Франкское королевство эпохи Меровингов: Генезис и трансформация представлений о власти в контексте романо-германского синтеза

Актуальность избранной темы обусловлена рядом факторов, среди которых одни из первых, но значимости — это то, что поставленная в работе проблема относится к числу тех, из изучения которых выросла современная медиевистика, а ее непрекращающиеся ревизии и пересмотры дают новые импульсы развития пауки. Возникновение и развитие франкского королевства, динамика социальных процессов в нем па протяжении двух последних столетий являлись эталоном для изучении раннего Средневековья в других регионах Европы. Проблема ромапогерманского синтеза с первой половины.

XIX в. занимает важное место, и ее разработке и модификации были посвящено большое количество работ в XIX и XX вв. Но она стала терять свою популярность среди зарубежных исследователей начиная со второй четверти.

XX в., а критика так называемого «эталонного подхода» к генезису феодализма, в рамках которого все явления социальноэкономической жизни средневековья неизменно сопоставлялись с их вариантом в Иль-де-Франсе, стала звучать уже 40 лет назад. Но несмотря на попытки сфокусироваться на типологических подходах, исследователи неизбежно возвращаются к сопоставлению явлений социально-экономической жизни с их вариантом в северной Галлии и в частности, Иль-де-Франс.

В связи с этим, задачи данного исследования состоят в том, чтобы: во-первых, рассмотреть динамику социально—политического развития меро-вингского государства на основании новых данных и уточнить хронологию и содержание основных этапов ромапо—германского синтеза. Во-вторых, обратившись к уже выявленному и накопленному предшественниками фонду источников по социальной истории, проанализировать его под углом зрения новых источниковедческих методик и подходов к ранпесредневековому материалу, для которых характерно рассмотрение содержания в неразрывном единстве с формой. В-третьих, показать, что могут дать новые источниковедческие методики и комплексные подходы в решении историографических проблем исследования меровингской эпохи.

Методологическим подходом к решению данных задач является плодотворно разрабатыевамая в отечественной историографии последних десятилетий концепция генезиса феодальных отношений в форме романо—германского синтеза. Эта концепция позволяет высветить специфику развития королевской власти в раннесредневековом государстве. Отражение этого процесса в современных ему исторических памятниках концепция романо—-германского синтеза привязывает к общим закономерностям развития культуры и идеологии того времени, среди которых в первую очередь следует отметить господство риторического подхода к действительности. Следует помнить, что авторы исторических и агиографических сочинений в этот период не отображали историческую действительность как последовательность событий. Они принадлежали к среде образованных людей, которым были известны примеры позднеантичпого историописапия, и которые в своих сочинениях стремились не просто описывать события, а делать это в том же стиле с применением устоявшихся схем, как это делали их именитые предшественники. Поэтому исследование воззрений авторов исторических и агиографических сочинений раннего Средневековья па практику власти и подмеченные ими процессы развития франкского королевства следует проводить, принимая во внимание зависимость этих авторов от известных им примеров Античного историописапия и канонов жанра. Анализируемые в дайной работе нарративные источники двойственны по своей природе и в равной степени принадлежат историографии и художественному творчеству. Проблема верификации данпых этих источников в отношении королей и их семей, их окружения, а также представителей церковной иерархии (епископов и аббатов) и знати решается путем рассмотрения их в широком социально-историческом контексте, при сопоставлении их с информацией из агиогорафии и различного рода административных и юридических документов. Сравнение информации из различных типов источников будет направлено на то, чтобы исследовать сообщения источников разного типа о взаимоотношениях королей, знати и церковной иерархии. Это сравнение может показать, как следует отделять объективную информацию о политической и социальной организации Меровингской Галлии от той картины, детали которой могут быть вызваны особенностями индивидуального восприятия авторов, их стратегиями изложения материала и устоявшимися канонами жанра.

Хронологическими рамками данного исследования является конец V конец VII в., эпоха существования меровингского государства.

Источниковую базу исследования составляют три основных группы источников, каждая из которых будет рассмотрена в деталях в соответствующей главе. Во-первых, это исторические сочинения и хроники, такие как «История» Григорий Турского, «Хроника» Фредегара, сочинение Продолжателя Фредегара и «История франков» (Liber historiae francorum). Во-вторых, это агиографические сочинения, такие как жития епископов VII в. Эдуэна Руанского и Элигия Нойопского, а также более поздние «деяния короля Дагоберта». Третьим типом источников являются судебные решения (т. п. placita), которые зафиксировали процесс разрешения конфликтов в присутствии короля. Данная источпиковая база является вполне репрезентативной для решения поставленных задач. При исследование практики власти и тех изменений в пей, которые были следствием взаимодействия римских и германских начал, следует учитывать, что каждый из указанных выше типов источников отображал собственную картину действительности, и они не подлежат механическому сложению. Немыслимо рассматривать мировоззрение авторов в отрыве от жанровых форм, в которых эти авторы высказывались.

Степень изученности проблемы. В известной мере рассматриваемые нами как источники, памятники франкской эпохи породили концепции, которые историография XIX в. ввела в широкий научный оборот, а историография XX в. подкрепила анализом широкого социально экономического материала. Историография вопроса необъятна в силу ряда причин: эта проблематика является животрепещущей не только для национальных французской и немецкой историографий, занимающихся исследованием прошлого своих народов и стран, но и для исторической науки России, Англии и (с XX в.) США. в значительной степени построивших свою медиевистику на проблеме изучения генезиса феодализма в странах Западной Европы.

Зарубежная историография.

Концепция романо-гермаиского синтеза появилась уходит корнями в споры между «германистами» и «романистами» раннего нового времени1, но она стала центральной для исследования раннего Средневековья в XIX в. Значительный вклад в ее формулировку внесли классики французской медиевистики О. Тьерри и Ф. Гизо, которые фактически сформулировали основные положения идеи ромапо — германского синтеза в меровипгском королевстве франков, используемые исследователи и поныне.2 Во второй поло.

1 В качества примеров можно привести сочинения Б. Ренана (Rheiianus В. Reruiii Germaniearium libri tres. Basel. 1531.) и Ф. Отмана (Hotman F. Francogallia. Genevae, 1573).

2Thierry A. Recits des temps merovingiens, precedes de Considerations sur l’histoire de France. Paris, 1840. Тьери считал, что в VI в. (т. е. в период, описываемый Григорием Турским) франкские короли хоть и относились со все возраставшим уважением к католическому епископату, но оставались по сути варварами и «язычниками». Взгляды Тьери во многом развил и повторил один из представителей «.малогерманской» партии Heinrich von Sybel в своей работе Entstehung des deutschen Konigt.liums. Bonn. 1844. В этой работе, шюлпе в рамках концепции, заложенной Тьери. отрицалось наличие какой-либо государственности у германцев. Отчасти противоположная точка зрения принадлежала Ф. Гизо: Guizot. F. Essais sur l’histoire de France. Paris, 1836. Ее отличие от взгляда Тьери состояло в том, что оп придавал большее значение цивилизаторской функции гаттло-римского епископата, и считал, что благодаря ему Хлодвиг и последующие меровингские короли стали заимствовать римскую культуру, и в частности, пытались имитировать вине XIX в. эта концепция продуктивно разрабатывалась Ф. Даном.3 После их работ сложилась традиция рассматривать раннее Средневековье как время, когда падение Римской государственности привело к смешиванию остатков сложных социальных связей развитого городского античного общества и более примитивного набора социально—экономических связей, уходящих корнями в верность варварских военных отрядов своему предводителю (Treugemeinschaft или Treugelobnis немецких авторов) и этику аграрного общества, еще сильно связанного узами родового строя.4 Появление исследований Тьери и Гизо стало этапом для содержания не только гимназического, по и университетского образования практически во странах Европы и Америки * вплоть до нынешних времен. Уже в этом исследовании проявилось характерное отношение к основным историческим сочинениям этого периода, а в особенности к «Истории» Григория Турского как к кладезю ярких и вполне достоверных фактов, не изжитое и до сих нор в ущерб другим источникам по истории этого периода.

