Советский политический анекдот 1918-1953 годов как исторический источник

Политические настроения населения СССР и его отношение к Советской власти в той или иной мере отразились в целом ряде исторических источников: дневниках, воспоминаниях, художественной литературе, «письмах во власть», данных перлюстрации писем и сводках о настроениях населения партийных органов и ОГПУ-НКВД — последние три источника особенно важны для историков по причине того, что в интересующий нас хронологический период не существовало публичных социологических служб, не проводились социологические опросы, и эти источники стали одними из основных каналов поступления высшему советскому руководству информации об обществе. Однако каждый из этих типов источников обладает своей спецификой, определяющей степень его информативности и достоверности, и совершенно очевидно, что только комплексное исследование по всем типам источников способно приблизить ученого к созданию целостной картины общественных настроений советского периода. Кроме того, специфика источниковой базы — а именно наличие в ней сравнительно небольшого количества массовых источников, могущих быть обработанными с помощью статистических методов — оставляет открытым не только вопрос о ее количественном расширении, но и привлечении качественно новых типов источников.

Общественные настроения присущи даже обществам, в которых человек лишен возможности открыто выражать свое мнение, только находят они выражение в альтернативных, неформальных способах массовой коммуникации. В них особую актуальность приобретают, к примеру, слухимогущие косвенным образом оказать влияние на исторический процесс1, и.

1 См., к примеру: Голубев A.B. «Если мир обрушиться на нашу республику.»: Советское общество и внешняя угроза в 1920;1940;е гг. М., 2008. Колонацкий Б. И. Слухи об императрице Александре Федоровне и массовая культура (1914;1917) // Вестник истории, литературы, искусства. М., 2005. Т. 3. С. 362−379. Он же. Великий князь Николай 3 другие способы неформальной коммуникации. Одним из носителей общественных настроений становится политический анекдот.

Наличие огромного массива информации, относящегося к практически неподконтрольной государству сфере коммуникации и могущего быть рассмотренного с применением статистических методов исследования с одной стороны и состояние источниковой базы по истории общественных настроений советского периода с другой, определяет актуальность изучения советского политического анекдота как исторического источника.

Научная новизна работы состоит в том, что в советский политический анекдот никогда не становился объектом систематического исторического и источниковедческого исследования, в котором крупное собрание анекдотов было бы рассмотрено с точки зрения его содержания, фактической достоверности, информативности и текстологических особенностей записей устной традиции. В историографии никогда прежде не осуществлялось комплексного выявления опубликованных и неопубликованных источников с записями тематически разнородных политических анекдотов и не предпринималось попытки создать базу записей анекдотов, могущую представлять устную традицию политического анекдота 1918;1953 гг.

Введены в научный оборот новые источники, такие как коллекция политических анекдотов Н. В. Соколовой (РГАЛИ), записи анекдотов в дневниках Н. М. Мендельсона (РО РГБ), а так же ряд прежде не привлекавшихся к научным исследованиям эмигрантских и коллаборационистских сборников анекдотов 1926 — к. 1940;х гг.

Николаевич в оскорблениях и слухах эпохи Первой мировой войны // Отечественная история и историческая мысль в России XIX—XX вв.еков: Сборник статей к 75-летию Алексея Николаевича Цамутали. СПб., 2006. С. 445−454. Егоров A.B. Специфика неформальной устной коммуникации эпохи революции и гражданской войны: слухи в российской провинции в 1917;1921 гг. (На примере Уфимской губернии) // Коммуникации в культуре. Петрозаводск, 1997. С. 3−4.

Объектом исследования в диссертации является советский политический анекдот, предметом исследования является база записей советских политических анекдотов 1918;1953 гг., составленная по выявленным в дневниках современников, судебных делах, эмигрантских коллекциях и прочих источниках текстов анекдотов.

Нижняя хронологическая граница исследования — 1918 год — это год первых обнаруженных нами фиксаций советских анекдотов. Все анекдоты 1918;1991 годов не могли быть положены в основу данного исследования не только по причине значительного объема материала, но и из-за появления во второй половине существования СССР ряда принципиально новых моментов, характеризующих развитие анекдота как жанра устной городской традиции. К ним относятся появление значительного массива анекдотов, строящихся на сюжетах популярных телефильмов и усиление тенденции к циклизации сюжетов. Тексты значительной части поздних советских анекдотов (циклы о Штирлице, Чапаеве, Вовочке и пр.) довольно сложны для интерпретации с позиций исторической науки. Поэтому мы приняли решение ограничить исследование серединой пятидесятых годов — временем начала процессов, приведших к ослаблению репрессивной политики в отношении «анекдотчиков». Эти процессы заняли не один год, однако в нашем распоряжении нет крупных собраний анекдотов 1950;х годов, в которых тексты хорошо датируются. Для поздней традиции дробность хронологической локализации — не месяцы, а пятилетия и десятилетия, поэтому мы были вынуждены за верхнюю хронологическую границу диссертационного исследования принять формальную дату — 1953 год, т. е. год смерти Сталина, ставшей отправной точкой процессов, связанных с изменением отношения власти и рассказчиков анекдотов.

Теоретические и методологический принципы исследования характеризуются синтезом ряда исследовательских методик.

Принадлежность рассматриваемых текстов к одному жанру устной традиции позволила в основе работы использовать принципы комплексного 5 источниковедения, а значительный объем анализируемого корпуса советских политических анекдотов потребовал привлечения статистических методов анализа данных и, в определенной мере, элементов контент-анализа. Разнородность источниковой базы для изучения политического анекдота стала причиной использования метода сравнительного анализа источников. Поскольку мы имеем дело с записями текстов, изначально имевших устное распространение, нами применялись принципы и методы анализа, выработанные в рамках устной истории и фольклористики.

В настоящее время в науке отсутствует универсальная модель, описывающая развитие и специфику политического анекдота, но предпринимаются шаги к теоретическому анализу роли и функций политического анекдота в обществе. Общим местом для современного научного знания является понимание того факта, что юмор представляет собой один из механизмов борьбы с психическим и социальным стрессом2. Он помогает дистанцироваться от проблемы, рассмотрев ее под другим углом зрения3 — тем самым совершенно понятной становится потребность общества в юморе в периоды серьезных социальных сдвигов. Комическое переосмысление реальности — это инструмент, способный противостоять социальному шоку и укреплять внутригрупповую солидарность4.

2 Вокип В. Humour Therapy in cancer, psychosomatic diseases, mental disorders, crime, interpersonal and sexual relationships. London, 1986. Lefcourt H.M., Martin R.A. Humor and Life Stress: Antidote to Adversity. New-York, Berlin, Heidelberg, Tokyo, 1986. Dixon N.F. Humor A Cognitive Alternative to Stress? // Stress and Anxiety. Vol. 7. Washington D.C., 1980. P. 281−289.

3 May R. Man’s Search for Himself. New-York, 1953. O’Konneil W.E. Freudian Humour. The Eupsychia of Everyday Life // Humour and Laughter. Theory, Research, and Applications. London, 1976. P. 313−330.

4 Еленевская M. Юмор и насилие: смеховая культура иммигрантов из стран бывшего СССР в Израиле // Израиль глазами «русских»: культура и идентичность (Сборник памяти Баруха Киммерлинга) / Отв. ред. Е. Носенко. М., 2008. С. 63.

Это объясняет причину актуализации в советское время комических форм — почему именно смешные тексты оказались наиболее востребованными в устной традиции. Однако, несмотря на очевидную связь юмора и политики, прагматика5 анекдота на наш взгляд не исчерпывается тем, что он вызывает смех. В обществах, где человек лишен возможности открыто выражать собственное мнение, благодаря емкости и мобильности анекдота особое значение приобретают его коммуникативные функции. В советском обществе анекдот становится заметным каналом трансляции социально-политических смыслов.

Историография. Политический анекдот рассматривался представителями самых разных сфер гуманитарного знания — фольклористами, историками, социологами, лингвистами и пр. Именно поэтому в историографии изучения политического анекдота необходимо рассматривать изучение жанра анекдота в целом и изучение советского политического анекдота как одной из форм передачи общественных настроений в частности.

Отечественная историография анекдота в силу определенных причин не очень велика. Перу отечественных исследователей принадлежит ряд классических исследований6, посвященных смеху в народной культуре, однако проблема соотношения политической действительности и смеховой культуры на протяжении многих десятилетий оставалась вне поля зрения.

