Положение великого княжества литовского в составе речи посполитой

В результате жесткой борьбы за независимость и территориальную целостность на Люблинском сейме и после него руководящим кругам ВКЛ удалось сохранить часть территории бывшего государства, а также остатки государственности и автономию в пределах Речи Посполитой. Оба бывших самостоятельных государства сохранили свои прежние названия — Великое княжество Литовское и Польская Корона, а также свои законы, органы исполнительной власти, судебную и финансовую системы, местное самоуправление, вооруженные силы и до конца XVII в. свои государственные языки.

Следующим после Люблинской унии важнейшим законодательным актом, расширявшим церковно-религиозные, социальные и политические права шляхты, было решение Варшавской конфедерации, принятое и подписанное на конвокационном сейме 28 января 1573 г., спустя год после Варфоломеевской ночи. События во Франции вызвали резкую критику ряда реформационных публицистов. Белорусско-литовские кальвинисты вместе с польскими реформаторами стояли у порогов варшавской акции, тем более, что в конце 60-х — начале 70-х годов протестанты преобладали в высших структурах Рады панов ВКЛ и в литовской части сената [2]. Акт Варшавской конфедерации приобретал особое значение в ВКЛ. Кроме трех основных ветвей христианства, к которым позднее прибавились еще две — униатская и старообрядческая, тут были распространены иудаизм, мусульманство: рядом с белорусами, литовцами, украинцами. русскими и поляками проживали евреи, татары, караимы, армяне и др.

Римский посланник при дворе Сигизмунда-Августа Джулио Руджиеро в канун Люблинской унии сообщал Пию IV, что в «Литве ереси распространены шире, чем в Польше». Позже другой папский нунций, видимо весьма искушенный в ересях, только в столице ВКЛ насчитал 60 сект среди упрямого посполитого люда: «Нередко в одной семье отец придерживается своей секты, мать — другой, детитретьей"[2]. В Вильно, действительно, с давних пор было редкое церковно-религиозное многоцветно, что не помешало, правда, местным мещанам в 1557 г. избить русских монахов-беглецов, проповедовавших Новое учение (Феодосии Косой, старец Артемий и др.). Зато пригрел их в своей виленской каменице самый высокопоставленный сановник ВКЛ, виленский воевода и канцлер, основной опекун белорусско-литовской реформации, князь Миколай Радзивилл Черный.

Варшавская конфедерация 1573 г. от лица всего рыцарства и других представленных станов декларировала религиозный мир между «обывателями тых панств» — Польши и ВКЛ. «А так как в Речи Посполитой существуют немалые расхождения среди христиан, стремясь предупредить возможные осложнения, известные по другим королевствам, обещаем от своего имени и от имени потомков наших, под нашей присягой, верой, честью и совестью, сохранять навечно мир и спокойствие среди верующих, не проливать кровь из-за расхождений и отличий в вере, не допускать судебных преследований, заключения в тюрьмы, изгнания и публичного оскорбления и никоим образом не содействовать в этом власти и никаким органам» [2]. История европейских держав на самом деле давала немало примеров распрей и гражданских войн, вызванных религиозными преследованиями.

Прокламируя общую толерантность для граждан Речи Посполитой, акт Варшавской конфедерации предоставлял действительную религиозную свободу только шляхте и право светским и духовным папам наставлять своих подданных и карать их в делах веры. При этом от имени короля подчеркивалось, что «эта конфедерация никак не умаляет никакой власти их над подданными… и не освобождает тех от полного повиновения» [2].

Но неизвестны, однако, какие-либо выступления крестьян, вызванные религиозными преследованиями. Факты ограничения их конфессиональной свободы в последней трети XVI в. довольно редки. В большинстве случаев светские феодалы ВКЛ в последней трети XVI в. были достаточно толерантны или учитывали возможность осложнений после Варшавской конфедерации. Даже такой ревностный католик, как Миколай Радзивилл Сиротка, в 1574 г. не мог решиться на изгнание протестантов из своего виленского дворца и только постепенно заменял кальвинистских пасторов в Несвиже, Клецке, Мире и других владениях (2). Не пустым делом было уважение к памяти своих предков, традициям рода. фамильным семейным захоронениям.

