Влияние модернизационных процессов на правовое поведение и преступность крестьянства Южного Зауралья во второй половине XIX — начале XX века

Актуальность исследования. Жизнедеятельность человека в обществе регулируется социально-нормативными механизмами — социальными нормами и социальным контролем. В этих механизмах одно из центральных мест занимает право, правовое регулирование. Нормы права выступают важным средством формирования правового поведения человека. Правовое поведение активно воздействует на общественные отношения и является одной из важнейших форм поведения, имеющее особое значение в сложных социальных процессах нашего времени. Задача правового развития личности, строящей свою жизнь в согласии с нормами права — одна из самых главных в утверждении гражданского общества и правового государства.

Модернизационные процессы второй половины XIX века, происходившие в России, оказали решающее влияние на ход исторического развития общества и государства. В настоящее время в отечественной и зарубежной историографии наблюдается растущий интерес к этим модернизационным процессам (1). Он вызван поиском дальнейших путей развития Российской Федерации, который нашел свое непосредственное выражение в реформах, совершающихся в стране уже на протяжении более двадцати лет.

В определении понятия модернизации и модернизационных процессов автор склонен согласиться с мнением уральского историка Алексеева В. В. По его мнению, под модернизацией следует понимать «всеобъемлющий процесс инновационных мероприятий при переходе от традиционного к современному обществу, который, в свою очередь, может быть представлен как совокупность подпроцессов: структурной и функциональной дифференциации общества, индустриализации, урбанизации, бюрократизации, профессионализации, рационализации, становления современных мотивационных механизмов и т. п.» (2).

Модернизационные процессы также охватывают такую важную сферу жизнедеятельности любого общества и государства, как правовую.

Правовые реформы, проводимые в постсоветской России, должны обязательно учитывать опыт преобразований в императорской России пореформенного периода. Этот опыт особенно ценен, в связи с двумя обстоятельствами: во-первых, Россия как тогда, так и сегодня находится в процессе глубокой и коренной социально-экономической перестройкиво-вторых, уроки правовой политики императорского правительства крайне необходимы политической элите и всему обществу для осуществления продуманных и взвешенных законодательных мероприятий в настоящее время.

В современной отечественной истории, по нашему мнению, недостаточно изучена тема влияния модернизационных процессов на правовое поведение, характер и уровень преступности российского крестьянства, особенно на местном региональном уровне. Поэтому возникает необходимость более полного и разностороннего реконструирования данной проблемы, изучения социально-экономической жизни зауральского крестьянства в историко-правовом аспекте, изучения девиантного поведения части этого сословия в период пореформенных модернизационных процессов в обозначенных территориальных рамках. В этой связи настоящее исследование приобретает определенную актуальность.

Объектом исследования является крестьянство Южного Зауралья во второй половине XIX — начале XX века. Под крестьянством понимается совокупность сельскохозяйственных производителей, ведущих индивидуальное хозяйство собственными средствами производства и силами своей семьи, объединенных в низовую административно-территориальную единицу — общину.

Предметом исследования выступают правовое (правомерное) поведение и преступность крестьянства Южного Зауралья во второй половине XIXначале XX века. При решении поставленных в работе задач автор исходил из следующего понимания нижеперечисленных терминов:

Правомерное поведение личности — это поведение, соответствующее предписаниям юридических норм. Это законопослушное социальное поведение, облеченное в юридическую форму (3).

Преступность — социальное, исторически обусловленное явление, возникшее на определенной стадии развития общества. Характеризуется совокупностью всех преступлений, которые были совершены в течение конкретного периода, обнаруженных в пределах данной территории (4). Понятия «правовое поведение», «преступность», «модернизационный процесс» являются широкими и многоплановыми. Исходя из поставленных ниже цели и задач, в исследовании будут рассмотрены наиболее важные и существенные стороны этих понятий.

Хронологические рамки исследования охватывают время со второй половины XIX века до 1914 года. Этот выбор обусловлен тем, что именно со второй половины XIX века начинается новый период общероссийской и сибирской истории. Именно в это время происходят глубокие экономические, социальные, политические и культурные преобразования в стране, связанные с реформаторской деятельностью Александра II. Среди комплекса реформ, проведенных имперской администрацией выделяются судебная реформа 1864 г. и реформа государственных крестьян 1866 г., которые существенно изменили юридическое положение основной массы населения сибирского региона. В качестве верхней границы столь же логично определить 1914 год, когда вследствие начала I мировой войны жизнь общества и государства претерпела огромные изменения. В рамках данного периода можно выделить два основных временных этапа: вторая половина XIX века (до проведения Сибирской железной дороги через территорию Южного Зауралья) и 1895−1914;е годы, когда с эксплуатацией Транссибирской магистрали началось форсированное изменение сельского и городского быта Западной Сибири. Именно тогда в правовую культуру Зауралья всё сильнее проникают новые модернизационные явления, разрушающие устоявшиеся традиции.

Территориальные рамки диссертации определены на основании сложившейся историографической традиции. Существует устоявшийся историко-географический термин «Южное Зауралье», под которым понимается географический район Шадринского уезда Пермской губернии и Курганского, Ялуторовского округов (позднее — уездов) Тобольской губернии. В трудах ряда историков доказывается, что район Южного Зауралья, который в целом исчерпывается границами вышеуказанных территориально-административных образований, обладал внутренним экономическим, географическим и культурным единством (5). Для большей иллюстративности спорадически рассматриваются и некоторые смежные регионы (Екатеринбургский, Камышловский, Ишимский, Тюменский и Троицкий уезды).

Степень научной изученности темы. Специальных работ, посвященных правовому поведению и преступности в крестьянской среде Южного Зауралья, мы не обнаружили. Хотя существует довольно значительное количество трудов, касающихся некоторых либо общих, либо частных вопросов, как на общероссийском, так и на региональном уровнях. В основу историографии диссертации положен проблемно-хронологический принцип, который позволяет выделить следующие периоды: 1) дореволюционный- 2) советский- 3) постсоветский.

Большую роль в правомерном поведении русского крестьянства играло обычное право, под которым мы понимаем «совокупность правил поведения (обычаев), сложившихся в обществе в результате их неоднократного применения и санкционированных государственной властью» (6). В первой половине XIX в. российская историко-правовая наука обратила внимание на неписаные нормы, определявшие повседневую жизнь русской деревни и регулировавшие внутридеревенские и внутрисемейные хозяйственные, имущественные и бытовые отношения. В 1840—1860 гг. проблема обычного права была поставлена Кавелиным К. Д. (7). Он' отводил большое место обычаю в историческом развитии русского права и доказывал его отличие от права западноевропейских государств. Кавелин К. Д. доказывал, что в соборном уложении 1649 г. преобладали еще обычноправовые установки, но в дальнейшем «древняя русская жизнь исчерпала себя вполне» (8). Дальнейшее развитие историографии по данной теме положила дискуссия дореволюционных отечественных историков, юристов и этнографов о традиционном обычноправовом мировоззрении пореформенного российского крестьянства. Российские историки-правоведы (Кавелин К.Д., Сергеевич В. И., Владимирский-Буданов М.Ф., Самоквасов Д. В. и др.) оценивали обычай как один из источников писанного права и признавали реальностью существование комплекса особых неофициальных правовых отношений в крестьянской среде (9). При всех расхождениях в оценке соотношения обычного и государственного права в крестьянской среде историки-правоведы XIX в. подчиняли историю обычного права истории права государственного.

В ходе реформ 60-х годов XIX в. (особенно судебной) соотношение обычного права и действующего законодательства приобрело помимо теоретического еще и практический смысл. В частности, по «Положению» 19 февраля 1861 г. крестьянам дозволялось руководствоваться своими обычаями при разрешении наследственных, имущественных отношений, дел, связанных с опекой и т. д. Узаконение функционирования обычного права в государственно-правовой практике определялось тем, что особенности общинной хозяйственной жизни, а также многие стороны гражданских отношений в крестьянской среде очень часто не могли быть урегулированы действовавшим сводом законов. Ученые того времени точно определили связь между хозяйственным и семейным строем общины и правовыми представлениями крестьянства. Большинство авторов, участвовавших в обсуждении проблемы, доказывало принципиальное несходство крестьянских правовых обычаев и законодательства. «Народное обычное право и право культурное представляют собой два строя юридических воззрений, отличных один от другого», — утверждала Ефименко, А .Я. (10).

Причины расхождений между народными правовыми представлениями и формальными законами Тютрюмов И. М. и Леонтьев А. А. видели в особенностях развития российского законодательства, сословном общественном устройстве, правовой обособленности крестьян (11). Эти же ученые явились авторами «трудовой теории», которая, по их мнению, определяла все явления крестьянской хозяйственной и семейной жизни, а центральным элементом крестьянского правосознания был их взгляд на землю как на объект применения трудовой силы. Согласно мнению теоретиков «трудового начала» в обычном праве крестьянская семья представляла трудовую ассоциацию, в которой кровная связь была второстепенным элементом.

Многие исследователи крестьянского быта того времени считали, что проникновение официального законодательства в крестьянскую жизнь оказывает на крестьянство «тлетворное влияние». Такой точки зрения придерживался, например, Качоровский К. Р. (12).