5 В нашем исследовании под прагматикой анекдоты мы понимаем возможные явные и скрытые цели его воспроизведения. Подробнее о термине «прагматика» см.: Арутюнова Н Д. Прагматика // Лингвистический энциклопедический словарь, М., 1990.

6 Пропп В. Я. Ритуальный смех в фольклоре (По поводу сказки о Несмеяне) И Ученые записки ЛГУ. № 46, Серия филологических наук, вып. 3. Л., 1939. Он же. Проблемы комизма и смеха. М., 2002. 192 е.- Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. Он же. Рабле и Гоголь: Искусство слова и народная смеховая литература // Бахтин М. Искусство литературы и эстетики. М., 1975. ЛихачевД.С., Панченко A.M. «Смеховой мир» древней Руси. Л., 1976. советских ученых. Обращения советской литературы к анекдотам тоже весьма немногочисленны.

В первое десятилетие существования советского государства о допускались не только издания сборников анекдотов, но и посвященные ему публикации аналитического плана. В определении термина «анекдот» первого издания Большой Советской Энциклопедии (1926 г.) особо отмечается политический анекдот, «получающий в моменты политических кризисов большое агитационное значение, как своеобразное орудие политической борьбы"9. В 1927 году журнале «Новый Леф» появилась первая советская аналитическая публикация, посвященная политическому анекдоту, ставшая на многие десятилетия единственной в отечественной историографии. Ее автор, В. Перцов, не цитируя ни одного анекдота, утверждал, что «похабный жанр» в условиях построения нового общества уступает место политическому анекдоту и пытался установить границу между «революционным» и «контрреволюционным» анекдотом, признав право класса-победителя «разряжать смехом досаду и страсть», утверждая тем самым преходящий характер уродливых явлений, ставших предметом осмеяния:

Политический жанр" процвел. Политический анекдот может быть революционным и контрреволюционным. Но в том и в другом случае он не выдерживает цензуры. Напечатать его нельзя, можно только рассказать. Это своеобразное устное, «народное», по преимуществу городское творчество. Оно работает на крайних.

Обращения к этой проблеме современных российских исследователей затрагивают советский материал в очень незначительной мере. См, к примеру: Разуваев В В. Политический смех в современной России. М., 2002. 264 е.- Он же. Народный смех в советской политической культуре 60−80-х годов // Независимая газета. М., 07.10.2000. о.

Вирпис А. Сборник анекдотов. Вып. 1. Тверь, 1927. 15 стр.- Оцмах Б. Анекдоты и остроты из еврейского быта. Краснодар, 1927. 32 с. 9БСЭ.М., 1926. Т. 2. С. 743. полюсах советской жизни. Его производители —- высший работник советского аппарата, с одной стороны, и нэпман-верхушечник — знаток советского строя, политграмоты и текущего момента, с другой стороны.

И в то же время социальная функция советского анекдота двойственна. Ответственный советский работник-революционер — собирательный тип — выдумывает и продвигает анекдот как еъце одну формулу борьбы. Он без зазрения совести выставляет в смешном виде самые высокие государственные титулы, как только они представляются ему достойными осмеяния в лице их конкретных носителей. Бич анекдота бьет тем злее, чем меньше нужно размахнуться, чтобы ударить.

На противоположном полюсе тот же анекдот может сыграть прямо противоположную роль. «Конкретный носитель зла» не отделяется здесь от присвоенного ему государственного революционного титула. Нэпман, смакуя этот анекдот, показывает советской власти онанистический кукиш в кармане. Никто не может отнять у побежденного класса в эпоху диктатуры пролетариата возможность самоудовлетворения. И обратно: анекдот, сочиненный нэпманом, попадая в революционную среду, может при известных условиях стать революционным орудием и сигналом'0. В двадцатые годы мысль о том, что политический анекдот не является орудием политической борьбы, нам удалось обнаружить только в аналитической статье, вышедшей в русском зарубежье, скептически настроенном по отношению к новому строю. В 1922 г. В. Шкловский написал в своей статье «К теории комического»: «обилие советских анекдотов в России объясняется не особенно враждебным отношением к власти, а тем, что новые явления жизни и противоречия быта осознаются как.

10 Перцов В. Анекдот. Опыт социологического анализа// Новый Леф, 1927. № 2. С. 42. комические"11.

С тридцатых годов анекдот надолго уходит в глухое подполье. Словосочетание «политический анекдот» исчезает даже из статьи «анекдот» во втором издании Большой советской энциклопедии12. Все академические статьи признают лишь исторические13 и литературные анекдоты, изучение которых в отечественной историографии со второй половины XX века носит систематический характер. Особенно повезло в этом плане анекдотам о Петре Великом, отразившим «с большей или меньшей степенью достоверности не только фактическую канву жизни Петра I, но и те представления, слухи, домыслы, одобрительные или осудительные суждения, которые циркулировали в стране и при его жизни, и уже после его смерти"14 и ставшие для исследователей своеобразным зеркалом, «отражавшим общественное мнение XVIII века». Теории литературного и исторического анекдота в целом15, а так же их фольклорному модусу16, проблеме.

11 Шкловский В. К теории комического // Эпопея. Берлин. 1922. № 3. G.63.

12БСЭ. М&bdquo- 1950. Т. 2. С. 439.

13 Сохранился ряд коллекций исторических анекдотов о советских политических деятелях — см., к примеру, небольшую рукопись «» Искорки юмора": Анекдоты о A.B. Луначарском" (РГАЛИ. Фонд 279. Опись 2. Ед.хр.738.) или собранные в тридцатые годы В. Е. Ардовым анекдоты о Ленине (РГАЛИ. Фонд 1822. Опись 1. Ед.хр.177.).

14 Анисилюв Е. В. Анекдоты // Петр Великий: Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб., 1993. С. 330−331. См. так же: Эйдепъман Н. Я. Грань веков: Политическая борьба в России (конец XVIII — начало XIX столетия). М., 1982. Павленко H.H. «Достопамятные повествования» Нартова о Петре Великом // Россию поднял на дыбы. М., 1987. Т.2.

15 Мелетипский Е. М. Сказка-анекдот в системе фольклорных жанров // Жанры словесного текста: Анекдот / Учебный материал по теории литературы. Таллин, 1989, с. 59−77. Дробова Н. П. Биографические предания о русских писателях XVIII в. как историко-литературное явление // XVIII век. Проблемы историзма в русской литературе. Л., 1981. Сб. 13.;

16 Былое В. М. «Деяния Петра Великого» И. И. Голикова как материал для изучения фольклора XVIII века // Русский фольклор. М.- Л., 1959. Т. 4. С. 120−133. Плюханова М.Б.

10 соотношения анекдота устного и литературного17, художественной специфике анекдота18 в советской и российской историографии посвящены десятки научных исследований. При этом ценные теоретические и методологические наработки на материалах литературного и исторического анекдота не вполне применимы к советскому политическому анекдоту. Несмотря на то, что большинство исследователей, занимавшихся историческими и литературными анекдотом ХУШ-Х1Х вв., признают наличие в нем черт, присущих фольклору19, нельзя говорить об окончательной проясненности жанровой природы этих текстов. Советский политический анекдот представляет собой часть устной демократической традиции. Анекдот в понимании XIX в., пусть с определенными оговорками, можно считать малым жанром мемуарной повествовательной прозы20. Поэтому преемственность между советским политическим анекдотом и анекдотом XIX века очень невелика и мы не можем говорить о какой-то историографической преемственности изучения этих жанров (подробнее см. раздел «Анекдот в России и СССР»).

История юности Петра 1 у П. Н. Крекшина // Труды по русской и славянской филологии (Литературоведение). Тарту, 1981. Вып.ХХХИ. С. 17−39. Райкова КН. Петр Первый в русских народных преданиях, легендах, сказках и анекдотах. М., 1993.;

17 Нойманн 3. Анекдот // Народные знания. Фольклор. Народные искусства. М., 1991. Вып. 4.

18 Петровский М. А. Морфология новеллы // Ars poetica. М., 1927. Вып. 1.

19 Белов В. М. «Деяния Петра Великого И. И. Голикова как материал для изучения фольклора XVIII века // Русский фольклор: материалы и исследования. М.- JL, 1959. Т.4. С. 120−133. Плюханова М. Б. История юности Петра I у Крекшина // Ученые записки Тартуского государственного университета. 1981. Вып. 513.: Проблемы литературной типологии и исторической преемственности. С. 17−39. Райкова ИЛ. Петр Первый в русских народных преданиях, легендах, сказках и анекдотах / Сост. И. Н. Райкова. М., 1993. Никанорова Е. К. Исторический анекдот в русской литературе XVIII века. Анекдоты о Петре Великом. Новосибирск, 2001. С. 3.