Завершающий этап наиболее плодотворной законотворческой деятельности шляхты приходится на последнюю треть XVI в. Внутренний строй Речи Посполитой стал настолько устойчивым, а права шляхты столь широкими, что представители разных политических групп и сеймовых партий могли безопасно обсуждать в периоды междуцарствия любые кандидатуры на престол: от виновника резни гугенотов в Париже Генриха Валуа до Ивана IV и его слабоумного сына Федора. Другое дело, что это не исключало их осуждения за деспотические методы правления или неспособность должным образом исполнять функции монарха.

В 1573 г. польским королем и великим князем литовским был избран анжуйский герцог Генрих Валуа. С утверждением Генриха Валуа на престоле была надежда на конечное разрешение обострившихся проблем с Портой — военным или мирным путем (Франция в то время поддерживала неплохие отношения с турками).

После переговоров польского посольства с Генрихом на торжественной церемонии в Нотр-Даме 10 сентября 1573 г. он принес присягу и принял на себя обязательства выполнять «пакта конвента» и так называемые генриховские артикулы.

«Пакта конвента» 1573 г. носили сравнительно узкий и конкретный характер: обязательства соблюдать привилегии шляхты, заключить вечный мир между РП и Францией, погасить государственные и личные долги Сигизмунда-Августа, укрепить польский флот на Балтике, открыть французский порт для купцов РП, откуда отправлялись суда в Новый Свет и Александрию, и т. д. 5] Более важное значение имели генриховские артикулы, определявшие основные принципы общественно-политического строя РП. С некоторыми изменениями они подтверждались каждым новым монархом, а с 1663 г. объединялись в один блок с очередными «пакта конвента». Они обязывали: периодически созывать вальные сеймы, соблюдать Варшавскую конфедерацию: вступать в брак лишь с санкции сената; отправлять и принимать посольства, а также утверждать трактаты только с согласия сенаторов-резидентов, возглавлять посполитое рушенье, право на созыв которого сохранялось за сеймом; за свои средства обеспечивать надлежащую охрану границ; не сажать на трон наследника престола (вольная элекция); не использовать своей («покоевой») печати для утверждения государственных документов без присутствия канцлера; без согласия сейма не вводить новых податков и пошлин и др. [5]. После смерти своего брата Карла IX Генрих тайно бежал во Францию. Избранный королем селмиградский воевода Стефан Баторий в 1576 г. принял католическую веру и без особых претензий подписал генриховские артикулы и «пакта конвента"[2].

В XVI в. в основном закончилась сословная консолидация белорусско-литовской шляхты, составлявшей, по приблизительным оценкам историков. 8−10% от численности всего населения. ВКЛ не располагало постоянным профессиональным войском. К середине XVI в. небольшая группа магнатов владела примерно 40% всех феодальных имений, но подавляющее большинство шляхты составляли средние и мелкопоместные земяне [2]. К концу XVI в. шляхта образовала практически замкнутое равноправное сословие. Конституция 1578 г. признала исключительное право возведения в шляхетство за вальным сеймом. Только во время военных действий король мог даровать шляхетство за важные государственные и рыцарские заслуги. Крестьянин или мещанин легально в лучшем случае мог рассчитывать на переход в разряд служивых людей.

Статутом Великого княжества Литовского 1588 г. чужеземцам (в том числе этническим полякам, польским магнатам) запрещалось на территории княжества покупать землю и собственность, а также занимать государственные должности. Таким образом, Речь Посполитая была федеративным государством, в котором ВКЛ и Польша имели относительную самостоятельность, ограниченную деятельностью единого польского короля и единого органа законодательной власти — сейма Речи Посполитой. Вместе с тем в конце XVII—XVIII вв. усилилась тенденция к засилью польских панов и распространению польского влияния на белорусских и литовских землях.