Не обошлось и без заведомых преувеличений: а именно, постепенное проникновение небольших отрядов и групп варваров в границы Римской империи стало восприниматься как организованная по всем правилам военного искусства и подчиненная единой цели военная кампания германских народов против Рима.0 Много внимания уделялось тому, как Eia основе синтеза военных порядков германцев и остатков римской государственности вырос новый, «феодальный» тип социально-экономических отношений, в котором, римские образцы в облает представлений о власти.

3Dahn F. Die Konige der Germanen. Munchen. 1895. Королевству франков был посвящен 7 том. Ф. Дай отдал дань концепциям обоих француских исследователей и сделал попытку согласовать их разногласия.

4Например: Gaupp Т. Tli. Die germanischen Ansiedlmigen und Landtheilungen in den Provinzen des Romischen West, reiches. Breslau, 1844. Halban A. Das romische Recht in den germanischen Volkstaaten. Breslau, 1899.

5Kosinna G. Die Herkunft der Germanen. Zur Methode der Siedlungsarchaologie. Mannus Bibliothek. V. 6-Wiirzburg, 1911. Результатом явилось появление в школьных учебниках всех стран карт, на которых стрелами были отмечены основные направления «военных кампаний» варваров. в соответствии с его классическим определением, личная преданность королю или сеньору и участие в его военных походах вознаграждались правом условного владения землей и правом взимания с живших па ней крестьян податей.6 Помогло очертить основные черты этого процесса перехода от Ант-чиности к Средневековью в работах, написанных в рамках традиции немецкой «Recht, geschichtliche Schule», основанной Савиньи, и ее подражателями во Франции.7.

Значительный вклад в идею преемственности между позднеантичпыми и раннесредневековыми порядками внес Н. Д. Фюстель де Куланж, который показал, что римские социально—экономические порядки просуществовали значительное время после падения политических структур Римской империи на Западе.8 Но несмотря па это, особый средневековый уклад, в соответствии с его воззрениями, сложился только в результате развития условных держаний в позднемеровипгскую и в особенности в каролингскую эпоху.

Среди многих важных вопросов, которые ставили эти труды, следует назвать один, и поныне остающийся дискуссионным. Это проблема периодизации процесса ромапо — германского синтеза, которая вызвала разногласия и которая и ныне предполагает различные решения. Историография усвоила легко вычитываемую из сочинений франкских историков концепцию о том, что история королевства франков эпохи правления меровингской династии состояла из двух периодов: времени правления «варварских королей» в римской по сути провинции и времени мутации этих порядков и все набиравшего еКлассической работой являемся Roth Р Feudalitat und Untertanverband. Weimar, 1863. Среди классических работ, развивавших эту точку зрения, можно назвать в первую очередь Hintze О. Wesen und Verbreitung des Feudalismus. Weimar, 1929; и отчасти Mitteis H. Lelmrecht und Staatsgewalt. Weimar, 1933. Среди многих работ этого историко правопого жанра основными и оказавшими наибольшее влияние являются: Waitz G. Deutsche Verfassungsgeschichte. Kiel, 1863- 1878- Beauchet L. Histoire de l’organisation judicaire en France. Epoque franque. Paris, 1885- Glasson E. Histoire du droit et des institutions de la France. Paris, 1888 -1889- Viollet P. Histoire des institutions politiques et administratives de la France. Paris, 1890. sFustel de CoulangesN. D. Histoire des institutions politiques de l’ancienne France. Paris, 1875. Его точка зрения традиционно называется «романистской», хотя сам ученый отвергал такое оиеределенне его взглядов. силу процесса синтеза, создавшего уникальную рапнесредневековую социально-политическую и культурную среду. Одновременно, расцветшая аграрная история согласовывала собранный ею материал с той же концепцией политического развития, тем самым придавая этой концепции глубину и фунди-рованность.9 Несмотря на возникновение двух прямо противоположных точек зрения, вопросам периодизации процесса романо — германского синтеза во франкском королевстве в период между исчезновением Римской власти в Галлии в конце V в. и превращением его королей в императоров в начале IX в. уделялось мало внимания. Уверенность в объективной очевидности родо- -племенных и дружинных порядков и завершенности исследования римских представлений о публичной власти сделала ненужным какое-либо серьезное исследование и дальпешее уточнение хронологии процесса ромаио — германского синтеза в раппесредневековом франкском королевстве в историографии XIX первой половины XX в. Франкские короли времен династии Меровин-гов воспринимались либо как варварские предводители военных отрядов, и тогда смысл их власти был понятен по умолчанию. Считалось, что идея об адаптации дружинных связей к поздперимским провинциальным порядкам делает ненужным изучение особенностей организации власти этого периода, потому что и сами дружиппые порядки, и римская государственность считались хорошо изученными и более того, понятными интуитивно при чтении хроник того времени. Показательно, что в середине XX в. Бухпер считал, что королевская власть была по сути германской (что означало для него ее схожесть с властью военных предводителей, duces), по короли правили в поздне-римском обществе.10 Его оппонент Хаук подчеркивал обратное Меровипги для него выглядели как провинциальные наместники.11.

9С.м. Fustel de Cou langes N. D. Histoire des institutions politiques de l’ancienne France. V. 3, 4. 5.

10Buchner R. Das merowingische Konigtum // Das Konigtum. Konstanz, 1936. S. 143−150. uHauck K. Von einer spatantiker Randkultur zum karolingischen Europa // Fruhmittelalterliche Studien.

Концепция романо—германского синтеза в том виде, в котором она окончательно сложилась перед Первой Мировой войной, обычно выглядела следующим образом. Короли франков из Меровингской династии в течение большей части VI в., как считалось, выглядели полными энергии «сильными» правитеи, но «варварами» по своей культуре и в этом смысле неспособными по-настоящему поставить под свою власть романизированное общество Галлии и в особенности, Аквитании.12 Ситуация, как это виделось исследователям, изменилась после того периода, которое еще успел застать Григорий Турский —- а именно, в начале VII в. Но поскольку франкские правители, как и сами франки, жили в обществе, которое еще до недавнего времени было частью римской провинции, то некоторые известные ученые рассматривали прерогативы франкских королей в понятиях конституционной истории, которые более применимы для Поздней Римской империи, а пе для раннего Средневековья.13 Идея преемственности между временами Римской империи в Галлии и эпохой правления королей из династии Меровингов подчеркивалась Ф. Лотом, Г. Фурпье, К. Ф. Строэкером и Р. Фольцем.14.

