились кадры геодезистов, востоковедов, переводчиков-знатоков восточных языков, всемерно оказывалась поддержка научным экспедициям. Академия Наук была учреждена в 1725 г. Одним из первых крупных ее мероприятий была организация в 1733 г. Академической экспедиции для обследования страны. Это важное мероприятие совпало с принятием Младшим казахским жузом российского подданства.

В период с 1594 по 1734 г. вопрос о принятии казахским народом российского подданства поднимался неоднократно, однако практически он назрел лишь в 1720—1730 годах. Этот акт полностью соответствовал основным установкам восточной политики царизма. В 1722 г. Петр I сформулировал задачу «приведения издревле слышимых и в тогдашнее время почти неизвестных обширных киргиз-кайсацких орд в российское подданство» и собирался командировать к казахам с этой целью своего переводчика Мамета Тевкелева [40, с. 25].

Смерть помешала Петру осуществить эту задачу, но и при его преемниках она не снималась с повестки дня. В это время наиболее дальновидные представители казахской феодальной верхушки, в частности хан Абулхаир, поняли необходимость принятия российского подданства как единственного средства, могущего спасти казахов от порабощения отсталой и воинственной Джунгарии [17, с. 236].

В 1726—1730 годах Петербург дважды посетили послы Абулхаира с просьбой принять казахов в российское подданство. В столице их тщательно допрашивали в Коллегии иностранных дел, чиновники которой интересовались численностью казахов, местоположением их аулов, формой правления, степенью авторитетности ханской власти.

Особенно большое значение для изучения истории казахов имело посольство М. Тевкелева, направленное царским правительством в казахские аулы в 1731 г. для приведения казахов к присяге.

Мамет, или Муртаза (по-русски Алексей Иванович), Тевкелев был образованным человеком и служил в императорской канцелярии «поверенным переводчиком ориентальных языков». В казахских аулах он находился вместе с геодезистами Алексеем Писаревым и Михаилом Зиновьевым около полутора лет.

В своей деятельности Тевкелев руководствовался особой инструкцией, которой его снабдила Коллегия иностранных дел. Некоторые пункты этой инструкции предусматривали изучение довольно широкого круга научных вопросов, и она может рассматриваться как одна из самых ранних русских программ по изучению казахского края [3, с. 43−44].

Исторические материалы в казахских аулах Тевкелев собирал как путем непосредственного и ежедневного наблюдения жизни казахов, так и посредством беседы и опроса населения.

М. Тевкелев выполнил свою основную миссию к казахам, убедив колеблющуюся часть знати принять российское подданство и направить полномочную делегацию в столицу России.

В начале 1734 г. для принятия присяги на верность России в Петербург прибыли одновременно казахские и башкирские делегации. Они проявили живейший интерес к культурным достижениям русского народа.

В 1734 г. Россия приступила к реализации плана И. К. Кирилова, как нельзя лучше учитывавшего колониальные интересы царизма. По этому плану предполагалось, принимая во внимание пожелания хана Абулхаира и его окружения, построить два новых русских города, один на русско-казахской границе, а другой — в устье реки Сыр-Дарьи, и превратить их в мощные опорные пункты царизма для дальнейшего распространения его политического и экономического господства на Востоке.

Реализация этого плана была поручена вновь организованной «Известной экспедиции», называвшейся также Оренбургской экспедицией, а затем Оренбургской комиссией. В 1744 г. территория, подчиненная комиссии, была выделена в Оренбургскую губернию. Во главе экспедиции был поставлен сам Кирилов.

И.К. Кирилов (1689−1737) принадлежал к замечательной плеяде государственных деятелей первой половины XVIII в., внесших значительный вклад в развитие русской науки.

В 1727 г. Кирилов составил первое географо-статистическое описание страны «Цветущее состояние Всероссийского государства…», а в последующие годы подготовил около тридцати карт для атласа России, увидевшего свет в 1734 г. На картах атласа была обозначена и Казахская степь.

И.К. Кирилов был всесторонне подготовлен для того, чтобы принять непосредственное участие в Оренбургской экспедиции, работу которой он впоследствии и возглавил. В 1735 г. в письме Э. Бирону он писал, что шестнадцать лет вынашивал идею и план организации этой экспедиции [18, с. 109]. В 1725—1733 гг. Кирилов принимал активное участие в организации Первой и Второй камчатских экспедиций, помня при этом всегда, что на очереди стоит задуманная им Оренбургская экспедиция.

Он хорошо знал историческую литературу и архивные материалы о народах Казахской степи и среднеазиатского Междуречья. Прекрасно понимая значение использование исторических материалов в интересах колониальной политики царизма. Поэтому в 1734 г. он «испросил повеления о выпуске к нему из кадетского корпуса нескольких офицеров, которые обучаясь при нем азиатским языкам, и узнавая нравы и обычаи азиатцев, могли бы со временем быть начальниками Оренбургского края». Как отмечал А. И. Левшин, это была «мысль делающая честь предусмотрительному уму Кирилова, и достойная подражания» [16, с. 112].

Успех посольства Тевкелева, материалы которого Кирилов тщательно изучил, позволил ему уже в начале 1734 г. представить свой план царскому правительству в виде двух проектов. В проектах Кирилова подробно охарактеризованы в историческом плане политическое положение казахских жузов и их взаимоотношения с соседями, что говорит о большой осведомленности автора проектов о жизни и истории казахского народа.

И.К. Кирилов возглавлял Оренбургскую экспедицию всего около трех лет. Восстание в Башкирии и ранняя смерть (он умер от туберкулеза в 1737 г.) не позволили ему до конца выполнить возложенную на него миссию. В 1735 г. на реке Ори он начал строительство г. Оренбурга, который через несколько лет дважды переносили на другое место и на нынешнем месте город был основан в 1743 г. С тех пор Оренбург стал административным центром обширного края и почти двести лет служил интересам колониальной политики царизма.

При Кирилове же было предпринято картографирование вновь образованного Оренбургского края. Первую карту края, в который входили и земли Младшего и Среднего жузов казахов, составил в 1737 г. геодезист Алексей Норов. С тех пор казахские земли обозначались на всех русских картах [41, c. 44].

После смерти Кирилова начальником Оренбургской экспедиции был назначен выдающийся ученый и государственный деятель В. Н. Татищев (1686−1750). Находясь в этой должности два года, он близко познакомился с казахским народом и лично наблюдал его жизнь. В 1738—1739 гг. ему довелось вести продолжительные переговоры с ханами, султанами и старшинами Младшего и Среднего жузов и посещать по их приглашению крупные казахские аулы. Он старался закрепить присоединение казахского народа к России и установить с казахским населением дружеские отношения, отказавшись от рекомендованной ему правительством политики разжигания розни и вражды между кочевыми народами, которую впоследствии широко проводил один из его преемников И. И. Неплюев.

Научная деятельность Татищева имела важное значение. В 1734 и в 1737 гг. Татищев составил в двух вариантах первую в мире анкету географо-этнографических обследований. 198 вопросов второй анкеты «Предложение о сочинении истории и географии российской» показывают, что ее автора интересовали названия и самоназвания почти всех народов страны, их происхождение, занятия, нравы, обычаи и обряды, народная медицина, верования, язык, фольклор. Свидетельством глубокого интереса Татищева к истории нерусских народов страны являются два особых раздела в анкете «О народах идолопоклоннических, какое известие о оных требуется» и «О магометанах». В анкете автор показал, что все материалы он рассматривает как весьма важный исторический источник. Им была указана в анкете и методика изучения поставленных в ней вопросов: приобретение письменных источников, зарисовка этнографических предметов, наблюдение и опрос «без предупреждения, но паче ласкою и через разных искусных людей, знающих силу сих вопросов и язык их основательно, к том же не однова, но чрез несколько времени спрашивать от других…» [19, с. 690].

В.Н. Татищев использовал и другие средства для сбора сведений. Он часто опрашивал купцов, дипломатов и путешественников, переписывался с ханом Абулхаиром, П. И. Рычковым, Г. Ф. Миллером и чиновниками колониальной администрации, работал в архивах Москвы, Петербурга, Поволжья, Урала, Сибири. Он ввел в число географических и историко-этнографических документов многие архивные источники и книги, например «Книгу Большому чертежу», находившиеся в забвении.

В.Н. Татищев уделял большое внимание развитию науки. Создание истории и географии России и описание всех народов страны являлись, по его мнению, важнейшими задачами, стоявшими перед русскими учеными. И он сам внес значительный вклад в разрешение этих задач.

Некоторые вопросы этногенеза казахов (самоназвание казахов, их этническая территория, кочевья и родоплеменная структура) были рассмотрены Татищевым в его основном труде «История Российская» (1739−1750), первые две части которого увидели свет в 1768—1769 гг. В нем автор дал лингвистическо-этнографическую классификацию народов России, отнеся казахов в так называемую «скифскую» группу, вместе с туркменами, башкирами, каракалпаками, татарами и другими народами [20, с. 274−294].

В этой же работе автор, одним из первых, указал, что европейские ученые явно ошибаются, называя многие народы Азии, в том числе и казахов, просто татарами, а их обширную страну — общим названием «Великая Татария».

Интересуясь происхождением тюркских народов, Татищев тщательно изучил родоплеменной состав казахов. В этой области его познания были довольно обширны. Из казахских родоподразделений ученого особенно интересовали кипчаки. Он специально обратился к П. И. Рычкову с просьбой «внятнее изъяснить» значение слова кипчак, высказав при этом уже известное ему объяснение, в котором он сомневался.

Научные сведения о казахском народе содержатся почти во всех трудах Татищева. Например, во «Введении к историческому и географическому описанию Великороссийской империи» (1744−1745) отмечено: «Сыр-Дарья в Оренбургской губернии, в Киргизском владении. По ней киргиз-кайсацкой Меншой орды наилутчее зимовье бывает». И далее сказано о разделении казахов на три жуза, о названии казахов и дана известная автору этимология слов казак и киргиз [21, с. 178].

В «Российском историческом, географическом и политическом лексиконе» (1745), являющемся первым, хотя и незаконченным, опытом создания в России энциклопедического словаря, казахам посвящено несколько статей. В двух статьях «Кайсаки и киргизы» и «Киргиз и кайсак» автор описал границы этнической территории казахов, разделение их на три жуза и взаимоотношения жузов с Россией и Джунгарией. Из других более мелких статей «Лексикона», содержащих этнографические сведения о казахах, интересна статья «Кибитка», описывающая казахскую юрту.

О значительном интересе Татищева к истории казахов свидетельствует его переписка с оренбургским ученым П. И. Рычковым. В своих письмах он частенько задавал Рычкову вопросы историко-географического и лингвистического характера или же высказывал свое мнение о казахском народе.

Известно также, что некоторые лица, например геодезисты Кошелев и Норов, по заданию Татищева собирали в казахских аулах материалы, необходимые «для описания тракту и географических примечаний» [5, с. 83].

Для истории имели значение и государственные мероприятия В. Н. Татищева по укреплению казахско-русских связей и сближению двух народов. Участившиеся при нем русские посольства в казахские аулы, а также торговые караваны, например Карла Миллера в 1738 г., открытие менового двора около Оренбурга, к которому с каждым годом прикочевывало все большее количество казахских аулов, способствовали более близкому и обстоятельному знакомству русских людей с казахским народом.

Первая академическая экспедиция, организованная для обследования России в интересах экономических, политических и культурных потребностей страны, работала в период с 1733 по 1743 г. по специальной программе-инструкции. Значение этой экспедиции весьма велико. Самым выдающимся участником Первой академической экспедиции был С. П. Крашенинников (1711−1755), который оказал огромное влияние на русскую историю своим замечательным «Описанием земли Камчатки» (1755), показав, как нужно исследовать нерусские народы страны.

С.П. Крашенинников горячо призывал русских ученых изучать родную страну, «знать свое отечество во всех его пределах, знать изобилие и недостатки каждого места, знать промыслы граждан и подвластных народов, знать обычаи их, веру, содержание и в чем состоит богатство их, также места, в каких они живут, с кем пограничны, что у них произростит земля и воды и какими местами к ним путь лежит…» [22, с. 87].

Другой участник экспедиции Г. Ф. Миллер (1705−1783) в своей научной деятельности уделил непосредственное внимание вопросам изучения казахского народа. Историей народов Сибири и Казахской степи Миллер стал интересоваться очень рано. Свои занятия по востоковедению Миллер начал с изучения русских источников о восточных народах и прежде всего архивных материалов, хранившихся в Петербурге и Москве. В 1732 г. он основал «Сборник статей, относящихся к истории России», в котором опубликовал в переводе на немецкий язык материалы И. С Унковского и некоторые другие материалы по истории Джунгарии, содержащие разнообразные и в то же время важные сведения о казахском народе.

В работе Первой академической экспедиции Миллер принял деятельное участие. Он написал для экспедиции специальную инструкцию «О истории народов», которая предусматривала необходимость тщательного изучения истории народов Сибири.

Находясь в экспедиции, Миллер посетил многие города и крепости Сибири, в частности Омскую, Железинскую, Ямышевскую, Семипалатинскую и Тобольск, имевшие тесные связи с казахским народом. Здесь он тщательно изучал местные архивы и сделал копии с наиболее интересных документов, которые вошли в 50 так называемых миллеровских портфелей, представляющих очень большую научную ценность для исследователей истории Сибири.

Итогом работы Миллера в академической экспедиции явился его четырехтомный труд «История Сибири» [5, с. 86]. В «Истории Сибири» Миллер дал обширный материал по особо интересовавшим его вопросам этногенеза и этнического родства сибирских народов. Интересна и его классификация этих народов по принципу языкового сходства. Здесь же он поправил некоторые ошибки в этнографии, которые, к сожалению, повторялись и позднее. Так, например, он совершенно справедливо и своевременно указывал, что енисейские киргизы «ошибочно смешиваются с киргиз-кайсаками, живущими на бухарской границе и к востоку от реки Яика» [23, с. 314]. Кроме «Истории Сибири», Миллером было написано множество отдельных статей, например: «Известие о песошном золоте в Бухарии…», в которой говорится между прочим о нравах казахов, «О начале происхождения казаков», рассматривающая этимологию слова «казак» [45, с. 47].

Успехи научного изучения казахского народа в России в XVIII в. связаны в значительной степени с развитием русского востоковедения, задачи которого впервые изложили в своих трудах Кирилов, Татищев и Миллер. Мысли и идеи, которые вынашивали эти ученые, прекрасно понимавшие «восточные» интересы дворянского государства, нашли некоторое отражение в проекте «Учреждения Восточной Академии в Санкт-Петербурге», составленном в 1733 г. Г. Я. Кером.

Г. Я. Кер (1692−1740) был приглашен в Россию в 1732 г. Коллегией иностранных дел для работы переводчиком, а через три года Академия наук поручила ему разобрать нумизматическую коллекцию. В своем проекте Кер, считая необходимым систематически собирать восточные древности, изучать литературу Востока и восточные языки и планомерно готовить кадры переводчиков и чиновников для колониальных учреждений, предложил учредить новую Восточную Академию в России. По его мнению, русские военачальники, правители и переводчики, получив в Восточной Академии необходимые историко-этнографические знания о народах Востока и изучив восточные языки, смогли бы «ласковым обращением с пограничными восточными народами, мало-помалу смягчать их и привлекать к добровольному подданству и послушанию нашей императрице» Анне Ивановне [5, с. 89].

Проект Кера не был принят правительством России, но некоторые намеченные в нем мероприятия проводились в жизнь страны как до появления этого проекта, так и после.

В 30-х годах И. К. Кирилов, В. Н. Татищев, Г. Ф. Миллер обосновали необходимость широкого изучения русскими учеными восточных народов и прежде всего тюрков, и своими трудами положили начало этому делу, которое блестяще продолжили С. П. Крашенинников, П. И. Рычков и другие ученые. Поэтому не прав востоковед прошлого столетия П. Савельев, утверждавший, что «едва ли кто в Петербурге из современников Кера, кроме Байера, мог отдать справедливость его проекту, и не удивительно, что мысль его и осталась только в проекте» [42, с. 36].

Г. Я. Кер фактически лишь привел в систему мысли и взгляды, которые уже были высказаны современными ему русскими учеными. Вместе с тем следует признать, что Кер действительно впервые предлагал проводить в жизнь задачи, стоявшие перед русским востоковедением, энергичнее, систематически и в широком плане. Но условия для такого развертывания русского востоковедения созрели значительно позднее.

1.3 Донесения и отчеты русских людей о поездке в Казахскую степь. Труды П. И. Рычкова.

После принятия российского подданства Младшим и Средним жузами и основания Оренбурга, по замыслу Татищева при Оренбургской пограничной комиссии была открыта школа «татарских учеников» для русских детей, в которой стали готовить переводчиков и других мелких чиновников колониальных учреждений. Эта школа функционировала с 1740 г. по 1820 г. и подготовила большое количество чиновников, которые были использованы правительством для выполнения различных дипломатических поручений в казахских аулах. Среди них наиболее известны К. Миллер, Д. В. Гладышев, И. Муравин, И. Ураков, Р. Уразин, М. Арапов, Я. Гуляев, А. Яковлев, которые при посещении казахских аулов вели съемку местности, «разведывали тамошние обстоятельства», собирали географические и историко-этнографические сведения, нашедшие отражение в их рапортах, донесениях, письмах начальству и колониальной администрации [5, с. 90].

В 1738—1739 гг. аулы Младшего и Среднего жузов на пути из Орска в Ташкент посетил с вооруженным караваном офицер Карл Миллер, выполнявший специальное поручение Татищева. Он вел подробный журнал, в который записывал различные сведения о казахском народе, а сопровождавший его геодезист А. Кушелев составил карту и описал пройденный ими маршрут.

Через несколько лет, в 1742—1743 гг., Карл Миллер вновь побывал в кочевьях казахов, направляясь в этот раз из Орска на юг до реки Сарысу, а потом на юго-восток через Семиречье в Джунгарию. Этим путем после него не прошел ни один путешественник. К сожалению, документы, связанные с этим путешествием К. Миллера, не сохранились, за исключением карты, опубликованной Я. В. Ханыковым в 1850 г. [5, с. 92]. К. Миллер бывал в казахских аулах и в последующие годы.

Существенный вклад в изучение Казахстана внесла экспедиция Д. В. Гладышева и И. Муравина, состоявшаяся в 1740—1741 гг. Поводом для ее организации послужила просьба хана Абулхаира построить, наконец, в устье реки Сырдарьи ранее обещанный русский город. Правительство решило удовлетворить эту просьбу и поручило экспедиции Гладышева и Муравина, в которую вошли также инженер Назимов, переводчик У. Арасланов и несколько казаков, исследовать устье реки Сырдарьи.

Экспедиция Гладышева и Муравина продолжалась с сентября 1740 г. по апрель 1741 г. и прошла путь из Оренбурга до Хивы и обратно, почти все время находясь среди казахов. В итоге ею были собраны важные научные материалы о Казахской степи и ее населении, изложенные в «Показаниях Д. В. Гладышева и И. Муравина», журнале трактов, карте пройденного ими пути и других документах.

Впервые документы экспедиции в рукописном подлиннике изучил и использовал в своих трудах П. И. Рычков. Но опубликованы они были лишь в 1850—1851 гг. Я. В. Ханыковым. Среди документов имеется «Журнал описаниям: киргиз-кайсакам, каракалпакам, аральцам и хивинцам и кто какое имеет довольствие и каким манером носят платье, при сем прилагается всем порознь описания. В «Журнале трактов» его автор Муравин изложил свои наблюдения и сведения о казахском хозяйстве и торговле, географические и геологические данные [5, с. 93].

В 40−50-х гг. XVIII века в казахских аулах побывало немало русских людей. В эти годы казахско-русские связи развивались интенсивно: расширялись и приобретали постоянный характер. Правительство, заинтересованное в усилении своего влияния в Казахской степи, ежегодно засылало в казахские аулы многочисленных агентов, чтобы лучше изучить внутреннее и международное положение казахских жузов, определить возможности расширения торговли, установить численность казахов, познакомиться с их ведением хозяйства, их бытом, нравами, обычаями. Эти агенты проникали в казахские аулы и вместе с торговыми караванами. Так, в 1753 г. оренбургские чиновники Я. Гуляев и Чучалов были прикомандированы к каравану купца Данилы Рукавкина и совершили с ним длительное путешествие в Хиву и обратно в Оренбург.

Важно подчеркнуть, что сбор научных сведений, о казахском народе, систематически и специально вменялся в обязанность всем русским людям, посещавшим казахские аулы из колониальных интересов царизма [3, с. 575].

В русских пограничных городах и крепостях, особенно в Оренбурге, Омске и Тобольске, на основе накопленных материалов, составлялись пространные доклады и отчеты царскому правительству. Однако эти материалы, отложившиеся в архивах России, не стали тогда достоянием науки. Долгое время архивы России были доступны лишь узкому кругу исследователей.

В XVIII в. первым и, пожалуй, последним исследователем, серьезно и систематически изучавшим архивные документы о Казахстане, был П. И. Рычков. Однако его преимущественно интересовали вопросы историко-экономического характера. Кроме того, он работал лишь в одном Оренбургском архиве.

Архивные материалы, разумеется, содержат лишь отдельные сведения которые, однако, в силу отсутствия других письменных источников, имеют большое значение. Так, для изучения родоплеменной структуры и родорасселения казахов в середине XVIII в., а также их нравов, обычаев весьма важны, опубликованные, записи по этим вопросам, произведенные М. Тевкелевым в 1748 г. непосредственно со слов самих казахов, и «Представление Коллегии иностранных дел» М. Тевкелева и П. И. Рычкова [3, с. 571−591].

В середине XVIII в. наука в России, как известно, переживала мощный подъем. Этот подъем, происходивший под влиянием социально-экономического и культурного развития страны, неразрывно связан с именем великого русского ученого М. В. Ломоносова, который за время своей научной деятельности занимался самыми различными проблемами.

В своей «Древней Российской истории», в письме к И. И. Шувалову «О сохранении и размножении российского народа» и других работах Ломоносов высказал много ценных мыслей об истории восточнославянских народов, о постепенной изменяемости уклада жизни, быта, нравов, культуры и языка народов, о факторах, воздействующих на этот процесс, проявил внимание к повторяющимся комплексам признаков материальной и духовной культуры у разных народов и с демократических позиций поставил в этнографической науке самые острые, самые жгучие вопросы быта и культуры русского народа. Он проявил глубокий интерес к народной жизни, творчеству, к проблемам развития народного хозяйства.