Политический анекдот в советской научной литературе на протяжении десятков лет не рассматривался вообще. Этот термин исключается из всех библиографических указателей по фольклору21. Лишь в 1982 году в официальной прессе появилось первое упоминание об анекдоте: в статье с весьма характерным названием «Шепотом из-за угла"22, посвященной анекдотам о Чапаеве и Петьке, высказывались предположения о наличии у большинства анекдотов вполне конкретных авторов, руководствующихся стремлением «если не погубить, то хотя бы унизить, размыть и опоганить» лучшие чувства советских людей и паразитирующих на «гражданской инфантильности, идейной незрелости и политической наивности» некоторых их представителей.

Первая статья в отечественной историографии, посвященная анекдоту как жанру фольклора23, была опубликована лишь в 1989 году24. С тех пор в отечественной историографии вопроса появилось несколько десятков работ, авторы которых в большинстве своем рассматривают советский анекдот в рамках фольклористики и лингвистики, уделяя внимания проблемам формирования текста анекдота из прототипических форм25, жанровой.

21 Архипова A.C. Анекдот и его прототип. С. 16. Неруш В., Павлов М. Шепотом из-за угла // Комсомольская правда. 1982, 15 октября. С. 4.

Белоусов А. Ф. Дополнения к «Материалам по современному ленинградскому фольклору» // Учебный материал по теории литературы. Жанры словесного текста. Анекдот. Таллинн, 1989. С. 152−159.

Существует, однако, более ранняя работа (обнаруженная A.C. Архиповой — см: Архипова A.C. Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра. Дис. канд. фил. наук. М., 2003.), возможно, имеющая отношение к анекдоту: Яхин А. Г., Бекиров М. Х. Опыт структурно-типологического исследования жанров (анекдоты, байки). Казань, 1979. Ознакомление с ней затрудняется тем, что она написана на татарском языке. Архипова A.C. Анекдот и его прототип. С. 16. трансформации анекдотических текстов", языковым особенностям персонажей и клишированным формулам в анекдотах". Следует отметить также ряд работ, посвященных такой стороне жанра, как рассказывание анекдота28 и социологический подход к анекдоту29, рассматривающий социальные функции юмора как такового и политического анекдота в частности. Особняком стоит психологический подход к изучению анекдота, как продукта деятельности, отражающего скрытые основы человеческого.

7 П бытия. В ряде публикаций анекдот рассматривался как источник,.

26 Каспэ КМ. Кривое антизеркало. «Советский» и «постсоветский» анекдот: проблемы жанровой трансформации // НЛО. 2000. № 43. С. 327−334.

27 Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. М., 2002. Они же. Клишированные формулы в современном русском анекдоте. Электронный документ. Режим доступа: http://ivgi.rsuh.ru/folklore/shmelev2.htmШмелева Е. Я. Анекдоты об армянском радио: структура и языковые особенности. Электронный документ. Режим доступа: http://ivgi.rsuh.i4j/folklore/slimeleval.htm.- Переходмок О. В. Язык современного русского анекдота// Русская речь, 1997. № 5, 1997. С. 124−127.

28 Смолицкая О. В. Перформанс как жанрообразующий элемент советского анекдота. Электронный документ. Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/folklore/smolitskaval .htm.- Руднев В. Прагматика анекдота // Даугава, Рига, 1990. № 6. С. 99-i03. Пушкарева О. Пародирование как способ сюжетно-композиционной организации анекдота // Филологические науки. 1996. № 2, С. 35−41.

Дмитриев A.B. Социология юмора: Очерки. М., 1996. Дмитриев A.B. Социология политического юмора. М., 1998. Бутенко И. А. Из истории «черного юмора» // Социологические исследования. М., 1994. № 11. С. 43−52. Она же. Юмор как предмет социологии // Социологические исследования. М. 1997. № 5. С. 135−141. Мошкин В., Руденко Д. Детский политический анекдот// Социологические исследования. М., 1996. С. 23−35. Манкевич И. А. Анекдот как феномен социальных коммуникаций // Вестник Омского Университета, 2005. № 2. С. 94−97.

30 Дружинин В. Н. Анекдот как зеркало русской семьи // Психология семьи. М., 1996. С. 119−130. Копылкова Е. А. Анекдот как средство переживания национальной идентичности: на материале еврейских анекдотов. Дис.. канд. психол. наук. М., 2006. Копылкова Е. А. Социально-психологический анализ особенностей еврейской национальной идентичности на материале еврейских анекдотов // Материалы Одиннадцатой Ежегодной.

13 отражающий ментальность тех или иных групп и носитель.

31 культурологических стереотипов .

Отдельного рассмотрения заслуживает одна из наиболее используемых и цитируемых статей по истории политического анекдота в ранний период существования СССР — публикация Р. М. Янгировым текстов анекдотов.

X О.

1920;х годов, вышедшая в «Новом литературном обозрении» в 1998 году Во вступительной статье автору удалось выявить чрезвычайно интересные материалы, проливающие свет на бытование анекдотов в советском обществе. Автор первым привлек внимание фольклористов и историков к записям анекдотов, сделанных Евгением Лайонзом. Но его подход к публикации собственно фольклора не выдерживает никакой критики — в его.

Международной Междисциплинарной конференции по иудаике Сэфер. 4.2. Академическая серия. Выпуск 16. М., 2004. С.494−503. Копылкова Е. А. Еврейские родители сквозь призму анекдота // Корни № 21. М.-Киев, 2004. С.63−81. Копылкова Е. А. Еврейский анекдот как материал для анализа семейных отношений // Тирош — труды по иудаике. Вып. 7. М., 2005. С. 144−152.

31 Анашкин Г. Анекдот как концентрированное выражение ментальности // A.C. Пушкин и российское историко-культурное сознание. Провинциальная ментальность России в прошлом, настоящем и будущем: Третья международная конференция по истории психологии российского сознания. Самара, 1999. Т. 5. Вып. 1. С. 21−22. Брикер Б, Вишевский А. Юмор в популярной культуре советского интеллигента 60-х — 70-х годов // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1989. V. 24. P. 147−170- Воробьева M.B. Анекдот как феномен повседневной культуры советского общества (на материале анекдотов 19 601 980;х годов). Дис. канд. культуролог, наук. Екатеринбург, 2008. Монахова М. Отражение памяти в культурологических стереотипах (на материале анекдотов) // Вопросы гуманитарных наук. М., 2007. № 6. С. 341−351. Необходимо отметить, что попытка автора последней статьи выявить в польских анекдотах некие культурологические стереотипы восприятия России, к сожалению, закончилась неудачей. Выводы статьи сделаны на материале «польских» анекдотов, абсолютное большинство которых имеют советское происхождение.

Япгиров P.M. Анекдоты «с бородой»: Материалы к истории неподцензурного советского фольклора 1918;1934 // НЛО. М., 1998. № 31. С. 155 — 174. статье содержаться сильные искажения текста источника. Тексты, взятые Янгировым из разных источников, опубликованы вперемешку, без ссылок. Происхождение текста с трудом устанавливается даже при хорошем знании исходных материалов — некорректная литературная обработка ставит под вопрос научную ценность подобных публикаций. Для сравнения:

Текст источника: Троцкий спит в палатке. Белые наступают. Часовой хочет разбудить Троцкого. Товарищем назвать не решается, а назвать Вашим.

Превосходительством тоже считает неудобным. Вдруг его осеняет гениальная мысль и он начинает кричать ему в ухо: «Вставай, проклятьем заклейменный!» [С, А 02.1925: 52].

Редакция Янгирова: В час затишья Троцкий прилег отдохнуть в штабной палатке, приказав вестовому не будить его без особой надобности. Неожиданно белые начали наступление. Вестового мучают сомнения, как будить председателя Реввоенсовета:

Товарищем" его не назовешь, а назвать «Вашим.

Превосходительством" - еще расстреляет." Вдруг его осеняет мысль и он оглушительно орет в ухо Троцкому: «Вставай, проклятьем заклейменный!.» [ЯР 1998: 163].

