Система управления вассальными землями в империи Цин

Система управления вассальными землями в империи Цин Содержание.

1. Цинский император и его двор — главное звено в системе управления вассальными землями.

2. Лифаньюань как главный механизм в системе управления вассальными землями Список использованных источников и литературы.

1. Цинский император и его двор — главное звено в системе управления вассальными землями Взаимоотношения китайской империи с соседями всегда имели большую специфику. В той или иной степени к вопросу внешнеполитической доктрины, лежавшей в основе этих взаимоотношений, обращались такие отечественные ученые, как А. А. Бокщанин, В. П. Васильев, С. Н. Гончаров, Л. И. Думан, А. С. Мартынов, В. С. Мясников и многие другие. Затрагивалась эта тема и в западной синологии (108).

Исследователи внешнеполитической доктрины Китая пришли к выводу о наличии двух основных традиционных моделей взаимодействия Китая с соседями, а именно китаецентристской модели и модели договорных отношений. Признавая наличие этих двух моделей, исследователи не имеют единого мнения по вопросу их иерархичности и соподчинения (51). Замечено, что первая модель взаимодействия (китаецентристская) применялась в отношениях с более слабыми соседями, которых можно было подчинить, что более характерно для периодов расцвета и силы Китая. Вторая модель (договорная) помогала взаимодействию с более сильными соседями, что было свойственно больше для сложных кризисных периодов в истории Китая или нетипичных случаев. В зависимости от внешнеполитических задач и сложности их решения эти модели выступали как взаимозависимые, дополняли друг друга и служили одной цели — обеспечить стабильность Китая отношениях с соседями ради поддержания внутреннего порядка в стране (51,6−8).

Китаецентристская концепция, ставшая основой официальной внешнеполитической доктрины старого Китая, имела свое представление принципов мироустройства (эгоцентрическая картина Срединного царство (Чжунго) в варварском окружении), систему понятий и категорий, выражавших данное миропонимание через взаимоотношения ключевых противопоставляемых терминов, таких как «центр Поднебесной» (Чжунго) и «периферия» (вайфанъ). Полярность этих терминов подразумевает качественное различие между жителями Поднебесной (как цивилизованных) и народами окраин (как не цивилизованных). Поэтому превосходство Китая над «варварами» мыслилось не как узко политическое, а как тотальное, как превосходство во всем, как превосходство цивилизации над варварством. Термин вайфанъ (вайвнешний, ф<�янь-изгородь, ограждать, окраинные земли, вассальные земли) в использовании цинскими источниками, как было уточнено (48,56−57), имел следующие три основных значения:

1) жители подвластных зависимых владений;

2) народы государств, номинально подчиненных Китаю («внешние» вассалы, жители окраинных земель). Этот термин закрепился в цинское время в отношении жителей Монголии, Тибета, Цинхая, жители некоторых земель в центрально-азиатских княжествах со смешанным монгольским и уйгурским населением.

3) жители независимых чужеземных государств, лишь поддерживающих связи с Китаем («иностранцы»).

Как видно из многозначности этого термина, «вайфань» подразумевает и жителей вассальных владений и подданных независимых государств как «потенциальных» вассалов, которые теоретически рано или поздно должны будут попасть в категорию «вассалов» .

Взаимоотношения в системе «Чжунго-вайфань» происходили посредством связующего звена в виде так называемой дани гун.

Традиционной даннической системе в китайской традиции отводилось большое место, так как это рассматривалось как признание вассалами «мироустроительной» функции императора (77,43), его морального права приобщать их к цивилизации. Известный американский ученый Дж. Фэйрбанк, анализируя систему взаимоотношений Китая с сопредельными странами, делает вывод, что император всеми силами пытался ''включить весь мыслимый мир в рамки китайского даннического порядка вещей" (108, 332). Поэтому на приезд варваров с данью ко двору всегда обращалось особое внимание и устанавливался особый надзор.

С давних времен при китайском императорском дворе существовали должности или учреждения специально для встречи данников и организации для них аудиенции у императора. На протяжении многих династий это выглядело следующим образом:9.

При династии Мин вопросами, связанными с приемом данников и иноземных послов, занималось Министерство церемоний (Либу), где, помимо специального отдела по приему гостей «чжукэсы», была создана особая служба, отвечавшая за связи с вассальными странами (110,92), она называлась «сыигуанъ». Ч. Хаккер (C.Hucker) назвал ее «College of Translators» — служба переводчиков (110,92). Так, посольство И. Петлина в 1618 году встречали чиновники «чжукэсы» из Либу «и определили на постой на посольском дворе» (14,62), где жили миссионеры-иезуиты и другие иностранцы. Чиновникам полагалось обучать прибывших ритуалу и процедуре приема у императора, организовывать пиршества в честь приезда данников и посольств иноземных государств.

Цинские императоры, придя к власти, внешне полностью копировали дипломатический церемониал империи Мин, основанный на китаецентристской модели отношений с соседями. По представлению маньчжурской аристократии, тщательное следование китайской внешнеполитической традиции укрепляло «легитимность» маньчжуров на правление страной.

В реальной политике маньчжуры имели богатый опыт применения модели договорных отношений в традициях кочевых народов (в виде клятвенных союзов), которая на раннем этапе экспансии обеспечила им союзников в лице южно-монгольских княжеств и позволила начать военные действия против Чахарского ханства и минского Китая. На раннем этапе маньчжуро-монгольские отношения складывались как военно-политический союз путем установления традиционных посольских связей и «мира, основанного на родстве», заключения брачных союзов. В исторических исследованиях обоснованно указано на то, что маньчжурских правителей к «союзу» с монголами мог подвигнуть столь существенный в практике международных отношений на Дальнем Востоке в XVI — XVII вв. фактор, как этническая общность, сходство доктрин государственности, внешнеполитических представлений, культурных традиций, которые в свою очередь, отличались от соответствующих идеологических представлений «традиционного» Китая (50,132−135; 64, 175).