Вместе с тем Ломоносов относился с большим вниманием и интересом к нерусским народам России и призывал русских ученых широко изучать их культуру и быт, общие начала и черты своеобразия в развитии отдельных народов страны и содействовать делу их просвещения. В его бумагах упоминается «Ориентальная академия», он был сторонником открытия в Академии кафедры восточных древностей. М. В. Ломоносов хорошо знал источники, литературу и вспомогательные дисциплины, умело владел методами исторической науки своего времени. Он изучал и поступившие в Академию наук после смерти В. Н. Татищева многочисленные архивные и рукописные материалы, в которых было немало сведений о казахском народе. Известно, что великий русский ученый одобрял труды П. И. Рычкова, посвященные народам Оренбургского края и, в частности, казахам. Вся последующая передовая русская наука развивалась под влиянием идей Ломоносова.

Инициатива изучения народов России в XVIII в. шла не только из центров страны. Успехи и достижения русской науки обусловили рост местных кадров естествоиспытателей, географов, историков. Их деятельность встретила поддержку Академии наук, которая в специальном решении в 1759 г. подчеркивала, что «Академия наук, стараясь всеми силами иметь подробные сведения о всех Российского государства странах…, желала бы иметь во всех отдаленных империи местах таких людей, кои б по склонности своей и любви к наукам сообщали ей все, что внимания их в Академии достойно и тем бы споспешествовали ее стараниям» [43, c. 53].

Одним из таких местных ученых был первый член-корреспондент Российской Академии наук П. И. Рычков (1712−1777), служивший в Оренбургской экспедиции со дня ее основания. И. К. Кирилов и заменивший его через три года В. Н. Татищев оказали на Рычкова огромное влияние и обеспечили ему свое авторитетное покровительство. С первых лет службы в Оренбурге Рычков тщательно изучает литературные и архивные материалы о Поволжье, Южном Урале, Сибири, Казахской степи и Средней Азии. Служба фактически не препятствовала его научным занятиям, так как он в качестве управителя канцелярии экспедиции подготавливал для начальства различные справки о народах Оренбургского края и вел широкую переписку, требовавшую специальных знаний.

Научный рост Рычкова в известной степени отражен в его переписке с Татищевым. В 1740—1741 гг. Рычков занимался переводом на русский язык произведений по теологии и астрологии, а также принимал деятельное участие в организации татарско-калмыцких школ и в создании для них лексиконов, которые он предлагал издавать «русскими литерами». В это же время ему было поручено составление проекта военно-научной экспедиции к Аральскому морю. Кроме того, он постоянно выполнял различные поручения Татищева, связанные со сбором сведений по экономике, географии, истории и этнографии Казахской степи и Средней Азии, а также тщательно изучал восточные источники.

Однако в связи со своими служебными обязанностями, Рычков основное внимание уделял изучению жизни казахского народа и других местных народов Оренбургского края. Об этом свидетельствуют принадлежащие его перу различные письма, донесения, экстракты, написанные им от имени оренбургского начальства и впервые опубликованные (почти полностью) лишь в 1961 г. [3, с. 130−593]. В них нашла отражение не только история казахско-русских взаимоотношений, но и история самого казахского народа в 1740—1750 гг., его нравы, обычаи, образ жизни, занятия.

Одной из первых научных работ Рычкова является «Описание города Оренбурга» (1744), послужившее хорошей основой для его дальнейших работ по этой теме. В следующие годы он написал историко-этнографическую работу «Краткое известие о татарах», которую, после получения рецензии Татищева, он окончательно завершил в 1750 г.

Рукопись Рычкова «Краткое известие о татарах», хотя и не увидела света, была прочитана с большим интересом многими его современниками, а он сам получил известность как наиболее компетентный знаток тюркских народов. И, например, Татищев специально посылал ему восемнадцатую главу своей «Истории Российской», посвященную тюркам, чтобы он исправил и дополнил ее. Общепризнанный в то время авторитет в области истории и этнографии казахов Тевкелев характеризовал Рычкова, как человека, который «о состоянии здешних заграничных дел и народов довольно сведущ» [3, с. 558].

Многолетнее изучение географии, этнографии, истории и экономики Южного Урала, Казахской степи и Средней Азии позволило Рычкову приступить в 1752 г. к созданию серьезного и капитального исследования «Топография Оренбургская». Тогда же он выступил инициатором создания новой генеральной карты Оренбургской губернии и Средней Азии с десятью «партикулярными» частными картами, детализирующими отдельные части заданной территории, взяв на себя обязательство написать к этим картам подробную объяснительную записку, которая впоследствии была значительно расширена и под заглавием «Топография Оренбургская» вышла в свет отдельной книгой.

Предложение Рычкова полностью отвечало интересам царизма, способствовало хозяйственному освоению огромного Оренбургского края и потому было благожелательно встречено администрацией губернии. Группа геодезистов во главе с офицером А. Д. Красильниковым получила задание составить все запланированные карты.

В середине 1755 г. карты и первая часть «Топографии Оренбургской» были представлены на рассмотрение Академии наук, которая на двух своих конференциях с участием М. В. Ломоносова обсудила и рекомендовала к изданию эти работы. Однако карты Красильникова увидели свет лишь в 1880 г.

Более благоприятной оказалась судьба «Топографии Оренбургской», которая при жизни автора, правда, спустя семь лет после подготовки ее к печати, была опубликована дважды в одном и том же 1762 г.

«Топография Оренбургская», суммировавшая известные русской науке в середине XVIII в. географические и историко-этнографические сведения о народах Южного Урала, Казахской степи и Средней Азии, представляет собой значительное явление в русской историографии. Далекий Оренбургский край, в который были включены и казахские земли, до появления этой книги был мало кому известен в России. «Топография Оренбургская» сравнительно подробно ознакомила русского читателя с природными богатствами, этническим составом, с хозяйством и бытом населения края и вызвала интерес к хозяйственному освоению этой обширной территории.

Другой труд Рычкова «История Оренбургская», опубликованный в 1759 г., содержит сведения о родоплеменной структуре трех жузов и их расселении, легенды о происхождении казахского народа и краткие данные о занятиях, нравах, обычаях, верованиях и вооружении казахов [24, с. 70−72, 100−103].

П.И. Рычков, как и В. Н. Татищев, обратил внимание на большое значение восточных источников для научного исследования народов Казахской степи и Средней Азии. Он тщательно изучал труды Абулгази, Кадыргали Хошум Жалаира и других авторов, а также уделял внимание выявлению новых источников, постоянно обращаясь к русским и среднеазиатским купцам и дипломатам с просьбой доставлять ему восточные книги и рукописи.

Важные научные сведения о казахском народе встречаются и в мелких работах Рычкова. Хозяйство казахов, значение скотоводства, способы ухода за скотом он описал в статьях «О способах к умножению земледелия в Оренбургской губернии», «Ответы на экономические вопросы, касающиеся до земледелия, по разности провинций, кратко и по возможности изъясненные в рассуждении Оренбургской губернии» (1867) [5, с. 105].

Характеристику особенностей казахов Рычков давал в сравнении с особенностями быта и культуры башкирского народа, который, как и казахи, был одним из наиболее многочисленных народов Оренбургского края. Правда, Рычков допускал некоторое преувеличение отрицательных сторон нравов и обычаев казахского народа и сомневался относительно возможностей развития земледелия у казахов, что явилось следствием его недостаточной осведомленности о занятиях этого народа, который фактически издавна знал земледелие как орошаемое, так и богарное.

П. Рычков провел в составе войск работу по сбору сведений на территории Кара Тургая, Тургая, Тирсаккана, Ишима, крепостей Усть-Уйская, Крутоярская, Троицкая.

После смерти Татищева, в научной деятельности Рычкова большое значение приобрела его переписка с Миллером, обратившимся к нему в 1757 г. с просьбой присылать в журнал «Ежемесячные сочинения» статьи о «коммерции оренбургской». Эта переписка продолжалась в течение двадцати лет. Вопросы науки и литературы занимали в ней первое место [5, с. 106].

Будучи ответственным чиновником колониальной администрации и отличаясь консервативными политическими взглядами, Рычков, естественно, использовал научные сведения не только в интересах науки, но и для обоснования колониальной политики, что особенно рельефно отразилось в «Представлении Коллегии иностранных дел о положении в Малом и Среднем жузах», написанном им совместно с Тевкелевым [3, с. 571−591]. Характеристике деятельности царских чиновников, казахских ханов и султанов он придавал первостепенное значение, не касаясь социальных вопросов, народного быта и духовной культуры населения Оренбургского многонационального края. Говоря о методах научного исследования Рычкова, нельзя не отметить, что он обычно ограничивался, например, при изучении родоплеменной структуры казахов, показаниями султанов и старшин, которые для возвеличения себя часто сообщали ему заведомо неверные сведения о своем происхождении. Но в целом труды Рычкова оставили заметный след в истории научного изучения казахского народа в России.

2. Научное изучение Казахстана во второй половине XVIII в..

2.1 Вторая академическая экспедиция.

Третья четверть XVIII в. в истории научного изучения казахского народа в России является знаменательной вехой, она отмечена не только обилием накопленных материалов, но и некоторыми теоретическими обобщениями и решением ряда запутанных научных проблем.

Во второй половине XVIII в. царское правительство принимает меры к укреплению своего господства в Казахской степи и усилению колониальной политики. Россия была заинтересована в расширении русско-казахской и транзитной торговли с Средней Азией и в освоении природных богатств Казахской степи. Однако восстание в Башкирии в 50-х годах и жестокое его подавление, падение Джунгарии и заметное усиление власти султана Аблая, феодальные междоусобицы и сепаратистская политика хана Абулхаира и ряда других феодалов, фактическая слабость позиций царизма в Казахской степи и большая подвижность кочевых казахов ставили под угрозу экономические и политические интересы России на востоке страны. Осознавая это, правительство искало выход из создавшегося положения.

Прежде всего были приняты меры к тщательному изучению внутреннего положения казахских жузов и политики ханов и султанов. В 1755—1759 гг. к казахам было направлено несколько дипломатических миссий, которые возглавляли М. Арапов, Я. Гуляев, И. Ураков. Они доносили что, политика, например, султана Аблая опасна для России.

Этого мнения придерживались и начальники Оренбургского края И. И. Неплюев, М. Тевкелев, и Коллегия иностранных дел [5, с. 109]. Тогда правительство разработало и провело серию военно-административных и политических мероприятий по укреплению сибирских границ и своего престижа на Востоке, в частности были построены новые укрепленные линии, также были составлены карты территории нынешнего Северо-Восточного Казахстана.

В дальнейшем правительство издало ряд указов, в которых наметило принципы политики России в Казахской степи и высказало свое мнение по «киргиз-кайсацким делам». В 1778 г. указом Екатерины II главному начальнику Оренбургского края О. А. Игельстрому было предписано «составить уложение на основе народных обычаев киргизов». Для этого собирались сведения о нормах казахского обычного права, и Игельстром пытался провести административно-судебную реформу, но действовал крайне поспешно и непоследовательно, а правительство не оказало ему надлежащей поддержки.

В области же религии были осуществлены некоторые мероприятия, направленные на укрепление власти царизма в степи. В 1785 г. был издан указ о веротерпимости, а в 1782—1786 гг. правительство поручило Игельстрому строить в Казахской степи мечети и медресе и одновременно обязалось финансировать деятельность мусульманского духовенства. Таким образом, была предпринята попытка использовать мусульманскую церковь в интересах колониальной политики. Но было построено только одно медресе в Оренбурге, в котором казахские дети почти не учились, а мечети казахи не посещали. Поэтому мусульманское духовенство, пользуясь поддержкой правительства, стало более активно проникать в казахские аулы и вести религиозную пропаганду, приспосабливаясь к нравам и обычаям казахского народа. Пропаганда мусульманского духовенства в духе панисламизма и религиозный дурман нанесли огромный вред как казахскому народу, так и самой России, что было признано в 1860-х годах.

В 1789 г. в Омске была открыта Азиатская школа, просуществовавшая до 1836 г. Она была призвана готовить переводчиков для колониальных учреждений. В школе, наряду с русскими детьми, учились дети татар и казахов.

Самым крупным событием в истории научного изучения казахского народа в России во второй половине XVIII в. была работа Второй академической экспедиции, организованной в 1768 г. для научного обследования почти всей страны. Эта экспедиция пользовалась поддержкой правительства, так как она отвечала насущным потребностям экономического, политического и культурного развития страны и интересам колониальной политики царизма.

Вторая академическая экспедиция, в которую входили такие видные ученые, как И. И. Лепехин, П. С. Паллас, В. Ф. Зуев, И. Г. Георги, П. Б. Иноходцев, И. П. Фальк, Н. П. Рычков и многие другие, собрала новый обильный материал о природе, хозяйстве и населении России, этот материал получил впоследствии освещение в трудах названных ученых.

Для изучения казахского народа наибольшее значение имели поездки в казахские аулы П. С. Палласа, И. Г. Георги, И. П. Фалька, Н. П. Рычкова и их труды.

П.С. Паллас (1741−1811), член Академии наук, живший в России с 1767 г., осуществлял общее руководство частью экспедиции, работавшей в Приуралье и Западной Сибири. Маршрут экспедиции проходил через Симбирск, Оренбург, Илецк, Орск, Яицкий городок, Гурьев, Оренбург, Уфу. Его основной труд, написанный по результатам экспедиции, — «Путешествие по разным провинциям Российской империи», изданный с Санкт-Петербурге в 1773 г., один из разделов которого «Известие о киргизцах» полностью посвящен казахскому народу [44, c. 18].

С казахами Паллас впервые познакомился в 1769 г., после приезда в Оренбург, откуда он совершил несколько поездок в казахские аулы. Из Оренбурга он направился в Сибирь вдоль русской пограничной линии и посетил наиболее тесно связанные с казахами города и крепости: Троицк, Петропавловскую, Омск, Семипалатинскую. Несколько раньше он побывал в Гурьеве и Уральске.

П.С. Паллас достаточно подробно охарактеризовал кочевой образ жизни и повседневные занятия казахов, способы ведения скотоводческого хозяйства и его продуктивность, уход за скотом и рациональное использование казахами пастбищ в разные времена года. Пища казахов, по его сведениям, в основном состояла из продуктов скотоводческого хозяйства. Имели некоторое значение и продукты охоты.

Особенно подробные сведения Паллас оставил о технике и изделиях казахских домашних промыслов и ремесел (ткачество; войлочное, кожевенное, красильное, кузнечное, деревообрабатывающее ремесла). Такое большое внимание описанию этих вопросов не уделял ни один автор не только в XVIII, но и в XIX в.

В книге Палласа приведено немало сведений о распространении ислама в казахских аулах, подробно говорится о некоторых пережитках языческих верований. Но автор сосредоточил свое внимание на описании второстепенных вопросов, например различных категорий шаманов, ничего не сказав о культе тенгри, составлявшем основу древних верований казахского народа.

Все эти сведения, к сожалению, результат лишь кратковременного пребывания автора в казахских аулах [5, c. 113−115]. Они не исследованы на широком фоне историко — научных материалов, имеют в большинстве своем локальное значение, а выводы автора, особенно касающиеся социальных отношений, частью навеяны случайным впечатлением, поверхностны, порой неточны и противоречивы.

Другой участник экспедиции 1768−1774 гг., И. Г. Георги (1729−1802), выходец из Швеции, сопровождал сначала И. П. Фалька, потом П. С. Палласа, посетил Урал, Поволжье и Сибирь. Он побывал также в казахских аулах и в Оренбурге, Тобольске, Томске. Результатом его участия в экспедиции были естественно-научные и этнографические материалы, получившие в Петербурге высокую оценку.

По возвращении из экспедиции Георги узнал, что граверы К. М. Рот и Шлипер, опираясь на помощь ученых, стали издавать художественный журнал, иллюстрированный цветными и черно-белыми гравюрами, изображающими представителей отдельных народов России в национальных костюмах. Всего они опубликовали в 1774—1776 гг. пятнадцать выпусков журнала по пять рисунков в каждом. В десятом выпуске, названном «Открываемая Россия, или собрание одежд всех народов, в Российской империи обретающихся», были помещены три гравюры казахов (на двух — женщины и на третьем — мужчины) в национальных костюмах.

Издание художественного журнала общественность России встретила с большим интересом и высказала пожелание, чтобы в будущем гравюры сопровождались кратким историко-этнографическим текстом.

Это пожелание и побудило Георги взять на себя задачу обобщить накопленные в стране научные материалы, создать сводную работу по возможности о всех народах России и тем самым удовлетворить запросы читателей. Новая книга, названная «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» и потребовавшая нескольких лет упорного труда, была издана в четырех частях на немецком языке и в трех — на русском в 1776—1777 гг. [46, c. 2].

В противоположность книге Палласа, труд Георги является в большей степени исследованием. Он написан на основе изучения и сопоставления разнообразных источников. Этнографическая характеристика казахов в книге Георги дана в разделе «О киргизцах», материалом для которого послужили преимущественно записи И. П. Фалька, а также Г. Ф. Миллера, П. И. Рычкова, И. Е. Фишера, П. С. Палласа, Н. П. Рычкова и самого автора. Однако, несмотря на широкое привлечение автором всех возможных источников, свидетельствующих о значительных успехах русской науки в области истории и этнографии казахов, рассмотренные Георги данные показывают, что русские ученые в XVIII в. еще не имели в своем распоряжении достоверных материалов о Старшем жузе казахов, а также о подлинных тяньшанских киргизах.

Характеристику казахского народа Георги дал в соответствии с разработанной им классификацией народов России по историко-лингвистическому принципу, введенному в науку еще В. Н. Татищевым. Казахов он включил в так называемую «татарскую» группу.

И.Г. Георги хорошо знал действительное самоназвание казахов и дал сравнительно верную картину расселения и численности Младшего и Среднего жузов и их родоплеменной структуры, а также подробно описал скотоводческое хозяйство казахов и его продуктивность, зачатки каракулеводства, охоту, домашние промыслы и ремесла, трудовую деятельность мужчин и женщин.

Далее, он дал характеристику материальной культуры казахского народа, его жилища, одежды, пищи. Здесь же мы находим ценные сведения о суде и обычном праве казахов, о верованиях, нравах и семейных отношениях, обычаях и обрядах во время приема гостей, свадьбы, похорон и поминок, данные о народной медицине и ветеринарии.

До Георги ни один автор не давал столь полную и разностороннюю научную характеристику казахского народа. В своих суждениях и выводах Георги часто ошибался, высказывал неверные мысли. Он необоснованно считал, например, что данные казахского фольклора, в частности родословные, предания и легенды этногенетического характера, совершенно непригодны для исследования ранней истории казахского народа, особенно периода образования казахской народности. Более того, не зная русские архивные материалы, он вообще сомневался в том, была ли у казахов своя история ранее XVII в. [47, c. 78].

Шведский натуралист И. П. Фальк (1727−1774) в 1763 г. был приглашен в Россию Академией наук по рекомендации знаменитого Линнея. Он путешествовал по Оке, Волге, побывал в Астрахани, Оренбурге, Петропавловске, Омске, Семипалатинске и других городах и крепостях Западной Сибири, а также посетил казахские аулы и собрал значительный научный материал о Казахстане. В 1774 г. он покончил жизнь самоубийством. Оставшиеся после него рукописи И. Г. Георги привел в порядок и издал в трех томах на немецком языке в 1785—1786 гг.

Это полное посмертное издание трудов Фалька по существу не привлекалось для исследования казахского народа и никогда не было переведено на русский язык, за исключением некоторых отрывков, включенных С. Д. Асфендиаровым и П. А. Кунте в сборник «Прошлое Казахстана в источниках и материалах» (1935). Правда, в 1825 г. небольшие заметки Фалька «Известия о Киргизской и Зюнгорской степи» и его спутника Хр. Барданеса «Поездка в Киргизскую степь» были опубликованы на русском языке отдельным сборником, но в них очень мало этнографических материалов. Основная масса этнографических материалов ученого вошла в немецкое издание его трудов. Как и другие участники экспедиции, И. П. Фальк наблюдения вел в соответствии со специальным предписанием Академии наук. Это обстоятельство предопределило почти полное совпадение этнографической тематики в трудах участников экспедиции. Однако сбору этнографических материалов Фальк, по-видимому, уделял гораздо большее внимание, чем другие путешественники, ибо у него по сравнению с ними целый ряд вопросов по этнографии казахов, например описание хозяйства, уход за скотом, охота, некоторые домашние промыслы и ремесла, пища, изложен гораздо полнее и точнее. Даже отдельные детали и специфические особенности материальной культуры, быта и нравов казахского народа получили у него достаточное освещение. Ему удалось записать и многие наиболее существенные казахские этнографические термины и слова, которые он широко использовал как в тексте этнографических сюжетов, так и для составления «Сравнительного глоссария казанско-татарского, киргизского, бухарского и калмыцкого языков». Его отличает также более или менее объективное отношение к казахскому народу, почти полное отсутствие снисходительного пренебрежения к нему, характерного для некоторых авторов XVIII в.

И.П. Фальк знал русскую историко-этнографическую литературу и сознательно ставил задачу дать науке новые материалы по этнографии казахов или же уточнить и дополнить неверные и неполные сообщения других авторов.

Из других участников академической экспедиции необходимо упомянуть Н. П. Рычкова, опубликовавшего в 1772 г. книгу «Дневные записки путешествия капитана Николая Рычкова в киргиз-кайсацкой степи 1771 году».

Н.П. Рычков (1746−1784), сын П. И. Рычкова, сначала служил в армии, но затем вышел в отставку и вступил в оренбургский отряд экспедиции, руководимый Палласом. Ему довелось путешествовать в Поволжье, Южном Урале и Казахской степи самостоятельно и в составе экспедиции.

В 1771 г., когда из Орска в погоню за бежавшими из России калмыками был отправлен военный отряд, Рычков по распоряжению Палласа присоединился к этому отряду. Ему было дано особое задание: собирать по пути следования научные сведения.

В своей книге Рычков описал путь военной экспедиции, разведанные им природные богатства и свои наблюдения о казахском народе. Правда, в казахских аулах ему пришлось побывать мало, но с русским отрядом двигалось казахское ополчение и он мог ежедневно беседовать с казахами и записывать о них все новые и новые сведения. Однако, чтобы не повторять уже опубликованные данные о казахском народе, Рычков отказался описывать многие казахские обычаи, обряды, отослав читателя к указанной выше книге Палласа, немецкое издание которой появилось в печати раньше русского. Н. П. Рычков особенно подробно описал воинские доспехи и военное искусство казахов, их занятия, нравы, отдельные нормы обычного права. В его книге говорится также о разделении казахов на три жуза, их численности и этнографической территории, приводится запись казахской этногенетической легенды, описываются казахские кладбища, даются весьма оригинальные сведения [5, с. 120−121].

Со Второй академической экспедицией связаны также первые попытки изучения в России казахского языка и составления русско-казахских словарей. Инициатором этого, по-видимому с ведома Академии наук, был инспектор Петербургской академической гимназии Г. Л. Бакмейстер, составивший для экспедиции особую программу и наставление для сбора лингвистических материалов. Кроме того, эти документы были им разосланы в русские города и крепости, а также за границу. В результате Бакмейстером были собраны значительные лингвистические материалы, использованные для составления в 1770—1780 гг. словарей, в том числе знаменитого «Сравнительного словаря всех языков и наречий», в котором был представлен и казахский язык.

