Опричнина в исторических источниках

МИНОБРНАУКИ РОССИИ Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Южный федеральный университет»

Исторический факультет Кафедра отечественной истории ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА БАКАЛАВРА ОПРИЧНИНА В ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ Котов Владислав Владимирович Научный руководитель Казарова Нина Акоповна Ростов-на-Дону — 2014

План Ведение Глава 1. Опричнина

1. Причины и начало опричнины

2. Сущность опричной политики

3. Новгородский погром и отмена опричнины

4. Итоги опричнины Глава 2. Зарубежные источники по истории опричнины

1. «О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника». Генрих Штаден

2. «Сказание» Альберта Шлихтинга Глава 3. Русские источники по истории опричнины

1. Пискаревский летописец

2. Краткий летописец новгородских владык

3. Никоновская летопись Заключение Список используемых источников и литературы

Введение

Тема квалификационной работы — «Опричнина в исторических источниках», актуальна т.к. проблема опричнины является одной из нерешенных проблем истории России и нуждается в более глубоком исследовании на основе как отечественных так и зарубежных источников.

В истории России царствование Иоанна Васильевича Грозного (1533−1584), составляющее половину XVI столетия, является одной из самых важных эпох, содержащих в себе ключевые моменты становления Государства Российского: расширение территорий, подконтрольных Москве, изменение вековых укладов внутренней жизни и наконец опричнину — одно из самых кровавых и величайших по историческому значению деяний царя Ивана Грозного.

Центральное событие в истории XVI века — опричнина. В течение 7 лет, с 1565 по 1572 г. В Московском государстве разгорелся и пылал по образному выражению современника этих событий князя Андрея Курбского, «пожар лютости», унесший десятки тысяч человеческих жизней.

Вообще, правление Ивана Грозного вызывало и вызывает самые противоречивые оценки современников и потомков. Одни видят в его деяниях большой государственный смысл — стремление к централизации, к укреплению государства. Что же касается жестокостей, в том числе и опричного террора, то не без резона говорится о нравах эпохи, характерных и для России. Другие резко отрицательно судят личность и деяния Грозного, акцентируют внимание на казнях, опричнине, разорении страны.

Историк Р. Г. Скрынников считает, что во время политики опричнины погибло около четырех тысяч человек, а В. Б. Кобрин — пятнадцать тысяч. В любом случае потери были катастрофическими.

Опричнина закончилась так же неожиданно, как и началась, но при этом оставила в истории неизгладимый след. Несомненно, царь достиг укрепления режима личной, неограниченной власти. Но в 70−80-х годах в России разразился настоящий хозяйственный кризис — запустение сел, деревень, городов, гибель огромной массы людей, страшный голод. Целью же своей квалификационной работы я ставлю более углубленное и подробное рассмотрение источников по истории опричнины, которые помогут разобраться в причинах этого страшного явления, споры вокруг которого идут до сих пор.

Для достижения этой цели я выдвигаю три основные задачи:

· Изучение истории опричнины;

· Изучить мнения современников о опричнине;

· Изучить мнение историков об опричнине.

Для раскрытия темы в качестве источников я использовал «Записки» Генриха Штадена и «Сказания» Альберта Шлихтинга из зарубежных источников и «Пискаревский летописец», «Краткий летописец новгородских владык» и «Никоновскую летопись».

Вообще, если говорить о зарубежной источниковой базе, то она крайне невелика. Сочинения содержат недостоверные сведения, потому что зарубежные авторы не могли правильно оценить действительность.

Зачастую зарубежные современники оценивали саму опричнину, а не Ивана Грозного. Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг углубляются в социально-экономический характер опричнины, характеристика же Ивана Грозного ограничивается только поверхностными суждениями о его жестокости.

Русских источников по истории опричнины довольно много, но многие из них освящают только начало или только конец опричнины, да и зачастую информация в них скудна. Только некоторые летописи могут достоверно рассказать о событиях опричнины. «Пискаревский летописец» открывает нам события в свете простого московского современника. «Никоновская летопись» очень обстоятельно описывает события с 1565 по 1572 годы, рисуя перед нами картины погромов и казней в период опричнины, пытаясь анализировать действия царя Ивана Грозного.

Тема опричнины получила широкое освещение в отечественной историографии. В своей квалификационной работе я опирался на исследования Скрынникова Р. Г, Сапунова Б. В. Володихина Д.М.

Авторы выбранных мной монографий и статей, на мой взгляд, пытались наиболее объективно подойти к рассмотрению опричнины и к анализу деятельности Ивана Грозного, обращая внимание на некоторые довольно мелкие события, предшествующие опричнине, которые, впоследствии, имели большое значение.

Крупным отечественным исследователем опричнины является Р. Г. Скрынников, который в своей работе «Иван Грозный», делает попытку рассмотреть опричнину сквозь призму. как психического расстройства царя так и общего положения в стране, давая при этом объективную оценку деятельности Ивана Грозного.

Само слово «опричнина» употреблялось лет за сто до Ивана IV. Происходит оно от слова «опричь», являвшегося в древнерусском языке синонимом слова «кроме». После смерти или гибели воина на поле боя поместье, пожалованное ему за службу Великим князем, забиралось в казну, опричь (кроме) небольшого участка земли — своеобразного пенсионного фонда, который отдавали его вдове и детям. Этот остаток поместья и назывался «опричниной». Таким образом, Иван Грозный назвал опричниной небольшой «пенсионный» удел, в который он «удалялся от царствования». Вся страна — «земщина» — оставалась, согласно его уверениям, в управлении Боярской думы.

Глава 1. Опричнина

1. Причины и начало опричнины В начале 1560-х годов обстановка в стране стала крайне напряженной. В августе 1560 года умерла первая жена Ивана Грозного царица Анастасия Романовна Захарьина — Юрьева. Ее родственники, бояре Захарьины — Юрьевы, будущие Романовы, получили свою новую фамилию от имени Романа Юрьевича Захарьина, отца Анастасии. Они находились во враждебных отношениях с Алексеем Федоровичем Адашевым и священником Сильвестром, входившими в состав правительства — Избранной Рады. Стремившийся к самовластию царь Иван IV уже давно тяготился опекой со стороны Адашева и Сильвестра и охотно поверил слухам об их причастности к смерти его жены Анастасии. На головы бывших правителей обрушились опалы и репрессии. Сильвестра сослали в ссылку на Соловки, а Адашев был взят под стражу в Юрьеве Ливонском и вскоре умер. Падение Алексея Федоровича Адашева и священника Сильвестра для Ивана IV фактически означало об отказе от курса реформ, осуществляемых правительством — Избранной Радой в конце 40−50 годах XVI века.

В начале 1560-х годов, еще до введения опричнины, становится явным поворот к репрессивному курсу. В 1563 году царь получает донос об «измене» удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Тут же делу был дан ход: мать князя Владимира была пострижена в монахини и сослана в Горицкий монастырь около Твери. Что касается самого князя Владимира, то он не подвергся прямым преследованиям. В то же время Иван IV предпринял все меры, чтобы обезопасить себя от козней своего двоюродного брата. Двор Старицкого князя подвергся решительной чистке, одновременно к князю Владимиру были приставлены наблюдатели из числа московских бояр и приказных людей. Кроме всего прочего, царь отобрал у удельного князя ряд старинных земель, а взамен дал ему некоторые земли на востоке страны. В результате этого обмена были существенно нарушены старинные связи Старицких удельных князей с местным населением.

Первая половина 1560-х годов ознаменовалась опалами и казнями целого ряда видных князей и бояр. Характерным для этого периода было стремление знатных бояр и воевод бежать от царского гнева за границу. Так, в апреле 1564 года в Литовское государство бежал видный воевода Андрей Михайлович Курбский. И в своем послании из Литвы к Ивану Грозному князь осуждал тиранический образ правления и обвинял государя в невинно пролитой крови. Бегство Курбского и его послание затронули честь царя. И в своем ответном послании Андрею Курбскому царь Иван энергично обосновывал свое исконное право управлять страной, самодержавно, по своему усмотрению «жаловати и казнити» подданных.

3 декабря 1564 года царь Иван со всей своей семьей отправился из Москвы на богомолье. Подобные выезды были довольно частыми, заурядными. Но москвичей не покидало чувство смятения и тревоги. Слишком необычным в этот раз был царский «подъем» (сбор в поход). Царь брас с собой всю казну, так же многочисленной была и вооруженная царская свита. Более того, царь велел сопровождавшим его «бояром и дворяном ближним ихати з женами и детьми». В планы Грозного были посвящены только самые близкие и доверенные лица. Почти месяц длилось путешествие Ивана Грозного, пока он не остановился в очень хорошо укрепленной Александровской слободе, расположенной примерно в 100 километрах к северо-востоку от столицы. Это имение принадлежало царской семье, сюда Иван не раз прежде приезжал для «потехи» (охоты). Теперь же царь решил обосноваться в Слободе для осуществления более серьезных мероприятий.

Только 3 января 1665 года Москва дождалась вестей от своего государя. Царский гонец К. Д. Поливанов привез в столицу две грамоты. В первой, которая была адресована правящей верхушке, царь обвинял бояр, дворян и приказных людей в «измена» — в уклонении от ратной службы, расхищении казны и т. д.; гневался он и на духовенство, которое якобы «покрывало» недостойные дела служилых людей. В конце своего посланиях Иван Грозный заявил о своем отказе от власти, так как не желал больше «многих изменных дел терпети». Однако во второй грамоте, адресованной простым жителям столицы — «ко всему православному христианству града Москвы, Иван объявлял, что «гневу на них (горожан) и опал никоторых нет». Он явно стремился заручится поддержкой народа Москвы в его конфликте с власть имущими. Обращение к народу через головы бояр и чиновников было тонко рассчитанным маневром, который тут же принес свои плоды. Зачитанные перед народом послания царя вызвали в Москве широкие волнения. «Черные люди» (ремесленники и купцы) заявили о своей готовности расправится с «изменниками», то бы царь «на ними милость показал, государство не оставлял и их на расхищение волкам (боярам и «чиновным людям) не отдавал…». Напуганные выступлениями горожан чиновники были вынужденным обратится к главе русской церкви митрополиту Афанасию, чтобы тот упросил царя остаться на московском престоле. В Слободу двинулась делегация бояр и представителей духовенства и изъявлением покорности и просьбой к царю вернуться в столицу. Уверенный в поддержке горожан, царь Иван дал согласие остаться на престоле, но при этом выговорил себе условия — казнить по своему усмотрению «изменников», фактически всех неугодных царю лиц, а для обеспечения своих чрезвычайных полномочий в стране учредить опричнину. В феврале, по возвращению Ивана IV в Москву, был обнародован указ об опричнине. Подлинный текст указа не сохранился, однако все его содержание подробно и обстоятельно передано в Никоновской летописи. Согласно указу, территория страны подлежала разделению на две части — опричнину, эдакий государев «удел», в котором царь был полным властелином и хозяином и земщину, остальную часть страны, которая управлялась земской Боярской думой.

Для охраны государя и обеспечения проведения в жизнь политики борьбы с крамолой создавался особый корпус опричников, который представлял из себя личную гвардию царя. Намечалось, что гвардия опричников будет состоять из тысячи дворян, но впоследствии, по мере включения в состав опричнины новых территорий, опричное войско многократно увеличилось. Царь Иван лично участвовал в наборах служилых людей в опричнину. В нее принимались лишь те, кто не имел родственных и дружеских связей с земскими людьми. Опричник давал клятву, что и впредь он не будет вступать ни в какие связи с земщиной. Для опричников вводились особые «знаки отличия» — собачья голову и метла. Служившие в опричнине иностранцы так трактовали значение этой символики — «они (опричники) сперва кусают, как собаки, а затем выметают все лишнее из страны».

Опричное государство руководилось «особым братством» из 300 молодых людей. Главой братства был сам Иван Грозный, называвшийся игуменом, келарем был князь Афанасий Вяземский, пономарем — дворовый сын боярский из города Белой — Григорий Лукьянович Бельский. Опричники носили грубые нищенские монашеские одеяния на овечьем меху и длинные монашеские посохи, заостренные на нижнем конце.

В 4 часа утра они собирались в церкви на службу. С 7 часов до 8 был перерыв, затем снова служба до 10 часов. Затем следовала трапеза, остатки которой раздавались нищим. После вечерней трапезы царь Иван отдыхал, а с 12 ночи начиналась ночная служба.

