Биография Чжамьян-Шадбы I «Причал к удивительно благому уделу» как источник по истории Центральной Азии XVII — начала XVIII вв

Объектом исследования данной диссертационной работы я&ляетоя тибетоязычная биография Чжамьян-Шадбы I «Причал к удивительно благому уделу». Предмет настоящего исследования ограничивается конкретным фактическим материалом, содержащимся в этом сочинении, необходимым для получения объективного исторического портрета этой весьма важной для политической и культурной истории Центральной Азии фигуры, анализа и оценки её роли в важнейших исторических событиях, происходивших в этом регионе с конца XVII — по начало XVIII в.в., для приобретения дополнительных сведений о тибетском обществе указанного промежутка времени и, наконец, открытия неизвестных ранее науке фактов истории Центральной Азии. Иными словами, биография Чжамьян-Шадбы I будет рассматриваться в данной работе только как исторический источник, что не отрицает, впрочем, его высокой важности и как великолепного образца тибетского литературного творчества, и как ценного источника сведений по этнографии и географии Центрального Тибета, Амдо и, отчасти, Монголии.

Актуальность и важность оговоренной выше темы настоящей работы связаны, в первую очередь, с ценностью любого источниковедческого исследования для исторической науки вообще, подтверждением чему служит переход источниковедения от разряда прикладных и вторичных исторических дисциплин к уровню самостоятельной науки. Актуальность этой темы ещё более повышается в глазах историка Тибета и в целом центрально-азиатского региона, что связано со спецификой этой научной области, ясно выраженной крупнейшим советским исследователем тибетских исторических сочинений А. И. Востриковым: «Тибетская историческая литература является основным и самым главным источником по истории Тибета, так как подлинных исторических актов — надписей и архивных документов в нашем распоряжении почти совершенно не имеется». 1 Не только совершенное отсутствие в распоряжении отечественных тибетологов официальных государственных документов, связанных с событиями тибетской истории, но и общая их скудность и недостаточность придают уникальность творениям отдельных тибетских историков. Между тем традиция записей исторических событий уходит вглубь истории Тибета, поскольку, словами Дж. Туччи, «тибетцы всегда демонстрировали особый интерес к записи исторических событий, не соблюдая, правда, при этом большой точности в регистрации фактов, и это связывает их в большей степени с китайцами, чем с индийцами"2. Господство буддийской идеологии в культуре тибетцев существенно снизило их природный интерес к историческим событиям в целом, сведя историю только к событиям, связанным с историей буддийской церкви. Отсутствие в тибетской культурной традиции официальных исторических хроник, по примеру китайских, оставляет значительный пробел в деле изучения истории Центральной Азии, однако исследование и анализ огромного пласта церковной исторической литературы, весьма разнообразной в жанровом отношении, способно шаг за шагом во многом заполнить белые пятна тибетской истории. Именно этим объясняется важность источниковедческих исследований в тибетологии.

Актуальность темы

связана и с особым положением агиографических произведений в тибетской исторической литературе. Биографии выдающихся фигур тибетской буддийской церкви составляют весьма значительную часть тибетоязычных произведений связанных с историей страны. Являясь своего рода дополнением в глазах тибетологов к широкомасштабным историческим сочинениям типа чойчжун3 или гъялраб4, биографии, или намтары, повествующие о жизни конкретного лица, более подробно и полно освещают те события, о которых в произведениях вышеназванных жанров говорится.

1 Востриков А. И. Тибетская историческая литература. ML 1962. С. 50.

2 Tucci G. Tibetan painted scrolls. Vol. 1. Roma. 1949. C.139.

J Тиб. chos-'byung. Сочинения, связанные с историей буддизма вообще, распространением отдельных его школ или традиций, или некоторых учений.

4 Тиб. rgyal-rabs. Сочинения, связанные с хронологией и историей монархических династий Тибета. схематично, вскользь. В биографиях подчас сухие и сжатые факты, зафиксированные в чойчжунах и гъялрабах, оживают, превращаясь в живописные и динамичные картины, как бы иллюстрирующие лаконичную констатацию событий крупных исторических хроник. О важности же максимально полной информации о столь масштабных для политической и культурной истории Центральной Азии деятелей, как Чжамьян-Шадба I в данном случае, говорить излишне. А источником самых полных сведений об их деятельности являются личные биографии.

Разумеется, на тибетоязычные сочинения жанра агиографии, в силу специфики общего культурного аспекта, невозможно всецело полагаться как на источник надёжных сведений. Биографии, изначально подразумевавшиеся как сочинения в первую очередь выполняющие чисто дидактическую функцию, изобилуют фактами легендарного и фантастического характера. Сам термин намтар, предназначенный в Тибете, а затем и в Монголии для обозначения жанра житийной литературы, является сокращением от тибетского «rnam-par thar-pa"1, термина означающего полное, совершенное освобождение. Смысл этого термина заключается в изначальной направленности тибетских биографий прослеживать процесс освобождения героя от мира эфемерного бытия, «описывать движение человека по пути избавления от этой и будущей бренной жизни, поскольку, с буддийской точки зрения, всё совершаемое в.

2 г жизни имеет прямое отношение к этому конечному избавлению". По этой причине и все исторические события, зафиксированные в намтарах, так или иначе связаны с этим процессом, почему, собственно, они там и присутствуют. Словами Дж. Туччи: «Если мирские события, войны и битвы и упоминаются в биографиях, то почти всегда только потому, что некоторые святые повлияли на их ход своими могущественными заклинаниями и магией. Короли, принцы и великие мира сего не находят в них места, или же встречаются исключительно в качестве содействующих и набожных покровителей. Каждое событие, таким.

1 Скр. Vimoksa.

2 Востриков А. И. Op.cit. С. 114. образом, видится в свете духовного триумфа"1. Эти и многие другие недостатки тибетских намтаров, с точки зрения историка, создают определённые трудности для исследователей при анализе заключённого в них фактического материала, однако критический подход к этим источникам, тщательная работа с ними дают ощутимые результаты для исторической науки о Тибете. Разумеется, биографии широко варьируются по характеру содержащейся в них информации с точки зрения исторической достоверности, однако даже столь насыщенная легендарными фактами и интересная, казалось бы, только с фольклорной и литературной сторон знаменитая биография Миларепы была эффективно использована П. Карраско в его монографии «Tibet and its polity»" при анализе статуса землевладельца в средневековом Тибете. Поэтому, по выражению всё того же Дж. Туччи, «.тот, кто способен исследовать, может обнаружить в этих «тенях» намёки, ссылки, имена, иногда даже даты, которые, будучи сопоставлены и освещены друг другом, рассеивают тёмный и всё ещё неопределённый горизонт истории Тибета. Эти биографии становятся ещё более полезными, когда вкладывают в канву повествования фрагменты хроник, мифов или родословных, списки учителей, схемы маршрутов, даты оснований храмов и монастырей. Признать это значит принять то, что историк не может игнорировать намтары"3. Таким образом, актуальность исследования фактического содержания биографии Чжамьян-Шадбы I объясняется важностью и тибетоязычных письменных памятников для изучения центрально-азиатских народов вообще, и достоинствами сочинений типа намтар в ряду тибетских исторических произведений. Актуальность же исследования рассматриваемого источника нам бы хотелось показать через историю изучения личности Чжамьян-Шадбы I в работах отечественных и зарубежных востоковедов.