К работам академической экспедиции в России, да и не только в России, было приковано всеобщее внимание. Русская общественность проявила огромный интерес к ее результатам. Достаточно отметить, что труды Палласа и Георги в сравнительно короткие сроки были переизданы, что считалось в те времена небывалым событием. Значительным было и влияние этих трудов на историографию. Почти каждый ученый, приступавший к исследованию казахского народа, обращался к ним как к важнейшему источнику. Значение Второй академической экспедиции заключается также в том, что у ее участников появилось немало последователей, горячо стремившихся внести свой вклад в изучение Родины и ее населения, Но данные, собранные путешественниками XVIII в., неравномерно характеризуют как отдельные группы казахского народа, так и отдельные элементы материальной и духовной культуры казахов: описание преобладает над исследованием. Зная неплохо русскую научную литературу и накопив обильные материалы, путешественники XVIII в. все же не дали необходимой критики трудов своих предшественников, не показали отчетливо то новое, что внесли в науку они сами, не выделили основные проблемы изучения казахского народа и не сделали необходимых теоретических и практических обобщений. В этом, как и в попытках идеализации отсталого казахского общества, сказалась, разумеется, ограниченность их социально-политических воззрений.

2.2 Поездки русских людей в Казахскую степь в последней трети XVIII в. Исследование Казахстана И.Г. Андреевым.

В истории научного изучения казахского народа в России в последней трети XVIII в., наряду с учеными экспедициями, продолжали играть большую роль поездки русских людей в Казахскую степь и Среднюю Азию с военно-разведывательными и торговыми целями, ибо эти поездки косвенно содействовали накоплению научных сведений о казахском народе.

В эту эпоху особенно часто русские люди посещали восточно-казахстанские земли. Царское правительство ставило задачу ликвидировать неблагоприятные для России последствия падения Джунгарии, восстановить и расширить торговые связи с Восточным Туркестаном, укрепить свое влияние на Средний жуз и, как писала в 1784 г. Екатерина II уфимскому и симбирскому генерал-губернатору А. И. Апухтину, «Большую киргиз-кайсацкую орду приласкать и обратить в подданство наше» [5, с. 125].

Большое значение придавалось также военной и крестьянской колонизации Алтая. Во второй половине XVIII в. правительство принудительно расселило на Южном Алтае около двадцати тысяч русских раскольников-старообрядцев из Польши и там же построило несколько новых укреплений.

В то же время военные и полувоенные экспедиции, а также отдельные русские агенты часто отправлялись из Семипалатинска, Усть-Каменогорска и других крепостей в Казахскую степь, в предгорья Алтая, Тарбагатая и в Восточный Туркестан для изучения этой территории в естественно-географическом, исто-рико-этнографическом и, главным образом, в военном отношениях. Однако сведения об этих экспедициях полностью не сохранились.

Одной из первых таких экспедиций была поездка в 1771 г. подпоручика и казачьего атамана Т. Н. Волошанина (ум. в 1793 г.) из Усть-Каменогорска через «степь кочующих киргизских кайсаков» до озера Балхаш и затем на восток, вверх по реке Или. Возвратившись в Усть-Каменогорск, он представил начальству, утраченное впоследствии, подробное описание своего путешествия и карту, на которой указал казахские кочевья и свой маршрут. В 1771 г. в Южном Алтае путешествовал также поручик А. Незнаев, а в 1784 г. майоры Зеленов и Богданов [48, с. 105].

Географические сведения, доставленные ими в конце XVIII в., были использованы для составления карты Средней Азии, Казахской степи и сопредельных с ними стран. На ней подробно указаны маршруты и время путешествия всех четырех офицеров, кочевья трех казахских жузов и их границы, кладбища и могилы в Казахской степи, торговые тракты, пограничные с казахскими аулами русские населенные пункты и военные укрепления [26, с. 206]. Автором этой карты был Иван Лютов, служивший в Оренбургском корпусе с 1766 г. оберквартирмейстером.

Немало других русских экспедиций направлялось в Казахскую степь для изучения ее природных богатств. Так, в 80-х годах XVIII в. здесь путешествовали инженеры Чулков, Литвинов, Бейдам, Телятников, Стрижков, Снегирев.

Важные сведения о казахском народе сообщали и русские люди, побывавшие в плену у казахов. Пленники, захваченные во время военных столкновений и нападений на русские заставы, крепости, населенные пункты, выполняли у казахов тяжелые работы и вели образ жизни почти такой же, как и местная беднота. Они овладевали казахским языком, узнавали нравы и обычаи казахов, их занятия, быт.

Одним из таких пленников был унтер-офицер Ф. С. Ефремов, захваченный в плен недалеко от Оренбурга в 1774 г. сначала пугачевцами, а потом, когда он бежал из первого плена, — казахами. Последние отвезли его в Бухару и там продали в рабство. После многочисленных приключений в Средней Азии, Восточном Туркестане, Тибете и Индии он в 1782 г. возвратился через Англию в Россию.

В Петербурге Ефремов написал книгу, но не столько о своей жизни на чужбине, сколько о народах тех стран, в которых он побывал [5, с. 127]. В этой книге, впервые опубликованной в 1786 г., один из разделов «Чем киргизская земля изобильна, каков воздух и жители» посвящен казахскому народу. В нем автор очень кратко рассказал, чем питались казахи в зимнее и летнее время, а также в дороге, и подчеркнул, что скотоводство и охота — основные занятия их.

Второе издание книги Ефремова увидело свет в 1794 г., а третье — в 1811 г., но уже с изменениями и дополнениями, внесенными с разрешения автора и, возможно, с его слов, редактором, магистром исторических наук П. Кондыревым. Эти дополнения, в части, касающейся казахов, очень значительны и существенны. Если в первом издании книги дано лишь фрагментарное описание некоторых вопросов, то в третьем издании Кондырев со знанием дела попытался дать, хотя и краткое, но всестороннее и систематизированное изложение культуры и быта казахского народа. Начав с указания антропологических данных казахов, он последовательно охарактеризовал хозяйство, расположение кочевий, охоту, домашние промыслы, пищу, нравы, верования, обычное право, вооружение, торговлю.

Очень ценные сведения о казахском народе и их государстве сообщали и русские послы в среднеазиатских ханствах, посещавшие казахские аулы. Одним из них был М. Бекчурин, ездивший в 1780—1781 гг. в Бухару. Он был не новичок на дипломатическом поприще. Начав службу в 1750 г. в Оренбурге «татарского языка переводчиком», солдатский сын Мендиар Бекчурин (1740−1821) на протяжении полувека выполнял различные дипломатические поручения царского правительства. Особенно часто его посылали к казахам.

В Бухару Бекчурин ездил по маршруту: Оренбург, р. Иргиз, по большой караванной дороге, переправа через Сыр-Дарью, по Кзыл-Кумам, вдоль русла Куван-Дарьи, к Джана-Дарье и далее к Бухаре, т. е. почти весь его путь проходил по казахским кочевьям. В своем путевом журнале он указал местоположение некоторых казахских аулов и ирригационных сооружений, отметил, что казахи получают с каракалпаков дань хлебом [27, с 494]. В последующие годы Бекчурин часто бывал в казахских аулах. В 1790 г. он сопровождал муфтия М. Хусаинова, направлявшегося по поручению оренбургского губернатора к батыру Срыму.

В 1785—1790 гг. капитаном И. Г. Андреевым был написан первый специальный труд посвященный Казахстану [49, с. 11]. Но этот труд, опубликованный без фамилии автора и в очень редком журнале, продолжительное время оставался почти неизвестным науке.

В 1875 г. Г. Н. Потанин, сознавая большую ценность работы Андреева для изучения казахского народа, просил Совет Русского географического общества опубликовать рукопись, поступившую незадолго перед тем из Археографической комиссии в архив Географического общества. Он писал: «Желательно, чтоб рукопись Андреева как первый этнографический труд о киргизах, могущий служить для сравнения прежнего состояния степи с современным, была напечатана в „Записках“ общества по отделению этнографии» [28, с. 110].

И.Г. Андреев хорошо знал казахский народ. У него было немало приятелей казахов, с которыми он часто встречался как со своими друзьями или же по службе, выполняя дипломатические поручения. Со своей стороны, казахи высоко ценили дружбу русского офицера и часто обращались к нему с разными просьбами.

Свои служебные обязанности Андреев успешно совмещал с научными занятиями. Уже в первые годы службы он вел полевые журналы и был занят съемкой географических карт, планов, абрисов, составлением проектов военных укреплений, а также описанием трактов движения воинских частей. Эта работа требовала специальных знаний и Андреев изучал литературу по геодезии, фортификации, географии. Вместе с тем служба в Казахской степи обязывала его знать историю, этнографию и язык казахского народа. Из его трудов видно, что ему была известна почти вся существовавшая в то время русская историко-этнографическая литература о народах Казахской степи, Сибири и сопредельных стран Востока. Хорошо он знал и архивы сибирских городов и крепостей: Тобольска, Томска, Омска, Семипалатинска.

В то же время Андреев пристально изучал жизнь и язык казахского народа, часто посещал казахские аулы, беседовал со стариками и известными людьми, записывал сообщения купцов, чиновников, путешественников, бывавших в Казахской степи, Джунгарии, Средней Азии. Много внимания уделял он и вопросам экономического развития как русской деревни в Сибири, так и казахского аула, интересовался состоянием торговли, земледелия, скотоводческого хозяйства, домашних и кустарных промыслов.

Перу Андреева принадлежит несколько научных трудов. В 1777 г. он написал летопись истории Семипалатинской церкви, а в 1787 г. — топографическое описание Семипалатинска, озаглавленное «Письмо одного гражданина к верному своему другу» [5, с. 133]. В этой работе кратко изложена история завоевания Сибири и возникновения русских крепостей на Иртыше, затем подробно — история Семипалатинска, местные природные условия, военно-политическое и экономическое значение этой крепости, быстро превратившейся в город. Здесь же рассмотрена внешняя торговля Семипалатинска, дающая возможность охарактеризовать ее значение для казахского народа.

Самой крупной работой Андреева является его труд о казахском народе, названный в первом варианте «Гисторией на киргис-кайсаков», а в окончательном, значительно расширенном — «Описанием Средней орды киргис-кайсаков, с касающимися до сего народа, також и прилегающих к Российской границе, по части Колыванской и Тобольской губерний, крепостей, дополнениями». Первоначально этот труд создавался по указанию правительства. Но когда работа была закончена, генерал Н. Г. Огарев забраковал ее и потребовал изложить в сокращенном варианте «единственно краткие виды», т. е. только те вопросы, которые представляли интерес для царизма [50, с. 80].

В этом конфликте между царским генералом, который ревниво отстаивал интересы дворянского государства, и Андреевым, представителем передовых кругов русского общества, как в зеркале отразилась борьба конца XVIII в. между реакционной дворянской науки, не заинтересованной в подлинном изучении народной жизни, особенно нерусских народов, и нарождавшимся демократическим направлением в русской науке.

Труд Андреева «Описание Средней орды киргис-кайсаков…» состоит из шести глав, из которых основные главы — первая, вторая, пятая и шестая — представляют собой попытку автора дать краткий очерк истории и всестороннее, достаточно подробное и систематизированное описание казахов Среднего жуза. Эта главная мысль автора пронизывает все содержание его труда и четко изложена в оглавлении [5, с. 135].

Кроме этой работы Андреева, ценна и другая рукопись конца XVIII в. «Краткое описание о киргиз-кайсаках» [30, с. 245−247]. В ней кратко изложены исторические события 1782−1796 гг. в Казахской степи «с показанием разделения сего народа, границ, числа их, нравов, промысла и законов». В приложении даны «выписки из законов и копии с различных документов, касающихся до киргиз-кайсацких орд».

Во второй половине XVIII в. Казахская степь с Младшим и Средним жузами рассматривалась в России уже как неотъемлемая и органическая часть страны. Поэтому о Казахстане стали обязательно включаться в труды общего характера, такие, как, например, «Географический лексикон Российского государства» Ф. А. Полунина и сочинения русского ученого, писателя демократического направления в русской историографии М. Д. Чулкова (1740−1793 гг.).

В конце XVIII в. русская общественно-политическая мысль вступила в новый этап своей истории, связанный с именем великого революционера, Александра Николаевича Радищева (1749−1802), впервые выдвинувшего революционно-демократическую концепцию исторического развития России. Его научные труды, для которых характерны исторический подход к изучению явлений народного быта и культуры, использование материалов в борьбе с крепостничеством и произволом, в борьбе за просвещение народов, тесная связь научных исследований с практическими задачами развития хозяйства и культуры страны, отсутствие идей расового и национального превосходства, уважение к изучаемым народам, явились крупным вкладом в русскую науку [31, с. 163−171]. В знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790) он с революционно-демократических позиций охарактеризовал русский народ. В то же время великий мыслитель проявил огромный интерес к населению Сибири, в южной части которой жили казахи. К периоду сибирской ссылки (1791−1796) относится его «Сокращенное повествование о приобретении Сибири», написанное на основе материалов «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера. В этой статье он, между прочим, подчеркнул, что подвластные Кучуму народы, в том числе и казахи, кочевавшие по берегам Иртыша, относились враждебно к этому хану и способствовали его поражению в борьбе с Россией. Здесь же автор рассмотрел этнический состав населения Сибири, отметив, что казахи относятся к «татарским» (тюркским) народам, и описал памятники древностей Южной Сибири. Кроме того, он дал любопытную этимологию слова казах..

На рубеже XVIII-XIX царское правительство, в интересах расширения торговли и укрепления экономических и политических связей со среднеазиатскими странами и Казахской степью, а также использования их природных богатств, направило в эти страны ряд посольств и экспедиций, которые косвенно содействовали делу дальнейшего накопления научных сведений о Казахстане и казахском народе. Книги, статьи и заметки, написанные участниками этих посольств и экспедиций, представляют значительный интерес для науки, как свидетельства очевидцев [51, c. 46].

В 1792 г. правитель Ташкента Юнус-ходжа обратился к начальству Сибирской линии, так как именно с Сибирью караванная торговля среднеазиатских ханств в конце XVIII в. носила наиболее оживленный характер, с предложением о расширении взаимной торговли, «чтоб всегда российские купцы для умножения торговли ездили в Ташкению, а мы — в Россию». Предложение Юнус-ходжи полностью соответствовало интересам России и поэтому правительство распорядилось направить в Ташкент русское посольство «для узнания сего края во всех отношениях и пути туда чрез мало известную еще Киргизскую степь…» [35, с. 273]. Как видим, правительство тогда не упускало случая получить о Казахской степи новые сведения.

В 1794 г. русское посольство, в которое вошли А. С. Безносиков и Т. С. Бурнашев (1771−1850), направилось в Ташкент по маршруту Омск, Троицк, р. Тургай, Приаралье, Бухара. Но из Бухары послы возвратились обратно в Россию, так как местный правитель отказался пропустить их в Ташкент [35, с. 341].

Годом раньше в Хиве побывал русский военный врач Бланкеннагель в сопровождении переводчика Холмогорова. Они проехали из Оренбурга в Хиву через восточные приаральские степи, а возвратились в Россию в следующем году через Мангышлак, также населенный казахами. Издатель путевых заметок Бланкеннагеля В. В. Григорьев считал, что он «в течение одного месяца пребывания в степи понял ее лучше, нежели множество администраторов, десятки лет имевших дело» с казахами [35, с. 355].

В 1795 г. Безносиков и Бурнашев вновь попытались проехать в Ташкент, но, пройдя Киргизскою степью 500 верст, из-за буранов возвратились обратно. И только в 1796 г. русское посольство в составе Д. Телятникова, А. С. Безносикова и переводчика Я. Быкова достигло цели в сопровождении сыновей султана Среднего жуза Букея.

Следующее русское посольство в Среднюю Азию относится к 1800 г. Оно было направлено по просьбе Юнус-ходжи в Ташкент для оказания помощи в разработке местных природных богатств. Посольство возглавляли горные инженеры Т. С. Бурнашев и М. Поспелов. Первый из них, пытавшийся попасть в Ташкент еще в 1793 и 1795 гг., повторил свою попытку и в 1799 г., но суровая зима позволила ему углубиться в Казахскую степь лишь на шестьсот верст. В 1800 г. Бурнашев вместе с Поспеловым отправился из Ямышевской крепости сначала в кочевья султана Букея на реке Нуре, а уже оттуда, через степь Бетпак-Дала, в Ташкент.

Путевые заметки Бурнашева и Поспелова состоят из двух частей, из которых первая «О местоположении и качестве земли, населяемой киргиз-кайсаками, с описанием пребывания их в способности проезда чрез всю оную степь» полностью посвящена географической и этнографической характеристике Казахской степи и ее населения. Во второй части своих заметок авторы посвятили казахам лишь один раздел «О киргиз-кайсаках Большой орды» [52, с. 367].

Таким образом, почти две трети заметок отведены казахам. Это обстоятельство еще раз свидетельствует о том, насколько жгучим был интерес в России к Казахской степи и ее населению и как умело и до конца использовался каждый случай, чтобы получить сведения об этой стране.

Для деятельности Западно-Сибирского отдела особенно характерна недифференцированность изучений. Научные материалы по существу собирали почти все члены отдела, посещавшие казахские аулы, несмотря на то, что в большинстве они были не этнографами, а геоботаниками, зоологами, географами, геодезистами, топографами, астрономами, статистиками. Это обстоятельство привело к тому, что собранные материалы носили случайный характер.

Более интересные материалы о казахах доставило в Россию посольство Я. Гавердовского в Бухару, отправленное вместе с торговым караваном в сопровождении военного отряда, так как караваны часто подвергались нападению и грабежам.

Посольство и караван, возглавляемые Гавердовским, весной 1803 г. в 880 верстах от русской границы были разграблены. Я. Гавердовский и сопровождавшие его лица доктор Савва Большой, переводчики Биктяшев и М. Бекчурин, колонновожатые Иванов и Богданов попали в плен к казахам и только спустя некоторое время возвратились в Россию [5, с. 143]. Это свое неудачное путешествие Гавердовский изложил в обширной рукописи, которая до сих пор не опубликована.

Интересные сведения о казахском народе собрал и сотрудник Гавердовского доктор медицины Савва Большой (1769−1827), пробывший в плену около года. У казахов он выполнял различные домашние поручения, лечил больных и вел образ жизни, характерный для местного населения. Он хорошо изучил казахский разговорный язык, запомнил массу всевозможных хозяйственных и географических терминов, названий, понял многие специфические нравы и обычаи сырдарьинских казахов.

Неудача посольства Гавердовского заставила правительство в течение продолжительного времени воздерживаться от организации вооруженных караванов и крупных экспедиций для естественно-географического, военного изучения среднеазиатского Междуречья, Казахской степи и ее населения. Но сбор соответствующих материалов фактически не прекращался. Караваны, снаряженные среднеазиатским купечеством, приходили в русские города все чаще и чаще.

В течение 1807−1823 гг. в Казахской степи неутомимо странствовал торговец Муртаза Фейзуллин, сообщивший царским чиновникам много интересных сведений о казахском народе. В его расспросном маршруте от Ташкента до Петропавловска, опубликованном в 1851 г. Я. В. Ханыковым, особенно интересны сведения о полуоседлых казахах Туркестана, живших по соседству с узбекским населением и сочетавших скотоводческое хозяйство с хлебопашеством и садоводством [5, с. 146]. Следует отметить, что Фейзуллин содействовал сближению России со Старшим жузом и Киргизией. В 1822—1823 гг. он вместе с семипалатинскими купцами П. Пинегиным и другими побывал в Семиречье и, развернув агитацию среди местного населения за принятие российского подданства, добился направления в Омск казахской и киргизской депутаций.

Ко второму десятилетию XIX в. относится ряд важных поездок русских людей в Казахскую степь. В 1811 г. проездом из Бухтарминской крепости казахские аулы посетил, путешествовавший под видом азиатского купца, переводчик Путинцев, который и позже часто бывал у казахов. Внимание Путинцева в основном привлекали занятия казахов, внешние проявления их быта, обычное право, местоположение кочевий, родоплеменная структура, торговые связи, а также местные географические названия, данные по топонимике.

Выгодно отличается от записок Путинцева труд другого русского переводчика Филиппа Назарова, побывавшего в казахских аулах почти одновременно с Путинцевым. Ф. М. Назаров был хорошо известен казахам. Долгое время он служил в крепости Петропавловской и сыграл большую роль в развитии русско-казахских взаимоотношений. В 1803 г., после окончания Омской школы азиатских языков, Назаров поступил на службу «младшим толмачем киргизского разговора» и, спустя почти три десятилетия, в 1830 г., он продолжал служить переводчиком в колониальных учреждениях в Казахской степи. В течение этого времени ему пришлось десятки раз посещать казахские аулы для выполнения различных поручений начальства [53, с. 147].

В 1812 г. в Петропавловске был убит кокандский посланник, возвращавшийся из Петербурга на родину, и тогда было решено направить в Коканд Назарова с поручением принести кокандскому хану соответствующие извинения и соболезнования правительства России. Русский посол в 1813 г. отправился в Коканд из Петропавловска и возвратился обратно через полтора года.

В пути Назаров собрал материалы по истории казахского и узбекского народах, вошедшие в его «Записки некоторых народах и землях средней части Азии». В предисловии к этой работе автор писал: «Народы, обитающие в средней части Азии, до сих пор остаются малоизвестными; будучи к ним послан и задержан ими в продолжении полутора года, я старался замечать нравы, обычаи, положение мест и укрепление городов сих народов, а знание тамошнего языка, как своего собственного, доставило мне те средства, кои редко находят путешественники» [36, с. 67].

Назаров с большой точностью и подробно описал суд биев, феодальные нравы, казахский свадебный ритуал, обычаи и обряды при похоронах и поминках, отдельные элементы материальной культуры, народные развлечения, эпические рассказы о прошлом, борьбу, бега, конные скачки, охоту с беркутами, стрельбу из лука, игру на музыкальных инструментах, песни девушек. В освещении вопросов музыкальной культуры казахского народа и некоторых его обычаев ему принадлежит приоритет. Оригинальные материалы его работы сохраняют свое научное значение.

Природные богатства северной части Казахской степи в 1815—1816 гг. изучали две экспедиции из Оренбурга [37, с. 97].

Первая из них находилась в степи два месяца, а вторая под руководством И. П. Шангина — четыре. За это время экспедиции попутно ознакомились с некоторыми обычаями казахов, осмотрели казахские кладбища, памятники старины [37, с. 98−123]. Несмотря на некоторые сдвиги, научное изучение Казахстана носило еще ограниченный характер. В эту эпоху Россия сознательно «ограничила свои изыскания на Востоке будучи исключительно занята делами Западной Европы. При всем том они не были совершенно прерваны, и труды Гавердовского, Поспелова, Назарова, Шангина… много дополнили прежний запас сведений» [36, с. 87].