Известный русский юрист Пахман С. В. в своем фундаментальном труде «Обычное гражданское право в России. Юридические очерки» сделал попытку уложить все обычное русское право в рамки системы, выработанной на почве римского права (13). Пахман не считал обычное право неизменной категорией. Под влиянием изменяющихся условий быта обычное право, несмотря на относительную стойкость, не остается в абсолютной неподвижности, а с течением времени изменяется. Пахман С. В. был противником «трудовой теории» и усматривал в обычном праве борьбу новых воззрений с отживающими старыми, что проявлялось в существовании и общности и раздельности имущества в семье (14). Попытке Пахмана С. В. изложить в строгой схеме обычное право всего русского народа противостояли такие этнографы и юристы как Ефименко А. Я. и Муллов П.А.(15).

В конце 70-х — начале 80-х годов XIX века Русским географическим обществом было разработано несколько программ для собирания и изучения обычного права. Одной из лучших была признана программа известного криминалиста того времени Фойницкого И Л. (16). Он дает следующее определение обычного права: «Правила, применяемые народом при суждении непозволительных в общежитии действий, называются условно юридическими обычаями. От обычаев следует отличать: 1) воззрения народа, хотя и общераспространенные, но не находящие себе действительного применения- 2) меры, действительно применяемые иногда потерпевшими, но расходящиеся с взглядом народа, который относится к ним как к актам самосуда- 3) взгляды и меры, вышедшие из употребления, о которых сохранились лишь предания» (17).

В отечественной историографии второй половины XIX — начала XX века существовало одно из мнений, что принципиальных различий между законом и обычаем нет. Такого мнения придерживалась целая группа историков и юристов. Билимович А. Д., обобщив мнения местных комитетов о потребностях сельскохозяйственной промышленности, пришел к выводу, что «правосознание народа вполне отвечает началам писанного права и давно уже подготовлено к его восприятию» (18). Евреинов Г. А. полагал, что крестьяне с XI века жили по закону, а обычное право не имело существенного влияния на быт деревни (19). По мнению Дружинина Н. П., «крестьянская жизнь — проста, однообразна, сера, буднична, поэтому общие законодательные нормы легко приживаются в деревне» (20).

В дореволюционной историографии вызывал споры вопрос о происхождении русского законодательства. Барац С. М. утверждал, что гражданские законы второй половины XIX века не содержат в себе начал, «выработанных русской жизнью», и не служат «выражением народных прав» — они представляют собой «широкие заимствования из самых разнородных чужеземных кодексов» и не соответствуют правовым представлениям народа (21).

Многие историки связывали с обычным правом и правовое положение пореформенного российского крестьянства: его рассматривали Титов А. А.,.

Постников А.С., Мануйлов А. А. и др. (22). Титов А. А. указывал, что реформа 19 февраля 1861 года положила начало «планомерному расширению и углублению» прав крестьянства на пути превращения их в «свободных полноправных граждан». Автор отмечал, что основой правовой обособленности крестьян было закрепление за ними обязанности платить «подушную подать круговой порукой с обязательной припиской к крестьянскому обществу без права выхода из него». Титов А. А. делает вывод, что дальнейшие указы, отменившие круговую поруку, разрешившие крестьянам самим выбирать место жительства и требовать выдела своего участка из общинной земли главной целью имели создание в крестьянстве «особой группы, которая составила бы собою новый социальный класс мелких земельных собственников» (23).

Постников А.С., указывал, что установление частной собственности на землю для крестьян должно происходить «с дарованием тех прав, которыми пользуются граждане в современном правовом государстве» (24).

Мануйлов А.А. рассматривал правовое положение крестьян через вопросы отношения общественно-политических движений к крестьянской общине. Сравнивая взгляды славянофилов и западников, автор приводит сильные и слабые стороны данных направлений и делает вывод о признании реформаторами того факта, что община «не может быть вековечною, а должна измениться путем свободного развития», однако это совсем не дает права требовать «немедленного упразднения общинного землевладения и замены его личной собственностью», с одной стороны, и бороться за сохранение общины «на будущие времена, как наилучшей формы владения землею», с другой (25).

Роль крестьянской общины в процессе проводимых преобразований рассматривали Качоровский К. Р., Николаев А. А., Кауфман А. А., Осипов Н. О. и др. (26).

Качоровский К.Р., занимаясь исследованиями крестьянской общины, утверждал, что от решения вопроса общинного землевладения, напрямую связанного с «выработкой законодательной земельной реформы все утвердилось». Данный вопрос, по словам автора, приобрел и «политическое значение», так как Россию стали упорно толкать на «наклонную плоскость революции». Однако практическое решение вопроса о сохранении крестьянской общины осталось открытым, что позволило автору сделать вывод, «что община, во всяком случае, ближе к жизни, чем к смерти» (27).

Николаев А.А. отмечал, что не может быть полного освобождения крестьян без предоставления им «полных прав гражданства». Автор указывал на те условия, которые препятствовали получению крестьянами «полных прав гражданства» — круговая порука, особые волостные суды, земские начальники «как верховные вершители крестьянских судеб», сохранение крестьянской общины (28).

Кауфман А.А. и Осипов Н.О.исследовали развитие крестьянской общины в Сибири, широко используя местный материал. Они выделили общие и особенные признаки западно-сибирской и европейской российской общины. Ученые отметили характерную и особенную черту сибирского общинного землевладения, названную ими «старозаимочной» (29).

Вопросы изменения местного крестьянского самоуправления рассматривал Соболев М. Н., вопросы распространения частного землевладения в Сибири — Головачев Д. М. (30).

Таким образом, в дореволюционной историографии существовало значительное разнообразие теорий и взглядов как на пореформенную крестьянскую общину, так и на обычное право, во многом регулировавшее хозяйственные и гражданские отношениях в общине. Историки и юристы признали комплекс обычаев, определявших жизнь деревни живой реальностью. А дискуссия о применении норм обычного права в административном управлении деревни и в судебной сфере в пореформенных условиях повлияла на практическую деятельность государственной администрации и судебной власти пореформенного периода. Дореволюционные ученые конца XIX века в основной своей массе отмечали необходимость предоставления крестьянам равных судебных прав с другими сословиями, ликвидации крестьянских волостных судов, отмирания норм обычного права в крестьянском правовом мировоззрении.

Советская историография на разных этапах своего развития изучала целый комплекс вопросов и проблем, связанных с историей российского пореформенного крестьянства, а также крестьянской общины на региональном и общероссийском уровнях в экономическом, социально-политическом и культурно-правовом аспектах. В своих работах советские историки в большей или меньшей степени непосредственно или косвенно рассматривали правовое положение, обычное право и связанное с ними правовое поведение крестьян Российской империи.

В 1920;1930;е годы, когда происходит становление марксистско-ленинской историографии, намечаются основные направления конкретно-исторических и общих исследований: социально-экономическое и политическое положение крестьянства накануне освобождения, влияние земельной реформы на эволюцию крестьянской общины, соотношение феодальных и капиталистических элементов в русской деревне, капитализация сельского хозяйства (31). На данном этапе историография уделяла основное внимание помещичьим крестьянам центральных губерний России и изучала крестьянское сословие на общероссийском уровне.

Большим событием в советской историографии 40−50-х годов является публикация монографии «Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева» Дружинина Н. М., а также других его работ (32). Дружинин Н. М. рассмотрел процесс прохождения реформы государственных и помещичьих крестьян, деятельность учреждений по крестьянским делам, проблемы крестьянского землевладения и землепользования, развития крестьянских хозяйств в основных районах страны и социально-политический кризис 18 791 881 годов. Одной из основных идей автора являлось то, что отмена крепостного права и последующие реформы не облегчили экономического и правового положения крестьянства.

Проблемы истории пореформенного крестьянства на общероссийском уровне также исследовали: Зайончковский П. А., Литвак Б. Г., Захарова Л. Г., Анфимов A.M., Кабанов В. В. и многие другие. В их трудах исследовались вопросы самого разнообразного характера: от процесса подготовки реформ 1860−1870-х гг. до практических результатов реализации этих реформ в России (33).

Зайончковский П.А. исследовал богатейший материал, характеризующий состояние крестьянской общины в Европейской части России в дореформенное и послереформенное время. Автор приводит также сведения о количестве помещичьей и надельной земли в Шадринском уезде Пермской губернии. В своих исследованиях историк больший акцент делает на буржуазном содержании реформ, отмечая, что, несмотря на сохранение феодальных пережитков, реформы значительно ускорили развитие капитализма не только в сельском хозяйстве, но и во всех сферах жизни российского общества (34).

В работах Литвака Б. Г. исследовалась история крестьянских движений в России на протяжении XVIII-XIX столетий, раскрывались их социально-экономические и политические причины. Реформу 1861 года он трактует как мирный государственный переворот, который позволил России встать на путь цивилизованного развития. Однако, в результате развития революционно-демократического движения и сильной консервативной оппозиции в правящей элите реформаторская альтернатива, по его мнению, не была полностью реализована нашем государстве и обществе (35).