Именно на договорное начало ранних маньчжуро-монгольских отношений указывает то, что в 1636 году съезд 46 южномонгольских и восточномонгольских княжеств, после разгрома Чахарского ханства и смерти Лигдэн хана, возвел Абахая на великоханский престол с титулом богдо-хан — правителя монгольских земель, а все ее земли были объявлены собственностью богдо-хана. Обретение маньчжурским императором юаньской печати, которая передавалась монгольскими правителями из поколения в поколение, должно было обеспечить легитимность притязаний цинского двора не только на господство над всеми монгольскими землями, но и обеспечить ему «конституирование своей династии в качестве прямого наследника Юаньской династии» (77,75).

Маньчжуры по примеру своих предшественников — завоевателей Китая чжурчжэней, киданей, монголов — широко привлекали к себе на службу китайскую знать, поэтому по мере усиления маньчжурского государства в принцип договорных взаимоотношений с монголами начали проникать черты традиционно китайской модели взаимоотношений. Поэтому, как указывает В. С. Мясников, «к середине XVII века цинская дипломатия являлась по существу манъчжуро-китайской дипломатией: маньчжурской по целям и задачам, китайской в основном по формам, методам и средствам «(83, 33).

В дальнейшем маньчжурские правители стали успешно применять во внешнеполитической практике сочетание китаецентристской модели и модели договорных отношений (включая модель договорных отношений кочевых народов в виде «клятвенных союзов», сеймов, съездов) в зависимости от развития ситуации. Это можно проследить на изменении принципа взаимоотношений с южномоногольскими, а затем и северомонгольскими княжествами. Съезд 46 южномонгольских и восточномонгольских княжеств в 1636 году был еще образцом договорных отношений маньчжурской дипломатии, как и первые посольские контакты маньчжурского двора с халхаскими князьями. Так, на первое халхаское посольство от Цэцэн хана в январе 1636 г. с выражением желания «жить в мире» Абахай в марте того же года направил в Халху ответное посольство с дарами Цэцэн хану и другим халхаским князьям, практические ежегодные посольства от Тушэту хана с дарами, начиная с 1637 г. по 1644 г. получали ответные дары от маньчжурских императоров. При правлении Абахая были приняты первые маньчжурские законы для союзниковмонголов Южной и Восточной Монголии начиная с 1627 г., которые в дальнейшем пополнялись и видоизменялись. Исследования отечественных и монгольских ученых показывает, что в их основе лежали правовые обычаи монголов, оформленные в законодательном виде, такие как «Уложения второй половины XVI в.», а также «Великое Уложение 1620 г.» (6,112).

С укреплением положения маньчжуров в Южной Монголии и успехами в завоевании Минской империи, особенно после провозглашения Фулиня (девиз правления Шуньчжи с 1644—1662 гг.) китайским императором 1644 г., как пишет И. С. Ермаченко, «характер-манъчжуро-китайских отношений резко изменился» (50,144−145). После серии военных конфликтов маньчжурских войск в Северной Монголии в конце 40-х начале 50-х гг. XVII в. во взаимоотношениях с халхаскими князьями прослеживается некоторый отход от равноправной договорной основы, цинская сторона требует заключить союз по принципу признания зависимости северо-монгольских князей от цинской династии с условием принятия условий традиционной китайской даннической системы в виде обязательной и регулярной дани, приезда на аудиенцию, направления ко двору в качестве своеобразных заложников младших сыновей халхаских князей7 (50,147). В случае невыполнения и нарушения условий союза цинская сторона предусматривала систему наказаний ультимативного характера в виде прекращения посольских, торговых связей. Начиная с 1655 г. часть халхаских владетелей Восточной Халхи (Тушэту хан, Цэцэн хан, Даньцзин лама, Мэргэн нойон) и некоторые западнохалхаские князья (Дзасакту хан, Лубсан тайджи, Цэцэн нойон) были вынуждены пойти на удовлетворение большей части этих требований (50,151). С момента принесения клятвы о заключении союза отношения Цинской империи с Восточной Халхой развивались в русле даннических отношений, характерных для китайской внешнеполитической практики.

В этот же период начали складываться связи маньчжурских правителей с Далай-ламой V. Обе стороны были заинтересованы в установлении взаимных контактов. Маньчжурские правители хотели использовать религиозное влияние Далай-ламы и его авторитет в монгольской среде в решении своих политических задач по подчинению монголов. А Далай-лама, в свою очередь, был заинтересован в лице маньчжурских правителей (новой политической силы в соседнем государстве) обрести покровителей учения, как это практиковалось в тибетско-монгольских отношениях Юаньского периода и существовало в последующий период в отношениях духовных лидеров Тибета с отдельными монгольскими князьями (Алтан-ханом, Лигдэн-ханом, Гуши-ханом). Во многих исследованиях показано, что маньчжуры с самого начала трактовали эти отношения как даннические, а визит Далай-ламы V в Пекин как визит вассала ко двору с данью (77, 119; 42,109). В дальнейшем маньчжурские правители неоднократно использовали влияние буддийских иерархов Тибета (Далай-ламы, Панчен-ламы) и Монголии (Джэбзун-дамба хутухты и многочисленных хубулганов) в решении политических задач.

В богатом дипломатическом арсенале пинского двора были использованы и традиционные монгольские политические приемы, такие как практика созыва съездов для решения важных дел в кризисные моменты. Что было продемонстрировано пинским двором при разрешении междоусобных раздоров в Халхе в 60−80е гг. XVII в. между владетельными князьями, подданными Цинской империи, ради решения внешнеполитических задач, связанных с подготовкой военных действий в Приамурье и (83,191; 50,152). Цинский двор выдвинул идею и начал подготовку созыва примирительного съезда халхаских князей с использованием авторитета Далай ламы Тибета, которого император Сюань Е просил прислать влиятельного ламу на съезд для примирения халхаских ханов (77,140). Можно предположить, что примирительный съезд 1686 г., внешне прошел по модели монгольского объединительного съезда халхаских и джунгарских князей 1640 г., на который также были приглашены влиятельные ламы, представители Далай ламы Цаган номун хан и Зая пандита (6,3). Этот съезд выработал и утвердил монголо-ойратское уложение «Их цааз», вошедшее в историю как образец доцинского монгольского законодательства (6).