Долгое время в литературе считалось, что в опричники набирали людей худородных, чуть ли даже не из простых «мужиков». Однако специальные исследования состава опричного двора, проведенные В. Кобриным и другими учеными, решительно опровергают это мнение. На самом деле в состав опричников входили представители очень знатных княжеских, боярских и дворянских родов. Таких как князья Одоевские, Трубецкие, а в дальнейшем в особый опричный корпус зачисляются князья Шуйские. Хотя, надо сказать, что опричный двор был несколько худородным по сравнению с земским, а к концу опричнины выходцы из худородных провинциальных дворянских родов, явно доминировали в составе опричного руководства. Однако надо сказать, что, возможно, главным критерием при наборе в опричнину служило не сколько происхождение, сколько личные качества служилого человека. Царь охотно брал в опричнину людей с «запятнанной биографией». Так, в числе опричников мы встречаем бывших слуг удельных князей Старицких. Такие люди должны бы особо рьяно и преданно служить монарху.

Опричная гвардия царя не представляла из себя какой-то однородной массы служилых людей. В нем выделялась своя верхушка, составлявшая опричную Думу и опричный двор. Служивший в опричнине немец Генрих Штаден писал, «что князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по ступеням не по богатству, а по породе». Структура опричного двора была в целом сходна со структурой доопричного двора и двора земского. Согласно летописи, передающей содержание указа об опричнине, царь «учинил себе особно» бояр, окольничих, дворецкого, казначеев, дьяков «и всяких приказных людей», дворян и детей боярских, стольников, стряпчих и жильцов. Так же опричнина ввела и некоторые новшества: именно с опричниной связано становление новой курии в Боярской думе — курии думных дворян. Во время военных походов опричные полки выступали отдельно от земских. Были в опричнине и свои особые административные ведомства — приказы, существовавшие параллельно с подобными земскими приказами.

Среди опричников были и иностранцы. Иоганн Таубе служил печатником рижского архиепископа, Элерт Краузе был фогтом, т. е., судьей в городе Дерпте. В первые годы ливонской войны они попали в плен. В 1564 году оба бежали в Литву, предложив свои услуги Сигизмунду III, для чего написали письмо литовскому наместнику в Ливонии Яну Ходкевичу.

Генрих Штаден был сыном вестфальского бюргера. Учился в церковной школе, однако из-за беспокойного нрава так и не стал священником. Пробовал себя в разных должностях, потом стал наемником на русской службе. Получил имении, был принят в опричнину. Несколько лет обогащался всеми возможными способами, но сбежал со всеми богатствами. Жестокий, циничный, озабоченный только своим богатством.

Фактически, царь Иван IVзаправлял делами в опричнине, советуясь лишь с небольшой группой наиболее доверенных лиц. В первые годы во главе опричнины, наравне с Иваном Грозными, стояли Алексей Данилович (отец) и Федор Алексеевич (сын) Басмановы-Плещеевы, их сородич Захарий Иванович Очин-Плещеев, не слишком знатный князь Афанасий Иванович Вяземский и некоторые другие лица. Опричную думу формально возглавлял выходец из Кабарды князь Михаил Темрюкович Черкасский, родной брат второй жены Ивана Грозного Марии Темрюковны. В число руководителей на позднем этапе выдвинулся Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, более известный как Малюта Скуратов.

Для обеспечения хозяйственных потребностей опричнины в состав ее территории были включены довольно зажиточные города и уезды — Двина, Каргополь, Великий Устюг, Вологда, Белоозеро, Галич, Старая Русса, ряд дворцовых волостей в Подмосковье и других уездах. Включались так же земли стратегического значения.

В опричнину вошла часть территории Москвы. Здесь разрешалось селиться лишь опричникам, земские же дворяне выводились со своих дворов. Согласно указу 1565 году, в опричнину так же включался ряд уездов поместно-вотчинного землевладения (Можайский, Вяземский, Суздальский, Козельский и другие), которые служили базой для земельного помещения опричников. В дальнейшем территория опричнины значительно расширилась за счет вхождения в нее новых районов. Согласно предписаниями царского указа, в опричных уездах должны были оставаться лишь те дворяне, которые принимались в отряд опричников. Все же прочие, земские дворяне, а их было подавляющее большинство, обязаны были в короткий срок оставить свои поместья и вотчины и переселиться в земщину. Их владения шли в раздачу опричникам. Эти меры были призваны обеспечить службу опричников «с одново», т. е. раздельно от земских. Кроме того, царь наложил на земщину налог в 10 тысяч рублей — огромную по тем временам сумму.

По сравнению с опричниной, земщина была поставлена в неравноправное политической положение. Указ об опричнине давал царю бесконтрольное право «выводить измену» и казнить «изменников» на всей территории государства.

2. Сущность опричной политики Уже в феврале 1565 года, вскоре после обнародования опричного указа, состоялись первые казни. Были казнены видный воевода, один из покорителей Казани, и знатный князь Александр Борисович Горбатый с сыном Петром, ряд других бояр и дворян. Десятки людей, попавших в опалу были отправлены в 1565 году в ссылку в далекий Казанский край. Р. Г. Скрынников, специально исследовавший вопрос о Казанской ссылке, обнаружил среди них немало знатных «княжат» — представителей родов Оболенских, Ярославских, Ростовских и Стародубских князей. Те, кто попал в ссылку лишались своих старинных вотчин и поместий, а взамен наделялись имениями в казанских пригородах, причем они получали здесь только поместья, которые, к тому же, были незначительных размеров. Одновременно с опальными начались переселения и вовсе ни в чем не повинных земских дворян, которые, по указу об опричнине, должны были покинуть опричные уезды и поселиться в земских районах. В принципе они имели право на получение в земщине компенсации за утраченные в опричнине владения. Но на практике осуществить это право удавалось далеко не всегда. Правительство не давало никаких гарантий, и земские дворяне сами вынуждены были «приискивать» себе земли в новых районах. Подобные переселения были сопряжены с целым рядом трудностей и вели к разорению и обнищанию дворян. По вопросу о размахе опричных переселений, о том, насколько последовательно претворялось в жизнь положение указа об опричнине в литературе высказаны различные точки зрения. По мнению ряда ученых (С.Ф. Платонова, С. Б. Веселовского, Р.Г. Скрынникова), выселения дворян в годы опричнины носили массовый характер; иного взгляда на проблему придерживается А. А. Зимин и В. В. Кобрин, которые считают, что программа опричных переселений либо не была осуществлена, либо осуществлялась далеко не в полном объеме.

Опричнина касалась интересов самых различных слоев русского общества. Народ страдал при этом не только от самой опричнины, а от произвола опричников. Издавая указ об опричнине, царь обещал народу, что с установлением единодержавия и искоренением «измен» в стране восстановятся порядок и правосудие. Это не всегда удавалось. Пользуясь исключительной властью и привилегиями, опричники нередко чинили в стране беззакония и грабежи.

К 1566 году наметились некоторые изменения в опричной политике. В начале года царь произвел очередную «мену» землями со своим двоюродным братом, удельным князем Владимиром Алексеевичем Старицким. В результате князь Владимир лишился основной части земель старинного отцовского удела. К царю перешли Старица, Алексин, Верея и некоторые другие удельные территории. Взамен он получил новые земли — города Дмитров, Звенигород, Боровск и др. Обмен землями 1566 года привел к окончательной потере традиционных связей Старицких князей с местными феодалами, к роспуску старого удельного двора. Основная масса удельных бояр и дворян перешла на московскую службу, некоторые из них были приняты в опричнину. Впоследствии Старицкий уезд и некоторые иные бывшие удельные земли попали в состав опричнины. Занимавшая важное стратегическое местоположение Старица стала одной из резиденций, а впоследствии главной резиденцией царя Ивана. Заслуживает внимания еще одно обстоятельство. Вскоре после осуществления «мены» земель царь «пожаловал» князя Владимира Старицкого, велел возвратить ему старое дворовое место в Кремле и, более того, — приписать к нему территорию бывшего двора боярина Мстиславского. Едва ли это «пожалование» было жестом примирения. Царю было, очевидно, выгодно держать удельного князя в столице с тем, чтобы осуществлять более эффективный контроль над его действиями. Антиудельные мероприятия 1566 г. прошли без кровопролития. Вообще первая половина этого года была временем относительного затишья террора. Получили амнистию казанские ссыльные, которым было разрешено вернуться в свои прежние поместья и вотчины. На государеву службу возвращается знатный боярин князь Михаил Иванович Воротынский, который попал в опалу еще до учреждения опричнины; ему была возвращена часть его родовых имений.

Продолжавшаяся уже несколько лет Ливонская война (1558−1583 гг.) сулила России заманчивые перспективы широкого выхода к побережью Балтийского моря, в то же время остро ощущалась нехватка ресурсов. Испытывая финансовые трудности, правительство вынуждено было пойти на компромисс с земщиной с целью добиться от нее согласия на введение новых налогов, одобрения своего внешнеполитического курса. Для обсуждения вопроса о продолжении войны в Ливонии в июне 1566 г. на Москве был созван Земский собор. Показательно, что этот собор был первым земским собором, на котором широкое представительство получили все основные сословия — духовенство, боярство, дворянство и купечество. Правда, прямых выборов делегатов на собор не происходило, и они назначались правительством. Анализ состава собора 1566 г. привел исследователей к выводу о том, что на нем присутствовали лишь представители земщины. Одобрение правительственного курса опричниками подразумевалось, очевидно, само собой.

Царь сумел добиться от участников собора согласия на продолжение войны. Однако на этом полоса компромиссов закончилась. Именно с земским собором 1566 г. было связано первое крупное и открытое выступление земской оппозиции. Большая группа земских бояр и дворян, делегатов собора 1566 года, обратилась к царю с челобитьем об отставке опричнины. Ответом на это обращение явилась новая вспышка репрессий. Многие участники выступления подверглись публичному телесному наказанию, а трое дворян-челобитчиков — князь В. Ф. Рыбин-Пронский, И. Ф. Карамышев и К. С. Бундов были казнены. Но казнью этих дворян дело не завершилось. Она явилась лишь прологом к широким репрессиям против руководства земщины.

Осенью 1567 г. начался розыск по делу об «измене» боярина и конюшего Ивана Петровича Федорова-Челядина, которого обвинили в желании занять царский престол. Результатом розыска была казнь «изменника». Одновременно с ним был казнен целый ряд бояр и дворян.

Недовольство опричниной выражали и представители духовенства. Еще в мае 1566 года, сознавая, очевидно, свое бессилие остановить кровопролитие, сложил с себя сан и удалился, в монастырь митрополит Афанасий. Царь предложил митрополичий престол казанскому архиепископу Герману Полеву, но тот заявил о своем несогласии с политикой опричнины и вскоре был удален с митрополичьего двора. Новый выбор Грозного остановился на кандидатуре с игумена Соловецкого монастыря Филиппа Колычева. Трудно назвать конкретную причину, обусловившую этот выбор. Человек волевой, энергичный, отличавшийся независимостью суждений, Филипп едва ли был способен угождать во всем монарху.

Возможно, царя привлекли незаурядные способности этого человека как администратора и «хозяйственника», во всем блеске проявившиеся в период его игуменства на Соловках; возможно, определенную роль сыграло здесь то обстоятельство, что в опричнине служили представители Колычевых, сородичи Филиппа. Колычев был решительным противником методов опричнины и условием своего избрания в митрополиты он поставил отказ царя от жесткого репрессивного курса. Однако, поддавшись уговорам царя и высшего духовенства, он согласился принять митрополичий сан и дать обязательство «не вступаться» в дела опричнины. 25 июля 1566 г. он был поставлен в митрополиты. Развернувшиеся репрессии царя против земщины заставили, однако, митрополита нарушить свой «обет молчания». В марте 1568 г. Филипп открыто обратился к царю в Успенском соборе с обличением жестокостей и произвола опричнины. И впоследствии этот сильный, незаурядный человек неоднократно публично осуждал царя и его опричников за «пролитие христианской крови». Действия митрополита вызывали раздражение в окружении царя. Нашлось немало недоброжелателей у Филиппа и в среде духовенства. Среди них выделялись новгородский архиепископ Пимен и царский духовник, благовещенский протопоп Евстафий. Власти спешно пытались собрать материалы, которые могли бы скомпрометировать владыку; в ход пускались клевета и лжесвидетельства. В ноябре 1568 г. был созван церковный собор, на котором запуганные и введенные в заблуждение иерархи низложили Филиппа. Опального митрополита сослали в заточение в Тверской Отроч монастырь.