Основным недостатком их работ остается то. что исследователи этой школы считали, что идеалы власти в эту эпоху состояли всего лишь из двух основных типов: из власти публичной, императорской, и власти «частной» (власти предводителей-варваров над своими дружинниками и над своими.

Bd. 1. 1967. S. 3−93.

12Пообную точку зрения можно увидеть в Lot F., Pfister С., Ganshof F. L. Histoire du moyen age. P. 297 325. Но наиболее концентрированным (и в чем-то даже гипертрофированным) выражением этого тезиса явилась работа Pirenne II. Mohammed et Charlemagne. Bruxelles, 1934. (Можно отметить, что эта работа была оставлена автором в виде черновиков и никогда не получила завершения при его жизни. Она была издана его учеником, причем п процессе правки в нее вошли не только те мысли и идеи, которые Анри Пирени высказал в письменной форме в черновике, по и те мысигн, которые, как утверждал его ученик, произносились им устно в ходе личных бесед.) В этой работы было показано, что приход варваров на территорию римской Галлии и Аквитании нисколько не изменил социально экономическую ситуацию в том регионе, которая как была, так и осталась связана с Поздней Античностью по своему характеру.

13Например, Lot, F., Pfister С., Ganshof F. L. Histoire du Moyen Age. P. 297−325. uLotF. La fin du inonde antique et le debut du Moyen Age. P., 1951. Fournier G. Les Merovingiens. Paris, 1966. St. roheker K. F. Die geschichliche Stellung der ostgermanischeii Staaten am Mittelmeer // Idem. Germanentum und Spatantike. Zurich, 1965. S. 102 133. Folz R., Guillou A. De l’Antiquite au monde medieval. Paris, 1972. домашними), и что они некритически относились к понятиям «римский» и «варварский» при описании представлений о политическом устройстве. При прочтении этих работ остается неясным, на чем именно зижделась власть в эпоху, рисовавшуюся этими исследователями как картина оседания варваров в римской провинции. Ведь постулирование идеи о власти как «римской» или «варварской» ничего не может сказать нам о тех механизмах и стимулах, которые были в руках правителей и их окружения. В Поздней Античности Римская империя была вынуждена тесно взаимодействовать с варварами, брать их на свою службу, причем некоторые из них смогли достичь второго по значимости поста в имперской иерархии власти, а именно положения префекта претория Запада (как, например, это сделал Рихимер).10 Что именно в Позднем Риме оставалось «римским», а что стало уже к началу V в. «варварским» и «провинциальным», является и поныне предметом дискуссий.16 Поскольку у современных исследователей раннего Средневековья нет такой картины того, во что превратилась поздняя Римская империи в период, закончившийся падением императорской власти па Западе, как была у историков XIX в., то превращаются в дискуссионные казавшиеся некогда изученными пути эволюции власти в варварских королевствах.

В середине XX в. стали появляться работы, которые поставили под сомнение схему, по которой Средневековье вырастает из VI в., из ромапо германского синтеза в Меровиигском королевстве. Марк Блок предложил считать раннее Средневековье периодом экономического застоя, истоки которого уходят еще в эпоху падения Западно Римской империи. Одновременно.

15 О Рихимере см. J ones-А. Н. М. The prosopography of the Later Roman Empire. '260 395. Cambridge, 1971. V. 1. P. 942. О проникновении варваров на высшие командные должности римской империи и армии см., в частности, работы Demand!, А. Magister mili tum. RE Suppl. 1970. V. 12. S. 553- Idem. Der spatrornische Militaradel /,/ Chiron. 1980. Т. 10. S. 609- Idem. The osmosis of the Late Roman and germanic aristocracies // Das Reich und die Barbaren. Hrsg. von ChrysosE., Schwarcz A. Wien. 1989. S. 75.

16B частности, течис о начале «варваризации» Римского нрава еще период Почдней Античности выдвинул Levy Е. Das romische Vulgarrecht. Cambridge, 1946. он подчеркнул, что период Высокого Средневековья (X — XII вв.) был временем быстрого экономического роста, и что он не был генетически связан с процессами, протекавшими после падения Западно-Римской империи и до IX в.17 Он считал, что ранее и Высокое Средневековье кардинально отличались друг от друга в социально-экономическом и политическом смыслах. Из-под пера его учеников и последователей во Франции вышли работы, авторы которых стремились доказать существование двух различных периодов Средних Веков. Они считали, что до начала X в. франкский мир еще оставался средиземноморским и поздиеримским по своей сути.18 Его последователи постарались показать, что некоторые особые приметы римского мира еще долго характеризовали развитие Европы даже после того, как императорская власть уже перестала существовать. В частности, они утверждали, что рабство, возможно, оставалось широко распространено до конца X в.19 И только в начале XI в., как они утверждали, стали появляться ростки нового, средневекового социально-экономического устройства. Основой его, как они считали, стали условные держания земли владельцами замков, которые были обязаны военной службой крупным региональным властителям. Хотя этот подход и позволил по-повому посмотреть па развитие средневекового общества. интерес его адептов к социально-экономическим проблемам привел к тому, что мало кто из ученых этого периода серьезно задавался вопросом о представлениях о власти и об их сходстве или отличие от поздпсримских.

В то время как медиевисты XX в. уточняли хронологию процесса ро.

17Блок М. Феодальное общество / Пер. с фр. М. 10. Кожевниковой. М., 2003.

18Первопроходцем в этой области и создателем очень влиятельной историографической традиции и школы во Франции был Жорж Дюби, который постарался обоновать тезис Марка Блока на примере историко-иравового исследования практики зависимости воинов or.магнатов. Duby G. Recherches sur l’evolution des institutions jiulicaires pendant le X et XI siecle dans le sud de la Bourgogne //Le moyen age. 1946. V. 52, 2−4- 1947. V. 53, 1−2. Основным его трудом, эталоном для всех его последователен, стал La societe aux XI et XII siecles dans la region Maconnaise. Paris, 1953.

10Verlinden C. L’esclavage dans l’Europe medievale. Brugge, 1955. Bonnassie P. The survival and extinction of the slave system in (.he early medieval West (fourth to eleventh centuries) // Idem. From slavery to feudalism in south-western Europe. P. 1−59. маиогерманского синтеза преимущественно на основе изучения социально-экономической проблематики, их коллеги—антиковеды работали над уточнением особенностей развития общества и идеологии власти в поздний период существования Римской империи. Значимый для медивистики XIX в. VI в. в результате последующих исследований стал лишь частью перехода, от Античности к Средневековью, рассматриваемом в аспекте времени большо длительности. «Поздняя Античность» появился в конце XIX в., и с тех пор интерес к этому времени как к самостоятельному периоду развития с особыми способами политической, социальной, и культурной жизни стал центральным для многих исследований. Среди ученых, много способствовавших повышению репутации этого периода как значимого и интересного можно назвать Лабриоля, А. Шастапьоля, А. И. Марру, П. Брауна.20 Работы этих ученых показали, что выдвинутый Гиббоном тезис о «падении Римской империи» пе может служить достаточным для описания этого периода и что этот процесс был более сложным.21 Ученые показали в своих исследованиях, что уже к концу принципата Римская империя лишилась многих черт, которые напоминали о ее связи с республиканским Римом времен Античности. Стало нормой говорить о Поздней Античности как об особом периоде истории, который характеризовался значительным количеством особенностей по сравнению и с предшествующим, и с последующим периодами.22 Используя данные археологии, ученые все меньше говорят о массовых варварских вторжениях как о.