Впервые имя Чжамьян-Шадбы I появилось в фундаментальном труде выдающегося русского синолога В. П. Васильева «Буддизм, его догматы,.

TucciG.Op.cit. С. 151.

2 Carrasco P. Tibet and its polity. Seattle, 1959. — C.19−20.

3 Tucci G. Op.cit. C. 151. история и литература"1 в связи с анализом некоторых его сочинений философской направленности. В. П. Васильеву, в ряду прочих его заслуг, можно вменить и честь первого в европейской научной традиции упоминания имени Чжамьян-Шадбы I и весьма верной его оценки в качестве выдающегося тибетского учёного XVII—XVIII вв. Много позднее Ф. И. Щербатской, хорошо знакомый с философскими произведениями Чжамьян-Шадбы I, смог уже увереннее и точнее определить положение этой фигуры среди прочих в буддийской науке Тибета, сравнивая её для наглядности с Лейбницем. В этой связи он пишет: «.знаменитый великий лама Джамьян-Зава (1648−1722), удивительный человек, автор целой библиотеки произведений, охватывающих почти все области буддийского учения. Интересно отметить, что Джамьян-Зава был современником Лейбница. Поразительная интеллектуальная деятельность обоих этих великих людей породила представление об их «всеведении». Джамьян носил титул «всеведущего (kun-mkhyen) ламы», Лейбниц тоже являлся «Der Allund Ganzwisser"3. При этом Щербатской ошибался, связав годы учёбы Чжамьян-Шадбы I с факультетом Лоссалин4 и назвав его основателем факультета Гоман, Но эти неточиоетц могут быть объяснены лишь обрывочностью сведений об этом человеке на тот момент, чьё исключительное значение крупного учёного Тибета уже было частично раскрыто.

То, что Чжамьян-Шадба I впервые обрёл известность в европейской науке как выдающийся тибетский философ — факт закономерный. Ведь, в конце концов, политический вес этого человека и его активная деятельность как в Центральном Тибете, так и в Амдо были непосредственным образом связаны с его авторитетом учёного и писателя. Однако уже в конце XIX столетия целая плеяда российских путешественников и учёных сообщила научному миру о монастыре Лавран, плоде трудов Чжамьян-Шадбы I, и институте его перерожденцев — влиятельных церковных феодалов Амдо.

1 Васильев В. П. Буддизм, его догматы, история и литература. СПб. 1857. Ч. 1. С. 243.

2 Имеется в виду Чжамьян-Шадба I.

3 Щербатской Ф. И. Избранные труды по буддизму. М., 1968. С. 107−109.

4 тиб. blo-gsal-gling. См. С. 54. ~ тиб. sgo-maiig. См. С. 54.

Г. Н.Потанин одним из первых в 1884 году лично посетил монастырь Лавран и на страницах своей монографии «Тангуто-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия"1, по всей видимости, впервые сообщил об обстоятельствах возникновения монастыря Лавран и о линии перерожденцев Чжамьян-Шадбы I. Григорий Николаевич также записал любопытнейшие рассказы монахов Лаврана о деятельности Чжамьян-Шадбы I, по большей части, правда, легендарного характера. И всё же именно из дневника Г. Н. Потанина можно было впервые узнать, что «.Лабран основан в позднее время, когда в крае этом уже господствовали олёты, следовательно, не ранее XVI века. Местное предание гласит, что земля, на которой теперь стоит монастырь, прежде принадлежала олётскому князю Хари-вану, а потом Срю-вану, что монастырь был основан по приглашению этих князей, которые сами кочевали на высоком плато, к югу от вершин Сончу (т.е. реки, на которой стоит Лабран). Они пригласили будто бы из Индии первого Чжаян-Чжаппа-сэна2 поселиться в их владениях на реке Сончу, и с тех пор Лабран сделался резиденцией гэгэнов этого имени, т. е. перерожденцев переселенца из Индии. Гэгэн Чжаян-Чжаппа-сэн, резиденцией которого служит Лабран, самый знаменитый гэгэн во всём Амдо. Никакой другой тангутский гэгэн не пользуется такой известностью."3. Приведённый отрывок с очевидностью говорит о неточностях первых сведений по истории основания Лаврана, однако от информации Потанина, опиравшегося на устную традицию, нельзя было требовать большего.

Маршрут следования в Центральный Тибет Г. Ц. Цыбикова, как и большинства других российских путешественников, пролегал через Амдо, главными перевалочными пунктами которого являлись две буддийские святыни этой области — монастыри Гумбум и Лавран. Сведения о Лавране и Чжамьян-Шадбе I, содержащиеся в его дневнике, изданном под заглавием «Буддист.

1 Потанин Г. Н. Тангуто-Тибстская окраина Китая и Центральная Монголия. 1 и 2 том. СПб., 1893. Речь идёт о Чжамьян-Шадбе I.

3 Цит. по кн.: Потанин Г. Н. Тангуто-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. М., 1950. С.257−258. паломник у святынь Тибета"1, отличаются уже большей достоверностью и полнотой. Цыбиков сообщает и об учёбе будущего основателя Лаврана на факультете Гоман монастырского комплекса Брэйбун, и о его учёных трудах, и об обстоятельствах основания Лаврана, и о причинах роста влияния этого монастыря, и, наконец, об исключительном положении Лаврана и его главы в глазах тибетцев, тангутов, монголов и бурят. О последнем обстоятельстве, в частности, свидетельствует следующий факт, зафиксированный в вышеуказанном сочинении: «Нашими спутниками» я называю. двух бурятских лам, направляющихся в Лавран для выяснения перерожденца бывшего ширетуя Цугольского дацана Забайкальской области Иванова, который очень славился среди прихожан своею учёностию. По списку лабранский Чжамьян-Шадба должен был указать перерожденца Иванова"2.

О высоком авторитете Лаврана среди монахов Монголии писал приблизительно в то же время известный монголовед А. М. Позднеев: «По рассказам монголов, изучение цанита в этом монастыре самое обширное: ламы ведут здесь свои состязания не только в хуралах, но и дома, на улицах, в степи — словом, где бы они только ни сошлись"4. Цыбиков же отмечал, что официально признанную общину монахов-бурят он встретил только в Лавране.

