Коррупция как социальное и экономическое явление: социологический анализ

Актуальность исследования. На протяжении последнего десятилетия при характеристике складывающейся общественно-политической и экономической ситуации в России с неизменным постоянством констатируется негативный факт активного распространения коррупции и усиленного ее внедрения во все сферы жизнедеятельности государства и общества. За это время осуществлено множество научных исследований, посвященных проблеме коррупции, опубликованы десятки книг и сотни статей.1 Не проходит дня, чтобы с экрана телевизора или в радиопередаче не прозвучал бы сюжет о коррупции. Проведены сотни конференций, симпозиумов, семинаров, круглых столов, предложивших множество рекомендаций по противодействию ее проявлениям.

Однако, к сожалению, от всеобщего обсуждения проблемы коррупции с неизменной констатацией причиняемого ею вреда и многого того, что еще ее сопровождает, общество за это время, по существу, ни на шаг не продвинулось по пути реальной борьбы с ее проявлениями. Более того, специалистами и населением единодушно отмечается, что, не испытывая должного противодействия, коррупция стремительно набирает силу и все более превращается в самостоятельный и весьма значимый социальный и политический фактор, разрушительно влияющий на дальнейшее развитие российского государства.

Корни коррупции скрываются в механизме осуществления государственной власти. С появлением общества и его социальным расслоением возникла объективная потребность в государстве, как некой организованной форме управления социальными группами с противоречивыми интересами.

1 Антикоррупционная политика. Учебное пособие. / Под ред. Г. А. Сатарова. М., 2004; Богданов И. Я., Калинин А. П. Коррупция в России. Социально-экономические и правовые аспекты. М., 2001; Бондаренко С. В. Коррумпированные общества. Ростов-на-Дону, 2002; Волженкин Б. В. Коррупция. СПб, 1998; Роуз-Аккерман С. Коррупция и государство. М., 2003; Сатаров Г. А. Диагностика российской коррупциихоциологичекий анализ. М., 2002 и др.

Такая форма организации спасла общество от саморазрушения и создала условия для дальнейшего развития.

В идеале государство должно действовать в интересах всех слоев и групп общества и выступать нейтральным механизмом управления социальными процессами, позволяющим участникам общественных отношений, вне зависимости от социального положения, иметь равные права и обязанности, обеспеченные обязательностью их соблюдения.

Не следует полагать, что возникновение коррупции возможно лишь в обществах с классовым или социально-групповым противостоянием. В некоторой степени она свойственна демократическому обществу, где социальное противостояние практически не выражено. В подтверждение приведенного тезиса свидетельствуют факты, доказывающие существующую во многих демократических странах Западной Европы и Северной Америки проблему коррупции, поэтому ее не стоит жестко увязывать с существующими авторитарными формами политического режима, несмотря на то, что между ними прослеживается некоторая взаимосвязь.

В основе коррупции лежит стремление непосредственных носителей власти к обладанию материальными благами и. средствами их достижения, что является следствием сформировавшегося у них особого социального интереса, основанного на иных ценностях, чем те, которые служат обществу ориентиром желаемого поведения. Порождением этого являются безудержное стремление к обладанию материальными благами, желание пребывать в привилегированном социальном положении. Обладание властью и ее использование становится для них средством достижения первых двух ориентиров, а также выступает в качестве стабилизирующего фактора, сохраняющего неизменность сложившегося положения. Этим объясняется поразительная живучесть коррупции, практическая невозможность ее полного искоренения.

Актуализация проблемы коррупции в России и осознание обществом необходимости ограничения ее негативных последствий связаны с перестройкой, а затем с политическими и экономическими реформами 90-х годов.

Согласно индексу оценки уровня коррупции, составленному в 2005 г. «Transparency International» (по данным опроса 770 руководителей ведущих компаний, торгово-промышленных палат, коммерческих банков и юридических фирм в 14 странах, осуществляющих переход к рынку), Россия занимает 126 место (общее количество стран, включенных в индекс — 158) и соседствует в списке с Албанией, Нигером и Сьерра-Леоне.2 По оценке директора центра «Transparency International Россия» Е. Панфиловой: «Россия переживает коррупционный кризис, который в случае усугубления может привести к возникновению революционной ситуации».3.