При анализе характерных черт цинской дипломатии в XVII в., В. С. Мясников обратил внимание на то, что главной характерной чертой цинской дипломатии, воспринятой от традиционной китайской дипломатии, стала стратагемность — комплекс ''дипломатических и военных мероприятий, расчитанных на реализацию долговременного плана, обеспечивающего решение кардинальных задач во внешней политике государства" (83,51), в рамках которой широко использовались противоречия между монгольскими ханами. Такой подход был продемонстрирован, когда цинский двор занял явно «выжидательную» позицию, ожидая момента безвыходного положения своих «клятвенных союзников» в войне с ойратским ханом Галданом в конце 80-х гг. XVII в., чтобы склонить халхаских князей принять подданство Цинской империи. Массовое бегство халхасцев в пределы Южной Монголии и вторжение хана Галдана вглубь Монголии летом 1690 г. заставили цинские власти ускорить инициативу созыва очередного съезда халхаских и южномонгольских князей. Присутствие императора Сюань Е в сопровождении огромного маньчжурского и китайского войска, сложный ритуал проведения съезда преследовали цель продемонстрировать перед участниками высший авторитет императорской власти и то значение, которое придавалось успешному проведению съезда. На Долоннорском съезде владетельных князей Халхи и Внутренней Монголии в 1691 году пинский император Сюань Е (монг. богдохан Энхэ-Амугулан) объявил всю территорию Внешней и Внутренней Монголии владениями Цинской империи, а всех монголов — своими подданными. При этом были ликвидированы старые традиционные монгольские титулы и введены новые маньчжурские и китайские звания в следующем иерархическом порядке: цинъван, цзюнъван, бэйлэ, бэйсэ, гуны (тугиету-гун и тусалакчи-гун), тайдэки. Богдо-хан (император) утверждал право монгольских князей на владение монгольскими хошунами и получение из казны жалования. Доллонорский съезд 1691 г. владетельных князей Монголии, созванный по инициативе цинской стороны, можно рассматривать как результат долгой дипломатической деятельности стратагемного характера, ему предшествовала кропотливая подготовительная работа (переписка с халхаскими князьями, обсуждения на Государственном совете будущего статуса Халхи, мер нового административного устройства по образцу Южной Монголии, разделения по знаменам, обсуждение порядка расположения князей по степени знатности, списка подарков, заранее подготовленный проект указа о вхождении Халхи в состав Цинской империи и т. д.) (50,159).

Как было отмечено отечественными исследователями, пинская дипломатия в ходе установления своего господства над Южной и Северной Монголией использовала широкий арсенал дипломатических средств (50,160), имевших свои истоки и в заимствованной китайской дипломатии со всеми нормами даннических отношений, и модели договорных отношений кочевых народов, в частности традиционные монгольские съезды.

Включение Халхи в состав Цинской империи вызвало необходимость распространения и унификации маньчжурского законодательства, первоначально предназначенного для знамен Южной Монголии. Первые маньчжурские законы для монголов 1627—1694 гг., были собранны в единый свод законодательных актов и изданы в 1696 г. императором Сюань Е в виде специального «Монгольского уложения» («Цааджин бичиг») (22) на трех языках государственных языках империи (монгольский, маньчжурский, китайский). Законы нового Свода ввели деление на единообразную систему «знамен» — хошунов, сочетавших в себе функции гражданского и военного управления. Территориальные границы каждого хошуна и каждый хошунный правитель — дзасак утверждались маньчжурским императором. Хошунный дзасак ведал всеми военными, административными и судебными делами в пределах своего хошуна. Палата внешних сношений (Лифаньюань) подбирала кандидатуры на должность хошунных правителей из числа монгольских князей и предоставляла их на утверждение императору. Руководство сеймов (чулган дарга), объединявших знамена по группам, играло роль промежуточного звена между Лифаньюань и хошунными дзасаками (статья 100). Хошун в военном отношении являлся основной тактической единицей, хошуны делились на сомонъг из 150 воинов (ст.99). Некоторые законы были направлены на поддержание постоянной боеготовности монгольских войск. Хошунные правители дзасаки должны были ежегодно собирать свои войска на смотры и проверять боеготовность, каждые три года проводить перепись мужского населения на своих территориях и подавать сведения в Лифаньюань (ст. 61, 90 и 100). Особая статья рассматривала «проявления храбрости и трусости в бою» монгольскими князьями, за которые были предусмотрены награды или меры наказаний (ст. 133, 146). Значительная часть законов «Цааджин бичиг» посвящена гражданскому и уголовному праву, определению мер наказаний, которые в дальнейшем были детализированы и ужесточены законами «Лифанъюанъ цзэли» 1789 и 1818 г. Таким образом, территория Монголии и ее население, после вхождения в состав Цинской империи, оказалась под юрисдикцией Цинского государства, которое установило специальное законодательство для управления монгольскими делами в виде «Монгольского уложения». Как установил С. Д. Дылыков, основой маньчжурских вариантов «Монгольского уложения» разных лет стали измененные и дополненные маньчжурами правовые обычаи монголов (62,13).

Императором, как верховным правителем монголов богдыханом, устанавливался особый порядок присвоения монгольским князьям титулов и званий, назначения на должности, определяя при этом их права и обязанности перед двором в соответствии с полученным титулом (с. 101−104).

Особые отношения между императорским двором (маньчжурской знатью) и монгольскими князьями устанавливались путем заключения родственных браков. Такая практика, назьшавшаяся «мир, основанный на родстве» хэ цинъ, применялась во внешнеполитической практике и китайских династий (51,22) и их северных кочевых соседей (киданей, монголов, маньчжуров). Более сильная сторона, занимавшая главенствующее положение, закрепляла его с помощью хэ цинъ, выдавая замуж своих принцесс, тем самым утверждая свое старшинство (51,23).

Маньчжурская сторона широко использовала подобную практику, что привело к образованию особой категории приближенных императорскому трону — монгольских князей эфу (зятья императора), привилегии которых в зависимости от статуса маньчжурской принцессы оговаривались специальными статьями закона (6,110−112). По подсчетам китайских историков, со времени правления Нурхаци до периода правления императора Хун Ли было около 100 эфу различного ранга практически из всех аймаков и сеймов Монголии (146, 223).