20Marrou H.l. Histoire de l’education dans l’antiquite. Paris, 1948. Brown P. Society and the holy in LateAntiquity. Berkeley, 1982; Idem. The world of Late Antiquity. 200−750. London, 1971; Chastagnol A. L’evolution politique, sociale et economique du monde romain de Diodetien a Julien: la mise en place du regime du BasEmpire (284−363). Paris, 1982.

21 Noble T. F. X. The Transformation of the Roman world: Reflexions on five years of work / / East and West: Modes of communication. Proceedings of the First Plenary conference at Merida. Edd. E. Chrysos, I. Wood. Leiden, 1999. P. 266.

22 См., напримерфундаментальное исследование Millar, Fergus. The emperor in the Roman world (31 ВС-AD 337). Ithaca, 1977. Brown P. The rise of western Christendom: Tiiumph and diversity AD 200−1000. Oxford, 1996. Idem. The cult of the saints: Its rise and function in Late Antiquity. Chicago, 1981. Idem. The world of Late Antiquity, 200−750. London, 1971. доказанном факте, что позволяет переосмыслить значение этого периода как времени, характеризующимся преемственностью традиций и постепенной их адаптацией к новым условиям. Поэтому сейчас историки говорят о том, что в Поздней Античности сложились своя, особая практика власти, которая отличалась от классических, античных традиций, и которая одновременно не была связана с каким-либо влиянием варваров на римский мир. В соответствии с современными представлениями ясно, что Поздняя Античность не сразу уступила место раннему Средневековью, и что между ними существовала значительная генетическая связь. И только в результате дальнейшего развития появилось то, что в XIX и начале XX в. называлось просто «Средневековьем», а в конце XX в. стало называться «Высоким Средневековьем». Поэтому развитие представлений о власти и об организации общества в Галлии в период правления династии Меровингов стоит рассматривать не только с точки зрения средневековых порядков и мептальпости, но и учитывая позд-пеаптичные идеалы и организацию власти.

С одной стороны, историки отмечали постепенное ослабление власти франкских королей, связанное в первую очередь с тем видением па историю династии, корое можно было найти у Эйпхарда.23 Но существенным недостатком этой устоявшейся в первой половине XX в. точки зрения является ряд внутренних противоречий, которые становятся видны при тщательном анализе. В частности, эта концепция не дает удовлетворительного объяснения серии событий, произошедших во франкском королевстве в конце VI первой четверти VII в. Тогда франкским королям из «Суассопской ветви» династии удалось усилиться в правление Хильнерика, его сына Хлотаря II и его внука Дагоберта I и объединить иод властью одной ветви династии практически всю территорию современной Франции. Но после очередного раздела.

23Lot F., Pfistcr С., Ganshof F. L. Histoire du moyen age. P. 319−325. территории единого королевства после смерти Дагоберта власть Меровипгов над всей территорией современной Галлии, как стало обычным считать, уже никогда не восстановилась и значение династии в целом пошло па спад. Таким образом, именно правление этого короля стало пиком рапнесредневеко-вого единства Франции, а король Дагоберт приобрел мифологические черты королясобирателя земель.

Важными для понимания истории франкского королевства в Меро-вингский период являются работы нескольких англоязычных исследователей. Нестыковки различных концепций позволили Р. Гербердиигу предположить, что в них есть слабости, которых он попытался избежать в своей теории. Он обратил внимание па взгляды автора «Истории франков» (Liber historiae francorum), тексту, которому до этого уделялось сравнительно мало внимания. Р. Гербердипг сравнил сообщения о позднем периоде истории Меровингского королевства, которые можно найти в «Истории франков», с информацией из других источников.24 В результате было показано, что эта «История» не дает возможности принять сложившую историографическую традицию. В работе Гербердипга был окончательно развенчай тезис о «слабости» меровипгских королей в последние полтора века своего правления, который появился впервые в сочинении биографа Карла Великого Эйпхар-да. Исследователь также показал, что это утверждение можно воспринимать только как каролингскую пропаганду и как знак того, что для историков, связавших свою судьбу с каролингской династией, было важно подчеркнуть принципиальное отличие политики этой династии от политики предшество-вашей ей меровипгской. В результате детального изучения «Истории франков» Р. Гербердинг показал, что для автора, писавшего свой труд в эпоху правления этой династии, короли были сильными и значимыми, а вовсе не.

— MGerberding R. Tlio riso of the Carolingians and the Liber historiae Fraiicoruni. Oxford, 1987. теми слабыми властителями, которых видел в них Эйнхард. Их основным принципом власти был поиск согласия между различиыми группами светской и церковной иерархии, и в этой области, как считает Гербердинг, они добивались успехов и тогда, когда новые мажордомы из Австразии, потомки Арпульфа из Меца и предки Пепина III и Карла Великого, уже предъявляли серьёзные претензии на власть в Нейстрии. Это говорит о том, что власть позднемеровингских королей действительно была значительной. Как следовало из его работы, ситуация была как раз обратной: для автора «Истории франков» франкские короли крепко держали бразды правления в своих руках, и только от них зависело поддержание мира во франкском королевстве. Отметим, что в результате этой появления этой работы сложилась интересная и неоднозначная историографическая ситуция в отношении этого вопроса: в частности, Р. Гербердинг создал и укрепил представление о том, что в VII в. власть франкских королей не только не ослабла, по, наоборот, укрепилась. К слабостям работы английского исследователя относится, однако, тот факт, что механизмы реализации этой власти остались в исследовании Гербердипга нераскрытыми.

В том же ключе написан ряд работ П. Форакра. В них исследователь постарался рассмотреть различные аспекты политики Меровипгской Галлии, уделив особое внимание проблемам королевского двора и его взаимоотношениям с местной знатыо. Цель работы П. Форакра состояла в том, чтобы показать, что двор был центром власти, и что все группы светской и церковной иерархии должны были искать и находили в представителях королевского двора поддержку своим интересам. Исследования обоих авторов подтвердили необходимость осторожной оценки политической практики раннего Средневековья, потому что в них было показано, что в это время власть основывалась прежде всего на личных связях, а не на каких-то институциональных припципах.25 К недостаткам этих работ можно отнести то, что авторы сфокусировали внимание па анализе событий в отрыве от от особенностей источников, повествующих о них. А ведь исследования истории Средних Веков в XX в. показали, что учет авторской позиции необходим, чтобы понять, как исторические события отразились в тексте своего времени.

Из-за появления новых работ в историографии вопроса появилась одно уязвимое место: в частности, под вопросом оказалась сама суть исторических тенденций VII в., и, в частности, стало неясно, был ли этот период временем усиления или ослабления меровингских королей, и когда именно стала проявляться одна из этих тенденций.

Отечественная историография.