Разгром земской оппозиции в 1568 г. не положил конец репрессиям. В следующем году они возобновились с еще большей силой.

3. Новгородский погром и отмена опричнины В 1569 году Грозный получил донос о «изменах» новгородцев, которые якобы хотели его, царя, «злым умыслом извести», а на престол посадить удельного князя Владимира Андреевича Старицкого, Новгород и Псков передать литовскому королю. Делу был дан ход. Первыми пострадали Старицкие. Их обвинили в намерении «испортить» царя и его семью. В конце сентября Владимир Андреевич получил указание срочно явиться в царскую резиденцию. По дороге он был окружен отрядом опричников во главе с Малютой Скуратовым и Василием Грязным. Исполняя приказ царя, опричники умертвили удельного князя, его жену и дочь, заставив их выпить яд. В то же время от рук опричников погибла и мать Владимира Старицкого княгиня Евфросинья. Удел князей Старицких прекратил свое существование. Вскоре после расправы над Старицкими царь Иван «со всей своей опричниной» выступил в поход против Новгорода. Обвинения, выдвинутые против новгородцев, явно противоречили друг другу — с одной стороны, они якобы хотели посадить на царский трон князя Владимира Старицкого, а с другой — отдать Новгород польскому королю. Источники не позволяют судить, имела ли место «измена» и в чем именно она состояла. Думается, что донос был только поводом к походу. Корни же событий лежали в общей политической ситуации того времени. В условиях роста недовольства в земщине, царь серьезно опасался переворота, объединения оппозиции вокруг Старицких. Серьезную тревогу вызывало у него положение дел в Новгороде, где было немало лиц, тесно связанных со Старицкими князьями и опальными московскими боярами. В этих условиях царь и решает нанести по Новгороду превентивный удар.

Новгородский поход был одним из наиболее драматичных эпизодов опричнины. На пути в Новгород опричники опустошили города Клин, Тверь, Торжок и их округи. В начале января 1570 г. опричники вступили в сам Новгород. По традиции царя торжественно встретило духовенство с крестами и иконами. Грозный отказался, однако, принять благословение от новгородского архиепископа Пимена, объявив его «изменником». В городе начались повальные аресты. «Заговорщики» подвергались мучительным пыткам. Смерти предавали не только взрослых мужчин, но и женщин и детей. Целых 6 недель продолжалась эпопея новгородского погрома. В литературе нет единого мнения относительно числа жертв погрома. Называлась цифра погибших в 20—30 тысяч человек. Но это — явное преувеличение, т. к. все население Новгорода составляло это время не более 30 тысяч. Скрынников считает, что погибло 3−4 тыс. человек по «Синодику опальных». По мнению В. Б. Кобрина «Синодик» не полно отражает число жертв, очевидно, их было 10−15 тысяч. Богатый город был ограблен. Ценности Новгородских храмов и монастырей, имущество опальных купцов и дворян подверглись конфискации, и перешли в царскую казну. До сих пор в Успенском соборе города Александрова можно видеть великолепные Васильевские врата, вывезенные Иваном Грозным из Новгорода. Грабежи населения значительно обогатили и опричников. Расправившись с новгородцами, разграбив и опустошив Новгород и его пригороды, опричная рать двинулась на Псков. Но Псков не испытал страшной участи своего соседа, царь отвел свои войска от города.

Известия о кровавых событиях в Новгороде встревожили москвичей, вызвали недовольство и ропот в различных слоях московского общества. С осуждением репрессивной политики Ивана Грозного выступил глава внешнеполитического ведомства — Посольского приказа дьяк Иван Михайлович Висковатый, выдающийся дипломат своего времени, человек талантливый, самостоятельный и энергичный. Чтобы пресечь возможные выступления оппозиции, царь прибегнул к своей обычной тактике террора. По возвращении его из новгородского похода начался широкий розыск по делу о «новгородской измене». Арестованные новгородские «изменники», привезенные в Александровскую слободу, были подвергнуты в ее застенках пыткам. В допросах принимал непосредственное участие сам царь Иван.

В июле 1570 года на Москве состоялись массовые казни. Свыше 100 человек было предано мучительной смерти. В их числе был казначей Никита Афанасьевич Фуников, печатник и посольский дьяк Иван Михайлович Висковатый, бояре новгородского архиепископа, сам епископ Пимен умер до того в заточении в одном из монастырей, новгородские дьяки и дворяне.

Зрелища массовых жестоких казней произвели сильное впечатление на москвичей, известия о них распространились по всей Европе. Опалам и репрессиям в тот период подвергся и ряд других лиц. В их числе был видный боярин князь Петр Семенович Серебряный, по словам Курбского, «муж нарочит в воинстве и богат», убитый по приказу царя опричниками.

События 1569−1570 гг. явились кульминацией опричного террора. Особенностью этого периода был не только небывалый, невиданный прежде размах репрессий. Террор впервые обрушился на головы самих опричников. В царской опале в начале 1570-х гг. погибли А. Д. и Ф. А. Басмановы, 3. И. Очин-Плещеев, бояре Захарьины-Яковлевы, князь А. И. Вяземский, кн. М. Т. Черкасский. Характерно, что именно эти люди стояли у истоков опричнины, были в свое время ее душой и организаторами! Согласно официальной правительственной версии, новгородский архиепископ Пимен и новгородцы будто бы «ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Никитою с Фуниковым, и с печатником Иваном Михайловым Висковатого… да с князем Офонасьем Вяземским о сдаче Великого Новагорода и Пскова». Трудно сказать, насколько справедливы были подобные обвинения, существовала ли реальная связь Басмановых и Вяземского с «изменниками"-новгородцами. Несомненно одно — в конце 60-х — начале 70-х годов имел место глубокий раскол не только между опричниной и земщиной, но и внутри самого опричного двора. По всей видимости, еще до начала похода на Новгород царь утратил доверие к своим прежним сподвижниками и фаворитам. Интересно, что ни Басмановы, ни Вяземский не приняли участия в карательном новгородском походе 1569 г. На рубеже 60—70-х гг. происходит смена руководства опричниной. На первый план выдвинулись люди новые, худородные, еще более беспринципные и жестокие. В отличие от прежних руководителей опричного двора, эти лица, являющиеся выходцами из рядов провинциального дворянства, не имели никаких связей с земской знатью и в душе ненавидели аристократию. Грозный рассчитывал найти в них надежную опору в борьбе с боярской крамолой. Самым ярким представителем этой новой группировки при опричном дворе был Малюта Скуратов, доказавший свою преданность царю многочисленными убийствами его «изменников». Он руководил расправой с князьями Старицкими и опальными новгородцами. Согласно преданию, в Тверском Отроче монастыре им был задушен св. митрополит Филипп Колычев, отказавшийся благословить поход на Новгород.

В конце 60—начале 70-х гг., в период разгула террора, страна находилась в сложном положении. Политический кризис сочетался с кризисом экономическим. Неурожай 1569 г., вспышки эпидемий усугубляли бедственное положение народа. Тревожной была и международная обстановка. В 1569 г. Польша и Литва заключили между собой унию, что привело к объединению военных сил этих государств против России. В то же время попытки русской дипломатии создать коалицию европейских государств против Речи Посполитой закончились неудачей. Крайне напряженная ситуация сложилась на южных границах Русского государства. Турция и ее союзник Крымское ханство начали прямую агрессию против России. В 1571 г. Русское государство подверглось страшному и опустошительному набегу крымского хана. Огромное татарское войско достигло стен Москвы. Кремль взять не удалось, но сам город был полностью сожжен и разрушен. Погибли многие тысячи москвичей. Возвратившийся в столицу царь увидел ее в развалинах и пепле. Он тут же возложил вину за случившееся на земских бояр и воевод. На следствии «первый» думный боярин князь Иван Федорович Мстиславский признался, что сам «навел» хана на Москву. Нелепость подобного обвинения была очевидна и самим опричникам. Характерно, что князь не только остался в живых, но и сохранил место в Боярской Думе, хотя у него и были отобраны некоторые земли. Иван Грозный имел причины для недовольства не только земскими воеводами, но и своими опричниками. Сильно разросшееся за счет присоединения к опричнине новых территорий, пополнившееся людьми новыми, мало известными прежде при московском дворе опричное войско уже не представлялось надежной опорой, и не было способно эффективно выполнять свои функции по обороне страны и охране личности государя.

30 июля 1572 г. совместная земско-опричная рать наголову разгромила крымского хана в битве у деревни Молоди. Общее командование войсками осуществлял земский боярин князь Михаил Иванович Воротынский. Значительное влияние на исход сражения оказали действия талантливого воеводы из опричнины князя Дмитрия Ивановича Хворостинина. Стало ясно, что лишь объединением военных сил и ресурсов страны можно отстоять ее независимость перед угрозой внешней опасности.

Осенью 1572 г. царь Иван отменил опричнину столь же скоро и решительно, как он ее и учредил. Даже само слово «опричнина», как сообщают современники-иностранцы, отныне запрещалось употребляться под страхом наказания.

После 1572 г. произошло слияние опричных и земских территорий, объединение опричнины и земских полков. Некоторые из опальных получили амнистию и вернулись в свои старые имения. Однако, несмотря на происшедшие после 1572 г. перемены, многое в политике Ивана Грозного оставалось прежним. Не прекратились гонения на бояр. Уже в апреле 1573 г. царь казнит несколько видных бояр, в том числе князя М. И. Воротынского, бывшего главнокомандующего русской армией, одного из главных героев битвы при Молодях. Грозный лично участвовал в допросах Воротынского, его обвиняли в попытке «околдовать» царя и даже подгребал своим посохом горящие угли.

У руководства страной оставался все тот же круг царских фаворитов и сподвижников, что и прежде, до отставки опричнины. Но можно все же полагать, что царь отнюдь не спешил расстаться со своим прежним опричным окружением и прежним политическим курсом. Подтверждением тому могут служить дальнейшие события.

Осенью 1575 года царь Иван в очередной раз объявил о своем отказе от престола, а на трон посадил вместе себя крещенного татарского хана Симеона Бекбулатовича. Сохранился текст любопытнейшей «челобитной» Ивана Грозного Симеону Бекбулатовичу, в которой «Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да Федорцом», как и полагалось в настоящих челобитных, Грозный именовал себя и своих сыновей в уменьшительной форме, смиренно просил «государя и великого князя» Симеона Бекбулатовича, чтобы тот «милость показал, ослободил людишек перебрать». Фактически Иван намеревался пересмотреть личный состав своего двора и просил у Симеона «разрешения» набрать себе новых слуг и отставить лиц неугодных. Посылая унизительное по форме «челобитье», Грозный явно притворялся и скоморошествовал. Все понимали, что реальным хозяином в стране оставался он. В исторической литературе выдвигались различные объяснения этого политического акта, но все они остаются пока только гипотезами.