В результате Брестской церковной унии 1596 г. была создана униатская церковь. Она подчинялась папе римскому, но обряды сначала оставались православными, позже они стали заменяться католическими. При помощи униатской церкви Ватикан и польское католическое духовенство пытались постепенно, незаметно, путем обмана, через использование белорусского языка в проповедях окатоличить православное население Беларуси.

Таким образом, униатская церковь представляла собой средство окатоличивания населения на национальной основе, а не национальную церковь как символ суверенитета государства. Белорусская шляхта перешла в католичество, а униатами стали крестьяне и городские низы, которых нередко силой и обманом присоединяли к униатской церкви.

Характерно, что в первые годы после Брестской унии 1596 г. социальный статус униатской шляхты и духовенства казался многим из них важнее прежних этноконфессиональных связей. Отвечая на полемическое издание Виленского братства, отмеченное новыми социальными акцентами — «не вера превращает русина в русина, поляка в поляка, литовца в литовца, а происхождение и кровь руская, польская и литовская», униатские полемисты восприняли это как публичное оскорбление «шляхетской древности»: «ибо что за общая кровь наша шляхетская с плебеями? Что за породнение с хлопством? Взываете к единству по крови, ровняетесь старожитным фамилиям руским. но предки вашей Руси были (людьми) простыми…» [3].

По-своему пыталось приспособиться к шляхетским порядкам РП и крестьянство Беларуси и Литвы. Судя по сохранившимся источникам, немало крепостных крестьян прибилось в город, проникло в разряд похожих (вольных) людей, служивого боярства, даже шляхты. По примеру шляхты многие сельские общины стали хранить и предъявлять при надобности судебные, раздельные, продажные, заставные листы, комиссарские акты о разграничении владений и другие подобные документы, позволявшие подтвердить их традиционные права и обязанности. Отношение властей к господарским крестьянам было нередко достаточно «уважительным». Ссылки на Статуты и публично-правовые и приватные акты встречаются и в других судебных процессах с участием сельских общин, крестьян, горожан и прочего посполитого люда. И хотя оборотной стороной кардинальных прав шляхты, ее золотых вольностей была, естественно, ее власть над зависимым людом, что нередко влекло за собой разные формы социального протеста, чаще всего бегство в другие владения, но может быть не случайно все же ВКЛ никогда не знало крестьянских войн и волнений, равных пугачевщине или разинщине.

Возраставшая «герметичность» шляхетского сословия требовала и особых мер в отношении зарубежных претендентов. Процедура признания шляхетства РП за заграничным шляхтичем, «индигенат», первоначально осуществлялась королем на сеймах, ас 1641 г. стала исключительной функцией последних. Войны середины XVII в. привели к значительному возрастанию нобилитаций, что вызвало среди «прирожоной» шляхты стремление к их полному запрещению. До этого дело не дошло, но побочным продуктом недовольства стало введение в «пакта конвента» с 1669 г. «скартабелята» — неполного шляхетства с запрещением до третьего поколения отправлять государственные и посольские должности [2].

Постоянной лазейкой для проникновения в привилегированное сословие оставались судебные процессы по делам об оскорблении шляхты, которые иногда удавалось выиграть при помощи достаточно податливых или заинтересованных свидетелей, предъявлении далеко не бесспорных документов, акты на разные земельные сделки и шляхетские должности. Оскорбление полноправного шляхтича приравнивалось к тяжким преступлениям, каралось высокими штрафами и другими, правда редко применяемыми, мерами (урезаньем языка). Особенно задевало шляхту причисление ее к простому люду, смердам и хлопам.

Одним из характерных признаков сословной консолидации и шляхетского равенства стала отмена аристократических и наследственных титулов (князей, баронов, графов), исключая те из них, что были дарованы раньше и допущены Люблинской унией. Шляхта болезненно относилась ко всяким попыткам внешнего размежевания стана. В 1638 г. сейм отказался утвердить предложенный Владиславом IV орден рыцарей Непорочного зачатия девы Марии под тем предлогом, что вся шляхта — равная. Другим внешним признаком шляхетского равенства стало принятое в светских и сеймовых кругах обращение друг к другу -«пане браце», превращение шляхетской усадьбы, дворца, дома в недоступное для власти владение[5].

