Образ Сталина в общественном мнении Восточной Германии: 1945-1956 годы

Прекращение существования социалистического лагеря вызвало всплеск интереса к логике функционирования обществ советского типа. Роспуск Совета экономической взаимопомощи (28 июня 1991 г.), упразднение Организации Варшавского договора (1 июля 1991 г.) и распад СССР (8 декабря 1991 г.) казалось поставили точку в истории социалистического эксперимента. Однако комплекс проблем, доставшихся в наследство от той эпохи, продолжает до настоящего времени оказывать влияние на мировые интеграционные процессы и формирование нового миропорядка. В свете актуальных дискуссий о политических, экономических и, прежде всего, культурных или ментальных составляющих социалистического пространства проблематика образа Сталина приобретает новые ракурсы исследования. Изучение аспектов интегрирующего потенциала образа «вождя», приемы антикризисного менеджмента диктатур, методы управления общественными настроениями и производства социального консенсуса способствуют пониманию феномена харизматического «вождя» и представлений о власти в целом.

Одной из интенсивно развивающихся исследовательских тенденций последних лет является рассмотрение сталинизма в качестве культурного феномена, определившего ментальность, то есть мышление и мировосприятие, ценности и ориентиры, в обществах советского типа. В данном контексте образ Сталина может быть рассмотрен в качестве одного из центральных символических каналов трансляции социалистической картины мира от государства населению. Изучение образа Сталина, с одной стороны, позволяет определить формы, методы и средства идеологического конструирования социалистического содружества от центра к периферии, с другой стороны, предоставляет возможность проанализировать образ советского лидера с учетом национальных особенностей.

В контексте новой политической истории' образ Сталина предстает знаком и символом социалистической власти, легитимация которой происходила в коммуникативном процессе противостояния, конкуренции и диалога господствующей элиты с обществом. Кроме того, исследование пропаганды и восприятия советского лидера населением вызывает чрезвычайный интерес с точки зрения понимания специфики процессов советизации в странах Центральной и Восточной Европы, в которых культ Сталина стал неотъемлемым атрибутом властных и общественных отношений.

Уникальный и одновременно трагичный пример феномена «вождя» представляет собой история современной Германии, для политической культуры которой характерны сильные традиции харизматического лидерства2. Опасность данной тенденции была доказана двойным преодолением тоталитарного прошлого немцами: режима НСДАП в Третьем Рейхе и режима СЕПГ в ГДР. Ключевую роль в легитимации указанных выше диктатур, мобилизации и интеграции общества сыграл харизматический «вождь», ставший в обоих случаях ядром нового политического порядка. Особенно интересным представляется анализ стратегий дистанцирования и легитимации одного тоталитарного режима за счет другого с использованием образа советского руководителя.

Интеграция чужого советского вождя в немецкую реальность открывает перспективы анализа образа Сталина с позиций истории межкультурного диалога3. Вопросы экспорта советского мифа «вождя» в Восточную Германию, проблемы адаптации и социального восприятия призваны анатомировать как структуру властных отношений, так и феномен социалистического общества в широком спектре мнений и поведенческих практик социальных акторов. Пример ГДР вдвойне интересен тем, что государство восточных немцев оказалось на границе противостояния двух систем — капитализма и.

1 Frevert U" Haupt H.-G. (Hg.), Neue Politikgeschichte. Perspektiven einer historischen Politikforschung. Frankfurt/New York, 2005; Gusy Ch., Haupt H.-G. (Hg.), Inklusion und Partizipation. Politische Kommunikation im historischen Wandel. Frankfort/New York, 2005.

2 Moller F. (Hg.), Charismatische Fllhrer der deutschen Nation. MUnchen, 2004.

3 Dinges M. Neue Kulturgeschichte. In: Kompass der Geschichtswissenschaft: ein Handbuch/Hrsg. von Joachim Eibach und GUnter Lottes. Gttttingen, 2002. S. 179−192. социализма. При этом ГДР была отведена роль «форпоста и витрины социализма» в Европе. Следовательно, Сталин стал для восточных немцев одним из центральных символов-защитников и своеобразным «лицом» социализма, посредством которого в официальном дискурсе компенсировался недостаток национальной идентичности и дефицит германской государственности.

Исследование структуры и компонентов мифа «вождя» представляет большой интерес для России, в которой персона Сталина на сегодняшний день пользуется популярностью среди населения4. Поэтому обращение к механизмам работы аппарата пропаганды и процессам становления общества массовой культуры призвано способствовать демифологизации «вождя». Кроме того, анализ культа советского руководителя как явления международного масштаба, охватывавшего как бывшие «страны социализма», так и западные демократические государства с сильным коммунистическим движением, предлагает компаративистские перспективы изучения.

Объектом настоящего исследования является образ Сталина в общественном мнении Восточной Германиипредметом выступает комплекс вопросов, связанных с динамикой пропаганды образа «вождя», а также эволюцией восприятия официального мнения о Сталине политической элитой и социальными акторами.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1945 по 1956 годы. Целесообразно выделить три этапа развития официального знания о Сталине. Первый из них охватывает отрезок с 1945 по 1949 годы и связан с утверждением образа советского руководителя в Восточной Германии. Данный период характеризуется падением режима Третьего Рейха, приходом к.

4 Согласно опросам общественного мнения, на сегодняшний день Сталин входит в тройку личностей-символов Российского государства, а личность «вождя» позитивно оценивается около 50 процентами респондентов. Для сравнения: на волне перестройки Сталин мог едва набрать 15 процентов в ряду великих личностей всех времен и народов. Имя Сталина упоминалось после Ленина (68%), Маркса (36,2%), Петра Великого (31,9%), Пушкина (21,0%) и Ломоносова (16,1%) (1989 г.). См.: Аргументы и факты, № 43, 2004. С. 15- Дубин Б. Вождь — образ и символ — в российском общественном мнении последнего десятилетия// http://www.izvestia.ru/person/article30933 (06.03.2003) — Он же. Сталин и другие: фигуры высшей власти в общественном мнении современной PoccHH//http://polit.ru/docs/585 074.html (26.02.2003) — Lehmann I. Die deutsche Vereinigung von auBen gesehen. Angst, Bedenken und Erwartungen. Frankfurt a.M., 2001. S. 400. власти немецких коммунистов и началом советской оккупационной политики, которая привела к постепенной сталинизации социально-политических сфер жизни общества и утверждению культа Сталина. Период с 1949 по 1956 годы можно назвать апофеозом культа «вождя» в ГДР. Сюжеты семидесятилетнего юбилея «вождя» и траурных церемоний в связи со смертью Сталина стали главными катализаторами в развитии образа советского лидера. Выбор верхней границы исследования был обусловлен началом первой гласной волны десталинизации, стимулом к которой послужил секретный доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС. Публичные разоблачения Сталина привели к партийно-государственной и общественной ревизии образа «лучшего друга немецкого народа» в ГДР и поиску новых интеграционных символов власти.

Территориальные границы работы включают Восточную Германию, а именно: советский сектор Берлина, провинции Мекленбург, Саксония-Ангальт, Бранденбург, а также федеральные земли Саксония и Тюрингия, то есть территории, которые вошли в Советскую оккупационную зону Германии, а впоследствии и в Германскую Демократическую Республику.

Степень разработанности проблемы. Междисциплинарный характер тематики диссертации определил необходимость ознакомления с широким кругом работ, которые условно можно разделить на несколько групп.

В отечественной литературе вопросам формирования и восприятия образа Сталина не уделялось внимания. Преимущественную разработку получили сюжеты биографии и политической деятельности «вождя». После доклада Н. С. Хрущева и вплоть до перестройки образ Сталина в исторической науке практически не изучался и не дискутировался. Прерогатива определения объема знания о Сталине была закреплена за ЦК КПСС, один из секретарей которого Б. Н. Пономарев на заседании политбюро по поводу публикации юбилейной статьи к 90-летию «вождя» заметил: «Это очень сложная фигура — Сталин в истории, и с ним нужно быть осторожным"5. Этого принципа и придерживалась отечественная историческая наука советского периода. Зачастую официальная информация о советском лидере ограничивалась лаконичными и достаточно сухими описаниями в энциклопедических изданиях с перечислением всех должностей, титулов и наград6.

Начало перестройки способствовало росту общественных дискуссий и становлению ревизионистского направления в исследовании образа Сталина7. Работы Д. А. Волкогонова, Р. А. Медведева, А.В. Антонова-Овсеенко, Ф.Д.

Волкова осветили преступную сторону деятельности советского руководителя, в ранее не известную широкой общественности. В этих трудах, основанных на рассекреченных архивных источниках, впервые были представлены факты о роли Сталина в политических репрессиях, о методах борьбы во внутрипартийном руководстве и с оппозицией, о конфликтных взаимоотношениях Ленина и Сталина, стратегических ошибках командования Красной Армией и, в целом, процесс становления культа личности. Исследователей заинтересовали анализ психологического портрета диктатора с его мотивами и фобиями, мировоззрением и системой ценностей, вопросы соотношения и конфликта реальной личности с созданным органами пропаганды мифом. Аспекты взаимоотношений Сталина и Гитлера накануне Второй мировой войны, сравнительное рассмотрение жизни двух диктаторов нашли отражение на страницах исследований историков JI. А. Безыменского, В. Д. Николаева, Г. Л. Розанова9, а также западных историков — А. Буллока10.

3 «В спокойном тоне дать статью». Лидеры партии об оценке Сталина//Источник, 1996, № 4. С. 145−151. Здесь с. 149.

6 Например, см. статьи на имя Сталина в таких изданиях как: Большая советская энциклопедия /Гл. ред. Б. А. Введенский. Т. 40. М., 1957. С. 419−424- Энциклопедический словарь /Гл. ред. Б. А. Введенский. Т. 2. М., 1964.

С. 422- Советская историческая энциклопедия /Гл. ред. Е. М. Жуков. Т. 13. М., 1971. С. 780−785.

7 Подробный анализ дискуссий о сталинизме времен перестройки и постсоветского периода приводится в статье историка М. фон Хагена. См.: Hagen M.v. Stalinism and the politics of post-Soviet history/Stalinism and Nazism: Dictatorships in Comparison. Ed. by Ian Kershaw, Moshe Lewin. Cambridge, 1997. P. 285−310.

Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х книгах. М., 1990; Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Волков Ф. Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992; Антонов-Овсеенко А. В. Сталин без маски. М., 1990; Он же. Театр Иосифа Сталина. М., 1995.

9 Розанов Г. Л. Сталин и Гитлер. Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939;1941 гг. М&bdquo- 1991; Николаев В. Д. Сталин, Гитлер и мы. М., 2002; Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000.