В отечественной историографии вопросы трансформации представлений о власти в контексте перехода от Поздней Античности к раннему Средневековью и в частности, вопросы о создании практики взаимоотношения правителей, знати и церкви в Галлии времен поздних Меровингов затрагивались в немногих по значимых для отечественно историографии работах. Занимаясь «общинными» порядками, М. М. Ковалевский рассматривал данные сюжеты с помощью методологии социально-экономического анализа.26 Наиболее интересными и опередившими свое время представляются концепции, изложенные в лекциях В. Г. Васильевского, читанных в 1880-е гг. Отрицая реальность образа франков как «варваров», склонных к безудержному насилию, он склонялся к мнению, что хаос в меровипгской Галлии конца.

25Fouracre P. Merovingian history and merovingian hagiography // Past and Present. V. 127. 1990. P. 3−38. Observations on the outgrowth of Pippinid influence in the Regnuni Fiancorum after the battle of Tertry (687 715) // Medieval prosopography. V. 5. 1984. P. 1−31. Idem. 'Placita'" and the settlement of disputes in latei Merovingian Francia // The settlement of disputes in early medieval. Edd. Wendy Davies and Paul Fouracre. Cambridge, 1986. P. 23−43. Idem. Merovingians, mayors of the palace and the notion of a low-born Ebroin /,/ Bulletin of the Institute of Historical research. 57:135. 1984. P. 1−14. Idem, and Richard Gerberding. Late Merovingian France: History and hagiography, 640−720 /' Manchester Medieval Sources. Manchester, 1996.

26Ковалепский M. M. Экономический рост Европы до позникповения капиталистического хозяйства. М., 1898.

VI 1з. возник не в последнюю очередь благодаря «усилиям» галло-римляп, а не только франков.27 Но стоит отметить, что оп принимал на веру саму концепцию «хаоса», которая не была бесспорной для исследователей даже в XIX в. К сожалению, его взгляды не получили закопченного выражения в монографии или статьях, и поэтому не вошли в широкий научный оборот в начале XX в.

Среди отечественных работ обзорного плана (которые, тем не менее, обладают самостоятельным научным значением), посвященных оценке истории Меровипгского королевства в контексте переходе от Античности к Средневековью, можно отметить статью И. М. Гревса в энциклопедическом словаре Брокгауза-Эфрона в 1902 г. и его попытку анализа этого явления в работе, изданной в Политехническом Институте в 1903 г. 28 В своем обзоре и очерке (посвященными в большей степени историографии) исследователь выразил и свои взгляды на ряд вопросов, связанных с истрией раннего Средневековья.29 Для пас особенно важно отметить ту позицию, которую оп занял в отношении меровипгского королевства, которое стало для некоторых исследоватеI лей конца XIX в. (в особенности для Г. Вайтца) примером синтеза римской и варварской «государственности». И. М. Гревс отмечал, что в меровингскую эпоху короли франков не смогли бороться с «факторами разложения, которые раньше проникли в социальную жизнь римских провинций». Но в отличие от немецких исследователей, оп воздерживался от ответа па вопрос о существовании «государственности» у франков.30 Таким образом, оп подчер

27 В. Г. Васильевский. Лекции по истории Средних веков. СПб., 2008. С. 282−284 (Или История Средних веков. Лекции проф. В. Г. Васильевского. СПб., 1883−1884. С. 254−25С.).

28Гревс И. М. Феодализм // Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.- Эфрон И. Т. 70. СПб., 1902. С. 506−530- Он же. Феодализм. СПб., 1903.

2вВ частности, обращаясь к причинам падения Римской империи на Западе и к созданию на ее территории варварских королевств, Гревс проводил различие между двумя ипостасями процесса феодализации, характерного для этой эпохи между процессом социального расслоения, шедшим в примитивном обществе варваров-германцев, и процессом феодализации (которая в данном случае была синонимом децентрализации и ослабления власти) в поздней Римской империи. Гревс И. М. Феодализм. С. 26−42.

30Его утверждение о том, что меровшнскне короли не смогли противостоять тенденциям распада может кивал преемственность между поздней Римской империей и Меровиигским королевством, но видел эту преемственность только в процессах разложения стройной системы власти и и общества.

Проблематика, связанная с переходными периодами и проблемой генезиса феодалима была чрезвычайно актуальна для отечественной историографии советского периода. В частности, среди удачных работ, сохранивших актуальность и поныне, можно назвать учебное пособие О. Л. Вайштейпа и Е. А. Косминского.31 В нем в классических марксистких категориях был описан процесс романо германского синтеза и подчеркнуто его особое значение для формирования феодализма. Тем не менее, нельзя не отметить некую двойственность в сложившейся в отечественной науке историографической ситуации. Усилия исследователей были направлены главным образом в сферу социально-экономической истории, а в сфере социально-политической упор делался в основном на проблемы классобразовапия и классовой борьбы. Изучение же эволюции королевской власти и ее отношений с формирующееся зпатыо, церковью, епископатом, были вытеснены главным образом в сферу школьного и вузовского преподавания некоторых дисциплин — истории Средних Веков и истории государства и права. Сфера преподавания обладала меньшим по сравнению со сферой научного исследования статусом, не предполагала новаторских подходов, консервировала восходящие к историографии XIX в. представления.

Важными для понимания социально экономической организации этой эпохи является работа Н. П. Грацианского.32 Среди работ, посвященных в целом переходу от Античности к Средневековью и прямо или косвенно затрабыть понято именно как желание дистанцироваться от споров по поводу «варварской государственности». Грепс И. М. Феодализм. С. 42−43.

Косминский Е. А.- Вайнштейн О. Л. Феодализм в Западной Европе. М., 1932.

32Труды дореволюционного и советского периода опубликованы в посмертном сборнике: Грацианский Н. П. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. М., 1960. гивающих королевство франков, можно отметить статьи и труды Д. С. Гра-меницкого, АИ. Неусыхина и А. Р. Корсупского. Статья первого посвящена Меровингскому иммунитету, и в ней он подчеркнул частно-пра/вовой характер иммунитета и назвал его практикой, целью которой в меровингскую эпоху (в отличие от последующей, каролингской эпохи) было оградить частных владельцев от произвола государственных чиновников.33 Важным для оценки меровингской эпохи является утверждение А. И. Неусыхипа, что в ранпесред-новековый период общество было «дофеодальным», т. е. таким, 15 котором еще не было значительных классовых противоречий, в котором большинство населения составляли свободные. 34 Хотя ученый не говорил этого явно, но его утверждение дает возможность посмотреть на ранее Средневековье как на период, политическую организацию в котором еще нельзя называть термином «государственность» в современном смысле этого слова. В своей работе, посвященной раппесредпевековой государственности, А. Р. Корсунский показал, что для этого периода существовало то, что можно назвать «демократией знати» и что ранпесредпевековые королевства не были еще «государствами» в полном смысле этого слова.35 В своих работах Я. Д. Серовайский уточнил тезис об общинном порядке в раннесредпевековых варварских королевствах, показав, что королевский фиск собирал подати с лесов, пользуясь практикой, сложившейся еще в Империи.36 Однако стоит отметить, что большинство работ о раннесредпевековых политических образованиях останавливались толь.

33Граменицкий Д. С. О происхождении и содержании франкского иммунитета // Средние Века. 1946. № 2. С. 135−153.