В начале XIX в. знаменательным событием в истории русского востоковедения было открытие в университетах кафедр восточных языков, согласно университетскому уставу 1804 г., а также появление проектов учреждения классов татарского, арабского и турецкого языков при Казанском университете (1808), Восточного училища при том же университете (1809) и проекта Азиатской академии, разработанного С. С. Уваровым в 1810 г. Эти факты свидетельствуют об устойчивом интересе русской общественности к изучению истории и языков восточных народов.

Из научных исследований русских ученых, относящаяся к первому десятилетию XIX в., выделяется «Замечание о киргизской степи» неизвестного автора. Изложенный автором материал по истории казахского народа носит общий, неконкретный характер. Вместе с тем автор явно преувеличил роль первобытных институтов в жизни казахов, говоря о «падении патриархальных нравов», «кровной мести», «родовых связях», как о недалеком прошлом и даже настоящем казахов, и не видя их трансформацию в условиях феодального строя [54, с. 151].

Но если в начале XIX в. научно-исследовательских работ по изучению казахского края было опубликовано мало, то почти в каждом обобщающем историко-этнографическом, географическом и статистическом труде этого времени казахи упоминались обязательно [5, с. 151].

В книге Е. Ф. Зябловского «Статистическое состояние российской империи в нынешнем ее состоянии» (1808), в главе «Сухопутная внешняя торговля с Бухарией, Киргизскою ордою и Хивою», рассматривается обмен товарами между русскими купцами и казахами, причем указывается, что этот обмен был неравноценным и носил характер колониального грабежа.

М. Баккаревич в «Статистическом обозрении Сибири» (1810) кратко описал быт и нравы казахов, родоплеменную структуру и родорасселение их, кочевья, хозяйство и высказал мнение, что ввиду отсутствия необходимых источников невозможно исследовать происхождение казахов. Сведениями о казахском народе особенно изобилует «Словарь географический Российского государства» Я. Максимовича и А. Щекатова, опубликованный в 1801—1808 гг. в семи томах. В нем кратко охарактеризованы почти все родоплеменные подразделения Младшего и Среднего жузов, с указанием их происхождения, местонахождения, численности людей и скота, старейшин, а в ряде случаев и замечательных событий.

В 1816—1818 гг. в «Азиатском музыкальном журнале» И. Добровольского впервые появились записи казахских народных мелодий, наряду с мелодиями других нерусских народностей России [5, с. 152]. Это обстоятельство свидетельствовало о живейшем интересе русской общественности того времени к народному искусству.

3. Продолжение научных исследований в XIX веке.

3.1 Накопление этнографических материалов в 20-40-х годах XIX в..

В 20-х годах XIX в. дальнейшее накопление, систематизация и исследование новых материалов о казахском народе продолжало оставаться актуальной задачей русской науки. Решению этой задачи в то время в значительной степени способствовало военно-экономическое проникновение царизма в среднеазиатское Междуречье и завершение присоединения казахских земель к России, относящееся к 1820−1860 гг.

Стремление царизма превратить Казахскую степь в рынок сбыта русского хлеба и промышленных товаров, использовать ее природные богатства в интересах капиталистической промышленности, а стратегически выгодное положение — для укрепления своих позиций в Средней Азии требовало всестороннего изучения этой территории, особенно в военном, естественно-географическом и этнографическом отношениях. Несмотря на значительные успехи, достигнутые русской географией в XVIII в., в России фактически еще не были проведены полные топографические исследования, не было точных крупномасштабных карт Казахской степи.

В 20−40-х годах XIX в. царизм направил в Среднюю Азию и Казахскую степь ряд торговых и дипломатических миссий и десятки военно-научных экспедиций, имевших задание составить естественно-географическое, геологическое, статистическое и историко-этнографическое описание огромного пространства от Каспийского моря до восточных границ Казахской степи и от сибирских укрепленных линий на юг до предгорий Тянь-Шаня и Памира. Вместе с тем были приняты меры для усиления господства России в Казахской степи как путем строительства в ней новых русских укреплений, так и путем проведения административной реформы М. М. Сперанского и колонизации края.

С реформой Сперанского связано одно из крупных явлений в русской науке: сбор сведений об обычном праве, образе жизни, нравах, верованиях всех народов Сибири, в том числе казахов. М. М. Сперанский (1772−1839), государственный деятель и губернатор Сибири в 1819—1822 гг., приказал собрать эти сведения для составления новых законодательных актов: «Устава об управлении инородцев» и «Устава о сибирских киргизах», утвержденных правительством в 1822 г. Эти уставы, как и документ «Основания пограничного управления Сибирской линии, или особенного устава о сибирских киргизах», подготовил «Особый комитет» правительства.

Положения, изложенные в «Основаниях пограничного управления Сибирской линии, или особенного устава о сибирских киргизах», представляют определенный интерес, так как они в известной степени отражают состояние разработки русской наукой многих важных проблем казахского народа. Так, в нем о времени разделения казахов на три жуза говорится: «Когда монгольское нашествие прекратилось, из киргизов составились три орды: Малая, Средняя и Большая…». И далее, конкретно о Среднем жузе и причинах и обстоятельствах его образования сказано: «Состав сей не был утвержден на каком-либо политическом постановлении. Одни сношения смежности и естественная зависимость слабых родов от сильных, произвели сие соединение. Необходимость обороны дала впоследствии сему слабому союзу некоторую твердость и вид единства, вид, а не существенность…» [5, с. 166]. Таким образом, хотя время разделения казахов на три жуза авторами документа указано, по существу, неопределенно, нельзя не обратить внимания на основательность их мнения, что жузы образовались под влиянием естественно-исторических обстоятельств и экономических связей (сношений смежности), а не в результате осуществления какого-либо единовременного политического акта. [55, с. 166].

Царские чиновники особенно подробно изучали родоплеменную структуру и родорасселение Среднего жуза, так как именно на основе этих данных осуществлялось новое политико-административное деление Области сибирских киргизов, в которую входила территория нынешних Целиноградской, Северо-Казахстанской, Павлодарской, Кокчетавской, Карагандинской, Семипалатинской и Восточно-Казахстанской областей. В четвертом параграфе «Устава о сибирских киргизах» говорилось: «Сообразно с настоящим состоянием залинейных киргизов, кочевья их разделяются на волости, волости же на аулы, кои сохраняют нынешние их наименования». Волостью царские чиновники называли родоплеменные группы в 500−800 кибиток. 15−20 волостей, считавшиеся в «одном роде или поколении», составляли округ. Отсюда вытекала также задача систематического изучения численности казахского населения [5, с. 169].

С введением в действие «Устава об управлении инородцев» стало уделяться внимание изучению казахского обычного права.

В 1830—1833 гг. сбор сведений о казахском обычное праве производился и в западной части Казахской степи, так как оренбургский генерал-губернатор П. П. Сухтелен собирался составить «катехизис киргизских законов». Но хан Джангер, которому было поручено редактирование собранных материалов, не справился с этой задачей.

Образование внешних округов в Южной Сибири продолжалось в течение двух десятков лет. Одновременно происходили колонизация Казахской степи, так как около приказов, управлявших округами, и укреплений основывались казачьи станицы.

Другим важным мероприятием царизма в первой половине XIX в. явилась систематическая геодезическая съемка казахских степей Оренбургского ведомства в 1820—1842 гг. и Сибирского — в 1827—1841 гг. Одновременно составлялись и этнографические карты, а на географические очень часто наносились и этнографические объекты, например кочевые пути, границы родоплеменных групп, их зимовые стойбища, летние пастбища пашни.

В 1820—1840 гг. в накоплении научных материалов о казахском народе по-прежнему продолжали играть большую роль поездки русских людей в Казахскую степь с торговыми, дипломатическими и военно-разведывательными целями.

Весьма интересные сведения о казахах, кочевавших в районе караванной дороги из Оренбурга в Бухару, дали науке члены дипломатической миссии Негри (1820) полковник генерального штаба Е. К. Мейендорф, натуралист Э. А. Эверсман, секретарь и переводчик миссии П. Л. Яковлев.

Е.К. Мейендорф (1796−1865) в путевом журнале, составившем первую часть его обширной книги «Путешествие из Оренбурга до Бухары в 1820 году, через степи, простирающиеся на восток от моря Аральского и древнего Яксар-та», опубликованной в 1826 г. в Париже на французском языке, описал нравы и обычаи казахов, их образ жизни, пищу и способы ее приготовления, охоту на сайгу и кабанов, барымту, положение женщины и русских пленников в казахском ауле, управление, а также привел примеры казахских лирических песен [36, с. 201].

Он одним из первых русских авторов XIX в. пришел к выводу, что казахи и киргизы являются разными народами и что следовало бы восстановить их правильное самоназвание в литературе. Однако сам Мейендорф последовательно не проводил эту точку зрения в своих трудах.

Много научных сведений о казахском народе находится и в дневнике Эверсмана, опубликованном на немецком языке. Доктор медицины Э. А. Эверсман (1794−1860), автор трехтомной «Естественной истории Оренбургского края» (1850−1866), занимавшийся с 1820 по 1828 г. врачебной практикой в Оренбурге, а затем по 1860 г. преподававший ботанику и зоологию в Казанском университете, часто путешествовал по Казахской степи. В 1825 г. с экспедицией Ф. Ф. Берга он побывал на Усть-Урте, а в 1827 г. с П. С. Карелиным — в Букеевской орде. В 1820—1822 гг. в северо-западной и западной частях Оренбургского края значительные научные материалы собрал А. И. Левшин.

Одна из первых русских военных экспедиций в кочевья Старшего жуза состоялась в 1825 г. Поводом для организации ее послужил приезд в Омск в 1824 г. делегации киргизских манапов и казахского султана Сюка Аблаева, который обратился к областному начальнику СБ. Броневскому с просьбой помочь ему возвратить скот, захваченный соседями. Броневский, со своей стороны, добился согласия султана на открытие в Старшем жузе внешнего округа, но Азиатский департамент Министерства иностранных дел счел преждевременным это мероприятие. Вместе с тем генерал-губернатору Западной Сибири было рекомендовано «для поддержания в своей силе права располагать и киргизами Большой орды…, посылать в киргизские кочевья военные отряды, по мере требования самих султанов и старшин о (защите их от взаимных распрей», а главным образом для того, «чтоб… увеличивать влияние России на оную, приближая тем введение там порядка управления, сообразно уставу о киргизах» [37, с. 199−201].

Во исполнение этого предписания в 1825 г. в Старший жуз и Северную Киргизию была направлена военная экспедиция полковника Шубина, в которой участвовал также лекарь Зибберштейн с особым заданием «узнать самое главное и сколь можно достовернее путь удобный к торговле…» [37, с. 204].

Зибберштейн, стараясь выполнить возложенное на него поручение, собрал расспросные сведения об условиях развития торговли с Средней Азией, а также данные о родоплеменной структуре и родорасселении казахов Старшего жуза, их занятиях, нравах, обычаях, участии в торговле и разработке полезных ископаемых [37, с. 211].

Из Семипалатинска в 1829—1930 гг. совершил путешествие в долину реки Сыр-Дарьи, Н. И. Потанин, «весьма талантливый и любознательный казачий офицер», отец русского путешественника Г. Н. Потанина. Его труд «Киргизские степи и Кокандское ханство» (1831) дал науке ценные историко-географические сведения о сырдарьинских казахах, малоизвестных в России и не входивших еще в ее состав [56, с. 216−219].

В западной части Казахской степи в 1820—1830 гг. путешествовал сотрудник Министерства иностранных дел, офицер артиллерии Г. И. Карелин (1801−1872). Первое путешествие Карелина относится к 1826−1827 гг., когда он совместно с Эверсманом совершил поездку во Внутреннюю Букеевскую орду. Здесь же путешественник познакомился с ханом Джангером и был приглашен на должность преподавателя и советника по различным делам.

В 1828—1830 гг. Карелин жил в Рын-песках, ставке Джангера, где составил крупномасштабную карту Внутренней Букеевской орды и географическое описание. Затем ему пришлось в составе отряда председателя Оренбургской пограничной комиссии Г. Ф. Гейнса отправиться в Тургайские степи для примирения враждовавших там феодальных партий.

В научном отношении особенно большое значение имела экспедиция Карелина к северо-восточным берегам Каспийского моря. Она состоялась в 1832—1836 гг. и, кроме экономических и военно-политических задач, имела и научные: выяснение процесса обмеления Каспия, исследование устья р. Эмбы, изучение адаевских казахов. Большой интерес представляет дневник путешественника, опубликованный в 1883 г. Последующие экспедиции Карелина к юго-восточным берегам Каспия (1836), в Семиречье, Джунгарию, Алтай и Саяны (1840−1847) не дали существенных научных материалов.

Заметный след в истории изучения казахов Оренбургского ведомства оставил русский государственный деятель Г. Ф. Фон-Гене (1786−1845) служивший в Оренбурге с 1807 по 1884 г. По образованию военный инженер, он в первые годы службы почти ежегодно производил в Казахской степи разведку месторождений полезных ископаемых. В 1815—1816 гг. Гене, участвуя в экспедициях к свинцовым месторождениям, составил геолого-географическое описание малоизвестного тогда пространства между Тоболом и Тургаем. Частые поездки в Казахскую степь помогли Генсу очень близко познакомиться с жизнью казахов и приобрести среди них много друзей. Заинтересовавшись историей, этнографией и торговлей с казахами, он стал систематически записывать свои наблюдения и собирать расспросные сведения. Много времени он потратил также на приведение в порядок и изучение дел архива Оренбургской пограничной комиссии, председателем которой он был с 1825 по 1844 г. На этом посту он проводил политику мирного урегулирования спорных вопросов, способствовал расширению и улучшению русско-казахских торговых и политических взаимоотношений и ослаблению, чисто административными мерами, роли и значения деления казахов на родоплеменные подразделения, переродившиеся в своеобразный патриархально-феодальный институт, служивший лишь интересам верхушки казахского феодального общества. Он также ввел в практику деятельности колониальной администрации систематическое изучение численности казахского населения Оренбургского ведомства.

Г. Ф. Гене оставил весьма солидное рукописное наследство (дневники и отдельные заметки, расспросные речи и маршруты) преимущественно по истории, географии, лингвистике, фольклористике и экономике казахского народа, изучавшееся многими исследователями. Большинство этих рукописей находится в шестом и сто шестьдесят шестом фонде Государственного архива Оренбургской области. Из опубликованных работ Генса следует назвать его заметку «Происхождение жителей и их разделение», в которой описаны, с употреблением значительного количества казахских терминов, некоторые этнографические легенды, родословные, родоплеменная структура и родорасселение Младшего жуза [57, с. 179].

В 30-х годах казахские аулы посетили многие русские люди, направлявшиеся в среднеазиатские ханства. Среди них учитель татарского языка в Оренбургском училище молодой ориенталист Демезон (1834), прапорщик И. Виткевич (1836), Е. П. Ковалевский и Гернгросс 2-й (1839).

Научные материалы собирали и участники неудавшегося хивинского похода оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского, состоявшегося зимой 1839−1840 гг.

Особенно много русских научных экспедиций в Казахскую степь направлялось в 40-х годах. В 1840—1841 гг. в Джунгарии путешествовал А. И. Шренк, собравший ботанические и геологические коллекции. Полковник И. Ф. Бларамберг и врач А. Ягмин в 1841 г. совершили путешествие из Оренбурга к р. Сыр-Дарье.

И.Ф. Бларамберг, спутник Карелина по путешествие 1836 г., в 1841—1847 гг. ежегодно посещал Казахскую степь. В 1852 г. он был начальником топографической съемки Казахской степи, а в следующем, 1853 г. — участником похода к укреплению Ак-Мечеть (ныне Кзыл-Орда). Свои статистические и естественно-географические материалы он опубликовал в 1856 г.

Интересные этнографические материалы собрал А. Ягмин, участник хивинского похода и спутник Бларамберга. Его, как врача, преимущественно интересовало «состояние медицинских понятий у киргиз-кайсаков с исторической точки зрения», болезни казахов, их антропологический облик, употребление кумыса в лечебных целях [36, с. 231].

В 1841—1843 гг. в Казахской степи путешествовали Н. Ханыков, А. Леман, Никифоров, Г. И. Данилевский, Ф. И. Базинер.

Г. И. Данилевский, возглавлявший миссию в Хиву, собрал сведения о численности, родоплеменной принадлежности и родорасселении казахов, кочевавших в Хивинском ханстве, и в этом заключается их ценность, так как до него о хивинских казахах почти никто не писал. Другой член миссии Данилевского, сотрудник петербургского Ботанического сада Базинер в своих путевых заметках описал казахскую юрту, кладбище, пашни, аулы, встречу с кочующей «громадной ордой, состоявшей более чем из тридцати аулов» [36, с. 237].

Опубликованные в печати материалы и исследования полностью не освещают результаты изучения русскими людьми культуры, истории, географии и быта казахского народа в первой половине XIX в.

В 1826—1834 гг. сибирская колониальная администрация получила предписание Азиатского департамента Министерства иностранных дел собрать сведения «о торговле казаков на линии, живущих с киргизами, хлебом, о нравах и обычаях киргиз, и весах и мерах, существующих между народами Азии». Переписка по этому вопросу составила обширное «Дело о представлении в Азиатский департамент сведений о монетах, мерах и весах Азиатской части России». В области сибирских киргизов эти сведения собирал С. Б. Броневский и чиновник особых поручений Иван Беленицын, который непосредственно занимался этим вопросом в 1831—1832 гг. В 1833 г. он был переведен в Петербург на должность секретаря Межевого департамента Правительствующего сената [58, c. 182].

Узок и ограничен был подчас подход исследователей 20−40-х годов XIX в. к проблемам изучения Казахстана. Они в основном занимались изучением родоплеменной структуры и родорасселения казахов, особенностями их внешнего быта, занятий, нравов, обычаев, то есть тех сторон жизни народа, знание которых необходимо каждому путешественнику в незнакомой стране для успешного выполнения поставленной задачи. Сущность же наблюдаемых явлений, их истинные причины, глубокие связи и законы развития, основные явления народной жизни, народное творчество и другие важнейшие стороны культуры и быта казахского народа и по существу не интересовали. Однако и эти односторонние и неполные научные данные, накопленные путешественниками того времени, имеют огромное научное значение, так как другими источниками наука не располагает. На основе этих материалов уже в то время были созданы научные труды, послужившие базой для дальнейшего развертывания научных исследований в области истории, географии, языка и литературы казахского народа.

3.2 Труды Г. И. Спасского, Н.Я. Бичурина, СБ. Броневского, А.И. Левшина, В.И. Даля.

Русское востоковедение в первой половине XIX в. переживало значительный подъем. Развитие капитализма и активизация колониальной политики России и других европейских государств в начале XIX в. имели своим следствием организацию крупных экспедиций в страны Востока и появление посвященных этим странам научных исследований.

С открытием в 1818 г. Азиатского музея в Академии наук, этого крупнейшего собрания книг и рукописей по Востоку, русские ученые получили солидную базу для развертывания востоковедческих исследований. Труды таких известных востоковедов, как А. В. Болдырев (1780−1842), А. И. Левшин, Г. И. Спасский, О. И. Сенковский (1800−1853), Н. Я. Бичурин, М. А. Казембек (1802−1870), И. Н. Березин (1818−1896), сыграли большую роль в истории научного изучения Казахстана.

Много потрудился в области разработки истории казахского народа Г. И. Спасский (1784−1864) — «знаток сибирской истории и народов и издатель замечательного журнала «Сибирский вестник» [34, с. 361].

Его широко известная плодотворная и неутомимая научная деятельность началась в начале XIX в. В 1804 г. он собрал сведения о родоплеменных подразделениях казахских жузов, а в 1809 г., путешествуя по южным склонам Алтая, изучил этот край в историко-археологическом отношениях.

В 1818 г. Спасский основал в Петербурге журнал «Сибирский вестник» и публиковал в нем много материалов и исследований о народах Сибири и Казахской степи, частью написанных им самим, а частью принадлежавших ПС. Бурнашеву, М. Поспелову, И. П. Шангину, Ф. М. Назарову и другим путешественникам.

Научная деятельность Спасского была весьма разносторонней. Результаты своих ранних поездок в северную и северо-восточную часть Казахской степи он изложил в статьях «О древних развалинах в Сибири», «Путешествия по южным Алтайским горам в 1809 году» и «Об искусственном напоении водою пашен» [5, с. 189].

В 1820 г. Спасский впервые опубликовал казахскую сказку «Идиге» и монографическое исследование «Киргиз-кайсаки Большой, Средней и Малой орды», в котором сведения о Старшем жузе, несмотря на многообещающее название, довольно скудны. Но зато исторические и географические характеристики Среднего и Младшего жузов, основанная преимущественно на литературных, а также полевых и архивных материалах, довольно полны.

Автор охватил весьма широкий круг вопросов. Его работа отличается богатством научных материалов и рядом серьезных выводов.

Вместе с тем по ряду вопросов, вследствие отсутствия необходимых источников и специальных знаний, Спасский допускал ошибочные и априорные утверждения. Например, енисейских киргизов он считал частью казахского народа.

Г. И. Спасский, кроме указанных выше материалов и исследований других авторов, имеющих отношение к изучению казахского народа, опубликовал «Книгу Большого чертежа», древнетюркские рунические памятники.

Несколько заметок о казахах Младшего жуза под общим заголовком «О киргизцах» напечатал в 1821—1822 гг. Ф. И. Герман (1789−1852). С 1817 по 1823 г. он служил адъютантом оренбургского губернатора П. И. Эссена и ведал пограничной частью губернаторской канцелярии. Это обстоятельство способствовало близкому знакомству Германа с казахским народом. В своих заметках он рассмотрел в основном три вопроса: отношение казахов к религии, их нравы, причины и последствия барымты — насильственного угона скота у соседей.

Важное значение имеют труды одного из крупнейших представителей прогрессивного русского востоковедения первой половины XIX в. Н. Я. Бичурина (1777−1853), в монашестве Иакинфа, бывшего в 1807—1821 гг. начальником русской духовной миссии в Пекине. Он собрал огромное количество материалов по истории, этнографии и географии и на основе их впоследствии подготовил и издал свои многочисленные научные труды и переводы источников на русский язык. Его трехтомный труд «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии» (1851) сыграл значительную роль в истории изучения древних племен, населявших Среднюю Азию и принявших участие в этногенезе казахского народа.

Борьба Бичурина за широкое включение в обиход исторической науки восточных источников и его выдающийся вклад в это дело, его резкая критика библейской теории происхождения народов, расизма и пангерманской теории в отношении племен Тянь-Шаня усуней имела большое значение для исследования важнейших проблем исторической этнографии казахского народа.