Предание широкой огласке ранее засекреченных тем отечественной истории, ревизия ошибок и критика советской модели общественного развития способствовали началу дискуссии о культе Сталина с философских и антропологических позиций11. Социологи, философы, психологи, историки обозначили спектр центральных проблем происхождения и корней российской традиции культа личности, функционирования машины власти и структуры тоталитарного сознания, взаимосвязи идеологии и пропаганды, ответы на которые на основе архивных материалов еще предстоит найти историкам. В работах JI. Баткина, JI. Гозмана, А. Эткинда, JI. Седова заложены основы социально-психологического измерения образа Сталина, позволившего по-новому подойти к пониманию механизма управления сознанием масс и выработки социального консенсуса в обществах советского типа12.

Изучение механизмов конструирования образа и мифа «вождя» было продолжено в работах израильского слависта М. Вайскопфа, российского историка Е. С. Громова, французского психиатра и психоаналитика Д. Ранкур

Лаферриера. Данные авторы обратились к анализу мировоззрения и психики.

Сталина, повлиявших на реальную политику тоталитарного государства.

Выходя на уровень трактовки сталинизма как определенной системы идеологических норм, психологических установок и поведенческих нормативов, исследователи охарактеризовали Сталина как «режиссера и постановщика» политического спектакля в Советском Союзе, в котором.

1 ^ самому «вождю» была отведена главная роль .

Отечественный педагог Б.М. Бим-Бад, используя «педагогико-антропологический подход в изучении личности», обратился к реконструкции жизненного стиля диктатора, отразившегося на стиле управления.

10 Буялок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть. Сравнительное жизнеописание. Т. I. Смоленск, 1998. Вождь. Хозяин. Диктатор: Сборник/Сост. A.M. Разумихин. М., 1990; Квинтэссенция: Философский альманах/Сост. В. И. Мудрагей, В. И. Усанов. М., 1990; История и сталинизм /Сост. Мерцалов А. Н. М., 1991.

12 Боткин Л. Сон разума. О социо-культурных масштабах личности Сталина /Осмыслить культ Сталина. М., 1989. С. 9−53- Гозман Л., Эткинд А. Культ власти. Структура тоталитарного сознания /Там же. С. 337−371- Седов Л. И жрец, и жнец. К вопросу о корнях культа вождя /Там же. С. 429−447.

13 Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина. Психоаналитическое исследование. М., 1996; Громов Е. С. Сталин: власть и искусство. М., 1998; Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2001. государством и организации советского общества14. Особого внимания заслуживают работы психолога Д. В. Колесова, который предпринял комплексный анализ природы тоталитарного государства с помощью философско-психологических методов15. Корни культа «вождя» в качестве институционального признака власти исследователь усматривает в формировании «партии нового типа», введении принципа однопартийной системы и развитии средств массовой коммуникации, что повлекло в свою очередь установление контроля над сознанием масс с помощью аппарата пропаганды и репрессивных органов. Автор обратился к вопросам структурных компонентов мифа Сталина, специфике имиджа и эмоциональной составляющей режима диктатуры.

Следующую группу работ настоящего обзора составляют исследования об общественных умонастроениях и поведенческих практиках социальных акторов как реакций на предлагаемый властью образ «вождя». В более широком контексте — это труды по изучению образов власти и имиджей политических лидеров в массовом сознании16. Обращение к данной проблематике в исторической науке стало результатом открытия российских и зарубежных архивов в 1990;е годы, а также стремительного развития культурной парадигмы исторического знания, интегрировавшей методы и подходы социальной, ментальной и политической истории.

Первые работы, связанные с проблемами формирования, управления и выражения коллективных представлений о верховной власти, в которых Сталину отводилось одно из центральных мест, были представлены Е. Ю. Зубковой, М. Р. Зезиной и О. В. Великановой. Е. Ю. Зубкова одна из первых подняла в своих исследованиях комплекс вопросов, связанных с.

14 Бим-Бад Б. М. Сталин: исследование жизненного стиля. М., 2002.

15 КолесовД.В. И. В. Сталин: загадки личности. М., 2000; Он же. И. В. Сталин: Право на власть. М&bdquo- 2000.

16 В последние годы вышла целая серия работ, затрагивающих сюжеты репрезентации и восприятия власти в различные исторические эпохи. Например: Лобачева Г. В. Самодержец и Россия: Образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX — начала XX веков). Саратов, 1999; Лукин П. В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000; Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции 1917 года. СПб., 2001; Уорпшан Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002; Eriksonas L. National Heroes and National ldentites. Scotland, Norway and Lithuania. Berlin, 2004. существованием общественного мнения в тоталитарных обществах. Анализируя материалы ЦК КПСС, автор обратилась к миру мнений советского общества после Великой Отечественной войны, в котором персона советского лидера выступала и как носитель надежд и ожиданий, и как объект для проекций общественных претензий и недовольства. Пропаганда и террор являлись, согласно Е. Ю. Зубковой, главными инструментами социального контроля и дисциплинирования настроений обществаони были призваны работать на повышение авторитета власти и создавать впечатление единства.

1Я власти с народом. С одной стороны, образ «вождя» предстает универсальным антикризисным инструментом в коммуникации «верхов» с «низами», с другой стороны, интеракции выявляют множественность восприятия Сталина среди различных социальных групп, проживающих в разнообразных регионах советского государства19.

Исследовательница М. Р. Зезина обратилась к загадке народной любви и высокой популярности Сталина среди населения20. Анализируя реакцию советского общества на смерть Сталина и хрущевский доклад о культе личности, историк прослеживает ломку коллективного сознания, в котором Сталин являлся стабилизирующим компонентом. М. Р. Зезина приходит к выводу, что государственная политика забвения советского лидера привела в коллективному чувству сиротства, ностальгии и даже тоски по Сталину, подчеркнув тем самым высокую степень укоренения образа «вождя» в системе ценностных координат советского общества.

Исследования историка О. В. Великановой посвящены проблеме формирования партийно-государственного имиджа «вождя» и его восприятия.

17 Зубкова Е. Ю. «Двуликий Янус»: общественное мнение в условиях диктатуры (1945;1953)/Россия в XX веке: проблемы изучения и преподавания. М., 1999. С. 127−129- Zubkova Е. Offentliche Meinung und Macht im Nachkriegsrussland 945−95 э/IFORUM Ш osteuropaische Ideenund Zeitgeschichte, 2 (1998). S. 238−239.

18 Зубкова Е. Ю. Мир мнений советского человека. 1945;1948 ттЛОтечественная история, 1998. № 4. С. 99 108- Она же. Общество, вышедшее из войны: русские и немцы в 1945 году//Отечественная история, 1995. № 3. С. 90−100- Она же. Общество и реформы 1945;1964. М., 1993; Она же. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945;1953. М., 1999.

19 Zubkova Е. Russia after the War: Hopes, Illusions, and Disappointments, 1945;1957, trans. Hugh Ragsdale, Armonk, NY, 1998.

20 Зезина М. Р. Шоковая терапия: от 1953;го к 1956 топуIIОтечественная история, 1995. № 2. С. 121−135- Она же. Из истории общественного сознания периода «оттепели"//Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1992. № 6. широкими слоями населения. Работая со сводками и доносами об общественных настроениях, а также фольклором, исследовательница заключила, что культ Ленина являлся следствием становления гражданской религии, в которой «вождь» выполнял функции пророка и учителя, указывающего путь к счастливому будущему, а также являлся символической персоной, на которую проецировались надежды, желания и страхи русского.

22 народа. Кроме того, О. Великанова описала механизм сбора общественных настроений органами государственной безопасности (ВЧК/Ol 11 У/НКВД) в Советской России, подчеркнув тоталитарную природу режима, в основе которой лежали принципы террора и идеологического давления. Отечественные работы по изучению социальных настроений наметили общие контуры анализа образа Сталина в общественном мнении при авторитарных режимах. Однако сама концепция общественного мнения в тоталитарных условиях не получила достаточной теоретической разработки с последующей эмпирической проверкой.

Таким образом, российские исследователи доказали различия в реальной и мифической персонах «вождя», которые зачастую не только не пересекались, но и противоречили друг другу. Преимущественную разработку получили вопросы конструирования образа и мифа «вождя» партийным и пропагандистским аппаратом, выявлены механизмы и стратегии тоталитарной власти, а также природа культа Сталина в отечественной политической культуре. Вместе с тем, аспекты влияния Сталина на формирование социалистического содружества, на становление обществ советского типа в странах народной демократии освещаются в небольшом списке работ23, а сюжеты социальной перцепции советского руководителя «братскими.

21 Великанова О. В. Образ Ленина в массовом сотатшН Отечественная история, 1994. № 2- Veiikanova О. The public perception of the cult of Lenin based on archival materials. Lewiston, 2001.

Veiikanova O. Op.cit. P. 48.

Сталинское десятилетие холодной войны: факты и гипотезы. М., 1999; Волков В. К. Германский вопрос глазами Сталина (1947;1952У Волков В. К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000. Wolkov W.K. Stalin wollte ein anderes Europa: Moskaus AuBenpolitik 1940 bis 1968 und die Folgen/eine Dokumentation von Wladimir K. Wolkow/ Harald Neubert (Hrsg.). Berlin, 2003. народами" социалистического лагеря остались до настоящего времени незатронутыми.

Западная историография проблемы образа Сталина более обширна. Исследования образа и культа советского «вождя» были начаты на Западе в 1970;е годы в работах Р. Такера, Й. Хейцера, Г. Кенена, Р. Марша24. Для анализа использовались пропагандистские брошюры, биографии «вождя», школьные учебники, а также художественная литература. Развитие социальной истории способствовало появлению монографии Р. Леманна25. Рассматривая образ Сталина в качестве социального феномена и результата общественных отношений, историк поставил вопросы о мотивах создателей мифа Сталина, о социальных слоях и группах, составивших потенциальную базу культа личности.

В западной историографии изучение общественного мнения в условиях диктатуры ведется с 1980;х годов преимущественно на материале Третьего Рейха. Историк Д. Банкир предложил понимать под общественным мнением комплекс публично высказываемых мнений и реакций социальных акторов, которые якобы и указывают на его существование26. Однако главным заблуждением исследователя являлось отождествление общественного мнения с широким спектром народных/популярных мнений. Если особенности института общественного мнения в авторитарных рамках заключались в контроле, управлении, дисциплинировании социума со стороны господствующего режима, то народное мнение являлось спонтанной реакцией, выражением социальных настроений по тем или иным проблемам «снизу». Общественное мнение в условиях диктатуры является, на наш взгляд, более.

24 ТакерР. Сталин у власти. 1928;1941. История и личность. М&bdquo- 1997; Tucker RC. Stalin as Revolutionary 18 791 929. A Study in History and Personality. London, 1974; Он же. The Rise of Stalin’s Personality Cult//American Historical Review, no. 2/1979; Heizer J.L. The Cult of Stalin, 1929;1939, University of Kentucky Ph.D., Lexington/Kentucky, 1977; Koenen G. Die groBen GesSnge. Lenin, Stalin, Maotsedun. FUhrerkulte und Heldenmythen des 20. Jh. Frankfurt a.M., 1991; Marsh R. Images of dictatorship: Portraits of Stalin in literature. London/NY, 1990.