Существует функциональная зависимость между масштабом коррупции и интересом к исследованию данного социального явления. Эта связь проявляется тогда, когда коррупция достигает критической черты, а она сама и ее последствия осознаются обществом как социальная проблема. Общество начинает искать ответ на вопрос о причинах роста коррупции, пытаясь выработать практические меры борьбы, а точнее, контроля над нею.

Коррупция многолика, поэтому она является предметом исследования разных научных дисциплин. От аспекта рассмотрения коррупции зависит и точка зрения на ее причины и сущность, которые могут быть выявлены лишь в междисциплинарном исследовании.

Все эти факторы дают право говорить об актуальности представленной темы и необходимости постоянных мониторинговых исследований в рамках борьбы с коррупцией.

Степень научной разработанности проблемы. Проблема специфики коррупции как социального явления, несмотря на то, что имеет сильное общественное звучание, пока еще не получила должного внимания со стороны современных российских социологов. Определенный вклад в.

2 Деньги. ИД «Коммерсантъ», № 42, 2005 г. С. 8.

3 Там же. развитие данного направления вносят исследования фонда «Индем» под руководством Г. А. Сатарова, также следует отметить работы А. С. Быстровой, И. Я. Богданова, Х. В. Дзуцева, А. П. Калинкина, М. В. Сильвестрос, И. А. Голосенко, М. Н. Афанасьева, В. В. Радаева и др. Однако в работах данных авторов не рассматриваются такие важные проблемы, как функционирование механизмов возникновения и поддержания коррупционного поведения.

Среди исследователей коррупции в бывшем СССР и России следует отметить работы Е Леденевой и К. Симиса. Данные авторы предприняли попытку охарактеризовать механизмы возникновения и существования нравственной атмосферы, способствующей поддержанию некоторых форм коррупции в бывшем СССР, например, практики блата. При этом они избегали рассматривать наиболее опасные формы коррупции.

В западной социологии функциональный подход в исследовании коррупции, в том числе его либеральное направление, представлены работами Г. Мирдала, Д. Бейли, М. Вебера, К. Лейса, Р. Мертона, Д. Регэна, Д. Сентурия, Дж. Скотта. Как правило, авторы анализируют коррупцию в развивающихся странах, освобожденных от колониальной зависимости. При этом они выделяют «временные» экономические и политические функции коррупции, необходимые для модернизации общества. Коррупция рассматривается ими как дисфункция системы управления, которая имеет не только негативное, но и позитивное влияние на экономическое развитие системы. Тем самым ими недооценивается тот факт, что всеобщее распространение коррупции происходит в индустриально развитых странах.

Сторонники институционального подхода Д. Най, С. Хантингтон отводят коррупции роль «временного» связующего звена между нарождающимися элитными слоями и малоимущими в процессе модернизации развивающихся стран. Они отрицают любое вмешательство государства до установления консенсуса в обществе, забывая о возможном снижении авторитета власти, кризисе демократии и распространении коррупции.

С 70-х годов XX века, в исследованиях западных авторов доминируют представители неолиберальной политэкономии. Так, например, Н. Лефф, Д. Питере и С. Уэлч, С. Роуз-Аккерман рассматривают коррупцию как механизм оптимизации управления для получения материального вознаграждения и одновременно сохранения своей должности. Они довольно полно раскрывают природу коррупции, но не учитывают вовлеченность индивида в социальную среду явления, правовые и социальные аспекты явления, включая проблемы дифференциации накопления и распределения материальных благ в обществе.

Представители функционального и неолиберального подходов используют формальный анализ явления, базирующийся на изучении модели индивидуального поведения с точки зрения традиций, без учета динамики коррупции и антикоррупционных усилий. Поэтому проблема взаимодействия между микро- (личностными) и макро- (структурными) факторами коррупции остается ими не исследованной. Кроме того, они не объясняют, почему одни проявления коррупции признаются социальной проблемой, а другие — нет.

Данное противоречие пытаются разрешить сторонники конструктивистского подхода. Так, Б. Гронбек использует метод символического интеракционизма и этнометодологию для исследования риторики политической коррупции. В. Паварала, С. Чибнэлл и П. Сондерс анализируют социальную конструкцию видимой реальности коррупции. Названные выше авторы изучают модернизируемое общество развивающихся стран и уделяют основное внимание трактовке проблемы коррупции в связи с оценкой ее опасности на макроуровне.