Захарова Л.Г. изучала вопросы подготовки реформы 1861 года, создания комитетов и развития правительственной программы реформы, учреждения редакционных комиссий и их программ по крестьянскому вопросу.

В работах Анфимова A.M. анализировалось состояние российской деревни в пореформенное время, роль помещичьих и крестьянских хозяйств в дальнейшем развитии экономики России, классовая борьба крестьянства на рубеже веков, процессы переселения крестьянства на окраины страны.

Анфимов A.M. попытался дать более широкое толкование понятию «аграрный строй», важнейшими элементами которого он называл наряду с землевладением и землепользованием систему ведения хозяйства.(Зб) Один из главных выводов автора заключался в том, что «именно бедность как наследие крепостного строя, результат государственной политики не давала крестьянину развернуться в полную силу» (37).

В монографиях Кабанова В. В. изучались вопросы эволюции сельской общины, демографии и государственной политики по отношению к деревне, роли кооперации в развитии сельского хозяйства (38). Историк отмечал, что в послереформенной России существовал не только «прусский путь» разития, а было несколько путей эволюции сельского хозяйства. «Одновременно с кооперативным формировался фермерский путь. Захватно-заимочная система землепользования в Сибири была близка к американскому фермерству, ибо в значительной мере такие хозяйства образовывались в результате колонизации (ближней и дальней) и переселения» (39).

Вопросы, связанные с обычным правом, его соотношением с официальным законодательством второй половины XIX века стали объектом внимания советской историографии в основном в 60−80-е годы. Данной проблемой, главным образом, занимались Зырянов П. Н., Александров В. А. и др. (40). Зырянов П. Н. полагал, что обычное право к концу XIX века стало тормозить капиталистическое развитие деревниправосознание крестьян в тот период уже было подготовлено к восприятию твердых оснований писаного права (41).

По мнению Александрова В. А., условия существования сельской общины способствовали живучести «неписаной совокупности правовых норм», по своей юридической сущности расходившихся с законодательными нормами" (42). Кроме того, историк отмечает, что обычное право есть право сословное (в силу своей социальной природы), этот вид права является динамичным явлением и изменяется под влиянием социально-экономических условий. Мы не вполне согласны с мнением автора, что обычное право становилось опорой крестьян в борьбе с властью феодалов, т.к. «в стойкости сохранения обычноправовых норм отражалась борьба крестьянина за свои социальные и хозяйственные права» (43).

В целом, советская историография 60−80-х годов уделяла наибольшее внимание классовому характеру проводимых реформ, подчеркивала их сословный характер, продворянскую и антикрестьянскую сущность. Происходили дискуссии о соотношении феодальных и капиталистических элементах в крестьянской и других реформах, государственной политике в отношении крестьянского сословия, и их влиянии на развитие русской деревни. Делался непререкаемый вывод о «прусском пути» эволюции сельского хозяйства в России (44). В значительной мере историография этого периода исследовала экономический и социально-политический аспекты жизни русской деревни, в том числе и сибирской. Детально изучались классовая борьба крестьянства, его первая и вторая «социальные войны». Непререкаемым авторитетом в последней инстанции для историков этого времени были работы классиков марксизма-ленинизма. Очень часто игнорировались, факты, не подпадающие под жесткую идеологическую схему, или подавались в нужной интерпретации. Но, несмотря на свою идеологическую направленность, эти работы не утратили своего значения и в настоящее время в силу основательно изученных поставленных проблем и вопросов, богатейшего фактического материала и огромного количества изученных источников.

В конце 80-х годов прошлого столетия и первого десятилетия нынешнего отечественная наука под влиянием социально-политических перемен, происходивших в нашем обществе, отходит от жестких идеологических схем. Появляется большое количество работ, написанных на основе новых методологических принципов и приемов. Проводятся конференции, семинары, круглые столы, посвященные как уже изученным, так и новым проблемам пореформенного развития России (45). В этот период начинает широко применяться теория модернизации. Появляется целый пласт исторической литературы, посвященной проблемам модернизационного развития России (46). В центре внимания отечественных ученых оказываются дискуссионные вопросы о месте России в мировом историческом процессе, о сути модернизационных процессов и их составляющих, о хронологических рамках российской модернизации и ее характере, о причинах отсталости экономического развития России, в том числе и аграрной и т. д. Данные вопросы носят дискуссионный характер и в настоящее время.

В отечественной историографии последнего времени также уделялось значительное внимание обычному праву. В частности, данной проблемой занимались историки-этнологи: Думанов Х. М., Першиц А. И., Семенов Ю. И., Нагих С. И., Токарев С. А., Бгажнок Б. Х. и др. (47).

Семенов Ю.И. считает, что уже в раннепервобытном обществе в межобщинных отношениях возникали зачатки обычного права, в позднепервобытном обществе они становятся отчетливее и в эпоху классообразования оформляются в подлинное обычное право, обеспеченное политической властью (48).

Нагих С.И. отмечает, что санкции обычного права значительно суровей санкций официального права в развитом классовом обществе. Это связано с тем, что правящая элита стремится защитить нарастающую частную собственность и подавить своеволие индивида в переходное время, когда рвутся и перестраиваются социальные связи (49).

Токарев С.А. поставил вопрос: действовали ли постпервобытные синкретные поведенческие нормы в одних лишь крестьянских общинах? Отвечая на него, он писал: «Мы живем нормами, оплетенными со всех сторон обычаями, частью старинными, частью более новыми. Мы так привыкли к ним, что, как правило, и не замечаем их, хотя подчиняемся им на каждом шагу. Дело касается именно обычаев, как бы неписанных законов, а не законов в собственном смысле этого слова. Лишь в редких случаях затрагиваются, и то лишь косвенно, те или иные статьи закона, гражданского или уголовного права» (50). Думается, что здесь Токарев С. А. смешивает обычаи вообще с «неписанными законами», т. е. с тем, что часто называют обычным или общинным правом".

Этнолог Бгажнок Б. Х. в своей работе обращает внимание на первоначальную слитность этикета с другими поведенческими нормами — моралью и правом. В частности, как он замечает, уже в середине XIX века у адыгейцев началось перемещение в систему чисто моральных и этикетных правил определенной части обычноправовых норм и установлений: порядок наследования имущества, отношения между сословиями, бракосочетание по шариату и т. д. (51).

Думанов Х.М., Першиц А. И. в своих работах попытались показать, что к поведенческим нормам «дополитического общества» неприменимо понятие «обычное право». По их мнению, это не обычное право, а мононорматика, в которой слиты все виды поведенческих норм — правовые, этические, этикетные (52.). Согласно развитой концепции Першица А. И. в эпоху классо и политогенеза первобытная монопрактика перерастает в обычное право и на этом в основном прекращает свое существование (53). Эти же авторы видят следующую структуру обычного права (его основные отрасли) — уголовное право, имущественное право, брачно-семейное право, процессуальное право.

Многие историки, юристы, этнологи в своих работах отмечали противоречивость термина «обычное право» (54). Однако введение нового термина, расширяющего или корректирующего старый традиционный, до настоящего времени не выработано ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Таким образом, и в настоящее время остается дискуссионным вопрос о существовании обычного права вообще, и, в частности, в русской крестьянской общине. Несомненно, одно, что под влиянием модернизационных процессов во второй половине XIX-начале XX вв. в России традиционное правовое мировоззрение и поведение крестьян подверглось значительной трансформации и существенно приблизилось к официально-нормативному законодательству, в том числе и в южнозауральском регионе.

На региональном уровне большое значение для изучения жизни и быта сибирского крестьянства имел фундаментальный труд «История Сибири», вышедший в конце 1960;х годов. В третьем томе названного издания рассматривается история Сибири в эпоху капитализма (55).

Вскоре после выхода данного труда публикуется серия монографий по историографии Сибири второй половины XIXначала XX веков. Первой крупной работой в этой области явилась книга Мирзоева В. Г. «Историография Сибири. (Домарксистский период)». В ней дан подробный анализ направлений историографической мысли XVII—XIX вв.еков, выделены этапы их развития, была создана прочная база для дальнейшего изучения истории Сибири (56). Исследование было продолжено Шейнфельдом М. Б., который проанализировал сибирскую историографию конца XIXначала XX веков. Тем самым была создана целостная картина историографии Сибири дооктябрьского периода (57). Новизной подходов к проблемам историографии Сибири до 1917 года отличается работа Горюшкина JI.M. и Миненко Н. А. «Историография Сибири дооктябрьского периода». Авторы дали глубокий анализ исторической литературы до 1917 года по определённым вопросам, дополнив тем самым существующие исследования, в том числе — и по вопросам традиционной культуры крестьянства XIX века. В названной монографии указываются и изучаются, наряду с другими, основные исторические работы, посвященные исследованию различных сторон социально-экономической и политической жизни сибирской крестьянской общины (58).