25 Lohmann R. Der Stalinmythos. Studien zur Sozialgeschichte des Personenkultes in der Sowjetunion (1929;1935). MQnster, 1990.

26 Bankier D. Die Offentliche Meinung im Hitler-Staat: die «EndlOsung» und die Deutscheneine Berichtigung. Berlin, 1995. сложным государственно-социальным механизмом контроля и управления социальными настроениями с помощью аппаратов пропаганды и террора.

Фактор «вождя» в формировании общественного мнения был учтен немецким исследователем М. Вирлом27, положившим в основу работы теорию «спирали молчания» социолога Э. Ноэль-Нойман. Миф и культ «вождя» был исследован британскими историками — Я. Кершоу на примере Гитлера в чл.

Третьем Рейхе и С. Дэвис на примере Сталина в 1930;е годы в Советском Союзе. Итак, авторы сконцентрировались на выявлении национальных специфик образов вождей и условий их восприятия в авторитарных режимах, не затрагивая при этом сюжеты сравнений и взаимовлияний образов политических лидеров в общеевропейском контексте. В западной исторической науке исследователи, как правило, избегают обращения к теме общественного мнения в условиях диктатуры, считая его исключительным атрибутом гражданского демократического общества.

В настоящее время историки предпочитают проводить анализ локальных публичных сфер31, которые при авторитарных режимах служили.

27 Wirl М. Die Offentliche Meinung unter dem NS-Regime: eine Untersuchung zum sozialpsychologischen Konzept Cffentlicher Meinung auf der Grundlage der geheimen Lageberichte des SD iiber die Stimmung der BevOlkerung im zweiten Weltkrieg. Mainz, Univ., Diss., 1990.

28 Суть социально-психологической теории «спирали молчания» заключается в выражении индивидом официальных мнений вследствии страха изоляции из-за проявления нонконформистских по отношению к режиму действий. Результатом боязни становится стратегия молчания: «Основанием для молчания является боязнь оказаться в изоляции, и эта боязнь выступает как та движущая сила, которая запускает спираль молчания». Общественное мнение рассматривается как защитная социальная кожа, с помощью которой индивид может быть равноправным членом социума до тех пор, пока он выражает одобрение мнениям и нормам власти. См.: Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания, 1996.

19 Kershaw I. Der Hitler-Mythos: Volksmeinung und Propaganda im Dritten Reich. Stuttgart, 1980.

30 DaviesS. Popular Opinion in Stalin’s Russia: terror, propaganda and dissent, 1934;1941. Cambridge, 1997.

31 Термин «публичная сфера» (die Offentlichkeit/Public Sphere) получил теоретическую разработку и нашел широкое распространение в немецкой научной культуре. Впервые к анализу категории обратился немецкий социолог Ю. Хабермас в работе под названием «Структурная трансформация публичной сферы. Исследование категории буржуазного общества», опубликованной в 1962 г. В энциклопедии постмодернизма можно найти определение публичной сферы как «неформальной сети для обмена информацией и точками зрения», «как виртуального пространства, в котором выделяются и обсуждаются общественно значимые темы и формируется общественное мнение». Использование понятия в настоящей работе не укладывается в нормативную модель Хабермаса, так как общественного мнения в его варианте западного гражданского общества в Восточной Германии в исследуемый период не существовало. Тем не менее термин операционализируется для обоснования специфики «социалистического общественного мнения» в ГДР. См.: Постмодернизм. Энциклопедия. М., 2001. С. 638−640. Немецкая литература, затрагивающая проблематику исследования «публичных сфер» в исторических исследованиях, обширна. Например: Habermas J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der bdrgerlichen Gesellschaft. Frankfurt a.M., 1962; Requate J. Offentlichkeit und Medien als Gegenstande historischer Amlysd/Geschichte und Gesellschaft, 25 (1999). S. 5−32- Schildt A. Das Jahrhundert der Massenmedien. Ansichten zu einer kOnftigen Geschichte der OffentlichkeitHGeschichte und Gesellschaft, 27 (2001). S. 177−206- Fuehrer K.Ch., Hickethier K., Schildt A. Offentlichkeit — Medien — Geschichte. Konzepte der modernen Offentlichkeit und ZugSnge zu ihrer каналами трансляции партийной идеологии в массы и местами социализации акторов. Под публичными сферами в данном случае понимаются относительно независимые друг от друга и в то же время находящиеся в многообразных связях с властью и друг с другом коммуникативные пространства, в которых человек действовал, получал систему ориентаций и жизненных перспектив.

Сюжеты эволюции образа Сталина в общественном мнении в связи с докладом Хрущева на XX съезде КПСС нашли отражение в работах отечественного историка Ю.В. Аксютина33, в альманахе «Неизвестная Россия» под редакцией В.А. Козлова34, в немецких публикациях JI. Ансорг35, а также в сборниках, изданных Д. Байрау и И. Бок36, И. Кирхайзен37 и Я. Фойтциком38. Проблематика популярных мнений в Восточной Германии стала главным предметом изучения в англоязычных исследованиях М. Эллинсона, Г.

Притчэрда, К. Роса. Все авторы в той или иной мере обращаются к вопросу о том, насколько «обычным/нормальным» можно считать восточногерманское общество и его реакции на стремительные социальные, политические и культурные метаморфозы послевоенного времени. Исследования представляют двойной интерес, так как рассматривают динамику социальных настроений сквозь региональную призму, используя архивные материалы.

Erforschung///4rcAfv fiir Sozialgeschichte, 41 (2001). S. 1−38 и др.

32 Например: Kuhn К. Von der Gesellschaft zum Studium der Kultur der Sowjetunion fiir Deutsch-Sowjetische Freundschaft und zum Sam-YM\JIJahrbuch fiir historische Kommunismusforschung. Berlin: 2003. S. 131−139- Kucher K. Der Moskauer Kulturund Erholungspark. Formen von Offentlichkeit im Stalinismus der dreiBiger Jahre. In: Rittersporn G.T., Rolf M., Behrends J.C. (Hrsg.), Spharen von Offentlichkeit in Gesellscliaften sowjetischen Typs. Zwischen partei-staatliche Selbstinszenierung und kirchlichen Gegenwelten. Frankfurt a.M., 2003; Saldern A.v. Offentlichkeiten in Diktaturen. Zu den Herrschaftspraktiken im Deutschland des 20. Jahrhunderts. In: Heydemann G., Oberreuther H. (Hrsg.), Diktaturen in Deutschland — Vergleichsaspekte. Strukturen, Institutionen und Verhaltensweisen. Bonn: bpb, 2003. S. 442−475 и др.

33 Аксютин Ю. В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953;1964 гг. М., 2004.

34 Козлов В. А. Неизвестная Россия, XX век. (Альманах). Книга 1−4. М., 1992/1993.

35 Ansorg L. Kinder im Klassenkampf: die Geschichte der Pionierorganisation von 1948 bis Ende der filnfziger Jahre. Berlin, 1997. C. 145−152.

36 Das Tauwetter und die Folgen. Kultur und Politik in Osteuropa nach 1956/Hrsg. von Dietrich Beyrau, lvo Bock. Bremen, 1988.

37 Kircheisen I. (Hg.), Tauwetter ohne Frtlhling. Das Jahr 1956 im Spiegel blockinterner Wandlungen und internationaler Krisen. Berlin, 1995.

38 Entstalinisierungskrise in Ostmitteleuropa 1953;1956. Vom 17. Juni bis zum ungarischen Volksaufstandpolitische, militarische und nationale Dimensionen / Hrsg. von Jan Foitzik. Paderborn, 2001.

39 Allinson M. Politics and Popular Opinion in East Germany 1945;1968. Manchester, 2000; PriichardG. The Making of the GDR 1945;1953. From Antifascism to Stalinism. Manchester, 2000; Ross C. Constructing Socialism at the Grass-Roots. The Transformation of East Germany, 1945;65. London, 2000. провинций и федеральных земель и открывая перспективу изучения образа Сталина с точки зрения региональной специфики.

Непосредственно тематике образа Сталина в Восточной Германии посвящено небольшое количество публикаций. Израильский исследователь М. Азарьяху40 и немецкий историк К. Клотц41 предложили концепцию социалистического пантеона вождей и национальных героев восточногерманского государства, в котором Сталину с 1945 по 1961 годы была отведена одна из ключевых позиций. Образ Сталина явился для указанных авторов итогом советизации Восточной Германии, результатом символической политики и сознательного конструирования со стороны органов пропаганды. К. Клотц отмечает также важную роль традиций немецкого коммунистического и рабочего движения 1920;х годов в оформлении и пропаганде культа советского «вождя». Работа Азарьяху представляет особый интерес, будучи сфокусированной на проблеме конкурирования образа Сталина с символами национал-социалистической и прусской эпох. В итоге, по мнению авторов, культ Сталина стал неотъемлемым компонентом политической культуры, проявившемся в последующем почитании национальных героев и, прежде всего, попытках утверждения культа В. Ульбрихта. Используя сравнительный метод в анализе национал-социалистического и коммунистического феномена «вождя», К. Клотц сделала интересные выводы относительно механизма легитимации господствующего представления о харизматическом лидере. Если авторитет Гитлера базировался на его отождествлении с народными массами, то харизма в коммунистической традиции основывалась на принципе партийности. Другими словами, харизма Сталина не мыслилась вне партии и должна была работать на повышение авторитета партии.

Развитие новых тенденций в гуманитарном знании, связанных с так называемым лингвистическим и иконографическим поворотом,.

40 Azaryahu М. Von Wilhelmplatz zu ThSlmannpJatz: politische Symbole im Offentlichen Leben der DDR. Gerlingen, 1991.

41 Klotz K. Fllhrerfiguren und Vorbilder. Personenkult in der Ara Ulbricht. In: Parteiauftrag: Ein neues Deutschland. Bilder, Rituale und Symbole der frilhen DDR/Hrsg. von Dieter Vorsteher. Berlin, 1996. S. 322−336. способствовало повышенному вниманию историков к нарративным и визуальным структурам образа Сталина. В этом отношении особого внимания заслуживает статья немецкого историка Я. Плампера. Автор усматривает корни восточногерманского культа Сталина в общеевропейской традиции культа личности, усиленной представлениями о вожде в среде немецких коммунистов. Истоки феномена культа личности Плампер видит в правлении Наполеона III во Франции, кайзера Вильгельма II и Отто фон Бисмарка в Германской империи, Муссолини в Италии и Гитлера в Третьем Рейхе. Появление культов политических лидеров автор связывает со становлением общества потребления и развитием средств массовой коммуникации. Анализируя текстуальные и визуальные структуры образа вождя, Я. Плампер отмечает ключевую роль политической и творческой элиты в формировании культа Сталина в Восточной Германии. Использование отчетов об общественных настроениях позволило учесть специфику восприятия «вождя» различными группами населения.