Кроме того в данной статье содержится ряд ошибок в переводе, приводящих к неверному пониманию текста. Самый яркий тому пример — пересказ Р. Янгировым записи Е. Лайонза, лишающий анекдот какого-либо смысла, потому что автор статьи понимает глагол to whip (сечь, пороть) как to weep (плакать):

At a certain juncture the Kremlin leaders decided that they would like.

В один прекрасный день обитатели Кремля вдруг поняли, что их план строительства социализма провалился и to quit their difficult posts. To be able to do so with dignity they sought some way of fomenting a revolution which would give them the chance to retire gracefully.. Out of the parade a smaller excited group detached itself. It rushed towards the Kremlin walls, and the hopes of the Politburo for trouble were revived. The group waved aloft a banner which read: «We of the engineering corps, because of our strategic importance to industrv, demand to be whipped out of turn!» надо что-то предпринять для того', чтобы спасти свои жизни от народного гнева. .- Опять не то, — приуныли в Кремле, но вдруг заметили в толпе небольшую сплоченную группу, упорно пробивающуюся в первые ряды демонстрантов. — Наконец-то! обрадовались в Кремле, по тут же прочли транспарант над кучкой «экстремистов»: «В виду исключительной роли в деле индустриализации СССР, пролетарские инженеры достойны того, чтобы пропустить их к месту рыдания без очереди!"33.

В 2002 году была опубликована работа И. Б. Орлова и, А .Я. Лившина, в которой исследователи относят анекдот и частушку к группе нетрадиционных источников — так же необходимых для того чтобы получить -«адекватную информацию о настроениях и жизненных ориентациях населения, обозначить систему приоритетов в этих настроениях34″, исходя при этом» из понимания того, что «при отсутствии естественных форм проявления (через реакцию властей, например), общественное мнение проявляется через действие таких публичных механизмов, как фольклор"35. Несмотря на это, для отечественной исторической науки изучение советского политического анекдота находится в непосредственной связи с.

33 Янгиров Р. Анекдоты «с бородой». С. 174.

34 Лившиц А. Я., Орлов И. Б. Власть и общество: Диалог в письмах. М., 2002 С. 7.

35 Там же. С. 9. публикациями источников, содержащих тексты анекдотов. Можно выделить ряд статей, рассматривающих советский политический анекдот как памятник исторический — в первую очередь это публикации, посвященные конкретным коллекциям. Среди них обращают на себя внимание статьи А. Марчукова36 и о п.

В. Любченко. За последние годы был так же опубликован ряд статей, объектом изучения в которых являются общественные настроения, получившие отражение в народном творчестве38.

В девяностые годы начинается активное изучение общественных настроений 1917;1953 годов. На базе информационно-аналитических сводок НКВД-ОГПУ, а также дневников, мемуаров и ранее неопубликованных художественных произведений стали создаваться научные работы, проливающие свет реальные настроения советского общества изучаемого.

36 Марчуков А. Маленький мир с маленькими людьми: советский политический анекдот в дневниках украинского литератора // Родина. М., 2002. № 2. С.81−85.

37 Любченко В. Евреи в городском политическом фольклоре Украины 1920;х гг.: анализ дневниковых записей академика С. А. Ефремова // Тирош — труды по иудаике. М., 2003. Вып. 6. С. 175−188.

О о.

Архипова A.C., Мельниченко М. А. От «Коробочки» до Путина: анекдотические похождения отца народов. Электронный документ. Режим доступа: http://www.polil.ru/analytics/2006/12/21/sov anekdot.html.: Мельниченко М. А. Образ В.И. Ленина в советском политическом анекдоте // Источниковедческие исследования. М., 2006. Вып. 3. С. 188−216. Мельниченко М. А. Представления о роли евреев в Революции 1917 года в политических анекдотах первых лет советской власти // Власть, общество и личность в истории: Тезисы конференции (Москва- 22−24 ноября 2006 г.) / Отв. ред. А. О. Чубарьян. М., 2006. С. 86−88. Плотников И. Е. О политических настроениях масс в конце 1920;х — начале 1930;х гг.: по материалам устного народного творчества на Урале // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 1995. № 2. С. 144−146- Он же. Коллективизация в устном народном творчестве: в пословицах, поговорках, частушках, анекдотах // Крестьянство Зауралья в XX веке: уроки истории и современность. Курган, 2001. С. 23−29. периода и посвященных как общественным настроениям в целом39, так и конкретным проблемам: деформациям массового сознания в послереволюционной России40, реакции крестьянства на коллективизацию41, сопротивлению режиму42 и неприятию правительственных инициатив43, конструированию образов ряда политических деятелей в массовом сознании44, формированию внешнеполитических стереотипов45, сюжетам,.

39 Davies S. Popular Opinion in Stalin’s Russia. Tenor, Propaganda and Dissent, 1934;1941. Cambridge, 1997. Холмс JI. Социальная история России. 1917;1941 гг. Ростов н/Д., 1994. Шинкарчук С. А. Общественное мнение в Советской России в 30-е годы: по материалам северо-запада. СПб., 1995. 143 с.

40 Революция и человек. Быт, нравы, поведение, мораль / Под ред. П. В. Волобуева. М., 1997; Булдаков Я П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

41 Fitzpatrick Sh. Stalin’s Peasants: The Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivisation. New York, 1994; ВЧК-ОПТУ о политических настроениях северного крестьянства. 1921;1927 гт. По информационным сводкам ВЧК-ОПТУ. Сыктывкар, 1995. Якоб В. В. Информационные сводки ВЧК-ОГПУ: социально-политические настроения крестьянства Коми области в 1920;е гг. // История и современное развитие республики Коми в составе Российской Федерации: Материалы республиканской научной конференции. Сыктывкар, 2006. С. 22−32.

42 Они не молчали (сборник). М., 1991.

43 Зубкова Е. Ю. Общество и реформы, 1945;1964. М.: Россия молодая, 1993. 198 е.- Она же. Мир мнений советского человека, 1945;1948 (по материалам ЦК ВКП (б)) // Отеч. история. 1998. № 3−4. Она же. «Двуликий Янус»: общественное мнение в условиях диктатуры (1945 — 1953 гг.) // Россия в XX веке: проблемы изучения и преподавания: Материалы науч. конф.. М., 1999. С. 127−129.

44 Великаиова О. В. Образ Ленина в массовом сознании // Отечественная история. 1994. № 2. Она же. Образ Ленина в массовом восприятии советских людей по архивным материалам. Lewiston, Queenston, Lampeter, 2001. (Slavic Studies, Vol. 6) — Тумаркин H. Ленин Жив! Культ Ленина в Советской России.М., 1997.

45 Голубев A.B. Запад глазами советского общества: Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х годах // Отечественная история. 1996. № 1.,.

18 связанным с ожиданиями войн, формированию образов врага и союзника46 и пр. Политический анекдот в такого рода исследованиях использовался недостаточно, преимущественно привлекаясь в качестве иллюстративного материала. К примеру, в работе О. Великановой «Образ Ленина в массовом восприятии советских людей по архивным материалам», стоящейся во многом на анализе зафиксированных осведомителями НКВД-ОГПУ высказываниях простых людей, мы можем найти тексты анекдотов из информационно-аналитических сводок, которые автор приводит как один из способов реализации потенциала ненависти по отношению к Ленину47.

Попытки рассмотреть анекдот как исторический источник по истории представлений массового сознания предпринимались только на дореволюционных материалах. Так историк из Нижнего Новгорода А. А. Демичев посветил целый ряд статей48 рассмотрению дореволюционных анекдотов, посвященных судебной системе (в терминологии автора «юридические анекдоты»), в которых он изучал анекдот как источник отражающий отношение «городской образованной публики"49 к мировому суду. При этом автор опирается на очень небольшое количество сюжетовтак, по состоянию на начало 2010 года, A.A. Демичевым было выявлено.

Зубкова Е. Ю. Сталин и общественное мнение в СССР: 1945;1953 гг. // Сталин и холодная война. М., 1998. С. 274−290.

46 Голубев A.B. «Если мир обрушиться на нашу республику.»: Советское общество и внешняя угроза в 1920;1940;е гг. М., 2008.

47 Velikanova О. The public perception of the cult of Lenin based on archival materials // Slavic Studies. Vol. 6. P. 80.

48 Неполную библиографию публикаций A.A. Демичева, посвященных дореволюционному юридическому анекдоту как историческому источнику (10 статей) см. в его монографии: Демичев A.A. Образ суда в дореволюционном российском анекдоте. Н. Новгород, 2007. С.62−64.