Однако максимально полную информацию об основателе Лаврана к тому времени смог предоставить только Б. Б. Барадийн, с 1905 по 1907 года находившийся в научной командировке под видом паломника в монастыре Лавран. До наших дней дневник его путешествия остаётся, вне всяких сомнений, самым полным источником сведений по истории и устройству этого монастыря, а сведения Б. Б. Барадийна о жизни и деятельности Чжамьян-Шадбы I долгое время никто не мог дополнить. Помимо уже известных к тому времени обстоятельств его прихода в Центральный Тибет, Б. Барадийн, вероятно, воспользовавшись одной из биографий Чжамьян-Шадбы I, в своём дневнике.

1 Цыбиков Г. Ц. Избранные труды. Том 1. Новосибирск, 1988.

2 Цыбиков Г. Ц. Op.cit. С. 40.

3 То есть в Лавране.

4 Цит. по кн.: Позднеев A.M. Очерки быта буддийских монастырей в связи с отношением последних к народу. Элиста, 1993. С. 252. сообщает о его блестящей учёбе на факультете Гоман, о его высоком авторитете среди учёного ламства, о реформе учебной программы, осуществлённой им на родном факультете. Со слов Барадийна стали известны подробности организации монастыря Лавран: «Жамьян-Шадба умер в 1722 году, и Лавран не успел ещё развиться в большой монастырь. Основатель успел только построить небольшой соборный храм, основать цаннидскую и джудскую школы буддизма и устроить немногочисленные домики для монашеской общины. При основании монастыря Жамьян-Шадба обратил особенное своё внимание на то, чтоб его монастырь выгодно отличался от других своей образцовой дисциплиной монашеской жизни, скромностью и благоустройством монашеского общежития. Действительно, нравственная чистота и чрезвычайная скромность жизни монахов нового монастыря и имя знаменитого его основателя быстро стали привлекать к себе благочестиво настроенных людей со всех концов Амдо"'. Кроме этого, дневник Б. Барадийна изобилует богатейшими сведениями о жизни и учебной программе факультетов монастыря, значение которых трудно переоценить.

Кто из западных ориенталистов и когда впервые упомянул в своих научных трудах имя Чжамьян-Шадбы I сказать трудно. При анализе всей доступной западной литературы по истории центрально-азиатского региона нам удалось встретиться с более или менее удовлетворительной информацией об этой фигуре лишь в нескольких исторических сочинениях.

Во втором издании «Geschichte der Dalai-lamas» Г. Шуллемана нашему герою посвящён абзац. Сообщается приблизительно то же самое, что уже стало известно из сочинений вышеназванных российских исследователей. При этом Шуллеман ссылается на ряд авторов, среди которых Б.Б.Барадийн3, П.К.Козлов4, W. Filchner5, A. Tafel6, W. Heissig1. С учетом того, что науке уже.

1 Цит. по кн.: Ермакова Т. В. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX-первой трети XX века. СПб., 1998. С. 133.

2 Schullemann G. Geschichte der Dalai-lamas. Leipzig, 1958. С. 288−289. f 3 Барадийн Б. Б. Статуя Майтреи в золотом храме в Лавране. Bibliotheca Buddhica XVII. Ленинград, 1924.

4 Козлов П.К.

5 Filchner W. Kumbum Dschamba Ling. Leipzig, 1933.

6 Tafel, A. Meine Tibetreise. 2Bde. Stuttgart, Berlin, Leipzig, 1914. было известно о личности Чжамьян-Шадбы I, все перечисленные сочинения на данном этапе для нас не представляют особого интереса, за исключением ранней работы В. Хайссига «Ein mongolisches Textfragment liber den Olotenfiirsten Galdan», опубликованной в 1944 году. Эта статья, безусловно содержащая ценные сведения и о деятельности Чжамьян-Шадбы I в Центральном Тибете, и об обстоятельствах основания Лаврана, полностью основана на вышеназванном монгольском тексте, который, как оказалось, содержит дословный перевод отрывка из рассматриваемого нами источника. Ценность сведений, содержащихся в статье В. Хайссига, подтвердила и работа л.

Л.Петеха «Notes on Tibetan history of the 18-th century», в которой автор, используя сведения из статьи В. Хайссига, говорит об участии Чжамьян-Шадбы I в важных политических событиях начала XVIII века. В частности, Л. Петех пишет о поддержке, оказанной Чжамьян-Шадбой I Лхавсан-хану ко времени его прихода к власти, ссылаясь на источник В.Хайссига.

В своем исследовании Л. Петех, говоря о Чжамьян-Шадбе I, также опирается ещё на две важные работы, вышедшие к тому времени, которые содержат сведения об этом человеке.

Первой по времени появления является солидная монография американского исследователя Дж.Ф.Рока «The Amnye-macchen range and adjacent territories», целиком посвященная географической характеристике некоторых регионов Амдо. В главе, посвященной описанию монастыря Лавран, Дж.Ф.Рок приводит интереснейшие сведения, почерпнутые из китайских источников, которые он не называет, касающиеся биографических данных не только Чжамьян-Шадбы I, но и четырёх его последующих перерожденцев. Сведения эти кратки и схематичны, но это единственные достаточно полные биографические описания этой линии перерожденцев. К тому же он обогатил наши знания о Чжамьян-Шадбе I информацией о китайском написании титула,.

1 Heissig W. Ein mongolisches Textfragment tiber den Olotcnfiirslcn Galdan. Sinologische Arbeiten 2. Peking, 1944.

2 Petech L. Notes on Tibetan history of the 18-th century. T’oung-pao, vol.52. Roma, 1966.

3 Rock J.F. The Amnye-macchen range and adjacent territories. Roma, 1950. дарованного тому цинским императором Канси, о китайском имени его главного патрона Галдан Эрдэни-чжинона и прочее.

Вторая из этих работ — первое научное исследование, целиком посвященное личности Чжамьян-Шадбы I, предпринятое Локеш Чандрой в 1962 году1. Автор использовал краткую биографию Чжамьян-Шадбы I, любезно предоставленную ему академиком Ринченом. Однако он, к сожалению, не сообщает ничего ни об авторстве сочинения, ни о времени его написания, ни его полного названия. Краткое изложение содержания этой биографии позволило упорядочить уже известные сведения о жизни нашего героя и добавить к ним много нового: точное место его рождения и имена родителей, время ухода в Центральный Тибет, факт учёбы на тантрийском факультете и прочее. При этом отсутствуют данные о его политической активности в Центральном Тибете, лишь мимоходом упомянутые в работе Л. Петеха, об 1 активной миротворческой и проповеднической деятельности Чжамьян-Шадбы I в Амдо.