Таким образом, в социологической литературе при изучении феномена коррупции недостаточно внимания уделяется взаимодействию макрои микроуровневых факторов. Для объективного анализа данного феномена необходимо рассмотреть фундаментальную диалектическую взаимосвязь трех аспектов социального мира коррупции. Первый характеризуется тем, что коррупция является результатом сознательной деятельности людейвторой — тем, что коррупция представляет собой объективную реальностьтретий — тем, что взяточник и взяткодатель являются социальными продуктами.

Основная цель исследования — изучение и анализ комплекса факторов, которые обуславливают коррупционный характер основных видов социального взаимодействия в одном из субъектов Южного Федерального округа Российской Федерации.

Цель исследования определяет задачи исследования:

• проанализировать сложившиеся в научной литературе подходы к определению коррупции как социального явления;

• разработать стратегию исследования коррупции как теоретической модели исследования;

• изучить реальные схемы коррупционной деятельности в различных областях и определить возможности пресечения такой деятельности, а также устранения причин, ее порождающих в РСО-Алания;

• дать характеристику механизма воспроизводства конструкции коррупции в системе государственного управления РСО-Алания;

• изучение связанных с коррупцией оценок и установок респондентов в РСО-Алания;

• изучение социальных детерминант коррупционной практики респондентов;

• разработать рекомендации для государственных и негосударственных структур РСО-Алания по направленности антикоррупционной деятельности, способной дать эффект в ближайший период.

Объект исследования — коррупция как социальное и экономическое явление в РСО-Алания.

Предмет исследования — представления и отношения к коррупции различных социальных групп Северной Осетии.

Теоретико-методологическая база. Тема предлагаемого исследования находится на стыке нескольких научных дисциплин: социологии, политологии, экономики, социальной психологии. Междисциплинарность обусловлена необходимостью комплексного подхода к изучаемой многогранной проблеме.

Состояние и характер коррупционных отношений определяются диалектикой объективных (состояние экономики страны, характер и история становления государства и др.) и субъективных факторов, к числу которых относится массовое и групповое сознание, которое, с одной стороны, отражает современной состояние социальных взаимодействий в рамках той или иной социальной системы, а с другой — оказывает непосредственное влияние на него.

Теоретическую основу диссертационного исследования составили научные отечественные и зарубежные разработки в области изучения коррупции как социального явления. Используются методологические подходы конструирования социальной реальности П. Бергера и Т. Лукмана и социальных проблем М. Спектора, Дж. Китсьюза и Г. Блумера.

Методологической основой исследования выступает диалектический и системный методы познания, теория социально-исторического детерминизма, определяющие роль различных условий и факторов в эволюции социальных взаимодействий.

При подготовке диссертации использовался опыт теоретических и эмпирических исследований, накопленный Северо-Осетинским Центром социологических исследований ИСПИ РАН.

Эмпирической базой работы явились данные Госкомстата, результаты социологического исследования, проведенного Северо-Осетинским Центром социологических исследований ИСПИ РАН, в котором автор принимал непосредственное участие. Также автором была проведена серия полуструктурированных интервью с целью дополнения результатов, полученных в результате количественного исследования.

Методы исследования. Сложность такого социально-экономического явления, как коррупция предполагает использование системного подхода к изучению данной проблемы.

В процессе работы над диссертационным исследованием использовались общенаучные методы познания — теоретический анализ и обобщение социологической, экономической и психологической литературы по проблеме, сравнительно-исторический и системно-функциональный подходы. Важным исследовательским методом стало совмещение анализа количественных и качественных социологических данных.