49 Демичев A.A. Дореволюционный юридический анекдот как источник изучения мирового суда // Вестник Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. Нижний Новгород, 2007. № 6. С. 176. более сорока анекдотов об адвокатах, около двадцати — о мировом суде, чуть больше десятка о суде присяжных и менее десяти — о прокуроре50. На наш взгляд подобной подборки явно недостаточно для уверенных выводов об отношении населения к последствиям реформы 1864 года. Вызывает некоторый скепсис так же то, что автор не ставит под сомнение устную природу изучаемых текстов, в то время как это, на наш взгляд, является важнейшим условием работы с анекдотами, зафиксированными не профессиональными учеными и собирателями фольклора.

Таким образом, в настоящее время в отечественной исторической науке политический анекдот признан в качестве исторического источника, однако при этом отсутствует целостное представление о специфике политического анекдота и степени отражения в нем представлений массового сознания. Скепсис историков по отношению к анекдотам, являющимся частью устной традиции, хорошо понятен и во многом справедлив. Одной из центральных проблем изучения устной традиции является проблема соотнесения фольклорного текста и внетекстовой реальности, получившая развитие в трудах В. Я Проппа51, Б.Н. Путилова52, А. К. Байбурина, Г. А. Левинтона53 и С.Ю. Неклюдова54. На сегодняшний день данная проблема не потеряла своей.

50 Делшчев A.A. А ведь могло быть и хуже: российские адвокаты в дореволюционном анекдоте // Родина. М., 2010. № 1. С. 81.

51 Пропп В. Я. Фольклор и действительность. С. 83−115.

52 Б. Н Путилов. Героический эпос и действительность. Л., 1988.

53 Байбурин А. К., Левннтон Г. А. О соотношении фольклорных и этнографических фактов // Acta Ethnographica Academiae Scientiarium Hungaricae, t. 32, 1983. p.3−31. Они же. К проблеме «У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов» // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 229−245.

54 Неклюдов С. Ю «Сценарные схемы» жизни и повествования // Русская антропологическая школа. Труды, вып. 2. М., 2004, С. 26−36. Он же. Заметки об «исторической памяти» в фольклоре // АБ-60. Сборник статей к 60-летию Альберта Кашфулловича Байбурина. СПб., 2007. С. 77−86. актуальности: согласно справедливому замечанию С. Ю. Неклюдова, на это указывают хотя бы ряд исследований по «устной истории», мало учитывающих коммуникативные особенности устной традиции, изучаемых фольклористикой53. Общим моментом для современного гуманитарного знания является понимание того факта, что фольклор содержит в себе не конкретную историческую информацию, а матрицы общественного сознания, нередко имеющие мифологический генезис56, что ставит под сомнение ценность анекдота как источника фактографической информации.

Западная историография изучения различных юмористических форм, подробный обзор которой был опубликован в 2001 году к.ф.н. A.C. Архиповой57, по понятным причинам богаче отечественной.

Феномен советского политического анекдота привлек внимание западных публицистов уже в первой половине 1930;х годов. Первым англоязычным обращением к теме советского неподцензурного юмора стала найденная A.C. Архиповой в журнале «Current History» за 1930 год статья Лео Гласмана «Большевики как юмористы"58, в которой приводятся образцы народного творчества и высказываются предположения об авторстве политических анекдотов. Однако более заметной стала публикация Евгения Лайонза, корреспондента UPI, прожившего в Москве 6 лет и собравшего,.

55 Неклюдов С. Ю. Заметки об «исторической памяти» в фольклоре. С. 77.

56 Ср.: Неклюдов С. Ю. Указ. соч. С. 77−78. Байбурин А. К., Левинтон Г. А. О соотношении фольклорных и этнографических фактов. С. 8. Они же. К проблеме «У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов». С 231−232.

57 Архипова A.C. Анекдот в зарубежных исследованиях XX века // Живая Старина. М., 2001. № 1. С. 30−32. См. так же: Еленевская М. Юмор и насилие: смеховая культура иммигрантов из стран бывшего СССР в Израиле // Израиль глазами «русских»: культура и идентичность (Сборник памяти Баруха Киммерлинга) / Отв. ред. Е. Носенко. М., 2008. С. 60−64. со.

Выражаем признательность A.C. Архиповой за ссылку на данную публикацию: Glassman L.M. The Bolsheviki as humorists // Current History. 1930, July. P. 721−724. благодаря блестящему знанию русского языка, коллекцию политических анекдотов. В изданной после его отъезда из СССР книге «Московская карусель», автор посвятил советскому неподцензурному фольклору отдельную главу, в которой мы можем найти не только тексты анекдотов, но и мысль о том, что анекдот является одной из форм коммуникации в советском обществе59. Лишь как публикация материалов заслуживает внимания собрание60 американского журналиста Вильяма Генри Чемберлена, который находился в Советской России в качестве корреспондента газеты «Christian Science Monitor» с 1922 года по март 1934 года и в это время вел дневник. Круг его общения в основном состоял из просоветски настроенной интеллигенции и партийных деятелей — и он фиксировал ходящие именно в этих кругах тексты.

На данный момент мы не располагаем сведениями о прочих довоенных публикациях, посвященных советскому политическому анекдоту. Имеющиеся в нашем распоряжении статьи ценны как источник, содержащий записи ранних советских анекдотов, аналитическая же часть, как у большинства ориентированных на массового читателя публикаций, довольно слаба. Все три автора рассматривают анекдот как жанр антисоветский, демонстрирующий нелюбовь народа к советской системе.

Период после Второй Мировой войны был очень продуктивен в деле изучения анекдота. Результатом творческих усилий зарубежных исследователей стали десятки томов, посвященных как феномену анекдота в целом, его теории и конструированию концепции жанра61, попыткам.

59 Lyons Е. Red Laughter II Lyons Е. Moscow Caroussel. N-Y., 1935. P. 323−340. или Lyons E Red Laughter // Lyons E. Modern Moscow. L. 1935, P.260−274. Lyons E. Stifled laughter 11 Harper’s Monthly Magazine. 1934. № 170. Lyons E. Our Secret Allies: The Peoples of Russia. New York: Duell, Sloan and Pearce. 1954.

60 Chamberlin W.H. Russia’s Iron Age. Boston, 1934. Chamberlin W.H. The «Anecdote»: Unrationed Soviet Humor // Russian Review. 1957. Vol. 16.

61 Weber V. Anekdote. Die andere Geschichte. Tubingen, 1993. объяснить его с точки зрении психологии62, рассмотрению анекдота в гендерном аспекте63, так и конкретным циклам: этническим64, сексуальным65, садистским66 и абсурдистским67 анекдотам. Для историографии исследования конкретно советского анекдота важен тот факт, что к нему обратились уже не журналисты, а ученые. Более чем полувековая история осмысления этого феномена в западной историографии дает нам значительное число статей, посвященных политическому юмору в целом и советскому политическому анекдоту в частности как одному из компенсаторных механизмов борьбы с психическим и социальным стрессом68 или форме протеста против.

62 Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному. СПб., М., 1997.

63 Flieger J.A. The Purloined Punchline: Joke as Textual Paradigm // Modern Language Notes. 1983. V. 98. № 5. P. 943−967- Legman G. Rationale of the Dirty Joke: An Analysis of Sexual Humor. Second series. N.Y.: Breaking Point. 1975. Reinche N. Antidote to Dominance: Women’s Laughter as Counteraction // Journal of Popular Culture. 1991. V. 24. № 4. P. 27−39. Ries N. Russian Talk: Culture and Conversation during Perestroika. Ithaca & L.: Cornell UP, 1997.

64 Bennett D. J. The Psychological Meaning of Anti-Negro Jokes. // Fact. 1964. V. 1. № 2. P. 5359. Davies C. Jewish Jokes, Anti-semitic Jokes and Hebredonian jokes // Ziv A. Jewish Humor. Tel Aviv: PapyrusTel Aviv University, 1986. P. 59−80. Davies C. Ethnic Humor Around the World: A Comparative Analysis. Bloomington: Indiana UP, 1990; Dundes A. A Study of Ethnic Slurs: The Jew and the Polack in the United States // JAF. 1971. V. 84. № 332. P. 186−204. Reik T. Jewish Wit. N.Y., 1962.