Конечно, правовое равенство было далеким от фактического: в судебных документах и актах Метрики сохранилось немало жалоб мелкой и средней шляхты на панов и магнатов (нарушения владений, наезды, принуждение к отправлению нешляхетских повинностей, избиения, «тасканье за бороды» и др.). Даже искушенная в судебных тяжбах шляхта нередко попадала в сложные передряги. В 1569 г. ошмянский подсудок Станислав Юрьевич обвинил кн. Юрия Юрьевича Слуцкого в том, что тот в судебном порядке присвоил его «статки» (имущество), для чего вызвал его «з границ» ВКЛ до Короны вопреки нормам Статута. При всем этом право как официально признанная суверенная и наивысшая сфера социально-политической системы РП в определенной мере регулировало внутристановые и межстановые отношения. Далеко не во всех странах обычный приходской священник мог вызвать в суд высшего представителя духовной иерархии (дело воложинского попа с митрополитом Ионой, 1570 г.). Еще большие судебные сложности возникали в связи с покушением на жизнь или убийством шляхтича[5].

Политический строй РП в конце XVI в. обрел почти завершенные правовые и институциональные формы. Три сеймовых стана взаимодействовали и в какой-то степени уравновешивали друг друга. Власть короля и великого князя литовского сужалась, но он располагал еще определенными финансовыми средствами, раздавал и подтверждал привилеи на владения, производил номинации на важнейшие государственные посты, связанные с немалыми доходами и престижем. При дворе монарха складывалось и жило своей жизнью придворное окружение, завязывались и расторгались политические и генеалогические связи и союзы, что позволяло искушенным политикам в той или иной мере воздействовать на все политические процессы. Здесь же вынашивались концепции улучшения государственного строя, обсуждались проекты международных договоров, устраивались аудиенции для послов и т. д. Монарх обладал правом высшей судебной и контрольной инстанции, а господарские канцелярии в Польше и ВКЛ располагали самым большим архивом публично-правовых и приватных документов — Метрика ВКЛ и Коронная.

До конца существования РП личность монарха и престол были окружены почти восточным почтением, что, однако, не отвечало фактическому положению дел. В сеймовых выступлениях монарха нередко сравнивали с солнцем, выдающимися деятелями древности, воспеваются его политические и военные деяния, несравненная мудрость. высокие моральные добродетели и т. д. В сущности, монарх всегда оставался символом государственного строя РП с его свободной элекцией и гарантом шляхетских вольностей. Крупные политические выступления магнатов и шляхты инспирировались олигархией и обычно не ставили под сомнение основы государственного строя.

Согласно кардинальным правам сеймовые решения должны были приниматься с обязательным участием всех сеймовых станов. Монарх имел право отвергнуть то или иное предложение, но не мог самостоятельно распустить сейм. Сенаторы исполняли совещательные и рекомендательные функции. Реальные сеймовые полномочия постепенно сосредоточились в посольской избе, где заседали избранные в поветах, связанные обязывающими инструкциями представители земства.

В ослаблении центростремительных тенденций в XVII—XVIII вв. свой вклад внесли как Корона, так и ВКЛ. Сложившаяся в Короне к середине XVI в. сословно-представительная система сама по себе заметно сузила власть монарха, центральной администрации, министров. ВКЛ в значительной мере сохранила свои позиции, поступившись судебным иммунитетом и добившись значительной обособленности ВКЛ в «Речи Посполитой обоих народов». Служебная и придворная карьера в господарском окружении или в канцелярии ВКЛ, важный государственный «вряд» или высокий церковный сан по-прежнему открывали немалые возможности для привилегированной элиты, что подтверждает скоропалительное создание многих крупных панских фортун, магнатских латифундий, выдвижение на авансцену общественно-политической жизни малоприметных прежде феодальных родов (Сапег, Пацов, Огинских, Воловичей и др.) [5].