К этому времени в среде тибетологов имя Чжамьян-Шадбы I уже приобрело устойчивую известность. О нём знали как о высокоталантливом и плодовитом учёном, во многом повлиявшем на развитие философской науки в Тибете, располагали сведениями о его проповеднической деятельности в Амдо и основании им крупнейшего центра буддийской учёности северо-восточной окраины Тибета. Однако все эти знания разбросаны по самым разным монографиям и статьям, а стереотипные примечания к весьма часто встречающемуся имени Чжамьян-Шадбы 1 переходят из одной книги в другую.

В заключение этого краткого историографического очерка считаю нужным процитировать отрывок из предисловия к вышедшему в 1962 году в Улан-Удэ «Описанию сочинений Гунчен Джамьян-Шадба-Дорчже» П. И. Хадалова, Л. Ж. Ямпилова, Б. Д. Дандарона: «Джамьян-Шадба выступал за укрепление контактов между лхасскими властями и центральным пекинским правительством. Когда Далай-лама вознамерился поехать в Пекин, ламы трёх.

1 Chandra L. The life and works of HJam-dByangs bZhad-pa. C.A.J. Vol. VII. Nr. 3. September, 1962. крупных монастырей Тибета выступили против этой поездки. Гунчен же поддержал намерение Далай-ламы, за что его стали обвинять в прокитайской политике"1. Авторы ничего не сообщают об источниках столь интересных сведений о ещё неизвестном науке аспекте деятельности Чжамьян-Шадбы I, но можно предположить, что, в конечном итоге, столь смелые и частично верные предположения основывались на какой-либо из биографий Чжамьян-Шадбы I, а скорее всего на подробной биографии. л.

А.И.Востриков в «Тибетской исторической литературе» приводит следующие известные ему биографии Чжамьян-Шадбы I:

1. Краткая стихотворная автобиография Чжамьян-Шадбы I (rJe-btsun 'jam-dbyangs bzhad-pa'i rdo-rje'i rnam-thar bka'-rtsom tshig-bcad-ma, лл. 7, содержится в первом томе собрания сочинений Чжамьян-Шадбы I Агван-Цзондуя, изданного в Лавране).

2. Подробная биография Чжамьян-Шадбы I, написанная ГЧжамьян-Шадбой л.

I Гончог-Чжигмэд-Ванбо (mKhas shing grub-pa'i dbang-phyug kun-mkhyen 'jam-dbyangs bzhad-pa'i rdo-rje'i rnam-par thar-pa ngo-mtshar skal-bzang 'jug-ngogs, лл.123, находится во втором томе собрания сочинений 1Чжамьян-Шадбы I Гончог-Чжигмэд-Ванбо).

3. Краткое описание жизни Чжамьян-Шадбы I, содержащееся в хронике Дэбтэр-чжамцо (Deb-ther rgya-mtsho. Том II, лл.1−10а4).

4. Краткая биография Чжамьян-Шадбы I, входящая в состав хроники, излагающей историю основанного им монастыря Лавран (mDo-smad bstan-pa'i 'byung-gnas dpal-ldan bkra-shis-'khyil-gyi gdan-rabs rang-bzhin dbyangs-su brjod-pa'i lha’i rnga-bo-che. лл. 307).

1 Хадалов П. И., Ямпилов Л. Ж., Дандарон Б. Д. Описание сочинений Гунчен Джамьян-Шадба-Дорчже. Улан-Удэ, 1962. С. 7−8.

2 Востриков A.M. Op.cit. С. 156−157.

J 'Jam-dbyangs bzhad-pa dkon-mchog «jig-med dbang-po (1728−1791). О нём см. С. 18.

Из всех вышеперечисленных биографий Чжамьян-Шадбы I самого пристального внимания безусловно заслуживает подробная биография, написанная его перерожденцем Гончог-Чжигмэд-Ванбо, поскольку при анализе текста этого сочинения выяснилось, что краткая стихотворная автобиография Чжамьян-Шадбы I практически полностью представлена в цитатах внутри вышеуказанной подробной биографии. Что касается биографий, содержащихся в «Дэбтэр-чжамцо» и монастырских хрониках Лаврана, то они слишком сжаты и схематичны, чтобы располагать информацией, дополняющей подробную биографию.

Таким образом, к доводам в пользу актуальности данного исследования, приведенным ранее, можно добавить факты исключительной важности личности Чжамьян-Шадбы I в истории Центральной Азии, наглядно продемонстрированные выше, при слабой изученности проблемы.

Если исходить из вышеизложенной истории изучения данной научной проблемы и, надеюсь, доказанной важности предмета предпринимаемого исследования, с очевидностью вырисовываются задачи и цели работы.

Итак, в задачи настоящего диссертационного проекта входит:

1. Анализ перевода биографии Чжамьян-Шадбы I и выделение из его содержания сведений, способных оказаться полезными при изучении как феномена личности Чжамьян-Шадбы I, так и его значения в истории центрально-азиатского региона.

2. Разбор всего доступного материала научных исследований отечественных и западных специалистов по истории Тибета и Монголии, в том числе и уже переведённых и исследованных исторических монголои тибетоязычных источников.

3. Сравнение и тщательная выверка результатов анализа вышеуказанных материалов.

Обозначенные задачи ставят себе целью:

1. Получение всех содержащихся в рассматриваемом источнике фактов, относящихся к историческому аспекту источниковедения.

2. Определение максимально точных границ осведомленности специалистов по данной научной проблеме.

3. Оценка «Биографии Чжамьян-Шадбы I» как исторического источника и сравнительный анализ его фактического материала.

Во время работы над переводом рассматриваемого источника и проведения его анализа диссертантом были в комплексе использованы основные источниковедческие и историографические методы научного исследования.

При работе над текстом рассматриваемого нами источника, а также текстом его монгольского перевода применялась методика текстологического анализа, основанная, главным образом, на работах в данной области академика Д. С. Лихачёва. Активно использовались такие элементы текстологического анализа, как датирование, атрибуция, установление оригинала переводного текста, их взаимоотношений, а также изучение текста во взаимодействии с другими письменными источниками.

Во время работы над переводом тибетского источника диссертант пытался совместить методы фактологического и историко-культурологического анализа сочинения. При переводе активно использовался монгольский подстрочный перевод рассматриваемого источника, что является весьма эффективным методом работы над переводом тибетских исторических источников. Достоинства этого метода подробно освещены в Главе 2 данной работы.