Общая логика эволюции образа Сталина в Восточной Германии с 1945 по 1956 годы реконструируется в работах немецкого историка Я. Берендса. Исследования представляют двойной интерес, так как затрагивают сюжеты экспорта культа «вождя» из СССР в страны народной демократии, противоречивых процессов адаптации и амбивалентной перцепции персоны советского лидера в Польше и ГДР. Я. Берендс аналогично Я. Пламперу усматривает истоки традиции культа личности в европейской политической культуре. Однако для Берендса главный источник культа Сталина локализуется в Москве, являясь показателем зависимости стран-сателлитов от СССР.

Вопросы репрезентации образа Сталина посредством восточногерманских радио, телевидения и иллюстрированных журналов.

41 PlamperJ. «The Hitler Come and Go.», the Fiihrer stays: Stalin’s Cult in East Germany. In: Heller K., PlamperJ.

Hg¦), Personality Cults in Stalinism/Personenkulte im Stalinismus. GOttingen, 2004. S. 301−329.

43 Behrends J.C. Exporting the Leader. The Stalin Cult in Poland and East Germany. In: Apor В., Behrends J.C., Jones P., Rees E.A. (ed.). The Leader Cult in Communist Dictatorship: Stalin and the Eastern Bloc. Basingstoke, 2004. P. 161−178- Ders. Die erfundene Freundschaft. Propaganda fiir die Sowjetunion in Polen und der SBZ/DDR (19 441 957). KCln, Weimar, Wien, 2005. получили освещение в работах немецкого историка Й.-У. Фишера44. Анализируя официальный дискурс о советском лидере, исследователь выявляет каналы трансляции пропагандистского мифа адресатам с учетом возрастных, гендерных, профессиональных и социальных характеристик аудитории. Аспекты инсценировки и драматизации образа Сталина на основе российских источников получили разработку в исследованиях о кино45,.

46 47 48 t 49 печати, литературе, массовом советском празднике и фольклоре .

Чрезвычайный интерес представляют исследования, выполненные в русле новой культурной истории. В рамках данного направления следует отметить статью Г. Эгхигиана, предпринявшего анализ истории болезни психически больной женщины в Советской оккупационной зоне Германии50. Автор пришел к выводу, что эти источники отражают нормы публичной культуры и социального контекста, определявшихся крахом национал-социалистического мировоззрения, интенсивной популяризацией германо-советской дружбы и усилением конфликта холодной войны. Пример душевнобольной шизофренией, разговаривающей с призраком Сталина, демонстрирует, насколько глубоко общественные конфликты и символические персоны пропаганды могли проникать в структуру психики человека.

44 Fischer J.-U. Stalins Geburtstag im ostdeutschen Rundfunk (1945;1956)IIRundfunk und Geschichte, 21 (1995) 4, S. 247−253- Ders. Ulustrierte Trauer — staatliche Totenfeiern: Symbolische lnszenierung der Trauer in der DDR-Illustrierten//S<90Y: DDR-Bilder: Staat-Stadt-Heimat, 1/2004, S. 35−44.

45 Bulgakowa O. Herr der Bilder — Stalin und der Film, Stalin im Film. In: Agitation zum Gliick: sowjetische Kunst der Stalinzeit. Bremen, 1993. S. 65−96- Ders. Der Man mit der Pfeife oder das Leben ist ein Traum: Studien zum Stalinbild im Film. In: Fiihrerbilder: Hitler, Mussolini, Roosevelt, Stalin in Fotografie und Film / Hrsg. von Martin Loiperdinger, Rudolf Herz, Ulrich Pohlmann. Mtlnchen, 1995; HiilbuschN. Im Spiegelkabinett des Diktators: Stalin als Filmheld im sowjetischen Spielfilm (1937;1953). Alfeld, 2001.

46 Brooks J. Thank you, comrade Stalin! Soviet public culture from Revolution to Cold War. Princeton, 2000.

47 Добренко E. Метафора власти.

Литература

сталинской эпохи в историческом освещении. MUnchen, 1993; Он же. Между историей и прошлым: писатель Сталин и литературные истоки советского исторического дискурса /Соцреалистический канон. Сборник статей под общей редакцией X. Понтера и Е. Добренко. СПб, 2000. С. 639−672- Гюнтер X. Тоталитарное государство как синтез искусств /Там же. С. 7−15- Он же. Архетипы советской культуры /Там же. С. 743−784- Кларк К. Положительный герой как вербальная икона / Там же. С. 569−584- Юстус У. Возвращение в рай: соцреализм и фольклор /Там же. С. 70−86.

48 Рольф М. Советский массовый праздник в Воронеже и Центрально-Черноземной области России (19 271 932). Воронеж, 2000; Rolf М. The Leader’s Many Bodies: Leader Cults and Mass Festivals in Voronezh, Novosibirsk and Kemerovo in the 1930s, in: Heller K., PlamperJ. (Hg.), Op.cit. S. 197−206.

49 Борее Ю. Б. Сталиниада. M" 2003; Miller F. Folklore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolklore of the Stalin Era. New York, 1990.

50 Eghigian G. Der Kalte Krieg im Kopf. Ein Fall von Schizophrenic und die Geschichte des Selbst in der sowjetischen Besatzungszone//Hisiorische Anthropologic, 11 (2003) 1. S. 101−120.

Одновременно с этим доказывается сила воздействия пропагандистских мифов на реальную жизнь индивида и социальных групп.

Среди общих недостатков по исследованию культа Сталина в Восточной Германии можно выделить то обстоятельство, что при рассмотрении образа советского лидера исследователи концентрируются преимущественным образом на двух сюжетах — 70-летнем юбилее и траурных церемониях в связи со смертью «вождя». Это ведет к статичной картине восприятия и отсутствию видимой динамики становления, развития и разрушения образа. Обращение лишь к отдельным аспектам темы, сосредоточение внимания на уровне производства официального знания о Сталине, слабое привлечение российских источников в литературе делают необходимым проведение комплексного исследования образа Сталина в Восточной Германии.

Вспомогательную роль в освещении вопросов перцепции образа Сталина в обществах советского типа сыграли работы о феномене харизмы и харизматических личностях. Немецкий историк Р. Гриз предлагает рассматривать харизму «вождя» в качестве коммуникативной схемы, которая работает лишь в том случае, если социальные акторы готовы принимать и интегрировать идеологические послания «сверху» в свой мир представлений и ценностей51. Исследователи сходятся в том, что харизма является не божественной благодатью (М. Вебер), а результатом сознательной политики инсценировки через средства массовой информации, кодирующие партийно-государственные значения в нарративе и иконографии52. Харизматический лидер признается важным легитимирующим ресурсом власти, способным завоевывать доверие населения и мобилизовывать массы в интересах правящих элит. Кроме того, ряд западных историков (Е. Реес, Ф. Меллер, Я. Плампер) предпринял попытку теоретической концептуализации понятия.

51 Gries R. «Walter Ulbricht — das sind wir alle!» Inszenierungsstrategien einer charismatischen Kommunikation. In: MollerF. (Hg.). Op.cit. S. 193−218.

52 Hausermarm J. (Hrsg.), Inszeniertes Charisma. Medien und PersOnlichkeit. Tubingen, 2001; Nippel W. Virtuosen der Macht: Herrschafl und Charisma von Perikles bis Mao. Mtinchen, 2000; Gebhardt W. Charisma als Lebensform: zur Soziologie des alternativen Lebens. Berlin, 1994; Frevert U., Braungart W. (Hg), Sprache des Politischen. Medien und Medialitat in der Geschichte. GOttingen, 2004. Об инсценировке харизмы Гитлера см.: Soboth СИ. Hitler — Inszenierung eines Charismas. In: Htiusermann J. (Hrsg.), Inszeniertes Charisma. Medien und PersOnlichkeit. Tubingen, 200 l.S. 129−153. культа личности" и экстраполяции исследуемой категории на общеевропейский контекст53.

Подводя общий итог историографическому обзору, можно сделать следующие выводы: в западной литературе заявленная проблематика рассматривалась как составная часть общих проблем культа личности и процессов советизации. В отечественной историографии, несмотря на возрастающий интерес к специфике функционирования обществ советского типа, с одной стороны, и культурной истории сталинизма — с другой, тема образа «вождя» на периферии социалистического содружества не получила разработки, а вопросы умонастроений о советском лидере рассматривались главным образом на российском материале. В качестве основного пробела в современных исследованиях можно отметить недостаток внимания к ментальному уровню социальной перцепции, реакции акторов на предлагаемый «сверху» пропагандистский продукт. В целом, в отечественной и зарубежной историографии не существует работ, в которых бы проводился комплексный анализ образа Сталина как партийно-государственного и социокультурного феномена в Восточной Германии — регионе, предлагающего исследователю уникальный контекст для анализа индустрии производства дискурсивного знания о «вожде» и условий его восприятия.

Степень изученности проблемы позволяет сформулировать цель диссертационного исследования, которая заключается в изучении механизма производства и функционирования общественного мнения о Сталине в Восточной Германии.

Для реализации поставленной цели предполагается выполнение следующих исследовательских задач:

• проанализировать стратегии репрезентации образа Сталина со стороны власти и аппарата пропаганды, с одной стороны, и выявить процессы.

53 Rees Е.А. Leader Cults: Varieties, Preconditions and Function. In: Apor В., Behrends J.C., Jones P., Rees E.A. (ed.), The Leader Cult in Communist Dictatorship: Stalin and the Eastern Bloc. Basingstoke, 2004. P. 3−26- Plamper J. Modern Personality Cults. In: Heller K., Plamper J. (Hg.), Personality Cults in Stalinism/Personenkulte im Stalinismus. G6ttingen, 2004. P. 13−42- Moller F. Einfllhrung: Zur Theorie des charismatischen FOhrers im modernen Nationalstaat. In: Ders. (Hrsg.), Charismatische FUhrer der deutschen Nation. Miinchen, 2004. S. 1−18. восприятия, интерпретации и реакций социальных акторов на предлагаемый «сверху» пропагандистский имидж советского «вождя» -с другой;

• определить каналы экспорта культа Сталина из СССР в Восточную Германию, а также соотношение советского и германского компонентов в официальном дискурсе «вождя»;

• выявить структуру и содержание образа Сталина, базировавшегося на политических символах, мифологии и ритуалахобозначить коммуникативную схему трансляции комплекса идеологических значений в массы и возможности социальных акторов в построении образа «вождя»;

• определить символические ресурсы образа Сталина для политической системы и общества Восточной Германии;

• проанализировать влияние социальной структуры восточногерманского общества на мнения о «вожде»;

• исследовать силу воздействия образа Сталина на массовое сознание восточных немцев, а также выявить степень проникновения мифа «вождя» в повседневную социалистическую реальность;

• определить границы господствующего общественного мнения за счет дисциплинирующих техник исключения/включения;

• изучить влияние секретного доклада Хрущева о культе личности на ревизию образа Сталина в СЕПТ и восточногерманском обществе.