Очевидно одно — время «великого княжения» Симеона Бекбулатовича во многих чертах напоминало былую опричнину. Как и в годы опричнины территория страны и служилое сословие вновь оказались расколотыми на две части — земщину и «государев удел». В состав «удела» был включен целый ряд городов и уездов, в числе которых находились как некоторые бывшие опричные территории — Старица, Ржева, Вологда, Пошехонье, Ростов, Двина и др., так и земли, которые в опричнину не входили — Псковский, Порховский и другие уезды. Центром «удела», главной царской резиденцией становилась Старица. Был укомплектован личный состав особого государева «двора». Предварительно царь произвел его «чистку». Незадолго перед «вокняжением» Симеона попали в опалу и были казнены некоторые бывшие фавориты Грозного — князь Борис Давыдович Тулупов, Василий Иванович Умной Колычев. Далеко не все бывшие опричники были зачислены на службу в «удел». И, тем не менее, в целом, большинство членов особого «двора» Ивана IV в 1575 г. составляли именно лица, служившие в опричнине, и их родственники. «Двор» середины 70-х гг. был преемником опричного двора, выполняя роль личной гвардии царя Ивана и противостоя остальной массе земских дворян. В подавляющем своем большинстве члены особого «двора» являлись выходцами из худородных провинциальных дворянских фамилий, из ста с лишним известных нам имен «дворовых» лишь несколько князей Шуйских и Трубецких принадлежали к видным княжеско-боярским родам. Видные старомосковские боярские роды были представлены во «дворе», кажется, одними только Годуновыми. Но ни Шуйские, ни Трубецкие и даже ни Годуновы не играли здесь решающей роли. Реальное руководство политикой «двора» осуществляла когорта худородных думных дворян во главе с племянником Малюты Скуратова-Бельского — Богданом Яковлевичем Бельским. Сам Малюта погиб от шведской пули в Прибалтике еще в 1573 г. В принципе сходной с опричной была и сама политика «двора». Как и в годы опричнины производились массовые выселения земских дворян из уездов, взятых в состав государева «удела», а их поместья и вотчины переходили к «дворовым» служилым людям. Продолжалась политика террора и репрессий, жертвами которой являлись как земские деятели, так и бывшие опричники. Меньше года сидел татарский хан на российском троне, а затем где-то в сентябре 1576 г., он был сведен с престола и получил в удел город Тверь. Однако и после этого вплоть до смерти Грозного продолжало сохраняться разделение страны и господствующего класса на «земщину» и «двор».

Политика раскола государева двора способствовала накоплению противоречий в правящей среде. Социальный, политический и хозяйственный кризис углублялся еще кризисом династическим. В 1581 г. скончался царевич Иван Иванович. Согласно показаниям некоторых источников, довольно противоречивым и малодостоверным, он погиб от руки грозного отца в результате семейной размолвки. Наследование престола по традиции переходило к следующему по старшинству сыну царя Ивана — царевичу Федору. Но беда состояла в том, что Федор был человеком болезненным, неспособным к правлению, а младший сын царя — царевич Дмитрий — в момент смерти Грозного являлся еще совсем младенцем. Кроме того, оба царевича происходили от разных матерей. Федор, рожденный от первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовны, состоял в близком родстве с боярами Романовыми, а жена его, Ирина Федоровна, приходилась родной сестрой Борису Годунову. Мать же царевича Дмитрия — Мария Федоровна — происходила из рода Нагих, весьма влиятельного в последние годы правления Ивана. Все это порождало вражду и соперничество в кругу царской семьи, обостряло кризис в верхах.

4. Итоги опричнины Опричнина не прошла бесследно в жизни русского общества и государства. Под ее влиянием произошли глубокие перемены в структуре сословий, которые сказались и на дальнейшем развитии российской государственности.

Хотя опричнина и не уничтожила боярство, тем не менее, она нанесла серьезный удар по родовому землевладению и аристократической психологии знати. Напротив, лица, сделавшие карьеру в опричнине, не только сохранили свои родовые имения, но и приобрели новые земли. Служба в опричнине давала преимущества и в служебно-местническом продвижении. Все это приучало знать к мысли о тесной зависимости своего положения от царской воли и государевой службы и способствовало трансформации старой родовой вотчиной аристократии в аристократию служилую. Разгром родовой боярской вотчины, утрата прежних связей с уездами, раскол господствующего класса на опричников и земских приводили к существенной трансформации русской аристократии, изменению ее психологии. В результате опричнины знать попадает в полную зависимость от монархии.

В результате политики опричных земельных переселений знать утратила и традиционные связи с уездным дворянством. Это повлекло за собой серьезные перемены в структуре господствующего класса.

При этом, довольно отчетливо прослеживается закономерность — на своих местах оставались, как правило, лишь опричники, земские же дворяне утрачивали земельные связи с данными уездами и их владения раздавались людям из опричнины. Все это говорит о весьма последовательной реализации на практике опричной политики земельных переселений. В результате осуществления этой политики едва ли не большая часть русских дворян, была сдвинута со своих насиженных мест, пострадали многие тысячи помещиков и вотчинников. Трудно переоценить социальные и политические последствия этого грандиозного мероприятия. Серьезно нарушались традиционные земельные и служебные связи дворянства, в том числе связи княжеско-боярской знати с уездами. Переходившие зачастую неоднократно из рук в руки имения приходили в упадок, разрушался традиционный хозяйственный уклад жизни, что болезненно отражалось на положении крестьян. Переходы вотчин и поместий земских дворян во владения опричников сопровождались, как правило, усилением эксплуатации крестьянства.

В годы опричного и послеопричного периодов правления Ивана Грозного произошло разрушение прежней территориальной структуры государева двора и утвердился новый чиновный принцип его строения. Из общей массы дворян выделялась ее верхушка — дворяне московских чинов, которые полностью обособлялись от уездного дворянства и несли службу уже исключительно по «московскому списку».

Принудительным переселениям в годы опричнины подвергались не только представители господствующего класса, но и купцы. После набега татар и пожара Москвы 1571 года, в результате которого выгорел московский посад, и погибла значительная часть населения города, правительство с целью заселения столицы и возрождения ее торговли произвело крупномасштабную акцию по переводу сюда наиболее зажиточных купцов из самых различных провинциальных городов. Хотя подобные переселения — «своды» купцов являлись чрезвычайной мерой, вызванной бедственным положением столицы, они имели весьма важные последствия для дальнейших судеб русского купечества и для сословия горожан в целом.

В годы опричнины произошло дальнейшее подчинение государству губных органов. Так, они вынуждены были участвовать в осуществлении разорительной для дворянства политики опричных земельных переделов, что трансформировало их суть как органов дворянского самоуправления. Проводимые опричным правительством массовые раздачи помещикам черных и дворцовых земель оказали серьезное разрушительное воздействие на судьбы земского крестьянского самоуправления. Как показали исследования Ю. Г. Алексеева, черная крестьянская волость в центральных районах страны в период опричнины была практически уничтожена. В результате политики переселений «лучших», наиболее зажиточных купцов и ремесленников из провинциальных посадов в Москву были серьезно ослаблены и деформированы органы сословного самоуправления в городах.

Упадок системы сословного представительства на местах сопровождался усилением контроля центральной государственной власти над уездами. Уже в конце царствования Ивана Грозного получает развитие новая воеводская форма местного управления. При этом воеводы утверждаются не только в пограничных городах, но и во внутренних областях, где имели место развитые традиции сословного самоуправления. Усиление централизованных начал в управлении проявлялось также в развитии системы особых территориальных приказов — так называемых четвертей, осуществлявших административный, судебный и финансовый контроль над населением уездов.

Таким образом, напряженная борьба Ивана Грозного за утверждение «самодержавства» не осталась безрезультатной.

В годы опричнины центральная монархическая власть смогла значительно возвыситься над обществом, поставить его под свой жесткий контроль. И хотя земство в России и позже в XVII веке продолжало играть видную роль в управлении государством, оно не превратилось в учреждение сословно-представительного характера западного типа, и деятельность земских органов не выходила за рамки государевой службы.

Опричнина окончательно повернула российскую государственность на самодержавный путь развития.

Глава 2. Зарубежные источники по истории опричнины

1. «О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника». Генрих Штаден Политика опричнины — один из самых изучаемых сюжетов в отечественной медиевистике, научной дисциплине, изучающей историю европейского Средневековья. Практически все историки, занимавшиеся этой проблемой, отмечали, что российских источников, дошедших до нас от этого времени, явно недостаточно для полноценного изучения эпохи. Опричные архивы не сохранились. Часть из них сгорело в бесчисленных пожарах, остальные сгнили в сырых подвалах. Из немногочисленных документов, дошедших до наших дней, стоит отметить сочинение Андрея Курбского «История князя великого Московского», а также Синодик опальных царя Ивана Грозного.

В этих условиях важное значение приобретают зарубежные источники, в частности, записки иностранцев, побывавших в то время в России. Сочинения иностранных авторов нередко дополняют и уточняют информацию русских источников, а иногда содержат и уникальные сведения. «Записок» иностранцев о России времени опричнины сохранилось не так много, и не все они обладают одинаковой ценностью с точки зрения полноты и достоверности информации.

Однако записки иностранцев о средневековой России являются сложным и своеобразным источником. Многие историки, отмечая специфические черты иностранных сочинений о России, указывают на то, что в записках иностранцев содержится масса преувеличений и различного рода ошибок, которые объясняются, в частности, тем, что иностранцы обычно не знали русского языка, что и приводило к недоразумениям. Особенностью сказаний иностранцев является также пристрастность их мнений. Каждый из них ехал в иноземную страну с определенными взглядами, и очень многое зависело от того, каких целей он добивался. Часто мнения иностранцев о том или ином народе зависело от приема, который они встретили в стране. Московские порядки иноземцам обычно не нравились. Российское государство по своим нравам и обычаям резко отличалось от Западной Европы; иностранцы рассматривали новые для них порядки со своей точки зрения, поэтому им бросалось в глаза главным образом все отрицательное.

К тому же европейцы, приезжавшие в Россию, принадлежали к другому вероисповеданию, они были католиками или протестантами. Это создавало у иностранцев превратное представление о тех церковных обрядах, какие существовали в России. Некоторые считали нужным даже доказывать, что русские «все-таки христиане». Однако эта религиозная рознь имела и другие следствия. Сочинения о России Альберта Шлихтинга, Генриха Штадена, Иоганна Таубе и Элерта Крузе уже давно обратили на себя внимание исследователей как важнейшие иностранные источники по истории России времени опричнины. Эти сочинения до сих пор еще недостаточно изучены как исторические источники. Тем не менее, они неоднократно привлекались как отечественными, так и зарубежными исследователями, изучающими политическую историю России второй половины XVI века.

В текущем параграфе я остановлюсь на одном из этих произведений, а именно на сочинении Генриха Штадена «Записки о Московии». Впервые сочинение Штадена было введено в научный оборот Максом Бером. Этот немецкий историк обнаружил рукопись сочинений Штадена в Прусском государственном архиве Ганновера в конце XIX века.

Тетрадь происходила из архива города Штаде (Нижняя Саксония) и во второй половине XIX века была перевезена в Ганновер вместе с другими делами «имперского архива», пестрой по составу коллекции, собранной во время Тридцатилетней войны XVII века одним из шведских военачальников Александром Эскайном. Откуда именно происходила тетрадь с сочинениями Штадена, ни М. Беру, ни шведскому библиографу О. Вальде, ни первому издателю немецкого оригинала Ф. Эпштейну окончательно установить не удалось. В 1917 году в Германии вышла его статья под названием «Неизвестное ранее описание России Генриха Штадена», где были даны некоторые выдержки из рукописи «Записок», а также вкратце излагалась история самой рукописи. На русский язык сочинения Генриха Штадена впервые были переведены советским учёным И. Полосиным и изданы в 1925 году.

Все сочинение делится на две разграниченные части: до опричнины и после опричнины. Однако общая характеристика внутриполитического устройства и жизни России накануне опричнины написана как будто другим лицом, разделявшим взгляды Избранной рады. Описание же конкретных подвигов Штадена представляют его в совершенно ином свете, нежели членов Избранной рады.

О события начала 1560-х годов, об отъезде царя Ивана Грозного в Александровскую слободу, Штаден пишет: «Из-за беспорядков великий князь оставляет Москву и едет в Александрову слободу, в двух днях езды от Москвы, наполняет эту слободу стражей и велит доставить из Москвы и других городов господ, которых хотел <�видеть>».

Митрополит, бояре и приказные люди, оставшиеся в Москве, были в недоумении. Оно было разрешено только 3 января, когда из Александровой слободы был прислан от царя список, адресованный митрополиту Афанасию, в котором перечислялись все измены боярские, воеводские и всяких приказных людей «какие измены и убытки государству» они делали до его совершеннолетия. В списке говорилось, что бояре расхитили государеву казну присвоили «государские земли» и пр. Едва царь соберется наказать виновных «по их винам», как все чины «покрывают» опальных. И, не в силах терпеть, «от великой жалости сердца» царь оставил свое государство и поехал поселиться «где Бог его наставит». К купцам и «всему православному христианству» Москвы Иван Грозный прислал другую грамоту; в ней царь писал, чтоб они «себе никакого сомнения не держали, гнева на них и опалы никакой нет». Посадская Москва забурлила. Горожане стали говорить о том, чтоб «государь государства не оставлял и их на расхищение волкам не отдавал, особенно избавил бы их от рук сильных людей; а за государских лиходеев и изменников они не стоят и сами их истребят».