Неусыхип А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родо-племенного строя к раннефеодальному. (Тезисы доклада) // Средние века. .¡-У" 31. 1968. С. 45−48, 59−63 и Он же. Дофеодальный период как переходная стадия развития ог родоплеменного строя к раннефеодальному // Вопросы истории. 1967. № 1.

5Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. С. 154,162. Корсунский А. Р. Готская Испания. М., 1969.

6Серовайский Я. Д. О путях формирования феодальной собственности на леса и пастбища во франкском государстве // Средние века. Л° 32. 1969. С. 48−60- № 33. 1971. С. 61−80. Он же. Права франкских королей на лес и развитие феодгшьпой собственности // Средние века. № 50. 1987. С. 212−219. ко на самом раннем периоде их существования (т. е. па периоде до конца VI в.) и не затрагивали трансформации этих варварских королевств в период, когда римские порядки стали только эфемерной памятью, т. е. в VII — VIII вв.

Свидетельством широкого интереса среди отечественных историков является перевод «Истории» Григория Турского и его издание в авторитетной серии «Литературные памятники». 37.

В отечественной историографии имелись и другие работы, посвященные данному периоду, но рассматривавшие в-основном проблемы социально- -экономического развития: развитие крупного домепа, закрепощение мелких землевладельцев и т. д. Следует отметить работу А. Д. Удальцова о развитии социальных связей в каролингской Фландрии, и труды А. И. Неусыхина и JI.T. Мильской.38 Однако они были посвящены в-основпом вопросам общинного землевладения и формирования зависимого крестьянства. Для исследователей этот период характеризовался двумя основными тенденциями. В области экономической истории, как считали ученые-марксисты, для этого раннего Средневековья было характерно постепенное разложение родовой общипы, исчезновение рабства и формирование новых, феодальных форм зависимости. По сравнению с Античностью, как они считали, в раннем Средневековье зависимость стала поземельной. Следует отметить, что эти идеи были генетически связаны с историографическими концепциями европейских ученых XIX в., в первую очередь идей фон Ипама-Штернегга, Н. Д. Фюстель де Кулаижа и А. Допша, в которых было рассмотрено, как после распада рим.

37СавуковаВ. Д. Григорий Турский и его сочинение // Григорий Турский. История франков. Изд. подг. В. Д. Сапунова. М., 1987. С. 321−350.

38Удальдов А. Д. Из аграрной истории каролингской Фландрии. М., 1935. Неусыхин А. И. Возикновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества п Западной Европе VI VIII вв. XL, 1956. Он же. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII — XII вв. М., 1964. Он же. Проблемы европейского феодализма. М., 1974. Мильскня Л/Г. Светская вотчина в Германии VIII — IX вв. и ее роль в закрепощении крестьянства. М., 1957. Она же. Очерки из истории деревни в Каталонии X XII вв. М., 1962. ского рабовладельческого хозяйства распространились мелкие крестьянские хозяйства, которые, в свою очередь, уступили место крупным хозяйствам, что стало причиной закрепощения мелких собственников.

Ряд исследователей 60-х гг. возлагали большие надежды па методы типологического анализа и подвергли критике т. п. «эталонный подход», при котором все сравнивалось с процессами, их темпами и характером северной Галлии Меровипгской эпохи. Наиболее яркой в этом отношении фигурой можно считать А. Я. Гуревича, введшего в научный оборот значительный скандинавский материал.39 Но даже в небольшой исторической ретроспективе нельзя не отметить, что сам выбор этого нового и иногда парадоксального материала происходил в вольном или невольном сравнении с эталонным галльским материалом. В конце XX в. в развитии отечественной пауки наступил перелом, и ученые стали уделять больше внимания вопросам средневековой мепталь-пости и культуры в целом, в частности, стли появляться труды, рассматривающие сакрльные аспекты отношений между земледельческим населением Еропы властью.40.

Проблемы Меровипгской Галлии изучались также отечественными специалистами по вспомогательным историческим дисциплинам, О. Л. Вайп-штейпом и А. Д. Люблинской.41.

Научная новизна работы: Впервые при оценке различных исторических концепций социальногополитического развития меровипгского госу.

39Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967; он же. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970; он же. Норвежское общество в ранее средневековье. М. 1977.

Гуревич А. Я. Крестьяне и святые // Он же. Избранные труды. Культура средневековой Европы. М.3 2006. С. 67−110.

Вайпштейп О. Л. Западноевропейская средневековая историография. Л., 1965. С. 121 122. В частности, автор повторяет данную одним из историков XIX в. характеристику одного из основных источников по истории этого периода, «Истории» Григория Турского как «церковной истории народа франков», потому что в нем, как он считает, много внимания уделено пропаганде религиозной морали, а в своей светской части — «скандгшыюй и преступной хронике королевского двора». Автор говорит о том, что и этой истории «события светской истории переплетаются с фактами истории церковной». Люблинская А. Д. Источниковедение истории Средних веков. Л., 1956. дарства была выявлена степень их зависимости от схемы, заложенной в историографии эпохи Реставрации (вторая четверть XIX в.). В свою очередь, была показана зависимость некритического исследования историков первой половины XIX в. от летописной традиции франкской эпохи. Были обобщены данные новых источниковедческих подходов к изучению историографии франкской эпохи. При рассмотрении проблемы достоверности данных франкских историков учитывалась степень их приобщенности к ноздпеаптичной исторической традиции, а из историографический метод рассматривался в широком социокультурном контексте. Комплексный подход к историкам данной эпохи позволил выявить основные закономерности отражения действительности в памятниках исторической мысли, агиографии и права.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее данные и результаты могут быть применены в общем и специальных курсах по истории Средних Веков, истории государства и права зарубежных стран, страноведения, на семинарских занятиях, при составлении хрестоматий и учебных пособий, комментировании критических изданий памятников меровингской эпохи.

Апробация работы: данные исследования были предс тавлены в качестве докладов на конференциях. По материалам данного исследования опубликованы 4 статьи.

Структура работы: Работа состоит из введения, в котором определены актуальность, задачи методологические подход и хронологические рамки исследования, охарактеризованы источниковая база и степень изученности вопроса, трех глав, заключения, содержащего выводы, и списка литературы. В первой главе будут рассмотрены историографические сочинения, и информация из них будет использована для того, чтобы восстановить воззрения образованных людей на власть и на историческую роль Меровингской Галлии во всеобщей истории. Во второй и третьей главах будет предпринята попытка сравнить сообщения хроник с той информацией, которую можно почерпнуть из агиографических сочинений и из сохранившихся судебных документов этого периода. Подобное сравнение еще не предпринималось в отечественной историографии, а в иностранных работах можно найти только соображения по отдельным сюжетам и частным вопросам этого периода.

3.4. Выводы.

Сообщения судебных протоколов позволяют непредвзято посмотреть па историю взаимоотношения монастырей, королевской власти и знати в VII в. и дополнить ее несколькими важными деталями. Они показывают, что монастырь Сен-Дени, как и другие монашеские обители, стал опорой власти только начиная со времени правления Балтхильды как своего рода «регентши». Но ни своими претензиями, пи полученными от королевского суда решениями случай Сен-Дени не отличался от тех, в которых участвовали другие аббаты или епископы, приходивших искать правды в королевком суде.92 Более того, несмотря па предпочтительный характер приговоров в отношении этого монастыря земли и собственность, выигранные представителями Сен-Депи, вовсе не сразу переходили под их безусловный контроль. Деятельность Фульрада по возвращению земель, права Сен-Дени на которые упоминались в судебных решениях VII в., свидетельствует о том, что эти земли не перешли к монастырю, или же снова были им потеряны к середине VIII в.93 Судебные протоколы, в которых этот монастырь всегда выигрывал, создают скорее желаемую, а не реальную картину ситуации вокруг монастырей в поздний период правления Меровингов. Но это говорит о том, что в это время практика.