Другим способом укрепления «мира, основанного на родстве» стала практика «воспитания при дворе» цзяоян в качестве заложников младших сыновей монгольских князей. По указу императора Инь Чжэна (девиз правления Юнчжэнь) с 1731 года все сыновья монгольских князей с 15-летнего возраста должны были прибывать в Пекин и находиться на обучении, где к ним присматривались и из их числа подбирались кандидатуры в «зятья императора» (146,225). В биографии монгольского тайчжи и цинского сановника Баньди, данной в Приложении v, как раз упоминается, что он учился с детства в императорской школе для детей высших чинов из знаменных войск. В дипломатической практике Китая это явление называлось «воспитанием при дворе чужеземца» и в период правления династии Цин получила широкое распространение именно в практике отношений с монгольскими князьями. Различные дворцовые службы следили за подобающим воспитанием и образованием наследников монгольских князей, подбирали и устраивали браки между маньчжурами и монголами. Как объясняет историк Чжан Дэцзэ, эти браки образно назывались «из дворца» пикай чаотин, когда дочери императоры выдавались замуж за монгольских князей, и «во дворец» цзин чаотин, когда монгольские княжны выдавались замуж за маньчжуров (146,225).

Таким образом, цинский император, обладая титулом верховного правителя монгольских племен (богдо-хан), что подкреплялось обладанием печати юаньских императоров и кровнородственными связями с практические со всеми монгольскими родами, служил главной фигурой в управлении высшей монгольской аристократией и являлся полновластным иерархом над всеми монголами, что нашло отражение в маньчжурском законодательстве. Управление обширными монгольскими землями, многочисленными монгольскими родами император осуществлял посредством специально созданного учреждения Лифаньюань (Палата по управлению вассальными землями). В организации работы Лифаньюань по управлению Монголией маньчжуро-китайская дипломатия получила свое дальнейшее применение, что в дальнейшем послужило основой для формирования аппарата управления другими «вассальными народами» в Цинхае, Тибете, Джунгарии, Восточном Туркестане.

2. Лифапъюань как главный государственный механизм в системе управления вассальными землями После провозглашения династии Цин всекитайской в 1644 г., большая часть государственных учреждений формируется по китайскому образцу, но было и немало отличий, отражавших особенности пинского правления и взаимоотношений с соседями. К числу нововведений в системе государственного устройства Цинской империи относится и Лифаньюань (Палата по делам вассальных владений).

Палата по делам вассальных владений была образована в 1638 году наряду с другими центральными учреждениями маньчжурского государства: тремя Палатами (санъ юань), шестью приказами (лю бу) и Палатой цензоров (Дучаюанъ) (63, 153). Палата была создана на основе ранее существовавшего Монгольского приказа (Мэнгу ямэн), образованного в 1636 году после провозглашения новой династии Дай Цин. Появление этого учреждения в ранний период существования маньчжурского государства может служить подтверждением того, сколь серьезное значение имели в истории маньчжуров отношения с различными монгольскими княжествами. По мнению И. С. Ермаченко, эфу подразделялись на 7 категорий. необходимость реорганизации Монгольского приказа в Лифаньюань была связана с увеличением трудностей в деле управления присоединенным к Дай Цинской империи населением Южной Монголии (64,161). Северная Монголия, включенная в состав Цинской империи в конце XVII века, также перешла в ведение Лифаньюань.

Согласно императорскому указу, изданному при создании Лифаньюань в 1638 г., новому ведомству надлежало «издавать законы, обязательные к исполнению на внешних вассальных территориях, устанавливать порядок наследования титулов и достоинств тамошних правителей, заведовать выдачей им кормового содержания, утверждать правила их приезда ко двору на новогоднюю высочайшую аудиенцию, а равно и на аудиенцию в летнем императорском дворце, определять порядок принесения сими правителями дани, устанавливать правила сбора сеймов правителями внешних вассальных территорий, упорядочивать в тех местах судопроизводство» (пит. по 94, 195).

В своей деятельности Палата руководствовалась специальным Уложением Лифаньюань цзэли, которое наряду с Уложениями других ведомств империи входило в основной свод законов Цинской династии СДа Цин хуэй-дянъ"). В соответствии с традиционной китайской внешнеполитической доктриной, рассматривающей особую мироустроительную роль императора в преобразовании «варваров», девиз Палаты, начертанный императором Инь Чжэнем (девиз правления Юнчжэн с 1723 -1735 гг.) на «Уложении» Палаты, гласил^сюанъ хуа ся фанъ «, что можно перевести как «Распространять преобразующее влияние на дальние земли» (147,2). В соответствии с установленным пинским двором порядку регулярного пересмотра (раз в 5−10 лет) и исправления законодательства главных ведомств империи, «Уложение» Палаты периодически дополнялось и фиксировало эволюцию цинского законодательства и изменении политики маньчжурского двора в Монголии, а затем и на других вассальных землях. До сих пор не решен вопрос о датировке различных изданий «Уложения». Первым российским и европейским исследователем, обратившимся к «Лифаньюань цзэли» стал Н. Я. Бичурин (Иакинф). Известны его переводы с китайского на русский язык больших фрагментов первого варианта «Уложения», составленного в 1789 г., вошедших в часть его трудов о Монголии. Перевод полного текста «Лифаньюань цзэли» с маньчжурского оригинала на русский, сделанный СВ. Липовцовым, относится ко второму изданию «Уложения», которое согласно указу императора Юн Яня (девиз правления Цзяцин с 1796 по 1820 гг.), было начато в 1812 г., а завершено и опубликовано в 1818 г. Не найдя логической связи в компоновке 526 статей в 67 цзюанях по темам и содержанию в маньчжурском подлиннике, СВ. Липовцов расположил их в следующем порядке. Часть первая: Устройство Лифаньюань. Во вторую часть вошли «Уложение гражданское, Устав Воинский и Почтовое Правление, Уложение Уголовное, Постановления о духовенстве ламского исповедания, Постановления о Тибете и Сношения с Россиею» (20, Предисловие, xi).

Структура Лифаньюань и функции основных подразделений.