65 Legman G. Rationale of the Dirty Joke: An Analysis of Sexual Humor. Second series. N.Y., 1975.

66Hirsch R. Wind-Up Dolls // WF. 1964. V. 23. № 1- Sutton-Smith B. Shut up and Keep Digging: the Cruel Joke Series // Midwest Folklore. 1960. V. 10- Abrahams P. D. Ghastly Commands: The Cruel Joke Revisited // Midwest Folklore. 1961. V. 11. № 4. P. 235−246. Schimaier M. The Doll Joke Pattern in Contemporary American Oral Humor I I Midwest Folklore. 1963. V. 13. № 67.

67 Dundes A., Abrahams P. On Elephantasy and Elephanticide I I Dundes A. Analytic Essays in Folklore. Mouton, 1975. P. 192−205. Dundes A. Slurs International: Folk Comparisons of Ethnicity and National Character// Southern Folklore Quarterly. 1975. V. 39. № 1. P. 15−38.

Bokun B. Humour Therapy in cancer, psychosomatic diseases, mental disorders, crime, interpersonal and sexual relationships. London, 1986. Dixon N.F. Humor A Cognitive.

23 официальной идеологии69. Отдельно стоит выделить относительно недавнюю статью70 Е. Оринга, в которой автор анализирует западную историографию феномена политического юмора в авторитарных обществах и рассуждает о природе политического юмора вообще, обращаясь в том числе к советскому материалу. Статья ценна так же наличием ряда фрагментов интервью эмигрантов второй волны о культуре рассказывания политических анекдотов.

Alternative to Stress? // Stress and Anxiety. Vol. 7. Washington D.C., 1980. P. 281−289- Draitser E. The Art of Storytelling in Contemporary Russian Satirical Folklore // Slavic and East European Journal. Albany, 1982. V. 26. № 2. P. 233−38- Draitser E. Comparative Analysis of Russian and American Humor // META: Journal des Traducteurs. 1989. V. 34. № 1. P. 88−90. Draitser E. Soviet Underground Jokes as a Means of Popular Entertainment // Journal of Popular Culture. 1989. V. 23. № 1. P. 117−125. Draitser E. Sociological Aspects of the Russian Jewish Jokes of the Exodus // Humor. N. Y, 1994. V. 7. № 3. P. 245−67. Farrer D. The Soviet Folktale as an Ideological Strategy for Survival in International Business Relations // Studies in Soviet Thought. Kluwer Academic Publishers, 1973. V. 13. № 1. P. 55−75. May R. Man’s Search for Himself. New-York, 1953. Lefcourt H.M., Martin R.A. Humor and Life Stress: Antidote to Adversity. New-York, Berlin, Heidelberg, Tokyo, 1986. O’Konneil W.E. Freudian Humour. The Eupsychia of Everyday Life // Humour and Laughter. Theory, Research, and Applications. London, 1976. P. 313−330. Nilsen D.L.F. The Social Functions of Political Humor // Journal of Popular Culture. 1990. V. 24. № 3. P. 35−49. Thurston R.W. Social Dimensions of Stalinist Rule: Humor and Terror in the USSR, 1935;1941 // Journal of Social History. 1991. V. 24. № 3. P. 541−562. Wade T. Russian Folklore and Soviet Humor // Journal of Russian Studies. 1988. V. 54- Yurchak A. The Cynical Reason of Late Socialism: Power, Pretence, and the Anecdote // Public Culture. 1997. V. 9. P. 161−188.

69 Beckmanrt P. Hammer and Tickle. Clandestine Laughter in the Soviet Empire. Boulder: The Golem Press. 1980. Draitser E. Soviet Underground Jokes as a Means of Popular Entertainment //Journal of Popular Culture. 1989. V. 23. № 1. P. 117−125- Nilsen D.L.F. The Social Functions of Political Humor // Journal of Popular Culture. 1990. V. 24. № 3. P. 35−49- Thurston R.W. Social Dimensions of Stalinist Rule: Humor and Terror in the USSR, 1935;1941 // Journal of Social History. 1991. V. 24. № 3. P. 541−562- Советский Союз в зеркале политического анекдота / Сост. Д. Штурман, С. Тиктин. Иерусалим: Экспресс, 1987. 543 с.

70 Oring Е. Risky Business: Political Jokes under Repressive Regimes // Western Folklore. 2004. Vol. 63. P. 209−236.

Важно, что тексты довоенных анекдотов в послевоенные исследования не попали. Использование анекдотов, имевших хождение преимущественно в эмигрантской среде 1960;1980;х годов, приводило к ряду упрощений, что зачастую не позволяло западным ученым воссоздать адекватную картину бытования советского политического анекдота. По совершенно справедливому замечанию A.C. Архиповой, помимо наличия в ряде работ, посвященных советскому анекдоту, множества фактических ошибок, подчас нелепых, вызывают некоторый скепсис также ряд теоретических допущений, дающих основание западным ученым подозревать всех рассказывающих анекдоты (т.е. по устоявшемуся мнению подавляющее большинство.

7 1 населения СССР) в антисемитизме и пассивном диссидентстве .

В целом западная историография ориентирована на позднюю традицию советского политического анекдота. Несмотря на наличие трех небольших по объему, но довольно ценных англоязычных публикаций текстов советских анекдотов 1930;1940;х годов, довоенные материалы иностранными исследователями рассматриваются очень фрагментарно. Исключением является монография одного из крупнейших западных специалистов по советской истории Шейлы Фицпатрик «Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город», которая, помимо этого, является так же одним из немногих примеров использования анекдотов в серьезном историческом исследовании. В главе «Разговоры и те, кто их слушал» исследователь уделила внимание «жанрам народного творчества, менее стесненным, чем официальные средства выражения мнения», к которым Фицпатрик относит анекдоты, слухи и частушки. По утверждению историка, эти жанры были «были для граждан способом показать кукиш советской власти, и соблазн сделать это был тем сильнее, что от публичных выступлений обычно требовалась ханжеская.

7! Архгтова A.C. Анекдот и его прототип: генезис текста и формирование жанра. Дис. канд. фил. наук. М., 2003. С. 16. благонамеренность *" «. Опираясь, в том числе, на записи политического фольклора из информационно-аналитических сводок НКВД, хранящихся в т.н. «Смоленском архиве», исследователь демонстрирует возможности жанра как одного из способов неформальной коммуникации. При этом, сравнивая анекдотические сюжеты и реальные жизненные коллизии73, Фитцпатрик показывает степень психологической достоверности фольклорного текста.

Отдельного обращения заслуживает историография политического анекдота стран бывшего социалистического лагеря, однако степень разработанности в ней советского политического анекдота определяется степенью соотношения в национальных анекдотических традициях оригинальных и общесоветских сюжетов. Проблема анекдота стран социализма только недавно стала объектом серьезного научного осмысленияив первую очередь заслуга в этом принадлежит профессору тартуского университета Арво Крикманну, одному из организаторов международного симпозиума «Постсоциалистический анекдот», прошедшего в Тарту в 2007 году. Перу Крикманна принадлежит ряд трудов, посвященных этническим и политическим эстонским анекдотам74. Однако к сфере научных интересов Крикманна и его эстонских75, польских76, болгарских77 и румынских78 коллег.

72 Фитцпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. С. 221.

73 Там же. С. 222.

74 Krikmann A., Laineste L. (Eds): Permitted Laughter: Socialist, Post-Socialist and Never-Socialist Humour. Tartu: EKM Teaduskirjastus (в печати) — Krikmann A. Jokes in Soviet Estonia. A paper presented to the 18th ISH Conference at the Danish University of Education, Copenhagen, July 2006. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.folklorc.ee/~kriku/I lUUMOR/Nli sovpol.pdf.

75 Laineste, Liisi. Researching Humour on the Internet. Folklore, Vol. 25. Laineste, Liisi. Targets in Estonian Ethnic Jokes Within the Theory of Ethnic Humour (Ch. Davies). Folklore, Vol. 29. Laineste, Liisi. Characters in Estonian ethnic humour (1890−2004). Folklore, Vol. 29. Laineste, Liisi. Poliitilised anekdoodid postsotsialistlikus Eestis Delfi Naljalehe naitel [Political jokes in post-socialist Estonia on the Delfi joke page]. Keel ja Kirjandus, Vol. 50, No. 1.;

26 скорее относится поздняя анекдотическая традиция стран социализма и ее функционирование в современных условиях, в частности — судьба этой традиции при попадании в Интернет79.