Серьезные успехи в области изучения казахского народа связаны с именем А. И. Левшина, одного из основателей Русского географического общества. А. И. Левшин (1799−1879) в 1818 г., после окончания Харьковского университета, поступил на службу в Министерство иностранных дел и в свободное время стал изучать казахские материалы в архиве Азиатского департамента. Вскоре ему представилась возможность лично познакомиться с казахами. В 1820 г. он был переведен на два года в Оренбург и Уральск. В течение двух лет он часто бывал в казахских аулах, вел подробные записи, изучал дела Оренбургского архива и собрал огромный научный материал по истории казахского народа.

Первые научные заметки Левшина о казахском народе «Путевые записи» и «Свидание с ханом Меньшей киргиз-кайсацкой орды» были напечатаны в 1820 г. В последней из них описывается обычный для казахов церемониал приема гостей и исполнение казахских импровизированных песен. В 1823—1824 гг. вышли в свет его «Известия о древнем городе Сарайчике» и очерки «Историческое и статистическое обозрение уральских казаков», в которых встречаем толкование термина казах и сведения о культурном влиянии казахов на уральских казаков. В 1825 г. он опубликовал статью «О просвещении киргиз-кайсаков: отрывки из описания орд казачьих» [59, с. 195].

В 1832 г. вышло полное издание труда Левшина «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких орд и степей» в трех частях. В предисловии к нему автор писал, что научные и служебные интересы его давно заняты другим предметом, но принимая во внимание малоизученность темы и большой интерес русской общественности к уже опубликованным разделам монографии, он счел своим долгом завершить и издать этот труд.

Как и предполагала редакция «Литературной газеты», монография Левшина сразу же получила широкое признание. Вскоре она была переведена на иностранные языки. Ученые наперебой называли ее классическим и выдающимся научным произведением. Ч. Ч. Валиханов назвал Левшина Геродотом казахского народа, а его труд считал драгоценным для науки [34, с. 360].

За все последующие сто семьдесят лет почти каждый исследователь изучение истории казахского народа начинал со знакомства с этой монографией. И хотя выводы автора давно устарели, его монография представляет интерес как первое капитальное исследование, в котором впервые поставлены некоторые важные научные проблемы.

В исторической части монографии Левшин попытался осветить историю всех трех казахских жузов, но в отношении Старшего жуза эта цель не была им достигнута, как в его распоряжении все же мало было источников.

В исторической части монографии Левшин попытался осветить историю всех трех казахских жузов, но в отношении Старшего жуза эта цель не была им достигнута, как в его распоряжении все же мало было источников.

После выхода в свет книги Левшина, в печати продолжительное время не появлялось ни одного крупного исследования о казахском народе.

Следует охарактеризовать деятельность в области изучения казахского народа видного русского ученого-диалектолога, этнографа и писателя В. И. Даля (1801−1872). В 1832—1841 гг. он служил в Оренбурге чиновником особых поручений при генерал-губернаторе В. А. Перовском. Здесь он выступил инициатором организации группы русской интеллигенции, обсуждавшей на своих еженедельных заседаниях краеведческие вопросы. Он же был одним из основателей «музеума естественных произведений Оренбургского края», который под его влиянием с 1839 г. стал пополняться и коллекциями. На базе этого «музеума» уже в советское время был организован Центральный музей Казахстана.

В.И. Даль постоянно общался с казахским населением. Пожалуй, трудно назвать уголок казахских степей Оренбургского ведомства, в котором бы не побывал неутомимый исследователь. Едва прибыв в Оренбург, летом 1833 г. он отправился в Уральск, Гурьев, Букеевскую орду, покрыв верхом расстояние в 2 500 верст. Такие поездки в казахские аулы он совершал ежегодно и с большим удовольствием. 14 сентября 1838 г. он писал: «Живу опять на кочевье, где так хорошо, так хорошо, что не расстался бы…» [35, с. 207].

Русский ученый быстро завоевал среди казахов большой авторитет. Он отличался своим дружественным расположением к ним, правдивостью, пониманием местных социально-экономических отношений и не чуждался тесного общения с казахской беднотой. Не случайно поэтому Исатай Тайманов и Махамбет Утемисов в письме Перовскому просили прислать Даля для расследования причин народного восстания в Букеевской орде [5, с. 203].

На основе собранного в Казахской степи материала Даль написал статью и несколько повестей и рассказов, имеющих не только художественное, но и научное значение. Основная же часть материалов ученого вошла в его мемуары 30−40-х гг., которые он впоследствии уничтожил.

Для полноты сведений по истории изучения казахского народа в России в первой половине XIX в. отметим ряд художественных произведений русских писателей, имеющих отношение к данной теме.

Одним из первых русских писателей, обратившихся в своем творчестве к темам из жизни казахского народа, был П. М. Кудряшев (1801−1827), — по определению современников, «певец картинной Башкирии, быстрого Урала и беспредельных степей киргиз-кайсацких». Он много раз бывал среди казахов, беседовал с ними, слушал и записывал их песни и написал ряд повестей и стихотворений на казахские темы. Произведения «Киргизский пленник» и «Сетования киргизского пленника» он написал под влиянием «Кавказского пленника» Пушкина. Сведения о характере импровизаций казахов и перевод казахских песен Кудряшев дал в повести «Абдряш».

Посещал казахские аулы и А. П. Крюков (ум. 1833 г. поэт и прозаик, автор нескольких произведений на казахские темы. В повести «Киргизский набег» и в отрывке из повести «Якуб-Батыр», «Киргизцы» он описал барымту, а так же дал подробное описание юрты, угощения, охоты на кабанов, нравов казахов, рассказал о их свободолюбии, чувстве собственного достоинства, склонности к искусству поэтической импровизации.

К числу лучших художественных произведений на казахские темы относится повесть В. А. Ушакова (1789−1838) «Киргиз-кайсак» (1829). Она была высоко оценена Белинским. М. И. Глинка под впечатлением этой повести написал романс «Киргиз-кайсак» (1831), полный сочувствия к тяжелому положению казахского народа [5, с. 204−207].

В середине XIX в. русские ученые проделали в области научного изучения Казахстана и казахского народа большую работу. Благодаря трудам Татищева, Рычкова, Андреева, Левитана, русская и мировая наука впервые получила обширные и достоверные сведения о казахском народе. С присоединением Казахстана к России, именно с 30-х годов XVIII в., и в состав России вошли Младший и Средний жузы, казахский народ становится объектом особого и все возрастающего внимания русской науки.

Учрежденная в 1725 г. Академия наук сыграла исключительную роль в развитии исследований. Русские ученые сумели разрешить ряд важных научно-теоретических проблем и организовать научные экспедиции в Казахскую степь.

3.3 Образование Русского географического общества и его деятельность в Казахстане в 1845-1861 гг..

Середина XIX в. является знаменательной вехой в истории русской науки. В 1845 г. в России возникло Русское географическое общество (РГО). Деятельность этого учреждения в 1845—1861 гг. протекала в условиях предреформенной обстановки. Русское географическое общество уже на втором году своего существования обратило серьезное внимание на географическое и историческое изучение среднеазиатского Междуречья и Казахской степи. Вместе с тем в период 1847—1861 гг. оно опубликовало значительное количество материалов и исследований о казахском народе. Их авторами были в основном члены Общества и частично чиновники, служившие в Казахской степи. Кроме того, на страницах его изданий впервые увидели свет некоторые труды русских дипломатов и офицеров XVIII и начала XIX в.

В 1846 г. Общество приняло решение приступить к разработке материалов по географии Средней Азии, хранящихся в архивах Петербурга и Оренбурга, а также просить некоторых авторов представить для опубликования рукописи их работ.

В том же году, по инициативе Я. В. Ханыкова, Отделение общей географии решило издать новую карту Казахской степи «с алфавитным объяснением оной и приступило к собранию нужных для того материалов».

Первыми работами о казахах, которые были опубликованы Русским географическим обществом, явились статьи Я. В. Ханыкова и М. И. Иванина.

Я.В. Ханыков (1818−1862), талантливый русский географ и картограф, в течение почти пятнадцати лет занимался исключительно изучением географии Казахской степи и стран, лежащих в бассейне Семиречья и среднеазиатского Междуречья. В 1839 г. он написал свою первую научную работу «Географическое обозрение Оренбургского края», использовав в ней статистические и этнографические сведения о казахском народе. Вторая его работа «Очерк состояния Внутренней киргизской орды в 1841 году» написана в историко-этнографическом плане и является результатом самостоятельных изысканий автора [36, с. 17−18]. В ней приведена подробная таблица родоплеменной структуры Внутренней Букеевской орды, указано местоположение зимних и летних пастбищ каждого родоподразделения орды и численность населения, скота, глиняных и деревянных жилых построек, состояние торговли и изложена история орды.

В последующие годы Ханыков был занят преимущественно картографической и издательской деятельностью. Он составил «Карту земель киргизов Внутренней и Малой орды» (1845), «Карту Аральского моря и Хивинского ханства с их окрестностями» (1851) и «Карту северо-западной частя Средней Азии с приложениями» (1855). Ко второй из них он написал капитальную «Пояснительную записку» (1851) по истории изучения Аральского моря русскими людьми, начиная с самых ранних известий о нем и кончая сведениями относящимися к середине XIX в. [37, с. 18].

Я.В. Ханыков подготовил к печати и снабдил своим предисловием труды М. Тевкелева, В. Гладышева, И. Муравина, М. Поспелова, а также карту К. Миллера.

Другой член Русского географического общества М. И. Иванин (1801−1874) служил в Оренбургском крае с некоторыми перерывами с 1835 по 1855 г. сначала офицером местного корпуса, а затем советником и управляющим Временного совета Внутренней Букеевской орды. Наиболее интересной работой Иванина является статья «Поездка на полуостров Мангышлак в 1846 году», в которой приведены сведения о малоизученном в то время родоподразделении Младшего жуза — адай [37, с. 24]. Автор побывал во всех уголках Мангышлака, ознакомился с местностью, занимался разведкой полезных ископаемых, близко познакомился с местным казахским и частью туркменским населением. Он обратил внимание на развитие орошаемого земледелия и освоение казахами пустынной и маловодной территории полуострова. Его заинтересовали духовная культура казахов, их гостеприимство, национальные игры, болезни и медицинские познания, верования, поклонение ходжам, культ предков.

Интересные сведения о приаральских казахах в 1848—1849 гг. собрала экспедиция А. И. Бутакова (1816−1869), производившая морскую съемку Аральского моря. Правда, эта экспедиция была организована, военным ведомством, но научные результаты ее опубликовало Русское географическое общество.

А.И. Бутаков и его спутник А. И. Макшеев установили что в Приаралье, восточном и южном, казахи вели полуоседлое хозяйство, основанное на орошаемом земледелии, а в северном-скотоводческое. Из островов Аральского моря ими был освоен только остров Барса-Кельмес, на который они перекочевывали по льду зимой. Остальные острова, расположенные в незамерзающей части моря, были неизвестны казахам. Приаралье населяла беднота. Факты тяжелого материального положения казахских трудящихся путешественники приводят неоднократно, не ограничиваясь при этом простой констатацией их. Они постоянно указывают на отсутствие у бедноты имущества, на лохмотья, заменявшие у мужчин и женщин одежду, на употребление камыша вместо войлока, на примитивные малопроизводительные орудия труда, отсталость хозяйства, распространение болезней [38, с. 29].

Великий украинский поэт Т. Г. Шевченко, зачисленный Бутаковым в состав экспедиции в качестве живописца, создал альбом видов Аральского моря и этнографических рисунков. Его рисунки тех лет, находящиеся ныне в Киевском музее поэта, следующие: «Казахский мальчик топит печку», «Казахи у огня», «Казахи в юрте», «Казахский мальчик дремлет у печки», «Казахское стойбище на Кос-Арале», «Казах на коне». Известны и другие этнографические рисунки Т. Г. Шевченко, выполненные в 50-х годах на Мангышлаке.

Научная ценность сведений в трудах А. И. Бутакова и А. И. Макшеева, а также в рисунках Т. Г. Шевченко заключается прежде всего в их конкретности и определенности. Эти материалы относятся к 1848−1849 гг. и характеризуют приаральских казахов.

Научные заслуги Бутакова значительны. Он описал и составил точную карту Аральского моря, изучил Приаралье естественно-географическом отношениях, основал пароходство на Арале (1852), составил навигационно-гидрографическое описание Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи (1853−1863). Пятнадцать лет лучшей поры своей жизни ученый-путешественник провел в Казахской степи, показав яркий пример беззаветного служения Родине на поприще науки.

Первую научную поездку в Казахскую степь при поддержке Русского географического общества в 1850 г. совершил этнограф П. И. Небольсин (1817−1893). В 1850—1851 гг. он побывал в Оренбурге, Уральске, Астрахани и во многих казахских аулах. «Я видел киргизов, — писал Небольсин, — во всех видоизменениях их быта, от чисто кочевого к постоянно оседлому… и свел с ними… особенную дружбу» [38, с. 44].

Во время этого путешествия Небольсин собрал богатые статистические материалы, послужившие ему основой для создания ряда монографий и научных заметок. Среди них наиболее высокую оценку получил его труд «Очерк торговли России со Средней Азией». Из других работ путешественника, содержащих различные сведения о нравах и обычаях казахов, их занятиях и образе жизни, следует назвать «Очерки волжского низовья», «Борьба у бухарцев, киргизов, башкир и у калмыков», «Рассказы проезжего» (1854). Его статья «Заметки об обычаях при сватовстве и свадьбе у эмбенцев» (1851) осталась неопубликованной. К сожалению, Небольсин ограничился лишь бессистемным описанием своих материалов в различных изданиях (1852−1854 гг.).

В 50-х годах XIX в. при поддержке и участии Русского географического общества было организовано несколько географических и статистических экспедиций в Казахскую степь, собравших значительные материалы. В Семиречье в 1849 и 1851 г. путешествовал горный инженер А. Влангали, С. И. Гуляев, побывавший в бассейне р. Иртыша, оставил две интереснейшие статьи. В одной из них, названной «О древностях, открываемых в Киргизской степи», описаны археологические памятники, а в другой — «Заметки об Иртыше и странах, им орошаемых» — географические, археологические материалы. Также как и А. И. Бутаков, Гуляев изучал физико-географические познания казахов. Его работы имеют важное значение, так как в то время северо-восток Казахской степи был изучен русскими учеными весьма слабо.

Археологические памятники Урала и Алтая в 1853 г. изучал Э. И. Эйхвальд. Внимание к проблемам древней истории Казахской степи со стороны ряда исследователей, например, Г. И. Спасского, А. И. Левшина, С. Б. Броневского, С. И. Гуляева, несомненно свидетельствует о стремлении русских ученых первой половины XIX в. накопить достоверные научные данные, необходимые для постановки и исследования ранних этапов этногенеза казахского народа.

Во Внутренней Букеевской орде в 1854 г. по заданию Русского географического общества научные сведения и материалы собирал И. П. Корнилов.

Ценную работу «Статистическое обозрение Сибири» издал в 1854 г. Ю. А. Гагемейстер. В ней он охарактеризовал хозяйство казахов не только в статистическом, но и в географическом плане, остановившись на описании полевых работ, орудий труда, ирригации.

В 1856—1857 гг. восточные и юго-восточные окраины Казахской степи посетил выдающийся русский ученый П.П. Семенов-Тян-Шанский (1827−1914). Его главной целью было исследование Тянь-Шаня.

Тесное и дружелюбное общение с местным населением и с некоторыми деятелями и офицерами колониальной администрации, прежде всего с Ч. Ч. Валихановым, создали русскому путешественнику необходимые условия для работы и сбора научных материалов.

Семенов не написал полного отчета о результатах своих путешествий в Тянь-Шане. Он ограничился лишь несколькими письмами в Географическое общество и публикацией одного отрывка из путевых записок. Но спустя пятьдесят лет во втором томе своих мемуаров он подробно описал это путешествие и, в частности, посещение казахских аулов.

В мемуарах Семенова приведено много сведений, характеризующих быт, хозяйство, материальную и духовную культуру семиреченских казахов. Но особенно интересно в них обстоятельное описание суда биев, на котором сам автор по предложению казахов охотно выступил субарбитром, чтобы познакомиться поближе «не только с личностями, державшими в руках судьбу всей орды, но и с местным киргизским правом и их мировоззрениями» [39, с. 220−221].

П.П. Семенов подробно описал причину возникновения судебного дела — отказ казахской девушки выйти замуж за нелюбимого, охарактеризовал всех биев и попытался выяснить, кто и за какие заслуги мог стать бием в казахском обществе.

Путешественника интересовали и такие вопросы, как археологические памятники Семиречья, история и происхождение Старшего жуза и отдельных его родоплеменных подразделений. Он, например, высказал мысль о родстве адбанов (албан) и дулатов с усунями древних китайских летописей. Сопровождавший П. П. Семенова художник из Томска П. М. Кошаров составил альбом, посвященный казахскому и киргизскому народам.

Эти материалы путешествия в Тянь-Шань, а также труды А. И. Левшина, П. И. Кеппена, В.В. Вельяминова-Зернова и других П. П. Семенов широко использовал при составлении «Географическо-статистического словаря Российской империи» (1863−1885, т. 5), многие статьи которого посвящены казахскому народу («Киргиз-кайсаки и киргизы», «Большая орда», «Внутренняя киргизская орда», «Малая орда», «Область оренбургских киргизов», «Средняя орда»).

В своих письмах и мемуарах П. П. Семенов коснулся также истории присоединения Семиречья к России, но в оценке этого события он не поднялся выше уровня политических взглядов либеральных деятелей того времени. Однако отношение его к казахам было чуждо какого бы то ни было высокомерия. Об этом, в частности, свидетельствует его записка на имя западносибирского генерал-губернатора Г. Х. Гасфорта, в которой он, в связи с расширением русской колонизации в Южной Сибири и Семиречье, спрашивал «не стесняют ли русские поселенцы киргизов и нет ли мер к отвращению этого стеснения». В этой же записке были изложены некоторые меры, которые, по мнению Семенова, могли привести к улучшению жизни казахского населения и к «упрочению возможно лучших и справедливых отношений между казаками и киргизами».

П.П. Семенов был инициатором и вдохновителем многих научных начинаний в области географического и исторического изучения Казахской степи и его населения, способствовал распространению достоверных сведений о казахском народе и изданию о нем новых научных трудов. Он внимательно относился к людям, стремившимся посвятить свою жизнь науке, и помогал им во всем. Казахский ученый Ч. Ч. Валиханов и русский путешественник Г. Н. Потанин многим обязаны П. П. Семенову, который первый оценил их, помог им продолжить образование и найти свое призвание.

С основанием Русского географического общества началось интенсивное развитие краевой науки. В начале 1848 г. в Обществе было прочитано извлечение из рассказа казаха Кентая Бедешева, бывшего в плену у киргизов. В своем рассказе автор дал характеристику киргизов и отметил особенности их культуры и быта.

В том же году общее собрание Русского географического общества с большим интересом слушало чтение работы оренбургского инженера Нешеля «Замечания о Киргизской степи между Орскою крепостью и Аральским морем», в которой автор особо описал способы орошения полей у казахов и отметил их трудолюбие.

В числе корреспондентов Общества был учитель Азиатского отделения Неплюевского кадетского корпуса в Оренбурге Искендер Алюкович Батыршин, приславший в 1850 г. статью «Замечания о характеристических отличиях тюркских наречий в Оренбургском крае», которую рецензировал А. К. Казембек. Общество выслало ему программу и предложило заняться сбором сведений о культуре и быте казахского и башкирского народов.

Чаще других Оренбургских корреспондентов в Русское географическое общество писал чиновник И. М. Казанцев, прослуживший свыше 20 лет в Пограничной канцелярии оренбургского генерал-губернатора. В 1852 г. он прислал статью «Описание башкирцев, киргиз-кайсаков и хивинцев», к которой было девять приложений, в частности: «Родословная аргынского поколения Средней орды; родословная трем поколениям Малой киргизской орды, с показанием их тамг и мест кочевья, родословная ханов и султанов Малой орды, рисунок изображений киргиза». От него же в Общество поступила в 1853 г. статья «Очерки хивинского ханства и о торговых сношениях России со Средней Азиею», а в 1856 г. — «Расписание родов Оренбургского ведомства». Труды И. М. Казанцева находились в архиве Общества и частично были опубликованы в 1867 г. С ними был знаком и высоко ценил их Н. А. Аристов, известный знаток этнической история тюркских народов.

Русское географическое общество оказывало научную помощь своим провинциальным корреспондентам. Оно снабжало их программами, инструкциями и вовлекало в обсуждение научных трудов, поступавших в Общество. В необходимых случаях Общество запрашивало из Оренбурга карты, архивные материалы и требовало от колониальных властей создавать местным краеведам условия для научных изысканий. В 1847 г. такое требование рассматривалось оренбургским генерал-губернатором в отношении Д. Г. Генса (1829−1848), обязавшегося писать статьи для Общества и систематизировать труды своего отца Г. Ф. Генса.

Некоторые исторические и географические материалы, поступавшие из Оренбурга, Омска и Казахской степи, были опубликованы в «Вестнике РГО» [42, с. 342].

В середине XIX в. Оренбург был вторым после Петербурга крупным центром изучения казахского народа в России. Большинство русских научных начинаний, предпринятых в это время в Средней Азии и Казахской степи, так или иначе связано с Оренбургом. Отсюда начинали свой путь на Восток многие русские дипломатические миссии, военные рекогносцировочные и топографические отряды, научные экспедиции, купеческие караваны. Сюда же возвращались они после достижения своей цели. Но не только им обязана наука накоплением ценнейших сведений о казахском народе. Как отмечалось выше, царские чиновники также собирали материалы, необходимые для успешного управления Казахской степью. Эти материалы, отложившиеся в архивах, особенно подробно освещают родоплеменную структуру и родорасселение казахов, их численность, занятия, скотоводство и земледелие, обычаи, семейные и правовые нормы, верования [60, с. 228].

Научные материалы иногда собирались чиновниками и непосредственно в интересах науки. Так, в 1857—1862 гг. в Оренбурге было собрано значительное количество Казахских предметов для Московского и казанского музеев. В архиве сохранились списки этих предметов и описания их [5, с. 228]. Известно также, что в Оренбурге предпринимались меры для сбора казахских краниологических материалов и сведений об археологических памятниках Казахской степи [5, с. 228]. В 1858 г. начальник 53-й дистанции султан Сулеймен Джигангеров произвел раскопки развалин средневековых зданий на берегу одного из притоков Тургая и в донесении председателю Пограничной комиссии описал свои находки [45, с. 217].