Удар, нанесенный царем, был силен и точен. Сложившаяся двуцентричная (государь — боярство) система московской власти не могла обойтись без царя. Об этом говорил опыт боярского правления в годы малолетства Ивана Васильевича. Памятно было и московское восстание 1547 года, направленное против некоторых боярских кланов. По словам летописца, начальные люди стали упрашивать митрополита, чтобы он со всем духовенством обратился к государю с просьбой не оставлять государство и «владел бы им и правил, как угодно».

Таким образом и начальные люди и посад были готовы предоставить царю чрезвычайные полномочия, но дело в том, что реализовать их Ивану Грозному было бы затруднительно. Старому аппарату он не доверял, а другого у него не было.

Митрополит со своей свитой отправляется в Слободу, где и объявил государю общую мольбу: пусть правит как угодно, только бы взял снова в свои руки правление. Государь мольбу принял с тем, чтобы «ему на всех изменников и ослушников опалы класть, а иных казнить, имение их брать в казну и учредить себе на своем государстве опричнину». Далее Иван Грозный расшифровал, что понимает под этим словом: особый двор со своими боярами, окольничими и прочими чинами и служилыми людьми, назначение волостей и городов, доход с которых шел бы на «государев обиход», сбор в опричнину князей, дворян и детей боярских в количестве 1000 человек и выделение им поместий в опричной территории, откуда должны быть выведены те вотчинники и помещики, которые в опричнину не попадут. По воле Ивана Грозного вся страна оказалась поделена на две неравные части: опричнину и земщину.

Вот что об этом пишет Штаден: «Так начал великий князь Иван Васильевич всея Руси и набрал из них и других народов отборное войско, устанавливая таким образом опричнину и земщину. Опричнину составляли его <�люди>, а земщину — остальной народ. Так великий князь взялся за дело и проверял одни города и области за другими, и о ком не находили в разрядных списках, что он не служил его предкам против врага со своих вотчин, у того его имения отписывали и отдавали кому-нибудь из опричнины» .

Государство Московское (т.е. «земщину») царь приказал ведать боярам: князю И. Д. Бельскому, князю И. Ф. Мстиславскому и остальным. «Верховные и князья в земщине были следующие: князь Владимир Андреевич, князь Иван Дмитриевич Бельский, Никита Романович, митрополит Филипп со своими епископами…» Управление было велено вести по старине, а с большими делами и ратными вестями боярам и дьякам приходить к государю. На нужды опричнины царь приказал взять из земской казны огромную сумму в 100 тысяч рублей.

В земщину был выделен ряд внутренних районов с тем, чтобы она была в хозяйственном отношении самодостаточной и защищенной земской территорией со стороны внешних врагов. Позже в опричнину ввели Поморье. Туда же была передана часть Москвы. Генрих Штаден пишет: «Великий князь поделил город Москву на две части; <�себе> он берет очень небольшую часть, город и крепость он оставил земским. И всякий раз, когда великий князь брал в опричнину город или область в стране, он забирал себе в опричнину также одну или две улицы из прилегающих предместий».

Далее, Штаден пишет о том, что в опричнину попали бояре из знатных родов, например Строгановы. И вот так он пишет о приеме людей в опричнину: «Положение князей и бояр, взятых в опричнину, устанавливалось по рождению, не по богатству, потом те давали присягу не иметь никаких дел с земцами и не водить с ними никакой дружбы».

По сообщениям современников внутри опричного войска царем был выделен некий круг лиц, составивших нечто вроде религиозного братства или ордена, численность которого была около 500 молодых людей, большей частью низкого происхождения. Видимо, именно эти лица и были обязаны носить как отличительные признаки отрубленную собачью голову и метлу. «Те, кто был из опричнины, должны были также носить черные одежды и шапки и привязывать к колчану со стрелами укрепленные на палке веник или метлу. По этому узнавали опричников», — отмечает Штаден. Царем был создан некий монашеско-рыцарский орден по образцу западных.

Основными целями опричнины были обеспечение личной безопасности царя и его семьи и укрепление его личной власти до уровня «жаловать своих холопей вольны и казнить вольны», что им рассматривалось как подлинное самодержавие. В определенном смысле это означало своеобразную «демократизацию» господствующего класса за счет понижения уровня верхов в отношениях с государем. Опустить гордое боярство до такого состояния можно было лишь террором, аппарат которого и был создан в опричнине. Речь в данном случае идет не только о физическом терроре, но и о «земельным терроре». Это означало как подрыв экономических позиций боярства путем снятия «княжат» и бояр с насиженных мест и перемещения в другие, заменяя вотчину на поместье, так и разрывом властных взаимоотношений, их связей с собственными детьми боярскими. Потенциальным союзником царя здесь могли бы стать средние и низшие слои служилых людей «по отечеству». Однако в реальности было далеко не так.

Разрыв прежних экономических связей с крупными вотчинами также не способствовал укреплению дворянских хозяйств. Кроме того, почти всегда физическому террору наряду с боярами подвергалось и их окружение. «Так что число господ и простого люда в земстве убывало, а великий князь в опричнине укреплялся и увеличивал ее», — пишет Штаден. Ухудшению положения низов служилых людей способствовало и то, что в годы опричнины Иван Грозный изменил прежнему курсу на ограничение монастырского землевладения. В 1565—1572 гг. резко растет количество тарханных грамот, выданных монастырям, что, естественно, увеличивало налоговую нагрузку на светских землевладельцев. Страдали прежде всего мелкие помещики.

А далее начался сам террор: Иван Федоров-Челяднин был объявлен руководителям заговора против Грозного в пользу его двоюродного брата Андрея Старицкого, которого якобы хотели возвести на престол вместо царя Ивана. Штаден похоже уверен в заговоре: «Чаша терпения земских переполнилась, они стали держать совет, что хотят сделать великим князем Владимира Андреевича, чья дочь была за герцогом Магнусом, а великого князя с его опричными предать смерти и истреблению. Договор был подписан». Старицкий князь оказался в непростом положении, он был напуган и поспешил выдать заговорщиков. «Князь Владимир Андреевич сообщил великому князю о договоре, все, о чем думали и намеревались совершить земские», — продолжает Штаден. «Заговорщик» Федоров был лично убит Грозным и брошен в навозную яму. «Великий князь поехал из Александровской слободы в Москву и убил одного из верховных бояр в земщине по имени Иван Петрович Челяднин, — пишет Штаден, затем добавляет: «После этого великий князь отправился в путь со своими опричными и сжег по стране все вотчины, принадлежащие этому Ивану Петровичу, церковные деревни были сожжены вместе с церквями и всеми иконами и убранством, какие там были внутри. Женщинам и девушкам приказали раздеться догола и пустили по полю ловить кур». По делу о заговоре было казнено немало людей. «На этом великий князь не остановился и велел доставить одного боярина за другим и казнить, как ему приходило на ум, одного по одному, другого по-другому».

В 1568 году обострился конфликт с митрополитом Филиппом. Тот настаивал на прекращении репрессий и за это был сведен с престола и отправлен в ссылку. «Митрополит Филипп не мог долго хранить молчание, видя, что творится, и добром уговаривал великого князя жить и править, как-то делали его предки. Из-за этих слов добродетельный митрополит попал в немилость и приговорен был остаток жизни провести на железной цепи огромного размера».

В 1569 году вместе с частью своей семьи и рядом близких лиц был уничтожен двоюродный брат царя старицкий князь Владимир Андреевич, опасный для Грозного как возможный кандидат на престол. Хотя двоюродный брат Грозного принял яд в шатре на последней перед Александровской слободой ямской станции, Штаден утверждает, что старицкий князь был отравлен во время пира: «После этого великий князь приказал отравить прилюдно на пиру князя Владимира Андреевича, жену раздеть донага и стрельцам расстрелять её с позором; из его бояр или князей никого не осталось».

В конце этого же года состоялся карательный поход на Новгород. Карательные действия начались еще по пути в Новгород в Клину, Торжке, Твери и Вышнем Волочке. Города были разграблены опричниками. Множество жителей убито. Штаден свидетельствует: «После того великий князь вошел в город Тверь и приказал грабить все, и церкви, и монастыри и лишать жизни всех пленных и своих собственных людей, которые породнились и подружились с чужеземцами. Поскольку <�река была покрыта> льдом, всем мертвым отсекали ноги и спускали под лед в речку Волгу. Затем в городе Торжке произошло то же самое. Там не пощадили ни одного монастыря или церкви». Штаден не скрывает своего участия в грабежах и убийствах: «Одного я сразу убил, пробрался сквозь их строй и спешно въехал в ворота. Я беру с собой одного из своих слуг по имени Тешата, поднимаюсь с ним бегом по лестницам, держа секиру в руке. Тут мне встретилась княгиня и хочет упасть мне в ноги; увидев меня разъяренным, бросилась обратно в горницу. Тогда я ударил ей в спину топором, так что она упала через порог. Я перепрыгнул через нее. Обращаюсь к своим слугам: „Возьмите, что сможете быстро забрать“. Затем я отправляюсь дальше». Генрих Штаден с чувством глубокого удовлетворения вспоминал: «Я выехал с великим князем втроем <�с двумя слугами> с одной лошадью, возвращаюсь с сорока девятью, двадцать две — с санями, полными добра».

Записки Генриха Штадена принадлежат к числу тех сочинений, которые были написаны в совершенно конкретных практических и политических целях. Его взгляд на Россию времени опричнины — это взгляд авантюриста, преследовавшего корыстные цели обогащения любым путем.

Имя Генриха Штадена неразрывно связано с историей опричнины. Авантюрист и предприниматель, учившийся на священника, но лишенный каких бы то ни было моральных устоев, мародер и обманщик заслужил вечную благодарность ученых, изучающих этот период. Его неуемная активность, ведшая его по жизни весьма кривыми путями, нашла в конце концов выход в сочинительстве, пусть и весьма своеобразном.

В своих сочинениях Штаден обобщил опыт военного и грабителя, содержателя корчем и владельца поместий, дарованных ему великим князем. В его записках есть точные и цинично откровенные рассказы о вымогательстве и подлогах, убийствах, в том числе женщин, воровстве высших приказных дельцов, которые убедительно воссоздают атмосферу эпохи.

Особая ценность сочинений Штадена заключается в описании внутренней и отчасти внешней политики опричного времени, которое нашло очень небольшое отражение в источниках, быта русских и иностранных помещиков, судить о котором вообще крайне трудно из-за скудности этих источников. Именно благодаря Штадену источники по истории России пополнились таким уникальным документом, сведения которого об опричнине по своей значимости превосходят русские летописи и некоторые другие литературные памятники эпохи и стоят наравне с «Историей о великом князе Московском» князя Андрея Курбского.

Итак, что же дают сочинения Штадена для понимания истории России?

Они подробно знакомят с практикой введения опричнины в жизнь, рисуют детали насилия, беззакония и аморальности во всех сферах жизни. Опричники — носители идей лицемерия и обмана (под обличием монашеского братства скрывалось реальное насилие). Однако этими же началами проникалась и жизнь земской части населения, пытавшейся ускользнуть из клещей опричнины и царской казны с помощью фиктивной продажи своих земель опричникам.

«Записки» неопровержимо доказывают, что вместо усиления центральной власти опричнина подорвала ее основы, ослабила ее до предела. Штаден описывает самоуправство опричников по всей стране, которое царь не в силах был остановить.

2. «Сказание» Альберта Шлихтинга опричнина летописание исторический грозный

«Сказание» Альберта Шлихтинга является наиболее ценным и ярким зарубежным источником по истории опричнины.

А. Шлихтинг служил в войсках польского короля Сигизмунда II Августа и в 1564 г. был взят в плен русскими в битве у крепости Озерище. А. Шлихтинг владел русским языком, и его взял к себе слугой и переводчиком врач Ивана Грозного итальянец Арнольф. Шесть лет А. Шлихтинг провел в России на службе у врача Арнольфа, а осенью 1570 г. ему удалось бежать в Польшу. Здесь он составил свои сочинения об Иване Грозном: сначала краткую записку «Новости из Московии, сообщенные дворянином Альбертом Шлихтингом о жизни и тирании государя Ивана», а затем написал более обширное произведение под названием «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича».