Сложившиеся в последней трети XVI — первой половине XVII в. право и политическая система в общем удовлетворяли правящие круги ВКЛ (Беларуси и Литвы) и большую часть шляхты. Об этом, например, можно судить не только по позиции шляхты во время длительных затяжных войн середины XVII в., но и по публичным выступлениям шляхетских ораторов, критиковавших чужие государственные и правовые системы. Кроме излюбленных в то время сравнений с античными образцами державной мудрости (Древним Римом, Персией, Карфагеном и т. д.) в контрастном сопоставлении с ними упоминаются соседние страны, близкие к абсолютистской монархии или уже достигшие этой стадии развития (Россия, Оттоманская Порта), западноевропейские государства[5]. Томаш Сапега, назначенный в 1648 г. послом в Москву, утверждал, что ни «влоские Эридианы», ни «немецкие Рейны» ничего не дадут шляхте РП, привыкшей к своим пактам и вольностям [5]. Практически все шляхетские ораторы были единодушны в том, что РП представляет идеальное государство, почти «Святую землю».

Немалая часть шляхты ВКЛ по мере успехов полонизации все чаще отождествляла себя со всей шляхтой РП, порывала с местными культурно-языковыми и конфессиональными традициями. Польский язык, вытеснивший во второй половине XVII в. белорусский из основных сфер публичной и государственной жизни, был законодательно закреплен как официальный в общем акте Правового уравнения станов ВКЛ с Короной польской, принятом 26 августа 1696 г. генеральной конфедерацией Польши и ВКЛ в очередной период междуцарствия [5].

Формы искусства (дворцы, портретная и батальная живопись, придворные капеллы, драма, опера) поддерживают книгопечатание, становление новых форм образования. Практически все сенатские роды ВКЛ предоставляют своим наследникам возможность заграничных путешествий для ознакомления с миром, обычаями других стран, изучения языков, службы при княжеских и королевских дворах. Крупнейший магнат ВКЛ Миколай Крыштоф Радзивилл посвятил воспитанию и обучению своих детей обширный социально-педагогический трактат- «Admonitorium» (Несвиж, 14 июля 1603 г.). Согласно этому наставлению наследники князя должны были соблюдать принципы «учтивого шляхетского воспитания» — «стану своему пристойного и Отчизне пригодного» [5]. Оговаривались сроки обучения и пребывания за границей (с 12 до 23−24 лет), описаны наиболее подходящие университеты, средства на эти цели, обязанности слуг и наставников. Значительная часть правящей элиты владела латинским и иностранными языками и преуспевала в сеймовых дискуссиях. Некоторые представители знатных родов удостаиваются европейского признания, как, например, будущий новогрудский воевода Миколай Халецкий, посетивший Германию, Италию, Испанию, Лузитанию, Нидерланды и получивший в годы учебы в парижской Сорбонне — «матери всех школ христианских» — «венок мудрости» и звание. Он легко общался с иностранными дипломатами (33 года придворной службы), 18 раз избирался сеймовым послом, участвовал в военных баталиях [2].

В XVI—XVII вв. складывается особая разновидность шляхетской «сарматской» культуры с ее идеализацией политического строя ВКЛ, Речи Посполитой, Отчизны, воспеванием замкнутого «пейзанского» стиля жизни, рыцарских доблестей и ратных подвигов и «истинной» католической веры. В сарматской публицистике и публичной риторике часто критикуются грубость нравов нехристианских народов, несовершенство правителей, тирания, увлечение заграничными новинками.

Повседневные интересы рядовой шляхты были проще и заземленней, замыкались в сфере бытовых и семейных потребностей. Заметные изменения в шляхетской ментальности просматриваются с середины XVIII в., что подтверждают дошедшие до нас сборники всякой всячиныSilva rerum. В этих домашних рукописях рядом с финансовыми подсчетами, выписками из хроник, аптекарскими рецептами все чаще встречаются басни, пословицы, сатирические сочинения, пародийные предложения [7].