Среди чиновников Оренбургского и Самарского генерал-губернаторства в 50-х годах прошлого века было немало высокообразованных людей и даже крупных ученых-востоковедов, внесших значительный вклад в разработку важнейших проблем этнографии казахского народа. Общеизвестны имена русских востоковедов В. В. Григорьева, В.В. Вельяминова-Зернова, Н. И. Ильминского, А. А. Бобровникова, служивших в то время в Оренбурге. Следует назвать также Н. Ф. Костылецкого и А. А. Сотникова из Омска.

В.В. Григорьев (1816−1881) был ведущей фигурой академического направления русского буржуазно-дворянского востоковедения, поддерживавшего колониальную политику царизма на окраинах государства. Царское правительство всемерно использовало таких востоковедов в своих интересах и назначало их на руководящие должности в административном аппарате. Активизация колониальной и русификаторской политики на востоке страны, включение в состав России новых территорий в Средней Азии и втягивание их в русло общероссийского экономического развития — все это требовало использования в колониальном аппарате не только лиц, преданных правительству, но и хорошо знающих историю, культуру, быт и языки восточных народов.

В первые годы Григорьев служил чиновником для исполнения особых поручений. В 1853 г. он уже возглавлял канцелярию генерал-губернатора В. А. Перовского во время похода на Ак-Мечеть, а с начала 1854 по 1862 г. — Оренбургскую пограничную комиссию (с 1859 г. управляющий Области оренбургских киргизов) [36, с. 278]. За время службы в Оренбургском крае он совершил несколько поездок вглубь Казахской степи, выполняя различные поручения генерал-губернатора.

В оценке деятельности Григорьева в Казахской степи мнение исследователей неодинаково. Считают, что он неизменно придерживался реакционных взглядов и проводил и отстаивал колониальную политику царизма. Его труды, написанные в 1860—1870 гг., т. е. после отъезда из Казахской степи, проникнуты идеализмом и восхвалением мероприятий самодержавия, особенно политики русификации, в Казахской степи и Средней Азии.

Известный знаток дореволюционной истории казахского народа А. И. Добросмыслов, отличавшийся прогрессивными взглядами, одним из первых высказал мнение о Григорьеве, как деятеле колониальной администрации.

В течение ряда лет В. В. Григорьев вел энергичную борьбу со взяточничеством, бездушным отношением к казахам со стороны оренбургских чиновников.

Большое внимание уделял В. В. Григорьев вопросам просвещения и образования казахского народа. Известно, что по его прямому указанию Н. И. Ильминский в 1859—1862 гг. занимался составлением учебников для обучения казахских детей на основе русской азбуки. Освоившись с работой Н. И. Ильминского, Григорьев послал письмо, которое было опубликовано в 1862 г. под заголовком «О передаче звуков киргизского языка буквами русской азбуки». В нем он писал: «Вам известно, как горячо желал бы я, чтобы русская азбука заменила у киргизов употребляемую между ними общемусульманскую, как много надежд соединяю я с этою заменою, как много пользы должна была бы замена эта принести, по моему мнению, и киргизам и России. Чтобы русская азбука могла войти в употребление между киргизами, надо одно из двух: чтобы она оставалась как есть или приноровлена была к выражению звуков киргизского языка самым простым образом, помощью самых незначительных прибавок, и которые бы притом не резали глаза новостью своей и необычностью; вы же, извините, испестрили русскую азбуку, безо всякой в том нужды, латинскими буквами, и довели ее этим и другими тонкостями до совершенного неудобства в практике» [5, с. 233].

В.В. Григорьев собрал оригинальные исторические материалы о казахах и народах Средней Азии. Он просмотрел богатые фонды Оренбургского архива Пограничной комиссии, выявил некоторые неизвестные рукописи, записал свои наблюдения в казахских аулах и беседы с путешественниками, купцами и знатоками народной жизни. Эти материалы легли в основу его многочисленных работ 1860−1870 гг. В Оренбурге он подготовил к изданию рукопись 1803 г. «Описание Хивинского ханства и дороги туда из Сарайчиковской крепости» с интересными примечаниями, освещающими некоторые вопросы ранней истории западной части Казахской степи, и написал несколько писем для печати. Одно из них с заголовком «Письмо из Зауральской степи» (1862), подписанное псевдонимом «Султан Мендали Пиралиев», получило широкую известность благодаря оригинальным выводам автора и ценным сведениям о казахском народе.

Современником, сослуживцем и в известной степени учеником Григорьева был другой талантливый русский историк Востока В. В. Вельяминов-Зернов (1830−1904). Он служил в Оренбурге в 1851—1856 гг. и часто посещал казахские аулы по поручению начальства. Он объехал русские укрепленные линии побывал на Эмбе, в Южной Сибири, в предгорьях Тарбагатая и Джунгарского Алатау, достигнув укрепления Копал в Семиречье. Оренбургский архив был обстоятельно обследован им. Открытые В. В. Вельяминовым-Зерновым малоизвестные науке архивные материалы легли в основу его первой крупной работы «Исторические известия о киргиз-кайсаках и сношениях Россиичины Абул-Хайр-хана (1748−1765)», вышедшей в свет в двух частях в 1853—1855 гг.

В.В. Вельяминов-Зернов особенно глубоко интересовался восточными рукописями. Еще в Оренбурге он приобрел ценный источник по истории Бухарского ханства, Казахской степи и соседних стран (XVII в.), известный под названием «Абдулла-намэ», и занялся подготовкой его к изданию. Со временем в его распоряжении оказались и другие ценнейшие восточные рукописи, малоизученные русскими востоковедами. Хорошо владея арабским, персидским, джагатайским, казахским, татарским языками, он читал восточные рукописи в подлинниках [5, с. 236].

Переехав в 1856 г. в Петербург, В.В. Вельяминов-Зернов занялся изучением истории Касимовского царства и при этом увлекся ранней историей казахского народа. В 1864 г. результаты своих изысканий он изложил во второй части «Исследования о касимовских царях и царевичах».

В 1861 г. В.В. Вельяминов-Зернов писал Григорьеву: «Все это время я был занят донельзя, и чем бы вы думали? Истериею Касимова. Да это бы еще ничего, да дело в том, что сюда, благодаря Ураз-Мухаммеду, бывшему ханом касимовским и вместе султаном киргизским, примешалась и история киргизов. Хотелось разобрать ее, заняло это меня так, что я с утра и до ночи сидел за работою. Написал 100 листов (не печатных, а простых, конечно) и еще не кончил. Впрочем уже дело приближается к концу. Самое трудное сделано; открыл кое-что новое в истории киргизов; будет вещь недурная…» [5, с. 237].

Как видим, ученый сознательно углубился в историю казахов, чтобы открыть в ней «кое-что новое», не обязательно имеющее отношение к касимовской истории. Так была воспринята книга и современными автору востоковедами.

Если же принять во внимание, что значительная часть книги В.В. Вельяминова-Зернова посвящена казахам, что в ней впервые систематизированы и исследованы все известные в то время восточные источники о казахах, независимо от истории Касимовского царства, то станет совершенно очевидным не попутный, не случайный и не второстепенный характер исследования ученым-востоковедом ранней истории казахского народа в этой книге.

Труд В.В. Вельяминова-Зернова «Исследование о касимовских царях и царевичах» (2-я часть) является серьезной и весьма ценной монографической работой, освещающей многие запутанные вопросы истории XV—XVII вв., т. е. как раз того времени, когда шло завершение образования казахской народности. Основными источниками книги послужили такие, ныне общеизвестные, замечательные восточные рукописи, как «Бабур-наме» (1520-е гг.), «Хабиб-ас-сийар» (1523), «Джахан-ара» (1564), «Та-рих-и-Рашиди» (1541−1547), «Шайбани-наме» (XVI в.), Джами’ат-товарих (1602), «Та-рих-и Хайдари» (1611), «Тарих-и Аламара-ий Аббаси» (нач. XVII в.), «Абдаллах-наме» (нач. XVII в.), «Шаджара-ий турк» (нач. 1660-х гг.).

В.В. Вельяминов-Зернов дословно выписал из восточных Рукописей, большей частью еще не опубликованных, все важнейшие данные, касающиеся казахов, и включил их в свое сочинение как на языке подлинника, так и в русском переводе.

Введение

в научный оборот этих ценных источников, сохраняющих свое значение до сих пор. Но он не ограничился этим и тщательно исследовал все выявленные им источники, восстановил многие события, заполнил лагуны в науке и пришел к оригинальным выводам, сыгравшим крупную роль в исторической науке.

В.В. Вельяминов-Зернов совершенно обоснованно высказал гипотезу, что завершение образования казахской народности относится ко второй половине XV в. Правда, научного представления о истории становления казахской народности и роли в этом процессе первых казахских ханов он не имел. Но накопленные им материалы чрезвычайно важны для решения этих вопросов. В книге рассматриваются и причины деления казахов на три жуза. По мнению автора, укрепление господства казахов в Ташкенте и Туркестане привело к тому, что часть их выделилась из общей массы кочевников, перешла к полуоседлому образу жизни и образовала союз родов, получивший по местоположению наименование Средней орды. В результате возникновения Средней орды казахские земли оказались поделенными на три орды — жуза: Большую, Среднюю и Малую. Это мнение, хотя и не получило признания в советской науке, интересно попыткой объяснить вопрос исходя из реальных историко-экономических факторов.

Наряду с освещением внутренних политических событий, связанных с образованием казахской народности и государственности, в книге В.В. Вельяминова-Зернова впервые обстоятельно описаны взаимоотношения казахов с Ногайской ордой, среднеазиатскими ханствами, Моголистаном и Сибирским ханством, а также установлено, что знаменитый Кучум не был казахом, как это считали А. И. Левшин и другие историки. Уделено внимание и первым шагам русских в Сибири, и русско-казахским связям.

Источники, использованные в книге, и труды своих предшественников как в русской, так и иностранной историографии, ученый рассмотрел критически и беспристрастно. Он тщательно и добросовестно проверил каждое интересовавшее его сообщение того или иного автора и изложил в особых примечаниях все важнейшие сведения историографического характера о использованных им научных материалах.

В.В. Вельяминов-Зернов был крупным русским востоковедом, внесшим значительный вклад в разработку истории казахского народа и, особенно, проблемы его этногенеза. Можно смело утверждать, что после него ни один исследователь не изучал в таком широком объеме восточные источники по истории этого народа. Даже труд Кадыргали Хошум Жалаира «Джами'ат-таварих», являющийся ценнейшим источником для исследования не только истории, но и языка и литературы казахов, оставался до сих пор в забвении. Только издание рукописей Ч. Ч. Валиханова в первом томе его Собрания сочинений вновь возбудило интерес ученых к этому оригинальному памятнику казахской историографии.

В.В. Вельяминов-Зернов выступал сторонником дальнейшего развития русского востоковедения и выдвигал перед ним актуальные задачи. Но сам он, вследствие перенесенной им болезни, после 1871 г. не написал ни одной работы по востоковедению, хотя и прожил еще свыше тридцати лет.

Крупный русский тюрколог и арабист Н. И. Ильминский (1822−1891), известный своей миссионерской деятельностью, также внес определенный вклад в изучение истории Казахской степи. Преподаватель Казанской духовной академии (1846−1858) и первый издатель восточного сочинения «Бабур-наме» (1857), уже известный в научных кругах, он в 1858 г. переехал в Оренбург и занял скромную должность младшего переводчика Оренбургской пограничной комиссии. Здесь, воспользовавшись поддержкой В. В. Григорьева, он прежде всего поставил задачу в совершенстве овладеть казахским языком. По его просьбе, Григорьев прикомандировал к нему трех способных юношей-казахов, окончивших школу для казахских детей при Пограничной комиссии. Вместе с ними Н. И. Ильминский переводил на казахский язык деловую переписку которая до этого велась исключительно на татарском языке.

В 1859 г. Ильминский познакомился и подружился с И. Алтынсариным. И хотя последний был моложе его почти на двадцать лет и не воспринял его миссионерские идеи, их дружба была прочной. После смерти Алтынсарина Ильминский опубликовал его письма, деловые документы и свои воспоминания о нем, имеющие исключительно важное значение для науки.

Н.И. Ильминский был знаком и с другими видными представителями казахской интеллигенции, например с Ч. Ч. Валихановым, и высоко ценил их. Посещая казахские аулы он старался встретиться и побеседовать с известными знатоками быта, фольклора и языка казахского народа. Так, у сказочника Марабая он записал народную сказку «Ер-Таргын», которую и опубликовал в 1861 г. исторические материалы были собраны им также во время поездки в 1859 г. на Мангышлак и в 1860 г. в Букеевскую орду.

В 1858 г. Ильминский опубликовал статью «Замечание о тамгах и ункунах (онгонах)», использовав для нее материалы сочинения Рашид-ад-дина [42, с. 197].

С образованием в 1851 г. единого Оренбургского и Самарского генерал-губернаторства научные статьи о казахском народе стали появляться и в «Самарских» и «Саратовских губернских ведомостях». Часто в них печатался чиновник А. Леопольдов (1800−1875), преимущественно интересовавшийся исследованием русско-казахских взаимоотношений и историей казахских набегов в районы среднего Поволжья в XVII—XVIII вв. Как член-сотрудник Русского географического общества А. Леопольдов занимался также сбором географических и исторических терминов, распространенных в Поволжье и в западной части Казахской степи [5, с. 247].

В Западной Сибири крупным культурным центром в середине XIX в. стал Омск, в котором после 1822 г. постепенно сосредоточилось административное управление казахами Сибирского ведомства. Здесь в составе колониального аппарата и местного кадетского корпуса было немало высокообразованных чиновников, офицеров, преподавателей, изучавших Казахскую степь. Частые командировки в казахские аулы доставляли им широкие возможности для научных наблюдений. Богатые фонды Омского архива также были им недоступны. Правда, документы в этом архиве длительное время находились в хаотическом состоянии и только в 1857—1858 гг. Г. Н. Потанин навел в нем должный порядок.

В 50-х годах в Омске жил востоковед Н. Ф. Костылецкий (1818−1869), глубоко интересовавшийся изучением быта и фольклора казахского народа. После окончания в 1840 г. восточного факультета Казанского университета он, из-за казачьего происхождения, был вынужден отказаться от мысли заняться востоковедением и поступить учителем русской словесности в Омский кадетский корпус.

Н.Ф. Костылецкий был человек высокообразованный с передовыми, прогрессивными взглядами и относился к так называемым «сибирским инородцам» без всякого предубеждения и высокомерия, столь присущего царским чиновникам, служившим в многонациональных окраинах России. Репрессиям со стороны властей он не подвергался. Н. Ф. Костылецкий относился с большим уважением к казахам, которые были его земляками.

В бумагах Костылецкого И. Н. Березин обнаружил три варианта только одной казахской поэмы «Козы-Корпеш и Баян-Сулу». Как видно, он ставил задачу глубоко исследовать эту поэму, установить ее ранний вариант и позднейшие наслоения. Над переводом поэмы Костылецкий работал, по-видимому, в начале 50-х годов, когда он в нескольких письмах к своему другу передал содержание поэмы. Березин опубликовал в 1877 г. отрывки из этого перевода, а также из поэмы «Эдиге», чтобы «дать читателю верное понятие об умении Костылецкого переводить верно и изящно восточную поэзию кочевников, столь мало доступную переводу на европейские языки». Один из вариантов поэмы в подлиннике Березин опубликовал в 1876 г. К сожалению, другие работы ученого неизвестны.

Н.Ф. Костылецкий считал, что произведения казахского народного творчества отражают «полную картину быта народа» и заслуживают тщательного и серьезного исследования. И он сам немало потрудился на этом поприще, увлекая своим примером немногих представителей казахской интеллигенции того времени Общеизвестно, что в определении научных интересов Ч. Ч. Валиханова Костылецкий сыграл положительную роль.

С историей Русского географического общества и русского востоковедения тесно связана деятельность выдающегося казахского ученого, этнографа и просветителя-демократа Чокана (Мухаммед-Ханафия) Чингисовича Валиханова (1835−1865). Он занимает видное место в истории культуры и науки нашей страны. Его общественно-политическая деятельность сыграла большую роль в укреплении дружбы казахского и русского народов, а научные исследования явились ценным вкладом в науку.

Научная деятельность Валиханова протекала на поприще русского востоковедения в тот период, когда эта наука существовала как комплексная, от которой впоследствии отпочковались отдельные отрасли. Он усвоил лучшие традиции русской школы востоковедения. Г. Н. Потанин справедливо указывал, что Валиханов является «первым по времени казахом, вставившим свое имя в список русских писателей» [5, с. 253]. А редактор его трудов Н. И. Веселовский писал о нем, как о «блестящем метеоре, промелькнувшем над нивой востоковедения», и что «русские ориенталисты единогласно признали в лице его феноменальное явление…» [5, с. 253].

Ч.Ч. Валиханов внес весьма существенный вклад в разработку этнографии и фольклористики казахского народа. Он изучал разнообразные этнографические проблемы и оставил множество ценнейших оконченных и неоконченных этнографических исследований. Результаты его наблюдений историко-этнографического характера по своей глубине и важности стоят несравненно выше работ многих современных ему авторов. В его трудах мы находим исключительное богатство оригинальных и разносторонних глубоких мыслей и идей, выводов, интереснейших гипотез, фактических сведений, не утративших своего значения для науки и по настоящее время. Широта познаний ученого, его эрудиция, умение исследовать актуальные и чрезвычайно сложные и трудные проблемы, тонкое понимание самобытности жизни и культуры народов Востока, роли и значения передовой русской культуры для их судеб поражают читателя.

Особенно значительны заслуги Валиханова в истории изучения казахов Старшего жуза. До середины XIX в. в науке господствовало ошибочное мнение, высказанное еще в XVIII в., что этническая группа Старшего жуза и киргизы составляют один особый народ, отличный от казахов. Правда, в первой половине XIX в. высказывались и другие мнения, но в этнографическом отношении казахи Старшего жуза и киргизский народ оставались неизученными и наука не располагала достоверными данными для авторитетного опровержения этой точки зрения.

В 1855—1859 гг. Валиханов в результате тщательных полевых исследований собрал значительные материалы и восполнил указанный пробел в науке.

Не менее важное значение имеют высказывания и исследования Валиханова по вопросам происхождения казахской народности. Посильное разрешение этой проблемы он считал, пожалуй, основной задачей своих занятий по истории и этнографии родного народа.

Ч.Ч. Валиханов прекрасно понимал, что для решения этногенетических проблем ученый должен прежде всего располагать достоверными и разносторонними источниками, а также опираться на научные выводы смежных дисциплин. Но если его предшественники исключительное внимание обращали на письменные источники, то он, наряду с этим, одним из первых в историографии казахского народа высоко оценил данные этнографии и фольклора, казахские предания, легенды, поговорки, пословицы, как незаменимые источники при изучении становления казахской народности, ее этнической территории, известной общности хозяйства, языка, культуры. Мысли ученого о значении этнографических и фольклорных источников для исследования древней истории достаточно четко изложены в его «Очерках Джунгарии», «Заметках по истории южносибирских племен», «Киргизском родословии».

Валиханов постоянно уделял серьезное внимание разысканию, накоплению, исследованию этнографических и фольклорных источников, их критике и подготовке к изданию с авторскими комментариями и результатами научного источниковедческого анализа. Эта его работа нашла отражение в статьях и заметках: «Записка о судебной реформе», «Предания и легенды Большой киргиз-кайсацкой орды», «Киргизское родословие», «Следы шаманства у киргизов», «Исторические предания о батырах XVIII в.», «Шуна-батыр». Кроме того, он подготовил к изданию фольклорные произведения: «Песни Урака», «Песни Аблая», «Образец причитаний» [34, с. 401−402]. Большинство из них полностью написано на основе историко-этнографического осмысления и толкования разнородных этнографических и фольклорных источников, вводят читателя в творческую лабораторию ученого, характеризуют его методы научной работы и важны в теоретическом отношении.

Ч.Ч. Валиханов также нашел и изучил многие до него неизвестные науке письменные источники по истории и этнографии казахского народа, в частности русские (литературные и архивные), и широко использовал их в своих трудах. Восточные же источники в то время еще не пользовались большим вниманием со стороны ученых. В.В. Вельяминов-Зернов, который одним из первых стал искать в восточных рукописях сведения о казахском народе, опубликовал результаты своих изысканий лишь в 1864 г. во второй части «Исследований о касимовских царях и царевичах» когда казахский ученый практически уже не мог ими воспользоваться.

К исследованию источников и рукописей на восточных языках Валиханов обратился, по-видимому, в 1853—1856 гг. В эти годы он написал «Письмо проф. И.Н. Березину» и «Заметки при чтении книги проф. И. Н. Березина «Ханские ярлыки», посвященные исследованию тарханных ярлыков золотоордынских и крымских ханов.

Тарханные ярлыки в середине XIX в. изучали многие русские ученые. Особенно плодотворно поработал над ними известный востоковед И. Н. Березин. Валиханов, заинтересовавшись текстом ярлыков, написал письмо И. Н. Березину и рецензию на его труды. Однако эти работы не увидели света, а тарханные ярлыки в дальнейшем не являлись предметом специального исследования. Только А. Н. Самойлович внес несколько поправок в работы И. Н. Березина.

Труды Валиханова о тарханных ярлыках, опубликованные ныне впервые в первом томе его сочинений, могут вновь привлечь внимание ученых к этим важнейшим историческим документам и сыграть значительную роль в изучении социально-экономической истории Золотой орды. Казахский ученый изучал тарханные ярлыки в свете проблемы этногенеза казахского народа. Он подверг текст ярлыков историко-этнографическому и лингвистическому анализу.

Из большого числа восточных рукописей, известных Валиханову, его внимание привлекли рукописи Рашид-ад-дина «Джами'ат-тава-рих», Мухаммад Хайдара «Тарих-и-Рашиди» и Кадыргали Хошум Жалаира «Джами'ат-тава-рих» («Сборник летописей»).

Сочинение Рашид-ад-дина было известно Валиханову по трудам французского ориенталиста С. д’Оссона, профессора Казанского университета Ф. И. Эрдмана, Кадыргали Хошум Жалаира, а возможно и М. Катрмера. Но настоящее его знакомство с этим сочинением относится к 1860 г., когда по приезде в Петербург он приобрел издание Рашид-ад-дина в переводе на русский язык И. Н. Березина. Изучая это издание, он своей первой задачей поставил дать оценку перевода и комментариев И. Н. Березина, сделать конспект текста сочинения, а затем уже использовать его данные для исследования этногенеза казахов.

Наукой установлено, что Валиханов действительно конспектировал березинское издание Рашид-ад-дина и сделал ряд критических замечаний в адрес издателя, собираясь, по-видимому, изложить их в особой статье [34, с. 138−139]. Следует отметить, что он высоко ценил сочинение Рашид-ад-дина, считая, что оно содержит более точные историко-этнографические сведения, нежели китайские источники.