91MGH D.M. JV° 137.

92Стростии Д. Н. Мсж-^у Античностью и Средневековьем: Судебные протоколы меровингского времени и их роль в развитии ранпесредневекового правосознания // lus antiquum. Древнее право. 2006. (В печати).

93Stodcfc A. Evindicatio et petitio. P. 149. взаимодействия между королевской династией, монастырями и знатыо еще не сложилась и не стала основываться на четких и всем понятных правилах.

Исследование судебных протоколов и их сравнение с нарративными источниками позволяет дополнить картину того, как власть франкских королей виделась в VII в. В рассматриваемый период эти представления еще не приобрели законченной формы. Значение последних правителей из династии Меровингов сложно попять, если подходить к ним с традиционных точек зрения, характерных для конституционной истории или истории права. Гибкость практики власти, осуществляемой окружением короля, не дает возможности говорить об устоявшемся «институте» королевской власти. Судебные заседания показывают, что династия и окружение королей представляли из себя группу людей, связанных системой гибких и постоянно менявшихся альянсов. Используя различные процессуальные средства, откладывая и переназначая собрания суда или запрашивая дополнительные документы, короли в VII и начале VIII в. в своем суде должны были искать согласие сторон. Документы пе скрывают, что властители из династии Меровингов не стремились принять окончательное решение. Часто они делегировали право дать или не дать делу дальнейший ход графу королевского ворца. Участие знати, представителей церковной иерархии и представителей короля в разрешении конфликтов были решающим фактором для придания законности судебным приговорам. Сила судебного приговора заключалась прежде всего в согласии сторон в отношении исхода процесса. Образованные современники, которые составляли записи суда, наделяли правителей чертами арбитра в разрешении конфликтов, и видели их юрисдикцию прежде всего в способности приводить стороны к согласию. Но эта граница между правом выносить приговор и обязанностью находить согласие напоминает нам о высоком уровне правовой культуры в королевстве франков эпохи Меровингов, потому что подобные тонкости напоминают нам о императорском дворе Поздней Римской империи.

Возрастание роли приговоров королевского суда в качестве исторического источника свидетельствует не о правовом хаосе, а скорее об изменении типов грамотности. Если историю Галлии VI в. можно изучать по налоговым спискам, королевским грамотам и нарративным источникам, то в VII в. типы доступных источников уже другие. Для VII в. нет трудов, подобных «Истории франков» Григория Турского, и основными нарративными источниками служат Фредегар, «История франков» и жития святых. Одновременно судебные записи приобретают большое значение, и информация, которую можно из них почерпнуть, позволяет дополнить историческую картину этого периода, которая вытекает из исследования нарративных источников. В чем-то сведения из судебных протоколов дополняют рассказы историков, потому что эти протоколы показывают, что поиск согласия между правителями, знатыо и представителями церковной иерархии (епископами, аббатами, и другими представителями белого и черного духовенства) был одной из основных целей политики этого периода. При этом можно отметить, что как и нарративные источники, судебные протоколы показывают, что ни у одной из этих групп не было монополии па использование ресурсов церквей и монастырей, в которых короли иногда нуждались для поддержания своей власти. Именно в судебных протоколах можно найти, как формальное главенство короля выстраивалось па основе лавирования между различными группами в ходе судебных заседаний. Поэтому картина, вырисовывающаяся после их прочтения, во многом не отличается от той, которую можно было бы найти в исторических повествованиях и житиях.

В картине, которую создают судебные протоколы, есть также и особенности, которые позволяют дополнить картину политического и социального устройства франкского королевства. Так, в историях и житиях епископы и аббаты часто стремились создать картину чудесного вмешательства высших сил в процесс достижения согласия, и принижали свою роль в разрешении конфликтов в королевском суде. А судебные документы говорят о том, что представители церковной иерархии принимали в них активное участие и их роль часто была не менее важной, чем роль правителей или знати. Более того, судебные протоколы показывают, что граница между иерархией церковной и иерархией светской была мало значима для раннего Средневековья. Вокруг короля образовывались упорядоченные группы знати, состоявшие из королевских чиновников, представителей региональной знати и тех их отпрысков, которые пошли в епископы или аббаты. Эти группы пе были привязаны к одному региону, и они пе формировались только по семейному принципу или в соответствии с церковным или светским статусом. В соответствии со взглядом авторов судебных протоколов, так же как и в соответствии со взглядами авторов нарративных источников видно, что суть политики в Галлии состояла в постоянном поиске компромисса между этими группами, которые обращались к королю как к верховному арбитру для поиска равновесия сил.

Заключение

.

Предпринятое в этой работе исследование представлений о власти в мсро-випгской Галлии позволило уточнить основные тенденции и периодизацию романо-германского синтеза. Проведенное нами исследование показало, что субъективные представления авторов различных типов источников совпадали в следующем: в этот период власть основывалась на согласии между правителями, знатыо и церковной иерархией. Этот идеал был развитием идеи, сформировавшейся еще в Поздней Античности. Причем для образованных людей этой эпохи (авторов исторических, и, впоследствии, агиографических сочинений), успех правителя зависел от его способности договариваться со своими сторонниками в отношении использования ресурсов, находившихся иод их контролем. Поэтому можно утверждать, что в представлениях современников власть королей в меровипгском королевстве франков никогда пе стала «частной», основанной в первую очередь на праве владения землей.94 Вне зависимости от типа источника мы видим, что суть политики для образованных людей разного статуса и интересов состояла в нахождении согласия между светскими правителями, их придворными, чиновниками, и местной знатыо, а также представителями церковной иерархии, епископами и аббатами.

Исследование трех типов источников, исторических и агиографических сочинений и судебных протоколов, показало, что взгляды их авторов и составителей па соотношение сил в эту эпоху менялось. Сочинение Григория Турского, написанное в конце VI в. рисовало королей как варварских и1Так, как это предполагалось исследователями, использовавшими термин СшгкШсггйсЛгаЙ в отношении раннесредневековых доменов и распространявших комплекс отношений, связанных с ним, на всю систему власти. властителей (чьи образы были созданы на основе канонов нозднеантичпой историографии), чьи прерогативы были весьма ограниченными и в чем-то сходными с прерогативами римских наместников. Но одновременно оно изображало епископов как хранителей мира. В VII в. Фредсгар, а в особенности его Продолжатель уже больше внимания уделяют королям и их окружению, считая их (а не епископов) главной исторической силой Галлии. В начале VIII в. автор Liber historiae francorum не видит истории Галлии вне связи с королями меровингской династии и изображает двор как единственный центр власти в королевстве франков.