В ходе исследования содержания источника нами были использованы общие методологические принципы научного творчества: объективность, историческая правда, соблюдение таких логических законов, как закон противоречия, тождества, достаточного основания, исключённого третьего. Использовались и более специальные методы, среди которых синхронный анализ широкого спектра письменных монгольских и тибетских исторических источников, задействование всего комплекса отечественных и зарубежных исторических и культурологических исследований по данной тематике, их сравнительный анализ. При этом диссертант опирался на методику работы с источниками и проведения исследований отечественных (А.И.Востриков,.

Ю.Н.Рерих, Б. И. Кузнецов, Р. Е. Пубаев, А. С. Мартынов, Р. Н. Крапивина и др.) и западных (G.Tucci, L. Petech, Z. Ahmad, K. Sagaster, T. Wylie и др.) тибетологов и монголоведов.

Заключение

.

Рассмотренный нами источник содержит столь большое количество ценного фактического материала исторического и этнографического характера, что при всём желании нельзя рассмотреть его в полном объёме в рамках диссертационной работы. Однако и проанализированные нами в предыдущих главах исторические факты с убедительностью демонстрируют чрезвычайное богатство и уникальность этого источника. Рассмотренный нами в основных главах материал, по нашему мнению, вполне отражает общее содержание источника и позволяет с полнотой оценить его значимость.

Тщательный анализ научной литературы позволил нам достаточно чётко обрисовать границы осведомлённости исторической науки в вопросе о жизни и деятельности Чжамьян-Шадбы I в Центральном Тибете и Амдо. В науке уже давно известно о тангутском происхождении Агван-Цзондуя, однако, более точными данными о его происхождении историки не располагали. Об учёбе Агван-Цзондуя на факультете Гоман и в тантрийской школе, а также о годах его отшельничества в научной литературе имеются лишь схематичные данные. Причём отсутствует информация о широкой просветительской деятельности этого человека в Центральном Тибете, участии его в общественной жизни страны. Историки давно располагали сведениями о пребывании Чжамьян-Шадбы I на посту настоятеля факультета Гоман монастыря Брэйбун, знали, что это принесло ему широкую известность не только в Тибете, но и за его пределами, однако в научных трудах ничего не говорится о многочисленных реформах как экономического характера, так и в области учебной программы, проведённых им на факультете. По-прежнему ничтожно мало известно историкам и о его активном участии в политических событиях своего времени. Тибетологи не могут не знать о Чжамьян-Шадбе I как о выдающемся буддийском философе, однако выясняется, что это была только одна сторона этой многогранной личности. А ведь существовал Чжамьян-Шадба I тантрист и отшельник, равно как и Чжамьян-Шадба I искусный и тонкий политик, по сути, решивший участь самого Далай-ламы VI Цаньян-Чжамцо. Скудны данные о жизни Агван-Цзондуя в Амдо. Суммируя сведения из всех упоминавшихся исследований, мы приходим к выводу, что кроме данных о том, что Чжамьян-Шадба I являлся основателем монастыря Лавран, тантрийского факультета монастыря Гонлун и влиятельным феодалом Амдо, удостоенным в 1720 году титула Эрдэни Номун-хан, историкам практически ничего не известно о жизни и деятельности Чжамьян-Шадбы I в Амдо. В то же время фактический материал «Повествования», относящийся к «амдоскому периоду» жизни Чжамьян-Шадбы I, столь богат, что мы вправе смело говорить о крайней ограниченности сведений, располагаемых исторической наукой в этом вопросе.

Две первые главы данной диссертационной работы посвящены источниковедческому описанию тибетского оригинала «Повествования» и его подстрочного монгольского перевода, использованного диссертантом в работе над переводом источника. Дана подробная источниковедческая характеристика обоих текстов, проанализировано содержание колофонов. При этом удалось установить автора и дату написания оригинального тибетского сочинения. Автором «Повествования» является первое перерождение Чжамьян-Шадбы IГончог-Чжигмэд Ванбо, талантливый и плодовитый учёный Амдо XVIII века, написавший большое количество интереснейших исторических сочинений, ряд которых перечисляется в Главе I. «Повествование» было написано им в 1758 году на основании неких материалов, которые он собрал в монастыре Брэйбун. Из содержания источника понятно, что при написании биографии Чжамьян-Шадбы I им были использованы и рассказы членов ближайшего окружения Агван-Цзондуя.

К сожалению, мы не смогли установить дату написания рукописи монгольского перевода «Повествования» из-за того, что последние листы его колофона утеряны. Но нам удалось выяснить, что перевод был предпринят группой светских и религиозных лиц в Южной Монголии. Нами отмечена уникальность данной рукописи, отсутствующей в других крупных фондах монгольских рукописей. Подробно описаны случаи использования монгольской рукописи при работе над переводом тибетского текста «Повествования».

Повествование" является крупнейшим источником о жизни и деятельности Чжамьян-Шадбы I Агван-Цзондуя, самым объёмным и подробным из всех известных науке его жизнеописаний, список которых приведён нами в главе «Введение». Анализу всех глав этого источника посвящены главы 111 и IV настоящей диссертационной работы. Первый параграф Главы III данной диссертации начинается с анализа сведений, касающихся происхождения и места рождения Чжамьян-Шадбы I. Итогом этого анализа, в ходе которого были задействованы материалы других тибетских источников, стало заключение о принадлежности Чжамьян-Шадбы I к родовому объединению чёрных минъяков. Определено божество-покровитель рода Вал-шул, в котором родился Агван-Цзондуй, входящее в бонский пантеон низших божеств. Прослежена история этого рода до начала XVIII века, когда, по свидетельству хроники «Дэбтэр-чжамцо», он перешёл под покровительство самого Чжамьян-Шадбы I. Точное место рождения Агван-Цзондуя, долина Ганчжа, было выверено по картам американского исследователя Дж.Ф.Рока и тибетским географическим источникам, найдены описания этого места в дневнике Г. Ц. Цыбикова.

Во втором и третьем параграфах говорится о детстве Агван-Цзондуя, об атмосфере, в которой рос мальчик, о его склонностях. Источник достаточно подробно рассказывает об этом периоде жизни Чжамьян-Шадбы I. Хотя, как и большинство сочинений этого жанра, «Повествование» даёт фантастичный портрет нашего героя, подчас, что особенно свойственно тибетским сочинениям житийного характера, нелепо преувеличивая его достоинства, на основании некоторых интересных эпизодов мы сочли, что можем составить представление о характере Чжамьян-Шадбы I в его детские годы. Несмотря на традиционно ретушированный портрет маленького Агван-Цзондуя, в ряде эпизодов «Повествования» легко разглядеть гордого и самоуверенного подростка, каким тогда был будущий Чжамьян-Шадба I.