Поставленные цель и задачи обусловили выбор теоретико-методологической основы иссследования, определив необходимость привлечения главных положений и категорий культурной истории пропаганды54. Образ Сталина трактуется как один из центральных сюжетов партийно-государственной пропаганды Восточной Германии, в котором.

54 Daniel V., Siemann W. (Hrsg.), Propaganda. Meinungskampf, Verfiihrung und politische Sinnstiftung (1789−1989), Frankfurt a.M., 1994; Gries R. Propagandageschichte als Kulturgeschichte. Methodische Erwartungen und Erfahrungen//DeufscWW Archiv, 33 (2000)4. S. 558−570. социалистическая диктатура видела источник собственной легитимации и пыталась мобилизовать население к реализации целей режима СЕПГ. Пропаганда предстает главным инструментом власти в деле производства сети официальных значений и смыслов, задававших правила интеракций власти с обществом. Пропаганда фигуры Сталина исследуется в качестве одной из техник власти, преследовавшей цель формирования социального консенсуса за счет разработки идентификационных образцов, интеграционных символов и знаков социалистического порядка. Динамика образа Сталина в Восточной Германии представляла собой постоянный коммуникативный процесс между посланиями (властью) и их адресатами (обществом), характеризовавшегося цепочкой перцепции, переработки и реакции акторов на предлагаемую пропагандой конструкцию «вождя"55. Поэтому исследование образа Сталина осуществляется в диссертации на двух уровнях. Первый уровень — это сфера производства официального дискурса о «вожде», конструируемого в партийно-государственных институтах власти, разрабатываемого определенными авторами «канонических» текстов и транслируемого в массы через средства массовой информации. Второй уровень — это сфера общественного восприятия и многовариантных реакций на предлагаемый «сверху» образ Сталина.

Данными теоретическими подходами был задан круг используемых методов исследования. Наряду с традиционными методами исторического познания — проблемно-хронологического, описательного, компаративного, в работе над источниками применялись методы качественного анализа текста или дискурсивного анализа с целью воссоздания наиболее цельной картины исследуемой проблематики. Привлечение понятийного аппарата и методов новой политической истории56, истории поколений57 и истории эмоций58.

55 Gries R. Op.cit. S. 570.

56 Новая политическая история: Сб. науч. работ. СПб., 2004. (Источник. Историк. ИсторияВып. 4) — Frevert U. Neue Politikgeschichte. In: Kompass der Geschichtswissenschaft: Ein Handbuch/Hrsg. von J. Eibach und G. Lottes. Gottingen, 2002. S. 152−164- Mergel Th. Uberlegungen zu einer Kulturgeschichte der PolitikIIGeschichte und Gesellschaft, 28 (2002) 4. S. 574−606- Landwehr A. Diskurs-Macht-Wissen. Perspektiven einer Kulturgeschichte des Politischen///(/-c/jfv fur Kulturgeschichte, 85 (2003) 1. S. 71−117- Nicklas Th. Macht-Politik-Diskurs. M6glichkeiten und Grenzen einer Politischen Kulturgeschichte/A4rc/uvfur Kulturgeschichte, 86 (2004) 1. S. 1−25. способствовали более детальному анализу образа Сталина в мире мнений Восточной Германии.

Источниковая база диссертации представлена широким спектром архивных и опубликованных материалов. Особенность выбора источников объясняется спецификой функционирования властных отношений на пространстве социалистического лагеря, когда страны-сателлиты (в том числе ГДР) находились в зависимости от СССР. Не случайно историю ГДР практически невозможно представить без работы в российских архивах, хранящих существенную часть документов по послевоенному прошлому Восточной Германии. Это обусловило комплексное привлечение немецких и российских материалов.

Архивные источники включают неопубликованные документы из российских и германских центров документации, которые условно можно разделить на несколько групп. Прежде всего, стоит охарактеризовать акты партийных и государственных органов Восточной Германии, хранящиеся в Федеральном архиве ФРГ (SAPMO-Bundesarchiv). Они позволили реконструировать официальный образ Сталина и определить границы разрешенного (дозволенного) знания о советском лидере. Так, протоколы заседаний политбюро ЦК СЕПГ отражают процессы принятия решений относительно формирования, укрепления и ревизии образа Сталина в ГДР, выработку стратегий взаимоотношений как лично со Сталиным, так и с Советским Союзом в целом59. Анализ этих документов позволяет делать выводы о роли политической элиты Восточной Германии в определении официального знания о «лучшем друге немецкого народа». Особого внимания заслуживают приложения к протоколам заседаний политбюро, которые.

57 Generationalitat und Lebensgeschichte im 20. Jahrhundert/Hrsg. von JUrgen Reulecke. MQnchen, 2003; Schiile A., Ahbe Th., Gries R. (Hrsg.), Die DDR aus generationengeschichtlicher Perspektive. Eine Inventur. Leipzig, 2005.

58 Emotionalitat: zur Geschichte der Gefilhle/Hrsg. von Claudia Benthien. Kfiln, Weimar, Wien, 2000; Llidtke A. Emotionen und Politik — zur Politik der Emotionen//S0№ 7, 3/2001. S. 5−13- Freverl U. Angst vor Gefilhlen? Die GeschichtsmSchtigkeit von Emotionen im 20. Jahrhundert. In: Perspektiven der Gesellschaftsgeschichte/Hrsg. von Paul Nolte. Munchen, 2000. S. 95−111- Flam H. Soziologie der Emotionen: Eine Einfiihrung. Konstanz, 2002.

59 Stiftung Archiv der Parteien und Massenorganisationen der ehemaligen DDR im Bundesarchiv (SAPMO-BArch): Politburo des ZK der SED (Protokolle), 1949;1960: DY 30/IV 2/2/31, 37, 49, 57, 59, 60, 61, 62, 68, 73, 79 и др.- Politburo des ZK der SED (Protokolle), 1949;1960: DY 30 J IV 2/2/260, 262, 266,267,268, 269 и др. содержат более подробную информацию о пропагандистских мероприятиях. При работе с данными источниками следует учитывать, что, с одной стороны, политбюро ЦК СЕПГ являлось центральным элементом политической системы, обладавшим всей полнотой власти. С другой стороны, при анализе образа Сталина необходимо иметь в виду, что функционирование данного органа находилось под пристальным контролем СВАТ (впоследствииСоветской Контрольной Комиссии), а также непосредственно Кремля. Доказательством тому служит тот факт, что один экземпляр протокола всегда переправлялся в Москву через советскую администрацию в Германии.

Примеры социальных практик принятия и отторжения образа Сталина отражены в актах отдела партийных органов при ЦК СЕПГ, координировавшего работу парторганизаций в регионах60. Концентрация материалов об отношении к Сталину в виде отчетов о положительных и отрицательных настроениях в регионах наблюдалась в периоды дней рождения «вождя» и особенно в связи со смертью советского лидера, а также решениями XX съезда КПСС. Данная группа источников позволила сделать выводы о тоталитарной природе партийной диктатуры в Восточной Германии, стремившейся к подавлению свободы личности, исключению плюрализма мнений и мобилизовывавшей для борьбы с оппозиционными режиму настроениями репрессивные ресурсы органов юстиции и суда, структуры государственной безопасности и разведки.

Значительный интерес представляют акты министерства государственной безопасности (Штази), обращение к которым помогло определить границы толерантности режима СЕПГ в отношении народной интерпретации официального дискурса о Сталине61. Как выяснилось, отчеты сотрудников Штази об общественных настроениях по поводу смерти «вождя» и доклада Хрущева на XX съезде КПСС до настоящего времени не были.

60 ZK der SED, Parteiorgane: SAPMO-BArch, DY 30/IV/2/5/260, 264, 267, 268, 269, 273, 275, 282, 283, 284, 289, 1227, 1252 и др.

61 Die Bundesbeauftragte fllr die Unterlagen des Staatssicherheitsdienstes der ehemaligen Deutschen Demokratischen Republik (BStU), BV Gera AG1 9/55 В.П.- BVfS Leipzig — Leitung 815/01, 815/03- BV Karl-Marx Stadt AU 160/53- BV Suhl AU 9/53, 11/53, 12/53, 13/53, 19/53, 28/53, 39/53- MfS AS 216/56, 89/59- MfS — BdI./Dok. 2709, 2710, 50 823, 50 827 и др. введены в научный оборот. Материалы судебных процессов и протоколы допросов иллюстрируют операционализацию созданного пропагандой образа врага в целях исключения оппозиционных власти индивидов и целых социальных групп. Благодаря привлечению данных документов становится возможной реконструкция репрессивных механизмов контроля над миром мнений восточных немцев и методов поддержки официального дискурса о Сталине.

Стратегиям адаптации образа Сталина к различным социальным группам, с одной стороны, и вопросам государственной мобилизации общества посредством пропагандистских кампаний — с другой, посвящены источники массовых организаций. Материалы Общества германо-советской дружбы, Союза свободной немецкой молодежи, Объединения свободных немецких профсоюзов64, Демократического союза женщин Германии65, Культурного союза66 позволяют определить роль гражданских акторов в становлении культа Сталина в Восточной Германии. Однако при этом необходимо учитывать, что массовые организации являлись важным звеном политической системы ГДР на пути формирования «единого общественного мнения». Источники данной группы содержат богатый материал об общественных умонастроениях и иллюстрируют широкий диапазон коммуникативных практик вокруг образа советского лидера.

Российские архивные материалы фонда СВАТ (ГАРФ), содержащие политдонесения о настроениях населения, о чрезвычайных происшествиях, о пропагандистской работе с немецким населением, о курсировавших слухах, выдержки из перлюстрированных писем гражданского населения, позволили сделать выводы о социальной привлекательности и/или отторжении образа Сталина в Восточной Германии, о мероприятиях СВАГ в деле легитимации персоны «вождя», о контрольных механизмах, проводящих границы.

62 Gesellschaft fiir deutsch-sowjetische Freundschaft (GFDSF): SAPMO-BArch, DY 32/5699, 6153, 6163, 6167, 6172,6980, 7089, 10 036, 10 072, 10 080, 10 266, 10 271 и др.

63 Freie Deutsche Jugend (FDJ): SAPMO-BArch, DY 24/241, 1012, 1013,2408, 2409,2410, 2412, 3430.

64 Freier deutscher Gewerkschaftsbund (FDGB): SAPMO-BArch, DY 34/20 055, 20 094,22668,22 672.

65 Demokratischer Frauenbund Deutschlands (DFD): SAPMO-BArch, DY 31 /584, 881.

66 Kulturbund der DDR: SAPMO-BArch, DY 27/707, 854,916. официального общественного мнения. Анализ наиболее популярных мнений, курсировавших в общественных местах, позволяет сопоставить оценки различных социальных групп, а также рассмотреть восприятие образа Сталина сквозь призму структуры поколений в Восточной Германии. Кроме того, знакомство с методами работы СВАТ и последующими на нее реакциями населения указывают на существенные различия немецкой и российской политических культур.