Оригинал «Сказания» А. Шлихтинга до настоящего времени не найден. Долгое время это сочинение было известно исключительно по латинскому списку, хранящемуся в Секретном Ватиканском архиве. Эта рукопись была переведена А. И. Малеиным и опубликована в 1934 года под названием «Новое известие о России времени Ивана Грозного. „Сказание“ Альберта Шлихтинга». Именно к этой публикации обращалось большинство отечественных исследователей, так или иначе использовавших сочинение А. Шлихтинга.

Происхождение «Сказания» обстоятельно выяснено профессором Е. Ф. Шмурло в сборнике «Россия и Италия.» В 1570 г. папа Пий V и Венецианская республика вознамерились привлечь московского царя к антитурецкой лиге. Посредником между папой и республикой, с одной стороны, и Иваном IV, с другой, был избран польский нунций Портико. И вот, когда он собирался уже ехать в Московию для переговоров с царем и для обращения его в католичество, в Польшу явился бежавший из московского плена некий Альберт Шлихтинг и рассказал сперва устно, а потом и письменно таких ужасов про жестокость Ивана, что у нунция пропала всякая охота к поездке. Он немедленно послал доклад Шлихтинга, написанный им для Сигизмунда Августа, в Рим, и там это сообщение произвело также сильное впечатление. Пий V написал Портико следующее: «Мы ознакомились с тем, что вы сообщали нам о московском государе; не хлопочите более и прекратите сборы. Если бы сам король польский стал теперь одобрять вашу поездку в Москву и содействовать ей, даже и в этом случае мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями». Таким образом. всякая мысль о переговорах с Московией была оставлена.

Поразившее католический мир сообщение Шлихтинга сохранилось в Ватиканском архиве среди бумаг Портико. Довольно обстоятельный обзор его содержания дал Е. Ф. Шмурло, который привел также несколько выдержек в латинском оригинале.

Сведения об авторе «Сказания» почерпаются только из него самого. Сообщению предпослано краткое предисловие, которое, по-видимому, не может принадлежать самому Шлихтингу. Об этом можно судить по тому, что в дальнейшем повествовании автор всюду обращается к королю и говорит про себя в первом лице, здесь же об авторе идет речь в третьем лице и в таких выражениях, которые вряд ли можно приписать его собственному перу.

Этот Шлихтинг, «померанский уроженец», «человек военный и честный», попал в плен к русским при взятии литовской крепости Озерище, что Карамзин относит к 6 ноября 1564 г. Как уроженец Померании, Шлихтинг знал, кроме немецкого, и «русский» (славянский) язык, а потому в Москве попал, «в качестве слуги и переводчика», к «итальянскому врачу», бывшему на службе у царя. Врача итальянца у Грозного не было, а, вероятно, здесь разумеется бельгиец Арнольд Лензэй. Семь лет служил этому врачу Альберт, а затем, увидев, что и его жизни грозит опасность, с согласия своего господина убежал в Польшу, где и составил «Сказание» .

Таким образом отсюда можно почерпнуть новый факт для биографии Шлихтинга, именно его дворянское происхождение, которое и заставляет его, как увидим ниже, относиться с особой симпатией к боярскому классу, преследуемому Грозным.

Какие именно семь лет Шлихтинг провел в Московии, определить довольно легко. Если, как сказано выше, он был взят в плен в ноябре 1563 г., то бегство его должно быть отнесено к 1570—1571 гг. Эта вторая дата может быть точнее определена следующим образом. На стр. 48—49 Шлихтинг упоминает воеводу Ивана Петровича (Яковлева), «который ныне отправился с Магнусом для осады Ревеля». Эта осада Ревеля началась 21 августа 1570 года и продолжалась до 16 марта 1571 года. Во второй половине 1571 г. этот Яковлев был забит батогами до смерти, как заподозренный в порче царской невесты Собакиной. Во всяком случае Шлихтинг упоминает про страшный голод, охвативший страну во второй половине 1570 г. Соответственно с этим в предисловии к немецкой записке Шлихтинга издатели отнесли ее к осени 1570 г.

Шлихтинг заключает свое латинское сказание торжественным заверением: «То, что я пишу вашему королевскому величеству, я видел сам собственными глазами содеянным в городе Москве. А то, что происходит в других больших и малых городах, едва могло бы уместиться в (целых) томах». В немецкой записи тон несколько менее решителен: «То, что я только что описал вашему королевскому величеству…, не выдумано, бог тому свидетель, что я все это отчасти сам видел и слышал» .

Какие же моменты царствования Грозного привлекали особое внимание Шлихтинга? Перечислю их кратко. Стремление Ивана IV к уничтожению наиболее родовитых бояр. Гибель Димитрия Овчины и других лиц. Просьба бояр и митрополита о прекращении кровопролития.

Введение

опричнины. Бесчинства опричников. Убийство князя Ростовского. Гибель князя Ивана Петровича (Челяднина-Федорова). Истребление его имущества. Гибель казначея Хозяина Дубровского. Отношение царя к своему зятю Михаилу Темрюковичу. Гибель думного дьяка Козарина-Дубровского. Казни в Александровском дворце. Характер старшего сына царя. Гибель Федора Умного. Религиозность и мнимо монашеский образ жизни царя. Подробное описание похода на Новгород и более краткое на Псков. Прибытие королевских послов. Гибель князя Афанасия Вяземского. Опустошение Торжка и Твери. Истребление пленных поляков. Гибель шести человек из-за кольчуги Челяднина-Федорова. Казнь начальника над воинскими орудиями. Наказание одного дьяка и его гостей за неуместное любопытство. Казнь князя Горенского и его слуг и опричника Петра Зайцева. Тиранство царя над женщинами. «Тиран толкователь сновидений». Издевательство над Борисом Титовым. Казнь воеводы Владимира (Морозова). Мучение в 1566 г. трехсот бояр, просивших тирана прекратить казни. Травля людей медведями. Сожжение людей живыми за то, что ели телятину. Утопление одного дьяка по наговорам монаха. Расстрел из лука воеводы и двух бояр, взятых в плен поляками при взятии Изборска. Уничтожение татар, служивших царю. Издевательство над князем Борятинским. Казнь Третьяка, брата Висковатого, и его жены. Сожжение живым Башкина за склонность к лютеранству. Убийство шута Гвоздева. Издевательство князя Прозоровского-Оболенского над братом. Избиение польских пленных 20 июля 1570 г. Убийство князя Петра Серебряного. Тиранство над боярами 25 июля 1570 г. Предчувствие тирана или предзнаменование. Надругательство над знатными женщинами.

В общем, видимо, автор придерживался хронологического порядка, но часто отвлекался от него, руководимый скорее всего опасением пропустить что-нибудь более важное. Этим объясняются и неоднократные повторения.

Остановимся на некоторых более крупных фактах повествования Шлихтинга с целью показать их историческую достоверность. Прежде всего, с этой точки зрения, привлекает внимание рассказ об учреждении опричнины. Шлихтинг имеет о цели учреждения ее очень смутное представление, именно он понимает ее, как уничтожение царем «своих приближенных, а особенно тех из них, кто отличался знатностью и древностью рода». Но причины для такого уничтожения заключались, по его мнению, в ненависти к этим лицам за их советы «править, как подобает справедливому государю, не жаждать в такой степени христианской крови» и т. д. Рассказав затем о гибели князя Овчины, Шлихтинг сообщает, что царь под влиянием новых увещаний бояр и митрополита почувствовал якобы угрызения совести и почти шесть месяцев воздерживался от казней, а сам обдумывал за это время проект устройства опричнины. О знаменитом отъезде в Александровскую слободу Шлихтинг не упоминает вовсе, а представляет дело так: царь призвал к себе знатнейших вельмож и заявил им о своем пресыщении властью и желании жить в отдалении и уединении, вместо же себя, в качестве правителей, рекомендовал своих сыновей, прибавляя, что во всяком трудном деле готов помочь им своим советом, так как будет жить по близости. И действительно, он выстраивает себе в Москве особый дворец. «По соседству с этим дворцом он соединил особый лагерь, начал собирать опричников, то есть убийц, и присоединил их к себе самыми тесными узами повиновения.» Про слободу же Шлихтинг упоминает впервые значительно позже, говоря, что когда народ начинает волноваться от постоянных казней, то тиран покидает Москву и обычно часто уезжает в Александровский дворец.

К рассказу Шлихтинга отчасти примыкают Таубе и Крузе, которые также говорят об обращении царя пред отъездом в слободу, но не к одним боярам, а ко всем чинам, с заявлением о том, что они не хотят терпеть ни его, ни его наследников, а потому он и решил передать созванным свое правление. На другой день после этого последовал отъезд в слободу. Штаден рассказывает обо всем этом очень кратко: «Великий князь из-за мятежа выехал из Москвы в Александрову слободу.» Из всего этого можно, кажется, сделать тот вывод, что безмолвность и таинственность, которыми облекает наша летопись отъезд царя в слободу, вряд ли соответствуют действительности. Летописи, вытекавшие из клерикальных и боярских кругов, в то время явно оппозиционных царю, всячески старались затушевать эту оппозицию и потому стремились представить дело так, как будто это было произволом или капризом царя. Может быть, отъезд не был обставлен даже такой таинственностью, как это изображается обычно.

Сказание Шлихтинга занимает одно из центральных мест по разъяснению грандиозного заговора против Ивана IV, возникшего в 1567 г. Из русских источников про вторую часть этого заговора упоминается только в Переписной Книге Посольского Приказа 1626 г.: «Столп, а в нем статейной список из сыскного из изменного дела 78 (1570) году на Ноугородцкого Архиепископа на Пимена и на новгородцких Диаков, и на Подьячих, и на гостей, и на Владычних Приказных, и на Детей Боярских, и на Подьячих, как они ссылалися к Москве с Бояры, с Олексеем Басмановым и с сыном его Федором, и с Казначеем с Микитою Фуниковым, и с Печатником с Ив. с Михайловым Висковатого и с Семеном Васильевича сыном Яковля, да с Дьяком с Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасием Вяземским, о сдаче Вел. Новагорода и Пскова, что Архиепископ Пимен хотел с ними Новгород и Псков отдати Литов. Королю» и т. д. Подлинник этого дела бояре постарались уничтожить. Поэтому сведения о заговоре сохранились только у иностранных писателей, а именно у польского хрониста Мартина Вельского, лифляндских историков Кельха и Геннинга, недавно изданного Штадена и, наконец, у нашего Шлихтинга. Из новых историков существование этого заговора предполагали с большей или меньшей категоричностью Щербатов и Арцыбашев.

Суть дела заключается в следующем. Осенью 1567 г. царь задумал большой поход вглубь Ливонии, 21 сентября он выехал на литовскую границу, а 12 ноября, после совещания со своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем и боярами, решил немедленно вернуться обратно. Причина этого крылась в том, что польский король Сигизмунд-Август через некоего Козлова стакнулся с московскими боярами, и те обещали выдать ему царя. Когда это намерение было раскрыто и царь уехал домой, то и Сигизмунду не оставалось ничего иного, как распустить войско и вернуться в Гродно. Шлихтинг с некоторой неточностью представляет дело так: «И если бы польский король не вернулся из Радошковиц и не прекратил войны, то с жизнью и властью тирана все было бы покончено, потому что все его подданные были в сильной степени преданы польскому королю.» Это показание его особенно красочно потому, что наряду с этим прямым признанием вины бояр (их, конечно, прежде всего следует разуметь под «всеми его подданными»), Шлихтинг, как родственный им по происхождению, при описании каждой казни изменников, старательно подчеркивает их невиновность.

Роль князя Владимира Андреевича в этой истории представляется так. По видимому, он сам принимал участие в заговоре, но увидел, что успеха на его осуществление мало. Тогда он, вместе с князьями Бельским и Мстиславским, отправился к Ивану Петровичу Федорову-Челяднину, стоявшему во главе всего предприятия, взял у него список участников, якобы под тем предлогом, что к заговору хотят примкнуть новые лица, и, заметя таким образом свои следы, открыл все дело царю. Но впоследствии, когда его участие выяснилось, он был умерщвлен по приказу царя. Началось следствие, которое, конечно, производилось с утонченной жестокостью того времени и прежде всего с применением арсенала всевозможных пыток. Особенно жестоко пострадал глава заговора Челяднин-Федоров. Он погиб не только сам с семейством, но и все его поместья с их обитателями и хранившимся там имуществом подверглись полному уничтожению. Описание этих подробностей у Шлихтинга имеет особое значение, как вероятное показание очевидца. В результате расследования измены оказалось, что она пустила свои корни очень глубоко и захватила высшие власти Новгорода, как светские, так и духовные, в союзе с наиболее близкими к царю лицами, как например князем Вяземским, которому царь особенно доверял.