Огромный вклад в создание этой картины внесли фундаментальные. труды Громыко М. М. и Миненко Н. А. Громыко М.М. выделила основные проблемы для изучения истории сельской общины, выявила главные направления её исследования, определила методологические принципы и подходы. Она отмечает, что обширное поле для изучения представляют взгляды крестьян на общину, традиционные нормы поведения и общения крестьян, их внутренний мир (59). В ряде своих работ Громыко М. М. проводит изучение традиционной материальной и духовной культуры крестьян, поднимает вопросы, касающиеся механизмов воспроизводства культуры, а также социального поведения, культурной роли общины. Особо она выделяет роль семьи и общины как институтов социализации. Основываясь на общероссийском и сибирском материале, Громыко М. М. приходит к важному выводу: «Повседневное поведение крестьян нормировано традициями, охраняемыми общественным мнением и основанными на широком комплексе нравственных, религиозных и социальных представлений. нормы поведения осознавались, им учили, а не только воспринимали из жизни традиционных форм"(60). Значительное место в иных работах автора уделено духовной культуре, этике и социальной психологии крестьян. В целом, труды Громыко М. М. трудно переоценить в качестве прочной базы для дальнейшего изучения культуры, в том числе и правовой, крестьянства России и Сибири (61).

К работам Громыко М. М. примыкают и конкретизируют их труды Миненко Н. А. В своих многочисленных статьях и монографиях она рассматривает широкий спектр традиционной крестьянской культуры (62). Миненко Н. А. удалось полно и разносторонне показать своеобразие культуры зауральского крестьянства, его психологии и внутреннего мира. В работах автора получили отражение и были изучены отношения крестьян внутри семьи и общины, трудовые и бытовые традиции в эпоху феодализма. В различных формах проявления крестьянской культуры Миненко Н. А. оценивает внутреннее содержание ритуалов, традиций и поведенческих стереотипов, внутренний мир, мировоззрение крестьян. Основной заслугой автора является воссоздание целостной картины культурной жизни Урало-сибирского региона до середины XIX века.

К сожалению, названные авторы не затронули в своих трудах традиции и мировоззрение крестьянства в период капитализма и кризис традиционной культуры, впрочем, они и не ставили перед собой таких задач. На наш взгляд, пореформенный период истории зауральской общины изучен не столь основательно, как зауральская община эпохи феодализма.

В работах Горьковской З. П. изучены источники для исследования трудовой деятельности сибирского крестьянства, отмечено влияние переселенцев на трудовые традиции местной общины (63).

Для нашей темы также интересны работы Мамсик Т. С. В этих работах рассмотрены основные стороны жизни и деятельности, хозяйственного быта и социальной активности сибирской и уральской деревни, содержатся сведения о том, какие меры принимала община против недовольных и социально опасных для себя членов общины, указывается, что это было не только экономическое давление, но и прямое насилие. Таким образом, Мамсик Т. С. в своих трудах рассматривает различные, в том числе и полицейские функции общины (64).

Заметный вклад в разработку проблем жизни и быта Западной Сибири внесли учёные Института этнографии Академии наук СССР, обобщив и проанализировав большой материал по самым разным аспектам. Их работа «Крестьянство Сибири в эпоху капитализма» является комплексным исследованием, в котором рассмотрены социально-экономические и общественно-политические вопросы жизни сибирского крестьянства (65). Зотова О. И., Новиков В. В., Шорохова Е. Р. основательно проследили особенности социальной психологии крестьянства на протяжении последних трёх столетий, выявили этапы её развития (66). Различными сторонами социальной психологии и сознания жителей урало-сибирского региона занимались Побережников И. В. и Островская JI.B. (67).

Зверев В.А. впервые уделил особое внимание сибирской крестьянской семье как институту социализации. Он рассмотрел этапы её эволюции в конце XIXначале XX вв., проанализировал ее функции. Зверев В. А. сделал выводы о разложении больших семей в сибирском регионе в связи с перестройкой хозяйства на капиталистический лад (68).

В сибирском краеведении большое внимание уделялось вопросам общинного и местного самоуправления в пореформенный период развития Сибири. Богатырева О. Н., в которой рассмотрела земское самоуправление и административное крестьянское устройство, и их эволюцию в Вятской и Пермской губерниях. В своей работе она отметила существенное отставание в проведении земской реформы, ее осбенности и отличия на окраинах России от центральных губерний, что было связано с целенаправленной политикой царской администрации (69). Процессы развития сельского и городского самоуправления на Урале в XVIIIначале XX в. были детально и тщательно изучены авторским коллективом уральских историков. Авторы монографии отмечают, что специфика уральского городского и сельского самоуправления во многом объяснялась значительным числом горнозаводских поселений, их высоким уровнем развития и большой ролью в социально-экономическом и культурном развитии региона (70).

Одной из главных черт исторического развития Сибири была ее колонизация. Поэтому ее ключевым проблемам посвящено довольно значительное число монографий советского и постсоветского периода. Колесников А. Д. исследовал вопрос о штрафной колонизации Сибири, роли ссылки в ее освоении, постарался определить количество ссыльных в русском населении Западной Сибири в XVIII — XIX вв. и пришел к выводу, что «ссылка, хотя и сыграла некоторую роль в формировании сибирского населения, но ссыльные во все периоды освоения Сибири составляли значительно меньшую часть ее всего населения» (71).

В 70−80-е годы прошлого столетия сибирские историки выпустили значительное количество научных сборников, посвященных политической ссылке и каторге в Сибири. В этих сборниках исследовались источники по истории освоения Сибири, историография ссылки, расселение и положение ссыльных в Сибири, влияние ссылки на местную крестьянскую общину и ряд других вопросов, связанных с данной проблемой (72). Однако существенным недостатком указанных сборников является то, что уголовной ссылке и каторге, их влиянию на сибирскую крестьянскую общину фактически не уделено никакого внимания.

В постсоветский период штрафную колонизацию, уголовную ссылку, их воздействие на местное население Сибири изучали Марголис А. Д., Кошель П., Бортникова П. Н. и другие (73).

В последнее время серьезный вклад в развитие отечественной регионалистики, в изучение различных сторон жизни крестьянской общины как дореформенной, так и послереформенной эпох внесли местные ученые-краеведы: Пундани В. В., Емельянов Н. Ф., Менщиков В. В., Кислицын В. А., Павлуцких Г. Г., Свищев П. А., Никитин В. А., Менщиков И. С. и другие (74).

В зарубежной историографии также уделялось серьезное внимание русскому обычному праву, девиантному поведению крестьян и преступности в их среде. Назовем лишь некоторых авторов.

Парсонс Т. отмечает, что после 1861 г. в связи с крестьянской реформой нормы обычного права в народной среде подверглись существенным изменениям. А с разрушением традиционной крестьянской общины обычное право теряет свое значение, уступая место официальному российскому законодательству (75).

Другой американский историк Кристиан Д. обратил внимание на такой «правовой» обычай в крестьянской среде как «напой», служащий существенным средством примирения между потерпевшим и преступником. Кристиан Д. также указывал на коррупционность волостных судей, очень часто зависящих от сельской верхушки и общественно-волостной администрации (76).

В своей работе «Преступление и наказание в российской деревне: деревенские представления о преступлении в конце XIX в.» Фрайерсон К., на наш взгляд, существенно преувеличивает влияние обычного права в крестьянской общине, ошибочно относит самосуд к нормам обычного права, а само это право рассматривает как продукт дикого произвола и невежества (77). В частности, она пишет: «Самосуд представляет крестьянскую реакцию на противоправные действия, которые требовали отклика извне — от формальной законодательной системы, которая должна была установить ряд наказаний: от простой оплаты счета за нанесенный ущерб до серьезного и эффективного возмездия. Но эта система не удовлетворяла крестьян, поэтому крестьяне верили, что самосуд не только оправдан, но и, действительно, необходим» (78).

Таким образом, анализ литературы по исследуемой теме показывает, что она содержит разнообразный фактический материал по социально-экономической, общественно-политической и культурной жизни крестьянской общины в Западной Сибири. Вместе с тем следует отметить, и отсутствие обобщенного исследования по проблемам правового поведения и преступности зауральского крестьянства, влияния на них модернизационных процессов во второй половине XIX — начале XX в. при всем имеющемся многообразии литературы.

Источниковая база исследования, составившая основу исследования, обширна. Для систематизации выявленных источников мы используем традиционные квалификационные схемы и выделяем опубликованные и неопубликованные источники. Неопубликованные источники по теме выявлены и отобраны для исследования одного центрального и четырех региональных архивов: Российском государственном историческом архиве (РГИА), Государственном архиве Курганской области (ГАКО), Государственном архиве города Шадринска (ГАГШ), Государственном архиве Пермской области (ГАПО), Государственном учреждении Тюменской области Государственного архива города Тобольска (ГУТО ГА г. Тобольска).

Значительная часть использованных архивных источников относится к категории делопроизводственных документов. Циркуляры, инструкции, правила министерств и их подразделений, отчеты чиновников нашли свое отражение в фонде 1291 «Земский отдел МВД» РГИА.