Следующей группой неопубликованных источников являются документы ВОКС (Всесоюзное общество культурных связей с заграницей) (ГАРФ), которые до настоящего момента относительно редко использовались исследователями. Документы позволяют реконструировать централизованный и контролируемый со стороны ЦК ВКП (б) процесс экспорта культа Сталина в.

JTQ.

Восточную Германию. Прежде всего, речь идет о культурной экспансии в советскую зону посредством поставок плакатов и картин, текстов песен и музыки, бюстов и портретов, литературных произведений и выставок о «вожде». Инициатива на доставку материалов из Москвы исходила от восточногерманских массовых организаций. Дополнительные сюжеты целенаправленного экспорта образа «вождя» в страны народной демократии подтверждают документы Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС (РГАСПИ), позволившие выявить соотношение советских и восточногерманских компонентов в дискурсе о «лучшем друге немецкого народа"69. Сравнительный анализ российских и немецких материалов оказался чрезвычайно важен с точки зрения понимания механизма формирования дискурса «вождя», определения стратегий репрезентации и выявления повседневных практик интеграции образа Сталина в восточногерманское общество.

67 Например: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Ф. 7077 Управление Советской военной администрации провинции Бранденбург, О. 1, Д. 27, 35, 179, 180, 198, 199, 212, 234, 247- Ф. 7103 Управление Советской военной администрации провинции Мекленбург, О. 1, Д. 10, 21, 22, 25, 26, 46, 47, 56, 73- Ф. 7133 Управление Советской военной администрации земли Саксония-Ангальт, О. 1, Д. 60, 87, 228,252,274 и др.

68 ГАРФ, Ф. 5283 ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей), О. 16, Д. 133, 134, 136, 137, 138,139, 142, 143,144, 146, 147, 152, 154, 159, 165, 182, 187, 188,202- О. 21, Д. 170,208,224.

69 ЦК ВКП (б). Отдел пропаганды и агитации: РГАСПИ, ф. 17, о. 132, д. 23, 108, 140,250,310,361.

Спектр использованных в работе опубликованных источников весьма широк: наряду с литературой органов пропаганды сюда вошли социалистическая печать, мемуары и воспоминания сотрудников СВАТ, а также работников партийно-государственного аппарата режима СЕПТ, отчеты о поездках в Советский Союз представителей массовых организаций. В отдельную подгруппу следует выделить аудио-визуальные источники, которые дополняют текстуальные материалы.

Важную группу источников представляет пропагандистская литература. Данные материалы, предназначавшиеся для внутреннего пользования в партийных и массовых организациях, школах и учреждениях культуры с целью подготовки лекций, семинаров, докладов о «вожде», содержали типовые партийно-государственные нарративы о биографии, карьере, 7П характере, мировоззрении Сталина. К дням рождения советского лидера для референтов выпускались специальные брошюры-наставления с рекомендациями по содержательной и организационной пропаганде, то есть предписанными властью приемами репрезентации «лучшего друга немецкого народа"71. Центральное значение для анализа биографического конструирования образа имело обращение к «Краткой биографии И.В. Сталина», переведенной на немецкий язык и пережившей несколько изданий72. Одно из признанных каноническим в партийной культуре произведений отражает ключевые роли «вождя»: «революционера», «великого полководца», ^ «корифея всех наук», «Ленина наших дней». Важным мотивом легенды стало обоснование исторических корней германо-советской дружбы и.

70 J.W. Stalin. Baumeister des Sozialismus-Kommunismus. Verlag Junge Welt. Ohne ErscheinungsjahrStalin, der beste Freund des deutschen Volkes. Anleitung filr die Schulung der Aufklarungsgruppen in der 2. Haifte des Monats Dezember 1952/Hrsg. vom Bilro des PrSsidiums des Nationalrates der Nationalen Front des demokratischen Deutschland. 1952; Stalin, der groBe Feldherr und Organisator des Sieges iiber den Faschismus. Leseheft filr den Zirkel zum Studium der Biographie J.W. Stalins. Verlag Junge Welt. Ohne ErscheinungsjahrStalin und die Jugend. Leseheft filr den Zirkel zum Studium der Biographie J.W. Stalins/Hrsg. vom Zentralrat der Freien Deutschen Jugend, Abt. Propaganda. Verlag Junge Welt, 1953; Unter dem Banner Lenins und Stalins schreitet das Sowjetvolk zum Kommunismus. Lehrheft filr den Zirkel zum Studium der Biographie J.W. Stalins. Verlag Junge Welt, 1953 и др.

71 Josef Wissarionowitsch Stalin. Zu seinem 70. Geburtstag. Referentenmaterial. Hrsg. vom Demokratischen Frauenbund Deutschlands (DFD). Berlin, 1949; J.W. Stalin: Zur Vorbereitung des 71. Geburtstages des Genossen Stalin/Hrsg. von der Abteilung Propaganda der Landesleitung SED Sachsen-Anhalt. Halle, 1950.

Щ 72 J. Stalin. Kurze Lebensbeschreibung. Marx-Engels-Lenin Institut. Moskau. Berlin: Verlag Neuer Weg, 1945; Josef.

Wissarionowitsch Stalin. Kurze Lebensbeschreibung/Verfasser: G.F. Alexandrow, M.P. Galaktionov, W.S. Krushkow, M.B. Mitin, W.D. Motschalow, P.N. Pospelow. Berlin: Dietz Verlag, 1951,1953. миссионерской роли советского лидера в развитии двусторонних отношений73. Использование в анализе сборников стихов, песен и гимнов в честь Сталина позволило определить методы сакраментализации представлений о советском лидере74.

Материалы социалистической прессы явились важной группой источников, позволяющей проследить становление, расцвет и начало ревизии официального дискурса о Сталине в Восточной Германии. Именно печать как основное средство массовой информации в послевоенный период стала центральным каналом трансляции в массы официального знания о Сталине75. Чаще всего на страницах газет и журналов находили отражение задаваемые властью ритуальные практики почитания и инсценировки культа «лучшего друга немецкого народа», отчеты о праздничных мероприятиях и общественных реакциях. Фотои радиорепортажи из Сталинштадт, из домов по Сталиналлее отражают конструирование привлекательного для населения социалистического стиля жизни, предлагаемого адресату с образом «вождя». Важной частью инсценировки имиджа Сталина на страницах печатных изданий являлось программирование коллективных эмоций и чувств в отношении восприятия «вождя», преследовавшее целью продуцирование общественного доверия к режиму СЕПГ.

Таким образом, анализ средств массовой информации и, прежде всего, социалистической печати позволяет воссоздать медиальные стратегии власти в репрезентации образа Сталина, ориентированных на легитимацию политического режима, на активизацию и мобилизацию масс в целях диктатуры. Социалистические газеты и журналы, радио и телевидение передавали в массы эталон партийно-государственного мнения о «вожде», которое и должно было стать общественным.

73 AbuschA. Stalin und die Schicksalsfragen der deutschen Nation. Berlin: Aufbau Verlag, 1952.

74 Weinert E. Lieder urn Stalin. Nachdichtungen aus Dichtungen der V6lker der Sowjetunion. Potsdam, 1949; Du Welt im Licht. J.W. Stalin im Werk deutscher Schriftsteller. Berlin: Aufbau-Verlag, 1954; Begegnungen mit Stalin. Aussagen sowjetischer und deutscher Autoren. Berlin: Verlag Kultur und Fortschritt, 1953.

75 При анализе прессы была сделана репрезентативная выборка газет и журналов, в основу которой были положены признаки политической ангажированности, социальной направленности и тиража издания. В первую очередь к анализу привлекалась газета «Нойес Дойчланд» (Neues Deutschland) — печатный орган ЦК СЕПГ, которая зеркально отражала мнение власти и транслировала в массы официальный миф Сталина.

Мемуары и воспоминания сотрудников СВАТ, а также работников партийного и государственного аппарата Восточной Германии помогли осветить субъективную сторону процессов советизации и десталинизации, которую практически невозможно увидеть за официальным языком документов76. Ряд интересных наблюдений о культе Сталина отражают отчеты и воспоминания представителей официальных немецких делегаций, побывавших в Советском Союзе. В ряде использованных нами книг, которые были напечатаны по заказу Общества по изучению культуры СССР в 19 481 949 годах, вопросы почитания «отеческой» фигуры Сталина рассматриваются с точки зрения пережитого опыта эпохи национал-социализма и его сравнения с культом Гитлера. Ценность данного вида источника заключается в возможности взглянуть на советский культ Сталина с точки зрения мировосприятия восточных немцев и перспективы соотнесения «своего» (понятного) и «чужого» (того, что вызывает отторжение) в политической традиции двух обществ с учетом исторических условий и авторства источника.

Использование аудио-визуальных источников позволило в аутентичной форме соприкоснуться с продукцией советской и восточногерманской пропаганды послевоенного периода. Эмоционально насыщенные речи политиков, аудиорепортажи с первомайских демонстраций и социалистических строек, культура песни и государственной музыки дополняют нарративные источники, позволяя получить более полную картину партийно-государственных ритуалов и искусства инсценировки в ГДР78. Данный вид источников подчеркивает важность средств массовой коммуникации в формировании позитивного имиджа Сталина. Так, радио79,.

76 Тюльпанов С. И. В первые послевоенные годы на немецкой земле//Яовая и новейшая история, 1984. № 2, с. 121−136- № 4, с. 104−124- Semjonow W. S. Von Stalin bis Gorbatschow. Ein halbes Jahrhundert in diplomatischer Mission 1939;1991. Berlin, 1995; Tjulpanow S.I. Deutschland nach dem Kriege (1945;1949): Erinnerungen eines Offiziers der Sowjetarmee/Sergej Tjulpanow. Hrsg. von Stefan Doernberg, Berlin, 1987; Falin V. Politische Erinnerungen. Mtinchen, 1993; Gniffke E.W. Jahre mit Ulbricht. KOln, 1966; Kantorowicz A. Deutsches Tagebuch. Mlinchen, 1959, 1961 и др.