Однако картина выглядит совершенно по-другому, если посмотреть па другие источники этой эпохи. Авторы житий на примерах основания монастырей показывали, что в Нейстрии этого периода правители должны были искать согласия еиискоиой и аббатов (часто происходивших из знатных галло-римских или франкских семей), чтобы иметь возможность пользоваться земельными ресурсами, которые находились в руках церкви (в особенности в руках монашеских общин). Эта картина подтверждается исследованием судебных протоколов, которые рисуют крайне медленной превращение даже таких монастырей как Сен-Дени из базилики и монашеской общины, находящейся под контролем епископа, в «королевский монастырь» (т. е. монастырь под непосредственным патронажем короля). Меровингекие короли были вынуждены использовать ресурсы отдельных знатных людей, епископских кафедр или небольших монастырей или церквей, которые не могли им дать возможность создать надежную базу в Галлии.90 Несмотря на то, что с течением времени короли оказались в центре повествования хроник, они остались в целом на периферии той картины, которую рисовали агиографические сочинения и решения королевского суда. Последние, как мы попытались подчерк.

95Bergengruen A. Adel und Grundherrschaft, im Meiowingorreich. passim. Tits-Dieuaide М.-Л. Grands domaines, passim. путь, рисовали короля как верховного арбитра, который мог способствовать поискам согласия, но был весьма ограничен в возможности диктовать свое решение. Поэтому можно заключить, что взгляд, в соответствии с которым во франкском королевстве наблюдался постепенный рост значимости меро-вингских королей, был характерен только для авторов исторических сочинений, и увеличение роли франкских королей в их повествовании, возможно, было связано с тем, что. историописание все более становилось привилегией связанных с королевским двором образованных людей.

Одновременно, мы увидели также, что с точки зрения современников в меровипгский период церковь (монастыри и епископские кафедры) ещё не стала той насыщенной земельными ресурсами структурой, которую в ней привыкли видеть историки, занимающиеся каролингским периодом и Высоким Средневековьем. В трех главах нашего исследования мы нашли доказательства этому не только в нарративных документах, по и в житиях святых и в судебных протоколах. Об этом свидетельствуют также примеры сложных систем условного владения землей и раздела поступающей от нее ренты, которые можно отметить в судебных протоколах VII — первой половины VIII в. Агиографические источники, такие как жития Эдуэна Руанского и Элигия Нойонского, доказывают эту точку зрения.

Таким образом, можно сделать следую! цие выводы. Исследование исторических хроник показало, что взгляды их авторов и составителей па соотношение общественных сил в течение этой эпохи изменились в наибольшей степени по сравнению со взглядами авторов житий и писцами, создававшими судебные протоколы. В начале VIII в. автор Liber historiae francorum уже не видит истории Галлии вне связи с королями меровингской династии и изображает двор как единственный центр власти в королевстве франков. Однако опираясь на жития, можно сказать, что королям это было не так просто добиться этого. Эта картина подтверждается исследованием судебных протоколов, которые рисуют крайне медленной превращение даже таких монастырей как Сен-Дени из базилики и монашеской общины, находящейся под контролем епископа, в «королевский монастырь» (т. е. монастырь под непосредственным патронажем короля). Несмотря па то, что с течением времени короли оказались в центре повествования хроник, они остались на периферии той картины, которую давали и агиографические сочинения, и решения королевского суда. Последние, как мы попытались доказать, рисовали короля как верховного арбитра, который мог способствовать поискам согласия, но был весьма ограничен в возможности диктовать свое решение. Поэтому можно заключить, что взгляд, в соответствии с которым во франкском королевстве наблюдался постепенный рост значимости меровингских королей, был характерен только для авторов исторических сочинений, и увеличение роли франкских королей в их повествовании, возможно, было связано с тем, что историописапие все более становилось привилегией связанных с королевским двором образованных людей.

Проведенное исследование позволяет уточнить периодизацию романо-германского синтеза. То, что франки не были просто дикарями, осевшими в римской провинции, стало ясно после работ историков второй половины XIX в. Но наше исследование показало, что франки вовсе не нуждаются в апологии — кажущаяся «дикость» их поведения была во многом результатом следовния Гриия Турского одному из образцов позднеантичного историопи-сапия. Но не правы и те, кто считает, что романизация Галлии была настолько сильна, что она смогла способствовать развитию «цивилизованности» у франков и что она привела к тому, что уже к началу VII в., а в особенности к его середине Меровинги смогли оцепить те преимущества, которые давало позднеантичное мироустройство. Как показал проведенный нами анализ, они недооценили один из важнейших институтов позднсаптичпого общества, а именно, монашество и монастыри, которые стали одним из связующих звеньев между римской аристократией и церковной иерархией Средневековья. Именно монастыри в Поздней Античности стали важнейшим фактором социального преобразования, сдерживая распад городского общества и создавая новые центры публичной и церковной власти в сельской местности. Но Ме-ровипги проявляли к ним только эпизодический интерес, которые никогда не перерос в систему. Жития святых дают возможность предположить это, а судебные протоколы только укрепляют пас в этом мнении. «Романизация» франков состояла только в следовании идеалам «политики согласия», в то время как реальные механизмы власти иозднеантичного общества остались вне пределов их представлений. К моменту прихода Каролингов к власти франкская Галлия восприняла только внешний аспект позднеримской имперской культуры власти и еще пе закончила ее адаптацию к условиям раннего Средневековья, и в Меровипгскую эпоху процесс создания особой «франкской» модели развития для Европы не только не вышел на завершающую стадию, но и не приобрел тех окончательных «типических» черт, которые сделали его столь привлекательным в качестве эталонной модели генезиса раппесредневекового общества в рамках романо-гермапского синтеза.

Изменения в сознании и эпоха более масштабного мышления, не только во внешнеполитическом смысле, но и в смысле организации власти во франкском королевстве на принципах, которые исследователи называли «имперской церковью», начинаются только с приходом Каролингов, которые подчиняют все ресурсы королевства франков единой цели, а именно, созданию империи, которая была бы легитимной наследницей своей средизмпоморской предшественницы.96 В меровингский период ситуация была как раз ироти.

06Концепция «имперской церкви» была развита наиболее выпукло в работе Santifaller L. Zur Geschichte des ottonisch-salischcn Reichskirchensystoms / Sondcrbercich der Osterreichischen Akademie der воноложной той, которая была характерна для каролингской эпохи — в это время короли и двор имели ограниченные интересы и ставили перед собой ограниченные задачи. В меровингскую эпоху воззрения на власть и на взаимодействие светской и церковной иерархий не отражали эту стройную систему представлений, которая сложилась в каролингскую эпоху и в период правления Салической династии в бывшем Восточно-франкском королевстве в X и XI вв.

Wissenschaften, Phil.-Hist. Klasse. Bd. 229:1. Wien, 1962. Применение этой концепции в отношении каролингской эпохи можно найти в Bruhl С. Fodrum, gistum, servitiurn regis: Studien zu den wirtschaftlichen Grundlagen des Konigtums im Frankenreich / Kolner historische Abhandlungen. Bd. 14. Koln, 1968. Metz Wolfgang. Das karolingische Reichsgut: Eine verfassungsund verwaltungsgeschichtliche Untersuchung. Berlin, i960. Idem. Zur Erforschung des karolingischen Reichsgutes / Ertrage der Forschung. Bd. 4. Darmstadt, 1971.

Сокращения и список литературы.