Это и вызвало знаменитый разгром Новгорода, которому Шлихтинг в своем «Сказании» уделяет очень много места. Но можно думать, что он не был при этом лично. Этим легче всего объясняются некоторые неточности рассказа. Так, прежде всего Шлихтинг относит Новгородский поход к 1569 г., тогда как он начался только в декабре 1569 г., а к Новгороду царь подступил уже 2 января 1570 года. Далее, вопреки нашей летописи, Шлихтинг представляет дело так, будто из слободы царь прямо двинулся на Новгород, а потом уже опустошил Тверь и Торжок. Но участники похода, Таубе и Крузе и Штаден, воспроизводят летописный порядок.

Рассказ о походе Грозного на Псков передан у Шлихтинга очень кратко. Так, у него нет ни малейшего упоминания про того юродивого, который удержал царя от разгрома города, хотя про этого юродивого говорят все другие иностранцы, не только современники, как Таубе и Крузе и Штаден, но и более поздние, как Горсей и Флетчер. Интересно свидетельство Шлихтинга, что во Пскове всю ярость и жестокость царь обратил против монахов. Между тем Карамзин, со слов наших летописей, говорит, что Грозный как раз не велел трогать иноков и священников. Можно думать, что прав скорее иностранец, так как в заговоре против царя духовенство принимало деятельное участие, за что и пострадало сильно в Новгороде; этого не отрицают и наши летописи. «Церковь, как феодальная сила, всегда была теснее связана с боярством, нежели с демократическими слоями». В описании Новгородского погрома обращает на себя внимание рассказ о массовом уничтожении товаров, накоплявшихся в течение 20 лет. В этой нельзя не видеть стремления уронить торговое значение этого города, соперничавшего с Москвой.

В итоге открытия этой новой измены и были страшные казни, произведенные 25 июля 1570 г. и описанные, судя по всему, Шлихтингом, как очевидцем.

Глава 3. Русские источники по истории опричнины

1. Пискаревский летописец В 1612—1615 гг. появился Пискаревский летописец (известен в единственном списке первой половины XVI в.). Судя по всему, он был составлен московским печатником, проживавшим в Нижнем Новгороде (в качестве наиболее вероятных авторов называют Никиту Федоровича Фофанова и Арсения Элассонского). Изложение в Летописце охватывает события 1533−1615 гг. и дополнено приписками 1625−1645 гг. Составитель опирался в своей работе на летописи типа Никоновской и Воскресенской. Кроме того, он широко пользовался какими-то неизвестными источниками, устными преданиями, слухами, сплетнями, воспоминаниями современников. Ряд последних записей сделан по личным наблюдениям. По мнению M.Н. Тихомирова, Пискаревский летописец можно отнести к летописям лишь по формальным признакам; по сути это «воспоминания москвича о событиях конца XVI — начала XVII в.». Источник носит компилятивный характер и интересен прежде всего оригинальными сведениями.

М. Н. Тихомиров, посвятивший специальное исследование Пискаревскому летописцу, находку которого он назвал «выдающейся», показал, что текст летописца написан разными людьми и в разное время, а отдельные его разделы взяты из различных источников. Пискаревский летописец — произведение компилятивное, разным частям которого свойственны различные тенденции, симпатии и антипатии — например, одни записи положительно характеризуют Б. Годунова, другие — отрицательно. Ряд записей за XVI в. основан не на личных воспоминаниях, а на позднейших припоминаниях, рассказах современников, неизвестных источниках; немало в них от московских сплетен и слухов о придворной жизни времени правления Ивана IV Грозного. Прослеживая записи, характеризующие особую осведомленность летописца в семейных делах Шуйских, его к ним расположение, М. Н. Тихомиров предположил, что Пискаревский летописец составлен в окружении Шуйских с целью благоприятного освещения их роли в государственных делах XVI в. и очернения личности Ивана Грозного и его наследников. Записи о царствовании Василия Шуйского и есть настоящие «воспоминания москвича», написанные по свежей памяти. Составитель Пискаревского летописца был, возможно, московским печатником, проживавшим в 1612—1615 гг. в Нижнем Новгороде. Составитель (может быть, Никита Федорович Фофанов) начал изготовлять свой летописец в царствование Василия Шуйского, закончил же в Нижнем Новгороде вскоре после 1615 г. ⁸⁾ И. Б. Греков видит автора в Арсении Элассонском. Пискаревский летописец сложен по своему составу, изучение которого требует особого рассмотрения. Ряд его известий не только в части за 1533−1544 гг., о чем писали О. А. Яковлева и М. Н. Тихомиров, но и в древнейшей своей части основан на тексте Воскресенской летописи или памятнике, к ней близком. Многие известия за XVI — начало XVII в. являются переложением каких-то неизвестных источников, а также устных преданий, слухов, рассказов современников; наконец, часть наиболее поздних записей была сделана, вероятно, по личным наблюдениям составителя (или составителей) летописца.

Для того, чтобы выявить источники, на которые опирались его создатели, Пискаревский летописец сравнивается с произведениями, содержащими сведения об опричнине: Сокращенным временником, краткими летописцами XVI—XVII вв. и записками иностранцев. В статьях об опричнине Пискаревский летописец восходит к летописи XVI в., общей ему и Сокращенному временнику. Из нее заимствованы статьи об учреждении опричнины, походе на Новгород Ивана Грозного, псковском юродивом Николе, княжении Симеона Бекбулатовича и казнях 1572 г. Статья о казни князя Владимира Андреевича Старицкого и его семьи в Пискаревском летописце имеет сходство с краткими летописными записями эпохи опричнины, но говорить о прямом заимствовании трудно из-за малого объема сравниваемых текстов. Сопоставление с краткими летописцами и записками иностранцев помогает понять место Пискаревского летописца среди источников, повествующих об опричнине. С сочинениями иностранцев Пискаревский летописец роднит резко отрицательное отношение к опричнине. В отличие от кратких летописцев, он содержит подробные сведения об этом времени.

Некоторые статьи Пискаревского летописца по форме напоминают запись устных рассказов. Однако, чтобы определить, обращались ли составители памятника к устным сведениям, предварительно необходимо уточнить сами понятия «устный источник», «фольклор». В широком смысле устными считаются все источники, которые не были записаны. Если речь идет о недавней истории, то такое определение было бы достаточным. Но отдаленные эпохи невозможно изучать по устным источникам. Любое свидетельство тех времен, чтобы дойти до нас, должно быть прежде всего записано. «Устными» многие источники Пискаревского летописца можно назвать только потому, что они не имеют аналогов в других письменных источниках и по форме напоминают легенды. Но между тем, нельзя исключать, что многие из этих легенд попали в Пискаревский летописец уже записанными. К числу сведений памятника, напоминающих по форме устные источники, принадлежат легенды о предсказании опричнины митрополитом Макарием, казанской царицей, рассказы о «коломенских потехах» и пирах Ивана Грозного, о свадьбе сына Владимира Андреевича Старицкого Василия и княжны Марии Мезецкой. Все эти известия объединяет резкая враждебность по отношению к опричнине. Рассказы о коломенских «потехах», свадьбе князя Василия Старицкого, предсказаниях опричнины, пирах Ивана Грозного и записи царскими чиновниками разговоров посадских людей являются уникальными: помимо Пискаревского летописца, они не встречаются больше ни в одном письменном источнике. Это дает возможность предположить, что большинство «опричных» статей представляет собой запись устных рассказов, которые получили распространение при царском дворе. На такой их характер указывает и сама форма изложения — без указания на точную дату события. Все это дает основание полагать, что Пискаревский летописец является единственным памятником XVII в., сохранившим большое количество рассказов об опричнине, основанных, по-видимому, на записи устных известий. Он представляет собой также единственную летопись XVII в., в которой нашли самое полное отражение легенды того времени. Во многих синхронных ему сводах или кратких летописцах история опричнины или вовсе отсутствует, или изложена крайне скудно, ограничиваясь одной — двумя заметками.

В Пискаревском летописце читаем: «Видение Макария митрополита о опришнине. Не в кую нощную годину стояше святителю на обычной молитве и глагола великом гласом: «Ох, мне, грешному, паче всех человек! Како мне видети сие! Грядет нечестие и разделение земли! Господи, пощади, пощади! Утоли Свой гнев! Аще не помилуеши ны за наши грехи, ино бы не при мне, по мне! Не дай, Господи, видети сего!» И слезы испущаше велии. И слышаше тогда его келейнику, некоему духовну и удивися сему, и помышляше в себе: «С кем глаголет?» И не виде никого же и удивися о сем. И глагола ему духовно о сем: «Грядет нечестие и кровоизлияние и разделение земли». И бысть тако. За много время до опричнины виде сие видение. Того же году не в кое время послал царь и великий князь Иван Васильевич к отцу своему и богомольцу к Макарию митрополиту книги просить душеполезные. И Макарей прислаша ему погребален. И князь велики гневашеся на него тайно и рече: «Прислал еси ко мне погребален, а в наши царьские чертоги такие книги не вносятца». И рече ему Макарей: «Аз, богомолец твой, послал спроста по твоему приказу, что еси велел прислать книгу душеполезную; и та всех полезнее; аще хто ея со внимание (м) почитает, и тот во веки не согрешит»

2. Краткий летописец новгородских владык С присоединением Новгорода к Московскому государству интерес к прошлому Новгородской земли не обрывается. В новгородской литературе делаются попытки подчеркнуть значение Новгорода и его святынь в истории Русского государства. Подъем интереса к новгородским древностям, без сомнения, приходится и на время архиепископства в Новгороде Макария, в будущем митрополита всея Руси. Деятельность Макария в Новгороде стала прологом его будущих общерусских предприятий. Здесь им была начата работа по созданию «владычного» летописного свода и сформирован первый, «Софийский», комплект Великих Миней Четиих. Энциклопедические тенденции Макариевской эпохи отразились и на характере ведения новгородских летописей, и на составе новгородских рукописных сборников. Д. С. Лихачев отмечал проникновение хронографических способов повествования в русские летописи начиная со второй половины XV века. В это же время становятся все более популярными различные перечни исторических лиц, сходные с византийскими так называемыми «малыми хрониками». К летописям, на которые оказал влияние хронографический тип изложения, можно отнести «Краткий летописец новгородских владык» — один из памятников новгородского летописания середины XVI века. Это сравнительно небольшой по объему текст, составленный из статей, каждая из которых посвящена отдельному епископу или архиепископу. Статьи, расположенные согласно порядку возведения владык на кафедру, содержат не только даты их поставления и приезда в Новгород, день смерти и место погребения, общее количество лет, проведенных на кафедре, но и наиболее значительные события, происходившие во время владычества. С одной стороны, статьи сохраняют традиционную летописную форму — это краткие погодные записи, основанные на известиях новгородских летописей, с другой стороны — в центре повествования стоят уже не события, как в летописании, а исторические лица, при которых произошли те или иные события, как в хронографии. «Краткий летописец новгородских владык», начинающийся с известия о крещении Руси и установлении епископских кафедр, доведенный в ранней редакции до начала 50-х годов XVI века, стал своеобразным справочником по истории новгородской владычной кафедры. На протяжении всего XVII века он постоянно продолжался.

«Краткий летописец» так же является ценным источником по истории опричнины: «В лето 7074-го (1566) году. Великий государь царь и великий князь Иван Васильевичь Московский и всеа Росии самодержец учинил у себя на Москве опришлину, перешел из Кремля города из двора своего, перевезся жити за Неглинну реку на Воздвиженскую улицу, на Арбат, на двор князь Михайловской Темрюковича, и изволил государь на том дворе хоромы себе строити царьские и ограду учинити, все новое ставити. Такожде повеле и в слободе ставити город и двор свой царьский, а князем своим и боляром и дворяном велел в слободе дворы ставити и избы розрядные и почал государь в слободе жити князь великий Иван Васильевичь со всеми боляры своими, а к Москве стал приезжати з боляры своими на время как ему годно…

Лета 7077 (1569) году. Царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии самодержец, силный и храбрый, громил в осень славный и великий Новград. Того же году недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней".