77 Claudius E. Notizen nebenbei. Berlin, 1948. Hermlin S. Russische EindrQcke. Berlin, 1948.

78 CD: Die Partei hat immer Recht. Eine Dokumentation in Liedern. Hrsg. vom Deutschen Rundfunkarchiv. 1998.

79 CDs: Stimmen des 20. Jahrhunderts: Stalinallee — Stalinstadt (1997) — Parteiauftrag: Ein neues Deutschland I — Die frOhe DDR in Tondokumenten 1949;1959 (1996) — Parteiauftrag: Ein neues Deutschland 11 — Die frUhe DDR in Tondokumenten 1949;1958 (1997). Eine Produktion des Deutschen Historischen Museums Berlin und des Deutschen Rundfunkarchivs Frankfurt/M. und Potsdam-Babelsberg. кино80 и телевидение81 служили для режима СЕПГ центральными каналами идеологической индоктринации населения ГДР. Более того, работа с аудиовизуальными документами позволяет проникнуть в «официальное настроение» восточногерманского общества конца 1940;х — начала 1950;х годов и выявить пропагандистские стратегии власти, рассчитанные на проникновение образа «вождя» в частное пространство индивида.

Особую ценность представляет обращение к визуальным источникам, а именно: картинам, фотографиям, плакатам и почтовым маркам, запечатлевшим иконографическую составляющую официального дискурса Сталина82. Данные материалы позволяют определить приемы визуализации мифологических ролей «вождя», найти ответы на вопросы об авторах легенды, о комплексе партийно-государственных значений, кодированных в различных изображениях. Особый интерес представляет папка фотоматериалов из личного фонда Сталина в Государственном архиве социально-политической истории Российской Федерации. Содержащиеся в ней фотографии содержат пометки сотрудников аппарата пропаганды, направленных на корректировку антропофизических данных Сталина83.

Открытие российских архивов в течение 1990;х годов предоставило в распоряжение историков комплекс ранее засекреченных материалов. Ряд документов, опубликованных в российских и немецких сборниках, позволил восполнить пробелы в вопросах советской оккупационной политики в.

10 Был предпринят анализ серии фильмов «Вохеншауэн» (Der Augenzeuge: Die DEFA-Wochenschau), представлявшими собой своеобразный практически еженедельный выпуск новостей с центральными событиями политической, экономической и культурной жизни в мире. Данные короткие пропагандистские хроники демонстрировались в кинотеатрах перед началом показа художественных лент. В первую очередь нас интересовали сюжеты связанные со Сталиным и с Советским Союзом. Например: Stalins Werk ist unsterblich (11/1953) — Dem grossen Stalin ewiges Gedenken (12/53)//Filmarchiv-Bundesarchiv in Berlin. Кроме этого, к исследованию привлекался фильм «Клятва» (СССР, 1946 г.) режиссера М. Чиаурели и «Roman einer jungen Ehe» (ГДР, 1952 г.) режиссера К. Мэтциг (Kurt Matzig).

81 Телевизионные источники играют в настоящем исследовании второстепенную роль, так как телевидение стартовало в ГДР точно в 73-й день рождения Сталина 21 декабря 1952 г., а потому еще не могло сыграть значительной роли в пропаганде образа советского руководителя. Тем не менее сферу наших интересов составил частичный анализ программы передач и просмотр теленовостей «Актуальная камера» (Die aktuelle Kamera) в Архиве радиовещания (Rundfunkarchiv) г. Потсдам-Бабельсберг (ФРГ).

82 Сбор визуальных источников по теме исследования проходил в Федеральном Архиве ФРГ (Bundesarchiv) г. •! Кобленц и г. Берлин, а также в Архиве (фото)иллюстраций Германского исторического музея г. Берлин.

Bildarchiv des Deutschen Historischen Museums).

83 Опись личного фонда Сталина И. В. 21.XII.1879−5.1II.1953: РГАСПИ, ф. 558, о. П.

Германии84, коммуникации восточногерманского руководства со Сталиным85, Ж о роли немецких коммунистов86 и Управлении пропаганды СВАТ87 в on становлении культа советского лидера, об общественных настроениях. Сборники документов помогли реконструировать противоречивый процесс десталинизации в Восточной Германии89.

Ценность отмеченных источников не ограничивается воссозданием фактологического контекста и общих условий эволюции образа Сталина в Восточной Германии. Гораздо важнее тот факт, что анализ механизма производства знания о «лучшем друге немецкого народа» с привлечением широкого круга материалов позволяет реконструировать логику советизации ГДР, противоречивый процесс коммуникации власти и общества, столкновение дискурсивных полей которых привело к становлению * многоликого образа «вождя».

Комплексное использование российских и немецких источников позволило выполнить поставленные задачи и достичь намеченной цели исследования.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем предпринята попытка комплексного анализа проблемы, практически не разработанной не только в отечественной, но и в зарубежной исторической науке. На конкретном эмпирическом материале пропаганды образа Сталина в Восточной Германии апробируется концепция общественного мнения в.

84 СССР и германский вопрос. 1941;1949: Документы из Архива внешней политики Российской Федерации: в.

3-х тт. — Т. II.: 9 мая 1945 г. — 3 октября 1946 г./Сост. Г. П. Кынин и Й. Лауфер. М., 2000 и Т. III.: 6 октября 1946 г. — 15 июня 1948 г./Сост. Г. П. Кынин и Й. Лауфер. М., 2003; «Мероприятия отличаются большой скромностью»: О подготовке к 70-летию И.В. Стаппна//Источник, 1996, № 5. С. 72−80.

85 За советами в Кремль. Запись беседы И. В. Сталина с руководителями СЕПГ. Март 1948 г J/Исторический архив, 2/2002. С. 3−27- «Нужно идти к социализму не прямо, а зигзагами». Запись беседы И. В. Сталина с руководителями СЕПГ. Декабрь 1948 г J/Исторический архив, 5/2002. С. 3−21- «Скостить половину суммы репараций. мы можем» Встречи Сталина с руководством СЕПГ//Источник, 3/2003. С. 100−128- Wilhelm Pieck: Aufzeichnungen zur Deutschlandpolitik: 1945;1953/Hrsg. von R. BadstUbner/W. Loth. Berlin, 1994.

86 «Nach Hitler kommen wir». Dokumente zur Programmatik der Moskauer KPD-Fiihrung 1944/45 fllr Nachkriegsdeutschland / Hrsg. von Peter Erler, Horst Laude, Manfred Wilke. Berlin, 1994.

87 СВАГ. Управление пропаганды (информации) и С. И. Тюльпанов. Сб. документов под ред. Б. Бонвеча, Г. Бордюгова, М. Неймарка. М., 1994. Немецкая версия: Sowjetische Politik in der SBZ, 1945;1949. Dokumente zur Tatigkeit der Propagandaverwaltung (Informationsverwaltung) der SMAD unter Sergej Tjulpanov/Bernd Bonwetsch, Gennadij Bordjugov, Norman M. Naimark (Hg.). Bonn, 1998.

88 Plato A.v., LehA. «Ein unglaublicher Frtihling»: Erfahrene Geschichte im Nachkriegsdeutschland 1945;1948. Bonn, 4 1997.

89 Доклад H.C. Хрущева о культе личности Сталина на XX съезде КПСС: Документы. М., 2002; SED und Stalinismus: Dokumente aus dem Jahre 1956 / Hrsg. von Josef Gabert und Lutz PrieB. Berlin, 1990. условиях авторитарных режимов. Предлагаемая коммуникативная схема анализа конструкции «вождя» в контексте социалистической диктатуры (ГДР) помогает пролить свет на механизм производства знания о Сталине «сверху», а также его восприятия, интерпретации, переработки социальными акторами, то есть «снизу».

В научный оборот вводится большое количество источников, ранее неизвестных не только в отечественной, но и в зарубежной историографии. Комплексное использование российских и германских источников позволяет скорректировать ряд существующих в зарубежной историографии выводов по вопросам производства, экспорта, адаптации и социальной перцепции образа Сталина в страны народной демократии, а также специфики коммуникации между ЦК ВКП (б) в Москве и прокоммунистически ориентированными режимами на периферии социалистического лагеря. Работа включает восточногерманский культ Сталина в общесоциалистический контекст и дополняет представление о процессах советизации в Восточной Германии. Использование современных концепций и методик в русле новой политической истории обеспечило свежий взгляд на казавшиеся ранее неправомерными вопросы об общественном мнении в условиях диктатуры, социальном измерении культа личности, специфике функционирования обществ советского типа. Данный комплекс проблем позволил рассмотреть образ Сталина в качестве итога коммуникативного процесса между государством и обществом, который протекает непрерывно в форме диалога, противостояния и/или конкуренции.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования результатов исследования для проведения лекционных и семинарских занятий в рамках курсов по всеобщей истории. Сюжеты экспорта и московского контроля над мифом Сталина в Восточной Германии будут небезынтересны для курсов по отечественной истории. Использованные методы интерпретации и анализа источников могут быть применены для спецкурсов по источниковедению, а современные методологические подходы могут вызвать интерес при составлении историографических обзоров. Использованные источники, подходы и методы исследования могут быть полезными при подготовке и проведении спецкурсов и спецсеминаров, при написании учебных и методических пособий.

Исследование дополняет современные дискуссии о сущности социалистических обществ и призывает к необходимости исследования культурной истории сталинизма90. Кроме того, отдельные положения и выводы диссертации могут быть использованы как историками-германистами, так и представителями смежных дисциплин в научно-исследовательской работе. Не являясь исчерпывающим анализом всех аспектов репрезентации и механизмов интерпретации образа «вождя» в обществах советского типа, настоящая работа может стимулировать дальнейшее изучение ментального уровня феномена культа личности в общеевропейском и, более того, в трансатлантическом контексте.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены на научных конференциях в г. Ярославле в 2001;2004 годах, на заседаниях методологического семинара преподавателей и аспирантов исторического факультета ЯГПУ им. К. Д. Ушинского в 2003 году. Концепция диссертации обсуждалась на коллоквиумах университета г. Карлсруэ (ФРГ) в 2002;2003 годах и в Институте европейской истории г. Майнц (ФРГ) в 2004 году. Результаты исследования были представлены в докладе на Летней школе по «лингвистическому повороту» в Берлине (ФРГ) в 2005 году.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

Заключение

.

Утверждение режима СЕПГ на территории Восточной Германии повлекло за собой попытку установления и легитимации социалистической диктатуры по советскому образцу. Пропаганда образа Сталина представляла собой социальный проект, главным результатом которого должно было стать создание общества консенсуса. Культ советского «вождя» со стороны правящей элиты являлся попыткой совместить интересы власти и общества. Одним из инструментов на пути к оформлению социального согласия стал механизм формирования общественного (господствующего) мнения, представленный двухуровневой структурой: сферой посланий и репрезентаций, а также сферой интерпретаций. Образ Сталина в пространстве общественного мнения Восточной Германии выступил в роли интегративного и идентификационного символа власти, призванного воспитать социалистическое сознание и мораль «нового человека». Одновременно образ советского лидера предстал как продукт коммуникации двух сфер общественного мнения, или результат интеракций между властью и обществом.