Четвёртый параграф Главы III диссертации посвящен, главным образом, подготовке Агван-Цзондуя к путешествию в центральные провинции Тибета. Мы пришли к выводу, что к возрасту двадцать один год Чжамьян-Шадба I был уже довольно опытным буддийским практиком, осуществляя функции врача и служителя культа среди своих соплеменников. Основной причиной ухода Агван-Цзондуя в провинцию Уй, как, возможно, и многих других его современников, по нашему мнению, стало желание получить более высокое по уровню буддийское образование, стремление учиться в центре ламаистской просвещённости.

Учёба Агван-Цзондуя на факультете Гоман крупнейшего по числу монахов монастыря Тибета Брэйбун стала объектом нашего рассмотрения в четвёртом параграфе третьей главы.

На основе многочисленных фактов, содержащихся в этой части «Повествования», мы делаем вывод о том, что Агван-Цзондуй действительно резко выделялся среди своих ровесников чрезвычайной природной одарённостью и беспримерным усердием. Именно в эти годы Чжамьян-Шадба I становится учеником Чжанчжа-хутухты I Агван-Чойдана, продолжая оставаться им вплоть до смерти последнего. В эти годы он становится популярной личностью на факультете, делая успехи в практике учёного диспута. На основании некоторых эпизодов «Повествования» мы делаем вывод о том, что на каком-то этапе обучения Агван-Цзондуя перестают удовлетворять некоторые учебные пособия факультета, и он позволяет себе утверждать об их ошибочности. К этому времени, а именно к концу 60-х годов XVII столетия, нужно отнести начало творческой деятельности Чжамьян-Шадбы I, которая продолжалась вплоть до его кончины в 1721 году.

В числе прочего, мы пришли к заключению, что особая связь между Чжамьян-Шадбой I и Далай-ламой V Агван-Лобсан-Чжамцо, протекторат последнего над первым, о котором писали и Локеш Чандра, и Г. Шуллеманн и Г. Ц. Цыбиков не подтверждается данными нашего источника и, возможно, является поздним преувеличением. В целом Глава IV «Повествования» может оказаться полезной при изучении специфики традиционного буддийского образования, поскольку в подробностях рассказывает обо всех этапах и способах обучения Агван-Цзондуя, в частности, о его учебных паломничествах по монастырям Санпху, Ниматан, Галдан и Дашилхунбо, приводит названия текстов, по которым шло преподавание в середине XVII века, а также живо передаёт атмосферу монастырской жизни этого времени.

В пятом и шестом параграфах идёт речь о времени учёбы Агван-Цзондуя на тантрийском факультете Чжуд-мэд и его двадцатилетнем отшельничестве на горе Гэмпэл, медитативном центре монастыря Брэйбун.

Глава «Повествования», рассказывающая об учёбе Чжамьян-Шадбы I на тантрийском факультете, не столь насыщена интересным для историков Тибета фактическим материалом, но и в ходе её анализа обнаружены некоторые подробности происходивших в 1676 году тибето-бутанских военных столкновений.

В годы отшельничества Чжамьян-Шадба I время от времени принимает участие в некоторых событиях, происходивших в то время в Центральном Тибете. Так, нами отмечены его встречи с Лодой-Чжамцо, известным посланцем Далай-ламы V в Китай и Монголию, и участие в церемонии восшествия на престол Далай-ламы VI Цаньян-Чжамцо. Заслуживают самого живого интереса эпизоды, рассказывающие о взаимоотношениях Чжамьян-Шадбы I с регентом Санчжей-Чжамцо, который высоко ценил первого, помня то уважение, которое к нему испытывал Далай-лама V. Однако их отношения нельзя было назвать простыми, что ясно проявляется в эпизодах критики со стороны регента некоторых сочинений Чжамьян-Шадбы I и в случае с грамматическим конкурсом, в котором мы склонны видеть демонстрацию неполной самостоятельности регента в принятии некоторых решений. В целом их взаимоотношения этого периода можно охарактеризовать как сдержанное почтение, однако, они имели своё дальнейшее развитие.

В 1695 году Чжамьян-Шадба I получает первое приглашение возвратиться в Амдо от Еошогту-чжинона, крупного кукунорского князя, исходя из чего, мы делаем вывод, что уже к этому времени Агван-Цзондуй пользуется известностью у себя на родине. Действительно, к этому времени он становится автором многих философских сочинений, а также одним из самых прославленных тантристов своего времени, хранителем и активным распространителем множеств тайных учений.

В этом же параграфе нами обсуждается эпизод из «Повествования», в котором задействована одна из самых загадочных фигур истории Тибета рубежа XVII и XVIII веков — хошотский правитель Тибета, законный наследник Далай-хана Данцзин-Ванчжал. Об обстоятельствах его скоропостижной смерти историкам известно только из чойчжуна «Пагсам-чжонсан» Сумба-хамбо Ешей-Бальчжора, где сказано лишь о том, что он был отравлен своим младшим братом Лхавсаном. О том, как скончался Данцзин-Ванчжал, идёт речь и в нашем источнике. Мы провели анализ этих сведений и пришли к следующим выводам: Данцзин-Ванчжал смертельно заболел ещё в 1700 году, то есть до своего официального восшествия на престолон скончался от обострения этой болезни в 1703 годуна основании этого эпизода «Повествования» трудно судить прав ли Сумба-хамбо, полагая, что Данцзин-Ванчжал умер от отравления. В любом случае, теперь «Пагсам-чжонсан» перестаёт быть единственным известным источником, говорящим об обстоятельствах гибели наследника Далай-хана.

В целом же, эти главы «Повествования», содержащие в себе ряд ценных материалов по истории Тибета конца XVII века, отражают важнейшие этапы жизни Чжамьян-Шадбы I, что необходимо для осмысления феномена его личности.

Седьмой параграф Главы III диссертации целиком посвящён исследованию части источника, рассказывающей о деятельности Чжамьян-Шадбы I на постах настоятеля факультета Гоман и, позднее, тантринекого монастыря Пабонка. Эта часть источника является самой интересной в отношении исторического материала, поскольку положение, занимаемое Агван-Цзондуем в этот период его жизни, позволяло и даже обязывало его так или иначе участвовать в политической жизни страны на самом высоком уровне.

Согласно «Повествованию», сразу по принятии должности Чжамьян-Шадба I провёл следующие реформы на факультете: ужесточил дисциплину среди монахов, приняв единый факультетский устав, который был утерян при предыдущем настоятелепровёл коррекцию учебной программы, принимая активное личное участие в преподаванииувеличил количество монастырских поместий, используя для этого личные связи, чем улучшил положение простого монашестваучредил новые и восстановил многие из забытых ранее обычаев, например, проведение празднества по окончании курса Праджняпарамиты и т. п.