" Краткий летописец новгородских владык" по своей тематике входит в группу памятников новгородского происхождения, так или иначе связанных с интересами владычной кафедры. Период их создания достаточно широк — XIV—XVI вв.ека.

3. Никоновская летопись конца XVI века Летопись Никоновская — крупнейший памятник русского летописания XVI в., получивший свое название по одному из списков, принадлежавшему патриарху Никону. В научный оборот введена В. Н. Татищевым, ошибочно предположившим, что летопись и создана при участии патриарха Никона. Первоначальная редакция Л. Н. доводила изложение до 1520 г. и была составлена при московской митрополичьей кафедре в кон. 20-х гг. XVI в. Ее оригинал сохранился в рукописи М. А. Оболенского Никоновская летопись представляет собой обширную компиляцию, в которой использованы различные местные летописцы, повести, сказания, жития святых, записи народного эпоса, архивные документы. Основными источниками летописи были Летописи Симеоновская, Иоасафовская, Новгородская Хронографическая. Целый ряд известий летописи носит уникальный характер и дошел до нашего времени только в составе этой летописи. Исторический материал подвергся в Никоновской летописи существенной литературной и идеологической обработке. При этом составитель летописи последовательно проводил идеи защиты имущественных интересов церкви, союза светской и духовной власти, полной поддержки внутренней и внешней политики правительства великого князя Василия III. Кроме того, на страницах летописи нашли историческое обоснование вопросы, которые явились предметом обсуждения церковного собора 1531 г.: о праве монастырей на владение селами, о законности поставления русского митрополита собором епископов без санкции константинопольского патриарха, о борьбе с ересью. Изучение стилистических особенностей редакторских вставок в тексте Никоновской летописи убеждает в том, что редактором-составителем летописного свода являлся митрополит Даниил (1522—1539 гг.) — крупный писатель, церковный и политический деятель средневековой Руси.

Нам же летопись ценна сведениями об опричнине. Повествование опричнины начинается с момента отъезда царя Ивана Грозного в Александровскую слободу: Тоя же зимы, декабря в 3 день, в неделю, царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии с своею царицею и великою княгинею Марьею и с своими детми… поехал с Москвы в село в Коломенское… Подъем же его не таков был, якоже преже того езживал по монастырем молитися, или на которые свои потехи в объезды ездил: взял же с собою святость, иконы и кресты, златом и камением драгам украшенные, и суды золотые и серебряные, и поставцы все всяких судов, золотое и серебряное, и платие и денги и всю свою казну повеле взяти с собою. Которым же бояром и дворяном ближним и приказным людем повеле с собою ехати, и тем многим повеле с собою ехати з женами и з детми, а дворяном и детем боярским выбором изо всех городов, которых прибрал государь быти с ним, велел тем всем ехати с собою с людми и с коими, со всем служебным нарядом. А жил в селе в Коломенском две недели для непогодия и безпуты, что были дожди и в реках была поводь велика…

Рассказ об опричнине сопровождался множеством уточнений. Описано все крайне подробно: И как реки стали, и царь и государь ис Коломенского поехал в село Танинское в 17 день, в неделю, а из Тонинского к Троице, а чюдотворцову память Петра митрополита, декабря 21 день, празновал у Троицы в Сергееве монастыре, а от Троицы из Сергеева монастыря поехал в Слободу.

Обстоятельно описана ситуация в Москве, в период отсутствия царя. Описаны настроения народа, когда гонец доставил в столицу послание Ивана Грозного: «К гостем же их купцом и ко всему православному крестиянству града Москвы царь и великий князь прислал грамоту с Костянтином Поливановым, а велел перед гостьми и перед всеми людьми ту грамоту пронести дьяком Путилу Михайлову да Ондрею Васильеву; а в грамоте своей к ним писал, чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет».

И об установке самой опричнины: «А учинити государю у себя в опричнине князей и дворян и детей боярских дворовых и городовых 1000 голов, и поместья им подавал в тех городех с одново, которые городы поймал в опричнину; а вотчинников и помещиков, которым не быти в опричнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опричнину повеле учинити себе особно… Повеле же и на посаде улицы взяти в опришнину от Москвы реки: Черголскую улицу и з Семчиньским селцом и до всполья, да Арбацкую улицу по обе стороны и с Сивцовым Врагом и до Дорогомиловского всполия, да до Никицкой улицы половину улицы, от города едучи левою стороною и до всполия, опричь Новинского монастыря и Савинского монастыря слобод и опричь Дорогомиловские слободы, и до Нового Девича монастыря и Алексеевского монастыря слободы; а слободам быти в опришнине: Ильинской, под Сосенками, Воронцовской, Лыщиковской. И которые улицы и слободы поймал государь в опришнину, и в тех улицах велел быти бояром и дворяном и всяким приказным людем, которых государь поймал в опришнину, а которым в опришнине быти не велел, и тех ис всех улиц велел перевести в ыные улицы на посад.

«Государьство же свое Московское, воинство и суд и управу и всякие дела земские, приказал ведати и делати бояром своим, которым велел быти в земских: князю Ивану Дмитреевичю Белскому, князю Ивану Федоровичю Мстиславскому и всем бояром; а конюшему и дворетцкому и казначеем и дьяком и всем приказным людем велел быти по своим приказом и управу по старине, а о болших делех приходите к бояром; а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и бояром о тех делах приходите ко государю, и государь з бояры тем делом управу велит чините. За подъем же свой приговорил царь и великий князь взяти из земского сто тысячь рублев; а которые бояре и воеводы и приказные люди дошли за государьские великие измены до смертные казни, а иные дошли до опалы, и тех животы и статки взяти государю на себя. Архиепископы же и епископы и архимандриты и игумены и весь освященный собор, да бояре и приказные люди то все положили на государьской воле.

Тоя же зимы, февраля месяца, повеле царь и великий князь казните смертною казнью за великие их изменные дела боярина князя Олександра Борисовича Горбатово да сына его князя Петра, да околничево Петра Петрова сына Головина, да князя Ивана княже Иванова сына Сухово-Кашина, да князя Дмитрея княже Ондреева сына Шевырева. Бояр же князя Ивана Куракина, князя Дмитрия Немово повеле в черньцы постричи. А дворяне и дети боярские, которые дошли до государьские опалы, и на тех опалу свою клал и животы их имал на себя; а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми".

Заключение

В работе решены следующие задачи: рассмотрена историческая составляющая феномена опричнины, рассмотрены и проанализированы важные и ценные источники по истории опричнины, как зарубежные, так и русские, выявлены особенности каждого из них.

На основании этих источников можно сделать следующие выводы:

Опричнина не разрешила существующие разногласия внутри господствующего класса. Она укрепила личную власть царя, но осталось еще достаточно сильное боярство.

Опричнина привела к еще большему обострению противоречий внутри страны, ухудшила положение крестьянства и во многом способствовала его закрепощению.

Опричнина ухудшила экономическое и политическое положение России: разоренные деревни и города, разбегающиеся крестьяне. Дополнительные тяготы принесло поражение в Ливонской войне и татарские набеги.

За время своего долгого царствования Иван проводил политику, сочетавшую в себе разумные шаги и жесточайший террор. Но он расширил и объединил территорию Руси, создав единое централизованное государство, которое было достаточно сильным, чтобы пережить трудные времена.

Анализ показывает, что разнообразные источники по истории опричнины, выдвигают разные версии и по-разному изобличают деяния царя Ивана Грозного и опричников. Можно выделить несколько характерных черт в сказаниях иностранцев об опричнине:

Сказания иностранцев охватывают лишь экономическую составляющую; Описывают только жестокость царя Ивана Грозного;

Дают не полную картину событий, но в это же время позволяют взглянуть на опричнину глазами опричника, так как многие иностранцы сами были опричниками.

Что касается русских источников, то они рисуют перед исследователем более полную картину происходящих событий, рассказывают не только о отдельных деяниях опричников, а обо всей опричнине в целом, пытаются анализировать действия царя, в некоторой степени даже оправдывая его. Однако некоторые свидетельства так же могут оказаться недостоверными, так как они просто сборник слухов и мнений простых людей о происходящих событиях.

В работе изучены проблемы, связанные с изучением истории опричнины, описаны противоречивые мнения историков, как отечественных, так и зарубежных. Изучены проблемы изучения самих источников, был проведен тщательный анализ аутентичных текстов.

В первой главе была описана и проанализирована история опричнины. Были сделаны выводы и подведены итоги событий 1565 — 1572 годов.

Во второй главе был проведен анализ зарубежных источников: «Записки немца-опричника» Генриха Штадена и «Сказание» Альберта Шлихтинга. Оба эти произведения являются ценнейшими зарубежными источниками по истории опричнины. Они рисуют перед нами картину событий глазами опричников, так как и Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг сами были опричниками и наравне со всеми участвовали в погромах опричников. Однако стоит делать скидку на то, что они были иностранцами и не понимали порой русского менталитета, осуждая «царя Васильевича» за его действия. Осуждать то осуждали, но сами принимали участие в погромах.

В третьей главе рассмотрены такие памятники русского летописания как «Пискаревский летописец», «Краткий летописец новгородских владык» и «Никоновская летопись». Все эти источники являются ценными памятниками русского летописания, русской литературы и ценными свидетелями событий опричнины. В третьей главе были проанализированы проблемы авторства и достоверности источников. Был сделан вывод, что некоторые источники являются, своего рода, собранием слухов и сплетен, чем, несколько, вводят в заблуждение, но позволяют взглянуть на события глазами обычного московского обывателя, человека, который видел все погромы и зверства опричников. «Краткий летописец новгородских владык» позволяет взглянуть на события совсем с другой стороны, а именно с религиозной позиции. Ну, а «Никоновская летопись» является своего рода хронографом, в котором по годам были записаны все события в период опричнины.

Подводя итог всей работы в целом, следует отметить, что поставленные цели и задачи, сформулированные во введении были выполнены. Квалификационная работа на тему «Опричнина в исторических источниках» дает возможность наблюдать различие мнений зарубежных и русских очевидцев. Погружает так же в историческую часть опричнины, повествуя о событиях предшествующих опричнине, и о самих последствиях опричного террора на Руси в XVI веке.

Список используемых источников

§ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей. — М. — Л, 1950

§ Краткий летописец новгородских владык, Полное Собрание Русских Летописей, Т. 17, М., «Наука», 1991

§ Никоновская летопись, Полное Собрание Русских Летописей, Т. 25, М., «Наука», 1991

§ Пискаревский летописец, «Москва», 1978

§ Полное Собрание Русских Летописей. Т. 34, М., «Наука», 1991

§ Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып2, Ч2, 1989

§ Шлихтинг Альберт «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича», Л., Академия наук СССР, 1935

§ Штаден Генрих «Записки о Московии: В 2-х тт. М.: Древлехранилище, 2008. Т. 1: Публикация; М.: Древлехранилище Список используемой литературы:

§ Бахрушин С. В. Иван Грозный. М. 1945

§ Белов Е. А. «Предварительные замечания к истории царя Ивана Грозного», журнал Министерства народного просвещения, 1891

§ Володихин Д. М. «Иван Грозный — бич божий», М., «Вече», 2006

§ Володихин Д. М. «Опричнина и псы государевы», М., «Вече», 2010

§ Зимин А. А. Витязь на распутье, М., «Мысль», 1991

§ Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964

§ Лихачев Д. С. Русские летописи. М.; Л., 1947

§ Карамзин Н. М. История Государства Российского, том 2, М., «Феникс», 1999

§ Ключевский В. О. «Курс русской истории». Москва, 1998

§ Коротков И. А. Иван Грозный. Военная деятельность. Москва, Воениздат, 1952

§ Платонов С. Ф. Иван Грозный. — Петроград, 1923.

§ Полосин И. И. Социально-политическая история России 16 начала XVIII века. С. 153. Сборник статей. М. Академии Наук. 1963

§ Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992

§ Фроянов И. Я. Драма русской истории, М., «Парад», 2007

§ Фурсов А. И. «Опричнина в русской истории» ИДК 2010

§ Юрганов А. Л., Кацва Л. А. История России. XVI—XVIII вв.ека. М., 1996