Структура Лифаньюань и штатный состав сложились не сразу. В «Лифаньюань цзэли» (35, цзюань тунли), «Уложении Палаты» (20), справочнике И. С. Бруннерта и В. В. Гагельстрома (45) приводятся перечни чинов, составлявших штат Лифаньюань в разные годы. Китайские авторы (Чжан Дацзэ и др. (129,11−12)) приводит сведения о самом раннем периоде этого ведомства. Если в 1638 году штат служащих состоял из управляющего чэнчжэна, 2-х помощников в ранге цанъчжэн, 8-ми помощников управляющего делами (фу лишигуанъ) и 1-го внештатного советника (цисинълан), то с 1644 г. Лифаньюань стал руководить министр в ранге шаншу, статус Палаты был приравнен к шести министерствам, расширены полномочия и увеличено число сотрудников, добавлены должности делопроизводителей (тачжуши), заведующих канцелярией сыу, помощников фуши, писарей битеши (143, 145).

Согласно тексту «Лифаньюань цзэли» (35, цзюань туши9), который мы отнесли к варианту 1818 г. или более позднего периода (из-за упоминания в тексте приезда на аудиенцию представителей четырех родов непальских гурков, принявших вассалитет в 1792 г.), состав руководящих должностей представлен в последующей очередности: «дачэнъ, „курирующий дела“ [Лифаньюань] (или „первый министр“ в переводе С. Липовцова (20, т.1, V), шаншу (министр или „председатель“), три ишлана (заместители или „советники“) из них эвай мэнгу шилан (сверхштатный советник) избирается из монгольских князей» (там же).

Следующий уровень — начальники отделений ланчжуни и их заместители — помощники юанъвайланы. При ланчжуне, ведавшем отделением императорских родственников (цзунши) был один юанъвайлан, трем манъчжу ланчжунам (в маньчжурском отделении — Н.С.) полагался штат из 11 помощников, восемь мэнгу ланчжунов (в монгольском отделенииН.С.) имели 24 юанъвайлана. Эти чиновники прикомандировывались в штат Лифаньюань из Министерства чинов (Либу). Делопроизводители чжупии распределялись следующим образом: четыре чжуши при маньчжурском отделении, одиннадцать чжуши в монгольском отделении, один чжуши занимается делами китайских знаменных войск, один казначей сыку, по одному начальнику канцелярии сыу в монгольское и маньчжурское отделения (35, цзюань тунли, лист 1−3).

Другой многочисленный отряд чиновников более мелкого ранга был представлен письмоводителями-секретарями битеши. В монгольском и маньчжурском отделениях было по 38 и 55 битеши. Дополнительно — «тунли» можно перевести как «общие положения», «правила». Битеши Лифаньюань направлялись по два человека по 8 монгольским знаменам, всего 16. (35, цзюань тунли, лист 1−3).

По данным Чжан Дацзэ, общее количество сотрудников к середине XVII в. было 198 человек, кроме них были курьеры, многочисленные охранники и т. д., числом более 140 служащих (143, 145). У П. Ч. Ся также без указания точного времени говорится, что «в Лифаньюань было 65 маньчжуров, 90 монголов, 7 китайцев из знаменных» (109, 323). Численность сотрудников не была строго фиксированной, и поэтому разные авторы назьшают разные цифры. К тому же, существовала практика временного командирования (сроком на год и более) чиновников из других ведомств в Лифаньюань, таких как Либу (Министерство чинов), Цензорат (Дучаюанъ) и т. д. (143, 155). Тем более что в период династии Цин ''" практика двойного, а иногда и тройного совмещения должностей, была очень распространенной" (109,400).

Особенностью этого учреждения и ее кадрового состава являлось, то, что почти весь личный состав набирался из маньчжуров и монголов, в отличие от других ведомств государственной администрации, где все должности были разделены между маньчжурами и китайцами. По данным П. Ч. Ся, по количеству «монголы занимали больше должностей, чем их завоеватели». Но в действительности, все ключевые посты, такие как шаншу (министр), заместители министра, главы управлений и переводческих бюро, были в руках маньчжуров. Только один заместитель министра, названный сверхштатным советником назначался из монгольских князей. Фактически, по мнению П. Ч. Ся, «та должность была своеобразной наживкой для подчинения монголов, и сверхштатный советник больше играл роль консультанта и советника по монгольским делам, нежели участвовал в выработке политики по отношению к монголам. Китайцы из числа знаменных исполняли лишь мелкие обязанности на должностях переводчиков, канцелярских переписчиков и т. д.» (109, 324).

Все монголы, принимавшиеся в штат рядовыми сотрудниками, выбирались из числа родовой знаменной знати. В привлечении к управлению (хотя бы номинальному) представителей монгольской знати выражалась особая политика Цинского двора в отношении монголов, их привилегированному положению среди других вассалов империи.

Сведения о первоначальной структуре Лифаньюань сообщаются китайскими историками (143,144). Структура Лифаньюань в 1661 г. состояла из 4-х основных отделов (управлений):

Управление по «зачислению на службу и записи заслуг» (лу сюнъ);

Управление по приему гостей (бинъ кэ);

Управление «умиротворенных окраин» (жоуюанъ);

Управление судебных дел (ли син).

По данным Чжан Дэцзэ и Чжао Юньтяня реорганизации структуры проходили довольно часто: в 1699, 1723, 1751, 1757,1764 и 1768 гг. (143,144;144,60), и со 2-й половины XVIII в. структура Палаты состояла из следующих служб:10.

Управление Внутренней Монголии (цицзи сы) Управление по приему владетелей Внутренней Монголии (ванхуэй СВ. Липовцов в переводе «Уложения Китайской Палаты Внешних сношений» (20) дал такую же структуру, но не снабдил названия Управлений переводом на русский язык. Перевод иероглифических названий в соответствии с порядковыми номерами Управлений следующий:

Реестры знаменных войск.

Организация аудиенции при дворе.

Инспекция вассалов.

Умиротворение окраин.

Подношения с окраин.

Судебные дела.

Управление Внешней Монголии и Джунгарии (дянъшу сы) Управление по приему владетелей Внешней Монголии (жоуюанъ сы) Управление Восточного Туркестана (лайюанъ сы) Управление Судебных дел {лисин сы) Конкретно о характере обязанностей Лифаньюань можно судить, познакомившись с кругом обязанностей основных подразделений в соответствии с «Уложением Палаты» (20) и некоторыми сведениями, приведенными в исследованиях китайских авторов, обязанности основных подразделений выглядят в следующем виде:

1. Управление Внутренней Монголии (цицзи сы) занималось делами.