Согласно господствовавшим представлениям шляхта не могла непосредственно заниматься торговой и ремесленной деятельностью, препоручая эти сферы зависимым или нанятым лицам. На самом деле шляхта далеко не чуждалась торговых и промысловых доходов, занималась земельными операциями, поручала своим подданным продавать лесные и зерновые продукты на внутреннем рынке и за границу и т. д. Имения и другие постоянные или условные владения шляхты (староства. державы, экономии) вместе с государственными заведениями поставляли в корчмы большую часть всей потребляемой народом алкогольной продукции. Увлеченность хозяйством, нежелание надолго отрываться от своих фольварков серьезно ослабляли возможности шляхетского ополчения.

Развивавшиеся политические процессы — до потрясений середины XVII в. — как будто подтверждали многие шляхетские иллюзии. По мере ослабления королевской власти и сужения функций вальных сеймов и генеральных сеймиков реальная политическая жизнь все больше смещалась на периферию. Новые привилегии получили земские поветовые сеймики: право выбора депутатов в высший апелляционный суд ВКЛ — трибунал, кандидатов на земские судебные должности, право самоуправления в решении хозяйственных проблем и др. На местном и региональном уровне власть панов, магнатов, использующих в своих целях зависимых от них клиентов, мелкую служебную, часто безземельную, шляхту, стала почти безраздельной. Поветовые сеймики принимали. как правило, выгодные магнатской олигархии решения, выдвигали на вальные коронные сеймы нужных людей, выбирали свою поветовую администрацию.

Возрастание роли поветовых послов и гиперболизация шляхетского права единомыслия и равенства в середине XVII в. привели к законодательному оформлению принципа liberum veto, чем широко пользовались магнаты и различные политические клики. Многие вальные сеймы второй половины XVII — середины XVIII в. разошлись без каких-либо решений. В сложившейся системе права просматриваются новые тенденции к окончательному утверждению католицизма как господствующей государственной религии и единой основы шляхетской демократии. С конца 60-х годов XVII в. сеймовые конституции обязывают всех будущих претендентов на королевский престол официально объявлять о своем католическом вероисповедании. Генеральная конфедерация 1696 г. не только подтвердила это решение избирать только католика,"а не другой, не дай Бог, религии", но и дополнила его обязательством одновременно сохранять права и привилегии католической и униатской церквей[7].

В общественно-политической мысли конца XVII — первой половины XVIII в. превалируют представления о незыблемости кардинальных прав шляхты. Конституция 1669 г. гласила, что всякие изменения в государственном строе РП не могут не сопровождаться великими потрясениями и «революциями» и потому запрещаются. Острую публичную критику вызвала конституция 1690 г., в которой неосторожно упоминалась «меньшая шляхта». Сейм 1699 г. решительно отверг подобную констатацию, подрывающую устоявшиеся представления о равенстве всей шляхты, и с согласия сеймующих станов такие высказывания были запрещены навечно [7].

С завершением процесса формирования сословно-представительной монархии, ограничением верховной власти и закреплением прав, привилегий и вольностей шляхты в законодательстве и в практике общественной жизни верховная власть и ее центральные институты, не исключая вальный коронный сейм и конвокации ВКЛ, утратили прежнее значение. Внешне почти полностью сохранился старый порядок. Бальные сеймы по-прежнему назывались главным стражем шляхетских вольностей. Сенаторы и шляхетские послы торжественно представлялись королю и сеймовой братии, произносили высокие речи о вольностях и Отечестве, но реально мало кто участвовал в значащих сеймовых баталиях. Этим охотно занимались лишь профессиональные политики, диспутанты, купленные послы, иногда явные любители посветиться.