Группа источников, раскрывающих практическую деятельность сельской администрации, является самой многочисленной, в нее входят приговоры сельских и волостных сходов, материалы судебных следствий, деловая переписка сельских и волостных старост, решения волостных судов. Эти документы сосредоточены в региональных архивах. Среди материалов, собранных в фондах данных архивов, мы должны отметить следующие источники: циркулярные письма Общего присутствия Тобольского губернского управления, управляющего государственными имуществами Тобольской губернии по вопросам поземельно-устроительных работ, отчеты, статистические сведения о ходе поземельно-устроительных работ (ГУ ГАКО, ф.166,175, 245- ГУ ГАПО, ф.39, 41,285- ГУТО ГА г. Тобольска ф. ЗЗЗГУ ГАГШ ф.489,492,495). Данные источники дают возможность рассмотреть процесс развития юридических поземельных отношений в жизни крестьянской общины. Неоценимы для изучения преступности в крестьянской общине Южного Зауралья дела Тобольского губернского суда (ГУТО ГА г. Тобольска ф.376), прокурора Тобольского окружного суда и товарища прокурора Тобольского окружного суда по Курганскому уезду (ГУТО ГА г. Тобольска ф.164- ГУ ГАКО ф.242), уездного и окружного полицейских управлений городов Тобольска и Кургана (ГУТО ГА г. Тобольска ф.2- ГУ ГАКО ф.254), окружных судов (ГУ ГАПО, ф.1- ГУТО ГА г. Тобольска ф.236- ГУ ГАКО ф.236), архивные фонды мировых судов (ГУТО ГА г. Тобольска ф.579- ГУ ГАКО ф.237,239), крестьянских начальников, уездных съездов земских начальников, уездных присутствий по крестьянским делам Тобольской губернии (ГУТО ГА г. Тобольска ф.345- ГУ ГАКО ф.285- ГУ ГАГШ ф.475, 597), содержащие гражданские и уголовные судебные дела о преступлениях и правонарушениях крестьян. Данные источники позволяют выявить тенденции наиболее характерных преступлений, их виды и уровень среди крестьянства. Значительная часть документов этих фондов ранее не вводилась в научный оборот. Заметный интерес для историков урало-сибирского региона представляют фонды волостных и сельских правлений и волостных управлений, волостных судов, где обнаруживаются интереснейшие данные по социальной психологии и правовому поведению крестьянства. Наиболее богатыми в этом отношении являются фонды Глядянского (Ф.129), Кислянского (Ф.189), Чинеевского (Ф.187), Чернавского (122), Тебенякского (ф.251), Куртамышского (ф.4), Марайского (ф.195), Ялымского (ф.227) волостных правлений и Островского (ф.183), Межборского (ф.135), Кислянского (ф.185) сельских управлений ГУ ГАКО, а также Широковского (Ф. 23), Иванищевского (Ф.27), Барневского (Ф.5), Кривинского (Ф.16), Баклановского (Ф.202) волостных правлений ГУ ГАГШ.

К опубликованным источникам, отражающим взаимоотношения правительства и государственного крестьянства, относится Российское законодательство (Уложение о наказаниях, указы, положения, правила и т. д.), которое регулировало правовое положение крестьянского сословия второй половины XIX — начала XX в.

Используемые в исследовании статистические документы представлены материалами Первой всеобщей переписи населения России, справочными материалами для изучения экономического и хозяйственного быта сельского населения, списками населенных мест Тобольской губернии, статистическими данными по переселению и землеустройству, справочные и Памятные книжки Тобольской, Оренбургской и Пермской губерний, разного рода статистические обзоры и приложения к отчётам губернаторов, земская и городовая статистика, статистические материалы учетных округов и т. д. Эти материалы позволяют проследить особенности социально-экономического и демографического развития региона, изменения в социальном, национальном и религиозном составе южноуральского населения.

Особое место занимают материалы периодики. В этой группе источников исследованы материалы местной и губернской печати, общероссийские и сибирские журналы и газеты. В нашей работе наиболее часто используются следующие издания: «Журнал Гражданского и Уголовного Права», «Журнал.

Министерства Юстиции", «Журнал Юридического общества», «Отечественные записки», «Вестник Европы», «Русская речь», «Русское богатство», «Дело», «Сибирские вопросы», «Сибирский вестник», «Сибирский листок», «Вестник кооперации», «Тобольские губернские ведомости» (ТГВ), «Тобольские епархиальные ведомости» (ТЕВ), «Оренбургские епархиальные ведомости» (ОЕВ), «Народная газета» (Курган), «Курганский вестник», «Исеть» и другие.

Указанные источники дают представление о хронике событий повседневной жизни крестьянства, рисуют определенную динамику его правового поведения.

Последнюю группу источников составляют документы мемуарного харктера: воспоминания, дневники, частная переписка. Некоторые из них опубликованы, определенная часть является рукописями и хранится в фондах различных архивохранилищ. Материалы личного происхождения показывают отношение их авторов к окружающим их явлениям и происходящим событиям. «Записки исполняющего дела Тобольсокого губернатора Н.М. Богдановича» дают представление об экономическом, социальном, административном развитии Тобольской губернии в конце XIX в. Особое место занимают воспоминания купца Чукмалдина Н. М. Его мемуары воссоздают жизнь и быт зауральской деревни второй половины XIX в. Безусловный интерес представляют дневники и письма зауральского священника и педагога Маляревского К. Я. В них отражена жизнь города и деревни Южного Зауралья с 1850-х годов до 1923 г. Из неопубликованных источников наше внимание привлекли мемуары курганского купца Петра Смолина, хранящиеся в семейном архиве. В воспоминаниях купца даются яркие зарисовки из жизни различных сословий (купеческого, церковного, частично крестьянского) Южного Зауралья второй половины XIX в.

Таким образом, выявленные опубликованные и неопубликованные источники вполне репрезентативны и обеспечивают решение поставленных в рамках исследования задач.

Цель исследования: установить связь между модернизационными процессами, происходившими в Южном Зауралье во второй половине XIX — начале XX в. и правовым поведением южнозауральского крестьянства, определить влияние этих процессов на характер и уровень преступности в крестьянской среде.

Достижение поставленной цели обеспечивается решением ряда конкретных исследовательских задач:

1.Определить влияние ссылки и переселенческого движения на традиционные нормы южнозауральской общины.

2.Исследовать обычноправовые традиции в южнозауральской общине и семье.

3.Изучить роль волостных судов в правовой жизни южнозауральской крестьянской общины во второй половине XIXначале XX в.

4.Проследить изменения в правовом поведении южнозауральского крестьянства в указанных хронологических рамках, установить причины этих изменений.

5.Изучить основные виды правонарушений и мелких преступлений в крестьянской среде Южного Зауралья в период модернизации.

Методологическая основа исследования. Ведущим принципом исследования стал принцип историзма, позволивший рассматривать правовое поведение и преступность в крестьянской среде Южного Зауралья в конкретных исторических условиях и их развитии, выявляя при этом общие тенденции для всего российского крестьянского сословия и особенности для крестьянства исследуемого региона.

Для решения поставленных задач в работе использовались как общенаучные, так и специально-научные методы.

Системно-структурный метод применялся нами при изучении обычноправовых традиций и элементов южнозауральской общины, деятельности волостных судов, как составного звена официально-нормативной судебной системы, так и основы обычноправового порядка в крестьянской среде, а также при анализе категорий различных преступлений и правонарушений в крестьянском обществе.

Историко-сравнительный метод был использован нами при сопоставлении правового поведения и преступности в крестьянской общине Южного Зауралья с крестьянской общиной центральных губерний России, изучении результатов воздействия процессов модернизации на правовые традиционные нормы крестьянства Сибири и России.

Ретроспективный метод позволил дать оценку эффективности влияния модернизационных процессов на характер и уровень преступности крестьянства на региональном уровне, эволюции правового поведения этого сословия во второй половине XIX — начале XX в.

Статистический метод применялся при анализе количественных параметров преступности в крестьянской общине Южного Зауралья, определении процентного соотношения преступлений ссыльнопоселенцев, масштабов правонарушений и пьянства в этой общине.

Теоретической основой работы стала концепция модернизации. Большинство ее сторонников утверждают, что отечественная модернизация представляла собой незавершенный процесс перехода от традиционного общества к индустриальному, в котором особую роль играло государство, проводящее реформы «сверху». В значительной мере это относится и к правовому поведению крестьянства Южного Зауралья, т.к. воздействие государственной власти на эту сферу жизни крестьян было существенным.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые рассматривается воздействие модернизационных процессов на правовое поведение крестьянства Южного Зауралья, изучены обычноправовые традиции южнозауральской общины, исследована эволюция культурно-правовой жизни крестьянского сословия второй половины XIX — начала XX в., систематизированы и обобщены основные виды правонарушений и мелких преступлений в крестьянской среде Южного Зауралья в период модернизации. В научный оборот вводится достаточно широкий круг источников, дающих возможность расширить фактическую, базу изучения модернизации в России.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его положения и выводы могут быть использованы для дальнейших теоретических разработок проблем истории модернизации в России и Южного Зауралья. Материалы исследования могут быть использованы для чтения лекций, спецкурсов по истории Отечества и Южного Зауралья, истории государства и права России, а также при написании различных учебных пособий по этим дисциплинам.