знаменных войск и дзасаков, возглавлявших 47 хошунов Южной.

Монголии, и делами «амурских народов» (народов Дунбэя) (143, 147).

Управление давало рекомендации для награждения императором рядовых.

дзасаков княжескими титулами чжэнго гун, фуго гун (монг. тушету-гун и.

тусалакчи-гун) и тайчжи разных степеней. Чиновники этого Управления.

должны были присутствовать на съездах (сеймах) знаменных войск Южной.

Монголии, налаживать управление почтовыми станциями и почтовыми.

трактами на дорогах Южной Монголии. Обучать секретарей дзасаков вести.

списки казенных повинностей, составляли ежегодные отчеты для.

Лифаньюань. Управление имело 27 служащих (143, 147).

2. Управление по приему владетелей Внутренней Монголии.

(ванхуэй сы) было сформировано в 1757 году на основе Управления по приему гостей (бинъ кэ), занималось только делами высшей знати Южной Монголии в ранге цинъван, цзюнъван, бэйлэ, бэйсэ, а также императорскими зятьями эфу из их числа. Управление устанавливало порядок и размеры выплаты жалованья дзасакам: например, цинъваны (обладатель высшего княжеского титула) получали 2 тысячи 500 лянов серебра и 40 кусков ткани в год, а тайчжи (обладатели низшего княжеского титул) получали 100 лянов и 4 куска ткани. Выплаты на содержание и подарки в соответствии с княжеским рангом эфу полагались и маньчжурским принцессам, живущим в Южной Монголии. Они получали в два раза меньше, чем их мужья (супруга цинъвана получала 40 лянов серебра и 5 отрезов на платье) и могли приезжать ко двору раз в 10 лет. Управление составляло списки приезда ко двору с ежегодной аудиенцией (нянъбанъ) хошунных правителей Южной Монголии, занималось оповещением, сбором приглашенных на аудиенцию. Привозимые дары должны были соответствовать определенным требованиям качества и количества, распространенным Лифаньюань, в соответствии с рангом. Любопытно, что гости сами должны были привозить еду и питье на императорскую аудиенцию. Как пишет Н. Я. Бичурин: «Л столы, баранов и вино обязаны князья доставить. Князья 1-ой и 2-ой степени должны представить по три, князья 3−1 и 4-й степени по два, а прочие князья по одному барану. Недостающее число Обрядовая Палата (ЛибуН.С.) поставляет» (2,323). Управление вместе с прикомандированным чиновником Министерства церемоний (Либу) также занималось обучением князей церемониалу и ритуалу приема с указанием точного расположения на аудиенции. Н. Я. Бичурин на основе «Да Цин хуэй-дянъ» дает расположение гостей во время аудиенции (2,398−398), где указаны столы для монгольских князей в соответствии с их рангом. В «Уложении» Палаты строго оговаривалась церемониальная одежда, порядок представления наследников монгольских князей трону, правила пиршества с перечнем подобающей музыки и стихов (20, 227). На аудиенции дзасакам полагалось держать знаменный флаг, печать и грамоту, выданные императором при назначении на должность. Срок пребывания в столице был строго ограничен, по получении подарка от императора предписывалось покинуть столицу и отправиться в свои кочевья. Количество служащих Управления -24 человека (143,146).

3. Управление Внешней Монголии и Джунгарии (дяныиу сы) соответственно занималось делами Северной Монголии, Цинхая и Джунгарии, территории которых были отнесены к «внешним» хошунам, которые были объединены ВІЗ знамен. По тексту «'Лифанъюанъ грэли», данное управление устанавливает порядок «приезда ко двору ханов, ванов торгоутов и тумэтов из Цинхая, Тибета и тайчжи [от] четырех родов непальских гурка. Вручает им дары по установленному списку» (35, цзюань тунли, часть вторая, 5). Непальские гурки, ставшие данниками китайского императора в 1792 г., из-за отдаленности проживания должны могли прибывать на аудиенцию раз в 5 лет. В обязанности данного Управления также входило ''выплачивать серебром расходы на платье, еду русским ламамстудентам (т.е. студентам Русской духовной миссии в ПекинеН.С.), приехавших в Пекин", «направлять [чиновников] сыюаней (монг. цзаргучеиН.С.), битеиш на смену в [канцелярии] в Ургу, Кяхту, Тибет, Синин, Кобдо, Улясутай». Управление выдавало разрешения синпяо жителям внутренних земель Китая (в основном это были торговцы), следующим в Улясутай, на пересечение границы между «внутренними» и «внешними» хошунами. Торговцы подавали прошение с указанием места назначения, временем планируемого отправления и возвращения, перечнем наименований и количества товара для обложения налогом, количеством сопровождающих караван поименно. При прибытии на место назначения, было необходимо зарегистрироваться в местной администрации, получить печать на синпяо, который затем предъявлялся пограничным пикетам при пересечении караулов на границе между хошунами. Управление также «управляет делами восьми чахарских знамен, [делами] монгольских студентов гоцзыцзянъ из [их] кочевий, приемом Далай-ламы и Панчен-ламы [в случае] приезда [в столицу^» (35, цзюань туши, часть вторая, 6). В «Уложении Лифаньюань» в переводе С. В. Липовцова (20) к этому Управлению отнесены дела, связанные с ламами и хубилганами (хофо) в Монголии и Тибете. Маньчжурские императоры, обладая титулом «Наивысший, великий властитель, владыка Неба, бодхисатва» (118,116), дарованным Далай-ламой, наделяли лам особой функцией «смирять и преобразовать варварские нравы фанъцев» (11, 59−60), чтобы стабилизировать монголов и тибетцев. Поэтому ламы рассматривались пинским двором как чиновники на императорской службе, обязанности которых были расписаны в Постановлениях «О духовенстве дамского исповедания» в «Уложении» Лифаньюань (20, т.2, 177−240). В соответствии с «Уложением», Управление составляло списки лам по следующим группам: ламы проживавшие в столице и в Маньчжурии; живущие в приграничных районах Ганьсу и Сычуани; ламы Северной и Южной Монголии; ламы, проживавшие в Тибете, выплачивало жалованье высшему духовенству Монголии (настоятелям монастырей), определяло порядок приезда ко двору с местными дарами раз в год. Так, ламы монастырей на горе Утайшань должны были присылать ко двору грибы (20, т.2, 187−199). «Уложение» предусматривало особо почтительное обращение с буддийскими иерархами Тибета (Далай-ламой, Панчен-ламой) и Монголии (Джебзун дамба хутухта). Новшеством «Уложения» 1818 г. был введенный порядок избрания «перерожденцев» (хутухт) Монголии и Тибета во избежание распрей среди сторонников того или иного кандидата (20, т.2, 205−206). В переводе Н. Я. Бичурина избрание кандидатов происходило по следующим правилам: «О выборе хутухт в Уложении Палаты Внешних Сношений (отрывок из „Уложения“ Лифаньюань 1818 г. — Н.С.) сказано: да будет известно всем монголам и прочим народам, исповедующим ламайскую веру, что имеющие право доносить о смерти какого-либо хутухты с объявлением места его возрождения отнюдь не должны указывать на родившихся в то время детей мужского пола как в семействах, соединенных родством с Далай-ламами или Банъченем-эрдэни, так и на сыновей и внуков монгольских князей и тайцзи, управляющих дивизиями, в противном случае подвергаются за сие строжайшей ответственности. Дозволяется только указывать на сие строжайшей ответственности. Дозволяется только указывать на сыновей тайцзи, которые никаких общественных должностей не отправляют, или на сыновей простых монголов и тунгутов и объявить, что умерший возродился или сделался хубилганом в таком-то семействе» (1,383). Управление состояло из 25 человек (143,147).