В числе прочих высокопоставленных лам Центрального Тибета Чжамьян-Шадба I стал непосредственным свидетелем отречения Далай-ламы VI от ранее принятых им монашеских обетов. «Повествование» содержит уникальное описание этого события, из которого мы узнаём, что сам Агван-Цзондуй имел личную беседу с Цаньян-Чжамцо по этому поводу. Ценнейшим, по нашему мнению, дополнением к тому, что уже известно историкам из других тибетских исторических источников по этому вопросу, являются сведения о совместном с Далай-ламой VI отречении от монашеских обетов ряда лиц из его окружения, в том числе и Дэмо-хутухты Намха-Чжамьяна, ученика Чжамьян-Шадбы I.

Свидетельством значимости Чжамьян-Шадбы I в тот период в Центральном Тибете, по нашему мнению, является приводимый в «Повествовании» разговор между ним и регентом Санчжей-Чжамцо, во время которого последний предложил Агван-Цзондую занять престол настоятеля монастыря Галдан, по существу, третьего по влиянию представителя духовенства в Тибете. Предложение, как нам кажется, носило явно политический характер, так как регент, по всей видимости, пытался таким образом заручиться поддержкой настоятеля Гомана. Затем Санчжей-Чжамцо обращается к Чжамьян-Шадбе I с просьбой всемерно способствовать поднятию пошатнувшегося авторитета Далай-ламы среди монашества. Предпринимал попытки заручиться поддержкой Агван-Цзондуя и лидер ойратов Цэван-Рабдан, который посылал к нему своих представителей в 1705 году. Все эти факты свидетельствуют, по нашему мнению, о необычайно высоком авторитете настоятеля Гомана в стране. Подтверждением этому служит и то обстоятельство, что, по информации нашего источника, в 1703 году Чжамьян-Шадба I был приглашён для участия в освящении серебряной ступы с прахом Галдан-Бошогту-хана. В 1703 году его уже вторично приглашают вернуться на родинуна этот раз приглашение исходило от сына Ьошогху-чжипоиа — raj i данЭрдэ м и-ч жми он а, крупного кукунорского князя.

Свой авторитет Чжамьян-Шадба I использовал для оказания поддержки новой политической фигуре Тибета начала XVIII века — Лхавсан-хану. «Повествование» содержит интереснейшие и уникальные сведения, связанные с жизнью этого человека, поскольку всё время своего дальнейшего пребывания в Центральном Тибете Агван-Цзондуй будет поддерживать с ним тесные связи. Из нашего источника мы узнаём о том, что титул Чингис-хана в 1703 году был дарован Лхавсану Агван-Цзондуем, что противоречит данным Л. Петеха, который относил это событие к 1705 году. В дальнейшем два этих человека составят крепкий альянс, что приведёт к резкому ухудшению отношений между Чжамьян-Шадбой I и регентом. В 1704 году Агван-Цзондуй спасёт Лхавсана от смерти, что подтверждается данными Л.Петеха. Исходя из целого ряда фактов, приведённых в «Повествовании», мы пришли к заключению, что во многом Лхавсан обязан своим возвышением Чжамьян-Шадбе I. Сильнейшим подтверждением этого факта служит следующий эпизод, о котором, кстати, писал и Л. Петех: в «Повествовании» сообщается, что во время лхасского монлама 1705 года Санчжей-Чжамцо созвал совет из высших лам крупнейших монастырей Центрального Тибета, на котором предложил присутствующих поддержать его в низложении Лхавсана. Однако, благодаря принципиальной позиции Чжамьян-Шадбы 1, предложение регента было отклонено. Анализируя эти данные, а также ряд высказываний, сделанных Агван-Цзондуем в публичной речи перед факультетом в эти дни, которые приведены в нашем источнике, мы пришли к выводу, что в этих случаях Чжамьян-Шадба I пытался не допустить беспорядков в стране, не дать повод Китаю и монголам ввести войска в центральные провинции Тибета и обеспечить безопасность религиозных институтов Гелуг. Руководствуясь этой целью, Агван-Цзондуй принял активное участие в улаживании вспыхнувшего конфликта между Лхавсаном и Санчжей-Чжамцо, предпринял отчаянные, хотя и тщетные, попытки спасти жизнь бывшего регента, а также не допустил планировавшегося Лхавсаном разрушения факультета Сэра-мэд. Впрочем, желание избежать кровопролития сочеталось в нём со святой верой в священную миссию Лхавсан-хана, с настойчивым олицетворением его с Гуши-ханом, защитником традиции Гелуг. На это указывают некоторые из его высказываний, которые приводит автор в источнике.

Приверженность вышеуказанным принципам, по нашему мнению, заставила Чжамьян-Шадбу I принять сложное решение, которое, по сути, поставило его в оппозицию совету высших лам и некоторой части монашества факультета, когда в 1706 году он высказался за отправку Далай-ламы VI в Пекин. К тому же он участвует в церемонии возведения на трон фиктивного Далай-ламы Ешей-Чжамцо. Протесты, прокатившиеся по факультету, о которых вскользь упоминает автор «Повествования», по всей видимости, повлияли на решение Чжамьян-Шадбы I уйти в отставку.

Материалы той части «Повествования», которая обсуждается в седьмом параграфе диссертационной работы, безусловно, являются ценнейшим источником по истории Центрального Тибета конца XVII — начала XVIII вв., а в некоторых случаях это единственный на сегодняшний день источник информации о некоторых событиях, имевших место в данной области в этот период времени. К тому же эти материалы позволяют нам, несмотря на известную предвзятость автора в подаче информации, глубже понять личность Чжамьян-Шадбы I, объяснить мотивы его поступков и, наконец, осознать всю значимость этой фигуры в истории Центрального Тибета указанного периода.

Глава IV данной диссертации, в которой рассматриваются материалы «Повествования», связанные с деятельностью Чжамьян-Шадбы I в Амдо, предваряется кратким очерком об общем положении монастырского ламаизма в Амдо и Куку-норе в первой четверти XVIII века. Мы пришли к заключению, что беспрецедентное в истории этого региона развитие монастырей традиции Гелуг во многом объясняется уникальным географическим положением и этническим составом Амдо и Куку-нора. В сложившейся к началу XVIII века политической обстановке в Центральной Азии большой вес приобрело буддийское духовенство этих регионов, влиявшее на умы и настроения и монгольских княжеских фамилий, и массы простого народа. Цинская администрация пыталась управлять обстановкой в этих регионах путём щедрой поддержки монастырей. Приезд Чжамьян-Шадбы I в Амдо рассматривается нами в общем контексте ситуации, сложившейся к тому времени в этой части Центральной Азии.