Общий правовой и политический уровень шляхты был высоким, но преобладали частные, групповые, персональные интересы. Почти все внутренние проблемы, грозившие ослаблением РП и ее гибелью, были достаточно известны, но для их решения ничего не делалось. Когда вальному сейму 1701−1702 гг. был предложен проект о предоставлении большей власти королю в ВКЛ, под которым могли бы подписаться многие будущие реформаторы, он был расценен как провокация (что, впрочем, отвечало действительности) [3]. Роль вальных сеймов, так же как конвокации, шляхетских конфедераций, рокошей, порой стремительно возрастала, но эта активизация была связана с редкими фазами усиления реформаторских или, напротив, консервативных тенденций и иногда с чрезвычайным обострением внутрии внешнеполитических условий.

Шляхетская демократия, несмотря на свой сословный характер, оказала позитивное воздействие и на развитие правового и политического создания и эмансипацию городских слоев, наиболее активной части мещанства. То исключительное значение, которое придавалось земскому и шляхетскому праву, позволяло и посполитому люду в определенной мере использовать его в своих целях: добиваться привилеев на магдебургское право, организацию цеховых и купеческих объединений, ограничения феодальных юридик в городах, повинностей и т. д. Впервые в истории Беларуси и Украины представители братств, объединявших с конца XVI в. главным образом православных мещан крупных городов и местечек, практически выдвинули общую программу политических и этноконфессиональных требований. Выступая от имени «всей Руси старожитной грецкой релей», братства постоянно ссылались на законы ВКЛ и РП, использовали институт шляхетских поветовых послов, неофициально участвовали в подготовке некоторых сеймовых выступлений и конституционных проектов по церковно-религиозным проблемам[3].

Заметно опосредованное участие братств в известном шляхетско-магнатском рокоше М. Зебжидовского 1606 г. К генеральной варшавской конвокации 1632 г. Виленское братство подготовило несколько историко-юридических изданий, предназначенных для воеводских и поветовых послов ВКЛ и всего Сената. В них излагаются права и привилегии «стародавнего руского народа» с Никейского собора 325 г. по 1632 г., восхваляется «золотая вольность» доуниатского периода, упоминаются королевские привилеи, печатные сеймовые конституции конца XVI — начала XVII в., акт Варшавской конфедерации 1573 г. 1].

Отличие униатов от их оппонентов состояло в том, что на первом этапе утверждения унии-в конце XVI — начале XVII в. — основными ее идеологами и организаторами были представители высшей духовной иерархии. В православных братствах явственнее ощущалась их связь с мещанской, ремесленной средой, простым «грубым поспольством», тем более что православное духовенство до начала 30-х годов XVII в. официально не исполняло своих функций.

В XVIII в. во внутренние дела Польши и ВКЛ все более активно вмешиваются соседние державы, заинтересованные в сохранении слабой РП. Большинство робких попыток преобразовать и усовершенствовать государственный строй или сводились к зеркальной шлифовке окостеневшей системы, или не достигали своих целей.

Крупную козырную карту разыграл Петр I на завершающем этапе Северной войны. По условиям мирного договора абсолютистская имперская Россия стала гарантом государственного строя шляхетской демократии, обывательских прав, вольностей. Немой сейм 1717 г. принял рекомендации русских властей при полном безмолвии присутствовавших. Численность войск РП была ограничена 24 тыс. (18 тыс. для Короны, 6200 для ВКЛ). что больше, конечно, подходило для дворцовых парадов. Австрия и Пруссия имели примерно по 100 тыс., Россияоколо 300 тыс.(5) Сторонникам обновленческих реформ, активных политических действий указали на их место.

Только в последней трети XVIII в. складываются общественно-политические условия для осуществления крупных и реалистичных реформ государственного строя в духе европейского Просвещения, преобразования его в конституционную монархию под общим «верховенством народа». Принимается знаменитая майская Конституция 1791 г. развивается национально-освободительное движение. Но это время быстро прогрессирующего внешнеполитического коллапса, разделов Речи Посполитой насильственной ликвидации ее государственности.