4. Управление по приему владетелей Внешней Монголии {жоуюанъ сы) было создано в 1661 году, состояло из 21 чиновника, и занималось делами высшей знати Северной Монголии в ранге цинъван, цзюнъван, бэйлэ, бэйсэ, а также императорскими зятьями эфу из их числа; определяло порядок приезда князей (ежегодно) и лам (раз в пять лет) ко двору и устройство аудиенции. В целом, круг обязанностей этого управления схож с обязанностями Управления по приему владетелей Внутренней Монголии. В «Лифаньюань цзэли» (35 цзюань тунли, 25) прописано, что «[Управление] жоуюанъ сы направляет новых чиновников [на места] выслуживших срочную службу в Ургу, Кяхту, Тибет, Синин, Улясутай, Кобдо» с уточнением, что «три [чиновника в ранге] линцуй направляются к ургинскому баньши дачэню [заниматься] делами торгового народа, по одному [чиновнику] линцуй направлять в ургинский ямэн заниматься делами канцелярии, другого направлять в Кяхтинский ямэн, всех сменять раз в три года. [Кяхтинский линцуй] сопровождает вместе с одним битеиш караван с российскими ламами — учениками (т.е. студентами Православной миссии в ПекинеН.С.), [который следует]раз в 10лет от Кяхты до Пекина и обратно (35, цзюань тунли, 25).

Обязанности, связанные с тибетскими делами до 1757 г., также находились в ведении этого управления наряду с «Управлением Внешней Монголии и Джунгарии» (139,358). Управление определяло размеры жалованья министрам (колунам) Тибетского правительства (кашага) и ламам (членам кашага). По сведениям, приводимым Я Ханьчжаном, в конце XVIII в. связи с подчинением Тибета Цинскому правительству было «создано ещё три приказа (ши у): приказ по делам непальских гурков, приказ по делам ойратов, приказ по тибетским делам» (95, 358).

З.Упраелепие Восточного Туркестана (лайюанъ сы) учреждено в 1761 году после завоевания Восточного Туркестана в конце 50-х гг. XVIII в., и занималось делами мусульманских народов и фальцев из тибетской области Кам (область Цзиньчунь на севере провинции Сычуань), которые административно не подчинялись Далай-ламе и Панчен-ламе. Чжан Дэцзэ добавляет, что управлением этой областью (Цзиньчуань) осуществлялось совместно с Военным министерством Бинбу (143, 152). Вероятно, это объяснялось тем, что население Цзиньчуани оказало упорное сопротивление цинским войскам и, фактически, в течение 5 лет пинские войска не могли подчинить население этой области. После подавления, фаньцам области Кам полагалось привозить дань раз в 6 лет. Чиновники Управления принимали ежегодные отчеты императорских наместников «в Илийской, Тарбагатайской областях» о количестве возведенных в чиновничий ранг офицеров из монгольских знамен и беков из местного населения, сведения о временно и на постоянно прикочевавших и откочевавших родах и семействах, количестве вернувшихся пленных и перебежчиков, сведения о закупке скота у казахов, подарках наместникам от торгутов (20, т. 1,73). Управление командировала одного из своих чиновников на 3 года в канцелярию илийского цзянцзюня в качестве помощника.

Управление ведало вопросами приема владетелей из 6 городов Восточного Туркестана (Кашгара, Яркенда, Аксу, Хотанан, Куча). Им полагалось раз в 6 лет приезжать на аудиенцию в Пекин (1,310). Дань, привозимая ими, состояла в золоте, кишмише, нефрите. Посольства препровождались в Пекин в сопровождении военного эскорта, предоставляемого илийским цзянцзюнем.

б.Упраеление Судебных дел было образовано в 1661 г., в штате было 17 человек. Управление ведало всеми судебно-уголовными делами на вассальных землях на основе статей специального «Уголовного уложения», входившего в состав «Лифанъюанъ цзэли» (20,т.2, 75−175) и предусмотренного для внешних вассалов. Китайцев, замешанных в преступлении на фаньских окраинах, препровождали во «внутренние провинции» Китая, где их судили по статьям «Уложения Палаты Уголовной» (Синбу цзэли) и их дела не рассматривались в Лифаньюань Отдельно существовали «Мусульманские уложения» со статьями уголовных наказаний и «Уголовный кодекса для жителей округа Синин» с подробным перечнем штрафов и наказаний за различные преступления (124, 288).