Апробация работы. Настоящее диссертационное исследование прошло апробацию в серии региональных, межрегиональных и Всероссийских научно-практических конференций: «Культура Зауралья: прошлое и настоящее. Четвертая областная научно-практическая конференция» (Курган, 2000), «Музей — ты мир!». Региональная научно-практическая конференция, посвященная 50-летию Курганского областного краеведческого музея" (Курган, 2001), «Зыряновские чтения». Вторая межрегиональная научно-практическая конференция (Курган, 2003), «Зыряновские чтения». Третья межрегиональная научно-практическая конференция (Курган, 2005), Зыряновские чтения. Четвертая Всероссийскоя научно-практическая конференция (Курган, 2006), «Юридическая наука и практика: проблемы теории и истории. Первая научно-практическая конференция» (Курган, 2005), «Емельяновские чтения». Первая межрегиональная научно-практическая конференция (Курган, 2006), «Емельяновские чтения». Всероссийская научно-практическая конференция «II Емельяновские чтения» (Курган, 2007) — «III Емельяновские чтения». Всероссийская научно-практическая конференция (Курган, 2008). «IV Емельяновские чтения». Всероссийская научно-практическая конференция (Курган, 2009). Всего автором опубликовано 15 статей по теме исследования, в том числе в журнале, рекомендованном ВАК.

Структура диссертации включает в себя введение, две главы, заключение, примечания, список источников и использованной литературы и приложения. Первая глава исследования называется «Социально-правовые особенности южнозауральской общины во второй половине XIX века». Она состоит из трех параграфов, в которых рассматриваются влияние ссыльнопоселенцев и переселенческого движения на традиционные нормы южнозауральской общины, обычноправовые традиции в южнозарульсокой общине и семье, роль волостных судов в правовой жизни южнозауральского крестьянства во второй половине' XIX века. Вторая глава называется «Южнозауральское крестьянство и процессы модернизации в конце XIX — начале XX века» в трех параграфах этой главы изучаются переселенческое движение и южнозауральская община в начале XX века, влияние модернизационных процессов на обычноправовые традиции крестьян Южного Зауралья, изменения в культурно-правовой сфере южнозауральской общины и их последствия.

Заключение

.

Подводя итоги диссертационного исследования можно сформулировать следующие выводы.

1.В определенной мере на формирование и развитие южнозауральской общины оказали влияние ссыльнопоселенческое и переселенческое движения. На разных этапах своего развития ссылка в Сибирь имела различную динамику, при этом на протяжении XIX века наблюдался ее неуклонный рост.

В то же время, хотя ссылка и сыграла определенную роль в формировании южнозауральского населения и его общины, но ссыльные по отношению к добровольным переселенцам и их потомкам, сформировавшим старожильческое население края, во все периоды составляли лишь незначительную часть населения, которая была неравномерно расселена по разным волостям Южного Зауралья вследствие чисто механической процедуры распределения ссыльных Тюменским приказом. Во второй половине XIX в. в Южное Зауралье в основном направлялись административные ссыльные и сосланные на житье, то есть преступники, совершившие «незначительные» уголовные и административные преступления (кражи, грабежи, мошенничество, «плохое поведение» в прежней общине и т. д.), а также политические ссыльные. Однако, местная администрация стремилась к ограничению наплыва и этих категорий ссыльных, из-за недостатка плодородной земли. Прибывшие ссыльные в основной своей массе не могли обустроиться в Южном Зауралье в силу ряда социально-экономических, психологических и других причин. Многие ссыльные некрестьянских сословий не имели навыка к земледельческому труду и хозяйственного опыта. Ссыльные из крестьянского сословия очень часто не имели средств для устройства хозяйства. Поэтому ссыльнопоселенцы очень часто были вынуждены сдавать полученный надел в аренду, а сами подавались в батраки к местным кулакам. Бесправные, беззащитные батраки из ссыльных подвергались эксплуатации со стороны богатого старожильческого крестьянства.

В результате тяжелого положения и эксплуатации ссыльных в Сибири следовала ответная реакция со стороны ссыльнопоселенцев, совершавших различные преступления и правонарушения в местах поселения. Однако в целом, в Курганском уезде Тобольской губернии роль ссыльнопоселенцев в росте преступности в крестьянском сословии была незначительной. На наш взгляд, это объясняется как небольшим количеством ссыльнопоселенцев в крестьянской общине, так и определенными правовыми традициями крестьянского мира, следование которым со стороны вновь прибывших было необходимым условием их дальнейшего проживания в деревне. Об этом свидетельствуют материалы волостных судов Южного Зауралья. Наибольшее количество исков с участием ссыльнопоселенцев, рассмотренных волостными судами, составили различные виды долговых исков и исков по земельным спорам. А наиболее распространенными видами уголовных преступлений в ссыльнопоселенческой среде были незаконные порубки леса, как казенного, так и надельного, а также заурядные обычные кражи. Преступления против мира, а также против односельчан (оскорбления на словах и оскорбление действием) среди ссыльнопоселенцев были довольно редким явлением. Таким образом, во второй половине XIX — начале XX века ссыльнопоселенцы в Южном Зауралье, хотя и оказывали определенное влияние на традиционные нормы южнозауральской общины и рост преступности внутри нее, но это влияние было малозначительным.

2. Гораздо сложнее складывались взаимоотношения крестьян Южного Зауралья с переселенцами. Переселенческая политика правительства в Сибирь и на Дальний Восток, вызвала проблему «земельного голода» в более или мене обжитых районах Западной Сибири, в том числе, и в Южном Зауралье. Эта проблема в свою очередь приводила к земельным конфликтам не только между переселенцами и старожилами, но и к внутриобщинным земельным спорам. Причем, данная проблема возникает не в конце XIX — начале XX в., а гораздо раньше: в 60-е годы XIX века. Это ускорило процесс перехода от совместного общественного владения несколькими общинами земельных, лесных и других угодий к раздельному. Но переход к раздельному владению землей отдельными обществами и поземельное устройство крестьян путем «полюбовного соглашения» были практически невозможным, так как среди государственных крестьян Южного Зауралья во второй половине XIX в. не было четкого юридического представления о понятии земельной частной собственности. В Сибири, в том числе, и в Южном Зауралье, в рассматриваемый период было распространено индивидуально-подворное землевладение, предполагавшее захватную форму землепользования внутри волостей и передачу земель по наследству. Хотя земля в подавляющем большинстве оставалась государственной собственностью, и поэтому на административные органы ложилась вся ответственность за решение проблемы наделения землей каждого сельского общества. Проводившиеся межевания государственными чиновниками отнюдь не снимали остроту земельной проблемы между старожилами и переселенцами, напротив, конфликтные ситуации в ходе межеваний только учащались, так как многие сибирские земледельцы воспринимали межевание как нарушение их традиционных прав, приводившее к частичному обезземеливанию местного населения. Наряду с обезземеливанием южнозауральский крестьянин все больше ощущал себя в ситуации социального неравенства. Наплыв мигрантов создавал излишек рабочей силы в деревне, ставил в невыгодные условия местных крестьян-старожилов, лишая их заработка в традиционных размерах.

Нехватка земли привела в конце XIX века к тому, что в Южном Зауралье наблюдается стремление крестьянства, как старожильческого, так и переселенческого, приобрести землю в частную собственность, о чем свидетельствует рост числа владенных записей в волостных правлениях. В то же время количество земель, находящейся в частной собственности у крестьян, было значительно меньше, чем у других сословий.

В начале XX в. с проведением столыпинской аграрной реформы переселенческое движение в Южное Зауралье усиливается. Несомненно, что переселенческая политика и само движение способствовали существенной трансформации социально-экономических и правовых отношений в южнозауральской деревне.

Во-первых, в данном регионе значительно возросла социальная мобильность, особенно горизонтальная. Эта мобильность проявилась в движении крестьянства из деревни в город. Более того, функционирование Сибирской железной дороги позволило южнозауральским крестьянам из-за нехватки земли переселяться дальше на Восток, хотя, на наш взгляд, данные миграционные потоки были незначительными.

Во-вторых, переселенческое движение вместе со столыпинскими реформами способствовало росту частного землевладения в южнозауральской деревне. Основной причиной выхода из общины на хутора и отруба было желание формально — юридически закрепить свои земельные права, которые в условиях роста общинного и государственного вмешательства в поземельные отношения становились все более неопределенными. В то же время в Южном Зауралье не было широкого крестьянского движения за выдел из общины на хутора и отруба. Это объясняется, главным образом, фактической собственностью зауральских крестьян на их надельные земли и глубоко укоренившимся представлением о земле как «своей». Таковы, на наш взгляд, главные причины «провала» столыпинской аграрной реформы в Южном Зауралье.

В-третьих, в начале XX в. в южнозауральской общине разрушаются традиционные корпоративные отношения, что было связано как с развитием отходничества, так и влиянием «чужих» традиций и обычаев вносившихся в устоявшийся быт местных жителей переселенцами.

В целом, зауральские крестьяне не приветствовали переселенческое движение по ряду причин. Одной из главных причин являлась нехватка земли. Кроме того, плохая организация массовых переселений, слабая помощь переселенцу со стороны государства, плохое медицинское обслуживание, приводили к тому, что переселенцы на новых местах оказывались не только в тяжелых материальных, но плохих санитарных условиях. Что в свою очередь приводило к возникновению тяжелых эпидемических болезней в переселенческой среде, что также не вызывало «восторга» среди местного населения. Таким образом, отношения между старожилами и переселенцами, в силу указанных выше причин, были далеко не всегда мирными, а напротив, довольно напряженными. Причем эта напряженность нередко перерастала в серьезные конфликты.