Научная новизна диссертационной работы заключается в стремлении выявить и описать факторы и направленность коррупции в Республике Северная Осетия-Алания на современном этапе развития российского общества. Исходя из этого, были обозначены основные направления исследования — общетеоретическое и методологическое. К элементам научной новизны диссертации относятся следующие положения:

• раскрыто современное состояние коррупционного взаимодействия в Республике Северная Осетия-Алания, в чем проявляются как общие черты, присущие этому явлению в различных регионах России, так и специфические особенности данного региона;

• эмпирически определен уровень развития коррупционных отношений в Северной Осетии;

• выявлены факторы, способствующие воспроизводству коррупционных отношений в Республике Северная Осетия-Алания;

• определены природа и специфика социальных отношений, детерминирующих коррупционное взаимодействие в РСО-А;

• разработаны предложения по организации социального контроля над коррупцией в Республике Северная Осетия-Алания.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Проблемы коррупционного взаимодействия в российском обществе сегодня приобрели уровень глобального явления, когда коррупция в стране образует определенную систему социальных отношений, тесно переплетенных с другими социальными отношениями. Это делает коррупцию системным фактором, который влияет на жизнь в стране. Именно поэтому необходима выработка и реализация эффективных социально управленческих стратегий противодействия коррупции на всех уровнях социальной организации (как на региональном, так и на федеральном), с учетом региональной специфики.

2. Коррупция в регионе исследования обусловлена как социально-политической и социально-экономической ситуацией в стране в целом, так и характером политики и организацией управленческой деятельности в самом регионе. Поэтому, наряду с систематическим отслеживанием хода соответствующих процессов в РФ, необходимо проведение мониторинга коррупционных отношений в регионах РФ.

3. Необходимо формирование антикоррупционных стратегий, которые бы учитывали региональную специфику коррупционных отношений. В национально-территориальных субъектах Российской Федерации коррупция зачастую, помимо объективных социальных, политических, экономических факторов, обусловлена культурно-историческими традициями.

Научная и практическая значимость исследования.

Осуществленный анализ разнообразных аспектов коррупционных отношений в Республике Северная Осетия-Алания показал, что протекающие здесь процессы коррупционных взаимодействий характеризуются как общими чертами, свойственными всему пространству Российской.

Федерации, так и особенными, обусловленными региональной спецификой. Таким образом, выполненное исследование дополняет и углубляет научные знания, имеющиеся по данной проблеме.

Опыт анализа коррупционной ситуации в РСО-А может быть использован при проведении исследований в регионах с высоким коррупционным потенциалом. Использованные в диссертации методы исследования демонстрируют адекватные возможности анализа первичной информации по изучаемой проблеме и тем самым могут быть рекомендованы для применения в других исследованиях подобного рода.

Выводы и обобщения, сделанные в ходе данного исследования, могут найти применение в организационно-управленческой практике как на республиканском, так и на региональном уровнях, а также на уровне местного самоуправления, способствуя оптимизации и гармонизации антикоррупционных стратегий.

Данные диссертации могут быть полезными для специалистов ряда региональных и национально-государственных структур (Администрации Президента РСО-Ааппарата Правительства Республики Северная ОсетияАлания).

Материалы данного исследования также могут быть использованы для разработки спецкурса по актуальным проблемам современных антикоррупционных стратегий в курсе социологии.

Апробация работы. Отдельные положения и выводы работы использовались при подготовке аналитических документов и рекомендаций для органов государственной власти и управления РСО — Алания, а также в научных и публицистических статьях.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании Северо-Осетинского центра социальных исследований Института социально-политических исследований РАН.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Коррупция как системный социальный феномен есть сочетание сетевых неформальных практик управления государством с формальными. Коррупция как превращенный вариант сетевых отношений представляет собой суррогат гражданского общества, заменяет его в жестко централизованном (или бедном, с ограниченными ресурсами) государстве. Коррупция может быть побеждена в том случае, если будут преодолены сетевые признаки государственного устройства: неформальность отношений, непрозрачность действий и неопределенность процедур.

Для условий Северной Осетии эти переменные представляются очень важными. Их можно определить как пронизанность общества «неформальными, традиционными узами», выступающими в качестве каналов коррупционных связей, но, что еще более важно, в качестве форм легитимации, «оправдания», основания «приемлемости» и «привычности» этих связей. Традиционная культура становится «оселком» коррупции, ее тотальности в российском и еще больше — осетинском обществе и одновременно ее привычности, «незаметности». Коррупция есть фактор устойчивости власти, способ ее воспроизводства в социальном мире.