Уголовное законодательство «Лифаньюань цзэли» для монголов основывалось на «Монгольских уложениях», принятыми маньчжурами в разные годы, таких как «Цааджин бичиг» 1696 г. первый официальный свод маньчжурских законов для монголов, подготовленный в Лифаньюань (22,8). 112 статей из 152 статей «Цааджин бичиг» вошли в состав «Лифаньюань цзэли» 1789 г. (21,13 и 22,9). Статьи более позднего сборника монгольских законов «Халха Джирум», состоящие из 24 законоположений, принятых на съездах (сеймах) монгольских князей Северной Монголии с 1709 по 1770 гг. затем также с некоторой корректировкой вошли в Уложение Лифаньюань.

Многие статьи, вошедшие в состав «Халха-Джирум», по мнению С. Д. Дылыкова, принимались на сеймах для того, чтобы помогать внедрять законы «Лифаньюань цзэли» и распространять новое судопроизводств во всех аймаках Северной Монголии (62, 121−122), так как статьи «Халха-Джирум» более доходчиво расписывали новые положения «Лифаньюань цзэли» для сеймовых старшин. Исходя из этого тезиса можно предположить, что чиновники Управления Судебных дел с помощью наместников в Монголии инициировали принятие тех или иных положений для адаптирования законов, уже прописанных в «Лифаньюань цзэли». Это предположение подтверждает следующий отрывок из Закона 1746 г. из «Халха-Джирум», принятого на съезде в Урге при участии Дзасакту хана, Цэцэн-хана, председателя сейма да цинъвана Дэчинджаба, цинъвана Эринчиндорджи, помощника цзянъцзюня Шицзы, трех секретарей цзянцзюня в ранге цинъвана, бэилэ и гуна. Завершающая статья этого закона предписывала «Кроме того, договорились впредь по всем другим делам руководствоваться государевым уложением всех четырех аймаках в одинаковой мере» (19,43). Напомним, что при сеймовых обсуждениях обычно присутствовал чиновник Лифаньюань. По мнению исследователей истории Монголии, многие судебные дела в Монголии вплоть до 1919 г., а в Шабинском ведомстве ургинского Богдо-гэгэна до 1925 г., решались в основном по законам «Халха-Джирум» и «Их цааз» (22,13).

Сравнение монгольских законов первого и второго вариантов «Лифаньюань цзэли» (1789 и 1818 гг.) позволило С. Д. Дылыкову прийти к выводу, что «отличительной особенностью [второго варианта] стало уэюесточение системы наказаний» ^!, 121−122): появились наказания за преступления против религии, монастырям запрещалось иметь больше лам, чем положено по штату, утвержденному в Лифаньюань. Этот же вывод был сделан А. В. Поповым, что многие законы были ужесточены по сравнению с положениями предыдущих изданий «Уложения» Лифаньюань. Например, ужесточены наказания за самовольную распашку пастбищ в Монголии, переработке подверглись законы о составлении в Монголии подушных списков рекрутов, установлены более строгие наказания за утайку и самовольную продажу князьям и чиновникам рекрутов, подлежащих ежегодной воинской переписи (90, 207). Что, в общем, отражает ужесточение цинского законодательства в управлении Монголией.

Представитель Управления Судебных дел обычно состоял в штате пинских наместников в Монголии и Тибете, где на месте проводились судебные расследования. В Палату докладывали лишь о самых серьезных преступлениях, которые затем рассматривались совместно с Ревизионной Палатой (Далисы), Цензоратом (Дучаюанъ) и Министерством наказаний (Синбу).

Такова краткая характеристика основных Управлений Лифаньюань, которые представляли основные направления деятельности Палаты на подведомственных территориях и имели свои функциональные обязанности, прописанные в «Лифаньюань цзэли». В помощь этим Управлениям также существовали вспомогательные службы (143, 155−160), обеспечивавшие функционирование Лифаньюань:

1) Канцелярия и Архив вели регистрацию всей корреспонденции, отвечали за хранение документации и печати Палаты. Согласно ведомственныминструкциям, чиновникам Лифаньюань полагалось устанавливать круглосуточное дежурство для приема и обработки документов.

Казначейство и Контрольное отделение вели контроль за расходованием финансов Палаты, выдавали «столовые» деньги для прибывших в столицу на высочайшую аудиенцию, выдавали жалование владетельных князьям и прочим чиновникам, ответные дары от имени императора серебром и тканью. Отчет по расходованию серебра и ткани составлялся ежемесячно.

Маньчжурское переводческое отделение осуществляло перевод на маньчжурский всей документации, редактирование докладов трону (цзоу чжэ) и других документов, подготовленных в Лифаньюань. Так, грамота, привезенная Е. Перфильевым и С. Аблиным в 1660 г., имела следующую пометку Палаты, характерную для китаецентристского отношения к вассалам: «В грамоте белый царь не соблюдает нашего календаря, многие выражения непочтительны» (14,110). А грамота, привезенная Н. Г. Спафарием в 1676 г. для императора от русского царя и переданная в Лифаньюань, после перевода на маньчжурский язык звучала как «набор извинений и просьб от низшего к высшему» (14, 149). Как видно из примеров, все поступавшие документы переводились и редактировались в «соответствующей» манере обращения к императору от данника. Во главе отделения был маньчжур, заместителями назначались три монгола. В функции отделения входило составление личных дел и досье всех сотрудников ведомства, предоставление рекомендации в случае назначения на должность и аудиенции у императора (инъцзянъ), составление поручений командируемым чиновникам. Палата направляла своих сотрудников либо в составе гарнизонных войск, либо в свиту военного наместника, как правило, в качестве секретаря или делопроизводителя. Такая командировка называлась «цю паи» (высочайше назначенная поездка).

4) Монгольское переводческое отделение и китайское переводческое.

отделение осуществляли перевод документации на китайский язык и хранение документов. Внутри китайского отделения имелось монгольское переводческое отделение, где документы соответственно переводились на монгольский язык. Во главе отделения стоял маньчжур, заместитель — китаец из числа китайских знаменных войск, 7 писцов маньчжуров и 6 писцов китайцев.

5) Внутреннее и Внешнее подворья были предназначены для прибывших.

из «внешних» и «внутренних» хошунов. При каждом подворье состоял чиновник-комендант (цзянду), под началом которого состояло 10 чиновников, которые организовывали прием и размещение гостей. Комендантами прикомандировывались служащие шести центральных министерств сроком на год. При каждом подворье стоял отряд охраны и сопровождения из знаменных войск во главе с офицером дзангином.