3. Южнозауральская крестьянская община и семья во второй половине XIX века имели свои социально-экономические и правовые особенности, отличавшие их от общин других регионов России. В первую очередь серьезные отличия были в переделах и чересполосице. Переделы в зауральской общине производились через очень продолжительный срок (десять лет), а чересполосица в земельных наделах крестьян была довольно редким явлением. Данные отличия объясняются тем, что землепользование в южнозауральской общине было основано на так называемом принципе «старозаимочности». Этот принцип в правовом мировоззрении зауральского крестьянина превращал землепользование в землевладение и распространялся не только на землю, но и на лесные и рыбные угодья. В результате чего частнособственнические настроения в южнозауральской крестьянской общине, на наш взгляд, были довольно сильными. Государство во многих случаях лишь декларировало себя в качестве «верховного собственника» зауральских земель, не имея даже разработанного законодательства, содержащего четкое представление о праве собственности и позволяющего эффективно вмешиваться в практику землевладения и землепользования. А случаи нарушения общиной принципа старозаимочности рассматривались крестьянами как посягательства на свои права. Принцип старозаимочности позволял зауральским крестьянам оставаться на наделах их отцов и дедов. Основанием для наследования было родство с главой семьи и степень трудового участия в общем хозяйстве.

Южнозауральская община главным образом регулировала семейные разделы и выделение усадебных мест, но архивный материал Курганского уезда дает основание считать, что и здесь вмешательство общинных органов было минимальным и ограничивалось регистрацией свершившихся фактов.

Большую роль играла община в регулировании непахотных угодий: моховниками, ягодниками, торфяниками, рыбными ловлями и т. д. Однако, с разложением общины в Южном Зауралье в волостных судах имеется довольно большое число исковых заявлений, как от всей общины, так и от самих общинников по поводу незаконной ловли рыбы в «надельных» водоемах или охоты в охотничьих угодьях.

Уже во второй половине XIX в. во многих волостях Южного Зауралья даже лесные угодья были разделены на подворно-душевые участки. Поэтому нам кажется весьма спорным утверждение многих историков и юристов, что примером обычного права в крестьянской среде является взгляд крестьян на лес как на «дар божий», «ничейный». Это опровергают многочисленные дела в волостных судах, касающиеся споров о лесных пайках, незаконных вырубках и т. д.

Таким образом, во второй половине XIX в. с развитием модернизационных процессов в Южнозауральской общине просматривается тенденция замены общинных традиций частнособственническими настроениями и взглядами у определенной части крестьянства. Эта замена сопровождалась как дальнейшим ростом социально-экономического расслоения в деревне, так и трансформацией обычноправового мировоззрения зауральского крестьянства.

Модернизационные процессы также оказывали влияние на такой традиционный институт крестьянского мира как патриархальная семья. Благодаря улучшению сообщения между городом и деревней, росту отходничества, проведению военной реформы существенно возросло влияние городской культуры на деревенскую. В результате этого влияния большая патриархальная семья во второй половине, и особенно в конце XIX в., начинает уступать место малой, которая в большей мере соответствовала новым социально-экономическим условиям, была лучше приспособлена к развивающемуся товарному хозяйству, ориентированному на рынок, связанному с неземледельческими занятиями, к колебаниям экономической конъюнктуры.

Экономическое и юридическое положение женщины в южнозауральской общине конца XIX — начала XX вв. довольно существенно отличалось от положения женщины центральных российских губерний. Южнозауральская женщина была более эмансипированной. Она нередко вступала в правовые сделки по движимому и недвижимому имуществу, а после смерти мужа часто наследовала значительную часть всего нажитого семейного имущества. Очень часто женщина в зауральской общине выступает как ее полноправный член после смерти своего мужа или сына, владеет выделенным надельным участком, несет за него различные оброчные статьи. Таким образом, специфика сибирского региона способствовала формированию особенностей жизни зауральской женщины-крестьянки, ее менталитета и социального положения. По многочисленным отзывам современников южнозауральские женщины — крестьянки были более энергичными, активными, предприимчивыми, самостоятельными, чем женщины центральной части России, а семейные отношения более демократичными.

4. Большую роль в юридическом быте южнозауральского крестьянства играли сословные волостные суды. Деятельность волостных судов регулировала взаимоотношения внутри крестьянского мира: межличностные и хозяйственные отношения крестьян одного сельского общества, между членами разных сельских обществсуд выступал арбитром между требованиями волостной и сельской администрации и интересами сельского общества, отдельных крестьян. Систематизация решений волостных судов позволяет говорить, что сословные суды выполняли гражданско-правовую, административно-фискальную и нотариальную функции в жизни крестьянского мира.

В решениях волостного суда отразились и юридическое поведение крестьянства, и влияние обычного права на это поведение, постепенная трансформация этого поведения, а также фиксировались наиболее распространенные правонарушения, мелкие уголовные преступления и имущественные споры и тяжбы в крестьянской среде (до 100 рублей). Часто одной из сторон выступало все сельское общество в делах о потравах, в межевых спорах, исках по раскладу повинностей, через специальных «доверенных».

Сословность волостного суда, по замыслу правительства, должна была, оградить крестьянство от вмешательства коронной администрации в решение мелких крестьянских тяжб и конфликтов. Фактически волостные суды должны были соединить в себе элементы традиционно существовавшего «обычного» крестьянского суда и волостных расправ государственных крестьян.

В конце XIX в. состав волостных судей в Южном Зауралье ежегодно сменялся, так как должность судьи не считалась престижной, к ее исполнению крестьяне относились как к государственной повинности, кроме того, эта должность нередко «обеспечивала» недругов, как со стороны однообщинников, так и со стороны сельской администрации. Неграмотность и частая смена судей приводила их к зависимости от сельской администрации.

В самой процедуре судопроизводства волостных судов переплетались традиции обычноправовых представлений крестьянства с установлениями государственной администрации. Примерами действия обычного права в волостном суде, на наш взгляд, являются: подача исковых заявлений в основной своей массе в устной форме, обязанность истца представить доказательства вины ответчика и подтверждения их (жалоба без доказательств расценивалась как клевета и наказывалась), неявка ответчика признавалась доказательством его вины, отмена искового заявления в случае неявки истца, обязательная процедура примирения сторон. Кроме того, в волостных судах практиковалась «божба» в качестве доказательства или примирения сторон, причем «божба от хорошего человека» вызывала безусловное доверие судей. Был распространен также такой архаичный способ решения тяжб, как обычай «грех пополам», когда взыскивали только половину указанной в иске суммы из-за отсутствия ясных доказательств. Иногда виновный в суде даже определялся жребием. В волостном суде не было строгой взаимосвязи между проступком и мерой наказаниясудьи определяли наказание «смотря по человеку», т. е. учитывали репутацию крестьянина (умеет ли он вести хозяйство, не был ли замечен в предосудительных поступках ранее, не имеет ли задолженности по платежам, не пьянствует ли и т. д.).

Для наказания виновных волостные суды могли применять штраф, арест и общественные работы, телесные наказания. При чем преобладающим видом наказаний в 60−90-е годы XIX в. были розги. Наказание розгами было нормой обычного права, розга являлась непосредственным наказанием для провинившегося, кроме того, розги широко применялись из-за низкого уровня жизни крестьянства, крестьяне очень часто не были в состоянии заплатить штраф. Но уже в начале XX века данный вид наказания в волостных судах Южного Зауралья уступает место штрафам и содержанию под арестом.

Таким образом, влияние обычноправовых традиций и представлений в волостных судах Южного Зауралья во второй половине XIX в. было довольно значительным. Изучение практики волостных судов в первые пореформенные десятилетия показывает, что волостные суды функционировали как вторая, более высокая, инстанция традиционного (обычного) крестьянского суда. На волостном суде разрешались тяжбы и конфликты, которые не удавалось разрешить на обычном крестьянском суде (так называемом суде стариков, суде старосты с добросовестными и др.).

Однако, на наш взгляд, примеры такого действия обычного права характерны только для начального периода существования волостных судов. В решениях волостных судов Курганского уезда 80−90-х годов XIX века мы нашли лишь несколько примеров приговора по обычаю «грех пополам» и не обнаружили ни одного решения суда по жребию. Конец 70-х годов XIX в. фиксирует некий рубеж в юридических представлениях крестьян: включаясь в новые формы производственной и коммерческой деятельности, крестьяне осознают архаичность норм обычного права, критически к ним относятся, все большее распространение в волостных судах получают письменные документы, особенно в денежных и имущественных тяжбах. С развитием товарно-рыночных отношений, с постепенным отмиранием традиций крестьянской общины, развитием модернизационных процессов суд стариков терял свое значение в правовом быту крестьянского сословия. Участие значительного количества крестьян в судопроизводстве в рамках самоуправления, гласное разбирательство в суде имели большое значение в утверждении элементарных правовых знаний в среде крестьянства. В волостных судах крестьянство обретало социальный опыт, изменялись юридические представления крестьян, отмирали нормы обычного права, постепенно утверждались нормы буржуазных правовых отношений.