Есть и более локальные причины: размах коррупции прямо обусловлен и подпитывается из федерального бюджета. Замкнутость социальной сферы республики на федеральный бюджет в значительной мере освобождает республиканское правительство/чиновника от необходимости рутинной и честной фискальной политики, установления «честных правил» игры. Пресс бюджетной нищеты и связанное с нею социальное недовольство канализируется по московскому адресу. Коррупция оказывается неизбежной платой общества за возможность мягкого перехода, «подковровой» кристаллизации собственности вокруг каналов власти, укрепления этих каналов как форм организации самого общества. Наиболее влиятельные социальные группы в североосетинском обществе в равной мере заинтересованы в сохранении «мягких», неотчетливых и постоянно меняющихся «правил игры». Для этих групп рыхлые правила есть политический и правовой запас для приватизационного маневра, в котором «теневые сделки» устойчиво формируют собственность по каналам неформальных связей, где сохраняется «шапка госсобственности» на многих приватизированных предприятиях, нейтрализуя этим ярлычком угрозу взлета безработицы. Предприятия «висят» в этом межсобственническом пространстве, сохраняя кадры с «прожиточной зарплатой», сохраняя убыточное производство, давая высокий доход и директору, и чиновнику.

Ясно, что стратегическая связка предприниматель-чиновник в переходных экономиках специфически определяет, пронизывает всю социальную реальность, в частности, такие ее измерения, как рост преступности, как экономической, так и уличной, насильственной. Среди основных факторов, способствующих устойчиво высоким показателям реальной преступности, можно выделить характер участия государственных органов в экономической жизни, фактический способ их включенности в экономические процессы.

В частности, можно заметить, что в республиканском обществе действуют две формы налогообложения — «легальная» и «теневая». Первая форма — это каналы пополнения бюджета, вторая форма — это каналы обогащения работников фискальных, правоохранительных органов, чиновников администраций различного уровня, форма их участия в «бизнесе». Существует всегда некоторый баланс между устойчивостью первой формы и размахом второй. Он определяется, в том числе и следующими обстоятельствами.

Значительная часть предпринимателей избирает «теневой налог», так как он ниже «легального» и в тактическом плане позволяет оперировать в «облегченном режиме», минуя необходимость соблюдения многочисленных технологических и иных нормативов, связанных с дополнительными затратами. Чиновники из соответствующих «курирующих» служб могут и сами предлагать «теневой» вариант: предприниматель «покупает» фактически льготный налоговый режим (с поправкой на риск), выплачивая часть прибыли. В свою очередь чиновник оплачивает свое участие в прибыли «неведением», «нервением» или, напротив, рвением вполне избирательным. Складывается сеть таких отношений и разделение сфер деятельности отдельных предприятий между сотрудниками госслужб. Риск предпринимателя — это гарантия его зависимости от чиновника и гарантия постоянно сохраняющегося «теневого налога».

Легальный" налог с производителей, излишнее упорство в его собирании невыгодны чиновнику, так как лишают источника значительных доходов. Отсюда ясно, что в среде самих чиновников и сотрудников соответствующих служб будет прослеживаться устойчивое внутреннее сопротивление попыткам «максимизировать» сбор легальных налогов.

Еще одна форма вращивания госаппарата в экономическую сферуфактическое владение чиновниками из различных государственных структур доходными предприятиями. Доходы от этих предприятий, как и сам факт владения, не декларируется. Эта форма связана с характером процессов приватизации, когда органы, проводящие приватизацию, и руководители приватизируемых предприятий устанавливают неформальные, взаимовыгодные отношения (назовем их «пакетами акций»). Социальный ущерб от таких отношений носит достаточно гипотетический характер, как «реальная цена предприятия», которая могла бы возникнуть, если бы предприятие приватизировалось по иной схеме. Возможности этой формы также связаны с непрозрачностью всего процесса приватизации, во многом «теневым» характером формирования слоя собственников в республике.

Наконец, очевидно, что обе отмеченные конструкции не существуют в некоем социальном вакууме: процессы нелегального обогащения сотрудников государственных служб, чиновников, процессы, в том числе и «канализированные» через родственников, близких, подставных лиц, доверенных, создают в обществе эффект нелегального, незаконного, но социально приемлемого, культурно-легитимного имущественного расслоения. Уголовная преступность, прежде всего среди молодежи, является только ответом на этот характер фактического участия государственной власти в экономических процессах, неизбежной общественной платой за прелести социально-экономических трансформаций в данном культурном контексте.