Сфера посланий и репрезентаций являлась уровнем конструирования идеального представления о социалистическом «вожде». Это пространство всевластия партии и государства, по поручению которых политическая и творческая элита, аппарат пропаганды и агитации формулировали официальное знание о Сталине. Для популяризации советского лидера в Восточной Германии была найдена формула «лучшего друга немецкого народа», которая базировалась на ряде ключевых ролей «классика марксизма-ленинизма», «Ленина наших дней», «гениального полководца», «искусного оратора». Риторика дружбы, благодарности и любви к советскому «вождю» преследовала цель создания образа харизматического лидера, который должен был активировать доверие граждан к режиму СЕПГ и легитимировать курс на строительство социализма. Главными формами репрезентации образа Сталина стали миф «вождя», ритуалы и символы власти, маркирующие семантическую структуру политического пространства Восточной Германии.

Харизматический потенциал образа «вождя» превратил Сталина в один из интегративных символов политической системы, через идентификацию населения с которым власть планировала достичь эффекта социального консенсуса. Не случайно имя Сталина использовалось партией и государством в качестве канала коммуникации с населением. С помощью кодированной в образе «вождя» официальной идеологии режим СЕПГ транслировал в массы социалистическую картину мира. Официальные нарративы о «лучшем друге немецкого народа» обосновывали глубокие исторические традиции германо-советской дружбы, освобождали от национал-социалистического прошлого, задавали комплекс ориентиров и моральных ценностей, служивших гарантами скорого перехода в «светлое будущее». В рамках дискурса о «вожде» процесс сталинизации социально-политической жизни в Восточной Германии обосновывался соображениями будущего благосостояния граждан и скорым решением общенациональных проблем.

Официальный образ Сталина аккумулировал мощный символический капитал, который был призван мобилизовать население Восточной Германии на реализацию целей режима СЕПГ. Политическая привлекательность «лучшего друга» заключалась в пропагандируемых перспективах создания единого государства и национального воссоединения, заключения мирного договора и формирования собственных вооруженных сил. Экономическая мотивация в пользу принятия образа советского лидера включала аргументы успешной реализации пятилетних экономических планов, достижения высокой продуктивности производства за счет внедрения сталинских методов социалистического соревнования, повышения жизненного уровня и потребительских стандартов. Социально-культурные коннотации образа Сталина передавали адресату обещание безопасности, прогресса, успеха и победы.

Центральными инстанциями трансляции знаний о Сталине стали массовые организации и учебные заведения, а также такие контролируемые государством и партией публичные сферы как кино, печать, радио и телевидение. Эффективность использования средств массовой коммуникации заключалась в возможности регулярного обращения к адресату и широкомасштабного охвата аудитории, с целью воздействия на оценки, мнения и поведение акторов. Для передачи знания о «вожде» была создана целая система партийного воспитания и обучения населения в рамках пропагандируемой идеологии. Иными словами, пространство общественного мнения представляло собой информационную среду социализации индивида в соответствии с канонами официального дискурса о Сталине.

Неотъемлемым идеологическим контекстом пропаганды советского лидера стала марксистко-ленинская теория классовой борьбы, а также теория противостояния капиталистической и социалистической систем. Сам миф «вождя» постоянно подчеркивал биполярное устройство мира, точно прописывая категории «друзей» и «врагов» новой Германии. Если мир под руководством Сталина представлялся оптимальным жизненным пространством для освобожденных от эксплуатации западных империалистов граждан, то мир капиталистов рассматривался в качестве потенциальной угрозы для «антифашистской, демократической, миролюбивой Германии». Образ Сталина способствовал идеализации территории Восточной Германии, приписывая ей исключительно положительные характеристики в борьбе за единство нации и государства при одновременном вытеснении отрицательных явлений — фашизма, эксплуатации, амбиций колониального господства — в Западную Германию. Для политической элиты образ Сталина являлся инструментом воспитания патриотических чувств среди населения.

В официальных нарративах миф Сталина призывал к строительству «социалистической родины» в ГДР, предлагая адресатам успешные стратегии жизни «нового человека». В то же время предпринималась попытка остановить бегство на Запад. Не случайно центральное место в пропаганде вождя" занял дискурс любви, подразумевавший воспитание верности к восточногерманскому государству и режиму СЕПГ. По другую сторону почитания Сталина пропагандировалось чувство ненависти к врагам. Образ советского лидера был призван способствовать положительной идентификации восточных немцев с территорией ГДР. Однако укрепляя самосознание восточных немцев, миф «вождя» способствовал дальнейшему расколу Германии, в чем, безусловно, было заинтересовано руководство Восточной Германии.

Кроме того, в контексте холодной войны пропаганда дружбы со Сталиным выполняла важную социально-психологическую функцию, задавая ценностную систему координат для ориентации восточных немцев. Дискурс «вождя» обещал победу социализма и переход к строительству коммунизма. Миф Сталина использовал эсхатологический мотив спасения немцев от национальной катастрофы и создания сакраментального жизненного пространства в Восточной Германии. Пропаганда борьбы за «светлое будущее» требовала от населения постоянной мобилизации и использования всех политических, экономических, социальных и культурных ресурсов ради победы социализма. В действительности пропаганда «лучшего друга немецкого народа» была нацелена на укрепление господства и создание социальной базы для режима СЕПГ. Работа аппарата пропаганды ориентировалась не столько на конструирование социалистической реальности, сколько на проникновение предлагаемой потребителю картины мира в сознание, мышление и поведение акторов.

Сфера интерпретаций в общественном мнении о Сталине указывает на уровень активности социальных акторов в процессе восприятия, интерпретации и реакции на предлагаемый «сверху» пропагандистский продукт. Успешная коммуникация власти с обществом предполагала принятие официального знания о «вожде». Для этого образ Сталина должен был учитывать комплекс ожиданий, потребностей и интересов групп общества, к которым он апеллировал. Пропаганда создавала для потребителя строго регламентированное знание, которое, однако же, открывало многовариантные стратегии адаптации к миропониманию многочисленных социальных групп. Население «перерабатывало» предлагаемый «сверху» продукт, исходя из собственных политических, экономических, социальных и культурных потребностей, наделяя его личным смыслом и индивидуальными значениями.

Вопрос о реальной силе воздействия пропагандистского мифа Сталина на общество Восточной Германии позволяет обратиться к принципу «экономизации действий акторов"1 (Р. Гриз и С. Сатюков), заключавшемся в практической поддержке населением режима СЕПГ в обмен на материально-символические ресурсы поощрения. Прежде всего, среди политической и творческой элиты, партийных функционеров и чиновников образ Сталина мог снискать наибольшую поддержку. Та часть общества, которая приняла решение строить настоящее и будущее в ГДР, использовала образ Сталина для выстраивания личных стратегий выигрыша и самореализации, получения материальных благ и привилегий. Практики рациональной интерпретации образа Сталина «снизу» позволяют по-новому взглянуть на устоявшееся в исследовательской литературе мнение об архетипичной структуре мифа «вождя», определявшей поведение общества посредством коллективного бессознательного.

В то же время образ Сталина использовался оппозиционными группами для выражения несогласия с политическим курсом режима СЕПГ. С самого начала предлагаемый восточногерманскому обществу пропагандистский продукт встречал сопротивление «снизу», вызывая к жизни оппозиционные практики протеста и отторжения «чужого вождя». Общество регулярно ставило под сомнение легитимность существования восточногерманского государства, ориентируясь в своем большинстве на «западный образец» государственного и общественного устройства. Негативные реакции на официальный образ Сталина стали следствием ряда факторов. Прежде всего,.

1 Satjukow, Silke/Gries, Rainer: Feindbilder des Sozialismus. Eine theoretische Einfilhrung. In: Ders. (Hg.): Unsere Feinde. Konstruktionen des Anderen im Sozialismus. Leipzig, 2004. S. 13−70. Hier S. 56. отрицательная перцепция «вождя» была обусловлена укорененным в политической традиции немцев образа врага в лице русских, получившем крайне радикальное воплощение в национал-социалистической пропаганде. В первые послевоенные годы «фактор русской угрозы» был закреплен волной мародерства и насилия со стороны советских солдат. Соцальная агрессия проецировалась на Сталина в связи с политическими ошибками КПГ, а впоследствие и СЕПГ, которые в народной молве именовали «русскими партиями». Однако главной причиной критики в адрес Сталина стали колективные разочарования вследствие нереализованных обещаний со стороны руководства ГДР. Пик общественного недовольства нашел отражение в событиях государственного траура в связи со смертью советского лидера, народным восстанием в июне 1953 года и в ходе дискуссий по вопросу о Сталине 1956 года.

Таким образом, общественное мнение в Восточной Германии представляло собой господствующее мнение режима СЕПГ, артикулируя которое акторы получали благоприятные условия для жизни и работы, учебы и досуга, а также обеспечивали гарантии безопасности существования. Взамен на политическую благонадежность и практическую поддержку власти государство предоставляло для населения шансы оптимизации жизненных стратегий. С помощью аппарата пропаганды и органов государственной безопасности устанавливались пределы толерантности режима СЕПГ или границы общественного мнения, нарушение которых грозило индивиду исключением из социалистического сообщества. Практики репрессивной изоляции негативных мнений были направлены на защиту официального знания о Сталине и являлись вынужденной мерой на пути к установлению пропагандируемого общества социального консенсуса. Одновременно механизм исключения проводил символические границы диктатуры, вне которых тотальный контроль со стороны партии и государства был невозможен. Образ «вождя» был инструментализирован властью с целью легитимации репрессивной политики исключения всех оппозиционных к режиму СЕПГ носителей «враждебных» мнений. Широкий диапазон оппозиционных действий со стороны акторов позволяет охарактеризовать общество Восточной Германии как общество с дефицитом доверия к центральным институтам власти.

Преимущества использования коммуникативной модели анализа образа Сталина заключаются в возможности реконструирования канала связи между микроуровнем отдельного человека и социальных групп с макроуровнем общегосударственных, национальных и партийных интересов. Поэтому в фокусе исследовательского внимания оказываются сюжеты и аспекты активности и мобильности социалистического общества, которые ранее оставались незатронутыми. Коммуникация сферы посланий со сферой интерпретаций указывает на тот факт, что население даже в жестко контролируемых условиях диктатуры обладало способностью интерпретации предлагаемого «сверху» продукта пропаганды. Исследование уровня перцепции доказывает, что общество не безоговорочно принимало образ Сталина, а «перерабатывало» его сквозь призму локальных потребностей, мотивов и желаний. Социальные акторы демонстрировали различные практики поддержки и принятия — с одной стороны, протеста и отклонения «вождя» — с другой. Поэтому историю образа Сталина в Восточной Германии можно назвать историей социально-политической коммуникации между властью и обществом, выражавшейся в процессе постоянного диалога и поиска взаимовыгодных интересов, который не всегда был бесконфликтным, а порой вел к открытому противостоянию «верхов» и «низов». Образ Сталина стал составной частью идентичности восточных немцев и элементом политической культуры Восточной Германии, ревизия которого в связи с докладом Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» способствовала развитию кризиса социалистической модели общества и государства в ГДР.