Рукописи сочинения Мухаммад-Хайдара Валиханов изучал также в Петербурге в 1860 г., в библиотеке Азиатского музея. Сохранились частично его заметки, содержащие вольный перевод и извлечения из кашгарского текста «Тарих-и-Рашиди».

Гораздо лучше известна работа Валиханова по изучению рукописи Кадыргали Хошум Жалаира. Из нее он сделал выборочный вольный перевод той части, которая имеет отношение к казахам, снабдил перевод примечаниями и словарем этнографических терминов, проанализировал содержание текста и использовал его данные в своих статьях, рецензиях и письмах. Эту рукопись он считал замечательным источником по исторической этнографии казахов XIV—XVI вв.

Весьма важным источником для изучения древней истории казахского народа Валиханов считал археологические и архитектурные памятники. По его мнению, кочевники не могли оставить значительные следы материальной культуры вроде развалин городов, остатков поселений. Но в Казахской степи, говорил он, много различных надгробных сооружений, курганов, мавзолеев, отдельных могил, культовых памятников, которые должны привлечь внимание исследователей, так как открытые в них при раскопках находки характеризуют обычаи, обряды, верования, занятия, уровень материальной культуры древних народов.

Ч.Ч. Валиханов категорически опровергал гипотезу образования казахской народности в домонгольскую эпоху, которую поддерживали А. И. Левшин и А. Вамбери, и связывал это событие с возникновением казахской государственности и распадом татаро-монгольских орд во второй половине XIV в. Но государственность вовсе не является обязательным признаком народности, складывание которой в Казахской степи было связано со становлением феодального строя. Правильнее рассматривать образование Казахского ханства, как благоприятное условие, обеспечившее относительно безболезненное завершение формирования казахской народности в течение XV — начале XVI в.

Ч.Ч. Валиханов понимал, что и после образования казахской народности в ее состав вливались отдельные родоплеменные образования. Исследуя родоплеменную структуру казахской народности, происхождение отдельных племен и родов, их расселение, он пришел к выводу, что основой этой народности были племена, составившие Младший жуз [34, с. 207−208]. Во второй половине XIV и в XV в. к казахам присоединились племена Старшего и Среднего жузов. В последующую эпоху наблюдалось присоединение других племен, например ногайских. Но были и отпадения.

В работах Валиханова приведены многочисленные сведения по истории различных родоплеменных групп, составивших казахскую народность, но он ошибался, считая некоторых из них, например, найманов, усуней и других, по происхождению монгольскими племенами. Не остались вне внимания Валиханова и такие вопросы, как складывание антропологического типа казахов, их этнической территории, языка, хозяйства, культуры. Он утверждал, что по устройству черепа и типу лица среднеазиатские тюрки отличаются от своих соседей персов и монголов. Казахи же образовались в результате смешения тюрков и монголов, но со значительным перевесом «монгольского корня». В то же время строение черепа и черты лица казахов отличают их от других тюркских народностей.

Привольные и обширные степи, обильные пастбищами с водопоями, указывал Валиханов, были издавна населены кочевниками и как нельзя лучше соответствовали условиям кочевого скотоводческого хозяйства. Это обстоятельство способствовало образованию здесь особой народности со специфическим психологическим складом, с одинаковым уровнем развития хозяйства и материальной и духовной культуры на всем пространстве Казахской степи.

В произведениях Валиханова дана характеристика материальной и духовной культуры казахского народа. Большой научный интерес представляют его статьи: «Вооружение киргиз в древние времена и их военные доспехи», «О кочевках киргиз», «О формах казахской народной поэзии»; в статьях «О мусульманстве в степи», «Тенкри (бог)», «Следы шаманства у киргизов» рассматриваются первобытные анимистические верования у казахов и их трансформация в последние столетия, а также разоблачается реакционность ислама.

На основе собранных сведений Ч. Ч. Валиханов досконально исследовал с исторической точки зрения шаманство как религию казахов, как часть их мировоззрения, духовной культуры и быта и материалистически объяснял сущность и причины его возникновения.

В «Записке о судебной реформе у киргиз Сибирского ведомства» Валиханов с демократических позиций высказал свои соображения о судебной реформе, которую готовило царское правительство для Казахской степи, и охарактеризовал обычное право, роль и значение суда биев у казахов.

Таким образом, вклад Валиханова в научное изучение казахского народа весьма значителен. Научные материалы, собранные им, и многие его выводы не потеряли своего значения. Его труды оказали огромное влияние на всю последующую историю изучения культуры и быта казахского народа. Он явился основоположником демократического направления в истории казахской общественной мысли и содействовал приобщению казахского народа к передовой русской культуре.

3.4 Роль научных обществ второй половины XIX в. в научном изучении Казахстана.

С середины XIX в. наука в России развивалась под прямым воздействием идей русских революционных демократов, изложенных в работах Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и в статьях и рецензиях журнала «Современник».

Во второй половине XIX в., в связи с возникновением в 1868 г. Оренбургского и в 1877 г. Западно-Сибирского отделов Русского географического общества, а также научных обществ в Туркестанском крае (в 70-х годах), инициатива изучения Казахстана постепенно перешла к этим учреждениям. Известны по своим исключительным результатам организованные Обществом экспедиции Г. Н. Потанина. Имели значение и поездки Н. Н. Балкашина к казахам Среднего жуза, А. Н. Краснова в Семиречье, С. Г. Рыбакова в Тургайскую область. Кроме того, РГО всегда предоставляло страницы своих изданий для опубликования научных трудов, посвященных изучению казахского народа и Казахстана. В изданиях РГО увидели свет труды Н. А. Абрамова, Г. Н. Потанина, А. И. Макшеева, Н. А. Аристова, М. А. Миропиева.

Для трудов большинства этих авторов характерно отсутствие обобщений. Но субъективные взгляды авторов нашли в них полное выражение. Одни из авторов, а они преобладали в историографии, например Г. Н. Потанин, А. А. Ивановский, писали о казахах с симпатией, видели в их характере положительные черты и прочили им светлое будущее в составе России и с помощью русского народа.

Важные материалы о Казахстане в 1865—1866 гг. собрал А. К. Гейне (1834−1892), бывший членом специальной ко миссии по изучению казахского обычного права и хозяйственных особенностей отдельных районов Казахской степи, а также по подготовке проекта нового «Положения об управлении степных областей» [12, с. 139].

Юридические обычаи казахского народа изучали офицеры генерального штаба Л. Мейер и Н. И. Красовский, чиновники Ш. М. Ибрагимов и ЕС. Загряжский. Получившая высокую оценку со стороны ученых статья Ибрагимова «Заметки о киргизском суде» была включена в первый том «Сборника народных юридических обычаев», изданного Русским географическим обществом в 1878 г. Меньший интерес представляет работа Загряжского, так как в ней не указаны различия между обычаями казахов и киргизов и не локализован научный материал [5, с. 271].

В 1876 г. Д. Я. Самоквасов (1843−1911) издал «Сборник обычного права Сибирских инородцев». В него вошли материалы, собранные еще в начале 20-х годов по распоряжению М. М. Сперанского.

В другой части казахской степи, в Области оренбургских киргизов, «обычаи, имевшие силу закона», собирали чиновники казахи. Среди них особенно большую работу проделал Т. А. Сейдалин.

От всех названных работ, описательных по существу, отличается небольшая статья И. А. Козлова «Обычное право киргизов» [5, с. 273]. В ней сделана попытка критически разработать казахское обычное право на материалах всех районов Казахской степи и установить влияние на адат русского законодательства и шариата. В том же плане была написана под редакцией П. Е. Маковецкого книга «Материалы для изучения юридических обычаев киргизов» (1886), получившая высокую оценку в дореволюционной историографии. Как недостаток ее отмечалось изложение законов адата в пересказе авторов, а не в точных записях решений биев и случаев юридического характера из повседневной жизни.

Наиболее капитальное изучение казахских юридических обычаев было предпринято в 80-х годах русскими чиновниками и офицерами Туркестанского края по инициативе военного губернатора Сыр-Дарьинской области Н. И. Гродекова.

В 1887 г. Гродеков опубликовал собранные материалы в книге «Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской области». В нее вошли, кроме материалов, имеющих чисто юридический характер, географические сведения, исторические сказания по копиям древних рукописей, сохранившихся в руках грамотных казахов, героические поэмы, поверья, басни, загадки, заклинания, пословицы и поговорки.

Таким образом, несмотря на значительную работу, проделанную русскими учеными в 60−90-х годах XIX в., так и не был тогда создан обобщающий свод казахских юридических обычаев. В связи с этим в русской печати вновь и вновь поднимался этот вопрос. В статье «Киргизские суды» (1897) выдвигалось предложение поручить Западно-Сибирскому отделу Русского географического общества разработать такой свод совместно с колониальной администрацией Казахской степи [5, с. 273]. Подчеркивалось, что к этой работе Должны быть привлечены лица, основательно знакомые с бытом и языком казахского народа. Важным стимулом для развертывания исследований в России послужила организованная в 1867 г. Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете Русская выставка.

В заслугу Общества необходимо поставить организацию поездки в Туркестан и Казахскую степь части ее членов с научными целями. В 1868—1870 гг. в Туркестане работала экспедиция Общества под руководством А. П. Федченко, в 1887—1888 гг. в Букеевской орде путешествовал А. Н. Харузин, в 1887—1889 гг. в Семипалатинскую область ездил А. А. Ивановский, а в начале 1890 г. в Эмбенском уезде побывал М. А. Леваневский.

Во второй половине XIX в. заметно повысился интерес русских ученых к проблеме этногенеза казахского народа. И хотя они не могли разрешить ее, отдельные вопросы проблемы получили в их исследованиях некоторую разработку и источниковедческую базу. После Ч. Ч. Валиханова и В.В. Вельяминова-Зернова изучением этой проблемы занимались И. Алтынсарин, Г. Н. Потанин, Н. Н. Балкашин, А. Н. Харузин, Н. А. Аристов.

Автором одной из первых специальных работ о происхождении казахского народа был историк А. Н. Харузин известный своими исследованиями Букеевской орды.

Важное место в русской научной литературе занимают труды известного востоковеда, члена Географического общества Н. А. Аристова. С 1868 по 1889 г. он служил в Семиречье.

Уже в те годы Аристов был известен как знаток культуры и быта казахского народа. Колониальная администрация неоднократно привлекала его для составления законодательных и административных документов по управлению Туркестанским краем и назначала членом разных комиссий.

Н.А. Аристов много путешествовал по Туркестанскому краю. Он посетил почти все уголки Семиреченской области и неоднократно ездил в Ташкент. Особенно часто он бывал в казахских и киргизских аулах, где ему приходилось решать судебные дела и проводить в жизнь законодательные и административные распоряжения правительства. Он завел обширные знакомства среди местного населения и поддерживал со своими друзьями тесные дружественные связи. При этом, не упуская каждый благоприятный случай, он записывал казахские родословные сказания и предания и собирал сведения о расселении родов, о родовых тамгах.

Первые научные работы Н. А. Аристова были опубликованы в «Туркестанских ведомостях». В своих трудах Н. А. Аристов собрал доступные ему письменные, географические, фольклорные и антропологические сведения о численности и этнической структуре казахского народа, удачно проследил историю некоторых родоплеменных групп, начиная с глубокой древности, и высказал отдельные верные догадки о их происхождении. В этом и заключается ценность его трудов, хотя в них и не разрешена поставленная проблема.

Во второй половине XIX в. Оренбург, как крупный политический и культурный центр на Востоке России, продолжал играть значительную роль в истории изучения казахского народа. До 1867 г., т. е. до образования Туркестанского генерал-губернаторства, через этот город осуществлялось управление громадным краем, в который входила почти половина современной территории Казахстана, и поддерживались дипломатические связи со среднеазиатскими ханствами. В дальнейшем политическое значение города несколько упало, но в культурном и научном отношениях роль Оренбурга благодаря деятельности отдела Географического общества заметно возросла. Следует, однако, отметить, что Оренбургский отдел Русского географического общества возник не на пустом месте. Инициаторы создания отдела, представители местной интеллигенции, имели за своими плечами многие годы научной деятельности по изучению природы и населения Оренбургского края. Это были, в основном, чиновники и офицеры, воспитанники кадетского корпуса и школы для казахских детей при пограничной комиссии, служившие в колониальных учреждениях. Среди них назовем И. Алтынсарина, В. Н. Игнатьева, П. Н. Оводова, А. О. Пальчевского, Л.Н. и В. Н. Плотниковых, А.А. и А. А. Тилло.

Местные деятели издавали «Оренбургские губернские ведомости», в которых печатали статьи и заметки, пополняли архив новыми и ценными материалами, полевые исследования, писали научные работы.

В 1850—1860 гг. в Оренбургском крае жил и работал казахский ученый С. К. Бабаджанов, уроженец Внутренней орды. Он окончил Азиатское отделение Оренбургского кадетского корпуса в 1851 г., около одиннадцати лет служил в Пограничной комиссии и вышел в отставку в 1862 г.

С.К. Бабаджанов в конце 50-х годов по своей инициативе вступил в тесные сношения с Русским географическим обществом и стал регулярно направлять в адрес Общества свои статьи, заметки и археологические предметы. В 1861 г. Совет Общества по представлению Отделения этнографии избрал его своим членом-сотрудником [17, с. 313]. Бабаджанов был первым казахом, получившим официальную награду за научные труды. Все его статьи и заметки в свое время были обсуждены на заседаниях Отделения и получили высокую оценку.

Первые научные работы Бабаджанова были написаны в виде писем к известному русскому ученому-историку П. И. Небольсину, который опубликовал их с разрешения автора в столичных газетах. В работах Бабаджанова освещались самые разнообразные вопросы из жизни казахов, как-то: состояние и история просвещения казахского народа, благотворное влияние на него русской культуры, взаимоотношения казахов с русскими и уральским казачеством; подвергались резкой критике невежество и отсталость казахского общества. В одной из своих работ Бабаджанов охарактеризовал примитивные религиозные представления казахов, подчеркнув, что они являются следствием заблуждения их и необразованности [5, с. 284]. В небольших статьях описаны им археологические находки и мелкие события во Внутренней орде, а также результаты изучения казахских пословиц и поговорок [5, с. 284−285].

Бабаджанов был прогрессивным ученым и горячим сторонником русского просвещения и культуры, сближения казахского и русского народов.

Решение об основании Оренбургского отдела Русского географического общества было принято в мае 1867 г., но учредительное заседание состоялось лишь в январе 1868 г. На этом первом заседании члены отдела заслушали Устав Общества, Положение об отделе и речь генерал-губернатора Н. А. Крыжановского. В речи Крыжановского были указаны главные задачи отдела: изучение производительных сил края с целью интенсивного использования его природных богатств в интересах русского капитализма и русификация местного населения. Но политика русификации, говорил Крыжановский, может быть успешной лишь при условии «тщательного изучения характера, истории, качеств, недостатков религии и предрассудков всех разнородных племен, населяющих Оренбургский край. Без этих познаний трудно действовать, или, вернее, можно действовать только наобум» [25, с. 345]. Таким образом, изучение края подчинялось властями интересам колониальной политики.

Оренбургский отдел Общества был образован в составе четырех отделений. Среди первых членов отдела были такие видные ученые и исследователи как, В. Н. Плотников, Т. Сейдалин, Н. М. Бекчурин, Р. Г Игнатьев, И. А. Киреевский А.И. Оводов, А. О. Пальчевский, Л. Н. Плотников, А. А. Тилло. Несколько позднее в отдел вошли И. Алтынсарин, Б. Даулбаев, СА. Джантюрин.

В 1870 г. отдел основал свой печатный орган «Записки» который после выхода в свет четвертого выпуска прекратил свое существование (1870, 1872, 1875, 1881). В них были опубликованы труды И. Алтынсарина Б. Даулбаева, С. А. Джантюрина, В. Н. Плотникова, Т. Сейдалина. Оренбургский отдел проделал значительную работу по изучению Казахстана. По заданию отдела его члены, в основном русские чиновники и грамотные и образованные казахи, собирали и записывали казахские обычаи, произведения устного народного творчества, сведения о хозяйстве и способах добычи соли, занимались переписью населения и картографированием зимних и летних пастбищ, путей перекочевок, источников воды, родорасселения, археологическими раскопками, разведыванием полезных ископаемых. Изучались также медицинские познания казахов, народные средства врачевания и ветеринарии, движение песков, местонахождение археологических памятников.

Член отдела И. А. Киреевский написал небольшую заметку о названии Устюрта. В ней впервые указывалось, что правописание географических названий Казахской степи должно соответствовать казахскому произношению и, в частности, название плато между Каспийским и Аральским морями следует писать одним словом Устюрт, а не Устъ-урт и Устъ-юрт, как это было принято [25, с. 355].

В 1872 г. отдел объявил конкурс на лучшие труды по географии, истории, статистике, естествознанию Оренбургского края.

Важной заслугой отдела явилось переиздание основных трудов П. И. Рычкова «Топографии Оренбургской» (1887), «Истории Оренбургской» (1896) и рукописи «Ландкарты и чертежи географические, на которых представляется Оренбургская губерния с смежными с ней местами» (1880).

Русская общественность и научные общества России высоко оценили деятельность и печатные издания Оренбургского отдела РГО и особенно первый выпуск «Записок» отдела, в котором были опубликованы труды И. Алтынсарина. Но, к сожалению, в связи с упразднением Оренбургского генерал-губернаторства в 1881 г. деятельность отдела заглохла и возобновилась лишь в 1893 г., хотя и не в прежних масштабах.

Одним из самых выдающихся деятелей Оренбургского отдела Русского географического общества был известный казахский просветитель, педагог, писатель и этнограф Ибрай (Ибрагим) Алтынсарин. Историю казахского народа Алтынсарин стал изучать еще в раннем возрасте и на всю жизнь сохранил к ней интерес ученого. Он систематически собирал научные материалы, хорошо знал русскую географическую и историко-этнографическую литературу о казахах и видел ее положительные и отрицательные стороны. Как ученый, он ставил перед наукой актуальные задачи и стремился внести свой посильный вклад в их разрешение. В 1876—1879 гг. на основе собранных материалов Алтынсарин составил «Киргизскую хрестоматию» для казахских школ. В учебник вошли стихотворения и рассказы ученого и собранные им казахские сказки и легенды, пословицы и поговорки. В стихотворениях и рассказах, как правило, изложены подлинные события, которые наблюдал сам автор, или же пересказаны фольклорные произведения, в них затронуты самые разнообразные темы: нравы и обычаи казахов, верования и обряды, их образ жизни и занятия.

Современником и сослуживцем Алтынсарина был талантливый русский художник-этнограф В. Н. Плотников, член-сотрудник Оренбургского отдела Географического общества. Образование он получил в Оренбургском уездном училище и служил в колониальных учреждениях в Казахской степи.

Активным членом Оренбургского отдела Русского географического общества был султан Т. А. Сейдалин, воспитанник Оренбургского кадетского корпуса и чиновник колониальных учреждений. Он принадлежал к тем представителям казахской интеллигенции, которые ратовали за русское образование и культуру. В зрелые годы ТА. Сейдалин написал «Личные воспоминания о Неплюевском кадетском корпусе», в них он подверг резкой критике косность казахов, предвзятое отношение к русскому образованию.

Очень большую работу проделал Сейдалин по изучению казахских юридических обычаев. При этом он не ограничился чисто юридической стороной вопроса и собрал важные исторические материалы, что было специально отмечено Оренбургским отделом. Много внимания уделял он и изучению казахского фольклора.

С.А. Джантюрин — воспитанник Азиатского отделения Оренбургского кадетского корпуса и действительный член Оренбургского отдела также был известным ученым. В 1876 г., объездив многие аулы Тургайской области, он собрал большое количество исторических предметов.

Весьма способным ученым был член-сотрудник Оренбургского отдела Б. Даулбаев. В 1881 г. Даулбаев опубликовал статью «Рассказ о жизни киргиз Николаевского уезда Тургайской области с 1830 по 1880 год» и получил за нее серебряную медаль Русского географического общества. Он был вторым, после М. С. Бабаджанова, и последним казахом, удостоенным такой награды. Эта его статья занимает особое место в истории изучения казахского народа. В ней основательно были прослежены наиболее существенные культурно-бытовые изменения в жизни казахов за пятьдесят лет. Такого рода исследования, посвященные казахам, были единичны в дореволюционной литературе. Б. Даулбаев является также автором сборника казахских пословиц, опубликованного в 1894 г. [5, с. 298].

В Западной Сибири во второй половине XIX в. крупнейшими культурными центрами были города Омск, Семипалатинск, Тобольск и Томск. В них существовали научные учреждения, статистические комитеты, музеи, учебные заведения, библиотеки, типографии. В Тобольске и Томске с 1857 г. издавались губернские ведомости, а в Омске и Семипалатинске с 1871 г. — областные ведомости. Вокруг этих газет первоначально группировались научные силы края, на основании которых затем был создан самостоятельный отдел Русского географического общества.

Города Тобольск и Томск продолжительное время превосходили по своему экономическому, политическому и культурному значению Омск. Только с 1839 г., с превращением в резиденцию западносибирских генерал-губернаторов, Омск стал постепенно занимать ведущее положение в крае. Но в 70-х годах это был еще небольшой город.

Представители западносибирской интеллигенции, увлекавшиеся изучением родного края, уделяли внимание и исследованию природы и населения Казахской степи. Известны имена Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева, П. А. Словцова, СИ. Гуляева, А. Н. Абрамова, П. А. Золотова, И. Русанова, Н. Н. Балкашина.

Н.А. Абрамов (1812−1870) окончил Тобольскую семинарию, двадцать лет работал учителем, а затем с 1852 г. служил в Омске и Семипалатинске в колониальных учреждениях. Он изучал историю и географию народов Западной Сибири и Казахской степи. В его многочисленных мелких статьях и заметках точно описаны ценные исторические материалы, но отсутствуют обобщения. Работы Абрамова, описательные по своему характеру, отражают состояние сибирской историографии в середине XIX в.

Много писал о казахском народе И. И. Завалишин является автором трехтомного «Описания Западной Сибири» (1862−1867), написанного на основе архивных литературных и полевых материалов. Он правильно указывал, что казахи стояли в то время на более высокой ступени культурного развития, чем другие нерусские народы Западной Сибири. Но он заблуждался, считая, что культурному развитию казахов способствовало ислам.

В середине XIX в. царское правительство предприняло широкое географо-статистическое обследование страны силами офицеров Генерального штаба. В связи с этим мероприятием в Области сибирских киргизов работал офицер Н. И. Красовский. В 1868 г. он опубликовал свой труд «Область сибирских киргизов», состоящий из трех частей.

Н.И. Красовский сделал попытку обобщить наряду с географо-статистическими и экономическими материалами и историко-этнографические, полевые, архивные, литературные. Ему удалось собрать богатые материалы и дать подробное описание материальной культуры казахского народа его занятий и хозяйства, домашних промыслов и ремесел быта, нравов, обычаев, верований.