Подводя итог историографическому разделу, необходимо выделить ряд ключевых моментов, характеризующих современную ситуацию изучения советского политического анекдота. Несмотря на многолетнее внимание западных исследователей к этому феномену, ограниченность источниковой базы, приведшая к ориентированию исследователей на более доступную позднюю традицию советского политического анекдота и ряд спорных теоретических положений, легших в основу значительной части исследований, оставляют простор для дискуссий в вопросе о степени изученности данной темы.

Laineste, Liisi. The Politics of Joking: Ethnic Jokes and Their Targets in Estonia (1880's -2007). Folklore, No. 40.

76 D. Brzozowska, Jokes in Poland at the Turn of the Century. W: Swiat humoru, red. S. Gajda, D. Brzozowska, Opole 2000: 111−120. D. Brzozowska, Internet Jokes as an Intercultural Phenomenon. W: Man within Culture at the Threshold of the 21th Century, red. E. Rewers, Uniwersytet im. Adama Mickiewicza, Poznan 2001: 56−65. D. Brzozowska, Funny or aggressive? Pragmatic analysis of national stereotypes in an advertisement — a case study, «Stylistyka» 2006: 385−398. D. Brzozowska, Jokes, identity, and ethnicity. W: New Approaches to the Linguistics of humor, red. Diana Popa, Salvatore Attardo, Galati: Editura Academica: 2007: 88−96.

77 Станоев С. Отношение Власть-общество в рассказывании анекдотов в посттоталитарный период в Болгарии // Постсоциалистический анекдот. Тарту, 2007. Электронный ресурс. Режим доступа: http://vvww.folklore.ee/rl/fo/konve/ioke07/teesid.pdf.

78 Попа Д. Е. Политический юмор в публичной сфере в Румынии // Постсоциалистический анекдот. Тарту, 2007. Электронный ресурс. Режим доступа: http://wvw Jolklore. ee/rl/fo/konve/ioke07/teesid.pdf.

79 Крикманн А. / Khkmann A. Netinalju Stalinist / Интернет-анекдоты о Сталине / Internet humor about Stalin. Tartu, 2004.

В отечественной историографии также не существует комплексной модели, описывающей существования анекдота как одной из форм передачи политических смыслов. Достижения ряда гуманитарных дисциплин не интегрированы между собой, отчего отечественная историография советского политического анекдота крайне фрагментарна.

Серьезной проблемой является также недостаток введенных в научный оборот значительных по объему аутентичных источников с текстами политических анекдотов 1918;1953 гг. Данные обстоятельства предполагают следующие цель и задачи предполагаемого исследования:

Целью исследования является всестороннее изучение советского политического анекдота 1918;1953 годов как исторического источника. Для достижения этой цели в диссертации ставятся следующие задачи:

Выявить круг источников, содержащих политические анекдоты за 1918;1953 гг.

Создать на материалах выявленных записей фонда сюжетов советских политических анекдотов 1918;1953 годов.

Разработать принципы систематизации сюжетов политических анекдотов и сформировать на их основе базу данных.

Изучить динамику активности появления и фиксации новых анекдотов на разных этапах изучаемого периода.

Рассмотреть отражение стереотипов массового сознания в советском политическом анекдоте и оценку в нем основных мероприятий советской власти.

Изучить трансформации образов Ленина, Сталина и Троцкого в советском политическом анекдоте.

Выяснить значения советского политического анекдота как исторического источника с точки зрения информативности, фактической достоверности.

Оценить пределы использования политического анекдота в историческом исследовании.

Поставленные задачи определили структуру данного исследования следующим образом. Работа состоит из трех глав, первая из которых целиком посвящена рассмотрению источниковой базы — в ней мы дадим оценку всем видам источников, содержащих фиксации текстов анекдотов, а также охарактеризуем полученный в результате массив записей. Проанализировав источниковую базу для каждого пятилетия с 1918 по 1953 года, мы хотим выявить степень корреляции текстов из источников разных видов и, тем самым, отделить тексты, имевшие устное хождение в народной среде от возможных «подделок», т.н. «фэйклора» — авторских текстов, не прошедших обработку традицией, но выдаваемых за народное творчество.

В центре нашего внимания во второй и в третьей главах будут темы востребованные устной традицией, темы же затронутые в анекдотах опосредованно или в незначительной мере, нами рассмотрены не будут. Эти главы целиком посвящены анализу отражения в политическом анекдоте стереотипов восприятия основных мероприятий советской власти и степени внимания к ним массового сознания, а так же эволюции жанра в связи с изменением внутриполитической обстановки. Статистическая обработка источниковой базы, как нам видится, должна помочь соотнести моменты актуализации тех или иных тем с реальным историческим процессом, продемонстрировав тем самым степень надежности и информативности анекдота как источника и приблизив нас к пониманию механизмов работы альтернативных форм передачи общественных настроений.

Заключение

.

Данное исследование было посвящено советскому политическому анекдоту 1918;1953 годов как историческому источнику. В ходе исследования нами было выделено семь видов источников, содержащих записи советских политических анекдотов 1918;1953 годов: коллекции, пресса, делопроизводственная документация, «устные сообщения», дневники, мемуары и художественная литература. Каждый из этих видов источников обладает своей спецификой, определяющий степень его информационного потенциала и достоверности.

Проанализировав различные виды источников, мы показали как записи политических анекдотов соотносятся с реальной устной традицией, бытовавшей в Советском Союзе в 1918;1953 годы. Нами было доказано, что тексты анекдотов из дневников современников, собраний фольклористов и делопроизводственной документации хорошо соотносятся между собой, и, следовательно, представляют собой записи реальной народной традиции, в то время как устный характер текстов из мемуаров, художественной литературы, прессы и, особенно, эмигрантских коллекций зачастую невозможно доказать. Собиратели анекдотов из Русского зарубежья, находясь в отрыве от реальной анекдотической традиции, часто ошибочно или специально в сильно искаженном виде фиксировали политические анекдоты. В ходе исследования нами были установленные многочисленные случаи изменеиия устойчивых анекдотических сюжетов и даже их фальсификации, очевидно имевших под собой идеологическую подоплеку.

Работа с семью видами источников позволила нам выявить и обработать 3470 текстов. На основе этого массива записей нами было выделено 1926 сюжетов. После дополнительной очистки фонда сюжетов от текстов из групп источников с невысоким уровнем достоверности (коллекций, пресса, мемуары, художественная литература), не имеющих независимой дублирующей записи, могущей подтвердить их устный характер и распространение, была сформирована подборка в 938 сюжетов, представленная 2482 текстами, которая легла в основу нашей работы.

Каждый из выделенных сюжетов был датирован по времени первой записи, что позволило нам, распределив их по временным отрезкам примерно в пять лет, продемонстрировать активность фиксирования текстов — и, отчасти, возникновения новых сюжетов — в разные периоды советской истории. Двадцатые годы дали нам наибольшее количество фиксаций новых' сюжетов, период же со второй половины тридцатых по середину сороковых был весьма непродуктивен с точки зрения появления и фиксаций новых сюжетов. Объясняется это, на наш взгляд, страхом возможных репрессий при фиксации политических анекдотов и перипетиями военного времени. В то же время источники второй половины двадцатых годов богаты текстами, выдаваемыми своими создателями за анекдот, но никогда не имевшими устного распространения, что связанно с популярностью в эмигрантской среде сборников анекдотов о Советском Союзе. Вторым пиком появления псевдофольклорных текстов становится период Великой Отечественной войны, что объясняется активным использованием заимствованных анекдотических моделей пропагандистами противоборствующих сторон.

Неоднозначность и вариативность политического анекдота вынудила нас к комбинированию разных принципов систематизации. За основу было взято деление материала по тематическому принципу, однако часть материала пришлось выделить в отдельную группу по формальному признаку («Анекдоты-дезаббревиации). Собранный корпус источников разделен нами на 5 разделов («Внутренняя политика" — «Внешняя политика. Войны. Страны социалистического лагеря" — «Социально-экономическое развитие», «Культура» и «Анекдоты-дезаббревиации»), содержащих в себе 65 тематических групп.

Анализ распределения анекдотов по тематическим группам продемонстрировал повышенное внимание анекдотической традиции к внутриполитическим событиям (46,3% всех достоверных сюжетов) и.

275 вопросам социально-экономического развития (23,2%), темы отношений с заграницей, войн и культурного развития оказались раскрыты в меньшей степени.