Безусловно, прибытие Чжамьян-Шадбы I стало событием не только для ламаистского духовенства Амдо, но и для монгольских князей. Пребывание Агван-Цзондуя на родине стало, как нам кажется, самым активным периодом его жизни, поэтому эта часть «Повествования» насыщена большим количеством исторического материала. Чжамьян-Шадба I неустанно посещает все крупнейшие монастыри Амдо, за исключением Гумбума, повсюду читает проповеди и даже основывает совместно с Чжанчжа-хутухтой Агван-Лобсан-Чойданом и Туган-хутухтой Агван-Чойчжи-Нимой тантрийский факультет в монастыре Гонлун, в то время влиятельнейшем монастыре Амдо.

Строительству монастыря Лавран предшествовали долгие поиски места, о которых подробно рассказывается в источнике. Вообще, «Повествование», возможно, содержит одно из самых полных описаний подготовки к строительству Лаврана, обрядов, совершавшихся при выборе места и перед началом постройки первых зданий, самого процесса застройки. В этом отношении наш источник интересен не только с исторической точки зрения, но и с культурологической и этнографической.

Изучая эту часть «Повествования», мы пришли к тому выводу, что все действия Чжамьян-Шадбы I, предпринимавшиеся в отношении нового монастыря, были направлены на то, чтобы сделать Лавран центром ламаизма в Амдо. Учредив цанпидский, а через некоторое время и тантрийский факультеты в новом монастыре, он устанавливает в них учебные программы, правила и обычаи факультетов Гоман и Чжуд-мэд, вводит суровую дисциплину среди монашества и лично участвует в преподавании. Более того, Чжамьян-Шадба I в своём стремлении возвысить Лавран среди других монастырей Амдо даёт возможность учащимся получать учёные степени в пределах этого монастыря, в то же время подчёркивая его независимость от монастырских центров Центральног о Тибета.

Помимо просветительской деятельности, Агван-Цзондуй по-прежнему продолжает активно участвовать в политической жизни Амдо. В этом параграфе диссертации нами обсуждается его участие в миротворческой акции во время вспыхнувшего конфликта между Тшдш-Эрдэнк-чжиноном, и верховным ханом Куку-нора Лобсан-Данчжоном.

Историческую ценность представляют приводимые в «Повествовании» тексты посланий джунгарского хана Цэван-Рабдана, который и тогда не прерывал контактов с Чжамьян-Шадбой I. В этих письмах мы склонны видеть иллюстрацию уже известных историкам попыток джунгарского лидера заручиться поддержкой влиятельного духовенства Амдо перед операцией 1717 года по захвату Тибета. В действиях Чжамьян-Шадбы I ощущается желание сохранить стабильность в регионе и в то же время подчеркнуть значимость Лаврана в политической жизни Амдо. Возможно, этим объясняется его согласие на встречу с Галсан-Чжамцо, тогда ещё официально не признанным Далай-ламой VII Тибета, вероятно, готовившейся окружением последнего. Нам представляется, что окружение Галсан-Чжамцо пыталось использовать авторитет Чжамьян-Шадбы I среди монгольских князей Куку-нора для решения проблемы с непризнанным Далай-ламой, однако этой встрече воспрепятствовали китайские власти. Мы считаем, что в этой ситуации цинская администрация более всего опасалась возможности заключения сепаратного договора между ойратами и частью куку-норских монголов, поскольку Агван-Цзондуй имел устойчивый авторитет среди тех и других. И в то же время маньчжуры не хотели ухудшения отношений со столь значительной фигурой в Центральной Азии. Чжамьян-Шадбу I со всеми почестями принял один из сыновей императора, имя которого, к сожалению, не указываетсячерез некоторое время основатель Лаврана получает титул Эрдэни-номун-хана, печать и грамоту, которыми его удостоили цинские власти по вполне понятным причинам.

Как опытный политик Чжамьян-Шадба I, вероятно, чувствовал надвигающуюся трагедию в Куку-норе, иначе чем объяснить его мрачные предсказания относительно ближайшей судьбы этого региона, сделанные им после известия о смерти Батур-тайчжи. Скорее всего, неучастие Лаврана в кукунорском бунте 1723 года, через два года после кончины Агван-Цзондуя, связано с принципом, которым руководствовался его основатель: крайне осторожная политика лавирования между различными оппозиционными партиями, пытавшимися заручиться поддержкой духовенства. Последующее возвышение Лаврана, по нашему убеждению, обязано соблюдением последователями Чжамьян-Шадбы I именно этого принципа.

Обилие фактического материала этой части «Повествования», его уникальность, а также известная смелость и оригинальность автора сочинения делают «Повествование» интереснейшим источником по истории Центральной Азии, а также, по всей видимости, самым полным источником информации о жизни и деятельности Чжамьян-Шадбы I в Амдо в первой четверти XVIII века и об обстоятельствах возникновения крупнейшего монастыря Амдо — Лаврана.

Таким образом, мы считаем выполненными те задачи, которые поставили перед собой в начале диссертации. Нами проведён разбор всей доступной нам научной литературы по истории Центрального Тибета, Амдо и Монголии конца XVII — начала XVIII вв., а также важнейших переведённых на европейские языки тибетои монголоязычных письменных исторических источников, рассказывающих об этом периоде времени. На основе анализа их содержания мы постарались как можно точнее определить границы осведомлённости специалистов в вопросе о биографических данных, характере личности и роли Чжамьян-Шадбы I Агван-Цзондуя в исторических событиях, происходивших на территории Центрального Тибета, Амдо и, отчасти, Монголии в конце XVIIначале XVIII вв. Проведя тщательный анализ всего текста «Повествования», мы разобрали в основных главах диссертации тот материал этого источника,.

ЛТАПЧТТ ТТ Г UQIТ тиРШПЛ CTTJ ТТ СТ?*Т" /*" СТ FiaUULTHI D Т/ГГ"ТАЛТЛ1РГ>1ЛЛЛ1.

1VU i JL/U1 UVJ HUlJ-lVlVlj i"l 11W1 llUV. /lUJl/lVIV/l WUWllliV JJ. V111 A UilV’i JJ IIV i «lVVlWJiVl отношении и полезным для решения поставленных целей. Параллельно нами проводился сравнительный анализ данных «Повествования» с материалами отечественных и зарубежных научных исследований в этой области, а также с данными введённых в научный оборот тибетои монголоязычных исторических источников.

Таким образом, нами установлено исключительное значение рассмотренного источника для осмысления личности Чжамьян-Шадбы I Агван-Цзондуя, его роли в исторических процессах, происходивших в Центральной Азии. Кроме того, мы аргументировано утверждаем, что «Повествование» является ценным источником по истории Центральной Азии.