Кроме того, архивные данные свидетельствуют, что ко второй половине 90-х годов XIX в. каждое четвертое решение волостного суда, обжаловал ось в вышестоящей инстанции. На наш взгляд, в данном случае значительную роль сыграли модернизационные процессы, происходившие в Южном Зауралье, и повлиявшие на развитие правовой культуры в крестьянской среде, на стремление крестьянства выйти из-под юрисдикции обычного права в сферу права нормативно-официального.

5. В начале XX в. наблюдаются существенные изменения в южнозауральской общине. Социально-экономическое, политическое и правовое развитие российского крестьянства в послереформенное время привело к существенной трансформации традиционных воззрений и взглядов этого сословия. Община перестала быть самодостаточной организацией. Неспособность общины обеспечить всем своим членам достойное существование в условиях товарно-рыночного производства приводила к тому, что многие крестьяне теряли веру в общинный строй жизни как единственно возможный или лучший.

Значительное влияние на разложение крестьянской общины оказала урбанизация и городская культура. Это влияние проявлялось в падении нравственности, дисциплины, неуважении к родителям, участившихся семейных разделах, росте пьянства, ослаблении уважения к церкви и религии. В менталитете южнозауральского крестьянства в начале XX в. наблюдался рост рационализма, прагматизма, расчетливости, индивидуализма. Однако, влияние городской культуры на сельскую было взаимообразным: одновременно с урбанизацией Южного Зауралья происходила рурализация городских центров. Большую роль в развитии урбанизации в Южном Зауралье сыграло строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, с помощью которой крестьянство активно втягивалось в товарно-денежные и рыночные отношения со всеми вытекающими последствиями: расслоением, разорением его значительной части, развитием кооперативного движения в крестьянской среде (Союз сибирских маслодельных артелей).

Трудовые отношения в крестьянском обществе, содержащие под собой и правовую основу, также подвергались существенной трансформации в нашем регионе в конце XIX — начале XX века, происходит их капитализация.

Капитализация трудовых отношений в зауральской деревне нами усматривается, прежде всего, в развитии найма, когда наниматель и нанимаемый вступали и в экономические, и в правовые отношения. Найм в системе социально-экономических и правовых отношений в зауральской деревне имел важное значение. Примерно треть всех дворов Курганского уезда использовала труд наемных работников в начале XX в. Растет и количество судебных исков в волостных судах о нарушении условий найма, что свидетельствует о развитии правосознания южнозауральского крестьянства, предпочитавшего в таких спорах не традиционный суд мирской сходки (где часто главную роль играло кулачество), а низовое звено официальной судебной системы — волостной суд. В то же время обремененность найма различными формами зависимости доказывает довольно значительную роль сохранившихся традиционных ценностей в южнозауральской крестьянской общине на рубеже XIX—XX вв.еков.

Другим примером воздействия модернизационных процессов на трансформацию правосознания крестьянства является сибирское маслоделие и участие в нем южнозауральской общины. В конце XIX — начале XX в. в маслодельное производство вовлекались тысячи крестьянских хозяйств по всей Западной Сибири. Формировалось мелкое товарное производство, кооперация способствовала развитию капиталистических отношений в деревне.

В историографии довольно спорным остается вопрос: характер носила кооперация социалистический или капиталистический? Мы склоняемся к точке зрения тех историков, которые считают, что кооперация тяготела к капиталистической организации, так как в основе кооперации лежала частная собственность, в ней использовался наемный труд, разделение производственной прибыли также имело капиталистические черты. Вовлечение крестьян Южного Зауралья в кооперативное движение в конце XIX — начале XX века одновременно втягивало их в сферу новых правоотношений, а в волостных судах появляется довольно большое количество исковых заявлений, связанных с кооперативной деятельностью.

Модернизационные процессы в Южном Зауралье повлияли и на возникновение новых видов преступлений в крестьянской среде. Прежде всего, среди таких преступлений, имевших место в Южном Зауралье на рубеже XIX — XX веков, можно назвать самогоноварение, беспатентную продажу алкогольных напитков, не возврат взятых в кредитном товариществе ссуд, растраты и мошенничества в финансовой сфере.

В то же время архивные материалы не позволяют говорить об их широком распространении в зауральской деревне, но их наличие свидетельствует об определенной трансформации крестьянского правосознания, его все большего «сдвига» в сферу официально-нормативного права и стремлении крестьянства выйти из-под диктата устаревших патриархальных традиций в деревне.

6. В начале XX в. в Южнозауральской деревне происходят существенные изменения в культурно-духовной сфере жизни крестьянского общества. В первую это коснулось секуляризации общественного сознания крестьян. Под влиянием секуляризации авторитет церкви в крестьянской среде понижается, религиозные, духовные «скрепы» слабеют. В определенной мере на падение церковного авторитета оказало влияние и поведение местного клира. В его среде происходят не только аморальные проступки, но и случаются правонарушения и уголовные преступления, более того, в местных архивных документах можно обнаружить факты отступничества священнослужителей от православия. Девиантное поведение духовных лиц вызывало в обществе сомнение в церкви как в религиозно-государственном учреждении и, более того, сомнение в истинности самих религиозных православных догматов. В то же время крестьянство с большим упорством стремилось сохранить религиозно-православные устои и институты в деревне.

Таким образом, секуляризация массового сознания крестьян в пореформенный период происходила, но не так быстро, как думают одни исследователи, и не так медленно, как думают другие.

Во второй половине XIX — начале XX века в России, в том числе в Зауралье, многие формы традиционного образа жизни и традиционной культуры начали изживать себя, они не поспевали за динамизмом нового времени.

Но далеко не всегда инновации носили положительный характер. Вытеснение традиционных форм поведения и норм общения, ослабление роли общины и ее контрольных функций, а также и семьи, привело к появлению и развитию норм поведения, очень часто имеющего девиантные черты. Такое отклоняющееся, девиантное поведение выразилось, прежде всего, в чрезмерном пьянстве и тесно связанным с ним хулиганстве. Развитию пьянства в деревне способствовала и государственная политика: введение акцизной торговли на алкогольные напитки, а затем казенная винная монополия. Питейные заведения в конце XIX — начале XX в. открывались во многих селах и деревнях Южного Зауралья. А продажа алкогольной продукции в Тобольской губернии с 1902 по 1906 год возросла в три раза: с 3 млн руб. до 10 млн руб. С наступлением XX века пьянство приобрело весьма широкий размах и привело к новому явлению в зауральской деревне — хулиганству. Наблюдается и рост количества дел, связанных с пьянством в волостных судах Южного Зауралья. При чем это количество существенно возрастает в начале XX века по сравнению со второй половиной XIX века.

Таким образом, в начале XX в. в Южнозауральской общине можно наблюдать значительные модификации в культурно-духовной области, что естественно отразилось на трансформации правосознания зауральского крестьянства и оказало влияние на рост преступности в его среде.

Анализ дел волостных судов в начале XX в. показывает картину изменений, произошедшую в правовых отношениях зауральских крестьян по сравнению со второй половиной XIX в. В целом наблюдается внушительный рост исковых заявлений в волостных судах Южного Зауралья. Возрастает количество дел по земельным спорам и аренде земельных участков, что в значительной мере связано с ростом переселенческого движения и реализацией столыпинской аграрной реформы. О капитализации и развитии товарно-денежных отношений в зауральской деревне в начале XX в. свидетельствуют дела, связанные с нарушением условий найма и кооперативной деятельностью крестьян. Эти дела к 1913 году составили существенную часть от общего количества исковых заявлений.

Количество дел с уголовными преступлениями, которые рассматривал волостной суд, с 1890 по 1913 гг. составляло довольно значительный процент и колебалось от 39 до 20% от общего количества дел в разные годы. При чем наибольший пик дел, связанных с хулиганством в деревне (оскорбление действием и оскорбление на словах), приходится на 1900 год. Однако, и в другие годы такие дела составляли примерно половину всех уголовных волостных дел. Рост количества уголовных дел в волостных судах Южного Зауралья объясняется целым комплексом причин. Немаловажную роль в этом росте сыграл как естественный и искусственный прирост населения региона, так и происходившие социально-экономические и морально-правовые изменения в зауральской общине на рубеже XIX — XX вв.

В начале XX века крестьяне в Южном Зауралье постепенно освобождаются от опеки общины. В волостных судах область обычного права существенно сужается в гражданских делах, а в делах уголовных судьи должны были руководствоваться только общими уголовными законами в пределах их компетентности. Начиная с 1889 г., с изданием «Временных правил» для волостных судов российское законодательство стремилось вывести крестьянство из сферы действия обычного права в сферу официально-нормативного. Законодательство дало крестьянам равные с другими сословиями права, сделав их полноправными субъектами гражданско-правовых отношений. Но новые социально-экономические условия, а также несформированность до конца новой правовой культуры привела к неопределённости в сознании и психологии крестьянства, что сыграло свою роль в росте преступности среди крестьянского сословия, в том числе и южнозауральского.