Анализ анекдотов двадцатых годов позволил нам сделать вывод об изменении анекдотической традиции в сторону ее большей политизации. Одной из сторон этого процесса стало изменение образа еврея как персонажа анекдота, вызванное популярностью мифологемы «еврей — творец революции». Построенные на этом стереотипе сюжеты начинают чрезвычайно активно возникать и фиксироваться с самого начала двадцатых, однако, несмотря на пристальное внимание анекдотической традиции к этой теме, сравнительно быстро — в 1927 году, в связи с разгромом левой оппозиции наступает перелом в развитии анекдота о евреях: с этого момента количество новых анекдотов о них уменьшается, и для периода после 1929 года у нас нет ни одного нового сюжета, доподлинно получившего популярность в широких слоях носителей традиции, что позволяет нам сделать вывод о том, что в годы эта тема для массового сознания теряет свою актуальность. Смерть видных большевиков и процессы, вызванные борьбой с оппозицией воспринимаются как уменьшение «еврейского влияния» на жизнь страны.

В политическом анекдоте двадцатых годов последовательно проводилась линия отождествления понятий «большевик» и «вор», корни которой уходят в дореволюционное прошлое. На нашем материале, однако, это отождествление скорее вызвано программными лозунгами упразднения частной собственности и порою откровенно грабительским налогообложением. На примере чрезвычайно популярного в двадцатые годы анекдоте о портсигаре Саввы Морозова мы продемонстрировали взаимодействие устной традиции политического анекдота и общественной памяти: как сюжет, вызванный к жизни слухом о том, что самоубийство Саввы Морозова было подстроено большевиками, за десятки лет своего существования постепенно теряет часть заключенной в нем информации и становится рядовым анекдотом о грабительской политике советской власти.

В политическом анекдоте рассматриваемого периода отразились экономическая и административная стороны жизни двадцатых годов и основных кампании государства по ее улучшению. Выделив, в первую очередь, анекдоты о НЭПе и нэпманах, пользующиеся в этот период колоссальной популярностью, мы на материале политических анекдотов подтвердили утверждение о том, что второй по популярности мифологемой после «еврей — творец революции» стала презентация НЭПа как результата еврейской предприимчивости.

Также в политическом анекдоте нашли свое отражение обывательские заботы и интересы: почти все трудности самообеспечения традиция увязывает с политикой большевиков. Однако уже в это время, на материале ряда сюжетов о советской денежной системе, мы смогли увидеть отражение позитивного опыта, связанного с новой властью.

При рассмотрении материала, имеющего отношение к коллективизации и индустриализации, мы столкнулись с некоторой отстраненностью городской традиции от двух этих процессов, получивших сравнительно малое развитие и представленных в нашей базе записей в основном общими сюжетами с небольшим числом фиксаций, за исключением нескольких, подробно разобранных нами, сюжетов-«рекордсменов». Что характерно, эти сюжеты, очень активно фиксировавшиеся по нашим источникам, довольно архаичны — они восходят к традиционному фольклору. Их популярность, на наш взгляд, объясняется как раз использованием сюжетов, привычных для традиционного общества, иногда — с религиозными коннотациями.

Оценочные анекдоты о советской жизни «в целом» помогли нам проследить эволюцию представлений о советской власти: так, например, характерная для образа власти двадцатых годов «неразбериха», нашедшая свое отражение в сюжетах этого времени, к 1940;м годам в анекдотах теряет свою актуальность, уступая место сюжетам о сверхконтроле за жизнью.

277 простых советских граждан. Важнейшей темой анекдотов о советской власти конца двадцатых — начала тридцатых годов становится постоянное ухудшение во всех сферах жизни для всего населения страны, но при этом анекдоты о голоде уступают место сюжетам о невысоком уровне продуктового обеспечения советских граждан и дефиците.

Изучение анекдота периода Великой Отечественной войны продемонстрировало высокий уровень взаимодействия лояльной подцензурной сатиры и устной городской традиции, активно заимствующих друг у друга сюжеты. Этим отчасти объясняется повышение уровня «патриотичности» советского анекдота во время войны — на нашем материале в обилии встречаются сюжеты антинемецкие, а также анекдоты, утверждающие уверенность в силе советского оружия и надежду на победу. Характерно, что происходит это несмотря на активное использование «антисоветских» анекдотов — порою сильно отредактированных идеологически ангажированными коллаборационистами — в немецкой пропаганде и агитации.

При анализе послевоенных политических анекдотов мы пришли к выводу об актуализации двух, ранее не очень типичных для советского анекдота, черт: серьезное изменение географии сюжетов и их модели. Мы можем наблюдать своеобразную экспансию советского анекдота в страны социализма, которая привела к относительной унификации анекдотических традиций разных народов и появлению ряда общих для стран социализма анекдотов. Кроме этого широкую популярность в послевоенном анекдоте получает сопоставительная модель, чаще всего представленная текстами о встрече советского гражданина и иностранца.

Третья глава диссертационного исследования была посвящена эволюции образов Ленина, Троцкого и Сталина в советском политическом анекдоте. На материале анекдотов двадцатых годов мы показали, что устной традицией.

Ленин и Троцкий воспринимаются как две равновеликие фигуры, противопоставляющиеся только по этническому признаку. До определенного.

278 момента Ленин как самостоятельный персонаж анекдотов встречается лишь в сюжетах о его смерти, похоронах и последовавших за этим мероприятиях по увековечиванию памяти о нем, во всех прочих случаях он преимущественно в анекдотах взаимодействует с Троцким.

Троцкий, ставший в период широко обсуждавшейся борьбы с левой оппозицией едва ли не популярнейшим героем анекдотов, обладавшим при этом специфическим набором черт положительного героя анекдота, воспринимается традицией как наиболее очевидный наследник Ленинских идей и противопоставляется Сталину. В то же время, после своей высылки за границу в 1929 году, он теряет популярность как персонаж актуальной традиции: новые анекдоты с ним в качестве персонажа в наших источниках перестают фиксироваться.

С начала тридцатых годов самым востребованным персонажем советской устной традиции рассматриваемого периода становится Сталин — характерно, что происходит это во многом за счет вытеснения из анекдотов Троцкого и Ленина. Он, как герой анекдотов, получает популярность на волне борьбы с оппозицией, воспринимаемой традицией как борьба «еврейской» и «грузинской» группировок. В это время оформляются и характерные для его образа черты, к которым для довоенного анекдота относятся грубость и стремление к единоличной власти.

В тридцатые годы в устной традиции Сталин предстает как ненавистный, жестокий и глупый правитель, не уважающий своих сподвижников и свой народ, и проводящий политику, направленную на доведение последнего до голодной смерти. Одним из способов создания отрицательного образа становится актуализация в анекдотах кавказской темы.

Однако ситуация значительно меняется во время войны. Начиная с фронтовых анекдотов, Сталин все чаще предстает перед нами как находчивый персонаж, то есть, следуя логике жанра, положительный герой.

Самым очевидным проявлением этого, очевидно вызванного патриотическим.

279 подъемом 1941;1945 годов, процесса стало появление сюжетов, построенных на противопоставлении разных стран или их правителей.

Таким образом, нами был выявлен и проанализирован круг источников, содержащих записи политических анекдотов за 1918;1953 года. На данном материале нами был создан фонд сюжетов советских политических анекдотов указанного периода, разработаны принципы систематизации политических анекдотов и сформирована на их основе база данных. Датировав сюжеты, внесенные нами в базу данных, мы изучили динамику активности появления и фиксации новых анекдотов на разных этапах изучаемого периода. Во второй и третьей главах мы рассмотрели отражение стереотипов массового сознания в советском политическом анекдоте, оценки в нем основных мероприятий советской власти и трансформацию образов Ленина, Сталина и Троцкого в советском политическом анекдоте.

Проведенное исследование позволяет нам утверждать, что советский политический анекдот, на протяжении долгого времени практически не востребованный в исторических исследованиях, представляет собой ценный исторический источник, могущий способствовать изучению общественных настроений рассматриваемого периода. Благодаря своей распространенности, мобильности и фактической неподконтрольности властям, политический анекдот, как одна из форм неформальной коммуникации, содержит в себе ценную информацию о политических стереотипах, свойственных в той или иной мере мышлению значительной части населения СССР, особенностях восприятия современниками советской власти и ее основных мероприятий.

Работа с большим количеством анекдотических сюжетов, выявленных в аутентичных источниках, способна продемонстрировать нам степень внимания носителей традиции к тому или иному мероприятию власти и — в определенной мере — оценочный момент по отношению к этому мероприятию, тем самым приближая исследователя к созданию целостной картины общественных настроений советского периода.