Изучение вопроса об участии казахов в русских выставках имеет важное значение для истории, так как на них экспонировались многие предметы казахского быта и изделия народных мастеров, неизвестные или малоизвестные науке.

Во второй половине XIX в. казахские экспонаты демонстрировались на всех русских выставках, а также на всемирной 1867 г. В 1876 г. казахские экспонаты, предназначенные для демонстрации на Третьем Международном съезде ориенталистов в Петербурге, предварительно были выставлены в Омске и подробно описаны в печати.

В Западной Сибири уже в середине XIX в. ощущалась необходимость организации научного общества. Однако открытие в 1851 г. Сибирского отдела Русского географического общества затормозило появление научных обществ в Западной Сибири. Первоначально предполагалось, что Сибирский отдел будет заниматься изучением природы и населения всей Сибири. Но последний сосредоточил свое внимание на Восточной Сибири. В 1868 г., когда превращение Сибирского отдела Русского географического общества в Восточно-Сибирский стало бесспорным фактом, в Омске было организовано «Общество исследователей Западной Сибири». Оно просуществовало около десяти лет и исчезло почти бесследно, не оставив никаких печатных трудов.

Западно-Сибирский отдел был открыт в 1877 г. при поддержке местных властей, заинтересованных в изучении края и организации более систематической эксплуатации его природных богатств и населения. Это обстоятельство четко изложено в ходатайстве генерал-губернатора Н. Г. Казнакова в Совет Географического общества об учреждении отдела в Омске. Он писал: «Раскинутая на огромном пространстве Западная Сибирь, вследствие ее географического положения и разноплеменности обитателей, представляет во всех отношениях много различных, совершенно своеобразных явлений, изучение которых, кроме общего интереса, важно для местной администрации при решении разных, возникающих иногда, весьма существенных практических вопросов, по управлению краем. Имеющиеся в настоящее время скудные и недостаточные сведения о нем не составляют между собою ничего общего или представляют выводы и заключения, в основе которых лежат данные, иногда происхождения весьма сомнительного. Подобного рода сведения, конечно, не могут дать верного и всестороннего понятия ни о природе страны и ее естественных богатствах, ни о быте ее жителей, их хозяйстве, промыслах и торговле, тогда как подробное, научное исследование всего этого чрезвычайно важно, ибо оно может служить опорою во всех начинаниях, имеющих целью какие-либо улучшения в крае» [29, с. 490].

В «Положении о Западно-Сибирском отделе РГО» задачи отдела были изложены следующим образом: «Западно-Сибирский отдел РГО, под ближайшим руководством генерал-губернатора Западной Сибири, занимается изучением как этого края, так равно и сопредельных с ним стран Средней Азии и Западного Китая, в отношениях собственно-географическом, геологическом, естественно-историческом, этнографическом, Графическом, статистическом, археологическом и археографическом» [38, с. 329−330].

Таким образом, территория Казахстана была включена в область деятельности Западно-Сибирского отдела с самого начала существования этого учреждения. Фактически же отдел изучал лишь восточную часть Казахской степи, которую составляли три области: Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская, образовавшие в 1882 г. Степной край.

Среди первых членов отдела были известные сибиреведы Г. Е. Катанаев, М. В. Певцов, И. Я. Словцов, А. И. Сулоцкий. Затем к ним примкнули Н. Н. Балкашин, СИ. Гуляев, И. А. Козлов, Г. Н. Потанин, Н. Ф. Усов, Н. М. Ядринцев.

С 1877 по 1890 г. отдел не смог организовать ни одной экспедиции. Г. Н. Потанин уже в первый год существования отдела сделал сообщение, посвященное казахским легендам, и высказал пожелание, чтобы отдел собирал эти легенды и содействовал экономическим и этнографическим исследованиям в Казахской степи. В дальнейшем Потанин неоднократно напоминал об этом, но, по-прежнему, почти безрезультатно. Не дало заметных практических результатов и распространение составленной в 1880 г. Н. М. Ядринцевым «Программы для исследования инородцев Западной Сибири» и эпрограммы Потанина (1889 г.). Отсутствие необходимых средств и условий тормозило работу отдела.

Отдел не всегда шел навстречу пожеланиям русских ученых и даже тогда, когда для этого представлялась возможность. Так, например, он необоснованно отклонил просьбу Потанина об опубликовании в «Записках» отдела двух небольших, но чрезвычайно важных научных работ Валиханова о древнем казахском вооружении и шаманстве; ответил отказом и на другую просьбу Потанина о выделении пятисот рублей на издание собрания сочинений Валиханова под редакцией Н. И. Веселовского.

Отделу часто предлагались для опубликования исторические труды о казахском народе. В 1878 г. Н. А. Золотов (1823−1879), собиравший архивные материалы по истории заселения Казахской степи, передал в отдел четыре старинные рукописные тетради, в частности «Дело о древнем родопроисхождении киргиз-кайсаков», в котором, между прочим, находилась подлинная записка по этому предмету капитана Андреева (1790 г.) и «Записка сведениям, требуемым Сибирским господином генерал-губернатором Сперанским в 1819 г.» [3, с. 417].

Особенно интересные этнографические материалы собрал И. Я. Словцов изучавший в 1878 г. флору и фауну Кокчетавского уезда. Он описал виды трав, деревьев и животный мир уезда в своем труде, который к сожалению не был опубликован.

Великим ученым по призванию был М. А. Шестаков. На заседаниях Западно-Сибирского отдела он выступил с несколькими докладами из жизни казахского народа. Ему принадлежит неосуществленная отделом идея организации научной экспедиции в Казахскую степь.

Весомый вклад в научное изучение Казахстана внес Е. Е. Катанаев. Он поднял архивные источники по истории Казахской степи XVII—XVIII вв. и ставил вопрос об этнических границах и этнической территории казахского народа. При этом вопреки историческим фактам он утверждал, что якобы до середины XVIII в. территория Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областей почти пустовала и казахи «еще не ступали на нее даже ногой» [5, с. 429].

С выходом в свет трудов Н. М. Ядринцева «Сибирские инородцы» (1891) и «Сибирь как колония» (1892) прогрессивные тенденции в деятельности отдела стали проявляться заметнее. В «Записках» были опубликованы ценные труды П. Е. Маковецкого, В. П. Михайлова, В. Остафьева, Ю. А. Шмидта, В. Шнэ. Как правило, эти автору не скрывали своих симпатий к казахскому народу.

В начале 1897 г. председателем отдела был избран начальник Омского военно-топографического отдела Ю. А. Шмидт и работа возобновилась, но количество членов сократилось в несколько раз. Власти же уже не доверяли тем лицам, которые создали славу отделу и продолжали руководить им. Новое грубое вмешательство генерал-губернатора привело в 1900 г. к отставке Шмидта и к выходу из отдела видных ученых.

Таким образом, Западно-Сибирский отдел проделал определенную работу в области научного изучения казахов Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей. Он собрал ценные материалы, важные для исследования истории последней четверти XIX в. Многие видные деятели отдела были связаны с прогрессивными элементами русского общества. Они объективно, не приукрашивая действительности и не предвзято, описывали свои этнографические наблюдения.

Заключение.

При написании дипломной работы нами были сделаны следующие выводы:

— Политические и экономические интересы Российской империи, а также интерес к соседним народам настоятельно требовали более глубокого изучения жизни этих народов, в частности народов Казахской степи и среднеазиатского Междуречья. В планах внешней политики России Казахская степь занимала особое место в силу своего выгодного стратегического положения «ключа и врат всем азиатским странам и землям».

Первые попытки комплексного изучения Казахстана, предпринятые Россией в XVIII в., связаны с именем М. В. Ломоносова. Он был инициатором организации экспедиционных исследований территории края и создания его географических карт, способствовал проведению научных поисков по истории, лингвистике, экономике и географии казахов.

В XVIII в. наука в Российской империи добилась выдающихся достижений, которым в значительной степени содействовали успехи в области географического изучения и картографирования страны. Уже в первой четверти XVIII в. после работ С. У. Ремезова, было создано несколько карт Казахской степи и Средней Азии, например, появились карты Бухгольца (1715−1716 гг.), Лихарева (1717−1720 гг.), Бековича-Черкасского, Урусова и Соймонова (1714−1726 гг.), Унковского (1722−1723 гг.) и других.

— Во второй четверти XVIII в., в условиях продолжавшегося укрепления казахско-русских связей, изучение Казахстана учеными достигло больших успехов. Было сделано немало интереснейших открытий. Эти достижения были обусловлены всей многовековой историей русской науки, накоплением ценнейших и обильных материалов, разработкой ряда теоретических проблем, достоверностью научных сообщений и фактов. В эту эпоху государство уделяло значительное внимание развитию образования и просвещения. Была открыта Академия наук, готовились кадры геодезистов, востоковедов, переводчиков-знатоков восточных языков, всемерно оказывалась поддержка научным экспедициям. Академия Наук была учреждена в 1725 г. Одним из первых крупных ее мероприятий была организация в 1733 г. Академической экспедиции для обследования страны. Это важное мероприятие совпало с принятием Младшим казахским жузом российского подданства.

В 1734 г. Россия приступила к реализации плана И. К. Кирилова, как нельзя лучше учитывавшего колониальные интересы царизма. По этому плану предполагалось, принимая во внимание пожелания хана Абулхаира и его окружения, построить два новых русских города, один на русско-казахской границе, а другой — в устье реки Сыр-Дарьи, и превратить их в мощные опорные пункты царизма для дальнейшего распространения его политического и экономического господства на Востоке.

Реализация этого плана была поручена вновь организованной «Известной экспедиции», называвшейся также Оренбургской экспедицией, а затем Оренбургской комиссией. В 1744 г. территория, подчиненная комиссии, была выделена в Оренбургскую губернию. Во главе экспедиции был поставлен сам Кирилов.

Успехи научного изучения казахского народа в России в XVIII в. связаны в значительной степени с развитием русского востоковедения, задачи которого впервые изложили в своих трудах Кирилов, Татищев и Миллер.

— После принятия российского подданства Младшим и Средним жузами и основания Оренбурга, по замыслу Татищева при Оренбургской пограничной комиссии была открыта школа «татарских учеников» для русских детей, в которой стали готовить переводчиков и других мелких чиновников колониальных учреждений. Эта школа функционировала с 1740 г. по 1820 г. и подготовила большое количество чиновников, которые были использованы правительством для выполнения различных дипломатических поручений в казахских аулах. Среди них наиболее известны К. Миллер, Д. В. Гладышев, И. Муравин, И. Ураков, Р. Уразин, М. Арапов, Я. Гуляев, А. Яковлев, которые при посещении казахских аулов вели съемку местности, «разведывали тамошние обстоятельства», собирали географические и историко-этнографические сведения, нашедшие отражение в их рапортах, донесениях, письмах начальству и колониальной администрации.

В XVIII в. первым и, пожалуй, последним исследователем, серьезно и систематически изучавшим архивные документы о Казахстане, был П. И. Рычков. Однако его преимущественно интересовали вопросы историко-экономического характера. Кроме того, он работал лишь в одном Оренбургском архиве.

— Третья четверть XVIII в. в истории научного изучения казахского народа в России является знаменательной вехой, она отмечена не только обилием накопленных материалов, но и некоторыми теоретическими обобщениями и решением ряда запутанных научных проблем.

Прежде всего были приняты меры к тщательному изучению внутреннего положения казахских жузов и политики ханов и султанов. В 1755—1759 гг. к казахам было направлено несколько дипломатических миссий, которые возглавляли М. Арапов, Я. Гуляев, И. Ураков.

Самым крупным событием в истории научного изучения казахского народа в России во второй половине XVIII в. была работа Второй академической экспедиции, организованной в 1768 г. для научного обследования почти всей страны. Эта экспедиция пользовалась поддержкой правительства, так как она отвечала насущным потребностям экономического, политического и культурного развития страны и интересам колониальной политики царизма.

Вторая академическая экспедиция, в которую входили такие видные ученые, как И. И. Лепехин, П. С. Паллас, В. Ф. Зуев, И. Г. Георги, П. Б. Иноходцев, И. П. Фальк, Н. П. Рычков и многие другие, собрала новый обильный материал о природе, хозяйстве и населении России, этот материал получил впоследствии освещение в трудах названных ученых.

— В истории научного изучения казахского народа в России в последней трети XVIII в., наряду с учеными экспедициями, продолжали играть большую роль поездки русских людей в Казахскую степь и Среднюю Азию с военно-разведывательными и торговыми целями, ибо эти поездки косвенно содействовали накоплению научных сведений о казахском народе.

— В 20−40-х годах XIX в. царизм направил в Среднюю Азию и Казахскую степь ряд торговых и дипломатических миссий и десятки военно-научных экспедиций, имевших задание составить естественно-географическое, геологическое, статистическое и историко-этнографическое описание огромного пространства от Каспийского моря до восточных границ Казахской степи и от сибирских укрепленных линий на юг до предгорий Тянь-Шаня и Памира. Вместе с тем были приняты меры для усиления господства России в Казахской степи как путем строительства в ней новых русских укреплений, так и путем проведения административной реформы М. М. Сперанского и колонизации края.

С реформой Сперанского связано одно из крупных явлений в русской науке: сбор сведений об обычном праве, образе жизни, нравах, верованиях всех народов Сибири, в том числе казахов. М. М. Сперанский (1772−1839), государственный деятель и губернатор Сибири в 1819—1822 гг., приказал собрать эти сведения для составления новых законодательных актов: «Устава об управлении инородцев» и «Устава о сибирских киргизах», утвержденных правительством в 1822 г. Эти уставы, как и документ «Основания пограничного управления Сибирской линии, или особенного устава о сибирских киргизах», подготовил «Особый комитет» правительства.

Другим важным мероприятием царизма в первой половине XIX в. явилась систематическая геодезическая съемка казахских степей Оренбургского ведомства в 1820—1842 гг. и Сибирского — в 1827—1841 гг. Одновременно составлялись и этнографические карты, а на географические очень часто наносились и этнографические объекты, например кочевые пути, границы родоплеменных групп, их зимовые стойбища, летние пастбища пашни.

— Русское востоковедение в первой половине XIX в. переживало значительный подъем. Развитие капитализма и активизация колониальной политики России и других европейских государств в начале XIX в. имели своим следствием организацию крупных экспедиций в страны Востока и появление посвященных этим странам научных исследований.

С открытием в 1818 г. Азиатского музея в Академии наук, этого крупнейшего собрания книг и рукописей по Востоку, русские ученые получили солидную базу для развертывания востоковедческих исследований. Труды таких известных востоковедов, как А. В. Болдырев (1780−1842), А. И. Левшин, Г. И. Спасский, О. И. Сенковский (1800−1853), Н. Я. Бичурин, М. А. Казембек (1802−1870), И. Н. Березин (1818−1896), сыграли большую роль в истории научного изучения Казахстана.

— Середина XIX в. является знаменательной вехой в истории русской науки. В 1845 г. в России возникло Русское географическое общество (РГО). Деятельность этого учреждения в 1845—1861 гг. протекала в условиях предреформенной обстановки. Русское географическое общество уже на втором году своего существования обратило серьезное внимание на географическое и историческое изучение среднеазиатского Междуречья и Казахской степи. Вместе с тем в период 1847—1861 гг. оно опубликовало значительное количество материалов и исследований о казахском народе. Их авторами были в основном члены Общества и частично чиновники, служившие в Казахской степи. Кроме того, на страницах его изданий впервые увидели свет некоторые труды русских дипломатов и офицеров XVIII и начала XIX в.

В 1846 г. Общество приняло решение приступить к разработке материалов по географии Средней Азии, хранящихся в архивах Петербурга и Оренбурга, а также просить некоторых авторов представить для опубликования рукописи их работ.

— Во второй половине XIX в., в связи с возникновением в 1868 г. Оренбургского и в 1877 г. Западно-Сибирского отделов Русского географического общества, а также научных обществ в Туркестанском крае (в 70-х годах), инициатива изучения Казахстана постепенно перешла к этим учреждениям. Известны по своим исключительным результатам организованные Обществом экспедиции Г. Н. Потанина. Имели значение и поездки Н. Н. Балкашина к казахам Среднего жуза, А. Н. Краснова в Семиречье, С. Г. Рыбакова в Тургайскую область. Кроме того, РГО всегда предоставляло страницы своих изданий для опубликования научных трудов, посвященных изучению казахского народа и Казахстана. В изданиях РГО увидели свет труды Н. А. Абрамова, Г. Н. Потанина, А. И. Макшеева, Н. А. Аристова, М. А. Миропиева.

Во второй половине XIX в. заметно повысился интерес русских ученых к проблеме этногенеза казахского народа. И хотя они не могли разрешить ее, отдельные вопросы проблемы получили в их исследованиях некоторую разработку и источниковедческую базу. После Ч. Ч. Валиханова и В.В. Вельяминова-Зернова изучением этой проблемы занимались И. Алтынсарин, Г. Н. Потанин, Н. Н. Балкашин, А. Н. Харузин, Н. А. Аристов.

1 Памятники Сибирской истории. Т. 1. СПб., 1992.

2 Памятники Сибирской истории. Т. 2. СПб., 1995.

3 Казахско-русские отношения в XVI—XVIII вв.еках. Т.1. Алма — Ата, 1961.

4 Труды Восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1992.

5 Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. Астана, 2007, — 551 с.

6 Книга большому чертежу. Москва 1950.

7 Вельяминов — Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. II. Ленинград, 1964.

8 Берг Л. С. Русские этнографические карты. М., 1978.

9 Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР. Ч. 1. Л., 1963.

10 Чертежная книга Сибири. Объяснение к листу. Л., 1982.

11 Косвен М. О. Материалы к истории русской этнографии XVII век. М., 1955.

12 Цыбульский В. В. Научные экспедиции по Казахстану. Алма-Ата, 1988. — 184 с.

13 Наврот М. И. Предварительное сообщение о рукописной карте Сибири начала XVIII века. М., 1960.

14 Федчина В. Н. К истории создания карты Средней Азии в России в первой четверти XVIII века. М., 1961.

15 Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. М., 1950.

16 Левшин А. И. Описание киргиз казачьих или киргиз кайсацких орд и степей. Ч. 2. Алма-Ата, 1996.

17 История Казахской ССР. Т.1. Алма-Ата, 1957.

18 Фель С. Е. Картография России XVIII в. М., 1960.

19 Попов Н. Татищев и его время. М., 1961.

20 Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн.1., Ч. 2., М., 1961.

21 Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. М., 1960.

22 Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М. — Л., 1959.

23 Миллер Г. Ф. История Сибири. Т.1. Л., 1977.

24 Рычков П. И. История Оренбургская по учреждению оренбургской губернии. Оренбург, 1966.

25 Полное собрание ученных путешествий по России, Т. VII. Л., 1989.

26 Югай Р. Л. Карта Средней Азии, Казахстана и сопредельных с ними стран, составленная Иваном Лютовым. Т. IV. Ташкент, 1960.

27 Журнал учиненный с описанием М. Бикчурина. Оренбург, 1976.

28 Потанин Г. Н. Известия Русского географического общества. Т. XI. Л., 1975.

29 Масанов Э. А. об этнографическом изучении Казахстана в России до 1845 года. Т.6. Алма-Аты, 1958.

30 Артемьев А. И. Описание рукописей. Л., 1984.

31 Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1956.

32 Э. А. Масанов. Об этнографическом изучении Казахстана до 1845 г. 1959.

33 Фаззулах Рашид-ад-Дин. Джами ат-таварих («Сборник летописей»). Т. 3 Алма-Ата, 1957.

34 Ч. Ч. Валиханов Собрание сочинений в пяти томах, т. 1. Алма-Ата, 1961.

35 Н. Я. Савельев. Автобиография исследователя Средней Азии на рубеже XVIII—XIX вв. Барнаул, 1959.

36 Путешествия русских людей в Казахскую степь. М., 1971, 316 с.

37 Научные экспедиции: изучение Казахстана. Алма-Ата, 1982, 410 с.

38 История Русского географического общества. М., 1979, 355 с.

39 Косвен М. О. Этнография и история Казахстана. М., 1971, 500 с.

40 Жакыпова М. И. Научные общества Российской империи на территории Казахстана: опыт эвристического анализа. // Евразийское сообщество: общество, политика, культура. 1999, № 4. С. 23−29.

41 Искакова Т. С. «Ворота в Азию». К вопросу о роли Петра в изучении Казахстана. // Мысль. 2001, № 6. С. 42−46.

42 Иванов И. Л., Тюрин К. Е. Политико-правовые реформы Российской империи в Казахстане: культурно-исторический аспект. // История государства и права. 2003, № 5.С. 33−41.

43 Васильев Л. Д., Каспарян Д. Р. Исторические аспекты колонизационных процессов. // Саясат. 2000, № 7. С. 50−56.

44 Амансыздыков К. Р. Потанин и его научное наследие. // Евразия. 2004, № 2. С. 12−22.

45 Галиева Г. К. Научное изучение Казахстана как формирование поликультурного общества. // Евразийское сообщество. 2003, № 1. С. 38−51.

46 Алиева М. А. Чокан Валиханов — первопроходец казахской науки. // Казахстанская правда. 1998. 21 сентября.

47 Курмангалиева Г. К. Роль и значение Академических экспедиций для Казахстана. // Отан тарихы. 2001, № 2. С. 76−80.

48 Бурабаев М. С. Академия наук Российской империи и ее деятельность в Казахстане. // Высшая школа Казахстана. 2005, № 3. С. 103−110.

49 Айдарбеков З. С. Новые документы по казахской истории в Архиве Президента Республики Казахстан. // Евразийское сообщество. 2006, № 3. С. 10−13.

50 Савельева О., Исмагулов К. Р. Русско-казахские связи в XIX веке. // Поиск. 2001, № 2. С. 76−82.

51 Мухамедгалиев А. Ж. Цивилизационный подход к отечественной истории. // Евразийское сообщество. 2007, № 1. С. 44−49.

52 История Казахстана. В 3-х т. Т.3. Алматы: Атамура, 2000, 412 с.

53 Ирмуханов Б. Б. История Казахстана: опыт теоретико-методологического исследования. А, 2004. 510 с.

54 Козыбаев М. К. Казахстан на рубеже веков. Поиски и размышления. А., 2000. — 340 с.

55 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация казахов. М., 1995. — 280 с.

56 Масанов Н. Э. Проблемы социально-экономической истории Казахстана на рубеже 18−19 веков. А., 1984. — 366 с.

57 Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в 18-начале ХХ в. А., 1971. — 450 с.

58 Шаймерденова М. Ж. История Казахстана. А., 1998. — 225 с.

59 Хасанов А. М., Каракузова Ж. Космос казахской культуры. А., 1993. — 199 с.

60 История: (сборник статей аспирантов и соискателей). Вып.4 / Отв. ред. С. Б. Жантуаров. — Алма-Ата, 1970. — 179 с.