Шагами, способными несколько ослабить эту структуру, являются: а) сокращение предпринимательских рисков, заставляющих отдавать предпочтение теневому налогу, прежде всего облегчение легального налогового бремениб) увеличение рисков для чиновников и сотрудников соответствующих служб, прежде всего ужесточение или изменение характера их налоговых декларацийв) сокращение федеральной финансовой подпитки республики. Последнее неизбежно будет связано с «катастрофическим» сокращением численности госслужащих, их выбросом «на улицу» и их переходом из категории «налогособирателей» в категорию налогоплательщиков. Вряд ли сдвиги в практике подачи и контроля налоговых деклараций чиновниками могут осуществляться в русле некой внутренней кампании по «очищению рядов» и т. д. Как показывает опыт других регионов, изменения в этом направлении происходят только в результате существенных сдвигов в функционировании всей государственной машины, формировании конкурирующих центров влияния/власти, конкурирующих информационных каналов. В новой российской истории возник целый политический институт, уродливо и неуклонно продвигающий общество к специфической российской демократии. Это институт скандала. Северной Осетии еще предстоит пройти становление этого института «социального контроля» как важной составной «процессов демократизации».

Скандал является симптомом подковровой конкуренции центров власти и влиятельных группировок. Его функция состоит в создании несколько большей (хотя и крайне «избирательной») прозрачности и публичности власти, несколько большего риска для чиновника/директора. (Лишь несколько большего, но достаточного, чтобы ситуация начала меняться.).

В целом маловероятно, что в Северной Осетии в ближайшие четыре года сложится режим «большей прозрачности» и «большего риска для чиновника», так как такой режим предполагает базовые сдвиги в социальной и политической структуре, прежде всего формирование сильного профессионального парламента на конкурентной основе. Нужно сказать, что в переходный период сильная президентская администрация может служить в некоторой степени заменителем этого «эффекта риска» (впрочем, точно так же она может служить и основанием для еще большего взлета коррупции).

Уровень коррупции коррелирует не столько с моделью приватизации, сколько со степенью бесконтрольности исполнительной ветви власти, а точнее, власти вообще. Бесконтрольность исполнительной власти вполне возможна даже при наличии формально «профессионального парламента»: здесь также тысячи нитей неформальных связей, взаимных интересов и «обязательств» простираются между правительством и депутатами парламента, превращая публичную политику в представление с широкими кулисами. «Новые профессиональные парламентарии» будут представителями прежних хозяйственных структур и исполнительных органов власти — других «профессионалов» просто нет. Прозрачность власти, как и «демократия» в целом, будет лишь спонтанным и непреднамеренным эффектом скандальной и конкурентной борьбы этих профессионалов за свои интересы.

Федеральной власти «было бы крайне полезно перейти от политики подачек рыбы к политике оснащения удочкой, т. е. помощь должна быть преимущественно инвестоориентированной и направленной на создание максимального количества новых рабочих мест. Упор на чисто социальную помощь заморозит ситуацию в этих регионах на неопределенное время.

Эффективность региональной политики снижается высоким уровнем коррупции на Юге. Все это стоит учесть при разработке российской региональной политики в отношении данного типа субъектов федерации".105 На региональном уровне мы, к сожалению, имеем дискурсивные практики, в соответствии с которыми наблюдается расхождение между декларациями о необходимости решительной борьбы с социальным злом и практическими шагами по реализации антикоррупционных мер.

Корень проблемы даже не в ментальности местных руководителей — в стране в целом, отсутствует политическая воля по реализации долговременных антикоррупционных инициатив. Соответственно, на местном уровне ожидать чего-либо в этом направлении не приходится.

Более того, даже если Центр по тем или иным причинам начинает активно декларировать необходимость принятия тех или иных мер, на региональном уровне сложившуюся ментальность изменить не так-то просто.

105 Региональная политика России: адаптация к разнообразию //под ред. Сатарова. М. 2004.